Всё-таки, "радетель" утомляет. И мукту, похоже, тоже.
-- Ты сообщил нам предложение своего господина. Всё ли ты сказал, из того что надлежало передать?
-- Нет, не всё. Ибо до некоторых мелочей мы не успели дойти, увлечённые суждениями разных... разных. Итак, мы не пустим чужеземцев на наши земли для торговли. Мы будем привозить товары на своих кораблях в Чалус и только в Чалус. Мы не будем платить налоги. Как зякат, так и иные...
***
Зякат платят правоверные.
Возможно взыскать ушр - пошлина в 1/10, взимаемая с купцов, которые не были ни мусульманами, ни зиммиями, а также все торговые сборы с мусульман помимо закята.
Есть хумс. Который считают в пятую часть дохода. Под него подпадает добыча (военная, выловленная в море, драгоценности...) и сверхприбыль (то, что не расходуется в течение года).
А ещё есть харрадж и джизья для неверных.
Афоня следует соглашению между "Святой Русью" и "Серебряной Булгарией" нач. 11 в., по которому русские в эмирате не платят налогов. Это же правило подтверждено в соглашении между мною и эмиром Ибрагимом при основании Всеволжска.
***
-- Э-э... Остановитесь! Вали Исмаил! Вот он обман! Если они не будут платить, то денег не будет! Они лживые, подлые...
-- Платить будут те купцы, которые придут в Чалус за товаром. Прежде они ходили в Саксин, будут - в Чалус. Они привезут сюда свой товар на продажу нам или друг другу. Кто-нибудь скажет: каков доход даёт таможня сейчас?
Мукта кивнул длинному тощему старику, похоже - казначею, сидевшему с краю.
-- Э... достославный мукта. Нынешний год плох. Да и прошлый был не из лучших. А вот прежде, в те времена...
-- Сколько?
-- Э... ну... от пятидесяти до восьмидесяти тысяч. Ибо такова воля Аллаха, посылающего нам испытания. И средства для их преодоления. И, конечно же, не закрывающего дверь милосердия...
-- Вот выбор, вали Исмаил. Пятьдесят или восемьдесят тысяч прежде. И ничего - в будущем. Или - от половины до трёх четвертей миллиона.
-- Почему?! Почему "половина"?! Ты обещал три с половиной!
Какие милые, увлекающиеся люди живут здесь! Вот, ещё ничего нет, а "золотой Эльбрус" уже поделили, приспособили и потратили. В своём воображении. И очень обиделись тому, что виртуального карася надо урезать.
-- Прежде всего: я ничего пока не обещал. Я лишь предложил. И попытался, с помощью присутствующих здесь мудрецов и знатоков, оценить последствия. Если достославный мукта говорит "нет", то ни трёх, ни полмиллиона - не будет. Если мукта говорит "да", то все доходы и расходы по этому делу здесь, в Чалусе, мы делим пополам.
-- Х-ха...!
Виртуальный серп больно ударил по виртуальным... м-м-м... скажем бухгалтерски: "доходам будущего периода". Диванники обиженно принялись снимать флаги и уменьшать этажность башен своих "воздушных замков".
Афоне стало даже жалко разочарованных, захотелось успокоить их, используя эмоциональные ласкательные диминутивы с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Типа:
-- Маничка беравим сари бе тохмеморкюха безаним (Знаешь, Манечка, пойдем посмотрим на яички).
Увы, здешние седобородые "манечки" вряд ли оценят всю ласкательность и доброжелательность диминутива. Да и смысл предложения... поймут неверно.
-- Ни один! Ни один правоверный правитель не допустит гяуров на свою землю!
Мукта пристально смотрел на крикуна и ревнителя исламских ценностей.
***
Сказанное - глупость. У исламских правителей две общие вещи: ислам и империя. Однако в этих краях давно уже сильны шииты разных течений. Включая исмаилитов. Да ещё и низаритов.
Хасан ас-Сабах создал сильную организацию. До Аламута не столь далеко - мы не в Магрибе. Ещё сорок лет назад все владетели в этих краях постоянно носили кольчуги под одеждой. Ежеминутно ожидая удара ножом от федаинов "Старца Горы". Многие продолжают делать это и нынче. Сейчас федаины очередного "старца" одинаково режут и правоверных вокруг Салах-ад-Дина, и христиан Иерусалимского королевства.
Все клянутся именем Пророка. Но кто столь глуп, чтобы отказаться от таких денег, просто слушая советы вздорного муллы?
Второй основой единства была империя сельджуков. Увы, великий Санджар, которому в юности служил Исмаил, умер. Прошло двенадцать лет и великое государство растащили на части. Вот сейчас атабек пытается прибрать к рукам Ширван. Не для султана - для себя.
Все машут Кораном, все клянутся в верности. Но каждый - за себя.
Атабек - "отец-князь". Сельджукиды, давая в удел царевичу область, приставляют к нему военачальника-эмира воспитателем, который фактически управляет уделом царевича от его имени.
Сейчас есть несколько атабеков, которые управляют полунезависимыми и независимыми эмиратами. Они положат начало самостоятельным династиям Буридов, Артукидов, Зангидов, Салгуридов, Бавандидов, Ильдегизидов, Хазараспидов...
Важнейший из них - атабек Ильдегиз.
После убийства султана Сулейман-шаха в 1161 г. Ильдегиз назначил 28-летнего Арслана Шаха II (1161 - 1176 г.) сельджукским султаном Ирака, взял титул "Атабег Аль Азам (Верховный Атабег)" и руководит новым султаном. Командует армией, контролирует казну, награждает иктами по своему усмотрению. Подчинил себе Иранский Азербайджан, Арран, Джибал, Хамадан, Гилан, Мазандаран, Исфахан и Рей.
Приумножение "болотного сообщества" в Гиляни - отзвук побед атабека: побеждённые и пострадавшие бежали в те топи.
Мукта Исмаил получил городок Чалус в качестве икты из рук Ильдегиза, они оба исламизированные кипчаки, боевые товарищи, хотя из разных поколений. Ильдегизу - около семидесяти, Исмаилу - сорок.
Икта - изначально условное земельное владение воина, феод - к концу сельджукской империи превратилось во владение наследственное, аллод. Владетель, мукта, прежде имевший право собирать только отданные ему налоги (ушр или харрадж), получил полную власть над владением. Его обычные обязанности перед правителем свелись к предоставлению отряда определённой численности и состава.
Мазандеран (Табаристан) и, что не менее важно, Рей - владение атабека.
***
-- Итак, я повторю свои рассуждения для установления взаимопонимания. Купец с гор, или иных местностей, приходит в какой-нибудь порт. И платит закят. Это - половина всего золота, которые получают правители прибрежных городов от торговли. Так было и пусть так будет. Морские купцы покупают товар и везут его в Чалус. Где платят закят. Как делали это в Саксине. Это вторая половина золота. Половину от этой половины мукта отдаёт мне. Э... моему господину.
Афоня внимательно оглядел присутствующих. Все поняли?
-- Э... уважаемый. Но зачем вам это? Раньше в Саксине получали всю вторую половину. В чём ваша выгода?
Никогда не считай собеседников дураками. Даже если некоторые из них таковыми и являются.
-- Как стремительно беседа о деньгах меняет отношения между беседующими, о достопочтеннейший. Надеюсь, ты не забыл, что перед тобой дикий и ужасный рус, зимми из далёкой и холодной страны, где даже лесные медведи бродят среди жилищ, выпрашивая подаяние? Наша выгода - в исполнении нашего закона. Государь русов повелел закрыть границы наших земель, и мы с радостью исполнили это.
Для того, чтобы рассуждать о выгоде партнёра нужен куда более высокий уровень доверия. Неужели следует рассказывать о цене хотя бы одной санитарной погранслужбы? О контроле над морским судоходством? Об пользе от утраты не только возможно сохранившихся навыков строительства бателов, но и крупных самбук? Об исчезновении опасности большого нападения с моря? И о появлении такой возможности у нас? О других последствиях монополизации каспийского мореплавания?
Да они просто не поймут этого!
Николай любит повторять новичкам слова Воеводы: "Какой охотник больше уток настреляет? Кто в своём дому гуляет, или кто в утином пруду шныряет? Кто к людям пошёл, тот и выгоду нашёл".
Давайте лучше я расскажу вам про ваши выгоды.
-- Аллах велик. И он, в милосердии своём, не лишает своих людей разума. И правителей - тоже. Получив много денег мукта Исмаил, мудрый и благочестивый, сможет сотворить множество добрых дел. Построить мечеть и пожертвовать бедным, проложить дороги и водоводы. Облагодетельствовать идущих по пути Аллаха, но страдающих от нищеты. Он сможет лучше исполнять волю Великого Атабека. Отряд, который мукта должен выставить по призыву правителя, будет не только полного числа, но и на горячих конях, с прекрасным оружием. Атабек оценит успехи мукты в деле управления иктой. Наградит и возвысит вашего господина. Кто-то против возвышения вашего господина? Против благосклонности атабека к вашему мукте?
Афоня оглядел диван. Ну вот, возражения против коммерческого предложения превращаются в предательство господина и гос.измену.
Глава 643
-- Мукта Исмаил - верный слуга Великого Атабека. Я уверен, что мукта не будет держать рядом с собой тех злобных шакалов, которые стремятся принести вред блистательному Шамс ад-Дин Ильдегизу. А отказавшись от предложения моего господина, вы нанесёте атабеку огромный ущерб.
-- Слова Пророка, праведные халифы говорят нам...!
-- Помолчи. Говори, рус.
-- Благодарю, господин мукта. Подумайте вот о чём: на море есть множество городов, куда мы могли придти с этим предложением. С предложением получать миллион золотых монет каждый год. Но меня послали сюда, в Чалус. Почему?
-- Да... в самом деле... почему... есть же города лучше... Лучше? Нашего Чалуса?! - Таких нет! В других - жадные, глупые, грязные...
До диванщиков, кажется, только сейчас дошла необходимость этого очевидного вопроса.
-- Есть несколько причин такого выбора. И первейшая из них, безусловно, слава о мудрости, храбрости и опытности правителя города. Мукты Исмаила, известнейшего своим благочестием и заботой о процветании жителей.
Не, не клюёт. Не велик волчара, но битый. На лести не проведёшь.
-- Другая же причина хорошо видна с моего места. Там, за окном.
Всё собрание дружно зашевелилось оглядываясь на окна и явно не находя там причины для миллиона - или хотя бы половины - ежегодных полновесных динаров. Это выглядело настолько по-детски, что Афоня не сдержал улыбки.
-- Там - горы. И дорога через их. А на другом конце этой тропы - Рей. Это же так просто: товары из Саксина приходят сюда, перегружаются на коней и ишаков, и идут в Рей. Идут по владениям Атабека. На каждом шагу роняя золотую монетку. Наполняя карманы погонщиков и водоносов, владельцев ишаков и караван-сараев. Перетекая, в виде зяката и ушра, в казну правителя, в сокровищницу Великого Атабека.
***
Рей - самый большой торговый город региона. Только Багдад и Басра далеко к югу больше него.
Чисто для понимания масштабов: за год в Багдад в эту эпоху стекается больше 400 млн дирхемов. Через столетия, в "век золотой Екатерины", все поступления Российской империи в 1763 г. - эквивалент 140 млн дирхемов.
В десяти верстах от Рея к северу лежит деревенька. Называется - "склон горы", Тегеран.
Потом придут монголы. Рей разрушат, будет несколько попыток возродить город. В 21 в. Тегеран и Рей свяжет нитка метро.
***
Есть третья причина, о которой Афоня не говорит - незачем повышать самооценку присутствующих.
В отличие от богатых и известных портов восточной и западной части побережья, обладающих и развитыми рынками и удобными гаванями, здесь сухо. Горы близко, в двух верстах, и три текущих с них водных потока не разливаются в болота. Нет болот - нет комаров - нет малярии. Фактория не будет вымирать от болезней.
Правда, и береговая линия неудобна для стоянки больших кораблей.
Тут есть тонкость, которую тяжело просчитать: реакция атабека.
Множество "по-простому-решальщиков" сразу завопят:
-- Атабек - жадный! Он отберёт город! И будет брать все доходы таможни себе!
Не могу не согласится с первым утверждением.
Уточню: "деньги - кровь государства". Каждый разумный правитель желает, чтобы его владение было полнокровным.
Но "отберёт"...
Ильдегиз не будет сам сидеть на здешнем песке, считая тюки товаров и отбирая золотые монетки. Он может только назначить сюда чиновников. Которые будут считать и отбирать. Надзирателей к ним, чтобы не утаивали отобранное. Надзирающих за надзирателями. Охраняющих, прислуживающих, обеспечивающих, над ними всеми начальствующих... Всё это и так делает мукта Исмаил.
Икта нынче не платит налогов никому, кроме своего мукты. Включая, последнее десятилетие, и закят, и джизью. Мукта приводит отряд, но не привозит денег. Замена денежной повинности натуральной, "долг крови". Инверсия "щитовых денег" Западной Европы.
Вот очевидный "порог срабатывания": если расходы на содержание таможни, её чиновников, управление городком, содержание отряда, эквивалентного отряду мукты, меньше, чем доход от таможни, то... то лучше взять "под себя".
Кроме очевидного - есть и неочевидное. Икта - основа экономики и войск сельджукских государств. Сломал в одном месте - посыпется и в других. Все это понимают.
"В чрезвычайных обстоятельствах уместны чрезвычайные средства" - верно. "Обстоятельства" - уже "чрезвычайные"?
Пока - одни планы и разговоры. Не будет ли более разумным дать возможность "курочке", собирающейся "нести золотые яйца" - вырасти, продемонстрировать "яйценоскость", оставив пока все заботы и расходы нынешнему "куроводу"? А уж потом... прибрать "львиную долю яичницы"?
Ещё: атабек уже болезненно почувствовал сокращение торговли в приморских городах на его землях. Конечно, это очень раздражает: нет денег - нет армии - нет славы, побед, Ширвана... Ему нужно восстановление торговли. Лучше - как было. Но если всё пойдёт через один его город... Доля Хоросана, Ширвана, Дербента, других - тоже станут его.
-- По моему скромному мнению, насколько мне доступно понимание блистательных замыслов Великого Атабека... мда... могущественнейший не будет против. Ибо сейчас товары не приходят из Саксина - нет ничего. Если мы ввозим товары сюда и не платим налогов - тоже ничего нет. Но дальше купцы повезут товар из Чалуса. Повезут в остальные города моря. И заплатят зякат. Для казны в каком-нибудь Энзели ничего не изменилось. Или повезут караванами вот по этой дороге. И заплатят в Рее, как и было раньше. Который тоже платит атабеку.
-- Раньше купцы платили налоги, привезя товар из Сакина!
-- Теперь купцы будут платить, привезя товар из Чалуса.
Афоня посматривал на советников дивана сквозь полуприкрытые глаз.
Ошалели.
Слишком много.
Странного, непривычного.
И - золото. Гора золота! В которой каждый из присутствующих сможет, по воле и с разрешения мукты, откопать для себя небольшую пещерку. Или - побольше.
Но главное: пока и копаться не в чем. Только в этих древних камнях, в песке побережья, в глине наносов.
-- Х-ха... Ты сказал всё?
-- Нет. Есть ещё мелочи, но они важны для нас. Мой господин, Повелитель Севера, прислал со мною свиток с соглашением между тобой, муктой Чалуса и им, Воеводой Всеволжским. Там указаны условия, сходные с теми, о которых мой господин несколько лет назад уговорился с блистательным и победоносным эмиром Великой Булгарии Ибрагимом.
-- И что же там?
-- Там... "Четыре свободы". Свобода исхода: всяк человек волен уйти на Русь. Свобода деяния: всякое действие, совершаемое жителем Чалуса в Чалусе, может быть совершено и русским. Свобода от суда: всякий русский человек может быть задержан, допрошен, осужден только русским судом. Свобода от мытарей: русский человек не платит никаких пошлин, сборов, налогов, мыта в Чалусе.
Диван возбудился, возмутился и взбунтовался. Цитаты из Корана, кадисов и просто матерные - бурным потоком изливались из уст мудрецов и советников во все стороны, затопляя мутным потоком уши немногих молчащих. В числе которых были Афоня и Исмаил.
Когда же половодье чувств и пена айятов схлынули, мукта повторил:
-- Ты сказал всё?
-- Нет, о достославнейший. Ещё: всё невольники из числа народов, подвластных моему господину, должны быть возвращены ему, вместе с их детьми. И, конечно, для удобства и безопасности торговли и мореплавания, нам следует построить здесь двор для хранения товаров и пребывания людей. Такое называют хан или караван-сарай. Конечно, с помощью твоих людей, на указанном тобой удобном месте. И немножко перестроить берег. Перелезать через борт и добираться до берега на лодке - очень неудобно. Сегодня я, например, испортил свой сапог.
И Афоня показал сапог, в шве которого поползла нитка.
Это - на грани. Показывать подошвы - оскорбление. Но Афоня сидит по-турецки, подошвы не видны. Однако и обращать внимание на свою обувь, особенно на грязь или непорядок в ней... невежливо. Приличные люди закрывают обувь полами халата. Но у русского гяура нет халата.
Вы можете возмутиться. И утратить надежду на "Эльбрус золота". Или сделать вид, что не заметили. Сделать шажок по дороге понимания, прощения, милосердия и доброжелательства. По дороге, которая приведёт вас к простой мысли:
-- Гяурам можно всё. Потому что они дают нам возможность брать очень-очень много золота с наших купцов.
За дверями дивана раздались голоса, послышался шум. Мукта покрепче ухватил саблю, напряглись и телохранители у стен зала. Отфыркиваясь и переговариваясь толпа слуг внесла в зал два здоровенных сундука. Невысокий тощий мужикашка из спутников Афони, вошедший в зал в толпе носильщиков, резво проскочил к нему за спину и зашептал на ухо:
-- Еле-еле успел. Уже ковыряли. Тока-тока приспособились замки сбить. А тута мы. Вроде - всё цело. Хотя, может, и разбилось чего. А что не заперто было - всё попятили. И у корабельщиков. Уж я ругался-ругался...
-- Не беда. Мелочи.
И повернувшись к шихне, Афоня провозгласил:
-- Вали Исмаил, ты славен своей храбростью в битвах, верностью государю, благочестием в делах веры и мудростью в управлении народом. Слава твоя разнеслась далеко и дошла даже и до наших отдалённых местностей.
Точно. Весьма отдалённых от вашего Бердичева. Э... Чалуса.
-- Мой господин, Правитель Севера, Воевода Всеволожский, князь Иван Юрьевич и протчая и протчая, в знак любви и дружбы, послал тебе подарки. Дозволишь ли вручить их ныне?
Шихна кивнул, сразу напрягшись и нервно облизнувшись.
"Добрый дедушка Мороз. Он подарки нам принёс. Приходи к нему лечиться и...".
Ой, это, кажется, из другого воеводского стишка. Но "лечить" - будем!
Диван тоже замер в ожидании... чего-то "лечебного".
Афоня тяжело поднялся на затёкшие ноги, сразу напомнив присутствующим о своём росте и весе, о мощи, свойственной "диким кровожадным русам".
"Мощный выехал рус: чье стерпел бы он иго?!" - не забыли? Правильный ответ: ничьё.
Взмахом руки отогнав прислугу, Афоня выбрал у себя на поясе ключ.
-- В том сундуке - вещички. Мои и людей моих. А тут... подарки для мукты Исмаила. Да порадуют они его взор и развеселят сердце. И первое, что мой господин послал правоверному и благочестивому мукте, есть книга. Святая книга. Лучшая из книг для всякого, идущего по пути Аллаха. Коран. В этой книге нет драгоценностей снаружи. Ибо они внутри. Ибо на этих страницах в точности написаны слова самого Пророка Мухаммеда.
То, что печатный коран стал для нас стратегическим товаром - я уже... Первые небольшие партии были произведены и проданы в Булгаре и в Саксине. Кое-что разошлось и по Хазарскому морю. Пока это диковинка, в Чалусе нет ни одного экземпляра.
Вообще-то это задумывалось как ширпотреб. Довольно скромное издание. Переплёт не теснён золотом, обложка не выложена жемчугами-самоцветами. Ценность определяется не украшениями, а редкостью.
Слуга на вытянутых руках отнёс подарок мукте. Тот приложил книгу ко лбу, к глазам и губам и, несколько растерянно посмотрев по сторонам - коран нельзя класть на пол, вручил одному из слуг держать в руках.
А Афоня, подобно заморскому волшебнику, принялся доставать из сундука всё новые и новые невиданные вещи, сопровождая каждую объяснениями, преувеличениями и пожеланиями. Давние советы Николая и караван-баши Мусы, годы, проведённые в беседах с купцами в Саксине, вполне обеспечивали его обширным набором уместных фраз высокого торгового стиля.
Сперва на свет из сундука явились раскрашенные глиняные игрушки - четыре диких коня разных пород и окраски.
Человек может принять ислам, жить в городе, стать муктой. Но если он родился кыпчаком, если он увидел белый свет под пологом юрты, его сердце всегда забьётся живее при виде чистокровного горячего прекрасного коня.
Мы не рискнули включать в подарки мусульманским владыкам изображения людей, но ишак и верблюд, слон и буйвол, лев и гепард...
Потом пошла разнообразная посуда. Довольно вычурные раскрашенные глиняные кувшины, со стилизацией под древности, с "авторозливом", с естественным охлаждением, с поливами, под "гжель"...
-- Достославный мукта безусловно достоин пить и есть на золоте.
"Деревянное золото" в блюдах и чашках. Яркая, чёрно-красно-золотая роспись. Маки и тюльпаны, завораживающие своим гипер-реализмом, идеальность форм и нереальностью, идеальностью цвета.
Фигурки и подвески из хрусталя, стекла, янтаря. Бусы, ожерелья, перстни.
-- Мудрейший аль-Бируни указывал в своих сочинениях, что великие правители, способные проникать мыслью в тайные планы своих противников, оттачивали этот талант, размышляя о движении шахматных фигур, исполненных из хрусталя. Я полагаю, что этот набор чёрных и белых хрустальных воинов развлечёт достославного мукту в часы досуга.
Кошель из юфти. С разъяснением: "русская кожа". Не плесневеет. Потому как пропитывается... тут глаза рассказчика закатываются. Кошель, конечно, расшит цветным бисером в форме благожелательной цитаты из сур.
Две кисточки из хвостов белки, с выражением уверенности в искусности мастеров шихны, которые применят их для украшения жилища господина, прорисовывая ну очень тонкие линии. Горшочки с дёгтем сосновым и дёгтем берёзовым. Лекарства типа мазь Вишневского, касторка. Варенья из морошки, клюквы, голубики и брусники. С упоминаем всех известных врачевателей от Гиппократа до Авицены и их суждений о великой пользе северных ягод для всего. Включая непрерывный восторг всех прелестниц гарема.
Шесть корчажек с жидким мылом. С разной отдушкой. С рассказами о том, как блистательный эмир Ибрагим, повелитель Серебряной Булгарии, моется такими, заботами своего ташдара. Выбирая разные запахи для разных дел. И тонкий намёк на жаркую радость его жён после каждой помойки. Э... виноват -- помывки.
"Ароматы Клеопатры". Той самой. Сплошное "О!". Легенды о её красоте и богатстве. Закатывающиеся в восторге глаза. И лёгкий намёк на то, что если женщина так пахнет, то и её мужчина... цезарюет.
Конечно же, горшочек с колёсной мазью и рассказом о её пользе. О её нестерпимой помощи в благочестии, ибо никакой скрип не будет отвлекать молящегося от заветов Пророка, мир ему и приветствие.
Рукавицы. С нашитыми на них пластинками "золота дураков". Шейная цепь из того же материала.
-- Ибо золото души правоверного мукты должно иметь очевидное выражение в телесном мире, дабы и простые люди могли лицезреть, понимать и восторгаться при виде...
Синяя краска для тканей и чёрная краска для волос. Здесь синий - индиго, цвет богатства. Волосы... мудрецы должны быть седыми. А вот мукта... пожалуй, уже актуально.
Увеличительное стекло, делающее каждый дирхем - динаром. Визуально, конечно.
Раскрашенная трубка, заглянув в которую можно увидеть удивительные яркие, всегда точно повторяющие друг друга, узоры.
Стеклянная посуда, стеклянные подвески разных цветов, стеклянные зеркала двух типоразмеров. С растительными рисунками на обороте, с рассказами о благотворном воздействии отражений на красоту и здоровье оригинала.
Увы, третье, самое большое, зеркало разбилось. Обломки довольно велики, но отдать их мукте...? - Нет, они острые, они могут принести вред драгоценному здоровью владетеля или его жён.
Были произнесены печальные слова о нерадивых слугах. Которые лишили, своей неумелостью, достославного мукту и его жён удовольствия видеть себя с разных сторон во всех подробностях.
-- Выпороть!
Двух слуг стражники потащили к месту незамедлительного исполнения наказаний.
***
"А вон менты куда-то негра
под белы рученьки ведут".
И стража - не менты, и слуги - не негры. А в остальном - правильно.
***
Но Афоня вступился:
-- Достославный вали Исмаил! Эти люди виновны лишь в глупости и неумелости, но не в злом умысле. Отдай их мне для работ, и они вскоре станут более внимательными и осторожными. Или я накажу их необходимым образом.
-- Забирай.
Ну вот, появились два человечка из дворцовой прислуги. С благодарностью в душе за избавление от порки. И со страхом там же - от возможности попасть под наказание каким-то "необходимым образом" в стиле "кровожадных русов". Право казнить местных - даровано муктой.
Тем временем из сундука были извлечены стеклянные светильники, жидкость и фитили.
Пришлось закрыть на время ставни. Чтобы присутствующие могли насладиться четырьмя разными цветами четырёх одновременно горящих светильников. Пара стеариновых свечей в невиданных подсвечниках с отражателями, добавила пятый оттенок.
Жестяная бумага, невиданные синие чернила, цанговые карандаши, отрез синей джинсы и отрез белого тонкого льна...
Снова горшочки. Услада для женщин, стремящихся понравится мужчинам - мазь для увлажнения и отбеливания лица. А вот порошок для отбеливания тканей...
Подарки извлекались и приумножались. Их выставляли и выкладывали на ковре перед муктой и диваном. Большинство образцов были невелики размером. Но их было много и они заполняли, ряд за рядом, всё пространство.
Наконец, Афоня особенно осторожно вытащил небольшую упаковку. Развернул и поставил перед муктой четыре чашки.
-- Это - фарфор. Такой, которого никогда не видели в этих краях. Ни у кого из владетелей нет такого. Это - русский фарфор. На каждой из этих пиал изображена часть мироздания. Вот море. Степь. Горы. Лес. На твоём столе, достославный мукта, отныне весь мир. А если посмотреть на свет... вот так. То видны золотые слова Пророка. Ты будешь видеть их каждый раз, поднося подарок моего господина к своим устам.
Да уж, всего-то десять лет попадизма, а какая получилась длинная спецификация вещного воплощения моего инновизма! Не худо я тут уелбантурил. По-большому. Многообразно. А ведь это ещё не всё из уже спрогресснутого.
***
"Если бы я всё назвал, чем я располагаю, да вы бы рыдали здесь!" - Виктор Степанович? Пожалуй, вы правы.
***
Присутствующие были измучены. Не сколько долгим советом в диване, ибо им приходилось переживать и более долгие заседания и ожидания, но бесконечным потоком новизней, умственных и материальных. Они раскраснелись и вспотели. От напряжения мыслей и чувств, от усилий уловить смысл многого и разного.
Но мукту Исмаила, прошедшего в молодости школу многодневных конных маршей, не так просто было утомить, исчерпать его внимание и истощить сообразительность:
-- Почтенный Афонья. Принесённые тобой подарки подтверждают твои слова. О необычности твоего господина. Здесь множество непривычных вещей. Однако я не вижу товаров обычных. Здесь нет чернобурок и соболей.
Та-ак. А вот это возможная проблема. Собирая коллекцию образцов в Чалус, Афоня пытался посоветоваться с Акимом, но тот ничего конкретно не сказал. Да и по сути: Афоня должен лучше знать, что дарить мусульманскому правителю заштатного городишки в Табаристане. Он решил вот так. И, возможно, ошибся.
-- Достославный мукта Исмаил. Воевода Всеволжский, распространив власть свою над землями Севера, увидел, что звери с дорогими мехами стали редкостью в тамошних лесах. Тогда он запретил добывать их. Конечно, у наших границ есть и другие народы, которые продолжают истреблять ценного зверя. Мы покупаем у них шкурки, но не добываем сами. Так же, как поступают и другие купцы. В подарках же моего господина только то, что делают в наших землях.
Афоня выдохнул. Уяснили? - Нет, надо продолжить, не дожидаясь вопроса.
-- И ещё. Ты заметил, конечно, о мудрый мукта, что в подарках нет оружия. Многие правители преподносят друг другу мечи или сабли, кинжалы или копья. Однако наш обычай запрещает дарить оружие. Это дурная примета. Вот почему ничего такого здесь нет.
Мда... Лызло получил даром кучу оружия. Правда, не нашего - ширванского. И всё равно: где теперь тот Лызло? - Догнивает за Курой.
-- Х-ха... Ты вновь подтвердил необычность твоего господина. Однако солнце уже клонится к закату. Закончим на сегодня, дабы успеть к намазу. Тебе и твоим людям покажут место во дворце и покормят. Идите.
Мусульмане отнамазились, христиане отужинали. Но ещё долго в комнатке, где устроился Афоня, горел свет. Не гас свет и в покоях мукты. Исмаил перебирал подарки, слушал советы ближних слуг, раздавал кое-что жёнам и приближённым. И - думал.
Утром, едва закончилась утренняя молитва, Афоню позвали к владетелю. Обязательное, длинное, обычное на Востоке приветствие купца было прервано в самом начале.
-- Довольно. Ты сказал, что расходы будут пополам. Сколько?
Мда. С этим мужиком можно иметь дело. Держать ухо востро, ожидать удара в спину, кинет не задумываясь. Но дело делать - можно. Хорошо начинает. Осмысленно. Как Воевода и говорит: "бесплатный сыр только в мышеловке".
-- Много, мукта Исмаил. Очень много. Но не деньгами. Землёй, трудом, кормом. Трудом простолюдинов - копать землю, месить глину.
-- Где? Сколько? Когда?
-- Сначала мне и моим людям надо посмотреть место для постройки хана, узнать глубину вод у побережья...
-- Эй! Коней! Мне и русу. Живо.
Так началось создание Чалусской фактории. Три дня Афоня мотался верхом по округе, выбирая подходящее место, а мальчишки на лодочках со слугами мукты прошлись вдоль берега, промеряя глубины.
Афоня старался избежать конфликтов с местными, которые были бы неизбежны при излишней близости поселения "кровожадных русов" к местам обитания правоверных.
Фактория получилась двухсоставная. Морская часть её была вынесена восточнее города и посажена на устье задорно бегущего по гальке русла небольшого ручья. Два построенных там резервуара - открытый и закрытый - обеспечивали хорошей водой и саму факторию, и приходившие корабли.
Другая же часть расположилась на горном отроге выше Чалуса. Она позволяла контролировать дорогу на Рей и видеть далеко в море. Конечно, на покрытые снегом вершины Тахт-е-Сулейман (4850 м) и Алам-кух (4335 м), расположенные в 60 км к юго-западу от Чалуса, мы не полезли. Но заметить корабль за сто вёрст - могли. Позже там был построен маяк. А сразу в нищей хижине на развалинах древней виллы устроился сигнальщик.
Через неделю, как и было уговорено, к побережью подошли два "шилохвоста". Получив сообщение от Афони и встав на якорь, они спустили шлюпки. Первая партия изыскателей и проектировщиков, старательно ограждаемая от контактов с местными, приступила к работе.
Тощий казначей рвал на себе волосы и через слово поминал Аллаха и Пророка, мир им обоим, видя цифры расходов. А главное, Афонину оценку вкладов русов и мукты в создание фактории. Но Афоня ещё в самом начале выложил прейскурант товаров местного рынка, составленный спасённым им купцом в день прибытия, и считал по нему. А городок бурлил: цены на недвижимость удваивались едва ли не каждый день, дорожало всё.
Мукта, естественно, почти ни за что не платил, он - приказывал. Типа:
-- Сто землекопов каждый день. К русам.
Использование административного ресурса - хорошо, но быстро исчерпывается. Когда возмущённые жители, во главе с "ревнителем" пришли к мукте, Афоня объявил, что готов нанять любого за весьма приличные деньги. Правда, не за золотые и серебряные, а за бумажные.
Вновь были произнесены громкие звуки, произведены резкие движения, разорваны несколько рубах и разбрызгано жарких слюней. Но некоторые местные купцы сообщили, что они будут принимать "русские деньги".
Ибо им чуть раньше было разъяснено:
-- Мы не продаём товары за золото или серебро. Только за бумагу. Идите к нашему меняле.
Как должен работать меняла, чтобы у купцов появилось острое желание вести расчёты в "рябиновках", Афоня видел на примере "мальчика Изи" при "раздевании" булгарского каравана Воеводой в Усть-Ветлуге.
Здесь не требовались какие-нибудь изощрённые вещи типа встречного аукциона с тендером, как было когда-то на Волге. Достаточно было терпения, чтобы, после выслушивания слов возмущения и разглядывания жестов неодобрения, сказать:
-- Так ты, почтенный не хочешь участвовать в торговле с Саксином? Тебе не нужна доля в тех сотнях тысячах манн товара, в миллионах динаров, которые пройдут через город? Хорошо, я вычеркну тебя из списка купцов, с которыми можно вести дела.
А "ревнителя", за организацию беспорядков и оскорбительные слова в адрес правителя, достославный мукта отправил в зиндан. Где того тихо придавили.
Мукта злился, но давал. Земли под застройку. Людей на работы. Впрочем, вскоре необходимость в принуждении отпала - множество работников явилось и из самого городка, и из других мест. Инструмент они приносили с собой, хотя предпочитали русский - корабли привезли некоторое количество. Корм, хлеб и мясо, люди мукты собирали у местных крестьян. Взыскивая неуплаченные налоги и задолженности. Что ещё больше увеличивало количество желающих копать землю и месить глину для русов.
Каждый вечер мукта призывал фактора к себе. От Афони требовалось, не смотря на измученность после трудового дня, рассказывать о Всеволжске. О "Звере Лютом", о Саксине и русских кораблях, о самых разных разностях. Нужно было тщательно взвешивать каждое слово. Чтобы не сболтнуть лишнего, чтобы не подорвать веру к своим словам противоречиями. И - не врать. Ибо ложь видна и вредна.
В один из таких вечеров Афоня задал невинный вопрос:
-- Достопочтенный Исмаил, что мешает тебе собирать налоги бумажными рябиновками? А не золотыми динарами или серебряными дирхемами?
-- Х-ха... Но откуда люди возьмут их?
-- Те, у кого есть золото или серебро, отнесут их к моему меняле. Который узнает их вес и качество лучше, чем это делает твой казначей. Просто потому, что у моих ребятишек молодые острые глаза и не дрожат от старости руки.
-- Они возьмут долю. Из моих налогов.
-- Они возьмут двадцатую часть. От чистого серебра или золота. Но не из налогов, а у человека. Потом тот придёт к казначею и заплатит полный налог. И твоему казначею не придётся мучительно щуриться, разглядывая монеты. На наших "рябиновках" крупные цифры, они видны издалека.
-- М-м-м... Но куда я дену потом эти... куски бумаги? Я плачу жалование моим людям. Им нужны монеты, а не эти... рисунки с буквами.
-- Мне несказанно повезло. Что моим собеседником является столь мудрый прозорливый властитель, как ты, мукта. Тогда я позволю задать тебе ещё один вопрос. Очень простой. Зачем твоему слуге монеты?
Мукта удивлённо уставился на фактора. Тот подставил кубок виночерпию и внимательно наблюдал за струйкой из кувшина. Заметив вопросительный взгляд Исмаила, Афоня объяснил:
-- Вот твой слуга. Ты дал ему денег, он пошёл на рынок и что-нибудь купил. Что-то, что ему нужно. На городском рынке торг всё больше идёт на "рябиновки".
Ещё бы. Тех купцов, кто не принимает в оплату "рябиновки" исключают не только из умозрительного списка "будущих партнёров", но и из реального - нынешних контрагентов. Они не становятся поставщиками не только русов, но самого мукты. Придворные, отвечающие за обеспечение двора правителя, уже поняли, что с русами лучше жить дружно. Мукта взял курс на "золотой Эльбрус", и всякую помеху воспринимает, как выпад против себя лично.
Промахи бывают у всех, а вот как оно будет доложено... Афоня вежлив со всеми, но никого не боится, ни от кого не зависит. Быть отодвинутым в полушаге от "исполнения желаний"...
А вот получить его благорасположение, путём, например, "проявления повышенного внимания властей" к тому или иному торговцу...
Раньше лавочник "дарил" надзирающему дирхем в месяц, и все были довольны. А теперь надзирающий поставлен перед выбором. Если не пойти навстречу этому русу, то можно быстро лишиться службы. Остаться и без дирхема, и без "кусочка Эльбруса золота".
-- Вот я и думаю, мукта Исмаил. Тот из твоих слуг, кто берёт жалование "рябиновками", собирается жить здесь. Покупать необходимое на здешнем рынке. Служить тебе долго. Тот же, кто хочет серебра или золота, копит их, чтобы уйти от тебя. Чтобы потратить их, жить где-то в другом месте. Сбежать из-под твоей власти. А иначе - зачем?
Исмаил не пропустил слов Афони мимо ушей. Он ворочался полночи, а поутру приказал своим слугам покупать всё только на рябиновки. И взыскивать ими же все недоимки.
К весне на "бумагу" были переведены все государственные платежи. Оба городских менялы приняли новых помощников, да и у Афони его обменник пришлось расширять. Местные были очень довольны и восхищались мудростью мукты: смена инструмента денежного обращения вызывала потрясение у приходящих купцов и оборачивалась немалой прибылью для многих жителей.
"Шилохвосты" простояли неделю на рейде, выгружая привезённое, и уже собирались поднимать паруса, когда Афоню снова позвали к мукте.
За эти две недели Афоня почернел от загара и похудел от суеты. Он снова чувствовал себя молодым. Сильным, ловким, подвижным. Вокруг него всё горело и бежало. Время неуверенности в выборе прошло, каждую минуту нужно было делать конкретное дело.
-- Две недели назад я отослал список со свитка твоего господина своему господину, атабеку. Сегодня я получил ответ.
Ё! Это может быть... очень больно. Вплоть до отсечения головы. Воинов во дворце стало больше... Факеншит! Но их стало больше ещё неделю назад!
-- Э... могу ли я узнать, что ответил Великий Атабек своему верному и достославному мукте?
-- Он ответил... христианская церковь не может быть выше минарета.
Ну, это-то фигня. Минареты на горе, а церковь будет у моря, в фактории.
-- Звон колоколов не должен беспокоить правоверных.
Опять фигня: фактория вынесена за две версты от селений местных.
-- Половина караван-сараев должна принадлежать атабеку.
Третья фигня. Нас это касается очень косвенно.
Как любит повторять Воевода: "нельзя объять необъятное". Другая уместная его мудрость: "с людьми надо жить".
Все огромные доходы, "золотой дождь", который вскоре прольётся на эти "Нью-Васюки" нельзя забирать только в свой карман. Местные хотят и могут очень не худо заработать на обеспечении сухопутной части торговли.
В городке уже начался строительный бум. Одни собираются стать владельцами караван-сараев. Другие - просто сараев. Куда можно будет пустить на постой торговцев, третьи - конюшен и хлевов. Некоторые стремятся вырастить на следующий год большой урожай, другие поймать много рыбы, третьи предложить много курв. Городок кипит и мечтает о счастливом будущем.
-- Он пришлёт людей для управления?
-- Да. И мухассила.
Муха с силой? Это что такое? - А, блин, вспомнил. Хреново.
-- Э... мухассил - сборщик податей? Зачем он здесь? У тебя же есть свой.
-- Будет надзирать. За правильностью. И ещё. Атабек запрещает вам нападать на корабли его подданных. Только - на морских разбойников.
"Мощный выехал рус: чье стерпел бы он иго?!".
Двоечники! Собственного эпоса не знают! Игокладники. Или правильнее - игогошники? Они ещё нам будут указывать!
-- О! Велика мудрость атабека! Слушаю и повинуюсь! Тогда, о славный мукта Исмаил, прошу тебя: пошли глашатая к мореходам, чтобы тот объявил им. Что всякий корабль, удалившийся от берега более чем на четыре фарсанга, будет считаться разбойным.
Мукта мрачно посмотрел на фактора. Они уже вскользь упоминали эту тему. Пираты - плохо. Русские решили истребить пиратов. Но как отличить кровожадного разбойника от мирного торговца?
Глядя издалека на корабль - невозможно. Подойти близко, чтобы спросить? Правдив ли будет ответ? Послать людей, чтобы они поднялись на корабль, осмотрели и расспросили? - Опасно.
Русы предложили "Морской регистр". Но это долго, сложно и непонятно.
Нельзя нападать на добропорядочных купцов? - Русы согласны. Но добропорядочные не нарушают правил. А правило - не дальше четырёх фарсангов от берега.
-- Будет много жалоб, фактор Афонья.
-- Жалоб? На истребление морских разбойников?
-- Х-ха... Атабек будет очень недоволен.
Афоня огляделся. Небольшой дворик с мелким бассейном посередине и зеленью вдоль стен. За дверным проёмом, кажется, никого нет. Двое кыпчаков-телохранителей, но без других слуг. По сути: разговор с глазу на глаз, "под рукой".
Тогда... есть несколько простых приёмов, чтобы стать привлекательнее собеседнику, вызвать у него доверие и дружелюбие. Эти способы не годятся в собрании, но вот так...
Первое уже сделано: мукта и Афоня сидят в тени.
Люди подсознательно испытывают симпатию к собеседнику, который им нравится. Простейший способ создать такое впечатление - расширить зрачки. Для этого достаточно пригласить человека, которому хотите понравиться, в место с приглушённым светом.
Мукта хочет понравиться? - Такое - характеризует...
Теперь наклон. Неспешный наклон корпуса к собеседнику. Приглашение к доверительной беседе. Подсознательная благодарность за оказанное доверие. Слегка наклонить голову набок, что ослабит ожидание агрессии, чуть приподнять брови вверх, и он сочтёт вас дружелюбным. Но недолго - брови нельзя держать более 3 секунд, иначе выглядишь неискренним. И улыбнуться глазами: морщинки в области век. При слегка растянутых губах.
Однажды Воевода приказал Николаю записать советы для начинающих приказчиков. Потом они вдвоём дописали немного о том, как правильно вести себя в торговых переговорах. Афони там не было - ему достались только записи с тех занятий. Но он внимательно прочитал и запомнил. В Саксине было время посмотреть - как эти и сходные приёмы используют другие купцы. Понять их ошибки и научится самому.
Когда знаешь на что смотреть - видишь. Учишься и применяешь.
-- Ты прав, вали Исмаил. Атабек будет недоволен. Он будет недоволен неизбежно. Он обязательно найдёт повод для недовольства. Неважно - какой. Морские разбойники, звон церковного колокола, работа в рамадан... Неважно. Ибо он - мудр.
Афоня чуть отодвинулся, сочувственно посмотрел на напряжённого мукту, покивал головой.
-- Он - мудр. Ни один мудрый правитель не позволит подданному сравниться с ним богатством. Даже приблизиться. Неважно, что от твоих трудов атабек получит много золота. Неважно, что ты не можешь сравниться с ним ни протяжённостью земель, ни количеством воинов. Неважно, что ты честен, предан и верен. Что твоя верность проверена многими битвами и походами. Кто ты, какой ты - важно для тебя. И для меня. Но не для мудрого атебека. Просто "сила вещей". Таков мир.
Афоня сокрушенно покачал головой. Тяжело вздохнул. "А жо поделаешь?".
-- В деньгах ты приблизишься к той недостижимой сияющей вершине, на которой пребывает атабек. Войдёшь в узкий круг блистательных эмиров, которые считают себя равными Великому Атабеку. Или чуть-чуть ниже. Покинешь ряды обычных икта-владельцев. И он предпримет меры, чтобы избежать такого несчастия. А повод... разве это существенно для мудрого правителя?
Мукта поджал губы от злости. Потом слегка прикоснулся к губам кончиками пальцев, испытывая неловкость и неуверенность.
Исмаил родился кыпчаком и стал рабом сельджуков. Он был крепок телом и попал в гулямы. Он проявил храбрость и был назначен десятником. Выказал исполнительность и сообразительность. И стал сотником. Потом эмиры, шахи и беки сцепились между собой, пытаясь оторвать кусок побольше, сводя своих людей, недавних соратников - в междоусобных войнах.
"Старый лис" Ильдегиз, которому служил Исмаил, должен был уже давно умереть от старости, многие из "молодых и рьяных" ждали этого со дня на день. Но "лис" не умирал. Он перехитрил других, победил врагов в битвах, переиграл в брачных союзах, посадил на трон султана. Стал Великим Атабеком. Ему были нужны преданные люди "на земле", и он заслуженно наградил Исмаила - отдал икту Чалуса своему сотнику.
Исмаил не был особенным. Сотни подобных командиров среднего звена служили в армии империи. Внимателен и заботлив к своим воинам и коню, беспощаден к врагам, храбр в бою. Осторожен, но не труслив. Не слишком жаден, хотя своего не упустит, не слишком умён, но и не дурак.
Он был всегда верен Ильдегизу. И во время войн, и во время мира. И атабек щедро платил за верность. Но где-то за тысячи вёрст, в чужом неизвестном краю, явилось попандопуло. Оно начало менять мир вокруг себя, создавать новые возможности, новую "силу вещей". И вот честный простой сотник армии покойного великого султана Санджара поставлен перед выбором. Нет, не между огромным богатством, мощью, властью, силой и нынешним скромным, незаметным существованием в ряду множества подобных, но между беспросветной серостью бытия и неизбежностью несправедливой казни.
Жаркая молодость прошла. В схватках, скачках, рубке. Проходит и зрелость. Нынешняя история - последний шанс сделать что-то новое, великое. Наполнить свою душу жаром и вкусом. Жить, а не существовать, уныло поджидая смерти.
-- Неужели до самого конца вокруг будет только вот это? Не хорошее или плохое - неизменное? Только это? Не увидеть, не попробовать чего-то нового, до последнего вздоха? Вот же! Редчайшая возможность! Переменить свою участь.
Но вступив на эту тропу, тропу труда, деяния и заслуженного вознаграждения, он неизбежно придёт к незаслуженному наказанию. Или - к измене, предательству. Мятежу против своего давнего начальника, боевого товарища, государя.
Просто потому, что такова логика существования государства.
Ильдегиз - мудр. Он даст какое-то время. Чтобы подняться, чтобы соглашения, дороги, рынки, пристани, караван-сараи - заработали. Чтобы русы глубоко влезли сюда. А потом всё отберёт. Уничтожив своего бывшего верного сотника, мукту Исмаила.
Не потому, что Исмаил уменьшил доходы атабека. Наоборот, соглашение между муктой и русами заставит ширванских и хоросанских купцов приходить в Чалус, а не в Саксин, что увеличит товарооборот по всему Табаристану. А потому, что у Исмаила появится много золота. Много больше, чем позволено иметь простому мукте.
"Выбился из ряда".
И это "много" будет отобрано. Вместе с головой.
"Чтобы не выбивался".
-- И что же мне делать, фактор Афонья?
Да, такой вопрос - крайняя степень неуверенности, сомнения. Правоверный, воин, владетель, на своей земле, задаёт такой вопрос гяуру и купцу...
Тема Афоней обдумывалась ещё в Саксине. Такой поворот событий, в нескольких вариантах, был предполагаем.
Он старательно изобразил напряжённое размышление. Потом сосредоточенно и спокойно ответил:
-- Ничего. Делать дело. Без резких движений. Понимая и принимая главное и отбрасывая мусор.
-- Э... Объясни.
-- Атабек хочет денег. Сейчас их нет. Заменить тебя сейчас... ты - хороший мукта. Верный, разумный. Будет ли новый - не хуже? А шуму среди других владетелей... будет. Весной пойдут товары, пойдут деньги. Сначала - немного. И будут расходы. Забрать икту у тебя и поставить своих чиновников... стоит ли овчинка выделки? А деньги отсюда он будет уже получать. От своих караван-сараев, например. Можно потерять. Дальше денег больше. Уже можно взять. Но вдруг ты не согласишься? Чтобы тебя ограбили. Ты отстроил крепость, набрал воинов. "Взять" - поход, расходы. Надо ли? А ведь у атабека есть и другие важные дела. Потом денег ещё больше. Уже и можно, и нужно брать. Но...
Как же Воевода постоянно повторяет? А, "фактор времени", "дорога ложка к обеду".
Уже не вспоминая о рекомендованных приёмах внушения доверия, уже взволновавшись сам, Афоня склонился к Исмаилу:
-- Время. Мы все смертны. Я, ты... Пять лет. Пройди эти пять лет по лезвию. Между стремлением получить наибольшее и опасностью потерять всё.
-- И?
-- И Великий Атабек Шамс ад-Дин Ильдегиз... останется в твоей памяти. Как мудрейший и могущественнейший правитель, как великий воин и достойнейший благодетель.
Мукта Исмаил смотрел потрясенно. Рассуждать о смерти правителя, о её сроке - измена, преступление. Но уверенность, звучавшая в словах купца, подсознательное чувства доверия...
-- Откуда ты знаешь?
-- Мой господин имеет разные прозвища. Иные из них известны многим, иные звучат редко. Среди самых близких его слуг я услышал однажды... Новый Иезекиля.
Афоня чуть отодвинулся. Внимательно посмотрел мукте в глаза. Понял ли? Покивал подтверждающе головой.
-- И ещё, о достославный мукта. На всё воля Аллаха. И она, эта воля... разнообразна. Возможно, тебе будет интересно узнать, что по "Указу об основании Всеволжска" мы принимаем всех, кто приходит к нам. И никогда не выдаём назад. Никому. Говорят: "с Всеволожска выдачи нет".
Афоня смущённо улыбнулся и извиняющимся тоном уточнил:
-- Вот так... своеобычно работает воля Аллаха в наших краях.
Исмаил несколько секунд ошарашенно смотрел на собеседника. Потом встряхнулся.
В сказанном прозвучало... много чего. Предположении о бесчестном поведении Великого Атабека, о беззаконии, происходящем от мудрости. О возможности сопротивления воле "старого лиса".
Измена.
Я?! Изменник?! Никогда!!!
Но если атабек нарушит своё слово, если отберёт владение... то изменник - он. Следует ли быть верным предателю?
И намёк на убежище. Ежели что. А, может, и на помощь. Ежели вдруг...
Так, о чём это мы? А, про четыре фарсанга...
-- Что ж, пусть добрые купцы возят товары по суше.
Что ещё можно услышать от степняка, множество поколений предков которого проходили тысячи вёрст по степи, но ни одной мили по морю?
-- Да исполнятся пожелания достославного мукты и великого атабека.
И Афоня был отпущен владетелем с миром.
К весне обе части фактории были вчерне построены. Как и третья часть: мол, закрывающий устье ручья с запада и севера. В этом месте удобный подводный рельеф, которым воспользуются (в РИ) в 21 в.
"Шилохвосты" привезли новые материалы и инструменты. Собрали и выпустили в создаваемую гавань землечерпалку. Утопили на фарватере "акульи зубы", поставили и опробовали пару "дрочил", добавили "телеграфную станцию". А главное: начали нормальный торг.
Немало купцов из Рея, услыхав за зиму о новых возможностях, устремилось в Чалус. Несколько позже в порт стали приходить и мореходы. Осторожненько. Вдоль берега. После того, как до них дошло, что слова о "четырёх фарсангах свободного моря" - не шутка. А уйти от "шилохвоста" - мало кому удаётся.
Весной в Чалус приехал мухассил от атабека. С повелением отдавать половину от доходов таможни и требованием проведения инспекции фактории.
Инспекция была проведена и вызвала глубокую печаль всех присутствующих: мухассил на минуточку отошёл в сторону и умер. Утонул в закрытом резервуаре для воды. Несчастный случай: стройка ещё шла и бедняга неудачно споткнулся. В тёмном месте, где его долго не могли найти.
Все скорбели и соболезновали. Послание мукты атабеку было полно искренних сожалений, нижайших уверений и обширных славословий.
С вежливым напоминанием: половина доходов принадлежит русам. Вторая же - мукте. Из которой он благоустраивает город, строит новую мечеть и вооружает своих воинов. Исключительно для уничтожения размножившихся разбойников на дорогах и явке по призыву атабека с достойным, для глаз Великого, отрядом. Так что "свободных половин" - нет.
А привезший послание помощник покойного мухассила пересказал визирю слова русского фактора, произнесённые в частном доме, в дружеской беседе, после третьего кувшина прекрасного ширванского вина:
-- Если соглашение между муктой и Полуночным колдуном будет изменено, то мы уйдём из Чалуса. Это будут большие потери для нас, но мы потерпим. И, конечно, найдём способ э... компенсировать убытки и устранить их причину.
В Закавказье шла война, и атабек вовсе не желал видеть "русов с аланами и буртасами" под знамёнами грузин. Он же сельджук, а не румиец, Ильдегиз, а не Искандер Двурогий.
Конечно, это стало известно Исмаилу.
Бедняку часто нечем достойно отблагодарить благодетеля, повелители имеют более важные, чем благодарность, мотивы. Но командир среднего уровня, забывающий воздавать добром за добро и злом за зло, недолго проживёт. Мукта Исмаил умел быть благодарным.
С момента сожжения "Белого шилохвоста" у пристани в Саксине прошло два года. Мы, путём огромного напряжения сил, ряда нестандартных решений, восстановили свою свободу торговли на этом направлении. Даже и улучшили: теперь мы работали не только с морскими, но и с сухопутными купцами.
Два века назад Святослав-Барс и Владимир Креститель избавили русских торговцев от пошлин местных владетелей на Волге. Увы, русские купцы проигрывали мусульманским, и достигнутое было частью утрачено. Теперь мы восстановили прежнее. Чуть изменили и расширили.
Издержки на доставку упали. Чуть-чуть из-за пошлин и существенно из-за уменьшения огромного малотоннажного мусульманского торгового флота Хазарского моря. Множество людей, строивших и управляющих маленькими корабликами, месяцами ожидавших исполнения купцами их сделок, обслуживающих, охраняющих, живших с этого - стали не нужны. Цены для конечного потребителя начали снижаться, а рынок и номенклатура сбыта расширяться.
Весной 1171 г. Подкидыш основал поселение в устье Яика. Ему было нужно куда-то девать враждебных воинов из новгородского городового полка. Местные племена, после ряда стычек, признали право Русской Хазарии на эти земли. А караваны из Самарканда изменили свои маршруты.
Мы скупали основную массу согдийского и китайского шёлка. И доходы от пошлин в Дарьяле от этого товара упали вдвое. А вот грузинский и византийский шёлк продолжали поступать. Аланы искали новые источники дохода, они сблизились с иверами, и отряды их всадников снова появились на берегах Куры.
Чалус превратился в новый "ключ" в мировой торговле. Это оказалось важно, поскольку пути по Куре и Тереку стали опасными. Там шли войны.
Пути же севернее были закрыты для купцов, но открыты для товаров.
Афоня покупал всё значительно дешевле. Поскольку купцы получали огромную экономию, не тратя денег и время на дальний и рискованный путь.
Проблема заключалась в том, что "всё", почти весь обычный ассортимент здешней торговли - нам не нужен. Шёлк, олово... Остальное - либо единичными образцами (породистый скот...), либо по особому благоволению (хоросанские ковры...) за соответствующую цену.
"Очень-очень положительный торговый баланс"... Кто из моих коллег-попандопул ломал голову над такой сущностью?
Вал наших товаров вымывал из халифата серебро. Которого у них и так мало. Мы стали принимать золото и медь. Остроту проблемы частично решала эмиссия наших бумажных денег. Они хорошо распространялись в Табаристане и дальше вплоть до Рея.
Кроме нужного нам, мы покупали и товары для перепродажи. Все торговые сообщества Ближнего Востока к западу от Багдада сразу ощутили "эффект Чалуса". Многие караваны двинулись на север, а по линии Багдад-Мосул-Алеппо-Антиохия караван-сараи перестали заполнятся. Уменьшился поток товаров - уменьшились доходы правителей. Одни сокращали армии, другие - гаремы, третьи - выжимали последнее из поданных.
Возможность довольно дёшево перебрасывать массы товаров с Хазарского на Варяжское море, обеспеченная моей транспортной системой Волга-Двина "давила" западно-европейские торговые сообщества. И тамошние власти, получающие с них налоги.
Постепенно расширяемая Балтийская эскадра смещала "границу выгодности" моего транзита товаров к югу, вплоть до Лиссабона, а Беня всё глубже влезал по рекам от побережья внутрь континента. Михалко на Руяне и, особенно, Софья и Ростислава в Саксонии, успешно поддерживали этот процесс с суши. Северная Италия, Прованс, Южная Германия, привыкшие после Крестовых походов к дольке прибавочного продукта от посредничества в торговле, вдруг "просели". Люди взволновались и начали искать выход.
В этих условиях мой призыв, обращённый некогда к Софье Кучковне по поводу Барбароссы: "Дай ему! Дай!" оказался весьма уместным. Об этом - позже.
Конец сто двадцать шестой части
Часть 127 "А в нашем доме пахнет...".
Глава 644
Чуть назад.
В конце мая 1169 г. я вернулся во Всеволжск из Киева.
Поход против Жиздора, "хищника киевского", развернулся в серию тяжёлых и объёмных потрясений Всея Святыя Руси. Что потребовало долгого и чрезвычайного душевного и умственного напряжения. Утомило.
Домой! В родные пенаты! В милую сердцу норку!
"Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым Отечества нам сладок и приятен!".
Подобные мысли ласкали мою душу, вызывали постоянную непроизвольную улыбку, чувство грядущей радости. Предвкушения удобства, комфорта, разумности и обустроенности.
Приятно сознавать, что многое удалось.
Победа!
Точнее: победы.
Которые, в части последующей трудоёмкости, хуже поражений.
***
"Обычно зайцев душит жаба.
Так пояснил мне контролёр".
Я - не заяц, и контролёра нет. Но "жаба" - душит каждый день.
Вот же - победа! Теперь из неё надо выжать максимум! Я же оптимизатор или где?
Можно сравнить с радостью некоторых немцев из определённых кругов при виде разбомблённого в хлам Рура:
-- О! Теперь мы технологическое обновление проведём значительно дешевле! Старьё америкосы раздолбали. Только мусор убрать и можно новенькое. С иголочки. Строить и ставить.
Русь не была превращена в пепелище. К сожалению или к счастью - кому как нравится. Поэтому предстояло, наговорив кучу умных, вроде бы, слов, произвести точное, точечное разрушение наиболее мешающего существующего, и также точно, аккуратно создать новое.
Заранее понимая, что получится "как всегда", "шаг вперёд, три шага в стороны".
"Американцы всегда находят единственно верное решение. После того, как перепробуют все остальные". - Сэр Черчилль? Вам виднее.
Наше отличие: мы всё ещё в процессе. Перепробывания.
Черномырдин: "И те, кто выживут, сами потом будут смеяться".
И создание, и разрушение требовали массы непрерывной, ежедневной, мелкой, тщательной работы. Не лозунгов, громких призывов, деклараций, манифестаций и конституций, а - конкретно.
"Если вы хотите построить ту страну, куда будут возвращаться её сыновья и дочери, если вы хотите построить страну, у которой не будет чувства страха за будущее, то сделайте всего лишь два шага:
1. Приравняйте коррупцию к измене Родине, а коррупционеров - к предателям, вплоть до седьмого колена...
2. Сделайте три профессии самыми высокооплачиваемыми и уважаемыми. Это - военные, учителя и врачи...
И самое главное - работайте, работайте и работайте, потому как никто, кроме вас, не защитит вас, никто не накормит вас, кроме вас самих, и ваша страна нужна только вам и больше никому.
Когда это станет не просто словами и простым лозунгом, а образом вашей жизни, значит, вы добились своего...".
Это кто такое сказал? - 5-й премьер-министр Израиля Голда Меир? - Моё почтение, госпожа премьер. Все пункты - у меня каждый день прям с утра и до позднего вечера.
***
То, что никакие серьёзные изменения на "Святой Руси" невозможны снизу - я понял ещё в Пердуновке. Просто потому, что для серьёзных изменений, если без резни, нужны серьёзные деньги. А на них всегда есть охотники в виде власти.
"Нельзя выделяться из общего ряда". В каком бы ряду ты не оказался.
Ну, или ждать "революционной ситуации" с "параличом власти".
Но серьёзные изменения невозможны и сверху.
"Реформы в России - это не автомобиль. Захотел - остановился, захотел - вновь сел и поехал! Так не бывает!" - Виктор Степанович! Ваша мудрость столь велика, что доходит постепенно. И не до всех.
***
Николай I в 1842 г. на заседании Государственного совета:
"Нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его положении у нас, есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к нему теперь было бы делом еще более гибельным".
Вот это: "есть зло", но "прикасаться к нему гибельно" - постоянное состояние российских государей. Сходно говорили Александр I и Екатерина II. Но "кокон паутины мира", оплетающий всякого правителя, не позволяет ему принимать и реализовывать существенные изменения. Конкретные десятки и сотни тысяч людей в этом "коконе", которые и головы свои положат, и чужие поотрезают, лишь бы такой новизны не было.
Соловьев: "крепостничество - это крик отчаянной страны, которая находится в экономически безвыходном положении".
Не можете найти выход в безвыходном? - Тогда остаётся "балансировать на грани", "проскочить по лезвию", "рубить хвост кошке по частям". Совершенствовать существующее, впихивать невпихуемое.
Такое эффективнее делать при молчащем, "омертвлённом" обществе.
А кто у нас в "омертвляющих реформаторах"? - А почти все: Иван III, Иван IV, Пётр I, Николай I. А кто в "животворящих"? - Екатерина II с Пугачёвщиной, Александр II с "Народной волей", Николай II с Великой Октябрьской.
Ключевский о Николае I:
"...поставил себе задачей ничего не переменять, не вводить ничего нового в основаниях, а только поддерживать существующий порядок, восполнять пробелы, чинить обнаружившиеся ветхости помощью практического законодательства и все это делать без всякого участия общества, даже с подавлением общественной самостоятельности, одними правительственными средствами; но он не снял с очереди тех жгучих вопросов, которые были поставлены в прежнее царствование, и, кажется, понимал их жгучесть ещё сильнее, чем его предшественник".
"Ничего не переменять" выглядит так:
"всем государственным крестьянам выделены собственные наделы земли и участки леса..., повсеместно учреждены вспомогательные кассы и хлебные магазины, которые оказывали крестьянам помощь денежными ссудами и зерном в случае неурожая... не только выросло благосостояние государственных крестьян, но и доходы казны с них увеличились на 15-20%, недоимки по податям уменьшились вдвое, а безземельных батраков... к середине 1850-х годов практически не осталось, все получили землю от государства".
"... даровал государственным крестьянам широчайшие права самоуправления и уравнял их с городскими жителями... безвозмездно роздано более 5,5 млн десятин земли, около 3 млн десятин лесных угодий, а также построено 6 тыс. кирпичных заводов и около 100 тыс. кирпичных домов".
Чисто между нами: "100 тыс. кирпичных домов" - моя мечта. Мы это делаем. Но до Николая Палкина... Лет через десять-двадцать. Если никакая с-с-с... дрянь из общества - не подгадит.
Деталь: речь о гос. крестьянах - не о помещичьих крепостных. Моя ситуация: в "Святой Руси" нет крепостных. А холопов мы с Боголюбским освободили.
Издана была сотня указов, которые облегчали положение крепостных крестьян.
Помещикам запретили продавать крестьян (без земли) и ссылать их на каторгу (было обычной практикой); крепостные получили право владеть землёй, вести предпринимательскую деятельность, относительную свободу передвижения. Обязательность отпускного свидетельства (паспорта) при любом выезде из деревни, запрет на хозяйственные сделки и, например, запрет на выдачу дочери замуж в другую деревню (надо платить "выкуп" помещику) отменены... Впервые государство стало систематически следить за тем, чтобы права крестьян не нарушались помещиками, и наказывать помещиков за эти нарушения... к концу царствования под арестом находилось около 200 помещичьих имений, что сильно сказалось на положении крестьян и на помещичьей психологии.
Крепостное право из института рабовладения фактически превратилось в институт натуральной ренты...
Впервые начата программа массового крестьянского образования. Число крестьянских школ в стране увеличилось с 60, где училось 1500 учеников (1838 г.), до 2551, где училось 111 000 учеников (1856 г.)... открыто много технических училищ и вузов... создана система профессионального начального и среднего образования.
Снова: мы это делаем. Стараемся, напрягаемся. Но пока даже до стартового уровня... а уж до его "омертвительного" результата... Да у нас пока просто детей столько нет!
Зайончковский: в царствование Николая I "у современников создавалось представление, что в России наступила эпоха реформ".
Это называется "только поддерживать существующий порядок"?
Как отвечало на это общество? - Ежегодно происходило в среднем 25-30 крестьянских восстаний. Примерно столько же ежегодно убивали дворян, вполовину меньше - дворянок. Семёнов-Тян-Шанский о сер.19-го в.: "Не проходило года без того, чтобы кто-либо из помещиков в ближайшем или отдалённом округе не был убит своими крепостными".
Дворянство... тоже. В Польше, Герцен с Огарёвым...
Правители России помнили "гвардейские" перевороты 18 века, убийство Павла I, восстание декабристов. За освобождением крестьян последовала "бомба для императора", отречение Николая II рекомендовано почти всеми командующими фронтами, в его собственном окружении, в семье Романовых, строили планы по отстранению государя от власти.
Дворянство, особенно - высшее, всегда было готово отстаивать свои классовые интересы. Даже ценой жизни конкретного государя.
Государство наказывало помещиков за злоупотребление властью и крестьян за неповиновение примерно в одинаковых масштабах - в 1834-1845 гг. осуждено 0,13% крестьян и 0,13% помещиков.
Понимая опасность "общественных возмущений", Николай давил их. Навязыванием порядка, единообразия, законности.
Оказывается, "закон и порядок" - плохо.
Лесков:
"всё сколько-нибудь и в каком-нибудь отношении "особенное" тогда не нравилось и казалось подозрительным, или во всяком случае особенность не располагала к доверию и даже внушала беспокойство. Желательны были люди "стереотипного издания", которые походили бы один на другого, "как одноформенные пуговицы"".
"Ослабив гайки" правитель получает явно выраженный классовый конфликт. Просто потому что он есть в обществе. А, в силу привычных форм - "с кровью". "К топору зовите Русь".
"Затянув гайки"...
Соловьёв: "...военный человек, как палка, как привыкший не рассуждать, но исполнять и способный приучить других к исполнению без рассуждений, считался лучшим, самым способным начальником везде; <...> опытность в делах - на это не обращалось никакого внимания. Фрунтовики воссели на всех правительственных местах, и с ними воцарилось невежество, произвол, грабительство, всевозможные беспорядки".
"Ослабить гайки - затянуть гайки", "с обществом - без общества"... Решения в этой плоскости нет. Потому что нет общества, которое не будет "отвечать топорами", вырезая часть самого себя.
"Гайки ослабели" в ходе Крымской войны. Крестьянские восстания пошли сотнями. Но пик пришёлся на первые пореформенные годы. Когда "гайки" ещё более "отпустили".
"Другого народа у нас нет, будем работать с тем, что есть".
И как быть? - Про манеру "делать из дерьма конфетку" - я уже...? Вот нормальная задача: сделать страну конфет. Сырьё - в изобилии.
Помнится, советские коммунисты пламенно обличали "прогнивших империалистов", которые не хотели освобождать "свободолюбивые народы Азии и Африки" под ложным, безусловно!, предлогом: они, де, до демократии ещё не доросли.
Наглая клевета! Происки эксплуататоров!
Что и подтвердила последующая история с трибалистическими и религиозными войнами, разгулом коррупции, беззакония, серийными военными хунтами... И продолжает подтверждать в 21 в.
Создание общества - занятие длительное. Особенно, с учётом того, что исходное общество - средневековое. Требующее изменений практически по всему полю.
Крепостное право? Рабство? - Экая фигня. Серьёзное? - По ним же, по всем! - вошки ползают! Они же рук перед едой не моют!
Имею общество. В котором не только имущественные отношения надо менять. Не только технологические навыки. Но и собственно биологические. Типа доносить своё дерьмо до выгребной ямы. А не по шимпанзёвому, когда гадят в собственных гнёздах.
Шимпанзям хорошо - они каждую ночь проводят в новом месте. А мы... глубоко сидит в нас общий с шимпанзями предок. Вот же, и технологии "гнездования" поменяли, и биология как-то, в части объёма мозгов и шерстистости... а навыки - прежние.
Создание бюрократии, гос.машины есть процесс более локальный. Более быстрый, качественный, управляемый. Более дешёвый. Инструмент по изменению общества.
Любой мастер знает, что изготовление изделия следует начинать с организации рабочего места, оснастки, инструмента. Только имея такое можно начинать действовать. При чётком понимании, что обществу мои изменения не нужны. Противны, враждебны. По их оценке. Которая есть следствие их опыта. Который - средневековый.
-- Выкопай яму для нужника - будешь здоровеньким.
-- Нахрена? Я лучше свечку в церкву поставлю.
Двойная ересь.
Против христианства: на всё воля божья, просите и обрящите.
Против марксизма: нет класса, коренные интересы которого следует выражать.
Ну нету здесь массы людей, для которых чистить зубы - коренной интерес! Коренные зубы - есть, коренного интереса - нет.
Отказ от опоры на общество, более того - понимание его тотальной враждебности, необходимость "делать без всякого участия общества, даже с подавлением общественной самостоятельности, одними правительственными средствами" предъявлял высокие требования к инструменту, к бюрократии. С тем, чтобы не "воцарилось невежество, произвол, грабительство, всевозможные беспорядки".
Прежде всего начать следует с себя. Как самого главного Всеволжского бюрократа.
Кто?! Я?! Дерьмократ и либераст! До костей мозгов и корней костей! Эмансиписдец и свободогейзац!
А шо, Ваня, есть, таки, выбор?
Вот куча средневекового дерьма. Называется "Святая Русь". Другие - такие же или хуже. И жо поделаешь? Будем кайфовать в тёпленьком и вонькиньком? Понятно, со временем принюхаешься, пригреешься, обживёшься, устроишься... в этом во всём.
Я, типа, уже начал. Вот, забрался почти на самую вершинку. Уже и "запашок" ветерок сдувает, уже и "подогрев" чисто снизу.
А чё? - Так жить можно. Да ты глянь по сторонам: серьёзные люди, не дураки вовсе, о таком только мечтают да облизываются.
Им - можно. Облизываться. Они другого не видели, не знают. У них нет первой свободы - "свободы хотеть".
Свобода "хотеть" и "не хотеть". Я - не хочу. Не хочу инсценировать нашего, знаете ли, гения словесности:
"Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя -
Но потерял я только время...".
Что "вышел рано" - точно. Не только "до звезды", но и веков на восемь раньше. Или - на девять? А в масштабах всего человечества? На двенадцать?
"Я говорил пред хладною толпой
Языком истины свободной,
Но для толпы ничтожной и глухой
Смешон глас сердца благородный".
Я - не "наше всё". И сердце у меня... не сильно благородное, и толпа вовсе не ничтожная и глухая. Но реакция - объективна и обоснована. С толпой незачем говорить "языком истины". Не поймут-с. Надобно - "языком правды". Её, толповой, правды. Средневековой. От которой меня тошнит.
Поэтому говорить надо меньше. А делать - больше.
***
"Рабинович держит на руках новорождённого сына:
- Изя, шо ты плачешь? Ты должен понять - обратной дороги нет!".
Как я родился в этом мире, так и плачу. Хотя понимаю: "обратной дороги нет!".
***
Сравнивая себя с Николаем Незабвенным (официальное прозвище) я находил, уж не знаю - к добру или к худу, множество как совпадений, так и несоответствий.
"Своей священной миссией Николай I считал защиту святой Руси от посягательств рационализма и либеральных стремлений века".
Тут я с ним полностью солидарен: "рационализм и либеральные стремления" этого, 12-го века, не вызывают у меня позитива. "Либерастия по-боярски"... Хочется истребить всех носителей подобных идей.
"Как у всякого фанатика, умственный кругозор его был поразительно ограничен его нравственными убеждениями. Он не хотел и даже не мог допустить ничего, что стояло бы вне особого строя понятий, из которых он создал себе культ".
Эт точно. Не хочу и не допущу. Вне культа свободы, равноправия, бессословности, отсутствия рабства, просвещения, грамотности, здравоохранения, чистоты, гигиены, сытости, трудолюбия, процветания, изобретательности, безопасности...
Правда, я не "фанатик", я - адепт. Адепт адаптивности.
Мда... Не дотягиваю я до Незабвенного. Ну, так у меня и кликуха другая.
"Если ты идиот, ты ищешь решение. Если ты умный, ты пытаешься научиться жить, не принимая никакого решения. Все основные проблемы человечества нерешаемы. Бедность, преступность, болезни - эти проблемы невозможно решить. Можно научиться с ними жить и пытаться минимизировать их".
Как я уже неоднократно - я дурак. Принимаю решения и пытаюсь их реализовать. Для минимизации проблем, с которыми не желаю жить.
"Умный" и "идиот" в одном флаконе. - Не совмещается? А твёрдую воду на вкус не пробовали? - Я в детстве - регулярно. Интересно же льдинку погрызть!
"Повсюду вокруг него в Европе под веянием новых идей зарождался новый мир, но этот мир индивидуальной свободы и свободного индивидуализма представлялся ему во всех своих проявлениях лишь преступной и чудовищной ересью, которую он был призван побороть, подавить, искоренить во что бы то ни стало, и он преследовал её не только без угрызения совести, но со спокойным и пламенным сознанием исполнения долга".
Полностью согласен. Ну зачем мне "новые идеи" типа св. Бернарда: "Крещение или смерть"? Костры из катаров - это "новый мир"? Казнь Арнольда Брешианского за проповедь "честной", не ворующей, не развратничающей церкви - проявление "свободного индивидуализма"?
"Мир индивидуальной свободы и свободного индивидуализма" под названием Magna Carta (Великая Хартия вольностей):
"31. Ни мы, ни чиновники наши не будем брать лес для укрепления или для других надобностей наших иначе, как с согласия самого того, кому этот лес принадлежит".
А как же от степняков отбиваться? В чистом поле?
"Ведь под самым Римовом кричат русичи под саблей половецкой!".
Перевясла не обновляли - леса не было?
Деталька мелкая, отечественная: тысячелетняя война на истребление. Последний рецидив - планы Третьего Рейха по уничтожению 30 млн. жителей Русской равнины. Преимущественно - голодом. Для очищения "жизненного пространства германской нации".
Для предотвращения подобного нужно спрашивать у владельца леса, или ещё чего-нибудь, согласия? А если он дебил? Или, чаще, просто несколько иначе видит текущую ситуацию? Например, надеется договориться с находниками о своём личном процветании. А нам? - Сдохнуть?
"Сядем - все" говорит герой Папанова. А в истории? - Все ляжем? Под знаменем "индивидуальной свободы и свободного индивидуализма"? В рамках правомерности, законности и конституции.
На войне бывает индивидуальный пакет, индивидуальное оружие. "Индивидуальной свободы" на войне - нет.
"Николай I был Дон-Кихотом самодержавия, Дон-Кихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом, позволявшим ему подчинять всё своей фантастической и устарелой теории и попирать ногами самые законные стремления и права своего века".
Да, я именно и хочу "попирать ногами самые законные стремления и права своего века". Беру "Русскую Правду" с "Уставом Церковным" и попираю. Пункт за пунктом, статья за статьёй. Например, "стремление" откупаться серебром за убийства или изнасилования. Или "право" экстерриториальности церковников.
Нет у меня "фантастической и устарелой теории", есть опыт восьми с половиной веков истории человечества, немножко марксизма и чуток здравого смысла.
Я... несколько не Дон-Кихот: прекрасные Дульсинеи волнуют меня... утилитарно. И драться с ветряными мельницами... А зачем? Мы их сами строим. Но - хочу. Быть "страшным, зловредным, обладать всемогуществом, позволявшим подчинять всё своей фантастической теории...".
Теории о том, что 30% здешней детской смертности - чересчур много.
"Так жить нельзя. И вы так жить не будете".
Николай I, соединявший в себе рыцарский характер редкого благородства и честности с великодушной душою, работавший по восемнадцать часов в сутки, "чистосердечно и искренно верил, что в состоянии всё видеть своими глазами, всё слышать своими ушами, всё регламентировать по своему разумению, всё преобразовать своею волею. В результате он лишь нагромоздил вокруг своей бесконтрольной власти груду колоссальных злоупотреблений".
"Рыцарский характер", "великодушная душа" - не про меня. Видеть всё своими глазами - хочу. Очень. Но чётко понимаю - отнюдь. А при попытке войти в такое "состояние" наступит сплошное... "нестояние". Ещё в Пердуновке понял - не могу сам всё сделать. Не успеваю. Теперь - и всё увидеть. Всё регламентировать... не, не потяну.
Может, и удастся, из-за различий между мной и Незабвенным, не "нагромоздить вокруг своей бесконтрольной власти груду колоссальных злоупотреблений"?
Хотя власть, конечно, бесконтрольная. А что, есть контролёры с таким историческим опытом? А какие есть? С навыком забивать кнутом насмерть?
Николай I был "тираном и деспотом, систематически душившим в управляемой им стране всякое проявление инициативы и жизни".
Что я - "тиран и деспот" - обязательно. Что "систематически душивший... инициативы и жизни" - неправда ваша. Вон "водомерки" бегают - сплошная инициатива, меня тогда и вовсе на месте не было. А сколько интересных инициатив мужики придумали при пахоте на быках! Внедрили и регламентировали. У Мары дела - сплошная "жизнь". И её никто не "душит".
"В короткий срок полутора лет несчастный император увидел, как под ним рушились подмостки того иллюзорного величия, на которые он воображал, что поднял Россию. И тем не менее именно среди кризиса последней катастрофы блестяще выявилось истинное величие этого человека. Он ошибался, но ошибался честно, и, когда был вынужден признать свою ошибку и пагубные последствия её для России, которую он любил выше всего, его сердце разбилось и он умер".
Сочувствую. Не успел умереть. Вот Владимир Мономах и Александр Македонский - успели, а Иван Грозный и оба Наполеона - нет. Быват. Успеть умереть вовремя для всякого человека - большая удача.
"Он ошибался, но ошибался честно...".
То есть - неважно что он делал. Делал-то он "честно". Важно, что в его условиях, его месте-времени, это оказалось ошибкой.
"Фактор времени", своевременности, уместности, "здесь и сейчас". Не "добро/зло", а - "будет плохо через ...цать лет".
Не могу вспомнить правителя в Руси/России, о котором вскоре после смерти не говорили "плохо". Лесков перечисляет гадости, которые рассказывают в русском народе о каждом(!) государе или государыне. Кроме, конечно, ныне здравствующего царя-батюшки.
Николай стремился "подчинять всё своей фантастической и устарелой теории".
У меня - теория не фантастическая. И не устарелая. Хуже - ещё и не придуманная. Ист, извините за выражение, мат.
Другая эпоха. До такой степени, что ни его "жгучих вопросов", ни ошибок-ответов - у меня просто нет. Нет даже возможности.
"Фрунтовики воссели на всех правительственных местах...".
У Николая I был такой "кадровой резерв", результат увеличения армии в эпоху наполеоновских войн.
У меня такого нет, а то, что может появиться с Руси при переформировании княжеских дружин и городовых полков, мне ни в качестве строевых воинов, ни в качестве чиновников - не интересно. Не тянут, бэкграунд отсутствует и не расширяется. Нормальные, по здешним меркам, "мужи добрые".
-- Закон Архимеда знаешь?
-- Не...
-- На, выучи.
-- А на чё? Оно ж мне и нах... не нужно.
-- Чтобы доказать свою способность понимать и применять новые правила.
-- Ну... а на чё? Эта... новые-то... у нас-то... спокон веку, с дедов-прадедов, исконно-посконно...
-- В службу не годен. Служба - вся - из новых правил. Свободен.
"Опытность в делах - на это не обращалось никакого внимания".
Буду точен: отсутствие опытности - штатное состояние почти всякого нынешнего моего назначенца. Как у большевиков в 17-ом. Был подпольщиком - стал банкиром, был комэском - стал директором фабрики. Получилось? - Пошёл дальше. Нет - "в другую сторону".
Тонкая прослойка "моих людей", которые "воссели на всех правительственных местах", непрерывно бурлит и побулькивает. Непрерывно перемешивается, пополняемая, подпираемая воспитываемой в моих приютах молодёжью.
Ни здешняя демократия, ни здешняя аристократия меня не устраивают. Вплоть до блевоты. Извините.
Только меритократия: "руководящие посты должны занимать наиболее способные люди, независимо от их социального происхождения и финансового достатка".
Не ново: во времена династии Сун использовалась трёхступенчатая система экзаменов кэцзюй, с помощью которой отбирались кандидаты в правители, лучше других понимающие искусство, конфуцианство и административные проблемы.
Первые два китайских пункта... пропускаем. Точнее: это обязательная школьная программа, без чего и говорить не о чем. Что мы тут используем взамен конфуцианства... объяснять?
"Экзамен на чин" чуть расширяем и делаем регулярным. Аттестация. Просто, чтобы удержаться в чине. Изменение же места и должности - регламентное мероприятие. "Горизонтальное перемещение" - один из штатных способов поддержания иерархии в тонусе.
"Меритократический" подход возлагал на меня особую ответственность. Я не мог свалить вину за дураков в системе на кого-нибудь.
-- А вот боярыни некачественных бояричей нарожали. А вот демос опять идиотов выдвинул.
Если нет "способных людей" для "руководящих постов" - виноват Ванька-лысый.
***
По возвращению из Киева... Я уже рассказывал: просто поток кризисов. Белоозеро и Саксин - из чего первым вспомнилось. А так-то... в гору глянуть неколи.
Среди всей этой, безусловно крайне важной и непрерывно горящей суетни, вдруг почувствовал какую-то неправильность. Чего-то не хватает. Чего-то...
Картошку несолёную кушали? Еда-то есть. И к неё всё налито. Но...
Недели через две дошло: Агафья и Трифена ко мне не приходят.
Нет, не так. Приходят. Но только по делу. А вот по душе... пообщаться там, словечком перекинуться, улыбнуться-подмигнуться.
Я не про постельные игрища: тут и самому - ни сил, ни времени. Да и доброволок... "Женский батальон". Во главе с экс-княгиней Агнешкой Болеславовной.
У вдовушки наступила "вторая молодость". А с учётом, что у неё и первой-то, по сути... Только давай. Вот уж точно: каждый раз - как последний.
Агафья - Агнешку... холодно. Я сперва думал, что у Гапы ревность взыграла, типа не хочет она меня с другой взрослой бабой делить. С девками разными таких забот не было. Передавали мне её слова: "В какую дырку сувать - как хочет. А смотреть - мне в глаза всегда будет".
Такая форма собственницы. Интеллектуальной.
***
Не ново: можно вспомнить мадам де Пампадур.
Побыв пять лет официальной фавориткой, она прекратила бывать в спальне короля по настоянию медиков - начала кашлять кровью, часто болеть по женской части, три беременности закончились выкидышами. Пришлось отказать венценосному.
Король Франции - сильно отравленная среда? Богопомазанная. Помесь соединений хлора с солями тяжёлых металлов?
Пампадура нашла способ сохранить за собой звание и полномочия официальной фаворитки короля. В 1752 г. построила недалеко от Версаля особняк. Здание и сад, окружённые высоким забором - "Олений парк". Здесь она выращивала "олених" - курсы подготовки юных любовниц для короля. Будущим "оленям" - гарантированы "рога". От благородных родителей, желавших пристроить сюда дочерей, не было отбоя. После услаждения монарха, продолжавшегося обычно несколько месяцев, девушкам выдавали приданое в размере ста тысяч ливров и подыскивали выгодного мужа.
Отбор - строгий. Оценивался не только экстерьер, но и благонадёжность. За последнее отвечал лично начальник полиции.
Есть сходный отечественный опыт.
Де Кюстрин, ярый монархист, съездив Россию в 1839 г.:
"Если он [царь] отличает женщину на прогулке, в театре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъютанту. Особа, привлёкшая внимание божества, попадает под наблюдение, под надзор. Предупреждают супруга, если она замужем, родителей, если она девушка, о чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе, как с изъявлением почтительной признательности. Равным образом нет ещё примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекали прибыли из своего бесчестия".
Всё было "поставлено на поток", девушек, обесчещенных императором, обычно выдавали за кого-нибудь из придворных женихов, а занималась этим супруга царя, императрица Александра Федоровна.
Забавно. Француз-монархист ругает русского царя за свои "монархические обманутые ожидания", но восхищается Капетами, которые столетиями вели публично-политически-гаремный образ жизни. Когда толпы "мужей или отцов" из лучших аристократических родов Прекрасной Франции, наполняли собой Версаль, ища счастливой возможности удостоится "обесчещивания". Там это называлось "Золотой век" абсолютизма. А здесь? - "Совсем другое"?
***
Глава 645
Агафья - не маркиза. В смысле: не Пампадур. Да и я несколько... не венценосный. В смысле: венчик-то есть. Фигурный, неснимаемый. Но не на голове. Есть, конечно, несколько... интимно знакомых особ. Которые прошли необходимую проверку у Мары, минимальное обучение у Цыбы, и которыми управляет Агафья. Она и расписание составляет, и материально обеспечивает. Поскольку - глава Дворцового Приказа. Так ещё с Пердуновки сложилось. Одна из немногих наших давних традиций, которую я блюду и следую.
Понятно, что в этой "славной когорте" постоянно возникают негоразды. Разной степени истеричности. Сам я в эти дела не влезаю - или мне больше заняться нечем? Поэтому как Гапа скажет - так и будет. Управляет она этим хозяйством хорошо, "железной рукой".
Как-то, уже за полночь, вызываю к себе Агафью. По совершенно мелкому поводу: просматривал хозяйственные отчёты и удивился расходу скипидара. Лето, ночи коротки, искусственное освещение должно падать почти до нуля.
Прибежала, явно со сна. Глаза опухшие, всклокоченная, платок на сторону. Услышала мой вопрос... села и заплакала.
-- Гапа, ты чего?
Нет, я понимаю, что я не подарок. Даже совсем не. И вообще - нечего девушку среди ночи дёргать. Но, честно, другого времени как-то нету. Как-то валит волна всякой срочной хрени. А тут ещё и по скипидару перерасход...
-- Я... я думала... случилось чего... прибежала... а тут-то...
-- Ну извини. Можно, конечно, и до утра подождать. Только утром ты по своим делам побежишь, я - по своим. Прежде ты хоть на ночь ко мне приходила, было времечко мелочевку обсудить, а теперь и не заглядываешь...
Тут она как взвилась! Слёзы ещё не высохли, а глаза аж горят. Пламя из-под воды веером. Никогда не видели извержения подводного вулкана? Во-от. Потом только дырчатую пемзу ветер по берегам разносит.
-- А! Ты! Я тебе только подстилка! Ты меня используешь! Чтобы сразу и перепихнуться, и дела порешать! Только чтобы тебе удобно было! Чтобы только тебе хорошо! Меня ни в грош ни ставишь! Даже и не замечаешь! Тебе этот... скипидар дороже!
Ну и много там чего. Из женского, нервного и, на мой взгляд, несправедливого.
***
Что такое ссора? - Следствие расхождения между реальным видением человека и его желаемым образом.
С помощью криков, угроз, а то и шантажа ссорящийся пытается довести кого-нибудь до идеала. Например, жена, орущая на мужа, бросающаяся на него в истерике и готовая убить, вовсе не желает ему зла, а просто стремится превратить своего благоверного в совершенство.
***
Я ей не муж. Но вот же: из меня пытаются сделать "совершенство". Криками и угрозами.
Чёт мне не нравится. Когда из меня делают. Хоть что.
Я сперва растерялся, попытался как-то... осмысленно. Типа, логически, по пунктам, аргументировано. Потом дошло: это не разговор двух разумных людей, это монолог истерирующей женщины.
Крайне удивительно: Агафья отличается умом и сообразительностью. Ещё: крепкими нервами и постоянной позитивностью.
Да она с утра рассмеётся - весь день удался! Но как-то... давно такое было. Чтобы она с утра смеялась.
Сижу-слушаю. Сунулся, было, поближе. Типа: обнять, успокоить. Рвётся, глядит с ненавистью. Аж рычит. Ну что мне её - побить? Выпороть, как советует Домострой и весь опыт человечества большинства прошедших веков? Может, трахнуть? Поставить на место? Точнее: положить.
Она рассказывает какая я подлая эгоистическая сволочь, как я на неё внимания не обращаю, доброго слова не говорю, ласкового взгляда не дарю. Весь в своих глупостях ненужных. То война, то стройка, то, вот, скипидар.
-- И вообще! Уйду я от тебя! Выйду замуж и буду жить как нормальная баба! С нормальным мужиком! Вон, как Трифа живёт!
Вот даже как...
Ляпнула.
Осознала.
Замолчала.
Глазищи - по кулаку, концы платка в рот засунула.
"У тех, кто ходит за десять вёрст киселя хлебать, дома обедают другие" - русская народная мудрость.
Но интересны подробности. Меню, там. Не "меню", конечно, а "тебю". Личность гурмана, способ оплаты...
-- Объяснись.
-- А чего тут объяснять! Ты мне не муж! Знашь, какие мужи добрые меня в жёны зовут?! Кудрявые да брадатые! Обещаются на одну меня смотреть, на руках носить, пылинки сдувать! Буду жить-поживать, беды-горюшка не знать...
Она говорит всё смелее, даже и наглеет. От слов, от звука голоса своего - уверенности набирается. Типа: Ванька не заметил, не понял. Сейчас я много чего наговорю-заболтаю и... Переключение внимания. Как с маленьким ребёнком.
Только мы с ней уже много лет вместе. И друг друга хорошо знаем. Не скажу - насквозь видим. Я её - точно нет. Но понимание имеем.
"Главное - чтобы тебя понимали".
Точно. Это и самое хорошее, и самое плохое.
-- Гапа. Не юли. С каким мужиком живёт Трифа?
Мне это... Историю с Елицей я не забыл. С подружкой её закадычной.
Тогда мы разошлись со смертью в притирочку. Не один - "три рояля": Любава, Кастусь и... и у меня мозгов хватило. Последнее - точно "рояль".
Я ожидал какого-то... юлёжа: ой, я не то сказала, ой, ты неправильно понял... да ты вообще ничего не понимаешь!... и как ты до таких лет дожил?! при такой-то тупости... вечно тебе в голову одни гадкие мыслишки приходят... а всё почему? - а потому, что сам такой...
Недооценил. Агафью.
Она не стала увиливать, вытягивать из неё инфу кусками не пришлось. По счастью.
Потому что в моём уже достаточно святообрусевшем мозгу уже пошли-полетели, не целенаправленно, а просто по полученному прежде опыту, по знанию возможности, обрывками разные картинки... взлома информационных носителей типа "хомнутые сапиенсом, запирающиеся".
У меня в подземелье идёт непрерывный симпозиум: Ноготок с Саввушкой обмениваются методиками. По отповедованию заповеданного, рассекречиванию засекреченного, разутаиванию утаемого или наоборот - впихиванию невпихуемого. Докладывают еженедельно и грустят о недостатке демонстрационного материала.
Откуда материал? - Ну, вы как дети! В хозяйстве несколько тысяч принужденных переселенцев. Некоторые из которых мечтают запалить всё к едрене фене и сбежать "в прелестный край отчизны милой". Помимо битых, но не успокоившихся соседних племён. Помимо придурков-поклонников разных культов. По всему спектру от Маска (медведя) в разных вариантах, до Аллаха и Христа в их понимании больными сознаниями.
Ещё есть нормальная бытовуха, уголовщина, мошенничество и коррупция. То есть - их почти нет. "Почти" - потому что быстро отлавливается и иллюминируется.
Ещё должны быть заговоры "по свержению существующего строя" вообще, и меня в частности. Но пока не наблюдается: не успевают сформироваться устойчивые ущемляемые группы - слишком быстро у меня тасуются люди. И вертикально - по иерархии, и горизонтально - по территории.
Есть иностранные "доброхоты". Мы их выявляем и дозировано давим.
После взятия Киева, по тамошней вскрывшейся информации, прибрали две группы Киевско-Волынских. Одну - у меня, другую - у Живчика в Рязани. Ну надо же помочь союзнику! Зачем мне такой мусор на соседском дворе?
Давид Попрыгунчик назвал некоторых смоленских "контактёров". Тут как с новгородцами, как с "булгарами", которых упомянул ташдар - аккуратненько. Не "сбрить под ноль", а "взять под колпак".
***
Обращаю внимание ценителей: помимо обычной деятельности, вроде ограничения доступа и перемещений вообще, "железный занавес", "паспортный контроль", отслеживания благонадёжности и поведения приходскими батюшками и "Ночным патрулём", важным моментом стала сдача агентуры её руководством. Не внедрение "кротов", а смена целей полит.начальниками.
***
Впрочем, такие персонажи - крайняя экзотика. Основная забота - мелкие воришки и чиновные лентяи.
Нормальная повседневная работа. Но для двух национального уровня мастеров - материала не хватает. Ноготок за эти годы очень вырос. Не в смысле "ноготка", как вы подумали, хотя и это тоже, но и в смысле профессионализма.
Никогда прежде не задумывался насколько успешность попандопулы способствует личному росту личного палача.
Вот они и грустят: к новой дыбе электричество подвели, а оно простаивает.
"Вечно у нас в России стоит не то, что нужно".
Гапа села на лавку, зажала руки между колен, опустила голову. Вообще как-то вся ссутулилась, согнулась, и, не глядя на меня, принялась рассказывать.
Понятно, что сперва пошли "петли в бок":
-- Сам у неё спроси!
Потом:
-- Я про то не знаю, так краем уха... с чужих слов...
Дальше, правда, выяснилось, что Трифа к Гапе приходила советоваться. Так что, "с чужих"... ограниченно.
История простая, закономерная. Прям по законам того самого Исаака. Хотя для меня несколько неожиданная.
Я, со своей "беломышестостью", хорошим питанием, возрастом "доброго молодца", физкультурным образом жизни и просто со склонностью к этому занятию, обеспечиваю своему гарему довольно "сытый режим". При этом, будучи гумнонистом, лесбияном и, между нами девочками говоря, довольно прижимистым мужикашкой, вовсе не стремлюсь догнать царя Соломона или Владимира Крестителя со штатом в триста жён и пятьсот наложниц. Мне даже и одного эскадрона много!
Появляются несколько персонажек, мы стараемся друг другу доставить удовольствие, одновременно они "растут над собой" - у меня ж тут не бордель, а училище! Через несколько месяцев выдаём их замуж. Примерно, как маркиза Пампадур со своим "Оленьим парком", где "оленихи" толпами. Понятно, что сотен тысяч ливров у меня нет. Так и я не "луй" какой-нибудь из второго десятка разных "луёв".
И "оленихи" отправляются к месту несения службы свежевенчанного мужа. Подальше.
Оставлять их вблизи нельзя: возникают... коллизии.
Кто-то вдруг начинает желать вернуться. А кто-то - надеяться что вернут. Или - опасаться.
Всё это - виртуал, чисто побулькивание между ушей. Ушек. Часто - миленьких. Но обладает склонностью к эскалированию в проблемы. Миру, прогрессу и в человецах благорастворению. И зачем оно нам?
Короче: с глаз долой - из сердца вон. Из нескольких сердец.
Трифа относилась к "постоянному составу", у меня в постели бывала часто. И тут я ушёл в Киев.
Вот только не надо! Всяких рассуждений о распалённой неудовлетворённой дамской похоти! И тереться обо все встречаемые углы она не стала. Да, девочка горячая. Южная греческая кровь проявляется. Но ей уже двадцать два. Ещё год и она, по меркам отсюда и до французских классиков 19 в., начнёт стареть. Зрелая женщина. Правда, в отличие от почти всех в этой стране, не замученная многочисленными родами, выкармливаниями, болячками и тяжёлым трудом.
Умная, хорошо образованная, прекрасно сохранившаяся, взрослая. С достаточным и разнообразным опытом. Что я у неё не первый - было известно изначально. Теперь выясняется - и не последний.
Как я понял, инициатива исходила не от неё. Просто она пришла в... в душевное состояние.
Она никогда не была самостоятельной. Сперва за неё решала её семья, потом я. У неё всегда были рядом более сильные духом подружки. Когда-то Елица, потом Агафья. И тут она осталась одна.
Нет-нет! Никто её гнобить-обижать не собирался. Не дай бог! Всем же понятно, что Воевода вернётся и за своих людей... Нож на гильотине точат регулярно. Да и вообще: хороший тихий человечек, никому ничего худого...
Ей самой стало... пусто. Одиноко. Холодно. Не... не защищённо. Не душевно.
Сперва она волновалась обо мне и Агафье.
Потом просто тосковала и грустила.
Потом пришла масленица.
***
Масленица на "Святой Руси"... это тотально.
"На двух китах стоит Россия -
патриотизм и пофигизм".
Оба "кита" ярко выражены в нашем народном празднике.
Адам Олеарий (1647 г.):
"Первую неделю этого поста они зовут масленицей, во время которой они не едят ни мяса ни рыбы, но лишь масло, молоко и яйца, притом так напиваясь ежедневно водки, меду и пива и так угощаясь, что они не помнят сами себя; последствиями этого являются великий разврат и легкомыслие, а раньше зачастую совершались нападения и убийства".
Он же, описывая посиделки двух семейных пар: после того, как упившиеся мужья повались на лавки и захрапели, жёны их, уселись на мужчин и продолжили пить и веселиться, пока и сами не попадали.
Другой иностранец:
"Масленица напоминает мне итальянский карнавал, который в то же время и таким же образом отправляется... Карнавал тем только отличается от масленицы, что в Италии день и ночь в это время ходит дозором конная и пешая городская стража и не позволяет излишнего буйства; а в Москве самые стражи yпиваются вином и вместе с народом своевольствуют".
***
У меня масленица более... итальянская. Стража - не упивается, водки в народном обороте нет - хлеб не переводим. Но - весело.
Знакомые вытащили Трифу в общество. После зимы, проведённой в её покоях, откуда она редко выходила и мало кого видела, она взволновалась от свежего воздуха, света, снега, морозца.
Все повторяли, что за зиму она чудо как похорошела. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни незнакомых глаз смотрят на неё, на её лицо и фигуру. Что есть среди них те, кто представляют её обнажённой, ласкаемой и ласкающей, вдруг, и приятно, и неприятно, охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Потом, замёрзшие и нахохотавшиеся гуляки и гулюньи были приглашены в частный дом, где и продолжили празднование. Хозяин был со мной в походе, хозяйка волновалось о муже и пыталась веселиться, даже и несколько чересчур.
В тот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, Трифа была особенно хороша. Поражала полнотой жизни и красоты в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Её чёрные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая рука, свободно облокоченная на скатерть стола, уставленного блинами и добавлениями к ним, бессознательно, в такт припевкам скоморохов, сжималась и разжималась.
Многие обряды Масленицы ("целовник", "столбы", гостевания, катания с гор и на упряжках, шуточные преследования холостых) - связаны с молодожёнами и неженатой молодёжью. Общество указывает на исключительную важность брака для воспроизводства населения, чествует молодых людей репродуктивного возраста.
Трифа, конечно, к молодёжи уже не относится. Но по возрасту ещё годная и незамужняя.
Атмосфера знакомого дома, полного несколько хмельной, всё более "себе много позволяющей" молодёжи, увлекла её.
Мало-помалу она начала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Не сколько алкогольного, сколько душевного. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове.
***
"Как говорила тётя Песя:
- Вокруг женщины надо виться шмелём, с каждым кругом становясь всё шмелее и шмелее...".
Настоящие шмели чувствуют аромат цветка за километр. Двуногие - в пределах видимости. Главное, чтобы у "цветка" был "аромат" в душе. "Насекомое" прилетит и будет "шмелеть и шмелеть".
***
В одну из минут, когда скоморохи чуть стихли, скрипнула входная дверь, и по доскам пола трапезной звонко застучали подковки сапог запоздавшего гостя. "Вот он, Анатоль!" - прошептала хозяйка. Трифа обернулась и увидала необыкновенно красивого тиуна, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их концу стола. В хорошо подогнанном кафтане Поместного приказа с одной полоской на погонах, он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на его прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселья.
Несмотря на то, что скоморохи вновь продолжили представление, он не торопясь, слегка побрякивая подковками, плавно и высоко неся свою элегантно причесанную надушенную красивую голову, подошёл к хозяйке и, наклонясь, спросил что-то, кивая на Трифену.
Хозяйка указала вновь прибывшему место за столами чуть в стороне и позади Трифы. Она знала, что он говорил про неё, спрашивает соседей, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтоб ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении.
В "выгодности" надо было убедиться. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он, почти улыбаясь, смотрел ей прямо в лицо таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось, странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во время всего застолья Трифа всякий раз, как взглядывала за спину, видела этого Анатоля, неотрывно смотревшего на нее. Ей приятно было, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом есть что-нибудь дурное.
Посиделки на масленицу не носят столь упорядоченного характера, как пиры по семейным или государственным поводам. Очередная волна плясок втянула часть сидевших за столами, места освободились. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, ещё с Рождества, на котором имел удовольствие, которое он не забыл, видеть ее.
Он был с женщинами гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Говорил смело и просто, и Трифу странно и приятно поразило то, что не только ничего не было такого страшного в этом человеке, которого она видит первый раз, который так смело, без приглашения, по простому, подошёл к ней, но что, напротив, у него была самая наивно-веселая и добродушная улыбка.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с выпирающей из-под платья груди, с обрисованных провисшим подолом ляжек и коленей Трифены. Она несомненно знала, что он восхищается ею. Это было приятно, но почему-то тесно, жарко и тяжело становилось от его присутствия.
Когда она смотрела на него, она чувствовала, что он смотрит на ее груди под одеждой, оценивает их размер и форму, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ею совсем нет той преграды стыдливости, которую всегда она чувствовала между собой и другими мужчинами.
Не планируя ничего, даже не осознавая, она, только по естественному инстинктивному чувству своему, откидывала голову, звонко смеясь в общем веселье его шуткам, распрямлялась, чуть поворачиваясь, показывая ему себя, своё тело, пусть бы и прикрытое несколькими слоями одежды, но обворожительно омываемое ощущаемой ею ласковой волной его доброго весёлого взгляда.
Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах, а она чувствовала, что они близки, как она давно уже не была близка с мужчиной.
-- Поедем на карусель? Пожалуйста, поедем, - сказал он, и понижая голос добавил: - Ты будешь самая хорошенькая. Вертясь на волчке. Это доставит тебе и мне удовольствие.
Трифа не вполне поняла того, что он сказал, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать, и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади, так близко от нее. "Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?" - спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость, и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась тоже, так же как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Снова началась суета, гости собирались продолжить веселье на улице. Анатоль вышел из-за стола спокойный и весёлый. Трифа отправилась за своей верхней одеждой, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Все, что происходило перед нею, уже казалось ей вполне естественным.
Когда она с друзьями выходила из дома, Анатоль подошел к ним. Подсаживая Трифу в сани, он пожал ей руку выше кисти. Трифена, взволнованная, красная и счастливая, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.
-- Что это такое? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь?, - думала она.
И она опять в своём воображении повторяла весь свой разговор с Анатолем и представляла себе лицо, жест и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.
На другой день масленичной недели её позвали в другой дом. Где она сразу встретила этого человека. Он подошёл к Трифе ещё на крыльце и пошёл за ней. Как только Трифа его увидала, то чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему, и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им охватило её.
Она ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далёком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно.
Карнавал, Масленица, маски, скоморохи... Стоит только вывернуть платок, повязать его иначе, "закосыниться", и ты, вроде бы, уже не ты. И происходящее - не с тобой.
Её посадили на верхний конец стола. Анатоль сидел несколько в стороне, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего-то. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Волнение её нарастало. Она то чересчур громко смеялась, то вступала в шумные игры, хороводы и скачки веселящейся молодёжи, то слишком часто прикладывалась к своей кружке с хмельным мёдом. Наконец, разгорячённая весельем, вышла она остыть на двор.
Едва, обмахивая разгорячённое лицо своё, зашла она за угол, как услышала чьи-то шаги следом. Ещё не видя, она уже знала - кто идёт за ней. Взволнованная, едва не теряя силы, прижалась она к толстым венцам стены дома.
-- Ах, Трифа, радость моя. Куда же ты удалилась?
Трифа подняла на Анатоля испуганные глаза, но такое самоуверенно-нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла, глядя на него, сказать ничего.
-- Я безумно, безумно влюблен в тебя. Разве я виноват, что ты восхитительна?
Она пыталась уйти, но Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
-- Я безумно люблю тебя. Неужели никогда мы не будем вместе?
И он, заслоняя ей дорогу, приблизил свое лицо к ее лицу. Блестящие большие мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего, кроме этих глаз.
-- Трифа?! - прошептал вопросительно его голос, и кто-то больно сжимал ее руки.
"Я ничего не понимаю, мне нечего говорить", - сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам. Она ещё ничего не поняла, ещё ни на что не решилась, а поцелуй становился всё жарче, всё нескромнее. Он тянулся и тянулся. Голова её закружилась, ноги ослабели, ей пришлось закинуть руки на плечи Анатоля, чтобы не упасть. Жадные губы мужчины, его сильные руки отгораживали её от окружающего мира. И она отозвалась, уже не только терпя, не только позволяя целовать её, но и сама отвечая, целуя, прижимаясь, впиваясь в его губы.
Вдруг она поняла, что лежит на спине, в каком-то чулане. Что в полутьме комнатушке над ней сосредоточенное лицо Анатоля, который одной рукой что-то делает там внизу.
-- Нет! Это не хорошо! Неправильно, - хотела сказать она, но нежные жаркие губы на красивом лице придвинулись, накрыли её собственные.
Заглушили её слова. И стон, что вырвался из её груди. Из тела молодой взрослой женщины, впервые после полугода вынужденного воздержания, ощутившего в себе мужчину.
Несколько мгновений она пребывала в растерянности, не понимая где она, с кем. Но столь знакомое, приятное, восхитительное и долгожданное занятие захватило её. Плотно смежив ресницы, ухватив мужчину за воротник кафтана она всё сильнее прижимала его к себе, всё активнее участвовала в процессе. Совершенно автоматически, рефлекторно воспроизводя иные из те милых мелочей, что столько раз, столько лет делала с милым дружком Ванечкой...
-- С Ванечкой? Но...
Воспоминание о Воеводе прорвалось сквозь любовный туман. Она распахнула глаза, увидела над собой внимательное лицо этого красавца...
-- Но... но как же? Это же...
Судорожный спазм сжал ей горло. Она поперхнулась, закашлялась, волна паники накрыла остатки её совершенно растерянного сознания. "Это же невозможно! Этого не может быть!".
Она даже попыталась как-то освободиться, оттолкнуть Анатоля. Тому пришлось чуть приподняться, удерживая её, чуть изменить положение тел. И это оказалось приятно. Обоим. Ещё пара толчков и долгожданная, едва ли не забытая любовная судорога пронзила тело женщины. И продолжила пронзать.
Волны противоречивых мыслей вихрями проносились и сталкивались в её красивой головке. Она одновременно чувствовала восторг чувственности внутри себя, видела пароксизм удовольствия на красивом лице Анатоля, в эту минуту кончающего в неё, и охватывающий её ужас. От содеянного. От своей измены, предательства.
Анатоль удовлетворенно улыбнулся ей напоследок и утомлённо отвалился в сторону. Уверенно, покровительственно поинтересовался:
-- Ну как? Понравилось?
-- Это... мы... Это - плохо. Это - измена! Я предала! Его! Я должна была умереть!
-- Ну-ну. Воевода частенько девок своих замуж выдаёт.
-- Так то - замуж! А это... это... это блуд! Разврат! Ко мне нельзя прикасаться...!
-- Оказывается - можно. И тебе понравилось. Блудить и развратничать. Потому как Воевода тебя к этому приохотил. Прикормил, приучил, распалил... Да и бросил. А я - нет. Я не брошу. Замуж-то за меня пойдёшь? Ты, конечно, не девица нецелованная, и годы твои... Однако же, я, знаешь ли, человек честный. Коль дала, то не бросать же тебя. Под венец - хоть нынче.
***
Шарль Перро в "Красной шапочке":
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ