Для начала он попробовал достичь того, что по всей логике могло считаться промежуточной стадией: он сосредоточился на том, чтобы перенести свой контроль на другого представителя группы. Выбор казался очевидным.
«Я любим, — сказал он, воспроизводя в себе ощущение, в определенный момент смутившее его. — Я любим материнским телом, в котором рождаюсь и развиваюсь. Я разделяю мысли матери, но вижу своими глазами и знаю, что я один из группы…»
Как Гросвенор и ожидал, переход совершился внезапно. Он пошевелил самыми маленькими пальцами. Сгорбил хрупкие плечи. Потом снова вернулся к матери. Результат эксперимента был до такой степени удовлетворительным, что Гросвенор почувствовал себя готовым проделать следующий шаг и войти в контакт с существом более удаленным.
И на этот раз он добился своего, возбуждая соответствующие центры нервной системы. Он понял, что находится на вершине дикого холма, поросшего густым кустарником. Перед ним из каменистой почвы выбивался источник. Вдали низкое оранжевое солнце следовало заведенным путем по покрытому кучевыми облаками фиолетовому небу. Гросвенор заставил своего нового подопечного выполнить полуоборот. Он заметил жилище, укрывавшееся среди деревьев на берегу ручейка. Он приблизился и заглянул внутрь. В полутьме он различил множество насестов, один из которых был занят двумя птицами. Обе сидели с закрытыми глазами.
Вполне вероятно, подумалось Гросвенору, что они в данный момент принимали участие в нападении на Бигль.
Оттуда он переместил свой контроль на птицу, находившуюся в той части планеты, где стояла ночь. Он оказался в затемненном городе, среди тесного строя узких домов и переплетения тротуаров. Он переходил по очереди из одной нервной системы в другую. Он не знал, почему связь устанавливается с тем, а не иным существом. Возможно, некоторые подопечные были более восприимчивы к гипнотическому воздействию Гросвенора, чем другие. Возможно даже, что поддающиеся легче всего происходили из семейства самой первой птицы, с которой удалось вступить в контакт. Посетив таким образом два десятка различных нервных систем, Гросвенор решил, что уже получил достаточно полное представление о ситуации.
Он имел дело с каменным веком и с «нейропсихическим сообществом», которому, очень вероятно, не найти подобия ни на какой другой планете. Эта раса обошла далеко стороной ту стадию развития, на которой находилось человечество: эпоху машин с ее открытиями секретов материи и энергии.
Теперь Гросвенор мог в полном спокойствии переходить к следующему и предпоследнему этапу своего контрнаступления.
Он настроился на совокупность характеристик, которые должны были отличать существо, участвующее в данный момент в передаче изображения на Бигль. Прошло какое-то время, короткое, но вполне определенное. Затем…
Он смотрел изнутри одной из картинок и видел через картинку корабль.
В первую очередь, ему хотелось узнать, как развивается баталия на борту. Но следовало обуздать это желание, потому что задача, определенная им самому себе, являлась не менее важной, и возвращение на корабль составляло лишь часть ее. Ему нужно было повлиять на действия группы, возможно, из миллионов особей, повлиять таким образом, чтобы они отступились от Бигля и в дальнейшем могли лишь держаться от него подальше.
Он уже доказал, что может воспринимать их мысли и внушать им свои; в противном случае, те два десятка успешных контактов с птицами не стали бы возможными. Значит, он был готов. Он направил свои мысли в ночь:
«Вы живете во вселенной; вы создаете образы этой вселенной, такие, какой она вам представляется. И об этой вселенной вам не известно ничего, кроме ваших образов. Но образы вселенной, которые находятся внутри вас, не есть сама вселенная…»
Как можно подействовать на разум? Перестроив систему его постулатов. Каким образом можно повлиять на поведение? Разрушив фундаментальные убеждения, верования.
Шаг за шагом Гросвенор продвигался вперед:
«И образы, находящиеся внутри вас, не показывают вам всей вселенной, потому что есть много вещей, которые вы не можете воспринимать напрямую, поскольку не обладаете органами чувств для их восприятия. Внутри вселенной существует свой порядок. И если порядок ваших образов не тот же самый, что и порядок вселенной, это приводит вас к заблуждениям…»
В истории различных форм жизни мало кто из разумных существ совершал когда-либо что-нибудь нелогичное… с точки зрения своей системы координат. Когда основания этих координат были ложными, то есть постулаты разумных существ не соответствовали реальности, логика могла привести их к краху.
Нужно было менять постулаты данной расы. Гросвенор действовал обдуманно, хладнокровно, честно. Он исходил из предположения о том, что риимы беззащитны. Он вносил в их сознание первые новые идеи, какие внушались им за время бесчисленных поколений. Потрясение, он не сомневался, будет неимоверным. Никогда еще так не обрушивались на этих феллахов, погрязших в своих предрассудках. Однако, в Истории достаточно примеров того, как единственный завоеватель, даже не располагающий большими силами, изменял будущее всей феллахской цивилизации.
Огромная индийская империя пала перед несколькими тысячами англичан. Так же легко были покорены все феллахские народы античности; они поднимались, только когда свету, наконец, удавалось проникнуть в их потемки, показав им, что в жизни существует другое, отличное от того, чему учила своя закоснелая система.
Риимы были особенно уязвимы. Их способ общения между собой, каким бы уникальным и замечательным ни являлся, позволял оказать на них воздействие сразу при условии приложения достаточного усилия.
Снова и снова Гросвенор повторял свое сообщение, добавляя каждый раз что-нибудь, относящееся к Биглю:
«Измените картинку, которую вы используете для того, чтобы дотянуться до чужеземцев на корабле, затем уберите ее. Измените ее так, чтобы они могли расслабиться и уснуть, затем уберите. Ваш дружественный акт нанес большой вред людям на борту. Мы тоже хорошо расположены к вам, но ваш способ выразить свое дружелюбие причинил нам зло».
Он не мог сказать точно, в течение какого времени продолжал накачивать своими заповедями необъятную сеть нервных систем. Два часа, может быть. Но какова бы ни была продолжительность действия, закончилось оно резко, поскольку выключатель в энцефалорегуляторе автоматически прервал контакт между ним и картинкой на стене.
Он тут же оказался в привычном окружении. Он посмотрел на стену перед собой. Картинка исчезла. Он бросил быстрый взгляд на Кориту. Свесив руки на пол, археолог крепко спал в кресле.
Гросвенор с содроганием вспомнил данные им самим инструкции: расслабиться и уснуть. Результат находился перед глазами. Все люди на борту корабля, должно быть, спали.
Задержавшись лишь для того, чтобы разбудить Кориту, Гросвенор вышел в коридор. На протяжении всего пути ему попадались лежащие с закрытыми глазами люди, но стены были чисты. Он добрался до рубки управления, не встретив ни одной картинки.
Внутри ему пришлось перешагивать через уснувшее тело капитана Лита, чтобы пройти к приборной панели. Со вздохом облегчения он повернул ручку включения внешнего экрана энергетической защиты.
Несколькими секундами позже, расположившись в операторском кресле, он уже вносил изменения в курс корабля.
Перед тем, как покинуть рубку, он привел в действие, установив на два часа, устройство, блокирующее доступ к рулевому управлению. Обезопасив таким образом корабль от того возможного случая, когда кто-нибудь из людей пробудится с желанием самоуничтожения, он поспешил в коридор для оказания помощи раненым.
Пациенты все до единого пребывали в бессознательном состоянии; следовательно, он мог лишь предполагать, от чего они страдают. Он не рисковал. Каждый раз, устанавливая, что дыхание затрудненно и, по-видимому, человек в шоке, он вводил ему кровяную плазму. Он вкалывал болеутоляющее, встречая скверную рану, и наносил заживляющую мазь на ожоги, ссадины и порезы. Семь раз с помощью Кориты он переносил мертвых в реанимационные палаты: четыре души удалось таким образом вернуть из небытия. И все же осталось тридцать два трупа, которые он даже не стал пытаться оживить.
Они с Коритой продолжали заниматься фельдшерской работой, когда рядом с ними очнулся один геолог, зевнул… затем забурчал ругательства. К нему возвращалась память. Гросвенор смотрел за тем, как человек поднимается на ноги, подходит и, поглядев на них обоих с ошарашенным видом, спрашивает:
— Я могу вам помочь?
Вскоре они имели уже с десяток подручных, которые с остервенением впрягались в работу; время от времени роняемые ими реплики свидетельствовали об осознании того, что происходивший на борту кошмар стал следствием охватившего их безумия.
Гросвенор заметил прибывших Лита и Мортона только когда увидел, как они разговаривают с Коритой. Через некоторое время последний удалился, а оба руководителя подошли к Гросвенору и пригласили принять участие в собрании, которое должно было состояться в рубке управления. Без лишних слов Мортон похлопал его по плечу. Гросвенор не знал, вернулась ли к ним память, поскольку гипноз достаточно часто вызывает самопроизвольную амнезию. И если они оба все забыли, Гросвенору будет чрезвычайно сложно заставить их поверить тому, что случилось.
Поэтому он вздохнул с облегчением, когда капитан Лит произнес:
— Мистер Гросвенор, обсуждая катастрофические события, имевшие место на борту, и Мортон, и я, мы вспомнили, что в определенный момент вы пытались убедить нас в том, что корабль подвергся нападению извне. Мистер Корита доложил нам о ваших действиях, свидетелем которых он явился. Мне бы хотелось, чтобы вы объяснили все произошедшее руководителям отделов, собравшимся в рубке управления.
Рассказ Гросвенора длился более часа. Когда нексиалист закончил, кто-то спросил:
— Должен ли я понять так, что в действительности речь идет о дружественной попытке вступить с нами в контакт?
Гросвенор подтвердил:
— Ну да.
— По-вашему, — сказал тот с горечью, — не следует и поднимать вопрос о том, чтобы отправиться туда и с помощью нескольких бомб уничтожить их всех до последней особи?
— В этом нет никакого смысла. Но мы можем совершить на их планете посадку для более прямого общения.
Капитан Лит живо вмешался:
— Это отняло бы чересчур много времени. Перед нами еще долгий путь. — Он добавил кислым тоном. — К тому же, кажется, это весьма недоразвитая раса.
Гросвенор колебался. Прежде чем он успел заговорить, Мортон спросил:
— Что скажете, мистер Гросвенор?
— Полагаю, капитан намекает на полное отсутствие у данного народа каких-либо механических устройств. Но разумные существа могут иметь известные потребности, для удовлетворения которых машины бесполезны: есть, пить, жить среди друзей и быть любимыми. По моему мнению, эти птицы находят радость в их совместном мышлении и способе размножения. Существовало время, когда человек имел не намного больше, однако уже тогда говорилось о цивилизации; и в то время были великие люди, как и сейчас.
— И все же, — тонко заметил фон Гроссен, физик, — вы не остановились перед тем, чтобы разрушить их образ жизни.
Гросвенор не позволил выбить себя из седла.
— Это нехорошо, когда птицы или люди чересчур зацикливаются на своем. Я всего лишь сломил их сопротивление новым идеям, чего мне, кстати, до сих пор еще не удалось проделать на борту нашего корабля.
В аудитории послышались смешки, и ученые начали расходиться. Гросвенор увидел, что Мортон беседует с Йеменсом, единственным химиком, присутствовавшим на собрании. Йеменс, являвшийся теперь первым заместителем Кента, долго хмурил брови и качал головой. Напоследок он разразился довольно длинной речью, после которой они с Мортоном расстались, пожав друг другу руки.
Мортон подошел к Гросвенору и сказал тихим голосом:
— Химики освободят помещения в вашем отделе в течение ближайших двадцати четырех часов при условии, что им никогда не станут напоминать об этом инциденте. Йеменс…
Гросвенор перебил:
— А что говорит Кент?
Мортон помедлил.
— Кент хлебнул своего газа, — произнес он, наконец, — и ему придется провести в постели несколько месяцев.
— Но, — напомнил Гросвенор, — скоро выборы.
И еще раз Мортон помедлил, прежде чем сказать:
— Верно. И это означает, что у меня не будет конкурентов, поскольку один лишь Кент выступал против.
Гросвенор молча размышлял. Известие о том, что Мортон сохранит руководство над учеными, следовало признать хорошим. Но что станется со всеми недовольными, которые поддерживали Кента?
— Хочу попросить вас о личном одолжении, мистер Гросвенор, — снова заговорил Мортон. — Мне удалось убедить Йеменса в том, что было бы не очень разумно продолжать наступление Кента на вас. Но хотелось, чтобы и вы, в свою очередь, не распространялись о данной истории. Не старайтесь извлечь дополнительную выгоду из вашей победы. Если вас спросят, скажите, что возвращение к статус-кво стало результатом несчастного случая с Кентом, но сами эту тему не поднимайте. Речь идет о мире на борту. Обещаете?
Гросвенор пообещал, затем добавил:
— Могу ли я подсказать вам один ход?
— Давайте, посмотрим.
— Почему бы вам не назначить Кента своим заместителем?
Мортон уставился на него озадаченно:
— От вас я такого совета не ожидал. Лично я не чувствую в себе желания так уж сильно приободрять Кента.
— Речь не о Кенте, — сказал Гросвенор.
Теперь уже Мортон сделал паузу. Наконец, он произнес:
— Пожалуй, это разрядило бы атмосферу.
Тем не менее, он, по-видимому, не испытывал энтузиазма.
— Ваше мнение о Кенте, — заметил с улыбкой Гросвенор, — похоже, совпадает с моим.
Мортон рассмеялся:
— Можно насчитать не менее полусотни людей на борту, которых я предпочел бы в качестве своего заместителя, однако для поддержания мира мне действительно стоит воспользоваться вашей подсказкой.
Они распростились. Гросвенор не был таким удовлетворенным, каким мог показаться. У него оставалось ощущение, что, спровадив химиков из своего отдела, он выиграл стычку, но не сражение. Тем не менее, по его убеждениям, подобный исход в любом случае выглядел лучше продолжения войны, которая могла принять и более ожесточенный характер.