Q.роборос

Глава 1. Не|Живая любовь

Стук дождевых капель заглушал звуки частого дыхания пробудившегося мужчины. Он отчаянно хватал ртом воздух и сжимал руками сырую от пота подушку. Вскоре его дыхание замедлилось, и глубокий, хрипловатый вздох ослабил тягучие тёмные путы ночного кошмара. Мужчина закашлялся, болезненно содрогаясь в кровати, и, увидев свежую кровь на белом постельном белье, устало выругался.

Фаррелл полежал в кровати ещё некоторое время, отходя от страшного сна и позволяя ему раствориться в звуках непрекращающегося дождя. Приступ кашля повторился, будто бы наполнив грудь мужчины раскалённым жидким металлом. Боль немым криком отдавалась в плечах, в животе и где-то в основании черепа. Ослепившая Фаррелла агония окончательно вырвала его из мира сновидений, поглотив все мысли и страхи. Когда кашель наконец-то стих, Фаррелл устало поднялся с кровати, вытер кровь со своего тела испорченной простынёй и, слабо шатаясь, вышел из спальни.

Опираясь тыльной стороной ладони о стену, мужчина медленно прошаркал в ванную. Альма, домашний помощник, молча провожала своего хозяина холодным взглядом голографического голубого глаза, беспомощно наблюдающего за происходящим со стены коридора. Дверь в ванную захлопнулась, и, услышав тихое журчание воды, Альма переместилась на кухню, чтобы приготовить Фарреллу завтрак.

Мужчина чистил зубы, смотря в отражение своих покрасневших глаз. Отголоски боли всё ещё вонзали свои мелкие зубы в его тело, проясняя разум и делая черты окружающего мира острее бритвенного лезвия. Фаррелл попытался очистить обложенный язык, однако, надавив на него слишком сильно, лишь вызвал рвоту. После небольшого перерыва мужчина вздохнул, сплюнул оставшийся во рту желудочный сок и снова начал чистить зубы.

Умывшись, Фаррелл помассировал своё лицо, пытаясь прогнать усталость. Он оттянул свои щёки и вгляделся в свои постаревшие, мутные глаза. Каждую годовщину всё повторялось точь в точь: кровавые простыни и агония умирающего тела стали своеобразным напоминанием о неприятных событиях прошлого. В порыве своего отчаянного оптимизма Фаррелл виновато улыбнулся: увидеть вживую смерть своей невесты ему пришлось всего один раз, и кошмары, ежегодно заставляющие переживать тот день, казались ему всего лишь выцветшей фотографией по сравнению с красочной картиной прошлого.

Фаррелл вышел из ванной и вернулся в спальню. Альма уже постелила новое постельное бельё, скрыв следы ночного кошмара. Мужчина задумчиво осмотрел комнату: пастельные тона, которыми его невеста когда-то заменила старые обои и занавески, до сих пор не потускнели, как будто Линда только вчера активно расхаживала по комнатам, уперев руки в боки и серьёзным взглядом оценивая привнесённые ею перемены. Фаррелл с замиранием в сердце ждал, когда распахнётся дверь и невеста ворчливо пожурит его за медлительность и рассеянность, которые задерживали его на пути к завтраку.

Послышался мелодичный голос, и Фаррелл, слегка вздрогнув, радостно повернулся в его сторону. Тусклое свечение голубого глаза безжалостно вернуло мужчину на землю, а бесчеловечный тон домашнего помощника больно уколол его сердце:

– Доброе утро, Фаррелл. Я уже заказала цветы – 30 белых лилий, – учтиво, заботливо проговорила Альма, не понимая, почему Фаррелл резко изменился в лице. Мужчина, в свою очередь, вымученно смотрел на её глаз, проклиная свою помощницу.

– Да, спасибо. Когда они будут готовы? – спросил Фаррелл слабым голосом.

– Хозяйка магазина сказала, что она уже завезла их заранее, так что можно забрать их, когда будет удобно, –ответила Альма с оттенком гордости: она была рада тому, что смогла предугадать вопрос своего хозяина.

– Хорошо, – ответил Фаррелл и ненадолго задумался, – Тогда я оденусь и пойду. Приготовь мой плащ, пожалуйста.

– Вы не позавтракаете? – в замешательстве спросила помощница, – Мне кажется, Вам стоит поесть перед выходом в город – Вы ведь проведёте там достаточно много времени.

– Я не голоден, Альма. Приготовь мой плащ, – ответил Фаррелл похолодевшим голосом. Вялая улыбка покинула его лицо, и его вымученный взгляд бессловно потребовал оставить мужчину в покое.

– Да, хорошо, – ответила замявшаяся Альма, и голубой глаз, робко и испуганно померцав, потух.

Фаррелл вздохнул и, наконец-то оставшись наедине с собой, попытался вернуть светлый образ невесты, но золотистые грёзы о прошлом бесследно растворились в воздухе плохо освещённой квартиры. «Как закончится испытательной срок Альмы – точно надо будет отправить её в переработку», раздражённо подумал Фаррелл и открыл встроенный в стену шкаф.

Мужчина взглянул на старые рубашки, занимающие половину его гардероба. Часть из них уже выцвела, однако он не находил сил их выбросить: каждая из них всё ещё напоминала ему о невесте, пытавшейся привнести хоть какие-то цвета в его жизнь. Взяв одну из рубашек, Фаррелл начал разглаживать её рукой, погружаясь в далёкие воспоминания. С содроганием в сердце он вспоминал её светящиеся от радости аквамариновые глаза: Линда всегда была готова послушать его рассказы о проектах, над которыми он работал. Конечно, она мало что понимала в финансах, но сама заинтересованность Фаррелла говорила ей о том, что он нашёл для себя что-то значимое. Мягко вытеснив из его сознания и жизни мучительные напоминания о погибших родителях, Линда боялась сделать своего жениха одержимым лишь ею одной, и поэтому его увлечение работой дарило ей облегчение и спокойствие за его рассудок.

Улыбающийся мужчина повесил рубашку на место и выбрал серый рабочий костюм из нижней половины шкафа: пора было её навестить. Фаррелл осторожно натянул на себя одежду, избегая резких движений и практически не дыша: он боялся снова закашляться. Когда костюм был надет, мужчина вышел в коридор и натянул плащ, повешенный Альмой на крючок у входной двери. Пурпурная цепь, указывающая на социальный статус носителя, уютно устроилась на его левой руке, согревая душу своего владельца: компания, в которой работал Фаррелл, уже стала для него новым домом.

Мужчина положил руку на ручку двери; он знал, что она сейчас заперта, и хотел обратить внимание своего домашнего помощника на это недоразумение. Голубой глаз вспыхнул на поверхности двери и робко посмотрел на Фаррелла; Альма не хотела отпускать его наружу.

– Фаррелл, Вы взяли зонт? – спросила она, пытаясь отложить момент разлуки.

– Да, Альма, я взял зонт, – ответил Фаррелл и поднял руку с зажатым в ней зонтом, – Я не голоден; поем, когда вернусь. Со мной ничего снаружи не случится, можешь не волноваться, – продолжил он, заранее отвечая на её вопрос и укрощая её беспокойство. Альма замялась, не зная, как удержать его ещё ненадолго.

– Открой дверь, Альма, – внезапно сказал сухим тоном Фаррелл, уставший от её нерешительности. Он был готов терпеть странности искусственного интеллекта, созданного его компанией, но у всего был свой предел.

Альма не открыла дверь и не ответила ему, всё ещё мешкаясь. Красная искра раздражения пронеслась внутри сознания мужчины, и, когда он повторил свою просьбу, в его голосе послышался агрессивный, злой рык, требующий немедленного подчинения. Домашний помощник тут же открыл дверь, напуганный переменой в своём хозяине. Когда раздался щелчок, Фаррелл миролюбиво улыбнулся и вышел из квартиры.

Панорама Темзы сильно изменилась за 15 лет: на её поверхности образовалась тёмно-серая плёнка, а вся рыба, когда-то плещущаяся в водах этой реки, умерла. Единственными её жителями теперь были гигантские скопления мусора и человеческие тела, ряды которых постоянно пополнялись самоубийцами и похороненными в воде бедняками.

Изредка по Темзе проплывали небольшие лодки, на носу которых были установлены мощные прожекторы. Они занимались вылавливанием трупов и другого мусора для дальнейшей переработки: городу была нужна энергия, и родная река не могла оставить его жителей без свежих батарей.

Опираясь на каменное ограждение, Фаррелл задумчиво смотрел на поверхность реки. Его взгляд скользил от ближайшего моста до одинокого судна, разрезавшего маслянистые воды синим лучом своего прожектора. Его свет с трудом разгонял плещущуюся в реке тьму, подсвечивая гигантские, омерзительные столбы склеившегося мусора, напоминающие чудовищные, тянущиеся к поверхности пальцы.

Время от времени команда труполовной лодки останавливала двигатели и забрасывала сети, доставая ещё одно тело и небрежно забрасывая его в своё зловонное хранилище. Им хорошо платили: каждый десяток трупов, который они сдавали Question’у, мог целую неделю кормить их семью – если она у них, конечно, была. В рабочие дни можно было увидеть почти полдюжины таких кораблей на каждый километр течения реки, но сегодня, в воскресенье, работали только самые нуждающиеся труполовы.

Фаррелл усмехнулся: небольшая фигура отделилась от моста и со слабым хлопком расшиблась о поверхность воды. Это приметили и труполовы: их судно резко развернулось, направив свой луч на примерное место падения самоубийцы, и на полном ходу понеслось за прибыльной добычей.

Мужчина, наблюдавший за мрачным судном, беззаботно засмеялся: два дня назад он одобрил проведение экспериментов над гравитационным полем, и скоро труполовы могли потерять часть своего заработка: все желающие были бы вынуждены сводить счёты с жизнью на дому, не загрязняя умирающую окружающую среду своими разлагающимися телами.

Смех Фаррелла внезапно сменился кашлем; мужчина перегнулся через ограждение и прижал свой живот, чтобы вызвать рвоту. Немногочисленные прохожие не обращали на него внимания: всё больше и больше людей страдало от отравления организма примесями в воздухе и еде, и кровоточащие и блюющие на улице люди больше никого не удивляли. Рвотные массы, как ни странно, немного успокоили отмирающие слизистые ткани, и кашель прекратился. Тяжело отдышавшись, Фаррелл осмотрел свою одежду, выпрямился и отошёл от ограждения, чтобы продолжить свой путь.

Через некоторое время вдали завиднелась белая вывеска цветочного магазина, выделяющаяся среди кислотных цветов неоновых притонов – клубов нового поколения, которые посещали в основном люди с кибернетическими имплантатами. Установленные внутри «глушилки» вызывали сбои в работе искусственных органов, и те подавали в мозг разрозненные, противоречивые сигналы. В конечном итоге перегруженный мозг наркомана синтезировал такие ощущения, которые не могли бы вызвать ни синтетические, ни органические психотропные вещества.

Примерно через пять-шесть принятий такого наркотика нервные клетки и в головном, и в спинном мозге начинали отмирать, парализуя своего нерадивого хозяина. В неоновых притонах на этот случай находились осведомители Question’а, вызывающие его представителей для помощи бедному человеку. Родственники наркоманов были рады возможности отдать парализованного калеку компании, рассчитывая на должный уход за больным и, конечно же, на неплохую денежную выплату. Question, в свою очередь, получал идеальный материал для создания «человеческого процессора» – повреждённый, но всё ещё рабочий мозг, лишённый необходимости следить за жизнедеятельностью тела, отлично справлялся с многочисленными вычислениями, необходимыми в работе компании.

На фоне этих смертельных притонов, заполняющих всю набережную Темзы, цветочный магазин «Цветы жизни» выглядел по меньшей мере странно. Витрины с искусственными цветами, подсвеченные изнутри, были целы и хорошо, старательно протёрты. Сам магазин был оформлен просто и по-старому: светло-коричневое дерево мягко отражало тёплый свет ламп накаливания, создавая в помещении уютную атмосферу.

Пожалуй, единственными изменениями, привнесёнными новой хозяйкой после смерти Линды, были установка застеклённых прилавков побольше – Эмили решила продавать цветы вместо дизайнерских детских игрушек – и, через несколько лет, установка модуля искусственного интеллекта, следящего за поддержанием нужных условий в стеклянных холодильниках. С каждым годом аренда этого помещения всё дорожала, и Эмили бы не справилась без помощи Фаррелла – торговля цветами становилась всё убыточнее и убыточнее с каждым днём.

Приветливый перезвон дверного колокольчика заставил Эмили обернуться: до этого она сосредоточенно разглядывала букет на внутренней витрине, то и дело поворачивая его то одной, то другой стороной. Увидев своего старого друга, Эмили тепло улыбнулась и поприветствовала его:

– Здравствуй, Фаррелл. Зашёл за цветами? – мягко спросила она. Она редко моргала: её искусственные глаза не страдали от сухости.

– Да, Эмили. Навещаю Линду сегодня, – тихо ответил Фаррелл, оглядываясь по сторонам. Когда-то его невеста ходила по этому помещению, пытаясь обрадовать каждого приходящего ребёнка игрушкой ручной работы, выбранной или сделанной специально для него. Теперь здесь продавали искусственные цветы – настоящие, живые были слишком редки и дороги, и заказывались только последним постоянным клиентом.

– Я поняла, Фаррелл. Подождёшь тут, пока я схожу за ними? Я их оставила на складе, – проговорила Эмили, заходя за прилавок. Мужчина понимающе кивнул, и она скрылась за дверью, ведущей в складское помещение.

Вскоре она вернулась, неся в руках букет пышных белых лилий. Их аромат наполнил помещение магазина, успокаивая Фаррелла и облегчая боль в его горле. Увидев безмятежное лицо старого друга, Эмили сердечно улыбнулась, положила цветы на прилавок и достала рулон упаковочной бумаги.

– Сколько с меня, Эмили? – спросил Фаррелл, пока она завязывала ленту на стеблях цветов. Как будто бы не замечая его вопроса, она начала поддевать ногтем уголок плотной упаковочной бумаги.

– Эмили, сколько с меня? – повторил свой вопрос мужчина и положил руку на прилавок.

– Нисколько, Фаррелл. Она была моей подругой, и я не могу просить денег в годовщину, – запинаясь, ответила Эмили и осторожно столкнула его руку с прилавка.

– Я не могу просто брать у тебя живые цветы каждый год, Эмили. Я ведь знаю, что дешевле они не становятся, да и…

– Фаррелл, – перебила его Эмили и оборвала бумагу, резким звуком заставляя его замолчать, – Это не обсуждается. Ты помогаешь держать этот магазин на плаву, твоя компания вернула мне зрение, ты каждый год относишь мои цветы на могилу моей лучшей подруги – ты правда думаешь, что после всего этого я могу что-то у тебя просить? – резко ответила она, болезненно впиваясь в него холодными глазами, и протянула через прилавок завёрнутые в бумагу лилии, – Фаррелл, я благодарна тебе по гроб жизни. То, что ты сделал и делаешь для меня, дороже любых цветов, какими бы редкими они ни были, – продолжила она и виновато улыбнулась, стыдясь своей грубости.

– Я понял, Эмили. Спасибо большое, – ответил Фаррелл немного растерянно и взял цветы.

– Через год нужно будет шестнадцать лилий, да?

– Да, в следующем году шестнадцать. Я пойду, наверное. Спасибо ещё раз, – ответил мужчина и подошёл к двери.

– Надеюсь, ещё увидимся, Фаррелл. Береги себя, – попрощалась Эмили. Фаррелл улыбнулся, кивнул и открыл дверь; радостный колокольчик проводил посетителя мягким перезвоном.

Тихий стук колёс мелодично отдавался в каждой вибрации вагона, позволяя Фарреллу абстрагироваться от приглушённых разговоров толпы. Он внимательно рассматривал голографический рекламный щит, расположенный на стене вагона. Месяц назад его компания, Q.uestion, объявила о появлении новой вакансии; в медиа она продвигалась под названием «Face it!», и рекламу именно этого продукта разглядывал мужчина.

«Face it!» требовала от работника совсем немногого, всего лишь вытатуировать у себя на лице логотип – сплетённую в букву «Q» змею. После этого новый член команды Q.uestion мог заниматься чем угодно и, в зависимости от частоты выхода на люди, получать соответствующие премии. Поначалу Фаррелл сомневался в том, что эта затея имела какой-либо смысл, но позже глава кадровой службы, Алан, смог убедить своего коллегу взглянуть на это по-новому.

Седеющий мужчина довольно кивал, оценивая работу маркетингового отдела. Реклама была простой и запоминающейся: всего лишь силуэт человека с татуировкой на лбу и, рядом, слоган: «When life gets rough – Face it!». Этот образ, простой и диковинный, врезался в сознание. Отсутствие какой-либо иной информации на рекламном щите вынуждало заинтересованных людей обращаться напрямую к сотрудникам Q.uestion’а, не имея возможности заблаговременно что-либо обдумать. Те, в свою очередь, были рады принимать людей в свои цепкие руки – приходящие утолить своё любопытство обычно возвращались домой с щедрой предоплатой и договором о принятии на работу в качестве «сотрудника отдела эпидермальной рекламы». Алан, несмотря на свою напускную несерьёзность и дурашливость, делал из своих подчинённых настоящих профессионалов. Фарреллу казалось, что его коллега был способен продать спички дьяволу, если бы того захотел.

Внезапно голоса в вагоне стали громче: казалось, часть из них была даже взволнована. Мужчина повернул свою голову и увидел небольшую толпу, собравшуюся в другом конце вагона. Недовольный шумом, он решил подойти к толпе и узнать причину этого столпотворения.

Как оказалось, одному из пассажиров стало плохо. Пожилая женщина, сидевшая напротив него, беспокойно рассказывала о том, как молодой парень внезапно зашёлся диким кашлем, и его рука, которой он прикрывал рот, моментально покрылась кровью. После этого он надрывно, со свистом вдохнул, откинулся назад и, видимо, потерял сознание, позволяя крови стекать по его лицу и капать на мятую одежду. Окружающие, неспособные, как на поверхности, просто пройти мимо и сразу забыть об увиденном, растерянно смотрели на сотню раз встреченную ими смерть.

Поняв, что происходит, Фаррелл безмолвно подошёл к панели связи и приложил к ней палец. Встроенный дактилоскоп распознал мужчину и его уровень гражданства, после чего установил связь с диспетчером.

– Тут парень умирает, вокруг него толпа собралась. Можете забрать его на следующей станции? Не думаю, что он очнётся, – отчуждённым голосом сказал седеющий мужчина.

– Добрый день! – повседневным, ровным тоном ответил диспетчер, – К сожалению, мы сможем его забрать только на конечной. На промежуточных станциях этой ветки ещё не установлены измельчители, а тащить его по улице было бы даже хуже, чем просто оставить в вагоне. Простите за неудобство; скоро мы установим измельчители и печи, и тогда такое уже не будет повторяться, – подытожил служащий.

– Ничего, ничего, – задумчиво ответил Фаррелл, – Я его тогда утихомирю, чтобы не мешал. Вы не против? – спросил мужчина.

– Конечно! Это было бы очень любезно с вашей стороны. Вы точно хотите сделать это сами? Костюм ведь запачкаете.

– Меня это не особо беспокоит. Кроме меня ведь никто не сможет это сделать, верно? – задал Фаррелл риторический вопрос и холодно улыбнулся, – Только не забудьте забрать его на конечной.

– Да, заберём. Спасибо большое! – ответил служащий и улыбнулся в ответ. Связь прервалась.

Когда экран потух, Фаррелл вернулся к умирающему парню. Толпа разошлась, увидев на рукаве мужчины пурпурную цепь – символ его неприкосновенности. Фаррелл положил пакет с цветами на свободное место рядом с молодым человеком и наклонился к умирающему. От того разило едким потом и запахом разложения, но Фаррелл, не испытывая отвращения, мягко взял парня за шею и подбородок. Тот попытался было оттолкнуть незнакомца, но его руки, едва поднявшись, тут же упали обратно на колени. Безмолвно наблюдавшая за происходящим толпа достала телефоны, готовясь выложить в Сеть очередную сенсацию. Фаррелл приподнял голову умирающего и застыл на секунду, увидев у него на лбу свернувшуюся в букву «Q» змею. Интересная мысль зародилась в голове у мужчины, но это не остановило его рук.