На самом деле, поскрипывая, как несмазанная телега, и вращаясь кругом, купол вместе со мной полз кверху. Хорошо знакомые следы ног Вепрева отчетливо выделялись здесь рядом с моими.
На душе посвежело. Должно быть, чувства мои в ту минуту походили на чувства доброй ищейки, снова напавшей на след… Сравнение не особенно лестное, но что поделаешь, если оно верно.
Нетерпеливый мой друг уже скрылся под куполом. Я огляделся, прыгнул вниз и с возрастающим удовольствием отметил, что опять попал на те же следы. Отсюда я метнулся прямо к Никодиму, уже бесновавшемуся в бурном восторге…
— Ну, конечно, они там! — восклицал он, указывая в глубокий круглый колодец, из центра которого поднимались два плетеных из проволоки каната, переброшенные через блок в своде купола.
— Это лифт, — сказал я. Сверху из-под купола, как мертвое эхо, отозвалось:
— Да, да, друзья мои; это — лифт!..
— Кто сказал? — изумился Никодим, тревожно всматриваясь сначала на меня, потом вверх.
— Вепрев! — коротко отвечал я, сдерживая бешенство.
И, как насмешливое эхо, отдалось:
— Да, друзья мои, Вепрев…
Голос шел снизу и, отраженный сводами купола, попадал нам в уши. Когда мы, растерявшиеся и ошеломленные, склонились через перила к отверстию колодца, нам стаю ясно: Вепрев находился глубоко под нами.
— Что же вы замолкли, юные революционеры? — снова прозвучал глухой, придушенный расстоянием, ядовитый голос.
Впервые, после мирного посещения хутора, я слышал его, и — какая разница! — это уже не был нежный, добродушный учитель, отечески относящийся ко мне, желающий добра, только добра… Теперь Вепрев не находил нужным притворяться, в его голосе звучал яд; то был беспощадный враг, не суливший при встрече ничего хорошего!..
Мне стало стыдно до густой краски в лице, когда я вспомнил свои занятия со стеклянными шариками… Никодим хрипел, задыхаясь, — не знаю, от каких чувств…
— Что же, юнцы, перелякались?..
К ехидному голосу присоединилось глупое торжествующее хихиканье… Значит, Шариков — жив… Это его смех!..
— Да ответьте же вы ему что-нибудь, подлецу! — прошептал, багровея от злобы, Никодим.
— Господин Вепрев, — сказал я, как плюнул, в колодец, — не находите ли вы, что ваш разговор происходит в слишком неопасной для вас обстановке?
— Вы хотите сказать, — отвечал голос, — что если бы меня не отделяло большое расстояние…
— Вот именно! — прервал я его.
— Ошибаетесь!.. Я сейчас пришлю вам лифт, можете спуститься сюда, к нам, — тогда поговорим…
Опять ехидное, торжествующее хихиканье вторило голосу…
Блок заскрипел, канат заструился перекрученными проволоками — Вепрев исполнял свое обещание…
Никодим стиснул мою руку и прохрипел:
— Нельзя, нельзя этого допустить… Они что-то замышляют… нужно отойти от лифта!..
Как по вдохновению, выхватив из кобуры револьвер, я в упор выстрелил в один из концов каната…
Перерезанный пулей, канат свистнул мимо нас, выскользнув из блока… Что-то с дребезжанием сорвалось вниз… Все произошло в несколько секунд…
В глубине колодца грохнул разбившийся лифт… Донеслись отчаянные крики… и вдруг — страшный взрыв заглушил все и потряс почву…
Бурный порыв — отзвук взрыва, дошедший через колодец, вывернул наизнанку стальной купол, как дождевой зонтик, сорвал нас с площадки и взметнул кверху на несколько саженей…
Неожиданный полет закончился так:
Никодим чуть не разорвался пополам, оседлав со всего маху острый гребень какой-то нелепой машины… не не разорвался и даже нашел в себе достаточно сил, сидя верхом, прокричать:
— Так им и надо!..
Я, сделав несколько воздушных сальто-мортале, довольно плавно опустился и плотно уселся на рефлектор нашей сигары, раздавив его. «Солнце» сверкающим каскадом разлилось вокруг в сияющие лужи, и через лучеиспускание стало быстро испаряться. Пока я под солнечными струйками, брызгавшими из оборванного провода, спускался по шесту, от луж не осталось и следа.
Не считая этих слабо светившихся струек, все кругом исчезло во мраке.
Я выключил баллон, и с электрическим фонарем пошел искать Никодима.
— Где вы и что поделываете?! — крикнул я в пространство.
— Сижу и думаю, — последовал спокойный ответ.
— О чем думаете? — смеясь, спросил л.
— Прежде всего о том, как спешиться, а затем: действительно ли погибли эти мерзавцы?
Слезать со стального коня было несколько мудрено — от ушиба Никодим с трудом владел ногами, — но кое-как это удалось.
По поводу второй его «думы» я отвечал, что пока не увижу своими глазами трупов врага, не поверю его смерти.
Перетащив в «сигару» сильно потрепанного товарища, я не чаял, как добрался до подушки, симпровизированной из сапог и куртки. Больше 12-и часов мы была на ногах, в весьма приподнятом настроении. Энергии затратили невероятно много, взрыв уничтожил последние ее остатки.
Мы бултыхнулись в сон, как камень в воду.