Глава третья

Старый буйвол, укрывшийся в теплой луже от жары и насекомых, дремал, не пропуская мимо длинных ушей ни единого подозрительного звука. Где-то далеко за пределами джунглей слышались крики людей, не беспокоившие лесного великана привычной суетой. Со стороны джунглей так же привычно орали обезьяны, птицы перекликались, не давая повода для опасений. Совсем рядом изредка шлепали хвостами дремавшие в грязи коровы, всецело доверившись своему вожаку и повелителю. В привычный концерт лесного шума диссонансом на самой грани слышимости вторглись непонятные шумы, напомнившие буйволу жужжание далекого овода или москита. Это жужжание поначалу не беспокоило старого вожака, слишком далеко были непонятные москиты.

Но шло время, жужжание становилось все громче и ближе, не останавливаясь ни на миг, словно целая стая москитов приближалась к стаду, укрывшемуся в луже. Наконец, буйвол вспомнил, что подобное жужжание он слышал давно, будучи еще молодым теленком. И не москиты так шумят, а страшные лесные пчелы, много лет назад едва не лишившие буйвола правого глаза. Тогда молодой теленок по собственной глупости растоптал упавшее с ветки во время бури пчелиное гнездо, решив полакомиться сладким медом. И едва остался живым, спрятавшись от ядовитых укусов в мелкой речушке, где пришлось выжидать полдня. Однако терпеливые пчелы так изжалили ноздри бычка, что два дня приходилось дышать через рот: опухоль от укусов перекрыла путь для дыхания.

Страшное воспоминание от далекой встречи с пчелами подкинуло буйвола из грязи, приближающееся жужжание пугало своей силой и громкостью. Если маленькие пчелы едва не погубили буйвола, то нынешние громко жужжащие пчелы несут непременную гибель всему стаду. Вожак громко заревел, будоража своих подопечных, выждал пару минут, пересчитывая большую семью, и неторопливой рысью двинулся в глубь диких джунглей, подгоняя отстающих грозным рыканьем. Спустя полчаса бега жужжание стало еле слышимым, грозная стая страшных пчел прошла стороной, однако вожак не спешил возвращаться, выбирая новую грязевую лужу, где можно укрыться от невыносимой жары и насекомых. Еще через четверть часа стадо вновь дремало в грязи, не забывая прядать ушами в поисках опасности.

Жужжание, так напугавшее буйволов, не исчезло, оно продолжало свое движение на север, вдоль правого берега великой реки Инд. Если бы буйвол рискнул подняться на пригорок, он наверняка рассмотрел бы даже своими подслеповатыми глазами длинную вереницу грузовых машин, двигавшуюся по дороге вдоль Инда вверх против течения. Именно грузовые машины так надрывно шумели, распугивая местную живность. Разве что любопытные обезьяны рисковали рассматривать с веток ближайших деревьев железные коробки, ползущие по дороге. Одна за другой машины проходили мимо примыкавшего к дороге кусочка джунглей, скрываясь в пыли между полями пшеницы. За машинами неторопливо трусили верховые верблюды, замыкали огромный невиданный ранее караван повозки, запряженные быками и ослами.

Если бы любопытные обезьяны могли разговаривать, как персонажи «Книги джунглей» еще не родившегося Киплинга, и спросили пролетавших в небе коршунов, что происходит, ответ был бы следующим. Подобная же колонна из машин, всадников и повозок двигалась на север вдоль левого берега Инда, а по самой великой реке сутки назад прошли два десятка самоходных катеров вверх против течения, разгоняя шокированных крокодилов шумом своих моторов. И не просто так двигались эти невиданные машины вдоль великой реки, не для развлечения распугивали крокодилов самоходные катера. Коршуны, как множество пернатых падальщиков, второй месяц сопровождали армию вторжения, отъедаясь на трупах животных, а то и человеческих, брошенных на полях сражений. В долине Инда шла война, оставляя после себя разоренные селения и брошенные хозяйства.

Да, второй месяц двигались отряды Новороссии по долине Инда, захватывая одно селение за другим. Давно остались позади болота и рисовые поля нижнего течения великой реки. Там, в отсутствие нормальных дорог, при безуспешных попытках сопротивления местных загиндаров (индусских вождей и князей), скорость движения русских частей не превышала двадцати верст за день. Почти три недели отрядам венгерских, польских и немецких ветеранов приходилось пробиваться вперед сквозь хлипкие ряды ополчения и княжеских дружин, выставленных местными феодалами-загиндарами и помещиками-джагиндарами. У кадровых солдат и офицеров Новороссийской армии подобное сопротивление вызывало усмешку, не более. Даже княжеские дружины выступали на поле боя исключительно с холодным оружием и луками в руках. Впрочем, индусские дружинники были одеты в роскошные доспехи, умели держать строй и не бежали с поля боя от первых выстрелов из ружей.

Но даже простые ружья пробивали их доспехи с расстояния две сотни метров, а пулеметы из боевых машин и грузовиков не давали никаких шансов противнику приблизиться на расстояние удара копьем. Дружины, выставленные загиндарами на поле боя, не могли продержаться более пяти минут. Ополченцам не требовалось и этого, почти все они сдавались в плен и складывали оружие после показательного уничтожения дружинников. При этом для русских ветеранов не играла роли численность противника. С одинаковой беспощадностью полурота русов громила и пару сотен встречных дружинников, и двухтысячные вражеские отряды. Разве что для крупных целей приходилось разворачивать минометы и пушки, что немного задерживало сражение. Но в этом русские офицеры стали непреклонными: после фиаско в пустыне даже поляки и венгры не считали артподготовку трусостью. И давно забыли, как бросаться в бой без разведки и подготовки.

В похожем стиле происходили бои с несколькими мусульманскими отрядами, попытавшимися остановить наступление русов. Принципиальной разницы германские пехотинцы не заметили, кроме расхождения в собранных трофеях. Мусульмане были вооружены гораздо богаче, да и одеты соответственно. Не говоря о более породистых скакунах и тяжелых кошелях с деньгами. Какое-то подобие огнестрельного оружия отряды вторжения встретили на стенах крупных городов, в виде небольшого количества пушек. Правда, осажденным пользы такое оружие не принесло, пушки были расстреляны сразу после обнаружения их на стенах крепостей. Как и сами стены, быстро разбитые фугасными снарядами крупного калибра. Почти двадцатилетняя тактика захвата городов малыми силами и здесь не дала сбоя, потерь у нападавших практически не было.

Никаких потерь, ни боевых, ни «небоевых», наступавшая армия не имела. Строгая дисциплина поддерживалась офицерами и десятниками, невзирая на походные условия. Опыт войны в пустыне не прошел даром, никто из солдат не пытался пить сырую воду, походные кухни блестели, их драили каждый день и ошпаривали кипятком. Редкие случаи инфекционных заболеваний выявлялись сразу, с изоляцией заболевших в палатках лекарей и активным лечением. Потому за первый месяц боевых действий среди шеститысячной армии вторжения умерли девять человек, да восемь десятков находились на излечении. Вскрытие умерших показало гибель от естественных причин – шесть разрывов сердца и два острых аппендицита. Больных просто не успели доставить к хирургам, аппендицит русская медицина оперировала более двадцати лет. И это были все потери наступающих русов, поскольку боевых потерь за первый месяц не было, смертельных не было, только раненые.

Тыловые службы русской армии, воспитанные на постоянных военных конфликтах и строгом соблюдении требований наместника, бывшего кадрового офицера, работали отменно. Не только в части подвоза боеприпасов и продуктов, замены обмундирования и ремонта техники. В привычном быстром темпе собирались многочисленные трофеи, производились захоронения погибших людей и убитого скота, за этим строго следили лекари, во избежание эпидемий. Одновременно тыловики успевали осваивать захваченные территории, действуя строго в рамках новороссийского законодательства. Именно тыловые службы занимались установлением русской власти в занятых селениях, со всеми сопутствующими мероприятиями.

Начинали свои действия оккупационные власти назначением новой власти с сохранением старых чиновников, лояльных к русам, и старой единой налоговой системы, отработанной шахом Акбаром несколько десятилетий назад. Для большинства населения захваченных земель этого было достаточно, поскольку старый принцип о неприкосновенности простых жителей русскими солдатами соблюдался строго. Страдали исключительно те, кто пытался оказывать вооруженное сопротивление русам. Сами индийские дружинники и ополченцы, коим посчастливилось выжить и попасть в плен, активно привлекались к работам по ремонту разрушений и строительству новых зданий. Имущество непокорных загиндаров и джагиндаров было конфисковано, семьи активно переселялись в Южную Африку и опустевшие селения Аравии. Конечно, не в чистое поле и не на голодную смерть, необходимый набор одежды и домашнего скарба все брали с собой. А в новых местах переселенцы обеспечивались работой обязательно, за этим строго следили русские власти.

В результате опустевшие поместья и княжеские дворцы переходили в русскую казну, а поток трофеев спешно доставлялся в Новороссию. Как на Остров, так и в прочие владения, поскольку трофеи из богатых индусских городов превосходили все ожидания русов. Не в смысле редкости и богатства, поскольку индусскими шелками, пряностями и прочими товарами в Европе торговали давно. Нет, удивление вызвал огромный объем захваченных ценностей и товаров, только конфискованного на складах риса было перевезено в Новороссию три годовые нормы потребления. При этом новые власти строго следили, чтобы вывоз товаров, и особенно продуктов, не вызвал голода в захваченных землях. Опыт Британии, в свое время оставившей индусов без пропитания, в результате чего умерли от голода миллионы людей, магаданцы помнили отлично. Объемы поступающего в Новороссию шелка превзошли все ожидания, цены на эту ткань в метрополии упали вдвое, вызвав небывалый ажиотаж. Резко падали цены на пряности по всей европейской территории Новороссии, объемы поступления которых превысили весь испанско-португальский завоз в разы, едва не на порядок.

Но все эти приятные события происходили на внутреннем новороссийском рынке, за границу трофеи поступали по ценам, сопоставимым с европейскими, путем резкого повышения вывозных пошлин на индийские товары. Благо все трофеи шли по государственной линии, и небольшой ручеек частных закупок не мог существенно повлиять на объемы поставок. Вся Европа, примолкшая в злорадной надежде поражения русов от Великих Моголов, скрежетала зубами от зависти и гнева. Португальцы, столетие вывозившие на своих каравеллах шелка и пряности из портов Индийского океана, вместе с турками, оседлавшими сухопутную торговлю с Востока, терпели огромные убытки. Скорость и объемы русских поставок товаров из долины Инда просто не оставляли им никаких шансов на привычные сверхприбыли. И это было только начало экономических приобретений русов от захвата огромной богатой северной территории Индии.

За тыловыми службами на выморочные земли шли геологи и промышленники, торговцы и миссионеры из Новороссии. На новой территории Новороссии повторялась уже отработанная картина освоения ресурсов, пять лет назад начатая в Северной Европе, с учетом полученного опыта и сделанных ошибок, а также с рекомендациями министров промышленности и экономики. Первыми в субтропики с дешевой рабочей силой и ресурсами, где не надо заботиться об отоплении зданий и теплой одежде для рабочих, перемещались целлюлозные предприятия и химические заводы. Где-то перевозили старое оборудование, где-то сразу монтировали новейшее. Вместе с техникой ехали мастера и опытные рабочие, заключившие трех-пятилетние контракты на работу в теплом климате и обучение новых туземных специалистов. Благо было куда ехать. На захваченных землях русы сооружали легкие ангары или просто навесы, за гроши нанимали разнорабочих, которым и такие деньги казались манной небесной. После чего опытные специалисты в меру своих способностей налаживали производство, дававшее более дешевый продукт при меньших затратах и прежнем качестве. Пока русы перевозили производства в Аравию и на Ближний Восток, армия продолжала наступать на империю Великих Моголов, уверенно и быстро продвигаясь на север.

Как бы ни мешали болота и джунгли в первые недели, через полтора месяца боевых действий передовые отряды русов вышли к городам Джемпуру и Бахавалпуру. Позади были почти шестьсот верст трудного пути, до столицы Великих Моголов – города из красного песчаника Фатхпур-Сикри, оставалось приблизительно столько же. Климат в этих местах уже заметно изменился, болотистая долина реки Инд поднялась на возвышенность. Воздух уже не напоминал жарко натопленную баню, был чистым, прохладным, рисовые чеки сменились пшеничными полями. Дороги стали более проходимыми, техника получила возможность проявить свою полную силу. Офицеры большинства отдельных подразделений съезжались на первое совещание, для корректировки планов дальнейшей операции с учетом опыта боевых действий против армии Моголов.

Выбравшиеся из болот на оперативный простор бойцы радовались свежему ветру, принесшему прохладу, хотя и летнюю. Отдыхали от месяца трудного марша, купались в прозрачных быстрых ручьях, ремонтировали технику, подшивали изорванную форму, строили планы по освоению захваченных земель. Многие уже присмотрели себе будущие поместья, намереваясь после заключения мира подать рапорты об отставке и приобретении поместий. Здешние земли и люди не шли ни в какое сравнение с пустынями берегов Евфрата, одни женщины чего стоили. Большинство индусов не отличались внешне от европейцев, а женщины красотой соревновались со славянками, будто подчеркивая общие корни индоарийской расы. Многие офицеры и рядовые были знакомы с творчеством наместника Петра Головлева, активно продвигавшего книги о славянском братстве, общих индоевропейских арийских корнях славян, индусов и персов.

Поскольку фигуры и лица индианок служили лучшим доказательством подобной теории, а климат с каждой сотней верст вверх по течению Инда становился все лучше, польские и венгерские ветераны все чаще задумывались о проживании в этих благословенных краях. Лишь упрямые холостяки поддразнивали сослуживцев, намекая, что дальше на восток женщины станут еще красивее, а земли все богаче и богаче. Учитывая победоносное шествие русской армии по захваченным землям Великих Моголов, пугавших европейских королей лишь одним своим именем, никакого сомнения в своих возможностях у бойцов русской армии в дальнейших успехах не возникало. Блицкриг шестнадцатого века удался; пройдя за шесть недель более шестисот верст по болотистым низменным землям, офицеры не сомневались, что на плоскогорье и сухих грунтах скорость движения подразделений значительно вырастет. Учитывая подавляющее превосходство русской армии над местными дружинами, многие торопыги рассчитывали захватить столицу Великих Моголов через две недели, не больше.

– Сколько войск у них, удалось, наконец, сосчитать, или нет? – злился могольский шах Акбар, не понимая, как найти слабое место у новых врагов. Две недели назад высадившиеся на морском побережье в болотистой дельте Инда европейцы, которым Акбар не придал серьезного значения, через пленного загиндара имели наглость отправить послание самому шаху. В письме, написанном на двух языках – русском и санскрите, высадившиеся на побережье русы объявляли себя освободителями индусов от покоривших их диких кочевников из Афганистана. Объясняли они свое наглое вторжение якобы родственными отношениями с индусами. С подобной наглостью Акбар давно не встречался, разве что лет сорок назад, когда молодым юношей боролся за власть после смерти отца. Но последние тридцать лет никто из ближайших соседей не рисковал демонстрировать подобную дерзость.

Тогда, две недели назад, Акбар велел загиндару Ахмад-бею собрать десять тысяч всадников и привести командира этих нечестивых европейцев в цепях в столицу империи Моголов. Большее количество войск загонять в болота морского побережья Акбар не хотел: жалел коней, конечно. Да и местные загиндары обязаны выставить свои дружины, которых должно набраться вдвое больше основного отряда. Пока Ахмад-бей собирал свои отряды возле города Лахора, шах не забыл отправить к побережью два отряда разведчиков. Несмотря на многочисленные победы, Акбар не ленился выяснять все слабые места врагов до битвы, чтобы ударить противника в самое слабое место. Потому и расширил отцовские владения от Инда до Ганга, захватив полуостров Индостан в полукольцо с севера.

Вернувшиеся утром разведчики доставили страшные новости: европейцы не только успешно захватили побережье, но и продвинулись на север, вверх против течения Инда. За месяц враги захватили третью часть владений шаха Акбара и, по рассказам верных людей, не собираются на этом останавливаться. А общую численность отрядов противника разведчики вообще определили всего в шесть тысяч воинов, зато вооруженных скорострельными ружьями и дальнобойными пушками, опять же скорострельными. По их рассказам, ружья и пушки стреляют так часто, как опытный лучник стреляет из лука, а порой даже быстрее лучника. Если бы Акбар не знал своего разведчика двадцать лет, не поверил бы ни за что. Однако здесь, в горах, всегда можно напасть на врага внезапно, когда огнестрельное оружие не спасет, а в сабельном ударе своей конницы шах Акбар не сомневался. Осталось уточнить вражеские потери, что они понесли при захвате земель, и выбрать место для сражения.

– Потерь у них не было совсем. – Ответ разведчика взбесил еле сдерживавшего себя шаха.

– Как нет? Они что, бессмертные? Ты, скотина, сам видел врагов или в повозке спал все это время? – Рука шаха потянулась к богато изукрашенному изумрудами и рубинами кинжалу, традиционно висевшему на поясе.

– Нам удалось выкрасть пленного индуса, что участвовал в последнем сражении с русами. Он утверждал, будто дружина местного загиндара была расстреляна русами из своих пушек и ружей за триста шагов. Стреляли те из закрытых железных домов на колесах, называемых «машины». Стены этих домов стрелы не пробивают, а ударить копьем никто не смог, просто ни один дружинник не добрался до русов живым, даже на самых резвых скакунах. – Командир разведчиков перевел дух, понимая, что балансирует на грани жизни и смерти. – Этому индусу другие пленники рассказывали, что в прежних сражениях также никто из дружин других загиндаров не добирался до русов, чтобы вступить в честную схватку.

– Иди, – отпустил разведчика шах Акбар, опасаясь, что не сдержится и прикончит того на месте. Затем задумался, какой участок горной дороги наиболее удобен для внезапного нападения на русов. Долго перебирал в памяти горные тропы, глядя на карту, лежащую на ковре. Потом вдруг понял, что смирился с превосходством врага и собирается только обороняться, чего не делал уже лет сорок. Внезапно ему пришла на память часть письма этих русов, в которой они процитировали самого Акбара: «Правитель всегда должен стремиться к завоеваниям, иначе его соседи двинут войска против него». Именно его словами, без иных объяснений, русы заявили свои наглые требования.

На шаха, подошедшего к своему шестидесятилетнему рубежу без поражений, сумевшего в тринадцать лет крепко утвердиться на отцовском троне, более сорока лет только расширявшего свои владения, навалилась тяжесть предчувствия. Акбар ясно понял, что проиграет русам эту войну, поражение неизбежно, слишком превосходит оружие европейцев возможности армии Моголов. Захотелось бросить все, укрыться в родных горах Афганистана, где-нибудь за дальними перевалами, куда никакой чужак не доберется. Защемило сердце от жалости к своему сыну, которому достанется не огромная империя, собранная отцом и дедом, а судьба беглеца, вынужденного искать милости власть имущих. Потом шах вспомнил, как сам метался в юношеские годы, не зная страха, один лишь азарт и бешенство помогли выжить в кровавой междоусобице.

– Ничего, у моего сына хватит сил выдержать и начать все сначала. – Акбар успокоился, сдерживая свой гнев, и приступил к планированию первоначальных действий. – Сына с отрядом верных людей нужно срочно отправить в Афганистан, пока не дошли слухи о поражении наших загиндаров. Так. Сегодня же собирать всех загиндаров, джагиндаров, вождей союзных племен из пуштунов, всех, кого можно. Пусть срочно спешат к Лахору, дня через два туда отправлюсь сам, за неделю доберусь. Дальше… где мой секретарь и два писца? Бегом ко мне, срочно вызвать всех ближних вельмож! Через полчаса чтобы все были, бегом!!

Шах империи Моголов Акбар не зря продержался у власти более полувека и захватил половину Индии. Он действительно был великим человеком, умевшим не только хорошо воевать, но и управлять захваченными землями, развивать торговлю и культуру. Но он был человеком своего времени и не мог даже предположить, что ему противостоят войска, обученные по меркам следующего тысячелетия. К тому времени, когда его свита с набранными наскоро войсками только начала движение в сторону Лахора, город уже был захвачен русами. От Лахора три германских пехотных усиленных батальона повернули на восток, двигаясь к столице империи Моголов. Именно на них, неполные две тысячи моторизованных пехотинцев с приданными пушками и минометами, наткнулись передовые части армии шаха Акбара, спешившие в Лахор.

Пока разведчики шаха сосчитали противника, сообщили об этом командованию, пехотинцы успели закрепиться на позициях и сообщить о предстоящем сражении командованию. Учитывая особенности рельефа местности, командующий армией вторжения полковник Строгов рискнул вызвать воздушно-десантную бригаду. Два десятка грузовых самолетов и батальон десантников как раз перебазировались на восточный склон Сулеймановых гор, неподалеку от города Джемпура. Парни два года тренировались в прыжках с парашютами (по-здешнему с платом), участвовали в диверсионных операциях. Но в крупных войсковых операциях пока не бывали. Полковник рискнул задействовать в окружении и уничтожении шаха Акбара именно десантников, понимая, насколько важно быстро обезглавить империю Моголов.

Строгов даже мысли не допускал, что три усиленных германских батальона могут не разбить армию шаха Акбара, какой бы она ни была большой. Ибо под Лахором войска пополнили очередной раз боезапас и горючее, а потерь при штурме города не допустили, как обычно. Полтора дня ушли у армии шаха Акбара для того, чтобы собраться перед внезапно появившимся врагом. В глубине души опытного правителя затеплилась надежда на победу, враг неосторожно разделил и без того небольшие силы, предоставляя отличную возможность уничтожения их по частям. Разум опытного полководца не мог поверить в такую безрассудность опытного врага, но сердце так стремилось к победе, уговаривая самого себя: «А вдруг командир русов недооценил нас? Вдруг он поддался победному хвастовству?» Еще сильнее шах Великих Моголов захотел победить, когда узнал, как русы расположили свои войска.

Неверные гяуры не прижались к подножию холмов, закрывая себя от атаки со спины, как сделал бы любой на их месте при встрече с превосходящими силами врага. Нет, они нагло поставили основную часть своих сил посреди долины, перекрывая путь армии Акбара. А четыре десятка своих железных домиков на колесах, как руки, раскинули в стороны, пресекая возможность обхода своих позиций по склонам холмов. Правда, между тремя русскими отрядами было слишком большое расстояние, около тысячи шагов. В такие дыры любая армия пройдет беспрепятственно и не спеша. Возможно, трусливые гяуры и хотели этого, чтобы не сражаться с войском шаха? Как бы там ни было, Акбар решил дать сражение врагу в полную силу, пока к ним не подошло подкрепление, на которое, возможно, русы рассчитывали. Многократное превосходство в численности над врагом так ослепило правителя Великих Моголов, что он забыл свою прежнюю мысль о нападении на опасного врага внезапно, из-за укрытий, в узких ущельях и на горных перевалах. Конечно, даже подобная тактика не могла спасти империю от русов, но замедлить их движение и затянуть войну шах Акбар имел полную возможность. Чем, к сожалению для себя, не воспользовался, поддавшись азарту численного превосходства и поверив в свою победу.

Ранним летним утром восемнадцатого июля тысяча пятьсот девяносто седьмого года произошло крупнейшее сражение русско-могольской войны неподалеку от небольшого индийского городка Джаландхара. Со стороны русов оборону заняли три моторизованных пехотных германских батальона, усиленных артиллерией и минометами. Общая численность бойцов не превышала двух тысяч человек, с приданной техникой в количестве двенадцати машин разведки и ста восьмидесяти трех грузовиков. Командовал германской обороной старший по званию подполковник Фредерик Гогеншауфен, воевавший на стороне магаданцев со времен захвата Стокгольма. Именно тогда молодой офицер из германских наемников на шведской службе, пораженный необычным оружием и стремительностью действий небольшого отряда иностранцев, захвативших шведскую столицу без потерь, рискнул поступить на службу к магаданцам и не прогадал.

Год усиленных тренировок на Севере, в окрестностях Мурманска, Фредерик запомнил на всю жизнь, с течением времени вспоминая морозы и ветер полярной ночи как лучшие месяцы своей жизни. Именно там произошел перелом в сознании молодого офицера, сумевшего перешагнуть через привычные армейские штампы, чтобы всем умом и душой впитать наставления магаданских инструкторов. Именно на Севере, в многочисленных тренировках и учебных сражениях, прапорщик Гогеншауфен пытался со свойственным юности азартом максимально точно освоить приемы своих учителей. Затем последовал стремительный захват Восточной Пруссии, штурм Риги, в котором молодой прапорщик магаданской армии сумел отличиться, разоружив вражеский отряд впятеро крупнее своего взвода без потерь со своей стороны. Затем была учеба в военном училище, в числе лучших офицеров и сержантов. Там дальнейшее развитие магаданских военных новаций успешно легло на почву победного военного опыта молодого офицера. Потом служба не давала скучать: постоянное освоение нового оружия и новой техники перемежалось с частыми военными конфликтами. Высадка десанта на Оловянный остров, захват Крыма, участие в Польско-турецком походе. Не везде успел побывать Гогеншауфен: отчаянно завидовал участникам налета на Константинополь, десанта на Кипр, набегов на турецкое побережье. Хотя и сам не терял времени даром: удачно женился и растил детей, радуясь милой супруге и вихрастым малышам.

Шли годы, молодой офицер набрался опыта, давно командовал батальоном и ждал перехода на полк. Дело подошло к выслуге лет, после которой подполковник мог спокойно отправиться на заслуженную пенсию, приобрести поместье да разводить там кого угодно, хоть страусов. Или отправиться в Америку, где отставным офицерам бесплатно выдавались плантации сахарного тростника или хлопка, страдавшие от недостатка опытных руководителей. Но истинного служаку не привлекали хозяйственные прибыли, подполковничьего жалованья вполне хватало для содержания жены с подрастающими тремя сыновьями в Петербурге, где семья Гогеншауфенов владела двухэтажным особняком. Тем более что два старших сына, Петр и Николай, пошли по стопам отца и учились в военном училище, на гособеспечении. Размышляя, как закончить военную карьеру, подполковник никак не смог пройти мимо последних двух кампаний.

Он в числе первых подал рапорт о переводе в формирующиеся части германских пехотинцев, здраво рассудив, что именно им предстоит пройти боевое крещение. Пришлось многому обучаться наравне с молодыми прапорщиками и поручиками, но техника восхищала опытного командира. Вспоминая Крымский поход, Фредерик представлял порой, как он прошел бы тот путь заново, с новым оружием и машинами. Не зря представлял, вскоре германским пехотинцам пришлось пройти Аравию вдоль и поперек, изучая новые возможности техники и своих бойцов. Там Гогеншауфен воплотил свои мысли в дела, не допустив прежних ошибок, удержал от них своих подчиненных, одновременно максимально результативно использовал приданную технику и новое вооружение. Эта военная кампания доставила ветерану подлинное наслаждение своим могуществом. Некоторое сожаление оставила лишь откровенная слабость противника, не давшего Гогеншауфену возможности почувствовать полноценный азарт пьянящей грани между жизнью и смертью. В Маскате, в короткие недели отдыха, подполковник даже помолодел, сбросив вместе с лишним жирком и десяток лет. Никакого сомнения в результатах военной операции в империи Моголов лично у Гогеншауфена не было.

Да, старый служака был в меру осторожен, не спешил с нападением, особенно в непонятных условиях. Изучал врага постоянно, считая разведчиков первыми помощниками, не стеснялся лично допрашивать пленных и местных жителей. Фредерик был наслышан о шахе Акбаре, воевавшем с тринадцати лет и захватившем за сорок лет половину Индии. Но и он сам прошел двадцать лет боев под Андреевским флагом, никогда не терял присутствия духа, не пасовал ни перед какими превосходящими силами противника. В училище он одним из первых изучил тактику войн и сражений магаданцев в изложении самого Петра Головлева. Фредерик лично использовал за годы сражений часть рекомендаций своего учителя и не сомневался в подавляющем превосходстве магаданской тактики и русского оружия. Размещая свои три батальона против армии шаха Акбара, Гогеншауфен заботился не о победе, в которой не сомневался, а о сохранении бойцов и выполнении боевой задачи – не дать шаху скрыться с поля боя.

Сам Акбар, имея под командованием сорок пять тысяч воинов, действовал по привычной схеме боя с непонятным и малознакомым врагом. Из пятнадцати тысяч лучших всадников империи третью часть ранним утром шах отправил в обход вражеских позиций. Как бы ни складывалось сражение, атака врага с тыла всегда поможет победе. Оставшиеся десять тысяч отборных конных бойцов, закованных в стальную кольчугу с островерхими стальными шлемами, заняли позиции поблизости от Акбара; они будут основной ударной силой. Сам шах империи Моголов разбил шатер главнокомандующего на удобном для наблюдения пригорке, в трех верстах от вражеских укреплений. Как бы ни сложился бой, опытный полководец не сомневался: сражение затянется надолго и будет непростым.

Тридцать тысяч пехотинцев, наскоро набранные из дружин загиндаров и ополченцев, заняли долину между шахом и русами, вытаптывая созревшие посевы пшеницы. Именно этим пешцам предстояло сделать первый ход в сражении, словно первой пешкой на шахматном поле. Акбар отправил посыльных командирам отрядов, передавая команду первой атаки всех русских укреплений. Стояло раннее утро, солнце едва появилось, но жаркие лучи успели высушить траву и нагреть доспехи на солдатах. Пять тысяч воинов передовых отрядов, начавшие движение в сторону врага, были облачены в доспехи и успели повоевать. С привычным фатализмом пешее войско ровным шагом направилось к русским позициям, до которых было совсем недалеко – полтысячи шагов.

Глухой топот подкованных железными набойками тысяч сапог быстро перемолол всю растительность на пути. Пять тысяч воинов заняли почти всю ровную поверхность долины шириной до трех верст и двигались огромной цепью в два человека глубиной. Казалось, весь военный лагерь моголов замер, внимательно глядя на приближавшихся к позиции русов пеших дружинников. Минуты медленно тянулись, словно завязли в летнем зное, индусы шли вперед, выставив копья, а у врага ничего не происходило. Железные коробки на колесах, выставленные три кольца – один большой в центре и два маленьких по краям, оставались неподвижными. Нет, со своего наблюдательного и командного холма шах Акбар заметил небольшое передвижение людей внутри центрального круга.

Что такое полтысячи шагов – меньше пяти минут быстрого шага. Да и те пять минут не успели истечь, как из незаметных прежде узких щелей в железных домах захлопали вспышки выстрелов. Приблизившиеся к врагу на двести шагов индусы начали падать один за другим, пораженные невидимыми, но мощными и быстрыми пулями. Первыми упали офицеры, одновременно с ними свалились на землю знаменосцы и редкие барабанщики, почти сразу за ними упали младшие командиры и опытные ветераны. Затем дружинники из цепи валились на землю каждую секунду, вражеским пулям не мешали ни блестящие кольчуги, ни щиты, которыми пытались прикрыться несчастные. Не прошло и пары минут, как пять тысяч бойцов передовой цепи лежали на земле, раненые или убитые. Последними рухнули дружинники, наступавшие в пустом пространстве между русскими укреплениями. Конечно, не все они были убиты, многих пули русов только ранили, самые сообразительные дружинники упали невредимыми, прячась от смертельных выстрелов. Однако это был разгром.

За пару минут шах Акбар потерял пять тысяч воинов, не увидев ни одного врага. Наступавшую армию охватил настоящий ужас, почти все воины видели, что произошло с передовыми отрядами. Однако моголы не смогли бы построить империю, если отступали бы перед трудностями. Тем более что тактика в случае возможной неудачной первой атаки уже была продумана Акбаром и его полководцами. Из обоза наступающей армии буквально выбежали две сотни носильщиков, которые несли привезенные с собой три десятка пушек разного калибра. Эти орудия Акбар велел снять со стен ближайших городов и вместе с пушкарями и запасом пороха доставить к месту сражения. Теперь шах хотел проверить действие огнестрельного оружия на своих врагах. Как говорится, не только у русов имеется новое оружие, которое и моголы умели применять и успешно использовали в течение многих десятилетий. Хотя орудия моголов заметно уступали в скорострельности русским ружьям, но в способности даже каменных ядер повалить железные повозки русов никто из могольских офицеров не сомневался.

Около получаса заняло перемещение орудий и деревянных лафетов как можно ближе к вражеским позициям. Имевшиеся пушки могли выстрелить на расстояние до пятисот шагов, но для разрушения обороны врага необходимо стрелять как можно ближе. Учитывая полученный ценой гибели пяти тысяч бойцов опыт, пушки установили на расстоянии триста шагов до линии обороны русов. На случай вражеской контратаки за пушкарями подвинулись несколько отрядов, окружив артиллерию плотным кольцом копий. Однако ни единого выстрела из пушек так и не удалось сделать. Едва пушкари приступили к заряжанию орудий, из щелей железных повозок вновь замелькали вспышки выстрелов, за считаные секунды уничтожившие всю артиллерийскую обслугу. Затем, словно в насмешку, несколько выстрелов, мелькнувших горящими росчерками по воздуху, подожгли запасы пороха возле орудий. Три взрыва пороховых припасов, один за другим, раскидали пушки и ранили несколько десятков дружинников. Теперь все в армии моголов поняли, что ружья русов стреляют не на двести шагов, а гораздо дальше.

К следующей атаке полководцы Акбара готовились не спеша, в течение двух часов со всего обоза собирали повозки. Их выкатывали на передовую линию войск, загружая хворостом, тюками с хлопком, различным тряпьем, лишь бы создать преграду против ружейных выстрелов. Часто под таким прикрытием из нескольких повозок воины Акбара подбирались к осажденным крепостям, чтобы быстрым рывком захватить их. Настроение могольских воинов улучшалось с каждой новой оборудованной повозкой: все понимали, что под такой защитой быстро и без потерь доберутся до вражеских укреплений. А то, что русов менее двух тысяч воинов, дальновидные командиры успели сообщить своим бойцам. Наступил полдень, но никто не собирался обедать, даже жаркое полуденное солнце не мешало привычным к тропикам южанам стоять на своих позициях; всем не терпелось быстрее покончить с непонятным врагом. Едва солнце сдвинулось с верхней точки на небе, продолжая свой путь на запад, целый табор повозок двинулся в направлении русских позиций, прикрывая грузом хлопка, тряпья и прочего непробиваемого пулями скарба идущих позади воинов.

За гружеными повозками двигалась практически вся пешая армия Акбара, командирам не пришлось никого подгонять, настолько сильным было желание воинов расквитаться с таинственными убийцами, так и не показавшими свое лицо. Несколько сотен повозок бойцы Акбара собрали в три атакующие колонны, двигаясь на позиции русов, подбадривая себя криками и ударами боевых барабанов. Однако неуязвимые для ружейного огня повозки и укрывшиеся за ними моголы не приблизились и на триста шагов, как из центрального круга русских позиций послышались негромкие хлопки. Почти сразу после этого среди атакующих войск стали раздаваться взрывы, выкашивающие десятки воинов осколками. Несмотря на это, моголы продолжали атаковать, укрывшись за повозками, только ускорили движение, чтобы быстрее добраться до русов.

Железные повозки русов пришли в движение, освобождая проход из центрального круга укреплений в сторону атакующих войск. Не успели моголы продвинуться на сотню шагов, выбиваемые падающей с неба смертью, в образовавшиеся ворота русы выкатили два десятка орудий. Спустя считаные мгновения русские пушки выстрелили в сторону всех трех наступающих колонн, буквально в упор, с расстояния от трехсот до тысячи шагов. Сильнейшие взрывы фугасных снарядов раскидали большую часть укрывавших моголов повозок, все прикрытие атакующих воинов оказалось раскиданным и разорванным на куски вместе с самими повозками. Более того, сильные взрывы выкосили десятки передовых бойцов, образовали на местах пропавших повозок огромные воронки. Хотя, несмотря на страшные взрывы, самые опытные дружинники войска моголов устремились вперед, рассчитывая достичь русов до того, как те зарядят свои пушки заново. И, будь на месте русов другой противник, могольские воины успели бы вступить в рукопашную схватку с ним, что было бы настоящей победой. Еще бы, при двадцатикратном численном перевесе иного результата от подобной атаки никто не ждал. А зря! Пушки русов оказались не менее скорострельными, чем их ружья, они выпустили следующие заряды, когда атакующие моголы не успели пробежать три десятка шагов.

На сей раз пушки выстрелили картечью, пробивавшей огромные бреши в атакующих колоннах, но выжившие воины моголов продолжали двигаться вперед. Все понимали, что остаться живыми можно, лишь ворвавшись в укрепления русов, задавить их своими телами, заколоть копьями, изрубить мечами. Тысячи воинов бежали вперед изо всех сил, в надежде преодолеть смертельный участок в триста шагов, отделявший моголов от русов или смерть от жизни. Видимо, вражеский порыв почувствовали даже сами русы, открывшие беглый огонь из своих железных повозок. Узкие щели в стенках повозок окрасились огоньками выстрелов, ясно различимых даже при ярком свете полуденного солнца. На поле боя наступило страшное равновесие между жизнью и смертью. Едва выстрелы русов успевали повалить впереди бегущих врагов на землю, как на их место набегали новые атакующие цепи, чтобы успеть продвинуться вперед на десяток шагов перед тем, как погибнуть.

Ценой сотен и тысяч смертей могольская пехота с каждой минутой продвигалась все ближе и ближе к позициям русов. Казалось, еще немного, и наступающие войска ударят копьями врагов, принесут долгожданную победу шаху Акбару. В это время правитель империи Моголов заметил появившийся в тылу русов пятитысячный отряд всадников, посланный в обход. Акбар почувствовал, что наступает переломный момент в сражении, когда необходимо бросить все на весы победы. Он подал команду десяти тысячам элитных всадников империи атаковать центральный круг обороны русов, поддержать выдыхающихся пехотинцев. С вершины холма император отлично видел, что до позиций русов остается не больше двухсот шагов, боевые кони пролетят это расстояние за считаные мгновения. Пятитысячный отряд поддержит атаку с тыла, внося панику в ряды врага, как это часто происходило ранее. На мгновение шаху показалось, что бой вступает в привычную фазу победного избиения врага.

С командного холма Акбар и его свита отлично видели, как конница двумя красивыми и неотвратимыми лавами врезается в центральное полукольцо обороны русов с двух сторон. Многие начали считать вслух мгновения, оставшиеся до победного столкновения с врагом. Но внезапно всадники начали падать целыми десятками и сотнями, без видимых, казалось бы, причин. Со своего наблюдательного холма, с расстояния три версты, шах Акбар и его воеводы не видели ничего нового в рисунке обороны русов, пушки все так же стреляли по пехоте, выкашивая дружинников сотнями уже картечными зарядами, ружья из щелей железных повозок все так же мелькали огоньками, выбирая себе отдельные цели. Но отборные всадники конной дружины Великого Могола падали без видимых причин, порой разлетаясь на кровавые куски, иногда вместе с лошадьми. Падали замертво, не добравшись до железных повозок русов. В такой картине прошли бесконечно долгие десять секунд конной атаки, пока звуки выстрелов не достигли холма, где стоял шах Акбар. И тут шаха и его воевод накрыл страшный звук, перекрывший крики раненых, ржание лошадей, выстрелы ружей и тяжелый пушечный рокот.

Дум-дум-дум-дум, – сразу сотня пулеметов ударила очередями из башенок на железных кузовах машин. Звук оказался таким громким, что атака пехотинцев остановилась, несчастные дружинники, избиваемые из ружей, минометов и пушек, падали на землю, закрывая голову руками.

Но это гремела не их смерть, пулеметы искали свою жертву – конницу. И нашли ее, выбивая всадников еще на расстоянии свыше версты. Двенадцать миллиметров калибра не оставляли надежды на ранение, такая пуля отрывает руку вместе с царапиной. Конница, попавшая под кинжальный огонь крупнокалиберных пулеметов, таяла на глазах. Несчастные жеребцы и кобылы не успевали остановить свой бег, умирая на скаку. Не прошло и пяти минут, как исход сражения был решен. Выжившая рассеянная по долине конница отчаянно выбиралась обратно, к холму, на котором ярким пятном выделялась охрана императора Акбара. Опытные ветераны-всадники понимали, что необходимо выбраться живыми, чтобы было кому собирать следующую армию Великих Моголов. В том, что шах Акбар вновь соберет еще более сильную армию, никто из его ветеранов не сомневался. Даже сам Акбар начал верить в то, что напрасно атаковал русов в чистом поле, собираясь окончательно вернуться к идее разгрома русов атаками из засад. Для этого он уже отдавал команды о быстром отступлении, подчинив все цели выходу из сражения с наименьшими потерями, с быстрым отходом и сбором новой армии.

Но старый русский вояка, подполковник Гогеншауфен рассуждал аналогично и, в отличие от загиндаров и джагиндаров империи Моголов, не собирался больше воевать с войсками Акбара. Потому, убедившись в окончательном разгроме атакующих пехотинцев и всадников, Фредерик велел командиру пушкарей перенести массированный артиллерийский огонь на командный холм. Для профессионалов разнести в клочья цель в пределах прямой наводки – исключительно легкая задача. Им трудно промахнуться даже в азарте тяжелого боя. Не прошло и пяти минут, как тяжелые фугасные снаряды снесли командный холм до основания, не оставив никаких шансов найти там живого человека. Задача, поставленная наместником командованию, оказалась выполненной, шах Акбар был уничтожен вместе с отборными частями своей армии. Империя Великих Моголов пала под ноги завоевателям, не осталось силы, способной организовать сколь-нибудь внятное сопротивление новороссийским войскам на огромной территории северной Индии.

Увидев гибель шаха Акбара и всех его полководцев, остатки армии Великих Моголов окончательно пали духом. Пехотинцы начали массово сдаваться, бросая оружие под ноги. Всадники попытались уйти от плена, выбираясь с поля боя в сторону столицы. Они еще не знали, что через полчаса на их пути будет выброшен десант, вооруженный автоматами. И спустя два часа двести десантников после короткой перестрелки захватят в плен остатки армии покойного шаха Акбара численностью восемь тысяч всадников. Путь на столицу империи был свободен; уже на следующий день, оставив на месте команды трофейщиков и конвой для пленных, три батальона под командованием подполковника Гогеншауфена быстрым маршем двинулись дальше. В гористой лесостепи на машинах группировка проходила до ста пятидесяти верст за день. Через неделю они без боя захватили столицу империи Фатхпур-Сикри, со всем двором Великого Могола, его женами и наложницами, его казной и придворными, его правительством и военачальниками. Многие из них не верили, что русы движутся так быстро, и просто не успели убежать, думая и действуя по привычным всем шаблонам, по привычным скоростям.

Оставшись с одним батальоном в столице, чтобы принять капитуляцию и навести порядок, подполковник два остальных батальона направил в богатейшие соседние города Агру и Джайпур, даже не пытавшиеся оказывать сопротивление. Все жители бывшей империи к тому времени знали о гибели шаха Акбара и оглушительном разгроме его армии. Слухи разлетелись на огромном пространстве от Инда до Ганга, от океанского побережья до отрогов Гиндукуша. Следом за сообщениями о разгроме армии Великих Моголов шли рассказы о великодушии новых властей, о том, что русы сохранили все старые законы и налоги. О том, что русы не грабят мирных жителей и сохраняют прежним хозяевам их владения, если те не сопротивляются новым властям. Дальнейшее завоевание имперских земель происходило бескровно, все жители знали о сохранении старых налогов и привычного порядка жизни. Также о том, что убивать и грабить новые завоеватели никого не будут, только тех, кто рискнет сопротивляться с оружием в руках. Учитывая уничтожение русами непобедимого шаха Акбара, желающих сопротивляться новым господам было крайне мало. Исключительно глупцы, число которых резко уменьшилось после встречи с русскими пулеметчиками.

Однако после короткого отдыха, когда относительный порядок в столице был наведен и окрестности были заняты подоспевшими тыловыми отрядами русов, германские пехотинцы двинулись дальше, вниз по течению реки Ганг. Там, на волне всеобщего страха перед победителями шаха Акбара, силами трех батальонов, получивших пополнение боеприпасов, подполковник Гогеншауфен захватил целый султанат, не входивший в империю Моголов. Не обошлось, конечно, без вооруженных стычек, но совершенно терявшихся на фоне сражения с армией Акбара. К тому же навстречу подразделению подполковника Фредерика, вверх по Гангу, против течения, поднималась флотилия самоходных катеров. Буджакские казаки, выступавшие в роли морского десанта, а на Ганге – в роли речного десанта, сумели поднять настоящую панику в рядах местных вояк. Не без личного интереса, конечно, но в рамках поставленной задачи по захвату всей дельты Ганга.

К середине октября тысяча пятьсот девяносто седьмого года русские войска полностью контролировали всю территорию бывшей империи Моголов, прихватив немного земель соседних султанатов. Богатейшие земли Азии, самые лучшие сельскохозяйственные территории субтропиков и тропиков, оказались в руках русов. Сейчас Новороссия сама стала крупнейшим производителем пшеницы, риса, драгоценных камней, ковров, миткаля и прочих индийских тканей, прославленных на весь мир. Индиго, серебро, специи, лак, селитра, промышленная добыча соли выводили Новороссию на новый уровень богатства и могущества.

Загрузка...