Пусть будет иначе

Глава 3.

Он нажал черную кнопку. Романов открыл дальнюю дверь шкафа. На этот раз, вместо глухой стены, за нею было черное пространство. Включив электрический фонарик, Виктор посветил по сторонам. Луч света вырвал из темноты пустую комнату с оштукатуренными стенами. Следом за ним в дверь проскользнула и Татьяна. На секунду Виктору стало не по себе, когда он понял, что весь его мир, в котором он родился и вырос, остался по ту сторону от этой двери. Он успел порадоваться тому, что здесь было темно, и его спутница не могла видеть выражения его лица в этот момент, но уже в следующий миг, он постарался взять себя в руки и шагнул к выходной двери. Он открыл эту дверь, выглянул наружу и застыл от изумления, так как снаружи ничего такого, о чем рассказывала Татьяна, не было. В первый момент он вообще подумал, что дверь открылась в никуда, так как за ней было абсолютно темно. Однако, посветив вокруг себя фонариком, Виктор определил, что находится в пещере, в одном конце которой был виден ход.

Куда-то мы не туда попали, - доложил он Татьяне и заметил, как испуганно дрогнули ее ресницы.

Погоди, дай я посмотрю, - сказала она и выглянула наружу.

Когда она снова повернулась к нему, можно было ни о чем ее не спрашивать: все и так было понятно по ее лицу.

Погоди Таня, я сейчас, - Виктор вернулся к еще открытой двери установки и позвал Николая,

Коля, ты слышишь меня?

Слышу, слышу, - в дверном проеме появилась знакомая фигура приятеля,

Что у вас там?

Мы не туда попали, там вместо подстанции, какая-то пещера.

Несколько секунд Николай молчал, обдумывая услышанное.

Получается, что они сменили место выхода, - наконец произнес он. - Самое обидное, что прежних настроек я не знаю, так что придется пользоваться этими, по крайней мере, до тех пор, пока я не разберусь, как действует эта аппаратура. Полагаю, что в данном случае, следует просто вылезти наружу, определиться, что это за место, привязать его к карте и узнать точное число. На этом предлагаю первую вылазку закончить.

Хорошо, я так и сделаю, - согласился с ним Виктор. - Ты только не закрывай эту дверь. Мы скоро вернемся.

Он возвратился к Татьяне и передал ей этот разговор.

Ладно, - согласилась та, - В любом случае, нам нужно выбраться из этой пещеры и осмотреться на местности. А там уже будем принимать решение.

И она, к большому неудовольствию Виктора, первой двинулась по узкому проходу, к возможному выходу из пещеры. К огромному облегчению наших героев, впереди вскоре забрезжил свет, что могло оказаться и, в результате, оказалось концом расселины. Они находились на горном кряже, на высоте, примерно ста метров, и под ними простиралось бескрайнее зеленое море. На сколько хватало взора, везде был один нескончаемый лес. Он тянулся сплошной стеной до самого горизонта, и нигде не было видно ни людей, ни какой-нибудь техники. Успокоенный этой картиной, Виктор обрадовано произнес,

Слава богу! Все тихо. Не похоже, чтобы здесь, где-нибудь шли бои. Возможно, мы все-таки вышли до начала войны. Хорошо бы теперь определиться, в какую сторону нам идти?

Полагаю, идти нам следует на восток, - высказала свое мнение Татьяна, - А это, судя по солнцу, туда, - и она махнула рукой направо.

Объясни, - удивился Виктор, как это, по солнцу, ты определила стороны света, не зная времени? Ведь здесь может быть и не утро, как на наших часах, а вечер.

Хорошо, - не стала спорить с ним Татьяна, - Что ты предлагаешь?

Я предлагаю понаблюдать немного за солнцем.

Он срезал с куста ветку, очистил ее от листьев и воткнул ее в землю, отметив на земле место, куда доходила тень, после чего, сел на камень и принялся созерцать окружающую его природу, заодно, принимая солнечные ванны. Татьяна же вынуждена была смириться с его поведением, хотя и бросала на него, время от времени, нетерпеливые взгляды. Наконец, когда ее терпение уже готово было иссякнуть, Виктор поднялся с камня, подошел к ветке, воткнутой в землю, и измерил ее тень.

Смотри, - указал он девушке, на отметки, сделанные на земле, - Тень стала длиннее, значит, время уже перевалило за полдень. Судя по высоте солнца на небе, в таком случае, сейчас где-то в районе шестнадцати часов. Это в том случае, если мы находимся на широте Москвы или чуть южнее, а на это указывает характер растительности. Значит, идти нам надо налево. На удивление, Татьяна не стала спорить, она только легкомысленно махнула рукой,

Значит, пойдем налево. Лишь бы идти.

А по мне, так лишь бы дойти, - заметил Виктор, - А теперь, - заметил он, - Позволь мне, все-таки, идти впереди, хотя бы потому, что я мужчина.

И он пошел вдоль хребта, медленно спускаясь к его подножию.

В лесу стояла торжественная тишина, нарушаемая только жужжанием шмелей, да птичьим пением. Все это настолько не вязалось с войной, что Виктор уже подумал, что Николай что-нибудь напутал и забросил их в какой-то мирный год, когда вдруг издалека до него донеслись звуки канонады. Прислушиваясь к этим звукам, Виктор мрачно покачал головой: самым неприятным было то, что канонада звучала там - на востоке. Это означало, что они с Татьяной оказались в тылу у врага. Теперь, для того, чтобы попасть к своим, им надо было перейти через линию фронта. Как это можно сделать, да еще вместе с девушкой, Романов понятия не имел. Вообще-то, единственно правильным решением, в данной ситуации, было - повернуть назад и, пока не поздно, возвращаться домой в 2008-й год. Но он отчетливо понимал, что Таня на это не согласится, а бросить ее здесь одну он не мог. Не позволяла ему это сделать, если хотите, мужская гордость, и он был вынужден тащиться вперед, хотя все его существо восставало против этого. Наконец, уже на исходе дня, они вышли на просеку, вдоль которой стояли новые деревянные опоры линии электропередач. Причем, проводов на опорах еще не было. Очевидно, их еще не успели протянуть, так как возле опор Виктор заметил катушку, полную провода, подготовленного для раскатки. Но не это бросилось ему в глаза в первую очередь, а обгоревшие корпуса наших танков и мертвые тела наших солдат, лежавшие то тут, то там, между воронками от авиабомб. Видно было, что в этом самом месте, авиация Вермахта застигла наши войска на марше. Судя по положению машин, они двигались еще на запад, в сторону фронта. Танки сгорели, так и не поучаствовав ни разу в бою, так и не добравшись до фронта. С тяжелым чувством Виктор осматривал мертвые тела наших солдат. Конечно, он видел много фильмов про войну, но оказывается, увидеть смерть, вот так, воочию и при этом знать, что на месте этих солдат можешь оказаться и ты сам, это совсем другое дело. Он подобрал с земли винтовку, набил полные карманы патронами и сразу почувствовал себя немного спокойнее. Хотя, если разобраться, то чем могла помочь ему винтовка, доведись ему встретиться с танками противника, или даже несколькими пехотинцами? А, поди ж ты!

"Все-таки, не с голыми руками", - подумал он, - "В крайнем случае, будет из чего застрелиться".

На земле, возле сгоревшего автомобиля, он обнаружил тело молодого красноармейца. Судя по прямоугольникам на петлицах, это был капитан. Что неприятно удивило Виктора, это то, что убитый был на него похож. Что ни говори, а подобное сходство с покойным, не доставляет особой радости. Расстегнув его гимнастерку, Виктор достал его документы и сунул их себе в карман.

Пошли быстрее отсюда, - скомандовал он Татьяне, - Нечего нам стоять на открытом месте.

Оказавшись снова в лесу, они вздохнули несколько свободнее.

Выходит, все это правда? - сокрушалась девушка, - А я то думала, что вы меня просто пугаете, чтобы я с вами осталась. Но ничего, - добавила она, успокаиваясь, - Красная Армия быстро прогонит врага.

Господи! - в сердцах взвыл Романов, - Ну почему эти женщины такие дуры?

И уже обращаясь к своей знакомой, продолжал,

Не прогонит она врага быстро, как ты говоришь. Ты разве не видела, что там, на просеке стояли только наши танки, и лежали только наши солдаты? Это тебе еще ни о чем не говорит?

Нет, - упрямо ответила девушка, - На них просто напали из-за угла. Пройдет несколько дней, наши соберутся с силами и погонят врага со своей территории.

Хватит! - заорал на нее Виктор, - Прекрати! Не можешь думать - молчи и смотри вокруг, а теперь пошли дальше.

Он повесил на плечо винтовку и двинулся дальше, на восток, проклиная свое малодушие и понимая, что совершает сейчас самую большую глупость в своей не такой уж долгой жизни.

Судя по звукам, раздававшимся впереди, линия фронта была от них километрах в десяти. Все чаще слышалась канонада. Один раз они видели строй немецких самолетов, которые проплыли над ними, в направлении фронта. Что это были за самолеты, Виктор сказать не мог. К своему стыду, он слабо разбирался в вооружении первой половины двадцатого века. Ясно было, что это не истребители. Уж слишком тяжелы и тихоходны были эти машины. Да и не должны были истребители летать такими большими звеньями.

Скорее уж - бомбардировщики, - Решил про себя Виктор и пересчитал самолеты. Их оказалось двадцать два.

Когда, через полчаса, те же самолеты, таким же ровным строем, пролетели в обратном направлении, их было, все так же, двадцать два.

Черт возьми! - вышел из себя Романов, - Да что же это такое? Ну, хоть бы одного из них сбили. Ну, хоть бы один из них сломался, что ли? Чтобы не казалась этим холеным немцам война веселой прогулкой. Так, нет же! Все, до единого, отбомбились, в свое удовольствие, строем вернулись на свой аэродром и пойдут после шнапс пить, хвастаясь друг перед другом, кто из них сжег больше нашей техники.

Виктор почувствовал, как в нем поднимается лютая злоба, не только к этим холеным арийским летчикам, орлам из Люфтваффе, которые чувствовали себя эдакими сверхчеловеками, сеющими смерть на поля отсталых народов, но и к тем, кто довел нашу страну до такого позора - своим сверхчеловекам, которые обрекли миллионы людей на гибель, ради жажды власти и своих амбиций.

Но ненависть - плохой советчик. Он знал, он чувствовал, что ненависть должна прятаться глубоко внутри и оставаться холодной, не мешая человеку спокойно принимать обдуманные решения. Только тогда от нее будет толк. Поэтому он подавил свои эмоции и повернулся к своей спутнице, и впервые с момента их спуска с горы, вдруг подумал, как тяжело должно быть ей здесь, в лесу. В самом деле, легкие босоножки - не самая удобная обувь для прогулок по лесным кочкам, а голые ноги - удобная мишень для полчищ комаров и слепней.

Извини, Таня, - обратился он к девушке, что я завлек тебя в такую историю. Не должен был я, взрослый человек, дать себя уговорить на эту авантюру.

Нет, Витя, - устало улыбнулась девушка, - Это я во всем виновата. Никогда себе не прощу, если из-за моей глупости с тобой что-нибудь случится. Обещаю тебе, что в дальнейшем, буду тебя во всем слушаться.

После этих слов, Виктор, неожиданно для самого себя, шагнул вперед и сделал то, что ему хотелось сделать с того самого момента (он только сейчас это понял), как увидел эту удивительную девушку на Московском вокзале. Он обнял ее и поцеловал, и к своему облегчению и радости своей, почувствовал на своих губах ее ответный поцелуй. Казалось, этот поцелуй длился целую вечность, и Романов, к своему удивлению, вдруг понял, что если бы снова была возможность выбора: идти сюда, или остаться там, дома, в безопасности, то он опять совершил бы то же самое, за один только этот поцелуй.

"Карма", - подумал он, - "Предопределение, и, надо сказать, приятное".

Наконец им удалось оторваться друг от друга.

Извини, Витя, - прошептала Таня, - Нам надо идти.

Еще четыре часа брели они по лесным тропинкам, прислушиваясь к раскатам взрывов, пулеметным очередям и россыпям винтовочных выстрелов, которые все приближались. Наконец опустился вечер, солнце село, и в лесу сразу стало темно. Звуки боев, впереди, как по команде, стихли.

"Это только первые дни войны", - подумал Виктор, - "Немцы еще воюют по расписанию. По этому самому расписанию у них сейчас ужин, а затем сон. Наши же, пока и не думают о контрнаступлении. Им бы только с силами собраться, преодолеть полную неразбериху в своих рядах. Вот пройдет год, тогда начнется совсем другая война. Тогда вы, господа немцы, уже не будете себя чувствовать как на параде, поймете, наверное, что зря ввязались в эту авантюру, да поздно уже будет. Но, к сожалению, до этого еще нужно дожить, и дожить до этого, из тех людей, кто с первых дней был на фронте, смогут лишь единицы".

Однако, то, что линия фронта еще не сложилась, давало им с Таней шанс проникнуть на нашу территорию, пользуясь темнотой, неровностью местности и уповая на госпожу удачу.

Внезапно, впереди, из темных кустов, послышалась немецкая речь. Притаившись в тени деревьев, закрывая собой Татьяну, которая была в светлом платье, Виктор чувствовал, как сильно бьется его сердце. Тем временем кусты в двух шагах от них раздвинулись, и из них появился темный силуэт. Было видно, как немец пригнулся, осматривая траву у себя под ногами, затем расстегнул свои штаны и уселся справлять большую нужду.

Из-за темных кустов его весело окликнул другой немец, который ему что-то крикнул и рассмеялся.

- Niht - прокричал ему, справляющий нужду, и из-за кустов раздался новый взрыв смеха.

Виктор сунул руку в карман куртки и вынул из него складной немецкий нож, купленный в оружейном магазине, и в обычной жизни служивший ему на охоте и рыбалке. Затем он медленно и осторожно шагнул к сидевшему на корточках немцу, зажал ему рот рукой и полоснул ножом по горлу. Подержал его так немного, пока тот не перестал дергаться, после чего отпустил его в им же наложенную кучу.

"Да, немец", - вроде бы не ко времени, подумал он, - "Со смертью тебе не повезло".

Из-за кустов снова послышался насмешливый голос немецкого приятеля. Очевидно, отправление большой нужды на природе для этих немцев было очень веселым занятием.

Ya-Ya - ответил Виктор натужным голосом, чем вызвал новый приступ смеха жизнерадостного немца, раздвинул кусты и скрылся за их темной стеной.

Спустя пару минут, показавшихся Татьяне целой вечностью, кусты снова зашевелились, и из-за них показался чей-то темный силуэт. Человек этот, молча, направился в ее сторону. Девушка уже хотела было закричать, когда до нее донеслись русские слова,

Тсс, тихо, теперь быстро уходим.

Виктор, а это, слава богу, оказался он, взял ее за руку и повел за собой сквозь лесную чащу.

Всю ночь они шли лесом, иногда цепляясь одеждой за кусты, падая и ругаясь про себя. Наверное бог хранил их, а может быть, в самом деле, в первые дни войны еще не сложилась сплошная линия фронта, но только, когда первые лучи солнца позолотили верхушки деревьев, путь их был прерван окриком из кустов орешника,

Стой, кто идет?

Только тут Таня почувствовала, насколько она устала, и еще она поняла, что им все-таки удалось дойти до своих. Она опустилась прямо на мох, устилавший землю и заплакала от радости. Ветви орешника, перед ними, раздвинулись, и в просвете между ветвями показалось молодое, веснушчатое лицо парня, а вскоре и весь он вышел на поляну, сжимая в руках винтовку.

Кто такие? - спросил красноармеец, недоверчиво глядя на них и, по-прежнему, не спуская с них винтовки.

Свои мы, советские, - успокоил его Виктор.

А что-то не похожи, - возразил ему солдат.

Ты еще скажи, что мы немцы, - пошутил Виктор, но тот шутки не понял.

Ну, немцы, не немцы - разберемся, - он указал стволом направление движения, - А ну, пошли!

Так, ведомые под конвоем, прошли они метров триста и вышли на поляну, на которой стояли палатки, между которыми оживленно сновали военные люди. Тут же, но несколько в отдалении, Романов заметил пушки и смешные армейские грузовики. Все это он окинул одним взглядом, пока они шли к ближайшей палатке, в которую и ввел их бдительный часовой. Отметим, что появление в лагере Виктора мало кого заинтересовало, чего нельзя было сказать о появлении его спутницы. И взгляды, бросаемые на Татьяну красноармейцами, Романову совсем не понравились. Очевидно, правду говорят, что в моменты смертельной опасности у людей обостряется чувство сексуальной активности. Как бы то ни было, а сам он предпочел бы находиться с Татьяной в лесу, а не быть здесь, рядом с этими людьми.

В палатке, куда их ввел часовой, очевидно, располагался штаб артиллерийского дивизиона, точнее, того, что от него осталось. За столом, на складных стульях расположились три командира, старшим из которых, судя по петличкам, был майор с забинтованной головой. Выслушав доклад часового, доставившего задержанных, офицеры некоторое время рассматривали их молча, после чего майор спросил,

Кто такие будете, что делали на вражеской территории?

Я капитан Павлов, - неожиданно для себя самого ответил Виктор. Первый раз слышу, что территория восточней Днепра является вражеской территорией. Сам я был контужен после налета вражеской авиации на нашу танковую колонну. Выхожу из окружения вместе с этой девушкой, которая тоже попала в окружение, так как ехала на поезде, атакованном немецкими бомбардировщиками и оказалась на территории, занятой врагом, после прорыва фронта танковыми группами противника.

Что-то вид у тебя странный, - задумчиво глядя на него, произнес один из присутствующих в палатке офицеров, судя по шпале на рукаве, политрук. - Предъяви свои документы.

Виктор вынул из кармана удостоверение погибшего красноармейца и подал его в руки политрука. Тот долго и сосредоточенно изучал их, время от времени, бросая косые взгляды на задержанного. Наконец, он передал документы майору, а сам продолжил допрос,

Почему не в военной форме?

Моя форма, частью разорвана, частью сгорела. Поэтому я одел ту, что мне удалось раздобыть.

А может быть, просто решил дезертировать? - поинтересовался политрук, да к тому же у тебя и пистолет немецкий и нож, не понятно какой, - продолжил он, рассматривая нож Виктора, - Надпись сделана по-английски. Смотри-ка, Ефимыч, - подтолкнул он локтем своего соседа, тоже майора, однако, годами явно постарше этих двоих.

Тот взял в руки нож Романова и прочитал вслух надпись, сделанную на его клинке,

KIZER.

В самом деле, не понятно, - поднял он на Романова свои утомленные, но, в то же время, хорошие, как почему-то отметил про себя Виктор, глаза.

Чего ж тут непонятного? - ответил тот, на ходу придумывая версию, - Нож еще довоенный, мне достался от немцев еще в сороковом году, тогда мы с ними, на границе бывшей Польши, еще союзниками были. Вот мне и презентовал один Фриц этот нож в обмен на гармошку.

Говоря так, Виктор видел, как недобро ухмыльнулся политрук и уже приготовился к самому плохому повороту событий и, как показали дальнейшие события, оказался прав.

Если не возражаешь, майор, я его забираю, - политрук произнес это таким тоном, что было ясно, кто тут, на самом деле, командует.

Но, к его удивлению майор, на этот раз проявил несговорчивость,

Именно, что возражаю, - и, повернувшись к приведшему Виктора часовому, отдал приказ, - Проводи его к старшине. Пусть его переоденет, да отведет на позицию.

Как только Виктора вывели из палатки, политрук резко высказал свое недовольство решением майора,

Потакаешь предателям и дезертирам, Ефимыч. Предупреждаю, что буду вынужден подать рапорт на твои действия в политотдел дивизии.

Остынь Павел Андреич, - охладил его майор, - Чтобы рапорт подать, надо еще этот день пережить. Нам каждый человек сейчас, на вес золота, каждый патрон на счету, а этот и сам из окружения вышел и девушку вывел и еще оружие трофейное с собой принес.

Если только трофейное, - не хотел сдаваться замполит.

Татьяна почувствовала, что пора и ей вставить слово,

Между прочим, - сообщила она этим командирам, - Этот человек, своим ножом при мне двух фашистов убил.

Вот как? - удивился командир дивизиона, имени которого Таня пока не знала, - Как же это он так сумел?

В лесу, ночью, когда мы наткнулись на немецкий лагерь.

Ну, если все так, как ты нам рассказала, то видать, что он боец неплохой, - одобрительно покачал головой пожилой майор, тот самый Ефимыч.

Только политрук не склонен был верить и этой незнакомке.

С тобой самой сначала надо разобраться, кто ты такая? Может быть немецкая шпионка?

А эту - в санитарки, - приказал всё тот же Ефимыч, указывая на Татьяну.

Да поищите, во что бы ее переодеть.

Вот таким образом решилась дальнейшая судьба наших героев.

Старшина батареи, немолодой уже мужчина, с густыми усами и висками, тронутыми сединой, протянул Виктору гимнастерку с лейтенантскими петличками.

На, одень, хоть будешь на своего похож.

Виктор снял с себя куртку и напялил вместо нее эту гимнастерку, снятую, скорее всего, с убитого лейтенанта.

"Будем надеяться, что новому твоему владельцу повезет больше", - при этом подумал он.

Все, времени в обрез, - поторопил его старшина. - Надо успеть на позицию.

Виктор понимающе кивнул и последовал за своим провожатым на передний край, где с вечера наши бойцы копали траншеи. Еще в армии Виктора учили: хочешь быть живым - зарывайся в землю. Поэтому, взяв в руки саперную лопатку, он принялся яростно копать себе окоп. После 2-х часов непрерывной работы, он вырыл себе окоп 2х1 м и глубиной метр сорок. Перед ним сделал бруствер, замаскировал его нарезанным дерном и приготовился к атаке противника. Теперь у него было время, немного отдохнуть и, заодно, осмотреться. Перед ним лежал пологий берег реки, через которую немцам необходимо было провести переправу. То, что через реку не был наведен понтонный мост, с одной стороны, радовало, но, с другой стороны, у немцев, в начале войны, уже были танки, способные форсировать неглубокие водные преграды, так что такая река не могла быть для них серьезным препятствием. Справа - сзади от Виктора, на расстоянии ста метров, возвышался лес. Слева простиралась равнина, кое-где усеянная кустарником. По идее, именно там и стоило ожидать основную атаку противника.

"Ну, да ладно", - подумал Романов, - "Мне бы не о том сейчас думать".

Он огляделся вокруг. От реки, тихой в этот предрассветный час, поднимался туман. Иногда слышался всплеск крупной рыбы и по поверхности воды расходились круги. На востоке небо начало уже алеть, и в кустах, неподалеку, раздалось птичье пение. Как всегда, перед смертью, жизнь казалась необыкновенно прекрасной. Внезапно, в эти мирные предрассветные звуки стал вплетаться какой-то инородный шум. Навострив уши, Виктор явственно различил тихий далекий гул. Этот гул все усиливался, и вот уже из-за верхушек деревьев, на той стороне реки, показались темные силуэты немецких бомбардировщиков.

"Ну, началось", - подумал он, надевая на себя металлическую каску и опускаясь пониже в своем окопе.

А оно и в самом деле, началось. Земля содрогнулась у него под ногами. Раздался оглушительный взрыв, и сверху на него посыпались комья земли. В течение нескольких минут, которые показались Виктору вечностью, вокруг него был настоящий ад. Взрывы гремели беспрестанно, грозя разорвать его на куски, а может быть и на молекулы. Все это время он лежал на дне своего окопа, уткнувшись лицом в землю и только молился, чтобы, на этот раз, пронесло. Наконец, бомбежка прекратилась, и в воздухе разлилась тишина, которая после этого адского грома казалась непереносимой. Отряхнувшись от земли, забросавшей его толстым слоем на дне окопа, Романов пришел в себя и, ощупывая свое тело, с удивлением обнаружил, что он жив и даже не ранен. Тогда приподнявшись, он осторожно выглянул из окопа и посмотрел на реку. То, что он там увидел, не доставило ему никакой радости. С того берега в реку спускались, один за другим, немецкие танки. Их было не два и не три. Десятки тяжелых машин шли в атаку. И на всю эту железную армаду, с их стороны было только шесть 45-мм пушек и четыре 76-мм . Да и то, если они не пострадали при авианалете. Никаких ручных переносных противотанковых орудий у наших не имелось, кроме противотанковых гранат. Виктор с тоской посмотрел на свою гранату. Вот так, умри, но не дай пройти противнику. Умереть он сможет - это точно, но даже при самом удачном раскладе, он сможет забрать с собой только один танк.

Тем временем, танки уже стали вылезать на наш берег, медленно, эти неуклюжие, но страшные машины выезжали из воды и направлялись в сторону наших окопов. И только теперь, наконец-то, наша артиллерия открыла огонь. К сожалению, судя по звукам выстрелов, в строю у нас осталось всего несколько пушек. Первые снаряды легли с недолетом, но потом наводчики смогли подогнать прицел, и один вражеский танк закрутился на месте. Еще через мгновение черный дым повалил из его башни, затем башенный люк открылся, и из него на землю выскочили два немецких танкиста. Тут же, слева от Виктора, из наших окопов, ударил пулемет. Один из танкистов упал на землю, скошенный очередью, а второй, как показалось Виктору, просто залег, прячась от огня. Наши орудия продолжали вести обстрел, но, к сожалению, остановить танковую дивизию противника, они были не в силах. Со страхом, гневом и горечью смотрел Романов, как реку форсируют все новые и новые танки, и вся эта стальная армада неотвратимо движется на его окоп. Краем глаза он видел, как некоторые из красноармейцев, в панике бросают свои винтовки и бегут к лесу. В следующую минуту из-за деревьев ударили автоматные очереди и срезали бегущих бойцов.

"Так", - зло подумал Виктор, - "Вот он, НКВД, в действии. Вам немцев мало! Вы, сволочи, в окопах не лежите, под танковые гусеницы не прыгаете, а нас "пушечным мясом" сделали"? - и лютая, нечеловеческая злоба наполнила все его существо.

А на него, между тем, накатывал "Т-4". Вылезти из своего окопа и броситься наутек Романов не мог, а стрелять в эту махину из винтовки не имело ни малейшего смысла. Оставалось только вжаться в окоп, зажмуриться от страха и ждать. Земля дрожала вокруг от тяжести этой машины, когда она закрыла все небо своим железным днищем. Виктор молил бога только об одном, чтобы не обрушился его окоп и не похоронил его здесь заживо. Время, казалось, остановилось. Все происходящее шло как в замедленной пленке. Казалось, что танк ползет над ним целую вечность. Наконец, когда показался над ним просвет неба, Романов, все так же, медленно, как во сне, схватил противотанковую гранату, сорвал с нее кольцо, размахнулся и бросил гранату в башню, проехавшего танка. Сам он упал лицом вниз в свой окоп, но, одновременно, словно видел, как его граната врезается в башню танка. Дальше Виктор почувствовал страшный удар и провалился в темноту.

Когда он пришел в себя, то вокруг было темно. Отплевывая землю, забившую ему рот, он попытался подняться, но сильная боль в ноге заставила его застонать и снова опуститься на землю. Пришлось ему снять левый сапог и осмотреть свою ногу. К счастью для него, кости были в порядке. Осколком вражьего снаряда его лишь слегка зацепило. Правда он потерял довольно много крови, но могло быть и хуже, а так, нога скоро выздоровеет. На этот раз Виктор осторожно выглянул из своего окопа и посмотрел по сторонам. В нескольких метрах от него чернел остов подбитого им танка. Еще три машины неподвижно застыли на равнине и все. Никого из людей: ни немцев, ни наших, он не увидел. Очевидно, прорвав оборону их батареи, немцы продолжили свой бросок на восток, стремясь пройти за день, как можно дальше вглубь нашей территории. Именно так они и воевали в первые месяцы войны. Вклинивались танковыми дивизиями вглубь нашей обороны, замыкали кольцо и двигались дальше. Окруженные силы противника добивали потом моторизованные пехотные части и авиация. Значит, он снова очутился в тылу у врага, на оккупированной территории. Куда же ему идти теперь, когда он остался один, без Татьяны? С одной стороны, он довел ее до своих и имел право возвращаться назад, тем более что движение вглубь захваченной немцами территории, как это ни странно, представлялось ему более безопасным. Ведь ему не придется снова переходить линию фронта и становиться перед наступающим противником, подставляя себя под атакующий удар. С другой стороны, он не мог покинуть Татьяну, не будучи уверенным, что она находится в безопасности. Минуту подумав, он пришел к одному выводу: в любом случае ему необходимо как можно быстрее покинуть открытую местность и укрыться в лесу. Поэтому он пополз в сторону деревьев, находившихся в каких-нибудь ста метрах у него за спиной. Время от времени, он останавливался, чтобы передохнуть и прислушаться к тому, что происходило вокруг. Но вокруг стояла патриархальная тишина. Слышны были только крики какой-то птицы с реки, да, изредка, всплеск рыбы. Даже не верилось, что идет война. Ему даже пришло в голову, что все, что случилось в последнее время, ему просто приснилось, но стоило оглянуться, и он увидел темный силуэт подбитого танка, да и поле, по которому он полз, было все изрыто воронками от снарядов и авиабомб. Так что, к сожалению, все это был не сон. В лесу, среди деревьев, Виктор позволил себе выпрямиться во весь рост. Предстояло решить, куда теперь двигаться? Несколько секунд он колебался, но потом все-таки повернулся и пошел на восток, шепотом ругая себя последними словами. Еще не поздно было повернуть и уходить на запад, к той пещере, которая одна только и давала ему шанс, вернуться домой в тихий и спокойный 2008-й год. Но одна только мысль о том, что он может оставить здесь Таню одну, заставляла его забывать всякое благоразумие. Ему даже не пришел в голову простой довод о том, что он доставил ее по назначению и, тем самым, получается, выполнил свою задачу, так что, вроде бы, здесь он лишний и может спокойно вернуться домой. Нет, вместо этого, он упрямо двигался к линии фронта, где его снова будет поджидать опасность, как от немцев, так и от своих.