В сущности, идея Маргарет насчет поездки во Францию была не так уж и плоха, и я намеревался воспользоваться пребыванием там для того, чтобы попытаться установить контакт с Арчи и Глорией, которые по-прежнему работали с профессором Деламаром. Ришар-Бессьер, естественно, был в курсе событий. Впрочем, именно он и предложил организовать эту встречу.
Мне было известно, что мои друзья остановились в отеле «Рафаэль», что на авеню Клебер. Но их не оказалось на месте, когда я позвонил от романиста. Меня заверили, что сообщат Брентам о моем звонке, как только они появятся в гостинице.
В этом смысле Маргарет повезло больше, чем мне: она дозвонилась до отца Салливана с первой же попытки, и пару часов спустя он уже прибыл в изящно меблированную квартиру, предоставленную в наше распоряжение.
И почти тотчас же зазвонил телефон. Сняв трубку, я сразу же узнал голос моего друга Арчи.
— Привет, дружище, — радостно воскликнул я. — Ищу вас с самого утра. Как поживаете? Как чувствует себя наша милая Глория?
— Все распрекрасно, спасибо. Я тоже вот уже два дня разыскиваю вас, подняв всех на ноги. Нам совершенно необходимо немедленно встретиться.
— Что за спешка такая? Уж не пожар ли там у вас?
— Сидней, уверяю вас, мне не до шуток. Ждите меня в квартире Ришар-Бессьера. Повторяю: надо увидеться, не теряя ни минуты. Это очень-важно… и крайне серьезно.
Разумеется, слова Арчи не заинтриговали только, возможно, отца Салливана, пробурчавшего монотонно-пискляво:
— Я отлично знаю семью профессора Брента. Мы с ним старые знакомые.
Но нам-то от этого какой прок?
Через несколько минут раздался звонок у входной двери и Ришар-Бессьер впустил в гостиную Арчи и Глорию. На их лицах читалось некоторое смятение, но, увидев нас, они расплылись в дружеской улыбке.
Арчи предпочел сразу же взять быка за рога.
— Я не вправе говорить с вами о возникшей проблеме здесь. Вам следует поехать сейчас же с нами.
— Не понимаю, что вы темните, — заявил я, подходя к нему, — но готов вам подчиниться. И куда же мы направимся?
Инициативу перехватила Глория:
— В Фонтенбло, к профессору Деламару.
Интересно, что бы все это могло значить?
— И что же мы будем делать у профессора Деламара? Насколько мне известно, он не очень-то жалует журналистов.
— Многое изменилось… скажем так… за последние несколько дней. Прошу вас, не задавайте мне пока больше вопросов. Деламар хочет лично встретиться с вами всеми.
— И со мной тоже? — удивился отец Салливан.
— Да, как и с вами, господин Ришар-Бессьер.
— Но о чем, в конце концов, идет речь?
— Все просто: профессор Деламар как раз и хотел бы вас принять, чтобы все объяснить. Успокойтесь, вам нечего его бояться. Он — замечательный человек, и я убежден, что вы ни в коем случае не пожалеете, что поедете со мной.
«Форд», за рулем которого сидел Ришар-Бессьер, доставил нас в Фонтенбло в рекордный срок. Практически вся поездка прошла в гробовом молчании.
Мне все время казалось, что дело тут нечистое, и если бы я не был знаком с Арчи достаточно давно, то имел бы все основания полагать, что у него поехала крыша. У меня крепло убеждение, что отец Салливан начал сожалеть о том, что принял приглашение Маргарет.
Между нами, я так и остался при этом убеждении, поскольку едва машина остановилась перед имением Деламара, как события начали принимать абсолютно новый для нас оборот и, скажу не колеблясь, несколько ошеломляющий.
Чтобы побыстрее перейти к существу проблемы, опишу владения Деламара лишь в общих чертах. Они состояли из внушительных размеров парка, где росли великолепные деревья и виднелось немало лужаек. Картину дополняли несколько металлических сооружений и прекрасная каменная вилла с почти сплошь застекленным фасадом.
Арчи ввел нас в обширную гостиную. Находившийся там человек тут же встал нам навстречу.
Поздоровавшись кивком головы, он жестом пригласил всю нашу группу поудобнее располагаться в креслах.
— Нет смысла устраивать церемонию представлений, — начал он. — Вы отлично знаете, кто я, и наоборот. Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить? Может быть, немного портвейна? Он преотличнейший и поставляется мне по спецзаказу.
В тот же миг вошла служанка с подносом, заставленным бутылками, бокалами и рюмками.
Судя по виду, ее, должно быть, звали Мария. Любопытно, что даже в самых необычных ситуациях меня почему-то всегда тянет интересоваться деталями, не имеющими никакого отношения к происходящему. Вероятно, все дело тут в профессиональной деформации, о чем стоило бы в самое ближайшее время посоветоваться с Арчи.
— Все в порядке, Мария, а теперь оставьте нас одних.
Как видите, я угадал. Арчи наверняка найдет объяснение этому примечательному факту.
Деламар уселся и дал понять Арчи, что настал момент объяснить нам все его маневры. Тот повернулся в мою сторону.
— Прошу вас внимательнейшим образом выслушать меня. Вы сейчас поймете, какими мотивами руководствовался профессор Деламар, настаивая на том, чтобы этот разговор происходил в его присутствии. Вы, разумеется, знаете о том эксперименте, к проведению которого мы готовимся.
— О нем известно всему миру, — прервал его Ришар-Бессьер.
— Мы пронюхали даже о том, что вы намереваетесь в скором времени провести предварительное испытание, — поспешил я перещеголять романиста информированностью.
Говоря это, я пристально следил за реакцией Деламара, но тот и ухом не повел. Встав, Арчи прошелся по салону, а затем остановился перед нами.
— Друзья мои, — произнес он. — Испытание уже состоялось два дня тому назад.
Должен признаться, что никто из нас не осмелился как-то прокомментировать это известие — настолько оно представлялось невероятным. Арчи между тем продолжил:
— Аппарат профессора Деламара сработал без сучка и задоринки, что бы там ни говорили на этот счет критики и даже ближайшие коллеги ученого.
— Но почему же тогда не оповестили об этом грандиозном событии? — не выдержав, взорвался я. — Вам ведь известно, с каким нетерпением все ожидают подобного сообщения.
— Ну, это — мое дело, уведомлять об этом или нет, — отрезал Деламар. Знайте, что я ненавижу рекламу, а нынешний мир меня не интересует. И все же завтра, за несколько минут до отлета в год двенадцатитысячный, я сделаю краткое заявление.
— Итак, — вмешалась в беседу Маргарет, — насколько я понимаю, вы пригласили нас затем, чтобы проинформировать об этом первых. Это очень любезно с вашей стороны, и мы вам весьма признательны.
Она уже намеревалась подняться, как Арчи возразил:
— Ошибаетесь, Маргарет. Вы здесь потому, что мы собираемся сделать попытку изменить ход событий, которым предстоит развернуться через несколько дней. Испытательный бросок во времени перенес нас, то есть профессора, его племянника, Глорию и меня, в будущее, на неделю вперед по отношению к настоящему моменту. Если я использую здесь термин, означающий определенную дистанцию, то лишь потому, что, как вам известно, время является измерением, конечно, в абстрактном смысле, но все же оно качественно характеризует наш пространственно-временной континуум. Таким образом, наша Вселенная свернута на самое себя, образуя конечную, но безграничную поверхность в своеобразном четырехмерном универсуме. Так что мы попали в реальность, отстоящую от нас на несколько дней и практически ничем не отличающуюся от сегодняшней.
Он повернулся в мою сторону, но его взгляд словно бы избегал встречи с моим.
— Единственное исключение — это вы, Сидней.
— Что это значит?
— А то, что в будущий вторник утром вам предстоит умереть.
У меня чуть не выпал из рук стакан. Я вскочил, с недоумением таращась на Арчи.
— Если это шутка, то позвольте заметить, что, на мой взгляд, она носит дурной характер.
— Никто не собирается вас разыгрывать, — поспешил отреагировать Деламар. — Это и в самом деле реальность будущего.
— Ну, это уж слишком, — возмутился отец Салливан. — Почему это, позвольте вас спросить, вы можете быть в этом столь уверены?
— Тем более, — решительно вмешалась Маргарет, — что Сиднею всегда предсказывали, что он протянет чуть ли не до ста лет. Стоит лишь взглянуть на его руку: его линии жизни нет конца.
— Да замолчите же вы наконец, — взорвался я. — Дайте договорить профессору Бренту. Осмелюсь напомнить вам, что я как-никак лично заинтересован в этом вопросе.
Арчи изобразил на лице некое подобие улыбки и продолжил:
— Все точно, Сидней. Вам предстоит погибнуть в следующий вторник, и вот каким образом нам удалось это выяснить. В результате временного броска в ближайшее будущее наш аппарат рематериализовался в окрестностях Нью-Йорка. Учитывая намерения профессора Деламара официально оповестить научный мир о полном успехе задуманного им дела, я сумел убедить его, что именно вы должны стать первым журналистом, добывшим эту поразительную новость. Предполагалось, что после этого мы немедленно продолжим наш поиск во времени. Посему мы с Глорией прибыли в вашу квартиру где-то около одиннадцати часов.
Повисла тягостная тишина. Глория прервала молчание:
— Около дома суетилось множество полицейских, запрещавших доступ в вашу квартиру. Но едва мы представились, как нас пропустили. Там-то мы вас и увидели: лежите на полу посреди кабинета, убитый тремя выстрелами из пистолета. Последнее сообщил инспектор, который вел расследование. В тот момент были еще неясны мотивы преступления, но новость уже просочилась в прессу. На улицах бойко торговали спецвыпусками газет и, если это доставит вам удовольствие, могу сообщить, что тираж «Нью-Сан» достиг в тот день максимума.
Ну, тут уж они явно хватили лишку! Я чувствовал себя на грани истерики.
— Вот это да… и что же мне теперь делать? Интересно, а вы сами-то отдаете себе отчет…
Я тяжело плюхнулся в кресло. Отец Салливан не выдержал и обратился к Бренту:
— Насколько я понимаю, вы исходите из того, что вполне возможно изменить судьбу, предначертанную нам Господом?
— От нее не убежишь, если будешь всецело руководствоваться принципом, что навязываемые события приближаются к нам со скоростью времени. Но этого не произойдет, если, полагаясь на свободу выбора, мы сами пойдем им навстречу, да еще и сознательно их создавая.
— В таком случае, — вмешался Ришар-Бессьер, — Сидней может изменить свои планы, порождая другого рода события, которые позволят ему избежать смерти. К примеру, почему бы ему не оставаться все это время у меня в Париже вместо того, чтобы мчаться обратно к себе, в Нью-Йорк?
— Верно, — спокойно произнес Деламар. — Но, говоря вам о свободе выбора, мой друг Брент затронул пока совсем неясную для нас тему. Мы совершенно не знаем, какой процент в том, что мы называем этой свободой, составляет наша личная воля. Не исключено, что на какое-то время судьба на самом деле изменится, но сама опасность тем не менее останется.
— Неужели вы хотите сказать, — воскликнула Маргарет, — что даже если он останется здесь, в Париже, то убийца все равно отыщет его? Но ведь это просто ужасно!
— Вот этого-то мы и боимся, — вмешалась Глория. — Сам факт изменения события не дает нам уверенности в том, что убийство все же не состоится.
Тут я потребовал, чтобы все замолчали.
— Послушайте, друзья. Все это, конечно, очень даже мило с вашей стороны, но позвольте и мне огрызнуться в этой ситуации. Я вот что сделаю: немедленно возбужу уголовное дело.
Арчи ухмыльнулся.
— Интересно, против кого же? Не забывайте, что пока нет ни жертвы, ни убийцы.
— Согласен. Но во вторник утром они оба, как миленькие, появятся. И если вы думаете, что я буду спокойно сидеть сложа руки, ожидая, когда меня кокнут…
— Пути Господни неисповедимы, сын мой, — прервал меня отец Салливан.
— Ну, знаете ли… Раз уж вы здесь, то почему бы вам сразу не прочитать отходную? И покончим на этом.
— Сидней, — Арчи мягко положил мне руку на плечо. — Не горячитесь, возьмите себя в руки. Дайте-ка лучше мне закончить. Мы вернулись на место старта с единственной целью — спасти вашу жизнь. Именно поэтому мы и разыскиваем вас вот уже три дня. А сейчас профессор Деламар изложит вам свои соображения насчет того, как это сделать.
Деламар, сверля меня взглядом, начал:
— Господин Сидней Гордон, вы, несомненно, знаете, какого мнения я придерживаюсь о журналистах вообще. Но должен честно признать, что вы единственный из вашей братии, кто не писал благоглупостей на мой счет. Напротив, я весьма оценил вашу последнюю статью обо мне. Она-то и побудила меня принять участие в вашей судьбе. Пока что я вижу только один способ устранить вас от участия в событиях, где вы будете выступать как жертва: пригласить вас отправиться вместе с нами в будущее. Нет-нет, дайте мне договорить. Я решил взять с собой только тех людей, кто реально способен помочь мне в выполнении задачи, что я поставил перед собой. Полагаю, я их нашел.
Он повернулся к Ришар-Бессьеру.
— Я читал большинство ваших романов, если не сказать все. Понятное дело, — добавил он с улыбкой, — ученые моего круга не всегда согласны с необыкновенными выдумками, на которые так горазды авторы фантастических произведений, но читатели ценят такие идеи, словно лакомство, и я вполне вас извиняю. Но на сей раз хочу предоставить вам возможность написать роман, основанный исключительно на строго научных фактах и ни в коем случае не на вымысле.
И не дожидаясь ответа от писателя, он уже обратился к отцу Салливану:
— Я навел справки и о вас, отец мой. Так получилось, что я почти одновременно узнал о предстоящем убийстве Сиднея и о том, что вы намерены сочетать его браком с Маргарет здесь, в Париже. Об этой церемонии сообщили все газеты. Вы — натура цельная, человек прямой, преданный делу, которому служите, безупречны в моральном плане. Впрочем, я в этом никогда и не сомневался. Мне также известно, что ваши убеждения подталкивают вас спорить с наукой всякий раз, когда в ваших глазах она выступает с позиций, противоречащих божественным законам. А тут оказалось, что проводимый мною опыт идет явно вразрез с религиозными заветами, поскольку имеет целью доказать, что homo sapiens вполне по силам создавать и менять по своему усмотрению как свои поступки на Земле, так и вообще свою судьбу. Поэтому мне очень бы хотелось, чтобы вы тоже приняли участие в этом прыжке во времени и сами убедились в результатах эксперимента.
Ученый помолчал.
— Ну как, господа, согласны ли вы войти в состав экипажа?
Не скрою, я был удивлен спонтанностью ответа отца Салливана.
— Разумеется, профессор, по многим проблемам мы с вами не сходимся во мнениях, но я принимаю ваше предложение, рассматривая его как самопожертвование. Тем самым я, возможно, послужу Господу больше, чем вы полагаете.
Что до меня, то за решением дело не стало, да у меня и не было выбора. Приняв сигарету от Арчи, я тут же заявил профессору:
— Вы вполне можете включать меня в список. Это само собой разумеется, но вы должны понять, что бросить Маргарет я не могу.
Его пронзительный взгляд уперся в Маргарет, которая даже смутилась.
Какое-то мгновение я опасался, что он откажет, и тогда моя участь будет решена, поскольку я бы никогда не согласился отправиться в это необыкновенное путешествие без нее.
Но Деламар просто кивнул в знак согласия, и я видел, как просияла Маргарет. Ну пока что победа за нами. Про себя же я подумал, что присутствие на борту Маргарет наверняка не доставит удовольствия Деламару. Но я сразу же пообещал себе проследить за тем, чтобы она вела себя не слишком уж невыносимо.
Хотя и ежу ясно, что изменить характер Маргарет — это все равно что пытаться раскалывать булыжники иголкой, я все равно решил присматривать за ней.
Что касается Ришар-Бессьера, то он, похоже, несколько заколебался. Покачав головой, романист возразил:
— Я несколько затрудняюсь дать ответ немедленно. Предложение заманчиво, но надо поразмыслить над ним.
— Ну уж нет, — возмутился я. — И речи быть не может, чтобы вы отсиделись в кустах, старина. Разумеется, куда приятнее описывать злоключения других, сидя в домашних туфлях у камелька. Но на этот раз извольте разделить с нами все предстоящие испытания. К тому же вам не повредит немного подвигаться.
Глория подошла к нему, улыбаясь.
— Сидней прав, и все мы на его стороне. Автор никогда не должен покидать своих героев.
Пришлось и Ришар-Бессьеру скривиться в кислой улыбке.
— Да ладно вам, согласен, иначе потом всю жизнь будете меня попрекать.
Деламар предложил нам еще по рюмочке портвейна, а затем вернулся к теме предстоящего эксперимента.
— Я хотел бы обязательно уточнить одну вещь, — сказал он. — Каждый из вас должен четко сознавать ответственность за принимаемое им решение об участии в экспедиции. Не желаю впоследствии слышать никаких упреков в свой адрес, даже если по той или иной причине мы никогда не вернемся в нашу эпоху. Кто знает, ведь с моим аппаратом вполне может случиться авария, и даже серьезная.
— Это может быть ведомо только Господу, — ответил отец Салливан.
— Да, — обронил ученый, осушая свою рюмку.
Никто не решился отказаться от участия. Кости брошены, начиналась игра.
Внезапно у меня в голове молнией промелькнула мысль.
И как это я до нее не допер раньше? Спору нет, было здорово отчалить с Деламаром, чтобы уйти от гнева того, кто решил убить меня. Но в конечном счете, как предполагалось, аппарат все равно доставит нас обратно, в день старта. Следовательно, как легко было догадаться, я все равно не избегну своей судьбы. В сущности, это означало попасть из огня да в полымя.
Деламар ответил, что для меня речь и в самом деле шла лишь о своеобразной отсрочке. С физиологической точки зрения наше пребывание в будущем безусловно скажется на нас в прямой зависимости от того времени, которое мы проведем вне аппарата.
— Понял, — безрадостно отозвался я. — В любом случае трех пуль в следующий вторник мне не миновать.
— Пока нет никаких оснований забивать себе этим голову, — отрезал Деламар. — Извините, но ничего другого сделать для вас не могу. К тому же теперь мне следует думать только о решении той задачи, что я поставил перед собой. Ничем другим я заниматься не могу. Я дал Арчи три дня на то, чтобы вас разыскать. После этого срока я обязан продолжить свой эксперимент. Вылет состоится в назначенное время. А точнее: завтра в девять утра.
Яснее не скажешь.