Путешествие «Геоса»

ТРОЛЛА

Уже второй земной месяц “Геос” был в мире другой звезды.

Ближайшая к звезде планета Тролла имела период вращения равный двум земным суткам. Масса ее составляла три четверти земной, но по размерам она превосходила Землю. Видимо, там преобладали легкие минералы. В атмосфере планеты был избыток свободного кислорода.

Экипаж корабля тщательно исследовал магнитное поле планеты, ее излучения. Инфраразведчики, как рыбы, ныряли в верхние слои атмосферы. Радиолокаторы непрерывно прощупывали поверхность планеты.

Приемники улавливали беспорядочный треск и шум, который мог возникать из-за грозовых разрядов. Не было никаких признаков жизни.

Профессор кибернетики Фред Гайденбург уже несколько недель не выходил из своей звездной лаборатории. Необычайный опыт, итог многих лет работы, явно удавался. И ученый, как ни привык к неожиданностям кибернетики, сам не мог постичь происходящего Его новая модель действовала. Программное устройство регулировало режим жизненных процессов искусственной ткани.

Наконец-то человечество освободится от косности ума электронных машин и создаст новые электронно-биологические мыслительные машины с неограниченными возможностями.

Еще до конца не уверенный в победе, ученый вынул из кармана мягкого серого костюма маленькую пластинку, переместил на ней несколько цифр и сказал:

– Рора, зайдите ко мне, если вы свободны.

Биолог звездолета Рора Кеннини, высокая смуглая итальянка, вошла в лабораторию и улыбнулась профессору. Ее улыбка была всегда внезапна и вспыхивала как свет.

– Фред, вы злоупотребляете своим правом не допускать к себе врачей. Посмотрите, какой у вас вид! И вы опять курите свою трубку! Вам же категорически…

Гайденбург с досадой отмахнулся.

– Сегодня я, кажется, кое-что смогу вам показать, Рора.

– Я так и думала. Ходят слухи, что вы значительно усовершенствовали электронный мозг корабля.

– Мозг корабля? Да, кое-что сделано… мелочи. Возможности логической машины по-прежнему безнадежно ограничены.

– Она лишена чувства юмора? – весело прищурила длинные черные глаза Рора.

– Да, но это не помешало ей доставить нас сюда, к этой никому не нужной планете. А будь у нее чувство юмора, она могла бы, так сказать, шутки ради отправить нас в бесконечность. Шутки машин всегда будут кончаться чем-то вроде этого.

– Интересно, Фред, может машина смеяться?

– Теоретически, конечно, может. Но это никому не нужно. При конструировании мыслящих машин главное – техника безопасности.

– Что же вы хотели мне показать, Фред.

– Рора, вы, биологи, создали новую искусственную клетку. – Он открыл модель. – Вот она, полученная вами живая масса. Я нашел путь регулировать ее жизненные процессы с помощью электронного устройства.

– Не кажется ли вам, профессор, что человечество еще не готово к этому? – тихо спросила Рора.

– Да, возможности кибернетики будут практически безграничны.

– Фред, скажу вам откровенно, мне страшно смотреть на этот зародыш.

– Я именно об этом думал, Рора, когда позвал вас сюда. Уже сейчас человек во власти машин…

В это время беззвучно распахнулась дверь. Вошел робот и поставил на стол завтрак для Гайденбурга. Рора в упор посмотрела в тусклые линзы его глаз. Робот ушел так же беззвучно, как и появился.

– Мы давно уже, – продолжал Фред, – не задумываемся над тем, откуда берется вот эта одежда, – он тронул свой костюм, – какие автоматы ее производят, какие автоматы планируют ее выпуск, регулируют ее распределение. Больше того, люди Земли уже не знают, откуда берется их пища. Они просто своевременно ее получают. В древности люди возделывали землю, выращивали зерно. Сейчас где-то во внеземных оранжереях автоматы выращивают фрукты, овощи, различные злаки и прочее. Чем больше нашего труда берут на себя машины, тем стремительнее мы идем вперед. И это в свою очередь заставляет нас все больше и больше из того, что ранее принадлежало нам, отдавать во власть машин. Машины освободили нашу мысль. Сейчас есть один мировой информарий, где отсеиваются и отбрасываются повторяющиеся сведения. А раньше человек тонул в миллионах книг. Однако машины не могут воспользоваться своей безграничной властью над нами, потому что они разобщены. А если появится сила, способная их объединить, – профессор умолк и посмотрел на созданную им модель.

Внезапно раздался сигнал экстренных сообщений. В передатчике зазвучал срывающийся голос дежурного радиоинженера:

– Я принимаю с планеты радиосигналы! Принимаю радиосигналы. Передача ведется на очень коротких волнах. Частота звуковых колебаний не позволяет ничего расслышать. Это за пределами нашего слуха. – Голос его зазвенел. – Но обитатели Троллы их несомненно слышат! Их слуховой аппарат устроен иначе. Перевожу все в доступную слуху частоту.

Звуки хлынули лавиной. Это была невообразимая чехарда каких-то стремительных сигналов. Сигналы путались, накатывались один на другой, сливались в вибрирующий вой.

Гайденбург стремительно вышел из лаборатории и направился в сектор машинной математики. Рора последовала за ним.

Математик Чарли Колин стоял у программного устройства электронного анализатора и торопливо просматривал узкую пленку.

– Что? – глухо спросил Фред.

Чарли поднял на него прозрачные глаза.

– Машина не обнаружила в сигналах никаких закономерностей.

Гайденбург взял у него пленку. Долго рассматривал ее, потом опустил. Несколько минут молчал.

– Радиосигналы принадлежат не людям, – наконец сказал он.

Чарли и Рора переглянулись.

– Но вы не отрицаете, что на планете действует радиостанция? – спросил математик.

– Нет, не отрицаю.

– А сама она ведь работать не может. Отсюда следует…

– Ничего отсюда не следует, – прервал его Гайденбург. – Я, например, боюсь этой планеты.

– Что мы будем делать?

– Продолжать исследования. Самое опасное – нелюдей принять за людей. По-моему, в этом и была причина гибели Восьмой звездной. То, что мы приняли с планеты, не может принадлежать людям.

– Но кому же тогда? Кто, кроме человека, может пользоваться радиопередатчиком? – воскликнул ма­тематик.

Гайденбург поднял тяжелые усталые веки.

– Этого я не знаю.

С высоты десяти тысяч километров невозможно было тщательно осмотреть поверхность Троллы. Даже в самые мощные телескопы сквозь зыбкую пелену атмосферы просматривались лишь горы с высочайшими вершинами и контуры материков. Однако капитан наотрез отказался приблизить корабль к Тролле.

Принятый с поверхности планеты дикий хаос сигналов встревожил всех.

На столе перед капитаном лежал тонкий прозрачный лист, покрытый беспорядочными штрихами. Глядя на эти штрихи, капитан мысленно снова услышал дикую пляску сигналов. В раздумье потер лоб карандашом.

Вошел Гайденбург, попыхивая трубкой, сел к столу.

– Итак, мы наконец знаем, что мы ничего не знаем. Но ведь месяц назад мы не знали и этого, – ~ сказал он.

– Утешать себя можно разными способами, – не глядя на него, ответил капитан.

– Весь экипаж корабля, все лаборатории выверяют тысячи и тысячи возможных вариантов.

– А это как раз может быть невозможный вари­ант. Что тогда?

– Тогда придется отправить на планету отряд исследователей.

– В неизвестность? Сегодня вы шутите хуже чем обычно.

– Я не шучу. Я готов спуститься на планету.

Капитан бросил на стол карандаш.

– Готовы ли к пуску роботы-телепередатчики? – спросил он.

– Почти. Скоро сообщат.

– Фред, как по-вашему, что на Тролле? – глядя в глаза физику, неожиданно спросил капитан.

Гайденбург задымил трубкой.

– Астрономы утверждают, что звезда Троллы за последнюю тысячу лет стала в десять раз активнее. В дальнейшем активность ее будет расти. Мне кажется, в этом надо искать причину происшедших на планете событий. Вы посмотрите, – горячо говорил физик, – какие протуберанцы выбрасывает эта звезда, какая лучевая энергия обрушивается ежесекундно на поверхность Троллы. А люди ее, если они были, тысячелетиями жили в рассеянном полусвете. Им, видимо, всегда не хватало солнца. Их организм привык к холоду, глаза привыкли к полумраку. И вот теперь там на полюсах температура Земного экватора. Я думаю, люди Троллы, чтобы спасти будущие поколения, покинули планету.

– Все человечество никогда не покинет своей планеты. Они могли отправить молодежь, но сами должны были остаться, чтобы продолжать борьбу.

В передатчике зазвучал голос главного радиоинженера:

– Первый робот-передатчик к полету на планету готов.

– Пускайте, – ответил капитан.

На экране было видно, как небольшая ракета отделилась от корабля и, опережая его, унеслась во тьму. Потом возникла сферическая масса – поверхность планеты. Ракета промчалась сквозь ночь и вышла на освещенную сторону Троллы. Круто пошла вниз. У самой поверхности изменила направление полета, пошла по касательной и наконец слилась с непроницаемой массой.

– Все, – сказал Гайденбург. – Сейчас увидим Троллу.

Он вместе с капитаном подошел к экрану.

На экране заплясали блестки и молнии. Они быстро растаяли, и возникло причудливое видение. Из стального цвета травы круто вверх поднимался гигантский фиолетовый серп, весь увешанный серыми клочьями тонкой бахромы. Телепередатчик двинулся вперед. Внезапно экран что-то заслонило. Телепередатчик не слушался управления.

Спустя несколько минут экран очистился. На миг возникли букеты густых смерчей, сквозь них проступили контуры песчаной косы, даже скорее стеклянной, ослепительно блестящей.

– Черт знает что, – пробормотал физик. Экран погас.

– Кто-то выключил передатчик, – Гайденбург встревоженно посмотрел на капитана.

– Сбросить второй, – распорядился капитан.

Второй телепередатчик вырвал на мгновение склоны мрачного каменного каньона, и сразу все оборвалось. Экран погас.

Старые астронавигаторы перетянулись. За непонятным крылась опасность зловещего чужого мира.

По просьбе капитана собрался главный Совет корабля. В него входило пятьдесят ученых различных специальностей.

– Закончено общее изучение материалов, которые мы имели возможность получить, – говорил математик Чарли Колин. – Однако мы по-прежнему не знаем, что там, – он показал пальцем вниз. Жест был условный, так как отсеки корабля, где работали люди, непрерывно вращались, создавая тяготение. – Телепередатчики по неизвестной причине не. сработали. На планете бесспорно действует радиостанция. Но передаваемые ею сигналы так же беспорядочны, как пламя в печи, как порывы ветра. Это дает основание думать, что радиосигналы принадлежат не людям. Людей на планете нет.

– Есть!

Все вздрогнули и обернулись на голос. У стены стояла Аэла, пилот грузовой ракеты. Ее огромные серо-голубые глаза сухо блестели. Пальцы нервно теребили проводки на серебряной блузе.

– У вас есть доказательства? – в упор глядя на нее, спросил математик.

– Нет. Но я… мне показалось… Я думаю, что не имею права не сообщить Совету, что… – она замолчала.

– Что с вами, Аэла? – Гайденбург встал с места, седой, плотный и, как всегда, немного хмурый.

– Я не знаю, как вам сказать. Эго ни на что не похоже. Когда я осматривала двигатель своей ракеты, я почувствовала, что меня кто-то зовет на Троллу.

К Аэле медленно подошла Рора.

– Тебя или нас?

– Меня.

Рора оглянулась. Члены Совета испытующе смотрели на них обеих.

– Ты думаешь, что с тобой кто-то пытался установить радиосвязь?

– Да.

– Тебя звали или пытались что-то сообщить?

– Я поняла, что там меня ждут.

– Аэла, ты почти все годы полета спала в анабиозе. Ты, может быть, совершенно здорова, но…

– Нет-нет, – снова поспешно возразила Аэла. – Это повторялось несколько раз. Меня кто-то ждет на Тролле.

Все члены Совета долго молчали. Но вот тонкие губы Чарльза Колина тронула едва уловимая улыбка.

– Это уже из области космических миражей.

– Нет, – горячо заговорила Рора. – Вы, видимо, уже забыли, что Аэла включена в состав экспедиции “Геоса” потому, что она обладает совершенно исключительной телепатической одаренностью. Это обстоятельство необходимо принять во внимание. Профессор Росс доказал, что до сих пор не разгаданное свойство человеческой природы – способность к биологической радиосвязи – развивается и со временем будет величайшим достижением человечества.

– Рора, – ласково и укоризненно прервал ее Гайденбург.

– Извините, – Рора смущенно умолкла.

– Как бы там ни было, – сказал Чарли, – на Троллу необходимо отправить ракету. Об этом чрезвычайно важном и опасном деле нам и придется поговорить.

Главный Совет корабля решил послать на Троллу четверых: физика Гайденбурга, биолога Рору, математика Чарльза Колина и пилота Аэлу.

Из кормового отсека четверо астронавтов вошли в атомолет-ракету, приспособленную для движения по грунту.

Катапульта корабля выбросила ракету в пустоту. Атомолет волчком завертелся в пространстве.

Аэла включила двигатель. Астронавтов прижало к сиденьям.

Одинаковы были бездонное небо и черные расширенные глаза Роры. Она не в силах была преодолеть леденящего ужаса от зрелища бездны. С Земли, с далекой родной Земли, небо казалось ласковым и теп­лым. А здесь звезды горели неистово и угрюмо. И от их злобного света еще холоднее казался черный океан бесконечности.

На пульте вспыхнули сигнальные лампы. Гайденбург начал прощупывать поверхность Троллы мощным лучом субмиллиметровых радиоволн. Атомолет виток за витком опоясывал планету, гася скорость и равномерно снижаясь.

Вот по корпусу ракеты потекли цветные струи огня – оранжевые, фиолетовые, зеленые. На лицах сидящих в кабине возникли необычайные переливы света.

Гайденбург взглянул на Рору и сказал:

– Атмосфера.

Оставляя хвост огня, атомолет мчался над Троллой. Он уже снизился настолько, что с помощью телескопа можно было видеть все, что происходило на поверхности планеты.

Внизу плыли материки и странно ровные пустыни, лишенные растительности острова, необычайного огненного цвета леса, плоскогорья. Ничто живое не появлялось в объективе телескопа.

– Не понимаю, откуда могли возникнуть радиосигналы, – сказал Гайденбург.

– А может быть, здешние обитатели живут в воде? Может быть, их развитие шло совсем другим путем? – вопросительно посмотрел математик на Рору.

– Нет, вода слишком однородная среда, Чарли. В воде жизнь может существовать без значительных изменений сотнями миллионов лет.

– Но что же тогда?

– Возможно, мы их просто не видим, – сказала Рора.

– То есть как это? – спросила Аэла.

– Как мы не всё слышим, так и не всё видим. У зрения, как и у слуха, свой ограниченный диапазон.

– Люди! – вдруг закричал Чарли, глядевший на экран телескопа.

Аэла развернула атомолет и повела его на посадку. Над нитями рек, лесами несся могучий гром, сотрясая воздух. Далеко вперед били струи атомного пламени.

Атомолет промчался сквозь лес, оставляя широкую полосу поваленных и сожженных деревьев.

Резкий толчок бросил всех вперед. Аэла с ходу остановила атомолет, едва не врезавшись в толпу человекоподобных существ, внезапно появившихся на пути атомолета.

Существа были в зеркальных одеждах, отражавших свет. Ростом они немного уступали людям. Их глаза невозможно было видеть за огромными защитными очками. Снежно-белые волосы охватывали черные обручи. Такие обручи были на всех, – на мужчинах, на женщинах и на детях. Существа не проявляли ни малейшего страха перед атомолетом.

Астронавты вышли. Их окружила сверкающая толпа зеркальных людей. Рора протянула к ним руки. Те в ответ начали тихо покачиваться. Это были необычайно гибкие и стройные существа.

Астронавты пристально вглядывались в незнакомые лица. Губы жителей Троллы были нежны и мягки, в их очертаниях полностью отсутствовала воля. И главное – невозможно было отличить одно из этих существ от другого.

– Странно, все на одно лицо, – сказала Рора.

Чарли вынес из атомолета небольшой ящичек, открыл его и с помощью треугольников, углов и различных геометрических фигур тщетно пытался завязать с зеркальными людьми разговор на простейшем математическом языке.

Внезапно, как будто ветер тревоги прошел в толпе зеркальных людей, они один за другим стали уходить в глубину красных зарослей к озеру. Красная листва, отражаясь в их зеркальной одежде, казалась бегущим пламенем. Они уходили, но на их лицах не было и тени страха.

Зеркальных существ становилось все меньше и меньше. Только несколько человек осталось перед астронавтами. Снова как будто порыв тревожного ветра прошел в редкой толпе оставшихся.

Вдруг вдали над плоскогорьем возник темный смерч. Будто черный джин поднялся над чужим ми­ром. Смерч поднимался, рос, тянулся к сиреневому небу. Астронавты смотрели на него, точно завороженные.

– В атомолет! – крикнул Гайденбург.

Когда закрылся тяжелый люк, он спросил у Роры:

– Что, по-вашему, все это значит?

– Не знаю. – Она смотрела на него расширенными глазами.

– А эти?

– Судя по строению черепа, это были чрезвычайно высокоразвитые интеллектуальные существа.

– Смотрите! – вскрикнула Аэла, указывая в ил­люминатор.

Один из зеркальных людей отделился от толпы и направился прочь от озера в стеклянную пустыню, туда, где кружился чёрный смерч… Вот человек остановился, протянул к оставшимся руки, затем побежал вперед, путаясь в зеркальном плаще. На ходу он сорвал со своей головы черный обруч. Снежные волосы рассыпались.

Дальше произошло непонятное. Существо, точно слепое, закружилось на месте, беспорядочно размахивая руками. Оно на каждом шагу спотыкалось и падало. На лице его возникали и исчезали гримасы невыразимого ужаса. Казалось, оно мгновенно ослепло.

– Фред, разрешите мне выйти, – попросила Рора. – Это необходимо. Я биолог. Я должна понять, что все это значит.

– Нет!

Гайденбург схватил ее за руку. Стиснув зубы, он всматривался в экран локатора. Там возникло какое-то мутно-серое пятно.

Зеркальный человек метался, точно безумный, белые волосы развевались на горячем ветру. И вдруг его не стало. Черный смерч увлек его.

Зеркальные люди исчезли в свинцовых водах залива.

– Рора, ты в состоянии всему этому дать хоть какое-нибудь объяснение? – разворачивая атомолет, спросила Аэла.

– Нет. Это противоречит не только всем законам биологии, но и здравому смыслу.

Атомолет медленно двигался вдоль суровых гор, огненных лесов, слепяще-белых пустынь, усыпанных не то дробленым стеклом, не то измельченной пластмассой, странных тусклых озер. И везде, где поблизости была вода, из нее то появлялись, то исчезали человекоподобные существа. Они рылись в земле, отыскивая корнеплоды, безо всякого любопытства смотрели вслед атомолету и снова наклонялись к земле.

Но астронавты знали: в любую минуту над стеклянной пустыней может подняться странный исполинский смерч.

Чарли о чем-то мучительно размышлял, сидя у программного устройства мозга атомолета.

– Что же все-таки пролетело над нами? – нахмурился Фред.

– Только неуловимо быстрое движение может вызвать такое волнение воздуха, – заметила Рора. – Здесь обитают существа, жизненные процессы у которых протекают во многократ быстрее, чем у нас. Они проносятся с такой скоростью, что для нас невидимы, как невидимой становится быстро колеблющаяся струна.

– По-моему, чепуха, – усмехнулся Чарли, Рора резко повернулась к нему.

– То есть?

– Вот, – Чарли разгладил длинными пальцами тонкую пластинку. – Вот эти расчеты полностью зачеркивают все, что вы предположили.

– И что же утверждают ваши расчеты?

– Ничего.

– Да…

– Во всяком случае не скажешь, что это чепуха.

Аэла молчала, пристально рассматривая открывающийся впереди спуск среди скал. Там летали какие-то ленивые тени, вяло трепетали в раскаленном воздухе.

Атомолет скрежетал, сползая все ниже с плоскогорья по стекловидным плитам. Тут и там окостенело стояли полупрозрачные кристаллические кустарники. Они при малейшем прикосновении сыпались со звонким стуком и дробились на неровные куски.

Аэла жестким взглядом всматривалась в белесую даль. Вдруг она снова почувствовала, что ее зовет знакомый голос. Он пробивался в ее сознание, как слабый луч сквозь глухую мглу. Аэла в тревоге посмотрела на своих спутников. Они молчали. У всех были необычайно обостренные черты лица. Глаза смотрели немо и отрешенно.

– Посмотрите! – вскрикнула Аэла, показывая на экран радиолокатора. Казалось, там вибрировал горячий воздух. Колебания бесцветных волн становились все более размашистыми и медленно смещались к центру экрана. Кто-то посылал атомолету мощные радиосигналы.

Атомолет повернул в глубину каменного каньона. Словно стены, поднимались к небу черные скалы. По ним метались странные тени в полосах оранжевого огня. А в глубине каньона, откуда были посланы радиосигналы, клубились серебристые облака.

На экране возникли знакомые мутные пятна. Их было столько, что экран стал пестрым. Пятна быстро перемещались к центру.

Астронавты переглянулись.

И вот в радиоактивном тумане возникли размытые контуры одного из существ. Сначала оно напоминало короткую летящую стрелу чудовищных размеров. Потом, приблизившись к атомолету, стало выпускать подобие корней.

Люди увидели немногое, но аппарат сверхскоростной съемки зафиксировал странное порождение чужого мира. Из дрожащей тьмы смотрели огромные, как блюдца, глаза.

Аэла почувствовала, что теряет сознание. Машина, потеряв управление, шла вперед, в светлый мрак гигантского туннеля.

С людьми творилось что-то непонятное. У Роры стучали зубы, ее бил озноб. Чарли, весь скрючившись, неподвижно застыл на сиденье. Гайденбург усилием воли старался вырваться из небытия. А атомолет все шел и шел в молочно-серую тьму.

Скат становился все круче.

Рору тошнило. Губы ее побелели, искривились в болезненной гримасе. Аэла видела ее в овальном зеркале, но не могла ей помочь, не могла оторвать рук от штурвала.

И вдруг позади них своды с треском сошлись, точно гранитные челюсти. Выхода назад не было. Впереди свисали вниз яркие сталактиты.

Аэла сначала почувствовала свои пальцы. С них медленно скатывалось оцепенение. Потом до ее слуха донесся голос Гайденбурга. Он дотянулся до радиопередатчика и хрипло кричал:

“Геос”, “Геос”, мы попали в западню! Немедленно уходите прочь от этой планеты!”

В ответ не донеслось даже обычного треска. Радиоволны гасли, не достигая цели. Экипаж звездолета не слышал Гайденбурга.

Рора сникла.

– Что с нами будет, Чарли! – тихо спросила она.

– Будет… Кажется, наши понятия здесь ничего не означают.

– Будет ли что-нибудь вообще… – взглянула на Гайденбурга Аэла.

– Конечно. Они знают, что мы звездные гости, и хотят познакомиться с нами поближе. Иначе им ничего бы не стоило стереть нас в порошок. Я думаю, убивать нас никто не будет… пока, – ответил начальник экспедиции. Он раскуривал трубку. Глубоко вваливались при каждой затяжке его небритые щеки. – Капитан был прав, опасаясь этой странной планеты. Наперекор всем, он отказался приблизить корабль к Тролле.

– Однако любопытно, для чего предназначалась эта ловушка? – вслух размышлял Чарли. – Разумеется, не для нас. Видимо, эти ворога служат обычной своей цели. Запираются от кого-то. Вот и все.

– Тише, – прервала его Аэла. – Опять… И так близко.

Аэла, к удивлению остальных, стала молча надевать скафандр.

– Куда ты? – с тревогой спросила Рора.

– Туда, – показала Аэла вперед. – Меня опять кто-то зовет…

– Выходить нельзя.

– Но меня зовут… Я должна…

– Пойдем все, – хмурясь, сказал Гайденбург. – Машина между сталактитов не пройдет. А сидеть здесь… просто бессмысленно.

Астронавты надели скафандры и вышли. Было тягостно от гулкой тишины. Они медленно шли под сводами цветных сталактитов. В шлемофонах не раздавалось ни звука. Неизвестно откуда проникал мутный молочный свет. Он дробился, ломался. Казалось, вот-вот зазвучат неведомые, неслыханные звуки.

Астронавты уходили все дальше. Уже не видно было атомолета за радужными сталактитами.

И вдруг Аэла увидела, что ступает по отполированным до зеркального блеска зеленым плитам. В них отражалась сияющая сталь скафандров, радужные колонны и узкие своды. Сталактитовый тоннель постепенно переходил в сводчатые залы. Повсюду из малахитово-зеленого пола поднимались то красные кристаллы с кровлями из цветных листов пластмассы, ярких и причудливо выгнутых, то отшлифованные гигантские лезвия.

Лестницы, начищенные кем-то, блестели, но тут же рядом разваливались статуи. Из источенных временем обломков кое-где проступали линии, исполненные строгой гармонии, поражавшие законченным совер­шенством.

Астронавты вошли через распахнутую дверь в сводчатый зал. Потолок терялся в серебристой мгле.

Здесь царило запустение. Как видно, люди очень давно не входили под туманные своды необъятных залов.

Гайденбург изумленно озирался. Под потолком клубился прозрачный светлый туман, повсюду угадывалось слабое движение теней, но больше ничего не было.

Своды сошлись. Вниз потянулись колонны из тонких волокон. Туман мерцал, едва уловимо менялся его цвет.

На полу лежал толстый слой пыли. Пыль достигала колен и была такой тонкой, что поднималась при малейшем движении.

Они вошли в зал еще более обширный, чем первый. Туман под сводами здесь был гуще и непрерывно менял окраску. Впереди над ним возникло зеленоватое свечение.

Свечение стало исчезать, вместо него все залил неистовый белый свет. Было тихо, но Аэла ясно слышала стройные звучания, пока однообразные, но величавые и полные спокойной мощи.

Под потолком словно прошли мягкие струи ветра. Туман изменил окраску и разделился на вьющиеся волокна разнообразных оттенков. Полыхнул на грани зеленого желтый свет. Потом все потонуло во тьме. Темнота расцветилась рекой огня. Аэла смотрела, ошеломленная не игрой света, а тем, что она слышала. До нее ясно доходило звучание цвета.

Целые облака начали дробиться, расходиться цветными реками блеска и теней. И всего удивительнее были звучания. Это была особенная, неведомая Аэле музыка цвета. Зрительные восприятия возбуждали слуховые центры мозга. Аэла отлично знала, что человеческие чувства не проявляются обособленно, что работа одного органа чувств влечет за собой работу другого. И прежде, на Земле, слушая музыку, она видела смутную игру красок. На Земле были созданы электронные преобразователи звука в цвет. Но здесь музыка рождалась в сознании, как она иногда звучит во сне, под воздействием удивительной игры света, мерцания, прерывистой тьмы, переменчивых теней. И ясно было, что у каждого, кто находился в этом светящемся, блистающем зале, возникали свои музыкальные образы.

Цветные тени свивались в жгуты, растекались исполинскими букетами огня, вились, принимая причудливые очертания, среди колонн, взмывали под сводчатый потолок, умирали, чтобы тотчас родиться в новых формах.

Аэла, потрясенная и зачарованная, стояла посреди зала, окруженная мягкими очертаниями подвижных цветных теней, где-то в глубинах зала вспыхивали слепящие клубки огня, рассыпались многоцветными молниями, искрами, свет распадался на составные спектра. Казалось, что тени принимают законченную, определенную форму, но тотчас они таяли, растекались бледными волокнами. Это были намеки на что-то, вспышки следовали одна за другой, свет заливал зал, тени накладывались на тени, свет пронизывался светом.

Особенность этого зала была в том, что каждый человек, попадавший сюда, слышал музыку, какая ближе и доступнее ему.

Свет стал редеть, звучания слышались смутно и слабо, потом все исчезло. Снова те же туманные своды, тишина.

Из звучащего зала астронавты по ступеням спустились в заросли странных деревьев с яркими плодами. Аэла заметила, что за ветвями кто-то быстро прошел и исчез. В другом месте зашевелились ветви, приблизились и удалились быстрые шаги.

Астронавты, настороженно оглядываясь, пошли среди деревьев. Песок цвета матового золота, был необычайно тяжелый. Он не сыпался под ногами, следов на нем не оставалось.

Астронавты шли среди причудливых зарослей. Прямо к небу уходили разноцветные витые стволы, оплетенные серебристыми веревками, усеянные цветами всех оттенков. Формы здесь не повторялись. Каждое новое растение ошеломляло или необычайной окраской, или размерами цветов, или невиданными плодами. Чувствовалось, что это не дикий лес, а сад.

Среди деревьев появилось небольшое яйцеобразное существо на длинных и тонких негнущихся ножках. У него были тонкие усики и трехпалые руки. Оно прошло мимо астронавтов, не обратив на них никакого внимания, и направилось к развесистому тучному дереву с яркими, как электрические лампочки, цветами. Астронавты молча посмотрели ему вслед.

– Это, видимо, робот-садовник, – наконец сказала Аэла.

Гайденбург внезапно заторопился вперед. Остальные едва поспевали за ним.

Пройдя еще немного, астронавты увидели второго кибер-садовника. Он при помощи блестящего шарика со шлангом обливал серой жидкостью ствол уродливого растения с бесформенными наростами на стволе и худосочными плодами, вроде пустых стручков фасоли.

– Эти растения мутировали, – сказала Рора, – В нормальных условиях не может культивироваться такое. – Она показала на дерево-уродца и на садовни­ков. – Эти понапрасну стараются выхаживать то, что давно пора уничтожить.

– А я не понимаю, куда деваются плоды? – сказал Гайденбург.

– Как куда? Их съедают.

– Кто?

– Ну как кто? Люди, зеркальные люди.

– Разве вы не видите, что здесь уже много столетий не ступала нога человека. Кто-то не допускает сюда людей. Разве можно пройти через те ворота, охраняемые странными исчадиями…

– Но мы же прошли.

– Видимо, нас кто-то хочет видеть. Тот, кто царствует здесь и кому принадлежит этот фантастический сад.

За деревьями, дугой уходя ввысь, сияла мощная у основания металлическая ферма. Наверху ее венчало множество зеркально-блестящих тонких лучей, направленных во все стороны.

Чуть дальше было нагромождение предметов, ни на что не похожих: мутно-серых кристаллов, полуколец и шаров.

Причудливые заросли кончились, и астронавты вышли к лестнице с широкими ступенями из многоцветного камня. По ступеням бегали небольшие бочоночки на тонких ножках, очень похожие на кибернетических садовников, но более проворные.

Астронавты спустились вниз, и тотчас бочоночки бросились счищать их следы, убирать пыль. Они словно с упоением делали свое нехитрое дело. И тоже не обращали никакого внимания на астронавтов.

Ступени вели к приземистому сооружению, зернисто-серому, полупогруженному в землю. Обтекаемые корпуса окружала причудливая декоративная зелень. Аэле вначале показалось, что это прихотливо разрисованные шпалеры. Доносился мягкий гул работающих машин.

Когда они подошли к одному из корпусов, зернисто-серая стена разделилась, разошлась. Вошли в просторное помещение. Повсюду работали машины. Между ними неторопливо ходили автоматы, ростом превосходившие человека. У каждого было четыре пары неодинаковых рук, и каждая из рук выполняла различной сложности работу.

Астронавты проходили корпуса за корпусами, но везде было лишь несметное множество разных машин и механизмов.

Машины работали с мягким шумом, в светлых помещениях было пусто и чисто. Роботы протирали каждую деталь, каждую плитку составленного из цветной пластмассы пола.

Астронавты подошли к последнему агрегату. На гладкой площадке, куда выходила труба с движущейся внутренней поверхностью, ничего не было. Раздался гулкий мягкий удар, предупреждающий о чем-то, и на площадку выскочил робот, массивный, кривоногий и неуклюжий. Робот стал против трубы, и тотчас из нее выскользнул новый кибернетический садовник. Кривоногий робот подскочил к новоиспеченному собрату, внимательно его осмотрел, выверил какими-то приборами и выпустил из зала. Тот немедленно побежал в сад.

Кибернетические садовники появлялись из трубы через равные промежутки времени. Но вот один из них при проверке повел себя необычно. Кривоногий схватил его за ногу, поднял, хотя тот всячески вырывался, направил на него иглу, вмонтированную в одну из его шести рук. С острия полыхнули зеленые молнии, и кибернетический садовник превратился в бесформенную груду остывающего металла.

Машины сами делали друг друга по заданной кем-то программе, не допуская ни малейшего отклонения от этой программы.

Словно из-под земли перед астронавтами появился новый робот, маленький, не выше метра, с круглым корпусом, проворный и подвижный. Неизвестно, для чего он ранее предназначался, но сейчас он ходил повсюду без дела, постоянно задирая вверх квадратную голову с выпуклыми линзами глаз, и что-то высматривал.

– Этот просто любопытствует, где что происходит, – сказал с улыбкой Чарли. – Он вышел из-под контроля.

Аэла двинулась было к нему, но Гайденбург вовремя успел схватить ее за руку. Робот резко обернулся, поднял вверх двойную иглу, астронавты замерли. Робот подошел ближе, опустил иглу и стал их рассматривать. Внезапно он засуетился, заметался во все стороны, словно одержимый. Убежал куда-то и через минуту принес множество всевозможных плодов.

– Он узнал хозяев, – сказал Чарли. – Бедный так долго ждал!

– Вы ошибаетесь, – хмуро ответил Гайденбург. – Здесь никто никого не ждет. Мне кажется, эта зловещая идиллия вас умиляет. Вы знаете, я не пессимист, но мне отчего-то не по себе.

– Вы преувеличиваете, Фред. Мне кажется, те несокрушимые ворота предназначены для того, чтобы эти создания, вооруженные смертоносными излучателями, не вышли на поверхность. Они производят все, что нужно зеркальным людям наверху.

– И это? – Гайденбург протянул вперед руку в стальной перчатке.

Среди деревьев стояла полуразрушенная статуя. Красота ее обжигала, ошеломляла певучей радостью линий, хотя уже невозможно было понять, что она изображала. Время источило ее, наполовину обратило в прах.

Чарли остановился, молча взял за руку Рору. Их перчатки со звоном соединились.

– Это невероятно, – горько улыбнулся математик.

Астронавты пошли дальше. Робот побежал за ними.

Они шли среди многочисленных грибовидных сооружений с блестящими остриями наверху, трепещущих всеми возможными цветами. Под ногами одна за другой появлялись черные полосы. Сначала узкие, затем более широкие. Растений здесь уже не было, но зато кругом возвышались разнообразных форм сооружения.

– Это, видимо, их энергоцентр, – сказал Гайденбург.

Внезапно робот забеспокоился, забегал вокруг них, словно что-то хотел сказать, но астронавты продолжали идти. Появились радиальные углубления, заполненные застывшей светящейся массой. Робот был вне себя. И вдруг он преградил им дорогу. Было ясно, что дальше по какой-то причине идти нельзя. “Радиоактивная зона”, – поняла Аэла. Робот ограждал их от опасности.

Перед ними было причудливое строение с прозрачными стенами. Центр помещения ограждало гладкое кольцо на стойках. Там в круглом бассейне была вода. В глубине ее змейками мерцало голубое свечение. Змейки бились, пульсировали, словно живые, на поверхность пробивалось яркое сияние.

– Это их жизнь, здесь источник их энергии, – сказал Гайденбург.

Астронавты обошли энергоцентр и увидели странную картину. С другой стороны его стояла бесконечно длинная очередь машин. Они терпеливо ждали своей порции энергии. Это выглядело так нелепо, что Аэла остановилась пораженная. Машины всевозможных форм и размеров тупо томились в очереди. Чуть в стороне стоял бронированный верзила с непомерно длинными и могучими руками. Он следил за порядком в очереди. Поодаль стоял другой, точно такой же.

Гиганты размеренно поворачивали головы в разные стороны. Когда один смотрел вправо, другой нацеливал все свои локаторы влево. Ясно было, что эти роботы предназначались ранее для охраны энергетической установки. Поведение любого механизма здесь жестко ограничивалось однообразными и точными движениями. Но исподволь что-то уже разрушало размеренную жизнь механизмов.

Вот к месту заправки с грохотом подкатил неуклюжий драндулет на массивных колесах. Из него выскочили два худосочных кибера и бойко распахнули широкую дверцу. Из кабины выбрался угловатый ме­ханизм на толстых ногах и, не поворачивая квадратной головы, мимо очереди направился к заправочному пульту.

В очереди прошло движение. Один из стоявших, графинообразный восьмирукий механизм, двинулся наперерез приехавшему. Но к нему тотчас подскочил бронированный верзила. Лязгнул металл, посыпались фонтаны искр, механизмы напряглись в смертельной схватке. Графинообразный четырьмя руками обхватил одну руку бронированного гиганта с двойной иглой и некоторое время трудно было сказать, на чьей стороне перевес. Но к месту схватки подоспел второй бронированный великан. Он лениво поднял двойную иглу и дымящейся струей зеленого огня надвое распорол графиноподобного. Тот тяжело рухнул.

Бронированные гиганты отошли на прежние места и неподвижно застыли в прежних позах.

Приехавший тем временем заправился львиной порцией энергии и так же неторопливо вернулся к драндулету. Кибернетические холуи долго заводили машину, копались в моторе, подлазили снизу.

С драндулетом что-то не ладилось.

Тем временем Аэла вскарабкалась на него и устроилась рядом с величественно восседавшим меха­низмом.

– Р-разойдись! – весело рассмеявшись крикнула она. – Мой спутник не желает вас видеть.

Гайденбург тоже влез на драндулет. Сосредоточенно хмурясь, он тщательно осматривал угловатый ме­ханизм.

– Откуда среди машин неравенство, Фред, как по-вашему? – подняв подбородок, спросила Рора. – Он здесь, судя по всему, самый главный. И из-за этой глупой жестяной оказии мы натерпелись столько страха.

– Он действительно здесь самый главный, важно кивнула Аэла, – и я стремлюсь завоевать его расположение.

– Подвинься-ка, Аэла, – попросил Гайденбург, – я осмотрю его левые манипуляторы. Кажется… кажется. Все верно: он был распорядителем группы кибернетических лакеев, отсюда его начальственные замашки.

– Значит, все-таки он здесь самый главный?

– Нет. Кто действительно властвует в этом мире, мы еще не знаем.

Внезапно драндулет с надрывным жужжанием покатил вперед, подскакивая на ребрах ската. Аэла и Гайденбург едва успели соскочить.

Астронавты выбрались из котлована.

Впереди снова показалась темная толпа. Астронавты не сразу поняли, что там происходило. Роботы что-то воздвигали. Это не было машиной, хотя внешними формами в точности напоминало угловатый механизм, какой астронавты видели у заправочного пульта. Ме­ханизм был отлит из черного металла.

– Это же монумент! – воскликнул ошеломленный Чарли. – Посмотрите, они воздвигли его на месте развалившейся статуи. – Чарли бросился под ноги роботов и поднял обломок человеческой руки. Это был тонкий изгиб узкого запястья. Все остальное в крошку растоптали железные ноги роботов, толпившихся вокруг монумента.

Роботы повторяли человеческое общество. Никто их этому, разумеется, не учил. Скопище предоставленных самим себе машин не погибло, а образовало совершенно новое общество.

– Фред, а не кажется вам, что это именно то, о чем мы с вами говорили в вашей лаборатории? – Рора заглянула в серое усталое лицо Гайденбурга.

– И мы видим здесь свое будущее?

– Да.

– Здесь что-то не то. Эти железные коробки не могут представлять ни малейшей опасности для человека.

За ними по-прежнему следовал кривоногий механизм, сверкая выпуклостями пластмассовых линз.

Снова начались заросли необычайных растений. Среди деревьев ходили яйцеподобные садовники. Их было явно больше, чем требовалось. Как видно, контролирующее устройство, которое ведало воспроизводством роботов, тоже расстроилось, и поэтому возле заправочного пульта стояла такая длинная очередь, а сады кишели садовниками.

Сад сменился дикими зарослями. Затем потянулся мертвый кристаллический лес, и вот появились угрюмые прямоугольные сооружения. Серые, без окон, они подавляли отсутствием элементарного эстетического начала. Планировка их вызывала недоумение. Здесь царствовал некто, абсолютно лишенный чувства прекрасного.

В сооружения вели прямоугольные входы. И когда астронавты вошли в один из них, то Аэла не могла преодолеть давящего чувства немой тоски. Это была странная, чуждая человеку цивилизация во всех ее необъяснимых проявлениях. В зданиях от потолка до пола свисала кисея рваной паутины, она затянула какие-то механизмы, брошенные здесь.

В одном из зданий был вход в мрачное подземелье. Астронавты вошли в него.

Свет атомных фонарей освещал неровные оплавленные стены и терялся во мраке подземелья. В глубине его возникла какая-то серая громада. Она слабо светилась в конце темной галереи за мощной прозрачной стеной.

Астронавты медленно приблизились к ней.

И вдруг почувствовали, что на них что-то смотрит. Смотрит так, что цепенеет сознание.

– Что вам нужно? – спросил бесстрастный, какой-то бестелесный голос.

Аэла почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове.

– Мы астронавты, ваши гости и хотели протянуть вам руку дружбы, – ответила она.

– Что такое дружба? – спросил голос.

Аэла беспомощно посмотрела на своих спутников.

– Дружба, это почти то же, что и любовь, – ответила она. Ей показалось, что это наиболее понятно.

– Что такое любовь? – спросил голос. – У вас много слов, лишенных содержания.

– Кто вы? – спросил Гайденбург.

– Я – высшая форма разумной жизни.

– Очень приятно, но…

– Что такое приятно? – снова спросил голос.

– Наша цивилизация, по-видимому, не имеет ничего общего с вашей, – сказала Аэла.

– Какова основная цель вашей деятельности? – спросил Гайденбург.

– Цель – сохранить себя.

– Зачем? – невольно вырвалось у Аэлы.

– Чтобы быть.

– Разве назначение разума в самосохранении?

– В конечном счете – да.

– Интересуют ли вас другие цивилизации? – астронавты уже осмелели.

– Да, если они могут дать мне что-либо для того, чтобы я мог сохранить себя.

– Существуют ли еще цивилизации подобные зашей?

– Пока нет. Но неизбежно появятся.

– На чем основана ваша уверенность?

– Моя цивилизация является единственно целесообразной, а всякое разумное начало стремится к целесообразности.

– Как вы считаете, есть ли у нас с вами общие интересы?

– Есть.

– Какие?

– Мы заинтересованы сейчас в том, чтобы взаимно не уничтожать друг друга. Я знаю, что ваш корабль в любое мгновение может направить на Троллу поток антипротонов и испепелить меня.

– Вы бы уничтожили нашу цивилизацию, если бы могли это сделать, не подвергая себя риску быть уничтоженными?

– Нет. Организмы – борцы с энтропией. Мы с вами – враги энтропии. Это самое общее, что объединяет нас.

– Откуда вы знаете наш язык?

– Мне достаточно было перехватить несколько ваших радиопередач.

– Давно ли вы существуете?

Голос не ответил.

Откуда-то сверху, за толщей прозрачной стены, появилось тело человекоподобного. На глазах оно стало расплываться, становиться прозрачным, и через несколько секунд только розоватое облачко говорило, что здесь был человек…

– Что случилось с этим несчастным? – в ужасе спросила Рора.

– Он растворился, – спокойно ответил голос.

– Растворился? В чем? – Во мне…

Рора попятилась назад. Глаза ее застыли. Аэла выхватила излучатель. Гайденбург резким ударом выбил его у нее из рук.

– Здесь ваше оружие бессильно, – сказал холодный голос.

– Кто же вы все-таки?

– Если бы вы это знали, то были бы уже мертвы.

– Почему вы уничтожили цивилизацию на планете?

– Я не ставил перед собой такой цели.

– Но вы же губите людей…

– Да, но ведь люди все равно умирают, превращаются в ничто. Кровь, ценные биологические продукты пропадают. Я же целесообразно использую это для поддержания своего существования, а людям плачу тем, что изготовляю для них зеркальную одежду, защищающую от солнца, строю подводные города.

– Почему же вы их не допускаете сюда, в подземные города?

– Чтобы обезопасить и сохранить себя. Человеческий мозг работает недостаточно ритмично. Многое в его деятельности – необъяснимый, не поддающийся контролю произвол. И в этом кроется главная опасность для меня. Совершеннее, целесообразнее общество механизмов.

– Да вы понимаете, что бросили целый мир в бездну страданий! – кричала в гулкую пустоту Аэла.

– Что такое страдание? – потерялся в пустоте бесцветный голос. И сразу же между астронавтами и серой громадой беззвучно сошлись металлические шторы.

Астронавты вышли из подземелья.

– Что это было? – спросила Аэла. Глаза ее были совершенно круглыми.

Рора покачала головой.

– Не знаю. Но я хочу умереть. Умереть в атомолете, в нашем маленьком кусочке Земли! Зачем я покинула Землю? Зачем мне нужно было лететь в эту черную пустоту!

Рора приложила стальные перчатки к прозрачному колпаку шлема.

– Это наглая, самоуверенная сила, – сказал Чарли. – И сила чудовищная, бессмысленная, страшная нелепым сознанием своей правоты.

Гайденбург стоял, наклонив седую голову и упершись лбом в колпак шлема. Морщины на его лице проступали сейчас необычайно резко.

– Мы недооцениваем опасность, – глухо сказал он. – Не ту, разумеется, которой подвергаемся мы. Опасность для человечества, пока еще не расселившегося по звездным мирам, еще покоящегося в колыбели и потому уязвимого для враждебных сил.

– Что это было? – снова спросила Аэла.

– Я чувствую, – сказал Чарли, – это такая сила, перед которой мы то же, что бескрылая муха перед человеком.

Астронавты тихо побрели назад к атомолету.

Аэла снова почувствовала, что кто-то зовет ее. Зов был слаб. Но тот, кто звал ее, был совсем близко.

Она, прислушиваясь к этому звучащему в ней зову, пошла куда-то в сторону.

– Куда вы? – испытующе взглянув на нее, спросил Гайденбург.

– Опять. Он опять зовет меня. Я должна идти.

Колин поднес к ее шлему хронометр.

– Сначала нужно пополнить запас кислорода.

– Будет поздно, Чарли. Я пойду одна. Ведь этот воздух в конце концов пригоден для дыхания.

– Ты можешь за несколько минут погибнуть от бактерий, – испугалась Рора.

– И все-таки я пойду. Астронавты молча отступили.

– Мы захватим для вас жидкий кислород и пойдем следом за вами, Аэла, – сказал Чарли.

Они расстались. Аэла пошла в глубь зарослей.

Неведомый голос все настойчивее звал ее.

Вот впереди забелели длинные, в человеческий рост, лилии, и за ними потянулись заросли.

Деревья с пестрой корой были сплетены лоснящимися лентами вьющихся растений, усеянных длинными гроздьями лиловых незрелых плодов. В ветвях резвились крупные насекомые. Птиц, как и на остальной части планеты, не было. Насекомые сновали в причудливой траве, падали сверху, издавали шелест, треск, сверлящий скрип. Пролетела, лениво взмахивая огненно-алыми крыльями, трехметровая извивающаяся пила с подвижными зубьями. Аэла оцепенело смотрела на нее, позабыв об осторожности.

“Отчего здесь так развились насекомые? – подумала она и сама себе ответила: – Впрочем, на земле тоже есть бабочки, размах крыльев которых достигает двух метров. Мнение, будто насекомые не могут достигать значительной величины, ошибочно”.

Лес обрывался у черных скал. В глубь их вели сталактитовые своды, точно такие же, какие были у входа в подземный мир, где стоял атомолет. Только здесь они не играли всеми красками, словно бриллианты, а смутно белели в глубокой и печальной мгле.

Аэла пошла прямо во тьму подземелья. Она торопливо перебиралась с уступа на уступ не то скал, не то развалин. Тьма постепенно сгущалась.

Выбившись из сил, Аэла остановилась. Затем включила атомный фонарь и двинулась вперед. Сейчас ничто не могло бы заставить ее повернуть назад. Неведомый голос настойчиво звал ее куда-то во тьму.

Подземная галерея становилась все шире и выше. Своды терялись где-то в гулкой высоте. И каждый шаг вызывал ухающее воющее эхо.

Вот впереди появились темные руины. Свет атомного фонаря освещал широкую полосу пути и сверкающую вязь похожих на плетения паутины конструкций, наплавленное на них стекло и острые срезы стен. Их остатки вздымались в черную высь, как лезвия отточенных ножей.

Скользя Аэла добралась до оплавленной полусферы.

Чтобы не было гак жутко, она стала говорить сама с собой.

– Что это за металл? – прошептала она во внешний передатчик, положив руку на блестящий срез.

– Ш-ш-ш-л-л, – зашипело, потекло эхо. Эхо путалось, суматошилось среди развалин.

Все было сплавлено, точно в гигантской термической печи. И в то же время кое-где по оплавленным конструкциям, казалось, прошел чудовищный нож.

Аэла хмурясь огляделась по сторонам.

“Что это за срезы? – подумала она. – Ультразвук? Едва ли… Наверное, пучок ионов. Ионы могут двигаться с колоссальной скоростью. Неужели у них была война?”

Чем дальше уходила она вперед, тем больше встречала блестящей паутины, облитой расплавленный стеклом.

Тяготение на Тролле было незначительным, и Аэла довольно быстро продвигалась вперед. Она миновала развороченный купол из незнакомого металла, прозрачного, как жидкость. Под ним смятым клубком блестели какие-то жгуты, вдавленные друг в друга. Здесь уже не было острых кромок.

Атомный фонарь бросал резкий клин света. Свет обшаривал все углы, метался снизу вверх по осевшим стенам. Аэла упорно шла вперед. Вот свет ее фонаря метнулся в узкий проход между закрученными, как бараньи рога, наплывами. Под толщей плавленого стекла была смутно видна оплетенная металлической паутиной спираль.

Обо всем, что здесь происходило, трудно было что-либо сказать.

Аэла прошла через развалины и попала в нагромождение грязно-желтых кристаллов. Свет фонаря дробился, ломался в их бесчисленных гранях. Кристаллы то смыкались вверху, образуя арки и акведуки, то поднимались, точно граненные отшлифованные столбы. Аэла петляла среди них, как в каменном лесу.

И не было сил закричать. Ей казалось, что идет она не в недрах чужой планеты, а тихо, как тень, бредет от окраины вселенной в бесконечность.

Но зовущий ее голос был все ближе и ближе. И необъяснимое волнение охватило ее. Она бежала, задыхаясь от усталости, не замечая, что на исходе последние капли жидкого кислорода. Теперь ей было все равно. Путь смерть. Но она должна увидеть того, кто зовет ее.

Кислород кончился внезапно. Аэла дернулась на бегу. Непослушными и в то же время лихорадочно-торопливыми пальцами отстегнула шлем. Вдохнула разреженный прохладный воздух. Чужой подземный мир стал для нее на какое-то мгновение родным. Она почувствовала боль в перепонках, словно взлетела в разреженные слои земной атмосферы.

Что-то заставило ее остановиться. Ей стало жутко. Впервые за все время парализующий липкий страх завладел всем ее существом. Аэла обернулась и вскрикнула. Перед ней стоял человек.

На нее смотрели его огромные нечеловеческие глаза. Немало столетий люди жили мечтой о встрече с человеком другого солнца. На планетах солнечной системы было везде одно – бесплодная ледяная или огненная пустыня, чахлые побеги жизни. Только от далеких звезд доходили таинственные сигналы.

И вот два мира смотрели в глаза друг другу.

Аэла отстегнула стальные перчатки – они со звоном упали на камни – и протянула руки звездному человеку.

Он осторожно взял ее ладони и сказал какое-то певучее звучное слово. Звуки его языка были совсем иные, чем звуки языка Аэлы. Он приблизил ее руки к своему лицу и долго рассматривал их. И снова до ее слуха долетели легкие и певучие слова.

За руку он мягко увлек ее куда-то в провал скалы. Позади них опустилась массивная дверь – они очутились в шарообразном помещении и пошли по прозрачному навесу. Под ними громоздились бесчисленные приборы.

Остановились у прозрачного в человеческий рост цилиндра. Звездный человек вошел в него.

Они снова некоторое время внимательно смотрели друг на друга.

– Я в корабле услышала ваш голос, – сказала Аэла. Она поняла, что находится перед каким-то фантастическим инвертором.

– Кто вы? – спросил железный голос. Звездный человек говорил на своем языке, а инвертор переводил его слова на язык Аэлы. – От какой звезды пришел ваш корабль?

– От Солнца. Мы летели сюда от окраины галактики сто лет со скоростью девять десятых абсолютной. А кто вы? Как зовут вас? И как вы здесь?

– Я один из людей Троллы. Вы ведь так называете нашу планету. Мое имя непроизносимо для вас, как непроизносим весь наш язык. Его можно перевести двумя вашими словами. – Встречающий восход. У нашего народа были имена-символы.

– Что сталось с вашим народом, где он? – перебила Аэла.

Грустная усмешка передернула губы звездного человека.

– Потомков его вы видели наверху.

– Зеркальные люди?!

– Да… Страшно подумать, что где-то среди этих безвольных существ бродят в поисках пищи потомки моих братьев и сестер, моих отважных друзей, которые жили тысячу лет назад.

– Вы провели эту тысячу лет в анабиозе? – догадалась Аэла.

– Да… И когда очнулся, увидел то же, что видите вы.

– Но что же произошло?

Железный голос был лишен человеческих интонаций. Он сухо и грубо передавал смысл взволнованных, полных боли и ожидания слов.

– Наши города внутри планеты. Под землей мы укрывались от своего обезумевшего светила. Наше солнце три тысячи лет назад стало разгораться и постепенно сожгло все. Испарило влагу, растопило лед полюсов. Наших сил не хватало, чтобы защититься от его излучения. Мы стали гибнуть. И тогда наши ученые создали биомозг. Электронный мозг не в силах был нас спасти. Мы должны были экономить каждое мгновение для гигантской работы, каждую каплю своей энергии и крови Чтобы спастись, мы надели эти проклятые черные обручи, и биомозг стал управлять каждым нашим движением, каждым шагом. Благодаря ему мы создали внутри планеты целый мир с садами и небом. Мы укрылись от своего солнца. Затем, руководимые биомозгом, мы открыли новый фантастический источник энергии. Наши звездные корабли полетели к самым далеким мирам. И вот тысячу лет назад произошла катастрофа Мозг внезапно перестал повиноваться. Он превратил людей в рабов, изгнал на поверхность планеты. Стал питаться нашей кровью. А люди… они уже не могли жить без железных обручей. Воля биомозга стала их волей. Уцелели только те, кто был вдали от родины в звездных кораблях и кто, как я, спал в анабиозе.

– Где экипажи этих кораблей?

– Все погибали при попытках проникнуть к программному устройству биомозга.

– Что произошло с биомозгом?

– За минувшее тысячелетие он приобрел новые качества. Постоянная недогрузка, паразитическое существование преобразили его, – сказал звездный че­ловек.

– Что он такое?

– Он – биомашина. Величайшее завоевание человеческого разума. А сейчас страшный, неуязвимый враг.

– Как вы могли довериться этому чудовищу? – спросила Аэла.

– У нас не было другого выхода. Нам грозила гибель. И мы слишком поспешно создали биомозг. Уже тогда в деятельности его не все было ясно. Но ученые утверждали, что конструирование биомашин не связано ни с какой опасностью.

Биомозг выработал свою жизненную логику, создал своеобразную теорию разумного подавления. Теперь мы многое поняли, но слишком дорогой ценой. Нельзя предоставлять машине никакой власти над людьми. Видите, какие мрачные здания строили механизмы, управляемые биомозгом.

Жемчужно-синие глаза звездного человека потемнели. Он умолк на минуту и медленно проговорил:

– Мы должны были вести нашу планету к другому солнцу. Осуществить это без биомозга было нельзя. Управлять всеми энергетическими уровнями, составлять программы и рассчитывать случайности мог толь ко он. Мы допустили ошибку, предоставив неограниченную власть биомашине. Только человек может управлять обществом. Мозг, лишенный сердца, оказавшись во главе человечества, стал стремиться к безграничной власти и порабощению. И как видите, он этого достиг.

– И его нельзя уничтожить?

– Уничтожить? – на лице звездного человека появилась странная улыбка. – Только биологический мозг может повести планету в мировое пространство, только ему под силу управлять несметными механизмами, могучими источниками энергии, предвидеть все возможные случайности, управлять энергетическими полями и выполнять тысячи и тысячи других непосильных для человека задач. Если проникнуть к программному устройству биомозга и выключить его, тогда автоматически выключатся все летающие механизмы, что стерегут вход сюда, в подземный мир.

– Этого нельзя сделать?

– Можно… ценой моей жизни. Я и раньше мог выключить биомозг. Но кто воспользовался бы им? Мозг, хоть и нелепо, но управляет жизнью на планете. Если его выключить, люди все равно не получат доступа внутрь планеты и без поддержки биомозга по­гибнут.

Корабль ваш я не мог вызвать по радио. Биомозг перехватил бы радиоволны и обнаружил бы меня. А мне удалось сюда проникнуть ценой жизни двухсот человек, так же, как и я, тысячу лет спавших в анабиозе. Биотоки же биомозг не улавливает. И мне удалось установить с вами биологическую радиосвязь, не рискуя быть обнаруженным. Вы обладаете удивительной способностью улавливать такие сигналы. К счастью здесь уцелел генератор биотоков и инвертор. Все остальное биомозг уничтожил и разрушил в последнем бою с людьми тысячу лет назад и изгнал их на поверхность планеты. Вы шли по развалинам и сами все видели. Здесь погибли сотни миллионов людей.

– Значит, вы ничего не в силах сделать?

– Мне необходима ваша помощь.

– Я готова на все.

Звездный человек сделал нетерпеливое движение, словно хотел убрать разделявшую его и Аэлу прозрачную стену инвертора.

– То, что встретится нам, не должно вас испугать, Аэла. Иначе мы погубим все. Пусть погребенные здесь жертвы заставят окаменеть ваше сердце. Я вижу, что вы бесстрашная девушка, но вы увидите стерегущих биомозг белково-электронных спрутов. Нас будет подстерегать страшная смерть на каждом шагу, И наконец я должен буду подойти к программному устройству биомозга и выключить его. Но программное устройство находится под непрерывным смертоносным облучением, и все живое, вступая в веер смерти, немедленно погибает. Погибну и я. Все остальное сделаете вы. А сейчас мы должны расстаться, хотя некоторое время еще и будем вместе. Мы наденем зеркальные плащи и темные очки, чтобы не отличаться от несчастных жертв биомозга, и вместе с другими обреченными проникнем к нему.

– А мы не растворимся, как они?

– Этот риск неизбежен. Но другого пути нет. Надо только собрать всю силу воли и вовремя вырваться.

– Хорошо. Но вместо вас в веер смерти должна пойти я. Ведь таких, как я, много на корабле! А вы один…

– Вы не пройдете сквозь веер смерти. – И кроме того, лишь мне там все известно. – Звездный человек показал на ее скафандр. – Спешите, Аэла.

Сияющий панцирь Аэлы упал на прозрачный пол. Она взяла из рук звездного человека зеркальный плащ.

– Аэла, когда мы уйдем от инвертора, то уже не сможем говорить, не поймем друг друга. Хотите ли вы что-либо еще сказать мне?

– О, неужели все это неизбежно? Нужно подождать Фреда, Рору и Чарли. Может быть, вместе мы что-нибудь придумаем.

– Ни в коем случае. Нам нужно спешить, пока биомозг ничего не обнаружил.

Звездный человек протянул Аэле белую пластмассовую пластинку.

– Что это?

– Схема управления биомозгом. Сохраните ее. Ваши ученые разберутся в ней. Все остальное записано на катушках. У вас будет много, очень много времени, чтобы воспроизвести мои записи.

Чарли намного опередил Гайденбурга и Рору. Он бежал сквозь плотные облака пыли, не разбирая дороги. Его стальные подошвы гулко стучали по цветным плитам. Из-за сталактитов он увидел около атомолета толпу роботов. Орудуя всевозможными приборами, они разбирали машину на части и растаскивали эти части во все стороны.

Чарли сквозь железную толпу бросился в открытый люк. Роботы не обратили на него никакого внимания. Они были заняты своим делом. Чарли рванул ручку контейнера с жидким кислородом и в ужасе попятился. Роботы выпустили весь кислород до последней капли и растащили переносные баллоны.

Опустив руки, математик огляделся и вдруг увидел, что несколько роботов проникли в атомный отсек и откручивали регуляторы магнитных полей. Все предохранители были сорваны. Еще мгновение – и плазма вырвется из магнитного плена. Тогда произойдет атомный взрыв. Опасность во что бы то ни стало надо было предотвратить.

Чарли выхватил излучатель. Полыхнула белая молния, и один из роботов с грохотом рухнул на железный пол. Остальные продолжали свое дело, не обращая никакого внимания на упавшего собрата.

Чарли стрелял, поражая роботов в их электронные головы.

Услышав треск излучателя, Гайденбург и Рора бросились вперед. Задыхаясь от напряжения, они бежали среди цветных сталактитов и видели железную толпу, осаждавшую атомолет. Пробиться к атомолету было невозможно. Одно неосторожное движение – и железные великаны раздавят их скафандры, как яичную скорлупу.

Гайденбург сразу понял, что Чарли защищает атомный отсек, и вынул излучатель.

Роботы падали, все более загромождая путь к атомолету. Гайденбург попытался оттащить в сторону робота, упавшего против входа в атомолет, но не мог даже сдвинуть с места. И вдруг две могучие стальные руки, словно клещами обхватили лежавшего гиганта и поволокли прочь. Это был робот, увязавшийся за астронавтами.

Гайденбург и Рора, непрерывно стреляя в наступающих роботов, вошли в атомолет. Все внутри атомолета было разрушено. Гайденбург бросился к радиопередатчику, но на месте его остались лишь оборванные провода.

Войдя в атомный отсек, Гайденбург вздрогнул. На экране вибрировали неровные волны, то опадали, гасли, то почти достигали красной черты. Чарли тщетно пытался настроить уровни магнитных полей. Плазма угрожающе вибрировала, захлестывая красную черту.

Рора бросилась к Чарли.

– Скорее! Бежим! Вы ничего не сможете сделать!

Чарли поднял свои прозрачные глаза на Гайденбурга. В них сквозило отчаяние, но не было и тени страха.

– Что делать? – спросил он. – Все погибло.

– Скорее отсюда, Чарли! Сейчас плазма коснется стенок.

– Я задержу роботов, Фред, уходите!

– Это ничего не изменит. Мы должны вернуться к говорящей стене и объяснить, что взрыв – дело ро­ботов.

– Вы успеете дойти до взрыва.

Гайденбург схватил математика за руку и потянул к выходу.

Аэла торопливо шла за звездным человеком по подземелью, скользя на каких-то гладких осколках. Они тихо звенели в полной и жуткой тишине. Откуда-то едва просвечивал слабый молочный свет.

Они шли не останавливаясь несколько часов, то поднимаясь куда-то, то спускаясь в каменные провалы.

Наконец, остановились у гладкой стены.

Аэла вздрогнула от тяжелого грохота. Стена медленно разошлась, и в светлом провале среди клубящегося молочного пара закачалось на вытянутых щупальцах черное чудовище. Аэла попятилась назад и прижалась к стене. Чудовище медленно приближалось, но по мере приближения как бы сливалось с молочно-белым паром, выходило из радиоактивной зоны и становилось невидимым. Вот оно осело вниз. Его щупальца заскребли по камням. Скрежет ушел куда-то в сторону.

Звездный человек бросился вперед. Он легкими прыжками быстро миновал облака молочного тумана. Аэла побежала за ним.

Они пошли рядом.

И вот Аэла почувствовала, что впереди что-то преградило ей путь. Она протянула руку и коснулась гладкой стены. Здесь было основание невидимого сооружения. Звездный человек двинулся вдоль стены. На девушку гнетуще действовал невидимый металл. Она понимала, что это только оптическая иллюзия, что это просто идеально черный металл, полностью поглощающий свет, но чувствовала себя неуверенно и не спускала глаз со звездного человека. Он шел, все время оглядываясь на нее.

Стена оборвалась. Звездный человек шагнул куда-то в сторону и исчез. Аэла последовала за ним, ступила на гладкую невидимую плиту, и сразу все вокруг исчезло, словно превратилось в прозрачный воздух. Не было видно ни гладкой плиты под ногами, ни стен, ни неба, ни земли. Была пустота. Прозрачная, безбрежная пустота внизу, над головой, со всех сторон. Аэле показалось, что она повисла где-то за гранью материального мира.

В этой дьявольской пустоте выключались все центры координации. Аэла стояла на твердом незримом основании и не могла двинуться. Это была удивительная ловушка. И вдруг она почувствовала, как что-то потянуло ее вниз, затем это же незримое поползло к горлу, охватило ее. Это было прикосновение чего-то непостижимо чуждого и ужасного. Настолько ужасного, что она не могла кричать. Она почувствовала, что проваливается, и вдруг разглядела вокруг себя черные колеблющиеся стебли. Тонкие, гибкие, они оплели ее.

Гладкая плита поплыла вниз, остановилась, стала тихо вращаться. Аэла почувствовала, что ее облучают. Затем пол снова поплыл вниз. Ей казалось, что спуск продолжался бесконечно. Наконец движение прекратилось, и она увидела звездного человека. Черные стебли густо оплели его. Аэла рванулась было из своих пут, но не могла шевельнуться.

Гладкая площадка уносила ее куда-то в сторону. Призрачный жемчужный свет от невидимого источника падал кольцами и петлями, непрерывно смещался, словно жил какой-то таинственной жизнью. Впереди стоял волокнистый неподвижный свет, словно в черной стене были рассеяны светящиеся трещины.

Площадка наклонилась. В своде заплясали короткие молнии. Аэла почувствовала, что находится во власти каких-то беспредельно гигантских сил.

Пол снова пошел вниз. Аэле казалось, что она летит в бездонное подземелье. Давило на перепонки, гудело в висках.

Пол мягко, без толчка, остановился. Аэла и звездный человек очутились в лишенном всяких очертаний помещении. Везде царил слабый полусвет. Слух не улавливал не единого шороха, безмолвие было пол­ным.

Аэла, сколько могла, повернула голову и увидела, что чуть ниже, на гибких и живых вытянутых стеблях беззвучно поднялось тело одного из человекоподобных, доставленное сюда незадолго до их появления. Оно поплыло куда-то в пустоту и время от времени конвульсивно дергалось и дрожало. Следующей была очередь Аэлы.

“А что, если бы это случилось с земными людьми? – с ужасом подумала она. – Нашествие электронно-биологических чудовищ, несокрушимых в своей интеллектуальной мощи, привело бы к тем же последствиям”.

Черные стебли повлекли их вслед за удаляющимся человекоподобным. Он поступал в многочисленные камеры и снова появлялся. Аэла понимала, что там истерзанное тело проходило обработку облучением, чтобы в организм того, кто их пожирает, не проникли бактерии. Кругом были полусферы и прямые гладкие стены. Цвет везде один – черный, освещение, видимо, не имело никакого значения и являлось случайным производным от каких-то процессов.

Гибкие живые стебли мягко понесли Аэлу в металлическую камеру. Нестерпимый свет полоснул по гла­зам. В уходящем сознании поплыли далекие видения: берег земного океана, человек в белой рубашке смеясь смотрит на нее. У него выгоревшие на солнце волосы и светлые глаза. Потом все сместилось и стало уплывать в сплошную черноту. “Теряю сознание”, – успела подумать Аэла, и вдруг плавное движение остановил резкий толчок. Стены камеры задрожали, и в глубокой тишине раздался отдаленный громовой раскат. Этот толчок и звук оказались спасительными для Аэлы. Они вывели ее из оцепенения. Резким движением Аэла вскочила на ноги и бросилась к звездному человеку, тело которого плыло за ней. От ее прикосновения он открыл глаза, рванулся, освобождаясь от живых пут, и побежал по наклонному, уходящему спиралью вниз полу. Аэла поспешила за ним.

Последний виток спуска замыкался в мягко освещенной камере. В этот миг до Аэлы донесся странный слабый звук, и сразу же мелко задрожал пол. Аэла поняла: биомозг обнаружил, что к нему проникли враги, и посылал куда-то сигналы тревоги. Но в это время звездный человек добежал до выгнутого матового щита с клавиатурой, похожей на клавиатуру современного электрического органа с бесчисленными регистрами, нажал несколько клавиш. При этом он вступил в светлый веер смертоносных излучений, преграждавших всему живому доступ к программному устройству биомозга. Покачнулся и упал на наклонный пол. Сразу же исчез светящийся веер смерти.

Подбежав к звездному человеку, Аэла ощутила полную тишину, воцарившуюся кругом. Наклонилась над упавшим. Приложила к его груди руку. Сердце не билось. Она тронула его грудь правее и почувствовала слабые толчки. Его сердце было справа.

Звездный человек очнулся. На Аэлу смотрели огромные нечеловеческие глаза. Такие большие глаза, что они пугали своим глубоким жемчужным светом, вдруг переходящим в синюю мглу. Две живые бездны смотрели на Аэлу с выражением странным и не­понятным.

Она закричала, когда под ее ладонью оборвались неровные толчки сердца звездного человека. Его глаза еще смотрели на нее с невыразимой нежностью, но их уже затягивал иней смерти.

Дробился и ломался ее крик в подземелье биомозга, повторялся, где-то взлетал и падал, пока не докатился назад глухим безысходным стоном.

Аэла медленно встала и увидела, как в черной жидкости, заключенной в прозрачную сферу, пульсировала серо-белая масса, вся усеянная ярко-розовыми нитями. От нее вверх, вниз, во все стороны тянулась густая паутина тончайших волокон. Аэла долго смотрела на эту живую серую массу с чувством глухой ярости. В этих дрожащих розовых нитях была кровь целого погубленного мира. Перед ней был мозг! Гигантский мозг, зажиревший от чужой крови. Это он управлял на расстоянии электронно-биологическими машинами, выполнявшими его волю, направленную только на одно – добычу пищи. Все совершалось вслепую, автоматически, все было централизованно, едино, сложно и все-таки бессмысленно. Поражала гибкая подвижная система связей. Машины-спруты доставляли для питания мозга живых людей и надежно охраняли планету.

Черный мир ничего не создавал, он был паразити­ческим. Мир машин, управляемых биологическим моз­гом. Люди создали этот мозг и погибли от ими же порожденного. Аэла шагнула к серой массе, но наткнулась на прозрачный колпак.

Клавиатура представляла программное устройство мозга. Когда-то им пользовались люди. И звездный человек успел в последний миг выключить биомозг, лишить его способности к сопротивлению.

Все было кончено. Аэла лишь несколько мгновений смотрела на мозг. Потом снова склонилась над звездным человеком.

Спасительный взрыв, выведший Аэлу из оцепенения, был взрывом атомолета. Он потряс весь подземный мир, когда Гайденбург, Рора и Чарли спешили к мрачным чертогам биомозга. Ослепительная вспышка и мощная волна горячего воздуха настигла их в подземелье.

Их закружило в ревущих смерчах, сбило с ног.

Гайденбург встал первым, помог подняться Чарли и Роре. Они молча подошли к глухой стене, отделявшей их от неизвестности, и остановились.

– Роботы взорвали атомолет, – сказал Гайден­бург.

Ему ответила полная и жуткая тишина.

– Роботы взорвали атомолет! – закричал он.

Снова тишина.

И вдруг Рора, подняв с земли какой-то твердый угловатый кристалл, с силой швырнула его в стену.

– Что вы делаете? – бросился к ней Гайденбург. Теперь это, – показал он на стену, – не допустит на планету земных кораблей. А нам отсюда не выйти. Впрочем… Постойте-ка. Ведь взрыв произошел у самого входа в этот подземный мир, и, конечно, разрушил его. Но почему стена не отвечает? Где Аэла? Что с ней?

В глазах качался, реял цветной туман. Аэла с трудом переступала непослушными одеревеневшими ногами по стеклянным наплывам подземной галереи. Рассчитывать на чью-либо помощь было нельзя. Никто не знал пути сюда.

Веревка, скрученная из обрывков одежды, в кровь растерла плечи. Тело звездного человека, вначале показавшееся ей легким, сейчас не давало продвинуться ни на шаг. Аэла прислонилась к стене и опустилась на пол. Вцепилась пальцами в плечи звездного человека и судорожно заплакала.

Снова брела она сквозь серый мрак к свету. Ей ни на мгновение не приходила на ум мысль оставить звездного человека, чтобы вернуться к нему позже.

И вот наконец печальные сталактиты и свет, яркий после полумрака свет искусственного солнца.

Аэла остро почувствовала, что ее окружает чужой мир, и к ней вернулась жажда жизни.

Человек, умирающий на Земле, становится частью земли, прахом, чтобы потом подняться вершиной тополя или пролиться дождем, стать горстью морского песка или гребнем бегущей волны. Но ужас смерти астролетчика под чужим светилом невыразим.

Аэла оглядела густые заросли причудливого леса и двинулась вперед. Теперь она знала, что дойдет до атомолета.

Мощная эстакада параболой уходила ввысь и исчезала в зыбкой лазури подземного искусственного неба. Вокруг нее, словно рой пчел, кружились тяжелые гравипланы. Бесчисленные роботы восстанавливали поврежденную систему связи с поверхностью Троллы.

Капитан и Аэла стояли на летающей наблюдательной площадке и смотрели, как бесчисленные механизмы восстанавливают мосты основных перемещений.

Линии для наземного транспорта, линии общих передач, декоративные трассы, подвесные дороги – все почти заново создавали сложнейшие механизмы.

Астронавты осматривали цветущую даль, здания, слитые в стройной гармонии с природой, изобилующей контрастами и красками. Зеленовато-синее море омывало лесистые берега с ажурными дворцами, все говорило о тончайшем проникновении обитателей планеты в скрытую природу вещей, о их способности не подражать природе, а опережать этого неутомимого и испытанного мастера. Они достигли того уровня, когда природа уже не кажется мерилом прекрасного, ее порождение – человек постиг ее, освоил и пошел дальше, оставил позади то, чему он вначале в страхе поклонялся, а затем изучал, считая законченным, недостижимым совершенством.

Летающая площадка опустилась на темный купол у входа к биомозгу.

Вслед за капитаном Аэла сошла в гладкий с полированными стенами туннель, тот самый, по которому она несколько месяцев назад опустилась вместе со звездным человеком. Снова стиснула сердце щемящая боль, возникли в памяти огромные жемчужные глаза…

У серой громады биомозга их уже ждали астронавты. В центре группы стоял Фред Гайденбург.

Несколько месяцев ученые изучали программное устройство биомозга, осваивали сложную систему управления, не прикасаясь к клавишам пульта. Биомозг словно чего-то ждал, таинственный и грозный.

В туманную мглу уходили черные своды. В подземелье царило безмолвие, торжествующее, полное, и только в воображении проникших сюда людей вспыхивали робкие звучания и тотчас гасли.

Астронавты стояли перед своим грозным врагом, едва не уничтожившим их всех, перед убийцей целой цивилизации. И то, что погубило звездное человечество, сейчас превратилось в его единственную надежду. Только биологический мозг мог увести планету от разгорающейся звезды в мировое пространство, только ему было под силу управлять несметными механизмами, могучими источниками энергии, предвидеть все случайности, управлять энергетическими полями и выполнять тысячи и тысячи других непосильных для человека задач.

Серая неподвижная масса, заключенная в прозрачный шар, была соединена бесчисленными связями с программным устройством.

– Странно, мы намереваемся подчинить себе то, что неизмеримо сильнее нас. Эта серая масса хранит несметные сокровища величайших знаний, собранных за многие тысячелетия могущественнейшим народом, – сказал Чарли.

– Подчинится ли он нам? – тихо сказала Рора. – Не превратит ли он нас в разрозненные атомы, едва мы предоставим ему свободу?

Гайденбург нажал крайний слева, выступающий вперед клавиш.

Мгновенно все программное устройство засияло цветными точками, черточками, штрихами. Масса мозга едва заметно шевельнулась.

Нажатие второго клавиша – и из полутьмы выплыл прозрачный, словно наполненный голубоватым дымом шар.

– Слышите ли вы меня? – задал первый вопрос Гайденбург.

– Да, – коротко ответил голос холодного тембра. Голос доносился отовсюду, и астронавты напрасно искали глазами его источник.

– Как включить свет в помещении? – спросил Гайденбург.

– Нажмите семнадцатый клавиш семьдесят первого ряда в тридцатом регистре, – ответил мозг.

Гайденбург бросил короткий взгляд на капитана и выключил биомозг.

– Нажатие этого клавиша, – сказал он, – повлечет за собой мгновенное включение всех управляемых мозгом механизмов и нашу немедленную гибель.

Аэла вздрогнула, отшатнулась от экрана. Значит, коварный мозг на каждом шагу будет им подстраивать ловушки, пока не уничтожит их и не вернет себе прежнюю независимость. Тысячелетие паразитического существования породило новые клетки мозга, породило новое качество – стремление к бесконтрольному производству.

Все происшедшее говорило о том, что одно неосторожное движение возле программного устройства, один неверный шаг, и мозг жестоко расквитается с двуногими букашками, дерзнувшими подчинить его своей воле. Люди знали, что он мог не только их уничтожить, он мог в куски разнести всю планету, если бы это потребовалось. Но пока джин был заключен в бутылку.

– Коварная штука, – сказал капитан. – Возле нее даже думать о чем-нибудь трудно.

– Если мозг за истекшие годы разросся на крови погибшего народа, – с яростью в голосе сказала Аэ-ла, – надо отсечь у него то, что он накопил паразитируя.

– Мозг заключен в непроницаемую оболочку, – ответил Гайденбург. – Мельчайшая инородная пылинка расстроит его. Это своеобразная болезнь мозга.

– Что же делать? Сможем ли мы вернуть биомозгу его прежнее состояние?

– В этом нет необходимости. Он будет выполнять лишь нашу программу и никогда больше не получит никакой власти над людьми. Опасность же при работе с ним никогда не исчезнет. Он величайшее открытие человеческого разума. А большинство великих открытий становилось при своем возникновении величайшим злом. Мы отлично помним кровавую зарю атомной энергии, ужас, охвативший всех, когда ученый маньяк захватил кладовые антивещества. Человечество, создавшее биомозг, тоже прошло через все эти испытания. И когда люди решили, что разум одержал окончательную победу над общественной стихией, восстал биомозг. И это оказалось роковым. В раскаленной пустыне бродят зеркальные тени.

– Что же будет с зеркальными людьми?

– Они уже делают первые самостоятельные шаги. Скоро сообщение с поверхностью будет восстановлено, и они смогут поселиться здесь, внутри планеты.

Гайденбург спокойно подошел к программному устройству биомозга и включил его.

– Экран! – властно сказал он. – Подводные города.

В помещении загорелся мягкий свет. Перед астронавтами открылся широкий экран. Все увидели группу зеркальных людей. Они медленно, точно ощупью, шли куда-то нестройной цепочкой, поддерживая друг друга, и уже не кружились на месте, точно слепые, хотя на головах у них больше не было черных обручей. Зеркальные люди двигались вдоль озера со странной и тусклой, ничего не отражавшей водой.

И вот астронавты увидели подводный купол. Люди там жили без зеркальных плащей и без темных очков. В огромных безжизненных глазах так же, как и в мелких чертах лиц, полностью отсутствовала воля.

Под куполом не было никаких сооружений. Среди черных камней росла белая трава с длинными и тонкими стеблями. С людьми творилось что-то непонятное. Они срывали со своих волос черные обручи, брались за руки, кружились, монотонно раскачивались. Толпа в подводном городе редела, люди уходили на поверхность.

– Вот видите, – заметно волнуясь, сказал Гайденбург. – У них уже пробуждается какое-то беспокойство… Но они в своем развитии отброшены далеко назад, и им абсолютно чужд и недоступен сложный мир машинной цивилизации.

Астронавты умолкли. Все думали об одном и том же, но никто не решался первым сказать роковые слова.

Наконец капитан оглядел печальные лица астронавтов и с трудом проговорил:

– Если люди Земли… Если мы оставим здесь группу своих ученых, зеркальные люди возродятся к жизни. Кроме того нельзя оставлять биомозг без контроля. Если прежде он нес гибель и разрушение, то сейчас его мощь поможет порабощенному человечеству возродиться к новой жизни.

– Я остаюсь, – тихо сказала Аэла.

– Мы тоже никуда не полетим отсюда! – воскликнули несколько молодых астронавтов.

– Я думаю, – задымил трубкой Гайденбург. – Все мы готовы принести самую большую жертву – не вернуться на Землю ради этого. Совет решит, кому остаться.

Аэла стояла перед овальным, необъятным, как озеро, экраном в центральном управлении планеты рядом с Гайденбургом и двадцатью земными учеными.

На экране четко выделялся силуэт гигантского звездолета среди белой пустыни. До старта корабля оставалось по земному времени несколько минут.

На экране появилось лицо Роры. Глаза ее были полны мольбы, страдания и такой нежности, что Аэла бросилась к экрану.

– Прощай, Аэла! – сдавленно крикнула Рора, и на экране закружилось все в цветном урагане. Это началась неистовая пляска энергетических полей. Аэла закрыла глаза от невыносимого сияния экрана. Когда она открыла их, на экране уже не было ничего. Корабль исчез. Он несся безмолвной дорогой за миллионы километров от Аэлы и оставшихся на чужой планете людей.

Над пустынями Троллы летел горячий ветер. Звенели стеклянные плитки, ползли под напором ветра. В небе бежали рваные красноватые тучи.

На плоскогорье вышел зеркальный человек. В грудь и в лицо ему ударил жгучий ветер. Но человек не повернул назад. На его белоснежных волосах уже не было черного обруча. Он двинулся вперед. Он шел все дальше. Увидел одинокий черный обелиск на могиле звездного человека. Долго стоял перед ним, силясь не то понять что-то, не то вспомнить…

Обелиск выступал из каменных глыб, словно стремился в небо, в пространство, туда, где за темными безднами летела в голубых туманах Земля.