Гедер

Бедра Гедера были натерты до крови. Спина болела. Весенний ветер, приходящий с гор, пах снегом и льдом. Вокруг него верхом и на своих двоих двигались остатки армии вторжения в Ванаи. Не было песен, за несколько последних дней никто не общался с Гедером кроме, как по неотложным вопросам, касающимся передвижения нескольких сотен людей, повозок и лошадей. Даже в своих тесных ванайских комнатушках, в компании одного лишь огнеглазого оруженосца, и во время кошмарных дежурств при Алане Клине, Гедер не ощущал себя столь одиноким, как в этой толпе.

Он чувствовал повышенное внимание к своей особе, и осуждение. Конечно, никто и слова не сказал. Никто из них не встал, и не сказал Гедеру в лицо, что тот чудовище. Что то, что он сделал, было хуже преступления. В этом не было необходимости, потому что, конечно же, Гедер и так знал об этом. В течении всех этих долгих дней и холодных ночей возвращения домой, на север, в ушах у него стоял рев пламени. Его сны были полны образов мужчин и женщин на фоне огня. Он был призван защищать Ванаи, а сотворил такое. Если король Симеон прикажет отрубить ему голову прямо в тронном зале, это будет только справедливо.

Он пытался занять себя книгами, но даже легенды о Добром Рабе не могли отвлечь его от постоянно грызущего вопроса: каким будет королевский приговор? В самых радужных его мечтах король Симеон вставал с Расколотого Престола, чтобы лично своей королевской дланью утереть слезы Гедеру, и оправдывал его. В худшем случае, король отправлял его тело назад в Ванаи, валяться среди трупов, на съедение воронам, отъевшимся на мертвечине.

Между этими крайностями, в сознании Гедера нашлось место для почти бесконечного количества мрачных образов. И по мере того, как горы и долины становились все более знакомыми, а драконья дорога петляла меж холмов, на которых он раз сто бывал до этого, Гедер обнаружил, что уже созрел для любого сценария своей смерти и унижения. Сожгут его заживо? Это будет справедливо. Посадят в тюрьму и забросают дерьмом и падалью? Он и это заслужил. Все-все было бы лучше этого самоедства и немого раскаяния.

На горизонте показался огромный уступ, на котором стоял Кэмнипол. Черный камень отливал синевой из-за расстояния и атмосферной дымки. Королевский Шпиль казался не более чем светлой черточкой. Одинокий всадник мог бы доскакать до него за пару дней. Войску на марше потребуется не меньше пяти. Королевские маги, возможно, уже их увидели. С тоской и ужасом Гедер вглядывался в приближающийся город. С каждой милей страх становился сильнее, а движение по дороге все оживленнее.

Сельскохозяйственные угодья, окружавшие столицу, были одними из лучших в мире, темная почва, орошаемая рекой, все еще оставалась плодородной со времен битв, гремевших здесь тысячелетия назад. Даже в голодное время года, сразу после оттепели, земля пахла изобилием и обещанием пищи. Пастухи гнали свои стада по драконьей дороге с зимних пастбищ в низине в сторону гор на западе. Фермеры приводили волов на поля, готовые для вспашки и сева. Ехали сборщики налогов в окружении небольших отрядов вооруженной охраны, выгребая все, что можно у жителей городков до того, как их договоры аренды истекут. Одинокий всадник на хорошей лошади был здесь редкостью, так что Гедер знал, что серый жеребец, скачущий на юг, это по его душу. И только когда лошадь приблизилась, а он узнал во всаднике Джори Каллиама, напряжение спало, и он вздохнул с облегчением.

Он увел своего скакуна с драконьего нефрита в придорожную грязь, позволяя колоне продолжать движение без него. Джори осадил коня так близко, что животные могли хлестать друг-друга хвостами по мордам, а колено Гедера почти касалось седла Джори. Лицо того было серым от истощения, и только взгляд был ясным и цепким, как у хищной птицы.

— Какие новости? — спросил Гедер.

— Дуй в город, — сказал Джори. — И поживее.

— Король? — спросил Гедер, но Джори покачал головой.

— Мой отец. Он хочет видеть тебя как можно скорее.

Гедер облизал губы и посмотрел на повозки, медленно двигавшиеся мимо него. Некоторые возницы и ратники делали вид, будто не замечают их пару, другие откровенно пялились. С тех пор, как они покинули то, что осталось от Ванаи, Кэмнипол был целью, к которой он стремился, конец его борьбы. Но сейчас, когда время пришло, хотелось оттянуть возвращение еще хоть на чуть-чуть.

— Не думаю, что это мудро, — сказал Гедер. Не на кого оставить командование, и если я…

— Оставь на Брута, — перебил Джори. — Не особо сообразительный, но достаточно способный, чтобы вести колону по дороге. Просто скажи ему, чтобы разбил лагерь у восточных ворот, и ждал дальнейших указаний. Не отдавай ему приказа о роспуске войска.

— Это… а о боевом духе ты подумал? Не хочу, чтобы мои люди подумали, будто я бросил их.

Выражение лица Джори было красноречивым. Гедер опустил голову, щеки его пылали.

— Пойду, найду Брута, — сказал он.

— И костюм получше, — добавил Джори.

Пока он инструктировал Брута, Джори инструктировал его. Гедер также сменил гнедого мерина, который был под седлом все утро. Когда войско осталось позади, Гедер скакал на молодом, резвом коне, в компании Джори Каллиама. До города было слишком далеко, чтобы пускать коня в галоп, но Гедер ничего не мог с собой поделать. На несколько минут он отпустил поводья, сражаясь с напором ветра, упиваясь если не самой свободой, то ее иллюзией.

Они остановились на привал в хижине под почерневшей крышей, где грязная тропа пересекалась драконьей дорогой. Оба были настолько измучены, что сил хватило только на то, чтобы позаботиться о лошадях. Гедер провалился в сон без сновидений, а проснувшись утром, обнаружил Джори, седлавшего мерина. Когда они выступили в путь, в голове у Гедера уже почти прояснилось.

Перед ними вырастал Кэмнипол.

Южный подступ к городу был крутым, полоса драконьего нефрита карабкалась вверх по уступу подобно развязавшейся ленточке, упавшей на землю. Время и непогода изъели камень, оставляя участки в сотни и более футов, где дорога змеилась прямо по воздуху, и ничего, кроме осторожности, не защищало путешественника от падения. Пронизывающий весенний ветер приходил только со стороны города и долины, оставленной внизу. Там и тут грубые деревянные мостки соединяли дорогу с пещерами и лачугами, цеплявшимися за склоны скалы. Постоянная боль в ногах беспокоила Гедера, поэтому он не обращал внимания ни на нагромождения скал, ни на корявый кустарник, не замечал, как вырастает Королевский Шпиль и нависает над ними громада городских стен, пока не был пройден последний поворот. Огромные, сияющие арки и величественные башни, казалось, выросли из ниоткуда, город восстал из снов.

Южные ворота были узкими, чуть более чем щель в высокой серой скале. Створки кованной бронзы и драконьего нефрита разошлись в стороны, освобождая проход. Сразу за воротами, обнаружилась дюжина всадников в эмалевой броне, на боевых конях в бардах, под стать своим всадникам.

Как только Гедер и Джори приблизились, всадники обнажили мечи. Лезвия сверкнули в лучах полуденного солнца, и сердце Гедера забилось в груди, словно лиса в капкане. Он предвидел этот момент, и боялся его. Джори кивнул ему с улыбкой, значения которой Гедер не понял. Пустое. Гедер унял страх, и дрожа поехал сдаваться, радуясь, что не забыл одеть свой добрый кожаный плащ.

Одинокая фигура отделилась от тени там, где дорога проходила через стену. Хотя и не на коне, человек сразу же приковал внимание всех собравшихся. Первокровный, старик. Седые виски, острое и проницательное лицо. То, как он держался, производило впечатление, будто он выше ростом, чем всадники. Гедер послал мерина вперед. Вблизи все сомнения развеялись — перед ним был отец Джори. Те же глаза, та же челюсть. Он смотрел на Доусона Каллиама.

— Господин Паллиако, — обратился Каллиам-старший.

Гедер поклонился.

— Большая честь для меня приветствовать вас в Вечном Городе, — сказал Доусон Каллиам. А затем, резко — На караул!

Всадники вскинули мечи в приветствии. Гедер покосился на них. Он еще не видел, как кого нибудь благородной крови вызывают на суд короля, но увиденное было вовсе не тем, чего он ожидал. Откуда ни возьмись, хор голосов слился в протяжный, приветственный крик. И, что всего не понятнее, с чистого, ясного неба повалил снег.

Да нет же. Не снег. Лепестки цветов. Гедер поднял глаза, и на стенах увидел сотни людей, таращившихся вниз. Гедер неуверенно поднял руку, и толпа над его головой взревела.

— Коу позаботится о вашем коне, — сказал Доусон, — а нас ждут носилки.

Прошло мгновение, прежде чем до него дошло сказанное, после чего Гедер соскользнул на землю, позволяя отцу Джори ввести себя в сумрачный промежуток между городскими стенами. Он и не подумал даже спросить, кто такой этот Коу.

Носилки были богато изукрашены, с гербом и цветами Дома Каллиама, но с серо-голубыми нашивками Паллиако на каждом борте. На них были два кресла, расположенных лицом друг к другу, восемь Тралгу присели у шестов. Доусон сел спиной к движению. Гедер убрал прядь сальных волос с глаз. Ноги его дрожали после скачки. Бойницы и амбразуры на всем протяжении городской стены были заполнены улыбающимися лицами.

— Ничего не понимаю, — сказал он.

— Кое-кто из моих друзей и я выступили спонсорами вашего триумфа. Это традиция для возвращающихся с военной победой полководцев.

Гедер медленно оглянулся. Что-то огромное, казалось, пустило корни в его животе, а стены, возвышавшиеся над ним слегка покачнулись, словно молодое деревце на ветру. Рот пересох.

— Победой? — переспросил он.

— Принесение в жертву Ванаи, — пояснил Доусон. — Дерзкое и впечатляющее. Это явилось самым смелым решением, какое только видело королевство в этом поколении, и есть те из нас, кто усматривает в этом возвращение к Антее былой решительности

Перед глазами у Гедера возник темный силуэт женщины, ползущей к стенам мертвого города на фоне пляшущих языков пламени. Насколько он помнил, она упала. Снова был он оглушен ревом пламени, словно следовало оно за ним по пятам, поле зрения сузилось. И это победа? Ручищи коренастого Тралгу схватили его за плечи, и опустили на сидение. Молча уставился он на Доусона, в то время как носилки поднялись и пришли в движение.

Южные ворота выходили на ухабистую площадь. Гедер бывал здесь и раньше, прекрасно помня, что представляло из себя это дикое смешение нищих, торговцев, стражников, волов, повозок и бродячих собак. Действительность же оказалась подобно сну мальчика, знакомого с великолепием Кэмнипола только по рассказам. Не менее трехсот человек стояло за еще одним почетным караулом, размахивая знаменами Дома Паллиако. На трибуне стояли обладающие таким правом люди, в вышитых плащах и золотых мундирах. Был тут барон Морского Рубежа. Рядом с ним молодой человек в цветах Дома Скестинин. Не сам патриарх, но, должно быть, его старший сын. С полдюжины тех, кого подводящая Гедера память успела признать смутно знакомыми, пока носилки снова не тронулись с места. А затем, в довершении всего, с высоко поднятой головой, сквозь слезы, струящиеся по щекам, Гедер увидел своего отца, и выражение гордости на его лице.

Толпа следовала за ним, люди аплодировали и разбрасывали пригоршнями цветы и конфеты в бумажных обертках. Производимый ими шум исключал саму возможность разговора, поэтому Гедер мог лишь таращиться на господина Каллиама в немом изумлении.

На пересечении полудюжины улиц носилки сбавили ход. Неподалеку от Королевского Шпиля, дома достигали в высоту трех, а то и четырех этажей, люди свешивались с каждого окна, наблюдая за процессией. Слева над ним девушка бросила вниз охапку разноцветных лент, они падали, подобные танцующей радуге. Гедер помахал ей рукой, сладостные мысли завертелись безумным водоворотом.

Несмотря на то, что он сделал, его чествовали как героя. Потому, что он сделал это. Это не было смягчением наказания, на которое он надеялся, это было отсрочкой исполнения приговора, прощением, и отпуском грехов.

— Это было непростым решением, — громко сказал Гедер, перегнувшись через стол. — Страшная штука — сравнять с землей такой город. Нелегко оно мне далось.

— Конечно же нет, — сказал второй сын барона Нурринга, с трудом выговаривая слова. — Но в том-то и суть, так ведь? В чем доблесть принятия легких решений? Да ни в чем. Но встает дилемма. И нужно принять решение.

— Окончательное решение, — сказал Гедер.

— Именно, — согласился юноша. — Окончательное решение.

Гулянка переместилась в парк, примыкавший к особняку Доусона Каллиама. Будучи меньше, чем бальные залы, или сады в настоящих имениях, он лишь немногим уступал им в размерах. Участок таких размеров в стенах Вечного Города значил более, чем втрое больший, где нибудь в деревне. Снизу доверху свечи освещали стены, увенчанные высоким куполом, фонарики дутого стекла висели на невидимых в темноте нитях. Двери во всю стену были распахнуты в цветущий сад, впуская аромат ранних цветов и оттаявшей земли. Банкет и танцы шли каждый своим чередом. С полдюжины мужчин взобралось на помост, чтобы засвидетельствовать свое одобрение действиям Гедера в Вольных Городах.

Не было места, говорили они, слабости, нерешительности и продажности, чем так долго до теперь грешили генералы Антеи. Гедер Паллиако показал свою решимость не только Вольным Городам, но и всему миру. Он показал ее своим соотечественникам. Своими действиями он напомнил всем, чего может достичь непорочность. Даже король прислал гонца с письменным одобрением возвращения Гедера в Кэмнипол.

Аплодисменты опьяняли. Уважение и восхищение людей, которые не так давно просто кивали ему, встречая при дворе. А после танцы. Как правило, Гедер избегал подобного придворного развлечения, но Клара, жена Доусона Каллиама настояла, чтобы он хотя бы раз был ее кавалером на площадке в саду. К тому времени, как тур кончился, он уже почти не спотыкался. Потом было еще несколько туров с молодыми, незамужними женщинами, пока его бедра и лодыжки не запротестовали столь резко, что пришлось остановиться. А когда к вечеру похолодало, а вино и пиво полились более обильно, Джори принес его кожаный плащ, которому Гедер обрадовался.

— Отличительная черта настоящего командира, — сказал Гедер, и потерял нить разговора. — Знаки различия командующего…

— Надеюсь, вы меня простите, — сказал его отец. — Гедер, мальчик?

Гедер поднялся на ноги, его собутыльник кивнул ему в знак уважения и отвернулся. Земля почти не качалась.

— Слишком поздно для старика, — пожаловался Лерер Паллиако, — но я не мог уйти, не повидавшись с тобой. Ты превзошел все, на что только я мог надеяться. Я не видел, чтобы люди так отзывались о нашей семье с тех пор как… Да что там, вообще никогда, я думаю.

— Позволь, я тебя провожу, — сказал Гедер.

— Нет, нет, нет. Это твоя ночь. Веселись.

— Для меня было бы удовольствием поговорить с тобой, — сказал Гедер, и лицо его отца смягчилось.

— Тогда ладно.

Вместе, Гедер с отцом нашли госпожу Каллиам и выразили ей свою глубокую признательность. Каким-то образом роли поменялись, и уже они принимали от нее любезности, расставшись с чувством, что этот вечер был личной встречей старых друзей после долгой разлуки. Она настояла, чтобы они воспользовались носилками, на которых Гедера ранее несли по улицам. Расхаживать по темным улицам не было безопасно, а если бы даже и было, то делать так все равно не стоит. Джори появился, когда они в который раз собирались откланяться, и подал Гедеру руку. Тот чуть не расплакался, пожимая ее.

Пока рабы Тралгу несли их сквозь ночную темень улиц, Гедер любовался россыпью звезд в небе. Вдали от ликующей толпы, эйфория понемногу спадала. С удивлением он обнаружил, что некая доля страха все еще жива в нем. Не такого острого, не такого сильного, но вполне реального. Даже и не страха, а какой-то неистребимой зависимости от страха.

Его отец кашлянул.

— Ты на подъеме, мой мальчик. Ты очень быстро идешь в гору.

— Не знаю, о чем ты.

— О, нет. Нет, я слушал тех людей этим вечером. Ты застал двор в сложное время. Над тобой нависла довольно серьезная угроза стать этаким символом. — Тон отца был веселым, но что-то в том, как он держал плечи, наводило Гедера на мысли о человеке, готовом ударить.

— Я не придворная пташка, — сказал он. — С радостью вернусь домой, и поработаю над книгами, которые там нашел. Кое-какие тебе должны понравиться. Я начал перевод эссе о последних драконах, которое, похоже, было написано всего лишь через несколько сот лет после падения Морада. Тебе оно понравится.

— Уверен, так и будет, — согласился Лерер.

Тралгу спереди выразительно хрюкнул, и носилки элегантно развернулись на крутом вираже, слегка наклонившись в сторону поворота..

— Я заметил, что на этом вечере не было Алана Клина, — сказал Лерер.

— А я и не рассчитывал на него. — На мгновение, Гедер снова оказался на замерзшем пруду у мельницы, надеясь на удачу, которая одна только могла спасти протекторат Клина. — Представляю себе его разочарование. Ванаи был его, а тут его отзывают, точно щенка берут на поводок. Увидев, какую встречу мне устроили, он должно быть пришел в замешательство.

— Должно быть. Господин Терниган тоже не пришел.

— Наверное, его пригласили куда-то еще.

— Вот именно. Куда-то еще.

Во тьме ночных улиц скулила и тявкала какая-то псина. Ветер, казавшийся прохладным в переполненных садах и танцзалах, сейчас пронизывал насквозь.

— Не обязательно ведь трубить общий сбор, что бы ни случилось при дворе, — прервал молчание Гедер. — Я и не ожидал, что будет столько народа.

— Конечно, нет. Так ведь и бывает, правда?

— Типа того.

Они замолчали. Спина Гедера болела. После таких танцев и скачки, утром он, скорее всего, и пальцем пошевелить не сможет.

— Гедер?

Тот отозвался мычанием.

— Поосторожнее с этими людьми. Они не всегда те, кем кажутся. Даже когда они на твоей стороне, лучше всего не спускать с них глаз.

— Поберегусь.

— И не забывай, кто ты есть. Кого бы из тебя не пытались сделать, не забывай кто ты есть на самом деле.

— Не забуду.

— Хорошо, — сказал Лерер Паллиако, не более, чем тень на фоне тени. И только глаза его блестели в свете звезд. — Ах ты мой хороший мальчик.

Загрузка...