Провал в прошлое

Роман ПриходькоПровал в прошлое

Я бежал из последних сил. Мышцы разрывались от перегрузок. Сердце, казалось, перекочевало в голову и принялось отчаянно ломиться наружу, намереваясь пробить виски. Лёгкие судорожно гоняли ещё прохладный утренний воздух сквозь пересохшее горло, напоминая работу кузнечных мехов в мастерской отца. Украшенные мутными розовыми кругами глаза заливало потом и слезами. Ноги стали свинцовыми, вот-вот норовя выйти из подчинения, чего я, как раз, и боялся больше всего.

— Стой, сучёнок! — донеслось позади. — Пристрелю урода!

— Кончай его, Мозоль, не догоним! — прокомментировал писклявый голос другого бандита.

Топот преследователей заглушили ружейные выстрелы. Над ухом прошелестело, и тут же в кромку вершины холма, куда я карабкался, хлюпнула порция картечи, вздыбив облачко коричневой пыли.

Ещё немного, несколько шагов до спасения. За гребнем они меня не достанут. Завалы Мёртвого леса я знаю, как свои пять пальцев. Главное оббежать холмовейник, расположенный справа в самом начале длинного гребня возвышенности…

Сухо защёлкал револьвер. Правая нога предательски теряет опору. Со всего маху падаю лицом в колючее крошево иссохшей глины. Руками успеваю схватиться за обрывистый край вершины холма, что спасает от сползания вниз. Над головой просвистела пуля, другая обожгла бедро. Всё, я покойник!

Боль в разбитом носу, досада, горечь недавней утраты — на миг сковали сознание, парализовали загнанное тело. По инерции втягиваю воздух ртом и тут же, задрав голову, захожусь в приступе кашля от пыли, что попала при вдохе.

— Стреляй, Мирон, у меня патрон перекосило! — проорал у подножья Мозоль.

Благо, что есть у человека такая штука, как злость. Именно она дала мне силы и собрала волю в кулак. Срывая ногти, подтягиваюсь. Носки ботинок упорно скребутся по склону. Ещё немного, несколько отчаянных рывков и я на другой, покатой стороне холма.

Запоздало ахает револьвер. Кувырком перекатываюсь вперёд. На карачках семеню некоторое время, чтобы не угодить под пули. В резко наступившей тишине приглушенно доносится матерная тирада бандитов, затем грузные шаркающие шаги по склону. Со стороны дома послышался рёв приближающихся мотоциклеток.

Эти твари некрозные, похоже, так просто не отстанут. Если парочка на колёсах догадается заехать на холм с другой стороны, то могу и не успеть. Нужно спешить…

Утирая кровавые пузыри над губой, что есть мочи, припускаю под горку. До завалов из обгорелой полусгнившей древесины рукой подать. Только вот звук моторов совсем не радует. Догадались уроды и прут в объезд. Придётся взять поближе к холмовейнику. Хоть бы ползуны попрятались, а то ненароком заплюют кислотой.

Меняю направление к подножью высокой кучи окаменевших палок, костей, обломков бетона и кусков проржавевшего железа. Кое-где чернеют не закрытые с ночи проходы. Вот же твари! Чего им не спится?

Я, конечно, знаю ответ. Ведь солнце только-только показалось из-за горизонта и тут ещё тень от холма. Но на душе-то не легче — наоборот.

Стараюсь делать шаги шире, царапина на бедре трётся о грубый шов штанины, вызывая дополнительную боль. Боковым зрением замечаю движение слева — вот и мотоциклетки. Навскидку оцениваю свои шансы — не густо: похоже к началу завалов прибудем одновременно. А у отморозков ведь ещё и оружие; правда, стрелять на ходу да при такой тряске…

Полностью переключаюсь на себя, вернее на отрезок пути, от которого зависит моя жизнь. Вот и холмовейник. В одной из нор, кажется, что-то мелькнуло. Только не это! Душу обдало холодом. Лучше умереть от пули, чем заживо раствориться в кислотных плевках солдат-ползунов.

Новая порция страха открыла второе дыхание. Боль, смертельная усталость, кровавые сопли, мешающие нормально дышать, приближающийся рёв моторов — всё отодвинулось на задворки восприятия окружающей действительности. Главное теперь: не оступиться, не упасть и добежать…

Четыре ружейных выстрела буквально слились в один — это подключились обрезы мотоциклистов. По холмовейнику сыпанула картечь. Но я уже миновал мерзкую кучу мгновение назад и не видел последствий. В двух десятках шагов щетинистые дебри завалов. Вот он, древний Мёртвый лес. Остался последний короткий рывок. Бандиты явно не успевали, на скорость их приближения повлияла неровная поверхность склона.

Окрылённый почти состоявшейся победой в гонке на выживание, перепрыгиваю обломок бетонной плиты и… проваливаюсь сквозь землю. Единственное, что отметило сознание — это, мелькнувшую перед глазами, ровную кирпичную кладку и тупой удар затылком обо что-то твёрдое.

Тонкий мерзкий звон взорвал голову. Мутные яркие круги поплыли перед глазами, словно волны от брошенного в воду камня. Тело качнуло на этих волнах и, сжавшиеся, было, внутренности хлынули из организма наружу. Меня рвало. Нет, выворачивало наизнанку. Каждый новый вдох ядовитого едкого воздуха мёртвой хваткой тянул желудок к горлу, не давая возможности насытить лёгкие необходимым пропитанием. Сколько это продолжалось — не знаю. Время начинало свой ход в момент очередной попытки дышать и тут же обрывалось чередою спазмов. Даже мыслей никаких не возникало, некогда было думать, только память урывками записывала происходящее, и всё — на этом разумные функции оканчивались. В какой-то миг подключились рефлексы: я согнулся, попытавшись встать на колени. Тело сразу же выстрелило болью во всех своих органах и конечностях, снова ввергнув сознание в очередной омут небытия.

Второе пробуждение оказалось мучительно медленным. Сначала я ощутил слабые пульсирующие толчки в затылке. Затем они постепенно усилились, охватывая всё большие участки тела, и превратились в монотонный колючий зуд. Во рту резко проявился кислый привкус. Крылья носа, подёрнутые засохшей коркой, горели огнём.

«Где я»? — первое, что пришло на ум. Глаза безуспешно таращились в темноту, не имея возможности подсказать ответ.

На призыв откликнулась память. Яркие образы рокового утра услужливо стали складываться в общую картину, нагоняя скорбь, тоску и омут отчаянья.

Неприятности нахлынули с рассветом. Пока я мыл посуду после завтрака, отец поспешил в мастерскую, чтобы закончить ремонт багги, за которой вот-вот должны были нагрянуть отморозки из шайки Зазлобы — местного бандита и жестокого убийцы. Нам частенько приходилось восстанавливать технику и оружие этих шакалов в обмен за так называемое «покровительство великодушного воина Приозёрья». Так вот, пока я хозяйничал по дому, в мастерской случилось несчастье: лопнул крюк лебёдки, и отцу придавило руку. Услышав крик, благо окно на кухне было открытым, я со всех ног бросился к ангару, а увидев окровавленную изуродованную ладонь родителя, чуть не грохнулся в обморок. С трудом остановили кровь и уже собрались ехать к лекарю, жившему по другую сторону Сухого залива, как на двух мотоциклетках пожаловали пятеро бандитов. Сколько мы не просили, сколько не уговаривали «зазлобинцев», подождать денёк — нивкакую. Вместо своей багги «покровители» требовали наш грузовичок. Такой обмен был смерти подобен для ремесла мастеровых, коим мы зарабатывали на жизнь.

В отчаянье, переломив гордыню, отец бросился в ноги Сурену, помощнику Зазлобы с мольбою: подождать до вечера. Но тот лишь улыбнулся презрительно, сильным ударом опрокинул просителя наземь и отдал команду подчинённым забирать грузовик.

Когда я устремился на помощь родителю, Сурен перехватил меня за волосы и прокричал:

— Мозоль, этого берём с собой! За мутафагами будет приглядывать…

В следующую секунду отец достал из-за голенища длинную отвёртку и вогнал бандиту под рёбра по самую рукоять.

— Беги, сынок! К Мёртвому лесу…

Сдвоенный выстрел дробовика безвозвратно отнял жизнь у единственного близкого мне человека на этом свете.

Дальнейшее вспоминалось, будто нечёткий полузабытый сон. Я сбиваю с ног убийцу, встречаю зуботычиной Мирона и несусь что есть мочи к холму, выполняя последнюю волю отца. Свист пуль, топот погони, вкус глины вперемешку с кровью, не уснувшие толком жители холмовейника, рёв мотоциклеток, прыжок и провал…

Я не заметил, как по щекам вовсю текут крупные капли слёз, как до боли сжаты кулаки, как сдавило невидимым обручем бешено колотящееся сердце…

«Соберись, Владимир! Негоже плакать мужчине. Из любой ситуации есть выход, любое горе нужно пережить» — вспомнились вдруг слова отца над могилой матери, которая умерла два сезона назад.

— Обещаю, пап, — бормочу чуть слышно и пытаюсь вытереть лицо.

Все мышцы руки ответили ноющей болью. По очереди испытываю каждую конечность. Вроде ничего не сломано. Осторожно щупаю царапину от пули — нормально, покрылась подсохшей коркой. Попутно ладонь натыкается в кармане на коробок спичек, оставшийся после розжига кухонного примуса. Непослушными пальцами достаю одну палочку с толстой головкой серы и чиркаю…

Свет на мгновение ослепил, не смотря на то, что я предусмотрительно зажмурил глаза.

— Срань ползунья! — восклицаю ошарашенный. — Что это за шахта? Откуда здесь? — последний вопрос уже шепчу обречённо и, превозмогая боль в затылке, оглядываюсь.

Круглая бетонная труба, диаметром метра полтора, почти отвесно уходит вверх, опираясь основанием на прямоугольную шахту. Выхода на поверхность почему-то не видно. Может уже наступила ночь?.. Подо мной стопа металлических решёток, сбоку чёрное жерло горизонтального ответвления.

Огонь обжигает пальцы. Роняю спичку и замираю в ступоре. Я почему-то абсолютно уверен, что по трубе не подняться. Ладно, отложим этот вариант, как запасной. Конечно, проще обследовать боковую ветку; может где-то есть выход у подножья холма. Правда в потаённом уголке сознания засела какая-то важная деталь, ставящая под сомнение оба направления, как альтернативу спасения. Но что это за скрытный фактор такой — мозг выдавать отказывался.

Плюю на раздумья и сомнения. Не лежать же здесь до старости? Осторожно встаю на четвереньки. Прячу драгоценные спички во внутренний карман куртки. Громко звякнув решётками, трогаюсь в путь.

Израненное и побитое тело возмутилось привычной тупой болью. Стараюсь по возможности не обращать на это внимание, чтобы меньше уставать. И так, через каждую пару шажков приходиться шарить перед собой, во избежание новых ушибов.

Вопреки ожиданиям — намаяться не успел. Под коленями с грохотом свибрировал металл решётки, а ладонь нащупала впереди тупик. Опасаясь провалиться, сдал немного назад. Настала пора осмотреться.

Чиркаю спичкой, ярко пылает серная головка и тут же тухнет, задутая сквозняком. Чуть не плачу от радости и досады одновременно. Раз есть движение воздуха, значит близко выход наружу. Обидно только, что ничего не успел разглядеть.

Повторяю попытку, но теперь старательно укрываю пламя ладонью. Удаётся с трудом изучить задвижки на креплениях решётки да узреть ребристое металлическое дно под ней. Уже в темноте наощупь извлекаю преграду и пробую на прочность стенки прохода. Хлипковато, но должно выдержать. Есть правда и неприятная новость. Похоже, лаз сужается.

Ужом заползаю в гофрированную трубу и понимаю, что та постепенно провисает под моим весом. Вдобавок начинают застревать плечи. Мной овладевает паника. В страхе вытягиваю руки вперёд, чтобы понять: далеко ли удастся продвинуться…

О чудо! Ладони нащупывают край трубы. Отчаянно извиваюсь телесами навстречу свободе. И тут происходит непредвиденное. С жутким скрипом огромная гофра, начинённая мной, изгибается к низу, и я едва не выпадаю неизвестно куда. Лишь в последний момент успеваю схватиться за какую-то металлическую конструкцию, о которую со всего маху и прикладываюсь коленями.

Всплеск невыносимой боли парализовал мышцы. Громко ругаюсь самыми отборными матюгами, постепенно переходя на жалкий тихий скулёж. Неожиданно правый ботинок в чём-то застревает, даруя мне, так необходимую сейчас, точку опоры.

Переношу вес на ногу, другой тоже нащупываю упор. Теперь можно и осмотреться. Достаю коробок, зажигаю спичку…

— Ох, ма!.. Пот мутафага мне в кружку! — восклицаю невольно.

Большое помещение занимал громадный двигатель, и я стоял прямо сверху него. Вдоль стены тянулся ряд железных шкафов с паутиной проводов по стене, в торце комнаты виднелись высокие двустворчатые двери — и всё, больше ничего.

Спичка погасла, а я продолжаю тупо висеть под потолком, обняв крепёжную конструкцию под трубой, откуда недавно выбрался. «Кому понадобилось делать такой двигатель, для чего? А тем более строить для него комнату под землёй… Стоп! Значит, где-то есть топливо?!

На ощупь спускаюсь вниз. Нога натыкается на что-то, опрокидывает его; слышится глухой грохот. Сердце колотится от испуга. Трясущимися руками чиркаю спичкой.

На бетонном полу лежит опрокинутая жестяная банка, из которой высыпались болты и гайки. Рядом в беспорядке валяются инструменты: ключи, отвёртки, воротки. Всё кругом покрыто слоем серой пыли.

Обжигая пальцы, считаю оставшиеся спички. Осталось четыре штуки. Нужно искать топливо, чтобы сделать факел или что-то наподобие коптилки.

— Эх, отца бы сюда! Сколько здесь добра пропадает! А главное — это богатство всё время было рядом с домом…

Нахлынули печальные воспоминания, когда они ездили на грузовике в ближайший город Древних предков, чтобы хоть что-нибудь откопать под развалинами. Редко везло и находилось что-то стоящее. Самым удачным трофеем был ржавый двигатель, который после долгого ремонта стал вырабатывать электричество. Как же радовался отец, когда в мастерской впервые засверкала лампочка, купленная у торговцев на многолетние сбережения…

Закусываю губу и возвращаюсь к делам насущным. Зажигаю спичку, медленно обхожу железного исполина, выискивая шланги, трубки; всё, что может подводить топливо к двигателю. Искомое сразу же обнаруживается на противоположной стене. Это отстойник, от которого по выемке в полу протянута топливная магистраль. А главное, на самом двигателе перед фильтром торчит крошечный кран с вентилем.

Уже без «подсветки» возвращаюсь обратно, высыпаю из жестянки остатки болтов, в крышке делаю дырку отвёрткой и, оторвав полоску портянки, вставляю вместо фитиля — лампада готова.

Настал самый ответственный момент. Если топлива в магистрали нет, то придётся сливать по капле с фильтров и отстойника, искать ёмкость, где на дне может «заваляться» немного горючего — при том, всё это на ощупь. Иначе, без света мне отсюда не выбраться.

С неимоверным усилием вентиль поддаётся. Оборот — ничего. Несмотря на прохладу подземелья, меня заливает пот. Нервы на пределе. Прокручиваю ещё…

Ласкающее слух, журчание жидкости о дно банки снимает камень с души. Всё внутри поёт, вторя бульканью топлива. Приторный запах подобен лучшему на свете благовонию. Я спасён! Свет выведет меня!

Натекло примерно половину жестянки — пока хватит. Макаю фитиль, поправляю так, чтобы выглядывал только кончик. Вытираю испачканные пальцы о штанину. И, вот он — момент торжества.

Чиркаю спичку, подношу к тряпице — вспыхивает яркий столбик огня, вырывая из мрака большую часть помещения. Теперь можно осмотреться и получше. Замечаю почти под самым двигателем припавшую пылью книгу. Аккуратно поднимаю, подношу к свету. На обложке еле различимая надпись — «Руководство по эксплуатации дизель-генераторной установки (ДГУ)»…

— Вот это — да! Наверное, мощный генератор, не то, что в мастерской…

Поднимаю взгляд к потолку. Четыре стеклянных колбы в проволочных решётках — мы с отцом находили одну из таких, только треснутую. Но торговец всё равно неплохо за неё заплатил. А здесь целые, да возможно и с лампочками внутри.

Прячу драгоценную книгу за пазуху. Только сейчас замечаю, что руки и вся одежда измазаны сажей. Осматриваю трубу, из которой попал сюда — тут же осеняет догадка о предназначении гофры. Это для отвода выхлопных газов. Значит, тот рукав, что болтается рядом, служит для забора воздуха, правда непонятно, почему он тянется к боковой стене, а не к потолку. Ладно, пора искать выход, а потом наведаться сюда с отцом…

Мысли тут же споткнулись, напомнив последние минуты у мастерской сегодняшнего утра. Сглотнув комок, подступивший к горлу, медленно направляюсь к двери, попутно размышляя о своей дальнейшей судьбе.

То, что обнаружилось за тугой железной преградой, повергло в шок, отодвинув горестные думы на задний план. Огромнейшее длинное помещение с ровной шеренгой страшных чудовищ выхватило из темноты пляшущее пламя лампады. Я хотел было ретироваться обратно, но тишина и внешний вид крайнего монстра вселили крупицу отваги перед неизведанным чудом.

Боясь потревожить громадины громкой поступью, на цыпочках делаю несколько шагов вдоль стены. По мере продвижения улучшается обзор, и я понимаю, что вижу железную машину на гусеницах с длинным толстым штуцером, торчащим из обтекаемой башни наверху мощного корпуса. Что-то похожее выплыло в памяти…

Точно! Это же танк древних людей! В книжке, найденной под развалинами, есть несколько картинок похожих машин. Сколько же их здесь стоит?

Уже смелее продвигаюсь вдоль глухой бетонной стены, с восхищением оглядывая зачехлённые концы штуцеров и покрытые брезентом корпуса остальных танков в отличие от первого, где ржавчина успела основательно поработать над металлом, окрасив поверхность рыжим цветом. Сверху машины присыпало бетонной пылью и мелкими крошками щекотурки. Время работало на разрушение. Если бы древние люди не укрыли эти сокровища чехлами, то всё пришло бы в негодность. Я поймал себя на мысли, что уже представляю, как разъезжаю по пустошам на танке, перемалываю гусеницами лагерь Зазлобы, крушу холмовейники, вселяя ужас в души местных фермеров.

Здравый смысл ехидно смеётся над несбыточными мечтами, резко обрывая эйфорию сладкой мести за смерть отца. Конечно, мне и с места не сдвинуть древнюю машину. Для этого мало разбираться в моторах и уметь их чинить. Здесь более сложные механизмы и чтобы ими управлять, нужно учиться.

Незаметно упираюсь в глухую стену. По дороге насчитал двадцать танков. Но что мне это даёт? Ничего! Где же выход? Обхожу крайнюю машину. Свет лампады проявил несколько закрытых дверей, выделявшихся рыжими пятнами на серой бетонной стене. Читаю пыльную табличку на первой — «Аккумуляторная». Сюда можно не заходить: за такой промежуток времени не один свинцовый накопитель энергии не останется работоспособным.

Далее располагалось «Караульное помещение». Вхожу. Взору открылся небольшой коридор с тремя дверьми. За каждой из них тупик, правда, кругом полно ценных вещей в хорошем состоянии, что грузовиком не увезти. Но не это сейчас волнует. Выхода-то — нет!

С плохим предчувствием обследую остальные призрачные шансы покинуть подземелье — ничего. Перед последней дверью с надписью «Помещение для экипажа» начинают дрожать колени, бешено колотится сердце.

Щёлкает язычок замка, жалобно скрепят петли. В нос бьёт приторный запах затхлости и ещё чего-то более отвратительного. Перешагиваю порог, свет лампады мечется по углам, выхватывая ужасные картины смерти. Две ссохшиеся мумии с противогазными масками на лицах скорчились в причудливых позах возле дивана, стоящего слева от входа. Три похожих трупа оккупировали нижние боксы двухъярусных спальных ниш, вделанных прямо в правую стену широкой длинной комнаты. Посреди помещения громоздился массивный деревянный стол, за дальним торцом которого на спинку стула откинулся ещё один безобразный скелет с клочком волос над зловещим оскалом жёлтых зубов.

Приближаюсь к середине комнаты, поднимаю лампаду высоко над головой — выхода нигде не видно, и здесь тупик. Последняя надежда развеялась, как дым по просторам пустошей. Теперь понятно, почему здесь трупы: у людей не было выбора.

Интересно, почему они в масках? Что явилось причиной такой мучительной смерти, судя по положениям тел? А этот, почему с открытым лицом?

Подхожу к мумии за столом. Ответ на последний вопрос валяется между ножками стула. Ржавый пистолет, прицепленный ремешком к поясу покойника, выполнил последнюю волю хозяина и фактически тоже умер.

Неужели меня ожидает подобная участь? Нет, я так просто не сдамся! Есть шанс выбраться наружу через выхлопную трубу генератора, по которой попал сюда. Только не опускать руки, бороться…

Взгляд скользнул по столу. Перед трупом стояла запечатанная бутылка, а рядом лежала раскрытая тетрадь. Вид ёмкости напомнил о чувстве жажды, которое уже давно терзало пересохшее горло. Стираю пыль с тяжёлой холодной ёмкости — стеклянная, полная прозрачной жидкости. Скручиваю пластиковую крышку, нюхаю — вроде вода.

— Эх, была-не была!

Делаю небольшой глоток: есть какой-то странный привкус, но пить можно. Хоть что-то радует. Сдуваю серый налёт с тетради, подношу её к свету. Две странички исписанные крупным разборчивым почерком. Хорошо, что мама научила меня читать и писать, теперь можно узнать, что хотел поведать перед смертью древний человек.

Забираю находки с собой и направляюсь к изначальной точке странствий по подземелью. Надо долить топлива в банку, а то уже еле плескается на дне, да и запах здесь неприятный. По пути обращаю внимание, что перед расчехлённым танком стена не ровная, а с широким выступом. Вдобавок, напротив самой машины красуется глубокая выщерблина, будто кто-то выстрелил в эту стену из громадной винтовки…

— Так ведь это из танка!.. Великие Доминанты! Что же здесь происходило?..

Стою, как вкопанный, в голове рисуются образы древних предков, отчаянно пытающихся выбраться из каменной ловушки. Потухшие от безнадёги глаза, перекошенные душевной болью и отчаяньем лица, злость на судьбу, уготовавшую такой мучительный конец, тягостное ожидание смерти…

Мотаю головой, отгоняя ужасные картины прошлого, понуро бреду к генератору. Огонь чуть было не гаснет, попав под струю сквозняка — благо, вовремя успеваю прикрыть ладонью судорожно дрожащий язычок света. У заветного крана высоко поднимаю крышку банки вместе с фитилём и аккуратно наполняю самодельный фонарь топливом — теперь хватит надолго.

Осмотревшись, седлаю пустой металлический ящик у стены. Лампада ярко пылает рядом, пристроенная на стопку защитных кожухов с генераторной установки. Можно немного отдохнуть и прочесть записи самоубийцы.

Делаю несколько глотков воды, разворачиваю тетрадь. Глаза быстро бегут по строчкам, окуная сознание в смысл послания:

«Господи, мы заперты внутри объекта! Большая половина караула осталась снаружи и явно погибла. Взрывная волна от ядерного удара, по-видимому, завалила чем-то заборную шахту вентиляционной системы и выхлопной коллектор резервного генератора. Мы в герметичной ловушке без электричества и фильтрации воздуха. Выхода нет!

Отчаянная попытка запустить двигатель установки с отсоединёнными гофрами забора и выхлопа не увенчалась успехом. Видно при монтажных работах отвинтили что-то лишнее: дизель просто не завёлся. Как назло, дежурный механик вместе с экипажами танков и начальником караула ждали смену снаружи в момент удара.

Последней надеждой на спасение была идея бойца Корнева прострелить из башенной пушки сдвигающиеся ворота. Но и это не помогло. Рассчитанная для защиты от ядерной волны конструкция с лёгкостью выдержала попадание бронебойного снаряда. Итогом этой попытки стало отравление оставшегося воздуха угарным газом вперемешку с пороховой гарью. Вдобавок все получили контузию и шок от безысходности.

Я, лейтенант Назаров расстаюсь с жизнью добровольно, так как не хочу умирать в муках подобно своим подчинённым. Фильтры противогазов уже не спасают. Кислород заканчивается.

Прошу не считать мой поступок дезертирством. Служу России!»

Только закончив читать, я заметил, что весь дрожу. Внезапно охватившее чувство страха натянуло нервы до предела. Отбросив тетрадь лейтенанта, в панике карабкаюсь на двигатель и хватаюсь за края гофры. Та провисает, давая возможность зацепиться пальцами изнутри. Подтягиваюсь, извиваюсь, словно ползун на костре, ругаюсь, сдираю ногти — тщетно. Плечи категорически отказываются втискиваться в ободок трубы.

Со слезами на глазах спускаюсь обратно, чтобы передохнуть. Немного придя в себя, повторяю попытку, только без куртки. Результат тот же, будто я распух от блужданий под землёй.

Зачем лез сюда? Почему не попробовал сразу, когда очнулся в шахте? Теперь загнусь здесь от голода и жажды…

Из трубы донёсся далёкий писк ползуна и еле слышимый металлический стук. По спине пробежала колючая волна страха. Похоже, умирать придётся не от истощения. Ещё немного и ко мне пожалуют гости…

Лихорадочно оглядываюсь в поисках подобия дубинки или чего-то похожего на оружие. Глаза цепляются за кучу болтов и разбросанные ключи. Безумное необдуманное решение проблемы возникает спонтанно.

Дрожащими руками подгибаю гофру к фланцу выхлопного коллектора, спрыгиваю за инструментом. В спешке всё валится из рук. Пытаюсь успокоиться, но страх побеждает. Схватив пару ключей и несколько ржавых болтов с гайками, пулей взлетаю наверх. Время тянется, словно слюна мутафага, а я никак не могу совместить отверстия. Шорох ползуньих когтей уже совсем рядом. Меня бьёт озноб, пот ручьями струится со лба…

— Есть! — восклицаю невольно, когда болт встаёт на положенное место.

С усилием навинчиваю гайку, поправляю фланец гофры и всовываю ещё два метиза. Дальше работаю ключами. Тренированные руки и отличное качество инструмента позволяют быстро управиться с задачей.

Спрыгиваю за остальным крепежом и застываю в полусогнутом состоянии. Виной тому шорох внутри гофры. До предела напрягаю слух, стараюсь почти не дышать. Впечатление такое, что вместо сердца барабан. Теперь моя жизнь зависит от того, что взбредёт в голову этой слепой зубастой твари. Хорошо, если сюда забрёл ползун-строитель: может просто уткнуться в тупик и уйти восвояси. А если солдат-разведчик, тогда остаётся уповать на милость Великих Доминантов.

Тишина оглушала, постепенно перерастая в дрожащий звон. Конечности мигом затекли, требуя живительного движения. Легче убегать или драться, чем вот так сидеть и уповать на удачу, когда от тебя почти ничего не зависит.

Наконец раздался долгожданный, и в то же время устрашающий душу, тихий шорох, затем мерное постукивание когтей о металл, сменившееся затихающим цокотом по бетонным ходам газоотвода.

Ещё некоторое время сижу недвижимо, пока звуки окончательно не стихают. Аккуратно собираю остатки крепежа и распрямляюсь с хрустом в суставах, на что мышцы отвечают густыми снопами мелких щекочущих покалываний во всех конечностях.

Придя в норму, привинчиваю гофру основательно. Слезая с двигателя, замечаю, что одна трубка, тянущаяся вдоль всей установки, сильно прогнута как раз в том месте, где удобнее всего взбираться наверх, да и отсутствие пыли говорило, что я тоже не раз наступал на этот участок.

Ради интереса отслеживаю предназначение трубопровода. Оказывается, он является защитным кожухом для шланга, который питает топливный насос. Вспоминаю содержание записки лейтенанта и нахожу ответ: почему после демонтажа гофры не завёлся двигатель генератора.

— Да, ребята. Будь среди вас механик, возможно, умерли бы от старости.

Я заметил, что часто разговариваю сам с собой. Наверное, виной тому природа человека, так уж устроен мозг разумного животного, чтобы жить вместе, сообща преодолевать трудности и невзгоды этого жестокого мира. Вот почему после Большого Взрыва выжившие люди не могут вернуться к прежней жизни. Ведь до катастрофы столько всего было построено, придумано. В каждой древней книге описываются такие чудеса, что не верится, даже представить трудно. Взять хотя бы этот генератор. Наверное, легко освещал весь объект, открывал большие ворота для танков…

Стоп! Меня снова посетила бредовая фантастическая идея. А если удастся завести древнего великана?! Можно выбраться наружу через главный вход; да собственно — это ведь единственный шанс на спасение…

Мысли лихорадочно роятся в голове, выискивая другие возможные варианты. И чем больше я думаю, тем менее безумным кажется первоначальный план. Инструкция по устройству и работе генератора у меня есть, причину по которой не завёлся тогда двигатель — знаю. Вот только будет ли он служить после долгого отсутствия людской заботы?

Была — не была! Решено! Читаю книгу и попытаюсь. Отец вон смог отремонтировать более негодную железку, а мне тут и делать-то нечего. Только лишь узнать: как запускается этот великан.

В желудке заурчало. Организм требует пищи. Надо терпеть — такого добра здесь не найти. Хорошо хоть вода есть.

Вспомнив о бутылке, отвинчиваю крышку, делаю несколько глотков. Пора изучать технологию предков. Достаю инструкцию по генератору и погружаюсь в описание.

Много непонятных слов, терминов, понятий, но благодаря схемам общая картина работы сложного устройства понемногу проясняется. Хорошо хоть отец многому научил, готовя себе замену.

Дохожу до описания запуска установки и постепенно понимаю, что все мои планы начинают рушиться. Чтобы подтвердить или опровергнуть сомнения обхожу генератор и открываю ящик с аккумуляторами. Сердце падает в пятки, разрываясь на части. Вся внутренность отсека заполнена бледно-зелёным мхом вперемешку с прозрачными крупинками, которые красиво отсвечивают огонь лампады. Подобная картинка никак не соответствует рисунку в инструкции.

Словно в тумане подхожу к щиту управления и нажимаю пусковую кнопку. Изменений никаких. Такая же тишина, только слышно, как коптит самодельная лампа.

На ватных ногах возвращаюсь к ящику, со злости сбрасываю инструкцию на пол, сажусь, ставлю перед собой источник света и тупо смотрю на пляшущий язычок пламени.

Всё напрасно. Все попытки спасти свою жизнь, увидеть солнце, вынести из подземелья кучу добра, похоронить отца, отомстить за его смерть…

Внезапно глаза пробегают по странице инструкции, где жирными буквами написано: «Аварийный запуск двигателя установки». Это предпоследний раздел, до которого я как раз и не дочитал.

Искра надежды вновь подстёгивает к действиям. Внимательно читаю полторы страницы текста, сверяюсь со схемой и бросаюсь к установке. Рядом с аккумуляторным отсеком открываю широкую дверцу, подсвечиваю лампой содержимое. Душа ликует — небольшой двухцилиндровый двигатель установлен специально для аварийного пуска генератора и работает он от примитивного магнето: дёргаешь шнурок с ручкой, и всё.

Прячу инструкцию в карман, выпрямляю изогнутую трубку-кожух шланга питания топливного насоса основного двигателя — летаю, словно на крыльях. Теперь главное: ничего не забыть.

Открываю кран подачи топлива к аварийному агрегату, вдавливаю кнопку подсоса на карбюраторе — колени дрожат от перевозбуждения. Наступил решающий момент. Палец холодеет, из-за попавшего на него бензина. Одёргиваю руку, едкий запах щекочет нос. Резко дёргаю заводной шнурок — ничего, только шелестит начинка мотора. Тяну ещё раз, ещё и ещё — результата нет.

— Проклятье!

Злость начинает клокотать внутри. Стискиваю зубы и остервенело без остановки рву заводку на себя, пока не перестаёт слушаться рука.

Обессиленно прислоняюсь лбом к холодному металлу, дышу, словно загнанный мутафаг. Хочется выть, бить, крушить этот древний агрегат.

Вспоминаю отца, который всегда уповал на терпение и здравые размышления. Стараюсь успокоиться. Ещё не всё потеряно. Нужно выкрутить свечу, почистить, проверить наличие искры между её электродами. Чтобы выплеснуть остатки злости, дёргаю шнурок ещё раз…

Не верю своим ушам. Моторчик ожил. Хлёсткое весёлое стрекотание разнеслось по всей комнате. Я растерялся, забыл, что нужно делать дальше. Этот рокот древнего агрегата заворожил и одновременно загнал меня в ступор. Не знаю, сколько бы стоял так, если бы не замигал зелёный глазок на панели управления.

Вспоминаю содержание инструкции. Резко тяну на себя рычаг включения подачи тяги, плавно отжимаю сцепление. Слышу, как моторчик пошёл в нагрузку и затрясся большой двигатель.

Летят мгновения, нервы натянуты до предела. В этом рокоте и шелесте древнего железа кроется моя судьба. Взываю к небесным платформам, молюсь Древним Предкам…

Мощный поток воздуха бьёт в лицо, засыпая пылью глаза. Грозный вой, и глухой металлический грохот закладывают уши. Панель управления засветилась разными цветами, ожили тоненькие стрелки на приборах.

Эйфория радости смешалась с испугом, заставив всё тело биться в ознобе. Лампада потухла, но яркая подсветка на панели не давала мраку поглотить помещение. Протягиваю дрожащую руку к кнопке «Запуск генератора», вдавливаю и зажмуриваюсь.

Послышался мягкий щелчок, двигатель сбавил обороты. Сквозь смеженные веки вижу, как вспыхивает яркий свет. Медленно открываю глаза.

О чудо! Четыре фонаря на потолке заливают ослепительным свечением всё помещение. От этого дива по спине пробегают мурашки, подгибаются колени. Я невольно приседаю и до рези в глазах пялюсь на сияющие солнца, пока слёзы не размывают чёткость восприятия картинки.

Медленно опускаю голову, утираю влажные щёки, жду, когда настроится зрение. Вспоминаю, что забыл заглушить пусковой двигатель. Это заставляет вскочить и действовать дальше, прокладывая нелёгкий путь к спасению.

Управившись в генераторной комнате, устремляюсь на поиски возможности выхода. Громадный гараж также залит белым светом, только лампочки здесь причудливо длинные и сдвоенные. Обхожу расчехлённый поржавевший танк, любуясь его хищными формами. Сразу натыкаюсь в углу на небольшой металлический ящик. Протираю лицевую крышку, проглядываются надписи над тремя кнопками: «Открыть», «Стоп», «Закрыть».

Неужели вот так просто? Нажать пальцем кругляшек и свобода? Почему-то не решаюсь сделать долгожданный последний шаг, который должен поставить точку во всех моих мытарствах. Проступило какое-то ноющее чувство привязанности к этому подземелью, к великолепным мощным машинам, созданным Древними Предками. Захотелось ещё более пристально рассмотреть, изучить, пощупать удивительные вещи, механизмы и предметы. Правда сохранялась вероятность, что ворота могут не открыться или закончится топливо в генераторе. Это подстегнуло к действию.

Утапливаю кнопку «Открыть». В ящике раздаётся еле слышный щелчок, затем внутри угла возникает нарастающий гул. Неожиданно вздрагивает всё подземелье, и выступающая часть стены, украшенная отметиной от снаряда, медленно ползёт влево.

Невольно делаю шаг назад. С опаской поглядываю на дрожащий пол. И тут меня ослепляет яркий свет солнца. От неожиданности закрываюсь руками. Щель продолжает увеличиваться, отбеливая нутро подземелья. В это время привыкают глаза, и я замечаю, что снаружи уже вечер, кровавый закат которого сливается с языками пламени, охватившими весь мой дом, мастерскую и даже деревянный забор.

Дыхание остановилось, я не могу пошевелиться. Тупая боль обволакивает сердце, медленно разливаясь по телу волною дрожи и ядовитой горечью злобы. Ледяной злобы на весь этот проклятый мир, на это мерзкое солнце, к свету которого я стремился.

Рука уверенно тянется к щиту управления воротами. Нажимаю «Стоп», затем ещё одну кнопку, и пока железобетонная громадина ползёт обратно, я со зловещим оскалом оглядываю ближайший зачехлённый танк…