Глава 4

Прослушав радиотрансляцию очередного заседания украинского парламента, Папа Римский Иоанн Павел II пришел к историческому выводу о возможности конца света в одной отдельно взятой стране.

Из анекдотов про религию

Второе утро отдыха оказалось лишь немногим лучше первого. Тоха, в энный раз преданный «верной» подругой, весь вечер целенаправленно заливал мозговое вещество пивом. Малое содержание алкоголя в «лекарстве» пришлось компенсировать большим количеством. Организм, надломленный позавчерашней пьянкой, отреагировал адекватно – ответил похмельем средней степени тяжести. Получше, чем вчерашнее пробуждение, но тоже неприятно. Спал бы еще и спал, но нет же – растолкали. Народу припекло ехать к этим четырежды проклятым соленым лужам пораньше. Кондиционер в «лимузине» Олега не работал, тащиться по местной дороге в полуденный зной – удовольствие сомнительное.

Единственный плюс: Натаха не стала капать на мозги с утра. Эта самка собаки была полностью занята своим новым приобретением – Пашей (сифилитическим самцом гориллы). Тоха, знакомый с ее повадками, понимал, что долго эта благодать не продлится. Возможно, еще одна развеселая ночка – и эту гору протеина ткнут лицом в дерьмо. Или нет – Ната сперва извозит в дерьме пару туфель, потом тщательно вытрет их о свинскую морду этого поднадоевшего фаллоимитатора.

Возле машины суетился Лысый, делая вид, что работает. Он хватал удочки, затем бросал их, брался за пакеты и оставлял их на месте. А увидев Тоху, перестал демонстрировать зрителям, что на нем здесь все держится, и молча предложил товарищу банку пива.

Тоха отказываться не стал. Открыл, отпил, неспешно кивнул:

– Спасибо, братан, ты настоящий друг.

Потягивая пивко, они лениво наблюдали за процессом погрузки. Работали Алка и Юлька. Первая вообще деваха покладистая, вторая… Вторая – шизанутая на всю голову, но, похоже, работящая. Идиллию прервал Олег. Выбравшись из домика с каким-то ящиком в руках, он припахал обоих похмельных товарищей – пришлось загружать машину бесчисленными пакетами, сумками, свертками, удочками, дровами и вообще непонятно чем. Тоха, с трудом пристроив здоровенный мангал, обернутый грязной мешковиной, уточнил:

– Мы к этим соленым прорывам канализации на один денек едем или на полгода? Рессоры сейчас не выдержат – полопаются.

Олег, осторожно ставя эмалированное ведро с маринованным мясом, ответил спокойно:

– Машина большая – все влезет.

– Для лохов у тебя машина – сарай на колесах. Я думал, что у тебя тачка покруче.

– Так зачем в эту глушь крутую? Тут как раз семейная рулит – и груза много берет, и пассажиров. Вся наша толпа спокойно влезет, и полтонны барахла прихватить можно. А попробуй в «мазерати»[15] столько набить – там багажник меньше скворечника.

Решив, что ведро установлено надежно и проливов маринада не будет, Олег достал телефон, поднес к уху. Поморщился, посмотрел на дисплей, недовольно буркнул:

– Не могу никуда дозвониться. Сети нет. Сигнал вообще не ловится.

Тоха, добив банку до дна, жестоко смял ее в руке и прокомментировал:

– Потому что телефон у тебя такой же лоховской, как и машина. И про «мазерати» ты соврал – раньше говорил, что у тебя другая тачка.

– Я не говорил сейчас, что у меня «мазерати», я для сравнения сказал. И дай-ка тогда свой телефон – проверим.

Убедившись, что и телефон Антона не обнаруживает сети, Олег ухмыльнулся:

– Продолжая твою мысль, можно прийти к выводу, что твой телефон не менее лоховской, чем мой.

– Не умничай – тебе это не идет. И вообще – когда поедем уже? Зачем меня разбудили – мог бы еще часа четыре валяться с такими сборами.

* * *

Денек намечался солнечный – на небе ни облачка. Ветер задувал с моря, что радовало – при ветре с суши на побережье мгновенно оказывались стаи голодающих комаров с Сиваша, и вечерами насекомые устраивали геноцид для отдыхающих. Машина продвигалась медленно – местная грунтовая дорога в профиль напоминала листы шифера из-за накатываемых в песке поперечных бугров. При малой скорости трясло терпимо, чуть повыше – надолго станешь клиентом стоматолога. Есть еще один вариант – идти нахрапом, на скорости не ниже шестидесяти – восьмидесяти километров в час. При этом колеса цепляются за вершины бугров, не успев толком провалиться в ложбины. Но здесь, на косе, подобный стиль езды требовал слишком многого от амортизаторов машины и водителя – Олег рисковать не любил.

По дороге он как «старожил» подвизался в роли гида, накачивая мозги спутников бесполезной краеведческой информацией:

– Арабатская стрелка[16] – это самая большая коса в мире. Она уникальная. Начинается на Керченском полуострове и тянется на сто километров к северу, почти до Геническа. Ширина этой полоски обычно около полутора километров, но есть место, где расширяется до восьми, а есть – где сужается до пары сотен метров. На ней нет природных холмов или глубоких ложбин – почти везде ровная, как доска. Местами есть дюны, но несерьезные. Это самая молодая суша на Земле – еще тысячу лет назад здесь не было ничего. Море плескалось. Потом волны нагнали из песка линию прибрежных островков, и со временем они соединились в сплошной песчаный вал. В этом валу остался единственный разрыв – перед Геническом есть пролив. Мы через него проезжали по мосту.

– Там два моста было, – лениво заметил Тоха. – Значит, и пролива два – соврал ты.

– Один пролив – просто в нем остров, вот и получилось два моста. И не пролив – протокой называют. Кстати, коса песчаная, но песок в ней непростой. Уникальное явление – это обломки ракушек. Еще одна уникальность – артезианская вода отличного качества. Азовское море на хорошую воду небогато – на всех побережьях народ пьет солоноватую и горьковатую гадость. А местную, что из скважин бьет, хоть в магазинах продавай за хорошие деньги. Вон, потрогайте бутылки – ледяная. Это я утром съездил к скважине, набрал, пока вы еще дрыхли все. В самое жаркое лето она все равно холодная и вкусная. А еще тут самые красивые в мире закаты – все, кто их повидал, с этим соглашаются. Вечером и вы увидите – обалдеете. Рыбалка отличная, креветок много, мидий можно ловить и крабов. Крабы, правда, мелкие. Сейчас мы едем на юг, слева от нас тянется Азовское море, справа – залив Сиваш. Залив тоже уникален – мелководный, разделен на множество озер, соединенных протоками, вода во многих очень соленая. В некоторых местах на дне залегает толстый слой жирного ила. Он очень полезен и не уступает дорогому илу Мертвого моря – народ здесь издавна этой грязью лечит чуть ли не все болезни. Лучший способ – это раздеться догола, намазаться с ног до головы и сидеть в помещении без сильных сквозняков, дожидаясь, когда грязь эта высохнет. У нас, было дело, в палатке один раз сразу четыре девахи так засели, а я не знал и заглянул туда. Как увидел эти статуи, чуть заикой не остался.

Тоха, соблазненный упоминанием вкусовых качеств воды, потянулся к бутылке и деловито заметил:

– Экскурсовод, свозил бы нас туда. Я не прочь посмотреть, как девки эту грязь смывают с себя.

– И я! И я! – тут же оживился Лысый.

Олег, ухмыльнувшись, громко вопросил:

– Ну что, девочки? Свозим мальчиков на показ прекрасного зрелища?

– Без проблем, – отозвалась Наташка. – Старухи, которые там свой геморрой лечат, рады любому вниманию, даже от таких задохликов.

Тоха улыбнулся – на этот раз досталось не только ему. Знакомый признак – близок разрыв с Пашей, раз начала рычать не только на своего покорного вассала.

Олег не стал развивать сомнительную тему – продолжил свою «экскурсию»:

– Места тут исторические. По Арабатской стрелке как по дороге казаки раньше шастали – в гости ходили. В Крымское ханство – за добычей и прекрасными турчанками. Татары из-за них даже крепость построили в месте, где коса соединяется с Керченским полуостровом. Крепость Арабат. До сих пор там от нее развалины виднеются. Русская армия крепость штурмом взяла, напав со стороны Сиваша, когда там из-за сильного сгонного ветра отлив начался. А в Гражданскую войну через Сиваш Красная армия ворвалась в Крым, обойдя укрепленные валы на Перекопе. При этом много красноармейцев утонуло – дело ночью происходило. Во многих озерах Сиваша вода очень соленая, и там тела их не разложились, а замариновались. До сих пор их находят иногда – будто свеженькие.

– Если мяса для шашлыков не хватит, будем знать, где найти добавку, – хмыкнул Тоха.

– Тут и в Великую Отечественную боев хватало. На развалинах Арабата немцы держали оборону, там окопы от них остались и доты[17]. Много наших тогда полегло… Можно туда сгонять, вот только времени уйдет очень много – по такой дороге не погоняешь. Из Геническа когда ехали, видели в море далеко слева полоску суши? В той стороне еще ночью можно свет маяка рассмотреть. Это Бирючий остров. Тоже коса. Оттуда красноармейцы десант высадили на стрелку – на рыбачьих баркасах. А еще в девятнадцатом веке во время Крымской войны в Азовское море прорвалась французская эскадра – шастала вдоль косы. Обстреливала Арабат и Геническ, топила все, что встречала. История тут богатая. Старикан один местный рассказывал про легенду, что раньше на стрелке и Бирючьем жили царские скифы. Может, что-то в этом трепе и есть – под Арабатом какие-то курганы здоровенные остались. Там постоянно народ шастает с металлоискателями – золото копает. Наверное, что-то находит, иначе бы не копали как проклятые по такой жаре. Хотя насчет стрелки сомнительно – при скифах косы вроде бы еще не было. А если вдоль берега проехать, уже по Керченскому полуострову, там недостроенная атомная станция стоит. Мыс Казантип. Там самые крутые тусовки в мире – Ибица отдыхает. Мы туда с Пашкой раз ездили – офигеть. Там, наверное, тысяч двадцать разного народу было. Все туда едут – от байкеров до сатанистов. Пацаны, девки самые разные, и вообще не пойми кто. Все море в серфингистах, весь берег в тачках и мотоциклах, костров миллион, хотя дров там вообще нигде не найти.

– Так, может, заглянем? – подскочила Наташка (она такие вещи обожала – столько членов, собранных в одном месте, пропускать нельзя).

– Да нет, не стоит сейчас. Там ведь не всегда такая активная движуха, а только на время фестивалей или сходняков конкретных. Нет – сейчас мы в настоящую глушь заберемся. Увидите берег с офигенным пляжем, на котором от горизонта до горизонта не будет вообще никого. Зрелище незабываемое. Смотрите – слева бетонная коробка большого здания. Видали, какие оконные проемы огромные? Это недострой времен Советского Союза – хотели здесь создать офигенный пансионат, но не успели. При этой развалине, кстати, есть база отдыха неплохая – там раньше жили рабочие, которые строили эту громадину. Когда все развалилось, рабочие слиняли, а их жилье теперь отдыхающим сдают. А вон видели, заяц в кусты вроде шмыгнул? Зайцев здесь до фига. А еще тут лис много. Попадается живность неприятная – змеи и сколопендры. Правда, встречаются они нечасто, но под ноги все равно поглядывайте – от укуса сколопендры лекарства нет. На Бирючьем острове есть заповедник, так там кого только нет: олени, сайгаки, даже павлины и страусы бегают.

Тохе надоело слушать унылые речи товарища – уставившись в окно, он хмуро наблюдал за проносившимися пейзажами. Честно говоря, они были не особо разнообразны: слева тянулся ровный берег моря, справа – хаос больших и малых озер, на вид очень мелких и топких. На их берегах поднимались заросли осоки и тростника, кое-где попадались рощицы или отдельные деревья неизвестной породы – корявые, низкие, со странно серебрящейся листвой. Травы чахлые, высушенные солнцем, среди них выделяются почти идеально круглые кустики, на вид колючие: может, это и есть то самое перекати-поле, про которое в школе учиха рассказывала? Чем-то ее ботанический рассказ в мозг Тохи запал. Лысые проплешины с белой коркой подступали к самой дороге – наверное, это были солончаки. Слева перестали мелькать руины недостроенных зданий, и вообще признаков человека больше не было. Пляж тянулся практически пустынный – лишь изредка на нем цветными пятнами выделялись стоянки диких туристов с палатками и трейлерами. А справа и до этого следов разумной деятельности было немного.

Тоха, рассматривая окрестности, поймал себя на желании пройтись здесь пешком, без машины. Просто прогуляться. Хорошо прогуляться – чтобы ноги натрудить. Скучный пейзаж, но есть в нем какая-то притягательность. И что самое приятное – никто при этом не будет капать ему на мозги. Здесь ведь нет людей. За все время ни одной машины не попалось. Достаточно чуток отойти от берега с его редкими туристами – и все, ты останешься наедине с этой молодой и одновременно древней удивительной страной.

Когда живы были дед и бабка, он часто летом бывал у них. И дед, фанатичный грибник, брал его в лес. Лес дикий, дремучий: не то что машиной – пешком не везде пройти можно. Тоху там охотно жрали огромные комары, он обжигался злющей крапивой, царапал руки о ветви агрессивной дикой малины и собирал на кожу голодных клещей, а однажды ухитрился потревожить осиное гнездо, заработав массу негативных ощущений. Но ему там все равно нравилось. Присядешь на мшистой проплешине, прижмешь ладони к древесной коре, замрешь. Один. Сам. Тревожно и хочется чего-то другого, непонятно чего, причем побольше. Птичьи трели хочется слушать и слушать – кажется, что вот-вот и ты поймешь этот лесной язык. И треск палых веток под ногами деда, неистово выискивающего свои червивые грибы, раздражал. Хотелось уйти от него подальше. Остаться с диким лесом наедине.

А еще он мечтал вырасти и переехать жить в этот лес.

В детстве все глупы. Расскажи он своим спутникам о той давней мечте – засмеют. И правильно сделают. Что бы он делал в такой глуши? Там и электричество не всегда в деревне было, а когда было, лампы противно мигали или тлели вполнакала – напряжение постоянно скакало. Из-за этого народ холодильников почти не держал – ломались частенько, а на дорогой стабилизатор в местной нищете денег ни у кого не находилось. Телевизор в хорошие дни показывал полторы программы – ни одной спутниковой антенны на всю округу. Само собой, что Интернета там тоже нет, как и нормальной работы. На грибах да ягодах не проживешь – деньги-то нужны. Не устраиваться же на ферму почетным дояром-батраком, чтобы затем, не дотянув до нищенской пенсии, пропив печень и почки, сдохнуть по пьяни от переохлаждения или банально сгореть от дешевой водки.

Все равно про тот лес Тохе вспоминать нравится – в подреберье становится как-то тепло… приятно…

А ведь он дурак. Второй день здесь, а заката так и не увидел. Знаменитого заката, расхваливаемого Олегом. А когда рассматривать, если вечерами постоянно бухали с таким остервенением, будто завтра им помирать…

Точно дурак – надо остановиться… хоть сегодня на это посмотреть.

С другой стороны, как тут не пить?

Эх, сейчас бы в тот лес…

* * *

Рощину, похоже, всю ночь снились разнообразные войны. По крайней мере, проснувшись, он отчетливо помнил лишь про взрывы и пулеметные очереди. Смутно казалось, что в одном из сновидений стреляли прямо за окном, а ему было лень встать проверить, что там происходит. Неудивительно – вчера нажрался, как обер-алкоголик в день получки.

Твою мать, а который час?! Полвосьмого. Терпимо – вряд ли в местном СБУ сейчас кипит работа. Через часик, пожалуй, можно будет позвонить следователю. Хорошо бы попасть на допрос второго задержанного – не может ведь быть, что оба они свихнулись одновременно. Нужна конкретная информация.

Из ванной доносилось жизнерадостное пение – Игорь в своем амплуа. Еще по «курсантке» постоянно на толчке горланил или при бритье. С его более чем скромными вокальными данными «занято» в сортире стыдно произносить, не то что песни петь. Хотя глупо придираться – сейчас даже на эстраде поют такие личности, что в сравнении с ними Синий просто Шаляпин на фоне Герасима из «Му-му». Лишь бы рот у человека был – остальное уже вторично. Репертуар у Синего с курсантских времен изменился – в те патриархальные годы его бы за один такой куплет приставили на год к сортирной службе.

Рощин сходил на кухню, где залил в страждущий организм минералки, вернулся, заправил диван, затем, в ожидании освобождения ванной территории, взялся за работу. Первым делом проверил телефон на предмет сообщений и неотвеченных звонков. Таковых не имелось. Зато имелась неисправность – телефон не мог найти сеть. Выключил его, затем запустил опять – то же самое. Взглянул на телефон Игоря – аналогично. Значит, проблема общая – что-то нехорошее с украинским оператором сотовой связи.

Ну да хрен с ним – в наш технический век надолго подобные неудобства не затягиваются.

Достал из сумки ноутбук, раскрыл, запустил. Ввел пароль до загрузки системы, затем второй, при входе, потом убедился, что модем «видит» спутник, – в зданиях с этим зачастую бывали проблемы. Первый пароль мог обойти любой человек с отверткой, второй защищал ненамного надежнее. Хорошо бы, как в кино, иметь еще третью, настоящую защиту – чтобы при включении срабатывал таймер, и если за тридцать секунд не введешь третий пароль, из сорока цифр, знаков и букв разных регистров (причем вручную), то сработает миниатюрный атомный заряд, гарантированно уничтожив жесткий диск и пятнадцать квадратных километров прилегающей территории. Но на таких мерах защиты информации руководство пока что не настаивало. Спутниковый модем у этого компьютера был ущербный – связывался лишь с одним-единственным спутником, через него подключаясь к почтовому серверу. Не Интернет – собственная сетка, очень специализированная. Помимо личного почтового ящика Рощин мог получать открытую информацию на доске объявлений (открытую, разумеется, для узкого круга лиц). Чтобы воспользоваться системой, Рощину пришлось ввести длинный пароль с клавиатуры, наговорить гадостей в микрофон и помаячить перед камерой.

В ящике было объемное послание – несмотря на ночное время, в управлении успели подготовить и сбросить немало информации по задержанным. Наскоро пробежавшись по тексту, Рощин ничего интересного не обнаружил. Хотя как сказать – род занятий у них по нынешним временам странный. У ребят свой бизнес, причем международный. Масштабы впечатляют. Только вот бизнес… Очистка сточных вод, мусоросжигательные заводы, свалки какие-то, рекультивация отвалов горнодобывающих предприятий. Крупнейшие в Европе производители биогумуса, разработали передовую технологию по переработке свиного навоза. Доходы… При виде цифр Рощин присвистнул – вот уж не ожидал, что на таких неприглядных вещах можно серьезные деньги делать. Будь это нефть, не удивился бы, но ведь они не нефтью занимаются – дерьмом разнообразным. Может, попросту отмывают деньги, заработанные на наркоте и торговле оружием?

Наскоро усвоив полученную информацию, перешел назад, на страницу с объявлениями. Что-то ему здесь не понравилось. В Украине сейчас уже около восьми, значит, в России около девяти. А ведь ровно в восемь должна была появиться восьмичасовая сводка по происшествиям. Рощин по службе занимался вопросами обеспечения безопасности многих объектов, подконтрольных Двенадцатому ГУМО. При этом он не мог заглядывать на страницы, посвященные надводному и подводному флоту или флотским береговым делам. Аналогично недоступной была авиация. Только сухопутные силы. В России огромный ядерный арсенал, раскиданный по всей территории страны. Там постоянно что-то происходило. Нет, речь идет не о нападениях террористов – обычно все гораздо прозаичнее. Где-то бункер остался без электричества, отключенного за неуплату излишне ретивыми энергетиками. Из-за этого пришлось нарушить режим хранения, борясь с перегревом чуть ли не вручную. В другом месте ураганным ветром сорвало опломбированные ворота – это считается ЧП. В третьем прапорщик пойман на хищении спирта. Тоже ЧП – раз решился на кражу спирта в особо крупном размере, то у человека явно нет ничего святого. Так, может, он заодно и уран ящиками воровал?

Сводки не было.

Рощин попытался обновить страницу. Зря – в ответ ему показали белый лист с техническими ругательствами. Судя по всему, компьютер почему-то не сумел связаться с сервером. Попробовал еще раз – тот же результат.

Рощин не удивился и не насторожился. У полковника уже бывали схожие проблемы. Один раз по вине техперсонала у него полетел допуск, и система его никуда не пускала, принимая, видимо, за гондурасского шпиона. Другой раз он простыл, и его сиплый голос был признан подделкой под голос «настоящего Рощина» со всеми вытекающими последствиями. Дурацкая система. Россия – это страна с набором уникальных особенностей: здесь лучшие системы защиты основаны на человеке, а не на электронике. Зря в этом случае поступили иначе – проблем добавили ненужных. Новая система связи ему не нравилась – слишком капризная.

Лишившись доступа к системе, Рощин несколько растерялся: непредвиденное нарушение планов. Но это была лишь тень той растерянности, которую он ощутил после того, как за окном загрохотала стрельба.

Полковник еще не знал, что стал свидетелем начала стадии «Сев».

* * *

Рощину не довелось повоевать в Афганистане или Чечне. В сильно горячих точках тоже не бывал, не считая одной-единственной краткосрочной командировки, где он выступал в роли эксперта. Местные саперы тогда обнаружили предмет, в котором заподозрили старое ядерное устройство, потерянное военным самолетом и частично разукомплектованное неблагонадежными местными жителями. Эти паникеры считали, что в руки боевиков могло попасть плутониевое ядро боеприпаса. Ему не пришлось отстреливаться с автоматом от орд фанатиков, рвущихся к атомному оружию, – саперы, разумеется, ошиблись, и вообще поездка оказалась исключительно тихой и мирной.

Но годы, проведенные не на самой спокойной службе, учат многому. Рощин мог по звуку определить, что летит над его головой – сверхзвуковой истребитель или крылатая ракета. Различить голоса автомата и ручного пулемета тоже мог без труда.

Севастополь – город непростой, в нем размещаются подразделения военно-морских флотов сразу двух стран. Спецслужбы этих государств работают здесь без выходных и отпусков. И не только они – плотность шпионов на квадратный метр в Севастополе самая большая в Европе (а возможно, и в мире). Разнообразные махинации с военным имуществом и политические акции привлекают сюда множество неслужилых личностей – откровенно криминальный люд, аферистов разных калибров, авантюристов, экстремистов всех видов, начиная от «зеленых» и заканчивая арабскими террористами. Тут прямо как в ковчеге – все виды тварей присутствуют, причем не обязательно по паре.

Разумеется, в такой тесноте избежать эксцессов получается далеко не всегда. И если политические баталии обычно выливались в бескровные (хотя и ожесточенные) демарши, то у криминальных личностей обходилось без толп сторонников-пенсионеров, но зато со стрельбой. Конечно, на дворе не лихие девяностые, но очередь из «калашникова» Рощин бы воспринял достаточно спокойно.

Стреляли из крупнокалиберного пулемета. Даже в те самые «лихие девяностые» это было уже чересчур круто.

В отрывистый лай пулемета вплелись голоса нескольких автоматов, а затем что-то грохнуло с такой силой, что посыпались стекла. Естественно, Рощин насторожился еще сильнее, а Синий, едва не выбив дверь, вылетел из санузла с пеной на щеках и безумием в глазах:

– Серега!!! Что за …?!!

– Стреляют, Синий, пригнись!!!

Игорь от таких новостей в ступор впадать не стал – в отличие от Рощина у него кое-какой боевой опыт имелся. Пригнувшись ниже уровня подоконника, он, захрустев тапками по битому стеклу, выбрался на балкон. Там, используя холостяцкий развал из удочек, реек, досок и картона в качестве маскировочного щита, выглянул на улицу. Пулемет в этот момент наконец затих – судя по всему, просто закончились боеприпасы. А вот автоматы время от времени постреливали.

Рощин, не выдержав, скользнул в прихожую, впрыгнул в туфли (тапок ему хозяин не выделил, или вчера он куда-то их засунул), прокрался на балкон, занял позицию рядом с Синим, уставившись правым глазом в щель между стопками досок. Узость сектора обзора не позволила разглядеть источник стрельбы, и полковник осторожно щель расширил.

Во дворике, перед первым подъездом соседнего дома, стоял бронетранспортер. Судя по реву двигателей и лязгу гусениц, техника посерьезнее маневрировала на прилегающей улице – ее мешала разглядеть стена котельной и сдвоенная шеренга матерых тополей. Там как минимум имелась одна военная – ведь БТР у подъезда относится к модификации, оснащенной автоматической пушкой, а не крупнокалиберным пулеметом, так что стреляли вначале не из него. С десяток странных горбатящихся личностей, разодетых в темно-зеленые пуховики, теплые штаны, с вязаными шапочками поверх противогазов на головах, занимались обстрелом дома. Даже не думая скрываться, они, встав, будто на параде, без особого энтузиазма били из «калашниковых» по окнам и припаркованным авто.

Подъехал КамАЗ – из тентованного кузова выбралось еще два десятка по-зимнему одетых автоматчиков. Разделившись на две группы, они неспешно направились к подъездам. Металлические двери с кодовыми замками остановили их ненадолго – против этих преград они применили накладные заряды. Это Рощина потрясло особенно сильно – непонятные боевики явно заранее подготовились к такому веселью, предусмотрев каждый шаг. Вскоре из недр соседнего дома послышались приглушенная пальба и разрывы ручных гранат. На балкон второго этажа выскочила женщина с ребенком на руках, попыталась спуститься вниз, используя вместо веревки виноградную лозу. Нападавшие, оставшиеся у бронетранспортера, дружно вскинули свои автоматы, не жалея патронов, мгновенно изрешетили беглецов и балкон.

– Игорь – да что это за дела?! – охнул Рощин.

– Не знаю!.. Может, переворот какой-то… Я давно чуял, что к стрельбе дело идет… Что творят…

По долгу службы Рощин неплохо представлял, как осуществляются перевороты или каким образом начинаются гражданские беспорядки. При этом никто не станет нападать на дом старой постройки, в котором живут простые люди: такими домами занимаются в последнюю очередь, если вообще занимаются.

– Может, провокация? Толпу каких-нибудь бандеровцев нагнали, дали оружие и приказали шум устроить. У нас им морды уже не раз били – им Севастополь не нравится…

Рощин не стал комментировать этот политизированный бред и высказал свои, более-менее разумные предположения:

– На погром это похоже. Еврейский. Только очень уж радикальный. И это не солдаты. Не профессионалы. Стоят кучно, передвигаются тесными группами. Будь у нас с тобой пара серьезных стволов, десяток бы положили и успели уйти в подъезд, прежде чем БТР развернет башню.

– Ага… И погибнуть смертью храбрых… Женщину-то за что! Скоты!

Опять загрохотал крупнокалиберный пулемет – уже вдалеке. Следом трещоткой захлопали автоматические пушки, затем громыхнул взрыв, потом еще сразу два. Автоматы застрекотали, похоже, в каждом дворе – шум стрельбы увеличивался с каждым мгновением, отдельные выстрелы быстро слились в единый рев сотен стволов.

Это не провокация. И не налет группы обкурившихся дезертиров. В Севастополе происходит нечто очень странное.

И страшное.

Рощин, вернувшись в комнату, схватил телефон. Увы, сеть на экранчике по-прежнему не отображалась. Полковник уже не верил в сбой связи: не бывает таких фантастических совпадений.

– Синий! У тебя городской телефон есть?

– Зачем он мне?

– Твою мать! Сотовые не работают!

– Ты что – ментов вызывать собрался? Остынь – они и без тебя все прекрасно слышат.

Автоматическая пушка захлопала прямо под окном – наверное, тот самый БТР ожил, что возле соседнего дома расположился. Снаряды полетели в дом Игоря – пол под ногами Рощина завибрировал, откликаясь на попадания в несущие стены.

– Игорь, сваливать отсюда надо! Если в квартиру такой огурец залетит, нам мало не покажется.

– Да, валим. Одевайся бегом!

Рощин, спешно застегивая рубашку, поинтересовался:

– Синий, у тебя ствол дома есть?

– Откуда?! Здесь, блин, тебе не Техас!

– Ну хоть двустволка. Ты ж вроде охотиться любил.

– На кого тут охотиться?! На кошек помойных?! Здесь тебе не тайга! Уходим давай.

Уже на бегу надевая пиджак, Рощин выскочил на лестничную площадку. Синий основательно закрыл дверь на два замка, что полковника поразило больше всего: он бы в этой бредовой ситуации вообще не стал на это время тратить.

Друзья рванули вниз по лестнице. В этот момент внизу гулко хлопнуло металлом, затем протрещала короткая очередь. Срикошетившая пуля, деформированная после удара, с душераздирающим визгом ушла в крышу дома, найдя себе щель меж лестничных пролетов. Затем завизжала женщина, прогрохотало сразу несколько очередей, и все завершилось звонким разрывом гранаты.

Синий, попятившись к двери, обреченно произнес:

– Они здесь.

Рощин тоже догадался, что аналогичная группа штурмовиков занялась сейчас их подъездом. И он прекрасно понимал, чем они сейчас занимаются. Врываются в квартиры, поливая все из автоматов и закидывая гранатами. Жильцы, не имея огнестрельного оружия, противостоять им не могут. Да и с оружием не все так просто – попробуй отбейся от толпы автоматчиков, поддерживаемых бронетехникой. Если затаиться в квартире Игоря… Да где там спрятаться? Под плинтус забраться?! Эти и искать не будут – пулями все углы от порога нашпигуют. «Калашу» мебель и простенки – не помеха, плюс гранаты. Выбраться через окно – вариант нехороший: во дворе стоит БТР, вокруг него дефилирует с десяток боевиков. Пристрелят ведь, как ту женщину с ребенком.

Игоря, очевидно, обуревали те же мрачные мысли, но в отличие от Рощина он, наверное, сильно растерялся и решил укрыться в квартире – вновь загремел ключами.

– Синий, не дури! Давай на крышу выбираться – в квартире нам не отсидеться!

– Ага, счас, все брошу – и на крышу полезу, – буркнул Игорь, нервно возясь с замками. – С нашей крыши только вниз башкой на асфальт прыгать – для другого занятия она не приспособлена. Не спрятаться там нигде и не спуститься. Сосед мне ключи оставил, уехал с женой на заработки – цветы я им поливаю. У них окна выходят на боковую сторону. Если там чисто, можно будет спуститься.

Игорь действовал быстро – замки открыл молниеносно, ключ выхватил из прихожей, толком не зайдя в квартиру, и закрывать дверь больше не стал. Правильно сделал – стрельба внизу не прекращалась. В замкнутом мирке подъезда трудно различать детали – все тонуло в грохоте, оглушенные уши уже начали барахлить. Но перепуганным мозгам казалось, что шум приближается, – вот-вот покажутся злобные убийцы.

Дверь соседской квартиры наконец распахнулась. Синий, рванув внутрь, развернулся уже за порогом, требовательно выкрикнул:

– Чего встал?! Бегом сюда!

– Так это… – замялся Рощин. – Остальным бы сказать, а то ведь пропадут.

– Кому говорить?! Да ты оглянись – никто, кроме нас, не вышел! Все по хатам сидят! Забились в углы и дрожат! Хоть кувалдой в двери им стучи – не откроют и слушать тебя не станут! Уходим!!!

И верно – не будь ситуация столь адреналиновой, Рощину стало бы стыдно за свой глупый альтруизм. Ведь действительно никто больше не показывался. На площадке четыре квартиры – пусть две уже необитаемы, но в остальных наверняка должен быть народ: утро ведь. Неужто думают, что удастся отсидеться за дверью? Да пусть думают что угодно – это уже их проблемы.

Окна соседской квартиры выходили на торцевую сторону дома. Стену здесь затеняли несколько здоровенных деревьев. Погромщиков видно не было, а если они и рядом, разглядеть сквозь листву подробности не смогут. Синий установил мировой рекорд по сооружению баррикады за входной дверью, а Рощин поставил аналогичный рекорд в связывании перерезанных кусков бельевых веревок.

Спуск с четвертого этажа прошел без травм. Повезло – веревка слова доброго не стоила. Все же хорошо, что Рощин не дослужился до генерала: генеральскую жирную тушу она бы точно не выдержала.

Плюхнувшись на землю, полковник неловко отпрыгнул в кусты, за которыми укрывался Игорь. Друг, нервно осклабившись, сообщил:

– Я там, на кухне, все горелки врубил на полную и духовку. Если не сразу ворвутся, то газ накопится и может хорошо шарахнуть от выстрелов или гранат.

– Ты что?! Сбрендил?! Дом же разнесет!

– Дом?! Серега, да ты по сторонам глянь! Тут не дом – тут всему хана!

Рощин и без того смотрел очень внимательно. За кустами начиналась детская площадка, за нею шла шеренга деревьев, тянувшаяся вдоль дороги, а по дороге почти непрерывным потоком шла техника. Бронетранспортеры, танки, самоходные гаубицы, зенитные ракетно-артиллерийские установки, КамАЗы с тепло одетыми автоматчиками в кузовах. И полковник только сейчас понял, что в том БТР, который обстреливал дома, глаз улавливал нечто очень знакомое и долго разыскиваемое. Но мозг, парализованный странностью происходящего, категорически отказывался это уяснять.

Номер!..

Это был тот самый новенький бронетранспортер, непостижимым образом пропавший семь лет назад. Вместе с тем самым пистолетом, из-за которого Рощин попал в Севастополь.

По дороге двигалось немало близнецов пропавшего бэтээра. Полных близнецов – номера одинаковые. И с танками та же история: у них свои номера, такие же одинаковые. У гаубиц аналогично. И даже у КамАЗов.

Номера танков и гаубиц Рощину были знакомы. Номер ракетно-артиллерийских зенитных установок тоже фигурировал в его записной книжке. Полковник в один миг вспомнил подробности допроса вчерашнего психа – и начал догадываться, что тот вовсе не псих. А если и псих, то псих очень необычный. И еще он понял, что, возможно, во всем городе он единственный, кто сейчас хоть что-то понимает. У него есть кусочек истины: найти еще несколько кусочков – и, будто мозаика, сложится цельная картина.

С одной стороны, надо бы уносить ноги – не хотелось бы рисковать своей шкурой лишний раз. С другой, в голову полковника запала загадочная фраза про четыреста миллионов свинок.

Ему очень не понравилась эта цифра – столько свиней в Севастополе не поместится. А еще его беспокоил тот факт, что модем ноутбука не мог связаться с сервером.

Плохое совпадение. Если предположить, что сервер умышленно выведен из строя, то…

Так это что – не только в Севастополе проблемы начались?!.

Рощин повернулся к другу:

– Синий, где здесь у вас первая больница?

Загрузка...