Психоделика. Книга для мертвых

Вот, а еще есть дамочки «умные, но несчастные». Объяснять? Думаю не к чему. Или «девушка, достойная большего».

Ох, до чего неприятный типаж, обычно это красивая, но стервозная особа, снисходительно презрительно рассматривающая окружающую реальность и присутствующих в ней мужчин с таким видом, будто познала истину в абсолюте. И абсолют в данном случае, это не выпитая ею бутылка одноименной водки, а самая, что ни на есть философская категория, данная ей в мыслях и ощущениях.

А мысль при этом одна, где бы найти идиота, который вознес бы ее бренное тело на пьедестал и при этом покрыл бы его позолотой и драгоценными каменьями. Желательно ничего при этом, не требуя взамен.

Не хило? Еще и как!

Самое смешное в том, что идиоты действительно находились и причем, довольно регулярно.

Но проблемы идиотов – это проблемы самих идиотов. И тут уж ничего не поделаешь. Я считал, и довольно справедливо, полагаю, что ни в коей мере не стану повторять чужих ошибок, а потому и был не женат. Да и постоянной дамы старался не иметь, хлопотно это. Все мои романы заканчивались в течение двух-трех месяцев, оттого, что вполне резонно я считал, что этого вполне достаточно.

Более того, по моему глубокому убеждению, вечных романов просто не бывает с учетом того, что человек такое создание, что никак не желает совокупляться с одним и тем же партнером вечно. Это генетически заложено, на уровне подсознания, как у зверей, естественный подбор, отбор и пробор. Кто б чего мне не говорил и не доказывал, это есть так. И не надо рассказывать, что не встретил я ту единственную, которая, ну вы поняли. Встречал и не однократно. С золотым ободком правда не попадалась, да и нету их, как Петрович говорит. А уж с ним-то, надеюсь, вы спорить не будете? С Петровичем-то? То- то.

Так, что любезные мои, вся эта романтика не для нас, суровых подземных рыцарей. И нечего нас дурить и рассказывать нам за женскую любовь.

Зашел когда-то в бухгалтерию немного, как говорили в старину, подшофе. Хотел комплимент сделать, говорю: «Ох, какой тут рассадник!» потом чую, не то что-то… Добавляю: «В смысле цветник!»

Обид было! Зато мастерам, которые на тот момент в помещении находились, очень понравилось!

Вот женская любовь к деньгам – это другое дело. Хоть в бухгалтерии, хоть где. Это нормально, и вполне по Фрейду, Дарвину и Ницше. Можете еще для солидности в этот список добавить Федора Михайловича Достоевского, тоже был несчастный человек, натерпевшийся от прекрасной половины.

Кстати, вот с ним бы мы побухали, так побухали, было бы, что обсудить из серьезных человеческих проблем. Раскольников опять же… Не согласен тут я с ним, что старушка, круче надо было брать, круче… Можно же, например, богатеньких додиков подстерегать в укромных местах и там мочить. А деньги отбирать на благотворительность. Додиков же не жалко никому кроме самих додиков. Опять же можно ребят верных найти безбашенных и вместе с ними орден какой-нибудь тайный организовать и куражиться всласть над богатеями. Вот только вряд ли удастся все на благотворительность отдавать, потому что обязательно оружие понадобится, всякая хрень, приспособления, и не факт, что ребята эти себе денег не потребуют. А там только начни, и пошло: у того жена, у того теща. Не напасешься финансов.

А так конечно красиво, типа Белая Стрела или Олень какой-нибудь. Знак придумать соответствующий, это чтоб боялись суки. Тайное, нах, общество, не хухры-мухры, понимаешь…

И вперед с песнями. Я тут уже одного присмотрел, здоровый гад, наглый, ни хуя такого не жалко. Заманить за гаражи, как-нибудь, например, типа там машину обоссать и убежать, он погонится, а там его ждут. Ага.

Или просто вечерком подойти по темноте, пьяным притвориться, начать варнякать разную херню, короче, спровоцировать. А там пусть он только раскроется, а раскроется он обязательно, потому что считает себя пупом земли и царьком, еби его в душу.

А дальше дело техники.

К чему это я? А так просто, размышляю…

И совсем некстати… Вот уже третье поколение, когда-то поселившихся над моим, точнее общим, общаговским балконом голубей, гадит прямо на мою несчастную голову, благо балкон у нас последний, если считать снизу. И над ним только небо. И гадя, пытается выводить своих птенцов над нашей законною территорией, несмотря на потери, это когда яйца со скоростью метеорита вонзаются в серый асфальт.

Нахальное хлопанье их крыльев сводит с ума меня, соседей-курильщиков и всех окрестных котов. Это похоже на бесконечное безумие. Можно, наверное, любить животных, но не тех, что устраивают заповедник у тебя на макушке. Не знаю.

Отвлекся, а ведь хотел чегой-то умного сказать… Ммм. В целом человечество делится на две категории, те, кто ходит под зонтиком, и те, у кого зонтика нет. Это я и понял, сегодня промокнув под дождем.

И вот сидишь, бывало, думаешь. А живи я не в эти в целом сытые и благополучные времена, а где-то в Средневековье, или туда еще глубже. Как бы оно все сложилось. Причем не боярином и не рыцарем, а обычным человеком. И сколько таких до меня прожило, и сколько в землю сырую полегло, и тоже, наверное, думали, а как так? И надеялись на что-то, и верили…

Лучше не думать обо всем этом, проще не думать, а ведь думается. Страшно представить себя средневековым крестьянином, страшно воином первой шеренги, когда на тебя несется толпа разъяренных берсерков, а кроме плеча товарища рассчитывать тебе вовсе не на что.

Или вот те же крестоносцы, что часто приходят ко мне в моих болезненных снах, что гнало их с насиженных мест в неизведанное? Зачем им все это? Много вопросов, ответов нет.

И ведь срывались и ехали, за тридевять земель, это даже по нашим меркам. А по меркам Средневековья? А ну-ка из Фландрии до Хайфы? А вам слабо? То-то… И хорошо еще, что нас грешных воспитывают в рамках добра. А если б зла? Это я к тому, что с детства, по сути, нам Заповеди Господни внушают все кому не лень, начиная с детского сада. Не убий там, не укради. И живут в основном по этим параметрам потом. Плюс опять же судовая система следит, чтоб не грабили, не убивали. Хотя если крадешь вагонами, а убиваешь миллионами, но и судовая система под тебя ложится, ну, да ладно с ними, с «избранными», я про простых людей. Про нас.

Интересно, что бы в мире происходило, если б с детства нам наоборот внушали, всем поголовно, кради и убивай? Все бы в бронниках ходили с оружием? Следили бы друг за дружкой. И истребились бы сами собой довольно быстро. А те, кто остались бы все равно, потом бы к тем же Заповедям бы пришли. Так что ли? Иначе гибель рода человеческого в полном, блядь, объеме…

– Знаешь, я думаю, что когда уже и людей не будет, по улицам все равно будут ездить они… – это Шурик неожиданно вывел меня из меланхолии.

– Кто?

– Гы-гы… Он ткнул пальцем в прижавшийся к обочине старенький автомобиль. – Они – это красные «Жигули»! Прикол?

– Прикол, – согласился я, и мы пошли бухать. А че еще делать? Выходной.

сон

Очередной день плавания был ознаменован сразу несколько печальными событиями, связанными с гибелью помощника капитана. Не то чтобы он был мне особенно близок, но тем не менее, сие видение присутствовало, и я не имею права не отреагировать.

Сначала было все как обычно, честно поделив имеющуюся в наличии снедь, я завтракал в компании Гарольда и уже готовился погрузиться в ставшее для меня за время плавания состояние равнодушного отупения, позволявшее неплохо коротать время во время путешествия, как по палубе пронесся странный ветерок. Ветерок шепота, странных же перемигиваний, в основном среди членов экипажа и вслед за ним стойкое ощущение готовящегося действа.

В трех словах: все замерло в ожидании.

А выяснилось следующее, помощник нашего капитана, некий Карлетто, накануне повздорил с пассажиром. Да повздорил серьезно, и явно не по религиозному поводу, а по поводу нечестной игры в кости.

Ну, баловались этим злом, и члены команды и все прочие, а чем еще прикажете заниматься здоровым мужчинам, заключенным посреди морской пучины в утлом суденышке, в ожидании неизвестного?

Повздорив, решили устроить нечто вроде поединка, и поединок этот был не то, чтобы до смерти, но в принципе, ее подразумевал. Решили так, дабы испытать судьбу, завязать друг другу глаза, стать друг напротив друга, и немного покружив по тесной каюте замереть на месте, а после каждый делает по три шага и рубит мечом туда, куда подскажет ему слепое же провидение, кто останется жив и невредим. Тот и прав.

Не вру, так как, знавал я истории и пострашнее. Придуманные людьми под воздействием винных паров. Но тут на судне выбор аттракционов был весьма ограничен, из-за ограниченности, же в пространстве. Тогда как по времени ограничений не было.

Зрелище получилось на славу. Парни вытащили ножи и стали друг напротив друга, помощник капитана был коренаст и нетороплив и основателен, его противник курчавый и смуглый уроженец Корсики напоминал змею, он долго кривлялся пытаясь вывести помощника из равновесия, водя ножом на уровне глаз противника, а потом неожиданно ужались куда-то вниз похоже пропорол помощнику голень, тот мгновенно озверел, его кажущаяся беспечность исчезла сама собой и он попер на корсиканца подобно закованному в броню коню. Но и тех бывает, достают, достали и нашего героя, благо из брони на нем был только тяжелый пояс. Корсиканец ушел с линии атаки, буквально перетек куда-то вправо и словно играючи подрезал сопернику сухожилье аккурат над коленкой.

Ну, и как вы уже поняли, в результате этой странной во всех отношениях дуэли, не повезло помощнику капитана.

Тот не сразу понял, что произошло, крутнулся на месте, но ноги уже не держали, он слегка пошатнулся и корсиканец аккуратно разрезал ему горло под одобрительные крики пассажиров и возмущенные вопли команды.

Германец восхищенно хлопал в ладоши, я прочитал про себя молитву, и настроение у меня испортилось, не люблю напрасных убийств. Думаю, ссоры можно было, и избежать, а виною всему азарт и жажда наживы. Вот шахматы другое дело, Набор шахмат, искусно вырезанных из бука, подарил мне в свое время Гийом, он же и обучал меня этой древней игре. Теперь я повсюду таскаю их с собой. Нравится мне, есть в шахматах что-то от нашей жизни.

Набор не занимает много места в моем багаже, но всегда оказывается к месту, чтобы скрасить мое времяпровождение.

Гарольд, как выяснилось, не умеет играть в шахматы. Но изъявил желание научиться. И скажу вам, способный ученик у меня появился. Память у него просто великолепная. Фигурки, правда, называет на свой лад. Обороне предпочитает атаку, но стал осторожен, когда я показал ему, как опасно увлекаться атакующими действиями. Стал укреплять тылы. Кстати, я заметил, что в процессе обучения невольно копирую манеру Гийома. Даже стихи декламирую. Тот тоже прямо баллады пел о уязвимости царственной особы и хитростях конницы и бесстрашии пешек, коих Гарольд упорно называет латниками. Некоторые путешественники с интересом присматриваются к нашей игре, но не лезут и не докучают. И двуручник рассматривают с интересом на расстоянии…

Ну и пусть, нам не жалко. Сегодня сыграли четыре партии, и в четвертой уже получилась ничья. Два одиноких вождя на доске, по выражению моего партнера. Однако. И это в первый же день. А я считал, что обыграю германца легко и в четвертый раз .

Кстати, к поражениям своим он относится спокойно, а вот ничьей обрадовался как ребенок. Сначала, правда не понял, что произошло и озадачился, когда кроме королей на доске не осталось ни одной фигуры. Спросил:

«А как дальше играть?»

Я объяснил, что в шахматах иногда бывает и ничья. Когда встречаются равные игроки. Тогда Гарольд принялся радоваться, даже попрыгал немного, и еще звуки издавал воинственные, и в грудь себя кулачищем колотил. А потом сказал, что жаль, что шахматные фигурки нельзя есть по-настоящему. С особенным удовольствием Гарольд съел бы коня, причем всех. Я возразил, что если бы такое произошло нам не во что стало бы играть. Германец подумал и заявил, что по прибытию на сушу он изготовит несколько комплектов съедобных шахмат из хлебного мякиша и уверил меня, что к этому времени он уже будет меня обыгрывать. Я пожелал ему всяческих успехов, и мы стали думать чего бы еще съесть, да так, чтоб еды хватило до конца путешествия. Шахматы, как выяснилось, ужасно улучшают аппетит.

х х х

Глава VII

Clannad “Sinil A Run”

явь

А эти разговоры у киосков, на разливе! Это же песнь песней!

– Ты лимончиком неправильно закусываешь. Шкурку не ешь.

– Почему?

– Она грязная, надо мякушку выгрызать. Оно и полезней.

– Хрена полезней,– вступает в разговор абсолютно незнакомый человек в плаще.

– Полезней, я говорю, там самый витамин!

– Хуямин, витамин – в шкуре.

– Залупа у тебя в шкуре, еще по пятьдесят?

– Не…

– А по чуть-чуть?

– По чуть-чуть, угу…

– Не вопрос, тебе мужик брать?

– Бери,– говорит плащ,– а все равно витамин в шкуре.

– Та еб же твою…– О! Анекдот!

– Куме а правда, що тебе Микола в лиси отъибав?

– Та ни, брехня, який там лис – так дви берьозки…

Стаканчики из вредной пластмассы, лимончики, апельсинчики, знакомые лица в окошечках. Сигаретки, папироски, зиночки, светочки, иришечки, дешевые зажигалочки, еще по сто, та не, по сто много, а может… может, может, пока может – хорошо…

Потом национальный вопрос непременно, политика, выборы, так их. Футбол, как без него. Армия, причем почему-то котируется именно советская.

– А ты где служил?

– Германия, Грузия, Дальний Восток, Узбекистан. (Нужное подчеркнуть).

– Ну ни хера себе, братан!

– А войска?

– Пехота, авиация, погранцы, десантура. (Аналогично).

– Та вообще! Братуха!!!

– А у вас уставщина была?

– Та не – дедовщина, как положено.

– И у нас…

Работа, работа и еще раз работа.

– На хуя палить денег, когда можно на базаре набрать этих автоматов…

– А им так выгоднее, когда подороже, иначе же откат не получат.

– Отож, суки…

– Отож…

– Пидоры!

– Еще и какие, истинные пидорасы!

– Согласен. Давай по пивку?

– Обязательно.

И все это под рыбку, под килечку, под осьминога, в конце концов, под стружечку, да под разговор.

– Сидим в засаде мы с Трезором

Трезор не ссыт – и я терплю…

– А я недавно в супермаркете мясо акулы брал.

– На котлеты?

– Какие на хрен котлеты! Так жрали, замороженное, под пивко.

– Зачем?

– Просто. Бухие ж были…

А еще про женщин, как без них…

– Хотя, в целом, в целом, заметь. Без них можно обойтись.

– Легко. Они вообще не нужны.

– О! Выпьем!

– Ага…

Пьют.

– Хотя знаешь, была у меня одна, давно.

– И у меня была.

– Та ладно!

– А то…

– Ну давай за них, блядей.

– Давай…

А чуть дальше о науке…

–Умные люди утверждают, что нельзя понижать градус. Только повышать. Так-то!

– Согласен.

– Потому что с понижением градуса, в организме происходят разные неприятные вещи. Гипертония, там, аритмия, даже отит.

– Итить?

– Иногда… Но редко, а с повышением, только на здоровье, только в удовольствие. Будешь, как бык здоровый, и заметь, ни одна хворь к тебе не прицепится. Ни там грипп, ни геморрой…

– А у меня уже…

– Грипп?

– Та не, этот.

– А, ну так это уже возраст. Ты какого года?..

– Человеку свойственно, ик, сори, свойственно опасаться чего либо, марсиан, глобального потепления, китайской экспансии…

– Чего?

– Китайской, ик… Короче чего думаешь Гао Цзе не дал император захватить мир? Оттого, что у них был другой план выжидательный. На долгие годы рассчитано все…

У них и флот был и ресурс. А взяли закуклились в своем Китае. На века. А там и британцы подсуетились. Но ничего они свое еще возьмут.

– Та ладно…

– Я тебе говорю!

– …Бомарше был талантище!

– У него был скверный вкус…

– Нет, ты говоришь предвзято!

А религия?

– …близость Бога через его творение!

– не смеши…

– Бог и разум не совместимы, ик…

– У тебя ни того ни другого! Кто ты? Я тебя спрашиваю кто ты?

– Буба Касторский, блядь!

– Тогда спляши!

– И спляшу!

И все это до темна, до изнеможения, словно никто не хочет, чтобы наступило завтра. И повышается градус, и отступают болезни, и уходит тоска по безвозвратно утерянному. Короче, «Ромео и Джульбарс или Ебутся Медведи» – трагедия в трех актах

И наступает ночь.

Что у нас сегодня? Плавание продолжается?

сон

На Мальте мне предстояло встретиться с другими участниками нашей экспедиции. Так я думал. Честно говоря, моя оранжевая повязка сильно раздражала. Меня. Это надо было додуматься, нацепить ее на меня! И долго так ходить еще? Видите ли, по замыслу пославшего меня так было необходимо. Нельзя что ли амулет какой-нибудь было придумать, или еще чего. Ладно, так, значит так. Мне поручили работу и я должен ее выполнить.

Что представлял собой я без ордена? Никчемную заблудшую песчинку в пустыне бытия. Что представлял собой я без Церкви? Ох… Будучи уроженцем Лангедока я рано покинул родные места, и где только меня не носило, но божественную природу папской власти я признавать решительно отказывался. И с годами все более и более укреплялся в этом еретическом мнении. А что делать? Ну не похожи эти святоши на агнцев, и на ангелов они не похожи. Вот волки в овечьей шкуре, это про них. Но тссс… Я не был катаром, и не причислял себя, ни к какой секте, но в чем-то я разделял взгляды земляков, хотя в целом по жизни старался всеми этими вещами не заморачиваться. Так что пусть они все вместе взятые, считают меня добрым католиком, а что думаю я по этому поводу, пускай остается моим личным делом.

Теперь о деле. Попутчики… А так ли необходимы были мне эти попутчики? Я настолько привык работать один, что заранее воспринимал их как некую обузу. Судите сами, доставить некую шкатулку, ларец, что там еще, пусть даже и с очень ценным содержимым, обыкновенная курьерская задача. Мне даже не предложили кого-нибудь влиятельного сарацинского вельможу убить по дороге, значит, этого вполне можно было избежать. Тогда почему тот, кто в данный момент владеет Реликвией не может самостоятельно переправить ее в лагерь короля? Тоже вопрос. Одни вопросы. Ясности нет совершенно.

Да, я не знал, что именно мне предстоит доставить, но любая Реликвия всего лишь простите, вещь. А любую вещь можно куда-нибудь доставить, при соответственном уровне подготовки конечно. Тут наш герой скромно усмехается и притупляет взор. Сейчас миссия выглядела так, поди, за три моря и принеси мне неведомо что. Но так ли неведомо?

Итак, я примерно знаю, где она находится, это Иерусалим или его окрестности. Далее Реликвию перевозить проблематично, либо, внимание, человек ею обладающий не может покинуть территорию своего обитания. Узник? Интересный вариант, отметим как резервную версию. Монах, давший обет не покидать своего монастыря? Еще интересней. Значит тогда и Реликвия не может покидать монастыря, особенно если она его собственность, или хранится там… С другой стороны – это точно оружие, и очень серьезное, раз Орден желает им вооружиться перед началом Крестового похода.

Мда, однозначно Иерусалим. Количество монастырей и мечетей там зашкаливает, как и количество разнообразных святынь. Причем время от времени святыни меняют места своего пребывания по прихоти руководства этих самых религиозных сооружений. Бывали случаи…

Так что, скорее всего, я стал участником обыкновенной разборки между лицами наделенными властью. Например, захотелось Святому Бернарду стать Пророком… Но препятствует этому некий, скажем, Луи… И пара-тройка Хасанов с той стороны, при том, что все одновременно претендуют на обширный кусок земли с выходом к морю и правами вести беспроцентную торговлю при условии, что некая вещица будет преподнесена в качестве подарка лицу, которое выступит гарантом предстоящей сделки… Как-то так… Не слишком ли я намудрил? Не слишком неправдоподобно?

А если по-другому. Допустим герцог, или кто-то еще из верховных, договорился с неким представителем, пусть даже из противоположного лагеря, о том, чтобы за небольшую мзду нам передут, скажем, некую мусульманскую Реликвию, обладание которой, или не так, весть о том, что столь дорогая каждому сарацину вещь теперь принадлежит неверным… Да уж… Политика, тут мне стало неловко. Не люблю политику, а особенно людей, некоторые ею занимаются.

И еще, немного зная о делах подобного рода, я совсем не был уверен, что человек этот, или же группа людей добровольно захотят расстаться с тем, чем владеют. Пусть даже имели место самые серьезные договоренности. Как говаривал один мой давний знакомый: «В вашем саду все ужасно запущено, особенно садовники».

Принадлежность к организации, даже косвенная, давала мне сопричастность к великим деяниям, конфиденциальность и полномочия. Но это по эту сторону моря, по другую сторону делами вершила иная организация, и вершила весьма недурно, потому, вскользь упомянутым выше ассасинам совсем не пристало знать о моей миссии, но охоту за различными Реликвиями они, насколько мне было известно, вели весьма активно, особенно в окрестностях великого Города, куда всевозможные Реликвии стекались со всего света. И тамплиеры, и особая служба султана отслеживали эти вещи и отделяли зерна от плевел, ибо на одну действительно стоящую находку приходилось не менее тысячи вещей никакой ценности не имевших совершенно. Вполне возможно, что деревянный ларец, на поиски которого я отправился тоже, был всего лишь ложной целью.

Ложная цель – забавное словосочетание…

Гордыня – тяжкий грех, и тем не менее, они выбрали меня. Притом, что у Ордена своих штатных лазутчиков, убийц и просто ловких малых хватал. Значит, орден подстраховался на случай провала, чтобы исключить саму возможность причастности к этому делу. Я не сомневался, что де Фок моментально умоет руки, если я с этой вещицей попадусь в руки неверных.

Да, к моим услугам прибегали в делах щекотливых, не терпящих огласки. Без ложной скромности поясню, что стоил целого отряда, правда, если надо было действовать не в чистом поле, а, скажем так, в условиях затруднительных для противника, которые я сам ему и создавал. Бывали случаи, вспомнишь, так вздрогнешь.

Когда-то конный отряд германцев, таких же красавцев, как и мой новый друг Гар, гнал меня по лесу, осеннему красивому мокрому лесу, в полной уверенности, что жертва окажется именно там, куда ее загоняют. Они были молоды и полны честолюбивых замыслов, у них были луки и добрые кони, в результате я сижу на этом корабле, бессмысленно переставляя шахматные фигурки, подобно перебирающему четки монаху, а мои преследователи тихо и без особого шума отправились поодиночке на небеса. Все восемь человек. А всего-то я использовал принцип «разделяй и властвуй» и умело выбирал места для засад, а не несся сломя голову сквозь кустарник и волчьи ямы.

Что-то не складывалось, и к тому же были сомнения и не малые в том, что все пройдет гладко. Да и любезный мой де Фок, отправляя меня на встречу к герцогу, выглядел странно. Словно кто-то ему здорово задницу прищемил. Так мне показалось. И еще мне показалось, что он не хотел поручать миссию мне. Но у него не было другого выхода. Ну так уж мне показалось. Зная этого старого лиса, я немного научился читать между строк, и улавливать скрытый смысл между слов, произнесенных вслух.

С точки зрения руководства, наилучшими в плане управления были именно фанатики, люди беззаветно преданные системе взглядов, принятых в Ордене, и с одинаковым воодушевлением, шедшие как в бой, так и к обедне. С одинаковым блеском в глазах. Эти были плотью от плоти ордена и работали за идею.

Нет, там тоже хватало уродов. Были красавцы, вроде Антуана Жирного, которые молясь постоянно, отвечали за кассу, и робкий стыд из-за не совсем по делу потраченных денег постоянно пробивался сквозь их неистовую религиозность из глубины их хитреньких свиноподобных глазок. Эта скотина должна мне… так, Клемент, не отвлекаться, позже сочтемся.

И такие были нужны, и их терпели до поры. Ибо отцы Ордена прекрасно понимали одно – человек грешен, и грешен постоянно, как в помыслах своих, так и в поступках, но Господь все видит и знает, как страсти человечьи можно использовать на благие дела. И знание этого процесса, делало отцов – Отцами. За что я любил этих ребят, это за то, что платили исправно, и работа у них была всегда. Интересная.

Большая часть рыцарей храма, были, прежде всего, солдатами, но притом добрыми сыновьями Божьими, и таких время от времени следовало посылать на войну. А в мирное время держать в черном теле, чтоб злее были. Одна лишь принадлежность к Ордену уже и так всемерно возвышала их над толпой, а суровый устав говорил, о том, что истинный рыцарь Храма должен быть беден и заботиться о Спасении, как собственном, так и окружающих. Богатства же Ордена вещь угодная Богу и копятся для дел предстоящих и простым храмовником неведомым, и знать каждый должен только лишь то, что должно и не более.

Солнце припекало немилосердно. Где же мои попутчики? Люди, взбиравшиеся на борт нашего судна взамен тех, кто оставался на Мальте, проходили мимо меня безо всякого интереса. Я пытался увидеть или предугадать, кто может стать моим попутчиком. Может быть, этот рыцарь в плаще госпитальера, что зычно раздает приказы окружающим? Или кто-нибудь из его окружения, хотя бы вон тот немолодой арбалетчик. Как-то странно он смотрит, ах, простите, он крив на один глаз.

А это что за компания оборванцев? Рожи-то, рожи! Одна краше другой! Одеты ужасно, в какие-то рваные плащи, хмелем разит за несколько шагов вокруг, а ведут себя как благородные. Во всяком случае, имеют повадки отпетых грубиянов и любителей выпустить кому-нибудь кишки. Наемники, вроде меня? Похоже. Ох, уж эти сицилийцы, вечно у них заговоры, мятежи и железо из-под плащей выпирает.

Оранжевая мерзкая тряпка, выданная мне герцогом, опостылела мне настолько, что передать это словами было не возможно. Она была возмутительна, она была вызывающе яркой и привлекала ко мне ненужный интерес. В основном смотрели с сочувствием, как на раненого, но я не люблю приковывать к себе взгляды, я люблю быть незаметным…

Притом, что я путешествовал без слуг, выдавая себя за бедного рыцаря, странствующего в поисках приключений на свою задницу. Это как раз никаких вопросов не вызывало, много нас тут таких собралось, тут не то что слуга, тут конь был далеко не у каждого, зато благородного происхождения хватало, многие даже бумагами друг перед другом хвастались, даром, что грамоте не обучены. Я в свое время в юности немало таких бумаг лично изготовил, благо учитель был хороший…

По палубе протопала группа паломников с поводырем, слепые? Похоже на то, идут, бормочут что-то.

Тут появился Гарольд и отвлек меня флягой местного вина. Он уже успел побывать на берегу и теперь вернулся с целым мешком местных достопримечательностей, но судя по его хмурому лицу не в самом лучшем настроении.

– Холодненькое, – сказал он, увлекая меня в тень,– сейчас то, что нужно.

Я согласился и составил ему компанию. Оказалось, что ребята из славного города Любек уже отбыли в Святую землю неделю назад и Гарольд попросту опоздал, но он ни в коем случае не откажется от путешествия и нагонит их в Яффе. Это было хорошо, и я приложился к фляге.

х х х

Глава VIII

Jefferson Airplane “White Rabbit”

явь

Вот сегодня я сосредоточился во сне и ухватил ключевое слово: «Мальта». Это надо осмыслить, это надо с кем-нибудь обсудить.

Холод становился невыносимым. Свисающие с потолка камеры сосульки напоминали сталактиты.

– Ну, хоть не сыро, – сказал Александр, и я согласился с ним.

«Уж не сыро, так не сыро, это он прав на все сто пудов. Нет, с Шуриком мы обсуждать это не будем». Шурик, он вообще какой? На муфлона похож, я его так и прозвал муфлон, а как еще, если жует все время что-то. Он меня еще спросил, а кто такие муфлоны, я возьми и ляпни, индейцы. Ему понравилось, так и зовем теперь, ничего не обижается.

– Может, костерок соорудим?

Александр постучал пальцем по лбу, своему.

– Ебанулся? Костерок! Нас самих тогда на костерок отправят.

Я вздохнул.

– Позамерзаем нахрен. В угоду инквизиторам.

– Ничего страшного, сейчас поработаем, согреемся.

– Водки бы…

Непьющий Александр поморщился:

– Зачем она?

– Ты так не говори,– я погрозил ему пальцем,– тут нельзя такое говорить. Души умерших метрополитеновцев не поймут.

Прогрохотала электричка.

– Вот,– назидательно произнес я,– правда. Слышишь, как воют?

Где-то далеко вверху, ближе к поверхности завывал ветер.

– Тьфу, на тебя,– впечатлился Александр, его так все называли бригаде, Александр, потому что не пил, и иногда строил из себя неизвестно что. А меня просто называли – Саня, чтоб отличать от напарника ВОМДовца. И жалели, потому что знали, сегодня мне будет нелегко. В одиночку я тогда еще не пил.

За этой нехитрой беседой мы уже разболтили решетки и прислонили их к стене.

– И кто это конструкцию такую удумал, интересно?

– На заводе, наверное.

– Не, метростроевцы похоже варили, из того, что было. Вот на той линии хорошие решетки, складные и снимать не надо, пупок рвать.

– Ой, а то ты не знаешь, что у нас все на пупка.

– Задолбало.

– Ага, еще как. Давай, Санька тебя развяжем, сейчас бы сто пятьдесят в самый раз, да под хамсичку.

– Не я бы под колбаску. Вот раньше…

– Ну да, как говаривал незабвенный капитан Баранов, – Время нынче тяжелое – не до оргазмов…

– Гы…

– Вот тебе и «гы», правда жизни…

Александр задумался о тех временах, когда мог себе позволить, и лицо его приняло одухотворенный оттенок. Наблюдая людей, по тем или иным причинам бросивших пить, для себя сделал вывод: «Ну его на хуй». В смысле бросать. Только вред один для психики, а соответственно для всего организма.

Постепенно теплело, от движения, но от промерзшего пола сквозь подошвы рабочих ботинок тянуло так, что хотелось бежать со всех ног, куда-нибудь на солнце.

Молча собрали и установили съемник. Первая попытка снять подшипник провалилась.

– Ну вот, пиздец,– констатировал Александр.

– Подкрался незаметно,– подсказал я.

Напарник хмуро посверлил глазами непослушный узел и принялся ожесточенно протирать инструмент, это означало крайнюю степень раздражения.

– Делать что будем?

– Сейчас, сейчас. Мы его по-другому зацепим.

Оптимизму Александра мог бы позавидовать сам Карнеги. А еще умению наживать врагов.

Попробовали по-другому, но с тем же результатом.

– Может ну его на хуй? Лом гнется.

Александр завелся не на шутку.

– Если гнется лом, значит… значит, надо другой рычаг. Рычажок… О!

Его взгляд ухватил забытое строителями сверло, примерно метровой длины.

– Каленое! Примерзло зараза. – и с чувством продекламировал, -

Чтоб не потерять к себе самоуважение,

Я устроил для тебя семяизвержение

После чего схватил кувалду, чтобы отбить сверло от пола.

– На него явно поссали,– предупредил я, – теперь не отобьешь. Знаешь какая моча у метростроя. Шо клей.

– Знаю… Кххм…

Металл звякнул о металл и сверло, сопровождаемое раскатистым эхом покатилось, подпрыгивая по камере отскакивая от бетонных стен, запрыгало по кафельной плитке и угомонилось только в районе затвора.

– Так-то, знай падло, – прокомментировал Александр, подобрал сверло, зачем-то подул на него, словно хотел отогреть и вставил вместо рычага.

Через пять минут подшипник не устоявший перед бешенным напором моего вооруженного напарника с громким хлопком напоминающим выстрел слетел с насиженного места.

Я зааплодировал, Александр раскланялся, день начинался неплохо.

х х х

сон

Кто-то пьяно протопал в опасной близости от моей головы, я невольно откатился в сторону по палубным доскам.

– Чтоб вас! – судя по голосу, это был все тот же надменный господин, из того десятка странно одетых рыцарей, что присоединились к нам на острове, с немалой компанией слуг и груза. Странность заключалось в том, что по их одежде невозможно было понять к какому роду племени они принадлежат.

– Проклятые нищеброды, нигде нет от вас спасенья!

Он кого-то пнул и свалился на то место, где я лежал секунду назад. От него сильно разило. Очевидно, вне стен монастыря рыцари могли себе позволить, а быть может, это был животный страх перед морской пучиной. Накануне он плел что-то насчет тварей морских, русалок греховных и прочих опасностей, что поджидают мирных путников в дороге.

– Полегче, милейший! – вырвалось у меня.

– Кто это еще тут! – заревел он, пытаясь подняться на ноги. – Вольдемар!

– Ваша милость!

– Я…

– Эй, приятель, – я ухватил за рукав подоспевшего слугу, – уведи от греха своего господина, иначе дело может плохо кончится. Для него…

Для убедительности я слегка пнул слугу, и тот не удержавшись на качающейся палубе врезался в хозяина.

– Да, кто это тут! Да я… – господин упал в объятия слуги и тут же стал из них вырываться. Пришлось хорошенько приложить его подвернувшейся под руку колотушкой, не совсем по-рыцарски, но с учетом обстоятельств и окружающей водной стихии, сойдет.

Сознание он не потерял, ибо сопротивляемость пьяных к подобным ударам судьбы, как известно, велика, однако и на ногах не устоял. Упав на колени, он продолжил исторгать из себя угрозы в адрес обнаглевших богомольцев, и что-то там еще про Папских угодников.

Кончилось тем, что слуга все-таки утащил его прочь. Я понемногу успокаивался и подошел к борту корабля, дабы успокоить и свой мочевой пузырь. Звезды тихо мерцали над нашим судном, и полная луна смотрела укоризненно. Суета сует.

Завершив процесс, я уж совсем было решил продолжить свой отдых, как негромкий голос сзади произнес ключевые слова:

– Святой Бенедикт не ведает о том, что творится под стенами Акры, не так ли?

Я быстро обернулся, сзади стоял и требовательно смотрел на меня средних лет смуглый человек в рясе с надвинутым на лицо капюшоном.

«И никакие они не слепцы», – отчего-то подумалось мне, когда я взглянул в его черные пронзительные глаза. Это были глаза воина и монаха. Шрамы, украшающие его лицо, говорили сами за себя, и я на короткий миг поймал себя на мысли, что смотрю на свое отражение.

– Тампль, – непослушным языком произнес я, все-таки это было довольно неожиданно, хотя я и ждал чего-то подобного ,– Замок на горе, даст приют страждущим и блаженным.

Монах или воин кивнул и пожал мне руку орденским тайным пожатием, после чего произнес:

– Идем брат, нам о многом нужно поговорить…

Я пошел за ним. Еще два монаха мирно сидели на корме, перебирая четки и творя молитву. При нашем приближении они вскочили и учтиво поклонились. Глядя на их хитрющие итальянские морды, я признал в монахах близнецов. Эти были проще, но как говорится из молодых да ранних.

– Мы братья, – пояснил тот, кто обратился ко мне с паролем, – по вере и по крови. Я – Франциско, это двое Пьетро и Паоло…

– Да уж… – я не знал, что тут и сказать. Петр и Павел да еще и бенедектинец Франциско, что уже само по себе забавно.

Франциско улыбнулся, от его улыбки бросало в дрожь, черты лица исказились неимоверно, шрамы сложились в странный узор… Ммм. Не знаю, как это описать, но смотреть на него стало нестерпимо, я с трудом сдержался, чтобы не отвести взгляд:

– Именно так.

Я скомкал ненавистную оранжевую тряпку и бросил ее за борт. Братья проводили ее полет взглядом.

– Аминь, – прокомментировал Паоло.

– Слишком вызывающая, как по мне, – откликнулся Пьетро.

– И кто у них следит за маскировкой…

– Руки оторвать, – в глазах братьев гуляли веселые чертики. Я непроизвольно сжал руки в кулаки.

– Цыц, – приказал Франциско, и птички щебечущие умолкли в момент, только чертики из глаз никуда не исчезли.

– Забавные ребята…

– Слишком молоды.

– Это, к сожалению быстро проходит. Вас всего трое…

– О, эти двое стоят целой армии…

– Не сомневаюсь…

Один монах шмыгнул носом, другой дал ему подзатыльник.

– Стойте смирно бродяги, – строго шикнул на них Франциско, – Пьетро старше на 20 минут.

– На полчаса…

– Закрой пасть!

Пасть захлопнулась с громким стуком. Франциско отвел меня в сторону.

– Каждый из нашей команды выполняет свою работу. Тот, что постарше отменный лазутчик, проберется там, где не пройдет никто.

– А тот, что помладше?

– О, это особый случай он умеет управлять той штукой, за которой мы идем…

–А что это…

–Не знаю, и никто не знает. Но парень разберется, когда она окажется у него в руках.

«Достали эти загадки, право…»

Мы вернулись к нашим, ммм, баранам?

– Меня зовут Клемент, – сказал я.

– Кто зовет? – неловко пошутил Паоло и уставился на меня своим ясными голубыми глазками.

«А глаза у братьев разные, у Петра серые, у Франциско черные. Чудно.»

Я оскалился и он осекся. Не все выдерживают, я понимаю, у меня Арк примерно также скалится, сарацинские лошади бегут от него без оглядки. Эти двое воинами не были. Что ж у них другие таланты. Пускай.

– Несчастный случай, – поклонившись произнес старший монах, как я его назвал про себя, – остер подлец на язык и бабам нравится, несмотря на сутану, липнут как мухи.

– Ах, вот как?

Он чуть дернул краешком губы и пригласил меня за собой.

– На этом пока распрощаемся, я не знаю, кто тут еще плывет с нами, и потому не стоит привлекать внимание частыми беседами. Вы рыцарь, мы служители. По прибытию на место мы будем двигаться к Городу вместе с другими паломниками, прибьемся к какому-нибудь каравану, будет неплохо, если вы Клемент найметесь в охрану этого каравана, будем держаться вместе.

Я кивнул, все это выглядело разумно.

– И еще, германца своего тоже прихватите, такой человек может оказаться полезным, для нашей миссии…

На том и расстались.

х х х

Глава IX

Grateful Dead “Dead”

явь

Сегодня работаем в ночь. И спать не придется совсем. Ночи, я вам скажу, разные бывают. Бывают, как говорит Петрович, с молодкой, а бывают даже и без водки. Сегодня как раз такая, и все оттого, что действительно надо потрудиться. И еще будет хорошо, если вовремя из туннеля выйдем, а то бывает, что и сигналы уже все закончились, и время жим-жим, а не успеваешь. Хоть плач. Бывало и дежурная в тоннель за нами бегало, мол, уже бы и поезда пора пустить. А вы все трудитесь.

Замена тоннельного водопровода. Целое дело, как положено, с дрезиной, сварщиком, сварочным же аппаратом и толпой долбоебов вроде меня. Которые все это тягают.

Скажу сразу, и все меня поддержат, что центральной фигурой при таком виде работ является сварщик. Попадется хороший, все успеем вовремя, без особого шума и пыли, попадется такой как Блохин, пизда-ляля.

Этот, во-первых, трезвым никогда в ночь не выходит, во-вторых, все нервы выебет окружающим, а в-третьих, что самое интересное – варить не умеет. Резать – да. Варить – нет.

А где хорошего сварщика сейчас найти на государственное предприятие? Негде, все по фирмам. И это факт. Неоспоримый.

А у нас больше из народа. Простые. Один был из бывших эсеров, наверное, не иначе. Бутылка водки с утра вместо завтрака, под чебурек, в обед – бутылка, как положено, под кашку с помидорчиком, ну и в шабаш, само собой, разумеется, под че придется, в смысле под че попадется. И хоть бы хуй.

Ну, поварит когда-никогда, ерунду. А трубу никак. Сидит, плачет и никак. Нервный зараза был. Уволился, ушел в ЖЭК.

Другой разговоры любил разговаривать. Вместо работы. Тут тебе, допустим, надо по-быстрому, чух-чух, а он сядет кабеля раскидает и сидит трындит. То электрод не такой, то условия. Всю душу с тебя вынет, падла. Час целый протрындит, потом насрет вокруг шва и давай собираться, и хоть кол ему на голове теши!

Говоришь: «Так оно ж течет!»

А он: «А я причем? Электрод – говно, тройка, а четверки нету».

Ты ему: «Так давай найдем».

А он: «Хрен ты такой как надо его найдешь!»

Вот и поговори с ним.

Ладно, работу ж делать надо все равно, идешь на поиски побираться благо друзей полметрополитена. Приносишь еще через полчаса одолжив какой надо…

А он начинает слова орать всякие малопонятные: Аустенит! Цементит! Зерно крупное, а тут лакуна!

Хер, что докажешь, короче, и так вот приходится работать. По мне чем с этой сваркой заводиться, лучше на сгонках слепить, где возможно, а то наслушаешься. Но дело в том, что на сгонках не всегда можно.

А вот Леха у нас молодец, чик-чирик и готово, да только свалит, наверное, от нас скоро, на себя работать будет. Оно то и правильно, а все равно жаль.

Правда, сегодня он с нами, а это с другой стороны тоже не есть гуд, в том плане, что работать будем не разгибаясь. Он варит, как робот, а мы тягай, только успевай подносить и относить.

И начальство тоже, сука. Не дремлет, посмотрят сколько мы за ночь выгнали и давай план корректировать, а Леху допустим через пару ночей тоже начальство к себе и умыкнет на дачу в корыстных целях, и пришлют какого-нибудь Славика, или Петю… И опять скандал.

Так и живем, а что делать? Начальству оно видней. Да еще Господу Богу, и все… Такие дела. Да.

Ну а сегодня скандал начался сразу, как говориться по выходу на работу. Только собрались на станции в полном составе и сразу крик:

– На хуй оно мне надо!

Это сварщик дядя Федя узнал про сегодняшнее задание.

– Та ладно успокойся!

Это мы в попытке его успокоить.

– Та пошли вы на хуй со своим Захарычем!

Это он про нашего мастера с апломбом.

– Та все будет нормально!

Это опять мы. Чтобы его болезного успокоить по мере сил. Но тщетно, не хочет Федя успокаиваться.

– Я ебал такую работу! Ясно?

Ясно, чего ж не ясно. В конце концов, бригадир не выдерживает и орет почище Федора, на обе соседние станции говорят слышно было:

– Та пишов ты на хер, сварщик ебаный! И шоб тебя тут я не видел больше, заебал!

Повисла тишина, мы в немом восторге взирали на Петровича, мгновенно взлетевшего в нашем рейтинге на такой пьедестал, что прям головы кружились от этой высоты.

Сказал, так сказал, как отрезал. Понравилась реакция Федора, он вдруг сдулся, надвинул кепку на глаза и как-то совсем по- юношески, шмыгнув носом, сел на скамейку сообщив:

– Ну и хуй с вами,– потом оглядел нас всех и хитренько засмеявшись, сказал, – видать у Петровича депрессия началася, ох и строгий у вас бригадир.

И пальцем еще погрозил.

Петрович закурил и хлопнул Федора по плечу:

– Депрессия бывает разная, жидкая и газообразная! Электрод тебе в лакуну!

Тут уже заржали все и славненько в эту ночь потрудились. Да и по времени нормально получилось.

х х х

сон ( дневной, после ночи)

Итак, три брата, втершихся в компанию слепцов-паломников, но видящих при этом отлично. Профессиональный убийца, лазутчик и неведомый умелец. Хороша команда, думаю, их наниматели довольны. Хотя как по мне одному лучше, спокойнее и рассчитываешь только на себя.

Размышляя подобным образом, я вскоре наткнулся на тело несчастного рыцаря-хама. Хотя почему несчастного? Дрых он сейчас без задних копыт и пузыри пускал, вполне себе живой, а мог бы уже общаться с архангелом, или с кем там общается подобная публика после…

Франсиско да, это воин серьезный. Еще из тех. Подобных ребят я определяю сразу. Не чета нынешним. Он был словно из безвременья, в смысле сошедший с фресок, оставшихся со времен Римской Империи.

Именно такими я их представлял, маленьких, но неуступчивых, слаженно сражавшихся в строю. И умиравших вместе. Когда уже все-все кончено. Известно, что строй этих «малышей» легко справлялся с ватагой здоровенных жителей лесов. И это при том, что многие из варваров по праву и по поведению считались берсерками.

В нем скрыта была мощь, не видимая глазу простого смертного, и потому в компании богомольцев он особо не выделялся. До тех пор пока вам не удастся взглянуть ему в его глаза. А там был северный холод, а там было то, о чем великие философы говорили с почтением: «Конец пути».