Пустая шкатулка и нулевая Мария 2

2 мая (суббота)

2 мая (суббота) 00:11

Меня разбудило жужжание на столе.

Я поднялся с постели, взял мобильник, от которого и исходило жужжание, и посмотрел на дисплей.

«Мария Отонаси»

Мария Отонаси? Зачем она мне звонит? Даже в такой ситуации она звонит; значит ли это, что «Кадзуки Хосино» не рассказал ей, что с ним происходит? …Нет, наверно, он не смог рассказать своей подружке эту абсурдную историю про «шкатулку». Но, думаю, она должна заметить, что что-то изменилось, даже если он ей не сказал… а, неважно.

Я кончил ломать голову и взял трубку.

Как же я могу противостоять желанию поговорить с девушкой, которой восхищаюсь?

– Алло.

«Кадзуки. Приходи ко мне домой».

Ух ты. Она всегда так себя ведет с Кадзуки Хосино?

Так… как же мне ответить?

Я взвесил ситуацию.

С помощью «шкатулки» я смогу полностью завладеть «Кадзуки Хосино» за одну неделю. Чтобы этого достичь, лучше всего было бы избегать резких движений. Разумеется, следовало бы держаться подальше от Марии Отонаси.

Но надо понимать правильно. Не это моя цель.

Хочу я – и с т е р з а т ь К а д з у к и Х о с и н о д о т а к о й с т е п е н и, ч т о б ы о н р а с ц а р а п а л с о б с т в е н н у ю ш е ю д о к р о в и, ч т о б ы о н о п у с т и л с я т а к, ч т о д а л ь ш е н е к у д а, ч т о б ы о н, с т о я н а к о л е н я х, с а м о т д а л с о б с т в е н н о е т е л о с о с л о в а м и «п о ж а л у й с т а, с д е л а й с о м н о й ч т о п о ж е л а е ш ь»; х о ч у у к р а с т ь е г о т е л о п о л н о с т ь ю, ч т о б ы к 5 м а я о т н е г о о с т а л а с ь л и ш ь п у с т а я о б о л о ч к а, к о т о р а я с у щ е с т в у е т л и ш ь ч т о б ы о т д а т ь с я м н е. В о т ч е г о я ж е л а ю.

Почему я этого желаю? Потому что только так я смогу почувствовать, что я и есть Кадзуки Хосино.

Если я не буду чувствовать себя Кадзуки Хосино, все будет выглядеть так, будто я лишь жилец в его теле. Тогда все теряет смысл.

Думаю, есть еще одна причина, почему я должен делить это тело с [Кадзуки Хосино] какое-то время, – иначе я не смогу почувствовать себя Кадзуки Хосино. Черт, эта «шкатулка» реально здорово сделана.

«Эй, чего молчишь?»

Все понятно. Нечего колебаться.

Мария Отонаси, несомненно, очень дорогое существо для Кадзуки Хосино. Если он ее потеряет, это будет для него страшным ударом.

А значит, [Юхэй Исихара] отберет Марию Отонаси у [Кадзуки Хосино].

Это совершенно необходимо для воплощения моего величайшего желания.

– А, извини. Я задумался.

Потом, вспомнив манеру речи [Кадзуки Хосино], добавил:

– Эээ, к тебе домой. Ладно, только если ты меня проводишь.

Судя по фразе Марии Отонаси, похоже, Кадзуки Хосино посещает ее комнату каждый день.

«Хочешь, чтобы с тобой понянчились? Уже сам на велике такое расстояние проехать не можешь, что ли?»

– Понимаешь, мой велик сейчас немного не в форме.

Я попытался обмануть ее первой отмазкой, что пришла в голову. Я не знаю, где она живет. Так что у меня будут проблемы, если она не придет и не заберет меня.

«Черт, из нас двоих ты мужчина, и все же ты хочешь, чтобы я тебя забрала? По-моему, в норме должно быть наоборот? …Ладно, проехали. Я заеду на мотике, хорошо?»

– Мотик, это в смысле… мопед?

«Да нет… мой мотоцикл на 250 кубиков».

Блин! Кадзуки Хосино должен был знать про мотоцикл Марии Отонаси.

«Аа, ну да. Я ведь еще не говорила тебе, что купила мотик».

Пронесло! …Нет, не надо нервничать, вряд ли она меня раскусила из-за одного этого. Но я нервничаю просто оттого, что говорю с Марией Отонаси.

«Кстати, мне же еще и права иметь рано».

Ты ездишь без прав?! Тогда, пожалуй, я правильно не стал делать вид, что знаю об этом.

«Ладно, я буду у тебя через 15 минут. Жди снаружи».

И она разъединилась, прежде чем я успел что-либо ответить.

– …Кадзу-тян, кто это сейчас был? Судя по тому, что я расслышала, девушка, да? И кстати, почему ты не вышел на веранду?

Эти слова произнесла девушка в одном белье – скорее всего, сестра Кадзуки Хосино. Вот как. Кадзуки Хосино не говорит по телефону в комнате, когда здесь его старшая сестра. Это надо запомнить на будущее.

– И на этот раз непохоже, чтобы это была Касуми Моги-сан…

«Касуми Моги»? А это еще кто?

2 мая (суббота) 00:31

Ровно 15 минут спустя Мария Отонаси подъехала на простеньком, неказистом мотоцикле.

– Давай.

Мария Отонаси бросила мне шлем. Я поймал, но был в растерянности, что делать дальше. Она молча смотрела на меня, так что я решил пока что просто его надеть.

– И чего ты стоишь столбом со шлемом на голове? Давай залезай быстрее.

Я сел позади нее, как она мне велела. Чуть поколебавшись, обхватил ее за талию. Мария Отонаси ничего не сказала. Стройная талия. Талия моей драгоценной Марии Отонаси.

Не прошло и десяти минут, как она затормозила перед пятиэтажным домом. Сперва мне не хотелось разжимать руки, но все же я слез с мотоцикла, как положено, и, сняв шлем, окинул взглядом здание. Кирпичный дом, похоже, очень хороший. И даже домофон в подъезде. Квартплата здесь, должно быть, приличная.

Вряд ли она привела бы своего парня, да еще посреди ночи, в дом, где живет ее семья. Наверно, она живет здесь одна. И теперь она ведет своего парня к себе в комнату. Иными словами… это *это*. Вариантов нет.

Мое сердце взревело. Ей, однако, было, похоже, наплевать; она спокойно вошла в лифт. Когда лифт остановился, она наконец отперла комнату номер 403.

Едва войдя в комнату, я ощутил слабый запах мяты. Довольно большая комната, в десять татами. А выглядит очень просторной – видимо, из-за того, что здесь почти нет мебели.

– Почему ты с таким интересом оглядываешься? Здесь же все осталось как в твой прошлый приход сюда.

– …Ага.

Я уселся на подушку, пытаясь выглядеть спокойным. Мария Отонаси, поглядывая на меня искоса, открыла шкафчик и принялась там рыться.

– Так, Кадзуки, давай, побыстрее руки протяни.

Протянуть руки?.. Она что, собирается мне руки целовать или что?

– Чего тормозишь? Вот так.

Мария Отонаси протянула вперед обе руки. Я сделал так же.

*щелк*

Что за звук? – и едва я так подумал, как ощутил, как что-то стянуло мне правое запястье. Я глянул туда.

Наручники.

– …Это что за шутка, Отонаси-сан?

– Шутка? Я могу задать тебе тот же вопрос: что это за шутка? Мы ведь это каждый раз делаем, верно?

Каждый раз?.. Меня в наручники?

– Ну что? Или у тебя сегодня настроение для игры в сопротивление? Господи… ты правда безнадежен.

– Аай!

Мария Отонаси ловким, но сильным движением выкрутила мне руки за спину, не убирая с лица очаровательной улыбки, и защелкнула наручники на моем левом запястье. Потом еще одни наручники надела мне на ноги и уложила меня на пол. Я чуть подергался. Возможно, встать мне удалось бы, но на что-то большее я вряд ли способен.

– Сегодня этим тоже воспользуемся, давай?

Мария Отонаси извлекла черную ленту и тут же обвязала ее мне вокруг глаз. Все стало черным.

Ну и положеньице. Мое тело сковано по рукам и ногам, я ничего не вижу и корчусь на полу, как червяк. Почти как если бы я был в плену у врага.

…Мм? Ааа, вот оно что.

– Похоже, с приготовлениями закончили. Начнем.

Мария Отонаси наверняка заметила, что с Кадзуки Хосино что-то происходит.

Не может быть, чтобы она по-прежнему делала то, что делают любовники.

Итак, исходя из этого – к о г о с е й ч а с в и д и т в о м н е М а р и я?

– Итак… – продолжила тем временем она. – …Т ы н е К а д з у к и Х о с и н о; т о г д а к т о т ы?

Все ясно.

Стало быть, все, что было до сих пор, – лишь игра, нацеленная на то, чтобы связать [меня].

– Хе-хе…

Блестяще. Как и следовало ожидать от Марии Отонаси. Вот почему я перед ней преклоняюсь. И я действительно рад, что мне не придется отказаться от этой иллюзии.

– Что смешного? Похоже, ты не очень понимаешь, в какой ситуации оказался.

Попробуем еще поупираться чуть-чуть, просто на всякий случай.

– Нет, нет… Отонаси-сан. Ты какой-то бред несешь.

– Кончай уже придуриваться, это бессмысленно.

Ааа, все-таки это было бесполезно. Но поэтому-то мой смех и не прекращается.

– Ты совершено непостижимый. Чему ты радуешься, когда я только что обвела тебя вокруг пальца и скрутила?

– Можно спросить? Почему ты думаешь, что я не Кадзуки Хосино?

Перестав придуриваться, я спросил ее серьезно.

– Я слышала твое голосовое сообщение, уже зная про «шкатулку».

После ее краткого заявления я понял. Понял не только почему она меня раскусила, но и то, что она – действительно что-то особенное.

– Но даже если ты знала о «шкатулке» и даже если ты слышала мое сообщение, не маловато ли информации, чтобы делать вывод, Кадзуки Хосино – [я] или [Кадзуки Хосино]? Когда ты узнала, что это я?

– Как только ты сказал «алло» по телефону.

– …Это шутка, да?

Совершенно нереально различить двух людей с абсолютно одинаковым голосом по такой малости.

– Кадзуки, когда отвечает на звонок, говорит «да?». Он не употребляет «алло». Конечно, в нормальной ситуации я бы не обратила внимания на эту мелочь. Но я же знаю, что Кадзуки как-то связан со «шкатулкой». Вполне естественно ничему не доверять. Оставалось только убедиться. Вполне достаточно было повести разговор в нужную сторону, и ты себя выдал. Скажу кое-что приятное: Кадзуки никогда не был в этой комнате.

– Это действительно приятно слышать.

Если бы такому червяку, как Кадзуки Хосино, было дозволено часто навещать такую благородную леди, как Мария Отонаси, это было бы непростительно.

– Иными словами, ты [меня] обманула и убедилась, что я реально существую.

– Сейчас уже нет надобности убеждаться в таких тривиальных вещах. Я хотела выяснить, п о л ь з у е ш ь с я т ы п а м я т ь ю К а д з у к и и л и н е т. Хе-хе, похоже, воспоминания Кадзуки тебе недоступны.

– …

Стало быть, в том, что касается получения информации, она на шаг впереди.

Должен признать, это важный момент. Если бы [Юхэй Исихара] и [Кадзуки Хосино] обладали общей памятью, то при любой попытке Марии Отонаси выработать план вместе с [Кадзуки Хосино] вся информация сразу же утекла бы ко [мне]. Мария Отонаси тогда не могла бы работать с [Кадзуки Хосино].

– Так, теперь позволь спросить: кто ты такой?

– Сама не видишь, что ли? Я Кадзуки Хосино!

– Не валяй дурака и отвечай.

Лежа на полу, я пожал плечами.

– Я не валяю дурака. Я Кадзуки Хосино. Я т о т, к т о н а м е р е н с т а т ь и м с п о м о щ ь ю «ш к а т у л к и».

– …Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал, буквально. Мое «желание» было – «стать Кадзуки Хосино». «Шкатулка» выполняет любое желание, так ведь? Следовательно, я – Кадзуки Хосино. Никак по-другому назвать себя не могу.

После этих слов Мария Отонаси несколько секунд молчала.

– «Стать Кадзуки Хосино», говоришь? Ну ты и чудо в перьях… Почему из всех людей – именно Кадзуки? Не думаю, что тело «Кадзуки Хосино» такое уж привлекательное.

– П о т о м у ч т о т ы р я д о м с н и м, – не раздумывая ответил я.

– …Я?

– Да, я восхищался тобой. И вот моя драгоценная Мария Отонаси будет рядом со мной. Одной этой причины было достаточно, чтобы я его захватил.

Я услышал, как Мария Отонаси вздохнула.

– …В жизни бы не подумала, что именно из-за меня ты хочешь захватить Кадзуки.

Произнесла это она, словно жалуясь, но тут же взяла себя в руки. Затем обратилась ко мне.

– Я понимаю, ты настаиваешь, что ты и есть Кадзуки Хосино. Однако я не могу звать тебя Кадзуки.

– Тогда зови меня [Юхэй Исихара].

– [Юхэй Исихара]? Впервые слышу это имя. Тебя на самом деле так зовут, или ты его выдумал?

– Кто знает?

– Пфф, неважно. Но ты должен сказать мне одну вещь: как именно ты меняешься с Кадзуки?

– А в чем смысл такого вопроса?

– Я не обязана тебе отвечать.

– Что ж, тогда и я не обязан.

– Просто потрясающе, как ты умудряешься говорить такие вещи, лежа со связанными руками и ногами.

– Ты меня не обманешь! Ты ничего не можешь мне сделать. В конце концов, любое насилие надо мной – это насилие над телом Кадзуки Хосино.

– Существует миллион пыток, не оставляющих на теле следов, – произнесла Мария Отонаси, после чего тихонько добавила: – Правда, я все равно не могу применять насилие…

– Ты что-то сказала?

– Нет, ничего. …Ладно, это отложим; так ты не собираешься мне рассказать, я так понимаю?

– Мм, давай посмотрим. Честно говоря, мне без разницы, но все-таки не расскажу.

– Тебе без разницы?

– В общем, да. Ведь ты вынуждена будешь что-то сделать со «шкатулкой», а не то 6 мая [Кадзуки Хосино] перестанет существовать. Ну что, сильно тебе помогло, когда ты узнала такую тривиальщину? Я ни при каких условиях не расскажу тебе, как извлечь «шкатулку», ты это понимаешь? Или, может, ты попытаешься меня убить? Но тогда и Кадзуки Хосино умрет!

Я рассмеялся неестественным смехом.

Как тебе это, Мария Отонаси? Ситуация более безнадежна, чем ты могла вообразить, правда?

– Ху-ху-ху…

Однако она почему-то издала тихий смешок.

– …Чего смеешься? Или все настолько безнадежно, что ты не можешь удержаться от смеха?

– Безнадежно? Да ну? Ху-ху… Эта угроза – просто комариное жужжание по сравнению с угрозой оказаться отмененными, с которой мы однажды столкнулись. Единственная угроза, которую я вижу прямо сейчас, – это то, что ты не хочешь рассказать, как ты меняешься с Кадзуки, верно? Ну и каким боком это безнадежно?

– Единственное решение – убить Кадзуки Хосино; я тебе уже объяснил, но, может, ты не поняла?

– Потому-то я и не удержалась от смеха. Ведь это – л о ж ь.

У меня отнялся язык.

– Я понимаю, что ты хочешь меня измотать, но, боюсь, такой паршивой ложью меня не обмануть.

– …И почему же ты думаешь, что это ложь?

– Ты же сам сказал. Ты сказал, что ты Кадзуки Хосино. Но у Кадзуки Хосино нет «шкатулки». Проще говоря, он не может быть «владельцем».

– Что еще за игра словами? Так ты от реальности не сбежишь!

– Что, все еще не доходит? Ладно, тогда я задам вопрос.

И Мария Отонаси произнесла твердым голосом:

– Т ы с е р ь е з н о в е р и ш ь, ч т о д у ш а м о ж е т п о с е л и т ь с я в т е л е д р у г о г о ч е л о в е к а?

– Это…

Это…

– Ч т о, н е м о ж е ш ь о т в е т и т ь с р а з у?

Ааа… блин.

Не знаю почему. Не знаю почему, но то, что я не могу ответить что-либо именно сейчас, выглядит серьезной ошибкой.

– «Шкатулка» выполняет «желание» полностью. Более-менее здравомыслящий человек не способен в полной мере поверить, что его «желание» будет исполнено. И, как я и думала, ты тоже не веришь всем сердцем, судя по твоей реакции на мой вопрос. А «шкатулка», когда исполняет «желание», вкладывает туда и сомнения. А значит, «в л а д е л е ц» н е м о г з а х в а т и т ь К а д з у к и Х о с и н о.

– …

– Что, в свою очередь, означает, что «владелец», как и раньше, существует, не захватив тело Кадзуки Хосино, – о т д е л ь н о о т т е б я.

И, не обращая внимания на мое молчание, она спросила:

– Итак, что же ты, если не «владелец»?

Не могу ответить.

– Если ты не знаешь, я сама скажу. Ты – искусственное создание, порожденное искаженным «желанием». Ты просто фальшивка, имитация «владельца». Да, если подбирать имя – ты «подделка».

Беззвучно рассмеявшись, она продолжила.

– А раз ты «подделка», значит, ты не «владелец», которого я должна отыскать.

Понятно. Вот, значит, почему… у меня нет «шкатулки».

– Ха-ха-ха…

Н у и ч т о с т о г о?

Изначально я поместил свое «желание» в «шкатулку», потому что хотел выбросить такого гада, как я. Я даже не «владелец»? Я подделка? Да меня это только радует!

Именно потому, что я никто, я и смогу стать Кадзуки Хосино.

– …И что значит этот смех, [Юхэй Исихара]?

– Ха-ха, какое это имеет значение? Однако я хочу кое-что спросить. Итак, я подделка. Согласен! Но кто ты, если можешь это разглядеть?

– Кто я, спрашиваешь?..

Почему-то Мария Отонаси не в состоянии найти нужные слова.

– …Ты подделка. А я…

– Чего так задумалась? Вообще-то я просто спрашиваю, потому что мне интересно, откуда ты столько знаешь про «шкатулку».

– …Аа. И все?

Поняв, что мне нужно, она вернула свой твердый голос.

– Я сама – «шкатулка». И раз я «шкатулка», естественно, я очень хорошо знаю свойства «шкатулок».

– …Ты – «шкатулка»? Это что, какая-то метафора?

– Понимай как хочешь.

«Шкатулка», э? Если она сказала правду, то все и д е а л ь н о п о д х о д и т.

– Кстати, я ведь обещал тебе кое-что сказать, помнишь?

– …Ты о чем?

– О? Разве я непонятно выразился? Вчера ночью обещал – что скажу тебе завтра. День прошел, так что наконец могу сказать!

И затем я произнес, улыбаясь так широко, что мне даже жалко стало, что из-за повязки Мария Отонаси только часть этой улыбки может увидеть:

– Я люблю тебя, Мария Отонаси.

Она назвала себя «шкатулкой».

Думаю, это идеально подходит. Я действительно думаю, что это идеально подходит – она то, что я жажду заполучить, и она же мой враг.

2 мая (суббота) 07:06

Я спал в незнакомой комнате, с руками в наручниках.

– …Эээ…

Моя голова не вполне еще работала, поскольку я только что проснулся. Белая комната. Приятный запах. До меня донесся звук душа. Спина болела. На полу был расстелен футон[4]. Ноги, оказывается, тоже были скованы.

Стоп.

Чего?

Мою сонливость как рукой сняло. Я поспешно попытался встать, но тут же свалился обратно.

Потирая руками нос, я сел и вновь огляделся. В комнате обнаружились полуторная кровать и стол; на столе – ноутбук, колонки и какая-то умная на вид книга. В целом – не очень-то много всего. При виде школьной формы-матроски на углу шкафчика я понял, что, скорей всего, нахожусь в комнате у девушки.

Проделки [Юхэя Исихары]? Да, наверняка так и есть.

Звук душа прекратился. Вскоре раздалось гудение фена. Должно быть, это обитательница комнаты, и она сейчас в предбаннике душевой. В смысле – девушка?..

То есть, за этой стенкой – голая девушка?.. Ну и ситуация… И вообще – что, черт побери, я, нет, [Юхэй Исихара] сделал с этой девушкой?!

Фен замолчал, потом открылась дверь.

– У-уаа!!

При виде нее, одетой в одну лишь белую футболку, я поспешно отвел глаза.

– А, проснулся?

При звуках этого чертовски знакомого голоса моя думалка остановилась.

– Э?

Я рефлекторно поднял глаза; передо мной оказалось хорошо знакомое лицо.

– А, Отонаси-сан?..

– А что, я похожа на кого-то еще?

После этих слов я окинул взглядом ее всю. Да, никаких сомнений – Мария Отонаси.

Тут вдруг до меня дошло, что я ее разглядываю, когда на ней нет ничего, кроме белья и тоненькой футболки, и поспешно отвел глаза.

– Ра-раз уж ты знаешь, что я здесь, будь поскромнее, пожалуйста!

– Не поняла, почему такая паника? О такой мелочи чего волноваться-то?

…Когда такое говорит девушка, это, ну, просто неправильно. Так скорей Харуаки мог бы произнести, приставая к Коконе.

…Я собирался было это сказать, но она меня опередила, произнеся нечто совершенно невероятное:

– Вообще говоря, разве ты не видел вчера кое-что покруче, чем я в белье? И чего после этого нервничать из-за такой ерунды?

– …Э?

– Вот никогда бы не подумала, что ты способен сделать *это*, едва войдя в комнату, а ведь такую скромную физиономию строил. Ччерт, ты реально застал меня врасплох.

– Д-да о чем ты вообще…

Однако положение, в котором я сейчас нахожусь, намекает, что она говорит правду. В конце концов, это ее комната, она только что приняла душ и расхаживает едва ли не голышом…

– Это, это шутка, да? – робко поинтересовался я.

– Ага, шутка, – коротко ответила Отонаси-сан.

– Э?

– …Ага, все ясно. Стало быть, ты [Кадзуки Хосино]. Эту твою идиотскую реакцию, когда ты смотришь, разинув рот, очень трудно скопировать.

Что же это за невыносимое ощущение во мне поднимается? Несмотря на то, что это правда была шутка, как я и желал?..

– …Отонаси-сан. Слушай, то, что я оказался здесь, сам того не зная, – это значит, ты говорила с [Юхэем Исихарой], вер- …э?

Пока я говорил, неуклюже распластавшись по полу, Отонаси-сан подошла ко мне вплотную. Она была так близко, что я ощущал приятный запах ее длинных волос… шампунь, наверно, или еще какая косметика.

– Ч-что за?..

Раздался щелчок; тут до меня дошло, что Отонаси-сан снимает браслеты у меня с ног. …Хорошо, конечно, но можно было бы и предупредить.

Освободив мне ноги, Отонаси-сан села передо мной на колени.

– Эмм…

Я последовал ее примеру и сел тоже.

Она медленно раскрыла рот.

– Кадзуки, кто я?

Чего это она ни с того ни с сего?

Она Мария Отонаси. Это я могу сказать не задумываясь. Но почему она задает такой вопрос, и именно сейчас?

– Вспомни «Комнату отмены».

– Э? …а!

Она мне напомнила: там был момент, когда она попросила меня написать ее имя, примерно как сейчас.

Тогда Отонаси-сан спросила, как ее зовут, надеясь заставить кого-нибудь написать «Мария» – имя, известное лишь тому, кто сохранил память.

Так ради чего она спрашивает это сейчас?

Ради того, чтобы распознать меня. Отонаси-сан спрашивает это, чтобы отличить [меня] от [Юхэя Исихары]. Потому что если я назову имя, которое знаю лишь [я], она сможет понять, что я – это [я].

– …Ая Отонаси.

Так что я выдавил это имя. Имя, которое она произносила в «Комнате отмены», имя, известное только [мне].

Но раз она спрашивает, значит, она до их пор не знает, кто нынешний я? И я должен так ответить, чтобы она увидела, что я – это [я]?

Это как-то… очень страшно.

– Ая Отонаси, да?

Почему-то она пробормотала эти слова с унынием в голосе.

– …Я неправильно сказал?

– Нет, все правильно. Я просто не ожидала, что ты сможешь ответить так четко. Вот и все.

– …Ну ладно. Но теперь ты поняла, что это [я]?

– На данный момент – да. Полагаю, ты уже знаешь, но я в целом разобралась в ситуации. Кроме того, я уже слышала голосовой файл, который записал [Юхэй Исихара].

– Так.

– И говорила с самим [Юхэем Исихарой].

– …И как он был? Он рассказал что-нибудь?

– Ммм, не могу сказать точно.

Резковато как-то она это сказала.

– А, но он был в ярости? В конце концов, тебе же пришлось воспользоваться наручниками.

– Разумеется, я учитывала такую возможность, потому и воспользовалась. Нет, правильнее сказать, я ими воспользовалась ради тебя, Кадзуки.

– …Чего?

– Как ты среагировал, когда понял, что скован? Что ты сделал?

– Ну, это… я офигел… и даже упал.

– Я ждала именно такого.

– …Ты хотела надо мной поиздеваться?

– Нет. Я думала, что смогу увидеть момент переключения с [Юхэя Исихары] на [Кадзуки Хосино], если дождусь такой твоей реакции. Но в итоге я все пропустила, потому что была в душе. А жаль, что я не смогла понаблюдать, это было бы смешно.

Значит, все-таки она хотела надо мной поиздеваться!

– Ладно, на этом все. Кадзуки, мы уходим.

– …Чего?

Отонаси-сан почему-то сделала изумленное лицо.

– К тебе домой, разумеется. Как ты думаешь, сколько сейчас времени?

– Э?

Я завертел головой в поисках часов, наконец нашел. 7:15 утра.

– Или ты хочешь опоздать? В школу пора.

– Хех…

У нас в школе только вторая и четвертая субботы месяца выходные.

– Что еще за «хех»? Собираешься в школу идти с пустыми руками?

…Ее слова не лишены смысла. Придется зайти ко мне домой.

– …Эмм, а можно я домой один пойду?

– Ты что? Ты ведь даже не знаешь, как отсюда до твоего дома добраться, верно? Ты вообще дойдешь один? И, в любом случае, пешком ты просто не успеешь. Я тебя подброшу на мотике.

– Л-ладно.

Что же мне делать?..

В смысле – не по собственной воле, но я ночевал не дома, не спросив разрешения. Как будет выглядеть со стороны, если я вернусь домой рано утром? Я проверил мобильник и, как и ожидалось, там было несколько пропущенных звонков от мамы. Паршиво. А если вдобавок рядом со мной будет еще и девушка моего возраста…

– Эмм, Отонаси-сан. Можно тебя попросить спрятаться, когда мы доедем до моего дома?

– Почему это?

Отонаси-сан смотрела на меня озадаченно. Разумеется, мои намерения до нее не дошли совершенно…

Остается только проскользнуть в дом и подготовиться к школе незамеченным.

2 мая (суббота) 07:34

Попытка вернуться домой незамеченным завершилась полным провалом.

– Нехорошо получилось, – пробормотала Отонаси-сан, когда, запарковав мотоцикл возле моего дома, мы с ней шли к станции.

– …Это точно, – согласно кивнул я и вздохнул.

Мама засекла меня аккурат когда я собирался подняться по лестнице.

Разумеется, последовала нотация.

Тут уж ничего не поделаешь. Я прекрасно понимаю, что мама просто не могла на меня не рассердиться, раз уж я ночевал вне дома, никого заранее не предупредив. Ничего не поделаешь, но…

Время шло, и, естественно, Отонаси-сан надоело ждать перед домом.

И, что логично, мама решила, что внезапно появившаяся Отонаси-сан и была виновницей моей отлучки, и уставилась на нее. Как ни странно, Отонаси-сан ответила на ее сердитый взгляд мягкой улыбкой. Затем она произнесла вот что:

– Кадзуки вовсе не наслаждался ночной жизнью. Он просто был вместе со мной все это время, до самого утра. Я не приглашала к себе в комнату других людей. Мы были абсолютно одни, так что волноваться совершенно не о чем.

…Не, ну не так же надо говорить в подобных ситуациях, как вы считаете?

Мама застыла столбом; мне ее даже стало жалко. Ее ведь никак не отнесешь к числу матерей, которые не присматривают за своими детьми. Отонаси-сан явно не поняла такой реакции и, нахмурив брови, продолжила:

– ?.. Как я уже сказала, Кадзуки никуда не ходил, он просто спал у меня в комнате. Никаких проблем ведь нет, верно? А, ну, правда, случайно я была немного грубовата.

Мама молча взглянула на мои запястья. Там по-прежнему краснели следы от наручников.

Мама хлопнулась в обморок прямо на месте.

Отонаси-сан машинально подхватила ее; и только тут до нее таки дошло.

– Ааа! Понятно. Мы мальчик и девочка в период полового созревания, да?

– И как мне теперь смотреть ей в лицо?..

Вспомнив ту сцену, я глубоко вздохнул.

– Ты о чем?

– Э? Разве это не ты только что сказала «нехорошо получилось»?

– Ну да. Я имела в виду свой мотик.

– Мотик?

Вот тут я понял, что моих тревог она совершенно не разделяет.

– Я подбросила тебя на мотике, верно? Если считать и [Юхэя Исихару], то два раза. Это я и называю «нехорошо».

– ?.. Почему?

– Попробуй представить, что произошло бы, если бы [Кадзуки Хосино] и [Юхэй Исихара] поменялись, пока ехали. Ничего удивительного, если бы ты отпустил мой пояс и свалился от неожиданности, в точности как это и произошло, когда ты увидел наручники.

– А…

Вот, значит, почему она оставила мотоцикл у меня перед домом.

– Что за безрассудство, тем более, в моем исполнении… Теперь я буду внимательнее.

– Угу. …Кстати, Отонаси-сан. Можешь рассказать, что было, когда ты была с [Юхэем Исихарой]?

Как только я это спросил…

– …

Отонаси-сан застыла на месте.

И взглянула на меня.

Бесстрастно.

– Э?..

С чего вдруг такое лицо?

Она раскрыла рот, лицо ее по-прежнему оставалось как каменное.

– Я н е м о г у р а с с к а з а т ь т е б е, ч т о п р о и з о ш л о.

– П-п-

– Почему? Разве я тебе уже не говорила?

И так же бесстрастно она выплюнула следующие слова.

– Я не могу тебе больше доверять.

Конечно, она мне это говорила. Я уже слышал эти слова. И уж точно не могу забыть. Но…

– Но это разве не отменилось?..

Ведь сейчас уже не тогда, это раньше мы не знали, что происходит. Отонаси-сан уже поняла причину моих необъяснимых поступков.

– Не отменяй такие вещи по собственному усмотрению. Ты что, ничего не понял? Во-первых, мы не знаем, насколько правдивы слова [Юхэя Исихары]. Может, он на самом деле владеет памятью [Кадзуки Хосино] и использует обе личности себе на благо.

– Н-но это совершенно глупо!

– Да, возможно, я чересчур подозрительна. Но нет доказательств, что я неправа.

– Но…

– Допустим, свойства «шкатулки» именно таковы, как говорил [Юхэй Исихара]. Даже тогда…

Внезапно Отонаси-сан хлопнула в ладоши.

Я от неожиданности моргнул.

– Представь себе, что переключение произошло сейчас. Я совершенно никак не могу это узнать. А значит, я буду говорить с тобой как с [Кадзуки Хосино], не замечая, что ты уже [Юхэй Исихара]. Мы не знаем, когда ты переключаешься. Важный план может утечь к [Юхэю Исихаре]. Следовательно, это опасно. В общем, та же ситуация, что была только что с мотиком.

Да, она права. …Но я – [Кадзуки Хосино].

– Вот пример: ты считаешь себя [Кадзуки Хосино], верно?

– Ну а как же иначе!

– Но что если ты – кто-то, кто убежден, что он – [Кадзуки Хосино]?

– Это не-…

«Это невозможно» – так я хотел сказать, но замолчал на полуслове.

Есть ли что-то, что реально доказывает, что я – [Кадзуки Хосино]? Моя внешность? Мой характер? Моя память? Но что тогда делает [Юхэя Исихару] [Юхэем Исихарой]? Ведь он существует в том же самом теле.

Нет, неверно.

Я – [Кадзуки Хосино]. Тут никакой ошибки быть не может. Я н и з а ч т о н е у с о м н ю с ь в э т о м.

– Это был просто пример, не воспринимай его слишком серьезно. Но, Кадзуки, теперь ты понимаешь, почему я не могу тебе доверять? Мне еще предстоит полностью понять эту «шкатулку» – «Неделю в трясине». А до тех пор я не могу доверять тем личностям, которые обитают в теле Кадзуки Хосино.

И когда же это будет? Когда же с этой «Неделей в трясине» все прояснится и мне снова начнут доверять? Или этого не будет, пока [Юхэй Исихара] живет во мне?

Мне не доверяют.

Отонаси-сан предположительно мой союзник, но этот союзник мне не доверяет.

Мы подошли к станции.

Я замер.

– Чего ты остановился? До поезда не так уж много времени.

– …Зачем я иду в школу?

Я об этом не думал, потому что был вместе с Отонаси-сан. В нормальной, повседневной жизни я, конечно, пошел бы в школу. Да нет, даже и не в повседневной жизни я все равно бы пошел, чисто из сопротивления. Но если я пойду сейчас, я окончательно разрушу то, чем живу… хотя можно сказать, что оно уже разрушено.

– Чтобы узнать больше про [Юхэя Исихару]. Нет никаких сомнений, что он – кто-то, кто находится рядом с нами. Как минимум потому, что только ученики нашей школы общаются и с тобой, и со мной. Так что собирать информацию в школе очень важно, это факт.

– Но мне-то там быть незачем, правда?..

– Все сильно меняется в зависимости от того, там ты или нет. Сегодня последний день занятий, дальше несколько выходных подряд. Мы не имеем права упустить этот шанс.

Она сказала.

Она сказала, что ей неважно, если моя повседневная жизнь пойдет прахом, если только ей удастся заполучить «шкатулку».

Я совершенно ее не понимал. Я считал, что она всегда на моей стороне.

Но все не так. То есть – Отонаси-сан рядом со мной не чтобы спасти меня, а чтобы добраться до «0» и заполучить «шкатулку».

Так что же я для нее? Скорей всего –

…п р о с т о н а ж и в к а, н а к о т о р у ю д о л ж е н к л ю н у т ь «0».

– …Кадзуки, я понимаю, что идти сегодня в школу тебе очень тяжело. Но ты ведь понимаешь, что это лучший план действий, понимаешь? А понимать и при этом ничего не делать – это на тебя непохоже, – произнесла Отонаси-сан с упреком в голосе.

Конечно же, она преследует свою собственную цель.

Отонаси-сан не доверяет мне.

Однако, раз уж я даже увидеть [Юхэя Исихару] не могу, тем более – прямо ему противостоять, я должен на кого-то опереться. И никто, кроме нее, на ум не идет.

Довериться кому-то в такой ситуации – все равно что вверить ему собственную жизнь. У меня нет выбора, кроме как слепо верить словам того человека, на которого опираюсь. Если Отонаси-сан захочет меня уничтожить, она с легкостью сможет загнать меня в ловушку.

– …Что я должен делать в школе?

Все же – она единственная, на кого я могу положиться.

– Дай подумать, ну, скажем…

И она начала предлагать разные идеи, с которыми я всякий раз соглашался. Как и ожидалось, соблазнительные планы буквально роились у нее в голове; но именно поэтому мне страшно думать, что будет, если… она предаст меня.

– Может, у тебя тоже есть идеи?

Всего одно пришло в голову:

– Как насчет изменить наше обращение?

– …Что ты имеешь в виду?

– С этого момента вместо «Отонаси-сан» я буду звать тебя «Ая». [Юхэй Исихара] этого имени не знает, значит, он точно не назовет тебя так. А значит, если я говорю «Ая», это доказывает, что я – это [я]. Как тебе?

Отонаси-сан ничего не ответила.

– Плохой план?

– …Нет, думаю, он весьма эффективен. Давай его используем.

Она согласилась. Но вид у нее почему-то был чуток недовольный.

Но, однако… «Ая Отонаси», э?

«Ая Отонаси» – имя иллюзии, которая не существовала в обычной повседневной жизни.

Более того – когда-то это было имя моего врага.

Такие вот мысли скакали у меня в голове.

2 мая (суббота) 08:11

Едва войдя в класс вместе с Отонаси-сан, я почувствовал, как сам воздух заледенел.

Разумеется, никто со мной не поздоровался.

Ну, Дайя – это естественно, но и Харуаки тоже не поздоровался. Место Коконе по-прежнему пустовало. Может, она вообще не придет сегодня. …Из-за меня? Ну а из-за кого еще.

Кажется, даже Отонаси-сан не ожидала, что мое положение настолько плачевное. Она метнула на меня печальный взгляд. Но тут же собралась, повернулась к моим одноклассникам и дважды хлопнула в ладоши.

– Слушайте все!

Их взгляды тотчас обратились на нее – думаю, потому что все и так на нас с ней пялились.

– Кто-нибудь здесь знает человека по имени Юхэй Исихара?

При этих словах несколько человек обменялись подозрительными взглядами.

По словам Отонаси-сан, очень вероятно, что «владелец» – кто-то из моих одноклассников. Поскольку искать совершенно незнакомое тело, чтобы воспользоваться «шкатулкой», нелогично, то, думаю, здесь она права.

Но разве «владелец» – не [Юхэй Исихара], который во мне? Или она имеет в виду, что есть еще одно существо, совершенно другое?

Как-то непонятно.

Однако пока что, наверно, и правда не повредит спросить у всего класса про имя «Юхэй Исихара».

– Эй, вы двое, вы что затеваете? – обратился к нам Рюу Миядзава, одарив меня сверхпрезрительным взглядом.

– Опять ты? А что? Ты знаешь Юхэя Исихару?

Миядзава-кун ядовито усмехнулся и ответил вне всякой связи с заданным ему вопросом:

– И как это вы двое можете оставаться вместе после «того самого»?

Что он имеет в виду вообще?

Я глянул на остальных одноклассников. Их глаза горели гневом. По-видимому, всех их переполняло праведное негодование.

Иными словами, мои одноклассники н е м о г у т п р о с т и т ь м н е, ч т о я с О т о н а с и - с а н?

– Как оправдываться будешь, Хосино?

Мне совершенно нечего было ответить, поскольку я не понимал, что именно они не могут простить. И нельзя спросить, что это за «то самое», что натворил [Юхэй Исихара].

Поэтому мне оставалось лишь молчать.

Миядзава-кун на мое молчание отреагировал пластмассовым вздохом.

– Ладно. Больше этой темы касаться не буду! …Теперь – личное.

И затем с презрением в голосе продолжил:

– Гражданский муж моей матери… а, звучит, как будто ни к селу ни к городу. В общем, Ю х э й И с и х а р а – г р а ж д а н с к и й м у ж м о е й м а т е р и.

Неожиданное признание.

– …Миядзава. Расскажешь нам побольше про Юхэя Исихару?

– Нет, нет… ты слышала уже про наши отношения, должна иметь представление, как тяжело об этом говорить.

– У нас есть свои причины. Одного того, что я назвала имя «Юхэй Исихара», недостаточно, чтобы ты рассказал больше?

Миядзава-кун нахмурился, но в итоге все же неохотно согласился.

– …Ладно, понял.

Поскольку тема разговора намечалась деликатная, он потребовал, чтобы мы вышли из класса в коридор.

– В общем, не то чтобы я что-нибудь скрывал… – такими словами Миядзава-кун начал свой рассказ.

Его родители развелись, когда он учился в первом классе средней школы. Причиной развода послужили чувства родителей. Оба нашли себе новых любимых и предпочли жить с ними. И новым партнером его матери был Юхэй Исихара.

И родной отец, и родная мать Миядзавы-куна не хотели брать его с собой в свои новые семьи, потому что он служил напоминанием о прошлой жизни. Открыто они это не говорили, но такое не спрячешь, и Миядзава-кун чувствовал это.

Он не знал, почему с его родителями все так вышло. Но для него, их сына, обстоятельства не имели значения. Его, вне всяких сомнений, предали, а такое простить нельзя.

В конце концов, после каких-то споров, опекать его взялся отец. Но для Миядзавы-куна строить новую семью с отцом и новой матерью было немыслимо. Начиная со второго класса средней школы он, решительно отказавшись жить с ними под одной крышей, переселился в отдельную квартиру; отец лишь обеспечивал его минимальными деньгами на жизнь.

И, похоже, пока он учился в средней школе, он считал себя самым несчастным человеком на свете – потому что жил в такой несчастной семье, какие часто встречаются в дешевых драмах, но почти никогда – в реальной жизни.

Естественно, он затаил злобу. На родителей, из-за которых ему пришлось существовать в таких условиях, на новую мать и на Юхэя Исихару.

– Чтоб им всем сдохнуть, – выдал проклятие Миядзава-кун без малейшего следа эмоций на лице.

– Я понимаю твои чувства, но такие вещи говорить нельзя.

– Большое тебе спасибо за столь наивный совет, – ответил Миядзава-кун с сардоническим смешком. – Ну что, достаточно уже?

– …Да. Я признательна за то, что ты согласился поговорить с нами на такую чувствительную тему.

– О? Это на тебя не похоже.

– Как ни странно, у тебя тоже есть свои проблемы, э?

– Спасибо за сочувствие.

Прозвенел звонок.

– Так, я пошел на свое место. А, и Хосино…

Возвращаясь в класс, Миядзава-кун удостоил меня коротким взглядом впервые с того момента, когда мы начали разговор о Юхэе Исихаре.

– Не пойми меня неправильно. То, что я отвечал на вопросы Отонаси, вовсе не значит, что я простил тебя за то, что ты сделал. Я не могу тебя простить.

Выплюнув эти слова, он направился к своей парте.

Одноклассники заулыбались ему, явно одобряя его прямоту.

Хотя, скорее всего, он нарочно произнес эти слова уже на пути в класс, чтобы их все слышали.

…Жестоко.

Я лег на свою парту и закрыл голову руками.

– Кадзуки, я возвращаюсь к себе в класс. Ты не забыл, что я тебе сказала по дороге? Попробуй сейчас.

Я неохотно поднял голову, достал мобильник и послал Отонаси-сан пустой мэйл.

Отонаси-сан проверила почту и кивнула. Тогда я стер письмо из папки «Отправленные».

– Не забудь посылать мэйлы во время урока!

Посылать ей мэйлы каждые 10 минут. Такое указание дала Отонаси-сан.

Так она сможет попытаться поймать момент перехода между [Юхэем Исихарой] и [мной].

Ведь [Юхэй Исихара] не знает об этом ее указании и, следовательно, не будет посылать пустых мэйлов.

Но все же, поскольку мы не знаем пока что всех свойств «Недели в трясине», этот метод нельзя назвать надежным.

– Что-то еще?

– Нет, Ая.

Какую-то секунду Отонаси-сан стояла как парализованная, затем, ничего не сказав, развернулась и вышла из класса.

Я вздохнул.

…Юхэй Исихара – гражданский муж матери Миядзавы-куна? Этот человек и есть [он] в моем теле? Как-то это не укладывается в голове, чтобы совершенно незнакомый взрослый человек пожелал себе тело «Кадзуки Хосино».

Внезапно мобильник у меня в кармане завибрировал. Я тут же его вытащил и открыл. Новый мэйл. Я зашел во «Входящие».

На дисплее было имя «Мария Отонаси».

Хм, может, она забыла что-то упомянуть? А, или это что-то, что она не могла сказать вслух?

Письмо состояло всего из одной строки. Совсем короткая строка, написанная, вероятно, с учетом того, что я уже могу быть [Юхэем Исихарой].

«Не верь»

…Ааа, может, она другое имеет в виду. Может, она вовсе не имеет в виду «Не верь тому, что сказал Рюу Миядзава».

Скорее, я не должен верить – ничему.

О том, что делает [Юхэй Исихара], пока контролирует мое тело, я могу узнавать только от других. Но среди этих других у меня нет союзников. Даже Миядзава-кун, Харуаки, Коконе, Дайя и А я О т о н а с и не на моей стороне.

Я стер письмо. Я получил указание все письма от Отонаси-сан стирать сразу же.

Моя рука сжалась в кулак.

– …Почему?

Ну почему у меня нет ни одного союзника, когда даже у [Юхэя Исихары] есть один?

2 мая (суббота) 09:05

Как ни странно, [Кадзуки Хосино] не пропустил школу. Я был уверен, что он до сих пор сидит в наручниках в комнате Марии Отонаси. Честно, я поражен, что [Кадзуки Хосино] явился в школу после того ужаса, что был вчера.

Может, его Мария Отонаси заставила? Чтобы собрать информацию? Если так, то у нее нет сердца.

В общем, неважно.

Результат все равно не изменится.

Повседневная жизнь Кадзуки Хосино будет разрушена в любом случае.

Я ведь устроил все так, что п о в с е д н е в н а я ж и з н ь К а д з у к и Х о с и н о б у д е т р а з р у ш е н а и м е н н о п о т о м у, ч т о о н с М а р и е й О т о н а с и.

Зачем я признался в любви Коконе Кирино? Разумеется, чтобы разрушить повседневную жизнь Кадзуки Хосино.

Но почему я выбрал именно этот способ? Прихоть моей мстительности. Разве можно такое простить? Разве можно простить человека, так дружащего с девушкой, когда он благословлен любовью Марии Отонаси?

Именно поэтому я решил разрушить их отношения, признавшись в любви.

И это принесло плоды сразу же. Более того, последствия оказались невероятными. Признание оказалось куда более мощной бомбой, чем я ожидал.

Меня ударил Омине. Откровенно говоря, я даже не собирался ранить ее чувства, когда произнес то, что привело к такому исходу.

Я сказал всего-то:

«Ну давай, хочу услышать твой ответ!»

Я это сказал, просто чтобы озвучить наши с ней отношения.

Но Кирино почему-то оказалась в шоке и разрыдалась, а Омине слишком уж бурно среагировал и ударил меня.

Почему так получилось? Тогда я не мог понять, но теперь, когда подумал, все оказалось просто. [Кадзуки Хосино] и [Юхэй Исихара] не имеют общих воспоминаний. Допустим, скажем, что Кирино уже дала [Кадзуки Хосино] свой ответ. И вот я задал ей тот же вопрос. Как она должна была воспринять эти слова? Не могу сказать наверняка, но, думаю, они ее сильно ранили.

Правда, я по-прежнему не понимаю, почему Омине так среагировал. Я слышал краем уха, что он неровно дышит к Кирино. Мне не удалось выяснить, так ли это, по его поведению, но, вполне возможно, слухи не врут.

Того, что было дальше, я сам не видел, но узнал позже со слов Харуаки Усуя.

По-видимому, когда на меня набросился Омине, большинство учеников класса 2-3 считали, что это обычная ссора, вызванная тем, что Кадзуки признался Кирино.

Проблема, однако, возникла с появлением Марии Отонаси.

Кадзуки пошел за ней не раздумывая. Словно цепляясь за нее. Не обращая ни малейшего внимания на чувства Коконе Кирино – девушки, которой он вроде как признался.

И д а ж е п о с л е э т о г о К а д з у к и Х о с и н о о с т а в а л с я с М а р и е й О т о н а с и, б у д т о н и ч е г о и н е п р о и з о ш л о.

Вполне естественно, что его одноклассников разозлило, когда он так поступил с любимой многими Коконе Кирино. Однако у Хосино не было иного выхода, кроме как положиться на Марию Отонаси, так что он не мог действовать сам по себе.

Так вот повседневная жизнь Кадзуки Хосино постепенно превращается в руины.

Не из-за меня, но из-за поведения самого [Кадзуки Хосино].

Черт, это круче, чем я думал.

Я сказал учителю, что мне нужно в туалет, и вышел в коридор. Там меня уже ждала Мария Отонаси. При виде меня она нахмурилась.

– Почему ты улыбаешься?

Похоже, мои губы изогнулись, а я и не заметил.

– Наверно, потому что ты ждала меня, О т о н а с и - с а н.

– Пфф, строишь из себя [Кадзуки Хосино], [Юхэй Исихара]?

Неужели по такой малости ей удалось понять, что я [Юхэй Исихара]?

Нет, не это должно меня больше всего поражать. Она бросилась к классу 2-3 сразу после переключения.

Скорее всего – потому что она знала, что [Кадзуки Хосино] уступил место [мне].

Видимо, они выработали какое-то соглашение, чтобы нас различать.

– Иди за мной, – скомандовала она.

– Куда ты собираешься меня отвести?

На мой вопрос она чуть заметно улыбнулась.

– О чем это ты? Разве ты сам не определил, куда пойдешь?

– Э?

– Ты же хотел в туалет, верно?

2 мая (суббота) 09:14

– Тебе действительно наплевать? Если узнают, что ты здесь с Кадзуки Хосино, разве у вас обоих не будут проблемы?

Она отвела меня в женский туалет.

– …Хе.

Мария Отонаси усмехнулась, когда я, ни о чем особо не думая, вошел в дверь.

О чем она вообще думает? Конечно, в туалеты на третьем этаже второго корпуса мало кто ходит, потому что здесь только специальные классы. Тем более – во время уроков. И все равно не понимаю, почему она привела меня именно сюда.

– Думаю, будут. Нас на время отстранят от занятий. В нас будут тыкать пальцами одноклассники.

– Ты уже от отчаяния и на это готова? Если так, может, мне закричать, раз уж ты этого так хочешь?

– Да пожалуйста, – расслабленным тоном ответила она и усмехнулась. …Судя по всему, она раскусила меня и знает, что кричать я не собираюсь.

Нынешнее окружение Кадзуки Хосино скоро станет моим. Я, может, и навредил его повседневной жизни сильнее, чем намеревался, но стремиться все ухудшить еще больше – это уже слишком.

– Ладно, [Юхэй Исихара]. Открой мобильник Кадзуки.

– …С чего это вдруг?

– Открой картинку. Третью сверху в папке с данными.

Она просто напрашивалась на то, чтобы я отказался слушаться; но поскольку затеять здесь ссору – плохая идея, я честно подчинился.

Я открыл картинку. Фотка симпатичной девушки в пижаме, похоже, этой же девушкой и снятая.

– Итак, говори, кто это?

– …И в чем смысл вопроса?

– Не скажу, потому что это ухудшило бы мое положение.

Как откровенно.

Я вновь посмотрел на фотку. Незнакомая девушка. Честно сказать, что я ее не знаю, думаю, не лучший вариант.

Я переключил внимание на интерьер. Несомненно, это больница. Если подумать – я слышал, здесь неподалеку была крупная авария пару месяцев назад. Может, она – жертва той аварии? Звали жертву… не помню.

…А, все равно не знаю. Так что попробую просто угадать.

– Касуми Моги.

Я попытал удачи с именем, которое слышал недавно от девушки-в-белье, Рюки Хосино.

– Боюсь, ты ошибся.

Не сработало, да? Я машинально кисло усмехнулся.

– Ну, в общем, не знаю я, как ее зовут – и что?

– Это была ложь.

– А?

– Я солгала, когда сказала, что ты ошибся. Это действительно Касуми Моги. Но, похоже, ты ее никогда не видел.

Выражение лица Марии Отонаси, пока она это говорила, не изменилось ни на каплю.

– …Не слишком ли это несправедливо?

– Что несправедливо? Ты слишком наивен, если думал, что все как-нибудь образуется, если только ты угадаешь. Хорошо, тогда другой вопрос. Какая связь между Кадзуки Хосино и Касуми Моги?

Совершенно не понимаю, в чем смысл этих ее вопросов. Ну, полагаю, то, что я не понимаю ее намерений, тоже входит в ее намерения.

Пошарив в голове, я выжал из себя туманный ответ:

– …Они друзья.

– И?

Стало быть, отделаться таким простым ответом Мария Отонаси мне не даст.

– Как я могу сказать что-то лучше, если я не знаю Касуми Моги?

Это же естественно. Очевидный ответ, я ведь уже сказал ей, что не знаю этой девушки. Никаких проблем быть не должно.

– Т ы н е з н а е ш ь К а с у м и М о г и?

Тем не менее Мария Отонаси говорила так, словно я допустил фатальную ошибку.

– …Разве я не сказал с самого начала? Я никогда не видел девушку на этой фотке.

– Ага, ты ее никогда не видел. Ты так сказал. Н о с к а к и х э т о п о р «н и к о г д а н е в и д е л» р а в н я е т с я «н е з н а ю»?

– …Ты говоришь загадками. Я ее никогда не видел, так как же я могу ее з-…

…Погодите-ка, это не так.

– Понятно. Вот теперь я более-менее представляю себе, кто ты на самом деле. Ты не учишься в классе 2-3.

…Именно это она и планировала.

«Касуми Моги», судя по всему, не ходила в школу, потому что она в больнице. Потому-то я ее и не видел. Однако ученики класса 2-3 ее знают, даже те, кто никогда не видел. Вполне естественно, что они помнят имя человека, парта которого все время пустует, да и упоминается это имя время от времени, наверняка.

Вот как, цель ее вопросов была – сузить круг подозреваемых.

– Пфф, если честно, мне казалось вероятным, что «владелец» – Рюу Миядзава. Но раз ты не из класса 2-3, похоже, я ошибалась.

Рюу Миядзава?

Почему она назвала это имя?

Неужели он действовал самостоятельно, потому что я валялся в комнате Отонаси-сан и не мог сегодня дать указания?

– Ты… нет, правильнее сказать, «владелец»… кто-то, кто не из нашего класса, но хорошо нас знает. Не думаю, что о нас знает много народу. Он кто-то, о ком мы с Кадзуки можем легко догадаться, верно?

Разумеется, я ничего не ответил.

– Дальше, я подумала еще вот о чем. Насчет Юхэя Исихары. Рюу Миядзава сказал, что Юхэй Исихара – гражданский муж его матери. Если пытаться понять, зачем он нам это сказал, вот что приходит на ум в первую очередь. Да…

И Мария Отонаси заявила:

– Юхэй Исихара не существует.

Я затаил дыхание.

– Это было просто случайное имя, с самого начала. Но ты или Рюу Миядзава – кто-то из вас – придумал использовать его себе во благо. Вы хотели скрыть личность «владельца», заставив нас думать, что «Юхэй Исихара» реально существует, верно? И вы выбрали эти сложные отношения, «гражданского мужа», потому что это трудно проверить, разве не так?

Он не существует, значит, мы можем скрыться за ним – э? Вот как. Она почти угадала.

Но она не угадала. Юхэй Исихара – действительно гражданский муж матери Рюу Миядзавы. Однако вполне можно сказать, что он не существует… у ж е.

Ведь Ю х э й И с и х а р а у ж е м е р т в.

– Это все? Если все, то теперь моя очередь?

Думаю, мой неожиданный вопрос Марию Отонаси насторожил. Она хмуро взглянула на меня.

– …О чем ты хочешь поговорить?

– Думаю, это тебя заинтересует! Возможно даже, это именно то, что ты изо всех сил искала.

Улыбнувшись, я произнес:

– Я объясню тебе. Объясню, как работает «Неделя в трясине».

2 мая (суббота) 10:00

Глядя на все то, что оказалось в моем поле зрения, я снова собрал в себе Кадзуки Хосино. Небо. Бетон. Земля. Песок. Мария Отонаси. Моя рука. Кадзуки Хосино. Это место – задний двор школы. Я – снова я.

Я уже несколько раз переключился, так что привык. Но именно потому, что привык, я заметил.

Это похоже на смерть.

В те промежутки времени, когда я – не я, я полностью исчезаю. Мне даже сны не снятся. Это «смерть», которая приближается ко мне шаг за шагом. Если до 5 мая я не уничтожу «Неделю в трясине», я исчезну навсегда. Иными словами, я «умру».

– Кадзуки? – спросила стоящая передо мной девушка. Я молча кивнул, но тут же понял, что этого недостаточно, и добавил:

– Да, А я.

Отонаси-сан кинула взгляд на свои часы и нахмурила брови.

Я заметил, что на земле перед ней лежит потертая электрогитара.

– Это? Я ее прихватила в музыкальном кружке.

Гитара довольно старая, но струны новые, так что ей, похоже, регулярно пользуются.

…Держу пари, она взяла ее без разрешения.

– Знаешь, я с ней прилично повозилась в «Комнате отмены», чтобы время убить.

Отонаси-сан подняла гитару и начала играть. Здорово играет, гораздо лучше, чем я, – я-то даже фа-мажорный аккорд беру с трудом. Впрочем, она тут же закончила представление и протянула гитару мне.

– Э?

– Играй. Я знаю, у тебя дома есть гитара твоей сестры.

– Ой, нет… Я же фигово играю, знаешь?

– Неважно. Играй на гитаре все время, пока я говорю. Тогда я сразу узнаю, когда ты переключишься на [Юхэя Исихару].

Вот оно что. Вот зачем она притащила с собой гитару.

Я ну очень паршиво играю, так что мне довольно неловко; тем не менее, я начал играть одну знаменитую песню старой рок-группы, которая была в самоучителе.

– Удивительно, что ты знаешь, что сестра отдала мне свою гитару.

– Я знаю о тебе все, – отрезала она.

– …Ты не забываешь то, что было в «Комнате отмены», Ая?

Этот вопрос внезапно пришел мне в голову, и я его задал, продолжая неуклюже играть на гитаре.

– Мм, в общем, я помню все. …Нет, если быть точной, я, конечно, забыла кое-что, там ведь так долго продолжалось почти одно и то же. Но в целом я почти все помню.

Затем Отонаси-сан нахмурилась и посмотрела на меня.

– А у тебя разве не так?

– Угу, я уже мало что помню. И у меня не осталось чувств, связанных с этими воспоминаниями, так что я почти ничего не знаю. Ну, примерно как ты не помнишь лица всех прохожих, которых видишь в городе.

Услышав эти слова, Отонаси-сан распахнула глаза и застыла.

– Э? Что случилось?

– А, нет…

Она явно была в замешательстве, что озадачивало меня все сильнее.

– Так ты почти ничего не помнишь из того, что мы с тобой делали в «шкатулке»?

– Н-ну, в общем, да.

– Вот… как…

Отонаси-сан почему-то замолчала и не раскрывала рта какое-то время. Ожидая продолжения, я глянул на нее, но она поспешно отвела глаза.

– Вообще-то, если подумать, это логично. Ты не можешь помнить так же хорошо, как я. Потому что ты не «владелец». Понятно, наконец-то все становится на места. Вот почему…

И она пробормотала, не глядя на меня:

– …Вот почему ты зовешь меня Аей.

– Э?

– Проехали.

Отонаси-сан вернула свое обычное выражение лица и хмуро посмотрела на меня.

– Эй, Кадзуки. Ты прекратил играть.

Я поспешно заиграл опять. Где я остановился, я забыл, так что начал песню сначала.

– Ох уж… из-за того, что ты нес всякий бред, я до сих пор не подошла к главному.

– Прости. Итак, главное?

– …Мм, давай посмотрим. Я по-прежнему не знаю, можно ли верить словам [Юхэя Исихары], так что об этом пока не будем. Я хочу поговорить с тобой о нынешней «шкатулке», пока уверена, что ты [Кадзуки Хосино].

Я кивком пригласил ее начать.

– По правде говоря, существуют разные типы «шкатулок». Так говорить, может, неточно, но если совсем просто – есть «шкатулки», которые работают внутрь, и есть «шкатулки», которые работают наружу. И если «Комната отмены» была больше внутреннего типа, эта «Неделя в трясине» скорее внешнего.

– ?.. А в чем разница?

– «Шкатулка» внутреннего типа – это в случаях, когда «владелец» убежден, что его «желание» невыполнимо в реальном мире. Например, Касуми Моги, «владелец» «Комнаты отмены», не верила, что можно вернуть прошлое. Поэтому она создала отделенный от реального мира кусочек пространства, где могла верить в свое «желание». Моги запихнула себя и своих одноклассников в эту «шкатулку», где могла верить, что ее «желание» осуществимо.

Я кивнул, не прекращая играть.

– Теперь, «шкатулка» внешнего типа – в случаях, когда «владелец» считает, что его «желание» осуществимо в реальном мире. Похоже, «владелец» этой «Недели в трясине» думает, что его «желание» осуществимо, если только у него есть сила «шкатулки». Действительно, идея захвата чужого тела в реальной жизни может показаться реалистичной. Это означает, что нет нужды создавать какое-то особое, нереалистичное пространство. Где-то здесь лежит и причина того, что я по-прежнему не могу толком почувствовать эту «шкатулку».

– Я не очень понял; так: если человек не верит, что «шкатулка» может совершить чудо в реальном мире, она становится внутреннего типа, а если верит, то внешнего?

– Да, примерно так. Если мы присвоим им номера от одного до десяти по возрастанию «внутренности», то «Комната отмены» будет девятого уровня, а «Неделя в трясине» четвертого. Чем ниже уровень, тем сильнее «шкатулка» влияет на реальность.

Ясно, та «Комната отмены» практически ни на что не повлияла, ведь ни один из моих тогдашних одноклассников ничего не помнит.

Но, значит, нынешняя «Неделя в трясине» другая?

– А…

Тут я осознал всю жестокость ситуации.

Одноклассники сейчас меня презирают. Более того, моей дружбе с Дайей, Коконе и Харуаки пришел конец.

– Так значит… значит… моя повседневная жизнь, которая погибла…

– Угу, у ж е н е в е р н е т с я.

Моя рука, перебиравшая струны, замерла.

Звук гитары прервался.

Не вернется? Моя повседневная жизнь не вернется? Моя повседневная жизнь проржавела насквозь, и ее уже не починишь?

Значит – е е б о л ь ш е н е с у щ е с т в у е т.

Т о, ч т о я ж а ж д у в е р н у т ь, б о л ь ш е н е с у щ е с т в у е т.

Едва я это осознал, в глазах у меня почернело, словно все предохранители в мире перегорели разом. В смысле – у меня больше нет цели. Нет смысла разрушать «шкатулку». Ничего не осталось впереди.

Мне уже все безразлично.

Я двинулся прочь на заплетающихся ногах. Отонаси-сан что-то сказала, я что-то сказал в ответ. Не знаю, что она сказала, не знаю, что я ответил, но мне уже неважно.

Хочется закричать.

Но даже если я закричу, никто не придет на выручку.

2 мая (суббота) 11:00

Я почему-то в магазине. С еженедельником манги в руке. Проверил время по мобильнику Кадзуки. По идее, сейчас я должен быть на третьем уроке… что тогда я делаю в магазине?

Я огляделся, но Марии Отонаси нигде поблизости не было.

Что все это значит? Неужели они рассорились?

У меня возникло подозрение, что это ловушка, и все же я не мог упустить такого шанса связаться с Рюу Миядзавой.

Я по памяти ввел его номер. Некоторое время шли гудки. Ну, он же должен быть в классе, так что, ясно, не может ответить на звонок сразу.

Я сбросил звонок и очистил список исходящих вызовов. Он перезвонил тут же.

– Алло? Рюу Миядзава?

«…Эй, почему ты зовешь меня полным именем?» – спросил Рюу Миядзава сварливым тоном.

– Я же никто. «Кое-кто» в твоей памяти, может, и не обратился бы к тебе полным именем, но для нынешнего меня, думаю, это самое естественное.

«…Вот как. Ну так что, тебе что-то нужно, да? Что именно?»

– У тебя сейчас, кажется, уроки, ты не против?

«…Ты для меня важней всего».

– Интересно, хорошо ли, когда так говорит староста? Но я очень рад это слышать. Ладно, давай обсудим, что мы будем делать дальше…

«Не думаю, что об этом стоит говорить в школе. Не хочешь зайти ко мне?»

– Я не против… Но ты же понимаешь, что я не могу сказать, 12:00 – мое время или нет?

«Потому-то я и предложил свою квартиру. Нам надо всего лишь связать [Кадзуки Хосино] у меня дома до того, как наступит полдень. 13:00 ведь снова твое время, так?

– Понятно. Дай-ка я тебе расскажу отличный способ, как это сделать! Вообще-то именно так Мария Отонаси меня обманула…

И я объяснил ему про браслеты на руках и ногах.

«Наручники, да? Звучит неплохо. Можешь купить по пути ко мне?»

– Конечно.

«Ты ведь знаешь, где я живу, да?»

– Ага. Ну, пока.

Я сбросил вызов и быстро очистил историю входящих.

На квартире у Рюу Миядзавы, э?

Если подумать – я никогда раньше там не был. До сегодняшнего дня я запрещал себе идти туда. Что за ирония – я впервые могу туда попасть, лишь забравшись в это тело.

2 мая (суббота) 11:47

Рюу Миядзава жил в двухэтажном деревянном доме; этот дом был уровня на два ниже того, где жила Мария Отонаси. И без домофона. Подойдя к двери на втором этаже, я позвонил.

Рюу Миядзава открыл сразу же.

– Вот – держи подарок.

С этими словами я передал ему коричневый бумажный пакет. Внутри лежали двое наручников. Рюу Миядзава принял пакет, не изменившись в лице.

Я снял туфли и вошел в комнату. Комната размером в шесть татами. Очень маленькая, но прибранная, и все лежит по местам. Поражаясь, как много места здесь занимает компьютер, я уселся на пол.

– Ах да, я хотел пожаловаться. Ты действовал по своему усмотрению и наговорил Марии Отонаси лишнего, да?

Рюу Миядзава криво улыбнулся.

– Ты не очень-то любезен.

– Эта девчонка почуяла, что ты что-то скрываешь. Похоже, она поняла уже, что мы с тобой работаем вместе.

– Как я и ожидал.

Он это так легко сказал; я приподнял бровь.

– …Не понял. Так ты нарочно дал ей понять, что ты мне помогаешь?

– Ну, похоже, так?

Эй… это звучит как очень неуклюжее оправдание.

– Мария Отонаси заподозрила меня всего лишь потому, что я пытался войти в контакт с Кадзуки Хосино. Против нас такая деваха. Так что я пришел к выводу, что обмануть ее не смогу.

– Но зачем же было говорить ей специально!

– …Твоя цель ведь – заставить [Кадзуки Хосино] сдаться самому, так?

– Ну, так – и что?

– Наверняка Отонаси встанет на твоем пути, прежде чем тебе это удастся, потому что ты ведь не можешь атаковать [Кадзуки Хосино] напрямую. Иными словами, ты можешь атаковать [Кадзуки Хосино] только через Отонаси. Но, как ты знаешь, она очень умна. Так что твой удар Отонаси легко отобьет.

– Вообще-то в этом что-то есть…

– Поэтому мне пришло в голову, что тебе нужен кто-то, кто сможет атаковать [Кадзуки Хосино] напрямую, не через Отонаси. И, разумеется, я – единственный кандидат.

– …Понятно.

– А для этого лучше всего сразу дать понять, что я тебе помогаю. Но если бы я так прямо и сказал, она бы насторожилась. Вот поэтому я сделал то, что сделал.

Все это он произнес с безразличным видом.

По моему лицу расплылась кривая ухмылка. Не ожидал, что он так хорошо все продумал. Я и раньше считал, что он надежный человек, но не думал, что настолько.

– И у меня уже есть план!

– Рассказывай.

– М ы п о к а ж е м е м у т р у п.

Так заявил Рюу Миядзава.

– Ты серьезно думаешь, что так мы сможем внушить ему отчаяние? Да, конечно, он будет в шоке, когда увидит труп, но…

Рот Рюу Миядзавы изогнулся в ухмылке.

– «Ты только что убил этого человека». Как насчет сказать ему так?

Это… весьма интересно.

Мой рот непроизвольно изогнулся тоже.

– Я заставлю [Кадзуки Хосино] потерять надежду. Не беспокойся.

С этими словами Рюу Миядзава раскрыл пакет и кинул мне наручники.

2 мая (суббота) 12:00

Что это за парень передо мной? Присмотревшись, я узнал острый взгляд Рюу Миядзавы, только сейчас Миядзава-кун был без очков.

Почему Миядзава-кун?..

Я сидел, скованный по рукам и ногам, в маленькой комнатушке, в которой ни разу раньше не был. Пояснять серьезность моего положения было излишне.

Что я делал, прежде чем переключился? …Не помню. Когда я услышал, что моя повседневная жизнь больше не вернется, у меня в глазах почернело – а потом я очутился здесь.

– Это моя комната. Я надел на тебя наручники.

– …Почему?

– Почему, спрашиваешь? Разве [Юхэй Исихара] тебе не объяснил? Чтобы заставить тебя сдаться.

Иными словами, Миядзава-кун действует не по собственной инициативе, а ради [Юхэя Исихары]?

– Хосино. Отонаси рассказала тебе, как работает эта «шкатулка»?

Я покачал головой.

– Стало быть, предпочла держать в секрете, хех. Ну, должен признать, это разумное решение. Знаешь, [Юхэй Исихара] сказал, что он ей рассказал, рассчитывая, что она расскажет тебе.

Если подумать – кажется, она собиралась рассказать мне что-то, что узнала от [Юхэя Исихары].

– Тогда вместо нее тебе все объясню я! …Ха-ха! Все действительно стало намного проще, когда я перестал скрывать, что я твой враг.

– …Враг? Почему?

– Потому. …Итак, ты уже знаешь, что эта «шкатулка» сотрет твою личность за одну неделю, да?

– Да. …Только можно сперва я спрошу?

– Что именно?

– Я не могу верить твоим словам. В конце концов, ты же мой враг, верно? Я просто не смогу поверить в твое объяснение – ты ведь фактически уже пытался меня обмануть.

– Это верно.

Миядзава-кун принял мои слова без возражений, не выказывая признаков беспокойства.

– Я сам уже начал спрашивать себя, нет ли у меня таланта мошенника. Это для меня открытие. Но сейчас я собираюсь рассказать тебе только правду. Можешь в это верить, можешь не верить, как тебе угодно. Если не хочешь слушать, заткни уши. …Хотя это ты не сможешь, наручники не дадут.

Произнеся эти слова бесцветным голосом, Миядзава-кун подошел ко мне и вручил лист бумаги, вырванный из блокнота.

– Эту схемку мне дал [Юхэй Исихара].

Значит, это [Юхэй Исихара] написал. На удивление аккуратный почерк, с закругленными буквами.

– Сегодня четвертый день.

«09-10» – вот все, что было написано на четвертой строке. На всех строках по три пары чисел, а на этой всего одна. А дальше вообще пусто.

– И что, блин, все эти числа значат?..

– Хосино, ты заметил, что твое время с каждым днем сокращается?

– …Э?

– [Юхэй Исихара] каждый день кусочек за кусочком крадет время у [Кадзуки Хосино]! Эта схема – т е ч а с ы, к о т о р ы е у т е б я у ж е у к р а д е н ы. Скажем, «00-01» означает, что время от полуночи до часа ночи [Юхэй Исихара] уже забрал у [Кадзуки Хосино].

Я снова взглянул на лист. Пара чисел «09-10» против сегодняшнего дня. Это значит, [Юхэй Исихара] контролировал мое тело сегодня с девяти до десяти утра. И точно, я тогда не был в сознании.

– Но это что, он крадет всего три часа каждый день? Всего-то?

– …Эй, я бы тебе посоветовал думать немного, прежде чем говорить. Я сказал «он крадет у тебя время». Время крадется не только на один тот день. Оно остается у [Юхэя Исихары] и дальше. Скажем, тот час, который у тебя забрали между полуночью и часом ночи, уже никогда не будет принадлежать [Кадзуки Хосино].

Я по-прежнему не очень врубался.

– Вот блин, что, до сих пор не дошло? Мм… может, будет легче объяснить, если ты поделишь сутки на 24 блока и представишь себе, что три из них у тебя каждый день забирают. Твоих блоков остается 21 в первый день. 18 во второй. 15 в третий. А в седьмой останется всего три. Как только наступит восьмой день, не останется ни одного. Проще говоря – «геймовер».

Наконец-то до меня дошло.

Дошло до меня и то, зачем он мне это рассказал. Вообще-то, если я разузнаю о «Неделе в трясине», это уменьшит преимущество [Юхэя Исихары]. Причина, по которой он все равно рассказал мне…

– Ааа, похоже, ты заметил. Понял, да? Это не может быть ложью. Ложь порождает надежду, когда ты понимаешь, что это ложь. С другой стороны, если ты осознаешь, что суровая реальность – действительно реальность, тебя все больше охватывает отчаяние. И ты ведь, если вспомнишь, что было, поймешь, что все, что с тобой случилось, – реальность, правда?

Правда. И все мое тело говорит мне, что это правда.

– Хочешь, я за тебя посчитаю? Сегодня у [Кадзуки Хосино] осталось 7 блоков, включая этот. 9 завтра, третьего мая. 6 четвертого мая. 3 пятого мая. 24 в сумме[5]. Понимаешь? У тебя даже суток не осталось!

Миядзава-кун говорил с явным желанием дать мне понять всю безнадежность ситуации.

– З а г н а т ь т е б я в у г о л, р а с с к а з а в п р а в д у. В о т п о ч е м у [Ю х э й И с и х а р а] в с е э т о р а с к р ы л. Так что здесь нет ничего, кроме правды.

«У меня осталось еще четыре дня». Да, я думал как-то так. Но это большая ошибка. Ход сражения уже явно в пользу [Юхэя Исихары].

Если рассматривать чисто то время, которое мы проводим в этом теле, [Кадзуки Хосино] уже превратился в гостя.

Кроме того, на стороне [Юхэя Исихары] еще и Рюу Миядзава.

Ох. Все уже безнадежно.

– Удивительно, что ты так спокоен.

Да, если подумать… несмотря на полную безнадежность ситуации, я действительно спокоен.

Что… логично.

Ведь я уже был в полном отчаянии, даже и без этого всего.

– Слушай, Миядзава-кун. Можно я спрошу кое-что?

– Что?

– Почему ты помогаешь [Юхэю Исихаре]?

Похоже, этого вопроса Миядзава-кун не ожидал – он погрузился в молчание.

– Ты ведь не помогал бы ему без какой-то веской причины, правда? Кроме того, если бы [Юхэй Исихара] просто сказал тебе, что он в моем теле, вряд ли ты вот так просто поверил бы. Ведь так?

…Ммм, да. Давайте-ка попробуем его обмануть.

– Как насчет вот такой причины? Скажем – ты и есть [Юхэй Исихара].

Совершенно нелепый аргумент, который должен вызвать лишь смех, если он неверен.

Однако Миядзава-кун продолжал молча сверлить меня взглядом.

– …Я и есть [Юхэй Исихара], э? В общем…

Миядзава-кун горько улыбнулся и продолжил:

– …т а к и е с т ь.

– …Э?

От этого неожиданного заявления у меня отнялся язык.

– Честно, мне это все уже осточертело. Не думал, что так вымотаюсь, скрывая это. Так что я расскажу тебе, что произошло, чисто для собственного облегчения.

Миядзава-кун вздохнул; у него правда был усталый вид.

– Хосино. Есть ли что-то, что для тебя важно?

– …Есть.

Наверно, лучше бы подошло «было». Ведь моя повседневная жизнь уже уничтожена.

– Тогда ты можешь понять мои чувства. Я считаю, что действительно важное для человека – не то, чему он посвящает все свои силы, и не то, на что он обращает всю свою любовь и прочие уси-пуси. Я считаю, что действительно важное для человека – то, что становится его стержнем. И если это пропадает, ты ломаешься, как будто у тебя вынули позвоночник, превращаешься в пустую оболочку. Следовательно, по-настоящему важное – т о, ч т о д е л а е т т е б я т о б о й.

– Твое «так и есть» только что не означало, что ты по правде [Юхэй Исихара], да?

– Конечно, нет. Если бы я был им, я бы ни за что не позволил себе такого мерзкого поведения.

Но он помогает [Юхэю Исихаре], который позволяет. Потому что [Юхэй Исихара] действительно важен для него.

– Если он так хочет, я это сделаю. Чтобы защитить его, я сделаю все. Даже если это что-то неправильное.

Это не гордость, не упрямство. Он желчно кусал губы, в глубине его глаз можно было разглядеть усталость, но никак не колебание.

– …Я понимаю, что ты хочешь сказать! Но почему [Юхэй Исихара] для тебя так важен?

– …Хм, – пробормотал Миядзава-кун, затем после паузы продолжил.

– Наверно… нет, не наверно. А точно. Он для меня так важен, потому что…

И он с недовольным видом выплюнул следующие слова.

– …п о т о м у ч т о я е г о с т а р ш и й б р а т.

– Старший брат? Э?

Я не сразу врубился в это неожиданное заявление.

– Так ты врал насчет связи между тобой и [Юхэем Исихарой]? …Э? Но… эээ…

– Юхэй Исихара – гражданский муж моей матери. Это правда.

– …Эммм, значит, Юхэй Исихара и [Юхэй Исихара] – изначально два разных человека?

– Угу. Использование имени этой сволочи все немного затруднило, но все так, как ты сказал.

– Значит, внутри меня не Юхэй Исихара, а твой младший брат…

Так что – [Юхэй Исихара] настолько важен для Миядзавы-куна, что он назвал себя [Юхэем Исихарой] просто потому что они родственники? …Нет, не могу понять этих чувств. У меня есть старшая сестра. Конечно, она дорога мне. Но я никогда не пошел бы на такое ради Рю-тян.

– Я ведь говорил уже? О моих семейных обстоятельствах.

Миядзава-кун не стал прямо отвечать на мой вопрос.

– Все, что я сказал, было правдой, я только скрыл, что я старший брат [Юхэя Исихары]. Вся моя жизнь развалилась из-за этого развода. Дети должны опираться на родителей, ведь так? Но эти родители сказали «Ты нам не нужен!» Они сказали, что я им мешаю. Что я мусор. Что я ошибка прошлого. Все было разбито вдребезги. Звучит, может, избито, но я был в абсолютном отчаянии. В то время я перестал быть человеком.

Он улыбнулся, точно насмехаясь над самим собой, и продолжил.

– Но я был не единственным, кто перестал быть человеком. Был еще один – опеку над ним взяла на себя наша мать. Этот второй нечеловек меня спас. Думаю, это была неправильная связь. Но благодаря этой связи я вновь вернулся к жизни. Он стал моим стержнем, и я не могу без него жить, как не могу жить без позвоночника.

Миядзава-кун сердито посмотрел на меня.

– Я не хочу возвращаться в то время, когда я не был человеком. Я защищу – себя.

Вот теперь я полностью осознал, что младший брат Миядзавы-куна – нечто незаменимое для него.

– …Но все-таки не пойму.

Миядзава-кун молча кивнул, приглашая продолжить.

– Каким боком все будут счастливы, когда [он] станет Кадзуки Хосино? И я не думаю, что это поможет его защитить. Мне кажется, он должен найти правильный путь, оставаясь самим собой.

– Ты прав, наверно.

Как ни странно, Миядзава-кун со мной согласился без раздумий.

– Тогда…

– Замолчи! Я знаю. Я все это знаю. Но только уже слишком поздно!

– …Э?

2 мая (суббота) 14:00

Я узнал, почему «уже слишком поздно».

Я не все понял, когда мне внезапно показали это, но я понял, что да, слишком поздно.

– Э т о т р у п ы Ю х э я И с и х а р ы и м о е й м а т е р и.

Я снова в незнакомом доме. Нормальная комната, ничего необычного.

За исключением красной жидкости, забрызгавшей все.

Мой взгляд упал на трупы.

Женщина средних лет. С раскроенным черепом. Мозги разбрызганы вокруг, голова приняла форму полумесяца.

Мужчина средних лет. Видимо, настоящий Юхэй Исихара.

Его голова размозжена, как и у женщины. Но это не все. Конечности вывернуты под немыслимыми углами, как будто их гнули, не обращая внимания на суставы. Страшное зрелище – чувствуется, кто-то безумно ненавидел этого человека.

Как бы там ни было, здесь стоит страшная вонь.

– Аа…

Эта вонь заставила меня присмотреться к трупам повнимательнее. Почему… они здесь?

– Это его атака против тебя!

Два трупа лежали, освещенные бледным светом люминесцентной лампы.

– Это убийство было совершено телом Кадзуки Хосино. Ты ведь знаешь, что это значит, да? Поскольку ты Кадзуки Хосино, тебе никогда не отмыться от греха убийства. Когда тебя поймает полиция, Кадзуки Хосино ждет наказание.

Его голос звучал где-то далеко, не достигая моей головы.

Миядзава-кун сперва смотрел на меня, потом испустил легкий вздох.

– …Таким способом мы собирались загнать тебя в угол, но давай оставим это в стороне. Как я говорил уже, отчаяние, рожденное ложью, превращается в надежду, когда раскрывается правда. Эти трупы – п р и ч и н а. Причина его желания занять твое тело.

– Причина?..

Что если убийство этих двоих послужило тем толчком, который заставил его пожелать заполучить мое тело?

Судя по словам Миядзавы-куна, похоже, [он] чувствует себя несчастным. Что бы [он] «пожелал», если бы заполучил «шкатулку» после того, как сделал такое? Вряд ли он захотел бы вернуть себе прежнюю жизнь.

Он не хотел бы самого себя. Значит – он вполне мог захотеть украсть тело кого-то другого.

– …Я понимаю, откуда у «владельца» такое «желание»! Но… не могу понять, почему ты помогаешь ему осуществить эту «Неделю в трясине». Не лучше ли было посоветовать ему уничтожить «шкатулку» и сдаться?..

– Если бы он сел в тюрьму, я не смог бы оставаться рядом с ним, ведь верно?

Разумеется. Но все-таки: сесть в тюрьму или стать другим человеком. Разве первое – не меньшее из зол?..

– Похоже, ты все еще не понимаешь. …Аа, вот оно что. Конечно, откуда тебе знать. Вот скажи, ты никогда не задавался таким вопросом: если он внутри тебя, г д е с е й ч а с е г о н а с т о я щ е е т е л о?

Вообще-то я об этом никогда не задумывался. Я всегда считал, что он исчез, раз он внутри меня.

– Я отвечу на этот вопрос! Достань свой телефон.

Этого мне хватило, чтобы понять. Я достал свой мобильник, открыл папку с данными и проверил голосовые файлы. Там был один новый.

Я запустил файл на воспроизведение.

«Мое настоящее тело? Я его уже убил!»

У меня перехватило дыхание.

Значит, [он] покончил с собой, как только убил Юхэя Исихару и свою мать? Ну почему так глупо?!!

«Разве оно не было помехой? Мне то тело больше не нужно – я уже не тот ребенок!»

…Погодите-ка! Значит, иными словами…

– Слишком поздно; дошло теперь? Я больше не могу защитить человека, которого хочу защищать.

…Да, уже слишком поздно.

Не только для Миядзавы-куна, но и для меня.

Ведь [его] изначальное тело умерло. Значит, «владелец» умер. А это значит, в свою очередь, что уничтожить «шкатулку» уже невозможно.

Короче говоря – «Н е д е л ю в т р я с и н е» у ж е н е о с т а н о в и т ь.

Слишком поздно. Мы безнадежно опоздали.

– У меня нет выхода, кроме как помочь «Неделе в трясине» осуществиться.

Он выплюнул эти слова так бесстрастно, что мне тут же стало ясно – он пытается придушить в себе эмоции. Он произнес ясно и отчетливо:

– Поэтому, Хосино – п о л а г а ю, я т е б я с о т р у.

Он медленно поднял свое бледное лицо; глаза его были – пусты.

– Я раздавлю твою волю к сопротивлению.

Не глядя мне в глаза, Миядзава-кун продолжил:

– Но от одного этого мне легче не станет. Потому что есть еще Мария Отонаси. Поэтому я все время думал. Заставить тебя сдаться и остановить Марию Отонаси. Я все время думал, как добиться и того, и другого одновременно.

Рот Миядзавы-куна чуть изогнулся.

– П о й м а т ь О т о н а с и. З а с т а в и в т е б я п о м о ч ь в э т о м.

– …И это должно заставить меня сдаться?

– Угу. Сам подумай: если мы поймаем Отонаси и будем удерживать ее связанной до 6 мая, она не будет представлять для нас угрозы – это очевидно. Если Отонаси бездействует, «Неделя в трясине» продолжит работать без помех.

Стало быть, предать Отонаси-сан – все равно что отказаться от моего последнего убежища.

Следовательно, это будет означать, что я сдался.

– Итак, приступим к осуществлению этого плана. …Хосино, сейчас я собираюсь связать тебя в моей комнате и воспользоваться тобой, чтобы поймать Отонаси. Я возьму тебя с собой, как бы ты ни упирался. Я глазом не моргну, если мне придется прибегнуть к насилию. Впрочем, сопротивление будет бесполезно, как только ты переключишься снова.

– Тогда… почему бы тебе просто не подождать, пока я переключусь?

– Если я это сделаю, ты можешь попытаться оправдать себя, ты будешь думать, что тебя связали против воли. Никакого смысла нет, если ты не предашь Марию Отонаси по собственной воле. Ведь мы же должны заставить тебя сдаться.

…Вот как.

– Ну так что? Хочешь посопротивляться?

Миядзава-кун достал из кармана кастет и надел на руку. Его глаза ясно говорили, что это не блеф.

Должен ли я предать?

Ее, Марию Отонаси – нет, А ю О т о н а с и.

Предать – что такого? Мы ведь все равно не доверяем друг другу. Кроме того – Миядзава-кун, может, этого и не заметил, но я все равно потерял желание сопротивляться с того самого момента, как узнал, что моя повседневная жизнь больше не вернется.

Должен ли я сражаться с Миядзавой-куном? Да нет же. Зачем выбирать более болезненный путь, если таким способом все равно ничего не приобрету?

– …

И все же я не могу этого произнести.

Не могу произнести такую простую фразу, как «Я предам Отонаси-сан».

Почему не могу? Не понимаю. Ничего ведь не изменится, если даже и не скажу этого. Я уже сдался, и когда придет время переключения, меня все равно свяжут. Ничего не изменится. И тем не менее, когда я пытаюсь озвучить свое предательство, мою грудь пронзает обжигающая боль.

– М-миядзава-кун, послушай…

Бам.

– …Кхх!

Миядзава-кун прибег к насилию. Я растянулся на полу, не в состоянии даже сказать что-либо.

Миядзава-кун взглянул на меня сверху вниз, глаза его по-прежнему были пусты. Он все равно не будет слушать, что я говорю. Он будет без малейшей жалости бить меня, как только я буду выказывать признаки сопротивления.

Я знаю. Мне остается лишь решиться на предательство.

Разве это не нормально? Ведь Ая Отонаси – враг.

Он схватил меня за плечи и заставил подняться. Затем пристроил свой кулак напротив моего беззащитного живота.

– Давай, я хочу услышать, как ты предаешь!

– Ты можешь…

Ничего не изменится, так что незачем колебаться.

Почему же тогда…

– Ты можешь… связать меня.

…Почему же тогда мое сердце рвется всего лишь от того, что я произнес эти слова вслух?

2 мая (суббота) 23:10

Мне снится сон.

Опять все тот же сон.