Пупырь

***

Потери были гигантскими. Во-первых, Щербина, разливавший водочку, оказался прямо на вершине пупыря. На крики он не откликался, сам не шевелился; что с ним сейчас происходило, и жив ли он вообще - неведомо.

Во-вторых, палатка и все три рюкзака. А с ними - съестные припасы, документы и удочки. И если палатку можно, скрепя сердце, бросить, то спиннинг было искренне жаль. А уж чтобы вернуться без документов - такое даже представить страшно.

В наличии оставались: запасные дюралевые колышки от палатки числом семь, моток капронового шнура, пенал с поплавками и мормышками, банка сладкой кукурузы и поллитровый термос с отваром шиповника.

Отвар, впрочем, тут же и выпили, пока планировали эксперимент.

– Ну-ка, Михалыч, давай ещё раз.

Тот послушно побрел к вершине, шаг за шагом накрениваясь чуть не до горизонтали. Потом в один невозможно краткий миг повернулся и назад. Главное, Арсений заметить ничего не успел, как раз сморгнул.

– Давай ещё.

И снова та же история. Будто... Арсений похолодел от аналогии - будто отражается в невидимом зеркале. Плоскостная симметрия трехмерного объекта... бр-р.

В пузе забурлило от жути.

– А если бегом попробовать?

– Давай-ка ты теперь. Я посмотрю.

Бегом опять не вышло. Почудилось на мгновение, будто расплылось все перед глазами, и опа! бежим обратно.

Чертовщина. И ведь до макушки пупыря всего ничего, а не добраться.

– Может, кинуть чего?

Кидали палки, потом колышки от палатки. Летели они вначале нормально, но затем, будто притянутые к поверхности пупыря, отвесно падали вниз в метре от подножия.

Для чистоты эксперимента Арсений встал сбоку, наблюдая за процессом. Баллистическая траектория несомненно искажалась.

Собирать колышки не составило труда. Если не оглядываться, полное ощущение, что наклоняешься к земле. Со стороны, конечно, вид жутковатый.

Пробовали падать: человек прилипал к склону почти вертикально, чувствуя при этом, что лежит.

Пытались забросить шнур с петлёй, зацепить ветку поближе к вершине. Выходила та же ерунда, что и с палками. Не долетало.

У Арсения от нервов вконец расстроился желудок; он то и дело, выпучив глаза, бегал в густые заросли. Михал Михалыч панике не поддавался, хмурил лоб, крутил пальцами подбородок, но решения тоже не видел.

Арсений с отчаяния пытался звонить - все равно куда, но телефон мёртво молчал. Глушь.

В конце концов решили возвращаться за помощью. До Малаховки километров двенадцать, часа три шагом. Оставался, правда, вопрос, как объяснять про пупырь, но эту проблему Арсений малодушно переложил на Михалыча.

Сам он оставался на всякий случай караулить застрявшего Щербину.

Кругленькая фигурка Михал Михалыча закатилась в гороховое поле и пропала из виду. Арсений вздохнул и прикинул, что бы ещё попробовать.

Он побродил вокруг пупыря, считая шаги и выяснил, что в окружности тот метров шестьдесят, а значит радиус "футбольного мяча" около десяти метров. Что деревья, торчащие из бугра параллельно земле, ничуть не клонятся вниз. Что между травяными пучками не проглядывает земля, а ведь если бы почва действительно натянулась на громадный "мяч", проплешины должны бы появиться.

Арсений закрыл глаза и шагнул на пупырь. Никаких странностей в ощущениях: будто идешь по тому же ровному лугу. Глянул под ноги - крутой склон, голова немедленно закружилась. Снова зажмурился и продолжил путь, считая шаги.

Чуда не произошло. Вернее, чудо продолжало оставаться неизменным: Арсений опять вернулся в исходную точку. Согласно подсчетам, повернул он буквально метрах в двух от подножия. Два метра условно вверх, необъяснимый и неощутимый поворот и два метра вниз.

Вот такая арифметика.

В тине мощно плеснуло. Видно, ходил там здоровенный сазан, смотрел из-под воды на глупого человечка и посмеивался в четыре уса.

Тоскливо думалось, что с чудаковатым Ванькой Щербиной творится неладное. Если уж невмочь спуститься, то показаться-то он мог. Палатку вон хорошо видно.

А раз не показывается...

Вдалеке зарекотал трактор.

Григорий привёз кастрюлю с варёной картошкой, кусок копчёного мяса, тугие помидоры и колючие огурцы; Арсению при одном взгляде на еду опять поплохело с животом.

Михалыч торопливо жевал и говорил без умолку. Жена Григория, она же михалычева сестра Ленка слышала, что вроде бы прошлым летом на овсяном поле такой же пупырь вздувался. И вроде бы тоже никто наверх забраться не мог. А потом вроде бы пропал он, сам.

– Скоро?

– Да никто не следил. Неделю, говорят, может, две...

Две недели - это катастрофа.

А ещё мужики видели, как весной сюда новый русский из замка на трех джипах ездил. Вот прямо на это место. Следить не следили за ними, конечно, но языками потом в деревне мололи: и что оружие здесь прятали, и что трупы зарывали.

Григорий солидно кивал.

– Чего ж сразу не сказал-то? - растерянно спросил Арсений.

– Так вы же на рыбалку, а не копать.

– Может, съездить к этому новому русскому, спросить?

Михалыч поперхнулся огурцом.

– Ну... если уж только совсем припрёт.

Представились высоченные каменные стены, охрана на башенках, злобные ройтвеллеры, натасканные на людей... Решили, что "совсем припрёт" завтра к вечеру. Если раньше не разберутся.

Продемонстрировали пупырь Григорию. Тот чесал в косматом затылке, разводил мощными руками, удивлялся. Попробовал въехать на тракторе, разворотил колёсами глубокую колею, но дальше тех же двух метров не продвинулся. Руль при этом не поворачивался, а трактор неизменно возвращался назад; для чистоты эксперимента рулевое колесо даже заклинивали при помощи палки и шнура.

Швыряли железяки в высоту, чтоб попасть на верхушку навесом. Выяснили: если бросать так, чтоб перебросить, так она через бугор и перелетает. А чуть слабее - падает на заколдованном рубеже.

Устали, обозлились, наорали друг на друга, обвиняя невесть в чём. Григорий обиделся и досадливо шарахнул кулачищем в бок трактору, оставив заметную вмятину.

Остыли.

А Щербина... казалось, от этого шума и мёртвый проснётся. Ох, не накаркать бы, не накаркать.

Уже часов пять было, когда Арсений бумажку нашёл.