Психея. Забвение

Глава 2

Мы приехали в местечко Куэрнавака после полудня, как раз, когда город, как мне показалось, должен уже отдыхать от суеты. Я с удовольствием высунула голову из окна, чтобы запомнить первые впечатления. Штанга, вытянутая на расстоянии, и прикрепленный к ней телефон снимал все, что нас окружало. Машина взбиралась на холм и внезапно остановилась, заставив меня задохнуться от восторга.

– Выйди, посмотри вокруг, – довольный впечатлением, говорит Эрнесто. – Все как на ладони, правда ведь?

Я открываю дверь и ступаю на медную землю, всматриваясь вдаль, там, где зеленые холмы сливаются с дикими лесами и солнце прячется за горами. Город похож на огромный муравейник с кишащими людьми. Издали были видны разукрашенные в яркие пятна невообразимых цветов, как в городе вечного веселья выглядывали то тут, то там, напоминая радугу. Сразу стало понятно, почему Куэрнавака называют «мексиканский Беверли Хиллс». С любой возвышенности в глаза бросались шикарные бассейны богатых коттеджей и скопление народа в той или иной части. Я сразу подумала о широких площадях, статуях мексиканских героев и музыке. Отголоски звуков и мелодий тянут меня как можно скорее увидеть и услышать все вблизи. Но у меня не получится преодолеть этот барьер из страха оказаться в людном месте. Не так быстро…

– Это потрясающее место, – выдыхаю я с непонятной дрожью в голосе, – почему я не поехала раньше?

– Потому что приходила в себя. Садись давай, чика, – слышу сонный голос Кэрри с заднего сидения, – у меня все тело будто кирпичами напичкано, если бы твой друг бесценный вел аккуратней, я могла бы не переживать за ушибы на моих ребрах.

– Все для тебя, Каролина, – отзывается Эрнесто, искажая в который раз имя Кэрри.

– Кэролайн я, а ты бестолковая обезьяна, – бесится моя подруга и усаживается через силу на сидении, как только я захлопываю двери. – Уступи мне водительское место.

– А ты со своим территориальным кретинизмом найдешь дорогу? – ёрничает мужчина, что является последней каплей. Достаю наушники и вставляю их в уши, постепенно распутывая ненавистный провод. Вот надо же до такой степени закрутился, конца и края нет. Пока в салоне перекидываются грубыми шутками, я захожу в ай-тюнс и включаю первую попавшуюся песню. Renegade Five. Эта группа как нельзя кстати отображает мое нынешнее состояние. Я словно падаю, мне кажется, что солнце спряталось за тучи, и кроме теней, окружающих меня, ничего и никого нет. Все поглотила тьма, которая медленно, но верно подступает ко мне. Все, что я могу делать, приспосабливаться, заново выстраивать стену для обороны и учиться существовать. Сейчас для меня было проще сбежать от прошлого, памятных вещей, домов, фамилии и всего того, что было таким родным. Пытаясь найти дорогу в сумерках, страшно ощущать, что «оно» придет за мной. Рано или поздно меня настигнет учесть моих родных. Я была готова приставить к виску оружие лишь бы не стать тем, кем являюсь сейчас. Все это было до того момента, пока не поняла, что мне необходим человек, который выведет меня из теней, как только сумрак рассеется. Меллон… Как прекратить думать о нем?!

Мне некого винить в случившемся, кроме себя. В поисках утраченного, я потеряла самых дорогих для меня людей. Исправить все уже не возможно. Самое страшное, что может случиться, – это мой смертельный прыжок в погоне за правдой. Смерть… которую, к счастью, я уже не боюсь.

Я снимаю солнцезащитные очки, вытираю лицо влажной салфеткой и бросаю ее в ноги на резиновый коврик, нахмурившись, обращаю внимание на грязные ботинки с налипшей землей.

– Эрнесто, покажешь мне, где здесь есть мойка машин. – Обтираю ботинки друг об друга.

– Я сам об этом позабочусь, так всегда после дождя. Чуть ли не кроваво-красный оттенок. – Он указывает на мою обувь и застывшие куски грязи. – Такая почва в нескольких городах. Она не плодородная, поэтому многие выращивают овощи вблизи леса.

– И каким образом вы здесь живете? – заинтересованно спрашивает Кэрри, усевшись между сидениями и облокотившись на разделяющую консоль, на удивление, ее тон уже не агрессивный.

– Точно так же, как и все остальные. У нас есть все для жизни, просто запросы маленькие, – он усмехается, когда я кривлю губы. – Тебе просто надо окунуться в наш быт. Человеку, на самом деле, много не надо. Мексиканцы веселый народ, они покажут, как жить по-настоящему. Все, что есть у нас, дано нам землей и уходит в нее же.

– Может, у них нет другого выбора, – доносится голос Кэрри с заднего сидения. – Людей образно заперли в этом городке, и они обязаны работать, лишь бы прокормить детей.

– А разве не по такому принципу живут все на этой планете? Ты из обеспеченных или тратила деньги дружка и прожигала жизнь? – Эрнесто не знает, что наступает на больную мозоль, подруга отталкивается от сидений и усаживается, обхватив себя руками.

– Эрнесто, не стоит. – Я прикасаюсь к его локтю, намекая остановиться на этом.

Мужчина тут же оценивает обстановку, на его лице появляется виноватое выражение.

– Я не хотел, Кэролайн. Мы все, наверное, по сути, прожигаем свою жизнь. Не важно. Давай попробуем объявить перемирие, тем более что мы уже приехали. – Он петляет между узких и широких улочек с толпами мелких детей, хаотично бегающими по улице. И, наконец, останавливается около двухэтажного здания.

Первое, что приводит меня в оцепенение, это количество детей на улице. Ими кишит, они как маленькое полчище тараканов, расползающихся хаотично в разные стороны. И если прибавить гвалт и визг, здесь довольно шумно для хорошего места, способствующего выздоровлению для человека, только вышедшего из клиники. И если мне показалось, что первое это ужасно, надо было развеять эту мысль, повернувшись перед зданием, в котором нам предстояло жить.

– Это точно дом? – Кэрри присвистывает, выходит из машины и задирает голову к верху, рассматривая, как и я, разноцветное нечто. – Больше напоминает сладкую вату, посыпанную шоколадной стружкой и конфетти. Что же так жизнерадостно-то?

– Компенсируем плохие дороги, шум, ужасную воду и жару, – с добротой в голосе отзывается Эрнесто и лезет в багажник, чтобы помочь достать наши сумки. – Я предупреждал, что люди у нас веселые?

Как будто специально мимо нас за угол заворачивает компания, горланящая на мексиканском довольно неприличные песни. Мужчины разодеты в яркие одежды, на головах соломенные шляпы, а в руках… тут никто уже не удивился при виде гитары. Мелодичные мотивы будто отталкиваются от стен, распространяясь от начала до конца улицы. Дети начинают подпевать, видимо, очень известной песне, у меня мгновенно простреливает головная боль в районе виска. Я надеялась на спокойную жизнь с незнакомыми мне людьми, возможно даже не говорящими на моем языке. Полностью исключить из жизни людей, абстрагироваться и запереться в доме, как в яме… Мне необходим этот период, чтобы смириться, но в подобных условиях это невозможно. Я будто попала на карнавал с очумевшими людьми, их образ жизни не такой, каким я его себе представляла. Даже если стану посмешищем и обо мне будут ходить среди жителей ужасные истории, меня все устраивает. Верней, устраивало до этого момента.

– Тебе не нравится, ми сиело? – Я еще не в состоянии пересказать то, что сейчас у меня на уме, поэтому стараюсь не обидеть человека, согласившегося помочь мне, и в то же самое время мои нервы начинают сдавать. Я вытираю мгновенно вспотевшие ладони об потную серую майку и стою истуканом. – Это Мексика, серые дома принадлежат обществу, администрации. А мы предпочитаем разбавлять серые будни.

– Эй, все не так плохо. – Меня обнимает за плечи Кэрри, подталкивая к витиеватым кованым воротам. – Зато территория огорожена. Веселье – это здорово, мексиканец, ты прав. – Она становится впритык со мной, маяча перед глазами. – Ты всегда можешь уйти в комнату. Да твою же мать! – Она хватает за футболку одного из мальчишек, толкнувших ее в бедро, и, как вшивую собачонку, уводит в сторону, пока он пялится на меня, как на богиню, чуть ли не молясь. – Чувствую, дети будут проблемой не только для тебя.

Я снова оглядываюсь по сторонам, к подобному надо привыкнуть. Это как выбить тебя из привычного образа жизни. Когда ты столько времени провела в уединении в четырех стенах и подпустила лишь одного человека. Общество очень давит. Слегка кивнув головой, я толкаю ворота и прохожу по аккуратно уложенной каменной плитке, окруженной разнообразными цветами. Хлипкие двери, будто из доски, тихо открываются, и передо мной появляется женщина средних лет с приятными чертами лица. Ее черные, как смоль, волосы уложены в красивую прическу, не в сравнении с моим конским хвостом. По привычке я стягиваю резинку на затылке, подумывая о том, чтобы отрезать их к чертовой матери, и чем короче, тем лучше. Если бы отец узнал, насколько часто я хочу это сделать, и, главное, был бы жив, удушил бы эту идею, даже не дав ей появиться.

– Добро пожаловать, Андреа. Меня зовут Химена. – Женщина выходит за порог и широко раскрывает руки, приводя меня в ужас, как только зажимает в крепких объятиях. – Эрнесто, до чего красивая американка. Что же ты молчал. Будет тебе невеста.

– Она не согласится, я себя плохо вел. – Он проходит мимо меня, добродушно улыбаясь.

– Как ты мог, бесстыдник? – возмущается она. – Но ничего, сеньора, он исправится. А кто ваша красивая подруга?

– Познакомьтесь, это Кэролайн. – Женщина обнимает мою подругу, пока я осматриваю дом изнутри.

Мимо меня проходит Эрнесто и заносит наши сумки, я делаю вид, что пропустила мимо ушей его объяснение для родственницы, он все еще улыбается, будто ему нравится мой шок.

– Вообще это дом Эрнесто, он обещал жениться несколько лет назад. Привезти ее сюда. Мы сделали ремонт, привели все в порядок, а он передумал. И вот так он и стоит здесь одинокий, – объясняет для чего-то женщина.

– Одинокий Эрнесто? – уточняет Кэрри, не скрывая злорадства, она явно хотела оскорбить его.

– Дом, сеньора. Это самый одинокий дом на всей улице. И мы с его родителями очень надеемся, что в ближайшее время он все же порадует нас. – Эрнесто останавливается позади меня, и я чувствую его дыхание мне в затылок.

– Я даже не знаю, мне гордиться этой особенностью мексиканцев или рыдать навзрыд. Опрометчивое решение привезти гостей в этот дом, у вас есть возможность узнать все наши семейные тайны, – он шутит, помогая мне расслабиться в присутствии стольких людей. – Это лучшая терапия, ми аморе. И запомни, у жителей этой страны нет секретов ни от семьи, ни от друзей, ни от чужих людей. Каждый охотно поделится новостями и событиями своей личной жизни.

И моей, по всей видимости.

– Жутковато, не находишь? Будь у тебя в подвале труп той невесты, это было бы рассказано всем? – я говорю это, не обдумав, не узнавая себя.

– У меня нет трупа невесты. Кто-то любит исчезать до того, как я мог бы успеть сделать приятное предложение, – серьезно говорит он.

– Значит, это был не твой человек, не переживай. – Хлопаю его по плечу и прохожу в кухню, стены которой оклеены оранжевыми обоями в ослепляющих подсолнухах. Мозаика на стенах синего цвета не гармонирует ни с чем, она будто прилеплена сюда нечаянно. Как клякса посреди этой белиберды на стенах и потолке. Не знаю, каким словом назвать весь этот дизайнерский шик, не обидев присутствующих. Но это безвкусица. Как и шумный район. Я пытаюсь собраться с силами и сказать то, о чем думаю. Надо покинуть это место и найти нечто более подходящее. И будто чувствуя мою неуверенность, передо мной возникает Эрнесто со стаканом в руке.

– Андреа, люди, живущие здесь, не способны на осуждение, не умеют завидовать и не станут злорадствовать, они всегда рады помочь, поддержать, посмеяться и поплакать вместе с тобой или над тобой, если ты позволишь. Поверь мне, ты научишься быть вновь жизнерадостной. Пару недель и все будет замечательно. – Он предлагает мне свой локоть, выставляя его вперед, чтобы я смогла зацепиться за него. – Я положил твою сумку в хорошей комнате. Тебе она понравится.

Мы поднимаемся по винтовой лестнице, и он ведет меня по коридору мимо двух других дверей, в самый конец. Деревянная дверь открывается, как только он надавливает на металлическую ручку. Наполненная искусственным светом, комната чем-то напоминает мою в доме родителей. Отдаленно. Нежно-сиреневые стены, несколько нейтральных картин, широкая кровать, укрытая пледом ручной работы, и подушки, которых не счесть. Можно устроить себе укрытие из них при желании. Плетеная мебель, стоящая у дальней стены, с пузатой синей вазой, наполненной цветами, которые я видела растущими вдоль дорожки. Эрнесто раскрывает воздушные, белоснежные тюли и двери, ведущие на широкий балкон. В комнату мгновенно врывается удушающая духота и шум с улицы.

– Это задний двор, ночью здесь очень тихо, и всегда дует прохладный ветер. Возьмешь с собой мятный чай и будешь наблюдать за огнями центральных улиц. – Доброта, звучащая в его голосе, заполняет постепенно мое сердце, заставляя его медленно таять.

– В стране вечного солнца, музыкальных людей, шумных детей, ароматного кофе и свежих сочных фруктов, – спокойно говорю я, наблюдая, как в доме напротив, на балконе сидит пожилая женщина, а рядом с ней ребенок, энергично размахивающий руками. – Я так хотела посмотреть эту страну, ощутить, насколько здесь все замечательно, когда были живы родители. После всех рассказов мне не терпелось погрузиться как можно скорее в эту атмосферу. А теперь, оставшись без них, я не знаю, как сбежать от всего и в тоже самое время оставить в памяти о них хоть что-то. Почему так?

– Надо спокойно отпускать своих родственников к Богу. Нам с детства объясняют, что именно надо ценить при жизни. Ты придешь к этому, корасон. Дай немного времени. – Он протягивает мне конфетку, вытащив ее из круглой стеклянной вазочки, стоящей на столике.

Я раскрываю шелестящую обертку и отправляю конфету в рот, у меня неожиданно появляются слезы из глаз от остроты, попытавшись выплюнуть ее раньше, чем она обожжет мой рот, я нечаянно раскусываю середину. С удовольствием пробую странный и очень непривычный вкус, от которого невозможно остановиться смаковать. Вытираю выступившие из глаз слезы и широко улыбаюсь от новых ощущений.

– Конфетки чили. С ума сойти! – восклицаю я. – Чувствую, Мексика меня еще удивит.

– Не сомневайся. – Мужчина выходит из комнаты, оставляя меня в одиночестве стоять на балконе.

Может, стоит попробовать окунуться в жизнь местных жителей. Провести время с пользой, начать жить.