Часть 2

Глава 1 Приятная встреча

Король понимал, что поступает не мудро, восстанавливая против себя и знать и толпу, поэтому он решил смягчить удар, нанесенный народу и с невиданным доселе размахом отметить Золотую весеннюю саллу.

Все десять дней были поводом для гуляний.

Праздник Весны — Олалы, Праздник Зеленой ветки, день династии Кробосов, день рождения наследника, и в завершение всего, жрецы Дарбо решили с неведомым доселе размахом отметить день храмов Дарбо, согнав в них, где уговорами, а где силой граждан Мэриэга.

Из провинций съехались представители всех знатных фамилий, чтобы засвидетельствовать королю свое почтение.

И хотя внутри всех кипело недовольство, вызванное последними решениями Тамелия Кробоса, почти никто не посмел проявить неуважение.

Больше всего в эти дни меня порадовали встречи с моими старыми друзьями: в Мэриэг прибыли герцогиня Брэд и герцог Сенбакидо.

Сначала я повидался с герцогиней. Ее слуга принес мне приглашение. Она поселилась в старом доме, на улице Алого Оленя. Это был скромный и немного унылый особняк, но герцогиня не собиралась менять что-либо: этот дом был пожалован ее предкам, королем Элемиром Мудрым. И кэлла Ивонна во всем и всегда хранила верность традициям семьи.

Когда я вошел в небольшую гостиную, обитую темно-вишневой тканью с позолотой, и мутными зеркалами в бронзовых рамах на меня повеяло стариной, роскошью прошедших эпох…

Ко мне навстречу сделала маленький шаг женщина восхитительной внешности — все те же васильковые глаза, приподнятая бровь, гордость королевы. На герцогине было нежно-голубое платье, отделанное белой лентой, и она, как мне показалось, и похорошела и помолодела после тех мрачных событий в замке Брэд.

Герцогиня очень мило расспрашивала меня о моем житье в Мэриэге. И она довольно улыбалась, словно я был ее родным сыном, в ее отношении ко мне чувствовалась какая-то непонятная мне гордость.

Ее очень возмутили погромы храмов. Лицо ее сделалось сердитым и оскорбленным.

— Наших предков никогда не притеснял ни один король. Каждый был волен верить в тех богов, которых завещали его родители.

Насилием Тамелий ничего не добьется, он потеряет доверие людей. Я слышала, что вы спасли жизнь одной доброй женщине, жрице, которая умеет врачевать и тела и души. Вы совершили добрый поступок, и я рада поблагодарить вас.

— Вы заставляете меня краснеть.

— Знаете, Льен, мне кажется, вы из тех людей, которых провидение спустило на землю. Что привело вас в замок? Не случай, нет! Вы знали, что в вас нуждаются, поэтому вы и Гельенду спасли.

— Если мои поступки пошли кому-то на пользу — я рад, быть может, это уравновесит чашу весов, на другой половине которых есть много такого, чего мне следует стыдиться.

— Я бы хотела узнать у вас одну вещь. Помните шкатулку, найденную вами в подземелье?

— Конечно. Вам удалось что-то узнать?

— На ней был изображен герб матери принца Орантона, родом из династии Эргенов, фергенийки. Я была у принца сегодня, и он очень хорошо говорил о вас. Меня это сильно порадовало. Кроме всего остального, мы поговорили и о старинной шкатулке. Я привезла ее с собой и показала принцу. Он изъявил желание приложить печать своей матушки к вырезанному в металле рисунку, — герцогиня сделала многозначительную паузу.

— Так вот, едва он приложил печать, в ларце что-то щелкнуло, заскрипело, и крышка отворилась, а под ней…,- кэлла Брэд снова повторила интригующую паузу, а под ней…оказалась в точности такая же крышка! Но уже с другим рисунком!

Кэлла Ивонна торжествующе смотрела на меня — чудачка — как будто ей удалось всю тайну узнать. Но, кажется, часть тайны тоже ее удовлетворила.

— Как слоеный пирог, — добавила она.

— Кто-то из ваших предков был большим шутником. Сдается мне, что под той крышкой может оказаться еще одна. Кто-то в вашем роду любил розыгрыши.

— Не знаю, — покачала головой Ивонна, — видите ли, маловероятно, чтобы ларец принадлежал моим предкам.

— Почему?

— Хотя бы потому, что мы начали открывать ларец гербом не нашего рода, а найденный под ним герб, принадлежал также не нашему семейству.

— Тогда чьему же?

— Древнему роду Гаатцев.

— Тогда все просто, акавэлла, — попросите этих достойных людей открыть шкатулку.

— Не все так просто, — сокрушенно вздохнула герцогиня, — представителей этого рода уже не осталось на свете.

— Да-а, незадача получается. Вы не пробовали показывать ларец здешним мастерам?

— Двое лучших в городе смотрели — отказались помочь. Говорят, такая работа им не под силу.

— Интересно, чем этот ларец связывает вашу семью, род Гаатцев и династию Эргенов? — задумчиво спросил я.

— Я сама ужасно заинтригована. Но ничего, ничего в семейных архивах я не нашла об этом ларце, ни единого упоминания. Это какая-то тайна.

— Попробуйте что-нибудь узнать у придворных. Быть может, вам удастся заполучить печати этого рода.

— Сомневаюсь. Я уже спрашивала у герцога Моньена, у барона Фаркето, — эти люди хорошо осведомлены. Сейчас эта тема под запретом. Они не советуют беспокоить короля, да я и сама не стану.

— Вам известно, что сестра Эвесты Тельбусо, Хлоя Бессерди пребывает в неведении относительно обстоятельств смерти покойной. Есть такая баронесса Декоприкс. Она близка с Бессерди. Ей удалось внушить этой даме, что я — воплощение зла и теперь фаворитка короля меня, мягко говоря, недолюбливает. Дагеран, убитый мной на дуэли, был небезразличен маркизе Декоприкс, и она жаждет мщения, но вряд ли ей и Хлое Бессерди известно о его участии в заговоре против вас и, особенно, о совершенном им преступлении.

— Мне знакомы обе, — сказала герцогиня. — Я советую вам остерегаться баронессу Декоприкс. Чистой воды интриганка. Что касается Бессерди, в юности я гостила в доме ее родителей. Хлоя тогда была крошкой. Позже я приняла в свой дом ее сестру — больше нас ничего не связывает. Я попробую встретиться с ней и посвятить в некоторые подробности, но я не уверена в результате. Если эта женщина близка королю, разговор может и вовсе не иметь смысла. Я даже опасаюсь, как бы он не навредил всем нам.

— Тогда быть может вам не стоит идти на это. Я сам поговорю еще раз с Бессерди.

— Нет, мне она больше доверится. В любом случае, она имеет право знать.

Герцогиня была как всегда на высоте, ласкова и горда, но никогда в моей голове не возникало такой самонадеянной глупой мысли, какой изволил пошутить принц. Я очень четко видел всю огромную дистанцию между нами.

Глава 2 Сюрпризы Даарте

Вскоре после этой приятной встречи меня ждал сюрприз от герцога Сенбакидо. Наверное, это был один из фокусов древней богини жизненных подарков Даарте.

Волей случая, меня из скромного баронета судьба сделала важным человеком, с титулом и почетной должностью.

Я думаю, что если бы можно было вообразить, как все случилось, то вышло бы примерно следующее.

Герцог, как и все остальные именитые дворяне королевства, был специальным письмом приглашен на праздник — не приехать он не мог.

Хитрый Тамелий выманил под благовидным предлогом всех, кого по каким-либо причинам хотел видеть, в столицу.

Я гораздо позже понял, мотивы его поступков. Король рассчитывал навязать герцогу кого-то из своих людей на место нового коннетабля, взамен убитого графа Мерденги, которое, надо сказать, до сих пор пустовало. Почему герцог тянул с назначением на эту должность — непонятно, но он не спешил, тем самым дав Тамелию надежду на успех.

Герцог был удостоин высочайшей аудиенции.

После обмена взаимными любезностями, лишенного какой-либо искренности, король стал задавать скользкие вопросы о том, что твориться в Сенбакидо. Герцог был дипломат и умел уходить от опасных вопросов — он отвечал туманно уклончиво, и достойно выдержал высочайший допрос.

Раздосадованный король решил сменить тему. Он приступил к атаке.

— Почему бы вам, любезный кэлл Орандр, не взять на должность самым легкомысленным образом…коннетабля Сенбакдо выдающегося человека, который служит нам верой и правдой. Его имя…

— Баронет Орджанг, ваше величество. Ваша высочайшая воля справедливо требует от меня нерадивого подданнго этого назначения.

— Разве я назвал имя, герцог?

— Я уже давно обдумывал эту кандидатуру, и сделал выбор, тем самым избавляю вас от утомительных забот связанных с устройством этого дела.

Король проглотил пилюлю, и лицо его сделалось до бесконечности кислым.

— И кто же этот счастливчик?

— Он — баронет, воспитанник и протеже моего покойного родственника, герцога Брэда.

— Ах, вот как! Но постойте, герцог, разве совместима такая почетная должность со скромным титулом баронета?

Сенбакидо прикусил губу.

— Отчего же, это легко исправить. Я и сам подумывал, как бы возвысить этого достойного человека. Я привез грамоту, в котрой этот достойный молодой человек получает титул графа. Я дару ему графство Улон! — сказал герцог.

Довольный тем, что побил королевский козырь, кэлл Орандр улыбался. Он легко пожертвовал этим куском земли, чтобы выиграть битву за независимость герцогства.

Король выпучил свои и без того округлые глаза и уставился на герцога, удивляясь его наглости и азарту.

'Нет! Каков, — думал Тамелий, — этот Сенбакидо крепкий орешек. Надо будет сделать все возможное, чтобы окружить его шпионами. Красивая женщина будет очень кстати'.

— Да-а, вы очень щедры к своим любимцам. Давно хотел спросить вас при каких обстоятельствах погиб граф Мерденги?

— О, его подстрелили разбойники возле пещеры, в которой скрывались. Граф сам выследил их и геройски погиб, отстаивая ваши интересы вашего величество.

— Да, невосполнимая потеря, мы также скорбим по графу, как и по кэллу Шпаору. Между прочим, что-то неприятное случилось с Советником Сваготеном, которого выпестовал сам верховный жрец Миролад Валенсий. Он безутешен.

Плохо, что вы и ваша невестка кэлла Ивонна не бережете наших самых верных подданных. Просто мор какой-то. Мне это внушает определенные подозрения. Нет ли здесь злого умысла с чьей либо стороны?

— Как можно ваше величество! Этих людей все обожали.

(ври, ври, но знай меру, — мысленно возмутился король)

— Но разве графство Улон не принадлежит кому-то?

— Граф Улон умер, его дальняя родственница жена Мерденги. Я предложил ей равноценный обмен — она получает земли Мерденги большие по площади и лучшие по составу, а от графства отказывается в пользу баронета Орджанга. Она с радостью согласилась.

— Как у вас получается это?! — воскликнул, едва сдерживая раздражение, король.

— Что ваше величество? — прикинулся простачком Сенбакидо.

— Так легко договариваться. Надеюсь, что права этой женщины не были ущемлены?

— О! Ваше величество, она моя родственница, хотя и не кровная.

— Детей у нее нет?

— Нет. Двое умерли при родах. Деторождение — бич нашей семьи.

— Но у вас-то есть любимые наследники, надеюсь?

— О! Разумеется, мой племянник. Сын покойного кэлла Лордодо и герцогини Брэд. Я очень расположен к этому молодому человеку.

— Герцогине не очень-то везет с мужьями, — криво улыбнулся король.

— Говорят, что третий раз выходит самый счастливый.

'Надо будет подумать и об этом', - про себя решил Тамелий.

— Так значит, я могу вас поздравить с новым коннетаблем?

— С преданным человеком, очень способным, смею вас уверить, ваше величество.

— Постойте, но разве этот баронет не служит сейчас моему брату?

— Как видите, он очень способный молодой человек и все спешат воспользоваться его услугами.

— Да, вижу, — процедил король.

— Я думаю, что мы с его высочеством принцем Орантонским сумеем уладить это дело.

На этом аудиенция была закончена. Король в течение всего вечера досадовал. Сенбакидо любезничал с дамами. И более всего ему оказывала знаки внимания одна из них, блондинка с пышными формами хэльяна Фелиса.

Все это я узнал позже, в кратком пересказе Сенбакидо и еще одного существа, которое присутствовало на этой встрече.

Из двух рассказов я сумел составить свой собственный, ибо часть подробностей беседы герцог пропустил, а другое лицо заметило все, что помогло восстановить целую картину.


Со мной герцог был краток.

— Вы будете моим коннетаблем, Льен, и с этого дня вы носите титул графа.

Кажется, у меня челюсть отвалилась, я стоял с самым глупым видом.

— Не хотите поблагодарить? — буркнул герцог.

— За что такая честь?!

— Обычно люди спрашивают: 'за что такое наказание'! Радуйтесь, странный вы человек — сама судьба вас поднимает. Или вы хотите отказаться. Я спорил за вашу кандидатуру с самим королем Ларотум.

'Так вот чем дело — борьба амбиций, — подумал я, — сначала меня наградили поместьем Орджанг, истерзанным жуткими тварями. Теперь подкидывают должность, из-за которой король уж точно возненавидит меня. Высокопоставленные люди не считают нужным церемониться даже в своей милости к простым смертным'. Но мое мысленное ворчание вовсе не означало, что я не был рад или еще чего! — вздумал бы отказаться.

Я рассыпался в благодарностях, но герцог остановил меня.

— Вы пока будете все время при принце. Я переговорю с ним, и когда у меня возникнет необходимость в вашем пристутствии, он отпустит вас ко мне, без промедления. Вы мне очень нужны — здесь, Льен.

— Ваши глаза и уши? — улыбнулся я.

Наверное, он уловил некоторое разочарование в моих глазах, потому что сказал:

— Вы сами способны многое изменить, и я был бы рад помочь вам. Не надо недооценивать себя. А в Сенбакидо я пока один справлюсь.

Я изложил герцогу свои идеи относительно нового пути в страну Джильаланг. Он внимательно выслушал меня и сказал:

— Не знаю: почему, но я все время с вами соглашаюсь. Надеюсь, что ваш дар убеждения не подведет меня. Я возьму у вас чертежи и поговорю с мастерами, которых вы мне обещаете. Но насколько я понимаю, такие корабли — дело новое. И не так просто будет его осуществить. В любом случае я не стану сразу отказываться от нашей затеи. Надо испытать все возможности.

Кстати, откуда у вас все эти сведения?

— Один человек, опытный и надежный, рассказал мне то, что я поведал вам. Ему можно смело доверять. Еще я рекомендую одного купца Кашапеля. Он имеет широкие связи в торговом мире. Этот человек мне должен услугу, поэтому я отдаю его в ваши руки, в надежде, что он окажется полезным в осуществлении великого замысла. Его дом на улице Лупони.


Старик с Горы не обманул. Два мастера сами нашли меня.

Это были невысокие круглоголовые коренастые люди. Но я сразу понял, что толк в своем деле они знают. Я не спрашивал их о том, как они попали в наш мир. Оба, не спеша, ознакомили меня с большим перечнем материалов, которые им понадобятся. Они немедленно захотели взглянуть на древесину, сукно, парусину и гвозди.

— Я не буду заниматься вместе с вами постройкой корабля — во все подробности вас посвятит герцог Сенбакидо. Вам придется поехать в Ритолу. Но вы не пожалеете. Герцог Орандр хорошо вам заплатит.

Оба мастера на меня очень странно посмотрели. Я отвел их к герцогу, и он долго и обстоятельно с ними говорил.

Глава 3 День Олалы

К знаменательным датам в Мэиэге всегда приурочивали спортивные игры.

Особые состязания, в которых могли принять участие все желающие — даже люди невысокого звания и простолюдины.

Это был хороший шанс изменить свою судьбу — того, кто особенно понравится королю, ждала не только награда: он мог человека безродного наградить дворянством. Что бывало крайне редко, но бывало. Для этого король устраивал лотерею. Если победитель вытаскивал из шара выигрышный номер, то он получал дворянство, так что удача должна была идти с ним рука об руку до конца. Это делалось не всегда — надо было особо отличиться, ограничений на эти игры не существовало.

Позаимствовали их у Кильдиады, переиначив, как водится, на свой манер.

Состязание делилось на два этапа: один для людей высокого ранга и другой — для простонародья.

Игры мог открыть только король.

Все соревнование простолюдинов представляло своеобразный вид многоборья — и только тот, кто доходил до конца, мог претендовать на награду.

Кулачная борьба, бег на длинную дистанцию, прыжки через барьер, метание дротиков в цель, укрощение коня и подъем тяжестей.

В свое время чтобы один мудрый советник предложил Алонтию Высокому, для того, чтобы избежать назревающих бунтов горожан, отвлечь народ этими играми. Король последовал совету и с тех пор они стали традицией.

На большом поле за городом была сделана огромная площадь — вокруг нее сооружались длинные трибуны. С одной стороны располагались знатные люди, а с другой — простые жители города и окрестных мест.

Игры длились несколько дней, и посмотреть на них съезжалось множество народу.

В первые два дня соревновались рыцари. В оставшиеся два дня соревновались простые граждане.

Но трудно сказать, что больше привлекало людей — рыцарские турниры или соревнования среди сэллов.

Еще один день был посвящен карнавалу в масках, также заимствованному из других культур, похоже, что кроме старых культов у Ларотум не было ничего своего.

В завершение Золотой саллы, король устраивал грандиозный пир и бал во дворце. На все это стоило посмотреть: в Ларотум умели веселиться.

В столице готовились к праздникам. Мэриэг был хорош, как никогда: на высоких башнях развевались яркие знамена с гербами королей Ларотумских, город пестрел флагами и лентами желтого, голубого и зеленого цветов — все это цвета королевства.

Гостинцы были надраены до блеска и готовы к приему гостей. Цены на комнаты резко подскочили. Всем были выгодны праздники и состязания.

Лавочники забили свои лавки товаром, девушки вынимали из сундуков лучшие наряды, юноши чистили оружие и сапоги, ларотумцы готовили озорные куплеты — все с нетерпением ждали начала Золотой саллы.

Во дворце царил переполох не меньший, чем в городе. Королевская прислуга сбилась с ног. Мастер-повар боялся, что к концу состязаний он сойдет с ума, и грозный окрик его, то и дело, раздавался на кухне. Фрейлины были на грани истерики от своего возбуждения и многочисленных заговоров против соперниц. Главный конюший уже сам начинал пританцовывать, как королевские лошади; все были в предвкушении радостных событий и вкусной еды. Даже крестьяне, у которых к концу зимы зачастую не оставалось съестных припасов, задолго до игр затягивали пояса, но готовили хороший обед в праздничный день.

В плохие годы короли нередко устраивали раздачу муки и съестных припасов в эти дни для голодающих горожан, а в хорошие годы обходилось и без этого.


В день Олалы я вышел вместе с друзьями прогуляться по городу. Небо было по-весеннему ясное, и в воздухе чувствовался тонкий аромат наливающихся почек, запах первоцветов, которыми торговали старухи на оживленных улицах.

Акробаты, паяцы, дрессированные животные наводнили Мэриэг.

На Круглой площади стояла большая клетка с надизагром. Животное металось по клетке и периодически издавало грозное рычание. Выглядел он очень даже…не для слабонервных. Мощное тело хищника покрыто полосатой коричнево-белой шкурой, черная пасть с острыми клыками, из которой текут слюни. Красные зрачки, не мигая, взирают на всякого, кто осмелится подойти поближе к клетке.

Грозное рычание сотрясает всю площадь.

От зверя у всех мурашки бегали по коже. Вокруг клетки собралась толпа. И высокий загорелый мужчина, с повязкой на лбу и огромным безобразным шрамом на щеке, громко объявлял свой номер.

— Итак, граждане Ларотума, жители славного города Мэриэга, есть ли среди вас смельчаки? Кто осмелится войти в клетку к этому ласковому и доброму зверю?! Кто сумеет не наделать в штаны и накормит зверушку вкусным обедом?

Зрители посмеивались, но не спешили откликнуться. И он еще раз прокричал приглашение.

Много раз повторять ему не пришлось — нашелся смельчак. Невысокий, худощавый человек, тридцати — тридцати пяти лет, с бледным лицом. На нем был строгий костюм с придворными знаками, — такие обычно носят люди, которые служат во дворце: лакеи, горничные, художники, музыканты, учителя.

Я вспомнил, что видел его однажды в Дори-Ден. Кажется, он придворный учитель или что-то вроде того.

Теперь этот человек на моих глазах входит в клетку с надизагром. И протягивает зверю дрожащей рукой кусок мяса.

Животное мгновенно выхватывает у него лакомство и смачно проглатывает его. Наступает напряженная пауза.

Надизагр приковывает свой взгляд к самозванцу и буравит его своими выпуклыми и хищными глазами и, пожалуй, готовится проглотить и его.

Тут-то и происходит главный фокус: дрессировщик делает неожиданное движение и перед самым носом у добровольца опускает разноцветную ширму. Смельчак выскакивает из клетки, а на его место заступает дрессировщик с очередной порцией мяса и новым трюком.

Несмотря на огромную ловкость и мастерство дрессировщика, человек, входивший в клетку, должен был обладать изрядной храбростью. Все зрители поддержали учителя одобрительными криками.


Оторвавшись от толпы зачарованной зрелищем мы пошли далее. Но в тот же день я имел удовольствие еще раз наблюдать придворного учителя только в другом качестве.

Из города Барм приехали тимэрцы, у которых в обычае были различные фокусы с горящими углями. Они ходили босиком по ним, клали их в рот и выделывали прочие замечательные вещи, но самым эффектным номером, пожалуй, у них было хождение по высоко натянутому канату над огромным костром, разведенным на площади.

Насмотревшись вдоволь на огнеедов и их огненные пляски, я, вспомнив мое приключение в замке духа и хождение по огню, внутренне содрогнулся и захотел уже уходить, как тут объявляют новое чудо — житель Мэриэга, скромный учитель хочет блеснуть мастерством хождения по канату.

— Э-э! Да это же наш учитель из клетки! — воскликнул знакомый голос, — это Паркара и Влару, с которыми я разминулся оказались опять рядом со мной.

— Орджанг! Вы здесь?

— Вы тоже видели этого учителя?

— Смелый парень! И чего он в учителя подался?!

Мы начали смотреть представление.

От крепостной стены до столба вкопанного в землю был натянут канат на высоту десяти человеческих ростов. Со стены на канат осторожно ступил человек одетый в блестящую накидку — но мы сразу узнали его — это был он — учитель из Дори — Ден.

Затаив дыхание, мы смотрели, как он плавно скользит по канату над огромным костром, в который перед этим специально добавили дров, и пламя взметнулось высоко в небо.

Он прошелся два раза: до столба, поклонился всем, сорвал аплодисменты и дошел обратно.

После него на канат вышли тоненькие девочки и стали делать красивые прыжки и жонглировать мячиками, балансируя на высоте. Но все зрители понимали, что девочки долго учились этому, в отличие от учителя, который не был артистом. И его смелость вызывала восхищение.

Гуляния по городу немного затянулись. Но каким-то непостижимым образом я натыкался на одних и тех же людей.


На улице Внимания на меня набросился какой-то человек, сбил с ног, и громко объявил, что я неуклюж, как медведь.

— Что ты себе позволяешь, сэлл?!

— О, простите, хотя глупо просить прощение за то, что сделал намеренно!

— Что?! — я выпучил глаза на этого наглеца и уже собирался задать ему взбучку, но тут узнал его — это был тот смельчак из клетки с надизагром, и канатоходец.

— Это большая честь для меня — толкнуть такого храброго воина.

Меня так удивила наглость сэлла, что я невольно спросил:

— Зачем вам это?

— Видите ли, я изучаю природу страха. Но мало быть теоретиком — надо еще проверять свои теории на практике.

— Но погодите! Вы же придворный учитель и, если не ошибаюсь, учите принца и принцессу математике и логике.

— О, да! Моя сфера — гармония чисел. Но страх тоже можно рассчитать — он поддается логике, он объясним и предсказуем. Видите ли, по природе, я — трус. Жуткий! Мне всегда мешала моя трусость. Вот, поэтому я толкнул вас — хотел избавиться сразу от двух страхов — перед человеком благородным, перед человеком сильным, то есть воином, способным убить меня на месте, в третьих пред влиятельным человеком, а в-четвертых, страх перед самим страхом. Чаще всего люди бояться — не бояться. Они бояться так, на всякий случай.

Я рассуждал, что если вы спустите мне мою выходку, значит, в принципе, моя теория верна. Страх можно рассчитать.

— Что послужило основанием для вашей уверенности?

— Вы хладнокровны — я это знал, так… из подслушанных разговоров и собственных наблюдений, вы любопытны и умны- я наблюдал вашу беседу с Дишаром, вы обладаете юмором, ну и еще некоторые умозаключения. Я знал, что вы удивитесь: удивление иногда бывает сильнее гнева.

— Неужели я так предсказуем! Но если бы на моем месте оказался другой человек, — рассмеялся я, — вам бы не поздоровилось!

— Все предсказуемы. Моя теория основана на одном важном принципе — не зная броду, не суйся в воду. Один из первых постулатов учения о страхе.

— Есть и другие?

— Ну да.

— А если все-таки ситуация такова, что ты уже попал в воду?

— Расслабься и получай удовольствие. Быть может, десятка секунд тебе хватит на верное решение, а если будешь биться в панике, то уж точно — камнем на дно.

— Есть ли еще какие секреты?

— Ищи соломинку, она вытянет — для кого-то это любовь, для кого-то месть. От сильной любви люди готовы забыть самые жуткие страхи. Я проверял это на себе…в молодости.

— То есть вы хотите сказать, что более сильные чувства помогают справиться со страхом?

— Именно. Нужно научиться извлекать их в нужный момент.

— Как ширму в клетке с надизагром?

— Мгм.

— Но как объяснить ваш проход по канату над раскаленными углями?

— Проверка самых глубинных страхов — страх за жизнь, за свое тело. Я долгое время тренировался, — и знал, что по канату, натянутом на расстоянии одного метра от земли, я пройду легко, не напрягаясь. А, вот, как отреагирует мой мозг на возможность пройти на огромной высоте. Могу сказать — он с честью для меня справился с этой задачей. Вот вы! Часто рискуете собой. Но при этом всегда готовы к риску. Что-то подталкивает вас, заставляет забыть о страхе.

Или у вас его вовсе нет?

Я задумался. Да, мне часто приходится встречаться с опасностью, но что-то ведет меня. Гордость?

— Страх у меня есть, иначе бы я уже лежал в могиле. Но я стараюсь не думать о смерти. Сосредотачиваюсь на том, что делаю. Это успокаивает меня.

— Вот! Вот вы еще озвучили один тезис: 'сосредотачиваюсь на том, что делаю'.

— А еще, потрясающее чувство, которое настигает меня, когда опасность преодолена. Всегда хочется повторить это чувство.

— А вот это уже плохо — быть в плену у чувства. Но, как, ни странно, я с вами согласен — в крови у нас после пережитого и преодоленного страха выделяется некое вещество. Вот оно то и дает нам чувство эйфории.

— Ну не знаю, вещество или еще что, только я не могу жить по-другому. Я буду всегда стремиться к оправданному риску.

Для этого мне не нужно ходить по канату. Поверьте, есть много других возможностей проявить свой характер.

— Вы пристыдили меня, и поделом мне! Но навели меня еще на одну мысль — у человека должна быть цель.

Цель, как тот баланс, который не дает канатоходцу сорваться на землю — она уравновешивает и ведет его.

Мы еще некоторое время поговорили и расстались вполне мирно. В любом случае я думал, что этот человек заслуживает уважения.

Глава 4 Шествие

В день Олалы предпринималось праздничное шествие от ворот к воротам, переодетых разными чудищами людей, с зажженными факелами в руках, под музыку и грохот барабанов. В финале этого шествия на Королевской площади сжигалось чучело Суэлы — духа Зимы, и раскаивающийся Багадэр, ее вечный слуга, однажды предавший Весну — Олалу, уходит к реке, чтобы утопиться. Вся толпа с факелами валит следом за ним.

Таков сюжет этого праздника. Но, ни один еще год он не проходил, так чтобы чей-то костюм не занялся от неосторожного обращения с факелом, или кого-то не затоптали в толчее. Но даже эти досадные события не омрачали радостного предвкушения Весеннего карнавала.

Все несли первые весенние цветы: подснежники, бизерии, розовые веточки кхамутты.

Довольно пестрая толпа двигалась по коридору к воротам Ландины.

Основу ее составляли зажиточные горожане, люди одетые нарядно и празднично. Специально нанятые артисты, переодетые в диковинные костюмы, изображали разных мифических персонажей. Повозки везли большие фигуры, украшенные цветами, ветками и цветными лентами.

Музыканты оглашали это шествие воем труб, флейт и прочих инструментов, где-то слышалось бренчание гитар, но бой барабанов перекрывал все эти звуки и заводил толпу. Принц пожелал принять участие в этом. И мы, встретившись с ним и его пажами на плащади, направились по Коридору и догнали всех остальных участников карнавала. В отличие от сэлов, люди знатные ехали верхом. Но я, Паркара и Влару прогуливались пешком.

Мы присоединились к толпе и прошли по Коридору через весь город. Я заметил, что карнавал посетили некоторые люди из королевского лагеря. Меня удивило присутствие маркиза Гиводелло. Рядом с ним ехал веселый и подвыпивший граф Линд, его жена гарцевала, сбивая прохожих, на красвиой белой лошади в алом чепраке, и с роскошной уздечкой. Рядом, надменно задрав к небу голову, передвигалась на вороном, в золотом убранстве, жеребце маркиза Шалоэр — эти две подружки друг друга стоили.

Шествие остановилось у ворот Ландины: ворота обрызгали освященной водой и забросали зелеными ветками.

Вдруг я заметил одного человека — он кого-то напоминал мне, но я никак не мог вспомнить, где его видел — обычно у меня хорошая память на лица, хотя история с Юнжером заставила меня сомневаться в этом.

Человек, на которого я обратил внимание, делал странные вещи — он незаметно подкрадывался сзади к людям, внимательно следившим за действием у ворот, и касался их одежды рукой — меня это удивило.

Вдруг, ни с того ни с сего, из толпы стали выкрикивать имя принца: 'Орантон! Орантон! Истинный наследник никенгоров, преемник Ландины! Позор Тамелию'!

Принц, восседавший на своем гнедом жеребце, сначала заулыбался, но когда отдельные крики стали переходить в неистовые вопли всей толпы он уже досадливо поморщился. Но толпа уже завелась, принца окружили и, казалось, вот-вот они поднимут его вместе с лошадью на руки и начнут качать.

Брисот и Паркара пытались прорваться к Орантону. С другой стороны ворот за представлением наблюдали люди короля — сам он не пожаловал на это представление.

Странный человек шнырял в толпе, и она еще больше бесновалась, вдруг лошадь маркиза Гиводелло зажали, и его стали стаскивать с нее.

Я вдруг оказался совсем рядом с подозрительным человечком — и вспомнил его! Магистр Френье! Так называл его молодой маг. Однажды я заночевал в заброшенной деревне, и двое неизвестных расположились в соседней лачуге. Я тогда не показался им, а только понаблюдал за ними. И слышал очень странный разговор, кстати, они навели меня на мысль, что следует непременно ехать в замок Брэда.

Но зачем магистр Френье прикасался к этим людям? И не связано ли это с неожиданно изменившимся настроением толпы?

Если он маг, то вероятнее всего, он может влиять на чувства людей, так же, как Юнжеру удалось заколдовать профессоров из Файлено.

Но нужно ли это сейчас — беспорядки в городе, связанные с именем принца, лишь озлобят короля и призовут его к действиям. Я поймал руку магистра Френье, когда она приготовилась задеть очередного зрителя.

— Послушайте, уважаемый элл, мне нужно с вами поговорить.

Он зыркнул на меня, и понял, что попался.

— Несмотря на то, что вы так грубо схватили меня за руку, я согласен. Где вы хотите это сделать?

— Неподалеку есть кабачок.

— С удовольствием подниму бокальчик за этот знамнательный день.

Я крикнул своим друзьям, что вынужден их покинуть и вместе с Френье оторавался от толпы.

Мы вошли в кабачок и уселись за стол.

— О, простите, я не представился! Я магистр Френье, а вас, если не ошибаюсь, Льен зовут? Так вот Льен, хоть вы и повязали меня сейчас, все это ерунда для меня — если бы я не захотел, то у вас бы ничего не вышло, а я подумал: этот мальчик талантлив, и почему бы его не переманить на свою сторону, это был бы хороший повод насолить зазнавшимся магам!

— То, что вы делали — недопустимо, — мрачно сказал я.

— Да ну! Вы же не знаете о причинах, толкнувших меня к этому.

— Какими бы они не были, вы неправы! Вы хотели разволновать толпу, устроить смуту.

— У меня это почти получилось, но тут появились вы, и я решил отложить свое дельце, ради вашей драгоценной персоны. Так я вас заинтересовал?

— Чем?

— Магией. У вас есть талант, я научу вас всему, вы будете великолепным магом, всесильным магом.

— Зачем мне это?

— Не прикидывайтесь дураком!

Он прикоснулся рукой к пустой тарелке — и на ней появилась еда, на столе из воздуха образовались бокалы и бутылки с вином, огромный лев растянулся на полу и уставился своими янтарными прищуренными глазами на Френье.

Еще одно мгновение — и мы уже в огромном саду, усыпанном розами, с фонтанами и красивейшими женщинами.

Одна из них, подобная облаку, подошла к нам и чары ее дивной энергии пропитали все мое тело.

— Красавица Лисина! — представил ее Френье, — правда, хороша?!

Губы золотоволосой Лисины сладострастно и нежно приоткрылись, показав жемчужный ряд зубов и розовый язычок которым она слизнула со своего пальчика капельку воды.

Руки ее прикоснулись ко мне, и на миг показалось, что нет в мире большего счастья, чем чувствовать эти дивные руки.

Им невозможно было противиться, да если честно, я и не хотел. Но, ни ее прекрасное тело, которое я познал в этом волшебном саду, ни ее завораживающий голос, ни ее необыкновенные ласки, которыми она осыпала меня, не задурили мне голову. Получив наслаждение, удовлетворив свое тело, я вернулся мыслями к реальной жизни, встряхнулся и прогнал наваждение.

— Послушайте, Френье, все это глупая магия, я не играю в такие игры, мне по душе — честный бой, я приучен идти по жизни с мечом в руке, а, не бормоча смешные заклятия, я перестал бы себя уважать, если бы стал полагаться на них.

— А как же молния на море-океане, кто призывал морского бога?

— Вы меня удивляете своей осведомленностью, но это был исключительный случай.

— То-то же! Не всегда ваш меч выручает вас.

— Я хочу верить, что это не повторится! Но кроме всего, меня смущает ваше поведение у ворот Ландины, подстрекательство и откровенный обман. Я не приемлю подобные вещи!

— Ты еще просто очень молод! Я ошибся в тебе. Но я дам тебе время и очень надеюсь, что ты передумаешь. Кстати, я заболтался с тобой и, совсем, забыл об одном пустяке! Письмишко из Сафиры! Ты, я вижу, также позабыл о нем?

— Что вам известно об этой истории?

— Если бы не мои скромные усилия, ты бы находился сейчас там же, где находится кэлл Фендуко, так, кажется, зовут одного неудачника, которому ты дважды уже дорогу перешел.

— Ваших рук дело?

— Нет! Что ты! Я как раз наоборот, сделал все возможное, чтобы у Локмана ничего не вышло.

— Кто такой Локман?

— А вот это тебе знать вовсе необязательно. Учитывая твой отказ. Я дам тебе время подумать. Но чтобы ты, ни надумал, помни одно — ты должен белым магам.

— За что?

— Приписку в письме помнишь? Она спасла тебя. Ты повязан со мной и неважно чем — услугой, вещью, жизнью. Не захочешь отдать добровольно — заберу сам. Помни об этом.

Френье хлопнул рукой по столу, и я в тот же миг очутился на улице у ворот Ландины — толпа уже миновала эти ворота и ушла к реке. Я пошел туда, надеясь догнать товарищей.

Глава 5 Турнир

От души, отпраздновав день Олалы, все готовились скромно отметить день Зеленой ветки — один их самых древних праздников в Ларотум — он особенно был почитаем у крестьян и жителей небольших городов. В Мэриэге раньше люди тянулись в храмы, где каждый предавался молитве своим богам. Теперь — почти все старые храмы были отданы Дарбо и люди были в растерянности: они не знали, как им быть! Куда идти, нести свои пожертвования, где преклонить колени.

Зеленая ветка, как символ жизни, символ мира, всегда объединяла ларотумцев, но не в этом году.

В провинции Ухрия в этот день в трех городах вспыхнули восстания. Горожане пытались отбить свои храмы у жрецов Дарбо. но до Мэриэга пока еще не докатились эти вести — и он был беззаботен. Миролад Валенсий не стал подменять день Зеленой ветки праздником Дарбо он пренес его другой день Золотой саллы, и все были в некотором смущении и замешательстве — чего ждать?

Пока же каждый тихо помолился в своем доме своим богам. Не так-то легко было выбить из людей то, к чему они с малолетства привыкли, только следующее поколение может уже с легкостью отстраниться от веры отцов — и в первую очередь о молодых людях думал главный жрец Дарбо.

То, что он готовил, было рассчитано на молодость, ее жажду эффектов, ее отрицание прошлого, навязанного авторитетом отцов. Но это произойдет не сразу.


Пышные празднества, обещали всем много хлопот веселья и…приключений.

Конечно же, в первую очередь всех нас, молодых и не очень, мужчин интересовал турнир. Он занимал все наши мысли, и подготовка к нему. Мы решили все свободное время проводить в тренировках и боях друг с другом, оттачивая свое мастерство.

Обсуждались подробности турнира.

Вышло так, что я разговорился на эту тему с Рантцергом.

— Вы еще не устали от празднеств сэлл Рантцерг? Черный Город полон разных приезжих. Как вам удается следить там за порядком?

— Любое замкнутое общество всегда устанавливает свои порядки. На днях поймали пришлого вора — ему отсекли руку и выкинули за крепостные стены местные воры. А вот вы, еще не устали праздновать на этом празднике жизни? — с иронией спросил меня Рантцерг.

— Завтра меня ждет еще один — самый важный для рыцаря праздник — турнир.

— Для кого праздник, а для кого — величайший риск.

— На турнире всегда есть риск… проиграть.

— Но не собственную жизнь. Вы смогли бы отказаться от участия, зная, что ваше присутствие может быть полезно одному человеку?

— Кому?

— Некто желает воспользоваться суматохой праздника, чтобы устроить покушение.

— Вы намекаете, что принцу грозит опасность?

— Боюсь, что не только ему! Постарайтесь предупредить коннетабля, вы, кажется, дружны с герцогиней Джоку.

— Вам это точно известно? — спросил я, глядя в умные и серьезные глаза Рантцерга.

— Это мне точно известно, — уверенно сказал он, — на празднике будет покушение.

С большим сожалением я решил отказаться от турнира. Гораздо важнее было защитить жизнь принца, и это стоило любых призов.

Я сообщил свое решение друзьям, они удивились, но, зная мой скрытный характер, приняли это спокойно, очевидно догадываясь, что у меня есть на это свои причины.

Принц также был удивлен, ведь я еще недавно обсуждал со всеми подробности турнира.

— Вы не собираетесь выйти на поединок?!

— Я вывихнул плечо, и оно теперь побаливает.

— Какая жалость, — разочарованно сказал Орантон, — такой хороший воин и не будет на ристалище вместе с остальными моими людьми.

Наступил знаменательный день.

Этот турнир был похож на все прежние и все же он отличался от них. Все было также торжественно пышно и красиво, за исключением одного: человеческих помыслов. А один помысел был таков: неугодных королю людей собирались попросту убить.

За городом на огромном поле были сооружены помосты для зрителей, расставлены разноцветные палатки, вбиты столбы со знаменами и гербами.

На высокой трибуне, на самых почетных местах сидели жрецы Дарбо: пятнадцать человек в желтых одеждах.

Двенадцать из них возглавляли храмы в провинциях, а трое были, собственно говоря, Верховными жрецами… и очень важными персонами. Их звали: Немил Авалтеп, Миролад Валенсий, Есталий Полтрит. Каждый из них был по-своему примечателен. Авалтеп, высокий худой мужчина с горящим взором — в нем чувствовалась сильная склонность к фанатизму. Валенсий был другим — тонкие черты подвижного лица, на котором одно выражение мгновенно сменяло другое, и невозможно было уловить по его лицу, что он чувствует. Он был умен, очень умен — это чувствовалось! Есталий был тяжелым, как бегемот и готов придавить своим весом каждого, кто посмеет ему перечить, но уста его были сладкоречивы — это так не вязалось с тем, что я про него понял. Пожалуй, из всех этих людей я бы опасался Миролада Валенсия: он точно знал, как устроить дела божественные в мире людей — он точно видел дорогу к своей цели: стереть все, что помешает вере, то есть его интересам, и утвердить ее окончательно.

Я вдруг неожиданно для себя перехватил внимательный взгляд этого человека.

Самую лучшую часть трибуны занимала королевская семья. Важно восседала королева Ларотум, одетая не в пример супругу — вызывающе ярко. Блеск ее драгоценностей слепил глаза. Возле короля сидел юный принц. И все время король тихо переговаривался с сыном — заметно было его благодушное настроение. По правую руку от королевы расположилась принцесса Гилика.

По левую руку от Калатеи Ларотумской заняла роскошную ложу ее сестра, в сопровождении пышной свиты из десяти фрейлин и десяти придворных.

Очень интересная дама эта эрцгерцогиня Онцерия Акабуа, родная сестра королевы Ларотумской. Это была высокая и худая женщина лет тридцати. Держалась прямо и гордо. Голову ее венчала высокая прическа из черных волос. Немного длинный прямой нос, резкие скулы, темно-зеленые глаза и в тон к ним узкое платье всевозможных оттенков зеленого цвета: от нежно-зеленого до темно-малахитового. Она одевалась в цвета знаменитого змея. Одно плечо ее было обнажено и вся рука от линии плеча закована в переливающиеся браслеты. Высокое нашейное украшение из черных бриллиантов и изумрудов мешало ей поворачивать голову и возможно потому оно заставляло держать ее гордо-приподнятой. Тонкие губы плотно сжаты, бледные щеки оживлял лишь блеск изумрудной серьги в одном ухе. Появление этой принцессы привлекло к себе любопытные взоры. Это был первый визит Онцерии в Ларотум.

Она была незамужней правительницей маленького государства, и ее персона давала повод к совершенно безумным предположениям — кого изберет себе в мужья, кто сможет проникнуть в тайны Акабуа. Мне думается, многие из известных людей Мэриэга втайне надеялись обратить на себя внимание этой женщины.

Эрцгерцогство имело особую репутацию. Все его могущество и величие покоилось на чешуйках огромного змея, обладающего особой магической силой. Жило это существо в храме и могло остановить любую армию своим смертоносным дыханием и магией.

Принц был одет в жемчужно-серые цвета, с жемчужными нитями и серебряной перевязью. Короткий плащ расшитый драгоценными камнями стоил, наверное, не меньше, чем корона на голове королевы.

Алонтий Влару занял место по правую руку от принца, слева сидели герцогиня Фэлиндж и ее двоюродная сестра Кэй Дидних, я стоял за спиной принца. Взгляд мой пересекся с взглядом очаровательной Кэй. Теперь я уже знал, кто поцеловал меня однажды у Квитанских ворот, кого сопровождали жрецы Моволда. Интересно, что за поручение она выполняла? Кэй потупила взгляд — сама невинность! Милая лицемерка.

— Почему вы не отходите от меня ни на шаг и почему вы такой дерганный, словно у вас скорпион на затылке, — немного раздраженно сказал принц, по-моему, он досадовал, что я уклонился от боя.

— В такой толпе кто-то должен присматривать за вами. Слишком опасные у вас враги, таннах.

— Об этом я не подумал. Однако, какой вы предусмотрительный человек, Орджанг. Все мои оболтусы забыли о моей персоне в погоне за победой и трофеями. Скажи мне, уж, не по этой ли причине ты не вышел на поле?

— Вы слишком проницательны, таннах.

Он с уважением посмотрел на меня и сказал:

— Твоя преданность выше всяких похвал.

— Я бы чувствовал себя побежденным, если бы у кого-то осуществился его коварный замысел.

Я был чрезвычайно напряженным — чутьем чувствовал опасность. Но откуда она могла прийти? Возле нас все время терлись какие-то люди, но ни один из них не был похож на убийцу.

И вот, когда раздался победный рев труб, и копье просвистело по воздуху, до меня дошло — турнир сам по себе очень удобное место для покушения.

Случай или умысел — на этот вопрос будет чрезвычайно трудно ответить, если у одного из участников оружие выберет не ту цель.

Но вздор! Трибуна, на которой мы сидели, была на безопасном расстоянии от места, где происходит сражение-тут что-то не то!

Я продолжал разглядывать трибуны и зрителей, а между тем на поле начали выходить по сигналу герольдов претенденты на победу.

Состязания начались. Я видел Брисота, который с первого раза сбил своего противника. Караэло, Паркару. Все они хорошо метали копья. Перешли к состязанию пеших воинов.

Взгляд мой приковывало, увы, не захватывающее действо на поле. На трибуне, в том месте, где восседал коннетабль со своими людьми, вдруг началось какое-то движение. Герцог Турмон, а он был хорошо различим среди прочих своим фиолетовым одеянием и роскошным шлемом с огромным плюмажем из белоснежных перьев гигирии, неожиданно подскочил.

Его закрыл своим телом другой человек, одетый в черное с белым, наверное, кто-то из приближенных к Турмону людей. Потом этот человек упал. Мне показалось, что за спинами зрителей в последнем ряду метнулась какая-то тень. Другой человек, что сидел справа от коннетабля, бросился вслед подозрительной фигуре.

Турмон и его жена склонились над упавшим человеком. В ближайших ложах начался ропот. И по рядам полетели самые невероятные слухи — убита жена Турмона, убит граф Риндерн, убит Турмон, хотя все отчетливо видели его белый плюмаж.

Теперь все не знали, куда им смотреть — то ли следить за борьбой на поле, то ли вглядываться в ложу коннетабля.

'Кажется, набларией был прав, — думал я, — на турнире и в самом деле планировалось покушение, — только не на принца.

А может, это еще не все? Возможно, кто-то хочет убрать сразу две фигуры? И черед принца еще не пришел?

Я продолжал внимательно присматриваться. Но к принцу никто не приближался.

Орантон послал Алонтия Влару к коннетаблю — узнать, что случилось.

— Легко ранен Рамзон Декоприкс, коннетабль не пострадал, злоумышленник целился в Турмона из лука с высокого дерева. Его пытались поймать, но все лошади оказались стреножены, и он успел скрыться. Говорят, что его разглядели, на его лбу есть отметина — треугольный шрам.

— Так это был Рамзон, — задумчиво сказал принц и внимательно посмотрел на меня.

Молодой человек, увиденный мной однажды на собрании 'шипов' в Ладеоне, служил у Турмона, как и его брат, муж той самой баронессы Декоприкс, которая была прежде близка принцу, и которая так ревностно защищала убитого мной Дагерана.

В отличие от старшего брата, Рамзон не состоял в ордене Лучи Неберы, а входил в орден принца.

Поступок смелого юноши вызывал уважение — не каждый подставит свою грудь под стрелу, предназначенную для другого.

— Вам было что-то известно, Льен? — спросил он меня.

— Меня предупредил один наблариец, что на турнире могут быть непредвиденные случайности.

— Откуда это ему известно? — нахмурился принц.

— Он проживает в Черном Городе, там слухи быстро разносятся.

— Но следует выяснить, как ему это стало известно! Ведь могли убить и меня.

— Так могут убить каждого, у кого нет преданных людей, таннах.

— Льен, попытайтесь узнать, кто причастен к этому.

— Я сделаю все, что возможно.

А между тем, на ристалище происходило захватывающее дух действие.

Мои товарищи по очереди выходили, чтобы сразиться с другими участниками.

Победителем турнира стал Брисот, и это было справедливо. Граф заслуживал победу. Обычно сдержанный, невозмутимый

Брисот во время боя делался стремительным как змея, точным как заранская кошка, беспощадным как акула.

И если продолжать мои зоологические сравнения, он был преданным и верным псом Орантона.

Одним из самых впечатляющих эпизодов турнира было укрощение когезопра — испытание не для сабонервных. Однажды в Ритоле мне довелось принять участие в этом соревновании, и честно говоря, больше мне не хочется повторять этот опыт. Но несколько приезжих из Анатолии рыцарей имели навык укрощения этого зверя. Их успех вознамерился повторить Паркара вместе с графом Лону. Они победили животное. Но Паркара потом долго потирал ушибленные бока, которые чуть было не помял зверь.


Мне пришлось ненадолго прервать наблюдение за состязаниями. Принц послал меня с поручением: надо было отнести записку одному человеку, он указал мне на него. Это был один из тех, пяти приезжих, что я видел в Шапэйе, на тайной встрече членов ордена Дикой розы.

Я выполнил поручение, и направился обратно, но вдруг у места, где стояли королевские лошади, я заметил человека с квадратным лицом, Бэта Суренци — он о чем-то говорил с другим, одетым в цвета маркиза Гиводелло, и разговор их носил характер дружеской беседы.

'Любопытно, — подумал я, — Бэт Суренци связан с людьми маркиза'.

Жизнь при дворе состояла теперь из наблюдений, обрывочных фраз, схваченных на лету, лавирования в этом мутном, а порой неспокойном, море дворцовых интриг.

После состязаний я выполнил просьбу принца и отправился к набларийцу, чтобы выяснить все, что он захочет сообщить в скупой откровенности.

— Откуда вам стало известно про покушение на турнире?

— Откуда мне стало известно? О, молодой человек, есть разные способы узнавать что-либо, и не о каждом можно рассказать.

— Но предупредив принца и коннетабля, я подставил себя. Теперь у всех возникнет закономерный вопрос: откуда я знал об опасности.

— Мне шепнул об этом один нищий на улице, он шепнул и растворился в толпе, эти нищие все на одно лицо.

— Но хотя бы скажите, кто за всем стоит?

— Может, король?

— Вы так упорно хотите приписать королю все злодейства мира?

— Я не знаю, — раздраженно ответил наблариец, — обычно говорят: 'ищите того, кому выгодно'.

Я ушел, не солоно хлебавши. Упрямый Рантцерг не хотел открыть мне всю правду, и было бессмысленно давить на него.


Герцогиня Джоку загадочно улыбалась, когда я спросил ее о том, кто может быть, по ее мнению, причастен к покушению.

— Может ли это быть король? Что вы думаете о случившемся?

Кафирия прокашлялась, прикрыв рот роскошным кружевным платочком. Бриллианты на ее пальцах переливались таинственным светом.

— Я ничего не думаю, и не строю домыслы, но если вспомнить молодые годы нашего правителя, то он на многие вещи был способен, вспомнить хотя бы захват графства Коладон.

— Мне ничего не известно об этом.

— Ну да. Об этом не принято говорить в высокопоставленных кругах. Более предательского и вероломного поведения история не знала давно.

— Вы не поведаете мне об этом?

— Все произошло, когда Тамелию не исполнилось еще и девятнадцати лет. Это сейчас он — милый, мягкий и любезный, а в молодые годы у него был горячий нрав. Теперь трудно объяснить из-за чего все началось, но известно, что граф Коладон пригласил Тамелия Кробоса в свой замок. Король со свитой из молодых людей приехал в его владения. Ночью кто-то открыл ворота, убив стражников графа и впустил большой отряд воинов, ждавший сигнала неподалеку и началась резня.

Вся семья, приближенные и слуги были убиты, а земли переданы в королевское управление. Поговаривали, что беременной невестке графа удалось спастись, но точно не знает никто.

— Но как все это приняли благородные люди в Ларотум?

— Просто! Коладон был объявлен изменником. Все дело преподнесли так, будто он заманил короля в ловушку, чтобы убить.

Глава 6 Бал

Покушения, намеки, недомолвки — все это отравляло радость от праздника. И все же, в тот день были другие гораздо более приятные события — например, бал в честь победителей турнира.

И я, несмотря на то, что не завоевал ни одного трофея, чувствовал себя победителем. Судьба повернулась ко мне лицом.

Огромный бальный зал был залит ослепительным светом, украшен блеском присутсвующих на нем знатных людей, красотой и нарядами женщин. Первый танец принадлежал королю и королеве. Они открывали бал. Роскошно одетая, Фэлиндж, чуть прищурив глаза искусительницы, шла второй парой под руку с принцем.

Меня приглашали на танец маркиза Шалоэр, графиня Линд, маркиза Гиводелло. И все эти знатные дамы почли за счастье потанцевать со мной. Чуть осмелев, я подошел к маркизе Фэту, которая вдруг оказалась без партнера и стояла, скромно потупив взор. И было так странно танцевать с ней, держать ее за руки, чувствовать прикосновение платья.

Я был опьянен и взволнован: неожиданное возвышение, удача, покровительство-все было необыкновенно!

Но самым необыкновенным были пронзительно-синие глаза Фэту, в которых ярко светилась любовь.

Я видел их через весь огромный зал, через толпу, через стены и города. Тот момент, когда я понял, что она меня любит, был пьянительнее всего, и я думал, что вся моя удача — ничто по сравнению с этим.

В огромном зале между нами вырос огромный луч, за который мы держались, по которому мы шли друг к другу, и он связывал наши души.

Но в ту минуту, когда я все понял и стоял в водовороте музыки, смеха, улыбок, я и не догадывался о том, что две капризные богини: любовь и удача не терпят соперниц и однажды мне придется выбирать между ними.

В тот момент, когда мы любим и узнаем о своем чувстве, самое лучшее в мире — именно этот момент, и он не оставляет места для других мыслей.

Только маркиза сейчас царствовала в моей голове: ее белое платье, чуть тронутый зарей, нежный цветок анинги в золотистых волосах и неповторимая, нечеловеческая по своей искренности улыбка.

И не осталось места холодному расчету, честолюбию и прочим призрачным богам. Сейчас я сам чувствовал себя богом и внутренне возвысился, взлетел над обычным миром.

Мне не было дела до чьих-либо внимательных глаз, зорко следящих за мной, до чьей-то кислой мины и дурных мыслей.

Сейчас и только сейчас — со мной ты, моя любовь.


Но люди, обделенные любовью и удачей, болезненно наблюдают за чужим успехом и выжидают момент, чтобы отыграться. Пока я наслаждался балом и общестовм маркизы, меня глазел один дворянин, одетый пышно и вызывающе. Я несколько раз перехватывал его взгляд.

Ко мне подошла Кафирия в темно-бордовом, отделанном золотом платье, с гранатовыми серьгами, блестевшими под черными завитками волос.

— Кстати, примите мои поздравления, граф! У вас, как и у всех нас, есть теперь свой личный враг.

Я расхохотался.

— Ваша новость, прекрасная герцогиня, на этот раз запоздала — уж чего-чего, а недостатка в недругах я никогда не испытывал. Но с нетерпением хочу услышать имя нового.

— Граф Фажумар. Он не сводит с вас своего 'влюбленного взгляда'.

— Позвольте узнать, чем я заслужил немилость этого расфуфыренного кэлла.

— Вы помешали ему заполучить столь желанную должность коннетабля Сенбакидо. Видите ли, Фажумар не богат и единственный путь к успеху и богатству для него — сделать нечто приятное королю — например, завалить такого исполина, как кэлл Орандр с помощью интриг и предательства. Я уверена, что у них уже созрел некий план, и вы сорвали его.

— Ах, вот как!

— Да, мне шепнули, что король именно его прочил на занятую вами должность, но Сенбакидо опередил его величество, он вежливо отказался от королевского протеже и заявил, что вы лучше проявите себя в этом качестве.


И мы опять прервем жизнеописание Льена, чтобы сделать маленький комментарий о том, что творилось в темной голове ларотумского короля.

Он переминал в руках белоснежные перчатки, расшитые золотом, и рассматривал разноцветную толпу гостей с высоты своей роскошной ложи. И мысли ему не давали покоя, не позволяли насладиться этим праздником жизни и ярким зрелищем.

'Откуда взялся этот бедный гартулийский дворянин? — спрашивал Тамелий Кробос себя, — он делает слишком быструю карьеру, для того, чтобы оставить его без внимания, и всегда рядом с теми местами, где терпят крах мои планы'.

Глава 7 Изумруды Ландины

Моя жизнь в Мэриэге еще больше приучила меня размышлять. После своего неожиданного возвышения, я задумался о том, какой интерес это может представлять для Тамелия Кробоса. Он, безусловно, был заинтересован во вмешательстве в дела Сенбакидо. И ему, конечно же, любопытно, что за человек встал у него на пути.

Я даже представить себе не мог, насколько король был раздражен и недоволен. Но Тамелий умел скрывать свои мысли. Он, как всегда, решил внимательно наблюдать и ждать моей первой ошибки. Я не мог тогда знать, что о моей скромной персоне говорили с одним из верховных жрецов Дарбо. Миролад Валенсий с некоторых пор стал одной из самых влиятельных фигур в Ларотум. Жрец Дарбо должен был нащупать мои слабые места, вытащить меня на разговор и, по возможности, привлечь на свою сторону.

Чтобы завоевать симпатии народа к дарбоизму, привлечь людей в храмы, Миролад Валенсий привлек на свою сторону магов. Он хорошо осознавал, чем можно купить простых неискушенных людей — сначала — одно маленькое чудо, потом второе, третье! Мистика на хорошо обставленной сцене сможет произвести нужный эффект на малограмотную толпу.

Вот тут-то и всплыли драгоценности Ландины!

Меня выманили на представление в храм анонимной запиской.

'Совет вам — быть на празднике Дарбо'.

Я пошел вместе с Нажолисом, с которым мы случайно встретились снова на улице.

Он был хорошим собеседником и большим оригиналом, а меня всегда привлекали такие люди. Они, как глоток забористого вина, в этой скучной жизни. Не дают тебе засохнуть. Способны вызвать улыбку на моем лице, а это не мало.

Нажолис сам предложил прогуляться и взглянуть на это представление, которое он с усмешкой назвал 'Чудо Миролада Валенсия', намекая на то, как далек главный жрец от всего чудесного.

Храм Дарбо, был великолепен и изнутри и снаружи. Внутреннее убранство храма сияло в лучах сотен свечей, сладковатый дурманящий запах мягко струился и околдовывал головы.

Множество весенних первоцветов, яркие флажки и ленты. На высоком возвышении, обращенном к западу, высокий красивый молодой жрец читал молитву. Все прихожане повторяли ее за ним. Раздалась музыка и хор запел гимны в честь бога.

Но этим праздничная служба не закончилась.

— А сейчас вы увидите сами, что может наш милостивый Дарбо! — громко объявил жрец в желтых одеждах. Это был Немил Авалтеп.

— Всем вам знакома легенда о древней королеве Ларотум Ландине Изумрудной. Столетия затмили то чудо, которое для нее сделали лучшие воины Ларотум — прекрасные изумруды были утрачены. Но Великий Дарбо послал дух прекрасной Ландины в этот храм, и она обещала нашим жрецам вернуть изумруды. Вы сами увидите здесь таинство явления Ландины в наш мир.

Внезапно все свечи погасли, подул сильный ветер. Все притихли, и каждый из присутствующих в зале взволнованно ждал, что же произойдет.

Высокая сцена озарилась мягким желтым светом, и словно из маленького облака вышла женщина. Стройная и одетая в королевские одежды. Трудно было что-либо сказать о ее внешности — лицо 'духа' было плохо различимо, но светлые волосы, родинка над верхней губой и высокий лоб были заметны. Именно такой запечатлели королеву на старинных портретах. На голове ее была корона, а руки, грудь и уши были украшены изделиями с изумрудами.

Она, молча, сняла с себя все украшения, поцеловала изображение Дарбо, и растаяла в темноте. Снова зажглись свечи, и раздался восторженный вопль толпы.

— Ландина, верните Ландину! — кричали люди.

Жрец высоко поднял посох и призвал всех к молчанию.

— Эти драгоценные вещи, эти реликвии оставлены королевой в дар нашему храму. Все вы можете прикоснуться к ним губами, и часть божественного духа снизойдет на вас. Они всегда будут в руках бога. И горе тому, кто захочет посягнуть на эти сокровища — он узнает, как может карать Дарбо!

Я решительно не понимал, что значила та записка. В толпе я узнал многих известных мне людей. Но ни один не дал понять, что это он пригласил меня сюда.

Обсуждая представление, и тихо посмеиваясь над жрецами, мы с Нажолисом покинули храм и отправились в ближайший кабачок, с тем, чтобы развеять всю эту чушь с помощью вина и хороших блюд.

Нажолис был в ударе и начал долгие философствования о порядке вещей, существующем на Аландакии.

— Вот вы, кэлл Улон, как думаете, почему при такой густозаселенности и скученности, а также при наличии большого количества морских путей, мы все топчемся на месте. Науки и производства толком не развиваются. А ведь наша цивилизация могла достигнуть такого прогресса и процветания, которые нам даже и не снились. Люди озабочены только одним: как бы убить или обмануть друг друга и отобрать у других то, что им не принадлежит. Любая светлая мысль, новая идея давится на корню! А сколько погибает ученых людей? Я порой начинаю думать, что кто-то на нас ведет охоту. Но это все — ерунда по сравнению с тем, что затеяли жрецы Дарбо. Культ единого бога заставит повиноваться всех, и только он знает, какие беды это нам принесет. Люди цепляются за прошлое, за вековые привычки. Вот вам пустяшный пример: циферблат уже давно разделен на отрезки, время измеряется числами, но большинство людей решительно продолжают использовать неудобные лексические обороты, завещанные предками! Час змеи, лошади, кролика? Что это? Хорошо хоть, не час свиньи! Это что — удобно?

— Ну, разумеется, нет. Это дань традиции, и звучит… более образно, что ли. Я и сам часто грешу этими формулировками.

— Вы — просто романтик.

— Всегда думал, что я реалист.

— Мгм, именно поэтому вы спешите на помощь к девочке недосягаемой для вас, как звезда на небе.

— О ком вы?

— Ну, о принцессе разумеется. Ее любимая история о том, как вы вырвали ее из лап смерти.

— Так поступил бы любой человек с мечом, любой рыцарь, давший присягу своему господину.

— Э-э…тут все не так просто. Но если вернуться к теме нашего разговора, то нет, я решительно отказываюсь понимать людей.

— Может, еще просто не подошло время?

— А оно может долго не подойти: взять хотя бы империю Кильдиаду — сколько тысяч лет она существует? И что? Все что они научились делать: держать в повиновении большие территории и захватывать пленников и обращать их в рабство.

Я задавал себе те же вопросы, но ни на один не мог ответить. Было, наверное, что-то выше людей.

— Нет! — горячился Нажолис, — только человек способен изменить что-либо и в самом себе и в мире. Каждый из нас. Единицы способны на поступок, но именно они не дадуют Аландакии быть ввергнутой во мрак.

— Вы говорите о Гросии?

— И о нем тоже. Это был единственный человек, бросивший вызов Тамелию.

— Но Авангуро?

— Совсем другие мотивы. Авангуро не поделил власть. Гордыня, амбиции!

— Хочется думать, что мир способен меняться к лучшему, — улыбнулся я.

— Так выпьем же за это!


Я думал, что мое посещение храма не будет иметь никакого значения, но как ни странно, очень скоро я снова вернулся туда.

В храме, возле статуи Дарбо, там, где были оставлены изумруды Ландины, были найдены два трупа молодых мужчин.

Лица их были выжжены, и не было заметно следов насильственных ран или признаков удушья.

Но оба были мертвы. И расстались с жизнью, надо полагать, при попытке совершить кражу изумрудов. Жрецы Дарбо очень эффектно обставили это событие. В тот же день состоялась служба с огромным количеством верующих и вновь обращенных в дарбоизм.

— Любой, кто захочет посягнуть на святыни Дарбо, — громовым голосом провозглашал Немил Авалтеп, — каждый будет жестоко наказан великим богом! Вы убедились сами, что ждет злоумышленников.

Признаюсь, эта речь вызвала у меня совсем не те чувства, которые была призвана вызвать. Мне захотелось узнать, что скрывалось этими за лживыми возгласами. Возможно, чья-то магия оберегает изумруды и храм Дарбо. Но как? Магия заключается в статуе бога?

Той же ночью я решил проникнуть в храм и собственными глазами убедиться, что происходит с дерзнувшими завладеть святынями.

Глава 8 За спиной короля

Едва стемнело, я уже кружил возле храма под покровом плаща, вооружившись всеми своими амулетами.

Мне удалось беспрепятственно проникнуть в храм. Чуть брезжил свет пяти свечей, и странный свечение шло из-под купола. Молодой служитель бога мирно почивал на небольшой скамейке возле алтаря.

Бронзовый Дарбо в пунцовых одеждах, немигающим взглядом смотрел на меня, и древние изумруды мирно покоились на его широких дланях собранных лодочкой, ожерелье свисало с левой руки. Мне почудилось будто он усмехается уголками губ, наблюдая за мной. Я осторожно приблизился, размышляя о тайне бога. И тут до меня дошло. Весь секрет наверно состоит в хитроумной и мастерски выполненной ловушке — когда похитители срывают с руки ожерелье и забирают камни из ладоней бога, то изменение веса статуи приводит в действие некие пружины и из скрытого устройства вылетает пламя. Прямо в лица похитителей. Хотя трудно понять, где находится этот механизм. Кроме того, они погибают не от ожогов. Что же тогда?

Я колебался недолго. Протянул руку и забрал изумруды у безмолвной статуи. Не вспыхнул огонь, не посыпался град стрел, не прогремели трубы. У меня в руках были вещи, которыми манипулировали жрецы, и я не знал, что мне с ними делать.

Чуть тусклые, грубовато ограненные, в тяжелой массивной оправе и на толстых цепочках, эти драгоценности напоминали о прошлых столетиях, тяжелых доспехах, тревожном времени, о набегах врагов, о грабежах и насилии, о вечной любовной истории. Я не чувствовал в них никакого волшебства — только память и пыль веков.

— Я знал, что вы сюда придете, — произнес тихий голос за моей спиной.

Я обернулся. Передо мной стоял Миролад Валенсий.

— Вы необыкновенный человек. Я сразу понял это.

Я развел руками, в которых все так же были изумруды. Я чувствовал себя немного глупо и не знал, как поступить.

— Отдайте мне эти побрякушки, они будут лучше смотреться на Дарбо, чем на вас.

Он вернул камни на место и насмешливо взглянул на молодого жреца.

— Воистину, человек не может охранять бога. В этом есть что-то абсурдное. Спи, лентяй, завтра мы с тобой поговорим. А сегодня я хочу поговорить с вами. Пройдемте в мою скромную обитель. Не пугайтесь, вам не грозит гнев Дарбо. Он-то прекрасно понимает все ваши намерения. Но понимаете ли вы их сами. Вот в чем вопрос.

Увы, отказаться теперь от предложенной беседы я не мог. Все, что я мог себе позволить так это тайная ирония.

'Такой важный человек заинтересовался вашей скромной персоной, что ж ваш вес в обществе растет',- сказал я себе. Но меня мало радовала перспектива беседовать с человеком, целью которого было говорить и с помощью слов ловить в свои сети души людей. Но я недооценил собственные возможности.

Мы прошли в скрытые от глаз прихожан помещения храма. Внутри все было чрезвычайно богато: много золота и цветов, а также сладкий дурманящий запах ароматических смол, от которых кружилась голова. Я оказался в покоях Валенсия.

Самое первое, что меня поразило: я увидел ворона. И сразу вспомнил птицу Сваготена. То, что это был то же самый ворон — сомнений не было. У него на лапе было примечательное кольцо с драгоценным камнем. После смерти советника птица исчезла, возможно, она улетела, хотя сомневался, что такой старый ворон может летать, но советник не запирал клетку, и теоретически птица могла ее покинуть. Как она оказалась у жреца?

Так вот, оказывается, с кем водят дружбу жрецы, призывающие к чистоте помыслов — с магами! А, как известно, магия не имеет к божественному и чистому никакого отношения. В магии человек приказывает, требует, чтобы ему подчинились таинственные силы и не всегда эти силы добрые, а жрецы же просят у богов милости. Но как видно, интересы жрецов и магов не так уж далеки, если эта черная птица — наследство Сваготена нашла приют у жреца Валенсия. Спрашивать про ворона было глупо, но жрец заметил мое удивление и сам задал встречный вопрос:

— Вас интересует эта птица?

— Нет, но мне кажется, что у кого-то я видел подобную.

— Такой способный человек, как вы, не должен разменивать себя на пустяки.

— Что вы называете пустяками?

— Служба людям незаслуживающим вас.

— Кому же служить?

— Высшей идее, которую олицетворяет бог.

— Кажется, я недавно уже слышал что-то подобное.

— Но вас не смогли убедить.

— Попробуйте теперь вы — думаете, что у вас получиться?

— Король умеет ценить преданных и честолюбивых людей. Почему вы не пошли на службу к нему?

— Потому что…он меня не звал. Да и какой смысл теперь об этом говорить.

— Почему вы рискнули взять те изумруды? Я пытаюсь понять кто вы — храбрец, или слишком проницательны?

— К сожалению, у меня нет подходящего ответа ни на один ваш вопрос.

Наша словесная дуэль продолжалась около часа, потом, жрец, изрядно утомившись, и раздосадованный на мое упорство, которое он не мог сломить, прикрыл свои воспаленные веки. Рука его нервно вздрагивала на высоком подлокотнике.

Мне казалось, что я проник в мысли этого человека, одержимого своей игрой. И считанные минуты я вел с ним мысленный диалог, наш спор касался всего. Я по наивности доказывал ему, что свой незаурядный ум он направил на достижение мифической цели, которая не сделает мир лучше, что есть другие пути для изменения мира, и вся власть, воплощенная в богах — сплошной обман. Разные тонкие замечания о Тамелии, и о его попытке использовать магов, как дворцовых слуг.

Он приоткрыл глаза и, вздохнув, сдался:

— Вы — упрямец, идите с миром.


Миролад Валенсий стоял за спиной короля. Но были и другие люди, влиявшие из-за кулис на события в Ларотуме. Некто Советник Локман уже давно обратил на себя мое внимание.

Человек с виду обыкновенный, с невыдающейся внешностью — некрасивый и не урод, с приличными манерами, ловкий. В нем чувствовилась хватка, деловитость, решительность, цепкий взгляд, искусство царедворца.

Я видел: с каким заискивающим взглядом разговаривала с ним одна фрейлина, а он спокойно кивал, что-то обдумывал, взвешивал, подсчитывал. Ободряюще кивнул.

— Кто это? — спросил я у товарищей.

— Советник Локман! — сказал Караэло.

— Что это еще за советник?

— Что-то вроде личного секретаря у его величества. С этой фигурой считаются даже Фэту и Гиводелло. Мелкопоместный дворянин, беден. Добился скромной должности при дворе, но сумел сделать ее одной из самых прибыльных и влиятельных.

Я заметил некоторую неприязнь между Мироладом Валенсием и Локманом. Она была понятна — оба боролись за влияние на короля.

Локман старался быть ему полезен, как всякий деловой человек. А Валенсий умел дать очень тонкий политический совет, но не факт, что король всегда следовал ему. И он помогал ему в борьбе за души подданных в полном смысле слова.

Эти фигуры стояли обособленно от представителей старого дворянства, гордых одним именем своим: графа Линд, графа Нев — Начимо, герцога Моньена, маркиза Гиводелло и маркиза Фэту. Но все эти кэллы, без исключения, считались с теми двумя, были осторожны с ними, и это было необъяснимо. Особый талант, который ценил в них король? Важные услуги? Тайна, которой они владели? Ответы на эти вопросы я получу нескоро.


Праздники Золотой саллы перевернули не только мою жизнь. Они потянули за собой столько событий и дурных и хороших, что вернуть все 'на круги своя' было уже невозможно. И жители Ларотум вступили на путь, устремленный в будущее, увлекаемые колесницей времени, но совсем неготовые к переменам, которые подстроила им Даарте.

Во дворце произошло убийство — и это было дико. Глубокой ночью, почти под утро, когда музыка стихла, фейерверки погасли, а все гости разъехались, была заколота тонким и длинным кинжалом эрцгерцогиня Акабуа. Страшное событие возмутило спокойствие и безмятежное веселье Дори-Ден.

Глава 9 Дуэль на улице Трех собак

Наша жизнь крутилась вокруг Орантона. Герцог Сенбакидо возвысил меня, но пока не нуждался в моем присутствии, и я с согласия принца по-прежнему был рядом. Кое-что в его отношении ко мне изменилсоь. Сначала мне показалось, что он был сильно удивлен переменами в моей судьбе, как будто, по его мнению, я не мог ни на что подобное рассчитывать.

Однажды он бросил какую-то странную фразу, что мне удивительно, даже слишком, везет. Но я не придал этим словам значение.

— Вас чрезмерно любит Даарте — бойтесь ее даров, — сказал он, — иногда она безжалостно расправляется со своими бывшими любимцами.

Мне даже показалось, что он чуточку уязвлен тем, что меня отличил не он, а герцог Сенбакидо. Или только показалось?

В остальном — все шло по привычному руслу. Я и мои товарищи были молоды, хотели любить, жить и получать от жизни удовольствие.

Что касается политики короля, то на время преследование храмов прекратилось. Все были в круговороте новых трагических событий. Похороны Онцерии и все необходимые ритуальные торжества по этому случаю не оставили места для других дел.

Наша компания не видела повода для скорби, как ни цинично это звучит, поэтому, просыпаясь далеко за полдень, мы вместе с мягкими лучами слабеющего послеполуденного солнца, встречались где-нибудь на улочках Мэриэга и, обойдя, как следует, оные, для возникновения аппетита, собиралсь в точно определенном месте, кабачке у сэлла Фаншера.

В один из этих тихих, ничем для меня лично не омраченных дней я, выйдя из дома и не успев сделать более пятиста шагов, нос к носу столкнулся с Паркарой.

— О, Жарра! Как хорошо, что я вас встретил! Вы выручите меня? Через час, под мафлорами, на улице Трех собак, у меня назначена встреча с одним злобным человеком, невежей и забиякой. Все наши куда-то, как назло, запропастились, даже Равгада — лежебоки нету дома, а он подолгу спит, вернувшись за полночь от своей пассии. Выступите моим секундантом на дуэли, если, конечно, у вас нет других планов на ближайшее время.

— Я не прочь поучаствовать в вашем поединке. Что вы не поделили?

— Мы помешали друг другу. Не поделили одну улицу, так скажем.

— А разве это повод для сражения? Ходите по разным улицам.

— Понимаете, Льен, иногда случается так, что одна и та же улица бывает дорога и жизненно необходима в одинаковой степени двум диаметрально противоположным натурам.

— Простите, друг Паркара, я, конечно же, не учел ваш гордый нрав, когда задал этот вопрос.

— Вопрос был неуместен, но я на вас не в обиде. Вы мой друг, и вы согласны помочь мне.

— Да, я готов. Мы уже идем?

— Сначала я вас угощу обедом. Плохо драться голодным. Я от этого становлюсь более кровожадным.

— C другой стороны — голодному двигаться легче, — заметил я.

— Перестаньте, Льен. Когда это хороший перекус помешал нам убить какого-нибудь наглеца?

— И то — правда!

— Зайдем в этот кабачок и сядем поближе у выхода, а то здесь такая духота. — Эй, слуга, принеси этому достойному кэллу бутылку самого лучшего вина, что имеется в вашей харчевне.

Мы мирно осушили бокалы, и я приступил к отбивной. Но тихое течение нашей трапезы было прервано шумным и бесцеремонным поведением королевских стрелков.

Особенно среди них выделялся один — высокий, худой, рябой и рыжий человек, лет сорока, в потертой кожаной курточке и форменных штанах. Его лук стоял возле него, а с плеча свисал колчан со стрелами, он даже за столом не потрудился его снять.

Все нахваливали мастерство этого парня.

— Да, славно ты уделал Битла из Ольгири, а уж как он спорил с нами.

— Теперь, пусть жалеет о своем расписном колчане, — самодовольно усмехнулся он.

— Но ты, Мураш, зря не повторил попытку, о которой он настаивал! Был бы теперь с его курткой, на которую он хотел поспорить.

— Что я — зверь какой! Раздевать его зараз! Пусть прибережет куртку для другого дня.

— Никто в мире не стреляет так хорошо, как Мураш! — закричала толпа, — Выпьем за него, гип, гип, ура!

— Эй, потише! — урезонил их хозяин.

— Чего тебе, старый хрыч! Не видишь, королевские стрелки гуляют?

— Наш товарищ с одного выстрела сбивает птицу, летящую в небе, всадника, которого несет конь. Его сам король жаловал наградой.

— Но вы мешаете другим наслаждаться обедом в моем заведении.

Вместо того, чтобы утихомириться, они стали вести себя еще более буйно и невоздержанно, брызгаться вином и орать во всю глотку.

Паркара, которого все поначалу забавляло, и он тихо усмехался, наконец, не выдержал:

— Эй, вы, хвастуны-горлопаны, чем докажете свое хваленое мастерство? Спорим, что я отобью своим мечом с десяток твоих стрел, и ты ничего не сможешь сделать.

Что тут началось! Они все разом загалдели, что такое невозможно и стали насмехаться над нашим Паркарой.

— Видишь золотой бааль? Он будет твой, если попадешь в меня с расстояния двухсот шагов, вон с той крыши хотя бы.

А я буду стоять под мафлорой, идет?

Лучник пожал плечами и сказал, что он согласен, но спросил: чем заплатить ему.

— Отдашь мне свой расписной колчан, хвастун.

— Согласен! — вызывающим тоном ответил Мураш.

Итак, вся компания с шумом вывалила на улицу, и каждый из участников занял свое место. Зрители расположились вдоль улицы.

Лучник, запрыгнув на крышу высокого сарая и натянув тетиву, стал целиться. Полетели стрелы.

Мой товарищ и в самом деле оказался до чрезвычайности ловок — он умело отбил восемь стрел. Но вот, девятую поймать не успел: она со свистом вонзилась ему в правое предплечье. Он выругался от боли и помахал рукой — Мол, все кончено!

С кислой миной отдал Паркара золотой бааль, признав искусство лучника, потом напрягся и выдернул стрелу. Брызнула кровь.

— О, демоны! Я испачкал костюм! — громко воскликнул он. Окружающие поддержали его одобрительными криками.

— Число девять никогда не было для меня счастливым, — сказал он мне сконфуженным голосом. — Придется вернуться в трактир и перевязать рану.

— Вы не сможете драться! — сказал я.

— И что хуже — мы опаздываем.

— Позвольте, я заменю вас.

— Вы окажете мне огромную услугу, Льен. Этот элл хорошо фехтует, а моя рука — вы сами видите, а всему виной эти крикуны и хвастуны, стрелки Тамелия.

Забинтовав рану моего друга, мы пошли на улицу Трех Собак, где нас заждался наш противник.

Это был невысокий коренастый человек, очень подвижный и с такой задиристой нахальной улыбкой. Лохматая голова его, кажется, никогда не знала щетки, но его, видимо это нисколько не смущало. Думается мне, его дерзкая физиономия давала вечный повод к ссорам.

— Кэлл Паркара, вы ведь не девушка, чтобы заставлять меня так долго ждать!

— С вами будет драться мой друг, граф Улон.

— Опа! Неужели ваша скромность и застенчивость заставили вас выставить вместо себя на дуэли вашего друга?

— Покорнейше прошу простить, но не моя вина, что Мэриэг наводнен хвастунами вроде вас, уважаемый хэлл Бронито.

— Ну, если ваш друг, так же дерзок в бою как ваш язык, считайте, что наша дуэль удалась!

Невзирая на свой неказистый вид и лохматую голову, хэлл Бронито умел ловко обращаться с оружием.

Он нападал на меня как молодой петушок, бойко и, распуша свои перья, причем успевал обмениваться со мной и с Паркарой колкостями, так что, в конце концов, я стал думать: чем мы деремся мечами или языками.

Но прелестный сей поединок остроумия был прерван самым настойчивым образом молодой элиньей, рыжеватой и полненькой — аппетитной, как спелое яблочко.

Она появилась неожиданно и сразу обратила на себя наши взгляды — хэлл Бронито сконфуженно отступил, и опустил оружие.

— И как это называется хэлл Бронито! — гневно воскликнула она, — не вы ли давали мне обещание, что больше не станете задирать людей, и что я вижу! Вас с оружием в руках! И вы еще надеетесь, безумец, что я соглашусь выйти за вас замуж? Никогда!

Бронито госетно взвыл

— О-о-о-о!

— Что вам сделал этот несчастный? — продолжала она свое наступление.

— Это вы про меня, элинья? — я вежливо поклонился пылкой даме, — боюсь, что вы стали жертвой собственного заблуждения- у нас с хэллом Бронито вовсе не поединок, у нас…урок…мы тенируемся. Мой друг, барон Паркара, попросил своего друга хэлла Бронито продемонстривать особую технику фехтования, которой владееет ваш жених. Он любезно согласился.

— Это так? — с большим сомнением в голосе спросила девушка.

Мы все дружно закивали головами, только Паркара успел многозначительно хмыкнуть.

— Вы все трое можете дать мне клятву, что это правда, что вы никогда не поднимите оружие друг на друга?

— Мы…, то, се, дело чести, — начал мычать Паркара.

— Паркара, улыбнитесь прелестной элинье, — прошипел я.

— Я поклянусть тебе в чем угодно, дорогая! Ради тебя я готов подружиться даже со всеми демонами мира и, если эти кэллы согласны…

— Согласны, согласны, — усмехнулся Паркара, который был хоть и горяч и несдержан на язык, отчего часто влезал в ссоры, но при этом был большим добряком и отлично смекнул, что из-за глупой ссоры Бронито может лишиться невесты.

Проявив мужскую солидарность, мы успокоили элинью Софиту, так звали девушку, и после нежных прощаний она отправилась домой.

Бронито подошел к нам и стал бурно выражать благодарность.

— Нет, но вы скажите, вы все-таки, берете свои слова назад? — язвительно спросил Паркара.

Бросив на него угрюмый взгляд, Бронито сказал:

— Теперь я просто вынужден это сделать, и вообще предлагаю вам кэллы, мои новые друзья, пойти и выпить за принесенную нами клятву дружбы.

— У нас возражений нет, не правда ли, Улон?

Я пожал плечами и сказал, что готов на все: хорошую драку, хорошую закуску и бокал хорошего вина, если рядом мои товарищи.

Бесславная дуэль закончилась бурными возлияниями.

Глава 10 Исчезновение барона Равгада

После трагических событий во дворце, визиты туда временно прекратились. В Мэриэге был объявлен траур.

Я по-прежнему встречался с принцем и его людьми. Головы моих друзей занимало теперь исчезновение барона Равгада, весельчака и волокиты, покорителя женских сердец.

Подозрения коснулись барона Ивонда, ревнивца, грозившегося при свидетелях убить Равгада, который давно волочился за его женой.

Слуга барона объявил нам, что Равгад уже восемь дней, как отсутствует, а это как раз с той памятной ночи, в которую убили эрц-герцогиню Онцерию Акабуа. Слуга утверждал, что он ушел в тот вечер и более не возвращался.

И вот в кабачке 'Корона и Перец' когда, разгоряченные вином и дерзкими разговорами люди принца, решили действовать, и волнение достигло своего апогея, одна горячая голова, думаю, что это был граф Лону, предложила пойти к дому барона и потребовать у него объяснений.

Меня, волей случая, в тот день не было в Мэриэге, и, может быть, это к лучшему. Принца никто не поставил в известность, даже его верные уши — Алонтий Влару не успел это сделать — зачинщики увели его с собой. На что они рассчитывали — я не знаю — все это было до крайности опрометчиво и глупо.

Собрав с десяток человек, эти герои направились к дому барона и стали вести себя громко и вызывающе, с целью привлечь внимание, потому что слуги не открывали ворота и отказались позвать хозяина.

Тогда разъяренные 'шипы' начали настоящую осаду.

Собралась толпа. У нападавших нашлись сторонники, так как было известно, что кэлл Ивонд принадлежит коннетаблю. Где-то раздобыли лестницы и бревна, и высокая ограда зашаталась под тяжелыми ударами. Ворота не выдержали и треснули. Наши сорвиголовы влетели во внутренний двор и стали под картофельным и горшечным обстрелом слуг забираться на второй этаж, где были незащищенные решетками окна.

Но, к счастью, для обитателей дома к ним вовремя подоспели на помощь.

Это был хозяин, барон Ивонд, как оказалось, в это самое время его даже не было дома, а вместе с ним восседал на своей серой в яблоках великолепной лошади коннетабль Ничард Турмон.

Барон, как я уже сказал, принадлежал к числу его сторонников, хотя и занимал придворную должность хранителя королевского меча.

Коннетабль обратился с гневной речью к присмиревшим безумцам. Они, сконфуженные и пристыженные, вынуждены были оправдываться! Завязалась словесная перепалка.

Когда смысл выдвигаемых обвинений дошел до Турмона, он возмутился и объявил поведение всех пристуствующих недостойным звания дворянина и сказал, что он может поручиться в том, что кэлла Ивонда уже более саллы не было в Мэриэге, так как он ездил по его поручению в одну из провинций. Что касается подозрений в убийстве барона Равгада, он лично отвечает за непричастность своего друга к его исчезновению.

Напряжение, возникшее между сторонами, стало отступать. Люди Орантона вынуждены были принести свои извинения барону Ивонду и коннетаблю. Они заявили, что принц к их выступлению не имеет отношения и, что их оправданием служит лишь забота об исчезнувшем товарище.

Очень мрачно настроенный барон Ивонд и разгневанный Турмон, нехотя, приняли их извинения, и, кажется, сочли инцидент исчерпанным.

Я-то понимал, что сейчас столкновения ни коннетаблю, ни принцу вовсе не были нужны, но вот понимали ли это их люди?


Узнав о потасовке, в которой были замешаны мои друзья, я решил, что настала пора действовать, пока они дров не наломали, и снова оказался в доме Рантцерга.

— Вы бы оказали мне огромную услугу, если бы помогли разыскать одного человека.

— Кого вы ищете?

— Пропал наш товарищ, барон Равгад. Мы считаем, что это случилось той же ночью, которой убили эрц-герцогиню Акабуа.

— Мне уже известно о потасовке возле дома баронессы Ивонд. Но ее муж действительно здесь не причем.

— Вам что-нибудь известно об этом?

— Я знаю, что в ночь убийства Акабуа через Золотые ворота проехала карета, которую сопровождали четверо вооруженных людей, в числе их был небезызвестный нам с вами начальник Ночной Стражи Бэт Суренци. Человек, выполняющий всю грязную работу для короля, оставаясь в тени, по причине своего незначительного происхождения.

— Кого везли в карете?

— Это мне неизвестно. Но мое чутье сразу вызвало в памяти это мелкое событие, когда вы спросили про барона Равгада. А оно меня еще никогда не подводило.

— Сумасшедшее предположение. Но, если рассуждать, то кому барон Равгад мог понадобиться? Куда его везли?

Шельво Рантцерг развел руками.

'Бэт Суренци'? — я задумался.

Стоило, как следует, присмотреться к этому типу.

— Вы знаете, где он проживает?

— На улице Лупони, в шестом доме от угла с улицей Ленточников.

Три вечера к ряду я следил за Бэтом Суренци, и все безуспешно — он проводил их в праздном безделье, и, под конец, я уже стал сомневаться в причастности этого человека к исчезновению нашего товарища. Но на четвертые сутки мне повезло: к Бэту Суренци пришел человек. Это был маркиз Гиводелло.

Я занял весьма неудобную позицию возле окна его комнаты, с трудом удерживаясь за чугунную решетку, а ногами упираясь в очень узкий и покатый карниз над окнами первого этажа. На мое счастье, Суренци не потрудился закрыть ставни.

Скрипнула дверь, и вошел маркиз, хозяйским взглядом окинув комнату.

— Мое почтение, таннах Гиводелло, — приветствовал его Суренци, всем своим видом показывая наигранное подобострастие.

— Прохлаждаетесь, Суренци, — пренебрежительным тоном, таким, каким обычно великие мира сего обращаются к ничтожным, даже если в чем-либо зависят от них, даже если их жизнь порой зависит от них, сказал Гиводелло.

Похоже, что Суренци нисколько не оскорбил такой тон.

— Я в ожидании дальнейших распоряжений.

— Вам известно, что исчезновение Равгада привлекло слишком много внимания. Его ищут. Принц поставил всех на уши. Он своих любимчиков бросает, но не сразу, а нам досужее любопытство — ни к чему. Надо бы устроить так, будто Равгада убили на дуэли, и лучше, если выдумать это событие где-нибудь за пределами Мэриэга. В Баэле или в Мончавэле — это вы сами решите. Найти пару местных жителей — 'свидетелей' драки, подбросить окровавленные вещи барона, может указать какую-то безвестную могилу. Все успокоятся, и будут считать барона в числе погибших. Лучше, если это будет Баэль.

— Великая мысль, таннах.

— Я все думаю: почему она пришла не в вашу голову? Почему вы сразу не побеспокоились, ведь вам платят за беспокойство. Так почему думать за вас приходиться мне?

— Я исправлю досадную оплошность, таннах.

— Исправьте поскорее! Равгад, и служанки — свидетельницы убийства Акабуа — до поры до времени нам нужны живыми.

— Ловко придумано, таннах! Ни у кого не вызовет возражений мысль, что принц подослал Равгада отомстить за смерть матери, убитой змеем. Не подкопаешься, а под пыткой барон 'признается' в чем угодно.

— Но чего же ждет его величество?

— Всему свое время. Пока ищут убийц, идет расследование, но до решающего дня должно пройти некоторое время. Кстати, как обвиняемый? Он под надежной охраной?

— Надежной! Не сомневайтесь.

— И все же, ты сегодня поедешь в Кесрон и все лично проверишь. Удвойте охрану. Я вам голову сниму, если что-то пойдет не так.

Маркиз ушел. А я стоял с похолодевшим сердцем. Что за страшная тайна обрушилась на меня. Что делать? Куда идти? К принцу? С этим рассказом? Мысли мои носились, как сумасшедшие.

Король выжидает удобного момента. Палач заставит Равгада дать показания на принца. И что же дальше? Чего добивается Тамелий?

Есть закон — за подобные преступления особам королевской крови сохраняется жизнь, но они живут в заключении, а самое главное! — лишаются права наследования.

Ловушка — простая дешевая ловушка, построенная на сомнительных показаниях нескольких человек. Таким образом, король решил устранить младшего брата на пути к трону для своего сына.

Суренци стал собираться в дорогу, спокойно, методично: натянул длинные сапоги, надел темно-синюю куртку, опоясался ремнем, к которому крепились ножны с мечом, засунул за ремень пару добрых кинжалов, водрузил на голову маленькую круглую шляпу с круглыми полями и накинул легкий короткий плащ — все это делалось хладнокровно, не спеша.

В этих четких спокойных действиях был весь Суренци — он знал: что, зачем, почему, а главное, что он точно знал, что ему нужно и то, как этого добиться, потому суетиться ему было без надобности, этот человек был уверен в своих поступках — и плохих, и хороших.

Последнее, что он сделал-подошел к зеркалу и растянул бледные губы в неприятной улыбке — наподобие оскала, выставив напоказ острые желтые зубы и, замурлыкав пошлую песенку, стал спускаться по лестнице.

Мне следовало поторопиться — самое главное — я теперь знал, где находится Эвен Равгад.

Хорошо бы нам опередить Суренци. Сначала он поедет в Баэль, чтобы устроить там мистификацию дуэли — необходимо найти людей и все такое — на это уйдет час, а тот и два.

Надо спешить. Но мне еще предстояло поговорить с принцем и убедить его в необходимости действовать.

Я так торопился, что чуть не ввалился в дом Орантона под прикрытием плаща, но вовремя опомнился и вернулся на улицу, что бы повернуть застежку на пряжке.

Принц выслушал меня с холодной улыбкой. И чем дальше длился мой рассказ, тем бледнее становилось его лицо.

— Вы очень хорошо осведомлены о событиях в Мэриэге, а ведь вы — человек новый — и это настораживает, — сухо заметил он.

— У меня верные источники. То, что я рассказал вам сейчас, мне довелось слышать лично.

— Как вам удалось услышать этот разговор, оставаясь незамеченным? — с сомнением в голосе спросил Орантон.

— Вы вправе сомневаться, мой принц, но я выполнил свой долг — предупредил вас, теперь вы решайте, что с этим делать.

— Я обдумаю ваш рассказ.

— Но действовать надо немедленно. Суренци после Баэля поедет в Кесрон.

— Кесрон. А что предлагаете вы?! Взять штурмом эту крепость-тюрьму? Которую хорошо охраняют!

— У меня есть средство все устроить без лишнего шума. Только прошу не задавать мне вопросов — это моя личная тайна.

— Вы меня все больше удивляете, кэлл Улон, давненько я не встречал такой загадочной личности.

— Что вы решили, агорг?

Всей своей позой принц выражал какую-то странную апатию, словно мысленно смирился с уготованной для него участью, но слово 'агорг' — обращение к военачальнику, а принц был адмиралом Квитанского флота, — подействовало на него как вспышка. Он вышел из ступора и сказал:

— Едем! Горио, — сказал он своему человеку, явившемуся на звон колокольчика, — срочно пошли за Брисотом, Караэло и Паркарой. Вели слугам ветром дуть за ними. Приказ всем такой — немедленно бросать все свои дела и лететь ко мне. В конюшню передай приказ — седлать всех лучших лошадей, нет, Джимму не трогать, для меня пусть готовят Красавца — он более вынослив. Подготовьте оружие и мою одежду.

Сердце мое запрыгало от радости — принц вел себя, как боевой командир — от его изнеженности не осталось и следа.

— И лошадь для кэлла Улона!

— Послушайте, таннах, сколько людей вы хотите взять в Кесрон?

— С вами и со мной будет человек пятнадцать.

— Этого может оказаться мало.

— Почему вы так думаете?

— Я не знаю этой крепости, вы сами сказали, что она хорошо охраняется. Мне удастся обезоружить часть человек внутри, но всех — вряд ли. У меня есть один знакомый, который может помочь людьми.

— Кто это? — нахмурился принц.

— Наблариец Рантцерг.

— Вот как?! Вы дружите с набларийцем из Черного Города? С Черным Бароном?

— Это нельзя назвать дружбой. Он оказывает мне кое-какие услуги. У него есть люди и за вознаграждение они помогут нам. Два десятка всадников могут оказаться кстати. И скажите, где вы собираетесь спрятать барона Равгада, когда мы его вытащим из тюрьмы?

— У себя в Квитании, разумеется!

— Неудачная идея, простите, таннах. Позвольте предложить вам отправить Равгада за границу в случае успешного исхода нашей экспедиции.

— Хорошо, я обдумаю это предложение. Идите же за вашими наемниками. Соглашайтесь на любые деньги — только ведите их сюда скорее. Да, а ваш Рантцерг может поручиться за то, что все останется в тайне?

— Он в первую очередь заинтересован в этом.

— Надо выехать через разные ворота, чтобы не возбуждать подозрений. Я с моими людьми буду ждать вас на Хлебной дороге возле местечка Мончавэль. А вы, с вашим отрядом, разделитесь на три группы и проедете через Золотые, Квитанские и Арледонские ворота. Свернете потом на Хлебную дорогу и присоединитесь к нам.

— Договорились.

Я взял лошадь в конюшне принца, крепкого выносливого коня и поскакал в Черный Город. Наблариец, услышав мою просьбу, сдвинул брови и сказал:

— Вы просите у меня людей, но не объясняете зачем. Могу я узнать о цели вашего предприятия?

— Надо вызволить одного хорошего человека из крепости Кесрон.

— Вот как! Из-под стражи! И кому это нужно? Вам? Принцу?

— И мне, и принцу.

— Означает это одно: извлекая заключенного из-под королевской стражи, вы идете против самого короля.

— Этого человека держат там незаконно. А когда дойдет до суда и следствия, то после пыток он вряд ли сможет отвечать за свои слова и следовать истине.

— Вы не уверены в своем товарище? Он — слаб?

— Не в этом дело. Просто он оказался не в том месте, не в тот час. И такое могло произойти с каждым из нас. Поверьте: такие услуги не забываются — принц будет помнить о вас.

— Ну да, ну да.

— Однажды вы уже помогли ему. Помогите еще раз. Принц умеет быть щедрым.

— За каждого воина по семьдесят золотых баалей — это не слишком обременительно для принца?

— Я думаю — нет. Нас устраивает ваша цена.

— Тогда обождите.

Наблариец позвонил в колокольчик: появился Гротум. Рантцерг что-то тихо ему сказал и Гротум вышел.

— Где и когда надо быть нашим людям?

— У местечка Мончавэль на Хлебной дороге и это должно быть безотлагательно, то есть сейчас.

— Времени маловато, но все будет сделано.

— Я могу обождать и выехать вместе с ними.

— Не нужно. Поезжайте — они вас догонят.

Я заехал домой и велел Джосето садиться на моего коня.

— Только смотри, аккуратно с ним обращайся.

— Кэлл Улон, дайте мне минуту, и я буду готов.

Одним из главных достоинств Джосето была способность схватывать на лету и мгновенная готовность к действиям в любое время.

Глава 11 Поход в Кесрон

Уже через обещанную минуту Джосето сидел на лошади, и мы покинули дом на улице Стойкости.

Я успел предусмотрительно предупредить хозяйку о том, куда я направляюсь на тот случай, если кто-нибудь станет меня спрашивать. Я сказал ей, что еду в Ниму. Место, что находилось в стороне противоположной Кесрону.

Дело было к вечеру — солнце давно ушло за горизонт, и потихоньку сгущались сумерки — подходящее время для нашего похода. Дороги стали пустынными, и не будет случайных свидетелей мощной кавалькады, собравшейся у Черных камней — достопримечательности местечка Мончавэль.

Большое поселение с мельницами, куда все окрестные крестьяне свозили зерно. И дальше оно проделывало путь по той дороге, по которой мы ехали, оттого она и получила название Хлебной. Крестьяне ложились рано спать, ибо им приходиться рано вставать, и никому не было дела до устрашающего отряда, направлявшегося по каким-то тайным и опасным делам.

Мы с Джосето прибыли на место встречи первыми. Принц со своими спутниками подъехал чуть позже, чем набларийские воины, расположившиеся около длинной изгороди в терпеливом ожидании дальнейших приказов.

— Они обогнали нас, — тяжело дыша, сказал Паркара. Мы слышали топот лошадей, но наш отряд выехал позже.

Я почти загнал свою лошадь.

Принц внимательно посмотрел на людей в масках — их лица были скрыты от посторонних глаз точно так же, как в день нашей первой встречи, когда они пришли на помощь у Золотых ворот. Они учтиво поклонились.

— Кто эти люди, Улон? Я хотел бы видеть их лица.

— Это невозможно, таннах, они хотят сохранить свои личности в тайне, но и чужие тайны они хранить умеют.

Сэлл Рантцерг в том порукой.

По лицу принца пробежала тень, но он не стал настаивать и сказал:

— Наши лица мы тоже скроем!

Он бросил Влару свой длинный шарф и велел разрезать на полосы, с прорезями для глаз.

Я подумал, что эти куски ткани слишком сомнительная защита, для того, чтобы остаться неузнанными. Когда мы все повязали маски, Орантон объявил:

— Пора выезжать. Все готовы?

— Да, мы готовы, — подтвердили оба отряда.

Вместе с принцем были его пажи и оруженосцы, которые вели еще по одному коню, чтобы можно было их поменять в случае необходимости. И такой внушительной кавалькадой мы направились в путь.

От Мэриэга до Кесрона было четыре часа хорошей скачки. Беда в том, что нам мог помешать Суренци. Я не знал: сколько времени у нас в запасе.

И я предложил посередине нашего пути сделать остановку — Суренци не удастся миновать эту дорогу, а значит, он нарвется на нашу засаду. Мы устраним его и спокойно продолжим путь на отдохнувших лошадях.

— Вы хотите его убить, Улон?! — засмеялся принц.

— Нет. Этот человек мне безразличен, но он встал на вашем пути, и вам решать, что с ним делать.

— Повесить на первом дереве! — рявкнул Паркара.

— Не стану возражать, мой друг, — мило согласился принц.

Итак, большая часть людей, вместе с лошадьми, ушла с дороги и притаилась за густым кустарником.

А четверо из нас, включая меня, поджидали поблизости свою жертву.

Ожидание всегда томительно и я его не люблю, веки мои потяжелели, и стало клонить в сон, потому что говорить нам не следовало, но вот, с дороги послышалось конское ржанье, видно конь Суренци почувствовал собратьев спрятанных в лесу.

В проеме между деревьями, густо облепившими дорогу, показался знакомый силуэт: круглая шляпа, ножны, выпирающие из-под плаща — точно он, тот, кого мы ждали.

Мы выехали навстречу, когда он почти поравнялся с нашим местом, и загородили ему путь.

— Что вам угодно? — в голосе Суренци зазвучали угрожающие нотки. — Прошу освободить дорогу.

— Нет, уважаемый путник, мы — ночные разбойники и требуем плату за проезд.

— Плату?! Что вы несете! Требовать с начальника Ночной Стражи плату! Каковы шельмы! Вам не поздоровится. А ну прочь!

— Плату!

Наши мечи прикоснулись к его груди.

— Что вы хотите, безумцы?! — прошипел Суренци.

— Плату за проезд, — сказал Паркара, изменив голос. — Хорошего коня, например. Мы возьмем вашу лошадь, начальник Мерзкой Ночной Стражи.

— Знакомый голос, — пробормотал Суренци.

Он нехотя слез с лошади и бросил поводья.

— Держите мою лошадь. Но вы поплатитесь!

— Что он сказал? — спросил Брисот.

— Что он сказал?! — переспросил Паркара, — кажется, он нам угрожает.

— Он нам угрожает?! — удивленно сказал Брисот.

— Давай, мы вздернем тебя дружок, за твой длинный язык, чтобы он не болтал что попало, кому попало.

Мои товарищи спешились и потащили Суренци к деревьям. Он отчаянно сопротивлялся, и круглая шляпа его покатилась по земле.

Я уж и впрямь подумал, что они намерены убить его, но тут из-за кустов показался принц и махнул рукой и сказал:

— Не нужно.

Он подъехал к Суренци и произнес:

— Ты останешься в живых, если скажешь, в какой камере содержат барона Равгада.

— Что? — дрожащим от страха голосом спросил Суренци.

— Я жду!

— Я ничего не знаю про барона.

— Не надо лгать.

— Откуда вы узнали про Кесрон? Кто вы? Люди принца, да?

— Не заставляйте меня ждать, а то я позволю этим людям завершить расправу над вами.

Голос Орантона невозможно было узнать от жуткого гнева, распиравшего агвора.

— В шестой.

— Где она находится? Сколько людей в карауле? Как туда проникнуть?

— Вниз по левому коридору от главного входа. Два пролета вниз, на первом уровне — там содержатся особо ценные экземпляры, — процедил Суренци.

— Сколько охранников?

— По два охранника и по шестнадцать камер на каждом уровне.

— Какая охрана снаружи?

— На каждой смотровой площадке шести башен по одному дозорному. Два часовых на воротах — вам туда не попасть! — довольно подытожил он.

— Что же нам делать с этим негодяем? — задумчиво спросил принц.

— А вы не хотите поступить с ним так, как поступил ваш брат с бароном Равгадом?

— То есть?

— Спрятать Суренци в надежном месте?

— Зачем?

— Он — свидетель.

— Чего? Нашего ночного разбоя?

— Заставьте сделать его письменное признание.

— Какое же?

— Пусть опишет, как и кем планировалась вся интрига. Ведь Равгада удерживают в Кесроне тайно.

— Где я всем этим буду заниматься? Здесь, в лесу?

— Зачем же здесь. Вам надо везти его в Ладеон. Там вы сможете побеседовать с этим типом обо всем подробно.

Он должен написать признание. Оно свяжет руки вашему брату. Спрячьте его надежно.

— Но ведь мой брат не отдавал никаких приказаний Суренци лично.

— Да, он действовал через маркиза Гиводелло.

— Но как доставить туда Сурнеци. Он же сбежит по дороге.

— Мы свяжем его и перекинем через лошадь — в связанном виде он никуда не сбежит. С вами поедут ваши слуги, советую прихватить еще кого-нибудь из нас. Вон, хотя бы Паркару — его плечо еще не зажило — он будет только путаться под ногами, простите, Паркара.

Паркара ехидно улыбнулся.

— Пожалуй, вы правы. Когда освободите Равгада, велите людям набларийца везти его в Ладеон, там они получат дальнейшие указания.

Так и поступили. Принц с пажом, старым слугой и Паркарой, который вел лошадь со связанным Суренци, отправились в Ладеон. А все остальные двинулись на Кесрон по все той же Хлебной дороге.

Крепость Кесрон находилась на вершине горы и чтобы попасть в нее, надо было сначала подняться по очень крутому склону, который с одной стороны обрывался над каменистой рекой, а с других — просматривался как на ладони.

Наше вторжение пришлось на глубокий вечер, близилась ночь с такой желанной сейчас темнотой.

Шум реки отвлекал часовых на площадках башен. Оставил лошадей в лесу, под присмотром пажей принца, мы карабкались по склону. Люди набларийца действовали как горные кошки — они буквально слились с горой, никто и не заметил, как они оказались на стене…часовые с этой стороны были нейтрализованы. Я вместе с остальными людьми принца медленно догонял их — по крутому и опасному склону. Нам сбросили две веревочные лестницы — придется преодолеть еще одно препятствие — стену высотой…спрыгнуть во двор не представляется возможным — все те же лестницы служат для спуска внутрь крепости.

Люди набларийца уже давно на внутренней площадке — тихо снимают часовых, и мерные шаги по гулкому булыжнику уже не слышны.

Перед главным входом в здание охрана уже убита. Можно входить. Но если верить Сурени, а я почему-то верил, внутри крепости все пойдет не так просто как снаружи.

Наш товарищ находился в подвале на втором уровне, а пройти туда можно только через караульное помещение, в котором сидит как минимум человек десять охраны и, к тому же, на каждом уровне по два человека сторожат запертые камеры.

Внутри светло — мышь не прошмыгнет. Самое время снова воспользоваться плащом.

Я отодвигаю руку набларийского воина от дверного кольца и тихо говорю — жди здесь.

Поворачиваю застежку и сам стучу в дверь — у меня спрашивают пароль.

Я говорю пароль, выбитый из Суренци: 'Орел и сокол! — дневные птицы'.

Тяжелая дверь со скрипом открывается и оттуда растерянно таращится в темноту толстый охранник.

— Что за шутки! — ругается он, — это ты, Фридо? Кончай дурака валять.

Аккуратно бью его по голове и укладываю в сторонку. Захожу в помещение караулки. Восемь человек ждут своей очереди заступать на дежурство — пьют вино, режутся в карты. Бью одного по спине и говорю:

— Эй, осел, тебя ждут во дворе.

— Это кто это? — тупо поворачивается он.

— Что за дерьмо? — хмуро говорит начальник караула, — двое на улицу проверить посты, — командует он.

И они идут, а там их поджидают мои люди, остается шестеро. Тихо говорю одному:

— Ты шельмуешь, приятель.

Все подскакивают. И в дело идут кочерга, пустые бутылки и табуреты. Охранники сами не понимают: что к чему.

Один бросается на другого. Начальник кричит:

— Тревога!

Бросается в пустоту стулом, в ответ получает по голове табуретом.

Заканчивается потасовка небольшим синяком на моем колене и полным поражением внутренней охраны крепости Кесрон.

С первого уровня поднимаются еще двое охранников — они услышали крик: 'Тревога!' и недоуменно озирают следы побоища.

Приходится снова работать табуреткой.

В помещение проникают мои товарищи.

— Где он? — спрашивает Влару. — я сам видел, как он вошел. (Это он говорит про меня.)

Я и не рассчитывал на терпение моих друзей, и потому, не мешкая, бегу на второй уровень, где быстро вырубаю еще двоих и поворачиваю застежку.

Открываю шестую камеру. Но там сидит вовсе не Равгад, а какой — то мерзкий тип с унылой черной рожей, — он удивлен не меньше моего. Но не дает мне времени опомниться и закрыть дверь. Он толкает меня и несется наверх, сбивая всех на своем пути. Ко мне спустились мои товарищи, и теперь мы подходим к каждой камере и спрашиваем, кто там сидит.

Вскоре мы слышим знакомый голос, принадлежащий барону.

Он вываливается в наши объятия с совершенно отчаявшимся видом.

— Там еще две девушки служанки. — Показывает он на соседнюю дверь, — их надо спасти.

Вытаскиваем и девиц тоже.

— Все, надо бежать! — объявляет Брисот.

Нас дружно призывают другие заключенные, но не выпускать же всех. Все-таки, это крепость-тюрьма и в ней сидят преступники. Хотя кто знает, сколько в ней людей, подобных барону.

Мы возвращаемся в караульное помещение — на верхних уровнях тоже есть охрана — ей занимаются, по приказу Брисота, люди набларийца Рантцерга. Мы выбираемся на улицу.

— Что нам делать со сбежавшим заключенным?

— Он выпустил из камеры на первом уровне какого-то старика, и еще троих, — говорит Караэло. — Я не успел ему помешать, хотя он хромой-демон!

Нам некогда думать об этом. Крики и шум могли привлечь часовых с других башен. Набларийцы прикрывают наш отход, а мы, уже не занимаясь скалолазанием, выходим через ворота. Охрана то обезоружена.

Не знаю, как покинул крепость черный хромоногий демон со своими товарищами, может, проскочил в темноте под шумок вместе с нами через ворота, хотя я следил за ним. Но нас уже это не волновало. Следовало торопиться. Пока дозорные с остальных башен не заметили наш побег.

Мы довезли Равгада и девушек в Ладеон и, передав их в руки принца, поспешили в Мэриэг — задерживаться было опасно — на наше счастье был праздник Садов, в который устраивались ярмарки, и в город с утра шло много подвод, приезжих и торговцев.


Днем я на улице Внимания увидел карету со знакомым гербом, она принадлежала Кафирии Джоку.

Она сама заметила меня и велела кучеру остановиться. Я подошел и поздоровался.

— Есть ли какие-то новости во дворце?

Она посмотрела на меня проницательным взглядом.

— Король в негодовании! Прошлой ночью вырезали почти всю охрану крепости Кесрон! Он рвет и мечет. Прямо у него под носом! Все это было очень рискованно.

— Кого-то подозревают?

— Говорят, что сбежало несколько заключенных, но вот что странно — ради заурядных разбойников кто-то организовал настолько опасную и непростую атаку крепости, что это вызывает недоумение.

'Было неплохо, что вместе с Равгадом мы выпустили еще парочку заключенных — это сбило всех со следа, если бы сбежал один Равгад — это было бы слишком очевидно, а так возникал вопрос: кого хотели освободить, ради кого устроили нападение.

Хотя, для короля, я думаю, ответ был ясен.

Я направился в Черный Город — надо было рассчитаться с Рантцергом.

Наблариец покачал головой и принял от меня деньги — плату за участие его людей — пятеро еще не вернулись в город, они сопровождают Равгада и девушек в тайное место, я подозревал, что в Алабен, по Кушпанской дороге.

Принц последовал моему совету и вместо того, чтобы спрятать их в Квитании, решил отправить на корабле за границу.

Чтобы не возбуждать подозрений, все приближенные принца вернулись в Мэриэг засветло.

— Известно, что король посылал за принцем, интересно, о чем у них шла беседа? — задумчиво сказал наблариец.

Это был риторический вопрос — даже со мной принц не стал бы делиться подробностями этого разговора.

Глава 12 Стычка в 'Хромой обезьяне'

Жизнь в Мэриэге шла своим чередом. Вполне мирно и заурядно, если не брать во внимание разные пустяки, вроде встреч с людьми невоспитанными и грубыми, коих следовало бы проучить. И мы…учили.

Обычно Алонтий засиживался с графом Лону и бароном Равгадом в трактире 'Королевские фазаны', который завсегдатаи нарекли 'Хромая обезьяна', в честь его хромоногого хозяина.

В том же заведении часто собирались молодые люди из королевского лагеря. Некие Саконьен, Фажумар, Бларог, Фесгевон, Ржобен, Лаоджон Фляпрен, то есть мадариане. Часто туда наведывались и неберийцы.

Обычно они трапезничали своими компаниями, и в прежние годы застолья проходили без каких-либо осложнений.

Но в последнее время все чаще стали происходить столкновения между людьми, принадлежавшими лагерю короля и лагерю коннетабля. Тут была замешана не только религиозная вражда и политические распри. Многие под шумок сводили свои личные счеты. Стычки и потасовки приняли регулярный характер.

О трактирных драках, поединках, взаимных оскорблениях нам часто рассказывала троица из дома Орантона, но 'шипов' там никто не задевал.

Но вот, теперь и графа Лону стали приглашать на поединки, и отказаться он не мог. Дважды он дрался с мадарианами, один раз с неберийцем.

Болтали, что Аров-Мин убил на Веселой Горке двух неберийских рыцарей. Молодые, полные сил, достойные дворяне — гордость своих родителей. Происходит что-то дикое. Но трудно…. в том, с какой неумолимой жестокостью благородные истребляют себе подобных.

— А вот вы, преданные люди принца, — язвительно говорит Алонтий Влару, — почему-то пренебрегаете местом, где мадариане и неберийцы ведут себя самым наглым образом. В этом можно усмотреть либо недостаток смелости, либо недостаток ума.

— Полегче, Алонтий, — урезонивает его Флег. — Принц просил нас не лезть на рожон и действовать осторожно, не подвергая орден опасности.

— А вот теперь принц совсем иного мнения, — процедил Алонтий, — после известных вам событий. (Он имел ввиду убийство эрц-герцогини). Таннах считает, что если вести себя с королевскими лизоблюдами подобострастно, то скоро принц крови будет на правах королевской гончей.

— Что вы предлагаете, Влару? — нахмурился Брисот.

— Разнообразить ваше меню. Даже врачи придерживаются мнения, что всякое однообразие вредит здоровью. В 'Хромой обезьяне' готовят весьма вкусных фазанов по-бирмидерски, а запеканка — просто объеденье.

— Но мне там однажды подали плохое вино! — возразил Паркара.

— Это было однажды. И кстати, кто дал право этим наглецам называть нас сорняками, облепившими королевский дом!

В общем, Алонтию удалось подбить нас на обед в трактире 'Хромая обезьяна'. Сам он каким-то непонятным образом устранился. Кажется, в последний момент нашлась очень важная причина, из-за которой он пожертвовал роскошной едой в нашем обществе.


Возле 'Хромой обезьяны' мы повстречали знакомых: графа Лону и Рамзона Декоприкса. Они пригласили нас присоединиться к ним. В трактире уже собралась шумная компания. Все те же лица — Саконьен, Фесгевон, Ржобен и Бларог — наиболее наглые из мадариан. Были еще и другие. Они уже порядком напились и орали на весь трактир.

— Что-то здесь шумновато, — брезгливо оглядывая помещение, сказал Караэло.

— Что ж, попробуем этих хваленых птичек, — сказал Паркара, — эй, трактирщик, принеси-ка нам вина, да смотри, чтобы оно не было таким кислым как в прошлый раз, а то мы тебя самого поджарим как фазана.

Едва мы притронулись к пище, как к нашему столу подошел Саконьен, и вид его не предвещал ничего хорошего.

Лицо его было искажено злобной гримасой, куртка расстегнута и из-под ремня вылезла рубашка, одна манжета была оторвана.

Он явно переусердствовал с вином, и оно ударило ему в голову, потому что сразу было заметно, что он искал ссоры.

— Мое почтение, почтеннейшие кэллы, — начал он говорить вызывающе и нарочито громко. Он стоял, чуть пошатываясь, и смотрел, не отрываясь в глаза Рамзону.

— Собрались, значит, в нашем добром заведении, чтобы отметить свой обман, кэлл обманщик, и привели своих друзей, надо полагать, таких же обманщиков, как и вы сами!

— Что это с вами, Саконьен? — резко спросил Рамзон, — вы пьяны?

Ему было неприятно поведение барона, и он явно не понимал, почему его внимание обращено на него.

— А как же! Продать мне больную лошадь! Такие штуки даже жадные крестьяне в плохой день на ярмарке себе не позволяют. А вы! Благородный элл!

— О чем это вы? — рассердился Рамзон, — что вы несете?

— Что я несу? Вот все эти кэллы, — он повел рукой в сторону своих собутыльников, — свидетели: конь, которого я вчера купил у вас, сегодня мучается жуткими коликами и вот-вот сдохнет! Вы ничего не хотите мне объяснить. Хотя чего тут объяснять! И так все понятно — заметили, что лошадь больна и решили побыстрее избавиться от нее!

— Клянусь, что ничего такого и не думал, — вскипел Рамзон, — и я, в самом деле, не понимаю, в чем дело. Моя лошадь была совершенно здорова, в великолепном состоянии — и вы это видели, когда ее покупали! Мне, честно говоря, было даже жаль расставаться с конем. Но содержать сразу трех коней накладно, только поэтому я предложил гнедого вам, зная, что вы подыскиваете себе коня.

— Как бы не так!

— Вы испытывали коня. Проскакали на нем все утро, и видели, что он в отличной форме. Как вы теперь можете утверждать, что я подсунул вам плохую лошадь?! Может, с ней приключилось что-либо на вашей конюшне? Допросите-ка лучше вашего конюха.

— Ну, уж, нет! Так легко ты от меня не отделаешься! Восемьдесят золотых баалей, получается, что я их выкинул на ветер?

Но я не только из-за них зол! Меня, благородного человека, вздумали провести как какого-то сэлла! Нет, кэлл Обманщик, вы ответите мне за это.

Рамзон схватился за меч, Саконьен вытащил свой клинок из ножен. Они встали друг напротив друга и готовились к драке.

— Нет, Рамзон, нет! Так не годится! Король запретил устраивать поединки в черте города! Надо идти в другое место, — сказал Брисот.

Саконьена не стали удерживать его приятели. Они стали орать и подбивать его на драку.

— Вот так пообедали, — хмыкнул Паркара, — может, ты проспишься сначала, Саконьен, а потом будешь драться, как подобает благородному.

— А это еще, чей голос прорезался? — заорал Бларог, — он был самым грубым и тупым среди всей этой толпы.

— Мой голос, может, и прорезался, только, в отличие от твоего, он говорит разумные вещи!

— А это мы сейчас посмотрим, — прохрипел Бларог и тоже вцепился в рукоятку меча.

Столы оказались тотчас перевернуты, и к воплям хозяина присоединилось улюлюканье зрителей.

И вместо благородного фехтования началась обычная трактирная драка, в которой мечи уступают место скамейкам и бутылкам.

Рамзон сразу же выбил меч из руки Саконьена, но тот взялся за тяжелые предметы, попадавшиеся ему под руку и метил ими в противника.

Вся эта безобразнейшая потасовка закончилась тем, что у Фесгевона была сломана рука, Саконьена вырубил глиняным кувшином, подкравшийся сзади, Паркара, а на Бларога он вылил половник горячего жира и всадил в его ляжку кухонный нож, Ржобен и несколько других неизвестных нам мадариан получили чувствительные удары по всем болевым точкам. И оказались связанными спинами друг к другу и усаженными на пол. К тому времени, как пожаловал отряд королевской стражи, в 'Хромой обезьяне' уже были водворены мир и покой.

На меня, злорадно улыбаясь и, надо думать, предвкушая удовольствие от встречи со мной, смотрел капитан Фантенго.

Еще бы — у него появилась возможность устроить мне мелкие неприятности!

— Кто зачинщики? — спросил он хозяина, даже не обращаясь к нам.

Трактирщик, нисколько не сомневаясь, показал рукой в нашу сторону.

— Эй, ты хромая обезьяна! — зарычал Паркара, — как ты смеешь нас оговаривать. Ссору начали они!

— И потому-то эти пострадавшие от вашего разбоя сейчас лежат и сидят на полу? — язвительно сказл Фантенго. — Всем присутствующим приказываю сдать мне оружие.

— Щас! Размечтался! Попробуй — возьми!

— Паркара! — шепнул Караэло, — их больше.

— Так что же, позволим себя арестовать! С чего бы это? Мы не виноваты! Драка началась из-за этих идиотов. А они теперь не причем. Ну, уж нет!

Таким образом, вместо приятного застолья мы получили драку с королевскими любимчиками — мадарианами, а теперь еще с королевской стражей. Очень хорошо!

Не знаю, чем бы закончился этот день, если бы какая-то птичка не принесла принцу на хвосте новость, что его люди в безвыходном положении и вынуждены вступить в бой.

Едва, мы стали выбрасывать стражников в окна и двери трактира одного за другим, как раздался топот коней — и громкий голос принца потребовал Фантенго пропустить его.

Они препирались долгое время, прежде, чем Фантенго нехотя уступил — перечить принцу крови было опасным! Кто знает, как повернется история, — а вдруг, однажды Орантон станет королем Ларотума!

Глава 13 Снова Веселая горка

— Итак, эллы! — гневно воскликнул принц, — вам мало неприятностей, и вы решили поразвлечься?

— Принц, позвольте хотя бы объясниться. Они напали на нас!

— Паркара, я не желаю слушать ваших объяснений! Того, кто хочет драки — она всегда находит, так сказал один древний мудрец, и в этих словах есть зерно здравого смысла. Не надо оправдываться. Потому что я уверен, что завтра мне придется оправдываться за вас.

Принца вызвали в Дори-Ден. Он прихватил с собой Караэло, который, в случае чего, мог дать правдивое описание вчерашней драки.

— Король был в не себя, — нервно улыбаясь, сообщил нам Караэло, — он не пожелал выслушать мои объяснения. И я все время простоял за дверью. Но очень хорошо слышал: на каких тонах шел разговор. У его величества уже сложилось определеннное мнение, и он не желает ничего знать. Принц ушел очень злой.

— Значит, теперь мы в полной немилости, — усмехнулся Паркара.

— Очнитесь, Паркара, мы уже давно в немилости, а ты только сейчас об этом заволновался, — сказал Брисот.

— И все же, кэллы, я считаю, что не следует сейчас лезть на рожон, — сказал Караэло, — король будет рад любому поводу, чтобы обвинить в чем-нибудь принца. Не надо давать ему повод.

— Но как-же не давать? Неужели ты думаешь, что Саконьен, проспавшись, отстанет от Рамзона? А даже если он проспится и забудет, что равняется чуду, то сам Рамзон не сможет забыть, что его при всех обвинили в обмане и мошенничестве. Это оскорбление, и его следует смыть кровью. А мы что? Устранимся? Рамзон наш товарищ. Мы должны быть с ним до конца.

Последствия знаменательного обеда не заставили себя ждать. В наш любимый кабачок, где мы обычно заседали в послеобеденное время, пришел Рамзон и, соблюдая все правила и формальности попросил кого-нибудь из нас стать его секундантом, и передать Саконьену его вызов.

Эту миссию взял на себя Брисот. Самый спокойный и хладнокровный из нас.

Он вернулся через час и коротко сообщил, что вызов принят, и от Саконьена поступило встречное предложение — его товарищи тоже хотят скрестить с нами клинки, чтобы взять реванш за бесславное поражение своих товарищей на Веселой Горке и на том же месте предлагает встретиться семерым из нас.

Таким образом, мы снова оказались на месте с таким безобидным названием, щедро политым кровью многих глупцов.

Нас — семь человек: люди-перцы, как нас шутливо прозвал Лону, намекая на нашу привязанность к кабачку 'Корона и Перец', еще нас называли иногда 'золотая пятерка', граф Лону и Рамзон Декоприкс, послуживший причиной новой встречи с лисами.

Что касается мадариан, то среди них было четверо буянивших в 'Хромой обезьяне' и к ним присоеднились еще трое молодых людей.

День для драки был выбран неудачно — небо с утра заволокло тучами и к полудню — времени нашей встречи — уже вовсю пахло грозой.

Мы обменялись приветствиями.

— Предлагаю не затягивать с началом, — сказал Саконьен, — нам желательно: успеть до грозы перебить вас всех, наглейшие кэллы.

Я не хочу промочить свой новый плащ, — насмешливо добавил он.

— Вы его все равно промочите, самоуверенный кэлл, только на него прольется не вода с неба, а ваша кровь! — заметил я.

— А вот мы сейчас проверим — так ли вы легко владеете оужием как языком. Он у вас не в меру остер, — коряво сказал Бларог.

— Уж, во всяком случае, он поострее вашего меча будет! — засмеялся я.

Обмениваясь колкостями, мы приступили к бою.

Бларог выбрал меня. Мой язык, видите ли, ему не по нраву, и он — самонадеянный болван-размечтался укоротить его.

'Напрасны твои мечты, болван',- думал я, пробивая ему кольчугу в месте сочленений.

— Ой! — вырвалось у Бларога.

— Ой! — передразнил его я, — что, больно?! Ай-яй-яй! Мой язык уже давно заточился о мой меч. Так куда уж вам! Советую — тренироваться чаще — точить и то, и другое! Хотя, вы теперь долго не сможете поднять свое оружие.

Он попытался еще размахивать левой рукой — я ранил его в правое плечо — но боль пересилила отвагу и он начал отступать.

— Что?! Все? Вы как-то быстро сдались!

Упали первые крупные капли. А двое мадариан уже выбыли из игры.

Рамзон с мрачной решимостью дрался с Саконьеном. Сверкнула молния, грянул гром, и небо рвануло на землю. Меч Рамзона вонзился в туловище Саконьена.

Драться под сплошым потоком воды было затруднительно. Но четверо мадариан не желали отступать. Саконьен был жив, но из-под его кольчуги текла кровь и он, тяжело дыша, присел на камень.

Бларог крикнул дерущимся товарищам, чтобы они заканчивали, по возможности, драку и помогли раненым добраться домой.

Мы согласились на временное перемирие и покинули Веселую Горку.


Отряхивая воду с одежды в кабачке у сэлла Фаншера, и раскидывая мокрые плащи на стульях, возле очага, мы обсуждали драку.

— Вы победитель, Рамзон! Мы вас поздравляем!

Брисот пожал ему руку.

— Саконьен — неплохой фехтовальщик, — сказал Паркара. — Я слышал, что он трех человек убил на поединках.

— А-а, — безразлично махнул рукой Рамзон, — меня моя победа не очень-то радует.

— Почему?

— Потому что, я не могу объяснить себе, что случилось с великолепным конем. У меня такое чувство, что здесь дело нечисто.

— А что случилось с вашим конем, позвольте полюбопытствовать, кэлл Декоприкс, — спросил хозяин кабачка, — может, я сумею вам помочь — я кое-что понимаю в лошадях.

— Я думаю, что не больше нашего, — усмехнулся Паркара, или ты забыл, что вся наша жизнь связана с лошадьми.

— Да, вы правы, кэлл Паркара, но вам не приходиться за ними ухаживать, лечить их, если они больны, я все свое детство провел возле конюшни герцога Скатолы, отец мой был главным конюхом, а меня вот почему-то на кухню учеником пристроил — говорил, что там теплее.

— Заканчивай уже свои воспоминания, Фаншер, дай слово нашему Рамзону.

— Я не могу понять, в том то и дело! Лошадь была исключительно здорова. А Саконьен говорит, что на следующее утро она стала кашлять и спотыкаться, живот вздулся.

— Так-так, а зрачки у нее не изменились? — спрашивал Фаншер.

— Кажется, он сказал, что глаза у нее стали бешеные.

— Такое бывает, когда лошадь на лугу съест случайно траву-выть, или она попадет к ней в корм.

— Это как-нибудь лечится?

— Надо давать животному отвар лошадиной травы. Но в общем, болезнь проходит со временем сама. Если организм у лошади крепкий, то она переживет это отравление без особых последствий.

— Отравление?

— Да, все сходится на том, что лошадь отравили отваром выти. Сейчас-то для нее не сезон.

— А могла она попасть с сухим сеном?

— Вряд ли. Не в таком количестве, чтобы вызвать отравление. Конюх бы заметил выть, когда раскладывал сено в кормушки.

— Но зачем Саконьену портить только что купленную лошадь?

— Может быть, это сделали его недруги? — предположил Паркара.

— Или мои, — угрюмо сказал Рамзон.

— Они у вас есть? — удивился Паркара, — вы — молодой, добрейшей души человек, откуда у вас недруги? Ладно, еще мы — старые перцы многим дорогу перешли.

— Как видно, я — тоже, — уныло сказал Рамзон.

— Думаете, что кто-то умышленно отравил вашу лошадь после продажи, желая стравить вас с Саконьеном? Тогда — он: трус и негодяй! — воскликнул Паркара.

— Необязательно все враги — мужчины, — вздохнул Рамзон.

— Объяснитесь же, Рамзон.

— Это дело — семейное, — снова вздохнул он.

И только на третьем его вздохе меня осенило — жена старшего брата Рамзона — баронесса Декоприск, та самая!

Неужели она взъелась на бедного юношу? За что?

Я взглянул в глаза Рамзону — он все понял и, молча, ответил мне взглядом.

— Но почему, Рамзон? — тихо спросил я его, когда наши товарищи увлеклись новой темой разговора.

— Не знаю. Однажды она приставала ко мне, в буквальном смысле слова. Я был возмущен ее поведением. Повадками развратнейшей женщины и, разумеется, отверг все ее притязания. Потом, случайно застал ее с любовником. Она ненавидит моего брата, вышла замуж из корысти и они даже живут теперь раздельно. Он ее ненавидит, точно так же, как и она — его. Возможно, она боится, что после смерти брата я когда-нибудь унаследую большую часть его состояния.

— Возможно. Остерегайтесь ее, Рамзон.

— Мои подозрения в данном случае основаны на том, что человека баронессы видели возле конюшни, где стояла моя лошадь.

Я сам провел небольшое расследование. Он мог проникнуть к лошади и дать ей отраву. Но если дело обстоит так, то как мне объяснить все Саконьену? Получется, что его злоба оправдана?

— Вам легко досталась эта лошадь? Я слышал, что она — ваш карточный выигрыш.

— Да, я выиграл ее.

— Так, отдайте Саконьену деньги и дело с концом! По крайней мере, вы не будете мучить себя угрызениями совести.

— Но тем самым я признаю, что был неправ.

— Саконьен теперь все равно будет считать вас врагом. Вернув ему деньги, вы успокоите сами себя. А когда лошадь поправится, мы с вами ее кому-нибудь пристроим через перекупщика.

— Спасибо вам за совет, граф, — улыбнулся Рамзон.

— Не надо говорить мне такие слова, а то еще вознесусь выше задранного носа Бларога.

Мы рассмеялись и присоединились к товарищам, поднимавшим бокалы.

Глава 13 Жрец из Акабуа

Караэло был в Дори-Ден. А мы давно там не были, и мне хотелось узнать любые вести из дворца, потому что я носом чуял — что-то должно произойти.

— Что нового? — бодро спросил я Караэло.

Новости были такие.

В Мэриэг приехал посланник Акабуа, жрец Барседон. После трагического события прошло изрядное количество времени. Конечно, жрецы Акабуа не могли не приехать — следовало отдать почести покойной королеве.

И Тамелий это прекрасно знал. Но ехать в Ларотум им было опасно — они понимали сами. И все же кто-то должен был приехать.

Сегодня во дворце был посланник Акабуа. Они очень долго говорили наедине с королем и очень недолго с королевой. Что странно. Ведь, эрц-герцогиня Онцерия — ее родная сестра.

И после ухода посланника королева показалась всем очень недовольной и заперлась в своих покоях.

О чем были эти беседы — никто не знал, все могли лишь догадываться. Но догадки эти были такие — жрец Акабуа настаивал на розысках убийц. Тамелий поклялся, что в ближайшее время виновные будут найдены и наказаны.

Еще, жрец Акабуа дал понять, что все происшедшее ставит под удар добрососедские отношения с Ларотум.

Тамелий не поднимал вопрос о наследовании — он умышленно уклонился. Это сделала королева в весьма настойчивой форме.

И получила ясный и однозначный ответ — вопрос о наследовании будет решаться в Акабуа традиционным способом.

Будущую королеву выберет священный змей. Кандидатуру Ларотумской королевы он уже отклонил.

Следовательно, в ближайшие двенадцать лет произойдет смена династий. Ларотумская королева получит свою долю наследства алмазами и золотом, а земли эрц-герцогства ей не видать!

Такой ответ в Дори-Ден был ожидаем, и не удивил никого. Жесткие правила, установленные жрецами Акабуа, существовали веками, и никто не решался их изменить. Никто кроме Тамелия — у него был свой план, который стал мне понятен позже.

— У жреца большая свита?

— Нет, он явился сюда с небольшим сопровождением: четверо людей едут с ним.

— Когда он покидает Мэриэг?

— Сегодня же. Говорят, что он взял урну с прахом эрцгерцогини и покинул Дори-Ден.

Известно, что он направился в поместье Визон в шести часах езды от города. Визоны имеют дальнее родство с последней династией Акабуа.

'Но кто же все-таки убил эрц-герцогиню?' — думал я, — 'получается, что Тамелию это не так уж и выгодно, неужели, из=за религиозных противоречий? А что насчет смены династий?'

— Будут выбирать девочку из лучших родов Акабуа. Любая может стать наследницей и принцессой. Это решает змей. Ведь только та, которая получит его согласие, будет обладать реальной властью.

— Откуда взялся этот змей?

— Никто не знает. Одни считаю, что это бог и почитают его. Другие говорят, что это древние жрецы Акабуа вызвали его из потустороннего мира. Но только этот змей помогает уцелеть эрц-герцогству.

Ни одно войско не может преодолеть границы страны. Но он не стал помогать воинам Акабуа в завоеваниях.

Я задумался. Интересно было бы взглянуть на это странное создание, о котором я слышал столько противоречивого.

Он жил в особом храме, куда был дозволен вход только избранным — и горе тому, кто захочет войти туда без позволения.

Человек мог потерять и разум, и память, и самую жизнь.

Змей производил что-то вроде гипнотического воздействия, а еще мог наносить шокирующие удары некой энергией, мог вызывать страшнейшие галлюцинации и полное нежелание жить — именно так погибла мать принца Орантона. Она вместе с королевой Ларотум находилась с визитом в Акабуа, и что-то подтолкнуло ее пойти в храм.

Оттуда она уже не вернулась. Все искали ее, и только девочка, будущая королева Ларотумская сказала, что следует посмотреть в храме, как будто знала, где она. Там ее и нашли холодной, с застывшей улыбкой сумасшествия на губах.

Сила змея была так велика, что он мог попросту заставить повернуть прочь целую армию — от военачальников до солдат.

Такое уже было много раз в истории — на Акабуа не раз пытались напасть. Эрц-герцогство богато алмазами и чудесной травой оффой.

— Возможно, вам будет интересно узнать, — добавил наблариец, — что ширрские наемники, во главе с неким Ретом, собираются этой ночью в дорогу. Они точно едут по Речной дороге, это в сторону Акабуа.

— Думаете, что замышляется нападение на жреца?

— Такое возможно.

— Кто такой Рет?

— Не знаю. Но он подозрительный человек, очень странный.

— Неужели на жреца действительно будет совершено нападение? Кому это нужно?

Рантцерг пожал плечами и ничего не сказал. Ответ напрашивался сам собой. Отчего делалось не по себе.

Из дома набларийца я направился в наш излюбленный кабачок, где уже собрались мои друзья. К моему удивлению, все они были вооружены и экипированы, как будто приготовились выйти в поход.

— Вот наконец-то он! — воскликнул Влару, — рад видеть вас, Льен. Мы уже порядком заждались. Проходите скорей к столу — у нас хорошие новости.

— Война с Римидином или Анатолией? Вы одеты и вооружены так, как будто собрались воевать.

— Вот это почти в точку. Ведь для нас, Льен, может быть только одна хорошая новость — предложение поработать мечом.

— Что же послужило поводом к тому на сей раз?

— Вы любите воздух садов на берегах Атапели? Он очень целебный, уверяю вас, в высшей степени, положительно влияет на здоровье — у Визона четырнадцать детей — прямое доказательство этому.

— У меня со здоровьем все в порядке-спасибо, не жалуюсь, — усмехнулся я.

— Прогулки расширяют кругозор, особенно в вечернее время. Вы ничего не имеете против поездки в чудесное поместье Визон, которое принадлежит хорошему человеку.

— А что там будет происходить этой ночью? — поинтересовался я, хотя мне и так все уже было понятно.

— Хотим продемонстрировать послу из Акабуа чудеса ларотумского гостеприимства, а то поговаривают, что его плохо приняли во дворце. Так мы хотим нанести ему визит в Визоне, где он собрался заночевать.

— Нам-то это зачем?

— Так пожелал принц, — спокойно ответил Брисот.

Он, как всегда, был лаконичен — наш верный Брисот, скупой на слова, крепкий и надежный как скала.

— Мы едем впятером? — уточнил я.

— В Наледине к нам присоединятся еще двое — они поедут другой дорогой.

Я мысленно просчитал ход принца и внутренне с ним согласился.

Чтобы ни связывало принца с Акабуа (а его связывала смерть матери), ни за что нельзя было позволить Тамелию. Или кому бы то ни было, подвергнуть жизнь жреца опасности, если он вдруг решится на такое. А по моим сведениям, полученным от набларийца, это было весьма вероятным.

Покушение на жизнь жреца могло привести к непредсказуемым последствиям. Нарушить зыбкое равновесие на весах мира.

Я ни минуты не сомневался — ехать ли мне со всеми.

И такой вопрос не возникал у моих товарищей — они уже все решили за меня. Наверное, в этом спасительная сила дружбы — она не оставляет времени для сомнений.

— Когда выезжаем?

— Как только вы подкрепитесь, граф Улон. Мы уже послали за вашим слугой — он может пригодиться, он же все необходимое для вас принесет. Вы ведь не поедете налегке.

Когда я прикончил фаршированную ягодами куропатку и ломоть ветчины на душистом хлебе, в 'Короне и Перце' самый лучший хлеб в Мэриэге, на пороге кабачка нарисовался Джосето, ослепив всех своей неподдельной улыбкой. Он держал в руках оружие, мою любимую кольчугу, и за его пояс был засунут боевой топорик и штук пять ножей.

Глава 14 'Оздоровительная' прогулка

Мы выехали через Арледонские ворота. В Наледине нас ждали двое: принц и Лону.

— Ваше высочество? — удивились мы.

— Да, да, это я, не удивляйтесь. Мы с Лону отправились раньше и добирались окольными путями, чтобы не привлекать себе внимание. Мои домочадцы уверены, что я поехал в Авастер, на свидание с…милой элиньей. Теперь мы продолжим путь вместе.

Когда мы добрались до поместья, уже порядком стемнело. Принц и жрец уединились и говорили долго, более часа. И все это время мы были на страже.

И очень кстати — случилось то, о чем предупреждал Рантцерг, то, чего опасались все мы. На жреца Акабуа и, в самом деле, планировалось нападение. Мы распределились вокруг дома. Брисот и Караэло спрятались в тени деревьев и следили за главным входом в дом.

Паркара и Влару охраняли дом сзади. Я прятался у ворот. Граф Лону забрался вместе с хозяином на крышу.

Джосето растворился в темноте. В парадной караулили двое старших сыновей хозяина и четверо воинов, сопровождающих жреца.

Ожидание всегда напрягает нервы, особенно, когда ждешь врага. Я старательно прислушивался, ловя каждый шорох. Наконец во влажном ночном воздухе почувствовалось едва уловимое движение — раздался крик совы, а совы в тех местах, никогда не водились. И вот, я уже их вижу: около двух десятков святящихся пятен, преодолевающих высокую стену.

Я кричу условным криком трижды, как кричат ночные птицы, предупреждая своих товарищей, а сам наблюдаю нечто особенное в ночи. На меня идет яркий, как синее пламя, силуэт. 'Это не человек, — думаю я, — не совсем человек'.

Мне на секунду делается очень страшно — и оттого, что он не человек и оттого, что он так же хорошо видит и чувствует меня, как я его.

Мои друзья уже приступили к делу. Я слышу звуки от ударов мечей — значит, мой сигнал был услышан. Но теперь мне уже надо беспокоиться не о жреце с принцем, а о себе. Ибо мне сейчас предстоят разборки с этим непонятным существом.

Он двигается быстро, и также быстро принимает решения: в меня летит струя холодного пламени и обжигает острой болью, от которой сжимается тело.

С губ моих срывается непроизвольный крик, потому что это, действительно, очень больно, к тому же неожиданно.

Я сгибаюсь пополам и держусь за живот. Он готовится совершить вторую попытку. На этот раз я знаю, чего ждать.

Какие скрытые возможности открылись во мне — я не знаю, возможно, мне снова помог мой браслет, но у меня на этот раз не было жезла Моволда, способного метать гром и молнии — я отдал его жрецам в Сенбакидо. Может, мне помог магический медальон, или что-то еще, но вторую атаку жуткого пламени я отбил. Что-то невидимое, но мощное, как спрессованный воздух, незримый сгусток силы встало на пути у второй струи, — и она, встретив неодолимое препятствие, повернула вспять, на того, кто ее выпустил — теперь настал его очередь закричать от боли.

— А-а! Не ожидал голубчик! Получай! От своей же гадости и подохнешь!

Я уже праздновал реванш, но не тут-то было — он настроился на длительный поединок. До меня не сразу это дошло, но когда дошло, мне стало здорово не по себе. Черное облако неслось ко мне в осветившемся вдруг пространстве двора. Оно обволокло и одурманило меня. Я зашатался как пьяный, — и мрачные видения, безнадежные как смерть обступили меня.

Они говорили все сразу, все сразу тянули ко мне свои мерзкие лапы — и это было что-то дикое!

Я стоял потерявшись, не чувствуя ориентира, мозг мой лихорадочно работал — искал решение. Потому что оно требовалсоь незамедлительно — враг специально ввел меня в такое состояние. Чтобы нанести смертельный удар.

Водопад! Я снова в Фергении и вижу водопад Элинамо. Мужчина в черном протягивает ко мне руку и кладет в нее нож.

Нож летит в темноту — я сам не верю, что он достигнет цели — и он падает мимо.

У меня есть еще клинки за поясом. И я повторяю попытку. Кто бы мог подумать, что выражение: 'слепая удача' иногда имеет буквальный смысл. Как как нельзя более оно подходит к этому моменту.

Мой противник: маг или человек, обладающий волшебными предметами, дающими силу, выругался — он не ожидал от меня такого — он повернулся ко мне спиной и шел к дому — мой клинок его достал! Но он только ранил его.

Видения рассеялись, и ко мне вернулась способность видеть — нож попал ему в ногу, чуть ниже мягкого места.

О чем я пожалел, не скрою, — было бы здорово посмеяться над такой пикантной подробностью потом с моими друзьями.

Он выдернул его и попытался остановить кровь.

Тут уж я времени решил не терять — вытащив меч из ножен, я занес над его головой. Он ответил — защитное поле, как невидимый щит приняло на себя этот удар.

От мощного толчка я едва удержался на ногах. Он вытаскивал какие-то острые палочки и метал в меня — я уворачивался, но две или три попали — из них исходил какой-то яд и я почувствовал слабость. Одна вонзилась в пояс, подаренный жрицей Рубинового куста, и я вдруг почувствовал облегчение, как будто он сотворил противоядие и от него пошла целительная сила.

'Что же мне с ним делать?' — думал я, а думать мне не давали — из рукавов врага летели то огненные стрелы, то змеи.

Он изрыгал то пламя, то лед, то поднимал меня вихрем и бил о деревья, сыпал грязью в лицо.

Рано или поздно он меня прикончит. Надо искать слабое место. У всех есть слабое место, даже у боевого мага.

Странно. Но в эту минуту я увидел его изнутри — молодой самоуверенный маг, лидер по природе и он дико хотел заполучить что-то и это был не жрец Акабуа. Он хотел стать первым в своей группе, подмять всех под себя и жрец Акабуа, это задание, которое он выбрал себе сам, был лишь камешком на его пути, на котором он и споткнулся. Желание моего врага было так велико, что оно буквально сжирало его, и он готов был пойти на что угодно, ради своей цели.

Такая досадная помеха, как я, обескуражила, но не остановила его. У него в арсенале еще сотня подобных штук и мне ко всему надо быть готовым.

Но не зря я понял однажды простую истину — в силе противника его же слабость — у всего в этом мире есть две стороны. Он хочет победы — он ее получит.

Я сделал вид, что сдаюсь и, упав на землю, скорчился, изображая муки, что, в принципе, было недалеко от истины.

Он подошел ко мне и ударил носком сапога. Хмыкнул. И засветился радостью. Я поймал его торжество, и в тот момент, когда душа его приоткрылась, отдавшись чувствам, я сделал одну вещь — уцепившись за эту радость, поймав его превосходство, я как по канату ухватил сущность боевого мага. Жизненная энергия — вот его слабое место. В замке духа, в поединке с Учителем, я чувствовал, время от времени, как из меня на мгновение уходят почти все мои силы и потом возвращаются.

Теперь я сделал это бессознательно — вычерпал из боевого мага все его жизненные силы, всю энергию на стопятьдесят лет жизни. И противник мой, стоя с мечом в руке, от удивления опешил — он не понял, что происходит — у его ног лежит поверженный враг, а он стремительно умирает! Силы его тают, и вот, уже он ищет рукой опору, прислоняется к дереву и оседает на землю.

Я не оставил ему ни единого шанса, выкачав его силы до последней капли. Он сам не оставил места для помилования.

Мертвый человек лежал возле дерева, а я чувствовал в себе его силу…и часть его знаний!

В доме вовсю шла драка. Несколько человек упали с крыши. Это Лону оттуда сбрасывал их как бревна. Крики, удары, стук падающей мебели — мне казалось, что лично я уже выиграл этот бой. Битва в доме, была детской шалостью после того, что происходило только что здесь, у ворот.

— Орджанг, что же вы?! — крикнул мне Паркара. Он упражнялся в фехтовании с одним типом, — присоединяйтесь и помогите нам поскорее прикончить этих наглых убийц.

— А-а, этих! Я с большим удовольствием разберусь с жалкими дилетантами. После разминки с Ретом фехтовать с ними — почти отдых.

Прогулка закончилась для всех нас благополучно, если не считать того, что пережил я.


Прерывая рассказ Льена, можно пролить свет на некоторые подробности этой встречи.

Он вместе со своими товарищами вмешался в очень важные хитросплетения политических интриг, и, сам того не зная, поменял расклад, подготовленный Тамелием. Ларотумский король не был намерен отказываться от богатого и желанного Акабуа. Единственным препятствием на пути к цели он считал жреца. У Орантона были основания подозревать брата в причастности к трагическому событию в Дори-Ден.

Принц переговорил со жрецом и узнал от него, что его мать заманили в храм змея умышленно. И что правители Акабуа здесь не при чем.

— От вашей матушки хотели избавиться многие. Но один человек точно заманил ее в ловушку. Она не знала, что змей опасен. И искренне хотела взглянуть на него. Но за ее спиной стоял другой человек-с недобрыми намерениями. И вот его-то хотел уничтожить змей. Но ваша мать послужила ему щитом.

— Вы знаете кто это?

— Нет, — покачал головой жрец. — Но это тот, кому она доверяла.

— Но вы верите мне, что я не имел отношение к событиям в Мэриэг?

— Да, мне известно, что вы здесь не при чем. Я уже знаю, чьих рук это дело. И он получит заслуженную кару. Но попозже.

— Мне очень важен мир с Акабуа. Союз с эрцгерцогством. Вы понимаете?

Жрец согласно кивал.

Итак, Валедо выяснил, что от его матери намеренно избавились, используя силу змея. Принц собирался поговорить о политике, а узнал еще и о личном, — том, что не давало ему покоя.

Глава 15 Тайны Алонтия Влару

После того как наша поездка в Визон увенчалась успехом, принц заметно расслабился. На его лице мелькало удовлетворение оттого, что он второй раз подряд сорвал планы брата. Еще немного и он вполне мог закрепить свой успех в политической игре. Несколько верных шагов — и принц мог спокойно оказаться у власти. Но, видимо, не всем дано отличить верный путь от неверного.

Кое-кто из ближайшего окружения принца не обладал политической дальновидностью, зато обладал достаточной самонадеянностью, чтобы навязывать ему свои бездарные советы.

Мы, как обычно, собрались в гостиной Орантона. Паркара, Лону, Влару и я уселись играть в карты. Что-то мне в этот день не везло. Я с трудом мог сосредоточиться. Сила, полученная мной от мага-убийцы, переполняла меня. Честно говоря, я не понимал, что мне с ней делать. Когда я убедился, что безнадежно проиграл свою партию, я начал наблюдать за игрой моих товарищей, и краем уха прислушиваться к болтовне Алонтия Влару. Он развлекал принца светской беседой. В общем-то, я не ожидал услышать ничего оригинального из уст такой заурядной личности как Алонтий. Обычно его интересы не выходили за рамки придворно-обывательских тем для беседы. Банальность и завистливое самомнение — вот чем было заполнено его существование. Все, что он говорил, большей частью, было скучно и безвредно. Но, оказалось, что этот разговор имел отнюдь не безобидный характер.

Влару сообщил принцу, что накануне у него состоялась беседа с кэллом Роэнсом, одним из неберийцев, близких к Турмону. Понятно, что этот человек действовал не только от своего имени. Ему поручили прощупать почву, узнать о настроениях Орантона, о его готовности к решительным действиям. Они планируют создать крупную партию из дворянства недовольного правлением Тамелия. И эта партия нуждается в руководителях. Турмон не может взять на себя эту миссию, потому что связан по рукам и ногам своей должностью, но если дойдет до дела, то он без колебаний перейдет на сторону заговорщиков. Так, якобы, утверждал этот человек. И он же просил через Алонтия Влару возглавить это движение.

'О чем это он? — думал я, — зачем принцу лезть в чужую игру. Подставлять себя'.

— Было бы очень уместно, ваше высочество, не оттягивая время, заключить союз с неберийцами. И ваша договоренность должна быть оформлена на бумаге, чтобы это послужило гарантией для обеих сторон. Настала пора играть открыто. Вас поддержат несколько провинций. Гэродо уже готово взять в руки оружие.

— Но это значит — прямое неповиновение, мятеж, — холодно сказал я, — если эта партия потерпит поражение, то его высочество запросто сложит голову на плахе. Что побуждет вас давать такие неосмотрительные, бессмысленные советы?

Алонтий побледнел, когда понял, что его разговор слышал я. И еще больше его задело мое замечание.

— А я не знал, что вам по душе прятать голову в песок. Неужели я первый, кто уличил вас в трусости! — запальчиво сказал он.

— Это все несвоевременно, понимаешь, Ал, — тоном истинного сибарита ответил Орантон, — не горячись, но Льен прав, вся эта…затея с мятежниками может лишить меня не только трона, но и моей замечательной головы.

Метнув в меня испепеляющий взор, Алонтий резко перешел на далекие от политики темы. Все утро он наигранно громко смеялся, засыпал Орантона анекдотами, и даже другие наши товарищи, наблюдая его необычное оживление, оторвавашись от игры в карты, начали внимательно слушать.

Я же мысленно пустился в рассуждения, обдумывая его идею о вступлении принца в опасный союз. Что натолкнуло его на нее? Все мои выводы говорили только об одном — скрытых мотивах этого человека.


Когда утренний прием у принца подошел к концу, мы рассыпались — кто куда. У всех нашлись свои личные дела. Один я оказался без дела, и, как все скучающие бездельники, не зная чем себя занять, направился прямо. 'Если не знаешь куда идти — иди прямо', - сказал когда-то один старик, и я, вспомнив его совет, последовал ему.

Мой путь неожиданно сошелся с дорогой, которую выбрал все тот же, будь он не ладен, как говорил мой отец, Алонтий, не дававший мне покоя. Глядя в его удаляющуюся спину, я вернулся к своим умозаключениям.

Чем больше я размышлял о словах Алонтия, тем прочнее утверждался в мысли о том, что этим человеком руководят вовсе не преданность принцу и не желание доказать свою верность — он явно что-то замышлял.

Алонтий Влару всегда казался мне неинтересным человеком — он был вечно чем-то недоволен, завистлив, болезненно самолюбив, — и я не придавал ему должного значения.

А зря. Ведь если бы мы внимательно присмотрелись к Алонтию Влару, то заметили бы на чем основано его отличие от открытого добродушного Флэга, который никогда не держал при себе скрытых мыслей. Алонтий Влару считал себя недооцененным человеком. Непризнанным, великим, умным!

И теперь, незамеченный нами гений, исподтишка выдававший принцу сомнительные советы, куда-то спешно направлялся.

Я пошел следом. Он привел меня к стене свиданий — Болтливой стене. Там его ждали! Невысокий, с круглой коротко подстриженной головой, в фиолетовом балахоне, которые обычно носят учителя и астрологи, мужчина поспешил ему навстречу. Я наблюдал за ними издали, склонившись над дорогой и будто разыскивая оброненную вещь.

Они не обратили на меня внимания, потому что не таились — в Коридоре всегда сновало много народу, и среди прохожих ни они, не я особо не выделялись.

Я не видел лица 'фиолетового балахона', но что-то подсказывало мне, что этого человека я знаю.

Они мирно поговорили несколько минут, и тут Алонтий Влару что-то вытащил из-за пазухи и, оглянувшись, осторожно передал своему собеседнику. Мне на миг показалось, что на пакете была печать принца.

'Фиолетовый балахон' засунул пакет к себе под складки одежды, подпоясанной толстым пестрым кушаком, и, наконец, повернулся.

Я узнал его! Магистр Френье! Что может быть у него общего с Алонтием Влару, человеком близким принцу?

Меня словно обожгло. Я быстро подошел к ним. Влару, сошурившись, посмотрел на меня.

— Какими судьбами, Орджанг?! Мы же только что расстались у Орантона, вы как будто шли за мной по пятам!

— Да, — твердо сказал я, — одни и те же дела привели нас сюда.

— Вот как? И какие же?

— Забота о людях, которым преданы мы. Ваш собеседник, вы не представите нас друг другу?

— Вряд ли в этом есть смысл. Мой собеседник — человек не светский, наставник из интерната Даксимуса.

— Но все же!

— Зачем ломать комедию, граф Улон, и разыгрывать кэлла Алонтия, добрейшего человека. Мы ведь с вами прекрасно знаем друг друга, — елейным голосом проговорил Френье.

— А вот позвольте спросить, что вас связывает с 'добрейшим' кэллом Алонтием?

— Пожертвования, которые вносит иногда этот благородный кэлл в фонд нашего заведения, где воспитываются мальчики-сироты.

— Послушайте, Орджанг, мне некогда тут с вами прохлаждаться, я очень спешу. Прощайте, магистр Френье.

— Всего вам наилучшего, кэлл Алонтий.

И, как ни в чем не бывало, он направился по своим, уже подозрительным для меня, делам.

— Собственно говоря, я тоже спешу, — сказал Френье, — и если у вас не ко мне никакого дела, то спешу откланяться.

— Куда же вы так спешите? Не терпится ознакомиться с содержимым пакета, который вам вручил 'добрейший' кэлл Алонтий, — я говорил в язвительной манере.

— Ваша наблюдательность вас когда-нибудь заведет в большую беду, — наиграно-ласково ответил Френье.

— Она обращена на пользу тех, кому я служу, а вот что касается нашего общего знакомого Алонтия Влару, то мне очень хочется узнать, что может связывать его с вами, и очень интересно, чьим интересам он предан!

— Бросьте вы! Не мучайте себя. Ваш принц все равно вас не стоит. Вот увидите еще — он вас подведет.

— Вы вторгаетесь в частную жизнь высокопоставленных людей! — возмущенно сказал я.

— Жаль, что вы не с нами, — наигранно вздохнул магистр Френье, — такой человек, как вы мог бы стать очень полезным нашему клану. Вы могли бы гордиться собой — завалить боевого мага! Первого уровня! Если бы вы знали — какой переполох наделали в клане черных! Хотя кое-кто там обрадовался — маг, которого вы уничтожили, очень настойчиво пытался захватить в клане власть — он готов был идти даже по головам своих учителей. Самоуверенный недоучка! Я, хоть и не перевариваю магистра Локмана, но мы — старики, все же, следуем кодексу чести внутри своего клана, а молодое поколение никакие кодексы не чтит, лезет напролом, как медведь шатун в буреломе.

— Откуда вам известно про боевого мага, о чем вы мне здесь говорите?

— Наивный юноша, вы забыли, наверное, что я маг? А как же ваши клятвы о том, что не будете пользоваться магией.

Вы не передумали насчет моего предложения?

— Нет, да и к чему мне идти к вам в ученики, если вы сами только что утверждали, что я легко одолел боевого мага без посторонней помощи.

— Ну, не совсем, а пояс Велеса, подаренный Гельендой, — он помог вам, от ударов боевого мага не так-то легко оправится.

— Ладно, я не вижу смысла в этом разговоре, отдайте мне то, что получили от Алонтия Влару и уходите!

— Попробуйте взять сами! — засмеялся он и обратился в столб пыли.


Я почувствовал себя идиотом. Размышляя о том, как мне следует поступить, я незаметно оказался у кабачка 'Корона и Перец'. Там сидела вся четверка.

— Очень хорошо, что вы пришли, — сказал Караэло, — мы ждем вас, чтобы вы разрешили пустяшный спор насчет этого напитка. Виноград, из которого он сделан, выращен в Сенбакидо, а вот наш Паркара утверждает, что в Памлоне. Но что, я не отличу виноград из Ухрии от винограда из Лации. Совершенно разный вкус. Паркара вас обманули. Это вино из Ухрии — богато солнечным светом, терпкое и игривое как местные девушки, в нем чувствуется вкус пряностей, а виноград из Памлона полон влаги и запахов сливы и черной смородины.

Спор разгорелся еще жарче, потму что Паркара, памлонец по происхождению, стал доказывать, что очень часто виноград, собранный на соседних участках сильно отличается по своим вкусовым качествам — все зависит от особенностей теруара, и, что в Памлоне, на земле его родителей, растут сорта, которые очень сильно напоминают вина из Анатолии и Ухрии.

Решено было в срочном порядке выписать из этого поместья указанные вина для дегустации, иначе это спор мог перейти в войну двух прониций Ухрии и Лации, в лице их лучших представителей: Караэло и Паркары, а это было нам ни к чему.

Тут Флег Влару заметил, что я мрачнее тучи.

— Вас что-то гложет, Льен?

— Да. Ваш брат весь день не дает мне покоя.

— Алонтий?!

— Вы хорошо знаете, чем он живет, Флег?

— Знаю. Он сейчас направляется в Римидин, служить помощником при ларотумском после.

— Что-о-о?!

Я вскочил и выпучил глаза на Флега.

— Флег, вы, вообще, поняли, о каком брате идет речь?

— Ну, разумеется. Он теперь у меня один. Об Алонтии, — спокойно подтвердил Флег.

Я почувствовал, что начинаю сходить с ума.

— Флег, я не шучу. Я только что видел, как Алонтий передавал что-то с печатями принца очень подозрительному человеку. И на мои вопросы не счел нужным отвечать.

— Ну да! — засмеялся Флег, — у вас был трудный день. Выпейте этого ухрийско-памлонскокго вина и забудьте все тревоги. Мой брат и, это совершенно точно, скачет по дороге в Римидин. Да, и товарищи наши вам напомнят, как мы вчера провожали Ала в дальнюю дорогу.

— Что вы несете, Флег!

— Друзья! Напомните нашему забывчивому Льену, что, недалее как вчера, мы пили за здоровье Алонтия у его высочества!

— Да, разумеется! — важно заявил Паркара, — ты еще тогда, Флег, бокал из дорогого миделийского стекла, на счастье, разбил.

— Что? Вы все заодно?

— Выпей, Льен, говорю тебе еще раз. Такое бывает. Называется: 'дежавю'.

Я сделался еще мрачней. Опустошив три бокала вина, (демон его раздери: какое оно — может, вообще из Анатолии), я так и не понял, что мне делать. Все мои товарищи как сговорились — они твердо стояли на своем.

Один человек мог опровергнуть их лживые утверждения, попахивающие розыгрышем — Орантон.

Я немедленно покинул шумное собрание, греша на странное воздействие странного вина, вызвавшее всеобщее помешательство и пошел к принцу. Он принял меня и сильно удивился, услышав мой вопрос о судьбе Алонтия, окночательно выбив почву у меня из-под ног.

— Но такое невозможно, — пробормотал я.

Мне показалось, что я услашал ехидный смех Френье.

— Но разве не сегодня мы с вами узнали о предложении кэлла Роэнса?

— Это было вчера, — серьезно сказал принц. — Вы случаем не заболели, Льен? Может, эта поездка в Визон так повляла на вас. Вы точно не были там ранены? Обычно жар так влияет на память!

— А письмо, ваше высочество, накануне поездки, вы никакое с ним не передавали?

— Да было письмо. Я внес некоторое пожертвование интернату Даксимуса. В конверте были золотые баали. Надо помогать несчастным детям, лишенным хороших отцов. А тебе откуда это известно?

— Я видел, как Алонтий отдавал его одному странному человеку.

— Директору интерната, — кивнул принц, — но почему тебя все это интересует?

— Глупости, ваше высочество, мне повсюду мерещатся заговоры против вас.

— Тебе надо отдохнуть. Вино, карты и женщины — вот лучшие средства от меланхолии. Поверь моему опыту.

— И все три — опустошают кошелек. От чрезмерного употребления вина остается похмелье, после игры — долги, а от женщины — разочарование.

— Ты безнадежный пессимист!

Побывав у принца, я запутался еще больше. Что это? Всеобщая галлюцинация? Но я имел дело с магом. Он вполне мог устроить такую шутку, чтобы отвести подозрения от Алонтия. Но в том-то все и дело — Алонтий, действительно, уехал.

Глава 16 Новости из-за границы

Страшные вести пришли из Акабуа — все девочки из знатных семей в возрасте до тринадцати лет были убиты одной ночью.

Убийцы не пощадили ни одну — даже новорожденную.

Чудовищные события потрясли всех — о такой страшной жестокости, зверстве давно уже не слышали. Ни у кого не поворачивался язык спросить: 'Почему?' Причина была слишком явна, как на ладони.

Поэтому об этом старались не говорить, или говорить шепотом. Над Акабуа нависло проклятье — вопрос о наследовании.

Всем хорошо было уже известно, что змей не признал права Ларотумской королевы. Была еще одна возможная наследница — троюродная сестра покойной. Она жила в Бонтилии и была замужем за главнокомандующим армией.

Неужели это дело ее рук? Бонтилийцев всегда отличало коварство.

Или к преступлению причастен наш Тамелий Кробос? И то и другое могло быть вероятным. И в то и в другое не хотелось верить. Но в Ларотуме все же предпочли обвинять Ильгиру Бонтилийскую.

Все знатные рода Акабуа готовы взяться за оружие и идти с войной. Не этого ли добивался таинственный зачинщик?

Прямых доказательств на местах преступления не осталось. Но почти все бароны Акабуа обвиняют Тамелия, ведь Онцерия погибла в Мэриэге. Но Акабуа никогда не воевало, у страны не было успешного военного опыта. Змей мог обеспечить лишь защиту. Тайная месть — самое большее, на что они могли рассчитывать, и Тамелий это прекрасно понимал.

Все же, мне казалось, что не он причастен к этим событиям. Слишком сильно он подставлял себя в таком случае.


В один из вечеров мы допоздна засиделись в 'Короне и Перце'.

— Эх, как мне надоело это прозябание, — вздохнул Паркара, — я со скуки в какую-нибудь новую историю влезу.

— Погодите вздыхать, Терий, не исключено, что в очень скором времени мы все окажемся при деле.

— Война?

— Ага, с нашим горячим и пылким соседом.

— Анатолия? Чем насолил Яперт нашему королю? — удивился Влару.

— Влару, вы и в самом деле так наивны? — удивился Караэло. — Яперт всегда был чирьем на теле Тамелия. Сильный и умный сосед опасен, потому что непредсказуем, не знаешь чего от него ждать! Но скажу вам по секрету, дошли слухи, что Авангуро купил огромное имение в Анатолии, строит там роскошный дом, и более того, Яперт приблизил его к себе, потому что Авангуро сумел расположить его к себе умными советами, он прочит ему в жены одну очень знатную анатолийку.

— Откуда у Авангуро такие деньги? — удивился Паркара.

— Рассказывают также, что Авангуро тайно продал свое фамильное поместье Тарэйн неизвестному лицу. Тамошний управляющий весьма скрытен, и на территорию имения никого не впускают. Король поручил разузнать все о новом хозяине маркизу Гиводелло. Но он ничего интересного не сообщил — никому не известное имя. Но бумаги в порядке — их проверял королевский стряпчий. Теперь вы понимаете, что война с Анатолией неизбежна. К тому же вспомнили старую историю с морскими грабежами, говорят, что у Тамелия были серьезные основания думать, что морской грабеж наполовину дело рук анатолийской флотилии.

— Да-а, что же у этого Яперта на уме?

Вскоре мы получили подтверждение нашему разговору. Кто-то спровоцировал волнения на границе с Анатолией.

Есть небольшой спорный участок земли под названием Муледа, он принадлежит Ларотуму, но если смотреть на карту, то получается, что он, как будто вклинился в территорию Анатолии. В приграничном городке Терсе есть крепость и небольшой гарнизон — человек тридцать вэллов и несколько рыцарей. Через Терс все время проходят торговые караваны, они сворачивают на дорогу, ведущую в центральные земли. Так вот, говорили, что в Терсе будто бы задержали подозрительный караван

Караван анатолийских купцов, тщательно обыскали и нашли в нем компоненты для горючей смеси и оружие, а купцы оказались переодетыми воинами. Произошло столкновение, пролилась кровь — анаталийцы отбились и исчезли там, откуда пришли, но они нанесли урон гарнизону — пятеро ларотумских вэллов было убито.

В Терс и другие приграничные крепости были срочно отправлены большие отряды вэллов. И вся граница с Анатолией стала патрулироваться. Но дело в том, что, ни Ларотум, ни Анатолия не были заинтересованы в войне на суше.

Причины были, как ни странно, весьма отдаленные от военных. Дела торговые руководили миром. Воюя на море, можно не прекращать торговлю — через обе страны постоянно шли караваны, и терять деньги от пошлин никто не хотел, а Яперт был жаден, ровно так же, как Тамелий был расчетлив.

Но столконовение в Терсе послужило поводом к войне, а еще то, что королю донесли, будто Яперт укрывал Авангуро, объявленного изменником.

На официальное требование выдать Авангуро Яперт ответил отказом — дерзко и с насмешкой, а события в Терсе и вовсе не признал.

Но помимо всего, у людей заинтересованных в войне были свои скрытые мотивы.

Усилив меры безопасности на границах, укрепив гарнизоны и установив посты, оба правителя обратили свои взоры на морские равнины. Это не в первый и не в последний раз, когда торговля диктует свои правила войне, да и, в общем-то, цель была одна — захватить лидерство на морских просторах. Про военную мощь Кильдиады, имевшую огромный флот, все как-то в этом соперничестве позабыли. Бесспорно, что для Ларотума лучше было бы выманить флот Яперта из порта Номпагед. Но он был хитер, и первым наносить удар не собирался. И даже на попытки ларотумцев захватить несколько торговых кораблей из Анатолии никак не прореагировал — он прекрасно осознавал в чем его преимущество.

— Лично у меня есть сомнения по поводу этой войны, — сказал Караэло.

— Почему?

— Вы, наверное, как и наш король, все время забываете о другом, не менее опасном, соседе.

— Синегория, что ли?! Или Акабуа! — презрительно сказал Паркара, — Акабуа никогда не посмеет напасть на нас, оно уже давно разучилось воевать. Гартула и Фергения погрязли в своих внутренних раздорах.

— Как вы могли забыть о Римидинской империи?

— А что Римидин? — насмешливо спросил Паркара.

— Наш давнишний враг не упустит случая напасть на нас, если вдруг почувствует, нашу слабость.

— Он сам уже достаточно слаб.

— Напрасно вы так. Вам известно что-нибудь о подготовке римидинских воинов?

— Мы мало знаем об этой стране, — сказал Брисот, — но мои пращуры отражали нападения Римидина.

— А ведь это наш сосед. В прошлом — непримиримый враг. Только чудо спасало Ларотум от захвата в прежние годы. Мне кое-что рассказывали о подготовке воинов в Римидине. Они превосходные бойцы. Сыновья благородных воспитываются не в домах у своих родителей, а в школе ветеранов. Это заведение находится вдали от обжитых мест, в горах. Старые воины обучают свою смену.

— Но ведь нас тоже обучали опытные бойцы, — пожал плечами Брисот.

— Нет, там все по-другому. Все более жестоко. Если юнцы погибают во время учений, их родители принимают это, как должное, а такое там случается нередко. Гибнут в пропастях, в бурных реках, в драках друг с другом. Они учатся скалолазанию, переправе на утлых лодках, выживанию в пустынной местности без еды и оружия, учатся спокойно принимать смерть и не чувствовать боль. Там много такого, о чем предпочитают помалкивать. Римидинские воины — лучшие в мире фехтовальщики.

— Так что же помешало этому воинственному хваленому Римидину стать властелином мира?

— В разные периоды истории были разные причины. Но в последние сорок лет — раскол внутри страны, начавшийся с того, что власть перешла от законного императора к узурпатору, двоюродному племяннику.

— Понятно, обычное дело. А почему к узурпатору?

— Император погиб при подозрительных обстоятельствах, двое детей его погибло, и трон занял двоюродный племянник, да еще бастард.

— Так, он просто наследовал империю.

— Нет, там что-то не то. Неспроста школа ветеранов откололась от остальной армии Римидина. Пограничная с Фергенией область Харгана вышла из повиновения. Между двумя лучшими генералами страны вспыхнула непримиримая вражда, причиной которой была женщина. Один из них перешел вместе с преданными ему людьми на сторону школы ветеранов. И теперь Харгана и ближайшая к ней область Богр стали почти независимым государством.

Я, молча, слушал этот разговор. Мне было многое известно о Римидин. Все, что говорил Караэло, — истинная правда.

Римидин никогда прежде не занимал мои мысли. Я знал лишь со слов отца о былом величии страшного соседа. Еще всем было хорошо известно об оружии и мехах, которые привозились оттуда. Ларотум связывали торговые отношения с империей.

Слушая Караэло, я задумался. Мне захотелось побывать в этой стране. Узнать ее народ и обычаи.

Ведь я уже много мест объехал. Но теперь меня влекло не только любопытство — что-то скрытное шевельнулось во мне: огненная саламандра пробежала тенью по закопченной стене кабачка, уставилась на меня горящим взглядом и нетерпеливо щелкнула хвостом.

Я сделал ей приветственный знак рукой. Мои товарищи уставились на меня.

— Льен, ты с кем здороваешься? — спросил Паркара.

— С тенью, — холодно улыбнулся я и потянулся за бутылкой.

— Позвольте, друзья мои, спеть вам новую песенку, — предложил Флег.

— С удовольствием послушаем вас, — ответили все.


В дальнем стане живет Огонь.

Ремесло его — бой и ветер.

Но красивой Луны не достать!

За нее бы отдал все на свете.


В дальнем стане живет Силач.

Он могуч, как гора, и ясен.

Но судьба его злой палач —

Не владеть той, чей взор так прекрасен.


В дальнем стане живет Колдун.

Он волшебник, над всеми властен.

Но ему не бывать в саду

Той, чей лик, словно небо, ясен.


В дальнем стане живет Вода,

Синевой озаряет землю.

Да такая и с ним беда —

Он любовь свою не объемлет.


В дальнем стане живет Дракон-

Страшен, мрачен и сумасброден.

Только вышло, что именно он

В этом стане, как воля, свободен.

Глава 17 Натянутые отношения

После того, как герцог Сенбакидо осыпал меня своими милостями, я немного изменил прежним привычкам.

Я счел, что поскольку теперь я состою на службе, мое поведение и круг общения могут бросить тень на моего повелителя.

Вспомнилось язвительное замечание Суренци о моей дружбе с Рантцергом.

Мне не хотелось давать ненужных поводов для сплетен, и я решил на время постараться избегать встреч с Черным бароном, за исключением самых важных дел. По этой причине после Золотой саллы я уже пять или шесть раз отказывался от приглашений пообедать у него, как прежде.

Даже его слова о том, что юная Амирей мечтает увидеться со мной, не привлекли моего внимания. Думаю, что от Рантцерга не ускользнула эта перемена в моем поведении — на лбу его залегла складка, и он очень сухо попрощался со мной, когда мы встретились в Синем Городе в последний раз.

Но я даже представить себе не мог, к каким последствиям приведет эта размолвка.

Я забыл уже о нападениях убийц, нанятых графом Нев-Начимо, и о драке с Наденци, который, кстати сказать, куда-то запропастился после нашего свидания, — и потерял всякую бдительность. Очень часто я передвигался по городу поздней порой, возвращаясь то от своих друзей, то из кабачка или игорного дома. И в один из таких беззаботных вечеров на меня напали, совершенно внезапно и сзади. Мне не хватило реакции понять, что две сгорбленные тени, приблизившиеся ко мне, вовсе не дряхлые старики с кашлем и насморком, а крепкие и сильные мужчины. Словом, я потерял всякое чутье.

Тяжелый удар по голове заставил померкнуть свет в моих глазах!

Открыв их, я увидел себя в роскошной комнате. Надо мной висел огромный балдахин из драгоценной ткани вак небесно голубого цвета, что само по себе было неслыханной роскошью. Огромные зеркала, серебристые подсвечники, в которых нервно переливалось пламя свечей из лучшего в мире воска, — все говорило об огромном богатстве хозяина этого дома. Большая белая собака на высоких ногах лахатинской породы, с добрыми, бесконечно печальными глазами подошла к кровати и уткнулась носом в мою ладонь. Она очень похожа на Тупса, собаку Рантцерга.

Букеты в больших напольных вазах из дорогого миделлийского стекла расставлены по углам комнаты.

Посередине ее на резном столике стоит статуя Мириники. Ясно, что официальной религией здесь и не пахнет.

Отворилась дверь, и раздались легкие шаги. Нечто волнующее проникло в комнату: надо мной склонилось личико с полудетскими чертами небесной красоты. Юная путешественница-гостья и племянница Рантцерга стояла у моей кровати, взволнованно вглядывается в мое лицо. Так значит, я у него в доме!

Кровь вскипела во мне. Как я сюда попал?! Я резко поднялся, и у меня закружилась голова.

— Тише, тише, — попросила девушка, — вам нельзя вставать.

— Как я попал в этот дом?

— Вас принесли люди моего дяди, шельво Рантцерга. Они нашли вас раненного, без сознания на улице.

— И? Я могу увидеть хозяина?

— Он скоро вернется.

— Я не могу здесь оставаться!

— Отчего же? — она была расстроена моей неприветливостью. — Вы были так дружны с дядей. Мы всегда были счастливы видеть вас.

Только ее трогательное лицо и зачарованный взгляд, которым она смотрела на меня, остановили первый порыв — встать и уйти.

Мы разговорились. Она сказала, что занимается ученьем, много читает и осваивает разные премудрости. Я спросил ее о детстве, где она жила и каково ее истинное положение в доме хозяина.

— Я его племянница, — она недоуменно вскинула брови, — детство мое не было безмятежным, меня воспитывали чужие люди, а родителей своих я не помню. Дядя разыскал меня, и отправил за мной Гротума.

Меня, честно говоря, удивило ее твердое заявление о том, что она племянница Рантцерга. В душе я всегда был уверен, что он удерживает ее с какой-то непонятной мне целью. Мне казалось маловероятным их родство. И с самого начала я подозревал набларийца во всевозможных грехах — иначе, откуда бы взялось все его богатство.

Но меня связали с ним своего рода деловые отношения, и я старался не обращать на это внимания: Рантцерг был мне полезен.

Снова послышались шаги — наша беседа с Амирей была прервана. Вошел Черный барон.

Острый взгляд, которым он провел по моему лицу, дал мне понять, что мы вступили на тонкую грань, которая разделяет дружескую размолвку от полного разрыва отношений.

Меня это удивило, потому что я считал, что только я имею право на подобные решения относительно нашего знакомства.

— Объясните мне, сэлл Рантцерг, благодаря чему я оказался в этом доме?

— Вам самому должны быть известны причины.

— Причины чего? — я сказал это довольно резким тоном.

Рантцерг ушел в сторону, что было так на него похоже! Вместо объяснений этого неподражаемого случая с моим появлением в своем доме при весьма странных обстоятельствах, он начал что-то вроде нападения на меня! Он осмелился меня упрекать!

— Скажите мне, благородный кэлл, отчего вы забыли дорогу в мой дом? Я сумел вас чем-то ненароком обидеть?

Если причиной тому чьи-то злые языки — скажите мне. Я всегда считал вас человеком прямым и искренним, так не надо теперь ходить вокруг и около. Я прошу вас объяснить мне причину вашего внезапного презрения к моему дому, безразличия к добрым знакомым. Я говорю: 'знакомым', ибо другом я бы никогда не осмелился вас назвать, опасаясь стать жертвой вашей надменности, по причине моего низкого звания. Я всего-навсего простой человек — сэлл. А вы теперь граф, коннетабль, правая рука великих мира сего. Не в этом ли дело? Так что же повергло вас вспять от моего гостеприимного дома? Спасенная вами девушка тоже желала бы знать.

Амирей, нежно перебиравшая струны лютни, притихла.

— Я оценил вашу прямоту, и тоже буду честен. Но сначала ответьте — почему я здесь.

— Разве Амирей не объяснила?

— Но у меня вызывает подозрение тот факт, что кому-то понадобилось бить меня по голове и оставлять валяться на улице.

А так удачно и главное вовремя появившиеся люди шельво Рантцерга спасают меня и приносят в этот дом.

— Вы не верите в это, — усмехнулся наблариец, — но причина проста — вас ограбили. Или вы не заметили пропажу некоторых вещей?

Мне стало жарко — я провел рукой по шее — исчез медальон, с руки были сорваны перстни и браслет! Проклятье. Украдены вещи, которыми я дорожил. Мне было бы легко пережить пропажу драгоценного перстня герцогини Брэд, или золотых браслетов и цепи, выигранных на турнирах, но пропажа перстня Синего Клена, медальон и браслет, найденный на острове — мне бы ни за что не хотелось потерять. К счастью, пояс Велеса, тонкий серебряный пояс со звериными мордами, был еще на мне.

— Но все живущие в Мэриэге воры прячутся в вашем квартале!

— Даже те, что похитили бриллианты королевы? Вы могли принести их мне, но вы вернули их ее величеству, минуя меня — это был первый шаг прочь от нашей дружбы. Что ж, это я еще могу понять — вы рисковали, вы получили трофей, и заслуженный козырь. Но потом вы презрели меня.

— Так вы ничего не знаете о ворах, напавших на меня?! — сказал я с возмущением. — Я никогда не давал вам повода думать, что наше знакомство нечто большее, и я тоже не называл вас другом. Разве не сугубо деловые отношения связывают вас с остальными жителями Мэриэга. На что же вы претендуете теперь, ростовщик и покровитель воров?

— Да, но другие знатные жители ларотумской столицы не приходили на помощь ко мне, к презренному набларийцу, не сидели за моим столом, не делили со мной мои тайны и опасность, исходящую от королевской стражи. Я — пока — не знаю о ворах, напавших на вас. Но я могу узнать, и помочь вам в возвращении ваших драгоценностей. Я даже готов простить вас в душе, понимая и ваше и свое положение. Но вы еще не объяснились со мной.

Я сидел растерянный и пристыженный — по сути Рантцерг был прав. По сути. Но одно маленькое 'но' — я был титулованным дворянином, а он простым сэллом.

Рантцерг практически лишил меня выбора — если я хочу вернуть свои вещи, мне придется с ним объясниться.

Смутное подозрение о том, что все им было подстроено, не покидало меня, и это раздражало. Мне казалось подлым такое поведение — и теперь, пожалуй, добрые отношения стали трещать по швам.

— Хорошо! Я объясню. Вы почти угадали. Когда я въехал в Мэриэг, я много не знал и был простым бедным дворянином, которого никто не знал. У меня ни перед кем не было обязательств. Не так давно я получил титул и должность, обязывающую меня соблюдать определенные правила. Я ничем не могу опорочить своего господина, а дружба с вами…,- я замялся.

— Порочит большого вельможу, — закончил за меня Рантцерг.

— Что-то близкое к этому. У вас связь с людьми низшего сорта и тень от нашего знакомства может упасть на человека, которому я служу.

Мне было неловко говорить с набларийцем.

— Тень легла на мое сердце, — голос Черного барона звучал глухо и сердито, — и не сегодня, не сейчас, а гораздо раньше. Она появилась тогда, когда те, на кого вы молитесь, поступили против законов чести и законов человеческих — вероломно и жестоко, утопили в крови все мое семейство и лишили меня должного положения в обществе. И теперь я слышу, что мое имя может кого-то опорочить! Но вы не разочаровали меня, ваше признание, ваша прямота делает вам честь. Я всегда говорил, что уж лучше добрая пощечина, чем подлый удар в спину.

А сейчас, вот что я вам скажу, несравненный граф Улон, баронет Орджанг по имени Льен Жарра, я возвращаю ваши драгоценности — они здесь, в этой шкатулке. (Я облегченно вздохнул) И вы можете больше не беспокоиться о моей персоне, но перед тем как уйти отсюда, позвольте вам рассказать одну историю, которая проливает свет на зыбкую грань между честью и бесчестьем. Я ведь, так сильно расстроился только по одной причине. Льен, я слишком сильно успел привязаться к вам. Открыл свое старое сердце, как сыну, — только два человека во всем мире заслужили мою привязанность. Несмотря на то, что я старый злой циник, я увидел в вас нечто хорошее, что заставило меня поверить вам и изменить своей привычке — держать людей на расстоянии, только поэтому я хочу сейчас объясниться с вами.

Я хранил молчание, не зная, что сказать.

— Вам известно что-нибудь о графстве Коладон?

— Коладон? (кажется, недавно герцогиня Джоку упоминала это название).

— Я слышал это название, но и только, — хмуро сказал я.

— Ваше счастье! Если бы вы знали об этой истории больше, то ваши взгляды на разницу между подлинным и мнимым сильно бы изменились и вам было бы проще понять мою историю. Так вот, позвольте представиться, несостоявшийся граф Расфер Коладон.

Наблариец церемонно поклонился. Он как будто дурачился. Я сохранял спокойствие статуи. Шельво Рантцерг принял это как знак: продолжать рассказ!

— Вам известно, что графство Коладон никогда не входило в состав Ларотумского королевства? Это было небольшое обособленное государство, оно стояло веками и процветало под властью моего рода. Я был младшим в семье, и как водится, поехал в чужие края, искать свое счастье. Это было много лет назад.

Мой брат только что женился, невестка была на сносях, все шло замечательно. Пока молодой, полный любопытства и жизненных сил Тамелий не вздумал посетить наше родовое гнездо. Он намекнул отцу, о своем желании, а что такое намеки ларотумского монарха — вы знаете. С таким соседом предпочтительнее дружить.

Отец пригласил его поохотиться в своем поместье, красивейшем на свете. Король был очарован, очарован настолько, что счел необходимым завладеть этим очарованием. Золотые рудники, на которых разбогатела моя семья, стали неотъемлемой частью всего очарования.

— Король захотел ограбить графство и подыскал достойный повод? — иронично спросил я.

— Повод? Для того чтобы ограбить кого-то, всегда находится какой-нибудь повод. В замке Шалемон собрались знатнейшие люди нашего графства. Тамелия с его свитой приняли наилучшим образом. Пир и танцы продолжались всю ночь. Но вот, как ответил на наше гостеприимство Тамелий — его люди вместо танцев и развлечений вырезали стражу, находящуюся снаружи замка и открыли ворота, в которые ворвался большой отряд вооруженных людей. Они по сигналу напали на замок.

Тамелий сам сильно рисковал, находясь в замке, но его защищали лучшие наемники, а люди из его свиты оказались большей частью превосходными воинами.

Они вырезали всех находящихся в замке. Меня в тот момент там не было, и более того, вскоре после того, как случилось несчастье, в замок пришло ложное известие о моей гибели, так что, мои враги посчитали меня мертвецом. Я узнал о событиях той ночи от верного человека, сенешаля замка, который вам известен под именем Гротум. Он единственный, кому удалось сбежать, унося на руках мою невестку.

С помощью некоторых смелых людей Гротум cпрятался в одной деревне. Молодая графиня вскоре умерла от преждевременных и тяжелых родов, но осталась девочка — единственная прямая наследница.

Тамелий поставил на правление в графство своего наместника.

Слухи о случившемся достигли меня, но я выждал время и показался не сразу. Гротум встретил меня в Анатолии. Он же посоветовал мне сменить имя. Новорожденная была отдана им в одну семью, но ее передали другим людям, потому что Тамелий объявил розыски наследницы, слухи о смерти ее матери и вымышленные мной слухи о смерти девочки вызывали сомнение короля, и он хотел убедиться, что это так. Кто-то проболтался о нашей крохе, и наместник забрал ее из той семьи и пристроил к другим людям. С большими сложностями позже я отыскал ее след и выкупил племянницу за большие деньги.

Мои родители всегда были готовы к чему-то худшему, и большую часть капиталов семьи держали в тайных местах. Позднее мне удалось добраться до них.

Этот капитал и положил начало моему сказочному богатству. Я построил этот город в городе моего злейшего врага, — тихо рассказывал Рантцерг. — Поначалу все мои думы были о мести, но потом к ним прибавились и другие животворящие мотивы — я решил скопить денег достаточных, чтобы выкупить свое родовое гнездо, хотя бы частично. Так я и приумножил свой капитал.

То, что сделал Тамелий Кробос, не знает прощения.

— Почему раньше никто из ларотумских королей не посягал на независимость графства?

— Было нечто, способное защитить графство Коладон, но это нечто утратили. Скажем так, раньше графство охраняла древняя магия. Но один из магов стал отступником и присвоил себе артефакт своего рода. Последний из магов, как мог, прикрывал нас, но его сил не хватило. Все же, он сделал напоследок одно хорошее дело — завалил штольни на золотых рудниках. Все входы были потеряны, и золото оказалось недоступным для ларотумского короля.

Рантцерг молчал, и взгляд его был угрюмым и тяжелым. Он сумел своим рассказом пробудить мое доверие — был что-то, что цепляло и убеждало в искренности этого человека. Но мне мешало стойкое убеждение в его причастности к моему грабежу. Мысль об этом меня отталкивала.

— Теперь вы может вызвать меня на поединок, — вдруг сказал он. — Знаете, я чувствую себя порой таким уставшим и опустошенным, что вижу смысл в достойном моего рождения, прекращении жизни. Вы вправе вызвать меня на поединок.

— Вы сошли c ума! — сухо засмеялся я.

— Мой рассказ похож на рассказ сумасшедшего? Тогда что вы скажете о письмах дочери графа Сэвенаро к герцогу Авангуро. Который был посредником в ее связи с Тамелием. Они однозначно указывают личные отношения между ней и королем.

Что вы скажете о брошке — заколке, подаренной королем и снятой Тамелием с убитой графини? Есть еще другие предметы и одно письмо короля с весьма определенными указаниями для Авангуро — позаботиться о мести для неверной возлюбленной.

— Кто убил ее?

— Чудесная женщина! Но ей показалось мало быть любовницей нашего короля. Она увлеклась анатолийским посланником и тайно встречалась с ним. Тамелий приказал убить обоих. А заколочку забрал себе на память. Авангуро похитил ее в дни прежней дружбы.

— Я не знаю, что вам сказать. Даже если вы сказали мне чистую правду, ваш образ жизни уже давно отличается от правил подобающих дворянину.

— Бедный юноша! Жизнь еще не раз вас удивит. Она вас может поставить в такие условия, когда вы поймете меня, что правила подобающие дворянину он сам вправе менять, если у него есть достойная и оправданная цель. И что не титул делает вас Человеком — вы сами можете гордиться собой, даже будучи простым крестьянином. Когда захотите выжить — вспомните обо мне. Разве не чувствовал я себя униженным и растоптанным, разве не ненавидел? Но я жив! Я буду жить! И я буду во всем мешать нашему королю!

— Что же теперь с нашей дружбой? — спросил я.

— Так была ли она?

— Если вы примете мои оправдания, я готов простить удар по моей голове, — твердо сказал я.

— Принимается! — улыбнулся Рантцерг. — Вы можете поступать так, как считаете нужным, только не надо обижать при этом тех, кто к вам хорошо относится, по-настоящему хорошо, Льен. Есть люди, заслуживающие правды.

Я ушел от набларийца, переваривая все, что он мне поведал. Рассказ его выглядел неправдоподобно, но я уже слышал кое-что о графстве Коладон от Джоку и ее рассказ совпадал с историей набларийца.

Ну и что! Это было известно всем. И все же! Наблариец заронил семена сомнения в мою голову.

Глава 18 Агвор короля. Подготовка к войне. Маркиза. Поездка к Бездне

Я решил на время прекратить наше общение, тем более, что забот у меня в последнее время прибавилось: готовился военный поход на Анатолию и я стал бывать при принце неотлучно. На меня легли заботы, поскольку я представлял флот Сенбакидо. Мы посылали гонцов в герцогство с приказами. Король обязал герцога выставить до двухсот вооруженных галер — это было много. Сенбакидо ответил, что не в состоянии дать более сотни. Остальные корабли предоставит Квитанский флот.

Затряслась казна купечества, сборщики налогов ездили по стране, ввелись устрашающие меры для неподатливого населения, которое считало военные интересы Тамелия, почему-то менее важными, чем сбор урожая и забота о своих семьях. Ирония заключалась в том, что знать тоже не поддерживала это завоевание: у Анатолии был великолепный флот, хорошо защищенные порты и без больших потерь и кровопролития взять ее с моря представлялось сложным, но остановить Тамелия было невозможно. В сущности, при неудачном исходе войны, Ларотум мог потерять весь свой флот.

Я думал, что ответный морской грабеж был целью нашего короля. Частично это было так — ему требовалось золото: армии наемников, которые он вербовал большей частью из выкупленных гладиаторов — стоили недешево. Были и другие причины, толкающие его к войне, но это я понял чуть позже.

План по захвату земель целиком завладел разумом ларотумского монарха.

О грядущей войне с Анатолией объявили на ближайшем агворе, на который я, вместе с друзьями, сопровождал принца.

Кроме обсуждения этой уже переставшей быть новостью темы имелись и другие — не менее волнующие.

Из провинции приехал граф Олдей со своей неописуемой женой.

И всего за несколько дней жизни в столице графиня начисто лишила покоя Мэриэг, по крайней мере, Дори-Ден.

Все только и говорили, что о 'прекрасной' Ринне. Дамы — с плохоприкрытой завистью, смешанной с любопытством — им было интересно во всех деталях разобрать графиню, ее одежду, привычки, легкую провинциальность, манеру говорить с арледонским акцентом — и подписать ей приговор. Можно было не сомневаться в его жестокости, как минимум — ледяное презрение ожидало ее. Но не тут-то было! Ведь не зря в руки графини попал чудесный медальон Одавэны.

Она легко научилась располагать к себе сердца. И уже на первом своем агворе заставила королеву, а это та еще женщина! — мило разговаривать с собой.

Она, конечно же, и заметила и узнала меня. Но и виду не подала. Лишь кончики ресниц взлетели чуть выше, и еще выше она вскинула гордую белокурую головку.

Я улыбнулся — меня уже давно интересовала другая белокурая голова, с мечтательным взглядом и улыбкой ангела.

С графиней поговорили решительно все мужчины, бывшие на агворе!

Всех она очаровала. И только я один, пожалуй, не подошел к ней оказать знаки внимания. Она все прекрасно поняла, и… продолжала сводить с ума толпу. Женщины прицелились в нее своими взглядами, но, тем не менее, все срочно постарались подружиться с ней. Графиня показалась им обладательницей какой-то чудесной власти или тайны, и они вознамерились поскорее узнать ее секрет. А как еще можно узнать его? Надо стать ей другом, и тогда…секрет откроется сам.

Ринна не показалась всем слишком сложной, хотя и простушкой ее никто не назвал. Она была 'своей'!

И все дивились ее успеху, но объяснить это диво никто не мог. С такими смешанными чувствами люди расставались с этой женщиной.

Я задумался, почему Ринна не примчалась в столицу сразу после свадьбы — это было на нее не похоже! Но объяснение было простым — граф Олдей был некоторое время посланником в Анатолии. И именно там Ринна впервые блеснула своей красотой.


Что касается той, другой, желанной и недоступной для меня женщины редко но, мне удавалось видеть ее. От баронессы Товуд я узнал, что у маркизы приближается День Света.

По традиции в этот день женщинам дарят какие-то милые подарки. Невозможность быть с ней навела меня на мысль сделать ей что-то приятное, как напоминание о себе.

Я заказал в галантерейной лавке подарочный набор лент всех цветов радуги, расшитый по моей просьбе символами из книги Цветов и деревьев.

Это была особая азбука и тот, кто владел ей, мог понять из, казалось бы, случайного набора символов точный смысл послания. На одной из лент ярко-голубого цвета была надпись, посвященная ее красоте. На другой, алой — здоровью.

Зеленая выражала пожелание видеть ее чаще, памятная надпись о приключении на дороге в день нашего знакомства.

И так далее…

Я знал, что маркиза меня поймет. Она однажды обмолвилась, что очень любит этот древний язык.

Я получил эти ленты в роскошном ларце из вишневого дерева, отделанного золотом, и на следующее утро, накинув плащ-невидимку, проник в святая святых — дом маркизы, в ее спальню, оставив ларец у изголовья. Светлые локоны распались по лазоревой подушке. Утренний румянец и заспанное личико делали ее похожим на ребенка.

Искушение оказалось слишком сильным — любимая женщина в постели, я смог убедиться, что старого паука рядом нет, она избавила себя от его общества ночью, и вот я как последний идиот стою, и сгораю от желания обладать ею.

Это было чересчур. И проведя рукой по ее открытому плечу, я не удержался от поцелуя, а после покинул этот дом, ругая себя последними словами.

В общем-то, мой плащ давал мне хорошую возможность беспрепятственно встречаться с Лалуией даже под носом у ее паука. Но я уж точно не из тех, кто довольствуется половиной трофея. Я был намерен завладеть маркизой целиком.


На правах автора я снова вторгаюсь в жизнеописание Льена и возвращаю читателя к таинственной шестерке, скрывающейся в пропасти Неберы.

Волнующие ощущения царили там — Имитона, меняя облик, гладила огромного белого барса — плод ее воображения, Дарбо читал фолиант с анекдотами и смех его сотрясал стены, Тьюна и Тангро играли в шашки, забавно ссорясь: Тьюна дулась как мыльный пузырь и лопалась огненными брызгами, а Тангро что-то бубнил себе под нос и выпускал облака пара. Но, как всегда, покой этого царства нарушил вездесущий Черный Лис.

— Настала пора вмешаться, друзья мои! Подопечный наш оказался большим водомутом и меняет историю Ларотума не к нашей пользе.

— Надо его предупредить! — замурлыкала ангельским голосом Имитона.

— Есть ли у него слабости? — рассудительно спросил Тангро.

— Есть. Начнем с его друзей — покажем парню, кого он может лишиться.

— Устроим ему развлекуху! — усмехнулся Дарбо.

Мое отступление очень коротко, но оно многое объясняет, и я передаю повествование в руки своего героя.


Жизнь моя странным образом распределилась на два мира: мир реальности и мир мистики. Саламандра, магические предметы, общение с духами и демонами — все это было неспроста.

На знаменитой охоте в Хлерганском лесу я, вместе с другими, видел дух Черного лиса. Сначала я хотел выследить его и даже несколько раз приезжал в этот лес пока не понял, что выследить духа невозможно — он сам появляется там, где захочет — и оставил эту затею. Но он неожидано вернулся ко мне сам… на пустынной улице города, и задумчивым взглядом смотрел в мои глаза, сидя на ступеньках сожженного неберийского храма, который дарбориане надумали заново отстроить — место было удачным. Лис был магнетическим и телепатическим существом. Увы, — я ничего не запомнил, и от нашего мысленного диалога в моей голове засело только одно слово — Небера.

Небера и прежде интересовала меня. Теперь у меня появился повод — побывать в ней еще один раз. Странно, что я не расценивал поведение Черного лиса как враждебное — он казался мне нейтральным. И я, ни ожидая никаких подвохов, ринулся в путь.

Приехав в Неберу, я уже знал куда пойду. Глубокая пропасть, прозванная Бездной. Что-то притягивало туда. Ощущение Тайны, дивной тайны волновало и летало в воздухе. Осторожно ступая по обрывистому краю, я заглянул в Бездну. Влажный пар, белый как молоко клубился в ней и, хотя в иных местах виднелись просветы, дно не просматривалось! Иногда казалось, что оттуда шел какой-то странный свет.

Я бросил камень — звук послышался не скоро, да и был ли он!

От неестественного ощущения глубины, или точнее сказать — высоты, у меня закружилась голова. Я вообще-то неважно отношусь к обрывам и пропастям. На секунду я представил падение вниз, и сразу все во мне перевернулось, и я сделал непроизвольный шаг назад.

Что-то отпугивало и притягивало меня! Мне нестерпимо хотелось спуститься вниз — и было страшно!

Что за чудовища там гнездятся?

Скорее всего, там ничего нет, кроме останков смельчаков, но что-то нашептывало мне о чудесах, таящихся на дне пропасти.

Что-то дивное и неземное, восхитительное и мощное скрывалось в ней!

Вот, где-бы мне не помешал амулет карлика! Вот когда я по-настоящему пожалел о нем.

И вот, в синей мгле пропасти я неожиданно вижу своих друзей Паркару, Брисота, Караэло и Влару.

Все они свисают над бездной и вот-вот сорвутся, потому что край ее осыпается. Я как-то непонятно для себя решаю, что остаются считанные мгновения и этих мгновений хватит, чтобы протянуть руку и вытащить двоих или троих — для одного точно времени не останется — я вытаскиваю Брисота, Караэло и Влару — Паркара летит в бездну, улыбаясь на прощанье своей обычной беспечной и дерзкой улыбкой — не успевает пот на спине высохнуть от моего потрясения и ужаса, как новая напасть — красный огненный дракон нападает на нас, я сижу на другом драконе, а земля вдруг разверзается под нами! Опять мне приходится делать мгновенный выбор — я подхватываю Брисота и Караэло. Влару остается и тоскливым взглядом смотрит нам вслед. Картина этой гибели так потрясла меня, что я потерял сознание.

Очнулся я, лежа на холодных камнях, и жуткая усталость навалилась холодной и липкой глыбой — я чувствовал себя так, словно все тело мое было разбито, ни одной светлой мысли и только черная тоска от моего видения вгрызается в спину.

Какое-то тихое хихиканье я слышу недалеко от себя, или мне кажется?

Смотрю вокруг — никого.

Как и обо всех своих кошмарах, я думаю об этом: 'ерунда!', но где-то подспудно точит мысль: 'что если не ерунда?', еще тревожит вопрос: 'почему мне пришлось выбирать?'. А противнее всего мысль: 'почему я пожертвовал Паркарой и Влару' — ведь оба мне точно так же симпатичны и дороги, возможно, даже больше, чем Брисот и Караэло — с ними было гораздо легче общаться — оба были душой нашей компании, хотя про Влару можно сказать, что он был ее сердцем. Два других наших друга представляли собой нечто иное: Брисот был нашим мечом и щитом, образно выражаясь, а Караэло был нашими мозгами — очень часто мысли его попадали в цель, и он высказывал всегда наиболее верные и хладнокровные суждения о том, что я не всегда с ходу понимал, хотя глупцом себя никогда не считал. Чем был обоснован мой выбор? Логикой? Уж точно не чувствами, если бы пришлось опираться на чувства, то я не уверен, что не получилось бы наоборот.

Но, как и бывает при встрече с миром мистики — мы не в состоянии понять его и быстро о нем забываем, ибо дальше начинаются блуждания в царстве теней, поиск темной кошки в темной комнате, наш страх, наше нежелание зажечь свечу, ибо боимся увидеть правду и то, что скрывается там, где как будто и нет ничего.

Мне надо было жить, а не толковать видения. В то время я был решительным человеком, человеком, который безотлагательно действует, даже если у него есть сомнения.

И потому я встал, отряхнул свой костюм и разыскал коня, который выглядел уставшим и голодным.

И он радостно одобрил мое решение ехать в Мэриэг, где о нем позаботится слуга и где его ждет охапка свежего овса и теплое стойло.

Глава 19 Встреча с Юнжером

Но даже по этой недлинной дороге мне было не миновать приключений. Проезжая одно пустынное место, я заприметил нечто необычное.

К крепкому дереву был привязан человек и во рту у него был кляп. Я узнал его — это был Юнжер, сын мага из Файлено, ночной беглец по крышам, спасенный мной от погони. И вид его был не ахти — парня раздели до кальсон.

— А это снова вы, Юнжер! — сказал я новому знакомому. Какая с вами беда на этот раз приключилась?

Кажется, он не сразу признал меня или не хотел признавать, — во всяком случае, он смотрел на меня, не мигая!

— Да, вы язык проглотили! — я выдернул кляп у него изо рта. — И скажите мне, пожалуйста, отчего с вами все время какие-то чудеса происходят?

— Вы опять мой спаситель, — простонал Юнжер.

— Только не надо на этот раз магией отбивать мне память — я начеку! На сей раз я не стану помогать вам, пока вы все мне не расскажете. Предлагаю начать с Файлено.

Он вздрогнул, и веревки сильнее впились в тело.

— Откуда вам…

— Известно о Файлено?! — рассмеялся я, удобно усаживаясь на пенек. — О, у меня много друзей в разных местах.

— Постойте! Вы ведь там бывали! — подивился он, — и как это я вас сразу не узнал?!

— Чудны дела ваши, боги! Так вы будете делать признание?

— Видите ли, я наделен некоторым даром, но он же меня и губит. Я сыграл неудачную шутку с профессорами.

— Ой, ли! Неудачную?!

— Да, неудачную! Я хотел всех повеселить.

— Да уж, повеселил. И никто вас об этакой милой шутке специально не просил?

— Нет! Нет! Я поспорил с одним студентом… на деньги.

— Это уже ближе к истине. А бегство по ночному Мэриэгу? Кто вас догонял?

— Мои кредиторы, — мрачно возвестил Юнжер.

— Это они вас привязали?

— Нет! Отец!

— Вот как! Вы у него любимый сын?

— Другого- то все равно нет! — прошипел Юнжер. — Он ненавидит меня!

— Мне так из рассказа Шипа Соро не показалось.

— Он сказал, что если провидению будет угодно, то я спасусь. Ежели нет — так будет лучше для всех!

— Суровое решение. Так я, значит, выступаю сейчас в лице провидения. Послушайте, Юнжер, если все сказанное вами — правда, может, мне стоит оставить вас здесь прохлаждаться дальше. Я не люблю таких ответственных миссий — заменять провидение, что если у меня не получится?!

Я откровенно смеялся над ним.

— О, помогите мне! — взмолился он, и я опять попал под его чары.

— Я могу помочь вам в ваших делах — вы не пожалеете! Я беспринципен, но у меня есть правило — за спасение собственной жизни я долги отдаю.

— Ну что ж, поверю вам на cлово, — сказал я и полоснул ножом по его веревкам.

Он присел на траву, и чуть дрожа, потирал наболевшие места.

— Так ты говоришь, что хочешь долг мне вернуть?

— Какой долг?! — растерянно спросил он, растирая затекшие руки.

— Ты уже забыл?! Ты сам только что сказал: 'За спасение собственной жизни я долги отдаю'.

— Ах, это! — облегченно вздохнув, рассмеялся мой пленник, видимо жизнь его была полна подобных объяснений.

— Этого мало? Так чем же ты расплачиваться будешь? Ведь жизнь свою, надо полагать, ты недешево ценишь.

— Я сделаю все, что вы пожелаете, — поспешно согласился он.

'Как же! — подумал я, пытаясь поймать неуловимое, беглое выражение его лица, — как бы ты, батенька, не продал мой интерес с потрохами, сразу же расставшись со мной. Но рискнуть все равно стоит'.

— Я бы очень хотел разыскать вашего отца. Вам известно, где он находиться?

Глаза Юнжера испуганно блеснули.

— Зачем мне это? Мой отец не желает меня видеть.

— Но если все-таки подумать?

— Зачем он вам?

— Мне бы хотелось вернуть вещь, которую он забрал без моего согласия.

— Вряд ли вам это удастся!

— Это моя забота! От тебя требуется только адрес. Эта услуга будет не безвозмездной.

Я хорошо заплачу за сведения.

— Я подумаю: чем вам помочь, кэлл. Мне придется искать, а найти мага — дело непростое.

— Ты уж, постарайся — в накладе не будешь.

— Когда я узнаю что-нибудь — сразу же сам дам вам знать.

— Где ты обитаешь, Юнжер? — спросил я, думая, что неплохо бы последить за ним.

— Неподалеку от башни набларийца, где вы, кажется, частенько изволили бывать, теперь я вас хорошо припомнил.

— Назови точный адрес.

— Первый дом от старого моста. Спросите обо мне у хозяйки. Не одолжите ли вы мне свой плащ, добрый кэлл?

— Еще чего!

— Мне как-то неудобно возвращаться в город в таком виде, — сконфуженно сказал Юнжер.

— Что с тобой поделаешь — держи!

Пришлось пожертвовать ему свой новый плащ. На этом мы расстались.

Глава 20 Гости из Акабуа

У моих друзей появилось много свободного времени — так, по крайней мере, думал я: и Орантон и Сенбакидо в период подготовки к предстоящей войне завалили меня поручениями, связанными с морскими делами. Я стал напоминать себе какого- купца или подрядчика. Кораблям в Ритолу требвалась новая парусина, в Квитании были трудности с хорошей смолой. Надо было подготовить и проинструктировать капитанов, проконтролировать сбор команд. 'Лучше бы я занимался этим на месте',- думал я. Но мне приходилось вести переговоры с Тамелием, а ничего более утомительного я для себя не представлял. Он вникал во все подробности, пытался навязывать нам своих людей, и от некоторых так и не удалось отбиться. Он рекомендовал определенные мануфактуры и говорил, кто будет снабжать флот продовольствием — не в прямую, конечно, — мне передавались все высочайшие 'пожелания' через Локмана, Гиводелло и иже с ними. Я сохранял спокойствие, но эти переговоры измотали меня.

И поэтому, я немного возмутился, при виде счастливой улыбки, свободного от всех этих гнусных дел, Паркары, который куда-то собрался — это было заметно по его нарядному костюму и надушенным волосам.

Он зашел проведть друзей в родной кабачок и обрадовался, увидев там меня, в одиночестве, поглощающего ужин.

— Куда вы собираетесь, Паркара?

— В Баэль. К моему и вашему знакомцу Бронито. Помните знаменитую дуэль на улице Трех собак, которую нам расстроила одна крошка?

— Очень хорошо. Я особенно доволен тем, как она закончилась. Обед в 'Тридцать три бутылки' был выше всяких похвал.

— Мда! Так вот, как не удивительно это звучит, но мы подружились с тем нечесаным грубияном! И он позвал меня в свое захолустье. Невзрачный городишко Баэль. Бронито позаботился о приманке для моего изнеженного вкуса — гусиный паштет и утка в соусе из вавири. Баэлец уверяет, что вкус блюд заставит меня навсегда позабыть о Мэриэге! Хм.

— Ладно, — засмеялся я, — мне почему-то с самого начала показалось, что ваша ссора закончится дружбой. Поезжайте в Баэль непременно и выпейте за здоровье ваших голодных товарищей.

На следующий день мы встретились в нашем кабачке.

— Как гусиный паштет? — спросил я Паркару.

— Ничтожество этого города вполне искупают кулинарные изыски его поваров, — сказал, вполне довольный своей поездкой, барон.

— Чем же вам так не нравится Баэль, Паркара? — удивился Караэло.

— Не знаю, что-то подсказывает мне, что однажды меня ждут в нем большие неприятности.

— Интуитив, — усмехнулся Караэло, — доверяйте больше своей логике.


В один из дней мне пришлось затемно возвращаться из Черного города, там со мной встречались два налединца — они приехали в Мэриэг по своим торговым делам с Черным бароном, а у меня были к ним просьбы насчет нашего с герцогом Сенбакидо кораблестроения. И мы встретились в одном из укромных мест, которыми владел Рантцерг.

Мы обменялись и деньгами, и материалами. Мне очень не хотелось попадать в какое-нибудь приключение этой ночью, и поэтому я счел, что не будет излишним уйти из Черного города незаметно, а потому накинул плащ.

Но девять алмазов в моих карманах, все же, подверглись риску. На эти алмазы я, откровенно говоря, хотел купить маркиза Шалоэр, через его жену, разумеется. В их владении, в окрестностях Флетамо, росли самые лучшие в Ларотум сосны, подходящие для постройки судов. Я хотел принять участие в создании Сенбакидо новейшей флотилии. Из Шалоэр будет самая удобная доставка по Розовой реке через Сафиру в порт Сенбакидо.

Получилось так, что когда я вышел из Черного города в коридор, то увидел несколько странных фигур. Но контуры их были размыты, и они тихо переговаривались на другом языке. Я хорошо владел многими, и мне не составило труда узнать язык жителей Акабуа.

Воины Акабуа — мелькнуло в моей голове, — что они здесь делают?

Странно, что никто кроме меня их не видел, и я время от времени терял их из поля зрения — их фигуры словно растворялись в пространстве. Я стал следить за ними, а они шли в Дори-Ден.

Три воина с лучшими клинками, одетые во все черное, в черных платках на головах, в которых были оставлены лишь щели для глаз, и с изображением змея на одежде.

Лица их излучали ненависть, желание смерти и направлено было их желание на маленького мальчика, десятилетнего сына Тамелия.

Месть! Месть за убитых девочек! Они нашли виновного и идут мстить!

Ужас, который несли они, заставил меня встать на защиту наследника. Древнюю поговорку о том, что дети расплачиваются за грехи родителей, я в данном случае нашел несправедливой. И ноги сами понесли меня во дворец.

Князья Акабуа спокойно преодолели подъемный мост. Днем он всегда был опущен для проезжающих всадников и карет. Но сейчас было ночное время, и мост оказался поднят.

Непонятно каким образом, но им удалось повлиять на стражу — мост опустили и они хладнокровно прошли мимо стражи, а я вместе с ними. У меня были опасения, что, как уже было однажды, мой плащ не поможет мне преодолеть стены Дори-Ден.

Но возможно, сейчас был иной случай — цель моего визита во дворец была спасение жизни принца и магия Дори-Ден приняла меня.

Воины прошли незамеченными — им открыли и ворота и двери. Вряд ли потом стража смогла себе объяснить — зачем она делала это, если никто не проходил. Я вспомнил рассказы о гипнозе змея. Быть может, это способность распространялась на этих троих. Он и преодолели все лестницы все караулы, и подошли вплотную к спальне наследника — там дежурило двое — один из которых дремал — второй стоял спиной к двери.

Не задумываясь ни на секунду, они снесли головы обоим ларотумцам, и один прикоснулся к двери. Я отсек ему руку. Меня заметили!

Как они увидели меня — я не понял, может, магия змея помогала различать формы — но мне пришлось жарко — я-то видел их, то они исчезали. Примерно тоже происходило для них со мной — они размахивали мечами в пустом пространстве, когда я уже был рядом.

— Уходите! — закричал я, — иначе подниму на ноги весь дворец!

— Трус! Покажи нам свое лицо! — закричал один князь.

— Покажите и вы свои!

Они сняли с себя личины, и я увидел лица всех троих. Я повернул застежку плаща — они увидели меня.

Я стоял, прислонившись к двери, не подпуская никого к спальне наследника.

— Вначале вам придется убить меня!

Тут случилось неожиданное — дверь сзади отворилась, и я почувствовал спиной дыхание ребенка.

— Ваше высочество, прошу вас, уйдите! — тихо сказал я.

— Меня хотят убить? — сухим от ужаса голосом спросил он.

Вместо ответа просвистел клинок- это один из воинов метнул нож. Мне удалось его перехватить.

Принц убежал в комнату, а я начал отбиваться от троих убийц. Не знаю — чем бы закончилось это нападение, но на шум драки прибежало человек десять из дворцовой стражи.

Видя, что им грозит, акабужцы снова навели чары и, кажется, решили уйти через окно и, хотя, это был третий этаж высокого здания, они пробили стекло окна и перемахнули через подоконник.

Все, что осталось от ночного происшествия — кисть с драгоценными кольцами и ужас, застывший в глазах мальчика-принца.

Будь я кем-нибудь другим, кем угодно — мое вмешательство, моя помощь принцу была бы оценена должным образом, но в том-то и заключается ирония жизни, что благодеяние из рук врагов воспринимается человеком, как насмешка судьбы — а я не сомневался, что король считал меня в стане своих врагов. И соответственно все, на что я мог претендовать эта кислая улыбка и скрытая ирония в словах благодарности.

Меня наградили… перстнем с розовым бриллиантом…с руки акабужца.

Глава 21 Предупреждения

Один человек в Мэриэге думал о походе в Анатолию не меньше, чем все военачальники Ларотума. Влюбленная женщина может увидеть то, что, по ее мнению, угрожает любимому человеку, даже там, где не увидят другие.

Маркиза Фэту, сама, смущенная и растерянная, безумно красивая, искала со мной встречи. Она пошла на риск и ждала меня в карете, возле Болтливой стены.

— Можно вас на пару слов, кэлл Улон?

— Я с радостью поддержу любой разговор с вами, маркиза.

Я заметил свою ленту, приколотую к ее платью. Она перехватила мой взгляд и смутилась.

— У вас красивая лента, — сказал я.

— Да, тот, кто подарил мне ее, похож на волшебника.

— Любовь делает людей волшебниками, акавэлла!

Она еще больше смутилась.

— Я хочу вас предупредить, — она теребила в руках красивый платочек, и не знала с чего начать.

— Вам некого здесь бояться, говорите.

— Ваш поход — верное средство оставить два герцогства без флота, — тихо прошептала Лалулия. — Муж говорит, что пройти в залив невозможно, а от принца и герцога Сенбакидо ждут победу, в ином случае их обвинят в предательстве и сговоре с Анатолией.

Я внимательно посмотрел в глаза взволнованной маркизы.

— Кэлл Фэту считает, что король хочет любой ценой ослабить сильнейшие провинции, любой ценой! — в ее голосе был неподдельный ужас, — вы можете погибнуть! Я знаю, что не смею просить вас, но, если было бы возможно, чтобы вы не пошли в этот поход…

— Я вас хорошо понял, маркиза, и со своей стороны хочу пообещать, что постараюсь выполнить ваше пожелание и вернуться живым…любой ценой.

— Вы обещаете это? — тихо спросила она.

— Я бы не посмел шутить с вами.

Я поцеловал золотистую прядку волос, самых душистых волос в мире, они были распущены и вились кольцами, спускаясь ниже тонкой талии…. и прижался губами к ее рукам. Смущение и сильное чувство обожгло нежное лицо маркизы.

— Мне пора, — она не хотя освободила свои руки, и наши взгляды, словно на вечность приросли друг к другу, и мне вдруг показалось, что я никогда не буду обладать ею. Что-то высшее объединило нас.

Стук колес уезжающей кареты по мостовой вернул меня к обычной жизни. В том, что рассказала маркиза, был смысл.

Волнение и любовь Лалулии заставили меня задуматься.

Я размышлял. Неужели страх Тамелия перед своими вассалами настолько силен, что он сознательно готов идти на уничтожение ларотумского флота, только для того, чтобы ослабить позиции брата и Сенбакидо. И даже, если они возвращаются с победой над анатолийским королем, он выигрывает. В любом случае он выигрывает.

Меня предупредила любимая женщина, и то, что она думает о моей жизни больше меня самого не вызывало сомнений. Но что тут можно придумать?

Казалось бы, что из этой тупиковой ситуации нет выхода. Я довольно поздно вернулся домой.

— Вас хочет увидеть один человек, — сообщила сэлла Марча. — он уже два часа развлекает меня разговорами на кухне.

— Я подойду туда.

Когда я вошел в тесноватую, но очень уютную кухню сэллы Марчи, то опешил от изумления: передо мной сидел человек из замка Духа, так я назвал то место, где скрывалась Дизанна, где на меня нападали демоны и, где Учитель фехтования тренировал меня. Так вот, сейчас именно этот человек сидел за столом, нога на ногу и поглощал произведение кулинарного искусства, сотворенное добрыми руками моей гостеприимной хозяйки.

Кажется, он обрадовался моему удивлению — я-то считал, что это был дух замка, некий учитель, а это был вполне живой человек из плоти и крови, он рассказывал небылицы моей хозяйке, смеялся, пил вино и уплетал пирог.

— Мне пришлось прийти к вам, что противоречит моим правилам. Но ситуация требовала быстрых действий и под рукой у высших сил больше никого не оказалось. Я пришел поговорить о походе к берегам Анатолии. Мы с вами должны остановить безумие. Вам нельзя выиграть эту войну, но вам нельзя ее проиграть.

— Объясните.

— Не прикидывайтесь тупым. Неужели вы сами не понимаете, что прямой путь к победе это подставить весь флот Ларотума под обстрел вражескими ядрами. Мы не можем допустить этого. У Сенбакидо есть тайный расчет на магию Моволда, но это тупиковый путь — нельзя нарушать баланс — Тамелий приобретет такую невиданную доселе силу, что справиться с ним уже будет не так просто. Эта война — первый шаг в бездну. Помните ваше видение в замке духа?

— Что делать?

— Мы давно ее предугадали и кое-что сделали. Помните капли вашей крови, собранные неким менестрелем, якобы на алтарь богам. Так вот, алтарь и в самом деле существет, только никто не знает о его настоящей силе. Он находится во дворце Яперта, и даже сам король не подозревает о том, что может эта штука. Алтарь способен создавать силовое защитное поле древней магии огромной силы, но он заработает лишь от капли вашей крови. Не спрашивайте меня, как это возможно, сделано все, чтобы вы смогли пробраться во дворец и предупредить Яперта об алтаре.

— Но что если он, узнав от меня тайну алтаря, воспользуется ей в ущерб нашим интересам?

— Он не сможет разбить флот ларотумцев, точно так же как они не смогут овладеть городом.

— Все останутся при своих интересах?

— Вот именно.

— Но как мне убедить Яперта поверить мне. Даже если удастся беспрепятственно проникнуть во дворец — меня сразу назовут шпионом. И что я скажу в свое оправдание?

— Вот с этим как раз забот не будет — вам достаточно произнести древнюю клятву: 'Тарк Аим'.

Я бы советовал вам подумать про пути отступления. Когда вы вернетесь на корабль, вас обязательно спросят, где вы пропадали накануне военной операции.

— Но от чьего лица вы действуете? Почему хотите мира?

— Со временем вы все поймете. Я не могу вам объяснить всего. Даже мое появление здесь идет вразрез с правилами.

Ваша хозяйка отлично готовит. С возрастом начинаешь ценить простые вещи. То, что в молодости кажется банальным, обретает свою ценность лишь, когда пройдешь через боль, голод, лишения. Но что-то я засиделся здесь. Мне пора. Желаю вам успеха в вашей нелегкой миссии — выиграть войну, проиграв войну.

Загрузка...