Пустыня цвета крови. Файл №226

ЖЕСТОКАЯ СТАТИСТИКА.

Принимаясь за новый роман, затрагивающий проблему наблюдений и исследований НЛО, небезызвестный автор бестселлеров Сидни Шелдон затребовал статистику по специалистам, так или иначе причастным к изучению феномена «летающих тарелок» и сделал интересное наблюдение. Оказывается, именно среди этих людей смертность высока как нигде в другой области профессиональной деятельности. Причем гибнут лучшие — серьезные исследователи, профессура — кто чисто конкретно мог приоткрыть завесу тайны над феноменом НЛО.

Несколько примеров из «Списка Шелдона». (Более чем десятилетней давности, а значит, проверено временем):

Октябрь 1986 года. Профессор Аршад Шариф удавился, привязав один из концов веревки к дереву, другим затянув себе шею и резко рванув свою машину с места.

Ноябрь 1986 года. Профессор Вимал Да-зибай бросился вниз головой с Бристольского моста.

Январь 1987 года. Доктор Автар Синг-Гида пропал без вести, объявлен умершим.

Февраль 1987 года. Инженер Питер Пип-пел задавлен в гараже своей машиной.

Март 1987 года. Профессор Дэвид Сэндс покончил с собой, направив машину на большой скорости в здание кафе.

Апрель 1987 года. Профессор Марк Виз-нер — повесился.

Апрель 1987 года. Инженер Дэвид Грин-халг — упал с моста.

Апрель 1987 года. Профессор Шани Уоренн — утопился.

Май 1987 года. Профессор Майкл Бей-кер — погиб в автокатастрофе.

Во всех вышеперечисленных случаях полиция пришла к выводу, что имел место суицид. Однако столь большое количество самоубийств в определенной области профессиональной деятельности за столь короткий период заставляет задуматься.

Сидни Шелдон предположил, что существует некая международная сверхсекретная организация, уничтожающая людей, всерьез занимающихся проблемой НЛО. Какой в этом смысл? Объяснение простое: правительства Земли давно состоят в контакте с инопланетными цивилизациями и хотят сохранить монополию на информацию об ином разуме. Помимо прямого устранения ученых и свидетелей сверхсекретная организация применяет шантаж, запугивание, насилие.

…Такие дела. Невеселые, прямо сказать дела.

Впрочем, не исключено, эдакая полу деза из Интернета — малая толика из той большой работы, проделанной Мистером Никотином и Ко. И только.

Дядя-дядя, наши Сети притащили мертвеца!

Ай-яй-яй! Вот и трижды подумайте, энтузиасты-поисковики, прежде чем совать длинный нос не в свои дела. Недолго и пополнить вышеприведенный «список Шелдона». Его пример — другим наука!

Когда твари испуганы, они очень агрессивны.

Офис Национального Представительства Навахо Вашингтон, округ Колумбия 14 апреля, утро

Про длинный нос — да не обидится агент Скалли, да не истолкует превратно. Про длинный нос — выражаясь фигурально, метафорически.

Хотя по сравнению с «кнопочкой» на лице официальной представительницы Навахо (типичная скво!) у Скалли действительно… Пиноккио понуро отдыхает в сторонке.

А типичной скво и агенту Скалли не до отдыха. Обе-две колдуют над распечаткой того самого «… al-doh-tso-dey-dey-dil-zeh-tkam-besh-ohrash».

— Это все, что у вас есть, мисс?

— В настоящий момент — да.

— Кое-какие слова я узнаю. Но прочитать целиком — нужны мозги квалифицированного дешифровщика.

— И такой дешифровщик…

— Есть один человек, который мог бы вам помочь. Могу вас с ним связать.

— Ответ: да! Сейчас? Прямо сейчас?!

— Имейте немного терпения, мисс. Наши предки-дене говорили: «Поспешай медленно».

— А какие из этих слов вы узнаете? Все-таки!

— Вот это — «бартер». И вот — «вакцинация».

— Оба слова современные.

— Именно. Потому они и выделяются из общего массива.

— Спасибо. Вы мне очень помогли.

— Надеюсь, человек, с которым я вас свяжу, поможет более основательно.

— И я надеюсь.

— Ждать и надеяться, мисс, ждать и надеяться. Так говорили наши предки-дене.

— Наши тоже так говорили…

Вашингтон, округ Колумбия 14 апреля утро… день. . . вечер.. . ночь

И было утро, и был день, и был вечер.

И Молдер все утро, весь день, весь вечер просидел, как пришитый, у оконца, заклеенного косым крестом.

На взгляд непосвященного — шизофреник шизофреником. По разумению же посвященного — в этом есть глубинный смысл. Настолько глубинный и скрытый, что доступен только двоим — самому агенту Молдеру и Бездонной Глотке.

Плох тот агент, который, помимо заявленных и надлежащим образом оформленных информаторов, не имеет личного законспирированного источника.

Агент Молдер не плох, он хорош. Он имеет личного законспирированного источника.

Бездонная Глотка — редкостный источник. .. невидимый постороннему глазу подземный ключ, проникающий сквозь толщу наслоений, огибающий препоны, всегда находящий дырочку, никогда не журчащий, но по наполненности — самое то!

И ведь ни за что не заподозришь этих качеств в компанейском рубахе-парне с намечающейся лысинкой, характерной для геев со стажем, и легкой манерностью, характерной для них же. Вот и прозвище характерное — «Бездонная глотка»! Детям до двадцати одного года — выключить телевизор! А для остальных после небольшой паузы сообщим: «Бездонная глотка» — крутое порно, фильм, ставший культовым не только для прыщавых онанистов, но и для убеленных сединами эстетов. Это ж как нужно быть ориентированным, чтобы самоназваться и откликаться на прозвище «Бездонная глотка»! Да что там рассусоливать! Гей — он и есть гей! Сейчас нетрадиционалы вообще престижней натуралов — по жизни. Ну и жизнь пошла!

А Молдер?! Что же, агент Молдер, с нетерпением ждущий в холостяцкой квартирке Бездонную глотку, — латентный гей?! Недаром проговорился партне… напарнику: «У тебя своя компания, у меня — своя». У женщин свои секреты. Да. Но и… у мужчин свои секреты. Стыдно, Молдер! А еще секс-символ!

Стыдиться Молдеру нечего, даже если всё и так. А — не так. Всё не так. И амплуа «гей» для источника — недурственная легенда, если по первому зову являешься к своему агенту, где бы ты ни находился. Где бы ни находился, а просто мимо, знаете ли, проходил — он, источник, регулярно этим маршрутом ходит и очень редко к своему агенту заходит. Только завидев в окошке условный знак — косой крест из белого скотча на стекле. И знак тот: «Нужна информация!» А по части добывания и поглощения информации с последующей доставкой оной своему агенту источник Бездонная Глотка — незаменим. И прозвище Бездонная Глотка — это насчет поглощения именно информации, а не того, о чем подумали ухмыляющиеся и подмигивающие. И когда и если источник откликнется на зов и явится в холостяцкую квартирку своего агента, они там займутся делом, а не глупостями разными. Вот!

Однако долгонько не откликается на зов источник Бездонная Глотка. Утро… День… Вечер… И ни слуху, ни духу. Обычно источник Бездонная Глотка пунктуален до педантичности. Но вот и в прошлый раз, полгода назад, когда Молдер отсигналил источнику белым крестом в окошке, — ни слуху, ни духу. Молдер тогда, конечно, чертыхнулся, но не более. Мало ли куда и зачем отъехал источник] Может, его и в городе нет. Отпуск решил себе устроить, на Майами позагорать. В конце концов, разве агент сторож источнику своему?! Отпуск отпуском, но не по полгода же!

А Бездонной Глотки нет как нет. Во второй раз. Тенденция, однако! Жив ли вообще?! Или просто решил, что независимость превыше всего, что ты мне друг, агент Молдер, но независимость дороже? А обратной связи у них, у агента с источником, не предусматривалось изначально. Все на доверии, все на доверии.

М-да, невольно посожалеешь, что агент не сторож источнику своему! Особенно когда информация нужна позарез, кровь из носу, полцарства за…

Ждать и надеяться. Ждать и надеяться, Молдер. Ждать и надеяться.

Доколе?!

И когда уже отчаиваешься ждать, когда уже отчаиваешься надеяться… в поступившей ночи по нервам бьет телефонный звонок.

Наконец-то!

Ну?!

Не нервничай, агент Молдер. Отдай себе отчет, агент Молдер, — на условный знак «Нужна информация!» твой источник никогда не звонит по телефону, а всегда является собственной персоной. Так что это не твой источник, агент Молдер. Это…

— Фокс? Это твой отец.

— Папа? Ты? Знаешь, который час?

— Знаю. Мне нужно с тобой встретиться немедленно.

— Ты где сейчас?

— Я дома. На «Виноградниках Марты»… Фокс?

— . Папа?

— Как скоро ты сможешь приехать?.

— Папа, сейчас уже очень поздно.

— Вот и я думаю, что уже слишком поздно. И тем не менее, лучше поздно, чем никогда.

— Папа? Ты о чем? Ты опять пьешь, папа?

— Нет.

— Я же слышу в трубке.

— Надеюсь, кроме тебя, никто нас не Слышит.

— Папа? В чем дело?!

— Дело в том… Фокс, очень важное дело, поверь.

— Я слушаю, слушаю.

— Не телефонный разговор, Фокс. Жду тебя, сын. Поспеши.

— Хорошо. Сейчас. Плюс-минус дорога. Мне что-нибудь привезти с собой? Для тебя?

— У меня все есть. Привези себя. Остальное у меня в избытке.

— Папа, не пей! Ну, хотя бы дождись меня.

— Постараюсь.

И какова цена твоему слову, напарник?! «Сижу сиднем. Жду тебя»!

Напарник Скалли мозги свихнула, пока в офисе навахо мудрила вместе с экзотичной скво над твоей абракадаброй! Напарник Скалли скорость превысила и чудом от копов улизнула, пока сюда добиралась! Напарник Скалли каблук сломала, пока дробно цокала вверх по лестнице, ведущей… в твою, напарник Молдер, холостяцкую квартирку…

И где ты?! И где тебя искать?!

Где-где! Рифмуй!.. На далекой звезде! Инопланетяне похитили, не иначе!

Хоть бы записку оставил или знак какой указующий…

Ни записки, ни знака. Ничего. Кроме косого белого креста в стеклянном квадратике окна. Но то знак не напарнику Скалли, а кому-то еще… Вглядывайся в косой крест, не вглядывайся, хоть гипнотизируй пристально: «Дай ответ!»

Не дает ответа.

А вот долго стоять в полутемной комнате, отсвечивая силуэтом для уличных-всяких — чревато, агент Скалли. Можно и пулю-дуру словить в лоб. Крестик, опять же, провоцирующий — прямо-таки указатель: сюда целься, сюда! Готовься. Целься. Пли!

Выстрел!

Стекло с косым крестиком — вдребезги.

Агент Скалли — кулем на пол.

И — тишина.

По счастью, пуля — дура. Лишь царапнула лоб. И ушла в стену — заподлицо.

Царапина — пустяк. Хотя кровь, черт побери, кровь… обильно. Ладно, Скалли и как незаурядный агент, и как заурядная женщина к обильной крови привыкши. А пуля… Сейчас — к стеночке ползком-ползком, и пулю-дуру из стеночки выкор… выковы… рывы… Не-ет, сволочь сплющенная, мы тебя все-таки вы-ко-вы-ря-ем! Если не сейчас, когда под рукой ни плоскогубцев, ни пассатижей, ни пинцета… только ногти, которые еще сломать не хватало… Если не сейчас, то потом! И непременно!

Зачем?

А пригодится!

Западный Тисбари Массачусетс, «Виноградники Марты»

14 апреля, ночь

— Фокс…

— Папа…

Обнялись…

Встреча любящего отца и любящего сына — всегда выжимает у случайных свидетелей скупую слезу умиления или, на худой конец, сочувственную улыбку в сочетании с неконтролируемым « Эх-х!..»

Но после первого понятного порыва, когда избыток чувств отхлынул, самое время запереть дверь, проверочно ее подергать (да, запер), устроиться в креслах гостиной и затеять разговор за жизнь.

Взрослый сын к отцу пришел. И отец с порога — что такое хорошо, что такое плохо. Отвечать на столь, казалось бы, простенький вопрос людям совестливым приходится всю жизнь. Профессор Вильям Молдер — совестливый человек. И человек не самый дурной, судя по Фоксу Молдеру, — яблоко от яблони… У записного мерзавца никогда не вырастет достойный отпрыск. Обратное утверждение, увы, не всегда верно, однако в данный момент не рассматривается.

Данный момент — ночь, двое в гостиной — сын с отцом, и ангелочек Саманта — фотографией на белой стене.

— Мне понадобилась почти вся жизнь, Фокс, чтобы понять… Боже мой, на что ушла почти вся жизнь, мой мальчик!.. Зато теперь все так просто и ясно… Но, Фокс, поверь мне, тогда казалось все так сложно… Нужно было сделать выбор.

— Что за выбор, пап?

— Фокс… Ты у меня умный мальчик. Ты намного умней меня, тогдашнего, полувековой давности. Да и сейчас тоже.

— О чем ты, пап?

— Не сбивай меня с мысли, Фокс. Мне и так трудно объяснить…

— Прости, пап, но мне тем более трудно понять.

— Постарайся. Мы ведь с тобой схожи, не правда ли? Ты всегда был себе на уме, как и я. Твои принципы — это всегда твои принципы. Ты ведь никогда слепо не верил никому… Я заклинаю тебя, мальчик мой, не изменяй этому принципу. Я, если угодно, завещаю тебе. С той минуты, как ты им поверишь, их доктрины станут твоими, и ты будешь за все отвечать. Но не они.

— Пап?

— Ты ведь уже долгие годы работаешь на правительство. Конечно, наше правительство состоит из наиболее достойных и уважаемых граждан. Мы же сами выбирали их. А если в ком-то ошиблись, то чья в том вина? Только наша, не правда ли?

— Прости, пап, но ты говоришь тривиальные истины. Я их знаю. Эти слова ты мне говорил, когда я тебя впервые спросил… Мне тогда было семь лет… — старание сына мягкостью тона компенсировать резкость упрека достойно всяческих похвал.

— Ты еще о многом не знаешь, мой мальчик. Но узнаешь. Ты еще услышишь известные тебе слова, но они обретут иное значение, ужасающее значение. Хотя по смыслу ничего не изменится.

— Пап?

— Например, слово «бартер». Если упрощенно — рутинный натуральный обмен. Но все так сложно, мальчик мой, если не упрощать. Простота, мальчик мой, иногда хуже нарушенной восьмой заповеди.

— Пап, я очень устал. Я ехал к тебе, чтобы… Чтобы что?

Действительно! Довольно преамбулы, профессор. К сути,к сути!

Сейчас, сейчас. С духом собраться надо.

— Извини, Фокс, я должен принять пилюли…

— Какие пилюли, пап? Ты же пил сегодня. Ты и сейчас пил.

— Фокс! Не учи отца лечиться. Я эти пилюли принимаю уже не один год.

— Но со спиртным…

— И со спиртным… Сиди. Не вставай! Я сейчас. Я только в ванную…

А в ванной — собираясь с духом, профессор Вильям Молдер долго вглядывался в свое лицо, отраженное зеркалом настенного шкафчика. М-да, профессор, в таком преклонном возрасте человек должен отвечать за свое лицо…

Склеротические жилки, обрюзг и одряб, смертная тоска во взгляде.

Налюбовался, профессор? Прими пилюлю и возвращайся к сыну. Ждет.

Но не суждено Молдеру-старшему вернуться к Молдеру-младшему. Потому что, когда дверца шкафчика с лекарствами открылась, то на миг отразила странную фигуру за полуприкрытым пластиковым занавесом.

Что в ней, в фигуре, странного? А хотя бы то, что, решив принять душ, логично бы для начала раздеться, а не стоять в ванной в полном облачении командос. И физиономия у фигуры — не приведи господь. И дверь, кстати, профессор, запирал после того, как сына впустил. Откуда бы здесь, в ванной взяться постороннему? Детский вопрос! Командос — он такой, гони его хоть в дверь — войдет в окно.

Жалость какая, что агент Молдер подчинился отцовскому «Сиди. Не вставай!» А то бы, сопроводив профессора в ванную, во-первых, сразу обнаружил постороннего за занавесом в ванной, — не будь он агентом Молдером. Во-вторых же, сразу бы опознал физиономию командос: «Крайчек, мать твою!» — не будь он агентом Молдером. И, в третьих, круто бы поступил с бывшим напарником, ушедшим из ФБР в «полярные волки», — не будь он агентом Молдером.

Атак…

Выстрел!

— Пап?! Папа!!! Поздно.

Беспорядочная россыпь пилюль на кафеле. Распластанное тело. Предсмертная струйка крови изо уголка рта. Распахнутое окошко из ванной комнаты в непроглядную ночь.

— Па-а-ап…

Ну, скажи, скажи хоть слово, хоть что-нибудь!

— Прости меня, сын… Всё.

Агент ФБР предпочел бы услышать в качестве последнего слова жертвы иное. Кто стрелял? Куда сбежал? Сколько их было?

Здесь и сейчас — не агент ФБР. Здесь и сейчас — Фокс Молдер, сын, потерявший отца. Ужимки и прыжки, присущие агентам ФБР при исполнении, мужественные ужимки и акробатические прыжки в окошко за киллером, — не здесь, не сейчас. Пожалуйста, нет.

Он просто сын. Он в прострации. Он осторожно перенесет тело на диван, он укроет тело пледом, он подоткнет подушку. Папа просто заснул. Папа мирно спит. А сын сидит у изголовья и охраняет его сон. Он готов так просидеть долго, очень долго, вечность. Лишь бы по истечении вечности папа открыл глаза и окликнул: «Мальчик мой?»

Но у профессора Вильяма Молдера теперь впереди вечность, а у агента Молдера пока, тьфу-тьфу, нет. И надо что-то делать. Хоть что-то осмысленное. Позвонить…

— Скалли? Ты дома…

— Молдер! Ты где?

— Мой отец мертв, Скалли.

— Где ты?

— Его пристрелили. Он мертв.

— Молдер! Скажи мне, где ты. Пожалуйста.

— На «Виноградниках Марты». . — Кто его убил, Молдер?

— Не знаю.

— Молдер, вы с ним не повздорили?

— Нет, Скалли, я не стрелял в него. Он мне пытался что-то сообщить. Не успел.

— Молдер, послушай меня…

— Скалли, поверь мне, пожалуйста.

— Молдер, я тебе верю. Послушай меня, ты должен оттуда немедленно уйти. Уезжай сейчас же!

— Я не могу уйти с места преступления. Будет похоже, что-я ударился в бега, что я виновен.

— Тебя так и так будут подозревать. Ты не видел стрелявшего, опознать не сможешь. Твое поведение в последнее время было неадекватным.

— Его убили не из моего пистолета.

— Черт побери, Молдер! Ты агент ФБР. Ты имеешь право носить любое другое оружие, кроме табельного.

— Ладно. Встречаемся у меня в квартире.

— Нет. Тебе и домой нельзя. Сегодня вечером кто-то стрелял через окно и чуть не убил меня.

— Может быть, в тебя и целили?

— А в меня-то за что!

— А в меня?

— Об этом и поговорим. И о многом другом. Жду тебя.

— Где?

— У себя.

Вашингтон, округ Колумбия 15 апреля, утро

Уже и не утро! День! И за полдень!

Сколько же часов он проспал? Если, конечно, тяжелое изматывающее забытье назвать сном…

Удивительное дело! Вчера, когда Молдер, на полусогнутых добрался-таки до Скалли, он точно помнит, что был в штанах…

Он еще что-то бормотал по инерции:

— Все в порядке! Все в порядке, напарник! А она увещевала:

— Нет. Не все. Ничего не в порядке. Ты в зеркало на себя смотрел? Ты совсем больной. Давай ложись. Я хочу, чтобы ты лег. Куртку.

Снимай-снимай. Рубашку тоже. Господи, вся в крови! И… все остальное тоже. Снимай, сказала! , А он:

— Скалли, их нужно найти! А она:

— Найдем-найдем. Обязательно найдем. Но пока тебе необходимо обязательно прилечь.

А он:

— Надо выяснить, кто убил моего отца. А она:

— Выясним-выясним. Но пока тебе нужно отдохнуть, прийти в себя. Не двигайся. Погоди, дай платок положу на лоб. У тебе жар… Вот так. Вот, хороший мальчик.

И он упал в сон. Без всяких таблеток.

Но он точно помнит — поверх одеяла, в джинсах и рубашке.

И вот — утро. А он — в разобранной постели, в трусах.

А где партне… то есть напарник?

— Скалли?..

Одежда его вся тут. И наплечная кобура. Только… Личного оружия нет. Унесла. Куда? Где ты, напарник?!

Где бы ни была, но по «мобильнику» ты мне ответишь! За все ответишь!

— Скалли?

— Молдер! Ты проснулся? Там у меня в кофейнике «Моккона»…

— При чем тут «Моккона»! Скалли, ты забрала мой пистолет? Не лги мне!

— Я… отвезла его в нашу лабораторию баллистики.

— Ты сейчас там? Не лги мне!

— Значит, там. Ну и что сказали баллисты?

— Что проведут сравнительный анализ, как только пулю извлекут из… трупа. Сказали, если пули одного калибра, то сравнительный анализ не займет много времени.

— Значит, ты подозреваешь меня. Не лги мне!

— Значит, я пытаюсь тебя оправдать.

— Почему ты не посоветовалась со мной?

— Ты был невменяем. У тебя был жар, горячка. Я боялась…

— .. .что я и тебя в горячке тоже пристрелю?

— Тоже?

— Ну ты же так думаешь.

— Молдер! Я уже звонила… нашему руководству и пыталась прощупать сложившуюся ситуацию.

— Руководству?! Нашему! Сдается мне, у нас с тобой разное руководство. Во всяком случае, мы руководствуемся разными мотивами! Я доступно выражаюсь, напарник?!

— Ага, молчишь! Сказать нечего? Да ты же стучала на меня с самого начала! Думаешь, я не знаю о твоих донесениях твоему долбанному руководству?! Не лги мне!

— Молдер! Всё не совсем так! Всё совсем не так! Ты же не знаешь, что и как я докладывала…

— Ага! Никто тебя за язык не тянул! Докладывала, значит!

— Молдер! Ты сейчас не способен здраво рассуждать. Я на твоей стороне. Доверься мне, Молдер!

— Ну коне-ечно! У тебя моя дискета с икс-файлами, у тебя мой пистолет. Ты еще и доверия от меня требуешь. Не многовато ли будет? А ключ от моей квартиры тебе не надо?! Ах да, он у тебя есть! Хозяйничай, напарник! Не забудь только свет в клозете гасить и сливать за собой, срань господня!

— Молдер!!!

— Срань господня!!!

Можно ли истолковать запальчивое «Хозяйничай, напарник!» как разрешение?

Нельзя истолковать. Разве что с точностью до наоборот.

Но если нельзя, но очень хочется, то можно.

И — нужно!

Баллисты действительно оперативно проведут сравнительный анализ пуль — из обоймы Молдеровского табельного оружия и из тела убиенного профессора. А не угодно ли, баллисты, — третью пулю? До кучи, что называется.

Сейчас только агент Скалли, вооружившись плоскогубцами и пинцетом вы-ко-вы-ря-ет ее из стены в квартире напарника. Ну-ка, ну-ка, пошла, пошла! Есть! В целлофановый пакетик ее…

А что там у нас под окнами? Не трогай жалюзи, агент Скалли. Смотри сквозь.

Да ничего необычного под окнами.

Ну, остановился обычный служебный-бытовой фургончик.

Ну извлекли обычные рабочие в комбинезонах из него тяжеленный баллон.

Ну понесли куда-то в этот же Молдеровс-кий дом, выпали из поля зрения.

Ну возвращаются обратно с тем же или таким же баллоном обратно, грузят в фургон.

Ну уехали.

Обычная замена чего-то железного на что-то железное. Городские коммунальные службы обеспечивают налогоплательщиков ненавязчивым американским сервисом.

Все бы так, но почему же фургончик без номеров-то?!

Надо посмотреть, что там такого наработали рабочие в комбинезонах! Там — то ли в подвале, то ли на чердаке. Куда они баллон тягали? Вверх? Вниз? Вроде не кислородный баллон, не ацетиленовый — габариты поменьше. Питьевой-водяной? Тогда на чердаке.

Черт, темно! Хитросплетения труб, ребристые ступени, тикающие-вздыхающие-хлюпающие механизмы загадочного предназначения. Сантехником от бога надо быть, чтобы разобраться. К тому же, техника и женщина — две вещи несовместны.

Впрочем, Скалли прежде всего агент ФБР и только потом женщина. Агент ФБР — он, по определению, на все руки от скуки! Поиск предназначения, значит? Сейчас, сейчас! Фонариком посветить и найти.

Вот — они, баллоны. Питьевые-водяные. С ответвлениями шлангов, уходящих куда-то в никуда. Рядком. Все равны, как на подбор. Но вот тут — свеженький, не пыльный, и резьба свежая. Так-так. Надо посмотреть…

…но, отдавая должное универсальности агента ФБР, следует отдать должное и уровню коммунального обслуживания населения. А чем выше уровень, тем сложней механизмы, обеспечивающие его. То есть провозишься с ними и не заметишь, как время пролетело, как вечер наступил. Так и так на чердаке темно.

Вечер же наступил. Поздний вечер.

Поздним вечером возвращается агент Молдер на такси к себе домой от своего напарника… или все-таки партнера?., все-таки в трусах проснулся, заснув в джинсах… аи, до того ль, голубчик было… Нет, но все-таки интересно! Все-таки их же тянет друг к другу, подсознательно тянет. Будто магнитом.

Оп! Стоп! Отложим в долгий ящик. Для агента Молдера вдруг обнаружился магнит попритягательней! Обнаружился у дома напротив.

Агент Молдер отпустил такси за сотню метров от своего дома — профессиональный навык. Пройтись пешим ходом, попутно изучая обстановку, — профессиональный навык.

Не мнительность, но чутье. Прав был башковитый хакер Вонючка: «Когда и за вами будут охотиться, вы тоже почувствуете… без возможности объяснить тому, за кем не охотятся».

Вот оно — тень, крадущаяся вдоль стены. Еще метров десять и — окажется на углу. А с того угла весьма удобно провести воображаемую прямую до окна Молдеровской квартиры. Воображаемую, пока эту прямую не проводит пуля. А из чего выпустить пулю, у охотника имеется — судя по силуэту. И охотник не безымянный, не неизвестный — судя по силуэту. Агент Молдер всегда узнает бывшего напарника — хоть по силуэту, хоть… по почерку.

Крайчек! Куда ж ты делся, Крайчек, после того, как ушел из ФБР? Куда ж ты ушел, к какому дьяволу на рога? Из силовой структуры уходят только в другую силовую структуру, не так ли, Крайчек? Но агент Молдер знал бы. Узок наш круг, Крайчек. И если о тебе вдруг ноль информации — как отрезало, значит ты в такой силовой структуре, о которой ноль информации, кроме досужих сплетен. «Полярный волк» — тренированные убийцы, выкормыши спецотдела устранения, охотники.

И поглядим, Крайчек, кто из нас двоих охотник! Из двоих профессионалов тот охотник, кто первым обнаружит другого. Ты обнаружен, Крайчек! И ты будешь иметь дело с агентом Молдером! Это тебе, Крайчек, не беззащитных стариков в ванной комнате отстреливать!.. Да, агент Молдер сразу и вдруг понял, кто убил его отца. Сразу и вдруг! Нет, не по наитию, не осенило. Осознанно. В долю секунды хаотичная, бессистемная мозаика сложилась в логичную, упорядоченную картинку. Сложилась со скоростью мысли, которая опережает слова. Но если попробовать изложить словами быстротечную мысль, то…

Вчера отец хотел что-то ему сказать. Не успел. Был убит…

Но откуда знать убийце, успел или нет профессор Молдер передать информацию агенту Молдеру? А вдруг успел? Из ванной комнаты как-то было плохо слышно и видно…

И чтобы со стопроцентной гарантией похоронить информацию, надо отправить сынка вслед за папашей. Или даже сначала — сынка…

Но вчера не получилось, промашка вышла. Скалли говорила: стреляли… Что ж, вторая попытка — не пытка.

Идиотизм — спустя всего сутки возвращаться на место неудавшегося покушения с целью повторить. Но — мнимый идиотизм. Рассчитанный на стереотип мышления: какой же идиот будет спустя всего сутки возвращаться на место неудавшегося покушения с целью повторить?! Не идиот, а подлинный профессионал.

И вот Крайчек здесь. С пистолетом в руке. Крадущийся вдоль стены. К углу, из-за которого такая, знаете ли, проводится замечательная прямая с точкой пули в конце!

Когда твари испуганы, они очень агрессивны.

Шаг. Еще шаг. Последний шаг. Тут-то мы тебя, Крайчек, и ждем! За углом!

Срань господня, пистолет-то у Скалли! Пустая кобура…

Ничего! Агент Молдер киллера Крайче-ка — голыми руками! Главное — внезапность! Как выскочит, как выпрыгнет! Полетят клочки по закоулочкам.

Вот! Пора! Выскочил, выпрыгнул!

Продолжительный и эффектный мордобой с обилием разворотов-пируэтов-кульбитов — это для подросткового кино. Задача подлинного профессионала — обездвижить противника в минимальную единицу времени.

Поддаешь снизу вверх по руке с пистолетом, перехватываешь кисть, крепко бьешь ею же о кирпичный угол — и оружие птичкой взмывает в воздух. Лови! Поймал! И продолжай движение, продолжай — уже круговой, обвивающее. И ты уже взял шею противника в мертвый захват, как давеча Железный Винни. А пистолет… Что ж, пистолет — у виска, как и положено.

И еще положено деморализовать голосом. Не истошным криком, но нутряным рыком. Момент истины.

— Кр-р-райчек! Я тебя сейчас убью что так, что эдак! Понял?! Напоследок скажи мне правду. Ты убил моего отца?! Отвечать, сволочь!!!

Он бы, Крайчек, может, и ответил, когда б не Скалли.

Вечно когда она нужна, ее нет. А когда не нужна, тут как тут!

Она тут как тут. Закончила возиться с коммунальным хозяйством, спускается с чердака, а тут… Ба! Знакомые все лица!

— Молдер!!! Остановись! Не стреляй!

— Вот еще! Он у меня на мушке!

— А ты у меня!

И ведь так и есть! Она, напарник Скалли, держит его, напарника Молдера, на мушке! Уж не Молдеровский ли пистолет у нее? Да зачем! У нее и свой есть — в напряженных вытянутых руках.

— Так стреляй, Скалли! С тебя станется.

— Молдер!.. Не стреляй.

— Он убил моего отца, Скалли! И он должен получить свое!

Так получай же!

Выстрел в ночи.

Однако что-то не то и не так…

Молдер схватился за плечо и с чувством глубокого удивления рухнул наземь.

А Крайчек энергичным вспугнутым волком метнулся в темноту и пропал.

И возглас потревоженных жильцов:

— Опять стреляли?

— Опять!

— Да что ж за дом такой стал! Ни дня без пальбы!

— О, боже! Кто-нибудь вызовите полицию!

Резервация племени Навахо Нью-Мексико 16 апреля, день

Сон? Явь?

Откуда в средоточии цивилизации, в Вашингтоне, в округе Колумбия взяться типичному вождю краснокожих?!

А образина, нависшая над Молдером и вглядывающаяся в его задрожавшие веки, — типичный вождь краснокожих.

И говорит образина человеческим голосом:

— Он очнулся… — констатирует на хорошем английском языке.

Значит, не сон. Значит, явь. Если «он очнулся», значит, был в небытии.

А кому образина проконстатировала, что «он очнулся»?

А-а, Скалли. И ты здесь? Значит, доподлинно явь. Не хватало еще, чтобы она ему во снах являлась! Она его и наяву достала до самых печенок!

Печенок не печенок, но плечо ноет, ноет плечо.

— Молдер? Молдер, это я. Вот, попей. Ты тридцать шесть часов ничего не пил. Плечо скоро заживет. Пуля прошла навылет.

— Ты в меня стреляла, Скалли!

— Стреляла. У меня не оставалось выбора. Ты собирался убить Крайчека.

— Что значит — собирался?! И собираюсь. Я его еще убью. Он же убийца. Он убил моего отца, он. А убить убийцу — не грех.

— Предположим. Но если это и так, то он стрелял в твоего отца из того же пистолета, который ты у него отнял. И?.. Если бы ты прикончил Крайчека из его же оружия, то ни за что не доказал бы, что и твой отец… не на твоей совести… Молдер… мне жаль, что твой отец погиб.

— Спасибо за запоздалые соболезнования.

— Все как-то не выдавалось времени, чтобы тебе сказать.

— Откуда ты узнала, что это Крайчек? Там же было темно.

— Да ты сам орал на весь квартал: «Кр-р-райчек! Я тебя сейчас убью!»

— Как ты оказалась рядом с моим домом именно в тот момент? Или вы с Крайчеком были заодно?

— Допрос, Молдер?

— Вопрос, Скалли.

— Я не заодно. С Крайчеком — не заодно. Я заодно с тобой, напарник. Из лаборатории баллистики я вернулась в твою квартиру, чтобы извлечь пулю из стены. И тут из окна заметила машину, развозящую воду. Но без номеров! А в котельной, на чердаке, обнаружила вот это. Свинтила и упаковала в полиэтилен. Теперь у нас есть косвенное, но веское доказательство…

— Доказательство чего?

— Это дозатор. Поддерживает баланс микроэлементов в питьевой воде. Тебе подмешивали какую-то дрянь в питьевую воду. ЛСД, амфетамины, вроде того…

— О, господи! Значит, в моем доме… Та старая леди, что убила мужа… То был не просто приступ ревности.

— Полагаю, совсем не приступ ревности. Полагаю, нервный срыв под воздействием этой дряни. И те, кто убил твоего отца, хотели стереть тебя в порошок. Последовательно и постепенно накачать тебя этой дрянью, превратить в неуравновешенного психопата. Тем самым восстановить против тебя всех, в кого ты веришь и кто верит тебе.

— М-да. Наверное, я слишком близко подобрался к истине. К запретной истине Где мы?

— Я на всякий случай отвезла тебя подальше… от запретной истины. Или, наоборот, поближе к ней. Это как посмотреть… Мы в Фар-мантоне, в Нью-Мексико. Два дня ехали сюда. Горы, степь, пустыня. Мне хочется, чтобы все первопричины твоего психоза сошли на нет.

— Угу. А этот… вождь краснокожих… он психотерапевт?

— Это Алберт Хостин. Алберт в годы Второй мировой был шифровальщиком. Он использовал код навахо для правительства. Он зашифровывал файлы, он же и только он может их расшифровать.

— Как ты его отыскала?

— Помогла одна… мисс в Вашингтоне. Тоже навахо. Счастливая случайность. Но он предчувствовал, что мы приедем. Так он, во всяком случае, утверждает.

— Утверждает? По-моему, он немой.

— Он немногословный, Молдер. Алберт?

— На прошлой неделе нам, народу навахо, было знамение.

О! Заговорил, речистый! Первые слова после «Он очнулся»! И как заговорил! «Знамение»! Ну, разумеется, знамение! А то!

— И что икс-файлы, Скалли?

Все-таки агент Молдер предпочтет общаться с напарником, прочно стоящим на земле двумя ногами, с сугубым материалистом. А то — знамение, знамение, понимаешь!

— Большинство икс-файлов — на специфическом жаргоне. Потребуется, так сказать, перевод перевода. Но общий очевидный смысл улавливается.

— Очевидный?

— Очевидно, существовал международный заговор молчания. Ни много ни мало — с 1940 года. Алберт утверждает, что кое-какие тайны похоронены здесь, неподалеку от резервации. Он готов проводить тебя туда, как только ты будешь в состоянии…

— Я в состоянии.

— Гм…

Действительно, «гм». Стоило Молдеру резво вскинуться, демонстрируя наплевательство к ране в плече, как боль столь же резво бросила его обратно на тахту. Лежи, агент, и не выпендривайся. Отлежись.

— Твое счастье, человек, что она отлично стреляет…

О! Снова заговорил, речистый!

— Или несчастье… — горьковатая получилась у Молдера ирония.

— Сантиметром ниже — и ты бы вообще никогда не поднялся, человек.

— Вашими молитвами, Алберт, вашими молитвами.

— Кто знает, человек, кто знает… Может быть, мои молитвы еще пригодятся тебе.

— Ну так помолись, Алберт, чтобы я был в состоянии…

— Завтра.

— Почему не сегодня?

— Сегодня помолюсь. А завтра ты будешь в состоянии, человек.

— И на том спасибо.

— Пожалуйста, человек.

Абсолютно непробиваем Алберт Хостин. Стрелы сарказма, стрелы иронии отскакивают от него, как от броневого.

— Ну-ну… А ты, Скалли? Ты в состоянии? Сегодня? Завтра?

— Увы, Молдер, тебе придется действовать одному. Я не явилась к Скиннеру для доклада ни позавчера, ни вчера, ни сегодня. Получается, что и завтра не получится. Только послезавтра. Понятия не имею, чем это обернется, но ничем хорошим. Надо ли усугублять?

— Ты осознаешь, что сильно рискуешь?

— Риск — благородное дело, Фокс.

— Но не всегда благодарное, Дэйна.

— Я больше рисковала, когда стреляла в тебя.

— Благородная ты моя! Благодарю тебя! Благодарю, что так позаботилась обо мне.

— Ладно, сочтемся славой… Да! Молдер… Вот еще что… Мое имя тоже есть в этих икс-файлах. Оно появляется в последних записях.

— В каком контексте?

— Непонятно. До конца не ясно. Нужна доскональная расшифровка. Но каким-то боком это имеет отношение к вакцинации, к общему медицинскому обследованию. Не знаю…

— А я знаю?

— Узнай. Я хочу, чтобы ты это выяснил, Молдер. Мне это нужно.

— Узнаю. Надеюсь, уже завтра. Завтра, завтра — не сегодня. Так говорят не всегда только лентяи, но и деятельные люди, которые просто планируют день заранее, с вечера.

…Наступит вечер, пройдет вечер — будет ночь, ночь пройдет — наступит утро, пройдет утро — будет день…

То ли Алберт Хостин и впрямь помолился за человека Молдера, но тот проснулся деятельным и дееспособным. Одним словом, в состоянии. Вполне в состоянии. Рука на перевязи, но уже не сильно беспокоит. Болит, но не зверски. Побаливает.

Двинулись, Алберт?

Двинулись.

— Садись в машину, человек. Я поведу.

— Ты умеешь водить машину, Алберт?

— О, человек! У меня еще масса скрытых достоинств. Моя умеет управляться с вилкой и ложкой. Моя знает, что такое пипифакс и как им пользоваться. Еще моя знаком с кодом навахо…

— Извини, Алберт. Нет, правда, извини. Я… был не прав.

— Первый раз слышу от бледнолицего, что он не прав. Но если желаешь, человек, можешь сам сесть за руль.

— У меня же… рука…

— Значит, все-таки я поведу. Как думаешь, человек, умею я водить машину?

— Я же извинился, Алберт.

— Тогда поехали.

— Поехали!

Он, Молдер, сказал «Поехали!» и махнул рукой. Между прочим, от избытка энтузиазма — раненой рукой. Ой, 6-6… больно!

— А куда мы едем, Алберт?

— Домой.

— Домой?

— В мой дом. Там — мой внук. У него мотоцикл. Туда, куда тебе надо, человек, на машине не проехать. Слишком крутой подъем, слишком узкая тропа. Можно пешком, но идти два дня. Пустыня не пропустит. Силы кончатся через сутки. Только на мотоцикле. Ты умеешь управлять мотоциклом? Или доверишься моему внуку? Он умеет управлять мотоциклом.

— А-алберт… — и это уже не укоризна, это нижайшая просьба.

— А что я сказал, человек?!

— Нет, ничего-ничего… А скажи, Алберт, ты в самом деле ждал меня? Ты в самом деле знал, что здесь появлюсь именно я?

— Понимаешь, человек… Все сущее в пустыне может храниться веками, сокрытое от глаз и умов. Но, когда наступает час истины, сокрытое прокапывается сквозь пески обмана и являет миру свое сущее. Чтобы люди узнали. Даже если ради этого содрогнется земля.

— Но почему я? Почему именно я?

— Ты готов принять истину, не так ли? Пожертвовать собой ради истины.

— Что есть истина, Алберт?

— Здесь обитало племя индейцев более шестисот лет назад. Называлось оно — анасази.

— Гм, анасази?

— Что значит — древние-чужие.

— Ты не из их ли числа?

— Нет. Они — древние. И — чужие. А я — дене.

— Разве не навахо?

— Или навахо. А племя анасази сгинуло бесследно. Просто исчезло.

— Ничто не исчезает бесследно, Алберт.

— Да, человек. Но так гласит официальная версия, так говорят историки… Потому что они не желают жертвовать собой ради истины.

— Что есть истина, Алберт?

— Ты сам сказал: ничто не исчезает бесследно. Ты сказал.

— Их… похитили?

— Да.

— Кто?

— Пришельцы?

— Ты сказал, человек.

— Зови меня — Фокс, Алберт.

— Ты сказал, Фокс.

— И они больше не возвращались?

— Древние-чужие — нет.

— А… пришельцы?

— Время от времени.

— Возвращаются?!

— Ты сказал, Фокс.

— А что там… ну там, куда мы… Что там, собственно, сокрыто?

— Сам увидишь, Фокс. Сам определишь…

— Нам еще далеко?

— Мы приехали. Вот мой дом. Я приехал… А это Эрик. Мой внук… Эрик? Ты готов?

Юнец Эрик готов. Приглашающий кивок человеку Молдеру — садись позади меня, человек, на мотоцикл.

Ну, мустанг-тарахтелка! Мы поедем, мы помчимся! С пижонским густым шлейфом пыли, на пижонской бешеной скорости! К заброшенному песчаному карьеру!

А там?

А там — за грядой. Слезай с «мустанга», человек. Далее пешком, ножками-ножками.

Крутой маршрут.

Хорошо хоть — не снизу вверх, а сверху вниз.

На самое дно. Самого глубокого ущелья…

И ничто не остановит агента Молдера, когда цель близка, когда цель все ближе и ближе. Что за цель — вопрос второй и несущественный. Цель — истина, какой бы она ни была. И ничто не остановит агента Молдера. И никто.

Ну разве что притормозит на минуточку. Мобильный телефон в нагрудном кармане заверещит. Скалли?

— Скалли?

Не Скалли. Голос мужской и смутно знакомый.

— Молдер? Трудно же до вас дозвониться.

— Смотря кому. Кто это?

— Молдер, мы встречались в штаб-квартире ФБР. Довольно часто.

— Я довольно со многими довольно часто встречался в штаб-квартире ФБР.

— Друзья и коллеги называют меня Мистер Никотин.

— А-а… Ну так мы с вами не встречались, Мистер Никотин. Мы с вами пересекались, Мистер Никотин… Или как вас называть? Я не отношу себя к числу ваших друзей и коллег.

— А я вас отношу, Молдер. К числу и коллег, и друзей.

— Воля ваша. Но не моя.

— Трудно же до вас дозвониться, Молдер.

— Вы уже говорили… Значит, плохо старались. Кто хочет, то дозвонится.

— Вот… захотел. Вы где?

— Да так… Погулять вышел. В Диснейлэнд! Кругом одни микки-маусы.

— Молдер! Мне нужно с вами поговорить, Молдер. Объясниться.

— Оставьте объяснения для правительства. Правда, теряюсь в догадках — для какого правительства.

— Ваш отец вам наверняка рассказал, дли какого…

— Мой отец. Не трожь моего отца, сукин ты сын!

— Старина Билли… Мы с ним были давними приятелями. Задолго до вашего появления на свет, Молдер…

— Вот как? Не о тебе ли он меня предупредил перед смертью?

Спонтанный блеф! Неотъемлемое качество, присущее настоящему профессионалу, агенту ФБР! Мы никогда первыми не нападем, но наш удар может быть упреждающим!

— Вот как? Должен, в свою очередь, предупредить вас, Молдер, не верьте всему на слово.

— Чему именно?

— Ваш отец… старина Билли никогда не был оппонентом Проекта. Он одобрил его, он подписался под ним. Другое дело, что с этим он не смог жить.

— Он не смог жить потому, что вы его убили,

— Мы-то при чем? И кто — мы?!

— Вы всегда принципиально все отрицаете, да? Не можете поступиться принципами, так?

— Какими еще принципами?! О каких вообще принципах вы говорите, Молдер?!

— Вот-вот! Где ты, и где принципы!… Слушай ты, прокуренный сукин сын! Я сдам тебя с потрохами. Тебя и твой долбанный Проект.

— Вот как? Ну раз ты так… Да сдавай что угодно, глупец! Сдашь только собственного отца! Понял, глупец?!

…Что глупец, то глупец! Если не вообще, то в данном конкретном случае. Красная пустыня до горизонта. И никого! Расхолаживает. Создает иллюзию недосягаемости.

Молдер ты, Молдер! До горизонта — да, пустыня. Но — там, за горизонтом… там, за горизонтом…

Уже молотит лопастями боевая винтокрылая машина.

Уже бежит от вертолета к роскошному «ма-зератти» волчара-командос.

Уже докладывает он Мистеру Никотину, перекрикивая механический шум:

— Сэр! Мы его засекли! К вылету готовы!

Что ж, полетели.

Полетели-полетели — на головку сели…

Молдер же увлечен. Он разгребает наносы красного песка. Он обнаруживает приклепанную табличку — «ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА СЬЕРРА-ПАСИФИК»

Вагон, что ли? Железнодорожный? А как бы туда, внутрь?

А вот люк, вот! Юнец Эрик знает, он здесь уже бывал. Правда, вниз не сунулся, не рискнул. Но если бледнолицый рисков, то… вот люк.

Агент Молдер рисков.

У юнца Эрика есть веревка?

У юнца Эрика есть веревка.

Крепкая? Выдержит?

Крепкая. Выдержит.

Тогда — с богом!

Насчет бога сомнительно, а вот с кем или с чем наедине оказался Молдер, спустившись вниз, в вагон, — эт-то что-то!.. Или кто-то…

Немедленно сообщить! Всем, всем, всем! Да, но как?

Да хоть по «мобильнику»! Да хоть бы и не «всем, всем, всем», но для начала хоть бы и Скалли!

— Скалли! Это я.

— Господи, Молдер! Наконец-то! Ты откуда?

— Оттуда, где абсолютно не ожидал очутиться.

— Не время для шарад, Молдер.

— Не время… Время здесь остановилось. Я в железнодорожном вагоне, Скалли.

— Куда ты направляешься, Молдер?

— Никуда. Конечная станция, Скалли. Поезд дальше не пойдет. Он по уши засыпан песком. В заброшенном карьере. Здесь тьма пассажиров. Но никто не торопится на выход.

— Пассажиры? Молдер?

— Это трупы, Скалли.

— Трупы?

— Уже мумии. Штабелями. С пола до потолка!

— Что с ними?

— Да ничего. Лежат…

— Молдер! Что с ними было?!

— А я знаю?! Пока не знаю.

— Молдер! В этих… в наших… в твоих икс-файлах я нашла ссылки на эксперименты, которые проводились у нас.

— У нас?

— В США. Учеными компании «Эксис-Пауэр». Преступные эксперименты, Молдер!

— Суть?

— Генная инженерия. Эксперименты на людях.

— Но здесь не люди, Скалли. Судя по внешнему виду… пришельцы.

— Ты опять за свое?!

— Это не мое, Скалли. Это… нет, не люди. Никакая генная инженерия не способна так изменить…

— Точно?

— Точнее не бывает. Погоди-ка… У этого — след от прививки. От черной оспы. Срань господня, что же тут творили! Даже в глазах темно!

…В глазах темно, да. И не фигурально выражаясь, а — конкретно. Люк — хлоп! Закрылся, отрезав агента Молдера от внешнего мира. Луч света в темном царстве погас. И ве— ревка тяжелой шершавой анакондой упала из-под потолка к ногам погребенного заживо.

— Молдер? Молдер! Молдер!!!

Кричи не кричи в трубку, агент Скалли, — ответом будет молчание. «Мобильник», заэкранированный металлом вагона и толщей песка безмолвствует.

Дурак ты, Эрик! И шуточки у тебя дурацкие!

Не шуточки. И юнец Эрик не такой уж дурак. Он захлопнул люк отнюдь не шутки ради, а конспирации для… Слух у юного на-вахо абсолютный. И, уловив комариный писк в небе, он мгновенно сообразил — надо замести следы!

Замести все следы — вряд ли. Не в песочнице играл — совочком зараз обратно вагон не засыплешь. Но хоть люк захлопнуть…

Он, юный бестолковый неграмотный змее-лов-навахо, гремучек ловил. Он только что сюда спустился с гряды. Он увидел сверху — что-то белеется… и захотел посмотреть поближе. Но не успел толком и подойти. А тут — вы!

Тут — они, да. Звук опережает. Сначала звук — потом предмет, издающий звук.

Комариный писк все громче и громче, все ниже и ниже. Уже не писк. Жужжание. Рокот. Рев. Вертолет.

Вертолет, зависший над одинокой крохотной фигуркой мальчика-с-пальчика. И опускающийся, опускающийся, опускающийся.

Села железная птица! А из нее — командос, командос, командос. Прыг, прыг, прыг! И откинув люк (так это люк? надо же!), внутрь — шасть, шасть, шасть!

— Как тебя зовут, мальчик? — доброжелательный вопрос сухощавого бледнолицего с дымящейся сигаретой в зубах.

Кто ж поверит в твою доброжелательность, бледнолицый?! Глаза у тебя, бледнолицый, колючие и холодные. И сигарета твоя — всяко не трубка мира.

И вообще юный змеелов — навахо. И даже дене. Он только на своем варварском наречии воспринимает. В английском — ни бельмеса. Моя твоя не понимай, бледнолицый.

— В кабину его! Быстро!

Что быстро, то быстро — подхватили, упругим мячиком забросили в кабину «железной птицы».

Ой, дяденьки бледнолицые! Неужто покатаете? !

Еще как! Не укачайся, чурка красного дерева! А то на ходу сойти будет проблематично — высоковато, однако. Или тебе, чурка красного дерева, лучше поездом? Паровозик — чух-чух-чух, вагончики — тук-тук-тук. Ездил когда-нибудь на поезде, забирался когда-нибудь в вагончик? Нет? А в этот? Нет? Через люк? Нет?

А это вагончик? Правда? А это люк? Надо же! Знал бы — залез. Да нет, все равно не успел бы — «железная птица» с неба спустилась. А кто там, в вагончике, дяденьки? Там кто-то есть?

Хороший вопрос!

А вот и ответ… Волчары-командос один за другим из люка наружу:

— Его здесь нет, сэр!

— Он здесь!

— Если и был, сэр, то исчез бесследно.

— Ничто и никто не исчезает бесследно.

— Сэр?

— Сжечь!

— Что, сэр?

— Всё!

— Можем попробовать дымовую шашку, сэр. Если там кто-то и есть, то мы его выкурим.

— Отставить дымовую шашку. Сжечь! Выполнять!

Когда твари испуганы, они очень агрессивны.

Приказ начальника — закон для подчиненного.

И в открытый люк — брикет с искрящимся бикфордовым хвостиком, и еще брикет, и еще!

И — закрывай люк, заклинивай его!

И — взлетай! Взлетай, пока не рвануло. А то сейчас ка-ак рванет! На счет «пять».

Взлетели!

Начинаем отсчет!

Один, два, три, четыре, пять…

Пять!!!

…Вышел Молдер погулять. Тут командос прилетает и брикеты в люк швыряет…

Взрыв!

Содрогнись, красная пустыня. Пустыня цвета крови.

«В Нью-Мексико снова произошло землетрясение силой шесть баллов по шкале Рихтера. Подземные толчки до сих пор ощущаются».