Служанка с Земли. Радужные грёзы

Глава 1. Укус чёрного аспида

/ Эльвира Лафицкая /

Дорога до Донтрия занимала уже пять недель пути, из которых первые три выдались крайне напряжёнными. Мы останавливались в придорожных тавернах лишь на короткие передышки для иррисов и для пополнения запасов пищи, а затем вновь трогались в путь. И я, и Ладислав ужасно вымотались, малыш после пережитого стресса впал в состояние апатии, а моё сердце обливалось кровью, когда я смотрела в потухшие глаза ребёнка. Я крепко прижимала Славика к себе и с болью отмечала, как он послушно молчит всю дорогу, будто понимает, что мы с каждым днём удаляемся всё дальше и дальше от того места, что раньше было ему домом.

Я же сама всякий раз нервно вздрагивала, когда кто-то подходил ко мне со спины, и просыпалась среди ночи в холодном поту с крикам: «Нет! Не отдам! Это мой сын!» В моих ночных кошмарах архангелы Норгеша настигали нас и забирали Ладислава себе. Долгие и выматывающие три недели донтрийцы гнали скакунов, чувствуя погоню норгешских магов, и лишь через некоторое время после пересечения границы между государствами напряжение в нашем отряде стало постепенно спадать. Я выдохнула.

После вспышки гнева на опушке леса князь Валерн никак не показывал, что относится ко мне негативно. Да и о том, что я стала свидетельницей их драки, догадывался лишь Винсент, но он ни разу не возвращался в наших разговорах к той драке. Если бы я не знала, что князь Валерн хладнокровно заманил ирриса младшего брата в капкан, рассчитывая на то, что Вольный Ветер от болевого шока не даст мне подойти к себе и зашибёт копытом, я бы вполне могла подумать, что князь относится ко мне нейтрально.

Мне было действительно непонятно, почему Валерн так сходу меня невзлюбил. Конечно, я догадывалась, что лорд Тандэр наверняка придумал обо мне ни одну грязную сплетню, а ещё масла в огонь подлило то, что я сама вызвалась зашить его младшего брата, но, тем не менее, я не понимала, почему он так сильно хотел от меня избавиться. Старший князь всю дорогу оставался сосредоточенным и молчаливым, на меня с Ладиславом демонстративно не обращая внимания.

Что касается остальных донтрийцев, то они в принципе казались мне сверхлюдьми: мало спали, сохраняли бесстрастное выражение лица, переговаривались только по делу, двигались практически бесшумно и умудрялись выглядеть безупречно даже в полевых условиях. Ещё ни одного из воинов я не видела сгорбленным, уставшим или жалующимся на жизнь, притом, что в отличие от меня, донтрийцы постоянно держали при себе колчаны со стрелами и несколько клинков, а по ночам выставляли дозорных.

Пока я по десять часов в день тряслась в седле на спине ирриса позади Винсента, у меня было много времени, чтобы всё тщательно обдумать. Я понимала, что для налаживания отношений с людьми в новой стране мне в первую очередь понадобится знание языка, а потому попросила младшего князя мне помочь. Пару раз Винсент отшучивался, что из него плохой учитель, но потом всё-таки согласился преподавать мне родной язык. На всех коротких остановках, а также утром после побудки и вечером перед сном он показывал пальцем на различные предметы и говорил их названия, а я послушно повторяла. Возможно, сказались мои знания английского и французского, возможно, свою роль сыграло то, что наши занятия больше походили на то, как осваивает речь ребёнок, но уже через три недели я стала понимать многое из речи воинов.

За время поездки у Славика вылезло четыре зуба, и я стала приучать его к еде с чайной ложки. Конечно, рановато, но на Земле некоторые дети в этом возрасте уже едят с ложки, и я решила, почему бы и не попробовать? Кондитерский шприц я также смогла выпросить у повара в первую же остановку в обмен на то, что показала, как можно промолоть овсяную кашу дважды через кофемолку, чтобы она усваивалась грудничком. Как выяснилось, у молодого повара «Усталого путника» только-только родилась недоношенная дочь, и она очень плохо брала грудь, а как следствие, всё время заливалась ночью плачем, и жена не знала, что делать. Признательность повара не знала границ, и он щедро дал мне и кондитерский шприц, и целый мешок мелко промолотой овсяной каши.

Для суровых донтрийских воинов, как я поняла, стало откровенным шоком, когда они осознали, что я не являюсь кормилицей Ладислава. Конечно, вопросов вроде: «А как же ты тогда подошла к Вольному Ветру?» – не последовало, но судя по высоко поднятым бровям и быстрому обмену взглядами, который они себе впервые позволили при мне, это свидетельствовало об их неподдельном удивлении. Я мало-помалу начала привыкать к их надменно-холодным, ничего не выражающим лицам и ловить мельчайшие изменения мимики. Мне даже стало казаться, что с того вечера, когда воины увидели, что я кормлю Славика из шприца или с ложки, адресованные мне взгляды перестали быть настолько хмурыми. Они любезно помогали мне спешиться, вежливо придерживали поводья ирриса, если требовалось, и даже уступали лучшие комнаты в подворьях, разумеется, после принцессы. Но, тем не менее, я несколько раз обращала внимание на напряжённость их поз, которая удивительным образом сочеталась с подчёркнутой вежливостью. Такое отношение мне казалось странным, но его причину я понять не могла практически до самого конца нашей поездки.

В пути изредка я ловила на себе косые взгляды принцессы Лиланинэль, но всякий раз она делала вид, что смотрит вообще не на меня, а на дорогу или на Винсента. Она являлась ещё совсем юной барышней по меркам донтрийцев, и ей сложнее всего было скрывать свои эмоции и не выказывать откровенного любопытства к моей персоне.

На одном из привалов я отошла с малышом к лесному озеру, чтобы освежиться. Мы почти весь день передвигались на скакунах, в результате чего у меня страшно гудели ноги и поясница, а постоялые дворы после пересечения границы Норгеша и Донтрия встречались реже и реже. Я опустила Ладислава на траву, и мальчик заинтересовался яркой бабочкой, севшей на изумительный оранжевый цветок. Я же закатала узкие тёмно-зелёные штаны, которыми со мной щедро поделился Винсент, и встала на песчаное дно водоёма. Страшно хотелось искупаться в озере, промыть волосы от дорожной пыли и вообще привести себя в порядок, ведь последнее пребывание на постоялом дворе я проспала без задних ног, так и не успев помыться, но вода в озере, к моему огорчению, оказалась чересчур холодной.

Ледяная вода взбодрила меня и даже на какое-то время вытеснила из головы невесёлые размышления о будущем. Я резво выпрыгнула обратно на берег, подняла взгляд, ища темноволосую макушку, и наткнулась взглядом на Лиланинэль Лунный Свет, играющую с малышом сорванной травинкой. Девушка удобно расположилась на траве в элегантном походном платье с прорезями на боках поверх обтягивающих штанов, и с удовольствием развлекала Ладислава, щекоча его в разных местах, но как только она посмотрела на меня, взгляд её тут же потяжелел.

– И зачем он тебе? – бросила она отрывисто без каких-либо прелюдий, исподлобья глядя на меня.

В первую секунду я удивилась, что она так хорошо знает норгешский, а потом вспомнила, что принцесса большую часть времени проводила с Леандром наедине без переводчика. Видимо, заранее выучила язык своего будущего супруга.

«Неужели она ревнует своего дядю ко мне?» – промелькнула у меня мысль. Ведь за всё время путешествия я сидела с Винсентом на Вольном Ветре, а на постоялых дворах он всегда селился в номерах, соседствующих с моим.

– Между мной и Винсентом ничего нет… – поспешила я успокоить Лиланинэль, пока она не навыдумывала себе всякого.

Принцесса одним повелительным взмахом руки прервала меня.

– Малыш. Зачем ты его украла? – произнесла она, а в голосе явственно проступили нотки негодования. – Воины никогда не спросят о таком, они слишком хорошо воспитаны и во всём подчиняются старшим по званию. Дядя Винсент сказал, что так надо, и решение взять тебя и Ладислава с собой принадлежит ему, но я ему не верю. Все заметили его разбитую губу и синяк на скуле, да и на сбитые костяшки пальцев отца сложно было не обратить внимания. Там, в лесу, когда князь Валерн догнал наш отряд, между ним и дядей завязалась драка. Я даже представить себе не могу, что должно было произойти, чтобы они подрались, да ещё и на кулаках, но уверена, что эта драка была из-за тебя и твоего поступка! – Она ткнула в меня указательным пальцем.

Шестнадцатилетняя Лиланинэль выглядела воинственно и сосредоточенно, когда произносила эту речь. Несмотря на хрупкость фигурки и кукольную внешность, по крепко сжатым кулачкам было ясно, что донтрийка испытывает очень сильные эмоции. «Скорее всего, она даже нарушила запрет отца не подходить ко мне, так как впервые решилась заговорить за всю поездку», – подумала я.

– Ты переживаешь, что из-за меня и Ладислава Донтрий рассорится с Норгешем, и твоя свадьба с Леандром Кьянто теперь не состоится? – Мне необходимо было понять, отчего принцесса испытывает настолько сильные негативные эмоции.

Сейчас вспомнилась характеристика Леандра в адрес Лиланинэль – «холодная рыба», и я усмехнулась. О, это совершенно не так! Просто Леандр в силу своей неопытности не понял, что принцессу, как и всех донтрийцев, с самого рождения учат прятать чувства. В отличие от норгешцев в их культуре принято не выказывать своего истинного отношения к вещам, выглядеть максимально невозмутимо и хладнокровно. Но даже за то недолгое время, что я пробыла с этими людьми, я научилась угадывать их эмоции под масками безразличия по мельчайшим сокращениям мимической мускулатуры и наклону головы. Сейчас же Лиланинэль испытывала настолько яркое возмущение, что скрывать его ей не удавалось. Кровь отхлынула от её лица, сделав его ещё белее.

– Моя свадьба в этой ситуации волнует меня меньше всего, – произнесла она ледяным тоном, надменно задрав подбородок. – Повторюсь, ты похитила чужого ребёнка. Не знаю, как у вас в Норгеше это карается, а может, и вовсе считается нормальным, но у нас похищение ребёнка – серьёзнейшее из преступлений. Хотя мы и живём в разы дольше, чем норгешцы, дети у донтрийцев появляются реже. Донтрийка может родить одного или максимум двух детей за всю свою жизнь. Это у вас можно оставить ребёнка на произвол судьбы или наплевать на его здоровье, у нас же дети – одна из величайших ценностей! И мне просто омерзительно находиться рядом с женщиной, которая отобрала у кого-то самое дорогое, что тот имел. – И она презрительно скривила уголки губ, смерив меня уничижительным взглядом.

Впервые за всю нашу поездку я вдруг поняла, насколько сильно отличается менталитет и мировоззрением норгешцев от донтрийцев. Первые, не вдаваясь в детали, хотели казнить Славика из-за его биологических родителей, и я с трудом смогла вырвать малыша из цепких лап архангелов, для вторых же жизнь Ладислава – сама по себе ценность, а я – мерзкая женщина, совершившая непростительное преступление. Невольный вздох не то облегчения, не то радости вырвался у меня из груди. Лиланинэль удивлённо приподняла бровь, увидев, что на её оскорбления я лишь искренне улыбнулась. Я поспешила объясниться:

– Лиланинэль, всё совершенно не так, как ты подумала. Я спасаю Ладислава, честное слово! По законам Норгеша его должны были казнить как сына от смешанного брака.

– Казнить? Ребёнка?! – Как бы девушка ни старалась держать себя в руках, это удавалось ей плохо.

Её голубые глаза существенно увеличились, а лицо приобрело потрясённое выражение. Эти два слова просто не сочетались в голове девушки, чему я по-настоящему порадовалась. По крайне мере, в Донтрии никто не будет пытаться убить Ладислава из-за его не совсем чистой родословной.

– Ты мне врёшь! – Принцесса не хотела мне верить, и я прекрасно её понимала.

На Земле никому бы и в голову не пришла такая дикость. Хотя… это касается продвинутых европейских стран. Кто знает, какие законы царят в отсталых? Я где-то читала, что в языческих племенах было принято заживо хоронить младенцев при строительстве нового дома с целью задобрить духов.

– Не вру, – покачала я головой. – Если не верите, спросите Винсента, он всё подтвердит. Он сам помог нам выбраться из особняка Кьянто, когда там завязалась магическая дуэль с архангелами Его Величества. Да и князь Валерн там тоже был и сражался.

Я специально построила фразу так, чтобы показалось, будто свои боевые ранения князья получили именно в магической дуэли. Мне не хотелось, чтобы всплыла история о драке между братьями. На текущий момент это была лишь неподтверждённая догадка принцессы. Лиланинэль продолжала смотреть на меня недоверчиво, но быстро опомнилась, что истинная донтрийка не должна выказывать своих эмоций, и глубокие морщины на её лбу моментально разгладились.

– Как выяснилось, Адель, бывшая супруга лорда Кьянто, изменила мужу с каким-то горожанином, не обладающим магией, в результате чего Ладислав оказался смеской, – произнесла я, внутренне подивившись, насколько же быстро шестнадцатилетняя донтрийка может полностью расслабить мышцы лица. Пройдёт несколько лет, и прочитать её эмоции станет просто невозможно. – В Норгеше власть держится на магических родах, а потому соблюдение их чистоты – вещь первостепенной важности. Детей от смешанных связей, как и простолюдинов, нарушивших закон, ждёт казнь.

– Поня-я-ятно, – протянула принцесса, и теперь я уже не могла предположить, что она обо всём этом думает.

К этому моменту вся спесь с принцессы слетела, хотя какая-то доля подозрительности осталась.

– Но лорд Кристиан Кьянто наверняка привязался к Ладиславу, которого он всё это время считал своим собственным сыном. Неужели он вот так просто отпустил тебя с ним? – задала она следующий вопрос.

Перед моими глазами живо встала сцена, как с крупными каплями пота на лбу и вздувшимися венами на руках Кристиан из последних сил удерживает архангелов, чтобы я и Ладислав могли выпрыгнуть через окно. Эту сцену в голове тут же сменила другая: где мы сидим на иррисе Винсента, а вдалеке обрушивается горящая крыша особняка Кьянто. Сердце защемило грустью. Мог ли хромой калека спастись? Вряд ли… Этот побег можно было бы охарактеризовать многими словами, но уж точно нельзя было сказать, что он дался всем его участникам «вот так просто». Я мотнула головой, отгоняя печальные мысли о Кристиане, и произнесла:

– Да, он отпустил меня с Ладиславом, а кроме того, задержал архангелов, которые пришли за ребёнком, чтобы дать время мне и Винсенту увести Ладислава как можно дальше.

Лиланинэль задумчиво кивнула своим мыслям. Кажется, мои последние слова успокоили принцессу, потому что впервые за весь разговор её напряжённые плечи расслабились.

Пока она не озвучила очередной вопрос, я перехватила инициативу:

– Принцесса, неужели вам всего шестнадцать лет?

Не то, чтобы меня действительно это интересовало, но уж больно скептически настроена была девушка для своих шестнадцати. Обычно юные барышни весьма впечатлительны и верят практически на слово другим людям.

– Вообще-то, такие вопросы невежливо задавать девушкам, тем более лицам королевской крови. Это считается оскорблением. – Вновь тень высокомерия на миг пробежала по красивому лицу. – Но раз уж ты из Норгеша, то на первый раз я прощаю. Мне сорок восемь, – торжественно произнесла принцесса, отчего я чуть было не поскользнулась на пологом песке и не упала плашмя в воду.

– С-сколько? – Эта информация меня поразила до глубины души и прежде, чем я подумала, у меня вырвалось. – Вы соврали Леандру?!

Лиланинэль окинула меня возмущённым взглядом. Похоже, рядом со мной ей всё-таки было тяжело держать себя в руках.

– Так наши три года идут за ваш один, а совершеннолетие в Донтрии наступает в пятьдесят лет. Через два года мне исполнится пятьдесят и я смогу выйти замуж. И, предвосхищая твой следующий вопрос: мы живём в среднем двести-триста лет. Всё-таки магия донтрийцев близка к природе, а потому продляет нашу жизнь.

Последняя фраза была сказана с таким пафосом, что стало ясно, как сильно Лиланиэль гордится своим происхождением. Ну да, для таких, как она, норгешцы со своей обычной продолжительностью жизни действительно являются людьми второго сорта. Я уже молчу о людях, не обладающих магией. Просто удивительно, что она согласилась выйти замуж за Леандра.

Последний вопрос я не могла ни озвучить вслух:

– Но как же вы тогда собираетесь выйти замуж за старшего сына лорда Кристиана?

Не знаю, почему судьба Леандра меня всё ещё волновала, но отчего-то я чувствовала себя обязанной убедиться в том, что у юноши всё сложится хорошо.

– Есть специальный брачный ритуал с обменом крови. Если я соглашусь стать его женой, то благодаря ритуалу он сможет жить гораздо дольше.

При этих словах принцесса едва нахмурила свой аккуратный носик, и я поняла, что ей крайне не хочется проводить такой ритуал. Возможно, это как-то скажется на ней самой?

– Но он же вам нравится? – спросила я тихо, чувствуя себя разведчиком, вставшим на тонкий лёд.

То ли Лиланинэль до сих пор ни с кем не делилась своими переживаниями, то ли хотела кому-то выговориться, но она ответила на мой вопрос.

– Нравится, и даже очень. Вот только ритуал отнимет мои магические силы, – вздохнула она печально.

Я не знала, как прокомментировать её ответ. У меня никогда не было дара, и я понятия не имела, что это такое, когда надо пожертвовать его частью. Самым уместным было в этой ситуации – промолчать. Так я и поступила. Откинула тугую косу за спину, присела на корточки, взяла пригоршню воды в ладони, сложенные лодочкой, и плеснула себе в лицо. Холодная вода обожгла кожу, и я стала громко отфыркиваться.

За спиной раздался задорный смех. Я удивлённо обернулась, не поверив, что принцесса смеётся надо мной, но увидела Винсента. Пока я умывалась, Лиланинэль, убедившись, что малыша я не похищала, удалилась, зато младший князь решил найти меня и Ладислава.

Винсент Торн из рода Лунный Свет, младший правящий князь Донтрия собственной персоной стоял неподалёку от меня в тёмно-оливковых штанах, подчёркивающих его длинные стройные ноги, и небрежно надетой рубахе с расстёгнутой верхней пуговицей. Рубашка оголяла его мускулистую шею и треугольник кожи на поджарой груди, от которой сложно было отвести глаза. Солнечные лучи играли в его длинных распущенных до поясницы волосах, придавая им оттенок расплавленного золота. Все виденные мною донтрийцы отличались невероятным атлетическим телосложением, но Винсент был настоящим красавцем и прекрасно это знал. Я готова была поспорить, что этот несносный донтриец специально остановился именно там, где солнечный свет пробивался сквозь густую крону деревьев, а ещё и на то, что он привык, что девушки штабелями укладываются к его ногам.

– Как ты забавно умываешься. У нас в Донтрии считается неприличным, если девушка издаёт настолько громкие звуки, – всё ещё смеясь, прокомментировал он.

«Пф-ф-ф, и почему я не удивлена?»

– Да ты воду трогал?! – возмутилась я. – Она же ледяная! Как тут ещё можно умыться? Эх, а так голову хочется вымыть и самой окунуться, да и Славика искупать не мешало бы. Но я боюсь простудиться, чего уж тут говорить о ребёнке. Что касается ваших обычаев, то, как я поняла, у вас громко смеяться тоже неприлично, – с намёком произнесла я.

Винсент пропустил мой намёк мимо ушей, зато любезно предложил:

– О, так я могу согреть. – Он подошёл к берегу озера, небрежно закатал рукава рубашки, обнажая жилистые руки, и опустил кисти в воду.

А дальше несколько минут я зачарованно смотрела на то, как еле заметные светящиеся полупрозрачные круги стали расходиться по водной глади от его ладоней. И хотя я уже далеко не в первый раз видела магию в этом мире, всё равно в восхищении задержала дыхание. Что-то внутри меня буквально вопило: «Это сколько же энергии надо было бы потратить на Земле, чтобы вот так быстро нагреть воду в целом озере!». В душе даже стало немного обидно, что я поменялась телами с обычной служанкой, а не с кем-то, наделённым даром.

На лбу Винсента выступила лёгкая испарина, которую он небрежно стёр рукавом рубашки.

– Ну вот, около берега вода теперь тёплая и можно мыться. Но дальше чем по пояс лучше не заходи, так далеко моя магия не простирается, – сказала он, поворачиваясь ко мне и окидывая взглядом с головы до ног.

Я потрогала воду, которая стала как настоящее парное молоко:

– Ого! Невероятно, я даже и не надеялась на такое!

Винсент кивнул головой, принимая мою искреннюю похвалу, и широко улыбнулся:

– А награда для меня будет? – И подмигнул.

Вот ведь прохвост! Несмотря на то, что ещё в особняке Кьянто я честно сказала ему, чтобы он ни на что не рассчитывал, он до сих пор не упускал и случая пофлиртовать со мной или бросить какую-нибудь двусмысленную фразу. Я демонстративно фыркнула, показывая, что награды от меня он не дождётся, а потом вспомнила то, что недавно меня интересовало:

– Винсент, а сколько тебе лет?

Не теряя время даром, я раздела Ладислава и посадила малыша на песчаное дно, чтобы вода доходила ему до бедра. Ребёнок с удивлением потрогал тёплую воду, а затем стал радостно хлопать ладошками по ней, пуская брызги. Впервые за прошедшие недели я увидела, как Слава улыбается, и у меня отлегло от сердца. До сих пор, несмотря на то, что я спасала малыша от правосудия архангелов, меня мучила совесть, ведь в каком-то смысле Лиланинэль была права: я просто похитила чужого ребёнка.

– О, я в самом расцвете сил, мне всего девяносто два, – ослепительно улыбнулся блондин, не подозревая о моих мыслях, – и опытом облаю таким, что даже девственнице понравится, – и вновь подмигнул.

Очередной пошлый полунамёк-полушутку я пропустила мимо ушей, а вот на фразе о девяноста двух годах мой внутренний калькулятор сломался. Я даже немного подвисла, пытаясь соотнести шалопайское поведение Винсента, подходящее больше юноше, чем правящему князю, и озвученное число. Мелькнула мысль, что не всё так просто переводится на обычные годы делением на три, как сказала Лиланинэль, и здесь должна быть куда более сложная формула.

Ладислав взвизгнул, пытаясь поймать крошечную рыбку, подплывшую к нему. Я очнулась от мысленных подсчётов и вспомнила, что вода в озере подогрета магически. Кто знает, как быстро она остынет?

– Ты же уйдёшь? – спросила блондина, сложив руки на груди и давая всем своим видом понять, что купаться в его присутствии я не собираюсь.

– Нет, я останусь. Мало ли какие дикие животные могут выйти из леса, – деловито сообщил Винсент, похлопывая себя по клинку на перевязи.

Я вновь фыркнула. И хотя я была уверена, что опасные животные здесь не водятся, тратить время на споры с младшим князем не хотелось. Слишком уж манила к себе прозрачная вода лесного озера. А потому я строго приказала:

– Тогда отвернись!

– Вот так всегда! Ни тебе награды в виде поцелуя, ни даже зрелищной картины, а тебе, между прочим, это ничего не стоит, – проворчал он, демонстративно вздыхая, но всё же отвернулся.

Я стала быстро скидывать с себя тёмно-зелёные обтягивающие штаны и рубашку, туда же полетело моё кружевное бельё, купленное в лавке в центре Шекрама и, как оказалось, предназначавшееся для женщин, согласившихся на процедуру стерилизации и роль любовницы.

После побега из особняка Кьянто моё элегантное чёрное платье пришло в полную негодность. Но мне нравилось в донтрийской моде, что в отличие от норгешской, женщинам разрешалось носить брюки или штаны. Как мне рассказал Винсент, среди лучников часто встречались женщины, а потому брюки на прекрасной половине в Донтрии мало кого удивляли. Они скорее подчёркивали статус донтрийки как наёмной рабочей силы. Именно поэтому благородные дамы предпочитали носить исключительно платья, тем самым подчёркивая своё происхождение и безработное состояние, ведь только по-настоящему богатые донтрийцы могли позволить своим женщинам не работать. Меня такие мелочи не смущали, а ко всему, ни Эллис Ларвине, ни Эльвира Лафицкая благородными дамами не являлись, а в брюках я чувствовала себя верхом на иррисе в разы увереннее.

Вода в озере оказалась идеальной, такой же тёплой, как Индийский океан, в котором мне довелось однажды искупаться на корпоративе. Помнится, в тот год фирма сделала двойную прибыль, и Всеволод Петрович на радостях оплатил перелёт и сам праздник на Гоа. Как бы я ни возмущалась строгому офисному дресскоду и идиотскому правилу носить шпильки, но тот корпоратив мне запомнился на всю жизнь. Нет, не пьяными коллегами по работе и даже не приставаниями менеджера по продажам в салоне самолёта, а именно Индийским океаном. Непередаваемый оттенок лазурного, мягчайший белый песок, яркие полосатые рыбы смешной треугольной формы и тёплые, ласкающие волны океана.

Я набрала полные лёгкие воздуха, разбежалась и с визгом прыгнула как можно дальше. Почувствовав ногами песчаное дно, оттолкнулась и резко встала, смеясь и отплевывая воду, всё-таки попавшую в нос.

– Сейчас я понял, что женский визг – это очень сексуально, – услышала я сзади.

Обернулась и обомлела от наглости блондина: он внимательно рассматривал мою фигуру с берега. Хорошо, что после ныряния волосы разметались по плечам и груди, прикрывая стратегически важные места.

– Какого чёрта, Винсент?! – крикнула я возмущённо. – Я же попросила тебя отвернуться!

– Так не было речи о том, чтобы я не поворачивался обратно, – заявил этот хитрый балбес.

– Ну, Винс, погоди, как только выйду на берег, ты у меня получишь, – усмехнулась я.

– Так я и не отказываюсь полу… – начал было донтриец, но осёкся.

Будучи девушкой с Земли, излишней стеснительностью я не обладала, а вот наподдать этому нахалу, чтобы больше не подглядывал за девушками, хотелось очень сильно. По всей видимости, Винсент рассчитывал меня смутить, быть может, немного подразнить, но затем уйти, чтобы спокойно дать искупаться, потому что когда я стала целенаправленно выходить из воды, стало для него полнейшим шоком. Он замер, широко распахнув глаза и глядя на то, как я плавно выхожу из озера. Да уж, похоже, донтрийские аристократки ведут себя существенно скромнее, раз вид обнажённой девушки может ввести в ступор и краску такого прожжённого бабника как Винсент. Когда я сделала ещё один шаг к берегу, и вода опустилась ещё ниже, облизывая мои бёдра, кадык донтрийца дёрнулся, а его улыбка куда-то сбежала с губ.

– Думаешь, я поверю, что ты никогда не видел голых девушек? – усмехнулась, приятно удивлённая тем, как стушевался блондин.

И хотя я знала, что Эллис Ларвине красива, всё-таки то, как на меня смотрел Винсент, не могло не польстить.

– Ну почему же, видел, просто э-э-э… – Слова у Винсента закончились, потому я подошла на несколько шагов ближе, медленно и эротично нагнулась, зачерпнула горсть мокрого песка, а затем резко швырнула её в лицо бесстыднику.

Такой подлости младший князь от меня явно не ожидал.

– А-а-а-а-а!!! – Песок попал ему на одежду, за шиворот, а главное – в глаза. – Эллис! Как же щиплет! За что?! Элли! А-а-а-а! Чёрт! Бо-о-ольно!

А я уже наклонялась за следующей порцией мокрого песка.

– А это за излишний вуайеризм! – припечатала я, прицельно кидая ещё один комок грязи в лицо Винсента.

– Вуайе…. Что? Элли, да я даже не знаю, что это такое! Стой! – Винстент тщетно пытался протереть глаза от мелкой противной взвеси.

Громкий визг Славика заставил меня остановиться, когда я уже замахнулась, чтобы послать третий ком. Винсент также мгновенно стал предельно серьёзным и обернулся к малышу. Наверно, толстую чёрную змею с алыми глазами, ползшую по направлению к Ладиславу, мы увидели одновременно. Вот только я находилась по колено в воде, а Винсент – на суше, да и скорость реакции бывалого воина была отточена в разы лучше, чем моя собственная. Ладислав всё так же веселился в воде, бил ладошками по поверхности, вызывая кучу брызг, а для гадюки эти движения являлись точно красной тряпкой для быка. Как в замедленной съёмке я видела, как медленно она приняла позу угрозы и собралась напасть на малыша. Моё громкое и отчаянное «не-е-ет!» слилось с боевым рыком Винсента, а всё, что произошло дальше, я не могу описать словами.

Мелькнули светло-золотые волосы князя, чёрное чешуйчатое тело змеи, острый клинок вспорол воздух, истошно заплакал Славик. Я бросилась к малышу и взяла его на руки, проверяя со всех сторон, что мерзкое пресмыкающееся не добралось до моего мальчика. Сердце билось как бешеное, я с диким ужасом осматривала малыша, панически боясь увидеть на нём характерные следы укуса змеи, но, к счастью, их не было. Малыш плакал от страха. Я прижала его к груди, баюкая и успокаивая не то его, не то себя, сморгнула выступившие слёзы. Небо, как же я испугалась! Не удивлюсь, если за эти мгновения я поседела от страха.

– Винсент, спасибо! – произнесла я искренне, чуть всхлипнув, и не веря, что всё обошлось.

– Всегда рад помочь, – услышала я глухой голос и обернулась к тому месту, где донтриец разделался с ядовитой змеёй.

Отрезанная голова змеи билась на песке в посмертных конвульсиях. Винсент стоял рядом, привалившись к коряге и победно улыбаясь. Вот только мне не понравилась его нездоровая бледность, заплетающаяся речь и явная одышка. Я перевела взгляд с его лица чуть ниже, и сердце пропустило удар. У основания шеи, где была небрежно расстёгнута его рубашка, кожа стремительно приобретала синюшно-багровый цвет, а по центру отчетливо виднелись две красные точки.

– Винс? – я стремительно опустила Ладислава на землю и подбежала к князю, понимая, что счёт идёт на секунды.

Сейчас необходимо было как можно скорее оказать донтрийцу первую помощь. Обычно змеи кусают своих жертв куда-то в ноги, и это не так опасно. Чем ближе укус приходится к крупным артериям и сердцу, тем страшнее его последствия. Похоже, в пылу схватки гадюка не выбирала куда атаковать, а Винсент не заметил пришедшийся в трапецию укус. На моей стороне играло то, что князь являлся достаточно крупным мужчиной с развитой кровеносной системой. Как врач я знала: чем больше крови в человеке, тем больше шансов у него выжить.

Не помня себя, я подскочила к Винсенту, схватила его за рубашку и с силой повалила на землю. Первое правило для пострадавших от ядовитых пресмыкающихся: заставить жертву принять горизонтальное положение, чтобы яд как можно медленнее растекался по всему организму. Винсент поднял свои пепельные брови вверх и даже попробовал меня обнять.

– Лежи! – прикрикнула, разрывая на нём рубашку, чтобы освободить и осмотреть место укуса.

Пуговицы отлетели в разные стороны, но мне было глубоко плевать, что я испортила дорогую вещь. Драгоценные секунды утекали как вода сквозь пальцы.

– Оказывается, всего-то и надо было – подставиться под укус аспида, чтобы ты обратила на меня внимание, – послышался тихий голос Винса, и его холодная правая рука легла мне на поясницу. – Не знал, что ты любишь быть сверху.

«Холодные. Яд уже начал действовать. Очень плохо».

– По-моему, мы это выяснили ещё в прошлый раз, – беззлобно ответила и жёстко скомандовала: – Руки на землю, быстро. И не шевелись! Это очень важно!

Укус выглядел плохо, но края у ранки были чёткими, а значит, оставался шанс, что яд не так быстро впитается в кровь.

– Элли, меня укусил чёрный аспид, – он слабо улыбнулся. Голос стал приглушённым, было видно, что князь говорит с трудом. – Это не рваная рана от арбалетного болта, а змея, понимаешь? Я верю, что ты отличный целитель, но ещё никому не удавалось выжить после такого укуса.

Взгляд голубых глаз впервые за всё наше знакомство из насмешливого стал внимательным и очень серьёзным. Я видела, как его высокий лоб покрылся испариной, руки мелко задрожали, дыхание превратилось в прерывистое. От осознания того, что мужчина с самого начала понимал, что его укусила смертельно ядовитая змея, и уже морально согласился со своей скорой смертью, моё лицо перекосила гримаса ярости. Внутри всклокотало бешенство, захлёстывая с головой, словно цунами. Это было чувство, похожее на то, когда безуспешно борешься за чью-то жизнь на операционном столе, а она капля за каплей покидает пациента на твоих глазах. Стократ хуже может быть только тогда, когда пациент сам отказывается жить.

«Чёрта с два он у меня умрёт!» – зарычала я мысленно. Всё-таки, как отмечала Людка, коллега по работе, я до мозга костей оставалась врачом, несмотря на высокие шпильки, строгую юбку-карандаш и папки с документами в руках.

– Да мне глубоко плевать на то, что никто не выживает после укуса чёрного кого-то там! Ты выживешь!!! Ты меня понял?! – заорала я на него во всю силу своих лёгких.

Видимо, что-то такое промелькнуло не то в моём голосе, не то в моих глазах, потому что Винсент тяжело вздохнул и медленно опустил правую руку. Я прикусила губу, лихорадочно соображая, что же могу сделать. Разумеется, в это мире и понятия не имеют ни о супрастине, ни о других лекарствах, ни даже о вакуумных отсосах. Я не нашла ничего лучше, как приникнуть губами к его шее и начать энергично втягивать в себя яд, а потом сплёвывать его на песок. Мне не хотелось думать о том, что будет со мной, если выяснится, что у меня во рту есть мелкие ранки или ссадины. Не сейчас, когда жизнь Винсента висит на волоске. Я просто методично приникала к трапеции Винсента губами и всасывала в себя его кровь, смешанную со смертельным ядом, а затем сплёвывала и вновь повторяла свои действия. В какой-то момент я увидела, как глаза Винса стали сонно закрываться, и дала ему хлёсткую пощёчину.

– Не смей отключаться! – произнесла ему, глядя в глаза. – Если ты отключишься, то в себя уже не придёшь. Понял?!

Взгляд блондина был затуманен, но он кивнул мне в знак согласия и ответил, еле ворочая языком:

– Понял, что ты любишь не только позицию сверху, но ещё и доминировать над партнёром, – последовала слабая, еле заметная усмешка. – Знаешь, а в такие эротические игры я ещё не играл.

– Ну, Винс, придёшь в себя, я тебе такие эротические игры устрою, закачаешься! – ответила я с горечью, боясь показать страх.

Мне было очевидно, что за своими пошлыми шуточками Винсент пытается подбодрить себя и меня. В голове беспорядочно крутились мысли о том, что если избежать анафилактического шока, то шансы на положительный исход многократно возрастут. Только бы отсосать как можно больше яда…

– Красотка, я запомню это, – донеслось до моего слуха, когда я в очередной раз приложилась губами к его шее.

Не знаю, сколько прошло времени, но я продолжала вновь и вновь сплёвывать кровь с ядом до тех пор, пока не убедилась, что всё, что можно было, я уже отсосала. Конечно, часть яда впиталась в кровь, и только ближайшие минуты покажут, переживёт ли Винсент укус или нет. Теперь, следуя курсам МЧС, которые обязаны были проходить все студенты, учившиеся на врачей, необходимо было дать пострадавшему выпить воды так много, как только он сможет. Я привстала на четвереньках, оглянулась в поисках фляги или хоть чего-нибудь, в чём можно было бы принести воду, но как назло в поле зрения попала лишь моя одежда да напуганный Славик. Озеро пресное, но в чём принести воду Винсенту – совершенно непонятно! Тащить Винса к воде категорически нельзя.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – в сердцах выругалась я, бросив ещё один взгляд на побледневшего Винсента.

Мелкая дрожь, которая била его тело, стала заметно крупнее.

Ещё несколько секунд я перебирала всевозможные варианты, и решение как всегда пришло в голову неожиданно. В памяти вдруг возникли картинки «из мира животных», где мамы приносили своим детёнышам воду во рту. Я сорвалась точно дикая лань к озеру, постаралась как можно больше захлебнуть воды ртом и спешно кинулась обратно к князю. В этот момент я совершенно не думала о том, как выгляжу со стороны: обнажённая девушка пьёт из озера, а после в неприличной позе осёдлывает бедра полуголого мужчины и приникает к его губам с поцелуями.

Винсент закашлялся, не ожидая, что таким необычным образом я буду его поить, а я за неимением возможности сообщить, что так надо, просто втолкнула языком остатки воды. Князь тут же стал жадно глотать воду. И хотя его всё ещё бил крупный озноб, взгляд стал медленно проясняться, а значит, кризис миновал.

Я тяжело выдохнула, продолжая сидеть на его бёдрах, и уткнулась лбом в мужскую грудь, пытаясь справиться с обрушившимися на меня эмоциями. Только сейчас я заметила, что нервничала так сильно, что меня саму бил крупный озноб, а на теле выступил липкий пот.

– Винс, как же я испугалась за тебя, – прошептала, понимая, что за наше недолгое знакомство жизнь этого повесы мне стала дорога не меньше, чем Ладислава.

Винсент помолчал некоторое время, всё ещё приходя в себя, а затем тихо и очень серьёзно сказал:

– Элли, спасибо.

Я подняла голову и посмотрела на донтрийца, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Я ожидала услышать от него очередную хохму, но вместо этого почувствовала, как мужчина медленно убрал спутанную прядь волос с моего лба.

Именно в этот момент, когда я попала в плен непривычно задумчивых голубых глаз, позади нас раздался полной желчи голос князя Валерна:

– Смотрю, Винсент, пока воины поят иррисов и готовятся к ночлегу в лесу, ты здесь даром время не теряешь, вовсю предаёшься разврату!

Валерн говорил на норгешском. Не очень хорошо, с акцентом, но он специально говорил на родном языке Эллис, чтобы я поняла, как сильно он меня презирает. В этом голосе ненависти было больше, чем яда в укусе гадюки.

Я нарочито медленно подняла голову и, зло прищурившись, посмотрела на старшего брата Винсента, вызывающе сложившего руки на груди. Если он хотел пристыдить меня или смутить своими словами, то это ему явно не удалось. Я не стыдилась ничего из того, что произошло на берегу лесного озера: ни того, что раздела мужчину, не приходящегося мне мужем или женихом, ни того, что поила его водой из собственного рта, ни того, что полностью обнажённая сидела на его бёдрах.

Князь Валерн стоял на том же самом месте, где ещё недавно находился Винсент, наблюдая за тем, как я умываюсь. Донтриец внешне безумно походил на своего младшего брата: такие же длинные золотистые волосы, идеальная осанка, поджарая фигура воина, прямой нос и огромные голубые глаза. И в то же время было в Валерне что-то хищное, отталкивающее. Возможно, мне стало так казаться после того, как я узнала, что он пытался подстроить мой несчастный случай.

Я ещё не успела отреагировать на слова князя Валерна, как почувствовала, что Винсент напрягся, а его рука надавила мне на бок. Его задумку я поняла практически сразу: он хотел меня скинуть на песок, чтобы накрыть своим телом и тем самым скрыть обнажённую меня от пристально-изучающего взгляда старшего брата. Вот только я не была намерена ни давать Винсенту шевелиться, пуская под откос плоды своих трудов, ни прятаться от его брата. Это Валерн пришёл на берег озера, а не мы тайком залезли в его кровать.

– Ты должен лежать, – сказала я Винсу, мягко опуская его руку. А затем, не торопясь, встала, направилась к своей одежде, и уже значительно громче произнесла:

– Даже если бы мы здесь предавались разврату, позвольте узнать, какое вам до этого дело, князь Валерн? Неужели завидуете?

Наверно, ещё никто не отвечал этому заносчивому типу в таком тоне, потому что на долю секунды под маской невозмутимости на лице проступила ярость. Но князь был бы не князем, если бы мгновенно не взял себя в руки.

– Всё, что касается моего младшего брата, касается и меня, – бесстрастно произнёс он, глядя чётко в мои глаза.

Выдержке князя Валерна могла бы позавидовать ледяная статуя. Молодая обнажённая девушка шла к своей одежде, лежащей в каких-то двух или трёх шагах от его сапог, а он за всё время не позволил себе ни единого взгляда ниже моего подбородка. Когда я подошла к своим вещам и нагнулась за рубашкой, Валерн и вовсе перестал смотреть на меня, крикнув:

– Винсент, ты почему разлёгся? Воинам помочь не желаешь?

Я поискала глазами свои трусы и, не найдя их, плюнула, натянула штаны. Видимо, ветер отнёс их куда-то, но при старшем князе обшаривать соседние кусты в поисках нижнего белья как-то не с руки.

– Ему нельзя сейчас двигаться, пускай ваши воины соорудят носилки и перенесут князя в лагерь, – прервала я Валерна.

Он обернулся ко мне, слегка приподняв одну из бровей, и всё-таки скользнул изучающим взглядом по моей груди. Однако при этом на его лице не дрогнул ни один мускул, а по непроницаемому выражению было непонятно, нравятся ли ему увиденное, или же он вовсе испытывает ко мне омерзение. «Железный он, что ли? Не повезло его жене…». Без всякого стеснения я накинула на себя рубашку и застегнула пуговицы.

– И с какой стати я должен слушать бывшую служанку лорда Кьянто?

В голосе звучали нотки раздражения, но мне было всё равно.

– Вашего брата укусила ядовитая змея, – ответила максимально хладнокровно, застёгивая последнюю пуговицу у горла и почему-то чувствуя себя более защищённой. Хотя Валерн не проявлял ко мне мужского интереса, а скорее, наоборот, демонстрировал, как сильно я ему не нравлюсь, одетой я ощущала себя комфортнее. – Ему нельзя двигаться.

– Ядовитая?

Валерн не поверил ни единому моему слову и переспросил, явно издеваясь:

– И что же ты делала? Неужто спасала? Или выполняла последнее предсмертное желание?

В этот момент Винсент вздохнул и произнёс заметно севшим голосом:

– Вал, не обижай Элли, пожалуйста. Она действительно сделала невероятное. Меня укусил чёрный аспид, а она спасла меня. Я жив лишь благодаря её стараниям.

А вот слова Винсента подействовали на Валерна как ушат холодной воды на голову. Он дёрнулся и стремительным шагом приблизился к брату, но неожиданно остановился как вкопанный. Перед начищенными до блеска носками сапог валялось отрубленное тело змеи.

– Что?! – Старший Торн неверующе поднял чешуйчатое тело пресмыкающегося, а затем воскликнул: – Винс, ты идиот! Поднимайся скорее, надо прижечь рану!

«Прижечь?! Он что, его в могилу свести хочет?! Ну, не-е-ет, я этого не допущу!». У меня уже начинал дёргаться левый глаз от этого белобрысого умника.

– Никаких прижиганий! Валерн, из всех присутствующих по-идиотски ведёте себя только вы! Я как целитель повторяю, что Винсенту сейчас нельзя двигаться! Попросите воинов соорудить носилки и перенесите младшего князя в лагерь! – Я разъярённой фурией бросилась к Винсенту, которого уже самостоятельно пытался поднять его непутёвый старший брат, и с силой оттолкнула Валерна, загораживая младшего князя собой.

– Да что ты вообще понимаешь в укусах змей?! Да кем ты себя возомнила, безродная глупая девка, не обладающая зачатками ни ума, ни магии! – Не остался в долгу князь Валерн и вновь сделал попытку поднять брата с песка.

Наши руки переплелись, я с силой надавила на запястья донтрийца, навалившись почти всем своим весом, чтобы оказать хоть какое-то ощутимое сопротивление старшему князю. Он прожёг меня уничижительным взглядом, скривив уголки губ.

– Да как ты смеешь дотрагиваться до меня, самого князя Донтрия, да ты… – В голосе послышалось почти что шипение змеи.

Интуиция подсказывала, что старший князь находится на грани бешенства, но так легко сдаваться я не собиралась.

– Да, я! И я буду вас трогать, если вы не отпустите Винсента! – перебила его. – Вы ему сейчас только вредите!

– Да это кто ещё вредит! Неизвестно, почему его вообще укусил аспид! Быть может, это ты всё так ловко подстроила?! – Он обвиняюще ткнул пальцем в мою грудь.

– Я не имею настолько богатого опыта подстраивать несчастные случаи, какой имеется у вас! – выдала я, глубоко оскорблённая его предположением.

Я не хотела говорить, что знаю правду об истории с Вольным Ветром, но слова вылетели из моего рта раньше, чем я подумала. Мы сцепились взглядами.

– Вал, – Винсент закашлял и тяжело заговорил, – пожалуйста, сделай, как говорит Элли. И ты же видел тело чёрного аспида: никакие прижигания здесь всё равно не помогут. А благодаря ей я не умер.

Валерн как-то странно посмотрел на меня, встал, отряхнулся и произнёс ровным тоном:

– Я сейчас распоряжусь насчёт носилок.

Лишь поигрывающие желваки на его лице говорили о крайней степени недовольства.