Глава 2

Ликоэль проснулся от того, что по комнате распространился аромат кофе. Этим напитком угостил его адмирал, ставший настоящим виртуозом в обращении с «кубом». Хотя, в отличие от остальных мастеров подобного уровня он использовал эти свои возможности вовсе не для того, чтобы изобретать новые цвето-вкусовые сочетания, а для максимально точного воспроизводства вкусов и внешнего вида привычных ему и остальным землянам блюд. Кроме того, он предпочитал извлекать из «куба» не готовые блюда и напитки, а полуфабрикаты для их изготовления, и уж потом доводить блюда до готовности на открытом огне. Впрочем, старший лейтенант Воробьев освоил «куб» не намного хуже адмирала. Из его напитков Ликоэлю пришелся по вкусу квас, а из блюд – нечто под названием «шашлык» и еще «расстегаи». Но сейчас Ликоэль был совершенно точно уверен, что никого из этих виртуозов поблизости не было.

Их с Интенель высадили в одном из горных поселений. Та все еще жутко злилась на помощника Желтого Влима, но после разговора с адмиралом нехотя согласилась не выдвигать против того никаких обвинений и не начинать бучу в Сети. Хотя и попыталась обставить это свое согласие требованием оставить в покое Ликоэля и более не претендовать ни на какие его услуги в проекте. Уж что-что, а моменты, когда можно что-то поиметь от окружающих, Интенель всегда чувствовала прекрасно.

* * *

Невысокий сухощавый человек, которого остальные старшие инструкторы назвали странным словом «адмирал», и с которым мастер был очень слабо знаком, смежил веки, а затем произнес:

– Нет.

– Ну, тогда… – взвилась Интенель, но ее собеседник мягко закончил.

– Я не могу принять решение за него. – Он указал на Ликоэля. – Если он согласится с таким условием, то – да, а если нет. – Тут адмирал развел руками. Интенель тут же развернулась и впилась в мастера горящим взглядом.

– Ликоэль, – начала она, – у меня все готово – место, новый личный терминал… мы уедем. Вдвоем. Только ты и я. И наша любовь…

– Быстро закончится, – грустно усмехнулся мастер. – А потом ты снова станешь ко мне равнодушной и уйдешь.

– Ты… – Интенель свирепо вскинулась и, вытянув руку в его сторону, зашипела, – да как ты смеешь обвинять меня, в том, что я разлюблю тебя?! Я пошла на столь многое, чтобы…

Ликоэль протянул руку и погладил ее по щеке, отчего Интенель сначала замолчала, а затем осторожно повела головой, потершись щекой о его руку.

– Прости, – тихо произнес мастер, – у меня есть долг. Я взвалил его на себя сам, и пока не решу, что я его исполнил, я не принадлежу себе.

Интенель несколько мгновений молча смотрела на него, а затем ее губы задрожали, а на глаза навернулись слезы.

– Ну почему, почему… – прошептала она. – Ведь я же все так хорошо придумала. Ты, я и наша любовь. И никого рядом, потому что нам никто больше не нужен. А ты… – И она резко отвернулась.

И тут послышался тихий голос адмирала:

– Тебе очень повезло, милая… очень. Ты отыскала почти невиданное для этих мест сокровище, – он сделал паузу и тихо произнес, – мужчину. Они у вас тут и не водятся почти… Вот только мужчину из обычного человечка делает именно долг. И цель. Просто желания и хотения, какими бы они ни были – простыми, сложными, низкими, возвышенными, – каковые, конечно, имеются у любого, в этом помочь не могут. Потому что желания – это только твое, собственное, и потому их можно менять, то есть сегодня хотеть одно, завтра другое, послезавтра третье, а долг… долг это то, что требует от тебя мир, то, что ты принял на себя как нечто, что кроме тебя никто просто не сможет исполнить… – Адмирал на мгновение замолчал, а затем тихо произнес: – Смерть легка как пух, долг тяжел как гора. Пойми его и помоги ему исполнить свой долг, потому что самое глупое, что может сделать женщина, это поставить мужчину перед выбором: она – или долг.

– Почему? – не поворачиваясь, так же тихо спросила Интенель.

– Потому что он все равно выберет долг, но несчастными станут двое.

Несколько мгновений все молчали, а затем Интенель все так же тихо спросила:

– А если он выберет женщину?

Адмирал ответил не сразу. Некоторое время он молчал, так что Интенель даже развернулась и вперила в него напряженный взгляд, но потом, когда молчание напряглось и зазвенело как струна, улыбнулся и ответил. Тихо, но твердо.

– Тогда он перестанет быть мужчиной. – После чего поднялся и отошел в тот конец грузового отсека, где устроились старшие инструкторы…

* * *

– Ты проснулся? – послышался голос Интенель, а затем ложе, на котором они спали, слегка покачнулось, и мастер почувствовал, как к нему прижалось горячее женское тело. – А я сварила тебе этого горького напитка. По-настоящему сварила, на открытом огне, а не запрограммировала.

Ликоэль открыл глаза и, мягким движением развернувшись на бок, заключил девушку в объятия. Интенель счастливо вздохнула и закрыла глаза…

Эта глава их сумасшедшего романа продолжалась уже десять дней. Десять дней они были предоставлены сами себе. При прощании, старший инструктор Банг отвел его слегка в сторону и, бросив взгляд в сторону Интенель, спросил:

– Помнишь наш разговор?

Ликоэль, в свою очередь, покосился на Интенель, стоявшую рядом с адмиралом, который что-то говорил ей с любезной улыбкой, и кивнул:

– Да.

– Так вот, я, конечно, могу ошибаться, и у вас, незнамо как, все сладиться в лучшем виде и на всю жизнь, но… не шибко расслабляйся. Женщины не привыкли к тому, что да – это да, а нет – это нет, для них все всегда – может быть. Ну не все, конечно, но такие, как твоя. Стервы по натуре. И это не хорошо, и не плохо, просто это данность. Ну, у таких, как они. Так что, конечно, может случиться и так, что любовь пересилит натуру, но шансы на это не слишком велики. Вот такое тебе мое предостережение. Если оно тебе, конечно, нужно.

Так что все это время мастер ждал, что вот-вот Интенель начнет обрабатывать его на тему все-таки отказаться от дальнейшего участия в проекте, но пока она вела себя просто как по уши влюбленная женщина. И он немного расслабился.


Позавтракав, они оделись и пошли гулять. Ликоэля немного тяготило, что, официально числясь в изоляторе, то есть, скрываясь, он не мог вновь начать заниматься любимым делом. Но зато они много гуляли с Интенель, уходя далеко в горы и иногда даже оставаясь ночевать на небольших горных террасах, устроенных в самых живописных местах горных склонов. Горное поселение, которое Интенель выбрала в качестве их первого после побега совместного пристанища, когда готовилась «выкрасть» его из лечебного изолятора, было не слишком многонаселенным. Так что эти террасы по большей части пустовали. Впрочем, главной причиной этого запустения была отнюдь не малочисленность постоянного населения. Это место пользовалось чрезвычайно большой популярностью у путешественников, и в иное время было бы переполнено. Все дело было в том, что в настоящий момент у жителей Киолы резко ослабла тяга к путешествиям, зато столь же резко возрос дискуссионный раж. И вызван он был тем, что Симпоиса опубликовала результаты расследования последнего проекта Алого Беноля…

Мастер с Интенель прошли дальней аллеей и спустились к парку с фонтанами, уже наполненному гуляющими людьми. Некоторую часть присутствующих представляли подобные им с Интенель парочки, но большая часть из находившихся здесь была распределена по кучкам и, судя по всему, оживленно дискутировала, отчаянно жестикулируя и стараясь перекричать друг друга. Интенель наморщила лобик:

– Мне здесь не нравится. Слишком шумно. Пойдем на ту террасу.

«Той» они называли широкую тенистую террасу, устроенную на окраине поселения, над самым обрывом, с которой открывался живописный вид на горную долину и высокий, высотой не менее семидесяти лиовен, водопад, в который время от времени кто-то сигал. Слава Богам, не с самой террасы, а сверху, с обрыва. На ней всегда толпился народ, любуюсь окрестностями, но из-за шума водопада тихие голоса окружающих были совершенно не слышны даже в двух шагах. Так что если встать у парапета и смотреть на долину, казалось, что они с Интенель в этом живописном месте только вдвоем. А из-за висящей в воздухе водяной пыли там было всегда свежо и прохладно.

На террасе было не слишком людно. Они прошли в дальний конец, там, где от парапета до водяных струй водопада было всего три-четыре лиовена, и казалось, что протяни руку – намочишь ладонь, и облокотились на парапет. Некоторое время оба молчали. Наконец Интенель тихо произнесла:

– Хорошо.

Мастер с расслабленной улыбкой медленно кивнул.

– А… тебе обязательно уезжать?

Ликоэль замер: вон оно, началось… но затем поднял руку и молча обнял девушку за плечи. А она торопливо продолжила:

– Нет, я не о том, чтобы тебе отказаться от своего долга. Или что ты уйдешь из проекта… Но ведь в этом вашем проекте наверное есть какие-нибудь разные задачи. Разные возможности. Может, можно что-то сделать, чтобы ты продолжал участвовать в проекте, но при этом остался со мной?

Мастер повернулся и осторожно поцеловал ее в лоб. В принципе, на первый взгляд в ее предположении была своя логика. Житейская, самая простая, но логика. Но, о, Боги, если бы она знала хоть сотую часть того, к чему их готовили там, в лагере, она никогда бы не задала такого вопроса. Потому что тогда бы ей было абсолютно понятно, что их готовили не для того, чтобы остаться на Киоле. Их готовили для того, чтобы ринуться в пекло…

– Знаешь, – осторожно начал Ликоэль, – я думаю, то, что нас с тобой еще никто не потревожил, как раз и показывает, что пока проект может обойтись без меня. Мои командиры – очень чуткие люди, хотя с первого взгляда о них этого никогда не скажешь. Но потом… – И тут он почувствовал, как напряглись под его рукой девичьи плечи. А потом Интенель резко выпрямилась и сказала:

– Пошли, мне уже здесь надоело. И потом эти раскричались. – Она неприязненно покосилась на плотную группу спорщиков, подобную тем, что кучковались внизу, у фонтанов, образовавшуюся на террасе, пока они смотрели на водопад. Ликоэль согласно кивнул. Слушать пустопорожние рассуждения, на все лады обсасывающие, как не прав Беноль, и как вообще Цветной, да еще почитаемый, как самый могучий интеллект Киолы, мог дойти до такого падения морали, ему совершенно не хотелось.

Они уже дошли до ступеней, ведущих с террасы, как вдруг до Ликоэля донесся громкий возглас одного из спорящих:

– А я говорю, что Беноль прав, прав! Насилие должно вернуться в наше общество!

Ликоэль затормозил и оглянулся. Интенель попыталась было потянуть его за руку дальше, но он мягко придержал ее и, коснувшись губами ее щеки, прошептал:

– Подожди, мне хочется послушать.

Девушка недовольно сморщилась, но ничего не сказала и молча пошла за ним к плотной кучке спорящих, не отпуская его руку.

Они подошли к толпе, собравшейся вокруг нескольких отчаянно спорящих людей. Их было трое – высокий худощавый парень со странно выглядящей вздыбленной бородкой и глазами навыкате, девушка со слегка заторможенным взглядом и лощеный красавец с волосами, раскрашенными в несколько цветов и уложенными крупными завитками. Впрочем, как выяснилось позже, девушка практически не участвовала в споре, ограничиваясь обожающими взглядами, которые она время от времени бросала на красавчика.

– Значит, ты отвергаешь весь путь, который прошла наша цивилизация за столько тысячелетий, все достижения нашей культуры, и утверждаешь, что Белый Эронель ошибся?

– Да, да! – Голос бородатого взлетел едва ли не до визга. – Да, это именно так. Философские построения Белого Эронеля содержат в себе ошибку. Причем – системную. Они основываются на ошибочном предположении, что разум, достигая определенного уровня развития, автоматически отказывается от насилия. Потеря доказала нам, что это не так. Но мы до сих пор закрываем глаза на правду, пытаясь изобрести какие-то непонятные, совершенно нежизненные конструкции, этакие философские кадавры, пытаясь одновременно и ничего не менять, и что-то сделать с Потерей. Чем еще это может закончиться, кроме как еще одной Потерей? Когда же мы наконец позволим себе открыть глаза и назвать вещи своими именами? А не прятаться за витийством и словесными кружевами!

Красавец презрительно искривил губы и… тут он заметил Интенель. Ликоэль протолкался к самому центру плотной толпы, так что они с Интенель стояли буквально в нескольких шагах от спорящих, прямо за спиной бородатого. Вернее, за его спиной стоял мастер, а Интенель чуть в стороне, так что ее великолепная фигура была отлично видна красавчику. Он на некоторое время выпал из спора, чего, впрочем, его громогласный оппонент совершенно не заметил. Несколько мгновений красавчик приценивающимся взглядом откровенно ощупывал Интенель, а затем бросил пренебрежительный взгляд на Ликоэля, и на его губах заиграла легкая и слегка презрительная усмешка… И мастер почувствовал, как руигат внутри него, все это время практически сладко спавший, внезапно проснулся и повел сердитым взглядом. Подобные субчики Ликоэлю были знакомы. Они очень любили пребывать в центре внимания, эпатировать, удивлять, покорять, но сами никогда не доставляли себе труда стать кем-то, научиться чему-то, причем серьезно, основательно. Нет, это было не для них – слишком нудно. А вот подковырнуть, раскрутить человека на какую-нибудь эмоцию – страх, отчаяние, недоумение, боль – это да. В этом они короли. Но этот паразит, самоутверждающийся за счет унижения других, даже не подозревал, что на этот раз он не на того нарвался…

Между тем, красавчик развернулся к бородатому.

– Ну хорошо, допустим, только допустим, что отказ от насилия – ошибка, и нашему обществу не помешало бы вернуть некие элементы насилия обратно. Но как ты себе это представляешь? Кто и как будет нам это возвращать?

– Это, это… – бородатый наморщил лоб и даже нетерпеливо прищелкнул пальцами, – этого не будет делать никто. Это произойдет само собой. Насилие искони присуще биологическому объекту, который мы называем человеком. Оно… инстинктивно для него! Вспомните реакцию ребенка на негативное воздействие – оттолкнуть, напугать, ударить! И только воспитание, извращающее и подавляющее естественные реакции человека, приводит к тому, что мы начинаем испытывать отвращение к насилию. К этому свежему и природному инстинкту, без которого, я утверждаю это, человек просто не может называться человеком! – Бородатый с победным видом окинул взглядом всех собравшихся. А красавчик снова скривил рот в презрительной усмешке. Похоже, презрение было самой распространенной эмоцией среди всех, которые он предпочитал испытывать.

– Это – чушь. Насилие – это пережиток неразумности, это наследие наших животных предков, это…

– Ты говоришь штампами, – взвился бородатый, – вбитыми в тебя нашей убогой системой воспитания…

– Уйдем отсюда, – наклонившись к уху мастера прошептала Интенель. – Мне неприятно, как он на меня смотрит.

Ликоэль молча кивнул и уже собирался развернуться, как вдруг красавчик сделал раздраженный жест рукой и, сделав несколько шагов, остановился в одном шаге от мастера, упер в него взгляд и громко произнес:

– Ты приводишь аргументы, которые бездоказательны.

Так, что мастеру даже в первый момент показалось, что он обращается именно к нему. Но это было ошибкой. Просто, похоже, у красавчика был этакий безотказный прием. Вот так, выкатив глаза, воткнуть взгляд в человека в упор и… обычный человек действительно имел все шансы потеряться в такой ситуации, смутиться занервничать и сдаться перед этой беспардонной наглостью. Но Ликоэлю даже стало немного смешно. Этот глупенький и не подозревает, что такое поймать на лезвие боевой нож, направленный тебе в горло или в левое легкое. И испытать мгновенное счастье оттого, что успел, перехватил, парировал. И сумел увернуться от боли. Но именно мгновенное, потому что стоит долю секунды промедлить, и это лезвие ударит куда-нибудь еще. Или прилетит другое. А тут всего лишь взгляд мелкого наглеца. Ну, смешно же…

– Я? – несколько недоуменно отозвался бородатый. Так же введенный в заблуждение тем, что красавчик пялится на Ликоэля.

– Ты. – Красавчик вздернул уголок верхней губы в совсем уж презрительной гримасе. – Если уж ты утверждаешь, что насилие – это инстинкт, так докажи это. Ведь все мы знаем, что врожденные инстинкты нельзя устранить насовсем.

Бородатый озадаченно посмотрел на него, но красавчик уже протянул руку к Ликоэлю.

– Прошу вас, Деятельный разумный, помочь нам развить поле аргументации нашей дискуссии, – велеречиво начал он, все еще кривя губы в высокомерной усмешке, после чего повернулся к бородатому и произнес: – Вот, смотри. – После чего быстро отвел руку назад и со всей дури засветил Ликоэлю пощечину… вернее, попытался. Потому что руки мастера сработали автоматически. Блок, перехват, болевой – и отчаянно заверещавший красавчик повис на классической висячке. Так, во всяком случае, этот прием называл старший лейтенант Воробьев. Ошарашенные слушатели испуганно отшатнулись в стороны, так что Ликоэль, Интенель и бородатый с девушкой внезапно оказались в центре довольно большого свободного пространства. Мастер еще несколько мгновений подержал красавчика на болевом, а затем наклонился к его уху и прошептал:

– Моей женщине не понравилось, как ты на нее смотрел. Поэтому постарайся больше не попадаться мне на глаза. – После чего отпустил руки. Красавчик с хриплым всхлипом упал на камни террасы. Несколько мгновений вокруг стояла оглушающая тишина, а затем бородатый, севшим и слегка растерянным голосом, произнес:

– Ну, я же говорил, что это инстинкт…


До своего жилища они добрались довольно быстро. Причем темп задавала Интенель, несшаяся впереди и тянувшая его за руку за собой. Нет, Ликоэль и сам понимал, что оставаться на этой террасе и рисковать тем, что его снимут на личные терминалы и выложат в Сети с сонмом возбужденных комментариев, не стоило. Не дай Боги увидит кто из знакомых и начнет разыскивать, или вообще сразу обратится к Симпоисе с недоуменным вопросом, как это мастер над образом Ликоэль может одновременно и проходить в медицинском изоляторе индивидуальную реабилитацию, и заламывать руки всяким высокомерным придуркам. Но когда они достаточно удалились от места происшествия, можно было бы и немного снизить скорость. Однако Интенель продолжала нестись как угорелая. Они почти бегом промчались по аллее, взлетели по ступенькам и ввалились в дом. Интенель резко захлопнула дверь и, опершись на нее спиной, замерла, тяжело дыша и уперев в Ликоэля горящий взгляд. Для него эта пробежка после того, через что он прошел на острове, была не более чем небольшой разминкой, поэтому мастер даже не вспотел. Впрочем, как выяснилось чуть позже, и тяжелое дыхание Интенель имело своей причиной не столько физическую нагрузку. Девушка несколько мгновений сверлила его обжигающим взглядом, а затем резко оторвалась от двери и буквально прыгнула на него. И повисла, вцепившись в него руками и ногами, и впилась в губы обжигающим поцелуем. Ошеломленный Ликоэль даже качнулся, рефлекторно стиснув девушку в объятиях. А Интенель на мгновение оторвалась от его губ и жарко выдохнула.

– Еще никто и никогда не угрожал никому из-за меня насилием, мастер Ликоэль. – Она прикусила губу и, резко дернувшись, сбросила его руки с себя, а затем, продолжая висеть на нем, удерживаясь только ногами, обхватившими его талию, принялась прямо так сбрасывать с себя одежду. Ликоэль несколько мгновений стоял, ошеломленный ее взрывом, а затем, почувствовав, как его кровь, уже разгоряченная ее страстным поцелуем, буквально вскипает в жилах, стиснул ее в объятиях и…

А потом они лежали на тонком ковре ковеоля, нагие, среди разбросанной и даже разорванной одежды, постепенно приходя в себя. Спустя несколько минут Интенель пошевелилась и, повернув голову, притянула к себе его руку, в которую вцепилась в порыве страсти, да так до сих пор и не отпустила, и осторожно легла щекой на его ладонь.

– Да-а… – тихо произнесла она. – Я и не представляла, что насилие так возбуждает.

Ликоэль улыбнулся и прикрыл глаза. Бедная девочка, что она может знать о насилии? О том, что насилие никогда не может остаться односторонним. И каково это, только что вогнав боевой нож в горло противника, в следующую секунду почувствовать, как другое лезвие пробивает тебе печень, или сердце, или легкое… Нет, их учителя были совершенно правы в том, что сразу же показали им, что же такое насилие по отношению к тебе самому. Причем, не слабенькое, ограниченное, некие шлепки, щипки или, там, хлопки, или даже удары, но лишь до синяка или юшки из носа, а вот такое, предельное, смертельное… Поэтому, сейчас они, руигат, были единственными на Киоле, кто знал о насилии столько, сколько не знал более ни один другой киолец. Да что там другой, – столько, сколько о насилии знали они, руигат, не знала вся цивилизация Киолы вместе взятая!

– Скажи, а что ты сделаешь, если он и правда попадется нам на пути?

Мастер усмехнулся:

– Ничего.

– Как? – Интенель так резко выпрямилась, что ей на лицо упал распрямившийся завиток волос. – Ты что, солгал? Ты солгал?

Ликоэль озадаченно посмотрел на нее. Нет, в принципе, он всегда был честен, даже болезненно честен, но она что, считала, что он действительно что-то сделает с человеком всего лишь за один взгляд? Пусть даже этот человек, если уж быть честным, носил статус Деятельного разумного из очень большого аванса. И явно за свою жизнь попортил немало нервов множеству себе подобных, большинство из которых, скорее всего, ничего подобного совершенно не заслуживали. Ибо та презрительная гримаска на его личике явно была стандартным его выражением, а к Ликоэлю он подошел в абсолютной уверенности, что имеет полное право поступить с другим так, как ему заблагорассудится.

– Ну… это можно назвать и так, – осторожно ответил он. Интенель до сих пор часто ставила его в тупик тем, что он никак не мог понять мотивов некоторых ее поступков, и из какой логической цепочки следовали некоторые ее выводы. Впрочем, когда он попытался разобраться в этом с помощью человека, который как-то незаметно для него самого стал неким экспертом в области взаимоотношений мужчин и женщин – старшего инструктора сержанта Банга, тот в ответ на вопрос только махнул рукой:

– Э-э, парень, не забивай себе голову. Бабы, они такие, ну… понимаешь, они не башкой думают. Ну, совершенно. Нет у них логики напрочь. Они эмоцией живут. В том-то нам мужикам с ними и сложно. Чтобы ты не говорил, как бы не доказывал – если ты с ними в… ну… о, в унисон попал, в волну, так сказать эмоциональную, какую она в этот момент испытывает – все отлично! Можно любую пургу нести, она тебе поверит и согласиться. А если нет – кранты. Хоть сто железных доказательств приводи – все равно ничего не получиться. Этим все бабы страдают, даже лучшие из них. Просто кто-то меньше, кто-то больше. А твоя, судя по тому, что ты мне тут рассказывал, – в самой тяжкой форме. Так что ничего тут не поделаешь…

И сейчас, похоже, мастеру очередной раз пришлось столкнуться с этим во всей красе.

– Значит, – угрожающе начала Интенель, – если бы он снова начал так на меня смотреть, то ты бы ничего не стал делать?

Ликоэль усмехнулся и, протянув руку, попытался притянуть девушку к себе, но она сердито отбросила его руку, продолжая сверлить его требовательным взглядом.

– Ну что ты, конечно же, сделал бы, – успокоил ее мастер. Взгляд Интенель на мгновение стал недоверчивым, а затем, похоже, ей что-то пришло в голову, и она грациозно вскочила на ноги.

– Так, хватит разлеживаться, пошли!

– Куда?

– Куда-куда – погуляем!

Ликоэль озадаченно поднялся. Да уж, очередной выверт женской логики. Совершенно непонятная логическая цепочка от его отказа публично применить насилие в ответ на явно не заслуживающий этого повод до желания снова пойти погулять. Но никакие намеки на то, что сейчас идти как-то не с руки, потому что свидетелей их столкновения было достаточно, и что кто-нибудь их точно узнает. Если не его, то уж ее – точно. На каждого мужчину, кто хоть раз, хотя бы мельком, увидел Интенель, ее красота производила неизгладимое впечатление. Ну а потом понять, что рядом с ней именно тот, кто произвел такой фурор на террасе у водопада, не составит никакого труда.

Так что спустя несколько минут они вышли на улицу и довольно быстрым шагом двинулись по аллее. И прошли только десяток шагов, как до Ликоэля донеслись возбужденные голоса. Он инстинктивно замедлил шаг. Интенель, державшая его за руку, недовольно оглянулась. Но мастер замедлялся все больше и больше, пока совершенно не остановился, напряженно прислушиваясь к речи:

– …не смеешь так говорить мне! Или я отвечу насилием!

Ликоэль удивленно качнул головой. Ну надо же, как грозно. В этот момент Интенель сердито дернула его за руку, и они двигались дальше.

Поселение напоминало растревоженный улей. Пока Интенель, крутя головой по сторонам, тащила его куда-то весьма причудливым маршрутом, Ликоэль во все глаза рассматривал возбужденных людей, напоминающих сейчас пчел в период роения. И доносившиеся до него возбужденные фразы его отнюдь не радовали. Везде спорили о насилии. И не только спорили. Когда они проходили мимо одной достаточно возбужденной группы людей, мастер явственно услышал хлесткий хлопок, а затем взвизг, почти сразу же перешедший в утробное рычание. Но оно тут же было заглушено многоголосым гамом.

Наконец бессмысленные метания по взбудораженному поселению Интенель окончательно надоели, и она остановилась и, устало вздохнув, сообщила:

– Я хочу есть.

Ликоэль молча кивнул, а затем, покосившись по сторонам, спросил:

– Ты сильно устала?

– Ну, в общем… – И не закончив фразу тут же переспросила: – А что?

– Да я бы не хотел устраивать нам обед где-то в поселении. Тут все как-то излишне возбуждены.

Интенель наморщила лобик и огляделась:

– Да, действительно, а я и не заметила. С чего бы это?

У мастера по этому поводу уже сложились кое-какие версии, но он не стал их озвучивать, а лишь пожал плечами. А затем поднял руку и, указав на нависающие над городом величественные горные пики, предложил:

– В горы?

Интенель раздраженно взмахнула рукой.

– Нет, я устала… – Но затем, бросив пару взглядов по сторонам, изменила решение: – Хорошо, но только недалеко.


До ближайшей террасы, до которой гарантировано не доносились возбужденные голоса, они добрались довольно быстро. Интенель тут же разлеглась на широком ложе и с легкой страдальческой гримасой на лице вытянула ноги, явно демонстрируя, что возлагает все заботы по организации процесса питания на мужчину. Впрочем, Ликоэля это совершенно не удивило. Скорее его удивляло то, что за последние десять дней Интенель несколько раз сама вставала к «кубу» и даже делала нечто кроме этого. Так что он привычно набрал на панели «куба» несколько комбинаций блюд, которые, как он знал, нравятся Интенель, и, вытащив их из зоны доставки, двинулся к девушке.

Когда он подошел, та сидела, опершись на руку, а на ее лице застыло недовольное выражение. Ликоэль молча присел рядом. По старым временам он помнил, что когда Интенель недовольна, лучше просто промолчать, нежели с обеспокоенным видом начать выяснять у нее, что случилось, да в чем дело, да чем он может помочь… Так что он просто поставил около нее тарелку с ее любимым теннсо касиери и присел рядом, приступив к еде и глядя на горы. Интенель еще некоторое время не шевелилась, а потом шумно вздохнула и потянулась за своей тарелкой.

После того, как девушка поела, ее настроение заметно улучшилось. Она грациозно развернулась на ложе, ловко ввернувшись под руку мастера, прижалась к нему всем телом и замерла. Ликоэль осторожно обнял ее за плечи.

– А все-таки жаль… – мечтательно произнесла девушка.

– Чего? – невольно поддавшись этой послеобеденной расслабленности безмятежно произнес мастер.

– Ну, что я его не нашла, – все так же мечтательно произнесла Интенель.

Ликоэль замер, а затем спокойно, пряча напряжение, задал вопрос, ответ на который уже знал:

– Кого?

– Ну, этого, – в общем, ласково, но с легким оттенком легкого раздражения от его непонятливости пояснила Интенель, – курчавого. Ну которого ты бросил передо мной на колени.

– А зачем ты его искала? – спокойно спросил мастер. – Ведь я же сказал, что не буду применять к нему никакого насилия.

– Куда бы ты делся, – усмехнулась Интенель. – Я бы сделала так, что ты не смог бы иначе.

Ликоэль стиснул зубы. О, Боги, да что же это творится?! Эти люди нашли себе новую игрушку! Они даже не понимают, насколько она опасна. И что за ней стоит боль, кровь и смерть. Причем не та, что приходит во Дворцах прощания, а другая – гораздо более грязная, кровавая и совершенно неприглядная. Мастер зябко повел плечами.

– Что? – удивленно вскинулась Интенель, уютно устроившаяся у него под рукой. Ликоэль повернулся к ней и улыбнулся. Да, пора…

– Завтра я улечу, – тихо произнес он. Интенель тут же выпрямилась и с удивлением уставилась на него.

– Но… ты же… они же… тебя же никто не вызывал! – недоуменно начала она. – Мы же все это время были вместе! Я бы услышала! – Интенель скинула ноги с ложа и уперла в него требовательный взгляд. – Что произошло?

– Просто пора. – Мастер улыбнулся и провел рукой по ее волосам. – Я найду тебя, как смогу.

Интенель смотрела на него, прикусив губу. Ее глаза заблестели.

– Ты бросаешь меня?

Ликоэль молча покачал головой:

– Нет, я тебя не брошу. Никогда. Просто… ну, я понял, что не могу вот так, ничего не делая, ждать, пока все сделают без меня, а потом позовут. На все готовое. Я должен, понимаешь, должен тоже подставить плечо. Наравне с другими. Я… – И он замолчал.

Нет, мастер не сказал ей ни слова неправды. Все так и было. Он часто думал об этом все эти дни. Но как-то… лениво, что ли. Мол, пожалуй, было бы правильным, если бы он в ближайшее время… Другое дело, что это была не вся правда.

* * *

Когда-то давно, много-много дней назад, когда он впервые решился поговорить о взаимоотношениях мужчины и женщины со старшим инструктором Бангом, тот сказал ему, что у них с Интенель никогда не будет спокойной жизни. И что им на роду написано то расставаться, то вновь бросаться навстречу друг к другу. Правда, обосновывал он это немного по-другому, но Ликоэль внезапно понял, что сейчас он должен уйти. Сам. Не дожидаясь, пока Интенель устанет быть такой, какой она была все эти счастливые десять дней, и уйдет от него сама. А она начала уставать. И эта ее реакция на насилие, ее желание вновь почувствовать вызываемое им возбуждение, были не только проявлением ее бурной, эмоциональной натуры, но и симптомом того, что она уже пресыщена простым и безмятежным «быть рядом». Однако надо быть полным идиотом, чтобы попытаться рассказать Интенель эту правду…


Последняя ночь была для них бессонной. Интенель набрасывалась на него с уже давно не испытываемой жадностью. Пожалуй, так в эту ночь до этого они любили друг друга всего три раза. В тот день, когда она прилетела к нему после первого тренировочного лагеря, затем, когда пробралась к нему в изолятор, и днем, после того как он взял на болевой того красавчика. И это было еще одним подтверждением того, что мастер точно угадал с расставанием. Когда расстаются так – больше шансов на то, что тебе обрадуются при встрече.

А утром, она пошла проводить его на стоянку «ковшей».

– Куда ты летишь? – спросила она.

Мастер пожал плечами:

– Пока не знаю. – При расставании адмирал коротко проинструктировал его, каким образом он может связаться с ними в случае чего. И одним из пунктов этого инструктажа было требование выходить на связь по указанному ему номеру только в полете. Причем адмирал предупредил, что в любом ином случае связь просто не будет установлена. И Ликоэль догадывался, что одной из причин этого требования было создание таких условий, при которых в момент установления этой связи рядом с абонентом гарантированно никого не будет. Поэтому, исключалась даже малейшая возможность перехвата контакта случайным соседом. Старшие инструкторы любили задавать такие условия, при которых ты как бы сам по себе все делаешь так, как нужно, и это не зависит ни от твоей добросовестности, ни даже от твоего желания.

– Ты найдешь меня? – спросила Интенель, когда он уже запрыгнул в «ковш». Ликоэль не ответил, а просто притянул к себе девушку и крепко поцеловал ее. А в следующее мгновение «ковш» рванул в небо…

Загрузка...