Пятеро детей и Оно

Глава 1 Прекрасны, как ясный день

Дом находился в трех километрах от станции, однако не успел еще пыльный наемный экипаж и пяти минут погрохотать по дороге, как дети, поочередно высовывая из него головы, начали повторять:

– А мы вроде уже почти приехали.

Каждый же раз, когда им на пути попадался какой-нибудь дом, что, впрочем, происходило слишком уж часто, они спрашивали:

– О-о, это уже он и есть?

Но каждый раз это был не он, до той самой поры, когда экипаж, миновав меловой карьер и еще не добравшись до гравийного, достиг самой вершины холма, откуда стал, наконец, виден Белый Дом с пышным зеленым садом спереди и яблоневым – позади. И мама торжественно объявила:

– Вот мы и на месте.

– До чего же он белый, – приглядывался к дому Роберт.

– А розы вы видели? – восхищалась Антея.

– И сливы, – добавила Джейн.

– Здесь очень недурно, – заключил Сирил.

А малыш сказал:

– Хочет ходить.

Экипаж громыхнул еще раз напоследок, дернулся и остановился. Сразу возникла большая давка, в которой каждого пнули и каждому наступили на ногу, но дети даже не обратили на это внимания, потому что ведь так бывает всегда, если пять человек стремятся выйти наружу одновременно. Мама, как это ни покажется странно, покидать экипаж не спешила; когда же покинула, то, вместо того чтобы спрыгнуть на землю, спокойно себе спустилась с подножки и сперва начала проверять, все ли коробки с вещами занесены в дом, а затем заплатила кучеру, совершенно пренебрегая возможностью принять участие в славном первом пробеге по зеленому саду и яблоневому, мимо колючих кустов, обильно произраставших сразу за сломанной калиткой, и высохшего фонтана пообок от дома. Дом оказался вполне обычным, а мама к тому же сочла его неудобным, потому что в нем почти не было стенных шкафов и полок. Папе же больше всего не понравилась кровля с железным покрытием, и он сказал, что такое уродство могло померещиться архитектору только в ночном кошмаре. В то же время дом этот находился далеко за городом, поблизости, насколько хватало глаз, других жилищ не было, а дети уже два года подряд провели безвыездно в Лондоне, лишенные даже однодневных экскурсий на побережье, и Белый Дом показался им чуть ли не замком феи среди райских кущ. Ведь Лондон в глазах детей подобен тюрьме, особенно если родители их небогаты.

Конечно, там есть магазины, и театры, и еще много всего замечательного вроде представлений знаменитых иллюзионистов Маскелина и Кука, но если ваши родители стеснены в средствах и не имеют возможности водить вас по театрам и на представления или приобрести заманчивые и приятные вещи, в которые можно великолепно играть, совершенно забыв, что где-то рядом существуют деревья, песок, леса и чистые водоемы, то вам делается невыносимо среди сплошных прямых линий этого города и его ровных улиц, и вы всей душой начинаете рваться в края со множеством разных деревьев, извилистыми дорожками и тропками. Туда, где даже травинки, как вам, разумеется, это известно, не походят одна на другую.

Потому что на улицах, где не растет трава, все какое-то одинаковое, и дети, живущие там, часто не слушаются и капризничают. Их папы и мамы, дяди и тети, кузены, учителя, гувернантки теряются в догадках, почему это так, а я не теряюсь. И вы теперь тоже. Случается, что и за городом дети выходят из-под контроля. Но этому нужно искать совершенно иные причины и объяснения.

Успев обследовать оба сада и все хозяйственные постройки еще до того, как родителям удалось их выловить и привести в относительно сносный вид к пятичасовому чаю, дети отчетливо поняли: Белый Дом сулит им счастливую жизнь. Собственно, им показалось это уже в момент приезда. Но после того как они обнаружили, что задняя часть дома утопает в цветущих кустах жасмина, источающих аромат, достойный самых чудесных духов, о флаконе которых каждый мечтал бы в свой день рождения; и после того как они очутились на ровной лужайке, где сочно-зеленая трава ничем не напоминала ту бурую и пожухлую, которая росла в садах Кэмдена; и после того как они обнаружили конюшню с чердаком, на котором еще осталось старое сено; и когда в довершение ко всему Роберт увидел сломанные качели, с которых немедленно сверзился, набив на лбу шишку размером с куриное яйцо, а Сирил прищемил себе палец дверцей клетки, похоже, сделанной специально для содержания кроликов, если, конечно, они у вас есть, все пятеро окончательно убедились: перед ними здесь открываются сияющие перспективы.

Одной из лучших сторон их приезда сюда было отсутствие правил, которые в Лондоне постоянно вам запрещают или где-то ходить, или что-нибудь делать, или трогать какие-нибудь предметы. Лондон просто кишит такими табличками, а если вы даже не видите их, то все равно знаете: они есть, и вам об этом напомнят тотчас же после того, как вы пренебрежете очередным запретом.

Белый Дом стоял на краю холма. Позади него темнел лес. С одной стороны находился меловой карьер, с другой – гравийный. А под холмом простиралась долина с необычного вида белыми строениями, в которых рабочие жгли известняк, большой красной пивоварней и просто жилыми домами. Когда трубы в долине дымили, а солнце садилось, ее окутывал золотой туман, и в этом таинственном мареве печи для обжига известняка и хмелесушилка сияли, как зачарованный город из «Тысяча и одной ночи».

После такого вступления вполне можно было бы написать затейливую историю об обычных детях, которые занимаются тем же, что вы, и, подобно вам, иногда представляются взрослым несносными и утомительными. Увидев такую книжку, какая-нибудь ваша тетя с удовольствием написала бы карандашом на полях: «Как правдиво!» или: «Ну будто в реальной жизни!» – и вы были бы этим ее замечанием страшно раздражены. Поэтому я расскажу вам совсем другое, о чем ваша тетя даже и не подумает написать «как правдиво!». Взрослые ведь в чудеса не верят. Они вообще ни во что не верят, чему, как они говорят, «не найдешь доказательств». Вы же готовы поверить во что угодно, чем взрослые, кстати, порой беззастенчиво пользуются, когда речь идет о вещах совершенно неочевидных.

К примеру, вы видите у себя под ногами плоскую и бугристую землю, а они говорят вам, что она круглая, как апельсин. На ваших глазах Солнце каждое утро встает и каждый вечер уходит спать, а вам доказывают, что Земля вокруг него вертится. И вы, решусь утверждать, в это верите. Значит, вам будет легко поверить и в то, что не успели Антея, Сирил и остальные дети прожить за городом даже неделю, как повстречались с эльфом. То есть они это именно так назвали. И это само себя так называло, а ему, конечно же, было виднее, хоть оно и не походило ни на одного из эльфов, которых вы до сих пор видели, или знаете понаслышке, или из книг.

Это случилось в гравийном карьере, когда папа уехал по очень важному делу в город, а мама уехала пожить у бабушки, которая вдруг заболела. Родители собрались в суете и спешке, и когда они отбыли, дом показался детям слишком пустым и тихим. Побродив из комнаты в комнату, где еще не убрали обрывки бумаги и веревки, оставшиеся от сборов, они стали думать, чем бы таким заняться. Тут Сирил и предложил:

– А давайте-ка мы возьмем те лопаты, которые привезли из Моргейта, отправимся в гравийный карьер и там покопаем, словно на берегу моря.

– Кстати, папа ведь говорил, что когда-то там море и было, – напомнила Антея. – Там даже есть ракушки, которым целая тысяча лет.

Они и раньше уже наведывались и к гравийному карьеру, и к меловому, но вниз не спускались, а только сверху смотрели на дно из опасения, что папа им запретит там играть. Тут надо заметить, что спуск в такие карьеры достаточно безопасен, если, конечно, не скатываться по круче, а воспользоваться дорогой, которая специально проложена туда для повозок.

Каждый из пятерых детей нес по лопате, а еще они по очереди тащили на руках Ягненочка, который был самым младшим из них и получил свое прозвище, потому что первый звук, им произнесенный, в точности походил на ягнячье блеяние. Антею же братья прозвали Пантерой, и это может вам показаться довольно глупым, однако лишь только вы произнесете слово «пантера» вслух, как убедитесь, насколько похоже оно по звучанию на ее имя.

Карьер был широкий и очень глубокий. Края его поросли травой и чахлыми желтыми и лиловыми полевыми цветами. С виду он походил на гигантскую раковину для мытья посуды, стенки которой испещрены дырами, потому что оттуда вынули гравий. И высоко на склонах его тоже можно было увидеть дыры, только гораздо более узкие. Это входы, ведущие в гнезда береговых ласточек.

Первым делом дети, конечно, принялись строить песчаный замок. Но строительство таких замков – занятие весьма скучное, если нет никакой надежды, что на море начнется прибой, который заполнит ров, смоет подвесной мост и в счастливом итоге окатит вас самих по крайней мере до пояса.

Сирил подал идею вырыть пещеру для игры в контрабандистов, но остальные не захотели, высказав опасение, что она обвалится и заживо их погребет. И тогда все лопаты вновь устремились к замку, чтобы прорыть сквозь него ход в Австралию. Эти дети ведь верили, что Земля круглая и с другой ее стороны ходят, как мухи по потолку, вверх ногами и вниз головой австралийские мальчики и девочки.

Они копали, копали и копали. Разгоряченные красные руки их облепил песок, лица блестели от пота. Ягненок попробовал есть песок, но когда, вопреки его ожиданиям, оказалось, что это совсем не коричневый сахар, горько расплакался, а затем, утомившись, уснул теплым толстым кульком в центре полудостроенного замка, тем самым освободив на какое-то время сестер и братьев от пристального пригляда за ним. Лопаты заработали с удвоенной силой, и вскоре дыра, которая должна была вывести их в Австралию, стала такой глубокой, что Джейн (домашнее прозвище Киса) призвала остальных умерить свой пыл.

– Вы только представьте себе, что будет, если мы вдруг провалимся со всем этим песком к маленьким австралийцам, и он попадет им в глаза, – с опаской проговорила она.

– Да уж, – вполне согласился с ней Роберт. – Они ведь тогда нас сразу возненавидят, и вместо того чтобы нам показать всяких своих опоссумов, эвкалипты, страусов и кенгуру, начнут кидаться камнями.

Антея и Сирил подозревали, что Австралия от них еще не так близко, но все же бросили в свою очередь от греха подальше лопаты и стали копать руками. Процесс шел довольно легко. Песок на дне ямы был мягкий, сухой и мелкий, словно на берегу моря, и дети в нем находили множество мелких ракушек.

– Вот вы только представьте, здесь было когда-то море, – с мечтательным видом проговорила Джейн. – Такое все мокрое и блестящее. С рыбами, угрями, кораллами и русалками.

– И с мачтами кораблей, – живо представил себе величественную картину Сирил. – И с потерпевшим крушение испанским сокровищем. Ох, как мне бы хотелось найти золотой дублон.

– А каким это образом море вдруг унесло отсюда? – озадачился Роберт.

– Ну, конечно же, не в ведре, глупыш, – отозвался Сирил. – Папа сказал, что Земля стала слишком горячей. Вроде того как становится иногда жарко под одеялом. И ей пришлось поднять плечи. А морю тогда пришлось соскользнуть, как с нас соскальзывает в таких случаях одеяло. Плечо осталось торчать наружу и превратилось в сухую землю. Давайте поищем ракушки. По-моему, они обязательно должны быть вон в той маленькой пещерке. И еще там, мне кажется, даже торчит осколок якоря от затонувшего корабля. Пошли. А то в этой австралийской дыре как-то стало чересчур жарко.

Все, кроме Антеи, этим и занялись, а она упорно продолжала углублять дыру, ибо всегда стремилась любое дело довести до конца и сейчас считала позором не докопаться до Австралии.

Пещера детей разочаровала. Ракушек там совершенно не оказалось, а то, что Роберт считал обломком древнего якоря, на самом деле было всего лишь куском рукояти кирки. Все находящиеся в пещере как раз пришли к выводу, что песок, если рядом нет моря, способствует сильной жажде, и кто-то предложил даже сбегать домой, где можно ее утолить при помощи лимонада, когда снаружи раздался голос Антеи:

– Сирил, сюда! Ой, скорее! Оно живое и сейчас убежит!

И все, конечно, помчались.

– Не удивлюсь, если это крыса, – говорил Роберт. – Папа сказал, они в разных старых местах обычно просто кишат, а это место как раз очень старое, раз здесь уже тысячи лет назад было море.

– А вдруг это змея? – содрогнулась Джейн.

– Вот сейчас и проверим, – первым запрыгнул в австралийскую дыру Сирил. – Я лично змей совсем не боюсь. Мне они даже нравятся. Так что если это она, я ее приручу, и она потом станет повсюду за мной ходить, а ночью пусть спит, обернувшись вокруг моей шеи.

– Нет, не пусть, – решительно воспротивился Роберт, который делил на двоих с ним спальню. – Я согласен только на крысу.

– Ой, да вы оба глупости говорите, – вмешалась в их спор Антея. – Это совсем не крыса, потому что оно гораздо больше. И не змея, потому что у него есть ноги, и я их видела. А еще у него есть шерсть. Нет, нет! Не лопатой! Вы же можете ему сделать больно!

– Ну да, пусть лучше меня укусит. Это ведь вероятнее, – уже ухватился за рукоять лопаты Сирил.

– Не вздумай! – опять закричала Антея. – Я понимаю, звучит это глупо, но оно только что заговорило. Честное слово.

– И что же оно тебе сказало? – замер с лопатой в руках Сирил.

– Оно сказало: «Оставь меня в покое», – откликнулась Антея.

Но Сирил ответил ей, что она просто слетела с катушек, и они с Робертом стали копать в две лопаты, а она сидела на краю ямы, то и дело подпрыгивая от волнения и еще от того, что песок, на котором она сидела, был очень горячий.

Вскоре все увидели, что на дне австралийской ямы действительно что-то двигается.

– Я совсем не боюсь и тоже буду копать! – прокричала Антея и начала рыть песок совсем как собака, вдруг вспомнившая, где у нее зарыта про запас косточка. – Ой, я даже нащупала шерсть, – полуплача-полусияя объявила она. – Я точно ее почувствовала.

Вдруг из песка послышался голос. Дети замерли, и сердца у них громко заколотились.

– Оставьте меня в покое, – сердито произнес голос.

Дети отчетливо это расслышали и уставились друг на друга, словно бы каждый хотел убедиться, что ему не почудилось.

– Нет, мы хотим увидеть тебя, – первым осмелился произнести Роберт.

– Нам бы хотелось, чтобы ты вышел, – следом за ним расхрабрилась Антея.

– Ну, если твое желание таково, – произнес сухой голос.

Песок пошел зыбью, кругами взметнулся в воздух, и на дно ямы вывалилось нечто коричневое, толстое и лохматое. Песок скатился с него, как вода, и теперь оно сидело, потирая руками глаза и зевая.

– Должно быть, я задремал чуток, – объявило оно, потягиваясь.

Дети, стоя вокруг ямы, глазели на существо, которое явно стоило их внимания. Глаза у него держались на длинных рожках, как у улитки, вдвигаясь внутрь и выдвигаясь наружу наподобие складной подзорной трубы. Уши были как у летучей мыши. Круглое тельце, густо поросшее мягкой шерстью, формой напоминало паучье. А ноги и руки, тоже мохнатые, смахивали на обезьяньи.

– Ну и? – не отводя взгляда от существа, спросила Джейн. – Мы это берем с собой?

Существо развернуло глаза в ее сторону.

– Она всегда несет подобную чепуху или сейчас ей мешает соображать этот мусор на голове? – с презрением поглядел он на ее шляпку.

– Но она не хотела говорить глупости, – мягко ему возразила Антея. – И никто из нас не хотел. Не бойся, мы не сделаем тебе больно.

– Мне? Больно? – явно ошеломили ее слова существо. – Мы? Мне? Больно? Ну, ничего себе заявленьице! Ты так со мной говоришь, словно я никто!

Шерсть на нем вздыбилась, и оно теперь походило на кота, изготовившегося к драке.

– Возможно, если нам станет хоть что-нибудь про тебя известно, мы найдем такие слова, чтобы ты не сердился, – вежливо продолжала Антея. – И не стоит на нас обижаться, если мы их пока не нашли. Поэтому лучше не злись, а скажи, кто ты. Мы ведь совсем о тебе ничего не знаем.

– Вы не знаете? – изумилось оно. – Я, конечно же, сильно подозревал, что мир изменился, но… Вы хотите сказать, что не узнали бы Саммиада, предстань он пред вашими взорами?

– Саммиада? – переспросила Антея. – По-моему, это что-то по-гречески.

– И не только по-твоему, – отрезало существо. – В общем, перевожу на английский: песчаный эльф. Вы что, не способны узнать песчаного эльфа?

Он выглядел столь расстроенным и обиженным, что Джейн, покривив душой, торопливо его заверила:

– Ну, конечно, теперь узнаю. Достаточно только взглянуть на тебя внимательно.

– Ты, между прочим, так же внимательно на меня смотрела и несколько разговоров назад, – сердито ответило существо, начиная опять вворачиваться в песок.

– Ой, только не уходи! – взмолился Роберт. – Давай еще хоть немного поговорим. Я не знал, что ты песчаный эльф, зато, как только ты нам показался, понял, что ты – самое потрясающее существо на свете.

Песчаный эльф несколько помягчал:

– Да я, в общем, не возражаю поговорить, если вы со своей стороны проявите хоть немного почтительности. Но не особо надейтесь, что я буду с вами чересчур вежлив. Придется мне по душе беседа, может, я вам и отвечу. В противном же случае – извините. Ну, а теперь я вас слушаю.

Какое-то время все пятеро напряженно думали, о чем будет лучше поговорить, и наконец Роберт выпалил:

– А ты давно здесь живешь?

– О-о, давно, – протянуло величественно существо. – Несколько тысяч лет.

– Расскажи же, пожалуйста, нам об этом! Очень просим! – нестройным хором воскликнули дети.

– В книгах все есть, – махнул небрежно мохнатой рукой Саммиад.

– В наших книгах тебя нет, – возразила Джейн. – Поэтому все-таки расскажи, пожалуйста, о себе. Ты ведь такой хороший, а мы про тебя ничего не знаем.

Существо горделиво разгладило свои длинные, как у крысы, усы, под которыми промелькнула довольная улыбка.

– Пожалуйста, расскажи! – разом грянули дети.

Нам свойственно удивительно быстро привыкать даже к самым невероятным явлениям. Каких-нибудь пару минут назад дети понятия не имели, что на свете существуют песчаные эльфы, а теперь вот вели беседу с одним из них, словно он был им знаком всю жизнь.

– До чего же сегодня солнечно. Прямо как в старые добрые времена, – с довольным видом произнесло существо, втягивая в себя глаза. – А позвольте полюбопытствовать, где вы теперь берете своих мегатериумов?

– Че-его? – ошалело уставились на него дети. В моменты замешательств, сомнений и потрясений легко ведь забыть, что слово «чего» не слишком-то вежливое.

– А птеродактилей нынче много водится в этих местах? – задало новый вопрос существо.

Но и на это дети ему не могли ничего ответить. И тогда существо осведомилось:

– А что вы едите на завтрак? И кто его вам дает?

– Ну, яйца с беконом, хлеб с молоком, кашу и все такое прочее, – наперебой начали перечислять дети. – А что такое мега… как ты там это назвал? И птеро… как ты там это назвал?

– Как я назвал? – воскликнул Саммиад. – Да в мое время почти все человечество этим завтракало. Птеродактили были похожи на крокодилов и немножко на птиц. В жареном виде, насколько я помню, пальчики оближешь. Видите ли, ситуация складывалась тогда такая. Песчаных эльфов существовало множество, и люди, проснувшись утром, шли на их поиски. А когда находили, эльф был обязан выполнить одно желание в день для каждого. Вот люди и отправляли своих маленьких сыновей перед завтраком к берегу моря на поиск песчаного эльфа. Самому старшему мальчику поручалось пожелать мегатериума, уже разделанного для готовки, а это, замечу, впечатляющее количество мяса. Животное-то не уступало размером слону. А если людям хотелось рыбы, они желали ихтиозавра. Он был от двадцати до сорока футов длиной, куча народа могла наесться. Из птицы они выбирали чаще всего плезиозавров – тоже весьма мясистых. Младшим сыновьям дозволялось пожелать другое, и не обязательно из гастрономической области. Но если людям предстояло устроить званый обед, то и младшим вменялось в обязанность заказать у эльфа еду. Как правило, мегатериумов и ихтиозавров. Плавники ихтиозавра считались изысканнейшим деликатесом, а из хвоста этих рыб варили великолепный суп.

– Наверное, после таких обедов у них оставались груды холодного мяса, – предположила Антея, которая собиралась в будущем стать образцовой хозяйкой.

– О, нет, – возразило ей существо. – Никаких остатков. После захода солнца остатки всего, что они себе пожелали, превращались в камни. Мне говорили, здесь до сих пор всюду можно найти окаменевшие останки мегатериумов и прочих представителей фауны.

– Кто же тебе говорил? – заинтересовался Сирил.

Песчаный эльф моментально нахмурился и начал быстро копать песок своими шерстистыми лапами.

– Ой, только не надо, пожалуйста, уходить! – закричали дети. – Расскажи нам лучше еще про время, когда люди ели на завтрак мегатериумов! Тот мир был похож на этот?

Существо перестало рыть.

– Решительно не похож. Там, где я жил, почти все вокруг было покрыто песком, на деревьях рос уголь, а барвинки распускались размером с чайники. Вы и теперь можете их здесь найти, только это теперь уже не цветы, а окаменелости. Мы, эльфы, обитали тогда на берегу. Дети являлись к нам со своими маленькими кремниевыми лопатами и кремниевыми ведерками и строили для нас замки, чтобы мы могли в них жить. С той поры утекло много тысячелетий. Но, как я слышал, дети доныне строят песчаные замки. Очень трудно избавиться от привычки.

– Но тогда почему же вы перестали жить в замках? – спросил Роберт.

– Это очень трагическая история, – помрачнел Саммиад. – Дети делали вокруг замков рвы, и подлое гнусное море их наполняло своей водой. Эльф от нее промокал, сваливался в жестокой простуде, и она большей частью заканчивалась для него смертельным исходом. Мы уходили один за другим, и скоро людям стало уже трудно найти кого-то из нас для своих желаний. Когда же удача им улыбалась, они заказывали намного больше, чем прежде и чем им хотелось. Ведь после могло пройти много недель, пока они вновь отыщут кого-то из нас.

– И ты тоже когда-нибудь намокал? – полюбопытствовал Роберт.

Песчаный эльф содрогнулся.

– Только однажды. Вода мне попала на самый кончик двенадцатого волоска левого уса. До сих пор начинаю там чувствовать боль, когда наступает сырая погода. Этой беды для меня было достаточно. Едва солнечные лучи подсушили мой бедный усик, я убежал на самый край пляжа, чтобы там обустроить себе жилище глубоко в теплом сухом песке. Здесь вот и обитаю, как видите, по сию пору. Да и море потом поменяло свое местожительство. Все. Больше я вам рассказывать ничего не стану.

– Ну, ответь хоть еще на один вопрос, – попросила Антея. – Ты теперь тоже можешь желания исполнять?

– Разумеется, – отвечало им существо. – Я же твое-то исполнил всего каких-нибудь несколько минут назад. Ты попросила, чтобы я вышел, и вот я здесь.

– Ой, а можно нам попросить еще одно желание? – попытала счастья она.

– Да, но только скорее. А то я от вас устал, – строго произнесло существо.

Вы, конечно, и сами не раз задумывались, что хотели бы попросить у подобного существа, если у вас бы возникла такая возможность. И старик со старухой из сказки про «Черный пудинг», профукавшие свои три желания, представляются вам людьми ограниченными и презренными. Сами-то вы прекрасно знаете, что вам нужно, и нипочем бы не упустили свой шанс.

И пятеро детей совершенно в этом не сомневались, однако сейчас не могли ничего придумать.

– Поторопитесь, – сердито буркнул песчаный эльф.

Антея вспомнила одну мечту, которая у них с Джейн была на двоих. От братьев они держали ее в секрете, потому что она бы им наверняка не понравилась. Но это все-таки было лучше, чем ничего. И так как братья по-прежнему молча таращились на существо, Антея выпалила:

– Мне бы хотелось, чтобы мы все стали прекрасны, как ясный день!

Дети внимательно поглядели друг на друга, но с их внешностью все оставалось по-прежнему. Существо же выпучило телескопические глаза и, шумно втянув в себя воздух, вдруг начало раздуваться, пока не стало вдвое шерстистей и толще. Затем оно продолжительно выдохнуло и, приняв прежний вид, смущенно проговорило:

– Боюсь, ничего не выходит. Похоже, я растренировался.

Дети остались ужасно разочарованы.

– Ой, попытайся еще, – попросили они.

– Что же, – смилостивилось оно. – Я, в общем-то, экономил силы, чтобы исполнить по желанию для каждого из вас. Но если вы ограничитесь только одним на сегодняшний день, то, смею предположить, оно мне удастся. Вас устраивает такое условие?

– Конечно! – воскликнули разом Антея и Джейн, а мальчики просто молча кивнули.

Существо опять выпучилось и начало раздуваться и раздуваться.

– Надеюсь, оно не причинит себе вред? – забеспокоилась Антея.

– Вообще-то вполне может лопнуть, – встревожился в свою очередь Роберт.

Поэтому все вздохнули с большим облегчением, когда песчаный эльф, раздувшись до такой степени, что заполнил собою почти всю ширину австралийской ямы, с шумом выпустил воздух и вернулся в прежний размер.

– Все в порядке, – пропыхтел он. – А завтра я уже легче справлюсь.

– Тебе больно-то не было? – заботливо спросила Антея.

– Только моему бедному усику, – ответило существо. – Но все равно спасибо. Ты очень добрая и заботливая. До свидания. Удачного дня.

И, принявшись остервенело закапываться при помощи рук и ног, оно исчезло в песке. Дети посмотрели друг на друга, и каждый, к немалому своему удивлению, нашел себя в обществе трех незнакомцев.

Какое-то время никто не произносил ни слова, полагая, что пока Саммиад раздувался, сдувался и закапывался, братья и сестры куда-то убежали, а сюда незаметно подкрались какие-то совершенно чужие дети.

– Простите, пожалуйста, – наконец очень вежливо обратилась Антея к Джейн, у которой были теперь огромные голубые глаза и облако ярко-рыжих волос. – Вы нигде здесь случайно поблизости не встречали двух мальчиков и одну девочку?

– Я как раз то же самое собралась спросить у тебя, – ответила Джейн.

Тут Сирилу наконец все сделалось ясно, и он выкрикнул:

– Это же ты! Я дыру узнал у тебя на фартуке. Ты ведь Джейн, правда? А ты Пантера, – перевел он взгляд на Антею. – У тебя тот же самый испачканный носовой платок, который ты никак поменять не вспомнишь, после того как порезала палец. Море мое исчезнувшее! Желание-то исполнилось. А теперь говорите: я тоже теперь такой же красивый, как вы?

– Если ты Сирил, то прежним нравился мне как-то больше, – не стала кривить душой Антея. – Ты с этими золотыми кудрями – вылитый мальчик из хора. Ну, как будто ты долго не проживешь, а отправишься на тот свет совсем молодым. А Роберта, если это, конечно, он, новая черная шевелюра превратила прямо в какого-то итальянского шарманщика.

– А вы обе похожи на рождественские открытки, – обиделся Роберт. – Такие, знаете, очень глупые рождественские открытки. И волосы у тебя, Джейн, теперь рыжие, как морковь. Вот.

Волосы у нее и впрямь отличались тем самым венецианским оттенком, который так завораживает живописцев.

– Нечего друг у друга искать недостатки, – вмешалась Джейн. – Лучше давайте скорее возьмем Ягненка и поторопимся на обед. Вот увидите, что прислуга начнет восхищаться нами.

Малыш как раз пробудился от долгого сна, и они с большим облегчением обнаружили, что он не стал прекрасен, как ясный день, а вполне себе оставался в своем прежнем облике.

– Видимо, на таких маленьких желания не распространяются, – предположила Джейн. – В следующий раз надо о нем Саммиаду особо напоминать.

Антея раскрыла объятия, намереваясь взять на руки малыша.

– Иди же к своей Пантере, мой лапочка.

Антея была любимой сестрой Ягненочка, но сейчас он, окинув ее осуждающим взглядом, оскорбленно засунул в рот облепленный песком палец.

– Ну же, иди, – повторила она.

– Уходи, – ответил малыш.

– Тогда иди, маленький, к своей Кисе, – предложила Джейн.

– Не Киса! – в отчаянии покачал головой Ягненочек, и губы его задрожали.

– Ну-ка давай, ветеран, – согнувшись, подставил ему спину Роберт. – Прокатишься с ветерком на закорках у братца.

– Пахой, пахой майчик! – панически от него отмахиваясь, взвыл малыш с таким видом, будто действительность вдруг повернулась к нему самой кошмарной своей стороной.

В отчаянии посмотрев друг на друга, они содрогнулись. Потому что вместо привычных, веселых, дружеских глаз и лиц на них взирали, может быть, и прекрасные, как ясный день, но совершенно холодные и чужие глаза незнакомцев.

– Это просто какой-то кошмар, – сказал Сирил после того, как попробовал все же поднять Ягненочка, который при этом царапался, словно дикая кошка, и ревел, как разгневанный бык. – Видимо, нам сперва придется с ним подружиться. Не могу я его тащить, пока он не перестанет орать. Нет, ну подумайте, дикость какая. Мы стараемся подружиться с нашим собственным младшим братом!

Но, сколь ни глупо это звучало, им волей-неволей пришлось налаживать с ним отношения.

Переговоры были нелегкими и заняли целый час, ибо вдобавок к испугу Ягненочка мучил поистине львиный голод, и пить он хотел не меньше, чем путник в пустыне, а подобные обстоятельства, как известно, не улучшают характер.

Наконец он все-таки снизошел до просьб четверых незнакомцев, нехотя им дозволив нести себя на руках домой, однако в объятия заключать их не стал, и они, пыхтя, волокли по очереди тяжеленный безвольный куль.

– Ну, вот мы и дома, – выдохнула облегченно Джейн, открывая железную калитку.

Дети сразу заметили няню Марту. Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы солнце ей не слепило глаза, она глядела с тревогой в их сторону.

– Бери малыша, – сказали они.

Марта резким движением выхватила его.

– Ну, слава богу, с ним все в порядке. Но где остальные? – с подозрением поглядела она на старших сестер и братьев. – И вы сами-то, интересно, кто будете?

– Мы – это, естественно, мы и есть, – ответил ей Роберт.

– Ну а кто же тогда мы сами-то будем, когда дома у себя сидим? – усилилась подозрительность в глазах Марты.

– Тебе уже было сказано: это мы, только мы сегодня прекрасны, как ясный день, – попробовал объяснить ей Сирил. – Я – Сирил, а со мной остальные, и все мы очень голодные. Так что пусти нас в дом и перестань говорить глупости.

Марту нахальство Сирила вывело из себя, и она попыталась захлопнуть перед его носом дверь.

– Я понимаю, конечно, что мы сейчас выглядим по-другому, – решила Антея сгладить нахальство брата вежливым обращением. – Но я правда Антея, и мы все устали и в самом деле ужасно голодные, а время обеда давно прошло.

– Ну и валяйте к себе домой. Можете там хоть обедать, хоть что другое, – не смягчили ее слова Марту. – А коли водите дружбу с нашими и это они подучили вас таким шуточкам, так им и передайте: вернутся, получат чего заслужили. Пусть это им будет известно.

Дверь захлопнулась. Сирил изо всех сил задергал дверной колокольчик. Безрезультатно. Только кухарка, высунувшись из окна спальни на втором этаже, закричала:

– Если не уберетесь живо отсюда, я вызываю полицию!

Оконная рама с грохотом опустилась.

– Бесполезно, – пожала плечами Антея. – Давайте лучше и впрямь поскорее отсюда уйдем, пока нас в тюрьму не отправили.

Братья сказали, что все это ерунда и в Англии нет такого закона, согласно которому можно арестовать людей за одну лишь прекрасную, как день, внешность, однако тоже поторопились выйти следом за сестрами на дорогу.

– Очень надеюсь, что после захода солнца мы снова станем такими, как прежде, – сказала Джейн.

– Ну уж не знаю, – мрачно проговорил Сирил. – Со времен мегатериумов в мире многое изменилось.

– Ой, – испугалась Антея. – А вдруг мы, как эти самые мегатериумы, к вечеру превратимся в камни, и к утру от нас вовсе ничего не останется.

Она заплакала, а за ней – и Джейн, и даже у мальчиков побледнели лица. Остаток дня для них выдался хуже некуда. Говорить ни о чем не хотелось. Соседей поблизости не было, и это лишало детей возможности попросить хоть кусочек хлеба или стакан воды. Идти же в деревню им представлялось опасным, потому что, во-первых, они увидели, как туда пошла Марта с корзинкой, а во-вторых, там был местный констебль. Да, они были прекрасны, как ясный день, но это слабое утешение, когда вы измучены голодом, как заплутавший в лесу охотник, и так давно не пили воды, что ваши внутренности напоминают пересохшую губку.

Трижды они совершенно тщетно пытались привлечь внимание прислуги из Белого Дома, надеясь, что они выслушают их историю и разрешат им войти. Затем Роберт решил обойти дом с тыла и проникнуть внутрь сквозь одно из открытых окон, чтобы отворить дверь остальным. Но окна первого этажа располагались слишком высоко от земли, и, пока он пытался до них достать, его заметила уже вернувшаяся из деревни Марта, которая, окатив его с верхнего этажа водой, проорала:

– Вон отсюда, мелкая маленькая итальянская обезьяна!

Все способы были исчерпаны. Дети уселись рядышком под кустом и, опустив ноги в пересохшую от жары канаву, начали ждать, когда наконец зайдет солнце. Станут ли они после этого самими собой или обратятся в камни? Тревожные мысли усиливало ощущение одиночества. Потому что, хоть голоса у них сохранились прежние, лица были настолько прекрасны, что смотрели они друг на друга с большим отвращением.

– Не верю, что мы превратимся в камни, – нарушил продолжительное и тягостное молчание Роберт. – Песчаный эльф ведь сказал, что завтра выполнит новые наши желания. А как же он это сделает, если мы уже сегодня станем камнями?

– Ну да, – согласились остальные, однако слова его их не сильно утешили.

И снова повисло молчание. Еще более продолжительное и тягостное, чем прежде. А потом Сирил сказал:

– Не хочу, девочки, вас пугать, но вроде со мной уже началось. У меня совершенно нога онемела, значит, я превращаюсь в камень. И вы тоже, наверное, скоро станете превращаться.

– Не обращайте внимания, – как-то очень по-доброму произнес Роберт и, поглядев на прекрасное, как ясный день, лицо брата, с большим оптимизмом добавил: – Вдруг камнем из нас из всех должен стать только ты один, а мы будем в полном порядке? Но ты не расстраивайся. Мы и каменного тебя окружим вниманием и заботой и гирляндами свежих цветов тебя будем увешивать.

Впрочем, как вскоре выяснилось, нога у Сирила онемела просто по той причине, что он очень долго сидел, подвернув ее под себя. И когда она начала с весьма ощутимым покалываньем отходить, сестры и брат рассердились.

– И зачем было нас пугать, – возмущенно проговорила Антея, после чего они погрузились в самое тревожное, самое угрюмое и самое продолжительное молчание, которое было в итоге нарушено репликой Джейн:

– Если на этот раз уцелеем, надо обязательно попросить Саммиада, чтобы, каким бы ни было наше желание, никто из прислуги бы ничего не заметил.

Остальные лишь вяло хмыкнули. Тревога заполнила их целиком и полностью, не оставляя места даже для очень правильных и хороших решений.

Холод, страх и растерянность – явления, – скажем прямо, совсем не приятные, объединившись, достигли эффекта вполне положительного, и усталые дети забылись в спасительном сне. Они лежали рядком, смежив прекрасные, как ясный день, глаза и раскрыв прекрасные, как ясный день, рты. Первой проснулась Антея. Увидев, что солнце село и на землю спускаются сумерки, она с силой себя ущипнула. Тело пронзила боль, но это ей принесло только радость, потому что она почувствовала себя не каменной, а вполне живой и мягкой. Она начала щипать остальных, и они оказались такими же мягкими, как она сама.

– Проснитесь! Проснитесь! – Ее охватила такая радость, что она чуть не плакала. – Мы не каменные! И… – захлебнулась она от восторга. – Ой, Сирил, какой же ты стал хороший и некрасивый, весь в своих старых веснушках, с коричневыми волосами и маленькими глазами! И вы все тоже теперь такие, как прежде, – торопливо проговорила она, чтобы они не стали завидовать Сирилу.

И, конечно же, все немедленно устремились домой, где Марта, сначала сильно их отругав, рассказала про незнакомых детей.

– Внешне писаные красавчики, замечу я вам, но такие нахалы!

– Точно, – подтвердил Роберт, давно познавший на собственном опыте, что любые попытки разуверить в чем-либо Марту кончаются полным провалом.

– Вас-то самих где все это время носило? – осведомилась она.

– На аллее, – был краткий ответ.

– Отчего ж не вернулись, когда положено? – не отставала Марта.

– Никак не могли из-за них, – подчеркнуто жалобным голосом проговорила Антея.

– Из-за каких-таких них? – пытливо взглянула на нее няня.

– Детей, прекрасных, как ясный день, – пояснила Антея. – Они продержали нас до самого заката. И мы ничего не могли поделать, пока им самим не понадобилось идти домой. Ты даже представить себе не можешь, как мы ненавидим их. Ой, дай нам скорее поужинать. Мы такие голодные!

– Голодные, – сердито передразнила Марта. – Немудрено, коль на улице целый день проболтались. Теперь хоть, может, зарубите у себя на носах, что нечего связываться с чужими. От таких вообще заразиться можно. Вдруг они сюда прибыли после какой-нибудь кори. Вот как в другой раз увидите их, даже не вздумайте разговаривать, а скажите мне. Уж я-то им красоту подпорчу.

– Если увидим, то обязательно скажем, – с легким сердцем пообещала Антея.

А Роберт, умильно уставившись на солидный кусок холодной говядины, который внесла в это время кухарка, от чистой души прошептал:

– Только мы постараемся никогда больше их не увидеть.

И дети действительно больше ни разу с ними не встретились.