Пятнадцать часов

Глава шестнадцатая

23:01 по центральному времени Брушерока

ВИЗИТЕР ИЗ СТАВКИ

РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ

ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ВЫРАЖАЕТ БЕСПОКОЙСТВО

НА НЕЙТРАЛЬНОЙ ПОЛОСЕ

ОДИН ВО МРАКЕ

— Вы отлично справились со своей задачей, сержант, — сказал лейтенант Карис. — Сдержав неприятеля в его последней атаке, вы нанесли страшный удар по оркам в этом секторе. Можете быть уверены, ваши старания не остались без внимания командования и будут вознаграждены должным образом. Пока все это, конечно, неофициально, но… строго между нами, насколько я знаю, вас представят к награде, а вся ваша часть будет отмечена в специальном приказе.

Челкар промолчал в ответ. Всего каких-нибудь пять минут назад он руководил ремонтными работами, вместе со своей ротой восстанавливая разрушенные укрепления, когда Гришен вдруг передал ему по воксу, что в расположение части прибыл офицер, который желает его видеть и уже ожидает в командном блиндаже. Забыв об усталости, Челкар поспешил на встречу, и, когда он вошел в блиндаж, перед ним предстал незнакомый ему, гладко выбритый младший лейтенант в начищенных до блеска ботинках и аккуратно отглаженной военной форме. Из-под мышки у него кокетливо торчала офицерская тросточка. Первой мыслью Челкара было, что, возможно, командование сектора наконец сподобилось прислать им нового назначенного командира, однако довольно скоро стало понятно, что лейтенант прибыл сюда по поручению ставки и данное обстоятельство — Челкар хорошо это знал по опыту — вряд ли могло сулить что-то хорошее.

— Вы слышите меня, сержант? — донесся до него голос лейтенанта. — Вас собираются наградить медалью!

— Вас понял, лейтенант, мне нужно будет не забыть положить ее в коробку с другими наградами, — ответил Челкар, который чувствовал себя настолько измотанным, что уже не заботился о дипломатичности ответа. — И все же не думаю, что вы проделали весь этот путь и оторвали меня от выполнения моих обязанностей лишь для того, чтобы рассказать мне об этом.

На лице лейтенанта, уязвленного такой откровенностью, на краткий миг застыла гримаса недовольства, однако, тут же смягчившись и взяв очевидно фальшивый тон, он продолжил разговор в более примирительной, дружелюбной манере:

— Конечно, вы правы, сержант. И должен вам сказать, вы даже представить себе не можете, какое это для меня наслаждение — услышать наконец хоть раз прямую, честную речь солдата. Вот почему я был так счастлив, когда мне выпал шанс побывать на передовой. Не то чтобы мне наскучили мои штабные обязанности, вы понимаете… И все же, находясь при ставке, так часто забываешь о суровых буднях фронтовой жизни гвардейца! Мы ведь с вами солдаты — и вы, и я. Мы делаем то, что мы делаем, не для медалей и почестей. Мы самоотверженно делаем это во имя долга и вящей славы Империума!

«Даже не знаю, что противнее, — уныло подумал Челкар, — то обстоятельство, что ему, по всей видимости, кто-то сказал, что офицеру следует постараться наладить отношения с низшими чинами, или то, что он так неуклюже и наигранно пытается это осуществить. Вот интересно, почему каждый раз, когда слышишь, что один из этих героев тыла говорит о самоотверженности, ты точно знаешь, что на самом деле ему отчаянно хочется заполучить медаль? Этот охотится за славой. Все правильно — по глазам видно. Наверное, услышал в ставке о каком-то самоубийственном задании и тут же вызвался».

— Все это верно, лейтенант, — сказал сержант, надеясь, что сидящий перед ним ничтожный педант перейдет наконец к делу. — И раз уж мы заговорили с вами о долге, я полагаю, вам поручили какую-то операцию и вам требуется содействие моей роты…

— Не всей роты, сержант! — воскликнул лейтенант счастливым голосом. — Мне нужно всего несколько человек, чтобы они пошли со мной на нейтральную полосу в сторону расположения орков на разведзадание. Стрелковое звено из пяти человек — вот все, что нужно! Разумеется, решение о том, какое именно звено выбрать, я полностью оставляю за вами. Хотя должен сказать, что всегда считал тройку своим счастливым числом!

— Сегодня ночью мы отправляемся на нейтральную полосу, — провозгласил лейтенант, и Ларн услышал, как резко вздохнули стоящие рядом гвардейцы его звена. — Ставка желает знать, насколько крепко удерживают орки свои территории и не ослаб ли у них боевой дух после недавних потерь. А посему нам приказано скрытно подойти к их позициям — на расстояние прямой видимости — и под покровом темноты произвести разведку укреплений, а также расположения их главных частей. Затем, прежде чем орки о чем-нибудь догадаются, мы вернемся на наши позиции. Простое и довольно ясное задание… Уверен, вы все с этим согласны.

Они были заняты на восстановлении укреплений и расчистке территории, когда Ларна вместе с остальными вызвали в командный блиндаж, чтобы они прослушали там краткий инструктаж, который проводил с ними молодой, не терпящий никаких возражений лейтенант Карис. Стоя теперь перед висящей на стене картой сектора, лейтенант в ходе своего инструктажа увлеченно водил по ней офицерской тросточкой, указывая на что-то.

— Я хотел бы, чтобы вы поняли одну вещь, — говорил лейтенант. — Это чисто разведывательная операция. А раз так, то ее успех полностью зависит от скрытности ее проведения. Мы вступим в бой с противником только в том случае, если нас вынудят самые крайние обстоятельства. Принимая это во внимание, мы все время будем соблюдать строжайшую дисциплину — как в отношении поддержания тишины, так и в отношении светомаскировки. Это поможет нам остаться незамеченными, пока мы будем продвигаться по нейтральной полосе, следуя по разработанному специально для нас маршруту. Если нас вдруг обнаружат разведчики или дозорные противника, мы постараемся от них избавиться так быстро и бесшумно, как только возможно. Отходим же мы с нейтральной полосы лишь в том случае, если станет окончательно ясно, что операция стала неосуществимой. Вот, пожалуй, и все… Есть вопросы?

Никто не отозвался, но, вглядываясь в лица стоящих вокруг людей — Давира, Булавена, Учителя, Зиберса, — Ларн увидел на них заметные признаки беспокойства. Как будто перспектива отправки на задание в сторону нейтральной полосы встревожила их ничуть не меньше, чем прежде ожидание того, что их вот-вот сомнет Большой натиск. Пока Ларн на них смотрел, к нему вдруг пришло осознание того, что сейчас он чувствует то же, что и другие. Здесь, в Брушероке, опасность никогда не исчезала — вслед за уже отгремевшими боями начинались новые. Всегда появлялась новая возможность погибнуть.

— Хорошо, — сказал лейтенант Карис, когда стало ясно, что вопросов не будет. — У вас есть двадцать минут, чтобы подготовиться и проверить свое снаряжение. Время выступления: ноль часов ноль минут. Мы отправляемся на нейтральную полосу ровно в полночь.

— Он сказал «простое задание»… — ворчал потом Давир. — А я вам вот что скажу… Отобрать бы у него эту дурацкую, ублюдочную тросточку да сунуть ему в задницу!

Они сидели в казарменном блиндаже. Сразу после лейтенантского инструктажа они вернулись туда, чтобы Владек выдал им черную маскировочную краску и смазочное масло для лазганов. Теперь, когда они заканчивали последние приготовления, а часы отсчитывали последние минуты, оставшиеся до полуночи, их лица и снаряжение уже были окрашены в черный цвет, а ножи и пистолеты смазаны так, что, казалось, сами выскакивали из кобуры и ножен, не произведя при этом ни звука. Пока Ларн, как и все остальные, был занят последними приготовлениями, его вдруг поразила мысль, что он здесь, в Брушероке, уже почти двенадцать часов. «Еще каких-нибудь три часа, — подумал он, — и я переживу мои первые пятнадцать часов!»

— Если хотите знать мое мнение, так это у нас все из-за салаги! — с неожиданной злобой бросил Зиберс. — Он неудачник! Все время приносит нам несчастье!

— Заткнись, Зиберс! — рявкнул в ответ Давир. — Довольно и того, что мне глухой ночью придется шататься по нейтральной полосе! Тут и без твоего зуда о счастливых числах тошно! Нудишь как свихнувшийся игрок, когда у него удача кончилась! Лучше заткнись, а не то я, провернув трость в заднице лейтенанта, в твою уже лазган воткну!

— А как же это все тогда объяснить? — с вызовом воскликнул Зиберс. — Как только этот салага здесь появился, у нас весь день пошел кувырком! Он явно приносит несчастье! Вы видели, что случилось с людьми, которые прибыли с ним на десантном модуле?

— Заткнись, Зиберс! — прогремел голос Булавена, и, после того как притихший Зиберс злобно сверкнул на него глазами, здоровяк повернулся к Ларну. — Не слушай его, салажонок. Ты не приносишь несчастье. Эх, хотел бы я, чтобы только сегодня все шло кувырком! То-то и оно, что здесь, в Брушероке, все давно уже идет кувырком, что в этот день, что во все другие. Думаю, через некоторое время ты к этому привыкнешь.

— Но идти ночью на нейтральную полосу — это ведь плохо, верно? — спросил Ларн, надеясь, что здоровяк-варданец не расслышал нервной дрожи в его голосе. — То есть я хотел сказать, хуже обычного?

— Да, салажонок, хуже… — вздохнул Булавен. — После боя особенно. Помнишь, я тебе рассказывал, что иногда раненый орк кажется мертвым, а потом через несколько часов встает и как ни в чем не бывало начинает ходить? И вот, как раз сейчас нейтральная полоса просто усеяна телами орков, которых мы подстрелили во время боя. К этому времени некоторые из них уже могли восстановиться, и как раз тогда, когда мы мимо них пойдем, вполне будут готовы встать и вновь начать убивать. Кроме того, дело осложняется еще тем, что нам, помимо всего прочего, надо будет постараться не нарваться на банды гретчинов, которые наверняка сейчас рыщут в поисках «запчастей».

— Запчастей?

— Орки на удивление жизнестойкие создания, салажонок, — вступил в разговор стоящий рядом с ними Учитель. — Если кто-нибудь из них потеряет руку или ногу, то их хирурги тут же отрезают эту часть тела у какого-нибудь другого, уже мертвого, орка и пришивают ее на место недавно утраченной конечности. После боя на такие хирургические операции большой спрос — вот они обычно и посылают на нейтральную полосу целые банды гретчинов, чтобы те отрезали у трупов неповрежденные руки и ноги. Сами по себе гретчи реальной угрозы, конечно, не представляют, но есть опасность устроить перестрелку, а ведь под боком у нас будет целая армия орков!

— А если, салажонок, сказать покороче, то вся эта чертова задумка от начала до конца чистой воды СНАФ! — заключил Давир. — Поэтому вот что мы будем делать. Мы будем выполнять приказы этого засранца-лейтенанта только до тех пор, пока не будет стрельбы. В тот момент, как в воздух полетит дерьмо, мы уматываем с нейтральной полосы так быстро, как только сможем, и к дьяволу его приказы! Теперь кончай разговоры, выходим наружу. Чтобы у нас заработало ночное зрение, нашим глазам нужно по крайней мере десять минут. Говорю вам: в нашем положении, учитывая все, что нам предстоит, нужно использовать любую возможность, какая только может сыграть нам на руку.

— Не забудь про сингал, салажонок, — прошептал Булавен, когда они вместе с лейтенантом и другими гвардейцами крадучись пробирались в темноте одной из передовых траншей, в любую секунду готовые услышать приказ о начале операции. — На нашей частоте мы будем сохранять тишину, но если ты вдруг столкнешься с зеленокожими — смело жми кнопку на воротнике. Так ты подашь резкий сигнал, который мы услышим в наших передатчиках. Нажмешь три раза — подашь три сигнала. Понял? Так мы узнаем, что это ты. Перескажи теперь, чтобы я знал, что ты все точно запомнил.

— Мы тихо продвигаемся вперед… — зашептал в ответ Ларн, стараясь воспроизвести то, что Булавен объяснил ему уже дважды. — Пригибаемся к земле и держимся вместе, пока не дойдем до середины нейтральной полосы. Затем Давир с лейтенантом идут вперед, чтобы провести разведку позиций орков, а все остальные расходятся в стороны, формируя широкое «бубновое построение», где ты будешь находиться в основании, Зиберс на левом фланге, я на правом, а Учитель на вершине. Если кто-нибудь из нас увидит или услышит орков, он тут же даст знать другим по радиосвязи: один сигнал — ты, два — Зиберс, три — я и четыре — Учитель. Так остальные узнают, откуда ждать орков.

— Режим тишины, пехотинцы! — сердито зашипел на них лейтенант Карис.

Затем, прикрыв ладонью одной руки хронометр на запястье, другой он нажал на кнопку подсветки, чтобы взглянуть на циферблат.

— Все! Час выступления. Время идти!

С Давиром во главе цепочки они по очереди вскарабкались на внешнюю стену траншеи и по-пластунски поползли по нейтральной полосе в сторону орков. Затем Давир, показывая, что впереди безопасно, подал им знак рукой, и они, поднявшись на ноги и пригнувшись к земле, медленно двинулись вперед. Мгла впереди казалась невероятно густой, а звезды наверху — далекими и тусклыми. Не видя на небе и намека на луну, которая могла бы освещать им путь, Ларн невольно задался вопросом, а есть ли она вообще у этой планеты или лишь скрылась сейчас за густыми облаками. Как бы то ни было, стараясь не отставать, юноша продолжал следовать за товарищами, все дальше и дальше заходя на запретную территорию, которая пролегала между позициями людей и орков. На каждом шагу их могла ожидать опасность, и потому все его чувства были обострены, а сердце в груди выбивало тревожную дробь.

Вокруг было тихо, и нейтральная полоса во тьме казалась еще даже более угрожающей, поскольку сейчас на ее ровной пустынной поверхности жутко выделялись черные пятна столь обильно разбросанных по ней тел. Трупы были везде, в беспорядке раскиданные по всему полю и местами сваленные так густо, что из-за скоплений истерзанных торсов и причудливо торчащих из них конечностей было буквально не пройти. Почувствовав, как чьи-то невидимые пальцы коснулись его ноги, Ларн в ужасе посмотрел вниз, ожидая увидеть, что перед ним вырастает чудовищная фигура раненого, но уже пришедшего в себя орка. Однако оказалось, что он всего лишь случайно задел обрубок валяющейся в грязи руки. Просто еще одна мертвая рука, такая же, как и много других вокруг.

Так они и шли, постепенно расходясь, пока не достигли середины нейтральной полосы. Потом, когда Давир с лейтенантом отправились на разведку вражеских позиций и пропали из поля его зрения, Ларн вдруг понял, что никого из остальных тоже больше не видит. Какое-то мгновение он боролся с порывом позвать их по вокс-связи, но затем напомнил себе, что им было строго приказано поддерживать режим тишины. Даже если бы он использовал свой передатчик, ему все равно бы сейчас никто не ответил. Да и на их поиски он бы сейчас не отправился. Из-за темноты и полного незнания местности юноша довольно быстро потерял всякие ориентиры, было бы чудом, если бы ему сейчас удалось кого-нибудь найти. Хуже того, безнадежно заплутав во тьме, он легко мог забрести на позиции орков. В ужасе от такой перспективы, Ларн оставался на месте и делал только то, что можно было делать в данных обстоятельствах.

Оставшись в кромешной темноте совсем один, он ждал.

Время шло, и, пока он так стоял, пугаясь каждой тени, которая могла бы принадлежать крадущемуся во тьме коварному врагу, Ларну вдруг пришло в голову, что в первый раз за многие недели он предоставлен самому себе. Более того, именно здесь, на нейтральной полосе, находясь среди трупов и сознавая, что от тысяч спящих орков его отделяет лишь один бросок камня, юноша ощутил такое одиночество, какого ему в жизни чувствовать не приходилось. Сейчас он и в самом деле был так одинок, как если бы оставался последним человеком во Вселенной.

Но вот в сознание Ларна сквозь сгустившуюся пелену одиночества и страха прорвался звук — и будто холодные пальцы коснулись спины гвардейца и обратили в лед его кровь. Из наушника его передатчика донесся только один сигнал. Сигнал Булавена! Сигнал, который означал, что здоровяк наткнулся на противника. И еще кое-что — для Ларна нечто даже более ужасное.

Он означал, что враг находится у него за спиной!