Пугало

Пролог

- Ну да, с лица воду не пить, зато человек она хороший! - мужчина средних лет с уже обозначившейся залысиной хлопнул дочь по плечу, от чего та слегка накренилась, сделав шаг вперед, чтобы не упасть, - Хозяйка отменная, руки откуда надо растут, - продолжал он перечислять достоинства дочери, - двоих младшеньких, считай, сама подняла - так что и мамка из нее что надо выйдет!

Давеча батя поставил перед дочерью зеркало и сказал, чтобы она потренировала очаровательную улыбку.

- Мож хоть это поможет, как думаешь? - спросил он немного потеряно, но с зыбкой, едва уловимой надеждой, - Потренируйся!

Девушка тогда посмотрела на него снисходительно, как на наивного дурачка, но к зеркалу повернулась.

Ничего нового она там не увидела. Маленькие серые глазки терялись на широком скуластом лице; рот большой, но губы слишком тонкие; выдвинутая вперед нижняя челюсть; веснушки по всему лицу и шее. Волосы, которые как ни прилизывай, все равно кривыми секущимися волосками пушатся во все стороны. Не прямые и не кудри - просто жесткое как проволока не пойми что непонятного цвета. Вроде и не уродка совсем уж, но заглядываются на нее лишь из любопытства - «что за чучело странное?», особенно на фоне до неприличия хорошеньких сестер.

Она попыталась улыбнуться. Как там батя сказал: очаровательная улыбка? Краем глаза девушка увидела, как батя вздрогнул всем телом, стоило ей растянуть рот уголками вверх.

- Какая злыбня, когда скалишься… - прохрипел он, - Попробуй еще раз, только так, шоб не казалось, будто ты в уме проклинаешь всех.

Через полчаса бесполезных попыток батя сказал, что «очаровательную улыбку» лучше оставить на самый крайний случай, если уж совсем худо будет…

И вот теперь девушка, глядя в обиженные, как у ребенка, глаза, видимо, уже несостоявшегося жениха решила - случай крайний, дело худо, и можно уже и улыбнуться. Контрольным выстрелом, так сказать, чтобы дать парню в руки весомый аргумент и уже закончить этот фарс.

Она медленно растянула губы и посмотрела ему прямо в глаза. Парень гулко сглотнул и попятился. Выглядел он при этом довольно жалко, и сам это тоже понял, так что вдруг нахмурился, скривился будто даже оскорблено и вспыхнул.

- Такую замуж предлагать без хорошего приданого просто свинство! - вскинулся молодчик, - Страшила без гроша в кармане…

На какое-то мгновенье в доме повисла настороженная тишина.

Все аж присели от такой заявы, включая его же родню. Девушка же только прикрыла глаза и устало потерла лоб. Вот дурень. Ну, не то что бы он не прав был, но оскорблять хозяина дома вот так можно только от молодой дури или высокого положения.

Первым опомнился батя.

- Ты че вякнул, щенок плешивый… - мужчина не говорил, он шипел; мгновение назад удивленно выпученные глаза сузились до щелочек, шея побагровела, желваки заиграли, и он взвыл раненым кабаном, - Я те щас хребет проломлю, ушлепок!

Девушка предусмотрительно шмыгнула назад, в уголок, чтоб случайно не пришибли, и стала наблюдать за разворачивающейся кутерьмой. Все что-то орали, батя тряс кулаком, на его руке висела жениховская мамка, уговаривая простить придурка, самого жениха отчитывал его же отец, бабка осеняла себя святым знаком…

Весело, в общем. К девушке тихонько прокралась младшая сестра и обвилась вокруг руки, поглаживая ладонь.

- Ты не страшила, - насупилась она, злобно сверкая глазами в сторону парня, - Он просто дурень слепой. Тебе такой муж не нужен, никому не нужен.

Девушка снисходительно улыбнулась младшей, потрепала ее по голове и чмокнула лапушку в макушку.

Она подумала, что такой дурень ей и правда не нужен, не дорос еще семью заводить, но понять она его, в общем-то, могла.

Началось все с неделю назад. Как раз подходило время празднования дня самой светлой ночи года. В честь этого в ближайшем городке устраивали фестиваль, и туда стекался народ. И конечно, все пытались продать - кто что мог.

Еще лет пять назад, не смотря на протесты отца, уверенного, что это бесполезная трата времени, девушка засадила цветами клумбы по солнечной стороне дома. Возни с ними не много, а денег приносят очень даже неплохо, если каждый цветок за медный обрез продавать.

К фестивалю в конце первого месяца лета вместе с полевыми цветами получалось чуть не с пол телеги цветов, которые можно было продавать в городе. Особенно хорошо они шли, когда продавали их хорошенькие, как те цветы, младшие сестры.

У девушки было две сестры и один братик, самый младшенький. И все, как один, красивые до неприличия - в маму. Мать была известной красавицей: шелковые темные волосы, большие глаза, тонкие черты, статная фигура… Чем ее привлек не самый богатый и не самый красивый батя был вопрос из вопросов. Все, кто ее знал, сходились на том, что с такой внешностью можно было б и посолидней кого отхватить, причем посолидней на порядок. Батя говорил, что очаровал ее нежным и трепетным сердцем; бабка говорила, что хитростью вкупе со взглядом человека простого и бесхитростного; деревенские говорили, что дура она была. Сама мама сказать уже ничего не могла.

Единственным ребенком, не взявшим от внешности матери ничего, была она сама. Чисто в батю. У нее для девчонки даже плечи были широковаты и ростом чуть не с местных мужиков, а то и выше…

И вот неделю назад поехали сестрички с батей в город цветы продавать. Сама девушка еще в первый раз, когда поехала, быстро смекнула, что с такой рожей, как у нее, покупателей только разгонять, так что в следующем году, взяв с младшенькой обещание от бати ни на шаг, отправила ее в город поработать, пообещав к ее приезду пирогов напечь. Распродали все.

С тех пор так и повелось. И вот в этом году, распродавая цветы прохожим, познакомился батя с неплохой, довольно зажиточной семьей из деревеньки дня полтора на юг от их дома. Они на девчонок посмотрели, да и давай свататься. Батя сказал, что не против, но вперед старшей младшие замуж не пойдут, так что пусть приезжают, посмотрят на старшую. Ну несостоявшийся жених, глядя на двух миловидных сестричек, вряд ли мог подумать, что старшая на них не похожа даже в отдалении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не то что бы его кто-то обманывал, но девушка вполне могла понять, почему он чувствует себя обманутым.

В любом случае, это никак не отменяло того факта, что он хамло и с таким каши не сваришь. Так что девушка не сказать что сильно расстроилась, хоть и мало приятного, конечно. Она его для себя загадала, как последний шанс.

Ей уже восемнадцать, давно пора замуж да свое хозяйство вести. Что уж там - вся деревня ждет не дождется; все свободные мужики в округе на низком старте ждут, когда старшую сплавят, и прилично будет ко второй свататься. Ей-то уже шестнадцать - тоже пора. И третья на подходе - пару лет и невестой станет.

Но кто ж младших вперед старших отдает?

А что делать, если старшую не торопятся в другую семью приглашать? Всем троим что ли в девках сидеть у бати на шее?

Девушка понимала, что отец, в общем-то, хоть кого найти бы ей смог. Кривого, косого, старого… Мужики, которым рукастая девка, пусть и не красивая и без приданого, в хозяйстве лишней не будет - найдутся. Да только отец ее в чужой дом в качестве безропотной служки, по гроб жизни обязанной, что ее вообще замуж взяли, отдавать не хотел. Батя детей своих любил - порой неловко, но искренне.

К утру все наконец помирились, накатили, расцеловались и разошлись. Девушка сидела на заднем дворе. У них там стоял огромный дуб, а под ним - кривая беседка. Вот в этой беседке она тихонечко приходила в себя с чашкой чая. Задавался робко рассвет, но было еще темно. Воздух свежий, тихо и уютно - самое то, чтобы забыть очередную неудачу. На столике в беседке, придавленное тарелкой, лежало письмо.

Прочитать его в предрассветной темени, конечно, сложно, но девушка знала его уже чуть ни наизусть.

- Замуж я удачно не выйду, - тихонько шептала она себе самой с легкой улыбкой, - Уж точно не тут. А коли не выйду, сестры тоже черти знает сколько в девках просидят - из принципа. Точнее по дурости…

Девчата ей и правда, пытаясь то ли успокоить, то ли вдохновить, клятвенно обещают каждый месяц, что пока она свою жизнь не устроит, они - тем более. По их расчетам это должно бы радовать старшую сестру, и старшая сестра послушно улыбалась и целовала их в румяные щечки, и даже вполне искренне умилялась… Да только пользы в этом никакой.

Надо ей освобождать дорогу. Да еще и сделать это как-то аккуратненько, чтоб родня, не дай боги, не подумала, будто она на себе крест поставила. Даже если это отчасти правда. А то если они задумку ее поймут, так разволнуются, что уже с нее не слезут.

Как ни забавно, но если говорить о характере, то все дети, как один, пошли в батю. Взрывные, импульсивные, прямодушные и открытые. С обостренным чувством справедливости, но не без хитринки. И любили искренне и со всем пылом. Все в отца.

Все, кроме нее самой. Она, по словам старших, по натуре была копией своей матери. Более спокойная, снисходительная и практичная.

Еще месяц назад девушка написала с просьбой троюродной тетке. Та когда-то очень удачно вышла замуж за купца средней руки и теперь жила в столице Вольмского Княжества, Миловодске, помогая мужу держать пекарню. Вот к ней она и попробовала напроситься.

А почему нет? Работать она умеет; руки у нее откуда надо растут - батя не соврал; опять же, неприхотлива, с детства приучена к скромным условиям. Грамоте, худо-бедно, но обучена. И даже если платить ей по столичным меркам будут гроши, по их деревенским - все равно больше, чем она смогла бы здесь заработать.

Она могла бы собрать сестричкам на приличное приданое. Бате на ремонт заработать да на живность еще какую, братика может потом получится к кому на учебу устроить…

Конечно, не все сразу, но город открывает неплохие перспективы. Может она потом и себе на приданое собрать сможет. А самое главное: свататься к младшей на глазах старшей - неприлично, но если старшая где-то там в далеких далях и возвращаться не торопится, то вроде уже не так уж и неприлично!

Семье она, конечно, наплетет про то, как хочет повидать большой мир и как скучно в их захолустье. Девушка знала, какие надо подобрать слова, каким тоном их произнести, чтобы ей поверили, так что не сильно переживала.

Ответ от тетушки пришел как раз с неделю назад, но, узнав про сватовство, девушка решила отложить новость. Приятно было вообразить, хоть бы на пару деньков, что может что-то и получится… Но наивной она все-таки не была и примерно развитие событий представить себе вполне могла. И все-таки решила подождать.

Даже самой себе признаваться было неловко, но все-таки она очень хотела, чтобы этот день закончился иначе. Чтобы парень посмотрел на нее и… ну может хоть что-то бы в ней увидел? Или хотя бы дал бы ей шанс, хотя бы дал бы ей время показать себя с хорошей стороны. Ведь есть же у нее хорошие стороны?..

Ну да это уже не важно. Уезжать из родных мест в неизвестность совсем не хотелось, но и сидеть сопли на кулак накручивать - тоже не дело. Появятся деньги, и найдут и в ней хорошие стороны.

Поэтому завтра она поговорит с родными.

«…девочка моя, приезжай, конечно! Уголок я тебе найду и работу по способностям тоже. Но ты, пожалуйста, уж меня не подведи. Не хочу перед мужем потом краснеть, что приживалу в дом привела, так что учти: ленивых мы не держим! Будешь плохо работать, не посмотрю, что родня…»

Ленивой она не была. Только некрасивой.

Девушка вдохнула поглубже прохладный утренний воздух, обвела глазами двор, залитый легким утренним туманом, порвала письмо и, перегнувшись через перила беседки, кинула обрывки в темную, тихонько журчащую воду прудика.