Путь к Золотистой (Круг - 1)

Артем Колчанов

КРУГ

фантастический роман в четырех книгах

Книга первая

Путь к Золотистой

Глава первая: Крейсер "Игла"

Это был совсем крошечный зальчик на самой периферии нашего подземного поселка. Его выжгли плазмой в монолитном камне еще тогда, когда поселок строился, а строился он весьма и весьма спешно. Но получилось, что он оказался ненужным, как и многие другие, его никто и никак не оборудовал и не обживал, разве что проложили вентиляцию, а потом, скорее всего просто забыли, что такой зал существует. Зато здесь никто и никогда не бывал, кроме нас - мальчишек, да и мы бывали тут не так уж часто, разве только тогда, когда очень хотелось побыть в одиночестве. Сегодня мне захотелось этого, и я пришел сюда. Первым делом повесил на свисающую с потолка проволоку фонарь, который я забирал отсюда на перезарядку, потом, сам не знаю почему, включил его на полный накал и он засветил просто ослепительно. Перекрытый мелкой блестящей металлической сеткой раструб вентиляционной системы несильно выступал из стены в метре от каменного пола, и из него приятно дуло свежим и довольно прохладным воздухом. Я передвинул к раструбу старое, сильно потертое кресло, которое мы уже очень давно притащили сюда из жилой части поселка, где его ждала бы только отправка в утилизатор, и забрался на него вместе с ногами, в нашем поселке, даже здесь, в его необжитой части, было образцово чисто, так что этим я не испачкаю ни кресла, ни себя. Фонарь с потолка светил на меня почти также ярко, как солнце там, наверху, на поверхности, от которой меня сейчас отделяли почти что двести метров камня. От этого света я прикрыл глаза, и мне невольно показалось, что будто бы воздух из вентиляции - настоящий ветер, а фонарь настоящее солнце и тут же я словно бы наяву увидел то, что в последнее время могло быть только сном, но это не сон, когда-то это было реальностью и осталось сейчас в памяти:

Желтое, лучистое и по-летнему яркое солнце светит с такого высокого и такого бездонно-голубого неба, красное же солнце еще только собирается восходить и его пока не видно, только лишь светится на востоке тускло-багровая и совсем неяркая на фоне дня полоска зари. Мне кажется семь лет, я по детски беззаботен и думаю, что все и всегда будет только хорошо и не может быть никак иначе, а точнее говоря, я вообще-то даже и не задумываюсь об этом. Я сижу на большом темно-сером и плоском камне, привалившись спиной в тонкой рубашке к прохладной и неровной коре дерева, и внимательно слушаю, как совсем негромко шелестит ветер в его листве. Но вот на крылечко нашего небольшого белого домика выходит мама. Я широко улыбаюсь, хотя и абсолютно точно знаю, что она сейчас обязательно будет меня ругать, потому что ругает меня она не всерьез, а любя: "Вик, ну что с тобой делать, опять ты сидишь на земле, не можешь хоть один день побыть чистым и аккуратным ребенком". А я в ответ на это буду, конечно же, оправдываться, но шутя и дурачась, потому что это стало для меня и мамы самой настоящей игрой...

- Вик, - кто-то негромко сказал у меня над самым ухом. От этого я вздрогнул, и чуть было даже не вскочил.

- Вик, ты спишь что ли? - было сказано уже довольно громче.

Это естественно был не кто иной, как Сережка. Сережка - мой двоюродный братишка, парень тринадцати с половиной лет от роду - почти что мой ровесник, всего только на один год он меня младше. Сережка - самый близкий для меня человек, наверно даже ближе родителей, и брат, и друг в одном лице, просто Сережка.

- Не, Сереж, что ты, не сплю конечно. Просто мне тут сейчас кое-что вспоминалось.

Сережка ничего у меня не спросил, а только внимательно и понимающе посмотрел на меня своими голубыми большущими глазами и заставил меня подвинуться. Когда же я нехотя освободил ему место, то он устроился рядом со мной, в жалобно заскрипевшем, от такого бесцеремонного с ним обращения, кресле. Сережка знал и понимал меня лучше кого бы то ни было, может быть даже лучше меня самого.

- Ну что ты опять разгрустился, Вик. Пойдем лучше в зал, мячик немного погоняем, там уже все мальчишки собрались.

- Не хочу, - слегка поморщился я, - каждый день у нас получается одно и тоже: с утра учеба, потом зал, мячик, фильм, разве тебе это не надоело?

Сережка громко вздохнул, было ясно, что он во всем согласен со мной, но вслух он сказал другое:

- Ну, Вик, нас ведь все-таки ждут.

- Салаги-то? Сереж, им, по-моему, что с нами, что без нас, одинаково хорошо. Придумают что-нибудь, развлекутся и без нас: ну не хочется мне.

Тут нужно заметить, что нас - мальчишек в почти полностью покинутом людьми последнем диверианском поселке, оставалось сейчас только шесть человек. А нашего с Серегой возраста было всего только двое, это собственно только мы с Сережкой. Остальные же были по нашему общему мнению салагами в возрасте от пяти и до восьми лет и, если говорить честно, всерьез я их никогда не принимал. Может быть как раз потому, что они даже не помнили жизни наверху, а знают один только этот подземный поселок, где стерильный, всегда теплый кондиционированный воздух и мягкий, не слепящий глаз искусственный свет. Они не знают, что такое настоящий ветер, потому что никогда не ощущали его на своей коже, что такое настоящий дождь, потому что никогда не попадали под него. И они никогда не видели собственными глазами настоящего, живого солнца, а если и видели, то не помнят об этом. И они не знают, да и не могут знать, каково бывает человеку, который когда-то видел солнце и снова хочет его увидеть, не на экране, а собственными глазами.

- Снова ты, Вик, ничего не хочешь, - сказал Сережка тихо, почти шепотом. Я же в ответ отрицательно мотнул головой, немного виновато улыбнулся и также тихо сказал:

- Я хочу увидеть солнце, даже очень хочу.

Сережка ничего не сказал мне в ответ на эти мои слова, а только снова посмотрел мне в глаза и плотнее прижался к моему боку. И без всяких слов мне было понятно, что он так же, как и я, до боли тоскует по солнцу. И тогда я сказал ему то, что услышал от взрослых сегодняшним утром, в разговоре вовсе не предназначавшемся для моих ушей:

- Знаешь, Сереж, сейчас у нас на Дивере почти что зима, оба солнца в соединении.

- Сейчас у нас зимы не бывает, - отмахнулся Сережка, - сам ведь знаешь, там наверху сплошное чудовищное лето.

- Пусть это и не настоящая зима, но не всели нам равно. Наша планета понемногу уходит от красного солнца и потихоньку остывает. Сейчас перед рассветом температура падает почти что до сорока градусов. Ну а плюс сорок - это же вообще ерунда после тех двухсот, что были всего лишь полгода назад, мы бы сейчас смогли выйти наверх просто вот так, без какого-либо скафандра.

В глазах у Сережки тотчас же загорелся огонек любопытства, он меня понял. Понял и то, чего я сейчас хочу и, слегка улыбнувшись, спросил:

- Ну и когда мы с тобой пойдем?

- Наверно можно было бы попробовать уже завтра, перед самым рассветом, поделился я с ним своим только что придуманным планом.

- А когда у нас сейчас бывает рассвет? - поинтересовался он.

- Полчетвертого ночи или что-то около того, не раньше. А нам придется выходить не позже, чем за час до рассвета.

- Нам нужно будет обязательно взять с собой накидки из металлки, побольше воды и пару фонарей.

- Фонари наверно можно и не брать, наверху нам и без них будет достаточно светло. Ирра сейчас почти полная, да и вообще все небо светится, красное то солнышко все еще очень близко и шлет нам свой ветер...

- Вик, а ты шифры замков не забыл еще?

- Конечно же, не забыл. Но вот только не оказалось бы так, что их сменили.

Эти самые шифры я сумел хитростью выведать еще полгода назад, сразу же после того, как отсюда ушел на Терцию последний звездный транспорт. Мы с Сережкой тогда умудрились незаметно стащить со склада по скафандру, и всерьез собрались побывать наверху. Но тогда для нас все окончилось, даже и не начавшись как следует. Включив скафандры, мы, сами того не зная, включили и маякиответчики, которыми они были оснащены. И по сигналам этих самых маяков, появившимся на пульте диспетчеров, нас естественно тут же выследили и перехватили, и солнца мы тогда так и не увидели...

Сережка поерзал в кресле и спросил, искоса глянув на меня:

- Мы ведь тогда до дверей так и не дошли, откуда им знать то, что и шифры нам известны, и зачем возиться, меняя их. Вот только бы сейчас нас снова не перехватили?

- Не должны, Сереж, мы же не будем надевать эти скафандры. И к тому же, по-моему, у них сейчас и без нас забот хватает. Вот если только мы сами себя выдадим, тогда может быть, и перехватят.

Мы тут же обо всем с Сережкой договорились, это совсем не сложно, если хочешь одно и то же. А весь последовавший за этим остаток дня мы провели в ожидании ночи. И я почти что не запомнил, чем же мы занимались днем. Сначала мы все-таки погоняли мячик с малышней, Сережка все-таки убедил меня заняться этим. Потом, наверно уже в десятый, если конечно не больший, раз посмотрели довольно старый фантастический фильм, кристалл с которым неизвестно откуда взялся у нас, уже довольно давно взялся. Этот фильм почти сплошь состоял из приключений, и салаги смотрели его, затаив дыхание. В этом фильме один мальчишка, практически мой ровесник, остается один на огромном звездолете, потерпевшем какую-то страшную аварию на другом краю галактики, и он не может вернуться на Землю. После этого он высаживается на чужую планету, населенную людьмиинопланетянами, испытывает там массу приключений и все-таки, пережив множество бед, находит выход из своего положения и возвращается домой, где становится капитаном разведки. Несмотря на то, что я видел этот фильм много раз, я все-таки и на этот раз посмотрел его с интересом. Хоть это и была фантастика, но все-таки у меня почему-то создавалось впечатление, что это реальность. Там не было ни малейшего намека на свойственную данному жанру наигранность и стереотипность. Сережка же под конец фильма откровенно задремал, и потом над ним все смеялись, но он даже нисколько не обиделся, Сережка вообще редко на кого обижался, а если и обижался, то быстро забывал об этом.

Последовавший за днем вечер мы провели дома у Сережки. Сначала сыграли пару партий в кибершахматы, а потом вместе читали старинную, еще на бумаге напечатанную книгу, которая тоже была вся сплошь про приключения. Потом я позвонил по видеофону домой и предупредил папу и маму, что ночевать я останусь у Сережки. Настроение у папы было неплохое, и он мне это разрешил, правда, предупредив, чтобы все было без фокусов, он-то прекрасно знал, чем иногда заканчивается то, что начинается именно так. Тетя Лина - Сережкина мама, накормила нас ужином, а в десять вечера, несмотря на наши бурные протесты, все-таки заставила лечь спать. Спать мы с вечера естественно не собирались, но сон все-таки довольно быстро сморил нас.

Проснулся же я оттого, что Сережка не без удовольствия толкал меня острым локтем в бок. В Сережкиной комнате стоял полумрак, висевший на стене ночник, горел только в четверть накала. Сережка молча указал мне на часы, было время собираться, если мы все-таки собираемся сегодня побывать наверху. Мы, как вчера еще решили, не стали одеваться, взяли только блестящие длинные накидки из металлоткани, которые сделали для себя еще давно, и большую пластиковую флягу. Кеды из мягкого и прочного пористого пластика взяли в руки и как были в одних трусах, на цыпочках, чтобы не шуметь, выскользнули из квартиры. Поселок спал. В коридорах горело лишь тусклое и слегка красноватое ночное освещение, но все равно все было отлично видно и для наших целей оно нам подходило еще лучше, чем яркое дневное. Сережка наполнил флягу водой из маленького фонтанчика на пересечении коридоров и повесил ее на ремень через плечо. Не говоря друг другу ни слова, мы обулись и, осторожно и почти бесшумно, двинулись к выходу. По пути нам так никто и не встретился - ночь не то время, чтобы гулять. И не так много сейчас в поселке людей, чтобы нашелся кто-то, любящий ночные прогулки. И мы беспрепятственно добрались до тамбурного коридора.

- Давай, - сказал я и легонько подтолкнул Сережку к шифратору замка.

Сережка молча посмотрел по сторонам и, лишний раз убедившись, что никто за нами не наблюдает, положил руки на клавиатуру, быстро набрал сложную комбинацию цифр и символов, которую он еще заранее выучил наизусть. А я сразу же, как только шифр был набран, повернул большой, блестящий хромом рычаг и не без труда отодвинул в сторону толстую и тяжелую металлическую заслонку двери.

- Быстро, - шепотом скомандовал я, и мы побежали по длинному, практически неосвещенному коридору, по пути жалея, что все-таки не взяли с собою хотя бы один фонарь.

В переборку тамбура я почти что уткнулся носом, настолько неожиданно она появилась прямо передо мной из темноты. Сережка сразу же налетел на меня, шепотом чертыхнулся и принялся на ощупь искать шифратор. Эта дверь сдвинулась в сторону медленно и словно бы неохотно, а за ней сразу же начиналась круто идущий вверх стальной винт лестницы аварийного подъема. Неаварийным же подъемом был большой и быстрый лифт, который был за соседней дверью. Но лифтом в нашем положении мы воспользоваться никак не могли, потому что он обязательно контролировался автоматикой, которая тут же просигналила бы о нашей попытке дежурному по поселку, поэтому мы побежали вверх именно по лестнице. И лестница показалась нам почти что бесконечной. Не так-то легко бегать по лестницам на такой большой и тяжелой планете, как наш Дивер, где сила тяжести больше земной на целую треть. Хоть мы и родились здесь, и эта тяжесть была для нас ежедневно привычной и даже родной, но все-таки мы были не какими-то сверхмускулистыми монстрами, а обычными людьми. Мы едва ли преодолели половину подъема, когда Сережка окончательно запыхался и запросил у меня пощады и остановки, хотя бы на пять минут. Я тут же с ним согласился, потому что чувствовал себя наверно только чуть-чуть лучше, чем он. Мы сели прямо на металлические ступеньки и несколько минут потратили только на то, чтобы отдышаться и прийти в себя.

- Нет, Вик, если так дальше бежать, то наверху мы просто упадем, как загнанные лошади, и нам станет не то, что не до солнца, а и вообще на все наплевать.

- Ладно, Серега, больше торопиться не будем, - согласился я с ним, меня и самого чертовски измотал этот затяжной забег по лестнице.

И мы пошли дальше, хоть и быстро, но уже особо не торопясь, тем не менее, когда мы добрались до выхода, наши ноги гудели, а в ушах слышался шум крови. В верхнем тамбуре оказалось уже довольно жарко. Мы попили воды из фляги, понемногу пришли в себя и тоже понемногу постарались привыкнуть к жаре. И только после всего этого, Сережка попросил, указывая на наружную дверь:

- Можно мне открыть?

- Давай, - согласился я.

Мы поднялись на ноги. Сережка взялся за рычаг и, немного помедлив, широко распахнул наружную дверь, здесь не было никакого шифратора. Но от того, что я увидел за дверью, меня буквально помутило. Начиная от самого порога, расстилалась самая настоящая пустыня, без малейших признаков жизни, освещенная каким-то призрачным светом, лившимся со всего неба. Я, конечно же, знал, что так оно и должно быть. Но ведь просто знать и видеть собственными глазами, это совершенно разные вещи. И где-то, в глубинах своего подсознания, я наверно не верил тому, что знал, и безнадежно надеялся, что это неправда... Где ты сейчас росший здесь древний, роскошный и почти что сказочный сине-зеленый лес, лес моего детства? Где тебя искать? В какой стране, на какой планете, возле какого солнца, в какой галактике? Я не знаю, вернее, знаю, что, сколько не ищи, не найдешь. Никогда и никому не дано найти того, что перечеркнуто временем и осталось только в прошлом. А прошло всего каких-то семь лет, и тебя уже нет, нет даже следов, будто бы ты вообще здесь когда-то был. И сейчас ты остался только в памяти... Сережка взял меня за руку обеими руками и потянул за собою:

- Пойдем, Вик, посмотрим наши дома, а то уже совсем скоро рассвет.

Мне сейчас совершенно не хотелось смотреть на то, что осталось от дома, где я когда-то жил с родителями, до того, как нам пришлось переселиться под землю. Но и обижать Сережку я не хотел, поэтому и пошел за ним. Вопреки всем моим ожиданиям, домик оказался точно таким же, как и семь лет назад. Гладкие, матово-белые стены, большие окна, низенькое, в две ступеньки, крылечко. Но вот только вокруг все изменилось и стало совершенно другим. Нет больше ручья, который всегда весело журчал неподалеку, не стало чистых и ухоженных аллеек, в которых мы с Сережкой когда-то играли. Ну и конечно не было Земного Дерева, которое нависало когда-то своей могучей кроной над самой крышей дома, не осталось даже следов. Сережка быстро поглядел на меня, словно бы говоря: "Я сейчас, быстро". И убежал в свой дом, который был тут, рядом. Я же в свой дом не пошел. Мне не хотелось чересчур будить воспоминания. Я просто сел на тот самый камень, на котором когда-то любил сидеть. Сейчас здесь было не так жарко, как мне об этом представлялось. Едва ли даже сорок градусов. Вот если бы столько было не ночью, а днем, тогда вообще незачем было бы покидать планету. Но нет, днем, когда оба солнца поползут к зениту, тут будет стоять невыносимая жара, при которой кипит вода и невозможна никакая открытая жизнь.

До сих пор я не могу до конца понять, почему такая беда случилась с нашей планетой, с нашим Дивером, родиной и меня, и Сережки. Ведь всего лишь каких-то семь лет назад здесь было так чудесно. Вообще-то, я знаю об этом из школьного курса, орбиты планет в системе двух солнц редко бывают стабильными, для этого нужно строгое соблюдение целого ряда условий. Дивер же оказался, по докладам открывшей его когда-то экспедиции разведки, одним из таких редких и почти невероятных исключений. Довольно большая и тяжелая, но в тоже время похожая на Землю и живая планета. Она двигалась в этой системе по довольно сложной резонансной орбите. Она оставалась достаточно удаленной от солнц, и повторяла свой путь каждые шесть с половиной лет. Все произведенные расчеты показывали, что орбита останется стабильной, по крайней мере, на несколько миллионов лет. Дивер был включен в план заселения, потому что он обладал выгодным положением. В перспективе он должен был стать звездной базой, планетой звездолетчиков и строителей звездных кораблей. И эта перспектива уже начинала бурно воплощаться в жизнь, здесь появились поселки и целые города, был построен большой космодром, было начато строительство крупнейшего орбитального космодрома-платформы и грандиозных верфей. Население планеты превысило миллион человек и быстро росло, сюда охотно летели переселенцы... Но тут произошла эта самая катастрофа. Известные законы тяготения дали сбой, который никто даже не предполагал до этих событий, орбита спонтанно изменилась, и Дивер начал медленно, но неумолимо приближаться к желтому солнцу...

Сережка медленно вышел из дома. По нему было видно, что и он не рад тому, что посмотрел на то, что тут осталось от прежней жизни, не так далекой, как может кому-то показаться, но уже прошедшей и неповторимой. Но я помнил ее, эту жизнь, и Сережка тоже помнил. Ему уже было пять лет, когда все мы ушли от страшного растущего диска солнца под землю, от его испепеляющих лучей, и огненного дыхания всепланетного пожара. Сережка молча посмотрел по сторонам и, неожиданно улыбнувшись, сказал:

- Вик, помнишь, тут ручей бежал, а вон там был наш пруд?

Я хорошо помнил и ручей и пруд. Собственно это был даже не пруд, а одно только название - лужа метров восьмидесяти длиной, тридцати шириной и глубиной не больше двух метров. Но тогда он казался нам большим и глубоким. Там всегда можно было купаться, что мы и делали.

- И мы с тобой там купались, каждый день и не по разу, - я тоже улыбнулся.

- А ты меня тогда еще и плавать учил.

- Когда и сам не очень-то хорошо умел.

- И мы один раз чуть не утонули... - Сережка сел на камень рядом со мной и доверчиво прижался, несколько минут мы просто сидели и молчали. - Вик, а транспорт-то точно придет? - Перескочил Серега на другую тему.

И это была не наша тема. Транспортный корабль должен был прибыть на Дивер еще месяц назад, чтобы забрать нас, последнюю группу людей, оставшихся на планете, и доставить на Терцию, куда в основном и перебазировалась вся наша колония. Но корабль не пришел, и никто не знал, почему он не пришел. Это было постоянным поводом для мрачных мыслей у взрослых. Нас же это мало занимало. Даже если корабль и не придет, мы от этого не погибнем, наш подземный поселок способен обеспечивать нас всем необходимым не одну сотню лет. Разве что планета упадет на солнце, но вроде бы, согласно новой теории тяготения такого не должно произойти. Но кто сейчас верит теориям? Если старая оказалась неверной, то и новая может тоже дать сбой.

- Должен придти, обязательно должен, - ответил я, немного подумав, и добавил, - нас ведь не должны бросить, люди людей в наше время не бросают.

- Но ведь они же еще месяц назад должны были прилететь, а до сих пор нет никаких известий.

- Мало ли какие проблемы могли появиться у других звезд.

Сережка кивнул в ответ, и еще немного помолчав, неожиданно для меня предложил:

- Вить, давай, прямо сейчас, сходим на космодром?

- Туда же больше часа топать, - возразил ему я, - а рассвет уже совсем скоро, изжаримся ведь.

- Не изжаримся, не сразу же, как солнце взойдет, страшная жара сделается. А мы только посмотрим, и сразу же обратно.

Я прекрасно понимал, что идти сейчас на космодром - это натуральнейшая глупость, и даже не глупость, а дурной, никому не нужный риск, но в этот момент все мое здравомыслие просто куда-то отодвинулось. Меня словно бы что-то тянуло на космодром, как магнитом, и я сразу же согласился:

- Идем, но только придется сильно поспешить.

Дорога к космодрому была в отличном состоянии. Широкая полоса из серого оплавленного и уплотненного грунта, с ней абсолютно ничего не сделалось после катастрофы. Шли мы быстро, и рассвет нас застал уже почти у самого края огромного взлетнопосадочного поля. Сначала горизонт быстро подернула красная дымка зари, а потом над ним показался тускло-багровый краешек красного солнца, такого близкого сейчас и непривычно огромного. На этом диске даже невооруженным глазом были видны темные пятна и яркие факела вечно бушующей солнечной поверхности. Это было такое зрелище, которое мало кто из людей мог наблюдать собственными глазами, без телескопа и без какой бы то ни было защиты.

- Ой, - Сережка остановился одновременно со мной, пораженный открывшимся перед нами зрелищем, - оно такое громадное.

- К тому же очень близкое и еще более опасное, - добавил я и протянул Сережке накидку, - на, надень, а то сейчас следом за красным и желтое солнце покажется.

Не успело еще красное солнце полностью выбраться из-под горизонта, как над ним уже показался и краешек желтого. Свет солнц смешался, и стало так светло, как раньше бывало наверно только в летний полдень, а может быть и еще светлее. Нам сейчас нужно было как можно быстрее бежать обратно, в поселок. Если уж только что взошедшие солнца светят опаляюще, то, что будет тут через час, когда они поднимутся еще выше. Отражающие накидки оказались просто игрушками, солнца нагревали их в один момент. И я понимал, что камни под ногами, да и сам воздух, уже очень скоро станут обжигающе горячими, и до поселка нам не добежать. А мы были уже на космодроме. На всем его огромном поле возвышался только один корабль - внутрисистемный транспорт, который когда-то использовался для обеспечения орбитальной стройки, но уже давно был заброшен. Я подумал, что если попасть на него, то у нас появится верный шанс, потому что на любых кораблях действует автономная система жизнеобеспечения, а автоматика всегда должна поддерживать корабль в исправном состоянии, даже если им и не пользуются. Но вот только как попасть на корабль, я даже не имел представления...

В полумиллионе километров от планеты пространство охватила легкая, но быстро нарастающая дрожь, оно искривилось, надулось, словно воздушный шарик, лопнуло и скрутилось тугим вихрем и вот, в самом центре этого вихря, с яркой вспышкой какого-то запредельного, не существующего в природе оттенка, начал выход в нормальное пространство мощный межзвездный корабль-звездолет. Какую-то долю секунды он весь пылал ярчайшим сверхзвездным огнем, потом его светящаяся оболочка раздулась и лопнула, словно мыльный пузырь, и корабль окончательно вошел в нормальное пространство после внепространственного перехода.

- Поздравляю с прибытием к месту назначения, - негромко сказал командир, высокий светловолосый мужчина, которому на вид никто не дал бы больше двадцати пяти, если бы не глаза, глаза много пережившего человека. На самом деле он был стар, стар настолько, что никто из не знакомых с его историей людей и не догадался бы насколько. За свою жизнь он переменил множество имен, но сейчас носил то, под которым родился и которое носил всю свою долгую первую жизнь. Сейчас его все звали астрокапитан Артур Рикст, - под нами планета Дивер. Мы должны сделать то, что должны, круг обязательно должен замкнуться, иначе под большим вопросом будет не только наше будущее, но и наше прошлое, само наше существование: Ну, ладно, хватит слов, приступаем к делу.

Корабль резко пошел на снижение, туда, где ночь на планете вскоре должна была смениться днем, туда, где они должны оказаться, обязательно должны. Командир не торопясь, вошел в рубку наблюдения:

- Ну, что увидели? - спросил он у наблюдателя, который, по сравнению с ним, выглядел совсем мальчишкой.

- Объекты наблюдения покинули поселок подземный и находятся сейчас в поселке покинутом. Похоже, что они и не собираются на космодром.

- Они туда обязательно отправятся, я это знаю.

- Командир, я не могу понять, почему эти двое мальчишек так важны для нас, они ведь никак не могут быть связаны с нашей организацией?

- Я и сам полностью не знаю всего, чтобы правильно ответить на этот вопрос. Это знают наверно только Старшие, Дубльком и его люди: А я знаю только то, что младший из них в свое время откроет теллитный саморазряд, и это позволит их кораблям летать по всей Галактике. Старший же станет галактиккапитаном, самым известным в истории командующим Галактической Разведки,: но не это главное дело его жизни. И если сегодня эти ребята погибнут, круг, вряд ли когда вообще удастся замкнуть. А пока круг не замкнут, даже само наше существование нельзя назвать вполне реальным, если нам не удастся, то вполне возможно, что мы просто перестанем существовать, мгновенно, даже не заметив этого. Все, ради чего мы жили и живем, исчезнет вместе с нами, словно и никогда не существовало.

- Святые эглы, командир, не пугайте нас, ведь я же знаю, что одна попытка уже была совершена, и оказалась неудачной.

- Да, и та неудача частью лежит и на моей совести. Тогда мы ждали нашего конца, но он не наступил, и мы поняли, что ошибку еще можно исправить. Огромного труда стоило то, чтобы произвести еще одну попытку. Но в этот раз мы не имеем права на ошибку, потому что третьей попытки может уже и не быть никогда.

- Так, командир, они направляются в сторону космодрома.

- Так и должно быть, я вижу это во второй раз. Идем на снижение, цель космодром.

- Вик, смотри, что это такое? - Сережка, запрокинув голову, смотрел на небо. Там, почти, что в самом зените горела ярчайшая звезда. Но не просто горела, она приближалась к нам, вне всяких сомнений это заходил на посадку звездный корабль.

- Это корабль, Серега, бежим отсюда. Тут близко бункерукрытие.

Мы припустили со всех ног, но добежать до бункера не успели. Заходивший на посадку корабль опустился прямо перед нами, всего в какой-то сотне метров. Это заставило нас застыть на месте от изумления. Корабль опустился, словно призрак - не было ни обычного для посадки рева, ни тянущегося из дюз длинного и раскаленного до звездных температур языка плазмы. Никакой корабль, из известных нам, просто не мог так садиться. Но он не мог быть и призраком - рожденной в мозгу галлюцинацией. Мы ясно услышали треск плит под его опорами, ощутили, как вздрогнула под нами земля. Корабль был настолько же реален, насколько реальны мы сами.

- Что это за корабль? - сумел выдавить из себя Сережка.

Что ни говори, а корабль выглядел довольно странно: Сверкающая зеркальной поверхностью, сильно заостренная вверху, но удивительно пропорциональная башня корпуса. Ее облик не портило даже явно тяжелое вздутие кормы, на срезе которой выступали четыре мощные маршевые дюзы. От середины корпуса вниз шли четыре псевдокрыла - вытянутые равнобедренные треугольники, оканчивающиеся внизу тонкими, по сравнению с корпусом, опорами. Но, несмотря на явную массивность, корабль выглядел легким и даже каким-то ажурным, с функциональной законченностью форм и обводов. А все это вместе взятое придавало облику корабля какой-то чуждый и даже неземной вид, так наверно мог бы выглядеть корабль мечты из неблизкого будущего.

- Он не похож на земные корабли, - совладал с собою и я, - к тому же, похоже, что у него гравитационная тяга, а про нее у нас никто даже и не заикается.

Тут Сережка заулыбался:

- Но ведь на нем же название написано.

Странно, как я мог сразу же этого не заметить, наверно меня так поразил внешний вид корабля. Вдоль корпуса, красивыми золотистыми буквами, было написано имя корабля и планета его приписки.

- "Игла", - негромко прочитал я вслух, - Солнечная система, планета Земля.

Как мне сразу же показалось, название звездолету было дано удивительно верно, он удивительно напоминал своим видом оперенную иглу, какими стреляют иглометы - устаревшее, но все еще применяемое оружие. А над названием золотилась небольшая эмблема - шестиугольный щит, два обнаженных меча и поднимающееся из-за края щита пылающее желтое солнце.

- Это эмблема Службы Безопасности? - спросил Сережка.

Я кивнул в ответ и сказал:

- А сам корабль, наверняка новейший крейсер Службы Безопасности.

- Бежим отсюда, - прошептал мне на ухо Сережка.

- Куда бежать? - сказал я с изрядной долей злости, которая большей частью была злостью на самого себя, - куда нам бежать, куда ни беги, а солнышко тебя все равно тебя достанет и зажарит.

- Ну а что тогда, к ним идти что ли? - Сережка кивнул в сторону звездолета.

- Хотя бы и к ним. Может и не дадут нам зажариться.

Сережка обречено вздохнул, и мы медленно побрели к кораблю. С каждым шагом, при взгляде на корабль, пропадало ощущение его ажурной невесомости. На мощных, по три метра диаметром, опорах, над нами возвышалась могучая машина, тяжесть которой казалось давила на нас. А, увидев угольно-черные, слегка искрящиеся тетралитом , десятиметровые воронки фотонных дюз, Сережка невольно присвистнул и спросил:

- Интересно, какую тягу развивает этот двигатель?

- Не знаю, - ответил я, увидев, что на правой от нас опоре открывается узкий вход.

Заметив, куда я смотрю, Сережка повернулся в ту же сторону. А из опоры, тем временем, один за другим, вышли три человека в немного странно выглядевшей форме космофлота, без каких бы то ни было знаков различия. Первым вышел высокий светловолосый мужчина лет двадцати пяти, а его спутники выглядели еще младше. В его же облике явно читалась и сила и властность, среди них он явно был главным. И я точно знал, что где-то видел его, но не мог вспомнить, где именно. Я тут же назвал его для себя Капитаном. Капитан посмотрел по сторонам быстрым и каким-то летящим взглядом, и немного с усмешкой высказался:

- По такой жаре разумна единственная одежда - скафандр.

- Я не подумал, - слегка виновато сказал второй и, кивнув в нашу с Сережкой сторону, добавил, - вон и местные ребята одеты не в скафандры, а легко.

Капитан на долю секунды задержал свой взгляд на нас и, неожиданно смягчившись, улыбнулся и пригласил нас к себе легким жестом руки. Мы с Сережкой быстро переглянулись, но делать больше ничего не оставалось, и мы пошли к нему.

- Значит, вы нас встречаете? - шутливо спросил второй.

- Ага, - в тон ему ответил Сережка.

- Нет, мы оказались тут случайно, - сказал я полуправду.

- А вам не кажется, что тут чересчур тепло? - продолжил второй.

- Кажется? - снова сказал Сережка, - нет, нам не кажется, мы это просто знаем.

- Тогда поднимемся на борт "Иглы", - капитан жестом указал на вход в опоре.

Всю центральную часть опоры, как оказалось, занимал лифтовый канал. Круглая кабинка лифта была гораздо меньше, чем на лифте в поселке, но, тем не менее, достаточно просторна для того, чтобы вместить пятерых человек. Дверь кабинки закрылась, как только Капитан нажал несколько разноцветных кнопок на небольшой, встроенной в стену панельке. Я не ощутил того, что мы двигались, но когда дверь снова открылась, за ней оказались узкий коридор, а дальше было помещение с множеством экранов на вогнутых стенах и большим, изогнутым в виде подковы, светло-серым пультом. За этим пультом сидел человек в того же цвета шлеме и в такой же, как у капитана и его спутников форме.

- Антон, - негромко сказал капитан своему спутнику, - подбери для гостей, - он слегка кивнул в нашу сторону, - защитные костюмы.

- Пять минут, - ответил Антон и быстро вышел из рубки, второй спутник капитана удалился тем же путем.

Капитан повернулся к нам и осмотрел с головы до пят таким взглядом, который пронизывал, как рентген. Все-таки была в этом человеке вполне очевидная странность, потому что уже через секунду его взгляд оттаял и сделался вполне дружелюбным.

- Итак, кажется, мы с вами еще не знакомы. Меня зовут Артур Рикст, и я являюсь капитаном этого корабля. А как же зовут вас, мои юные друзья?

Я тут же быстро представил нас обоих:

- Он - Сергей Дайский, а я Виктор Стрельцов.

Он слегка покачал головой:

- Вы очень похожи друг на друга, и я почему-то подумал, что вы братья.

- Ага, - сказал Сережка, - вы угадали, мы и есть братья, но только двоюродные.

Капитан посмотрел на экраны, слегка поморщился, потом снова повернулся к нам и спросил:

- Может быть, вы объясните, почему нас никто не встречает и эфир чист, как небо после дождя? Никто не ответил даже на наш подлетный сигнал.

Сережка пожал плечами. Я же предположил:

- Просто вас никто не ждал. Ждали транспорт, но не сегодня, а уже месяц назад. Людей на все не хватает, в поселке осталась только последняя группа. Наверно сейчас просто никто не дежурил у связи. Некоторые ведь даже предполагали, что за нами вообще никто и никогда не прилетит.

Капитан вздохнул:

- Четыре месяца назад мы обнаружили потерпевший аварию, но все-таки сумевший выброситься из Пустоты, транспорт, тот самый, который вы ждали. Мы, хоть и на пределе дальности, но все-таки сумели связаться с Землей. О транспорте и его экипаже нам обещали позаботиться. Нам же был дан приказ идти на Дивер и эвакуировать последнюю сотню поселенцев... Мы считали, что встретить-то нас должны.

- А у нас об этом никто не знал, - сказал я, - но можете считать, что это мы вас встретили. Мы проводим вас в поселок.

Капитан снова улыбнулся и сказал:

- Именно это я и хотел у вас просить. Только вам сначала потребуется одеться соответственно погоде на вашей планете, а то ваша одежда неразумна.

Мы, с Сережкой, не сговариваясь, посмотрели друг на друга, смутились своего облика и поплотнее завернулись в свои накидки. Капитан, снова улыбаясь, спросил:

- Насколько я понимаю, вы вдвоем ушли из поселка, никого не предупредив об этом?

- Ага, - виноватым тоном признался Сережка. Я же постарался объяснить причину этого нашего поступка, получилось это довольно неуклюже:

- До сегодняшнего дня мы шесть с лишним лет не видели ни солнца, ни неба. Нас просто не никуда не выпускали из поселка. И если бы мы хоть кого-то предупредили, то и на этот раз нас бы не выпустили.

- Понимаю, - сказал Капитан, но все-таки неодобрительно покачал головой.

Мне показалось, что в этом он нам сочувствует, но не одобряет, и я решился попросить:

- Пожалуйста, не сообщайте никому, что мы были здесь, а то нам, не знаю, как, но нагорит обязательно.

Капитан кивнул:

- Хорошо, беру вас под свое покровительство. Но думаю, что от гнева родителей это вас все равно не спасет.

В этот момент в рубку вошел посланный за костюмами звездолетчик. Он принес то, что обещал. Защитные костюмы сильно напоминали скафандры, которыми по сути дела и являлись. Мягкая, серовато-серебристая ткань из билитового волокна, полупрозрачный шлем и, скрывающаяся в массивных наплечьях, автономная система терморегуляции и жизнеобеспечения.

- Должны подойти, - сказал он Капитану.

Капитан кивнул и сказал уже нам:

- Одевайтесь.

Костюмы оказались нам как раз по размеру, даже без предусмотренной на них подгонки. Они идеально облегали фигуру и были очень удобны. Шлемы же мы только примерили и снова сняли.

- Подождите здесь, - тоном приказа сказал Капитан, и они удалились.

Сережка посмотрел на меня, слегка присвистнул, и шутливо округлил глаза. Словно бы сказал, ну и вляпались же мы с тобою, брат. Я кивнул ему в ответ, а он, не удержавшись, хохотнул. В это время человек, сидящий за пультом, облегченно вздохнул, снял с себя шлем и, повернувшись к нам, с улыбкой, спросил:

- Ну и как здесь у вас, на Дивере? Очень тяжело?

- Кому как, - уклонился я, но он понял это по-своему.

- Я бы наверно не смог шесть лет не видеть неба.

- Вы пилот? - спросил Сережка.

- В каком-то смысле. А точнее говоря, звездпилот. Слышали про такую специальность?

Мы одновременно кивнули. Звездпилоты - люди, которые ведут звездный корабль сквозь Пустоту, это "не вполне реальное пространство", во много раз быстрее света. Звездпилоты - элита среди всех пилотов. На любом корабле-звездолете и сам капитан обязан был быть звездпилотом, и только звездпилот мог рассчитывать когданибудь стать звездным капитаном. Звездпилотами мечтали стать многие, но могли лишь единицы, обладающие для этого необходимыми качествами и способностями. Немного помолчав, я спросил:

- Не скажете ли вы, что это все-таки за корабль такой - ваша "Игла"?

- Скоростной экспериментальный внепространственный крейсер. Принадлежит Центру Изучения Внепространственных Переходов. Новейшая и еще только проходящая испытания разработка.

- А почему же тогда у вас на борту эмблема Службы Безопасности?

- "Игла" - крейсер, разработанный по заказу этой самой службы, для разведки он маловат.

- Вы садились красиво. - Сказал Сережка. - Неужели все-таки антигравитация ?

- Скорее уж не антигравитация, а гравидинамика. Гравидвигатель новейшая разработка, тоже экспериментальный, но уж очень удачная вещь получилась, очень удобен и когда-нибудь станет незаменимым для околопланетных маневров, мечта пилотов. Кстати, именно благодаря вашей планете появилась новая теория гравитации, а она и дала нам этот двигатель.

Я кивнул, потому что уже был наслышан о новой теории гравитации от отца, хотя и об этом никто пока официально не объявлял, и в школе ее естественно не изучали. Но и он не предполагал, что она даст практические результаты уже сейчас, в наше время, а не в отдаленном от нас будущем.

- Значит, на вашем корабле мы полетим на Землю? - спросил Сережка.

- Естественно. И всего через три месяца уже будете там. Наш корабль-то как-никак быстроходный крейсер, а не транспортное корыто. Такой удельной мощности на кораблях тут еще никто не видел.

- Отставить, Миша, - это сказал незаметно вернувшийся капитан, причем таким тоном, что пилот побледнел и, вскочив на ноги, замер по стойке "смирно".

Хоть кому, видевшему это, стало бы ясно, что властью капитан этого корабля обладал по-военному неограниченной.

- Отставить, - снова сказал он, но на этот раз уже не так жестко, - не следует сообщать нашим гостям ничего лишнего.

- Больше такого не повторится, капитан, - мальчишеским тоном и, уже едва сдерживая улыбку, сказал звездпилот Миша.

- Верю, - сказал капитан и почти что обречено махнул рукою в его сторону, а потом, повернувшись к нам, - идемте, ребята.

За время своего отсутствия капитан облачился в защитный костюм того же типа, что были сейчас на нас с Сережкой. Мы вошли в кабинку лифта и через несколько секунд уже вышли на поверхность.

- Идемте, - снова сказал капитан и добавил, - можете звать меня просто Артуром.

- Хорошо, - сказал я, и тут же спросил, - а вы что, разве один в поселок пойдете?

- Не один, а с вами, - сказал он, слегка улыбнувшись, и тут же объяснил, - на "Игле" экипаж маленький, вместе со мною всего десять человек. Так что делегации из нас все равно не получится. Пусть уж лучше занимаются послепосадочной проверкой, а затем предстартовой.

- Дядя Артур, - спросил Сережка, - а все-таки, правда, что ваш звездолет - новейший и быстроходный крейсер?

Капитан снова улыбнулся и ответил:

- Вообще-то это так. Но это пока все еще остается закрытой информацией. И уж если вы узнали это, мне остается только просить вас о том, чтобы вы держали ее в секрете, до тех пор, пока ее официально не откроют.

- Обещаем, - за нас обоих ответил Сережка.

- Ну, вот и хорошо. Официально мы считаемся экспериментальным крейсерским патрулем Службы Безопасности, но официального объявления об этом еще не было.

- Понятно, - сказал я, - мы никому и ничего не скажем. Но только и вы не говорите никому про то, что мы были на космодроме.

- Шантажируете, - сказал он, снова улыбнувшись, - ну да мне в этом нет никакого интереса. Про вас я никому говорить не собираюсь, но, скорее всего, вы и так, без этого, попадетесь.

- Скорее всего, - подтвердил Сережка, - но только вы тогда хоть немного за нас заступитесь.

Капитан коротко рассмеялся и сказал:

- Ну, хорошо, я ведь уже сказал, что беру вас под свое покровительство.

Дальше мы шли молча. Защитные костюмы были просто чудесными. Жару они под себя не пропускали. А идти в таких костюмах было одним удовольствием. Даже свет пылавших в небе солнц полностью смягчался золотистым покрытием гермошлема и не слепил глаза. Но в тоже время костюм нисколько не стеснял движений и не создавал ощущения герметично закрытого скафандра. До поселка мы дошли меньше, чем за час, с полным комфортом. Но когда оказались среди пустых домиков, капитан жестом попросил нас задержаться.

- Я в первый раз за всю свою жизнь вижу покинутое человеческое поселение, и это страшно. Я понимаю вас. Идемте дальше.

Тамбур был уже почти рядом. Когда мы подошли к нему, я потянул за рычаг и открыл вход:

- Добро пожаловать.

Как оказалось, в верхнем тамбуре горел свет, и к тому же не дежурный, каким все в последнее время, чаще всего пользовались, а полный. Значит, скорее всего, о прибытии корабля здесь уже стало известно, и нас уже приготовились встречать. Точнее говоря, конечно же, не нас, а капитана. Кивнув нам, капитан начал быстро спускаться по лестнице вниз, проигнорировав лифт. А мы, почти что бегом и едва успевая, последовали за ним. Как оказалось, насчет встречи я нисколько не ошибся, и нас действительно встретили, но уже внизу, в тамбурном коридоре. Целая делегация из десяти человек, во главе с председателем. И в этой самой делегации оказался мой отец, который смотрел на нас с Сережкой почти, что испепеляющим взглядом. Капитан представился первым.

- Артур Рикст, капитан крейсера "Игла" из состава патрульного космофлота Службы Безопасности.

Но как только капитану были представлены все встречающие, папа выразительным жестом поманил нас с Сережкой к себе. Мы молча опустили глаза, и пошли, но капитан нас остановил:

- Я обещал этим ребятам, что за эту их самовольную вылазку наверх им не попадет.

- Ну, уж извольте нам это самим решить, - папа был довольно разозлен.

- Я обещал и не намерен от этого отказываться, - сказал капитан так, что по спине у меня, да и не только у меня, пробежали мурашки, - вы не знаете, каково провести полжизни взаперти, под землей, а они это знают. И если вы не можете их понять, то хотя бы дайте слово, что они не будут за это наказаны.

Председатель молча кивнул, папа же немного помедлив, тоже кивнул. Тогда капитан отпустил нас и мы, понурившись, пошли вглубь коридора, к жилым помещениям. Папа вскоре догнал нас и, взяв за руки, повел домой. Крепко взял, не убежишь, не вырвешься, даже рука занемела, пока он довел нас до нашей квартиры.

- Посидите пока здесь. Может быть, вам хоть немного стыдно станет. Хотя вряд ли, вы ведь себя считаете правыми.

- Но, дядя Кирилл, ведь вы же обещали, что не накажете нас, - жалобно сказал Сережка, даже наверно чересчур жалобно. Но ожидаемого эффекта это не произвело.

- А разве я вас наказываю? Хотя наверно, если бы вас выдрать по-настоящему, вам бы это только на пользу пошло. Если уж в голове нет ума, то через другое место немного добавилось бы. Но что поделать, хоть я вас и не понимаю, но обещал не наказывать. Так что посидите здесь и подумайте.

- Папа, только не закрывай нас.

- Чтобы вы снова куда-нибудь удрали?.. - сказал он, но, немного подумав, добавил. - Хорошо, я не буду вас закрывать, но только если вы пообещаете мне, что без моего разрешения не переступите этого порога.

- Обещаем, - сказали мы с Сережкой почти, что в один голос.

- Я вернусь только вечером и, скорее всего, довольно поздно, так что времени на размышления о вашей вине у вас будет предостаточно.

Сказав это, папа оставил нас одних и дверей не запер, зная, что данное нами обещание удержит нас намного лучше любого замка. Но, оставшись одни, ни о какой вине мы естественно размышлять и не собирались. Во-первых, сначала мы довольно весело рассмеялись, потом, от избытка энергии, принялись бороться друг с другом, а когда это надоело, принялись довольно бурно обсуждать все случившееся с нами за еще только начавшийся день, а впечатлений у нас было даже с избытком. Но и этим нам так же не пришлось заниматься долго, потому что пришли мама и тетя Лина. Вдвоем они принялись нас воспитывать: Для начала они стали над нами подсмеиваться и подтрунивать нас. Описали, какие "предусмотрительные" из нас получились разведчики и как "правильно" мы все рассчитали. Но хорошо, что еще так, без слез и долгих высказываний о том, какие мы плохие. И, надо сказать, с гораздо лучшим эффектом. Потом они заставили нас выбраться из защитных костюмов, отправили в душ, а после него заставили одеться по-домашнему. Сережка оделся в мою одежду, ему она была почти что вокурат, не настолько уж он меня меньше. После этого наши мамы накормили нас завтраком и, заявив, что поскольку мы неисправимы, не имеет смысла дальше воспитывать нас, потому что это пустая и неэффективная трата времени, и закрылись в спальне.

- Сестры о чем-то секретничать собрались, - негромко сказал Сережка. Мама и тетя Лина были сестрами, и даже больше, сестрамиблизнецами. Они были настолько похожи, и внешне и по характеру, что очень многие часто их путали. Но только не мы с Сережкой, хотя и не могли объяснить, как, ну да это, само собой, разумеется, - давай тоже закроемся в твоей комнате.

- Давай, - сразу же поддержал его я, - тоже никого не пустим и хоть поговорим спокойно.

Так мы и сделали. Закрывшись в комнате, мы говорили про "Иглу", про то, что уже скоро будем на Земле, старой и доброй Земле, родине всех людей. Говорили о том, что будем делать во время полета и как потом будем жить на Земле. Мы лежали на кровати, поверх одеяла, и нам было хорошо вот так лежать и говорить о хорошем. Мы разговаривали еще много о чем. Но когда я разразился весьма долгим монологом о полетах вне пространства, то даже не заметил, что Сережка уснул и мирно посапывал мне в плечо. Толи мой рассказ послужил для него снотворным, толи просто сегодня он вымотался посильнее меня. Я уже было собрался тоже уснуть, но почему-то у меня сейчас это не получалось. Я промаялся наверно с час, но так и не сумел уснуть. Зато я услышал, что папа вернулся домой, его голос был слышен даже через закрытые двери. Осторожно, чтобы не разбудить Сережку, я поднялся и вышел из комнаты. Папа сейчас был даже слегка веселый, за время отсутствия его настроение изменилось и существенно. Посмотрев на меня, он спросил:

- Ну и как, уже осознали свою вину? - спросил он, но, не дождавшись ответа, продолжил, - ну да ладно, ругаться все равно некогда. На Дивере мы сегодня уже последний день. Завтра утром грузимся на "Иглу", а примерно через три месяца уже будем на Земле.

- Кирилл, почему такая спешка? - спросила у него мама.

- Капитан Рикст не намерен здесь задерживаться. У него есть свой приказ и свои планы.

- Не могу понять.

- "Игла" - это не какой-то транспорт, а крейсер СБ. Ну да и это неважно. Сейчас я ухожу, будем останавливать и консервировать энергостанцию, и до утра, скорее всего, не вернусь. Так что собираться вам придется без меня. И вы, Лина с Сережей, тоже идите и собирайтесь. Максим просил вам передать, что и его до утра вы также можете не ожидать.

Сказав все это, папа сразу же ушел. В нашем поселке он был главным энергетиком и был обязан собственными руками отключить все то, что здесь было его работой.

- А Сережка спит, - сказал я тете Лине.

- Ну и пусть дальше спит. А то вы наверно всю ночь не спали, к своему побегу готовились. Да и все равно, в сборах от вас пользы практически никакой, одна только помеха.

Сборы не заняли много времени, ведь к ним мы уже не один месяц готовились. Мы с мамой быстро сложили все самое необходимое в сумки. А то, что останется здесь, привели хоть в какойто порядок. И если уж кто-то здесь побывает после нас, то пусть видит, что люди отсюда не бежали, а ушли вполне организованно. А когда мы закончили, мама ушла к тете Лине, помогать ей собираться. Я же, оставшись один, заметил, что уже наступил вечер. И тут меня защемила такая грусть: неужели это и есть мой самый последний вечер на Дивере, планете, которая есть и навсегда останется моей Родиной. Неужели я никогда уже больше не буду сидеть в этих вот креслах, мы с Сережкой никогда уже не будем бороться вот на этом ковре... Все это было столько раз и неужели этого уже никогда больше не будет. Не будет больше шумных и веселых погонь по лабиринту коридоров, не будет надоевшей мне игры в мячик с младшими мальчишками и не будет очередного смотрения старого фильма. Да, всего этого не будет, мы все уйдем с Дивера и у нас будет другая, наверняка более хорошая жизнь. Может быть, я когда-нибудь вернусь сюда, но того, что уже прошло, я никогда не смогу вернуть. Да наверно и не захочу, думать о будущем лучше, чем жалеть о прошлом. Этими рассуждениями я взял себя в руки и пошел будить Сережку. От того, что я включил свет, Сережка не проснулся. Но стоило мне положить ему руку на плечо, как он вцепился в меня, словно ища защиты от чего-то ужасного и страшного. Правда, он тут же проснулся и, увидев меня, глубоко и облегченно вздохнул, но мою руку он отпустил не сразу.

- Ну что ты, Сереж. Что-то страшное приснилось?

- Ага, - кивнул он в ответ.

- Расскажи, - попросил я, - устраиваясь рядом с ним.

- А ты смеяться не будешь?

- Разве я когда-то над тобою смеялся?

- Да уж было дело, и не один раз.

- Тогда я смеялся чисто в воспитательных целях, а сейчас не буду, слово даю.

Сережка немного поворочался, а потом сел, привалившись спиною к стене:

- Мне приснилось, что будто бы мы летим на "Игле". И капитан говорит нам, что завтра мы уже будем на Земле. Что, мол, сегодня уснешь, а когда проснешься, то будешь уже на Земле, и все будет хорошо. Я засыпаю и долго-долго сплю, очень долго, а когда просыпаюсь, то никого вокруг нет, ни единого человека. Я слышу, что где-то далеко звучат голоса, бегу туда, но никого не нахожу. Потом и голоса пропадают. Я иду по кораблю и слышу только свои шаги и эхо своих шагов. И вдруг я внезапно замечаю, что это уже вовсе и не корабль, а наш поселок. Все как всегда, но ни одного человека вокруг. Я кричу, зову хоть кого-нибудь, но все без пользы. Я вроде бы понимаю, что все улетели, а меня почему-то забыли и оставили. Такой ужас подкатывает, что даже и кричать я уже не могу. Я иду, куда ноги несут, и неожиданно оказываюсь в вашей квартире и снова засыпаю. А просыпаюсь оттого, что меня будит какой-то старый и нервный человек в капитанской форме. Он говорит что, будто бы он - это ты и что я будто бы проспал почти что сто лет. Что он собирается вскоре умереть, а я должен буду занять его место и также как и он стариться сто лет. Я вскакиваю и бегу от него, бегу, а он только смеется мне вслед и кричит, что, мол, от своей судьбы еще никто и никогда не мог убежать, сколько бы ни старался. Такой вот сон.

- Странный, даже очень странный сон, хотя и довольно интересный, сказал я, хотя для себя посчитал все это обыкновенной ерундой.

- Не интересно, а просто-напросто страшно... Вик, сейчас уже вечер?

- Ага, ты прилично поспал, сейчас уже наш последний вечер на Дивере. Завтра утром все мы отбываем с планеты Дивер на посудине капитана Рикста.

- Как, уже завтра? - искренне удивился Сережка.

- Ага. Капитан не намерен здесь задерживаться, у него какието свои дела и свои приказы.

- Но тогда же нужно собираться.

- Твоя мама и так уже наверно все собрала. А моя мама уже давненько ушла ей помогать. Так что оставайся, они там и без тебя справятся.

- Откуда им знать, что я собираюсь взять с собой. Ты-то у себя уже все собрал?

- Разумеется.

- Тогда пойдем к нам.

- Не могу, я же обещал не выходить из квартиры.

- Ой, - спохватился Сережка, - я ведь тоже обещал. И что мне сейчас делать?

- Подтверждаю, что тебе уже разрешили выйти отсюда, а обо мне папа просто забыл.

- Вик, извини, но я пойду.

- Иди.

- А что ты тут один делать собираешься?

- Ничего не собираюсь... Спать, пожалуй, завалюсь, ты-то уже выспался, а я нет.

- Никому бы таких снов не пожелал.

- Да брось ты, если хочешь, оставайся, не хочешь - иди и собирай свои вещи.

- Вик, ты что, обиделся что ли?

- Я спать хочу.

- Я только соберусь и снова приду.

- Если тебя отпустят.

Сережку наверно все же не отпустили. Я его недолго подождал, а потом, как и собирался, завалился спать. Не знаю почему, но я ожидал увидеть сегодня во сне живой и зеленый мир, мою Родину, планету Дивер. Но никаких снов ко мне сегодня не пришло, одна только мрачная темнота, словно бы это и не сон, а забытье. Разбудил же меня посреди ночи папа. Он держал в руках неяркий фонарь из служебного комплекта:

- Витя, поднимайся и собирайся побыстрее, через двадцать минут мы уже отправляемся на погрузку.

Я пожалел, что моего фонаря здесь нет, но не бежать же за ним, когда и так времени нет. На ощупь я нашел и натянул на себя рубашку и брюки. Потом наскоро умылся - вода еще бежала из крана, хоть и тонкой струйкой. Но света уже не было по всему поселку, потому что энергостанция уже была остановлена и законсервирована. Я слышал, как папа объяснял все это маме, которая, суетясь, готовила на кухне завтрак для нас.

- Вик, иди завтракать, - позвала она.

- Сейчас, - ответил я.

- Не сейчас, а иди, времени и так в обрез, - это уже сказал папа.

Завтрак не отнял у нас много времени. Я быстро сжевал пару бутербродов, запивая их холодным компотом, и сказал, что больше я есть, не хочу. Мама не стала, как обычно настаивать, чтобы я позавтракал поплотнее, а только тяжело вздохнула. Папа же сказал:

- Надевай на себя свой защитный костюм, сейчас мы пойдем наверх.

- Сейчас там не жарко, - ответил я, но костюм все-таки надел, его в любом случае следовало вернуть на корабль.

Тут же к нам, с фонариком в руке, влетел Сережка:

- За костюмом? - спросил я.

- Ага, - последовал ответ.

- На, одевайся, - я подал ему костюм.

Сережка попытался быстро натянуть его на себя, но запутался ногами в штанинах и, не поддержи я его, то наверняка растянулся бы на полу.

- Не торопись, Серега, никто без нас не улетит.

Он гневно стрельнул в меня глазами, молча и аккуратно надел на себя костюм и сразу же убежал к себе. Я даже не попытался задержать его и извиниться, хотя и почувствовал себя виноватым перед ним. Все-таки посмеялся над ним, хотя и обещал совсем другое. Ну, да ничего, успею еще не раз извиниться. До Земли ведь еще три месяца лететь, десять раз еще успеем, и поссориться, и помириться.

- Ну, все, пора, - сказал папа и направился к выходу.

Я взял в руки пару сумок и пошел за ним. Но он заметил это и остановил меня:

- Вик, все это нужно оставить, мы уходим налегке. Там есть все необходимое.

- Но почему? - вырвалось у меня.

- Все вопросы по дороге, идем быстрее.

Но задать ему вопросы я не успел. Он встретил Председателя, и они начали о чем-то вполголоса говорить. Я же увидел идущего немного впереди Сережку и, конечно же, догнал его.

- Сереж, ты меня извини.

- Ты о чем, Вик?

- Получается, что я над тобой посмеялся.

- Ты же не специально. И я ничуть даже на тебя не обиделся.

- Спасибо, - сказал я, и на душе у меня все-таки отлегло, - Сереж, ты не знаешь, почему мы уходим налегке?

- Откуда? Никто ничего не хочет объяснять. Я с собой только это и взял, - он протянул мне узкий футляр из прозрачного пластика, в котором лежала тонкая каменная пластинка.

- Что это?

- Не узнал что ли, это же диверит, камень, найденный только здесь, на Дивере.

- На память?

- Можно и так сказать. Но вообще-то я эту плитку разломлю, половинку оставлю здесь, а вторую возьму с собой.

- Как талисман?

- Скорее как символ того, что хоть кто-то из нас потом вернется сюда и сложит половинки в целое. Правильно?

- Если ты так считаешь, то наверно правильно.

- Только тогда надо, чтобы из поселка мы вышли последними. Чтобы никто нам не помешал.

- Притормаживаем.

Мы начали пропускать вперед тех, кто шел позади нас, и на площадку перед лестницей мы вышли уже последними. Здесь стоял сам капитан Рикст:

- Поторапливайтесь, ребята, старт уже скоро, - сказал он нам, слегка улыбнувшись.

- Мы быстро, дядя Артур, - сказал Сережка.

Он разломил плитку, одну половинку положил рядом с лестницей в небольшую нишу, так, чтобы никто не мог на нее случайно наступить, вторую же, вместе с футляром, сунул под костюм и тут же заспешил вверх по лестнице. Я же пошел рядом с капитаном, решив, что уж у него-то я точно узнаю все.

- Скажите, почему нам приказано идти налегке?

- Иначе "Игла" оказалась бы просто перегруженной для первого внепространственного маршевого режима, а идти на втором - потерять лишние два месяца. У нас и так каждый килограмм на учете. Мы даже часть своих запасов оставляем здесь... Но ничего, на Земле у вас будет все необходимое, даже то, чего здесь не было, Земля - богатая планета.

- Но ведь до Земли нам еще целых три месяца лететь.

- Вы их просто не заметите. Эти три месяца окажутся для вас одной долгой ночью. Уснете, а проснетесь уже на Земле.

- Не понимаю, - сказал я, искренне удивившись.

- Видишь ли, "Игла" - это не пассажирский корабль и даже не транспортный, ресурс системы жизнеобеспечения у нас ограничен. Поэтому вам придется полежать в анабиозе. Сейчас это нисколько не опасно, как будто простой сон. Так что можешь не бояться.

- Я и не боюсь, - сказал я, хотя если говорить честно, мне сделалось довольно не по себе. Странным образом это сильно напомнило мне Сережкин сон. Нужно догнать его и обо всем рассказать. Я обогнал капитана и поспешил наверх, но Сережку я уже не догнал. У выхода стояли дисколеты с "Иглы", а несколько уже взлетели. А Сережки же наверху уже не было.

- Он уже улетел, - сказал мне папа, - а увидитесь вы теперь только на Земле.

- Значит, ты все знал и ничего нам не сказал об этом, - выпалил я.

- Ну, что ты, Вик, я и сам узнал об этом только сейчас, от Карла. (Карлом звали нашего Председателя.)

- Но мне нужно обязательно кое-что сказать Сережке.

- На Земле у вас будет уйма времени.

- Как ты не понимаешь, это нужно сказать еще до отлета.

- Может быть, вы еще увидитесь, на "Игле".

Только на это я и надеялся. Мне казалось, что если я ничего не успею сказать Сережке, то это будет чем-то вроде предательства по отношению к нему. Как мы добирались до "Иглы", я плохо запомнил, потому что не о том тогда думал. Не запомнил даже того, толи мы поднимались в корабль на лифте, толи сразу прибыли в ангар. Сережку я все-таки увидел, но уже ничего не мог ему сказать. Он, неестественно бледный, лежал под прозрачной крышкой анабиозного контейнера и словно бы спал. Я плохо себе представляю, что же тогда со мной случилось, потому что практически ничего не запомнил. Возможно, я заплакал, что вовсе не подобает парню, которому уже почти четырнадцать, но может быть, и нет, я просто не помню этого. В себя же я пришел, лежа поверх одеяла на кровати в маленькой корабельной каюте. Рядом сидел капитан Рикст, который очевидно и привел меня в чувство. Я постарался полностью успокоить себя и, как ни странно, это у меня сразу же получилось.

- Извините меня, пожалуйста, за такое поведение, - смущенно сказал я и добавил, - мне наверно уже пора в анабиоз?

- Ничего особенного не случится, если ты еще какое-то время пободрствуешь. А если захочешь, то и весь полет, все три месяца.

Я ничего не ответил ему на это. Он еще минуту посидел рядом, глядя куда-то в сторону, потом поднялся, укрыл меня одеялом и пристегнул поверху широкими эластичными ремнями:

- Поспи немного, успокойся. Через пятнадцать минут мы уже стартуем, но, скорее всего, ты просто ничего не почувствуешь.

Я только кивнул в ответ на это и закрыл глаза. Почти сразу же я уснул и действительно не почувствовал ни того, как "Игла" оторвалась от Дивера, ни того момента, когда звездолет выскользнул из нормального пространства в Пустоту, пространство не вполне реальное, и понеслась к далекой Земле, во много раз обгоняя свет. Проснулся же я оттого, что в каюте снова появился капитан и включил полное освещение. Он явно был в хорошем настроении, что сразу же виделось во всем его облике. Посмотрев на него, я и сам улыбнулся и потянулся изо всех сил.

- Ну, как, космонавт, выспался? - спросил он.

- Ага, - ответил я, уже отстегивая ремни.

- Наверно ты не против и поесть?

- Как стая голодных крокодилов.

- Тогда умывайся, и идем.

Умыться можно было тут же, не покидая каюты. И когда я это сделал, капитан проводил меня в столовую. Столовая на корабле оказалась небольшой, всего на десять - пятнадцать человек, не больше, и довольно уютной, с одним большим общим столом, за который капитан и усадил меня. Он придвинул ко мне накрытый белой салфеткой поднос:

- Когда пообедаешь, найдешь меня в кают-компании. Это одним ярусом ниже, вторая дверь направо. Хорошо?

Я кивнул, и капитан удалился, оставив меня в одиночестве. На аппетит я не жаловался и быстро справился с предложенным мне обедом. Но, похоже, что в полном одиночестве я все же не был, потому что, когда я пообедал, в стене сразу же открылось окно, и ровный голос из укрытых в стене динамиков произнес:

- Поставь поднос сюда.

- Спасибо, - коротко сказал я кибермозгу звездолета, убрал поднос, куда требуется, и вышел из столовой.

Это был мой первый космический полет, но он был не таким, как мне раньше представлялись космические полеты вообще. Почемуто раньше мне казалось, что полет обязательно должен хоть как-то ощущаться. Или едва слышный гул или слабая вибрация, по моему мнению, обязательно должны были бы присутствовать. Может быть, еще жужжание скрытых за стенами механизмов или какие-нибудь едва слышные сигналы. Но ничего из всего этого на звездолете простонапросто не было. Я пошел по коридору, все внимательно разглядывая. Немного закругленные в углах, стены коридора были светлосерого, приятного на взгляд цвета. Освещен коридор был длинными светильниками, сплошной непрерывной линией тянущимися по потолку. По сторонам же были закрытые двери, поблескивающие темным металлом. На стенах кое-где виднелись устройства внутренней связи. Изредка попадались лаконичные разъясняющие надписи. Довольно скоро я обнаружил подробный план жилой зоны корабля, посмотрел на нее и постарался запомнить. Согласно этому плану, я нашел идущую вниз узкую лестницу. Спустившись, я повернул направо. Вторая дверь была приоткрыта. За ней было выполненное в светло-зеленых тонах помещение. Небольшие низенькие столики, удобные кресла. Почти домашний уют. Это помещение создавалось для отдыха, и было для этого весьма продумано. Капитан был там. Он сидел в одном из кресел, расслабившись и отдыхая. Но, как только я вошел, он кивнул на стоящее напротив его кресло и предложил:

- Устраивайся, как тебе удобнее.

Я решил воспринять это предложение буквально. Избавившись от кед, я забрался на кресло с ногами. Капитан почти незаметно для меня поморщился, но никакого замечания мне не сделал, а сказал совершенно другое:

- Вижу, что тебе многое непонятно, так что для внесения ясности, можешь спрашивать, я постараюсь, насколько это в моих силах, ответить на любой твой вопрос.

Один вопрос, необъяснимо возникнув, уже достаточно созрел у меня в голове, чтобы его задать:

- Мне почему-то кажется, что вы не настоящие звездолетчики.

- Почему ты так думаешь? - улыбнувшись, спросил капитан.

- Вообще-то я и сам не знаю почему.

- Отчасти это возможно и так. Потому что, во-первых: "Игла" еще окончательно не принята, как корабль, и пока еще не входит ни в какой космофлот; во-вторых, экипаж "Иглы" составлен исключительно из сотрудников одной из секретных лабораторий Центра Изучения Внепространственных Переходов, кстати, я руководитель этой лаборатории. Но все-таки мы звездолетчики, в прошлом и настоящем. Такого ответа тебе достаточно?

- Вполне, - кивнул я.

- Тогда выкладывай следующий вопрос.

- Почему вы не положили меня в анабиоз сразу же после старта?

- Честно?

- А как же иначе.

- Одна из анабиозных капсул оказалась неисправной и неподдающейся ремонту в наших условиях.

- А почему вы тогда сказали, что я и сейчас могу лечь в анабиоз?

- Потому что на "Игле" есть еще одна анабиозная установка, стационарная, на десять капсул, для экипажа.

- Тогда мне будет лучше отправиться в анабиоз немедленно. А то получается, что все спят, а я нет.

- Просто я подумал, что тебе было бы интересно провести полет не в анабиозе. Будь я на твоем месте, я бы не отказался. Неужели тебе неинтересно?

- Интересно, - честно признался я.

- Ну, так зачем же тогда вообще разговоры об анабиозе. Живи так. Одного лишнего человека наш корабль вполне может обеспечить всем необходимым, без каких бы то ни было условий и ограничений.

- Мне просто кажется, что так я поступаю нечестно, хотя бы по отношению к Сережке: Может быть, ваш корабль сможет обеспечить и двух лишних, ведь мы же еще не взрослые?

- Обеспечить-то бы обеспечил наверно и десяток лишних, но не все так просто решается. И разбудить твоего братишку мы просто не имеем возможности, ни малейшей.

- Почему? - спросил я, слегка испугавшись.

- Не бойся, - сказал капитан, заметив этот мой испуг, - ничего с ним не случилось, он в полном порядке. Но просто все они сейчас находятся в одноразовых анабиозных полукапсулах. И для того, чтобы их разбудить, нужна аппаратура, которой у нас на борту простонапросто нет. Так что спать все они будут до Земли.

Про одноразовые полукапсулы я хорошо знал, именно в них отправлялись переселенцы с Земли на другие заселяемые планеты. Полукапсула автономно могла перевести человека в анабиоз, но для того, чтобы его разбудить, полукапсула помещалась в специальную установку, довольно сложную и громоздкую. Но вообще-то полукапсулы были самыми простыми и самыми надежными анабиозными установками, не было еще ни одного случая, чтобы с человеком в полукапсуле что-то случилось. Но Капитан сейчас был прав, на борту корабля никого из находящихся в полукапсулах людей, не разбудить. Хотелось ли мне посмотреть на перелет, принять предложение капитана? Хотелось, и даже очень, но что я потом скажу Сережке?

- А можно мне лечь в анабиоз не сейчас, а хотя бы через неделю? - Как мне казалось, я нашел компромиссное решение.

- Пожалуйста, когда захочешь.

И я на неделю остался на корабле. Эта самая неделя пролетела для меня быстро, даже очень быстро, потому что каждый день, и каждый час был для меня насыщен и интересен. Я узнал столько много нового и интересного. Узнал, что представляет собой дальний экспериментальный крейсер "Игла", корабль совершенно нового типа и класса, и чем он отличается от всех кораблей, построенных до него. Я познакомился со всеми звездолетчиками из экипажа "Иглы", они все, без исключения, оказались хорошими, веселыми людьми. Я, даже можно так сказать, подружился со многими из них. Я облазил практически весь звездолет, кроме конечно тех помещений, куда не было доступа любому неспециалисту. Мне показывали, как работают разные системы и как можно ими управлять. А звездпилоты, конечно с разрешения капитана, даже разрешили мне немного поуправлять звездолетом. И они признавали, что для первого раза у меня получается просто отлично. А капитан, узнав про мои успехи, сказал, что если на Земле я не пойду учиться в Звездное, он просто-напросто загонит меня силой, даже если я буду изо всех сил отбиваться. После этого я сделался лучшим другом звездпилотов, которые почти что не в шутку называли меня не иначе, как "наш стажер" и предлагали идти не учиться, а сразу же идти работать к ним, в лабораторию ЦИВПа. Но неделя все-таки прошла. И вечером седьмого дня я отыскал капитана:

- Неделя закончилась, дядя Артур, и мне пора в анабиоз.

- Вик, - сказал он в ответ, в экипаже теперь все называли меня этим моим сокращенным именем, - тебе что, не понравилось здесь? Скучно? Неинтересно? Или еще что?

- Наоборот, дядя Артур, мне не скучно и даже очень интересно. И поэтому я и должен уснуть. Я самому себе обещал.

- Ну, что же, пусть будет так, - сказал он, поняв, что решение я принял уже окончательно, - идем.

Кабинка внутрикорабельного лифта опустила нас на пять ярусов вниз, к медотсеку. В медотсеке же была дверь, за которой я еще ни разу не бывал. Капитан открыл ее и жестом пригласил меня войти. Внутри, на небольшом возвышении, стояли в ряд десять стационарных анабиозных капсул: Половинка лежащего цилиндра с толстой прозрачной крышкой и массивным непрозрачным основанием. На основаниях, выходящих в проход, были небольшие панельки управления. Капитан щелкнул переключателем на ближайшей капсуле и над панелью зажегся небольшой и неяркий экранчик, на котором высветилось: "Капсула исправна и готова к использованию".

- Это автоматическая анабиозная капсула, - сказал капитан, - в ней можно отправиться в анабиоз без какой бы то ни было посторонней помощи. Обращаться с ней очень даже просто. Вот с этой панели задаются условия пробуждения, в частности время. По этим условиям автоматика разбудит находящегося в анабиозе человека, но можно включить пробуждение и вручную. Вот здесь, - капитан открыл узкую дверцу на стене, - оставляют одежду, хотя конечно можно ложиться и в одежде, но это не рекомендуется правилами. Видишь, в капсуле справа маленькая панелька управления. Достаточно лечь в капсулу и нажать голубую кнопку, дальше автоматика самостоятельно выполнит все необходимые действия. Ну вот, вроде бы и все, когда захочешь, сможешь отправиться в анабиоз самостоятельно.

- А зачем тогда кроме голубой еще две кнопки? - спросил я, разглядывая панельку в капсуле.

- Желтая кнопка - анабиоз без условий, то есть до тех пор, пока кто-то не разбудит вручную. Ну а красная - отмена нажатия двух других, то есть, если успеешь, то можешь передумать и не уходить в анабиоз. Еще есть вопросы?

Я отрицательно мотнул головой, больше вопросов у меня не было.

- Ну, тогда оставляю тебя одного.

Сказав это, капитан вышел, оставив меня один на один с анабиозными капсулами. Я сначала внимательно прочитал выгравированные на основании капсулы инструкции по ее использованию и решился. Я поставил условие своего пробуждения, за двое суток до прибытия на Землю. Потом, не торопясь, повесил свою одежду в шкафчик. Еще раз осмотрелся, помещение анабиозного отсека было выполнено в темных тонах, освещение тут было неяркое, и все это создавало иллюзию позднего вечера. Оставшись в одних только трусиках и тяжело вздохнув, я лег в капсулу. Еще какое-то время помедлил, окончательно решаясь, и только после этого нажал на голубую кнопку. С легким щелчком защелкнулась крышка, а я начал впадать в какое-то ледяное оцепенение. И я испугался этого, холодного, как могила, сна, но ничего сделать уже просто не успел. И я уснул сном, во время которого не бывает снов.

Глава вторая: Пленники Пустоты

Выход из анабиоза не был легким, но я и так, заранее, знал, что легким он никогда и не мог быть. Не так-то легко возвращаться к жизни после пусть временного, но все-таки небытия. Тем не менее, в себя я пришел довольно быстро. Первое, что я увидел, это то, что рядом с капсулой стоял капитан. Но, сказать честно, я его не сразу-то и узнал. Он очень сильно похудел, на лице резко выступили скулы, а кожа стала неестественно бледной. Но как только я его узнал, сразу же спросил с тревогой:

- Что-то случилось, вы нездоровы?

- Не все так просто, Вик, не все здесь так просто... Вот что, сейчас ты приведешь себя в порядок, потом поешь. А я буду ждать тебя в главной рубке, постарайся не задерживаться. - Сказав это, капитан вышел из анабиозного отсека, я заметил, что при этом его сильно покачивало.

В этот момент я еще совершенно ничего не понял, хотя то, что на корабле что-то неладно, чувствовалось определенно и однозначно. Я вспомнил инструкции по анабиозу и, действуя согласно им, растер себе закоченевшие мышцы. От этого почувствовал себя лучше и поднялся на ноги. Повернулся, чтобы достать из шкафчика свою одежду... То, что я в этот момент увидел, повергло меня в такой ужас, что я буквально оцепенел. Из десяти анабиозных капсул, что были здесь, восемь оказались заняты. Весь экипаж был здесь, кроме капитана и пилота Миши. Изможденные и искаженные болью лица, открытые, ничего не видящие глаза... И над каждой капсулой горит холодный желтый огонек бессрочного анабиоза без условий. Как только я смог побороть оцепенение, так сразу же схватил свою одежду и, одеваясь на ходу, понесся в главную рубку. Я был должен немедленно узнать, что же все-таки здесь произошло, что за ужас поселился на этом корабле. Но капитан был не в рубке. Он стоял, привалившись спиной к стене, в десятке шагов от нее:

- Ты уже все видел? - спросил он и, не дождавшись ответа, попросил, помоги мне добраться до рубки, я болен и сильно ослаб, но это не заразная болезнь.

Я помог ему опереться на меня и сразу же спросил:

- Что здесь произошло?

- Об этом чуть позднее, - мы вошли в рубку, и я помог капитану сесть в кресло. Капитан тяжело дышал, но, все-таки найдя в себе какие-то силы, улыбнулся, - Миша, посмотри, Вик пришел.

Сидящий в кресле пилот никак не прореагировал на эти слова. Мне показалось даже, что он не дышит. Капитан тут же, очень поспешно надел на себя пилотский шлем и только тогда сказал:

- Вик, посмотри, жив ли он?

Я взял пилота за руку и нащупал пульс, он был хоть и слабый, но ровный:

- Живой.

- Он сдал гораздо сильнее меня. И мы ничем не сможем ему помочь... Ты сможешь положить его в анабиоз?

- Постараюсь.

- Действуй. Безусловный анабиоз. Он больше не будет мучиться.

Пилот оказался неожиданно легким. Будь я в нормальном состоянии, то донес бы его играючи. Но я еще не оправился от анабиоза, и все давалось мне с трудом. Тем не менее, я дотащил его до капсулы и уложил внутрь. Одежды с него снимать не стал, ибо все, кто лежали в капсулах, были одеты. Когда же я уже собрался нажать желтую кнопку, он очнулся и открыл глаза.

- Все будет хорошо, - сказал я ему, потому что ничего другого не мог сейчас сказать.

Как ни странно, он меня узнал, едва заметно улыбнулся и беззвучно, одними губами, сказал:

- Спасибо, Вик. Держись, стажер и до свидания.

Я нажал на желтую кнопку и, как только крышка захлопнулась, побежал обратно в рубку.

- Он в анабиозе, - сказал я капитану, - а теперь все-таки объясните мне, что произошло на корабле.

- Спасибо за Мишу... Садись, сейчас я постараюсь объяснить все, что случилось со звездолетом. Слушай и запоминай, во второй раз я, скорее всего уже не смогу это рассказать... - капитан вздохнул и начал. - До Земли оставалось всего лишь пятнадцать дней полета. "Игла" шла в Пустоте через особое ее стабильное возмущение, которое мы называем Фиолетовый Зонтик. Тогда и произошла авария, которую мы считали невозможной в принципе. Распад пространства-времени на одном из эстронов стал неуправляемым. Только быстрота реакции нашего кибермозга помогла избежать взрыва мощностью в пару новых звезд, он остановил эстрон. Но никакой реакции не хватило бы, чтобы на неисправной энергоустановке выйти в нормальное пространство или удержаться на курсе, - капитан ненадолго замолчал, а потом продолжил, из-за нехватки энергии пространственный двигатель остановился, а мы находились в довольно искаженной Пустоте фиолетового зонтика.

- Произошла отдача? - спросил я, втайне надеясь, что отдача была небольшой, но капитан тут же меня разочаровал.

- Отдача, и притом весьма и весьма сильная. Из-за этой отдачи сейчас мы оказались далеко за пределами освоенной человечеством зоны. В этом секторе не бывали даже разведчики, но об этом я скажу немного погодя. Нам все-таки удалось справиться с энергоустановкой и запустить пространственный двигатель, сделав это, мы вышли в нормальное пространство. Но отдачей наши беды, к нашему несчастью, не ограничились. Аварийный реактор продолжал работать, совершенно непонятным образом и, при этом лавинообразно набирая мощность. После аварии что-то изменилось в структуре стационарных полей внутри реактора и почти четверть своей энергии он начал выделять в виде энтрохронного излучения.

Услышав это, я невольно покрылся гусиной кожей, потому что уже знал, что такое это самое излучение. Оно проникает сквозь что угодно, не задерживаясь. Его не останавливают ни сверхпрочные и сверхплотные литы , ни сверхсильные силовые поля. Это излучение имеет туже природу, что и само пространство-время, и там, где оно действует, в нашу вселенную словно бы просачиваются законы другой, враждебной всему, более менее сложноорганизованному и живому. В зоне действия даже слабого энтрохронного излучения отказывается работать любая электроника и автоматика. Если излучение оказывается немного посильнее, в нем медленно, но неуклонно, разрушаются любые сложные молекулы, даже не разрушаются, а спонтанно изменяются. В зоне же сверхсильного энтрохронного излучения любое материальное тело мгновенно высвобождает в виде жесткого излучения всю свою энергию покоя. К счастью, энтрохронное излучение очень быстро слабеет с расстоянием, но все же оно послужило причиной гибели открывших его исследователей. Я вспомнил все это, а капитан же тем временем продолжал:

- Реактор нужно было немедленно глушить, иначе через несколько часов от звездолета и нас вместе с ним не осталось бы ничего кроме разлетающихся в разные стороны со скоростью света гамма лучей и нейтрино... Нам это удалось. Но работать пришлось практически вручную. К тому же, мы неточно определили силу излучения и радиус поражения. Энтрохронное излучение нарушает работу человеческого организма не только на клеточном и генетическом уровне, но и на молекулярном и даже атомном. Наша сегодняшняя медицина бессильна с этим бороться... Может быть, только когда-нибудь она дойдет до этого... Шестерым из нас, тем, кто получил наибольшую дозу облучения, пришлось сразу же уйти в анабиоз. Остальные надеялись на лучшее... - капитан снова замолчал, но ненадолго, - мы определили точку, куда нас выбросила отдача. - Он дотронулся до пульта и на главном обзорном экране высветилась трехмерная звездная карта. На ней яркими зелеными огоньками светились осваиваемые звездные системы, голубыми - разведанные. Прочие же были белыми, и этих белых огоньков было подавляющее большинство. На этой же карте, красной мигающей точкой, капитан показал наше сегодняшнее местонахождение. Четыреста с небольшим парсеков от Солнца и ни одной обследованной системы на сотню парсеков вокруг, - отсюда, на пяти эстронах, с поврежденным и почти выработавшим ресурс пространственным двигателем, ни до Земли, ни до любой другой посещаемой планеты нам не добраться. Но мы рассчитывали на другой шанс.

Карта на экране приблизилась, показывая сейчас лишь небольшой участок пространства, в котором поместилось только немногим более двух десятков звезд. От красной точки протянулась пунктирная линия к одной из звезд, причем не самой близкой.

- Эта звезда - наш последний шанс, запомни это хорошо. Желтый карлик, лишь чуть-чуть поярче и постарше Солнца. По ряду косвенных признаков мы предполагаем, что возле этой звезды, которую мы назвали Золотистой, обязательно должна быть живая планета... Мы могли бы обойтись любой планетой, но это только осложнило бы нам работу... Жаль, что мы просчитались с эстроном... Мы пытались довести корабль до Золотистой, но необратимый распад добрался и до нас. Наши силы оказались исчерпаны. И сейчас наша надежда только на тебя одного. Ты будешь должен довести звездолет до этой цели и выполнить задуманное нами.

Не сразу я осознал сказанное, а когда понял, то испугался:

- Я не смогу, я же не звездолетчик, я же практически ничего не знаю и не умею.

- Не паникуй, Вик, ты справишься, я верю в тебя. Корабль полностью автоматизирован. А кибермозг способен обучить тебя чему угодно, чего бы ты ни пожелал... Кибермозг "Иглы" способен даже в какой-то мере выполнять работу звездпилота, но недостаточно хорошо, здесь нужен человек. Главное добраться до Золотистой, а до нее не более недели пути, потом же можно будет не спешить... - Тут голос капитана сорвался и он, почти шепотом попросил, - надень шлем и бери управление. Мне нужно хотя бы чуть-чуть отдохнуть, чтобы продолжить рассказ.

Не без содроганий одел я пилотский шлем и принял управление звездолетом на себя, но почти сразу же успокоился. Наша внепространственная скорость была небольшой. Сразу же становилось понятно, что двигатель работает уже на последних крохах своего ресурса. Управлять полетом, как мне казалось, было несложно. Корабль при помощи специальных локаторов прощупывает Пустоту, кибермозг обрабатывает это и получившуюся синтетическую картинку, при помощи шлема передает напрямую в мозг пилота. Пилот же управляет кораблем при помощи биотоков мозга, которые расшифровывает все тот же кибермозг и мгновенно исполняет. В тот момент все происходящее казалось мне сном, каким-то страшным и нереальным сном. Но это нисколько не удивительно, такова была окружившая меня реальность, реальность, очень похожая на сон. Разве я мог предположить, что случившееся может произойти не во сне, а на самом деле. Чисто рефлекторно я попытался проснуться и довольно сильно ущипнул себя. Но сон - это просто сон, меня же окружала Реальность. И я понемногу начал все-таки осознавать истинное положение дел, которое было по-настоящему плохим. Прошло наверно немногим больше часа, за который я успел себя довести почти до бессильного испуга, а потом снова успокоиться и даже практически смириться с происшедшим. Но тут очнулся капитан и негромко спросил у меня:

- Вик, ты сможешь одновременно: вести корабль и слушать меня?

- Попробую, - ответил я без промедления и развернул свое кресло к капитанскому, для пилотирования положение кресла совсем не важно.

- Вик, ты будешь обязан довести корабль до Золотистой. Если я скажу, что это сделать просто, то скажу неправду. Потому что правды я и сам не знаю. Мы идем сейчас в таком секторе, где до нас никогда не был ни один из наших кораблей. Я ничего не могу сказать о том, какая Пустота ждет тебя впереди, потому что не знаю этого. Это удел всех первопроходцев, не знать дороги, которая тебя ждет впереди... Но все равно, ты должен пройти по ней. И ты это сделаешь, я верю в тебя... - После короткого молчания капитан снова продолжил. - Сразу после аварии наше положение не казалось нам таким уж безнадежным. Пусть у нас осталось только пять реакторов, но для полета достаточно и четырех. Пусть выработал ресурс пространственный двигатель, но его все-таки можно восстановить. Звездолет можно привести в порядок, хотя это и потребует массу времени и усилий. Для восстановления корабля нужно: Во-первых, чтобы он стоял на планете, а не болтался в пространстве. Во-вторых, чтобы была хотя бы плохонькая ремонтная база и внешний источник энергии. Ну и, в-третьих, нужно хотя бы четверо-пятеро человек, чтобы время ремонта не растянулось до неприемлемых пределов.

- Но нас же только двое, - вырвалось у меня.

- Я уже не в счет, скоро ты останешься один, - сказал капитан с вздохом и совсем тихо, - но я думаю, что тебе все-таки повезет, должно повезти. Я надеюсь, что на планете Золотистой ты найдешь не просто жизнь, а довольно высокоразвитую цивилизацию, цивилизацию людей. Таких же, или почти таких же, как я и как ты. Я в этом практически уверен, но не спрашивай почему, я и сам этого не знаю... Ты найдешь их, и они помогут тебе, но будь очень осторожен, когда будешь искать и выбирать себе помощников.

- Вы уверены, что это необходимо?

- Иначе "Игла" просто никогда не вернется на Землю. Мы не можем просить помощи у Земли, для транспространственной связи на таком расстоянии наша рация чересчур слаба. Радиоволны же будут идти до Земли больше тысячи лет. Но ты пошлешь радиосообщение, сразу же, как окажешься у Золотистой. В крайнем случае, останется только ждать, что это сообщение кто-нибудь услышит когда-нибудь. - Сказав это, капитан надолго замолчал. В рубке было слышно только его тяжелое и хриплое дыхание. Мне показалось, что он потерял сознание. Я уже хотел бросить управление, но он все-таки заговорил снова. У меня в каюте ты найдешь толстую тетрадь. Это мой многолетний дневник, в нем записаны многие мои мысли. В нем ты найдешь ответы на многие из тех вопросов, которые ты бы задал мне, если бы у нас было на это время, но времени у нас сейчас нет. В памяти корабельного кибермозга найдется любая интересующая тебя информация, и он будет рад поделиться ею с тобой... Но я должен предупредить тебя. Не все из того, что ты узнаешь здесь, могут знать другие люди. Некоторые из наших знаний могут быть опасными даже для самой Земли. Я надеюсь, что когда до этого дойдет время, ты сам все поймешь и осознаешь. И, пожалуйста, ничего не спрашивай, ответы на свои вопросы ты найдешь сам.

Вопросов у меня была масса, но, послушавшись капитана, я не стал их задавать. К тому же, большая часть моего внимания оказалась прикованной к управлению. Структура Пустоты прямо по курсу медленно, но неуклонно усложнялась, а это требовало большой собранности и постоянного внимания. А капитан снова молчал, ему было трудно говорить. Но сейчас он к тому же давал мне время и возможность все обдумать, хотя я еще многого не знал и не понимал. Спустя какоето время, капитан надел пилотский шлем и сказал:

- Я принимаю управление кораблем. Встань и подойди ко мне. Я не могу подойти к тебе, как полагается при таких случаях по Уставу. Не бойся, Виктор.

- Я не боюсь, - ответил я и, подойдя к капитанскому креслу, встал напротив капитана. Он открыл глаза и, внимательно посмотрев на меня, спросил:

- Мне представляется, что ты всегда мечтал стать звездолетчиком. Это так или нет?

- Да, это так, - кивнул я.

- Хочешь ли ты сейчас стать им?

- Да, - снова ответил я.

- Тогда ты им становишься.

Он взял меня за левую руку, и я ощутил на запястье прохладный металл. Это был браслет звездолетчика, символ принадлежности к земному космофлоту, но и не только символ, а еще и устройство, дающее право и допуск много на что. Носящий такой браслет человек и есть звездолетчик. Этот браслет нельзя снять, не повредив при этом руки. Надев мне на руку браслет, капитан сказал:

- Я, астрокапитан космофлота Земли Артур Рикст, как капитан крейсера "Игла", по праву, данному мне Звездным Уставом, принимаю на службу в Космофлот и в экипаж "Иглы" Виктора Стрельцова, на которого с сего момента распространяются все права и обязанности члена экипажа. - Сказав это, капитан добавил уже обычным тоном. - Так нужно, Вик, без этого тебе не обойтись. И еще, я должен отдать тебе одну вещь, но при условии, что ты пообещаешь мне распорядиться ею так, как я тебе скажу.

- Я обещаю, - без промедления сказал я.

- Сначала послушай. Эту вещь ты будешь должен постоянно носить с собой. Не знаю сколько, но очень долго. А потом ты будешь должен ее отдать...

- Кому? - спросил я.

- Мальчишке, вроде сегодняшнего тебя... Если ты станешь галактическим капитаном. И в звездной дали, о которой мы сейчас и не мечтаем, на самом краю гибели, ты будешь вынужден оставить мальчишку, который будет тебе очень симпатичен, только лишь для того, чтобы он остался жив, ты будешь обязан отдать ему этот ключ.

Капитан медленно расстегнул воротник форменной рубашки. На шее у него висела тонкая, тускло-серая металлическая цепочка. Немного помедлив, он снял ее, сжимая в руке то, что было к ней подвешено, приложил руку ко лбу, словно бы прощаясь с чем-то дорогим для себя, потом протянул ее мне. На ладони у него лежала блестящая каким-то неземным светом, длиной и шириной с палец, но довольно тонкая пластинка капитанского стартключа, символа неограниченной капитанской власти, да и самого капитанства. Отдавая свой стартключ, капитан перестает быть капитаном.

- Но это же ваш ключ, капитан, - сказал я, принимая его.

- Уже не мой, - сказал он, - и я уже не капитан. Эта должность вместе со стартключом переходит к тебе. Так нужно, капитан Стрельцов. Пусть этот стартключ принесет тебе удачу, как когда-то принес ее мне.

- Но потом я буду должен его отдать?

- Так будет нужно, Вик. С судьбой не поспоришь. А знать свою судьбу тяжело... Поклянись мне, что ты распорядишься этим ключом так, как я тебя прошу.

- Чем поклясться?

- Есть только одна вещь, которой может клясться человек, своей честью.

- Я клянусь своей честью.

- Спасибо, Вик.

Капитан тяжело дышал, этот разговор отнял у него массу сил. Но сквозь маску скрываемой усталости и боли он улыбнулся, улыбнулся по-настоящему. И я снова поймал себя на том, что пытаюсь вспомнить, где же я мог видеть его раньше. Эта улыбка мне хорошо помнилась. Я уже хотел спросить у него, но не стал, потому что сам по себе такой вопрос бессмысленный. Я же спросил о другом:

- Мне взять управление?

- Буду глубоко благодарен тебе за это. Надо сказать, что сил у меня уже совершенно не осталось. И мне нужно отдохнуть, чтобы сделать еще одно, последнее дело.

- Я помогу вам уйти в анабиоз.

- Погоди, пока еще рано...

Я не стал возражать. Тем более что я уже принял управление кораблем. А обстановка в Пустоте, по нашему курсу, явно менялась к худшему. Участилось появление резких флуктуаций, они становились все сложнее и опаснее. На одной из них корабль крутануло так, что я потратил больше десятка минут, чтобы вновь вернуться на курс и скомпенсировать спонтанную отдачу. Пустота была уже очень неспокойна, и полет походил на какой-то дикий трехмерный слалом, поглощающий все мои силы и внимание. Капитан молчал, но я слышал его дыхание и замечал, что оно становится более неровным. Ему без всяких сомнений пора в анабиоз. Как только Пустота станет немного поспокойнее, я переключусь на автопилот и отведу или утащу капитана до капсулы. Но обстановка в Пустоте и не думала улучшаться, она наоборот становилась все более и более опасной. И сейчас мне стало особенно хорошо понятно то, почему звездолетчики перед полетом желают друг другу не чего-то, а именно спокойной Пустоты. Управление звездолетом полностью поглотило не только мое внимание, но и словно бы всего меня целиком. Я стал как бы вовсе не пилотом, а составной частью корабля, его системы управления. И исподволь подтачивающий меня страх отступил далеко на задний план. Конечно, я боялся, боялся совершить ту ошибку, которая может оказаться непоправимой. Но этот страх нисколько не угнетал меня, а даже наоборот, словно бы придавал дополнительные силы. Не знаю, сколько времени это продолжалось, я его не засекал. Может быть один час, а может и несколько. И я все-таки справился с этим, не сорвался с курса, не лег в беспорядочный дрейф и провел звездолет через этот участок неспокойной Пустоты. А когда передо мной, впереди, прямо по курсу, развернулась Пустота, почти полностью спокойная, я даже не поверил в это и еще несколько минут полностью держал на себе управление. Но Пустота оставалась спокойной. И, словно через силу заставив себя, я переключился на режим автопилота. Но капитана на месте не оказалось. И я уже кинулся к выходу из рубки, чтобы бежать и найти его. Но меня остановил его голос, донесшийся по внутрикорабельной связи:

- Вик, я знаю, что ты слышишь меня и уже наверно пытаешься искать. Прошу тебя, не делай этого. Я сейчас нахожусь в камере второго спецшлюза...

На включившемся экране видеосвязи появился капитан. Он был одет в легкий скафандр с прозрачным пузырем гермошлема, откинутым назад, за спину. Второй же спецшлюз был маленькой, гораздо меньше, чем лифтовая, кабинкой.

- Капитан, что вы делаете? - закричал я, и он, услышав меня, посмотрел в зрачок видеокамеры.

- Извини меня, Вик, за то, что я сейчас сделаю. Пусть это даже покажется тебе предательством. Но я просто не могу поступить иначе. Я должен сделать то, что должен...

Он посмотрел мне прямо в глаза, резким движением головы откинул упавшие на глаза волосы и улыбнулся, широко и ясно. Не прекращая улыбаться, он надел гермошлем и положил руку на маленький пультик на стене. Медленно открылся выходной люк, который был у него за спиной. Я замер, будучи не в силах сказать ни единого слова. А капитан помахал мне рукой и, шагнув назад, мгновенно растворился в раскинувшейся за люком хищной и всепожирающей тьме Пустоты, ничем не похожей на нормальный космос. И, делая этот шаг, капитан улыбался. В этот момент я наверно закричал, но вообще-то не помню точно. До меня тогда во всех своих проявлениях дошел ужас полного одиночества. Сделав этот, последний, шаг, капитан оставил меня одного. Кроме меня на корабле были люди, но какой-толк, если я или не могу или не имею права вывести их из анабиоза. Я плохо представлял себе, что же мне делать сейчас, в этот самый момент, к тому же, я наверно был немного не в себе. И я побрел по кораблю, этому лабиринту коридоров и переходов, в котором было так легко заблудиться. В первую неделю после старта это часто со мной случалось, и мне приходилось или блуждать дальше или просить помощи. Но сейчас я не заблудился. И когда мало-мальски пришел в себя, то увидел, что стою перед дверью, за которой еще на Дивере я должен был лечь в анабиоз.

Я немного помедлил, потом взялся за рычаг. Дверь оказалась заперта. Поглядев повнимательнее, я увидел выгравированную на двери надпись: "Помещение для особо важного груза", а немного пониже: "Вход только по предъявлении стартключа". Стартключ, словно сам, напомнил о себе, выскользнув из-под рубашки. Руки у меня затряслись, и такими вот трясущимися руками я снял с шеи цепочку с ключом. Как им пользоваться, я имел представление. При приближении ключа к двери, на ней открылась приемная щель-скважина, в которую ключ вошел легко, без малейшего сопротивления. Я повернул рычаг, и тяжелая толстая дверь медленно и беззвучно отошла в сторону. Внутри было темно и ощутимо прохладно. Дверь сама захлопнулась у меня за спиной, как только я вошел внутрь. Хорошо, что еще включился свет, хоть и такой, тусклый и красноватый, словно это светит древняя лампа накаливания, а не современный светильник. Передо мной был небольшой зальчик, почти полностью заполненный вертикально стоящими полукапсулами. Между ними оставались неширокие проходы, по которым змеились серебристые кабеля - энерговоды и голубые - контроля и управления. Еще несколько минут я потоптался в нерешительности и, только в очередной раз, успокоившись, двинулся вдоль капсул, за прозрачными крышками которых были хорошо знакомые мне люди. Анабиоз - это не смерть, но и не жизнь. Эти люди сейчас находятся на узкой границе между этими двумя состояниями. И очень жаль, что я не могу разбудить никого из них. Неожиданно для себя, я почти сразу же наткнулся на капсулу с Сережкой. Он нисколько не изменился. Все также словно бы спал, обиженно оттопырив нижнюю губу. Но он был абсолютно бледный, как и другие люди в капсулах. Я уткнулся лбом в прозрачный, по ледяному холодный пластик, который покрывался мелкой отпотью от моего дыхания... "Помещение для особо важного груза", - вспомнил я надпись на табличке и это меня покоробило. Разве люди - это груз, пусть даже особо важный. Ведь это же все-таки люди, люди, которые проснутся когда-нибудь, оживут и станут обычными живыми людьми. Но только если я смогу их спасти, если я смогу вытащить корабль из этой чудовищной переделки и привести его на Землю. Хочу я того или не хочу, но я сейчас уже не принадлежу самому себе. Я отвечаю за звездолет, и я обязан спасти всех, кто находится на его борту. Еще несколько минут я пробыл в этом помещении. Сначала хотел посмотреть на маму и папу, но в последний момент понял, что это совсем не добавит мне сил, и пошел прочь. Но едва я успел закрыть дверь и повесить на шею цепочку со стартключом, как завыла сирена, и по-прежнему холодный и ровный голос кибермозга загремел по внутренней связи:

- Вахтенному пилоту срочно занять свое место в главной рубке. Автопилот не справляется с управлением. В противном случае возможны непредсказуемые последствия.

Это повторялось еще несколько раз, пока я бежал к рубке. Там я, не медля ни секунды, надел шлем и буквально плюхнулся в кресло. Передо мной вырисовался такой кошмар, по сравнению с которым недавняя неспокойная Пустота показалась бы бурей в стакане воды, по сравнению с бурей настоящей. Пустота пульсировала, а звездолет качало и крутило на идущих со всех сторон разноцветных волнах нестабильности. Но не только это было плохо, то и дело вокруг корабля и прямо по курсу вспыхивали переливающиеся всеми цветами радуги шары-призраки и тут же лопались, словно мыльные пузыри, оставляя после себя хаотически движущиеся сгустки вихрей. Когда корабль попадал в такой сгусток, я на несколько секунд полностью терял ориентацию, а звездолет успевало развернуть чуть ли не в обратную сторону. Удерживать корабль на курсе посреди такого хаоса для меня было практически невозможно. Я уже и не старался делать этого, а просто пытался двигаться в сторону цели, хотя бы медленно и неуверенно. Все это продолжалось наверно очень долго. И я вымотался почти что до того предела, за которым неизбежно наступает срыв. Я прекрасно понимал, что долго такой нагрузки мне не выдержать. А, не выдержав, я погублю себя, корабль и всех людей, за которых сейчас полностью отвечаю. И меня охватило такое отчаяние, что я уже был готов практически на все. Первой моей мыслью было выйти в нормальное пространство. И я уже потянулся к пульту управления пространственным двигателем, но тут вспомнил, как поступают в подобных ситуациях профессиональные и опытные звездпилоты. Кто-то из пилотов, совершенно случайно, объяснял мне это. Нужно дать на пространственный двигатель всю мощь корабля и включить максимальный форсаж. Тогда корабль пробьет неспокойную Пустоту, как пробивает пуля стог сена.

Я медленно нащупал рукоятку управления пространственным двигателем и, собравшись с духом, рванул ее на себя, не заметив того, что сорвал все ограничители. Завыла аварийная сирена, но я ее практически не слышал. Картина Пустоты передо мной смазалась и расплылась. Системы слежения, да и мой уставший мозг уже не могли сделать из нее полностью связной картины. Но я все-таки понимал, что корабль сейчас несется вперед с какой-то сумасшедшей скоростью, и, пользуясь каким-то шестым чувством, я пытался управлять звездолетом, насколько хватало сил и умения. И, как ни странно, я это выдержал, но не выдержал пространственный двигатель. Я едва успел затормозить и вынырнуть в нормальное пространство. Последнее, что я увидел - это вспыхнувшие на обзорных экранах звезды. Потом я потерял сознание от усталости и перенапряжения.

Сколько я был без сознания, могу только догадываться. Обморок перешел в обычный сон, и я даже видел сны. Сначала они были спокойные и хорошие, я даже видел зеленый Дивер своего детства, от этих снов мне самому становилось хорошо. Но последний сон перед пробуждением хорошим никак не назовешь. Я снова увидел капитана в тот момент, когда он готовился сделать свой последний шаг, шаг в Ничто, в Пустоту. Эта его уверенно-спокойная, какая-то, мальчишеская что ли, улыбка наверно еще долго будет преследовать меня. Улыбающийся капитан все еще словно бы стоял у меня перед глазами. И на границе сна и яви я все-таки вспомнил, где я его видел. Я его видел в фильме, который мы крутили много раз. Том самом фильме, который смотрели днем, перед нашей с Сережкой вылазкой наружу. Почти сто процентов гарантии, что тот, кто делал этот фильм, списал образ главного героя с капитана Рикста. Я не мог раньше это вспомнить, потому что главный герой в этом фильме - мальчишка, а Рикст - далеко нет. Я невольно вспомнил весь этот фильм и просто поразился тому, как та, выдуманная история, похожа на мою, по крайней мере, отдельные эпизоды. И я ярко вспомнил эпизод из фильма, в котором капитан отдает мальчишке свой стартключ: Высокий, но плотный, совершенно седой капитан протягивает мальчишке висящую на цепочке пластинку и говорит: "Пусть он принесет тебе удачу, как когда-то принес ее мне". И на экран выплывает приближенное изображение этого самого ключа. Судорожно пошарив у себя по груди, я снял цепочку и сжал в ладони ключ. Потом медленно открыл ее и посмотрел. На блестящей полоске ключа искрилась выпуклая цифра "пять" и поверх нее тонкий замысловатый знак. Это был тот же самый ключ, что и в фильме, тут я не мог ошибиться. Я зажмурился, потом снова открыл глаза, но ничего не изменилось. Но, может быть, тут нет никакого совпадения, а я сам, не ведая того, выдумал подробности. Сейчас этого не проверить. Кристаллик с фильмом наверняка остался на таком далеком сейчас Дивере.

Но не всели равно мне сейчас, есть ли совпадения, нет ли, у меня своя цель и свои проблемы. Я повесил ключ на место и посмотрел на обзорные экраны. Среди тусклой россыпи звезд только одна выделялась своей яркостью. Это вне всяких сомнений была Золотистая - цель, до которой я обязан добраться. До нее не так уж и далеко, всего лишь несколько световых месяцев. Это наверняка только несколько часов в Пустоте, ну максимум сутки, на небольшом режиме пространственного двигателя. Нужно только рассчитать курс и уйти в Пустоту... Но есть ли у меня сейчас, после этого сумасшедшего, рывка пространственный двигатель, исправен ли корабль для нового внепространственного перелета? Наверняка кибермозг уже произвел все возможные проверки. Я нажал голубую кнопку на подлокотнике кресла, приглашая мозг на разговор. Но ответа почему-то не последовало и я, слегка обеспокоено и по-человечески, спросил:

- ЦНЛ-003, ты меня слышишь?

"Да, капитан", - быстро побежали по экрану слова ответа.

- Отвечай в звуковой форме.

"В данный момент я не имею такой возможности".

- Что случилось?

"Я перепрограммирую свои режимы высших функций".

- С чем это связано?

"Вчерашний сверхфорсаж пространственного двигателя вызвал непроизвольное спонтанное нарушение моей работы".

- Можешь ли ты выполнять свои функции?

"Практически в полном объеме. Остальное несущественно".

- Доложи о состоянии систем корабля.

"Полностью или основное?"

- Основное.

"Реактор номер два полностью неисправен и восстановлению не подлежит. Ресурс пространственного двигателя исчерпан на 0,999923. Существенных отклонений в работе прочих систем мною не зафиксировано".

- Неутешительно, значит, у меня уже нет возможности лететь вне пространства. Хорошо еще хоть другие системы исправны. Ну и что ты мне посоветуешь делать? - вырвался у меня вопрос.

"Вопрос неоднозначен", - высветился ответ. Ну что с ним поделать, железяка и есть железяка, хоть и называется эта железяка интеллектуальным кибермозгом звездолета. Ну, да и не нужен мне его совет, и без него все уже ясно. Звезда-то вот она, почти что рядом. Нужно лететь обычным, напроломным, релятивистским полетом. Благо, что маршевые движки исправны и для их работы требуются только три реактора.

- Рассчитай курс релятивистского перелета к этой звезде.

"Имеется в виду АА28619АС?"

- Имеется в виду наша цель. Самая яркая звезда нашего неба и, как надеюсь, самая близкая к нам.

"Объект идентифицирован как наша цель. Уточните основные характеристики перелета или укажите типовую схему".

- Основные характеристики - это долететь в максимально короткий срок. Естественно в допустимых пределах безопасности. Лишнего риска нам лучше постараться избежать.

" Релятивистский перелет в некартографированном секторе пространства всегда является большим риском. Укажите допустимые пределы этого риска".

Это была "железная" машинная логика. А я практически не имел опыта общения с кибермашинами интеллектуального класса. На всем Дивере была только одна такая машина - расположенный в подземном поселке кибермозг. Иногда я болтал с ним, но никогда не давал задания, потому что у меня на это не было права. А в школьный курс такое просто не входило. Конечно, я и без школы кое-что знал и наверняка сумел бы точно сформулировать задание, но в этот момент я просто сорвался.

- ЦНЛ, или ты сейчас же рассчитаешь курс, или я тебя выключу и полечу на ручном управлении.

"Могу предложить десять тысяч вариантов курса", - высветился на экране ответ.

- Мне кажется, что ты меня прекрасно понимаешь и просто валяешь дурака, - выпалил я и, вытащив стартключ, нарочито медленно потянулся к пульту управления кибермозгом. Это был натуральнейший и наглейший шантаж. Я прекрасно знал, что интеллектуальные машины очень болезненно переносят отключение. И этот мой шантаж дал результаты. На экране очень даже поспешно высветилось:

"Курс рассчитан, но принимать решения тебе. И если что случится, пеняй только на себя самого".

Ну, это уж даже чересчур по-человечески, - молча усмехнулся я. Предложенный кибермозгом курс меня вполне устраивал. Шесть часов разгона на максимальной тяге маршевых движков. А потом месяц полета по внутрикорабельному времени. Полет в полностью автоматическом режиме и не требует присутствия человека.

- Приказываю немедленно выйти на этот курс, - сказал я, постаравшись придать своему голосу максимально возможную твердость.

"Приказ принят к исполнению", - незамедлительно высветилось на экране.

- Только без этих твоих шуточек.

"ЦНЛ-003 не намерен шутить".

- Я буду в капитанской каюте.

"Вас понял".

Когда я поднялся с кресла, основной разгон уже начался. На корме на полную мощность работали фотонные дюзы. И причем работали не бесшумно. Низкий звук, многократно ослабнув при этом, проникал через многочисленные переборки и защитные поля отсеков, и был слышен и здесь. Покинув рубку, я проделал несколько физических упражнений, потому что от длительного и непривычного сидения в кресле, все тело у меня затекло, а сейчас медленно и небезболезненно возвращалось в норму. Лифтом я не воспользовался и до капитанской каюты дошел пешком. Не так далеко идти, к тому же это почти что окончательно вернуло меня в форму, прекратив болезненное покалывание в ногах. Сейчас мне просто не терпелось добраться до капитанского дневника, про который мне сказал он сам. Я рассчитывал, что найду в нем ответы на мучившие меня сейчас вопросы.

Капитанская каюта как всегда была в образцовом состоянии. Заправленная словно по линейке кровать. Даже уходя навсегда, капитан заправил ее, словно проникающийся духом дисциплины курсант - первогодка. Мне невольно вспомнилось, что там, на Дивере, уходя, я оставил все так, словно бы только что поднялся с постели. И что подумает обо мне тот, кто когда-нибудь увидит это. Остается надеяться, что он поймет меня и не станет осуждать. Капитанская каюта была такой же небольшой, как и все остальные, стандартного размера, без всяких излишеств, которые дозволялось иметь капитану. Разве что довольно большой стереоголографический экран на стене, а на рабочем столе панель полного терминала связи с корабельным кибермозгом. Но для капитана корабля это не излишество, а просто-напросто обычная необходимость. И еще, эта каюта, как мне сейчас показалось, была вроде бы и необжитой, не хранящей в себе отпечатка незаурядной личности капитана. Я сел на стоящий рядом со столом жесткий стул, придвинул к себе терминал и нажал голубую клавишу диалога с кибермозгом:

- ЦНЛ, ты случайно не знаешь, где здесь находится дневник капитана Рикста?

"Не имею представления", - после короткой паузы высветилось на экране.

Но этого и следовало ожидать. Я начал искать. Искал и в ящиках стола и в шкафу, но ни там и ни там дневника не оказалось, один только обезличенно-образцовый порядок. Тогда я просмотрел все, даже карманы висящей в шкафу парадной формы. Но дневника нигде не было. Единственное, что я нашел, была старая фотография с блеклыми красками и недостаточно совершенно переданным объемом, такие делали не позже, чем в позапрошлом веке. На фотографии был мальчишка лет двенадцати в старомодной одежде. Он улыбается так, что не остается никаких сомнений, что это не кто иной, как сам Артур Рикст, хотя мне и не очень-то в это верилось. Я поставил фотографию на стол и несколько минут глядел на, глядевшего на меня из давнего прошлого, мальчишку... Но где же все-таки дневник? Неужели капитан обманул меня? Бросил, ничего толком не объяснив, а только все запутав. Оставил один на один с космосом, кораблем и не вполне нормальным кибермозгом. От этих мыслей мне стало по-настоящему плохо. И я повалился на кровать, не снимая обуви, чтобы хоть как-то нарушить этот идеально-образцовый порядок. Уткнулся лицом в подушку, смял ее руками и понемногу начал успокаиваться. Здесь тоже ощущался монотонный гул маршевых двигателей. И успокаиваясь, я снова начал засыпать. Потому что перенапряжение, этот бич и профессиональную болезнь звездпилотов, я все-таки заработал, а его последствия не проходят быстро и безболезненно, как обычная усталость, а обычно еще долго дают о себе знать.

Когда же я проснулся, двигатели уже молчали, но и тишины, так поразившей меня в первые дни полета, тоже не было. Сейчас все заполнял какой-то едва слышный звук, которому я, правда, не придал никакого особого значения. От моей усталости, как я сам посчитал, не осталось и следа, что ни говори, а отдохнул я очень даже прилично и основательно. Еще немного я полежал на кровати, глядя в светло-голубой потолок и, приводя в порядок свои мысли. За этим занятием я посчитал, что нужно все-таки идти в рубку и выяснить текущее положение дел.

Я поднялся, сделал небольшую зарядку, какую обычно привык делать, умылся здесь же, в каюте. Потом хотел привести в порядок кровать. Но как только поднял подушку, увидел, что под нею лежит тетрадь, толстая, в потертой сиреневой обложке. Это и был тот самый дневник Артура Рикста, который я накануне долго и безрезультатно искал. Сейчас я естественно отложил все дела и принялся за него. Я не стал быстро пролистывать тетрадь, выхватывая отдельные кусочки, а начал читать подряд, с самого начала. Капитан же начал вести этот дневник еще тогда, когда не был капитаном, а был обычным земным двенадцатилетним мальчишкой, которого все звали Арт Рикст. Тогда он был еще младше меня сегодняшнего, таким, каким я его видел на фотографии, наверно эта фотография хранилась у капитана не случайно. Но и это такое начало дневника оказалось для меня достаточно интересным.