Пушечный наряд

Глава 3

Медленно уплывали вдаль, скрываясь в синей дымке, берега Италии. Журчала у бортов синяя вода Тирренского моря. Облокотившись на борт, я смотрел, как уходящие суда выстроились в походный ордер – колонной по два судна. Увлекшись, я начал считать – один, два… Насчитал восемнадцать кораблей. Внушительно. В кильватер нам пристроился военный парусник. Неплохо, есть хотя бы охрана. Правда, О’Брайен умерил мою радость, сказав, что это испанский корабль, и идет он только до Испании, но все равно, защита от пиратов в Средиземном море – тут пиратов полно, особенно из мусульманских стран.

Два дня я наслаждался отдыхом, ветер был попутный, солнце светило вовсю. Полная безмятежность. К вечеру О’Брайен за ужином сказал:

– Как бы бури не было, со стороны Африки тучи на горизонте, далеко пока, но и скорость у каравана невелика. Ноют мои кости, ночью поднимается ветер, утром жди шторма.

Я принял его слова во внимание. Спустившись в каюту, к поясу подвязал кошель с деньгами, побросал в кофр все вещи. Долго размышлял – цеплять ли к поясу шпагу. Если шторм окажется серьезным и придется спасаться вплавь – шпага будет мешать плыть, да и весит с ножнами килограмма два. Решил – не цеплять. Во время шторма нападать никто не станет – пираты сами будут искать укрытия. А пронесет шторм – шпагу и нацепить недолго. Пока не качает, надо поспать. Старая армейская привычка – если делать нечего – ложись спать, время пройдет быстрее.

Проснулся в полной темноте, на палубе раздавались крики, сильно качало.

Выбрался из постели, хорошо – лег одетым, и поднялся на палубу. Здесь творился ад. Луну закрыло тучами, видимости никакой, хлопал порванный парус – не успели, видимо, вовремя зарифить.

Порывистый ветер временами сильно бил в левую скулу судна, окатывая нас водопадом соленой воды. Мокрые матросы пытались убрать остатки парусов, покрепче принайтовать развязавшийся груз. На корме О’Брайен помогал рулевому удержать рвущийся из рук штурвал. Фонарь, непрерывно болтавшийся над ними, грозил потухнуть. Увидев меня, О’Брайен закричал:

– Следите за фонарем, чтобы не потух! Где-то сзади болтается португальская шхуна. Как бы она нас не протаранила.

Да, оказывается у каравана судов тоже есть отрицательные стороны. Я вцепился в поручни кормовой надстройки, увидел рядом болтающуюся надстройку и обвязал себя поперек пояса. Если ударит крутая волна, может смыть за борт. Спасательных кругов и прожекторов нет, помочь вряд ли получится.

Волны усиливались, временами нас почти клало на правый борт, и тогда было слышно, как в трюмах громыхают ящики.

Меня никогда не укачивало, но теперь слегка подташнивало. Во время одного из шквалов рулевого оторвало от штурвала и швырнуло на меня. Еле успев отреагировать, я ухватил его одной рукой, второй намертво вцепившись в перила. Удар волны был страшен, откуда-то донесся треск ломаемого дерева: «Уж не обшивка ли?» – мелькнуло в голове. Когда судно вернулось на киль, матрос перебежал к штурвалу, там находился О’Брайен. Он вцепился в штурвал, всегда немного красноватое лицо стало багровым от натуги. Еще один удар волны, кто-то из матросов сорвался с мачты и с криком исчез в бушующих волнах. Какого черта беречь фонарь? Даже если сзади его и увидят, просто не смогут ничего предпринять. Я промок и замерз, решил спуститься в каюту.

Перебежками между ударами волн я спустился на вторую палубу, хватаясь за стены, добрался до двери каюты.

Стекло в оконце было выбито, по полу плескалась вода. Но, по крайней мере, ударами волн не сносит и не поливает со всех сторон. Ветер не стихал, если ранее налетал шквалами, то теперь дул почти постоянно. Судно полулежало на правом борту, почти не выпрямляясь. Хотя до бури мы были довольно далеко от берега, нас сносило к многочисленным греческим островкам.

Я мысленно вознес молитву Богу, чтобы он помог, не разбил судно о скалы и не утопил. Коли уж Ты перенес меня сюда, в это время и место, не дай погибнуть!

Шторм продолжался почти до утра. Первые лучи осветили море – оно еще волновалось, но шторм ушел дальше, к континенту. Ни одного судна по сторонам видно не было.

Не могли же все погибнуть, скорее всего, раскидало по сторонам, а кому-то и не повезло. На палубе царил погром; свисали веревки, хлопали разодранные паруса, особенно досталось фок-мачте – там почти все паруса пришли в негодность. Матросы во главе со шкипером осматривали повреждения, они были велики. Обшивка на носу дала течь, и судно медленно набирало воду. О’Брайен вздохнул – придется добираться до ближайшей суши, наскоро заделывать повреждения и плестись для хорошего ремонта в ближайший порт. Мы повернули на север, к французским берегам.

Не пройдя и мили, наткнулись на обломки судна, за которые держались несколько моряков. Лодку нашу, что была привязана за кормой, штормом оторвало и унесло. Мы спустили паруса, бросали спасшимся веревки, вытаскивая уцелевших в кораблекрушении. Как потом выяснилось – это моряки с военного испанского судна, что шло в хвосте колонны. Они поведали, что на их глазах утонула португальская шхуна, а напоследок их швырнуло и мачтой с затонувшей шхуны пробило борт. Выкачка воды не помогла, и каравелла пошла ко дну. Стало быть, нам еще повезло. Спасшихся напоили горячим вином, дали одеяла согреться. Испанцы сбежались в кучу и стали переговариваться, наверное, радовались спасению. Проходя мимо них, О’Брайен вдруг остановился, прислушался, стал говорить на испанском. Оказывается, капитан наш полиглот. Хождение по чужим портам и странам заставило выучить азы языков. Поцокав языком, отошел.

– Что случилось, капитан?

– Перед бурей испанцы видели на востоке несколько судов, вымпелов разглядеть не удалось, но это могли быть и османы, и пираты. Надо держать ухо востро, быстро подлатаем повреждения – и в порт. С таким парусами и течью в носу мы далеко не уйдем.

Через полчаса вдалеке и справа по борту показался небольшой остров. Медленно, боясь сесть на мель, мы буквально подкрались к островку, киль зашуршал по песку. Скинули шторм-трап, осмотрели обшивку. Шкипер повеселел – повреждения не так велики, за несколько часов удастся подлатать.

Часть команды принялась заменять порванные снасти и менять парус. В работе приняли участие все – и я, и спасенные испанцы. Они тоже осознавали, что чем раньше мы уйдем в порт, тем больше шансов сохранить жизнь.

Стучали топоры и молотки, под команды боцмана матросы дружно тянули наверх новый парус. Я помогал менять шкоты и фалы. Лишь глубоким вечером удалось привести судно в мореходное состояние. Конечно, не все повреждения исправлены, но до порта дойдем. О’Брайен решил ночью в море не выходить, море у французских берегов кишело мелкими островками с отмелями и подводными скалами. Было решено рано поутру выйти в море. Теперь судно было одиноко, и нам надо было смотреть в оба.

Я спал в своей каюте мертвецким сном после шторма и авральной работы и проснулся лишь когда матрос толкнул меня в бок:

– Просыпайтесь, сэр, капитан просит подняться к нему, у нас неприятности.

Продрав глаза, даже не умывшись, я быстро оделся и взбежал на корму. Одного взгляда хватило, чтобы оценить ситуацию. Невдалеке, кабельтовых в трех, покачивались два небольших парусных суденышка – турецкие шебеки. И, хоть не видно было флагов, тип судна О’Брайен определил сразу. Суда тоже были потрепаны прошедшим штормом, у одного паруса висели клочьями, у другого на борту был виден парусиновый пластырь – завели на пробоину. Все равно опасность была реальная. Шебеки кроме парусного вооружения могли ходить и на веслах. Узкие и верткие, быстроходные, они имели человек семьдесят команды. Судов два, стало быть, и противников в два раза больше. А у нас, даже со спасенными испанцами, едва набиралось полсотни. И пусть шебеки потрепаны, у их капитанов может мелькнуть мысль захватить нашу каракку – как приз за пережитый шторм.

– А чего они выжидают? – спросил я капитана.

– Это меня и тревожит, не приведи Господи, если ожидают отставших во время шторма других пиратов.

Что османы, что пираты грабили всех европейцев, команды брали в плен с последующим выкупом родственниками. Участь тех, кто не мог заплатить, была незавидной – или гребцом на галеры, или в каменоломни.

Мы собрались на корме, гадая, что предпримут пираты. Из опыта мы знали, что на шебеках слабое пушечное вооружение – обычно одна пушка, даже пушечка на носу. Пираты сильны абордажем, их цель – не уничтожение судна с товаром и экипажем, а захват.

Пиратские шебеки стояли, стояли и мы. Я лихорадочно искал выход. Да, судно и товары не мои, но в случае захвата судна я разделю судьбу экипажа. Ничего хорошего от турок или арабов ждать не приходилось, это я уже знал по своему опыту. Испанцы тоже не надеялись на хорошее – с турками у них постоянно были войны и стычки, пленных обычно не брали. Как турки, так и испанцы были жестоки, коварны и мстительны.

– Капитан, – сказал я, – если мы будем стоять, то дождемся подхода подкрепления к пиратам. Надо прорываться!

– Как, у нас же не военное судно, людей мало, всего четыре пушки, да и то десятифунтовые.

– У меня есть план. Слева от нас стоит шебека с рваными парусами, стало быть, ход у нее только на веслах, если они не сломаны во время бури. Надо подготовиться – раздать людям оружие, перетащить две пушки с левого борта на правый. Мы отходим от острова, направляемся между шебеками, когда будем близко, поворачиваем влево и тараним шебеку с рваными парусами, одновременно стреляем картечью из всех четырех пушек по другой шебеке. Дальше – уповать на удачу. Я думаю, после тарана на шебеке будет не до абордажа, а на второй будут потери, и мы сравняемся по численности. Даже если они бросятся на абордаж, силы будут равны и шансы выжить вполне реальны.

Капитан задумался:

– Опыта военных действий у меня нет, во всем полагаюсь на вас, сэр. Винченцо очень вас хвалил. Сказал, что не знает, лучший вы лекарь или лучший воин. Командуйте!

– Сначала перетаскиваем пушки. Вы, капитан, прикажите раздать команде оружие. Кто у вас стреляет из пушки?

– Боцман и его ребята.

– Я их забираю, также и испанцев.

Мы спустились на вторую палубу, дружно ухватившись, перетащили обе пушки с левого борта на правый, закрепив канатами. Если забыть про канаты, пушка при отдаче резко рванет назад, может покалечить канониров. Установили, боцман и его ребята бросились заряжать. Ко мне подошел один из испанцев. На плохом английском он сказал, что они не моряки, а морская пехота. Будет лучше, если им дадут оружие и они будут сражаться на палубе при абордаже.

Я кивнул и махнул рукой. Испанцы побежали на верхнюю палубу. Там уже команда поднимала паруса. Подбежав к капитану, я договорился, что, как только он подойдет к месту поворота для тарана, даст сигнал боцманской дудкой или колоколом, тогда мы сразу стреляем, и он делает поворот. Я повторил это несколько раз, чтобы он запомнил и не перепутал в горячке боя. Если он начнет поворот без сигнала, наш залп придется мимо цели. Времени перезарядить не останется, нам придется худо.

Я снова сбежал вниз, сунул за пояс заряженный пистолет и стилет, проверил, как выходит шпага из ножен и побежал к пушкам. Корабль, покачиваясь, разворачивался.

Ну, пусть Бог пошлет удачу, нам всем она очень нужна! Каракка развернулась, поставили все паруса и, набирая ход, судно пошло к шебекам. Там заметили наши движения, засвистели дудки, забегала команда.

В лучах всходившего солнца поблескивало оружие. Мы сблизились, каракка шла точно между пиратскими судами. Там решили, что мы хотим прорваться между шебеками, что-то завопили, грохнула носовая пушчонка левой шебеки, ядро упало недалеко от нас. По второму разу они уж всяко выстрелить не успеют. Боцман, я и еще двое матросов склонились у пушек, наводя прицел; по горизонтали еще рано, по вертикали – в самый раз. Еще ближе, еще! Мной овладевал азарт боя. Ну, похоже, больше в плен я не попаду, лучше быть убитым, унеся с собой в могилу нескольких нехристей.

Пора! Сверху раздалась трель боцманской дудки, я поднес фитиль к пушке, то же сделали и мои товарищи.

Ба-бах, ба-бах, ба-бах!

Пушечный залп картечи из четырех стволов почти смел с палубы шебеки пиратов. Везде валялись раненые и убитые, к большому сожалению, живые были тоже.

– Наверх, все наверх! – вскричал я и устремился к трапу. В это время судно наше начало резко поворачивать, затем последовал сильный удар. Мы повалились на палубу.

Бог мой, обшивка на носу и так была слаба, а тут такой удар и снова в левую скулу. Как бы раньше времени не пойти ко дну. Сверху послышались вопли пиратов «Алла!» и ругань матросов каракки. Я выскочил на палубу, здесь уже кипел бой. Десятка два пиратов залезли на палубу, с ними яростно сражались испанцы, ловко орудуя непривычными для них короткими морскими саблями. С левого борта пытались влезть пираты с протараненного судна. Я подбежал к борту и выглянул – шебека тонула, нос ее был почти оторван, и она быстро погружалась. Нескольким пиратам с нее удалось забросить абордажные крючья на нашу посудину, и теперь они цеплялись за веревки, зная, что это уже не борьба за добычу, а борьба за их жизни. С упорством обреченных они лезли на борт, матросы рубили им руки и головы и, похоже, с этой стороны угрозы уже не было.

А вот с правого борта пиратов прибывало, около испанцев уже валялось несколько пиратских тел, но и один испанец лежал убитым.

– Вперед! – по-русски заорал я, выхватил шпагу и бросился в атаку, за мной бежали люди боцманской команды. С ходу мы ударили в тыл пиратам, двоих я заколол почти сразу, в здоровенного пирата с топором выстрелил из пистолета с левой руки. Почувствовав помощь, испанцы вовсю замахали саблями.

Минута, и палуба возле нас очистилась. Я повернулся назад, переводя дух.

Нет, рано мы решили, что очистили палубу. К кормовой надстройке пробивались еще два десятка. Пока их сдерживали узкие проходы, но и защитников там было мало.

Я заткнул разряженный пистолет за пояс, схватил левой рукой кинжал, взмахнул шпагой:

– За мной, бей гадов! – Опять по-русски, но меня поняли.

Топоча, как стадо слонов, мы ринулись на пиратов. Мною овладело боевое бешенство, я стал как берсерк у норманнов. Реакции стали быстрыми, мышцы налились силой. Я колол шпагой, где доставал стилетом – колол им, парировал удары и наносил сам. Кругом слышались крики, звон оружия, стоны раненых и хрипы умирающих. На палубе было скользко от крови, пот застилал глаза. Передо мной стоял сухощавый, жилистый пират в безрукавке на голое тело, голова повязана косынкой. Мускулы не играли, как у здоровяков, были как веревки. Опасный противник, такие очень быстры в движениях, выносливы и неплохие бойцы. Он не размахивал саблей, опустил ее кончиком вниз и смотрел на мои ноги. Очень опасен! Перед атакой противник всегда меняет положение ног, перенося вес на атакующую ногу. Я сделал одно обманное движение, другое – противник не двигался, переводя дыхание. Кажется – вот удобный момент, я ринулся в атаку, рассчитывая на длину шпаги, и позорно поскользнулся на скользкой палубе. Уже падая, увидел, как турок взмахнул саблей, и из положения лежа полоснул по ногам. Турок стал заваливаться на меня и, что меня удивило, – с окровавленным черепом. Я откатился вбок, выставив стилет. Турок напоролся на него, но это было уже излишним, он был мертв, когда падал.

За убитым стоял испанец и вытирал о рукав саблю.

– Грасиес, амиго, – выскочило откуда-то из потаенных уголков мозга. Вот ведь головоломка – я никогда не знал испанского!

Он протянул мне руку, я поднялся. На палубе были только убитые турки и наши матросы – кто жив, кто ранен, а кто и убит. Рядом стояла притянутая веревками шебека. На ней копошились двое-трое человек. Уйдут ведь, обрубят веревки, поднимут паруса – судно ведь небольшое, и будут вдалеке ждать подмоги. Нет уж! Я указал шпагой на шебеку и прыгнул на ее палубу. За мной сиганули трое испанцев. За несколько минут мы перебили оставшихся пиратов. Заглянули в трюм – он был пуст, видно, никого еще не успели ограбить. В углу сиротливо стояли несколько бочек. Я подошел – порох! То, что надо. Я выбил ногой дно у одного бочонка, начал отходить к выходу из трюма, не жалея сыпал зерненный хороший турецкий порох на пол трюма, потом на лестницу, на палубу. Испанцы уже перебрались на каракку и, подав руки, втащили меня на корабль. Мы перерубили веревки, и течение стало разносить суда. Я сбегал на вторую палубу, схватил тлеющий фитиль и, размахнувшись, закинул его на палубу шебеки.

– Ставьте быстрее паруса! – закричал я.

Но матросы и без команды уже вовсю лазали по реям. Наше судно отходило от обреченной шебеки. Удивительно, но на ней ничего не происходило, не было видно ни дыма, ни огня – и вдруг!! Шебека как будто раздулась и подпрыгнула на волнах, изо всех щелей вырвалось пламя, и посудина разлетелась на куски. Обломки досок долетели даже до нас. Все смотрели на гибель пиратского судна.

С кормы кричал О’Брайен:

– Чего устроили цирк, быстро все на паруса, уходить быстрее надо, в носовой части снова течь.

Его окрик вернул нас на грешную землю. Мы – то есть я и за мной испанцы – помчались на нос. Вода лилась в разошедшуюся обшивку. Пока у прорех хлопотал шкипер с матросами, мы стали качать ручки насоса, сменяясь через каждые пять минут. К сожалению, мощности насоса не хватало, а может и наших усилий, и вода медленно прибывала.

Что наступит раньше – появится суша или мы затонем? Вот незадача – утопить две шебеки, перебить пиратов и утонуть самим. Такой конец меня не устраивал.

Я побежал к О’Брайену – времени просто ходить не было.

– Как тут у вас?

– Пока порта не видно, берег вон виднеется вдали, но что-то я не определюсь пока, где мы. Как на носу?

– Течет, и сильно. Надо что-то срочно придумывать!

– Что? Ветер слабый, ход маленький.

– Давай срочно всю команду, кроме рулевого, в трюм, самые тяжелые грузы перетащим к корме, нос хоть немного поднимется, я думаю, этого хватит, чтобы вода не лилась рекой.

– Хорошо. – О’Брайен приказал рулевому держать прежний курс.

Оскальзываясь на окровавленной палубе, мы помчались к трюму. На ходу капитан, громовым голосом изрыгая проклятия, собирал матросов. Нас собралось в трюме человек двадцать, стали перетаскивать ящики и перекатывать бочки ближе к корме, выбирая потяжелей. Через полчаса адовой работы днище постепенно наклонилось назад. Прибежал шкипер – поступление воды уменьшилось; насосы справляются, но воды набралось много.

Приказав продолжать работу, О’Брайен кинулся на верхнюю палубу, я за ним. Выглянули за борт. Разошедшаяся обшивка была на виду, чуть выше уровня воды. Еще бы поднять нос сантиметров на тридцать, да уже, пожалуй, некуда. Теперь остается ждать. Дав запаренным матросам пять минут перекурить, О’Брайен заставил их смыть с палубы кровь – скользко, а по палубе бегать сейчас надо. Матросы, не церемонясь, выкинули за борт убитых пиратов, предварительно поснимав с них оружие и обчистив карманы. Наших убитых сложили у трюма в рядок. Я насчитал двенадцать тел. Много, но могло быть значительно больше.

О’Брайен, набив трубку, присел рядом.

– Как думаешь, дойдем?

– Должны. Большое спасибо за помощь, кабы не вы, сэр, не устоять бы нам. Сам я не отважился бы на таран, да и команда одна не устояла. Вы, сэр, были как ураган, да и испанцы себя неплохо показали.

– Верно, один из них спас мне жизнь.

– Я видел, только далеко был, помочь не успевал.

Мы еще посидели несколько минут, отходя после боя и аврала с течью.

– Давно у меня таких рейсов не было – ураган, потом пираты, теперь течь. Приду домой, пойду в костел, свечи святой Марии поставлю.

Мы перекрестились, О’Брайен удивился – как-то ты не так крестишься.

– Я православный христианин.

– А… – По-моему, он ничего не понял, пошел на кормовую надстройку и взялся за подзорную трубу. Долго изучал берега, затем изумленно вскинул брови.

Я подошел:

– И где мы?

– Убей меня гром, по-моему, это Мальорка.

– Что это?

– Остров испанский, здесь только один порт. – И приказал рулевому: – Левее на три градуса. Порт, как и остров, испанский, недавно принадлежал Португалии, вон, уже виднеются домишки.

Он передал мне подзорную трубу. Я поднес ее к глазам – какие-то домики есть.

– Это порт Пальма, дерьмовенький городишко, но выбора нет. Сам я был здесь лет двадцать назад, но думаю, ничего не изменилось.

Мы медленно подходили к острову. Начали попадаться рыбацкие лодки, рыбаки с удивлением показывали на нас пальцами. И впрямь – где увидишь торговую каракку с задранным носом? Так мы, гордо задрав нос, и вошли в бухту, боком подобрались к причалу, бросили причальные концы.

Испанцы с каракки радостно что-то кричали своим соплеменникам, потом подошли к нам:

– Мы благодарим вас, сеньор капитан, за спасение и доставку в Испанию. Здесь мы уже, считай, дома, прощайте.

Дружной стайкой они сбежали по сходням, растворились в набежавшей толпе.

На сегодня О’Брайен велел всем отдыхать – все вымотались и устали, работать будем завтра с утра. Я отсыпался в каюте, предварительно все-таки зарядив пистолет и положив его под подушку. После побудки и завтрака к нам приехал начальник порта, поинтересовался – по какой надобности мы прибыли и имеем ли что на продажу. Поскольку мне разговор был неинтересен, я вышел на палубу осмотреть в свете дня порт и город.

Начальник порта, изрядно поддатый, вскорости вышел, его проводил до трапа О’Брайен.

Вскоре к каракке подошли мастеровые, каракку на буксире двумя лодками подвели к покатому берегу и, подкладывая бревна под киль, лебедками наполовину корпуса вытащили наружу. Испанцы, наравне с англичанами и голландцами – великие кораблестроители. Чего стоила Непобедимая Армада, к сожалению, разбитая англичанами полторы сотни лет назад. Крепкие, быстроходные, надежные суда строили испанцы. Сейчас они тоже дружно взялись за ремонт. Старую обшивку аккуратно сняли, обнажив рангоут; к сожалению, он тоже нуждался в ремонте. Похоже, мы здесь застрянем недели на две-три. Посмотрев на полуразобранное судно, я присел в унынии. Может, перебраться на континент и продолжать путь пешком? Нет попутчиков, да и наездник из меня неважный, к тому же один в поле не воин. Мы на судне удачно отбились, потому что была команда и цель. Ежели на дороге нападет шайка, еще не факт, что отобьюсь без потерь. Поприкидывав варианты, решил остаться до конца ремонта и продолжить плавание с О’Брайеном. В конце концов, он умелый и опытный капитан, а что в Россию попаду на три недели позже – так мне не к сроку. Когда буду, тогда буду.

Я бродил по острову, слушал испанские песни, смотрел зажигательное фламенко, пил испанское вино – сильно отличается от итальянского. Испанское более насыщенное, в нем играет кровь конкистадоров, а итальянское более нежное, с богатым ароматом, очень хорошо как десертное. Мне кажется, я потихоньку начал разбираться в винах. Вот с женщинами не флиртовал, опасаясь горячих испанцев, только на этом острове мне не хватало головной боли. Хотя испанки так привлекательны и темпераментны.

Наконец, к исходу третьей недели ремонт был закончен, свежую обшивку просмолили. Еще раньше заменили негодный такелаж.

На другой день набирали в цистерну свежую питьевую воду, грузили солонину, муку и многое другое, нужное для плавания. Не теряя времени, вышли в море, не становясь на ночь на якорь. К вечеру следующего дня пристали к пристани Картахены. Три раза ха-ха. Воистину, неисповедимы пути Господни. Помнится, лет семьдесят назад я здесь здорово побушевал, разрушив крепость. Поскольку в этом испанском городе О’Брайен выгружал часть груза, пару дней свободных у меня было. Я решил прогуляться, посмотреть для интереса дело рук своих.

Память услужливо вспомнила путь, я поднимался по извилистой дороге в гору, останавливаясь в памятных местах – вот здесь я прыгнул вниз, а сверху стреляли вдогонку испанцы, прошел дальше – стали видны ворота. Крепость восстановили.

Я удивился – по-моему, там оставалась неразрушенной только одна стена. После взрыва порохового склада в крепости мало что сохранилось. Из крепости вышел испанский солдат. Извинившись, я остановил его. Кое-как объяснившись на чудовищной смеси итальянского, английского и нескольких испанских слов, я пояснил, что был здесь много лет назад, крепость была разрушена.

– Да, – подтвердил испанец, – взорвался пороховой склад, уцелела только одна стена, но поскольку крепость занимает удобное положение, прикрывая своими орудиями порт и город, ее восстановили, закончили лет десять—пятнадцать назад, больно большой объем работы пришлось выполнить.

К воротам я не совался, еще сочтут за лазутчика, так – поглядел метров с двухсот. Спускался я гордый собой. Бежал из плена, разрушив почти всю крепость, – это чего-то стоило. Походил по городишку, выпил в таверне вина – очень дешевого и очень вкусного. Подумал – и купил с собой еще пару бутылок. Взял бы больше, да нести не в чем. В каждой местности были свои сорта винограда и свое вино, вкус различался сильно.

На следующий день, отоспавшись, побродил по лавкам, прикупил свежего пороха – дымный порох во влажной среде быстро отсыревает, дает осечки; по случаю в оружейной лавке купил три метательных ножа. Никогда раньше не пробовал метать, но попробовать стоит, необходимая вещь. Пообедал в таверне – жаркое с редким пока еще картофелем, наелся дешевых апельсинов, запив малагой.

Не спеша пошел в порт. Недалеко от нашего судна стоял старый бревенчатый сарай; судя по запаху, в нем когда-то хранились просмоленные канаты – запах пеньки и смолы трудно с чем-то спутать. Место удобное, и я попробовал метать ножи. Сначала получалось отвратительно, они никак не хотели втыкаться в бревна лезвием, попадали то ручкой, то боком, а уж о том, чтобы попасть в круг, и речи быть не могло. Я был обескуражен, не такое простое оказалось умение – метать ножи. Видя, как я мучаюсь, ко мне подошел матрос с чужого судна, стоявшего рядом с нашим. Объяснил, что замах я делаю не так, нож держать надо за лезвие, а не за ручку. Взвесив в руке нож, пробормотал: «Хорошо сбалансирован. – Размахнулся и кинул. Нож со звоном воткнулся в центр круга. – Хм, здорово!» Я попробовал снова, стало получаться. Уже темнело, я решил продолжить свои упражнения завтра. Но назавтра утром мы уже отчалили.

Чтобы не отлеживать бока я спустился в трюм, заранее подобранным на пирсе кусочком известняка начертил круг и стал метать ножи. Пробовал правой рукой, левой, с замахом из-за плеча, снизу – исподтишка, с разворота и с прямой стойки.

Кидал ножи до изнеможения, пришел только на ужин. Завтра, послезавтра все повторилось. К концу тренировок все броски заканчивались попаданием лезвия в круг диаметром около метра. Вроде и неплохо, но я был недоволен. Где вы видели человека метрового диаметра? Еще два дня я рисовал ростовую мишень ну очень худого человека, и кидал, кидал, кидал. Броски ножа даже начали сниться во сне.

Между тем мы уже входили в Гибралтарский пролив, слева в дымке виднелся африканский берег, справа – европейский. Капитан вооружил команду – нападения здесь случались часто. Но все прошло благополучно, судно повернуло к северу, и мы вошли в Кадисский залив. Вот здесь везение временно от нас отвернулось.

Для начала ослаб, а затем и стих ветер. Паруса бессильно обвисли, каракка остановилась. Вот же, ешкин кот, на горизонте уже виден испанский порт и город Кадис. А мы стоим. Стояли день, два, три! Команда озверела, играли в карты и кости, спали, стали вспыхивать перебранки. Я зашел к капитану. Перед ним выстроились несколько бутылок вина, к сожалению, уже пустых.

– Где ты пропадаешь, Юрий, сколько можно спать?

– Да не сплю я, ты видел, что с командой?

– А что такое?

– От безделья матросы скоро драки учинять будут, займи команду делом – ну там, грузы в трюме перетащить, такелаж обновить, палубу отдраить.

О’Брайен тупо уставился в стол, видно, выпил все-таки много.

– Да, верно. – И как гаркнет: – Боцман!

Я аж присел от неожиданности – голос у капитана был зычный, слегка охрипший, способный мертвеца поднять из могилы. В открытую дверь показался боцман.

– Звали, капитан?

– Почему палуба не отдраена, такелаж не весь поменяли, за что я матросам деньги плачу?

Боцман исчез, и через мгновение раздалась трель боцманской дудки, забегали босыми ногами по палубе матросы.

– М-да, Юрий, пожалуй, лень расслабляет команду, здесь ты прав. Выпьешь?

Я взял бутылку – херес. Отчего и не выпить?

На следующий день поднялся ветерок, слабый, но ровный. Мы подняли все паруса и с черепашьей скоростью потащились к Кадису. Каких-то десять миль шли полдня, с большим облегчением пристали. Команда занялась погрузкой-выгрузкой, а я, по обыкновению, отправился на берег.

Здесь и местность была другая: низкий заболоченный берег, город в устье реки, небольшие дома. В трактирчике опробовал местного порту. Очень, очень неплохо, совсем не то, что продают в наших магазинах под видом портвейна, – им же только тараканов травить.

Немного погуляв и не найдя ничего интересного, решил вернуться на корабль. Рядом с нашим кораблем стоял португальский. На корме свисал с флагштока зелено-красный флаг. Грузчики в трюм таскали мешки, ящики, закатывали по доскам бочки. Я случайно обратил внимание – у одного на шее было видно красное пятно. Я насторожился, остановился и стал внимательно наблюдать за ним. Когда грузчик выходил из трюма, на плече увидел еще одно. Бегом я влетел на палубу каракки, подбежал к О’Брайену.

– Капитан, быстро уходим!

– Что случилось, почему такая спешка? Мы не закончили погрузку, вон, на причале еще шесть ящиков.

– О’Брайен, сейчас я видел, как грузится вон тот португалец. У одного из грузчиков оспа!

Лицо капитана изменилось. В Европе часто бушевали эпидемии оспы, от которой вымирали селения. Чтобы не допустить ее распространения, губернаторы и бургомистры шли на жесткие, даже жестокие меры. Селения окружались солдатами, дома и трупы сжигались.

По свистку боцмана команда в авральном режиме затащила на палубу шесть остающихся ящиков и, не опустив даже в трюм, бросилась сбрасывать швартовы и поднимать сходни. О’Брайен был испуган даже больше, чем при встрече с пиратами. Стоит на корабле заболеть хоть одному – вымрет вся команда, а судно не пустят ни в один порт. Мигом подняли все паруса и вышли в море.

– Юрий, ты не ошибся, может, паника поднята зря? У меня нет сомнения в твоей порядочности, но не поторопился ли ты?

– Нет, капитан, через несколько дней ты сам услышишь плохие новости и будешь молчать, что заходил в Кадис.

Жизнь в дальнейшем подтвердила мои опасения. Когда мы стояли в Лиссабоне, команды с других кораблей донесли весть, что в Кадис никого не пускают. На рейде стоят военные корабли, и никто не может зайти в порт или выйти из него, а половина жителей уже мертвы.

Услышав такую новость, капитан сначала меня расцеловал, а потом мы с ним напились до чертиков, естественно, за его счет.

Выйдя из Кадиса, мы нигде не останавливались до самого Лиссабона, даже не набирали питьевую воду. На последних днях пути матросы стали роптать – вода несвежая, да и той вдосталь не дают. В Лиссабон пришли с сухими цистернами и пересохшими глотками. Нет воды – и сварить пищу не на чем, да и солонина в рот не лезет.

Ошвартовались, и О’Брайен на радостях избавления от «черной смерти» разрешил команде отдыхать три дня. Матросы ринулись в припортовые кабаки промочить горло. На судне осталось только несколько человек вахтенных, что с завистью глядели в спины уходящих на берег.