Глава одиннадцатая

Иранцы обедают на полу, так что стола, подходящего для покера, мы не нашли и расположились на ковре в гостиной перед камином. Чем-то это напомнило мне лагерь герлскаутов, где мы играли в палатках в «снап» и в «сумасшедшие восьмерки» — после ужина и пения песен. Сели в кружок по-турецки — все, кроме Дэйва и Кассандры: они решили провести остаток дня на кухне, распивая чаи и болтая, как две косметички на работе. В другой ситуации я бы столько ему иголок воткнула, что на трех ежей хватило бы, но в присутствии его сумасшедших преданных ребят я прикусила язык и отложила все шпильки на потом. Вот попадет на Рождество домой — тут-то он у меня повертится!

— О'кей, так что скажете на это? — спросила я, вынимая колоду из обтрепанного и несколько полинялого чехла. — Сдающий объявляет игру и джокеров. Вход семь тысяч девятьсот риалов.

Перед отлетом нам выдали местной валюты в избытке, я сейчас сказала ребятам, что вход в игру по доллару. Они в этой части света бывали достаточно долго, чтобы понять мои слова правильно.

Все вроде бы согласились, и я разломила колоду пополам, сжала половинки до прогиба, соединила, прищелкивая большими пальцами, как уже делала десять тысяч раз. Карты вылетели у меня из рук, словно подпружиненные.

— Забавно, и очень, — сказал Кэм, и морщинки вокруг глаз несколько смягчили сарказм тона. — Скажи, Жас, как это ты выигрываешь в подборе пятидесяти двух карт?

Засмеялись все, кроме меня.

Давай без паники, девушка. У тебя просто пальцы судорогой свело. Наверное, калия не хватает. Я собрала колоду и выровняла ее.

Так, сосредоточься. Представь себе, что ты только учишься. Как будто рядом с тобой сидит бабуля Мэй и терпеливо отрабатывает каждое движение.

Я смотрела на собственные пальцы, начавшие привычные движения, ставшие для меня бальзамом на раны, редким и драгоценным успокоением разодранной души.

Пальцы перестали работать ровно на шаге три. Как будто получили обширное повреждение мышц, пока я отвернулась.

По крайней мере мои партнеры на этот раз не смеялись. Может быть, увидели выражение моего лица. Я попыталась сделать каменную морду, но внутренняя стерва не позволила мне отрицать ужасную и все более явственную правду. Эта стерва сидела на обычной своей барной табуретке со стаканом виски в руке, поглядывая то и дело на свое отражение, покачивая ногой в черном чулке и заставляя окружающих парней с жадностью смотреть, не полезет ли красная кожаная мини-юбка еще выше.

— Дура ты тупая, — сплюнула она, заправляя выбившийся волос, и серебряные серьги блеснули кинжалами. — Не могу поверить, что вот это и есть твоя жертва за проникновение в ад. И что ты за это получила? Честное предупреждение о нападении сборщиков? Подумаешь, важность! Сильно тебе это помогло. Сообщение о матушкиных обстоятельствах? Будто и так не догадывалась. Лицо Раптора в подробностях? Да любой хороший репортер его будет знать, когда Самос решит, что момент подходящий. Отфакали тебя, девушка. И не то чтобы с веселым визгом задравши ножки, красавица.

Я посмотрела на карты, разбросанные на ярком тюльпане на ковре, где мы сидели, и возникло чувство, будто их надо обвести меловой линией и с прискорбием сообщить их ближайшим родственникам. Да, приплыла я. Ну и переплет, Господи! Я смотрела на собственные руки, собирающие колоду, и понимала, что никогда мне не утешиться больше тихим шелестом карт, выгнутых идеальным мостиком. И мне очень хотелось плакать.

«Ну-ка, прекратить! — скомандовала я себе. — Панику тоже отставить. Думай».

Никогда бы я не поступилась тихим облегчением, которое мне давал шорох карт. Ни по какой из причин, приведенных внутренней стервой. Должно было быть что-то большее, что-то такое случилось, когда мы с Раулем тащились через игровые площадки Сатаны, а я сейчас не могу вспомнить. Что-то ключевое — но сейчас не время для ответного визита, работа звала. Пора вынюхивать нашего «крота», говорила она, шептала соблазнительней шелеста тузов о двойки. Я еще и не такие потери переживала. И эту переживу. пока у меня есть вот эта моя работа.

Я протянула карты Колу, сидевшему слева от меня.

— Потасуешь за меня?

Потом сложила руки на коленях. Амазонка Грейс, учуяв слабину, прислонилась к стенке и лениво улыбнулась.

— Кошачья точность движений, — протянула она. — Понимаю теперь, почему тебя выбрали на это задание.

Жалко, что предатель не ты. С удовольствием бы разодрала тебя пополам и крысам скормила.

Ответила я не сразу, выдержав паузу и оценив, как отреагируют на мои слова ее товарищи. Наверное, оценят, если я собью с нее спесь.

— Да, мои инструкторы быстро сообразили, что лучше бы научить меня убивать не только руками, но и ногами. Хорошо, что они были так предусмотрительны, правда?

Все засмеялись, отчего Грейс разозлилась, а я успокоилась.

Коул отдал мне колоду, я объявила игру на пяти картах, валеты червей и пик джокеры. Все вступили в игру.

В покере хорошо то, что все время можно смотреть друг на друга орлиным глазом. И даже нужно. Так что целый час мы с Коулом и Бергманом самым бесстыдным образом изучали наши объекты прямо у них на глазах. Джет любит поговорить, и вскоре мы уже знали, что его родители познакомились во Вьетнаме, а сейчас живут в Калифорнии. Старшая сестра преподает в местном колледже скрипку, а младший брат — ударник в рок-ансамбле. Своей суженой он пока не встретил, но как только, так сразу уйдет со службы и откроет пиццерию, потому что «лучше пиццы нет еды во вселенной, вы согласны?». Согласны, куда мы денемся — хлопаем по ладоням с энтузиазмом. Играл Джет агрессивно, выигрывал и проигрывал крупно, блефовал, когда надо было бросать карты. Но в компании с ним не скучно.

Натчез и Бергман, уже преисполнившись взаимной симпатии, нашли еще больше причин для взаимного уважения. Бергман пасовал на шестидесяти процентах сдач, и потому весь обращался в слух, когда Натчез начинал очередную охотничью историю. Очевидно, когда он не плясал на канате, то жил на грани. От всех рассказов — а кончались они спасением рассказчика от медведя гризли в озере, или прыжком на резине с моста Перрин-Бридж, или фристайлом на Хрустальной Горе по нехоженому склону — у Бергмана отвисала челюсть.

— Ну так вот, — говорил Натч, бросая в банк эквивалент трех баксов и закидывая руку на обивку полуторного кресла за спиной, — сноркеляем мы на глубине ну не больше трех футов, как кидается прямо на нас эта вот десятифутовая акула. Потом нам рассказали, что здесь народ акул прикармливает, так что, кто знает, может, за подачкой пришла.

— Ты расскажи, что ей досталось, — сказал Кэм и бросил карты, изобразив на лице отвращение.

— Полная морда кулаков, — ответил Натч, медленно изобразив удар с размаху. — К счастью, она была не в настроении драться и потому рванула обратно еще быстрее, чем неслась к нам.

Бергман, сидящий между Натчем и мной, только головой покачал.

— Натч в прошлом отпуске в Турции по горам лазил, — сказал он мне. — Можешь в такое поверить? А я где был, хочешь знать?

— На конференции по программированию в Делавере?

— Точно!

— Друг, ты свою жизнь с моей не равняй. — Натч хлопнул Бергмана по спине, тот аж закашлялся. — Ты же, черт побери, гений. Как ты думаешь, если бы я умел делать вот такие красавчики-автоматы, как ты нам привез, стал бы я в свободное время таскаться по дурацким камням? Да хрен вот! Я бы сидел в лаборатории, включив бунзеновские горелки на полную, разложил бы всякие там колбы и прочие причиндалы по столам и руки потирал бы как маньяк, думая, что бы мне такое еще сегодня забацать!

Описанный в этом кратком монологе образ подходил Бергману, как на него сшитый. Я даже засмеялась, хоть и была удручена утерей способности к тасовке.

Прошел час. Никто не делал никаких странных жестов — по крайней мере таких, которые нельзя было бы объяснить. Натч пару раз почесал грудь — так что? Будь у меня такая волосатая, тоже чесалась бы.

Самое интересное событие за это время — тройное раскрытие карт между Коулом, Кэмом и Натчем. Сдающая Грейс выбрала «Техасский холдем». Посмотрев первые две карты, только эти трое не вышли из игры. Коул дал мне заглянуть в свои. Имея на руках короля и карту той же масти, он вполне имел право остаться в игре.

Грейс сдала четыре карты флопа, одной из которых был король. Коул сделал ставку. Несколько секунд пожевав зубочистку, Кэм последовал его примеру. Потом отодвинулся, оперся на стоящий сзади стул и сказал:

— Натч, а тебе, думаю, придется карты бросить. Натч поднял брови, услышав нечто столь забавное.

— Это с чего?

Кэм плоским ногтем указал на собственное лицо:

— Видишь шрамы?

— Ну, началось! — Натч возвел глаза к небу.

— Они из-за тебя получены. Я эту гранату в лицо принял вместо тебя. Ты у меня в долгу.

— Я тебя водил в ресторан.

— И ты считаешь, что каким-то жалким бифштексом ты со мной сквитался?

Даже густая борода не скрыла намека на ямочки, когда Кэму не удалось сдержать улыбку.

— Если не этим, так тем, что тащил твою жирную задницу десять миль на горбу, когда ты ногу сломал.

— Это было до гранаты!

— Ты накануне сожрал целую коробку пончиков!

— В общем, этот кон я хочу взять.

— А вот фиг. Не дам.

И игра потекла дальше.

Они поднимали ставки, пока наконец не поставили все деньги, что привезли с собой. А потом выиграл Коул.

Общий стон, как будто кто-то из них отошел от стойки в тире, так и не попав в цель. А потом все заговорили одновременно.

Грейс и Джет: «Сказал бы им кто-нибудь, насколько они не умеют в покер играть». — «Ты шутишь? Ты лучше подумай, как мы их обдерем в следующий раз!»

Джет и Натчез: «Теперь он чуть чего, всегда будет тебе напоминать про ту гранату». — «Знаю. Надо было мне самому на нее прыгнуть, когда была возможность».

Кэм и Коул: «А с виду ты такой симпатяга. Надо было мне знать, что ты профессиональный обдирала». — «Я тебе десять баксов даю, если будешь снабжать меня зубочистками, пока мы на этой операции». — «Ловлю на слове!»

Бергман и я тихим-тихим шепотом: «Господи, вот умеет жить Натчез! Хотел бы я таким быть, Жас — он ни черта не боится!» — «Ага, есть у него свойства, заслуживающие восхищения. Но ты не забывай, что он в тебе тоже нашел, чем восхититься».

Тяжелый удар дверного молотка — и все замолчали.

В комнату вбежали Кассандра и Дэйв.

— Кого-нибудь ждете? — спросил он меня. Я не удержалась:

— Нет, Дэвид. Все мои иранские приятели на этой неделе заняты.

— Юмористка. Коул! — Он кивнул нашему толмачу, пропуская его вперед. — Всем напоминаю: мы студенты, а потому должны выглядеть как штатские раздолбай.

Все тут же сели на те предметы мебели, на которые опирались во время игры. Дэйв рукой показал Кассандре место рядом с Бергманом на диване. Я за ним и нашим переводчиком направилась к двери.

Руки чесались вытащить из кобуры «Скорбь». Но когда у тебя в руке пистолет, пусть даже за спиной, трудно разыгрывать сцену хладнокровно. Я удовлетворилась тем, что поставила руки на бедра, где пальцы правой нащупывали придающий уверенность контур ножа-боло. Дэйв остался позади меня в дверях, ведущих в гостиную, а Коул спустился по трем широким деревянным ступеням в прихожую.

Банкетка с одной стороны, блестящая ваза с шелковыми цветами с другой — эта комнатка едва вмещала одного взрослого человека, а уж тем более плюс ту пару, которую он впустил в дом. Как только джентльмен представился, они все трое взошли по лестнице к нам.

— Здравствуйте, здравствуйте! Рад, рад вас видеть. Меня зовут Сохейль Анвари, я смотритель этого дома, а это моя жена Зарса. Вижу, вижу, вы прибыли в условленное время. Домовладелец просил меня заехать и проверить, что у вас тут все есть и что вам удобно. Все в порядке, да?

Сохейль сиял. Худощавый мужчина, лет сорока пяти, усатый, доброжелательность из него так и лезла, как червяки из компостной кучи. И я бы поверила запросто, почему бы и нет?

Если бы не его жена.

Она была под плотным покрывалом. В помещении, где это не требуется. Не так жутко, как на старых картинках, где на бабу вообще надета палатка с разрезами для глаз. Но почти так. И желтовато-синий оттенок вокруг правого глаза — вряд ли это был последний писк косметической моды. Скорее свидетельство, что Сохейль запросто дает волю рукам.

У моего терпения фитиль достаточно короткий, и Сохейль определенно уже пустил по нему медленный огонек. Медленный — потому что в ближайшем будущем я не могла себе позволить взрыва. Но когда представится случай…

Я встретилась взглядом с Зарсой. Глубина страдания в этих темно-карих сферах навела меня на мысль о горящих кроватях и отравленном кофе — шаги отчаяния, поступки затравленной женщины. Интересно, доведена ли уже Зарса до предела? Не случится ли так, что Сохейль «случайно» поскользнется в душе и сломает шею прежде, чем мне представится шанс посчитаться с ним за избиение жены?

— Все превосходно, очень вам благодарны, — ответил Коул.

— Вы студенты, да? — спросил Сохейль.

— Да, — подтвердил Коул. — Приехали совершенствовать навыки разговора на фарси. Могу я попробовать поговорить с носителем языка?

Сохейль развел руками, будто приглашая Коула в фарсийское братство, и они завели оживленную беседу, прерываемую взрывами густого смеха. Наконец Сохейль сказал:

— У вас все отлично получится, не сомневаюсь. Я рад, что вы решили здесь учиться. А в свободное время милости прошу в мою лавку! Она здесь рядом, на этой же улице.

И он показал на юг — наверняка на рынок в шести кварталах отсюда.

Мы его проезжали, когда магазины были еще закрыты наглухо, и стеклобетонные их фасады так напомнили мне родину, что вывески с непонятными замысловатыми письменами показались неожиданными. Рассвет уже близился, и уличные торговцы устраивались в переулках, громоздя доморощенные продукты на большие круглые подносы, поставленные на ящики из-под тех же продуктов. Мужчины в бейсболках и джинсах толкали тяжелые древние тачки с турнепсом. Женщины под черными покрывалами сгибались над лотками с яблоками, финиками и персиками, прислонясь спиной к стенам, разрисованным символами благословения богини Энии.

— У нас большой магазин со стеклянной витриной и желтая вывеска над дверью, не пропустите. Одежда и обувь у нас только самая лучшая. А моя жена гадает посетителям. У студентов она очень популярна.

Вот и оно. Самое время очаровательно по-девичьи заинтересоваться.

— А какое гадание? — спросила я. Затаив дыхание, сделав большие глаза — наверное, получилось, судя по тому, как осклабился Коул за спиной наших визитеров.

— Она предсказывает будущее — для этого ей достаточно коснуться вашей ладони. И еще она может помочь вам вернуть утраченное. Или, если предпочитаете, указать дорогу к истинной любви.

Хм. Интересно, не входит ли Зарса в гильдию Кассандры «Сестры Второго Зрения». Хотя… нет, вряд ли.

— Это же просто чудесно!

Сохейль что-то сказал Зарсе на фарси, и она послушно вытащила из кармана коричневый квадратик плотной бумаги с золотой тисненой надписью.

— На случай, если заблудитесь, — объяснил Сохейль с ангельской улыбкой. — Покажите любому прохожему, и вас отведут в нашу лавку.

— Спасибо! — сердечно сказала я, беря карточку из протянутой руки Зарсы и стараясь этой руки не коснуться. Больше всего мне сейчас нужно, чтобы она проникла в истинные причины моего приезда в Иран. Даже в своем теперешнем состоянии она наверняка сочтет себя обязанной сдать меня властям. Может, Альберт и поставит для меня могильный камень, но написано на нем будет: «И с тех пор ее никто уже не видел».

Почти сразу гости ушли. После общего вздоха облегчения Натчез объявил, что настало время чего-нибудь пожрать.

— Ты, хмырь болотный! — ответил ему Кэм. — Мы изображаем приличных людей, а приличные не говорят «пожрать».

— Говорят, если они итальянцы, — возразил Натч, за что получил тычок в плечо, тут же перешедший в силовую борьбу троих мужиков, как только к ним присоединился Джет, а амазонка Грейс взяла на себя роль судьи. Много правил она не вводила — насколько я поняла, запрещалось только выдавливать глаза и плеваться. Потом она объявила себя победителем и заставила мужиков нести ее на кухню.

Дэйв покачивал головой, глядя на своих ребят, но взгляд, которым он посмотрел на меня, когда они вышли, был очень красноречив. Как может быть один из них предателем, когда они все любят друг друга, как братья? Не ошибаемся ли мы в этой жуткой, невозможной ситуации?

Нет, не ошибаемся, к сожалению. Кто-то из членов его группы телеграфировал Колдуну ее позицию полтора месяца назад. Вот почему его источник, шакал-оборотень, и был убит. У Дэйва в группе определенно есть «крот». Но ни я, ни Коул не уловили никакого сигнала во время игры, когда мы подозревали всех по очереди. Все, что нам удалось — это понять, как сильно мы уважаем каждого из этих троих и какую симпатию к ним испытываем.

Загрузка...