Путь Ворона

Тайга горела. Серый дым под углом поднимался к серым небесам, не давал увидеть весь масштаб зловещей картины. Судя по всему, огонь охватил огромное пространство. Две недели засухи создали прекрасные предпосылки, а что послужило конкретной причиной, какой-нибудь неумело разведенный костер, падение ли самолета, то самое, набившее оскомину в училище световое излучение, было не столь важным. Следствие намного важнее, да и толку искать виноватого, когда полыхает весь мир?

Если чуть раньше имелась небольшая надежда каким-то образом миновать зону пожара, то теперь она развеялась. Тайга подходила к дороге вплотную, сразу с двух сторон, а есть ли техника, способная на протяжении километров буквально идти сквозь огонь? Даже по осевой – и то по сторонам останется в лучшем случае по паре метров, здесь же не магистраль, а добавить к тому падающие деревья…

Сюда бы хороший ливень – в другое время. А сейчас кто знает, какая дрянь обрушится на обугленную землю вместе с потоками воды?

– Н-да… – протянул Воронов и полез за зажигалкой. Словно ему мало было огня и дыма, и он решил добавить посильную лепту в картину первозданной стихии.

Хотя пованивало горелым так, что вкус табачного дыма ощутить было трудновато. Все забивала гарь от пожарища.

– Мать ее через тридцать три колена! – выдохнул Букретов и тоже извлек сигарету. – Это ж как полыхает! Вот влипли! Интересно, низовой или верховой? Как думаешь, Воронов?

– Хрен его знает, товарищ подполковник, – отозвался капитан. – По мне, при такой площади без особой разницы. Главное, ветер дует не нам в лоб. Иначе кранты.

Меж тем стали подтягиваться бойцы. Новости распространяются быстро, даже при молчащих радиостанциях, и каждому хотелось лично взглянуть на причину задержки колонны, оценить масштаб пожара.

– Куда?! – рявкнул подполковник.

Распустишь солдатиков и можешь смело ставить крест на подразделении. Тем более в нынешних непростых условиях. Только дисциплина, раз даже призвать толком не к чему.

Бойцы невольно попятились, стараясь уйти от грозного начальства. По большому счету они вполне могли бы послать командира куда подальше, самому тупому было ясно: государство, в привычном понимании, не то рухнуло, не то рушится, соответственно даже за дезертирство спросить будет некому, но, с другой стороны, вместе было как-то спокойнее. Ведь не может товарищ подполковник не найти выход из гигантской задницы! Иногда даже самый завзятый индивидуалист стремится находиться в компании, пусть за подобное нахождение приходится расплачиваться свободой поступков. Но ведь порою так хочется чуда!

– Всем держаться у машин. Наблюдать за воздухом. Мало ли!.. Зампотеха ко мне! – продолжал распоряжаться Букретов.

Зампотех Тренько на марше находился в последней машине – на случай каких-нибудь поломок, дабы суметь принять меры. Если их вообще можно будет принять. По-хорошему, тут бы ремроту, когда-то таковые имелись в былых полках, или хоть сводный взвод из нее. Тоже продукт дурацкой реформы – отдать содержание и ремонт военной техники гражданским фирмам, и вот война, и где искать те фирмы? Чем с ними расплачиваться – вопрос вообще интересный.

В ожидании зампотеха, колонна перед тем совершала марш с положенными интервалами и растянулась порядком, подполковник извлек карту, постелил ее на лобовой лист БМП, кивком головы подозвал Воронова.

– Мы примерно вот здесь. Значит, придется возвращаться километров на десять, потом сворачивать направо, а итогом – чуть не сотня лишних километров. И стрелки компасов вертятся во все стороны. Так даже направление не определишь.

Тайга, дорог мало, а напрямик при большом желании не проедешь.

– А если там то же самое? Ветер в ту сторону, если огонь еще не дошел, то дойдет, пока мы будем огибать да объезжать, – возразил капитан.

Пока рассуждения начальника не стали приказом, можно поискать в них слабые пункты.

– Может быть, и так, – согласился Букретов. – Но влево объезд еще дальше. Смотри. Одна развилка, тут вторая, потом еще третья… Тоже никакой гарантии, что дорога чиста.

– Но направо вообще едва не в Амур упремся. Боевая техника ладно, а транспорт? На чем его переправим, если придется?

– Товарищ подполковник… – Тренько явно собрался доложить по всей форме, однако Букретов лишь отмахнулся. Техник поневоле ближайший к командиру человек, упустит чего, не сделает, и самые хитроумные планы накроются медным тазом. Даже зампотыл менее важен – когда речь идет о небольшом отряде достаточно и нормального старшины.

– Зришь?

– Пожар, товарищ подполковник.

– Точно, пожар. Как думаешь, пройти реально? Объезд получается большим. Время потеряем.

– Пройти? – повторил Тренько и скептически посмотрел на открывающуюся впереди картину. – Как-то оно не того, товарищ подполковник.

– Разрешите проверить? – неожиданно для себя вызвался Воронов. – Возьму одну машину и попробую. Если не получится, вернусь.

Он все равно не находил себе места последние дни и был готов идти в огонь, только бы избавиться от нелегких мыслей. Да и что тут долго решать? Сколько времени уже потеряно!

Букретов оценивающе посмотрел на офицера. Они были практически ровесниками, только Воронов ушел из армии и потому остался капитаном, а Букретов продолжал служить и вырос в чинах. Зато оба успели получить несколько иное воспитание, чем те, кто пришел им на смену.

– Какое вперед? – возмутился подошедший начштаба Едранцев. Но словно не всерьез, больше для проформы. Майор был молод, из явных карьеристов, только какая сейчас карьера?

– Хорошо. Только людей не бери, – Букретов не обратил внимания на реплику начштаба. – Возьми одного механа, и хватит. Лучше всего – Вострикова, он самый умелый. Контрактник все-таки, не эти, что едва водить умеют. Стрелять там все равно не в кого, больше солдатиков не требуется. И постоянно будь на связи. Только на рожон не лезь. Не получится – сразу поворачивай.

Подразумевалось – ни к чему рисковать жизнями бойцов, да и собственной – тоже.

– Слушаюсь!

Спустя минуту БМП взревела мотором, выбросила клуб дыма и плавно покатилась с сопки вниз. Водитель сел по-походному с открытым люком, Воронов слева от башни на месте командира вообще лишь свесил ноги внутрь. Под броней безопаснее, зато снаружи лучше обзор. Прежде подумалось – не надеть ли противогазы, очень уж густым казался дым, но только долго ли выдержишь в них в нынешней жаре? Как-нибудь обойдется.

Дым не только устремлялся к небу, он еще стлался по земле, пытался выглядеть туманом. Никакой четкой границы, разумеется, не было, просто из застывших в беспорядке лесных великанов вылезали серо-черные языки, старались закрыть дорогу, да еще забивали нос непереносимой гарью.

Бээмпэшка двигалась медленно. Это уже в случае удачи всем остальным предстоит проскочить весь участок на максимальной скорости.

– Я первый. Ворон, как там у вас?

– Я – Ворон. Пока нормально. Только воняет до невозможности. Но дышать пока можно.

Местами кроны деревьев практически смыкались над узкой дорогой, образуя своего рода шатер, и еще благо, что огня пока видно не было. Может, подальше уже выгорело все, и всех дел – проскочить небольшой участок? В крайнем случае, поджечь бронированную машину не так просто, лишь бы не упереться в стену огня. И постоянно помнить: в колонне помимо БМП имеются обычные бортовики и даже несколько цистерн, которым близкое соседство с пожаром не сулит ничего хорошего. Боеприпасы, продукты, небольшой запас оружия, формы, кое-что из запчастей к БМП. По нынешним временам все приходится тащить с собой, ибо достать что-либо явно будет негде. Вряд ли в нужный момент прилетит фирмач на голубом вертолете и предложит нужное, да еще бесплатно. А склады… Да есть ли они, а если есть, как до них добраться?

И поражало полное безлюдье. Звери ладно, они давно должны были уноситься со всех ног от пожара, однако за несколько часов движения – никаких следов человека. Край заселен негусто, только, если верить карте, где-то чуть дальше должен быть поворот с дороги в сторону какой-то деревни, и через километра полтора – сам населенный пункт. С ним-то что? Вряд ли кто тратил бомбу на небольшое село. Кому оно надо?

Разумеется, нетрудно предположить, что жители находятся в своих домах, только разве может что-то уцелеть при таком-то пожаре? Или сельчане пытаются самоотверженно оградить малую родину каким-нибудь рвом, просекой, чем-то таким, что не даст огню перекинуться с природных объектов на искусственные? Уж трактора-то в деревне имеются, требуется лишь проборонить соответствующие полосы да затем наблюдать за коварным пламенем. Раз речи быть не может о правильном тушении. И все равно, хоть кто-то должен был попытаться вырваться, а дорога пуста.

В стороне между деревьями мелькнули языки огня. Небольшие, да только много ли надо при обилии пищи? Минуты – и может полыхнуть так, что все в момент скроется за сплошной стеной.

В сознание вдруг проникла картинка: двигатель БМП глохнет, и два человека вынуждены возвращаться пешком. Только фантазия фантазией, страха Воронов не ощутил. С чего бы машине встать? Мотор проверен, топливо имеется, каким бы ни был пожар, весь кислород он не выест. Хотя дышать трудновато, да и глаза потихоньку начинает щипать. Может, пора укрыться под броней? Но много ли увидишь сквозь оптику? Единица – не двойка. Угораздило же конструкторов поместить командира позади механика! А в итоге – башенка загораживает изрядный угол обзора справа и сзади.

Или перебраться туда? Особой разницы нет, а смотреть удобнее.

– Товарищ капитан! Сверху! – показать рукой Востриков не мог, приходилось сообщать все по внутренней связи.

Впереди в кроне и впрямь занялся огонь. Проворно перебежал по веткам на другую сторону, решив порезвиться и там, конечно, не весь: часть осталась на прежнем месте, а часть начала расползаться в стороны.

– Что встал? Вперед!

– Но, товарищ капитан…

– Вперед! Тут где-то должен быть поворот направо. Там деревня. Не бойся. Выскочить успеем. Мы же в броне, – но сам был отнюдь не уверен. Просто стыдно поворачивать назад, едва увидев лепестки огня. Даже не огня – огонька. Раз уж вызвался, надо разведать до того места, где путь точно будет перегорожен. А лучше – где пожар останется позади. Горит уже давно, а сколько надо лесу, чтобы выгореть? Тут только и требуется – участок вдоль дороги, до самой тайги дела нет.

Дым становился все гуще. Поневоле подумалось о противогазе, только поможет ли он? С другой стороны, не химия, обычное дерево, особо вредного ничего быть не должно.

А вот и поворот. Там вообще дым напоминал туман, однако Воронов заметил в серой мути застывший автомобиль. Старенький «жигуленок», какие частенько встречаются в глубинке. Только модель определить было трудно, видимость не та.

С чего бы машине стоять на лесной дороге? Тут, наоборот, надо спасаться на полной скорости, уходить прочь от пожара, пока еще не стало поздно. Может, что-то случилось, и люди в беде? Но не могли же они бросить автомобиль, а сами отправиться пешком! Если уж на то пошло – куда бежать? И вообще, до деревни километра полтора, тут или туда, или сюда, на такие расстояния деревенские жители ходят пешком – если до пожара.

– Подожди здесь. Я только проверю, – гонять БМП Воронову не хотелось. Дорога к деревне была вообще узкой, деревья порою упирались в нее так, что даже небольшая боевая машина могла оказаться длинной, и повернуть будет не очень легко.

Хлопнул себя по многочисленным карманам. Индивидуальный пакет, еще кое-какие медицинские мелочи, все остальное – боеприпасы, хотя в кого здесь-то стрелять? И тем не менее автомат Воронов с собой прихватил. Раз время военное, то военным без оружия быть нельзя.

Страшновато было немного, чего уж там, пожар надвигался как раз справа, да выбора не было. Не пойдешь – а потом будешь корить себя всю оставшуюся жизнь. Уже на середине пути увидел впереди огонь. Даже жарко сразу стало под камуфляжем. А вот и машина. Пустая.

Дернул дверцу. Не заперта. На заднем сиденье виднелась здоровая дорожная сумка. Но сумка ладно, в замке обнаружился оставленный там ключ зажигания. И нигде никаких следов людей. А вокруг уже потрескивало, и то тут, то там появлялись языки пламени.

Повинуясь безотчетному порыву, Воронов сел в автомобиль, попробовал завести. Стартер потарахтел и умолк. Еще одна попытка – с тем же результатом. Что случилось с мотором, разбираться не было времени. Ясным стало главное: кто-то явно попытался вырваться из зоны пожара, только техника подвела, и беглецам осталось уповать на удачу и быстроту ног. Куда они побежали, назад ли в окруженную огнем деревню или подальше от нее, главное – оставаться рядом с машиной они не стали. Деревня давала хоть какой-то шанс, а далеко ли убежишь по дороге, когда до любого водоема километры…

Вот уж не знаешь, где безопаснее!

Вроде все заняло минуты, а огонь уже вовсю веселился вокруг. В дыму видимость ограничилась парой десятков метров, небольшой кусочек дороги в одной стороне, еще меньший – в другой. Одинокий человечек посреди пылающего мира… Невольно представилось – а какой ад увидели вокруг себя люди в городе, уцелевшие после первого страшного удара? Тут-то виновата природа, там…

И вдруг стало страшно. Пожар, одиночество, останься один, например, не выдержи Востриков, и конец. Пешком не выбраться ни в коем случае. Вокруг трещало, гудело, дым ел глаза, от жара начинала побаливать голова, захотелось рвануть со всех ног к развилке, пока механ еще ждет. Воронов очнулся от оцепенения и едва нашел в себе силы не бежать, а идти, правда, шагом, больше напоминающим бег. Не к лицу офицеру нестись сломя голову. Есть же понятия о чести мундира, да и пока ситуация не настолько плоха. Тут идти от силы минуту… Только ветер, кажется, усилился, помогая огню быстрее отвоевывать пространство.

Словно отвергая логические построения, целый ворох горящих листьев спланировал на дорогу. Воронов едва успел отскочить, увернуться от них, зато еще немного, и впереди сквозь дым показалась бээмпэшка. Уже развернутая в сторону отряда. Востриков застыл в люке, напряженно вглядываясь, не идет ли командир?

– Гони! Никого там нет. Мотор заглох, а куда люди побежали…

Прыгнул, нырнул внутрь и решительно захлопнул люк. Вроде недавно проделанный путь теперь превратился в пламенный, и торчать снаружи не стоило. Сверху уже планировали горящие листья и сучья, этакий обжигающий дождь.

Хотя какой путь? Натуральный огненный коридор. Ищи теперь объезд, да найдется ли он? Одно утешение – где-то тайга уже явно выгорела, а по гари среди пеньков проезд уже возможен. В отличие от объятого пожаром леса.

Тринадцать лет после Катастрофы. Лето

Трое путников появились ближе к вечеру, когда до условного заката осталось не так много времени. Условного – раз все равно никто не видел солнца и лишь в уме представлял его путь где-то выше затянутого вечными тучами неба. Да и то лишь те, кто помнили: светил раньше наверху огненно-слепящий шар. Три точки на бескрайней заснеженной равнине, открывающейся отсюда, с расположенного на вершине блокпоста.

Почему сооружение на склоне чуть пониже верхней точки называли блокпостом, сказать было трудно. Как-то так повелось – блокпост и блокпост. Прочие чаще назывались точками. В действительности там еще до Катастрофы стоял дом. Деревянный, как большинство жилых строений в данной местности, однако на солидном бетонном основании, с огромным подвалом, где помимо прочего имелась даже сауна. У богатых свои причуды, а владельцем являлся человек состоятельный не только по здешним меркам. А уж какой отсюда открывался в те годы пейзаж! Тут тебе и кусок поля, и тайга, и река – одна из крупнейших. Любуйся – не хочу! Только жил владелец в доме от силы недели три в году в сезоны охоты или рыбной ловли, а прочее время трудился даже не в столице края – в столице всей страны. Там и сгинул без следа. Во всяком случае, о судьбе его никто не знал, а, если честно, и знать не хотел. Практически все потеряли связь с родными, так какое тогда дело до абсолютно чужого человека?

Домом какое-то время никто не пользовался. Даже беженцы, разными судьбами попавшие сюда, предпочитали жить в тесноте, но не на отшибе, а уж когда пришлось зарываться поглубже, то смысл в стенах вообще стал пропадать. Да вот пришлось выставлять посты, а уж лучшего места было в округе не сыскать. Дальше сыграл роль простейший расчет. Дом разобрали, бревна уложили накатами поверх бетонного подвала, превратив последний в весьма мощное оборонительное сооружение, полы и деревянный забор пустили на дрова, каменные столбики свалили, чтобы не демаскировали укрепление, а в завершение долго рыли пусть не совсем подземный, скорее, крытый ход сообщения – зачем же идти по открытому месту?

Результат стоил затраченных усилий. Блокпост столько раз принимал бой против зарвавшихся заезжих банд и против стай мутировавших волков, пытавшихся прорваться в людское поселение, что и не сосчитаешь. Теперь тут располагалась стандартная дежурная смена – три человека, следивших за подступами со стороны реки и, сколько можно, берега в сторону далекого города. Натуральное хозяйство требовало крепких рук, поддержка определенного образа жизни отнимала практически все время, однако о безопасности забывать отнюдь не стоило. В какой-то степени дежурство было отдыхом, хотя бы не приходилось возиться с подземными оранжереями, расширением поселения, заготовкой дров, всевозможными работами на построенной едва не с нуля небольшой геотермальной электростанции или ее собратьях – электростанциях ветряных, и многим другим. Сиди себе да пялься в сторону далекого, открытого здесь горизонта. Ну, не до самого горизонта, до леса, но это тоже без малого три километра. Правда, местность не идеально ровная, такой здесь вообще не бывает, но сопки с данной стороны невысоки, ложбины неглубоки, если путники будут исчезать порою из поля зрения, то ненадолго.

– Кажись, к нам гости, – первым заметил путников Игорек.

Был он самым молодым из дежурных, в год Катастрофы – совсем мальчишка, это теперь вымахал к восемнадцати годам. Глазастый, такому и не заметить?

– Где? – остальные двое подскочили к амбразурам, даже подняли заслонки из прозрачного пластика, отчего внутрь сразу ворвался обжигающий холод.

Пришлось торопливо поднять воротники, ладно еще по летнему времени температура держалась более-менее – разве что ночами термометр падал ниже десяти градусов. А так днем – пять-шесть, ну, ладно, восемь.

Олег на правах старшего смены уже подкручивал бинокль. Вещь ценная, просто так в чужие руки не дашь. Вдруг уронят, побьют, и где тогда взять новый на замену?

– Не шибко идут, хотя и на лыжах, – подал голос Игорь.

– А ты хочешь! – хмыкнул Олег. – Ясен пень – издалека. Тут кто угодно притомится. Только интересно – они специально сюда топают или случайно на нас вышли?

Внятного ответа вопрос иметь не мог, и начальник поста прекрасно знал об этом. Однако спросил, лишь бы не молчать.

– Скоро узнаем, – пробормотал Игорь. – А может, снимем их к чертовой матери, и вся недолга? Кто тут будет с добром шастать? Нормальные люди хозяйством занимаются, а не по свету странствуют. Раз свету все едино нема.

И хоть расстояние было велико, потянулся за охотничьим карабином.

– Отставить! – командным тоном произнес Олег.

В сравнении с прочими дежурными он казался немыслимо старым. С короткими совершенно седыми волосами, шея морщинистая, как и лоб, седые же усы свисают кончиками вниз. И то сказать – срочную Олег отслужил еще в ином государстве, когда армия была армией, а страна – страной. Вроде должно было забыться за давностью лет, однако произошло обратное, и в крепком еще старике порою просыпался сержант Советской армии.

Игорь разочарованно принялся вертеть оружие в руках. Карабин был отнюдь не нов, новому неоткуда было взяться в лишенном промышленности мире, зато аккуратно ухожен, пристрелян и весьма опасен для любого врага, не столь важно – двуногого или четвероногого.

Олег вздохнул. Конечно, совсем уж убирать оружие не стоило. Времена смутные, лихие, да только нельзя стрелять в людей по одному лишь подозрению. Тем более трое – не сто и даже не десять. Снег сегодня не валил, видимость вполне приличная, а больше никто в поле зрения не объявлялся.

Давненько сюда никто из людей не забредал. Весь этот год – точно. А когда перед тем, разве упомнишь? Одни волки то и дело маячили последние месяцы, изредка пытались пройти, затем каким-то образом стали останавливаться на рубеже открытия огня. Наблюдали, словно заимели разум.

На самый скверный случай имелся пулемет. Переделанный в пехотный ПКТ, снятый с одной из сломавшихся бээмпэшек. Весьма удобно: хочешь – с самодельного станка стреляй, возникнет нужда – пользуйся сошками. Патронов негусто, да на пару хороших боев еще, может, хватит. Зато более толстый ствол не так перегревается, позволяет вести огонь достаточно долго.

– Максик, позвони в штаб. Доложи на всякий случай. Трое, вроде бы имеется оружие, пока толком не разобрать, но что-то вроде охотничьего. Ружья или карабины. Больше никого пока не видно.

– Слушаюсь! – Порою сержантское нутро просыпалось в полную силу, и тогда Олег гонял нынешних помощников не меньше, чем в далекие и теперь кажущиеся счастливыми времена – молодых солдат. Но раз уж война не закончилась, порядки тоже должны быть армейскими.

Между тем трое путников потихоньку приближались. Шли они действительно тяжело. Умаялись в дальней дороге. Не позавидуешь людям – если идут наугад, то даже понятия не имеют: удастся ли заночевать под подобием крыши или придется прямо в снегу? А в округе, между прочим, порою хищники попадаются. Не старые времена, теперь всяким тварям раздолье, и человек уже перестал исполнять роль самого страшного зверя. В глазах других животных, разумеется, себе подобным он еще вполне мог устроить пакость, на которую не способны другие звери.

– Что говорят? – Максим успел переговорить по наведенной с главным поселением проводной связи.

– Говорят, пришлют нам кого-нибудь. Пока же – следить, если в самом деле идут лишь трое, разрешается перехватить их на подступах и разведать, кто и откуда.

– Лады.

Заметить со стороны блокпост было очень и очень трудно. Маскировали его при строительстве, а потом на помощь пришла природа и так засыпала снегом, попробуй отличи один снежный холм от другого. И не только блокпост. Сугробы хранили много тайн. Как иначе, раз таяния не было уже много лет? Нынешние дети иного пейзажа уже не представляли. Зато подальше с какой-нибудь сопки сразу бросались в глаза ветряки, и само существование поселения поэтому для путников тайной быть не могло.

Помолчали, наблюдая за медленным приближением гостей. Олег почти не отрывал глаз от бинокля, старательно высматривая окрестности.

– Кажется, никого. А ну-ка взгляни! У тебя глаза помоложе, – Олег передал бинокль Игорю.

Тот тоже долго взирал сквозь оптику и в конце концов со вздохом произнес:

– Я тоже не вижу. Может, разведка?

– А может – путешественники. Свой дом потеряли, теперь ищут, где лучше приткнуться. Мало ли? Скоро узнаем. Хрена тут гадать?

Одна из фигур вдруг едва не упала, лишь в последний момент кое-как выпрямилась, но тут же нагнулась, осматривая что-то внизу.

– На пенек нарвался, – довольно хмыкнул Игорь. – Наверняка лыжу сломал, а то и ногу подвернул.

– Ты-то чего радуешься? – напустился Олег. – Сам бы оказался в таком положении!

Пеньков под снегом хватало. Собственно, раньше на месте поля был лес, но его вырубили еще в начале Зимы. Одно действие – и два убитых зайца. И дров запас, которые тащить пришлось не слишком далеко, и место стало открытым, незамеченным не подберешься. Разве что ночью, только ночами ходить по открытому месту опасаются самые отъявленные сорвиголовы.

– А я че?

На поле явно произошло по сказанному. Чужаки сгрудились вокруг оступившегося, один нагнулся, потом наступило время разговоров. Упреки ли, сожаления – до блокпоста слова долететь не могли. Прошло, наверное, минут десять, когда путники возобновили движение. Двое, как прежде, скользили по насту, зато третий теперь ковылял пешком, то и дело проваливаясь выше колена, наверняка матеря климат, Катастрофу, собственную невезучесть…

Предупреждающе брякнул колокольчик у двери. К безопасности в поселении относились серьезно, открытыми проходы не оставляли. Бывали печальные прецеденты, а по наступившим временам риск давно утратил надуманное былое благородство.

– Открой, Игорек. Наверняка наши. Только проверь на всякий случай.

Игорь хмыкнул, мол, нашел что напоминать! Тут мальчишки не откроют двери по первому сигналу, а уж люди взрослые, к которым относил себя молодой по прежним временам парень…

– Ну, что тут у вас?

Между прочим, заявился не кто-нибудь, а Воронов. Ну и с ним сразу четверо бойцов, словно трое чужаков представляли настолько грозную опасность. Не то Воронов был где-то неподалеку, от главного бункера до блокпоста было далеко, не то группа вопреки всему шла на лыжах поверху. Пешком ходами не успеть…

– Группа неизвестных. Движутся по направлению к нам, судя по всему, пройдут немного в стороне от блокпоста, – доложил Олег. – Да, там один из них лыжу сломал. Вон, хромает.

Воронов извлек бинокль, свой, не тот, который постоянно находился в числе прочего нужного имущества в укреплении, посмотрел в сторону путников.

– Мы понаблюдали за окрестностями. Никого больше не обнаружили, – дополнил между тем доклад Олег.

– Угу, – процедил офицер. О его военном прошлом не напоминало ничего. Обычный полушубок, валенки, да и смысл носить сейчас форму, даже если бы она перенесла прошедшие годы?

– В общем, так, орлы. Прикроете, если что. За старшего – Сухомятин. Пойду узнаю, что это за гости. Гаричев – со мной. Обойдем их с фланга. Нечего показывать, где у нас что расположено.

В отличие от большинства жителей, имевших всевозможные охотничьи ружья и карабины, Воронов был при автомате. Магазины связаны, поверх верхней одежды – разгрузка, даже гранаты имеются, словно речь шла о возможном длительном бое. Но уж тут лучше переборщить. Впрочем, Гаричев, бывший сержант-контрактник, тоже был с «калашниковым» из все тех же запасов, которые привезли сюда вояки. Жаль, запасы оказались невелики – упор больше делался на боеприпасы, чем на само оружие. Думали – если понадобится, можно будет совершить еще одну ходку, но не получилось.

– Что встали? – Сухомятин, тот самый Олег, потянулся за стоявшим пока в стороне пулеметом. – Давай его на станок! И ленту сразу!

Проверил сектор обзора и легко ли ходит ПКТ, затем открыл коробку, протянул ленту, взвел. Еще раз проверил, удастся ли уложить гостей одной очередью? Выходило – удастся.

Тем временем Воронов с напарником успели обогнуть сопку и теперь спускались по склону почти у берега. Их немедленно заметили, остановились. Привлекать к себе внимание путники не стали, без того ясно – двое двигаются в их сторону неспроста, однако за оружием пока тоже не тянулись. Может, надеялись на собственную ловкость, может, искренне хотели разрешить дело миром. На чужой территории втроем много не навоюешь.

Знали ли они, что находятся под прицелом? По идее, блокпост был замаскирован хорошо. Но ведь некоторые люди чувствуют опасность!

Там, перед амбразурами, в какой-то сотне с небольшим метров от начала склона, Воронов с разгона подскочил к путникам и резко затормозил в десятке шагов. Лыжи у него были не самодельными, прекрасно ухоженными. Вон, на что Гаричев ловок, повторить маневр командира так лихо не сумел.

– Кто такие? – офицер присмотрелся к путникам.

Все трое молоды, старшему еще далеко до тридцати, остальным и того меньше. Одежда помятая, неновая, нестираная. Идут издалека – да и откуда еще? Вокруг не осталось ни одного значимого поселения. Уже месяца три как нет. «Скитальцы» были последними, а теперь разве что под городом кто-то живет, да в противоположном краю, но там уж совсем далеко, за сотню километров.

Лица усталые, один точно лыжу сломал.

– А вы кто? – спросил один из «младшеньких» с черными глубокими глазами.

Старший по возрасту, довольно широкоплечий, но несколько несуразный из-за сравнительно коротких ног, невзначай коснулся закинутого за спину охотничьего карабина.

Воронов чуть качнул головой в ответ и демонстративно расположил руку на рукояти «калаша». Одно движение – и автомат уставится на путешественников, а в следующее мгновение уже выплюнет свинцовую смерть.

– Седой, – предупреждающе обронил черноглазый и кинул мимолетный взгляд на напарника.

– Мы – местные хозяева. Устраивает? Потому имеем полное право задавать любые вопросы, – Воронов на конфликт не шел. Лишь показал готовность покарать любого, объявившего себя врагом. Начинать встречу со стрельбы – дело последнее. – Кто вы?

– Путники, – ответил все тот же черноглазый.

А глаза у него какие-то странные. Такие впору иметь бы гипнотизеру.

– Так плутайте дальше, – Воронов кивнул в сторону. – У нас или называют себя, или идут стороной. Не старые времена.

– Я – Борис, можно просто Бор, это – Сергей, мы его Седым зовем, и еще Мишка.

– А дальше? – сами по себе имена не говорили ровным счетом ничего. Точно так же не сказали бы ничего фамилии, да и не о прозвищах велась речь.

Пришлось объясняться прямо посреди поля под прицелом стражи из блокпоста. Впрочем, о последнем факторе парни не догадывались.

Объяснялись гости довольно косноязычно. Новое поколение, образования никакого, словарный запас небольшой. Да и не привыкли они к пространственным пояснениям. Потому рассказ имел массу лакун, но основное было понятно. Оказалось, они пришли откуда-то с севера, с противоположного берега реки. Положение у них сложилось аховое, хищники непрерывно нападали на поселение, а тут еще банды, и на общем сходе жители решили отправить разведывательный отряд в далекий Хабаровск. Некогда самый большой город края, вдруг там сохранилась какая-то власть? Перебраться всем вместе под крыло, сколько осталось народа, а так, глядишь, появится возможность возродить цивилизацию. Пусть хотя бы здесь, раз до европейских районов никак не добраться. Лучше же, чем погибать поодиночке. Отобрали самых молодых и здоровых. Некоторые погибли по дороге, но ядро уцелело.

Однако с дороги, похоже, где-то сбились. Компасы показывали в разные стороны, ориентироваться было невозможно, шли во многом наугад. Сама троица представляла собой головной дозор, прочий отряд в данный момент находился примерно в половине дня пути позади. Люди вымотались, пришлось остановиться на большой привал. А вокруг – ни души.

– В Хабаровске вам делать нечего, – вставил Воронов. – По нему как раз пришелся один из ударов. Не город, а пепелище. Никакой власти нет, уцелевшие жители образовали банды, и если что правит – закон сильного. Прежде использовались консервы и прочие запасы, потом кое-что стали выращивать под землей, кому-то удалось покинуть город. Говорят, масса мутаций. Большей частью – вредной, приводящей к летальным исходам, но порою жизнеустойчивой. Оттуда приходили банды, да удавалось отбиться. Что там на данный момент, неизвестно. Может, остатки горожан уже вымерли, может, продолжается бесконечная война между группировками и районами. Но всякие рейды с той стороны прекратились еще пару лет назад. Безлюдье, хищники бродят стаями, не очень доберешься. До того – иногда наведывались, хотелось им брать дань со всех, до кого могут дотянуться. Тут ведь и компас не нужен – двигай по Амуру или по дороге. Кстати, Князе-Волконское тоже было уничтожено, но там вообще полностью. И фонит еще немного до сих пор. Впрочем, где сейчас совсем не фонит?

Он говорил, а сам присматривался к парням. Любой офицер поневоле психолог. Чтобы управлять людьми, их поневоле необходимо понимать – пусть в простейшем приближении. Проще всего оказалось с Михаилом, тем самым юношей, который сломал лыжу. Обычный парнишка, может, немного невезучий, уставший, даже несколько поникший, но пытается держаться, не ударить в грязь лицом. Мужчиной в старом смысле слова еще не стал, но шанс есть.

Зато в Седом, старшем по возрасту из троицы и самом здоровом, судя по развороту плеч, Воронов уловил какую-то червоточину. Что-то подлое промелькнуло во взгляде, не объяснимое словами. Может, разумеется, показалось, мало ли, однако капитан привык доверять интуиции. И уж совсем непонятным был Борис. С виду – вроде бы молод, а вот глаза… Словно прет из них энергия, уж не сказать, хорошая ли, дурная. Но есть в Борисе второй слой, точно есть. Еще бы понять, что там такое? Странное ощущение, будто черноглазый пытается тебе что-то внушить и даже вроде удивлен, что это не получается.

И во всех троих чувствовался не слишком далекий ум. Мягко говоря. Может, Борис был поумнее соратников, зато те… Нет, хитрость в них определенно имелась, практичность – тоже. Иначе вряд ли бы дожили до нынешних дней. Но в основном…

– Наверно, на севере меньше, – отозвался Борис. – Только там вообще жить невозможно – очень уж холодно. Вот если бы на юг податься… Вдруг там до сих пор тепло и даже солнце проглядывает?

– На юге от нас Китай, – напомнил Воронов. – Вряд ли китайцы захотят кого-то принять, даже если после всех жертв там появилась свободная земля. Да и ракетами по нему тоже прошлись. Тогда надо стремиться в Африку. Туда точно никто ничего не бросал за полной ненадобностью. Или – в Австралию с Латинской Америкой. По тем же причинам. Но – не добраться. По суше не пройти, если выйти каким-нибудь образом к морю и если оно не замерзло, хотя несколько сомневаюсь, да и даже при наличии корабля шансы нулевые. Не сориентироваться. В общем, пробовать можно, толку не будет.

Воронов сам когда-то подумывал о дальней экспедиции. В самом начале – узнать, что уцелело и можно ли восстановить хотя бы некое подобие государства, и потом, на третий год, когда ядерная зима вступила в свои права и снег не растаял даже летом. Тут уже с единственной целью: выжить. То был самый критический год в селении. Посадить что-либо оказалось немыслимым. Людям элементарно стала угрожать голодная смерть – в придачу к смертям от болезней, облучения, расплодившихся хищников и озверевших банд. Добытых на нескольких армейских складах запасов могло не хватить до следующей весны. И все-таки жители сумели кое-как справиться с новой напастью. Прежде полуподземные, затем – подземные теплицы, система отопления, подземные же фермы, где разводили свиней и кроликов, постоянный непосильный труд в свободное от схваток с многочисленными бандами время… Хорошо, электроэнергию стали получать, а паек ввели в первые дни после Катастрофы. Вновь бои с многочисленными желающими завладеть плодами труда, объединение с уцелевшими жителями соседнего Малышева – там в жестокой резне погибла немалая часть уцелевшего после радиоактивного дождя населения… В общем, постоянный труд, а как следствие – не преуспевание, но хотя бы сравнительный достаток, возможность выжить в абсолютно нечеловеческих условиях.

– Понятненько… – процедил Борис. Все-таки главным из троицы был явно он. – А здесь как?

– Как везде, – чуть пожал плечами капитан. Гаричев в присутствии командира дисциплинированно помалкивал, лишь с интересом переводил взгляд с одного гостя на другого. Чего не знали путники – при кажущейся расслабленности боец в любое мгновение был готов начать работу.

– Но с чего-то вы живете?

– Выращиваем овощи, мясо. Главное – руки приложить, тогда все получится.

– Послушайте, может, вам охрана нужна? У нас в основном молодежь. Никакая банда к вам тогда не сунется. Надеюсь, полсотни человек вас не объедят?

– Охрана? – Воронов картинно приподнял левую бровь. – Нет, мы как-нибудь сами. Вот умелые рабочие руки – еще куда ни шло. В охране мы не нуждаемся. Кстати, а почему молодежь? Вы же говорили об оставшихся в поселении людях.

– Многие старики умерли, многие погибли. Молодые всегда крепче. У нас и телки есть.

– Коровы, в смысле? – офицер старательно изобразил непонимание.

– Какие коровы? Женщины!

– А я уж подумал – вы с собой стадо гоните. И много?

– Не бойтесь. На ваших не позаримся.

– С чего нам бояться? Мало ли кто ходит иногда мимо? С телками ли, без…

Седой открыл рот, явно стремясь нагрубить, однако Борис лишь строго взглянул на приятеля, и тот промолчал.

– Но надо же помогать друг другу…

Фраза была настолько далекой от жизни, что Бор не стал развивать ее дальше. Когда ресурсов не хватает на своих и любая мелочь дается трудом, а ее отсутствие может означать смерть для всех, поневоле о чужих не думают.

– Лучше скажите, как добрались? Тут волки в последнее время жутко озоруют. Вокруг ни одного поселения не осталось. Носятся стаями…

– Как-то проскочили, – неуверенно пожал плечами Борис. – Повезло, наверное.

– Тогда – да. Ладно. Все равно не мне решать. Как и не вам. Не выпроваживать же вас на ночь глядя! Пойдемте в деревню. Там начальство, там все объясните. Попробуйте доказать свою необходимость. Если сумеете.

Воронов повернулся и двинулся первым.

– Слушай, как хоть селение называется? – поспевая за ним, спросил Борис.

– Елабуга. Был такой город в России, а здесь так же называлась простая деревня. Говорит о чем-нибудь название?

– Вроде что-то знакомое, – неуверенно улыбнулся Борис.

Откуда ему знать?

Тринадцать лет после Катастрофы. Весна

Тридцать километров на лыжах по тайге – не расстояние. Если умеешь ходить. Ходить вся четверка умела. Прошли времена, когда изнеженные цивилизацией горожане даже на соседнюю улицу ехали в автомобилях, а необходимость перемещаться своим ходом воспринималась едва не как унижение. Прошлые времена приказали долго жить, а вместе с ними люди, не сумевшие вернуться к истокам. Если за исток считать легендарное оледенение.

С ориентацией тоже проблем не было. Места относительно знакомые, карта и компас на подобные расстояния не требуются. Да и не действуют давно компасы. Не сказать, будто идти совсем легко, тайга – не ровное поле. Тут и сопки, и непроходимые чащобы, да прибавить груз на плечах… Так ведь не женщины, а мужчинам жаловаться на походные трудности не пристало. Тридцать километров – не триста.

– Уже скоро, – Воронов повернулся к своим людям. – Чуть больше километра.

Окрестности он запомнил давно, едва не с первых посещений скитальцев. Скитальцев не в силу их любви к перемещениям, напротив, как они здесь обосновались вскоре после Катастрофы, так никуда уходить не собирались, а потому что поселение напоминало разделенный на дома и подсобные хозяйства скит. Воронов назвал как-то в шутку, а неожиданно прижилось. В глаза им такого не говорили, однако между собой…

Перевалить сопку, за ней уже будут видны два ветряка. Сколько бы здешние обитатели ни твердили о кознях дьявола, о проклятиях и необходимости праведной жизни, при вечном отсутствии солнца совсем без электричества обойтись невозможно. Не желают растения давать урожай в теплицах без света. Одной охотой не проживешь.

Легче бы зайти к поселению со стороны Амура, там имеется широкая просека, просто капитан шел короткой дорогой, срезая изгиб великой реки.

Вот и верхушки ветростанций. Медленно кружатся в согласии с зефирами и бореями. Скоро почти по центру между ними объявится деревянная церквушка со староверским крестом. Деревянная ограда, чем-то напоминающая небольшую крепостную стену, внутри нее – жилища, теплицы, овины…

Еще один очаг человечества среди обезлюдевших земель.

Что-то показалось странным. Дед Володя, самый старший среди разведчиков, уже за шестьдесят, не успел осознать толком, что именно, однако сразу вскинул руку, повернулся и тихо произнес:

– Осторожно.

Три пары глаз с безмолвным вопросом смотрели на охотника. Потому его и взяли в поход, что равного в тайге старику не было.

– Не пойму, – честно признался тот. Потом дошло. – Тихо. Собаки не лают. Уже учуять должны. И дыма нет. Ветер от нас, но он же вверх поднимается. Не могут же скитальцы не топить!

Мороз по нынешним временам стоял не слишком страшный, градусов пятнадцать, путники даже взмокли, так ведь одно дело – мчать на лыжах, и другое – сидеть дома. Поневоле необходимо поддерживать температуру повыше нулевой.

Таясь, присмотрелись внимательнее. Ни дымка, ни какого-нибудь движения. Словно живые покинули поселок, отправились на поиски лучшей доли. Да не верилось в подобный вариант. Насиженные места не покидаются.

Значит…

О нехороших возможностях думать не хотелось. Только думай не думай, лучше не станет.

– Гаричев, прикрой, – принял на себя команду Воронов. – Димка, пойдешь со мной. Только осторожнее. Смотри в оба.

Димка был молод, едва миновал восемнадцатый год, однако уже считался весьма опытным охотником. Так кто натаскивал его-то?

Сержант деловито выбрал позицию для себя и деда, кивнул. Порядок. Словно Володя сам бы не смог найти местечко получше.

Воронов оставил лыжи, взвел затвор автомата. Магазины связаны для скорости перезарядки, только стреляй. Не слишком сподручно в рукавицах, пусть даже указательный палец имеется, но голые ладони задубеют в момент. Если вообще не примерзнут к железу. Димка осмотрел карабин, передвинул поудобнее патронташ.

Снега за долгие годы навалило столько, – если бы внизу не слежался, можно было бы провалиться выше головы. Даже сейчас порою приходилось брести по колено, и еще хорошо, что вещи остались с группой прикрытия. Хотя в последние годы валило реже. По логике, круговорот воды в природе, только где найти открытую воду?

Вблизи стало ясно – впечатление не обманывало. От поселка веяло безлюдьем и какой-то трагедией. Вся жизнь добрый десяток лет состоит из сплошных трагедий да тяжелого труда между ними.

Они не сразу заметили – креста на церквушке не было. Представить, будто живые скитальцы допустили подобное святотатство, казалось немыслимым. В эти места еще в первое лето перебрались люди, крепкие в старой вере. Те, кто считал случившуюся Катастрофу карой Господней. Построили здесь деревушку, много молились, усердно трудились, в посты превращались едва не в скелеты и тем не менее рожали много детей. Увы, в массе своей, как следовало ожидать, больных, умирающих в первый год. Но из сотни душ в поселении половина была детскими. В отличие от более благополучной Елабуги, где ребятишек было мало.

В первое время скитальцы отвергали любую постороннюю помощь, словно предлагалась она не бывшими соотечественниками, а слугами дьявола. Лишь с наступлением постоянной зимы согласились принять в дар пару электрогенераторов, дали построить у себя ветряки. Деваться-то некуда, весьма часто чудеса Бог творит через конкретных знающих людей. А вот карает порою сам – через многочисленные болезни, коих стало столько, десятка медицинских институтов не хватит. Сколько раз жители одного или другого уцелевшего поселения вымирали от очередной хвори, не перечесть.

Тут на болезнь не походило. Крест от микробов не падает. И от последствий лучевой болезни тоже. Люди верующие, твердые, укрепить символ обязаны были так, что никакой ураган не страшен. Тогда выходит, результат вызван некими гостями. Желающих пожировать на дармовщинку в ближайших окрестностях поубавилось, суровый климат и нормальные жители сильно проредили их ряды, да ведь имеется еще Хабаровск.

Тишина. Трагедия произошла давно, снег укрыл следы, и даже звери ушли отсюда, насытив утробы. Никто не устраивает засады на всякий случай. Очень уж долго приходится ждать на нынешнем безлюдье. Просто осторожность давно стала привычкой, и двое разведчиков шли в напряжении, будто только и ждали выстрела ли, арбалетной стрелы… Многие перешли на оружие иных веков по мере исчезновения патронов.

Можно перескочить через забор, да зачем, когда поблизости есть калитка? Основные ворота с противоположной стороны, идти до них вкруговую далековато.

Общий двор. Как предполагалось, все здесь скрывал снег. Обычно жители постоянно расчищали дорожки, старательно следили за порядком, теперь же в их отсутствие верх одержала природа. И – острое впечатление заброшенности. Некоторые строения почти скрылись под сугробами, угадываются одни крыши да стены с наветренной стороны, другие изначально строились повыше, потому торчат безлюдные, осиротелые, с распахнутыми настежь дверями. А ветряки вертятся, и нет им никакого дела в ненужности извечного движения по кругу.

– Никаких следов, – нервы Димки напряглись струной, малейший звук – и лопнут, парнишка постоянно озирается, не убирает палец с курка.

– Все засыпало давно, – тихо отозвался Воронов. Опасности он не чуял, миновала она, ушла, совершив черное дело. – Разве что в избах посмотреть. Вдруг найдем какую подсказку? Зови наших. Нечего им там сидеть.

Сам же мельком подумал о другом. До темноты вернуться разведчики не успевали. Изначально предполагалась ночевка здесь, к гостям староверы относились не слишком хорошо, но не гнали, привыкли уже к редким визитам. Теперь предстояло выбрать из двух вариантов: то ли ночевать прямо в тайге, то ли здесь, посреди вымершей деревни. Знать бы еще, отчего вымерла? По идее, любые бактерии на морозе обязаны погибать, и все же вдруг?

Пока подтягивалось прикрытие, Воронов лишь чуть прошел по селению. Снег надежно укрыл былую трагедию. Тут нужна целая рота, чтобы раскопать хоть что-нибудь. Да и то…

– Я – в церковь, – люди верили, обязаны были посетить небольшой храм, вознести мольбы к тому, кто не сможет или не захочет их защитить.

Крыльцо было высоким, вдобавок сверху имелся довольно большой навес, и потому намести внутрь не могло.

Кости попались здесь же, еще перед распахнутой дверью в храм. Обглоданные зверьем, переломанные, растасканные, и не понять, сколько человек нашло здесь свою кончину. Зрелище было видено столько раз, что давно не вызывало особых эмоций. Сознание лишь мельком отметило главное: людей не хоронили, видно, было некому. Велено же предавать прах земле, а раз верующие пренебрегли незыблемым правилом…

Хотя тут могли лежать последние из жителей. Скажем, кто-то умер от мора, был зарыт, потом – следующий, но кто-то ведь остался последним, непогребенным. Потом, что зверье, что мародеры всегда найдутся. Одни растащат кости, другие – вещи. Только и разница – в порядке. Ограбят, потом съедят, или наоборот. Дверь в храм не закрылась по банальной причине – несколько костей сыграли роль клина.

Внутри храм напоминал декорации «Вия» с поправкой на вечную зиму. Стены покрыты белым налетом, кое-где ледок, однако имеются и черные пятна несостоявшегося пожара. Не то свечки падали, не то лампады, а почему все погасло, попробуй угадай. Иконы разбиты, частью валяются на полу, частью перевешаны верх ногами. Только вместо гроба с телом панночки повсюду валяются кости, многие явно детские.

Было настолько мрачно, что находиться в бывшем Божьем доме не хотелось. Молодежь вышла сразу, мужчины постарше чуть помедлили. Нет, они не старались показаться храбрее, каждый был на виду, и стоимость любого была давно ясна, так, приглядывались слегка, не отыщется ли разгадка трагедии? Что хотя бы было первым: визит таинственных бандитов или появление зверей? Умерли ли прихожане или были убиты? Ничего не понятно. Кости молчат, обрывки одежды не говорят ничего.

На крыльце дед напряженно всматривался куда-то в даль.

– Померещилось, вроде тень промелькнула, – тихо сказал старик в ответ на невысказанный вопрос и запустил в густую бороду пятерню. Рукавицы он снял, чтобы сподручнее было действовать.

Но, насколько позволяла видеть не слишком высокая ограда, никого по ту сторону не было. На открытом месте – точно, а за забором или за каким деревом – не разобрать.

– Да ну, – попытался отмахнуться Димка.

Вид у внука был неважным, лицо побелело не только от мороза. В голосе разведчика звучало не столько сомнение, сколько желание сомнения.

– Может, и почудилось. Волки обычно воют, – медленно произнес Воронов. – Но оружие всем держать наготове. Пошли к избе Еремея. Вдруг ответ отыщется там?

Предложение было логичным. Раз Еремей был главным и все управление было завязано на нем, то где еще искать следы случившегося, как не в его жилище? Может, это будут какие-то записки, может, еще что-то, но вдруг старик по старинке фиксировал происходящие события? Благо не настолько большим было поселение, все под рукой и в пределах короткой пешей прогулки.

Изба Еремея была капитальной. На высоком подклете, который не смог до конца завалить нетающий снег, как и церковь, с крыльцом, только здесь дверь не была открытой настежь. Ее вообще не было, выломал кто-то, и темный зев входа звал путников заглянуть внутрь.

Прямо здесь, в сенях, чуть в глубине от входа, валялся арбалет с лопнувшей тетивой и перерубленным ложем.

– Однако, – Воронов приподнял оружие. – А ведь били если не топором, так подобием меча… Это уже не звери…

Он сразу узнал арбалет. Как не узнать, когда именно из этой штуковины старший сын Еремея при первом знакомстве едва не всадил в капитана тяжелую стрелу! Едва увернуться успел…

Колчана со стрелами нигде не было, зато на полу валялось несколько стреляных гильз. И опять-таки человеческие кости.

– Значит, все-таки бой, – вздохнул Гаричев.

Наверняка тоже вспомнил хозяев. Негостеприимных, извечно агитирующих в пользу веры, помешанных на покаянии и все-таки своих.

Все было разграблено. Сундуки выпотрошены, мебель перевернута, даже одеял на разломанных кроватях не имелось. Отсюда явно волокли все, что только могло пригодиться в жизни, а учитывая нынешние времена, пригодиться в ней могла абсолютно любая вещь. Даже никчемный в прежнем мире клочок тряпки.

И – никаких записок, листков, прочего. Бумага тоже в жутком дефиците. Новую не производят, старую еще поискать. Сгнило же сколько!

Да и до бумаги ли?

Выстрелы загремели неожиданно. Подзадержавшийся у входа дед вовсю лупил из карабина. Воронов рванул первым, выскочил, сразу вскидывая автомат. Пространство перед избой было заполнено волками. Серые хищники неслись к дому, и пришлось открыть по ним огонь очередями. Было бы время – поблагодарил бы судьбу, что семь шестьдесят две – все же не пять сорок пять, и вреда зверям от них больше. Тут даже не требовалось целиться – хищники были рядом, и даже неизбежный разброс пуль играл против них.

Невольно шарахнулся назад старик. Его карабин был разряжен. Зато рядом опустился на колено Гаричев, и теперь работало уже два автомата. Мгновение спустя к стрелкам присоединился Димка.

Хищники падали, кувыркались, взвизгивали, но оставшиеся упорно неслись вперед на огрызавшуюся огнем, но такую желанную добычу. Автомат щелкнул вхолостую, и капитан заученно перекинул магазины. В какой-то момент показалось: не отбиться. Достаточно одному зверю прыжком взлететь на крыльцо, сбить с ног стоявших плечом к плечу людей, а дальше решать все будут клыки.

И все-таки четыре ствола (дед успел вогнать в казенник несколько патронов) перевесили. Какими бы ни были ярость и голод, визги раненых собратьев здорово сбили спесь со стаи. Волки не выдержали бьющего навстречу свинца, рванули в стороны, огибая близкую и недостижимую избу.

– Ни хрена себе!

Мужчины невольно переглянулись. С десяток тел, частью уже затихших, частью еще бьющихся в агонии, лежали едва не вплотную к дому.

– Перескочили через ограду, сосредоточились… – зачем-то стал комментировать случившееся Воронов. – Н-да…

Волчья морда выглянула из-за угла, и капитан дал по ней очередь. Только зверь оказался проворнее, и пули умчались куда-то вдаль.

В рожке оставалось еще несколько патронов, однако капитан предпочел сменить его на новую связку. Следом остальные разведчики тоже принялись торопливо перезаряжать оружие. Волки явно никуда не ушли, находились под прикрытием стен, а в избе даже не было двери, которая способна была послужить какой-нибудь преградой. Ладно, в окна здоровенные хищники протиснуться никак не могли.

– Это что выходит? Они следили за нами? – ошарашенно спросил Димка. Пик опасности схлынул, и парня начинала молотить дрожь. – Или за селением?

– Может, и следили, – пробурчал дед. – Жрать всякому хочется. Умнеют, твари.

Положение складывалось едва не патовое. Воронов покопался в разгрузке, извлек гранаты, старые добрые «эфки», и принялся ввинчивать запалы. На капитана посмотрели прежде с недоумением, но сразу поняли, без лишних команд взяли на прицел углы. Или выглянет кто, или выскочит…

– Глянь-ка! – дед, отличавшийся дальнозоркостью, кивнул на далекий склон. Там гордо и одиноко застыл еще один серый хищник, совсем как полководец в момент сражения.

Только как бы за ним не скрывались резервы. Могут же. Примчались на шум боя, теперь прикидывают шансы пообедать. Голодно, дичи осталось не очень много, приходится рисковать, чтобы набить брюхо.

К чему гадать? Воронов проскользнул в избу, сорвал кольцо, еще выждал лишнюю секунду для гарантии и только тогда швырнул гранату в разбитое окошко. Немедленно повторил процедуру с другой стороны избы. Два взрыва прозвучали с минимальным интервалом, а следом донеслось взвизгивание. Кого-то зацепило, хотя дело не только в дополнительных потерях. Не существует зверей, которые не боялись бы громких и резких звуков, да еще с клубом дыма и посвистом осколков.

От входа ударило несколько выстрелов, и Воронов поспешил туда.

– Надо же! Только один рванул в эту сторону! – дед Володя опустил карабин и покачал головой. – Как знали!

– Может, удобнее так было, – примиряюще вымолвил Воронов.

Если хищники действительно научились мыслить и планировать операции, тогда точно хана. Без того влипли, дальше почти и некуда.

– Ну, что? Мы с Димкой обойдем кругом, а вы прикрывайте.

Прежде хотел двумя парами с двух сторон, да чем черт не шутит? Еще тем временем заскочит какой волчище в дом, а потом встретит соответствующим образом.

Идти было неприятно. Хотелось швырнуть за каждый угол по гранате на всякий случай, только с собой у капитана остались две «лимонки», плюс что-то было у Гаричева. Требовалось поберечь их на крайний случай. Ладно. Будем надеяться на стволы.

Волки убрались. Лишь один все еще уползал, оставляя за собой кровавый след, и Димка, мстя за пережитый ужас, немедленно вогнал серому пулю в голову. Еще пара валялась без признаков жизни, и вдаль уходили следы уцелевших.

– Что будем делать, мужики? – Воронов покосился на разведчиков. Командиром группы был он, ему было решать, и все равно хотелось посоветоваться. – До темноты вернуться не успеем, а ночью в тайге загрызут. Надо найти избу поцелее да забаррикадироваться до утра. Иного не придумаешь.

– Думаешь, в покое оставят? – дед в очередной раз потеребил бороду.

– Просто при свете пробиваться будет полегче. И хоть отдохнем по-людски.

– А ежели двуногие придут?

– Вот их пусть и едят, – улыбнулся капитан.

– Смотри сам, – старый охотник зря времени не терял.

Буквально рядом с дверью в бревнах стены виднелись несколько характерных пулевых попаданий.

– Хочешь сказать, первыми здесь были люди? – старик молчал, лишь многозначительно посматривал на капитана, и тот добавил: – Только не говори, будто банда действовала сообща со стаей. Волки не приручаются.

– Не приручались, – Володя отвел глаза, внимательно осмотрел окрестности. – Теперь ничему не удивлюсь.

– Ты что, дед? Каким образом?

– Хрен его знает, каким. Просто ведут себя волки странно. Не совсем по-волчьи. Умнеют на глазах.

– Мутации. Ладно, в лесу хоть крысы водиться не могут. В городах они наверняка опаснее некуда. И их больше. Сам же видел, когда ходили. Волки хоть ограничены травоядными. Нет пищи, и хищники вымирают. Будь они хоть гениальны в своем роде. Стада разводить все равно не сумеют, а кушать хочется всегда.

– Угу, – буркнул охотник.

Но, чувствовалось, убедить его капитан не сумел.

– Пошли. Вон изба Прохора на первый взгляд почти цела. Дверь, во всяком случае, имеется, – Воронов кивнул на соседний дом. – Печь растопим, переночуем, словно белые люди.

– Еще баньку растопи, – тоскливо вздохнул охотник. – В ловушку бы не попасть.

– По-твоему, идти лучше?

– Нет. Не дойдем. Ежели бы БМП…

Грозная техника стояла на приколе. Горючего было мало, поневоле приходилось сберегать его на крайний случай. Это сразу после Катастрофы еще сохранились всякие склады, а то и просто заправки. Где их теперь найти?

Дверь в избе Прохора действительно была целехонькой. Никто ее не выламывал, никто, кажется, даже не пытался взломать в свое время. А вот внутри успели побывать и люди, и хищники. Вещи тоже были взяты практически все, остался совсем уж ненужный хлам или громоздкая, а скитальцы не признавали другой, мебель. Стекла в оконцах выбиты, на полу рядом с ними намело небольшие сугробы. Зато костей почти не было. Лишь какие-то маленькие, явно принадлежавшие кому-то из детей. А где погибли взрослые – велика ли разница? Все равно исправить что-либо невозможно.

Главное – крыша над головой. Прикрывая друг друга и то и дело замечая в отдалении серые силуэты, перетащили в избу небольшой запасец дров. Затем уже забаррикадировались, наметили сектора обстрела, распределили дежурства. Между делом растопили печь, даже сварганили похлебку в найденном и тщательно отмытом горшке. Благо некоторый неприкосновенный запас продуктов с собой имелся. Охота зачастую была плохой, полагаться лишь на нее в пути не стоило.

Ночь прошла тревожно. У всех не шли из головы слова деда Володи. Тем более волки больше не таились, то и дело завывали где-то чуть в отдалении, словно призывали собратьев на подмогу. И на обед. Иногда вообще на грани слышимости им отвечали другие хищники.

– К утру, чую, столько наберется… – качал головой Володя.

Уж точно. Стая явно росла, и даже четыре ствола не казались надежной защитой от многочисленных хищников. Если же представить три десятка километров, которые требуется преодолеть, да ладно, когда по льду, там хоть открытое пространство и дальнобойность оружия дает немалые преимущества людям, а вот в тайге… Видимость ограничена, вылетит несколько хищников из какого-нибудь ельника, да вплотную, тут можно не отстреляться.

Неужели волки поумнели благодаря мутациям настолько, что теперь то распадались на небольшие стаи, которым легче прокормиться, то собирались вместе, если добыча огрызалась и десятку-другому хищников была не по зубам? Организация лесных хищников в целях борьбы за пропитание…

Воронов словно воочию увидел наполненную волками огромную поляну. То один, то другой хищник выходил на холм посреди, что-то выл, а остальные то слушали молча, то начинали подпевать «оратору». Потом невесть как на возвышении появилось несколько человек в волчьих шубах. Вот кто-то сделал шаг вперед, взвыл ничем не хуже серых хищников, даже, пожалуй, громче.

И тут капитан очнулся. Рука привычно вцепилась в автомат. Приснится же такое! Мрак в избе царил практически полный, лишь немного света давал снег за небольшими окнами. Поблизости в самом деле раздавался заунывный и зловещий волчий вой. Маячил дежурный.

– Как обстановка? – Воронов поднялся, спросил едва не шепотом.

– Почти спокойная, – так же тихо ответил Гаричев. – Ложитесь, товарищ капитан. До смены еще больше часа.

– Такая ерунда приснилась, – признался Воронов. – Волки здесь?

– Да вон же они! – сержант отступил от окна, давая возможность командиру самому оценить ситуацию.

На фоне белого снега что-то чернело. Приглядевшись, Воронов понял – не что-то, а волки. Хищники сидели плотно, заняв большую территорию. Сколько их здесь столпилось, в темноте, сказать было невозможно, но счет наверняка перевалил за сотню. Может, и за две. Не так легко прикинуть количество зверей.

– И что? Только сидят?

– Временами воют.

В самом начале ночи волки попытались с налета выбить дверь, однако разведчики закрыли ее добротно. Завалили всем, что попалось под руку, да так, что самим выбраться теперь стало проблемой.

– Воют – ладно, – а уже думал: с утра-то как? Придется прокладывать путь огнем, однако любой бой чреват разными неожиданностями. Хватит ли патронов? Взяли с собой запас, давно были приучены к опасностям, так любые запасы конечны. И те, находящиеся в Елабуге, в том числе.

– Вот чего сидят, не пойму, – признался Гаричев. – Словно ждут чего-то.

На полу шевельнулись, и еще один человек поднялся. Судя по фигуре, внук. Дед был пониже. Присоединяться к военным Димка не стал. Вместо этого медленно и молча пошел в сторону сеней.

– Ты куда? – окликнул капитан.

Не отвечая, парень открыл внутреннюю дверь и уже на пороге был перехвачен бодрствующими товарищами. Но даже лишенный возможности идти, продолжал вяло вырываться, словно лунатик, задержанный санитарами. И все это по-прежнему молча.

Даже как-то жутковато стало. До сих пор Димка считался здоровым. Откуда же навалилась болезнь? Что на него вообще нашло?

– Димка! Стоять!

Резкая команда подействовала, судорожные движения прекратились.

– Что? – сипло вопросил Димка.

– Это тебя надо спросить.

– Где я?

– В избе, – едва удержался, чтобы не сказать иное слово, капитан. – Куда намылился?

Парень врубился в ситуацию не сразу. Пришлось дать хлебнуть ему воды, печь неплохо сохраняла тепло, и на ней стоял котелок, а там поднялся разбуженный шумом дед, и уж втроем допытались до правды.

– У меня чувство было, будто я должен выйти. Обязательно должен, и все, – зубы Димки начали стучать, вообще парнишка был здорово перепуган. – Тянуло прямо, а что, зачем…

– Куда тянуло? Димка, ты в своем уме? – возмутился дед. – Как врежу сейчас!

– Подождите. У меня тоже было впечатление, словно кто-то зовет наружу, – неожиданно признался Гаричев. – Не сильно, однако…

– Меня – нет, – Воронов прислушался к себе и не нашел никаких позывов.

Но на душе стало тревожно. Вспомнились смутные слухи о всяких зовах, о превращавшихся в безвольных кукол людях – страшилки, порою звучащие в редкие минуты отдыха. Кто его знает, вдруг мутации привели к развитию паранормальных способностей? Гипнотизировали же удавы кроликов, почему волкам не совершать того же? В природе выживает сильнейший. В нынешние времена – в особенности.

В душе Воронова поднялась клокочущая ярость. На Димку, на хищников, на весь мир, суровый, лишающий надежды. Она требовала выхода, немедленного действия, и капитан подскочил к окну. Передернул затвор, стал стрелять, даже в ярости по привычке короткими очередями, чтобы не слишком задирало ствол. Темная масса на улице сразу распалась, волки бросились врассыпную, понимая: на них обрушивается смерть.

Несколько силуэтов рванули прямиком к избе, и по двери ударило с той стороны. Укреплен вход был на совесть, с разгона не пробить, хотя люди невольно вздрогнули. Теперь уже стреляли все, словно речь шла о натуральном приступе. Только большинство волков бежало прочь, то ли инстинктом, то ли звериным умом понимая: ворваться внутрь четвероногим почти невозможно.

– Н-да. Отвели душу, – Воронов успокоился первым, сел прямо у окна и принялся набивать опустевшие магазины.

– Это ладно. Здесь нас не возьмут. А вот как домой идти будем? – подал голос дед Володя. – Больно их много…

О людях он больше не поминал. Без них положение стало аховым. На помощь же рассчитывать не приходилось. На то и разведка, чтобы из всех передряг выходить самостоятельно.

– Как-нибудь, – вздохнул Воронов. – Нам бы до Амура добраться, а там по льду… Хоть видимость получше будет. Н-да… Ладно. Всем отдыхать. Денек впереди трудный, дремать на ходу не получится.

Утро было хмурым и безрадостным, как любое другое в последние годы. Солнце осталось по ту сторону Катастрофы, словно не желало смотреть на сотворенное людьми.

Волки почти не показывались. Лишь изредка из-за всевозможных укрытий выглядывала серая морда, смотрела на укрывавший потенциальную пищу дом и быстро убиралась обратно. От погибших хищников остались лишь разбросанные кости да местами клочки меха. Стая не утруждала себя моралью. Еда не должна пропадать, и какая разница, кем она была при жизни?

Люди молча позавтракали. Говорить не хотелось. Отправляться в обратный путь – тоже. Просто здесь долго не высидеть. Осаду снимать не будут, хищники терпеливы, лучше уж попытаться прорваться сразу.

– Ладно. С Божьей помощью, – Воронов посмотрел: ничего ли не забыли?

Что забывать, если поход совершался сравнительно налегке, а перепаковано все было еще с вечера? Патроны под рукой, оружие…

Баррикаду разбирали осторожно, стараясь не шуметь и не привлекать внимание стаи. На правах командира капитан выскочил на улицу первым, поводил стволом по сторонам, убедился, что ни одна тварь не попадает в прицел. Однако оружие держал наготове. Тем временем за его спиной вышли остальные. Встали на лыжи, подождали, пока то же самое проделает прикрывающий их Воронов.

– Давай!

Побежали быстро, стремясь как можно быстрее вырваться за пределы поселения. Впереди капитан, следом Димка, дед и замыкающим – Гаричев. Невольно ждали немедленного нападения, на подсознательном уровне позабыв, что имеют дело не с людьми, а даже самые умные хищники операции не разрабатывают.

Но кое-где за всякими строениями, а то и за сугробами, строения прикрывавшими, хищники стояли и сидели одиночками и небольшими группами. Головной Воронов на ходу открывал огонь, не столько стараясь попасть, сколько отогнать противника. Обычно короткой очереди на это хватало, лишь разок пришлось добавить вторую. А вот по части попаданий, то, похоже, зацепило кого-то лишь пару раз. Перед распахнутыми настежь главными воротами селения сменил расстрелянный магазин, вылетел на другую сторону и невольно перевел дух.

Приятно иметь противником животных. Люди могли бы заранее устроить здесь засаду, а вот стая явно не приняла во внимание возможный прорыв, настроилась на долгое ожидание и осаду избы. Лишь подальше маячили отдельные хищники, которых сразу удалось отпугнуть несколькими выстрелами.

Правда, у лесной опушки уже показались силуэты. Уходившие из селения волки теперь возвращались на шум, да и позади слышались звуки бросившейся в преследование стаи.

Гаричев остановился, прицельно высадил магазин по выскакивающим через ворота хищникам. Это сильно остудило пыл погони. На время, конечно, так и вся жизнь – явление сугубо временное.

Теперь сержанту пришлось нагонять резво идущих вперед товарищей. От каких мелочей часто зависит удача! Сломается лыжа, случится еще какая беда, и все, нагрянет конец.

Не сломалась. Разведчики были людьми опытными, прекрасными ходоками, выносливыми, даже Володя, которому было далеко за шестьдесят. Иные сидели дома, а не рисковали в блужданиях по тайге. Все возвращается на круги своя, и ценность человека уже не определяется толщиной кошелька. Где теперь тот офисный планктон, который до Катастрофы мнил себя без малого хозяином жизни? Кому помогла тяга к гламуру, умение оттягиваться со вкусом, нужные знакомства, марка автомобиля и крутость компьютера?

Как говорилось раньше, где прошлогодний снег? Сейчас так не скажешь. Где? Да просто погребен снегом этого года и сам лежит на позапрошлогоднем, и так множество слоев.

Здесь тайгу рассекала просека. Как бы ни были нелюдимы староверы, кое-какие связи с прочими поселениями они изредка поддерживали. Да и рыбу на реке ловили. Потому кусты вдоль импровизированной дороги были на всякий случай вырублены, совсем уж неожиданно не нападешь.

Волки пытались. Они выскакивали из-за деревьев то с одной стороны, то с другой, порою поодиночке, но чаще небольшими группами, хорошо, имелась небольшая фора, и каждый раз получалось отстреляться. Несколько раз – буквально в упор. Один волчище, огромный, едва не с пресловутого теленка, почти налетел на деда и рухнул прямо у ног последнего, изрешеченный перекрестным огнем, но все еще пытающийся дотянуться до человеческого тела.

Приходилось уже не бежать, неторопливо идти. Все равно хищники с легкостью огибали группу где-то в стороне и появлялись с одинаковой легкостью и впереди, и позади. Догадались бы навалиться всей стаей, тут бы и пришла хана, но не догадались, а от нескольких особей кое-как отбивались. Кого-то задевали пули, прочие шарахались под прикрытие деревьев, и так вновь и вновь.

Сколько шли не такую дальнюю дорогу, как – никто из группы вспомнить не мог. Путь превратился в кошмар. Уши заложило от грохота выстрелов, даже пальцы устали давить на курок, спины взмокли… И все-таки вдруг оказались на высоком берегу, а внизу простиралось широкое открытое пространство.

Амур.

На полной скорости скатились вниз, проскочили часть пространства, остановились, дружно ударили огнем по зарвавшимся преследователям и, уже провожая взглядами убегавших хищников, остановились перевести дух.

– Черт! Патроны скоро кончатся! – Гаричев торопливо набил магазины и теперь с сожалением смотрел на почти пустой мешочек, где хранил боеприпасы россыпью. – Не считая рожков, десяток штук.

– У меня и того нет, – признался Воронов. – Четыре штуки. Останемся живы, всыплет нам Сергеич за перерасход имущества.

Вроде ничего смешного не прозвучало, только разведчики вдруг расхохотались. Нервная система на пределе, и теперь таким образом происходила разрядка.

Ничего еще не кончилось. На склоне волки застыли шеренгой, совсем как в каком-то почти забытом фильме про Гражданскую войну какие-то «плохиши». Воронов толком не помнил, белые ли, зеленые. Как не помнил название картины. Лишь что герои куда-то ехали на тачанках, а их непрерывно атаковали злобные кавалеристы.

Эх, сюда бы в самом деле тачанку и пулемет! Хотя прегради путь, а стрельба вперед невозможна…

Часть стаи спустилась на лед, попробовала атаковать на всей скорости, однако не выдержала плотного огня.

– Они что, со всей тайги сюда заявились?! – несколько истерично вопросил Димка. Не считая атаковавших, оставшаяся на месте шеренга на берегу смотрелась весьма внушительно. Пересчитывать оставшихся врагов не хотелось. Потом родятся невольные мысли: хватит ли патронов? Несколько атак, а там или ножами отбивайся, или последние гранаты в дело пускай. Уж лучше подорваться, чем тебя живым будут разрывать на куски.

Волкам не хватало ярости. Наверняка убитые собратья тоже сыграли на руку людям. Тут – рисковать шкурой, здесь – без всякого риска поесть еще теплого мяса. А какое из них хищнику вкуснее – кто может сказать определенно?

Несколько километров быстрого бега, еще одна атака, грохот стрельбы, отступление стаи. Опять бег, вновь серые хищники, несущиеся наперерез, стрельба…

– У меня пять патронов осталось, – оповестил Димка. – Еще разок и…

– У меня – полтора магазина, – Гаричев с тоской провел рукой по разгрузке, словно от этого могли появиться боеприпасы.

Дед и Воронов на сей раз отмолчались. Говори не говори, еще одну атаку отбить при удаче удастся, а дальше никаких улыбок Фортуны не предвидится.

Люди бы уже давно перестали лезть, а у стаи то ли чересчур коротка память, то ли, наоборот, длинна, и вожаки вспоминают, как в какой-нибудь неведомый прошлый раз двуногие существа перестали огрызаться огнем, мгновенно превратившись в обычную дичь.

Во время наскоков некоторые хищники застывали на каком-нибудь местечке повыше, там, где был лучший обзор. Словно полководцы во времена, когда поле боя можно было окинуть одним взглядом. Интересно, были ли те «наблюдатели» каждый раз теми же самыми или нет? Жаль, с людской точки зрения практически невозможно отличить одного зверя от другого, даже дед Володя ничего не может сказать по данному поводу. Лишь повторить известный факт: вожак возглавляет нападение, а не руководит со стороны. Для руководства требуется чрезвычайно развитая система сигналов, ни у одних животных не замеченная.

Теперь-то кто знает? Вон обычные овощи как изменились!

С другой стороны, у животных мутации обязаны идти помедленнее. Чертова дюжина лет всего прошла. С учетом – абсолютное большинство мутаций неблагоприятны для вида, проще говоря, носят летальный характер для конкретного живого существа, а полезных от силы один процент… Или тут как раз сыграла роль пресловутая теория вероятностей? Проще говоря, не повезло…

Не успел Воронов подумать о невезении, как ветер из слабого превратился в порывистый. Пронесся по верхушкам сугробов, рождая поземку, тихонько завыл в подражание маячившим на берегу хищникам. Тучи в небе понеслись быстрее, угрожая в любой момент разродиться метелью, если не настоящим бураном.

– Все, – вдруг выдохнул дед.

Пот тек по его лицу, скатывался на бороду и уже там застывал сосульками.

– Ты чего? – не в привычках капитана было тыкать людям немолодым, да сейчас не до вежливости.

– Не могу больше. Выдохся, – даже говорил Володя с трудом. – Оставьте меня здесь, а сами идите. Я прикрою.

– Сдурел, старый? – не выдержал Воронов. – Какое прикрою? Видишь, их сколько? Десяток останется с тобой, а прочие уйдут с нами. И вся твоя жертва псу под хвост. Или дойдем все, или…

– Дед, я помогу, – Димка встал рядом со стариком. – Давай рюкзак. Я здоровый, донесу…

Волки вновь ступили на лед, вереницей двинулись наперерез.

– Идем. Чего встали? Десяток километров, и дома! Гаричев! За дедом присматривай!

И вновь торопливый, на грани возможностей, бег. Волки особо не приближались, будто опытным путем успели установить обычную дистанцию стрельбы. Если очень постараться, Воронов, пожалуй, рискнул бы попасть хотя бы в одного хищника и сейчас, только смысл тратить драгоценные боеприпасы?

Ветер старательно мешал, дул в правый бок, едва не сносил с пути. Но волкам вообще пришлось бы атаковать против ветра. Километр, еще…

– Наши! Товарищ капитан! Наши! – Димка заметил то, на что Воронов внимания не обратил: на далекие фигурки людей на «своем» берегу. Десятка два, не меньше.

Дошли… И ведь не верится…

Тринадцать лет после Катастрофы. Лето

– Что думаете, товарищи военные? – Председатель окинул взглядом офицеров.

Было их трое – Букретов, Воронов и Тренько. Если по званиям – подполковник и два капитана. По должностям – командующий, он же – начальник штаба, его заместитель и зам по вооружению. По нынешним должностям, разумеется. Какой смысл вспоминать старое?

Небольшое совещание проходило в убежище. Село было довольно большим, в советские годы в нем располагался рыболовный колхоз «Путь Ильича». Затем – развал и разброд, колхоз распался, но и индивидуальное фермерство прижилось не слишком. Молодежи тут даже раньше было не очень, все старались перебраться в Хабаровск, а наиболее активные – еще дальше. Однако на лето кое-кто приезжал отдохнуть. Амур под боком, природа, всякие дяди-тети… В чем-то на дальнейшую судьбу повлияло бомбоубежище. В приснопамятную перестройку в Елабуге стали возводить краевой центр связи, а к нему – соответственно большое укрытие на случай гипотетической войны.

С исчезновением страны центр стал никому не нужен, бомбоубежище – тем более. Настолько, что даже бизнесмены не захотели прибрать бесхозное имущество к рукам. Мороки много, толку – никакого, зачем же оно тогда надо? Было бы в черте города, а тут до столицы края восемьдесят девять километров. Даже под склады использовать смысла нет. Далековато при постоянно дорожающем бензине. Здание центра в итоге здорово обветшало, потихоньку стало превращаться в развалины без всякой войны, а вот бомбоубежищу повезло чуть больше. Что ему сделается, если оно под землей? Там даже разваливаться нечему. Именно сюда в момент всеобщей Катастрофы устремились жители села и все гости да родственники, которые волею судьбы оказались в Елабуге. Оно же помогло пережить первые дни, когда ветер нес радиоактивные осадки. По самой деревне, разумеется, никто не бил. Войска здесь отродясь не стояли и в те времена, когда армия была армией, а не жалкими останками былой мощи, и ядерный заряд стоил бы гораздо дороже возможного ущерба, нанесенного противнику.

– Если молодые, малооблученные, может, есть смысл принять? – старшим по званию являлся Букретов, но он молчал, лишь смотрел на Воронова, и тому пришлось высказаться первым. – В качестве работников. Надо же когда-то от выживания перейти к возрождению! Свежая кровь, все такое… Есть определенный минимум, после которого вырождение неизбежно даже без всяких эпидемий и прочего. Мы обязаны думать о будущем – и в этом смысле тоже.

Многие дети рождались с разными патологиями, а хороших врачей в селении никогда не было. Если бы и были, все равно лечить было нечем, да и возможно ли лечить последствия радиоактивного поражения? В ближайшей перспективе проблема выживания кое-как была решена, зато в отдаленной… Возможно ли вообще существование отдельно взятого небольшого поселения в условиях ядерной зимы, которой не предвидится конца? А без перспективы весь труд становится бессмысленным. Проще взять, прорубить прорубь и дружно утопиться.

– Кровь нужна, – согласился Председатель. – Расшириться мы немного сумеем – были бы еще руки. Людей бы нам побольше да поздоровее! Но вдруг они больны? Кажется, здоровых сейчас вообще нет. И зачем нам будущие калеки? Кормить?

Он был практиком, не зря сумел организовать жизнь и быт даже в абсолютно нечеловеческих условиях.

– Я давно предлагал понемногу расширять территорию, – напомнил Воронов. – Рано ли, поздно, однако необходимо подумать о государстве со всеми его структурами. Иначе здоровы люди или неизлечимо больны, толку не будет. Кто-то должен начать. Москва тоже не сразу строилась.

– То есть ты – за?

– Не знаю. Теоретически надо было бы увеличить население. Практически – не нравятся мне эти парнишки. Есть в них что-то недоброе, не пойму, что именно. В Седом – ладно. Типичное дитя либерализма с манией собственного эго. Вот Борис – что он за человек? Чувствую в нем второе дно, а какое? Странный у него какой-то взгляд. В общем, не пойму, в чем дело, но по мне лучше бы они прошли мимо.

– Интересно. Что ж, надо присмотреться. Еще какие-нибудь возражения против?

– Я с ними вообще не разговаривал, – вставил Тренько. – Как скажете, так и будет. По моей части от них по-любому пользы нет.

– Тогда что решаем? Пусть идут дальше?

– Как вариант – чтобы не приглашать их сюда, можно завтра сходить с пацанами и посмотреть, что там за группа, кто, сколько, о чем думают? – предложил Воронов. – Не надо будет их пропускать на территорию. Лучше уж рискнуть вдвоем, может, втроем, чем всем вместе.

– Да? – с некоторым сомнением переспросил Председатель.

– Я могу сходить, – понял невысказанную мысль Воронов. – Возьму кого, того же Гаричева, еще кого на всякий случай. Если через пару дней не вернемся, значит, вам придется готовиться к бою. Не в первый раз…

– Долго еще, Сусанины?

– Кто? – туповато переспросил Седой.

Ему бы больше подошло по имени – Серый! В смысле, ума.

Парнишки вообще не блистали интеллектом, да и откуда им, выросшим после распада, знать что-либо из истории или из других ставших абстрактными наук? Тут до Катастрофы уровень образования упал куда-то к нулю, а после вообще превратился в фикцию. Если парни умели чисто теоретически, все-таки начальную школу по возрасту им посещать довелось, читать и писать, теперь подобные навыки наверняка были забыты как абсолютно ненужные. Хотя умение понимать буквы, может, и сохранилось – вдруг попадутся консервы или нечто иное? Надо же понять, можно это есть или, скажем, предназначается для мытья или краски?

– Был такой человек. Очень любил повести гостей, да и заплутать с ними вместе, – пояснил Воронов.

Рассмеялся Мишка. Как-то гадливо улыбнулись Седой и Бор. Видно, по нраву им пришлась картина – недоумевающие уставшие гости, понятия не имеющие, как выйти из леса к жилью?

– Куда теперь идти? – иначе повторил вопрос капитан. – Или вперед вы шли быстрее, чем назад? Говорили – полдня.

– Полдня и есть. Просто тайга везде одинакова. Может, ошиблись немного.

– А если совсем не найдем? Тоже мне разведчики! – невольно скривился Воронов. Ночью шел снег, и никаких следов не было, однако, в его понимании, головной дозор обязан ориентироваться на местности едва не с завязанными глазами. А уж там, где доводилось проходить, проблем не должно быть даже теоретически. – Так от всего вашего отряда в неделю никого не останется. Неужели трудно было двигаться хотя бы вдоль реки, раз по-иному не умеете?

– Умеем мы, – обиделся Борис и недобро зыркнул на капитана. – Сейчас найдем. Главное – чтобы нам навстречу не пошли. Вот тогда точно можно разминуться.

Воронов лишь головой покачал.

Если в начале пути парни шли весьма уверенно, то по мере отдаления все чаще начинали плутать, порою возвращались назад или забирали в сторону, никак не могли найти ориентиров, в общем, потихоньку начинали двигаться наобум. Еще хорошо: никаких иных сложностей пока не было. Ни волчьих или собачьих стай, ни прочих хищников, в тайге, пусть очень редко, еще могли попасться даже тигры, а с некоторых пор иногда объявлялись вообще какие-то непонятные мутанты. Но ладно тигры, те типичные индивидуалисты, этакие либералы животного мира, а вот нарвешься на волчью стаю… Будь группа помноголюднее, куда ни шло, но вшестером отбиться от хищников, которые иногда собирались вместе в количестве чуть не сотни голов…

– Знаю! – вскрикнул Мишка. – Я это сломанное дерево помню! – И после некоторой паузы: – А может, не это…

– Ты уж как-нибудь определись: то, не то… – с долей иронии посоветовал Воронов. – Если не найдем, то поворачиваем назад. С расчетом до темноты вернуться в деревню. Ночевать в тайге настоятельно не рекомендуется. Съедят-с.

Судя по тому, как сразу заозирались все трое, перспектива показалась весьма неприятной.

– Кажется… – Мишка повернулся к приятелям, призывая их в свидетели.

– Не помню, – впрочем, Седой впечатления умного не производил.

– Мне знакомо, – после раздумья вымолвил Борис. – Мы шли оттуда, я еще повернулся и подумал – неплохой ориентир. Точно, оно! Теперь знаю, куда идти. Вон на ту сопку, а там где-то через полчаса выйдем. Ну, может, через час.

– Смотрите. Я ведь не шучу. Час – самое большее, что мы можем отвести на поиски. Потом поворачиваем назад.

– А если назад дорогу не найдем? – не без наглости поинтересовался Седой.

– Н-да… Не смеши. Кстати, господа, сразу уясните вещь первую. Не ведаю, каким образом вы дожили до нынешнего дня, но если хотите жить дальше, учитесь ориентироваться хотя бы в пределах дня пути. Уж поверьте немолодому человеку.

По сравнению с гостями Воронов был не просто немолодой. Он был из другой жизни. Даже родился в иной стране, а это значило многое. Он-то пусть хоть как-то, однако помнил величие собственного государства, а что могли помнить молокососы, кроме сплошной череды унижений и поклонения чужому мнению? И то, если помнили как нечто смутное, больше просто связанное с детством. Сколько им было в роковой момент? И вроде должны получше приспособиться к новым условиям, все-таки взросление происходило после Катастрофы, а вот гляди же, заплутали в трех кедрах. Поневоле задумаешься: как вообще дошли? Или – как руководители отпустили в разведку именно эту троицу?

Вопреки опасениям, а то и тайным надеждам – нет отряда, нет и проблем с его принятием или непринятием, – скоро парни узрели характерно наклоненное дерево, затем – бурелом и дальше уже шли уверенно, не особо сворачивая.

Сопка, другая, третья, проход низинкой, а там вдали действительно обнаружился лагерь. Какие-то подобия палаток из шкур, костры, даже некие наметки защитной ограды, которая в силу прорех в ней и малой высоты ни от каких серьезных хищников защитить не могла. Похоже, путешественники обладали огромным запасом везения, раз до сих пор были живы и смогли пройти огромное, по словам парней, расстояние.

На глаз, тут было с полсотни человек – как и говорил Борис. Действительно, большей частью молодые, хотя Воронов сразу разглядел с десяток человек постарше. Не слишком, где-то между тридцатью и сорока, если говорить обо всех скопом. Девушек тут тоже хватало. Пусть поменьше, чем парней, но для отряда, посланного в разведку, даже многовато. Интересно, почему? Пропаганда идей равноправия полов или взяли с собой в качестве подстилок?

Мысль была несколько циничной, однако бывают ли романтики с капитанскими погонами? Военное дело предельно приземленно, соответственно восприятие мира лишено розовых очков. Да и эти… ну, парни, на романтиков отнюдь не походили. На отморозков тоже не слишком тянули, хотя тут как знать? Хотели же напроситься в охрану. Не будучи военными, полицейскими, на самый худой случай. Чуть не новоявленные братки в традициях ельцинских лет. И уж потянуть за собой некоторое количество безотказных дам таковые вполне могли. Холодно в дороге, не холодно, молодость всегда найдет выход.

– Братишка! – к Борису подскочила девушка, такая же черноглазая, но, разумеется, намного более миловидная.

Чересчур миловидная. У Воронова вмиг пропали циничные мысли. Даже дыхание перехватило, и капитан не сразу сумел выдохнуть застрявший в легких воздух.

После Катастрофы женщины в жизни Воронова порою бывали, чувств к ним не было. Потому собственная реакция удивила капитана. Симпатичная у посланника сестренка, только что с того? Она же вполне годилась Воронову в дочери. Да ладно, подумаешь, красивая женщина? Это же не повод, даже если давно не видел таких глубоких глаз и правильных черт лица. Пройдет, как проходит на свете все хорошее и все плохое. И, кстати, национальность угадывается тоже. Вполне определенная, в здешних краях весьма редкая.

Между тем на Воронова с его бойцами уже смотрели выжидательно, и офицер поневоле отвел взгляд от девушки, принялся высматривать старшего среди путешественников. Но четко сказать что-либо о конкретном человеке было нельзя. Прибывшие были окружены людьми, и никакой субординации, поневоле возникающей в любом обществе, на данный момент не просматривалось. Не иначе Борис был прав, и общие вопросы решались тут толпой, а практические – советом из трех человек, куда, кстати, входил и Борис. Видно, молодость пороком среди невольных бродяг не считалась.

– А вы откуда? Вас много? Далеко идти?

Вопросы посыпались одновременно, и не то чтобы ответить, даже разобрать многие в общем гаме оказалось немыслимым.

– Господа! Не все сразу! – голос Воронова приобрел командные нотки.

Шум стал стихать. Народ стоял, смотрел и ждал, кто – с надеждой, а кто – с уверенностью.

– Первое. Я – капитан Воронов. Заместитель начальника вооруженных сил и начальник штаба поселения Елабуга бывшего Хабаровского края. Почему штаб? У нас здесь бывает неспокойно, и в случае объявления тревоги мужское население ставится под ружье. Плюс – имеется постоянное подразделение, несущее охрану периметра и осуществляющее разведку. В данный момент я являюсь полномочным представителем нашего руководства. Раньше бы сказали: послом, но это уж чересчур, учитывая масштабы. Хабаровск, кстати, в противоположной стороне, однако двигаться туда не советую. Там не слишком спокойно, отдельные группировки воевали между собой, часто пытались предпринять вылазки против уцелевших окрестных сел.

Слушали капитана внимательно, а вот все ли понимали, здесь у Воронова имелись большие сомнения. На многих лицах лежала печать отсутствия интеллекта, если говорить очень мягко. Что еще ждать, когда народ вокруг молодой, никакого образования получить по понятным причинам не мог, может, дополнительно сказались какие-нибудь мутации или хотя бы последствия лучевой болезни, наконец, сама жизнь, где для выживания требовались не отвлеченные знания, а лишь сила да обычная удачливость? В Елабуге еще в самом начале эпопеи решили поддерживать культуру любой ценой, там, наоборот, люди постарше знали меньше, а молодежь едва не силой заставляли штудировать книги из небогатой сельской библиотеки да те, что сумели привести из экспедиций. Раз хороших учителей в деревне практически не было. Имелась надежда на возрождение человечества, пусть не прямо сейчас, а в некоем отдаленном будущем, и тогда станут необходимыми знания из физики и химии, уже не говоря про технику. И, разумеется, истории – обязана ведь она хотя бы раз кого-то чему-то научить. Плюс – кое-что удалось воплотить в жизнь. Ту же геотермальную электростанцию в придачу к построенным электростанциям ветряным. В условиях наступившей вечной зимы выжить человеческому обществу совсем без техники невозможно – в отличие от отдельного человека. А эти явно пошли по более простому пути и вот – проиграли игру с взбесившейся природой. Судя по коллективному поиску земли обетованной.

– Чего? – в такт мыслям Воронова спросил весьма крупный парень.

– В Хабаровске идет война одних банд с другими, – терпеливо повторил офицер. – Выжить в городе еще сложнее, продуктов взять неоткуда, охота и прочее происходит только за пределами, кое-кто выращивает разные овощные культуры, но его обкладывают данью. Проще говоря, есть группы наглых и вооруженных людей, и они заставляют работать остальных в своем районе, отнимая плоды труда. Есть рабы, и есть повелители. Так было раньше, и вряд ли что-то изменилось с тех пор. Понятно?

– Чего ж тут не понимать? – отозвался тот же парень. Наверно, он, напротив, удивился бы и не понял, если бы ему попытались объяснить иную организацию общества.

– Можете попробовать повоевать с местными. Если есть желание. Дело хозяйское, – предложил Воронов. – Вдруг повезет? На чужой территории пришлым…

Говорил, а сам периодически смотрел в черные девичьи глаза. Словно окунался в бездонный омут, а затем едва находил силы отвести взгляд в сторону.

Да что это с ним такое? Тоже мне невидаль – женщина, даже такая прелестная! Мало ли их видел, самого разного возраста и внешности? Тут при ином раскладе уже о внуках бы следовало думать, а не о незнакомых девицах. И не думал. Лишь то и дело смотрел, и поневоле хотелось подтянуться, расправить плечи, предстать с лучшей стороны. Не простой доходяга, даже не житель сравнительно благополучного поселения – офицер, человек, занимающий немалое место в иерархии. Ведь что ни говори, полного равноправия не будет никогда, как никогда его и не было. Только нормы питания одинаковы для всех, а для занятых на физических работах даже больше. Зато наверху социальной пирамиды больше ответственности, а для людей несведущих – неких мифических прав.

– Вы-то что предложите? – поинтересовался мужчина постарше. Один из руководящей троицы, пожалуй, под сороковник, небритый, худощавый, с вытянутым лицом и неприятными глазами.

– Мы – ничего, – четко ответил Воронов. – Ваши люди поинтересовались: можно ли поселиться у нас? Вариант в качестве охраны мы сразу отбросили. Пока что справляемся с этим делом сами, и, скажу, успешно. Даже банды давно стараются обойти стороной. Последний раз год назад попытались сунуться какие-то совсем дикие и тупые, но пришлось положить их целиком. Так что если деться вам совсем уж некуда, можем рассмотреть прием в качестве работников. У нас обязательный и всеобщий труд. Содержать кого-либо просто так поселение не может.

В толпе стали переглядываться. Чувствовалось: кое-кто желал бы возмутиться подобным фактом, однако понимал, что толку от возмущения не будет.

– То есть вы хотите предложить нам работу? – уточнил сухощавый.

Мельников, вспомнил фамилию капитан. Кажется, так называл Борис старшего из руководителей. Или – Мельник?

– Мы ждем ваших предложений и уж потом подумаем, подходят ли они нам. Будет ли от вас ощутимая польза? Такова жизнь. Если бы к вам заявились мы, вы задали бы тот же вопрос. Мы же не можем принимать всех и каждого.

Тема была предельно больной. Вначале хотелось спасти как можно больше народа. Не отребье, полезшее изо всех щелей, и не политиков, чего уж там, обычных людей, которых всегда большинство. Казалось, пройдет год, ну, может, два, и жизнь начнет потихоньку налаживаться. Прежнего уровня не достигнуть, промышленность разрушена, хозяйственные связи рухнули, парализовав не пострадавшие в войне заводы, количество жертв перевалило за десятки миллионов, деревни и до Катастрофы влачили жалкое существование, только ведь хаос не может быть вечным. Пусть почвы заражены, все в дефиците, должна найтись объединяющая сила. Уж какого-нибудь уровня пресловутого тринадцатого (девятьсот, девятьсот) года достигнуть реально. Не по населению и не по его здоровью, и все-таки… Вернуться ближе к земле, начать с продовольствия, запустить вначале примитивные мастерские, потом кое-какие заводы. Наладить производство самого необходимого. Пока же помогать друг другу, спасать всех и каждого, бороться с отморозками всех мастей.

Помогали, спасали, боролись. Воевали с заезжими бандами, порою изгоняли собственных преступников… Едва не вымерли от обычного голода в первую зиму, и еще больше – в наступившую весну. Несмотря на награбленные в разных местах запасы, несмотря на собственный труд, несмотря на…

Хотя какими были те запасы? Времена социализма миновали, а для бизнесмена главное – быстрее продать, пустить средства в оборот. Так, нашли пару небольших, ставших бесхозными складов, оприходовали…

В ту первую весну порою шли радиоактивные дожди. Обессиленные люди десятками умирали от болезней. Если бы не череда смертей – другие бы тоже не выжили. А сколько деревень вымерло! От голода, болезней, нападений банд… Теперь-то еще хуже. Вечная зима, мутанты в лесах… И с появлением снегов ушли надежды на возрождение. Раз массовое производство продуктов под большим вопросом, откуда взяться цивилизации?

Хочешь спасти хоть кого-то, не пытайся спасти всех – суровая истина.

Но какие глаза у сестры Бориса! Если подумать, что такое полсотни человек, когда в разросшемся поселении сейчас проживает без малого две с половиной тысячи? Приспособятся же. Столько лет прошло, все тунеядцы поневоле вымерли. Если не слишком умеют работать, так научат более опытные товарищи.

– Хорошо, – кивнул Мельник (или все-таки Мельников?). – Что у вас вообще надо делать?

– Выращивать овощи в подземных теплицах, расчищать места для этих самых теплиц, заготавливать дрова, чинить коммуникации, заботиться о домашних животных… В общем, надо уметь все, что необходимо для жизни. Вряд ли зима закончится быстро, но это еще не повод, чтобы вымирать. Можете посовещаться, подумать. Лучше решить сразу, чем мыкаться потом, – и опять словно погружение в черноту… – Не думаю, будто где-то можно прожить припеваючи. Очень многие поселения в последние годы погибли. По самым разным причинам.

– А у вас? – голос в сочетании со взглядом… Как только земля не ушла из-под ног? Как хоть ее зовут? Представил бы кто! Не звать же сестрой Бора! Имя, сестра, имя!

– У нас некое подобие социализма. Полная уравниловка в потреблении, некоторые элементы демократии при полной централизации власти, в общем, ничего страшного, лишь необходимое. Зато есть своя электроэнергия, некоторый запас продуктов, насколько возможно – безопасность. Жить можно, раз иначе все равно нельзя.

Внезапным аккомпанементом к речи где-то вдали послышался протяжный волчий вой. И, словно хор, – запевалу, после некоторой паузы матерого хищника поддержали собратья.

Люди вздрогнули. Судя по звукам, стая была немаленькой. Воронов быстро осмотрел лагерь. Хреново его разбили горе-путешественники! Как только сумели проделать немалый путь? Лес во многих местах почти вплотную подступал к условной границе. Выскочат серые, даже прицелиться толком не успеешь. Разве что окружить все линией костров, да и то… Не подготовились, запаса дерева маловато, а рубить времени почти нет. Да и вооружены не слишком. Все больше охотничьи карабины и ружья. Несколько автоматов на всю толпу. И то неплохо, учитывая недостаток боеприпасов.

Но капитан машинально отмечал не только это. Здоровый Седой побелел как полотно и с непонятной надеждой уставился на сестру Бориса. По любой логике следовало бы наоборот. Ну ладно, Сергей Воронову откровенно не нравился, только есть же здесь мужчины, кроме него! Чья вековая обязанность – защищать более слабых?

Хотя девушка тоже вела себя не вполне адекватно. Она словно смотрела куда-то вглубь, а губы вдруг дрогнули, будто чем-то напоминающая колдунью красавица что-то усердно бормотала про себя. Ее брат вел себя точно так же, а прочие то смотрели на близкую чащу, то на парочку, будто тут имелась какая-то связь.

Да что они, с ума посходили? Тут того гляди драться придется. Да на невыгодной позиции, раз лучшей заранее не подобрали. В повисшей на поляне тишине громко щелкнул предохранитель – Воронов медитацией заниматься не собирался. Двое его бойцов придвинулись, тоже изготовили автоматы. Пожалуй, самое опасное место будет напротив вон тех кустов. Следовательно, там и надлежит встать. Чуть подальше от жалкого подобия заборчика, чтобы хищник не мог достать в первом же прыжке и имелось несколько мгновений нашпиговать серое тело свинцом.

Вой повторился. Только на сей раз капитану почудилась в волчьем пении некая разочарованность. Жалоба на судьбу, которая поманила и ничего не дала в итоге. Обостренным инстинктом, развившемся за долгие годы, Воронов вдруг понял: нападения в ближайшее время не будет. Может, ночью стая совершит попытку, но сейчас она явно уходит прочь. Странно. Вроде бы волки обязаны почуять добычу. Они успели мутировать после Катастрофы так, что довоенные собратья казались в сравнении с нынешними чуть ли не домашними животными, вроде собак.

Странно. Очень странно.

– Ну, молодцы! – начал было Седой, обращаясь почему-то к брату с сестрой, и заткнулся на полуслове под тяжелым взглядом Мельника.

Тот словно грозил убить любого, кто поведет себя плохо.

Только порою «хорошо» и «плохо» – понятия относительные.

До темноты выйти к селению лесом они не успевали. Пусть путешественники были в основном молоды, однако, к некоторому удивлению, особых навыков хождения на лыжах у них не было. Сверх того, приходилось тащить с собой многочисленные сани с поклажей, и все без каких-либо тягловых животных. В первое время после Катастрофы люди еще пользовались машинами, благо атомные удары затронули лишь города, но затем бензина почти не стало, а сейчас помимо прочего под гигантскими сугробами исчезли дороги, и уже наличие или отсутствие автомобиля не играло роли. А животное надо еще кормить, что в условиях голода тоже огромная проблема.

Ночевать в тайге не хотелось. Один раз волки обошли людей стороной, второй раз такой удачи могло не быть. Поэтому Воронов вывел людей на лед, и дальше отряд следовал по Амуру. Тут стало легче. Отпала необходимость продираться чащобами, взбираться на сопки, спускаться с них. Поверх льда лежал такой слой снега, что лыжи скользили легко, лишь переставляй ноги да отталкивайся палками. Даже сани стали казаться не такими тяжелыми.

Хотелось спросить девушку, благо часть пути Воронов шел рядом с ней, не страшно ли ей было проделывать дальний путь дикими, вернее – одичавшими местами, только вопрос не имел смысла. Страхи остались в том, довоенном, мире. В спокойном существовании экстримом считалось многое, сейчас же любой экстрим стал обыденностью, привычной заданностью, в которой приходится выживать. Может, где в Африке все обстоит иначе, только где та Африка? А ведь помимо врагов, так сказать, зримых: голода, холода, хищников, бандитов, – есть еще незримые. В виде радиоактивных осадков, например. Не зря большинство детей рождается с различными патологиями, да и взрослые болеют все чаще. А уж мутации вообще приняли всеобщий характер. Как водится, чаще вредные, приводящие к летальному исходу, порою – нейтральные, иногда – полезные для данного индивидуума, но кто знает, полезные ли для вида?

Зато в процессе разговора удалось узнать имя. Ора.

– А полностью? – спросил капитан.

– Оруаль. Мой обычный ник в сетях и форумах. Так все и зовут, – улыбнулась девушка и посмотрела таким взглядом, словно одарила лаской.

– Красивое имя, – вздохнул Воронов. Красивым было бы любое, лишь бы принадлежало ей.

Красивы не имена, а люди.

– Даже странно встретить в наше время такую прелестную девушку, – откровенно признался офицер.

Он не преследовал каких-то дальних целей. Давно не представлял себя связанным обязательствами перед конкретной женщиной, а для мимолетного романа относился к спутнице чересчур хорошо. Просто было приятно идти рядом, поглядывать в профиль на нежное лицо, порою иметь возможность заглянуть в бездонную черноту глаз… И не имели значения все остальные путники. Лишь бы никогда не кончалась дорога по льду Амура.

– Спасибо, – странно слышать благодарность за искренне высказанные слова.

Женщины давно отвыкли от комплиментов. Как и мужчины, если на то пошло. Все силы на выживание. До игр ли и изъявления чувств? Нравы поневоле становятся грубыми там, где основой является физический труд.

– За что? Ты словно из каких-то иных времен. Принцесса или, скажем, колдунья.

– Мне уже говорили, что я похожа на ведьму, – улыбнулась Оруаль.

– Не ведьма. Колдунья. Ведьма – что-то нехорошее, а колдуньи бывают разными.

Наверняка кто-то из путников поглядывал на капитана с ревностью. Вокруг такой женщины просто обязаны виться поклонники. Хорошо хоть, компания не скатилась до откровенного скотства, когда у прекрасного, но слабого пола единственная обязанность – служить удовлетворению пола сильного. В лице наиболее авторитетных и крепких его представителей. Вообще всех подряд – уже большая редкость, кто же из авторитетов будет делиться своими правами и привилегиями?

Но кто-то у девушки быть просто обязан. Пусть брат защитит в некоторых случаях, все равно найдется человек, который добьется желаемого не силой, так убеждениями. Феминизм хорош в налаженном мире, где быть сисадмином, менеджером или страховым агентом являлось работой. Когда же выживание зависит от физических данных, женщине в одиночку элементарно не выжить. Биология, как ни крути. Да и там вместо мужей у женщин были друзья, бойфренды, короче, любовники.

– Хорошо, колдунья, – согласилась Оруаль. – А ты кто?

– Человек. Или интересует прежняя профессия?

С падением цивилизации слово стало архаичным. Исчезло конкретное разделение труда. Все делали все вне зависимости от прежних обязанностей и должностей. Кто не делал, тот уже вымер. Был ли человек бомжом или владельцем фирмы, роли никакой не играло. Пожалуй, у стоящих ниже на былой социальной лестнице шансов оказалось побольше. Они-то поневоле умели что-то делать собственными руками в условиях, когда капиталы перестали играть какую-нибудь роль. Зачем нужны деньги, раз ничего на них не купишь? А вот вырастить урожай, изготовить полезную вещь, просто драться, в конце концов, весьма способствовало выживанию.

– Интересует.

– Когда-то я был офицером. Обычный мотострелок. Потом ушел из армии. Служить всяким нечистоплотным личностям стало тошно, ну и… Не я один. Просто в отличие от каких-нибудь топ-менеджеров и прочего офицеры бывшими не бывают. Только действующие, в запасе и в отставке. Едва началась война, опять нацепил погоны. А дальше… Оказался здесь, вот с тех пор тут и живу. Или – служу? Хотя служба и есть жизнь.

– Интересно, – девушка помолчала и лишь потом спросила: – У вас есть своя армия?

– Ну, не армия в полном смысле, однако повоевать немного пришлось. Все жители мужского пола входят в ополчение и в случае нужды привлекаются к боевым действиям. Остались же и банды, и с хищниками идет самая настоящая война. Но имеется небольшая основа. Скажем, подразделения постоянной готовности. Надо нести охрану периметра, производить разведку окрестностей, следить за порядком в самом селении… Дел хватает. Вот за вами пришлось сходить.

Собственно, надлежало не сходить, а решить на месте, стоит ли вообще приглашать объявившихся путников в селение, но об этом Воронов в данный момент забыл как о чем-то не очень важном. Разве можно оставить очаровательную женщину посреди тайги и не предложить ей кров? Тут уже срабатывают даже не чувства – обычный инстинкт.

– А поселение у вас большое?

– Большое. Когда-то там была деревня Елабуга. Вот на ее основе… Местные жители, успевшие эвакуироваться туда родственники, просто бежавшие от войны люди, жители других сел, менее удачливых в плане выживания. Еще мы, в смысле – военные. Ну, и разрослось потихоньку еще перед зимой. Да и зимой тоже. Терпение и труд все перетрут – так говорила раньше народная мудрость. Если бы все смогли действительно трудиться, а не метались бы да разыскивали склады, выживших было бы намного больше. Да и власти вполне могли проявить себя, налаживая хотя бы какой-то порядок на территории. Иногда думаю – реально можно было бы сделать намного больше. Просто не дать остаткам цивилизации окончательно рухнуть в пропасть. Не все же было уничтожено в первые дни! Особенно у нас, на Дальнем Востоке. Бомб сюда упало не так и много. Требовались лишь решительность да какие-то сохранившие управление военные части. Увы, ни того, ни другого не нашлось. Армию усиленно разваливали много лет, а наверху не оказалось людей, которых бы общие проблемы заботили больше личных. Даже когда от общих зависело личное спасение. И вот – итог. Грустная тема, в общем-то. Вы-то за счет чего выжили? Вчера разговор шел в самых общих чертах. Работать, насколько понял, большинство ваших парней не любит.

До мужчин, в представлении Воронова, тут никто не дотягивал.

– У нас неподалеку какие-то склады были, – довольно неохотно поведала девушка. – Потом в деревне две фермы было – свиньи и коровы. Птица. Местные старики наладили отопление в каких-то подземельях и там грибы выращивали, еще что-то. Охотились. Рыбу ловили. Я туда вообще случайно попала. Мы из Москвы. Папа сюда в командировку направился, а мы с Борисом уговорили взять нас с собой. Тут началось. В Москву не вернуться, транспорта никакого.

– В Москве точно делать нечего, – убежденно произнес Воронов. – По ней наверняка был нанесен главный удар. Когда какая-то связь еще была, сообщили – столица практически уничтожена. Больше информации оттуда не поступало. Вам очень повезло. Чем дальше от центров цивилизации, тем легче. В первое время. Да и потом, все уровень радиации поменьше. Чем больше город, тем больше он зависит от коммунальных служб. Отопление, вода, канализация, электричество… Плюс – подвоз продуктов. Кто и в честь чего станет их везти? В том же Хабаровске происходили совершенно жуткие вещи, вплоть до откровенного каннибализма. Мы подумывали – не попытаться ли в меру сил зачистить его, однако рисковать немногочисленными людьми… Там еще держалась радиация. Лучевая болезнь, прочее – оно нам надо? Кто вырвался, тот вырвался.

В Москве у Оры должны были оставаться родные, однако практически каждый потерял стольких, что напоминать об этом не стоило. Да и сколько девушке было в момент Катастрофы? Лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Странно, что она вообще сумела выжить в царящем вокруг жутковатом бардаке. Или неведомый папа помог? И ей, и брату, который ненамного старше.

Ладно. Еще будет время все узнать. Если воспоминания не окажутся тяжелыми. Но у кого они легки?

– Зато вы смогли наладить хозяйство у себя, – Оруаль каким-то образом уловила сожаление о несостоявшейся зачистке Хабаровска от людей нежелательных. – Каждый живет так, как хочет. Если кому-то нравится постоянно воевать за зоны внимания, пусть воюет.

– Именно так мы и жили до войны. Каждый за себя, и даже Бога за всех уже не было. Уделяли бы больше внимания порядку, чувству единения, такого бы не случилось. Когда-то прошла тяжелая война с фашизмом. Ты можешь не помнить о ней, понятное дело, но мы-то знали, читали всякие документы, смотрели фильмы… Тогда тоже было очень тяжело, однако люди помогали друг другу и выжили только за этот счет. Может, кому-то нравится держать остальных в страхе, взимать с них дань, но нравится ли тем бояться? Когда уйти особо некуда. Нет, человек в первую очередь должен что-то созидать и ни в коем случае не нападать на других. Разве что в порядке самообороны. Иначе он хуже зверя, и уничтожить такового – не грех, но благодеяние.

– У тебя кто-нибудь погиб в Хабаровске?

– Жена и сын. Началась война, мне пришлось вновь вступить в армию, и они остались одни. До сих пор понятия не имею, попали ли они под первый удар, были убиты в городе отморозками, умерли от болезней или вырвались прочь и погибли где-то по дороге. Пропали без вести, подобно многим…

– И ты до сих пор винишь себя? – кажется, Ора сочувствовала случайному знакомому. Или Воронов, подобно многим, просто хотел обмануться.

– Отчасти. Но я выполнял воинский долг и не мог остаться. Пока был какой-то шанс выиграть войну, обязанность офицера находиться в армии, а не спасать близких. Другое дело, победителей не оказалось. Когда все стали воевать против всех, все в итоге и проиграли.

– Ты странный человек, – девушка внимательно посмотрела на спутника. От ее взгляда куда-то уходили бесконечные заботы, и хотелось вновь стать молодым, уверенным в правоте.

– Мы просто принадлежим разным мирам, – усмехнулся капитан. – Считай, я один из последних рудиментов далекой эпохи. Так меня воспитал отец, и я никогда не жалел об этом. А большинство воспитаны были иначе. И совсем по-другому смотрите на окружающее вы. Обстоятельства переменились. Я просто не хочу меняться вместе с обстоятельствами. Как прожил, так и доживу.

Воронов говорил искренне. В глубине души он считал: именно смена воззрений, резко выросший индивидуализм и привели страну к окончательной катастрофе. Даже после обмена ядерными ударами, гибели людей и многих структур можно было бы что-то сделать, свести последствия хотя бы к некоторому уровню. Однако теперь-то что изменишь? Остается одно утешение – он-то все равно выполнил свой долг насколько возможно, и это, может, зачтется на том свете. Сколько еще осталось топтать заснеженную землю? До постъядерной весны, уж во всяком случае, не дожить. Возраст не тот, да и здоровье. Не мальчик. К сожалению.

Тогда почему же ведет себя, словно юноша на первом свидании? И как на первом свидании, длинная дорога показалась очень короткой. Как-то неожиданно стало темнеть, и тут же оказалось, что уже пора взбираться на берег, а там еще пара километров – и Елабуга. А так хотелось, чтобы дорога не кончалась!

Первый год после Катастрофы. Осень. Поездка в город

За километр до въезда они остановились. Какой-нибудь необходимости в остановке не было, тут имелся скорее психологический момент. Так пловец замирает перед прыжком в воду – и вроде все решено, и все равно возникает потребность задержаться на какой-то миг перед покиданием тверди.

Город, где одни служили, другие – просто бывали, а кое-кто и жил, куда хотели и боялись вернуться, о судьбе которого довольно много знали со слов беглецов.

– Почти не фонит, – старлей Бурченко кивнул на дозиметр. – Может, ну его, эти ОЗК, к черту? Спаримся в них на фиг! Три месяца прошло. Да и живут же тут люди!

– Угу. И у них даже рождаются здоровые трехголовые детки, – процедил Воронов.

Шутка не имела успеха. Как-то не до смеха было всем, включая и самого шутившего.

Едранцев, командовавший операцией, посмотрел на прибор, почесал лоб и махнул рукой.

– Ладно. Обойдемся как-нибудь. Но если кто из бойцов опасается, пусть напяливает на себя весь комплект. Порядок движения помните? Первым идет Бурченко, на второй машине – я, Воронов замыкающий. Люки стараться не открывать, покидать броню лишь при необходимости, оружие держать наготове, но огонь вести только в ответ и по возможности – в воздух. Даже если нарвемся на банду, вряд ли они захотят связываться с армейским подразделением. Пугнем, они и убегут.

В нем сильно сказывалась недобрая россиянская закваска с ее боязнью юридической ответственности за применение силы. Хотя какая тут юриспруденция, если государство приказало долго жить и уже давно нет иного закона, кроме права сильного?

Пейзаж вокруг не радовал. Тайга рядом с городом выгорела полностью, и лишь поваленные обугленные лесные великаны напоминали об иных временах и иных картинах. Сплошное пепелище и безрадостное серое небо над головой. Ладно, ветер сегодня сравнительно слабый, а то порою дует так, что хочется назвать его ураганом.

– Если не убегут? – уточнил Воронов.

Про себя он решил не исполнять приказа. На память приходили рассказы беглецов о воцарившихся в Хабаровске ужасах, и никакой толерантной жалости к бандитам и мародерам капитан не испытывал. Раз уж те не стесняются в средствах, то в ответ пытаться увещевать их подавно не стоит. Глядишь, когда власть установится, всякой мрази будет поменьше.

– Куда ж они денутся? Храбрые, что ли? – непробиваемо ответил Едранцев.

Был он помоложе подчиненного, лет тридцать от силы, лицо вытянутое, с постоянным оттенком легкого высокомерия к окружающим.

– Мало ли? Если увидят: вреда от нас нет, могут стать храбрыми. Им же наверняка захочется отнять у нас оружие, патроны, машины… Только не знаю, умеет ли кто из них водить БМП? Про стрелять уже не говорю. Но, так сказать, в чисто профилактических целях иметь подобное…

– Слушай, капитан. Ты что, умного из себя корчишь? И хватит курить! Сколько говорено: вредно!

Сам Едранцев впечатление умного не производил. Хитрого в определенных ситуациях – возможно. Но не больше. Ладно хоть бойцов поблизости не было, и никто не слышал его фраз.

– Выясняю возможные варианты, товарищ майор. Что до курения, что сейчас вообще полезно?

– Разговорчики! Двинулись. Наша задача – разведка. Узнать, много ли жителей осталось в городе, имеется ли тут порядок, власть и связь с центром, наведение необходимых контактов. Чисто личное – судьба семей. Моим заместителем назначаю капитана Воронова. Все. По машинам! Следить за личным составом. Чтобы никакого самовольного мародерства и дезертирства!

Двинулись по-боевому. Люки наглухо задраены, экипажи на положенных местах, в десантах – по паре бойцов на машину, наблюдение исключительно через оптику. Противогазы и тем более химкомплекты никто надевать не стал. Тут были только добровольцы, люди, знающие, на что идут. Что есть риск? Если какое-то единственное место, требуется особая осторожность, а сейчас, когда не знаешь, где поймаешь какую-нибудь болячку, а то и смерть, особо зацикливаться на защите не стоит.

Город… Первые дома стояли большей частью относительно целые, разве что стекла повылетали, да магазины, там, где они имелись на первых этажах, были разграблены. Даже вылезать не требовалось, чтобы понять это. От витрин никаких воспоминаний, что именно продавалось во времена оны, видно лишь по вывескам, если последние остались на местах. Все-таки до ужасов пока далеко. Пара пятиэтажек сгорела, то ли во время Ч, то ли уже позже по иным причинам. Неосторожное обращение с огнем никто не отменял.

Машин на дороге и во дворах было сравнительно немного. На улицах хватало врезавшихся во что-нибудь, не готовы люди были к электромагнитному импульсу, во дворах же и на стоянках транспорт был просто кем-то побит. Не весь, многие автомобили издалека казались совсем целыми, а являлись ли таковыми – кто знает? Проверять не было смысла. Толку сейчас в самой навороченной тачке при отсутствии бензина!

Странно, все беглецы в один голос твердили об остающихся в городе людях, а вокруг – никого. Точнее, с точки зрения Воронова, странного здесь как раз не было, на месте жителей он бежал бы из Хабаровска без оглядки, любой крупный центр при коллапсе коммунальных служб и отсутствии поставок становится непригодной для жизни ловушкой, спасение лишь в местности сельской, близкой к природе, да только люди разные. Кому-то может показаться, будто в самые ближайшие дни все восстановится, придут добрые дяди, которые починят и обеспечат, вновь сделают жизнь легкой и беззаботной. А кому-то вообще все равно, лишь бы жить, не перебираясь на другое место. Пока где-то сохранились хоть какие-то запасы и есть чем питаться, они готовы драться за право оставаться горожанами. Тогда где они? Рев моторов слышен далеко, должен кто-нибудь полюбопытствовать, посмотреть. Техника своя, российская, у кого-то обязана зародиться надежда на возвращение к лучшей жизни.

Видимость через триплексы была хреновой, даже пятикратное увеличение в городских условиях помогало не слишком, зато работала фильтрационная установка, и если внутрь проникала какая-то гадость, то ее было заметно меньше, чем на открытом воздухе. Пусть фон был невелик, по мере возможности особо рисковать не стоило.

Дальше от окраины картина изменилась. Стекол в окнах почти не стало, больше домов носило следы пожара, появились следы других разрушений. Несколько высотных домов наполовину обрушились, новым технологиям оказалось не по силам бороться с ударной волной, какое-то здание, стоявшее вплотную к дороге, явно носило следы небольшого, с применением лишь легкого оружия, боя…

Несколько раз в отдалении промелькнули люди. Подойти ближе к медленно идущей технике никто даже не пытался, напротив, горожане торопливо старались убраться прочь, нырнуть в ближайший подъезд, отойти за какое-нибудь строение, сделать все, чтобы об их существовании тотчас же забыли. Несколько странная реакция, да не отлавливать же «языков»! Не желают идти на контакт – не надо.

Хабаровск частично расположен на сопках, и улицы то шли на подъем, то стремились вниз. В некоторых местах катание на обычном трамвае напоминало американские горки – в прежние, ныне казавшиеся счастливыми, дни. Только раньше город был зеленым, сейчас все больше деревьев стояли обугленными, сиротливо тянули к небу немногие уцелевшие ветви.

Дальше разрушений становилось все больше и больше. В нескольких местах улицу перекрывали такие завалы, что поневоле приходилось возвращаться и искать обходной путь. Кое-где сплошняком застыли врезавшиеся друг в друга остовы разнообразных машин. Довольно жутко смотрелся заваленный на бок обгоревший трамвай. И то и дело – людские останки. Разложившиеся, валяющиеся с самой Катастрофы, никем не убранные. Их явно грызли собаки, клевали птицы, поедали крысы. Осталось поблагодарить судьбу за ограниченный обзор из боевых машин. Пусть бойцы насмотрелись уже всякого, есть зрелища, которые лучше вообще никогда не видеть.

К штабу округа на улице Серышева проехать вообще не удалось. Очевидно, эпицентр находился где-то близко, и целых зданий здесь вообще не было. Сплошные обломки, лишь кое-где стояли редкие, невесть как не завалившиеся куски стен, а на дорогах – сплошное месиво, в которое превратились проезжавшие в момент взрыва автомобили. Тут явно полыхало так, что наверняка напоминало горевшую тайгу. С тем дополнением, что все еще рушилось, сметалось рукотворным ураганом, да и взрывалось – баки в машинах, газ в домах… Армагедец в его суровом и жутком обличии. И вроде уже было все известно, и тем не менее зрелище впечатляло даже через триплексы, особенно когда воображение восстанавливало картину произошедшего здесь ада.

Хотелось побыстрее покинуть ставший братской могилой город, уехать и никогда больше не возвращаться в родные некогда места. А уж если подумать о возможной судьбе родных, вообще тянуло взвыть волком, протяжно и тоскливо. Воронов поневоле проклял себя. Зачем только он устремился самомобилизовываться, вместо того чтобы первым делом не вывести семью прочь? А теперь гадай, осталась Лена здесь и превратилась в отпечаток, тень на асфальте, или все-таки послушалась, успела отдалиться хотя бы на несколько километров? Но ведь не приехала в Малышево, согласно уговору, и жива ли сейчас – ведомо одному Богу. Если он вообще есть, ибо иначе как допустил случившееся? Или сработал вариант Содома и Гоморры, и сейчас вновь не нашлось праведников?

Закружились в обратный путь, только уже другими улицами. На ходу перестроились, и теперь майор следовал головным, а Воронов оказался в середине колонны. Говорить никому не хотелось. В ТПУ царило молчание. Хватало рева двигателя, а любые слова после виденного все равно были бы натужными, не выражающими того, что царило в душах.

Подавленное настроение, изменившиеся из-за разрушения некогда знакомые улицы, плохой обзор, повторяющиеся подъемы и спуски, бесконечные объезды – даже Воронов уже плохо представлял себе, по какой части Хабаровска пролегает в данный момент их путь. Признаться, ему не было до этого дела. Накатило такое, что внешний мир просто превратился в нечто неважное и ненужное. Только нестерпимо хотелось курить, да люк лучше не открывать, а дымить прямо в машине не позволяла привычка и усвоенные навыки.

И вдруг встали. Резко, капитан даже немного ударился о резину перископа.

– Что?

– Головная остановилась, – доложил механик.

И почти сразу в рации зазвучал голос Едранцева. Судя по нему, майор тоже был не в себе.

– Подождите здесь, на перекрестке. Я тут до одного места мигом смотаюсь и вернусь.

Было видно, как БМП майора свернула налево и медленно покатила вниз по пересекшей путь улочке. Какой именно, Воронов понять не сумел. Однако смысл маневра был ясен – наверняка где-то здесь жила если не семья командира, то какие-то родственники, и Едранцев решил воспользоваться случаем, попытаться хоть что-либо узнать об их судьбе.

Хорошо, что налево. Не надо доворачивать машину, обеспечивая обзор.

Воронов взглянул назад. Замыкающей бээмпэшки не было. Когда и куда она делась, ответить никто не мог. Сказано было: идти колонной, значит, Бурченко обязан был следить за идущими перед ним. В крайнем случае, если что-то вдруг случилось с машиной, немедленно связаться с остальными по рации. На небольших дистанциях связь была устойчивой, так какого же он?!

– Ворон вызывает Бурчика. Бурчик, ты где? Отзовись, мать твою!

– Ты чего материшься? – вместо старлея спросил Едранцев.

– Бурченко пропал. Где – не заметили. Бурчик, отзовись!

Майор замысловато выругался.

– Что? Дети старые, или как? Смотреть разучились? Старлей, ты ездить разучился? Или оглох совсем? А ну, подай голос! Дезертировать решил, козел задрыпанный?! Я же тебя урою! Даже атомный взрыв покажется хлопушкой! А ну немедленно доложить, где находишься?

Однако лишь потрескивание в наушниках было ответом. На том конце явно не слушали цветастую речь начальника, что только распаляло Едранцева больше и больше. Случись то раньше или позже, майор наверняка приказал бы немедленно поворачивать, искать пропавшую единицу бронетехники, сейчас же, рядом с личной целью, невольно пришлось несколько отложить процедуру.

– Вот что, Ворон. Вызывай этого дуболома непрерывно. Сейчас я кое-что тут сделаю, и тогда весь город прочешем, а найдем.

БМП Едранцева прошла полквартала, а затем свернула в какой-то двор. Как мог заметить со своего места Воронов, дом у въезда практически не пострадал. Во всяком случае, с торца. А что там на деле творится…

Блин! Где этот Бурчик хоть жил? Вроде называл улицу, да только в памяти не удержалось. Наверняка ведь тоже занят поисками и не отвечает по простейшей причине. Элементарно покинул машину, а на связи вместо себя никого не оставил. Мог бы предупредить. Все ведь люди, понимают. Да и вместе наведаться не проблема, а разлучаться в подобных местах – не след.

– Гаричев, когда ты видел их в последний раз?

Сержант выполнял роль наводчика-оператора, ему проще оглянуться назад, чем двум бойцам, сидевшим в десантах и видящим лишь то, что проплывает с бортов.

– Так сразу не скажу. Вроде оглядывался – были, а когда…

Можно укорить сержанта, да только сам чем лучше? Тоже ведь обязан смотреть за всем. Теперь еще майора проворонить для полноты картины. Машину его не видно, а двор вполне может иметь второй выход, а то и не один. Вот будет номер!

Не будет. Едранцеву-то смысл пропадать? Сейчас пробежится в какой-нибудь дом, поищет, хотя подсознательно обязан понимать: чудес на свете нет, проклянет все на свете, да и объявится.

Двигатель едва урчал на холостых оборотах, и потому далекий грохот донесся до ушей даже сквозь шлемофон. Воронов невольно сорвал головной убор, успел услышать несколько слабых потрескиваний, и все стихло. Словно где-то раздался взрыв, потом – отдельные выстрелы. Но мало ли что могло взорваться? Лишь на душе стало тревожно.

Бойцов Воронов видеть не мог. Механик-водитель спереди, оператор справа и сзади в башне, двое солдат в десантных отделениях вообще за перегородкой. Пришлось спросить, слышали ли? Оказалось: слышали. Взрыв произошел отнюдь не во дворе, где скрылась бээмпэшка майора, где-то позади и справа, и поневоле подумалось о старлее.

– Бурчик, отзовись! Что у тебя? Где находишься? Блин! Да отзовись же!

Лишь треск в эфире. И майор промолчал. Но с ним-то понятно: наверняка сейчас бродит по разрушенной квартире да гадает, куда пропала семья?

На деле квартира Едранцева разрушенной не была. Дом вообще практически не пострадал в момент взрыва. Вылетели стекла, где-то чуть треснула стена – сущие мелочи в сравнении с творившимся в эпицентре. Даже дорогая электроника стояла на своих местах, никем не тронутая, абсолютно целая с виду. Хоть включай и смотри. Кто будет брать, когда электричество пропало и вряд ли появится?

Ни супруги, ни детей не было. Даже их следов. Вещи валялись, распахнутый холодильник пуст, отсутствовали чемоданы и пара вместительных дорожных сумок, что-то из тряпок, да как понять, свои ли наскоро побросали что-то перед торопливой эвакуацией или позднее постарались мародеры? Возможно, и то, и другое вместе.

Едранцев ходил, рассматривал, представлял, переходил от надежды к отчаянию, упорно пытался найти какую-нибудь записку. Ведь должны же были домашние понимать: он вернется. Обязательно вернется сюда, если сумеет уцелеть в нечаемой войне. Самое простое – набросать пару строк, чтобы знать, где искать их дальше. В городе ли, в окрестностях…

Пришлось обшарить всю квартиру. Вдруг листок отнесло ветром или подобрал кто, дверь-то осталась незапертой, а потом отбросил за ненадобностью? Другой вариант – одна из объявившихся после Катастрофы банд воспользовалась оставленными координатами и отправилась туда – Едранцев отверг на подсознательном уровне. Не хотелось ему думать о плохом. Потом откуда-то снизу донеслись голоса. Майор не сразу понял, потом подскочил к окну и увидел небольшую, десятка два, толпу, окружившую БМП. Откуда-то еще подходили люди, главным образом мужчины, хотя виднелись и молодые женщины. Солдаты уже покинули машину, спустились к горожанам, старательно отвечали на вопросы и сами задавали их.

Жители! Уж они должны хотя бы примерно представлять, куда девались их соседи. Наверняка найдется кто-то не из этого дома, так из соседнего. По идее, люди стараются держаться своего района.

Мозг еще не оформил простые мысли в слова, а Едранцев уже покинул квартиру и торопливо спустился во двор. Второй этаж, долго ли?

– Граждане!

Вблизи собравшиеся напоминали бомжей. Одетые кто во что горазд, но все-таки вполне прилично, как иначе, если тряпок в городе полно, просто одежда стала грязноватой, явно немытые сами, в воздухе висел соответствующий запах, хотя имелись и выглядевшие сравнительно неплохо, только оружие в руках некоторых, какие-то охотничьи ружья, отличало горожан от побродяжек иных времен.

– А вот и майор пожаловал! – громогласно объявил парень с широченными плечами и наглым лицом. – Не стесняйся! Гостем будешь! Сейчас мы с тобой к шефу пойдем. Познакомишься. Ему люди нужны.

– Какой шеф? – Едранцев оторопел от неприкрытой наглости.

– Наш шеф. Или думал, здесь бесплатно улицы гусеницами портить можно? Раскатал губу! За все надо платить. Кстати, – широкоплечий бесцеремонно лапнул кобуру майора, открыл, потянул оттуда пистолет.

Офицер дернулся было, однако сразу несколько крепких рук ухватили его за плечи, парируя любой возможный протест.

– Не балуй!

Лишь сейчас Едранцев обратил внимание: его люди стоят без оружия, и лица у ребят бледноваты.

– Ладно. Пошли. Ехать было бы лучше, да мало ли чего захотите учудить? Ты не боись. Шеф добрый. Чужих он не любит, зато есть шанс стать своим. Тогда и за танком твоим вернемся.

– Но…

Что-то острое коснулось шеи, заставив прервать речь.

– А ну, вперед! Я сказал!

И тут вдалеке послышался взрыв, а затем несколько выстрелов.

– Не наши, – качнул головой широкоплечий. – Наверно, медвежатники стараются. Больше в той стороне некому…

Хотелось спросить, что еще за медвежатники, да вряд ли ответят. Не говоря: в данный момент явно имеются проблемы поважнее. Выжить, например. А еще – выбраться. Тут же неподалеку еще Воронов есть!

Где же майор? Воронов задавал себе вопрос не в первый раз. Давно пора осмотреть окрестности, а в случае задержки хотя бы выйти на связь. Хотелось выразить отношение к начальству вслух, да не позволяла воинская этика. Несколько раз кто-то вроде выглядывал в сторону перекрестка, как показалось, гражданские. Где же тогда свои?

Послать Гаричева или кого-то другого? Но справятся ли они, если что-то случилось? А пойдешь сам – и оставишь бойцов без офицера. Тогда рискуют вообще не выбраться. И до наступления темноты осталось чуть больше двух часов.

– Так, орелики. Двигаем выяснять, что там с нашими. В случае угрозы стрелять на поражение, броню не покидать ни в коем случае.

– А если там простые люди?

– Н-да… Тогда не стрелять. Но к ним не вылазить. Сейчас простые, через минуту окажется, что нет. Мало ли…

Возражений не последовало. Бойцам, похоже, тоже было не по себе. Въехали на трех машинах и вдруг остались одни. Плюс – город отнюдь не производил благостного впечатления. Откуда оно на кладбище?

Бээмпэшка повернула и тронула очень медленно. Механик был готов в любое мгновение дать задний ход или рвануть вперед – в зависимости от обстоятельств.

Вот и нужный заезд. Просто дорога между домами, а дальше – поворот направо, поворот налево, парковка. Машины майора от въезда видно не было, он явно подал ее к нужному подъезду. Не сам Едранцев, так его бойцы обязаны были услышать шум мотора. Или настолько заняты, что и выглянуть некогда?

– Давай!

Как-то неприятно стало, будто за углом мог скрываться злодей с гранатометом. Воронов машинально взвел затвор автомата, провел рукой по разгрузке, на месте ли запасные магазины и прочее. Будто оно могло куда-то пропасть!

Двор. БМП майора стояла слева. Ни души вокруг, однако капитан сразу отметил – правая задняя дверь чуть приоткрыта. Они что, имущество начальника в десанты грузят? Или вопреки всему семья нашлась и теперь планируется переезд?

– Ждать меня здесь. В случае необходимости прикрыть огнем. Гаричев, понятно?

– Так точно.

– Тогда я пошел.

За довольно долгий день, проведенный в Хабаровске, Воронов впервые открыл люк и выбрался наружу. В принципе уровень радиации упал до сравнительно безопасного, да и жили здесь как-то люди. Не по себе было не от этого. Просто казалось, будто что-то обязательно должно сейчас произойти, и к атому оно отношения иметь не будет.