Просторы Многомирья

I

Завораживающий, переливающийся разными оттенками: золотистыми, пурпурными и бирюзовыми, рассвет поднимался, рос в небе Каэлдэрона. Начинался новый день, который не обещал никаких отличий от многих-многих предшествовавших ему размеренных, тихих дней…

В небе неспешно плыли, плавно изменяя свои очертания, кучерявые облака: ни грозы, ни дождя, вроде бы, не ожидалось. А ещё, в этом лазурчатом небе висели иные миры. До некоторых из них, по меркам Многомирья, было далече — то есть, по двести, а то и триста километров. Но такие, отдалённые миры, едва можно было увидеть: небольшими пятнышками или же крапинками выглядывали они из-за облаков; ближние же миры можно было, при желании, разглядеть в деталях.

Вот, например, мир Аратроэль — до него всего пять километров и на его поверхности отчётливо видны и речки и озёра, и гряда холмов, и дремучий, высокий и плотный лес, среди которого белеют загадочные, древние руины. На Аратроэле не видно людских поселений, но всё же, помимо животных, там есть кто-то (иногда, в ночные часы, в тёмном лесу Аратроэля видно синеватое свечение, оно то разгорается ярче, то почти затухает, то передвигается с места на место…)

Можно описать и ещё несколько приближённых к Каэлдэрону миров, но уже пора знакомить читателя с одним из главных героев этого повествования. Здесь же добавлю только, что между мирами в Многомирье — только воздух, и некоторые птицы успешно перелетают с мира на мир. Размеры же миров — совсем крохотные: двадцать-тридцать километров в диаметре. Но и живёт на таких мирах — самое большее по тысяче человек. Миры вращаются, светит им Солнце, а как далеко до этого ярчайшего, жаркого шара, сколь велико Многомирье — этого они не знают… Ну, во всяком случае, жители Каэлдэрона точно не знают.

Что надо жителям Каэлдэрона в их жизни? Растить урожай, следить за домашней живностью, и не волноваться лишний раз. Из разумных существ Каэлдэрон населяют только люди, хотя даже и им, ленивым, неповоротливым и необразованным, известно, что в Многомирье обитают и другие разумные существа — не люди.

А вот, наконец, и один из главных героев этого повествования. Его имя — Винд. Ему двадцать три года, он родился и вырос на Каэлдэроне в небольшом городке, который каэлдэронцы, за неимением у них других поселений, так никак и не назвали. Если же им доводилось зайти далеко от окраины этого городка (то есть — на два, три километра), то они в таких случаях говорили: "Пойдём-ка домой".

Поэтому и Винд, который встретил тот безмятежный рассвет аж в десяти километрах от городка (то есть, практически на другом полушарии Каэлдэрона) сказал:

— Пойдём-ка домой.

Призыв этот был обращён к Аше. Эта Аша была не человеком, а птицей с золотистым, под цвет солнечных лучей в пригожий день, опереньем. Аша понимала всё, что говорил ей Винд…

Блуждая в лесах, прохаживаясь по полям, заглядывая в глубины водоемов, Винд выискивал всевозможные целебные коренья, стебельки и листья. Затем нёс свои находки домой, где отец и мать готовили из них снадобья, а продажей и обменом этих лекарств на продукты они и жили. Винд хорошо знал родной Каэлдэрон, исходил его за свою, не столь уж и долгую жизнь, вдоль и поперек, но все же некоторые из нужных ему растений были столь редкими, что без помощи Аши юноша едва ли нашёл бы их…

Весь день и вечер прошли в поисках, ночью же Винд спал под кроной ясеня. Зато теперь за спиной юноши висел, источая тонкий, многообразный аромат, рюкзак. Собрано было даже больше, чем планировалось, и настроение у Винда было отменным: он улыбался, предвкушая долгий, неспешный путь по звериным, едва приметным тропкам…

Но вот Аша, которая до этого просто перелетала с ветки на ветку перед Виндом, устремилась к небольшому округлому лесному озерцу. Золотистая птица уселась на прогнившей коряге и, склонив голову почти над самой водой, издала несколько зовущих, тревожных звуков. Винд удивился — ведь Аша была птицей спокойной, всегда исполнявшей команды, но ни о чём не просившей. И должно было случиться нечто действительно выдающееся, чтобы она так растревожилась.

Винд быстро подошёл к берегу и тоже склонился над водой. Сначала увидел только отраженные кроны деревьев, облака, да ещё — мир Аэротроэль. Но затем, чуть приметное изумрудное сияние поднялось из озёрной глубины, заставило его вздрогнуть. Ну а Аша издала ещё один тревожный, предупреждающий звук.

Что могло так сиять на озёрном дне? Никогда прежде Винд не замечал такого странного зеленоватого свечения. Ну а на берегу этого озерца он не появлялся уже два года…

Впрочем, размышлять и гадать совсем не хотелось. Ведь Винд по природе своей был исследователем. Он всё время искал, хотел чего-то нового, и этим отличался от других каэлдэронцев. Вот он быстро скинул свою одежку, и нырнул в озерцо.

Вода, также как и в других озёрах, была прозрачной, со дна били холодные родники. Плавно колыхались разросшиеся, большие водоросли, а стаи мелких рыбёшек юркали в стороны, когда к ним подплывал Винд. Юноша пристально вглядывался, ждал, когда же вновь появится изумрудный свет…

И вот сияние вновь разрослось — разные оттенки зеленого, малахитового, изумрудного переливались, приятно радуя глаза…

Ещё несколько сильных, стремительных движений вперёд, и вот Винд увидел, что во впадине, которая, наверное, была самым глубоким местом этого озерца, лежит сфера и источает из себя эти дивные, загадочные лучи…

Винд уже больше минуты пробыл под водой, но он привык к долгим погружениям, поэтому теперь, вместо того, чтобы всплывать и набрать воздуха, схватил эту красивую сферу и потащил её назад, к берегу. Сфера оказалась тяжёлой, но Винд не сдавался, а всё толкал и толкал её перед собой…

Прошло больше двух минут, прежде чем Винд, наконец, вынырнул. Он глубоко, жадно вздохнул, а потом поднял сферу над головой и сказал Аше, которая по-прежнему сидела на коряге возле берега:

— Ты много хорошего находила, часто мне помогала, но сегодняшняя находка — особенная. Если бы не ты — то я бы прошёл мимо этого чуда…

И, уже вытащив сферу на берег, Винд проговорил озадаченно:

— Что же это всё-таки такое?

Аша ничего не ответила, зато изнутри сферы раздался глуховатый удар, а сама сфера вздрогнула. Не успел Винд опомниться, как удар повторился, сфера покачнулась, и на её поверхности появилась трещина, выделявшаяся более ярким зелёным светом.

Тогда Винд пробормотал:

— Эге-ге, да ведь это — яйцо! Интересно, кто из него вылупится? Может, твой родственник, Аша? Хотя — нет. Яйцо уж больно крупное.

И действительно — если в Аше от клюва до хвоста было полметра, то в яйце — не меньше метра. Ну и птенец из него должен был вылупиться соответствующий…

Долго ждать не пришлось. Вот скорлупа окончательно треснула, а из образовавшегося отверстия начал улетучиваться зеленоватый, самостоятельно светящийся газ. Аша случайно вдохнула этот газ и тут же начала кашлять.

Ну а Винд увидел то, что вылупилось из яйца. Глаза юноши расширились, и он выдохнул в искреннем, самом сильным в своей жизни изумлении:

— Вот это да! Чудо!

Чудом было то, что из яйца вылупилась не птица, не ящерица, а миниатюрный парусный корабль! Что такое парусные корабли на Каэлдэроне знали. Ведь в их захолустье изредка — раз в полгода, а то и в год залетали парусные корабли купцов. Конечно, у этих важных, богатых купцов были дела поважнее, чем мелкий торг с каэлдэронцами, и навещали они их только если на других мирах торговля шла не слишком ладно. Но их корабли были сделаны из дерева, местами — обиты железом, а паруса — сшиты из ткани. Винд расспрашивал матросов и они ему отвечали, что корабли строят на верфях. Винд им верил… А тут такое чудо — парусный корабль взял да и вылупился из яйца!

Конечно, для настоящего корабля этот новорожденный был чрезмерно маленьким, и на его разместилась бы белка, а не человек, но кораблик тут же, без всяких матросов и капитанов проявил свой норов — соскользнул на воду и поплыл!

Кораблик плавно скользил по озерцу и через несколько секунд уже достиг его середины. Винд же остался на берегу, он спросил у Аши:

— Ты что-нибудь понимаешь?

Аша, которая только оправилась от попавшего к ней в лёгкие газа, недоуменно развела крыльями.

Тогда Винд крикнул, обращаясь к кораблю:

— Э-эй, ты меня понимаешь?!

И кораблик развернулся к нему, тем самым словно бы говоря, что да — понимает. Тогда Винд произнёс:

— Знай, что я тебе не причиню никакого зла… Я предлагаю тебе свою дружбу…

Кораблик оставался на месте, слегка покачиваясь, отбрасывая на воду зеленоватое свечение.

Винд понял, что так делу не поможешь, надо действовать иначе. И вот он достал из кармана дудку и начал на ней играть. Мелодия, надо сказать, была незамысловатой, но вовсе недурственной и даже приятной для слуха. Винд сам сочинил её во время своих одиноких странствий по лесам и полям…

И — подействовало! Кораблик медленно, неуверенно подплыл к берегу. Впрочем, между ним и Виндом оставалось несколько метров воды. И теперь юноша наконец-то смог разглядеть новорожденного.

В передней части кораблика, там, где у обычных кораблей могли быть всяческие украшения, — сверкали два живых, слегка выпуклых глаза….

Глядя в эти глаза, Винд услышал мягкий, тонкий голос:

— Здравствуй, Винд.

Юноша произнёс:

— Так это ты говоришь, корабль?

— Да, это я.

— Ты знаешь моё имя?

— И твоё имя и твой язык.

— Но откуда? Ведь мы, кажется, прежде не встречались.

— И не должны были встречаться. Но не спрашивай, кто я такой и какова моя цель. Я не знаю.

Винд подумал, как странно должен выглядеть этот диалог со стороны. Что касается Аши, то она, если и удивилась, то не подавала виду, а сидела на прежнем месте и преспокойно вычищала свои роскошные, похожие на драгоценность перья.

Кораблик произнёс:

— Если хочешь, можешь дать мне имя.

Винд озадачился:

— Я никогда прежде не давал имён. И даже когда родился мой младший брат, то это родители выбрали для него имя — Кэидж. Мне кажется, что выбор имени — это очень ответственная задача. Ведя имя остаётся с человеком… или с кораблём на всю его жизнь.

— Так ты хочешь оставить меня без имени?

— Нет-нет, что ты! Сейчас… э-э… какое бы имя подошло для тебя?.. Ты вообще скорее какого рода: мужского или женского?

— Я… — кораблик задумался, а потом ответил. — Скорее — корабельного рода… Хотя нет — скорее, мужского.

— Ладно, тогда буду выбирать из мужских имён. Изумрадр подойдёт?

— Да.

— Не… мне самому не нравиться. Зеленчук?.. Нет!.. Парустр?.. Не-а. Крылов?.. Может, и правда, Крылов? Здесь сочетание двух слов «крылья» и «лов» — то есть, ты будешь ловить своими крыльями… ну или парусами ветер и летать быстро-быстро. У нас на Каэлдэроне жил один человек по имени Крылов, он э-э… — Винд смущённо замолк.

— Что же значит твоё "и"? — поинтересовался кораблик.

Винд быстро выпалил:

— Он умер от ожирения. Но тебе такое, конечно же, не грозит. Ты, кстати, чем питаешься?

— Я питаюсь солнечным светом, — ответил кораблик Крылов. — Мои паруса улавливают это аппетитное сияние, и дальше — оно разливается по всему моему телу. Сейчас мне надо много солнечного света, и как хорошо, что здесь только начинается день.

— Ты будешь расти? — спросил Винд.

— Я уже расту. Каждое мгновенье моё тело увеличивается, хотя увеличения эти слишком незначительны для твоих глаз.

— А летать ты умеешь?

— Пока что — нет. Я умею только плавать. Но наступит такой день, когда поднимусь в воздух.

Златокрылая Аша перелетела на более высокую ветку, и издала звук, который, как знал Винд, означал то, что кто-то приближается. И Винд спросил у кораблика:

— Ты сможешь спрятаться?

— А как же! — воскликнул кораблик и бесшумно, стремительно нырнул.

Но под водой ещё видно было порождаемое им изумрудное свечение.

Но кто же к ним мог приближаться? Неосторожный, не обращающий внимание на весьма громкие, недавно здесь звучавшие голоса зверь или же человек, каэлдэронец?..

Винд скорее ожидал увидеть зверя, так как люди на Каэлдэроне редко отходили от своего единственного поселения..

Юноша укрылся за стволом старого, массивного дерева; сам пригнулся к земле, и теперь, благодаря одежде, его сложно было увидеть со стороны. Обычный каэлдэронец не заметил бы его, прошёл мимо…

Сначала Винду показалось, что к берегу озера вышел зверь. Во всяком случае, на человека он не был похож. Вместо кожи — тёмно-зелёная, почти чёрная чешуя; вместо носа — изгибавшийся кверху острый рог. Однако же, этот незнакомец передвигался, стоя на задних лапах; и на нём имелась одежда, почти сливающаяся по цвету с телом.

В сильной, широкой лапе незнакомец сжимал трезубец, а за спиной его была закреплена широкая, кожаная котомка, из которой торчали некие, незнакомые Винду предметы.

Юноша медленно пригнулся ещё ниже, почти слился с землей, и теперь был уверен, что заметить его невозможно. Но Винд ошибался. Незнакомец спросил грубым голосом:

— Ты чего там разлёгся?! Пьяный, что ли?..

Винд приподнялся, но не знал, что ответить, и стоит ли, вообще, вступать с этим существом в какие-либо разговоры.

А неизвестный прохрипел:

— Пьяный, что ли, я спрашиваю?

Винд решил, что, пока и в самом деле лучше притвориться пьяным, приглядеться, решить, что делать дальше. И юноша кивнул.

Рогоносый рявкнул:

— Я слышал, ты здесь с кем-то разговаривал?!

Винд неопределённо пожал плечами. Тогда рогоносый вновь прорычал:

— …За дурачка меня держишь? Думаешь, я не знаю, с кем ты здесь болтал?.. С ним, с кораблём… А-а, по лицу твоему вижу, что именно с ним…

И внимательнее поглядев в воду, произнёс:

— А-а, да вон и свет от него…

С этими словами он скинул со спины котомку, и стремительными, ловкими движеньями начал доставать из неё нечто, напоминающее грозное оружие. Этот «инструмент» находился в разобранном состоянии, но, чем больше частей рогоносый соединял, тем более зловещий вид оно приобретало.

Изумлённый Винд спросил:

— А что вы собираетесь делать?

— Ну а ты как думаешь?! — хмыкнул рогоносый, и, не дождавшись ответа, прорычал. — Вести дружеские беседы с твоим корабликом и петь с ним песенки!

Трудно было поверить в правоту этих слов, да к тому же рогоносый расхохотался. Но Винду было совсем не до шуток. Он ещё раз спросил:

— Зачем вам это и… кто вы?

— Не твоё дело… — пробурчал рогоносый.

— Что-то я вас раньше на Каэлдэроне не видел.

— Да что ты вообще в своей жизни видел?! Ха-ха!!..

Продолжая собирать страшное устройство и, не оборачиваясь к Винду, рогоносый поинтересовался:

— Лучше рассказывай, что тебе этот корабль наплёл?!

— Он мне… ничего… он ещё только недавно вылупился… Он ещё маленький совсем…

— Маленький?.. Ну и отлично. Стало быть, меньше проблем с ним будет…

Теперь на берегу возвышалось нечто напоминающее пушку. Рогоносый проворчал:

— Смотри внимательно, дикарь. То, что ты сейчас увидишь, станет самым занимательным зрелищем во всей твоей бессмысленной жизни.

Он достал из кармана мешочек, развязал его, зачерпнул в ладонь золотящуюся пыльцу, и бросил её в сторону озера. Но пыльца не упала на воду, а сверкая, повисла в нескольких сантиметрах над поверхностью.

Рогоносый же направил дуло пушки на воду и пробормотал:

— Сейчас…

— Вы хотите выстрелить? — спросил Винд.

— Надо же — какой догадливый! — хмыкнул рогоносый.

— Но зачем? Объясните?! Неужели вы хотите уничтожить этот прекрасный корабль?! Что он вам плохого сделал?!..

— Заткнись-ка ты, — посоветовал рогоносый. — А то я и в тебя стрельну…

— Но зачем?..

— В корабле этом есть одна штука, за которую дадут кучу денег. Будешь себя хорошо вести, и тебе кое-что перепадёт…

Рогоносый совершенно уверился, что такое предложение придётся Винду по душе, и он будет ожидать удачного окончания охоты. Конечно, рогоносый ничем с Виндом делиться не собирался…

А Винду казалось, что только он обрёл замечательного, можно сказать волшебного друга — кораблик Крылов, и вот появился некий урод с оружием и пытается этого друга подстрелить.

Ну уж нет!..

В то мгновенье, когда под золотистым, порождаемым пыльцой сиянием, начал разрастаться изумрудный свет, то есть — кораблик начал всплывать — Винд прыгнул, и со всех сил толкнул рогоносого в его широкую спину. Рогоносый дёрнулся вперёд, навалился на пушку и, вместе с ней начал заваливаться в озеро.

Пушка шумно грохнулась и тут же затонула, а вот рогоносый успел развернуться и схватить Винда за руку. Морда пришельца была искажена злобой, он выкрикивал страшные проклятья, среди которых можно было разобрать:

— Я тебе глотку перегрызу!..

С верхней ветви слетела Аша. Златистая птица огрела своими сильными крыльями рогоносого по его лысый голове, но когтями вцепиться не успела, потому что рогоносый ударил её своим широким кулаком в шею. Аша перевернулась и без движения упала на землю.

Винд дёрнулся было к своей помощнице, но рогоносый крепко держал его за ноги и проворно подбирался к его шее. Уж очень рогоносый разъярился, глаза его округлились, он тяжело дышал, жаждал разорвать Винда и не видел, что за его спиной из озера уже всплыл кораблик. Изумрудное сияние усилилось, переплелось с золотистым светом пылинок…

И только когда подплывший вплотную к берегу кораблик Крылов подтолкнул Рогоносого в пятку, тот резко обернулся и вскрикнул хрипящим, захлёбывающимся голосом. А Винд, наконец то, смог освободиться и, отталкиваясь ладонями от земли, отползал до тех пор пока не упёрся спиной в дерево.

Ну а Рогоносый, хоть и хотел, а уже никуда не мог отползти. Из кораблика выдвинулись тонкие нити, стремительно расползлись по телу рогоносого и оплели его так, что теперь он напоминал извивающуюся мумию. Ещё несколько раз он изогнулся, а затем — затих. Кораблик оттащил его в озеро; погрузился вместе с рогоносым в воду.

Только тогда Винд опомнился, подбежал к Аше, осторожно дотронулся до её шеи, позвал:

— Ну как ты, живая?

Птица приоткрыла глаз, и издала негромкий, клёкочущий звук. Винд же пробормотал:

— Ну, кажется, повезло тебе. Шея не перебита. Хотя удар был очень сильный. Да-а, досталось же тебе…

Затем он обернулся к озеру. Кораблик вновь находился на поверхности, но несколько разросся. Теперь на его палубе смогла бы вольготно разместиться не только белка, но и лисица.

Юноша спросил:

— А что с этим… рогатым?

Кораблик преспокойно ответил:

— Теперь он — часть меня.

— Ты его что же, скушал? — ужаснулся Винд.

— Да, пришлось. Ведь намерения у него были крайне недружелюбными…

— А меня ты… — Винд запнулся.

Но кораблик Крылов ответил:

— Нет. Тебя я кушать не буду. Ты — мой друг. И вообще, как я уже говорил, основная пища для меня — это свет.

— А кем был этот рогоносый? — задал вопрос Винд.

Крылов пояснил:

— Появился он здесь неспроста; то есть, у него было что-то для определения моего хотя бы примерного местонахождения. А из его слов ясно, что он уже и прежде охотился на таких, как я. Правда, пока что не знаю, какая именно драгоценная часть меня больше всего интересовала его. Прилетел он на Каэлдэрон издалёка, но его корабль должен быть где-то поблизости. Возможно, ты сможешь найти…

— А что это за корабль? Он похож на тебя?

— Этого я пока что не знаю. Хотя — вряд ли…

Тогда Винд спросил у Аши:

— Ну как ты: сможешь летать?

Птица издала ещё один жалобный звук и слабо пошевелила крыльями. Без дальнейших объяснений было ясно, что летать она пока что не сможет. Винд молвил с сожалением:

— Придётся тащить тебя домой.

Крылов посоветовал:

— Твоя златокрылая килограмм пять весит, а путь неблизкий, так что оставь её здесь. Не волнуйся, я присмотрю за ней. Впрочем, если ты найдёшь корабль рогоносого и научишься им управлять, то сможешь перенести Ашу к дому по воздуху.

— Хорошо. Я постараюсь найти… — кивнул Винд, и пошёл прочь от озера.

Винд думал, что его приключения на этот день завершились. Ведь, право, за короткое время он пережил больше необычного, чем за всю свою прошлую, размеренную жизнь. И, хотя он отправился на поиски того корабля, на котором прилетел рогоносый — Винд совсем не верил, что сможет найти его…

Но, отойдя метров на пятьдесят от озерца, Винд понял, что в окружающем его лесу, что-то не так. Уж Винд то отлично знал эти места. Среди этой, необжитой человеком природе, он провёл больше времени, чем в единственном на Каэлдэроне поселении…

В чём же дело?..

А, оказывается, птицы не пели так, как пели они обычно в такой ясный, рассветный час; да и зверьки не перекликались. Прислушавшись, Винд смог уловить только несколько встревоженных, приглушённых голосков обитателей леса. Чего же они так испугались? Появления рогоносого?

Но ведь рогоносый был мёртв и чуткие звери и птицы уже должны были об этом знать… Стало быть, в лесу оставался ещё кто-то или что-то, что их пугало…

Дальше Винд передвигался с особой осторожностью. Он почти не прикасался ногами к земле; он не пошевелил ни одной ветки, ничто не хрустнуло под его ногами…

Ни один Каэлдэронец не мог сравниться с Виндом в искусстве двигаться бесшумно, но всё же то существо, которое стояло на небольшой, погружённой в зеленоватую тень поляне повернуло к нему голову.

Это была птица, но, несомненно — самая крупная из когда-либо виденных Виндом птиц. От её массивной головы и до кончика хвоста было никак не меньше семи метров, а под жёсткими, тёмными перьями заметны были сильные, крепкие мускулы. Широкий клюв запросто мог раскроить человеческий череп. Именно из-за убийственного клюва и звали птицу клюваном. На спине у этого чудища, между крыльями, закреплена была кабинка, сливающаяся цветом с птицей. Верёвочная лестница спускалась от кабинки к массивному, гнилому пню…

Всё это Винд разглядел уже лёжа на земле. Клюван, хоть и обернул к нему голову, а не мог увидеть его за кустарником. Увидеть не мог, а вот почуял. Издал грозный клокочущий звук, и начала надвигаться. Он не спешил, взрывал острыми когтями землю; шумно и грозно выдыхал воздух.

А Винд глядел на клювана и думал: "Вот и нашёл, что искал! Полетал, называется! Что же теперь делать?! Убегать?! Может, он и не погонится за мной, тогда удастся улизнуть…"

Юноша приподнялся, и уже собирался дать дёру, как приметил, что из кабинки на спине птицы исходит такой же изумрудный свет, что и от кораблика Крылова.

Страсть как захотелось Винду узнать, что это за сокровище!

Винд был ловким, сильным юношей, а поэтому — уверился в своей удаче. Когда Клюван оказался совсем рядом с ним, он отскочил за ближайшее дерево. Чудище взревело и бросилось за ним, клюв ударил в ствол, пробил его, дерево покачнулось…

Винд воспользовался тем, что клюв застрял и птица дёргалась, пытаясь высвободиться. Юноша подпрыгнул, ухватился за верёвочную лестницу, и стремительно начал карабкаться вверх, в кабину.

При этом он чувствовал столь резкий азарт, что даже улыбался. О смертельной опасности, которая ему грозила, Винд не думал. В общем, он поступал слишком опрометчиво, но, быть может, и простительно для своего двадцатитрехлетнего возраста…

Именно в то мгновенье, когда Винд добрался до кабины, птица высвободила клюв и резко прыгнула в сторону, изогнулась так, что, если бы юноша не успел вцепиться в обшивку, то упал бы на землю и был бы растоптан или заклёван до смерти.

Но Винд, продолжая усмехаться, подтянулся, и оказался уже в кабинке, захлопнул за собой дверцу, и пробормотал:

— Ну вот. Теперь ты меня точно не вытряхнешь…

Он огляделся, ища источник малахитового света. Оказывается, свет этот исходил из сундука, который был прибит к полу и закрыт. Свет вырывался из узкого зазора под крышкой. Каким же ярким должно было быть это сияние внутри самого сундука!

Винд понимал, что может ослепнуть, но всё же любопытство было сильнее. Он попытался открыть крышку. Но не тут то было — сундук, конечно же, оказался закрытым.

А что же клюван? Он дёргался, изгибался, даже ударил несколько раз спиной о дерево. Но всё тщетно. Клюван уже и прежде почувствовал, что хозяина — рогоносого ждать бесполезно, что сердце его перестало биться.

Надо сказать, что клюван, по-своему любил рогоносого, ведь именно рогоносый выкормил клювана, когда он был ещё слабым птенцом, рогоносый был с ним всегда, отдавал команды, иногда подкармливал…

И вот теперь, оставшись без хозяина, но с ненавистным пришельцем на спине, клюван взмахнул крыльями и взмыл в небо…

Упали на землю несколько сломанных веток. Затаившийся лес постепенно начал оживать, наполняться звуками. Опасный хищник улетел и непривыкшие к таким гостям звери и птицы надеялись, что он больше не вернётся…

В первое мгновенье, когда клюван только взмыл с поверхности Каэлдэрона, Винд не понял, что произошло. Юношу просто метнуло от сундука к стене, но он, ухватившись за крышку, смог удержаться на ногах…

И только когда яркие, прямые солнечные лучи хлынули в оконце, Винд сообразил, что произошло.

Юноша бросился к этому оконцу, и, вцепившись в подоконник, выглянул наружу. Он увидел крылья клювана, почти безоблачное небо, и ближайший к Каэлдэрону мир — Аратроэль.

Винд крикнул:

— Лети назад! Слышишь?!

Но, если клюван его и слышал, то слушаться не собирался.

Конечно, мечтательному, полному энергии Винду хотелось отправиться в путешествие к другим мирам. Но не так же! Клюван был явно враждебной птицей, да к тому же, на Каэлдэроне остался новый друг Винда — кораблик Крылов и родители. Их Винд не собирался бросать, и теперь думал, как вернуться.

Спрыгнуть с клювана он не мог, так как птица поднялась уже на десятки метров от земли, и юноша, конечно же, разбился бы…

Приоткрыв дверцу, Винд шагнул наружу, и тут же вынужден был пригнуться от сильного встречного ветра. Он впился в жёсткие, тёмные перья клювана…

Чудовищная птица повернула к нему голову, раскрыла могучий клюв и издала гневный, не предвещающий ничего хорошего клёкот.

Винд проговорил:

— Знать бы ещё, как этот рогоносый тобой управлял… А?.. Может, есть здесь какие-нибудь поводья…

Такие разглагольствования клювану очень не понравились. Он резко выгнула шею и обрушил удар своего страшного клюва на то место, где за мгновенье до этого находился Винд.

Если бы не отличная реакция, то был бы юноша убит или сильно покалечен. Но он успел юркнуть обратно, в кабинку, а удар пришёлся в тело клювана.

Птица задёргалась, заорала яростно, несколько раз ударила клювом по кабинке, но её стены оказались хорошей защитой даже против таких сильных ударов…

Винд сидел на крышке сундука и держался за него. Юноша понимал, что теперь все небольшие шансы на примирение с клюваном потеряны. Так же он знал, что не успокоиться до тех пор, пока не найдёт возможность вернуться на Каэлдэрон.

В течении следующих десяти минут клюван, неустанно работая крыльями, летел к Аратроэлю. Винд выглядывал в оконце и видел те детали этого мира, которые прежде не мог разглядеть…

Так, например, он обнаружил, что среди руин стоят несколько домиков. Правда, эти домики были сложены из того же материала, что и руины, и поэтому практически сливались с ними по цвету. Разглядел он там и движение, правда, пока не мог понять, люди это ходят или другие существа…

Увидел Винд и совсем небольшое, метров пятнадцати в поперечнике озерцо, которое синело и золотилось, отражая небо на границе руин и леса. Клюван спускался к этому озерцу, хотел напиться перед полётом к более дальним мирам. Винд решил, что это и есть его шанс — надо было спрыгнуть, когда, а потом бежать… Правда, Винд ещё не решил, куда он побежит — в лес, или в руины, так как и лес и руины представлялись ему одинаково опасными.

И вот Винд распахнул дверцу, рванулся вперёд. Но и птица не собиралась так просто отпускать своего врага. Она рванулась вверх и, одновременно, в сторону.

Только чудом Винду удалось устоять на ногах. Но клюван продолжал изгибаться, и вот уже Винд повис, вцепившись руками в перья и болтая ногами в воздухе.

И тут увидел, что клюван вновь выгибает шею. Вот сейчас ударит его! Тогда юноша выпустил перья и полетел вниз…

За эти секунды клюван успел подняться на десяток метров и отлететь от озерца. Винд, падая, перевернулся в воздухе, увидел перед собой что-то каменное и вцепился в это что-то… Он больно ударился, закашлялся, но, по крайней мере, обошлось без переломов.

Винд уж собирался бежать, куда глаза глядят, да тут понял, что вцепился он в верхнюю часть полуразрушенной колонны, которая высилась на краю руин, а до заваленной обломками земли было ещё весьма и весьма далеко…

Клюван уже развернулся, увидел Винда и теперь нёсся на него. Глаза гигантской птицы были выпучены, сейчас она больше всего жаждала разорвать Винда на куски!

В последнее мгновенье, когда удар убийственного клюва казался неизбежным, Винд сумел перепрыгнуть на другую сторону колонны. Удар обрушился на камень и был так силён, что к старым трещинам прибавились новые, а колонна пошатнулась.

Клюван отлетел совсем недалеко, вновь развернулся и полетел на Винда. Юноша, начал спускаться вниз…

Клюван вновь ударил в колонну, но на этот раз не улетел, а вцепился в неё когтями, и резво начал спускать вниз, за Виндом.

Преимущество в скорости было явно на стороне птицы.

Острый коготь заскрежетал, кроша камень, следующей жертвой должна была стать голова Винда…

Тогда Винд разжал ладони и упал, пребольно ударившись спиной. Затем он увидел, что клюван дёргается, хрипит, бьёт крыльями, но уже не может спуститься за ним.

Громадное, метров трёх в длину копьё пригвоздило птицу к колонне. Клюван ещё пытался вырваться, но рана была смертельной — оружие попало в самое его сердце. И, наконец, клюван вместе с расшатавшейся колонной рухнул вниз. Винд едва успел откатиться в сторону, и тут же застонал от резкой, ноющей боли в боку. При падении он ударился о камень и сломал себе ребро…

Всё же, цепляясь за глыбу, он смог подняться, и увидел невысокие, схожие своим сероватым цветом с руинами фигуры, которые, косолапо раскачиваясь, резво приближались к нему.

Винд спросил:

— Это вы стреляли?

Ему ничего не ответили, зато схватили за руки и за ноги, подняли и понесли туда, где среди руин стояли их дома…

Обитатели Аратроэля сжимали руки и ноги Винда так сильно, что юноша, при всей своей ловкости не мог вырваться. Да он и не пытался: понимал, что со сломанным ребром далеко не убежит.

Его лицо было обращено к небу, и он видел родной Каэлдэрон, который нависал в пяти километрах, заполняя большую часть обзора. Единственное тамошнее поселение как раз поворачивалось на тёмную, ночную сторону; и можно было разглядеть крапинки тёплого света в домах…

Винд проговорил:

— Вы хотя бы понимаете, что я говорю?.. Я — каэлдэронец, и мне нужно вернуться на родину. Вот туда… — он подбородком кивнул вверх.

Но эти, схожие цветом с руинами существа, хранили гробовое молчание.

Вскоре Винда внесли в сложенное из каменных обломков строение. Положили на плиту…

Юноша попытался приподнялся, но тут обнаружил, что руки и ноги его уже обхвачены стальными обручами.

— Э-эй, вы чего задумали? — спросил он встревожено.

И вновь — гробовая, зловещая тишина. К Винду подошёл особенно ветхий обитатель руин, его серое лицо, так же как и камни, покрывали трещины; глаза его глубоко впали и Винд не мог их разглядеть.

Зато почувствовал Винд, как этот неизвестный положил ладонь на его сломанное ребро. Ладонь была твёрдой, как камень, и Винд сморщился от этого прикосновения.

Он попросил:

— Нельзя ли полегче?.. У меня в котомке есть коренья, которые помогут при лечении… А котомка… Ищите её возле клювана, которого вы подстрелили…

И тут растрескавшийся старец дёрнул за сломанное ребро Винда. Никогда ещё юноша не испытывал столь сильной, пронизывающей боли. Он громко вскрикнул; на лице его выступила испарина; он весь выгнулся вверх, а затем — потерял сознание…

Впрочем, как ему показалось, лишь мгновенье пребывал он во мраке. Затем сознание вернулось к нему…

Он сидел на каменной плите, не чувствовал боли, и глядел на сероватых обитателей руин. А они уже успели его разглядеть и не обращали на Винда особого внимания; занимались своими делами, перетаскивали некие, похожие на оружие предметы; но делали всё это молча. Юноша уверился, что они действительно немые, да, пожалуй, ещё и глухие…

Тогда он приподнял свою измятую, грязную рубаху, и обнаружил, что на месте сломанного ребра теперь вставлена каменистая пластина, цветом почти сливающаяся с его телом.

Он сказал:

— Ну, спасибочки… Так мне теперь и ходить с этим камнем в теле?

Ответа не ожидал, но получил.

А ответил ему тот, самый старый, самый растрескавшийся из всех каменистых:

— Камень крепкий — жизнь тебе спасёт. Грозный житель леса — Винда не убьёт.

Голос у старика был хрипловатым, трескучим, словно бы сквозь каменную толщу продирался.

Винд спрыгнул с плиты, прошёлся по этому, весьма просторному помещению и сказал:

— Спасибочки, конечно, что вылечил. Но у меня сейчас главная задача — на Каэлдэрон вернуться.

И снова растрескавшийся старикан проговорил:

— Знаем — мир Каэлдэрон. В небе он над нами. Но для нас он отдалён — не дойти ногами.

— Понятно, что ногами не дойти, ну так, может, долететь можно?

— Не летали никогда, жили долго в камне. Но ведь это не беда — будешь счастлив с нами.

— Нет, дорогие мои каменистые, с вами я счастлив не буду. Меня там родители ждут. У меня там друг — кораблик Крылов… В общем, буду думать, как отсюда выбраться… Вот ты говорил, что в лесу кто-то живёт. Можешь меня с ним познакомить?

При этих словах все каменистые прекратили свою работу, обернулись к Винду. Их серые лица выражали напряжение…

Старейший произнёс:

— Житель леса страшен. Ростом — в десять сажен. От него себя храним. И тебя о том молим…

— О чём молите то?

— Чтобы был ты с нами, с верными друзьями.

— Так, ладно, а что с клюваном-то?

— Птица вкусной оказалось — ничего уж не осталось.

— Понятно… могли бы и мне что-нибудь оставить. А там ещё кабинка была, а в кабинке сундук, а в сундуке… я, впрочем, не знаю, что в том сундуке, но, судя по всему, нечто очень ценное. Собственно из-за этого сундука и из-за своего излишнего любопытства я и попал к вам…

— Тот сундук вон там стоит — пламень яркий в нём горит.

Каменистый кивнул в сторону коридора. Винд поспешил туда, и, миновав крутой поворот, оказался на улице.

Оказывается, солнце уже зашло за горизонт; но полной тьмы не было — в вышине небо оставалось лазурным, там плыли мирные облачка; а из-за горизонта выглядывал Каэлдэрон. Родные уже ждали возвращения Винда, волновались…

Сундук стоял в нескольких шагах от входа в жилище; за ним, как показалось Винду, никто не присматривал. Так как кругом сгущались ночные тени, изумрудное сияние из-под крышки казалось более ярким, чем прежде…

Следом за Винду вышел и старый каменистый, у него Винду спросил:

— Пытались открыть?

— Открыть его пытались, но только обломались…

— Не догадываетесь, что там, внутри?

— Этого не знаем, но предполагаем… Свет там негасимый, сумраку противный. От лесного лиха будет нам…

Тут каменистый издал несколько скрежещущих звуков, и топнул ногой.

— Что, рифму придумать не можешь? — догадался Винд. — Ну так говори нормально, без всяких рифм.

— Мыслимо ль без рифмы? Мы ж не злые тифмы!

— Что ещё за тифмы? — хмыкнул Винд, решив, что непонятное словечко было придумано только что ради рифмы.

— Тифмы — злые твари, тёмные от гари. Все они пропали, мы свободны стали…

— Ну и замечательно!

Но каменистый продолжал:

— И одна лишь тифма по лесу гуляет, жизнь нам отравляет.

— А-а, так это вы про лесное чудище! Если с нашего Каэлдэрона на ваш Аратроэль ночью глядеть, видно синеватое свечение в лесу. Кто-то там движется, но вот кто — разглядеть мы не можем. Стало быть — это тифма бродит. А какая она из себя — эта тифма?

— Говорю же: в копоти, в тяжести и в топоте. К озеру подходит, на границе бродит; спать всегда мешает, наш покой смущает…

— Да? А мне в общем-то всё равно! Мне бы на Каэлдэрон вернуться!

— Ты забудь о Каэлдэроне, ты забудь о прежнем доме. Будешь жить в руинах, на сиих камнинах; рифмами общаться в камень превращаться.

— Ну уж нет! Мне уже осточертели ваши рифмы, а уж в камень превращаться мне совсем не хочется…. Так что буду думать, как домой вернуться! — выкрикнул Винд.

— Если хочешь — возмущайся, ну а лучше — рифмами общайся!

— Да не нужны мне ваши рифмы!..

Тут земля под ногами Винда слегка вздрогнула. Прошло несколько мгновений и толчок повторился…

— Что это? — спросил юноша.

— Тифма то проклятый, злобою объятой; к озеру подходит, страх на нас наводит..

Винду страсть как захотелось взглянуть на Тифма. Страха он не испытывал, зато подумывал: а не поможет ли эта Тифма вернуться на Каэлдэрон? Глупо, конечно, было на это надеяться, но всё же оставаться совсем без всякой надежды Винд не хотел.

И вот он подхватил сундук, который оказался совсем лёгким и зашагал в сторону озерца. Выплёскивавшееся из-под крышки изумрудное сияние приятно переливалось на окружавших его каменных руинах.

— Осторожней будь: эта Тифма — жуть! — наставлял его каменистый.

— Да ладно, я за колонной укроюсь. Она меня и не увидит, — ответил Винд.

Так Винд прошёл на край руин, туда, где днём произошла короткая и драматичная схватка с клюваном. Там лежала раскаченная и поваленная громадной птицей колонна, но всё, что осталось от самого клювана — это несколько тёмных пятен на пыльной земле.

Винд положил сундук с неведомым изумрудным сокровищем, и сам улёгся рядом, затаился, укрывшись за каменными обломками. Со стороны озера его не должно было быть видно. Не подумал он только о том, что страшная и ужасная, неведомая Тифма могла приметить изумрудный свет из сундука, который становился тем ярче, чем больше сгущалась ночная мгла.

То, что Тифма приближалась, было ясно из того, как вздрагивала земля. А среди высоких деревьев старого леса, который тёмной стеной дыбился на противоположном берегу небольшого озерца, мерцало, то разгораясь сильнее, то почти затухая, зловещее синеватое свечение…

Винд пытался представить — какая она, эта Тифма, но ничего хорошего, путного не выходило: только беспорядочные, хаотичные образы из детских кошмарных снов. Но юноша ухмылялся, думая: "Ничего мне это чудище не сделает. А, может, даже удастся с ним нормально пообщаться… Ведь эти каменистые обитатели руин совсем глупые — ничего, кроме своих рифм не знают".

Конечно, Винд был не справедлив, так плохо думая о своих спасителях, но уж очень ему хотелось вернуться домой, на Каэлдэрон, а они ничем ему не могли помочь…

И вот на противоположном берегу озерца появилась некая фигура. Синеватое свечение мерцало вокруг этой фигуры, но так быстро оно переменялось, что Винд не мог сказать ничего, кроме того, что фигура эта весьма массивная…

А потом услышал голос старого каменистого, который беззвучно подошёл и разместился рядом с Виндом:

— Тифма даром нас пугает, даром синевой мерцает; не пройти на берег наш — есть у нас надёжный страж…

Винду даже интересно стало, что это за страж такой. Представил громадного и сильного каменистого, но оказалось, что речь шла о сложенной из различных каменных деталей орудии, которое поднялось на платформе из подземного укрытия. Возле этого устрашающего оружия суетились каменистые — закладывали в него трёхметровые копья. Одним из таких копий и был подстрелен днём клюван…

Винд спросил:

— И что — действительно каждую ночь к вам эта Тифма наведывается?

Каменистый проговорил:

— Кажду ночь приходит, кажду ночь уходит. Но уходит не одна, а копьё несёт она. То подарочек от нас; просвистит копьё сейчас!

Но копьё просвистело не сейчас же, а только через минуту, когда Тифма обогнула озеро и приблизилась к руинам…

Раздался тот характерный скрежет, который бывает, когда железо ударяется об железо. Тифма покачнулась…

Каменистый молвил:

— Одного копья хватает — на ночь Тифма отступает.

Но каменистый ошибался. Тифма хоть и сделала несколько шагов назад, а потом остановилась…

Только теперь Винд смог её разглядеть. Напоминала эта Тифма помесь из гигантского паука и волка — в общем, вид её совсем не внушал доверия. И у Винда пропало всякое желание с ней общаться, а каменистые показались, в сущности, неплохими ребятами…

Юноша спросил:

— Ну и чего она встала-то?

Каменистый ответил:

— Быть такого не должно, что-то здесь не так пошло!

А пошла не так Тифма. Вместо того, чтобы отступать в лес, она вновь начала надвигаться на руины. Земля дрожала под её тяжеленной поступью; воздух был наполнен железным скрежетом.

Старейший каменистый приподнялся и прокричал своим хриплым и дрожащим от волнения голосом:

— Стреляйте ж, стрелы не жалея; отгоним в лес мы чудо-зверя!

И каменистые не жалели стрел. Вновь и вновь раздавался скрежет от ударов стрел о железное тело Тифмы. Чудище вздрагивало, останавливалось, а потом вновь начинало движение к руинам. Некоторые стрелы отлетали от неё, а некоторые — застревали и торчали, раскачиваясь вместе с движеньями Тифмы…

Каменистые, хоть и перепугались, а по-прежнему не издавали никаких звуков, а сосредоточено работали со стреломётом…

И вот, благодаря их стараниям, две стрелы вырвались практически одновременно. От первой стрелы Тифма просто покачнулась, накренилась назад, а от второй — рухнула в озеро. Поднялись волны, полетели брызги, вода забулькала, над ней поднялся пар.

Старейший каменистый воскликнул:

— Век такого не бывало! Тифма нынче здесь пропала!

Винд спросил тихо:

— Пропала или только упала?

— Пропало чудище вовек! Я истину сейчас изрек!..

— Ладно, пойдём посмотрим, — молвил Винд.

И юноша, равно как и многие каменистые, направился к озерцу. Там ещё бились о берег волны, а над водой клубился, быстро поднимаясь вверх, пар. Из-за этого пара даже не было видно противоположного берега…

Кстати, Винд прижимал к себе сундук с загадочным источником изумрудного света, но не обращал на это внимания. Он вновь спросил у старейшего каменистого:

— Так вы уверены, что Тифма пропала и не появится вновь?

Тот ответил:

— Нет Тифме возвращенья, свершилось мщенье! Пророчество нам говорит, что влага Тифме гибелью грозит! Там, где вода — её погибель…

Зря каменистые так верили давним пророчествам. Не погубили Тифму стрелы, оказалась не властной над ней и вода.

Поверхность озера, возле самого берега вскипела, и из неё поднялась, вдруг оказалась прямо над ними громадная, жуткая Тифма. Теперь не только старейшина, но и другие каменистые попытались изъясняться рифмами, но что они там говорили — Винд уже не слышал, да это и не интересовало его. Главное, что Тифма схватила его одной из своей металлических лап, усадило к себе на спину и, огибая озерцо, поспешила обратно к лесу.

Ещё пара копий врезалась в Тифму, она покачнулась, но больше в озеро падать не собиралась… Вот и рифмованные окрики каменистых смолкли в отдалении. Теперь Винд слышал только скрежет железной Тифмы да протестующие вздохи древесных стволов, которые она задевала…

Немного опомнившись от этого нового, такого неожиданного поворота событий, Винд начал примериваться, чтобы прыгнуть и ухватиться за одну из ветвей…

Но, в то мгновенье, когда он прыгнул, железная лапа Тифмы схватила его, и дальше уже держала-сжимала, крепко-накрепко, так что Винд и пошевелится не мог. Надо сказать, что о недавно сломанном ребре он при этом и не вспомнил — каменная пластинка, вставленная на его место, словно бы стала частью тела юноши…

Тифма спустилась на дно глубокого оврага. Высоченные деревья смыкали кроны, и это место даже и в дневные часы было погружено в сумрак. Так что, если бы не синеватое свечение, которое исходило от Тифмы, то Винд вообще ничего не увидел бы.

Тифма поставила Винда на землю, сама отступила. После этого Винд смог оглядеться…

Здесь валялись всевозможные железки, в том числе и копья каменников; их доставала из своего тела Тифма, бросала на этой свалке…

Подняв голову, Винд увидел сразу с десяток ровно горящих, внимательно разглядывающих его глаз…

Юноша крикнул:

— Привет, Тифма! Я, собственно, ничего против тебя не имею, так как не видел, чтобы ты сделала что-нибудь плохое этим каменникам! Не знаю, почему они так против тебя ополчились… Можешь отнести меня на Каэлдэрон?!

Тут из головы Тифмы выдвинулся железный хват. В следующее мгновенье руки Винда оказались с такой силой сжаты, что он вскрикнул:

— Да хватит уже меня хватить! Что надо то?!

А Тифме нужен был сундук, который Винд всё это время прижимал к груди. Сопротивляться было бессмысленно: чудовищная сила разъединила руки Винда, но сундук не упал на землю, а был подхвачен…

Железный хват тут же отпустил Винда и юноша отпрыгнул назад, споткнулся о корень и, уже сидя на земле, наблюдал, как Тифма с помощью яркой синеватой дуги разрезает сундук…

Постепенно усиливалось изумрудное свечение.

— Ты бы поосторожней, — посоветовал Винд, но его совет остался без всякого внимания.

И вот сундук развалился на две раскалённые, дымящиеся половины.

Тифма извлекла действительно ослепительно сияющее, вздрагивающее — одним словом, живое сердце. Конечно, это было нечеловеческое сердце — это было сердце живого, разумного корабля, родственника оставшегося на Каэлдэроне Крылова.

Винд пробормотал:

— Я и предполагал, что в сундуке лежит нечто подобное. Наверное, это действительно великая ценность — не умирающее, изливающее такой сильный свет сердце.

Тем временем, в груди Тифмы раскрылась дверца — железное чудище поместило изумрудное сердце туда, под надёжную защиту…

Тифма являлась рукотворным, механическим существом, но и задатки самостоятельного мышления были в Тифме. Много столетий назад попала она на Аратроэль, и все эти годы блуждала по лесу, не имея ни цели, ни понятия, зачем она это делает. Иногда она выходила к озерцу и получила стрелы от каменистых. Надо сказать, что эти стрелы ей не вредили, а даже, при обработке, шли на замену износившихся деталей.

Но Тифма чувствовала, что, несмотря на замену некоторых частей себя, её тело постепенно приходит в упадок, что всё меньше остаётся жизненной энергии, и уже скоро она окончательно остановится…

И вот — надо же, какая удача! Тифма почувствовала, что среди руин появился неиссякаемый источник столь необходимой ей энергии. Главенствующей для неё целью стало: добраться до этого источника и завладеть им. Если бы для этого потребовалось перебить всех каменистых, то Тифма не задумываясь сделала бы это. Но, к счастью для себя, каменистые оказались через чур слабыми противниками, и Тифма забрала источник энергии без проблем…

Винд, который в этот сундук вцепился, в сущности, ничего для Тифмы не значил, она бы могла разорвать его, но не сделала этого, так как он и не сопротивлялся.

Если бы Тифма могла испытывать эмоции, то она ликовала бы — изумрудное сердце, оказавшись в её сложной механической груди тут же оживило все уже почти отключившееся, проржавевшие детали; теперь Тифма могла существовать: бродить по Аратроэлю, гнуть деревья и наводить страх на местных рифмоплётов сколь угодно долго.

Но, вместе с заработавшими устройствами, в Тифме пробудилась и память, появилась цель. Оказывается, Тифма была построена для войны…

Давным-давно, столетия назад, собрали её, также как и тысячи других Тифм. Они должны были встретиться в битве со своими противниками, но потом произошло что-то и Тифма оказалась в стороне от боевых действий…

И вот теперь появилась очень важная цель — улететь с Аратроэля, вступить в битву, уничтожить всех противников могучей империи, собственностью которой и являлась Тифма.

Огромный срок, прошедший в бессмысленном хождении по Аратроэлю теперь был неважен для Тифмы. Не могла она понять, что война, для которой её изготовили, давно уже закончилась…

Империя, частью которой была Тифма, называлась Ой-Чип-оном, и в нашем повествовании ей будет отведена далеко не последняя и, к сожалению, совсем не светлая роль. Но это — в будущем, а пока что, питаемые неиссякаемым источником энергии, заработали давно пребывавшие в бездействии двигатели. Из железных лап Тифмы начали выбиваться яркие синевато-белые лучи.

Винд почувствовал жар, который эти лучи порождали, и отполз ещё на ещё на пару метров.

Вскоре Тифма, начала подниматься, вот уже оторвалась от раскалившейся до красна земли…

И тогда Винд крикнул:

— Без меня улетаешь?! Мне ведь домой позарез нужно!..

И он прыгнул вперёд, вцепился в горячую железную лапу Тифмы, начал карабкаться вверх, подальше от источника нестерпимого жара…

Ну а Тифма даже и не почувствовала, что на ней появился некий дополнительный груз. Слишком мало, по её меркам, весил Винд.

Всё выше и выше взлетала Тифма. Вот врезалась в толстые ветви деревьев, которые смыкались над оврагом. Конечно, эти ветви не могли её удержать; с громким хрустом переломились и полетели вниз.

Чем выше взлетала Тифма, тем светлее становилось. Ведь это только на поверхности миров, которые вращались в бескрайнем воздушном океане, сменялись дни и ночи; небо же никуда от солнца отвернуться не могло.

Исключением были те часы и дни, когда надвигались массивные дождевые тучи; но в это время в окрестностях Аратроэля и Каэлдэрона было ясно…

С каждой секундой Тифма разгонялась. Всё сильнее свистел ветер, поверхность Аратроэля весьма резво отодвигалась вниз, но пока что, за корпусом Тифмы Винд не видел родного Каэлдэрона…

Но вот, наконец, появился знакомый лесистый пейзаж, увидел Винд и поселение, в котором ждали его родные.

Юноша крикнул:

— Тифма, давай-ка — поворачивай. А то мимо пролетим!..

Но, естественно, Тифма и собиралась пролететь мимо Каэлдэрона, а выкрики Винда значили для неё не больше, чем чириканье пронёсшихся рядом, перепуганных птах…

Вскоре и Винд сообразил, что Тифма его совсем не слушается, и что улететь он с ней неизвестно как далеко, и не увидит никогда ни родных, ни верную птицу Ашу, ни кораблика Крылова.

Тогда Винд крикнул:

— Ладно, пока железяка!..

Он разжал руки и оттолкнулся от Тифмы.

Тут же Тифма отдалилась, а Винд поплыл в воздухе, примерно в полукилометре над поверхностью Каэлдэрона.

Ему повезло. Ведь, если бы он оказался на высоте трёхсот метров, то уже начало бы действовать притяжение, он полетел бы вниз и разбился бы в лепёшку; но на высоте в пятьсот метров притяжение было незначительным: юноша не падал, но и не улетал, а начал вращаться вокруг Каэлдэрона, словно спутник.

Вращался он не то чтобы быстро, но и не слишком медленно. За полтора часа сделал полный круг. В течении этих полутора часов Винд разглядывал поверхность Каэлдэрона, и думал — как бы спуститься вниз?

Нет — ничего толкового в голову не приходило. Каждая фантазия заканчивалась падением и гибелью. Ведь, если бы он даже сумел спикировать точно в лесное озерцо, то всё равно — при падении с такой высоты, разбился бы насмерть…

И, в конце-концов, уставший от переживаний Винд, задремал.

Если бы Винд не спал, то увидел бы, как при очередном его витке над Каэлдэроном, от маленького, почти неприметного лесного озерца, взмыла некая точка. Постепенно эта точка приближалась, разрасталась, и вот уже превратилась в пятнышко изумрудного цвета. Потом стал виден и парус…

Кораблик Крылов, уже выросший до размеров обычной рыбацкой лодки, подлетел вплотную к Винду и осторожно прикоснулся к нему бортом. Юноша раскрыл глаза, ущипнул себя, и молвил:

— Значит, не снится! Ну и здорово…

Крылов проговорил:

— Конечно, здорово. Если бы я не увидел тебя, то ещё через пять витков ты начал бы падать и разбился…

— И давно ты уже летаешь? — спросил Винд.

— Это мой первый полёт.

— Ну и как ощущения?

— Просто замечательные! Словно бы во второй раз родился. Здесь, в воздушном океане — мой настоящий дом. Ну что полетели?

— Полетели? — переспросил Винд.

— Ну да. Ведь ты же хотел отправиться в путешествие к далёким мирам.

— Действительно, хотел. Но я не думал, что это ты так быстро вырастишь; хотя бы пара месяцев должна была пройти, я бы подготовился… И не могу же я улететь, не предупредив родных; и без Аши.

— Что касается Аши, то я о ней позаботился.

— Вылечил?

— Ну, ещё не совсем. Ведь удар, который она получила от рогоносого, был очень сильным. Златокрылая едва не погибла, но сейчас — она почти в норме…

Тут в палубе Крылова раскрылась дверца, и Винд увидел, что в трюме лежит, занимая почти весь его объём, птица Аша. Глаза её были закрыты — Аша мирно спала.

Как только Винд прикоснулся к палубе Крылова, появилось притяжение; и юноша разместился на этой поверхности столь же надёжно, как, если бы стоял на поверхности какого-нибудь мира.

Винд спросил:

— Ты сможешь спуститься к нашему каэлдэронскому поселению? Ты ведь подождёшь меня недолго, а?.. Я договорюсь с родными, прихвачу кое-какую еду…

— Хорошо. Я подожду тебя, Винд…

Крылов спустился, укрывшись за в кустарнике, на окраине поселения, ну а Винд поспешил к себе домой.

И, естественно, дома его ждали, волновались за него. Только он переступил порог, как к нему бросилась мать, схватила его за руки, и, пристально вглядываясь, запричитала:

— Где же тебя носило? Что же одежда такая измятая, да на лице твоём ссадины?..

Винд волновался, стремился поскорее попасть домой и утешить родных, но не придумал, как объяснить столь явные следы пережитых опасных приключений…

Он пробормотал:

— Я в лесу… в озере купался… об корягу ударился… Потом ночью заблудился, в овраг свалился…

— Что-то это на тебя не похоже, — молвил отец. — Ты ж лес, лучше чем наш город знаешь…

— Ну да. А в этот раз зашёл в те места, где раньше не был. Но теперь всё нормально. Не волнуйтесь…

— Сначала вымойся, а потом к столу — обед тебя дожидается, — молвила мать.

Винд не стал возражать. Он прошёл в пристроенную к их дому баньку; там нагрел воду, тщательно вымылся, оделся в чистую одежду и, посвежевший, румяный, уселся за стол. На еду набросился с огромным аппетитом…

Уже к концу трапезы, когда Винд пил квас, отец спросил:

— Как прошёл сбор? Что-то я не видел твой рюкзак…

Вновь Винд смутился. Ведь рюкзак с собранными целебными травами и кореньями он обронил ещё на Аратроэле, среди руин, и не подумал, как это объяснить.

Пришлось неубедительно врать, что случайно оставил рюкзак в лесу, а потом не мог найти. Видно было, что родители расстроились — но они не стали дальше развивать эту тему.

А ведь самое неприятная часть беседы ждала их впереди. Винд собирался объявить, что уходит в леса на две недели… Вот прошёл ужин, а юноша всё не решался сказать об этом.

…Вечером Винд прошёл на окраину города. В условленном месте, надёжно укрытый высоким, густым кустарником его ждал Крылов. Кораблик воскликнул:

— Ну, наконец-то! Не думал, что так долго придётся тебя ждать! Ожидание оказалось очень мучительным! Но теперь то, наконец, мы полетим…

— Нет, подожди, — молвил Винд. — Ты извини, но я не смог своим родителям сказать. Они и так расстроены… Можешь подождать до следующего дня?

— Нет, не могу!

— Но как же?! — Винд даже побледнел от волнения.

Ведь, если Крылов улетит, так и останется Винд до самой смерти на Каэлдэроне, и никаких далёких, загадочных миров; никаких приключений!..

Винд пробормотал:

— Но ведь я не могу, так сразу… Сначала, я должен дождаться подходящего момента.

Крылов произнёс:

— Да не волнуйся ты так. Ведь я не на совсем улетаю. Я только поднимусь вверх, к солнечному свету; а то видишь — здесь уже сгущаются сумерки, скоро — ночь… Ну а завтра утром я вернусь, и буду ждать тебя.

— Хорошо, друг! Я обязательно объяснюсь с родителями, и приду сюда…

На следующее утро, плотно позавтракав, Винд объявил отцу и матери, что он собирается в двухнедельных поход. Говорил, что будет искать особо редкие коренья и травы…

Против его ожиданий, родители приняли эту новость почти спокойно. Мать, конечно, всплакнула, но возражать не стала. А отец даже сказал:

— Правильно, сынок. Привыкай к самостоятельной жизни…

Собрав в котомку кое-какую еду, Винд вышел из дому. Возле калитки остановился, обернулся; обнял и расцеловал родных, которые провожали его…

Винд надеялся, что через пару недель, налетавшись на Крылове, насмотревшись на дивные, далёкие миры, он вернётся домой. Но юноша ошибался…

II

Когда-то мир Хэймегон был полностью каменным миром; представлялся затвердевшим белым облаком. Казалось, уже ничто не может изменить облик этого облака, но вот прилетели с другого мира люди и начали кропотливо, год за годом изменять: долбить камень, придавать ему то изящные, то грозные формы…

Сотни архитекторов соревновались меж собой, кто во что горазд, а их волю исполняли и рабочие, и рабы…

Ведь Хэймэйгон был центром грозной, сильной империи — и он должен был стать не просто дворцом, он должен был стать грандиознейшим из всех известных в Многомирье сооружением. Настолько величественным, настолько поражающим воображение, что любые послы из отдалённых областей, при приближении к нему, уже должны были понять, что всякие переговоры бесполезны, что они, если ещё не подчинились империи, то должны это сделать немедленно, иначе будут раздавлены, словно насекомые под стопой великана…

Великий дворец занял всю поверхность сорокакилометрового мира Хэймэйгон; а также — уходил на сотни метров в его глубь…

Мир-дворец вполне оправдывал возложенные на него многочисленные функции. А если и находились такие смельчаки, которые при виде его всё ещё думали бороться с империей, то жизнь их угасала — здесь же, на Хэймегоне, под его праздничным фасадом, в мрачных подземельях…

Читатель помнит, что Винд, будучи на мире Аратроэль, случайно способствовал починке железной Тифмы; и она, вспомнив своё предназначение, полетела в битву, сражаться за империю…

Но Тифма должна была сражаться не за ту империю центром которой был Хэймэйгон. Империя, создавшая Тифму, исчезла, даже не ни разу столкнувшись с Хэймегоном, так как находилась слишком далеко.

Судьба Хэймэйгона была почти такой же, как история империи Тифмы — почти такой же, как и судьба многих и многих других империй в бескрайнем Многомирье. Постепенно, под натиском других, молодых, энергичных государств и от внутренних распрей, Хэймэйгон хирел, терял некогда принадлежавшие ему миры.

Когда-то, давным-давно в великом дворце жили сотни тысяч хэймегонцев. Потом на мир-дворец напали; была великая резня и разграбление; варвары увезли на своих летучих кораблях и на драконах всё, что могли; а из тайных убежищ вышли уже не сотни тысяч, а всего лишь тысячи хэймегонцев.

Они уже не помышляли о власти над тысячами миров, а думали только о том, как бы на них кто-нибудь не напал. Но на них нападали вновь и вновь; так как во дворце скопилось превеликое множество сокровищ. Хэймегонцы не сопротивлялись, а прятались; некоторых из них находили и увозили в рабство, а оставшиеся всё больше хирели, всё меньше напоминали прежних грозных и гордых воителей…

Пролетали месяцы и годы, а годы складывались в столетия…

Те хэймегонцы, которых не нашли, сами покинули мир-дворец, переселились на другие миры, стали, кто фермером, кто воином-наёмником, кто учёным, кто… в общем, они освоились во всех возможных профессиях.

Отличительной чертой хэймегонцев являлись их зелёные волосы; но если учесть, сколько разных существ живёт в Многомирье, то на эти зелёные волосы почти никто не обращал внимания.

Что касается рейдов за сокровищами, то они прекратились. Хоть и велики и многочисленны были кладовые мира-дворца, но и они опустели…

Теперь только отдельные кладоискатели посещали Хэймегон, и некоторым из них сопутствовала удача — они возвращались на свои миры богатыми, а некоторые — навсегда пропадали в подземельях мира-дворца, где, по слухам, обитали страшные чудовища…

Со стороны могло показаться, что мир-дворец полностью вымер, но это было не так. В нём осталось жить по крайней мере пятьдесят человек. Это были истинные хэймегонцы — все с зелёными волосами; а правил ими император со своей императрицей …

Эти хэймегонцы существовали, скрываясь от пришельцев, блюли странные обычаи, и даже строили планы по возвращенью власти над многими мирами… Можно сказать, что они были почти безумны…

Но здесь речь, в основном, пойдёт не о них; а о девушке, которая хоть и была дочерью императора, но сильно отличалась от своего немногочисленного окружения.

Звали девушку Эльрикой. Ей исполнилось двадцать лет, то есть она была на три года младше Винда…

В тот день дул тёплый, наполненный запахом незнакомых трав ветер. Должно быть, этот ветер прилетел от далёкого, неведомого мира, и сохранил его частицы в себе…

Зеленовласая Эльрика сидела на балюстраде, ограждавшей одну из бессчётных террас великого дворца Хэймэйгона. Эта девушка, облачённая в платье изумрудного цвета с золотистым, орнаментным шитьём, задумчиво смотрела вдаль, в глубину неба, где нависали широкие и величественные кучевые облака… Её лицо было бледным и изящным — говорили, что в ней возродилась краса древних правителей Хэймегона…

Эльрика пыталась представить себе, что это за загадочный мир, от которого прилетел такой душистый ветер. Сколько образов — ярких, насыщенных, проносились в её развитом воображении! Она привыкла мечтать; её всю жизнь окружал старый, мёртвый камень, а ей хотелось летать, быть свободной, как птица. Жизнь предков — сухая, медлительная и бессмысленная, от рожденья и до смерти привязанная к этим каменным, растрескавшимся громадам — эта жизнь была отвратительна Эльрике.

Ей не сиделось на месте, и вот Эльрика соскочила с балюстрады, стремительно прошла по террасе, туда, где каменная кладка обрывалась на десятки метров, до следующего полуразрушенного уступа великого дворца…

Сзади раздались шаги. И не оборачиваясь, девушка уже определила, кто это идёт. Да и совсем не сложно было понять: два обычных шага, а затем — металлический удар о камень.

Это был Гондусар — первый советник императора; старый, сморщенный горбун с отвратительным характером, верный древним традициям, жестокий, алчный, ненавидящий Эльрику за её своевольный характер и особенно за то, что она мешала обрести самое дорогое для него — власть.

Эта неприязнь была взаимной — Эльрика просто терпеть не могла Гондусара, который всюду выслеживал её, попросту не давал ей жить свободно.

Девушка попыталась сохранить спокойствие, но когда услышала едкий, шипучий голос Гондусара, то всё же не выдержала и содрогнулась от отвращения. Но, ладно — голос, главное — о каких гадких вещах этот голос вещал:

— Ну что, принцесса, готовишься ли к свадебке? Радуешься ли тому, что час долгожданный приближается? Ожидаешь ли ненаглядного своего, принца, будущего императора, славного и прекрасного, многотитульного Паэррона, сына Балтужа, в мужья тебе от самого рожденья наречённого? Думаешь ли о том, как нежно любить его будешь, как ваша жизнь совместная в счастье пройдёт, как долго вы друг другом наслаждаться будете; да сколько детей у вас появится? Думаешь ли об этом, Эльрика милая?..

Гондусар знал, сколь болезненна для Эльрике эта тема, и поэтому намеренно растягивал свою речь.

Конечно, говоря о том, что принц Паэррон прекрасен — Гондусар врал. Этот Паэррон, так же как и некоторые из оставшихся хэймегонцев, был от рождения уродлив. От чего шли эти уродства хэймегонцы не знали, а только гадали; например, популярной была версия, что на них тяготило проклятье некоего колдуна, давнего врага империи Хэймегон. Гораздо реже шептались о том, что это — следствие многочисленных кровосмешений…

Если Эльрика была редкой красавицей, то наречённый ей в мужья Паэррон мог похвастаться только покрытым зелёной чешуей длинным носом, и острыми когтями, которые росли на его руках и которые невозможно было состричь. Изо рта у Паэррона торчали жёлтые клыки, которыми он мог разгрызать даже самые твёрдые кости, а иногда, от нечего делать, грыз и камень. Паэррон принципиально не мылся, и от него не просто неприятно пахло — от него воняло. Можно ещё много чего плохого сказать про этого Паэррона, но пока что достаточно и этого…

И вот за такого муженька и должна была выйти гордая, свободолюбивая Эльрика. Коротать с ним время, нарожать клыкастых детей с зелёными носами, а потом умереть, то ли от старости, то ли задохнувшись в зловонье своего супруга…

У Эльрики не было выбора. Паэррон был единственным настоящим принцем, иные же хэймегонцы не смели на неё зариться…

Теперь читателю должно быть понятно, почему не любивший и всячески пакостивший Эльрике Гондусар с таким упоением расписывал предстоящую свадьбу…

Конечно, он видел, как побледнела Эльрика, как в её глазах проявилась боль и напряжение.

Неимоверно горбатый, иссушенный, но всё же проворный, он пристально вглядывался в лицо принцессы своим единственным тускло-зелёным глазом и хмылился, показывая совершенно лишённый зубов рот. На Гондусаре была одета тёмно-багровая, истлевшая мантия, а из-за его спины выглядывал немой карлик Смежон, который всюду следовал за своим горбатым господином и стоически терпел от него все унижения…

Ну а Гондусар продолжал:

— Вижу, печалишься ты, девица… Ну и скажу я тебе: зря печалишься; не долго тебе ждать суженого осталось. Или не знаешь, что батюшка твой, великий Пуддел захворал?.. Так тяжко ему, что, может, вскоре за матушкой твоей к предкам отправится… Ну и воля его такова: не откладывать свадьбу, а вот завтра же её и сыграть… Вижу, вздрогнула ты, кулачки сжала; ах! — и побледнела то как! Понимаю, понимаю — не легко радость столь великую скрыть. Да-да, завтра тебя обнимет принц Паэррон; может уже и ребёночка, престолонаследника ты завтра уже понесёшь…

Эльрика не старалась сдержать своей ярости. Дрожащим от гнева голосом она проговорила:

— Ты знаешь, что Паэррону отвратителен мне. Он гадок телом и душой… Хотя, есть в этом склепе и более отвратительные персонажи — например, ты…

Беззубая ухмылка Гондусара стала ещё более широкой, он прищёлкнул своим желтоватым язычком и прошипел язвительно:

— Девица что-то горячится, чем-то недовольна; может из-за того, что Паэррон сейчас не с ней — расстроена? Ну так недолго ждать осталось. Ведь куда ж ты, милая, денешься? А? Ведь не убежишь же от нас, красавица. Велик наш славный Хэймегон, а счастье твоё только с нами, с твоими верными слугами… А будешь бегать, так мы тебя всё равно отыщем, и вернём, а не отыщем — так и сгинешь…

Эльрика хотела было ответить ещё что-нибудь гневное, но остановилась. Она глядела на уродливое, ухмыляющееся лицо Гондусара и не видела его. Уже ни раз прежде мечтала она о том, чтобы сбежать; укрыться где-то в лабиринтах мира-дворца, а потом, если получится и улететь с ненавистного мира-дворца-склепа…

Казалось, Гондусар читал её мысль; он скрежетнул:

— И не думай бежать, своевольная. Ведь у нас есть балдоги — они тебя по следу найдут; будешь потом в темнице сидеть, хлебом, водой питаться; волей-неволей, а выйдешь за Паэррона…

Гондусар издевался над Эльрикой не просто из-за тёмных свойств своего характера, а ещё и потому, что у него имелись свои планы на престол.

Эльрика — единственная дочь престарелого императора Пуддела, и, если бы она исчезла, то ближайшей наследницей стала бы дочь самого Гондусара — уже пожилая, горбатая и трёхногая Сгибба…

Принцесса ничего не ответила. Она просто обошла горбатого советника и стремительно направилась в свои покои…

Возле двери в покои стояли стражи — волосатые здоровяки с непропорционально маленькими головами. В своих косматых лапах они сжимали мечи, выкованные из чистого золота — частицы былой хэймегонской роскоши.

Приближаясь, Эльрика спросила раздражённо:

— Что вы здесь вечно торчите, истуканы? Вам что, делать больше нечего?

— Нечего! — хором ответили стражи, и это было чистой правдой.

Эльрика знала, что требовать у них уйти, бесполезно — приказ более важной особы, отца Эльрики, довлел над ними…

Девушка проскочила между стражами, захлопнула дверь, и на несколько секунд остановилась, оглядывая свои, такие привычные, такие ненавистные покои…

Это была весьма просторная зала, в центре которой звенел окружённый бассейном, фонтан, а на стенах видны были отреставрированные, но всё равно несвежие, и кое-где растрескавшиеся фрески со сценами из времён славы и величия Хэймегона…

Эльрика не любила роскошь, считала её лишней, бесполезной, отвлекающей внимание, но всё же не могла избавиться от тех громоздких, окованных где золотом, где серебром, а где расцвеченных драгоценными каменьями: комодов, сундуков, высоких зеркал, кроватей, шкафов, столов — в общем, части того, что выжившие хэймегонцы спасли от варваров и сохранили для особо знатных особ.

Вот книги Эльрика действительно любила и считала их истинными сокровищами — лучшим, что могли создать наделённые разумом существа, но книг, после нападений варваров, осталось ещё меньше, чем золота.

Книги не берегли, книги сгорали, а варвары их либо просто выбрасывали; либо, если книги казались ценными, отвозили на продажу…

Все книги, которые Эльрике удалось отыскать, хранились здесь, в изящном шкафу из желтоватой кости неведомого громадного зверя…

Другой зверь — вполне реальный и очень даже живой, лежал на балконе, а когда Эльрика вошла, повернул к ней голову. Это была чёрная пантера Ява — сильная, ловкая, свирепая, кровожадная, но преданная Эльрике, и готовая отдать за обожаемую принцессу жизнь.

История появления Явы такова:

Когда Эльрике было восемь лет, она, устав от жизни среди страшных, вырождающихся хэймегонцев, сбежала. Три дня и три ночи пролетели в неустанных поисках, а Эльрики всё не было…

Её отец, престарелый Пуддел, горевал, лил слёзы и клялся наказать страшной казнью няньку, которая была приставлена к Эльрике и упустила её; горбатый советник Гондусар торжествовал, предвкушая, как взойдёт на престол его дочка…

Что же касается балдогов, то эти огромные псы лишились своего нюха, потому что Эльрика, перед тем как бежать, подсыпала им карниборийского перца, известного также как "огневой перец". Когда же на третий день нюх вернулся, балдоги отыскали-таки след Эльрики…

Юную принцессу нашли в глубоком подземелье, в кромешной тьме, но принцесса была не одна, рядом с ней сияли зеленоватые глаза маленькой пантеры. Девочка ничего не стала рассказывать о своих похождениях, а сказала только, что пантера спасла ей жизнь, и, если ей не будет позволено взять пантеру с собой, то она останется в этой темноте навсегда.

И старый император Пуддел, обрадованным тем, что его дочь, которую он уже оплакивал, всё же нашлась, позволил оставить зверя.

Ява росла вместе с Эльрикой, и уже несколько раз спасала непоседливой принцессе жизнь. Например, был такой случай, когда Эльрика, тренировалась — перепрыгивая с одной полуразрушенной колонны на другую, не рассчитала сил, и сорвалась.

Если бы внизу не подоспела Ява, не подставила бы свою мускулистую спину, то принцесса разбилась бы об острые камни. Тогда они обе отделались ушибами…

Именно Ява выбила из рук Эльрики чашу, и, как потом оказалось, в чаше был яд — «подарок» Гондусара. Причастность Гондусара доказать не удалось, но Эльрика-то хорошо знала, что это именно он устроил. И с тех пор принцесса сама добывала себе еду — метко стреляла в некоторых залётных птиц из лука, ещё ей приносила дичь Ява; ну а овощи и фрукты без проблем можно было найти в любом из заброшенных садов…

О дружбе Явы и Эльрики можно рассказывать очень долго, можно написать о них целый роман, но тогда как бы не у дел окажется Винд. А ведь этот юноша, равно как и корабль Крылов и птица Аша, с каждой минутой, сами не ведая об этом, приближаются к миру-дворцу Хэймегону…

Так что вернёмся в тот день, когда Эльрика узнала о том, что совсем скоро предстоит стать супругой зеленоносого и клыкастого Паэррона.

Пантера Ява двумя грандиозными, стремительными прыжками перенеслась к Эльрике, и издав утробный, мурлычущий звук, легла возле её ног. Эльрика же села на мраморную ступеньку и положила ладонь на широкий, горячий лоб Явы. Начала негромко говорить:

— Ява, подруга — ты слышишь, какое суечение за этими стенами? По пыльным коридорам бегают: стаскивают из тайников в парадный зал всякие драгоценные побрякушки. А на кухне то же верченье — повара стараются, готовят кушанья, пекут пироги… Дамы достают из сундуков пыльные, изъеденные молью платья, выбирают из них лучшее… И ты думаешь — зачем всё это? А всё затем, чтобы поженить меня на ненавистном Паэрроне… Отец-император стал слаб не только телом, но и разумом — он назначил свадьбу на завтра, и, знаю, уговаривать его отложить это хотя бы на неделю — бесполезно… Да и не смогу я никого молить — не привыкла…

За последние годы между принцессой и пантерой образовалось полное взаимопонимание. Порой Эльрике даже и не требовалось ничего говорить: Ява догадывалась о настроении своей хозяйки по её движениям, по выражению лица, даже по исходящему от неё запаху…

Вот Ява положила свою тяжёлую голову на колени Эльрике, слегка приоткрыла пасть, в которой на алом фоне языка и нёба выделялись белые, острые клыки…

Принцесса ещё раз провела ладонью по лбу Явы и спросила:

— Ну что, ты готова к бегству?

Ява ударила по полу хвостом. О, конечно же — она была готова к приключениям; жизнь — размеренная, сытая, лишённая ярких событий, была отвратительна ей, хищнице…

— А ты помнишь прошлое? — спросила Эльрика. — Помнишь, как мы встретились в подземельях?

Пантера поднялась на лапы, и глянув на хозяйку страстными глазами хищницы, издала тревожный, урчащий звук.

Эльрика же говорила:

— А вот я практически ничего не помню…То есть, как готовила тот побег ещё могу припомнить, а вот что было потом — очень смутно… Во мраке, я встретила тебя, но ты тогда была ещё совсем малышкой; куда же делась твоя мать? И кто был ещё в том мраке, ты помнишь это, Ява? Кто-то очень страшный… Ты мне как-то помогла, спасла мне жизнь; но пережитое оказалось слишком тяжёлым для меня, и я просто забыла… Удивительно, что не стала заикой…

Ява встрепенулась, едва заметно, но угрожающе выгнула спину, её сильные мускулы напряглись. Теперь пантера смотрела за спину Эльрике. Обернулась и принцесса…

Дверь распахнулись. Вошли слуги. Почти каждый из них выделялся своим, особенным уродством.

Наиболее сильные несли золотые носилки, на которых, окружённый бархатными подушками, возлежал бледный, со ввалившимися щеками и с синими отёками под блеклыми, усталыми глазами, человек. Живот у человека был непомерно раздут, так как за свою жизнь он успел поглотить просто огромное количество всякой еды.

Это был отец Эльрики — император Пуддел. Его сопровождали около тридцати придворных — то есть, большая часть всех выживших хэймегонцев. Зрелище было и жалким, и страшным, и комичным, и трагичным одновременно.

Пуддел махнул ладонью, и слуги поставили носилки на золотой стол. Император спросил у Эльрики шёпотом:

— Всё с Явой общаешься?

— Общаюсь, — коротко ответила принцесса и с тоской посмотрела в сторону балкона.

В небе плыли, неспешно изменяя формы, величественные кучевые облака, а лучи заходящего солнца окрашивали их грани в оранжевый, розово-золотистый и бирюзово-оранжевый цвета. В отдалении можно было разглядеть несколько загадочных миров…

Но даже и тёплый, ароматный ветерок, который залетал с балкона, не мог изгнать того удушающего, затхлого духа, которые принесли с собой все эти полумёртвые хэймегонцы — нелепые, всеми забытые осколки некогда сильной империи…

Пуддел откашлялся, запихал свой пропитанный слизью платок в карман и снова спросил:

— Бежать собралась?

Не ожидала Эльрика такого вопроса, поэтому на мгновенье замешкалась. А Пуддел, хоть и больной, хоть и с тусклыми, усталыми глазами — а всё равно заметил это замешательство. Жить ему оставалось недолго — он прекрасно знал это, и самым главным, что было ему в этом остатке жизни — это выдать свою ненаглядную дочурку за зеленоносого Паэррона.

Вот, считал император, станет Эльрика супругой принца, хоть и уродливого (ну кто ж не без того?), а всё ж знатного, и сойдёт с неё спесь — деток, наследников нарожает, и умрёт он, старый Пуддел, в спокойствии…

Насчёт Паэррона Пуддел не беспокоился, знал, что тот только и мечтал, как бы поскорее овладеть Эльрикой — прекраснейшей девушкой во всём их мире-дворце.

А вот дочка вызывала в императоре весьма сильные опасения. Помнил Пуддел, как она в детстве сбежала, и как трудно было её найти… Знал, с каким пренебрежением относилась она к обычаям своего народа; как любила уединение…

И вот теперь Пуддел говорил:

— Счастья своего ты не понимаешь, Эльрика. Ну что ж. Всему своё время. А пока что… — он кивнул на стражей, которые ничего не выражающими взглядами созерцали пространство. — Ты уж не обессудь, но они останутся здесь до завтра…

— И на ночь? — спросила Эльрика.

Пуддел долго и мучительно кашлял, затем нашёл силы и ответил:

— Да, родная, и на ночь… Будут охранять твой сон…

Эльрика медленно отошла к фонтану, опустила в прозрачную прохладную воду ладонь. Фигура девушки выказывала безмятежность, и со стороны трудно было определить, как на самом деле напряжена она…

Но это знал Гондусар, который тоже вошёл в покои и остановился возле дверей. Горбатый советник был мрачен — ему казалось, что теперь Эльрике едва ли удастся ускользнуть, а, стало быть, свадьба действительно состоится, и его собственной дочери едва ли удастся взойти на престол.

Император Пуддел продолжал:

— Ты, доченька, очень бегать любишь, и я помню как ты испортила нюх балдогов перцем Но теперь балдоги живут у меня в клетке и тебе до них не добраться… Ты только не огорчайся, ведь я о твоём благе радею; ибо глупа ты и несмышлёна…

— Достаточно, отец, — произнесла Эльрика.

— Ты обещаешь, что не будешь помышлять о бегстве? — спросил Пуддел.

— Нет, этого я обещать не могу, — проговорила Эльрика и поднялась от бассейна.

Пуддел молвил:

— Этого я и опасался, а раз уж ты об этом даже в открытую говоришь, то прикажу удвоить стражу в твоих покоях.

— Да как же так? — усмехнулась Эльрика. — Ведь это, выходит, вся стража здесь скопиться. Ведь у вас больше и не осталось никого…

С этими словами девушка подошла к шкафу, распахнула его, и положила небольшую книжечку со своими любимыми стихами в кожаную сумку, плотно прикрепленную к её боку…

На другом боку у Эльрики были закреплёны золотые, усеянные изумрудами ножны, в которых покоился острый кинжал. Вот она провела ладонью по этим ножнам. С самым решительным видом, быстрым шагом направилась к Пудделу.

Император спросил испуганно:

— Что это ты задумала?

Стражи встали перед ним, приподняли свои тяжёлые мечи.

Эльрика, всё ещё усмехалась, но горькой была её усмешка. Принцесса молвила:

— Что же ты, отец, боишься меня? Думаешь, я причиню тебе вред? Ударю этим кинжалом?

— Нет, что ты… — вздохнул император и дал своим слугам знак отойти.

Те, конечно, повиновались, но оставались поблизости — насторожённые, чутко следящие за каждым движеньем Эльрики — никогда они не доверяли принцессе — своевольной, столь непохожей на них…

А Эльрика, подошла вплотную к Пудделу, дотронулась пальцами до его холодной, сероватой ладони и произнесла:

— Я просто хотела сказать спасибо, за всё то хорошее, что от тебя получила. Да… ведь было и хорошее… Спасибо вам всем!

— Ну что ты, доченька, — император хотел сказать ещё что-то, но им снова овладел кашель.

И в раскатах этого болезненного кашля звучали слова Эльрики:

— …Но отныне моё пребывание здесь становится невыносимым. И я говорю вам «прощайте». Не пытайтесь меня остановить!..

И громко, властно прокричала:

— Ява, время настало!!

Эльрика развернулась и бросилась к балкону.

— Ты что?! — взвизгнул, брызжа слюной, Пуддел. — …Держите её!!

Но стражи, при всём желании, уже не могли остановить Эльрику — слишком неповоротливыми они были.

Принцесса давно тренировалась, совершая опасные прыжки в разных местах мира-дворца. И всё же прыжок, который ей теперь предстоял был самым опасным из всех совершённых ей прежде.

Всего три секунды потребовалось ей, чтобы пересечь свои просторные покои. Вот вскочила она на балконную балюстраду.

Здесь, знала она, главное не мешкать, не замедлять своего стремительно движения вперёд. Одно, самое ничтожное сомнение, и она дрогнет, уже не будет такой собранной, и тогда — она обречена.

Под ней открылась пропасть — стена мира-замка уходила на десятки метров вниз, где среди деревьев торчали обломки древних статуй, но другая стена вытягивалась параллельно её балкону, из той стены торчал остов навеса — всего лишь несколько покрытых тёмным мхом камней, но за эти камни можно было уцепиться, и по выбоинам в стене докарабкаться до трещины…

Эльрика, оттолкнулась от балюстрады и полетела — вперёд, сопровождаемая истошным криком императора:

— Сто-ой!!

Всё же Эльрике не удалось завершить прыжок, так, как она желала. Пролетев не менее десяти метров, девушка не дотянула до заветного камня самую малость… Вытянув руки вперёд, она кончиками пальцев впилась в мох, повисла, раскачиваясь над пропастью…

Мох был влажным и пальцы соскальзывали… Вот оказалась болтающейся в воздухе одна рука…

Ещё мгновенье и Эльрика полетела бы вниз, на острые камни. Она вскрикнула, её вторая соскользнула, дёрнулась в сторону и… вцепилась в лапу Явы.

Пантера прыгнула на этот камень, практически одновременно с девушкой, но всё же её прыжок был более удачным, и она оказалась сидящей на этом уступе…

Сзади, с балкона доносились крики императора:

— Остановите её! Немедленно!..

Слуги метались из стороны в сторону, паниковали, суетились — в общем, не знали, что делать. Советник Гондусар ухмылялся, ему казалось, что теперь-то никто не помешает его дочери взойти на престол…

Один из слуг проговорил:

— Простите ваше величество, но, если мне не изменяет память, до той части дворца, где сейчас оказалась ваша дочь, по коридорам можно добраться не меньше, чем за десять минут…

— Так что же вы стоите тут, остолопы?! — взревел правитель. — Немедленно бегите туда…

И все без исключения слуги бросились исполнять приказ. Теперь никто даже не мог поднять золотые носилки, на которых лежал больной император. Он ещё звал свою дочь, но голос его был слишком слабым, и она не слышала его за посвистом постепенно усиливающегося ветра.

Цепляясь за выступы, впиваясь в многочисленные трещины, Эльрика добралась до той широкой прорехи в стене, которая и была её целью.

Ну а Ява последовала за нею…

Два часа Эльрика в компании с Явой бежала по пыльным коридорам, проносилась среди разросшихся, заброшенных садов; перепрыгивала через кажущиеся бездонными трещины в полу, перелазила через завалы раздробленных стен и статуй, карабкалась на уступы, перебегала по хрупким местам…

Она старалась не удаляться от верхних уровней, а то и вовсе — бежала по поверхности мира-дворца, под открытым небом…

Конечно, всевозможные препятствия замедляли её движение, ей приходилось делать многочисленные крюки, иногда даже — возвращаться назад. И через два часа она отдалилась от обжитой части дворца не более чем на пять километров по прямой.

Эти пять километров многого стоили! Никто из слуг императора Пуддела обычно не заходил в такую даль. Эти места считали проклятыми и опасными…

Наконец Эльрика остановилась под сенью многолетней яблони, корни которой нашли здесь, в царстве старого камня, достаточно земли.

Плоды — крупные, спелые, жёлтые и красные висели прямо перед лицом девушки. Она сорвало одно яблока, и захрустела, улыбаясь…

Спросила у Явы:

— Ну что? Я вижу ты — совсем не устала!

Пантера только вильнула хвостом, и повела лапой, чуть выпустив когти.

— Ты проголодалась, — молвила Эльрика. — Яблок ты есть, конечно, не станешь; ну а я бы не отказалась от мяса, так что, если поймаешь лань или зайца, принеси и мне. Договорились?… А я пока посижу здесь, подумаю, что нам делать дальше… Ты только не убегай слишком далеко…

Явы ещё раз вильнула хвостом, и стремительно бросилась прочь. Только что была рядом, и вот уже исчезла — беззвучно и бесследно…

Эльрика сидела, прислонившись спиной к старой яблоне — задумчивая, погружённая в себя. Этот день, начавшийся так обычно, переменил всю её жизнь и дороги назад, к опостылевшим хэймегонцам уже не было…

Впрочем, она понимала, что волею Пуддела её так просто не оставят, а будут ещё долго преследовать, и что по её следу пущены балдоги….

Ну ничего — и балдогам придётся попотеть, вынюхивая, ведь Эльрика несколько раз заходила в журчащие среди каменных развалин речушки, шла по их дну; а вода, как известно, запахов не хранит. А, судя по усиливающимся раскатам грома, и ливень приближался — он должен был смыть оставшиеся следы…

Но, если даже балдоги не найдут её, что же делать дальше? Жить вечной изгнанницей, из года в год прыгать с камня на камень, прятаться в ветхом, древнем лабиринте? Многим ли это лучше жизни среди придворных?.. Наверное, всё же лучше — здесь нет глупой суеты, здесь не грозят выдать замуж за немытого зеленоносого принца…

Здесь, казалось, вовсе не так уж и плохо. Эльрика подняла голову, и, в просветах между ветвями яблони, увидела мраморный купол — во многих местах проломленный — часть некоей разрушенной части мира-дворца. На куполе ещё можно было разглядеть старинные фрески: армады летучих парусных кораблей некогда грозной империи Хэймегон атаковали другой мир, навстречу им неслись огнедышащие драконы, но мало что могли сделать против дальнобойных пушек хэймегонцев…

Летели минуты, и всё отчётливее доносились раскаты грома. В трещинах камня и в куполе, выл ветер. Темнело не только от того, что приближалась ночь, но и от туч, которые надвигались, загораживая солнце.

Эльрика думала: "Наверняка отец поднял в погоню за мной весь двор, да и себя приказал нести на носилках… А, судя по тому, как грохочет и свистит, буря будет сильной… Несладко им придётся… Ох, как несладко… Ну да они сами виноваты — думали, я их пленница, но ошибались…"

Чем ближе становилась буря, тем тревожнее становилась на душе у Эльрики…

И эта древняя зала казалась ей уже вовсе не такой приветливой и умиротворённой. Со всех сторон наползали тёмные, глубокие тени; сумрак прорезали отсветы молний, и в их гулком рокоте слышались голоса злых колдунов и угрожающий рык кровожадных чудовищ…

Но самое скверное было в том, что именно теперь, когда она осталась одна, в этом отдалённом от хэймегонцев месте; начинали приходить воспоминания из детства — именно те, вроде бы забытые, о её первой попытке сбежать…

Вот, из дальней части залы донёсся удар. Быть может, это по камню ударил другой, упавший, выдутый ветром камнем, но никакой уверенности в этом не было…

— Ява… — негромко позвала Эльрика, но ответа не получила, да и сама прекрасно знала, что это не Ява…

Девушка поднялась, выхватила свой острый кинжал, и замерла — напряжённая, вслушивающаяся…

И тут повторился этот странный звук…

Нет — всё же, это не был на удар камня о камень!

На коже девушки появились мурашки… Она вспомнила, что слышала этот звук прежде, — тогда, в детстве, во время своего первого бегства из дворца. И, вскоре после того, как она услышала, произошло нечто страшное.

Через несколько секунд скрежет повторился уже совсем рядом…

Эльрика резко обернулась на этот звук, и ей показалось, что в темноте стоит кто-то огромный и глядит на неё…

— Кто здесь? — спросила девушка весьма громко.

И, одновременно с этим, издали донёсся пронзительный лай балдогов. Могли ли они услышать её голос? Вряд ли — ведь слишком громко завывал ветер, а вот след могли обнаружить.

И вот из темноты прыгнула чёрная, стремительная тень, оказалась рядом с Эльрикой. Принцесса отшатнулась, замахнулась клинком, но вовремя остановилась, разглядев, что это была Ява.

Пантера уже успела полакомиться, а в угощенье Эльрике принесла кролика.

Девушка молвила:

— Оказывается, они поблизости. Так что костёр сегодня разводить не будем…

Говоря «они», Эльрика имела в виду хэймегонцев, которые вышли на её поиски, но не забывала она и о тех странных звуках и шорохах, которые слышала до появления Явы…

Вот пантера напряглась, пасть её приоткрылась и окровавленный кролик упал на растрескавшийся камень. Ява издала шипенье и рёв, выражая угрозу неведомому врагу и предупреждение Эльрике. Но Эльрику и не надо было предупреждать — она и так была начеку.

Уже совсем стемнело, тучи надвинулись на мир-дворец, ливень, ежесекундно усиливаясь, хлестал по каменному куполу, ручейки извивались на камнях и сквозь трещины протекали на более низкие уровни…

Пантера глядела в ту часть залы, которую не могли высветить даже самые сильные вспышки молний… Но всё же Ява что-то видела там — ведь глаза этого хищного зверя были чувствительнее человеческих глаз…

И, по тому, как напряжена её подруга, Эльрика понимала, что неведомый враг собирается броситься на неё. Медленно уходили секунды — ожидание становилось невыносимым.

Эльрика вновь позвала:

— Кто здесь?! Что тебе нужно?! Если это твоя территория, то я уйду — нет проблем.

Ява зарычала сильнее прежнего, пригнулась к камням — Эльрика знала, что это означает: пантера собиралась атаковать — броситься на того, кто приближался из темноты.

Принцесса молвила:

— Нет, Ява, нам сейчас лучше отступить. Мы просто незваные гости, и нас, должно быть, просят покинуть это место. Это мы и сделаем…

Эльрика не поворачивалась к неведомому противнику спиной — она медленно пятилась, вглядываясь во мрак, и всё ожидала нападения…

Девушка отступала к пролому к стене, туда, где над обрамлённой узорчатыми стенами речушкой выгибался полуразрушенный, ветхий мостик.

Вот попала Эльрика под настоящий водопад: это стекала через дырку в куполе дождевая вода…

Ещё через пару минут Эльрика достигла моста. Но, как только ступила на него — каменная кладка захрустела, и остатки древней конструкции рухнули в воду. Эльрика и Ява успели перескочить на противоположный берег.

Примерно через четверть часа Эльрика и Ява шли по некоей безымянной, заброшенной галерее. Новые и новые синеватые и белёсые отсветы молний высвечивали рухнувшие, увитые мхом и плющом колонны, проломы в стенах; фрагменты фресок, а также: поломанное оружие, разбитую мебель, обрывки истлевшей одежды… В нескольких местах Эльрика заметила даже человеческие черепа — всё это были следы давних сражений, следы разрушения Хэймегона…

Иногда Эльрика оглядывалась… Ей трудно было отделаться от мысли, что неведомое существо ещё следует за ней и Явой…

Тревожащий звук донёсся издали: за воем ветра, за раскатами громов прозвучал истошный лай, а затем и визг балдогов. Не могли эти псы так заливаться просто от того, что наткнулись на след Эльрики. В их воплях слышался страх…

Эльрика остановилась, прислушиваясь. Ей показалось, что и издали доносятся и крики людей.

Тогда Эльрика шёпотом спросила у пантеры:

— Как, Ява, думаешь, могло оно напасть на хэймегонцев? Почему оно не нападало на нас в обжитой части дворца? Что его сдерживало? Не знаешь? Вот и я не знаю… Но, похоже, теперь оно всё же добралось до людей… Хэймегонцы забрели туда, куда им не следовало… Забрели потому, что меня искали…

Глядя на Яву, Эльрике казалось, что пантера соглашается с ней, и Эльрика продолжала:

— Что ж, вот теперь я действительно могу подыскать себе убежище на ночь, может, даже и костёрчик развести, кролика поджарить… Но — нет, на самом деле — не могу. Ведь это из-за меня они в такую передрягу попали… И я должна вмешаться… Понимаешь?

И, хотя Ява ничего не отвечала — всем своим видом давала понять, что поддерживает намерение своей хозяйки….

Но не так то легко было отыскать путь туда, где хэймегонцы столкнулись с чудищем. Ветер метался, выл, гудел; ливень шумел, громы били то с одной, то с другой стороны, и из-за этого сложно было определить, где именно кричат люди и лают балдоги…

А если бы даже и можно было это определить, то нагромождение из завалов камня, широкие трещины в полу и причудливое, сложное переплетение древних архитектурных форм — всё это препятствовало.

Если бы не Ява со своим звериным хищническим чутьём, то Эльрика окончательно заблудилась бы… Но пантера, несмотря на все препятствия, находила единственно верный путь.

Вот истошно залаял балдог — лай его быстро перешёл в визг, а визг оборвался. Если до этого у Эльрики ещё были некоторые сомнения в том, что на хэймегонцев напали, то теперь эти сомнения пропали…

Только что Эльрика пробежала очередной коридор и теперь её дорогу перегораживала рухнувшая колонна. Дальше видна была зала; отблески молний высвечивали часть этого просторного помещения. Водные потоки с шумом падали через пробоины в куполе…

Сюда залетал ветер, и разросшиеся деревья шумели и изгибались в его порывах.

Приглядевшись, Эльрика поняла, что это — та самая зала, в которой она ожидала Яву. Узнала и ту высокую яблоню, возле которой сидела…

Только вернулась она не прежним путём (ведь мост обвалился), а боковым, витиеватым.

Теперь в этой зале кое-что изменилось. В нескольких местах на полу лежали недвижимые фигуры. Они то появлялись, когда сверкала очередная молния, то снова пропадали во мраке. Но всё же, несмотря на плохое освещение, Эльрика смогла разглядеть, что это лежат люди — хэймегонцы, а также, кое-где и псы — балдоги. Того, кто напал на них, Эльрика пока что не видела…

Ява издала негромкий, но очень напряжённый, предупреждающий рык. А Эльрика спросила шёпотом:

— Неужели уже никого в живых не осталось?..

Где-то поблизости коротко, пронзительно взвизгнул, а потом замолк балдог…

Неожиданно Эльрика услышала кашель. Уж она то не ошибалась; знала, кто это так устало и тяжело кашляет. Это был её отец, император Пуддел…

И тогда девушка перескочила через переломленную колонну и оказалась в зале. Если враждебное существо её прежде и не видело, то теперь уж Эльрика точно была на виду…

Но девушка уже и не думала о той опасности, которая грозила ей. Отец, этот человек, которого она так легко бросила днём, теперь казался ей достойным жалости и спасения. И, если бы надо было отнести его на руках назад, в обжитую часть дворца — даже и под угрозой быть схваченной, посаженной под замок, насильно выданной замуж — она бы сделала это, попыталась бы его спасти…

— Отец… где ты? — звала она тихим голосом, и медленно, бесшумно ступала.

Рядом с Эльрикой шла Ява. Пантера озиралась, была готова вступить в схватку, и погибнуть, защищая свою хозяйку…

Вновь повторился кашель — Эльрика быстрой тенью бросилась на эти звуки и увидела-таки своего отца. Его принесли сюда на золотых носилках, и положили возле той раскидистой яблони, которая накормила своими плодами Эльрику.

Император лежал на бархатных подушках и глядел на Эльрику выпученными, изумлёнными глазами. Вот махнул слабой рукой и простонал:

— Сгинь!..

— Что ты, отец? — спросила девушка, останавливаясь в шаге от него.

Пуддел, вгляделся в неё внимательнее и проговорил:

— Неужели это действительно ты?

— Да. Это я…

Губы Пуддела дрогнули, и он молвил тем ласковым тоном, который Эльрика от него уже давно не слышала:

— Доченька моя… Ты настоящая… А я сначала подумал, что ты призрак, который пришёл, чтобы забрать меня…

— Нет, папа, не волнуйся, я отнесу тебя обратно, и…

Она хотела сказать: "больше никогда не покину тебя" — но не смогла, потому что такие слова были бы ложью.

Вместо этого Эльрика спросила:

— Что здесь произошло?

Пуддел прикрыл глаза и начал говорить так тихо, что Эльрике пришлось наклониться к его губам (да ведь к тому же ещё и ветер свистел, и громы гремели):

— Как ты ни старалась сбить нас с толку, а всё же балдоги взяли твой след, и довели нас до этой залы. Но здесь псы начали истошно лаять и жаться к нам. Да и мы почувствовали, что рядом… — Пуддел закашлялся, и прохрипел. — Да оно и сейчас рядом.

— А что оно такое, папа?

— Я не знаю. Но оно забрало всех, кто здесь был. Всех… Теперь империя погибла; во дворце остался только горбатый Гондусар, его дочь, да ещё несколько женщин… Всех остальных забрало оно… И мы с тобой обречены — оно заберёт нас…

— Нет, папа, не заберёт. Я вынесу тебя отсюда.

Эльрика подняла Пуддела с носилок. Несмотря на объёмистый живот, правитель исчезнувший империи оказался лёгкой ношей — должно быть, в желудке его было совсем пусто…

Но только несколько шагов успела сделать Эльрика, а затем услышала странный шорох. Вновь издала угрожающий и предупреждающий рык Ява, да могла бы и не рычать — и без неё было ясно, что опасность рядом…

Краем глаза Эльрика увидела некое движение. Быстро оглянулась…

Тьма ещё больше сгустилась. Грозовые тучи полностью обхватили мир-дворец, и даже самые слабые отсветы солнца не проникали в это место.

И только в беспорядочных, то близких, то далёких, то совсем слабых, то достаточно ярких вспышках молний, Эльрика могла видеть окружающее…

Вот поблизости полыхнула молния, и девушка увидела, что прежде лежавшие на полу тела хэймегонцев и балдогов ползут к провалу в центре залы.

Но ползли они не по своей воле. Нечто, похожее на пряди совершенно чёрных волос оплели их ноги и руки, и волокло туда. Сами же жертвы не двигались…

Громко зарычала Ява. Эльрика обернулась и увидела, что одна из этих чёрных прядей выползает из-за ближней колонны. Эльрика быстро положила Пуддела на пол, распрямилась, выставила клинок…

Ява прыгнула, вцепилась в этого странного врага когтями, хотела и клыками перегрызть, но не смогла. Эта пантера, несмотря на свою природную силу, вдруг оказалась совершенно беспомощной; дёрнулась пару раз и замолкла… Чёрная вуаль тут же оплела её, потащила к провалу, где канули уже несколько оплетённых хэймегонцев и балдогов.

Эльрика хотела было броситься на помощь, но тут вскрикнул её отец. Оказывается, ещё один отросток из извивающихся чёрных прядей обхватил его ногу и теперь также тащил к провалу в центре залы.

Принцесса понимала, что дотрагиваться до этой черноты нельзя, но надеялась, что через клинок ничего не пройдёт. И она из всех сил ударила по той весьма тонкой части вуали, которая держала парализованного Пуддела за лодыжку. Клинок, словно живой, взвизгнул, и, вырвавшись из рук Эльрики, отскочил в сторону; девушка же почувствовала во всём теле одновременно и жжение и холод; её начало трясти…

Надвигалась ещё одна чёрная вуаль: и теперь Эльрика точно видела, что она состоит из множества тонких чёрных волосков, каждый из который шевелился, жил своей жизнью.

Эльрика пятилась, отступала, но уже не могла двигаться так резво, как прежде. Её тело продолжало трястись, ноги подгибались…

Но вдруг появилось изумрудное свечение. Что это значило? Откуда мог взяться этот странный, и всё усиливающийся, становящийся уже ослепительно ярким свет? Быть может, ещё одна штучка врага? Но нет — не похоже.

Оказывается, чёрным вуалям совсем не нравилось это изумрудное свечение. Они поскорее утащили в провал добычу (в том числе Яву и Пуддела), а оставшиеся замерли, выжидая…

Раздался грохот и треск. С купола посыпались крупные, толстые куски мрамора и появилось нечто, похожее на изумрудное солнце. Это нечто стремительно надвинулось на тёмные вуали, ударило по ним…

И снова — треск и грохот. Пол сильно всколыхнулся, его рассекли новые трещины, и Эльрика едва не упала в одну из них, но всё же успела схватиться за край и повисла над пропастью, дна которой не было видно. Из глубины доносился угрожающие шорохи…

Конечно, прежде Эльрика без всяких проблем смогла бы подтянуться, выскочить, совершить ещё несколько акробатических номеров, но теперь тело плохо слушалось её. Из всех сил старалась она выбраться наверх, но ничего не получилось…

Камни продолжали вздрагивать, полыхало изумрудным светом, но что происходит там, наверху, Эльрика не могла увидеть. Главным было — удержаться…

По щекам Эльрики текли слёзы — это были слёзы жалости к отцу и Яве, которых уже не чаяла увидеть живыми, и это были слёзы бессильной ярости. Она жаждала сражаться, и мне могла…

Постепенно удары и всполохи умолкли. Даже и громы гремели реже. А Эльрика всё висела, и не могла подтянуться, чувствовала себя беспомощной…

И вдруг услышала над собой голос:

— Здравствуй. Я помогу тебе.

И, подняв голову, увидела, что над трещиной склонился юноша, самый красивый из всех, когда-либо виденных ею. И это было не удивительно, так как среди вырождающихся хэймегонцев она вообще не видела красивых или хотя бы нормальных юношей.

Юноша протягивал к ней руку и говорил сочувствующим тоном:

— Не бойся — мы отогнали чудище.

— А кто ты такой? — спросила Эльрика.

— Я — Винд, и сейчас познакомлю тебя со своими друзьями…

Тогда Эльрика подняла к нему свою всё ещё слабую руку, и он помог ей выбраться. И принцесса увидела, что в зале больше нет ни чёрных вуалей, ни хэймегонцев, ни балдогов, ни Явы. Зато возле поглотившего их провала стоял парусный корабль, который пульсировал изумрудным сиянием.

От носа до кормы в этом корабле было не менее десяти метров; и по всей его поверхности пробегали блики, выражающие бессчётное множество оттенков зелёного цвета. А неподалёку от корабля на переломленной колонне сидела и вычищала свои сияющие мягким золотистым светом перья птица.

Винд представил своих друзей:

— Вот это корабль по имени Крылов, он понимает все наши слова и сам умеет разговаривать. Птицу зовут Ашей, она хоть и не умеет говорить, но тоже понимает нас. Наша родина — мир Каэлдэрон. Слыхала о таком?

— Нет. В первый раз слышу, — честно ответила девушка.

— Вообще-то, я уже должен был туда вернуться, но сложились определённые обстоятельства. Хочешь расскажу?

— Можешь рассказать. Меня, кстати, Эльрикой зовут.

— Ага… Ну так я начинаю рассказывать…

— Нет, обожди. Ты лучше скажи, что вы с этой тьмой сделали?

— Я, честно говоря, ничего не делал, а вот Крылов…

И в воздухе музыкой поплыл тёплый, мелодичный голос летучего корабля:

— Я не знаю, что это такое было, но оно, чёрное и бесформенное, приползшее из глубин твоего каменного мира, оказывается, боится света, который льётся из меня. Так что никаких подвигов я не совершал. Всё получилось само собой…

— Но, если оно боится твоего света, то можешь ты преследовать его?

— Могу, если там, под поверхностью, есть достаточно туннели, по которым я мог бы пролететь.

— Я думаю, найдутся. Ну что — летим?

Винд молвил:

— Честно говоря, совсем не хочется. Уж очень мерзкой показалась мне эта штуковина ползучая. Хорошо, что она уползала.

— Но там моя подруга — Ява, и там мой отец. И ещё есть надежда, что они живы, просто не могут двигаться, парализованы. Вот я минуту назад сама едва двигалась, а теперь силы возвращаются ко мне.

— Ну раз так, то я согласен, — заявил Винд.

С палубы корабля вытянулся мостик, по которому они и поднялись на палубу. Златопёрая Аша просто перелетела туда…

— Ну так, летим? — нетерпеливо спросила Эльрика.

— Подожди, — ответил корабль. — Мне надо отдохнуть. Уж очень долго терзала меня эта буря, надо дождаться солнечного света. От него я наберусь сил. Ну а потом — полетим…

— Ах, как не хочется ждать! — вздохнула Эльрика.

— Но пока ты можешь выслушать мою историю, — предложил Винд.

— Ладно, рассказывай…

На самом деле, Эльрике было очень интересно, что ей расскажет Винд.

III

Винд вернулся из приятного, светлого сна. И, хотя уже не мог вспомнить, что именно ему снилось — настроение у него было хорошее. Открыв глаза, он увидел, что сидит на палубе корабля Крылова, прислонившись спиной к мачте, а Эльрика ещё спит, улёгшись головой на его коленях.

Накануне, поднявшись на палубу, они уселись примерно на этом месте, и Винд начал рассказывать. Эльрика внимательно, с интересом его слушала: ведь это были истории из иных миров, из тех миров, на которые она так жаждала попасть…

А Винд увлечённо рассказывал ей. О том, как жил-поживал на Каэлдэроне, как собирал в лесах целебные травы-коренья, и как случайно нашёл на дне озерца яйцо, из которого вылупился летучий парусный корабль, и о своих дальнейших приключениях поведал ей. О том, как занесло его на соседний мир, и о том, как он вернулся домой, затем только, чтобы попрощаться с родными; наврав им, будто отправляет в двухнедельный поход за особо редкими растениями.

А на самом деле Винд отправился в полёт. За первые пять дней он побывал на пяти мирах, и везде его ждали новые яркие впечатления, и кое-какие приключения. Винд обо всём рассказывал, но здесь мы упустим это…

Главное, что на седьмой день, когда уже пора было подумывать о возвращении на Каэлдэрон, они увидели большую грозовую тучу, которая, клубясь и сверкая из своих глубин отсветами молний, весьма быстро двигалась, то поглощая миры, то выпуская их из своих тёмных недр — уже омытых дождём, радостно сверкающих в лучах солнца.

Винд начал подговаривать Крылова пролететь совсем близко от тучи; и, быть может, даже дотронуться до неё. Это была глупая жажда новых сильных впечатлений, попросту — мальчишество.

И, оказывается, в Крылове тоже много было такого мальчишеского, он возражал Винду совсем немного, а потом согласился…

Вскоре они подлетели к туче так близко, что уже можно было почувствовать порывы ветра. Этот ветер с каждым мгновеньем крепчал; потом загудел, резко развернул Крылова, а туча стремительно надвинулась и поглотила корабль.

Со всех сторон видны были отсветы молний, но вот солнечные лучи в это место не пробивались. Ветер гудел и выл так сильно, что Винду постоянно приходилось кричать:

— Пора возвращаться!

— Мне здесь самому не нравится! — отозвался Крылов. — Да только не могу вырваться, ветер будто намеренно меня держит и несёт вглубь тучи!

— Но ведь ты же такой сильный… Что же ты?! — изумлялся Винд.

— Ну, значит, не такой я и сильный… Ну, надеюсь, всё же удастся вырваться…

Вырваться им действительно удалось, но только спустя трое суток. А эти трое суток, проведённые внутри тучи были настоящим кошмаром и для Винда и для Крылова. Ветер выл, кидал их из стороны в сторону, вертел, бросал то вверх, то вниз, и только из тучи в ясное небо не выпускал. Молнии сверкали беспрерывно, и некоторые из них даже задевали Крылова — хотя уничтожить его не могли, но неприятности причиняли.

От постоянной круговерти и тряски Винда тошнило; и в первые сутки он совсем не хотел ни есть, ни пить; но на вторые — ему захотелось покушать. На всех мирах, где он успел побывать, юноша находил еду, но вот запасов сделать не догадался. Видя, что Винда начинает терзать голод, Крылов предложил:

— Можешь отломить от меня кусочек, и скушать. Очень питательно, и жажду утоляет, хотя ты без проблем можешь напиться дождя.

— Да ты что! Я не могу тебя есть, ведь ты мой друг — тебе будет больно.

— Нет. Мне не будет больно, что же касается кусочка, который ты от меня отломишь, то он вырастит заново, как только я попаду на солнечный свет… Я ведь тоже проголодался, без солнца…

Винд, поупрямившись ещё немного и наслушавшись жалобных стенаний своего совершенно пустого желудка, всё же отломил небольшой кусочек, попробовал, и оказалось… что по вкусу Крылов напоминал ту еду, которую Винд вспоминал в то мгновенье, когда его кушал; если же он не вспоминал еду, то вообще никакого вкуса не ощущал.

Съеденный кусочек действительно оказался очень питательным, и Винд перестал терзаться от голода…

Но и ему, и Крылову, и златопёрой Аше предстояло ещё немало помучаться, прежде чем свирепый ветер не метнул их на мир Хэймегон. Они врезались в полуразрушенный купол и окончательно его сломали.

Ну а дальше Крылов, с помощью своего изумрудного сияния отогнал волокнистое чудовище…

Эта была та история, которую Винд рассказал Эльрике, а потом его глаза, равно как и глаза девушки начали слипаться. Им вдруг очень-очень захотелось спать. В воздухе, едва слышная, звучала тихая, успокаивающая музыка. Откуда в этом месте было взяться музыке?.. Винд догадывался, что это Крылов им баюкал…

И вот теперь наступил день: ясный, солнечный. Так как купол полностью разрушился, то ничто не мешало потокам золотистого, тёплого света, который ниспадал вниз, обволакивал корабль Крылов, и смешиваясь с его изумрудным сиянием, образовывал мягкую, призрачную дымку…

Винду даже показалось, что Крылов мурлычет. И юноша спросил:

— Это ты размурлыкался, словно котёнок, которого гладят?

— Да. Это я, — ответил корабль. — Уж очень хороший сегодня свет…

Проснулась и Эльрика; тут же подняла голову с коленей Винда, и сама вскочила, спросила:

— Долго я спала?

— Как раз столько, сколько нужно, — ответил Винд.

Следующий вопрос девушка задала Крылову:

— Ты готов к спуску в подземелья?

— Готов, — ответил корабль, но в его голосе не было энтузиазма.

Но, прежде чем лететь в подземелья, Винд и Эльрика ещё сбегали к протекавшей поблизости, среди развалин речке и умылись в ней.

После этого наступило время спускаться. Винд и Эльрика стояли на палубе, златопёрая Эша сидела на мачте…

Корабль легко и бесшумно поднялся, поплыл к широкому провалу в центре залы. А после этого начался спуск…

Из яркого, словно бы праздничного солнечного царства сразу перенеслись в мир мрачный, тёмный и сырой. Полетели по широкому коридору, который уходил в глубины древнего мира-дворца.

Поначалу отблески дневного света ещё проникали через трещины в потолке, но, чем глубже спускались, тем меньше таких отблесков становилось. И, наконец, они оказались в таких месте, где уже ничего не увидели. Но, к счастью, был Крылов, и исходящий из него изумрудный свет выхватывал и стены и боковые коридоры, и многочисленные трещины…

Иногда они попадали в залы. Некоторые из них были настолько широкими, что свет Крылова не показывал их стены, и, как казалось, их окружала бескрайняя темнота…

Эльрика произнесла:

— Мне кажется, что это существо наблюдает за нами… Быть может, у него даже и глаз нет; но всё равно — оно наблюдает…

Винд ответил:

— А ты не волнуйся. Вот, если бы мы одни были, то да — боялись бы его. Но чудище это само боится света Крылова.

Тут и Крылов подал голос:

— Но не забывайте, что без солнечного света я слабею. А здесь тьма такая густая, едкая; здесь мне гораздо хуже, чем в грозовой туче. Так что, если мы слишком задержимся, то я уже не смогу светить…

— А ты летишь просто так, наугад, или видишь какие-либо следы чудовища? — спросил Винд.

— Я лечу туда, где тьма ещё больше сгущается, где мне хуже. Там должно находиться оно…

Винду и Эльрике казалось, что последующий полёт был очень долгим, хотя, на самом то деле, прошло не более часа. Но, чем глубже они спускались в каменные недра, тем больше ощущалось присутствие этого неведомого, зловещего. Иногда они явно ощущали, что за ними наблюдают…

Они почти не разговаривали, и только иногда обменивались негромкими репликами. Вот Винд произнёс:

— И как ты здесь раньше жила…

— Безрадостно, плохо жила. Поэтому и решила сбежать, — ответила девушка.

— Нет, я в общем спрашиваю. Как и ты, и все остальные твои хэймегонцы здесь жили, если рядом, под ногами, можно сказать, такое обитает?

— Не знаю. Но почему-то оно к нам не заползало…

Ни Винд, ни Эльрика уже и не надеялись, что путешествие закончится в скором времени, но вдруг Крылов произнёс:

— Мы достигли цели…

Они только что влетели залу, размеров которой не могли знать, потому что изумрудный свет не мог разогнать темноты далее чем на сорок метров, но, судя по обломкам громадных колонн, зала была самой крупной из всех, через которые они пролетали до этого.

Винд спросил:

— Ты видишь врага?

— Не вижу, но чувствую — он рядом. Насторожился и наблюдает. Ждёт, когда я потеряю силы. А здесь очень тяжело находиться; здесь, в воздухе паутина из тьмы, и она высасывает из меня силы…

Винд с Эльрикой не увидели паутины в воздухе, но, когда Аша перелетела с мачты на обломок колонны, и выхватила светом своих золотых перьев часть стены, то они увидели, что вся эта стена покрыта чёрными вуалями. Это были те самые вуали — живые волосы, который ночью утащили хэймегонцев, Яву и балдогов.

Кое-где вуали вздувались, образовывали контуры людей и животных, которые были словно бы приклеены к стенам.

— Это они! — воскликнула Эльрика. — Надо помочь им, скорее!

С палубы выдвинулась изумрудная лестница, по которой Винд и Эльрика перебежали на пол. Тогда они почувствовали, как в этой зале зябко, какой здесь спёртый, болезненный воздух; и захотелось им поскорее вырваться на волю. Но, конечно, сначала надо было освободить всех заключённых…

Крылов говорил им:

— Будьте осторожны. Помните, что прикосновение к этим вуалям может парализовать вас…

Винд и Эльрика подобрали достаточно длинные и острые куски камня; и, замахнувшись, одновременно ударили по той части вуалей, которые вздувались возле одной из фигур.

И, в результате, камни были вырваны из их рук, а сами Винд с Эльрикой отлетели назад и повалились на пол. Их била крупная дрожь, с которой они никак не могли совладать…

Винд простонал:

— Голова кружится, и тело такое слабое — едва слушается меня.

Эльрика произнесла:

— Мне знакомы эти чувства. Вчера ударила по такой вуали клинком, и тогда чуть не свалилась в пропасть — ты меня тогда спас. Скоро силы вернуться к тебе. Но мы должны придумать, что делать…

Тут заговорил Крылов:

— Можно было бы установить во всех этих коридорах зеркала так, чтобы солнечный свет, отражаясь в них, достиг от поверхности досюда; но на это уйдёт слишком много времени, да и не найдёте вы здесь столько зеркал. Сами вы слишком слабы, чтобы бороться, и поэтому удар нанесу я.

— Во молодец! — обрадовался Винд, и тут же спохватился. — Но ведь это, наверное, опасно для тебя?

— Да. Действительно опасно. Я потеряю много сил. Быть может…

— Что значит твоё "быть может"? Что ты хотел сказать? — спрашивал Винд, глядя как Крылов поднимается над полом.

— …Ничего, верьте в лучшее. Ну а если я совсем перестану светить — ваша единственная надежда, успеть добежать до поверхности. Там, где светит солнце, у него нет сил…

И тут Крылов сорвался с места, и словно ураган, словно снаряд, запущенный из пушки, ослепительно-сверкающим изумрудом пронёсся десятки метров, и врезался в средоточие тьмы.

Это был громадный клубок из чёрных, шевелящихся волокон; это был живой, страшный вихрь, который новой колонной, большей из всех, вздымался в центре этой залы. Это от него вытягивались во все стороны отростки, и тянулись, удерживая у стен безвольных, недвижимых пленников.

Когда Крылов столкнулся с ним, свет и тьма перемешались; изумрудные и чёрные полосы впились друг в друга, и неясно было, кто победит в этой схватке…

Пол и стены залы дрожали, откуда сверху сыпались куски камни, и Винду, Эльрике, а также и Аше приходилось увёртываться от них…

Потом зала передёрнулась так, что Эльрика и Винд покатились по полу, а Ашу вообще отшвырнуло в сторону.

Когда же Эльрика и Винд — пыльные, расцарапанные, поднялись, то увидели, что в центре залы уже не видно ни Крылова ни того тёмного существа; но всё же и полного мрака там не было, а словно бы тлели там изумрудные угли…

Они хотели подойти, посмотреть, что там с Крыловым — жив ли он, но тут услышали слабые стоны. Стонали и люди и не люди…

Обернувшись к стене, Эльрика и Винд смогли разглядеть, что вуалей, которые раньше там были развешены, больше нет, но зато на полу лежат и слабо шевелятся, силятся подняться фигуры.

И первой удалось подняться Яве. Ещё прежде чем юноша и девушка подбежали, она уже вскочила на лапы, и, глядя на Винда, угрожающе зарычала…

Эльрика произнесла:

— Он мой друг, Ява.

А Винду сказала:

— Не волнуйся. Она всё понимает, и, раз я сказала — не тронет тебя…

Среди стонов, всхлипов, причитаний и ругательств выделился один голос:

— Дочь моя…

— Отец! — воскликнула Эльрика и бросилась к императору Пудделу, который тоже лежал на полу, и был так слаб, что едва шевелился.

— Как хорошо, — что ты рядом, — говорил он. — Но что это за место? Почему здесь так холодно и темно?

— А ты ничего не помнишь?

— Я помню, как мы искали тебя — там, на поверхности; потом наступила ночь и началась буря. Сверкали молнии, лил дождь, и что-то начало хватать и утаскивать во тьму моих поданных…

— Мы здесь, ваше величество, — это говорили хэймегонцы, которые находились поблизости. Некоторые из них уже сумели подняться на ноги.

Тихонько повизгивали, чующие множество незнакомых, пугающих их запахов балдоги; а издали доносились ещё и другие, незнакомые голоса. Тем ни менее, можно было понять, о чём они говорят. Большинство недоумевало:

— Где мы? Почему здесь так темно и холодно…

— Если бы ни Крылов, то здесь было бы ещё темнее и холоднее, — произнёс Винд, но мало кто услышал его.

Зато зазвучал другой голос — сильный, раскатистый; и все, кто мог идти, пошли на этот голос.

Вот, что он говорил:

— Я — хранитель Хэймегонского зверинца, и я знаю, что случилось.

Когда они подошли, то увидели, что неподалёку от корабля, который лежал без движения, и источал слабое, готовое вот-вот оборваться изумрудное свечение, стоял невысокий старичок, с длинной, достающей до пола седой бородой.

Вот он-то и говорил:

— Видите вон там — тёмное, бесформенное?..

И он указывал на слегка подрагивающее нагромождение тёмных волокон за Крыловым.

— Это — Тумуз, порождение далёкого мира Ра. Он был одной из достопримечательностей нашего обширного зверинца…

Тут донеслись голоса:

— Да уж, конечно, знаем мы о Тумузе. Видали…

Это говорили те хэймегонцы, которые пробыли в подземелье особенно долго, и ещё помнили дни величия своей империи.

А длиннобородый продолжал:

— Тумуз питается снами. Кого угодно — человека, зверя или птицу оплетёт он своими волокнами и будет поддерживать между жизнью и смертью — годами, столетьями, тысячелетьями. Когда проклятые варвары напали, большая часть зверинца была уничтожена: особенно варварам понравилась украшенная драгоценными каменьями клетка, в которой сидел Тумуз. Клетку они разрушили, а Тумуза попытались убить своими стрелами, копьями и мечами. Но вреда ему причинить не смогли, зато он оплёл их, и они стали его первыми жертвами…

— Так они здесь должны быть! — закричали хэймегонцы. — Хватайте варваров! Бейте их!..

Но длиннобородый ответил:

— Варвары очнулись первыми, и убежали…

— Так они где-то поблизости?!

— Может, и поблизости, но сейчас они — меньшая ваша беда. Глядите…

И длиннобородый указал на Тумуза, который вздрагивал всё сильнее и сильнее. А его усыпляющие волокна уже начинали тянуться к собравшимся.

Для всех этих людей и нелюдей одна мысль о сне была ужасной — уж очень долго провели они в бездействии; теперь, казалось, они смогут бодрствовать столетьями.

Длиннобородый говорил:

— Тумуз опасается солнечного света, а также — кристаллов аратона с мира Таалл. Именно из этих кристаллов и была сделана его клетка. Кстати, этот корабль — не из аратона ли?

Тут вмешался Винд — он сказал:

— Нет, этот корабль не из кристаллов аратона, он — живой.

Прозвучало несколько вопросов:

— А ты кто такой? На хэймегонца не очень то похож… Скорее — варвар.

Напомню, что у всех хэймегонцев были зелёные волосы, а Винд отличался русой шевелюрой.

Эльрика проговорила:

— Он не хэймегонец, но он и не варвар, а благородный человек, он спас мне жизнь. А я — принцесса Эльрика, дочь императора Пуддела.

Тут, кстати, выяснилось, что в зале имеется ещё несколько императоров, принцесс и принцев, в разное время захваченных Тамузом. Но спорить, кто из них самый главный, не стали, так как Таммуз дёргался всё сильнее.

Длиннобородый говорил:

— Итак, все мы должны подняться наверх, к солнцу.

Ему возразил Винд:

— Далеко вы не уйдёте. Тамуз уже почти очнулся, он быстро настигнет вас, и придётся вам дрыхнуть ещё тысячу лет. Единственная надежда — это Крылов. Именно его света боится Тамуз…

Отростки тянулись к недавним пленникам, и приостанавливались только тогда, когда те заходили в изумрудное сияние корабля.

Винд подошёл вплотную к Крылову, приложил ладонь к его борту и спросил:

— Как ты себя чувствуешь? Можешь лететь?..

Крылов вздрогнул, немного приподнялся над полом, и Винд расслышал его шёпот:

— Этот удар дорого мне стоил. Я потерял почти все силы; и теперь мне надо скорее к солнечному свету. Иначе — я обречён, и все вы обречены…

Тогда Винд предложил:

— Мы будем тебя толкать, общими усилиями поднимем наверх, но только и ты помогай нам. Договорились?

— Да…, - прошептал Крылов. — Что смогу, то и сделаю…

Корабль приподнялся на полметра над полом. Тогда все, кто мог начали толкать его; остальные шли рядом, опасливо косились на тьму…

Это был долгий, тяжёлый путь…

Тумуз окончательно ожил и теперь клубился поблизости. Уж очень не хотелось ему упускать сразу всю свою добычу. И несколько человек, которые имели неосторожность слишком далеко отойти от Крылова, были схвачены, и канули в темноте. Их крики быстро обрывались — блаженный сон, долгое забвение ожидало их…

Спасительные тёплые лучи, мягкое, живое золото солнечного света прорвалось сверху, сквозь трещину в потолке, и Крылов начал двигаться быстрее, и уже не надо было прилагать таких усилий, чтобы толкать его. Теперь главным было — не отстать, не споткнуться…

Император Пуддел лежал на спине Явы, а пантера, казалось, не замечала этой ноши, а двигалась, как и прежде проворно.

Вышли они в некоем подобии амфитеатра. Оглядевшись, определили, что до обжитой части дворца — два-три километра. Здесь светило солнце, и Тумузу не оставалось ничего иного, как только шуметь под и ногами, в подземелье…

Между хэймегонцами: древними и современные уже начинались споры. Например, придворные указывали на императора Пуддела, и говорили:

— Он наш император…

Древние же хэймегонцы — по большей части статные, величественные, ухмылялись, говорили:

— Кто? Этот жирный пирог, император? И вы… Что в вас хэймегонского, кроме зелёного цвета волос? Вы больше подходите для зверинца! Да-да, зря вы оттуда ушли! В клетках вам самое место!..

Современные хэймегонцы огрызались, но не слишком активно, так как видели превосходство в силе у древних…

Ну а Пуддел нашёптывал Эльрике:

— Видишь, как твоего батюшку оскорбляют? Вступишься ли?

— А как я могу вступиться? Только посоветовать вам: не быть слишком заносчивыми?..

— Но. Как же…

— А что ты ждал? Что я с ними драться буду? Я и так уже задержалась здесь гораздо дольше, чем хотелось.

— То есть этот как же? Неужели ты не вернёшься к себе в покое? Доченька… Ведь, если уйдёшь, наш род прервётся…

— Не велика потеря для Многомирья. Но я не ухожу, а улетаю, — и Эльрика обратилась к Крылову.

— Ну как ты — набрался сил?

Корабль, который всё это время висел, слегка подрагивая, в полуметре над камнями, и жадно ловил щедрые потоки солнечного света, ответил:

— Готов! Я даже хочу лететь!! Полёт в такой ясный день только даст мне новых сил…

И тут они услышали новый голос. Это был тонкий, скрипучий голос, и вот, что он им вещал:

— Подождите-ка, у меня к вам есть дело чрезвычайной важности…

Они начали оглядываться, так как не могли сразу определить, откуда голосок исходит. Говоривший подсказал:

— Да здесь, я снизу…

Глянув вниз, они увидели, что, оказывается, к лапе Явы прицепился некто, кто человеком уж точно не являлся. Помимо своего лилипутского, пятисантиметрового роста, он ещё отличался множеством тонких, но хватких лапок, и треугольной головой с крошечными бусинками красноватых глаз.

И был он… железным. Вот только железо это не сверкало в лучах солнца, так как совершенно проржавело.

Теперь заметила незваного ездока и Ява. Пантера зарычала, смахнула его с себя, и существо, грохнувшись о камни, потеряло несколько из своих лапок. Ява ещё не успокоилась, и, продолжая рычать, надвинулась на него, явно намериваясь растоптать в порошок. Существо попыталось отбежать, но двигалось слишком медленно, и вообще: из-за своей чрезвычайной ветхости разваливалось буквально на глазах.

Эльрика сказала:

— Ява, не делай ему ничего плохого.

Пантера неохотно повиновалась, и продолжала поглядывать на существо с подозрением и угрозой.

А то скрипело:

— Какое несчастье! На корабль, на котором я летел, напали злодеи; все, кроме меня, погибли, а меня занесло на этот проклятый мир, где я стал жертвой Тумуза. Представьте только: я совсем не вижу снов, но он всё равно меня оплёл своими проклятыми чёрными волокнами, и я пролежал без движения пятьсот сорок пять лет.

— Очень сочувствую, — молвила Эльрика. — Но теперь вы свободны. Попытайтесь больше не попадать в объятья Тумуза.

— К сожалению, дни мои сочтены. Видите: я разваливаюсь? И вы не сможете меня починить… И все же вы можете помочь мне, и не только мне, а многим и многим.

— Чем можем, поможем, — пообещал Винд, который в эти минуты совсем забыл, что ему как можно скорее надо возвращаться на Каэлдэрон, где его уже ждут мать и отец.

А Эльрика спросила:

— Как тебя зовут-то?

— Можете звать меня Чипом… Дело в том, что у команды корабля на котором я летел была очень важная миссия…

Эльрика тут же возразила:

— Если с тех прошло пятьсот сорок пять лет, то ваша миссия уже устарела, и вы можете расслабиться.

Но Чип проскрипел:

— Нет, наша миссия не устаревает, и сейчас столь же важна, как и полтысячи лет назад… Я уже не способен выполнить её, но вот вы — молодые, сильные… Я надеюсь на вас.

— Так что же мы должны делать? — спросил Винд.

— А вот об этом узнаете, если поднимемся на борт корабля. Не хотелось бы, чтобы нас слушали посторонние.

Винд и Эльрика не стали возражать. В компании с недовольной Явой и златопёрой Ашей поднялись они на палубу. Там Чип продолжил рассказывать:

"Наша славная империя; великий Ой-Чип-он — дружелюбная и прекрасная, застыла после того, как его правитель — единственный и неповторимый ЧИП… Вот именно так — исключительно с больших букв, а не точно я — простой маленький чип!.. В общем, он, ЧИП стал жертвой злого колдовства.

Его прекрасная душа выпорхнула из нашего Многомирья, перенеслась в иной мир. Этот мир — невероятно громадный, заселённый миллиардами людей, поблизости от него нет иных миров, и воздушный океан там ограничен… Сложно это представить, правда?"

— Бывают же такие чудеса! — подивился Винд.

Чип продолжал

"…И в одного из миллиардов людей вселилась душа нашего добрейшего ЧИПА. И забыл ЧИП, кто он такой, и стал вести жизнь размеренную и тихую, недостойную его.

Мы, преданные поданные его, совершенно сил лишились; застыли, коростой покрылись. Но, к счастью, злое колдовство парализовало не всех; кое-кто ещё способен был двигаться. Вот и я — маленький чип, жалкое подобие великого ЧИПА, постепенно ожил; и смог разбудить некоторых своих собратьев…

Слишком долго рассказывать о том, как мы узнали правду, и о том, как мы добыли это…"

При этих словах металлическая грудь Чипа раскрылась и из неё выдвинулся миниатюрный чёрный ключик.

Чип продолжал:

"…Отсюда уже недалеко до цели. Всего-то пятьсот километров. Мир называется Ован-Тульбук. Там текут две реки — в одной сладкая, в другой горькая вода. Не советую пить не ту, не другую… На Ован-Тульбуке много холмов, но вам нужен тот, который такой же чёрный, как и этот ключ… У подножья холма найдёте дверцу. Откройте её ключом, и пролезайте… Окажетесь в странном, огромном мире; там, где душа ЧИПА томится…

Да — много времени прошло. Но время не властно над духом нашего императора — он переселяется из тела в тело, но только не может вспомнить, кто он на самом деле. Вам его найти следует, и заставить съесть вот это яйцо…"

Из груди Чипа выдвинулось яйцо — размером не больше перепелиного, и покрытое тонкой разноцветной пыльцой, которой невозможно было счистить.

"В этом яйце — необходимые знания, вся память его. Поглотив его, он вернётся к нам; и наша славная империя Ой-Чип-он, проснётся. Всё. Силы мои на исходе… Только выполните это. Помните, многие-многие надеются на вас…"

От Чипа отвалилось ещё несколько железных ножек, он раскрыл рот, но закрыть уже не смог… Настали его последние минуты.

И всё же Винд спросил у него:

— Если тот мир такой громадный, если в нём проживает невообразимое множество людей, то как же мы найдём вашего ЧИПА?

Малый Чип безмолвствовал. Тогда Эльрика поправила его застрявшую челюсть. Тот вновь заскрипел:

— Вы окажетесь неподалёку от места, где он живёт. Ну а яйцо с его памятью само притянет вас к нему… Помните: от вас зависит судьба целой империи…

И это были действительно последние слова Чипа: от чрезмерного усилия отвалилась не только его челюсть, но и всё туловище развалилось на несколько частей. А после того как Винд взял ключ и яйцо — подрагивающие останки распались в ржавую труху, которую унёс ветер.

— Обещаем. Сделаем, — пробормотал Винд, а затем обратился к Эльрике:

— Ну что: слыхала о таком мире — Ован-Тульбук?

— Читала о нём в одной из книжек, — ответила Эльрика. — Но там ничего особенного написано не было: мир, как мир…

— Но а ты поможешь мне? — спросил Винд.

— А ты действительно собрался туда? — удивилась Эльрика.

— Ну да. Ведь я же обещал Чипу!

— Просто я привыкла жить в таком окружении, где обещания не выполняются… Конечно, я тебе помогу!

— Ну а ты, Крылов, не против? — спросил Винд у корабля.

— Я то не против, но вот твои родители будут волноваться.

— Ну, да! Я обещал, что вернусь через две недели, а уже почти две недели и прошло.

— А ты очень далеко от дома…

— Ага… Значит, всё равно, вовремя не вернусь. Так что небольшой полёт на Ован-Тульбук ничего не изменит. Зато я сделаю доброе дело…

— Я готов, — спокойно ответил Крылов.

После этого кораблик начал подниматься. А снизу донёсся жалобный, прерывающийся всхлипываниями и кашлем голос уже почти не императора Пуддела:

— Куда же ты, дочурка единственная моя?!

Эльрика, перегнувшись через борт, крикнула ему:

— Ладно, так уж и быть — я потом вернусь! Не на совсем, конечно, а так, погостить, посмотреть, как устроилась вся ваша компания! Покедова! — и она даже послала ему воздушный поцелуй.

Обернувшись же к Винду, сказала:

— …Вот, даже немного жалко его стало. Хотя такое сентиментальное прощанье и не входило в мои планы.

Хотя Винд предполагал, что им ещё придётся залетать на разные встречные миры, и расспрашивать у тамошних обитателей, как попасть на Ован-Тульбук, всё оказалось легче.

Дело в том, что Эльрика, хоть и сказала, что этот Ован-Тульбук ничего существенного из себя не представляет, а всё же запомнила книжных карт, где этот мир находится относительно её родного Хэймегона, и она указывала Крылову, куда лететь…

Пантера Ява лежала на палубе, ожидала опасных приключений и кровавых схваток. Златопёрая Аша спокойно восседала на изумрудном парусе, ну а Винд и Эльрика стояли возле борта, глядели на те величественные облачные громады, возле которых они пролетали.

Пролетели они поблизости от мира, где, на возвышенности стояла громадная харчевня, и источала столь приятные ароматы, что в желудках начинало урчать и слюни текли.

На крыше харчевни лежал толстый, румяный парень, жевал пирог, запивал его каким-то напитком, и, глядя на пролетающий корабль, кричал:

— Э-эй, залетайте к нам! Угостим наславу!..

— Спасибо, но у нас дела очень важные и нетерпящие отлагательств! — крикнул в ответ Винд.

А Эльрика спросила у него:

— Разве не терпящие отлагательств? Ведь Чип опоздал на пятьсот сорок пять лет; так что ещё несколько часов ничего не решат. Зато мы можем очень вкусно перекусить.

На что Винд ответил:

— Честно говоря, мне страсть как хочется перенестись в тот загадочный, громадный мир, совсем не похожий на наши обычные миры.

— Смотри, не заблудись там.

— А ты что — не пойдёшь со мной?

— Посмотрим…

В кожаной сумке, прикреплённой к поясу Эльрики лежала книжка с её любимыми стихами, но девушке не надо было доставать эту книгу и читать: ведь она помнила все записанное там наизусть.

И вот, глядя на миры, возле которых они пролетали, начала декламировать:

— А кто их автор? — спросил Винд.

— Макс Пустынник. Жил в пустынном мире, был отшельником и аскетом.

— И он верил, что душа после смерти перерождается в другом теле?

— Это была одна из его многочисленных теорий.

— Ну уж мне жизнь в пустыне точно не понравилась бы! Да ещё аскетизм! Не — это точно был не я… То есть, не я написал эти стихи в другой жизни. Хе-хе…

— Ну, не зарекайся. Ведь ты столь стоически отказался от предложенного нам угощенья; а вот я бы перекусила…

— Приключения превыше всего!

Через пять часов Крылов произнёс:

— Мир Ован-Тульбук в пределах видимости!

Голос у корабля был сильным и радостным: ведь он летел в потоках солнечного света, а это было самым прекрасным для него занятием.

Что же касается Ован-Тульбука, то он как и все неисчислимые миры в Многомирье своё неповторимое лицо. Две реки: одна зеленоватая, другая синеватая опоясывали его; кое где из сиреневой почвы пробивались кристаллы, а также — трубки из которых исходил радужный дым. Впрочем, этот дым не отлетал слишком далеко от Ован-Тульбука.

Никаких поселений там видно не было; зато холмов имелось превеликое множество; были там холмы высокие и низкие; светлые и тёмные, но трудно было сразу определить — какой же холм самый тёмный, то есть — нужный им.

Они сделали несколько кругов над Ован-Тульбуком, и даже глаза у них подустали от того, что они постоянно вглядывались. Наконец, Винд произнёс:

— Нет, не могу выбрать.

— Плохо, что ты такой нерешительный, — молвила Эльрика.

— Может, Аша нам поможет? — произнёс Винд. — Эй, Аша, хватит тебе там на мачте сидеть; давай-ка, выбирай, какой тут холм самый тёмный!

Повторять не пришлось — златопёрая птица прекрасно понимала своего хозяина, и, слетев с мачты, устремилась вниз; вскоре выбрала холм, который казался не таким уж и тёмным.

Казалось, Аша ошиблась, но всё же они решили проверить. Спустились…

И, оказалось, что холм был покрыт пылью; но, стоило только по ней провести ладонью, как открывалась совершенно чёрная поверхность.

Если воздух и почва под ногами были тёплыми, то из этого холма исходил нешуточный холод. Винд улыбнулся и произнёс:

— Молодчина, Аша! Без тебя мы полжизни потратили, чтобы отыскать это место…

Но дальше требовалось найти ещё и дверцу, к которой подходил бы тёмный ключик. А так как ключик был крошечным, то и дверца должна была быть под стать ему — миниатюрной. А нашим путешественникам хотелось, чтобы это были настоящие ворота, так как они уже подустали от постоянных поисков…

Просто обойдя этот холм, они никакой дверцы не обнаружили. Но вот Ява зарычала, и начала отодвигать своими сильными лапами камни, которые были навалены в одном месте.

Дотронувшись до этих камней, Винд и Эльрика обнаружили, что они ещё более холодные, чем остальной холм…

Через несколько минут общими усилиями камни были раскиданы и они увидели дверцу, которая действительно была совсем небольшой. Цвет же её был чёрный, то есть она сливалась с остальным холмом.

Но тут их ждал ещё один сюрприз. Только Винд протянул руку с ключом к этой дверце, как между ним и замочной скважиной появился некто, худенький, жилистый, ростом едва ли достающим Винду до колена, с большущими, выпученными глазами, и цепкими ручонками; вместо кожи его покрывала зеленоватая чешуя.

Этот некто, с неожиданной для своего тщедушного тельца силой, вдруг взял да и оттолкнул Винда от дверцы. Если бы его не подхватила Эльрика, то он больно ударился бы.

Винд воскликнул возмущённо:

— Э-эй, ну ты что козявка-забияка, драться вздумал?!

Коротышка ничего не ответил, но остался стоять возле двери. Его вытянутая, тонкая мордочка выражала решимость.

— Прочь с дороги! — крикнул Винд.

Коротышка и не шелохнулся.

Юноша двинулся было на него, намериваясь отмахнуть подальше это неожиданное и нелепое препятствие. Но не тут то было — коротышка схватил Винда за ногу, и вдруг дёрнул так, что оторвал его от земли, ещё пару крутанул и отшвырнул. Несколько раз перевернувшись, Винд повалился на палубу Крылова.

Тут вступилась Ява. Вообще-то пантера хотела помериться силами с достойным противником: то есть — большим, мускулистым; а этого заморыша она поначалу вообще серьёзно не восприняла. Но, увидев, как легко он расправился с Виндом, пантера прыгнула на него; и что было сил ударила лапой. Коротышка полетел, словно снаряд, выпущенный из пушки, и вскоре скрылся в зарослях кристаллического растения. Оттуда ещё некоторое время доносилось шебаршение, а потом и оно смолкло. Стало быть, коротышка убежал…

Охая и стеная, Винд спустился с палубы Крылова и вновь подошёл к двери. Предупреждая вопросы Эльрики, произнёс:

— Кажется, кости целы. Но, если бы здесь был не один, а целая орда таких, то нам бы не поздоровилось. Так что, надеюсь, здесь он единственный.

— А я на это не надеюсь. Так что давай быстрее… Раз уж решил ввязаться в это сомнительное дело.

— Не сомнительное, а благородное…

С этими словами Винд вложил ключ в скважину и повернул его. Раздался хруст, треск, и… ничего не произошло.

— Что такое? — озадаченно спросил Винд. — Неужели механизм испортился?

— Вот и хорошо, — молвила Эльрика. — Улетим отсюда.

— Ты будто не для того со своего пыльного мира-дворца бежала, чтобы приключения находить?

— У меня просто предчувствие, что это — очень плохое приключение.

Но слабая надежда Эльрики на то, что дверца не откроется, не оправдывалась. Винд заметил, что, после того как он повернул ключ, между землей и дверцей образовался узкий зазор. Стало быть, дверца должна была подниматься вверх, но почему-то этого не происходило.

Винд кое-как протиснул в этот зазор пальцы и начал тянуть вверх. От натуги он скрипел зубами, а глаза его выпучились. Усилия Винда не были напрасными, и дверца медленно-медленно, а всё же поползла вверх. И Эльрике пришлось ему помогать.

Бывшая принцесса произнесла:

— Каким холодом изнутри несёт! И гудит там, вроде…

Винд протиснул в отверстие руку и тут же выдернул её. На его ладони лежала горстка чего-то холодного, белого и рыхлого.

— Интересная штуковина, — проговорил он.

— Это снег, — молвила Эльрика.

— В первый раз о таком слышу. Он случайно не живой?

— Вряд ли. Я сама его прежде не видела, а только в книгах о нём читала; говорят — на некоторых отдалённых мирах, где сама почва почему-то дышит холодом, вместо дождя может идти такой вот снег. Но ты гляди — он уже тает, превращается в воду.

— Действительно тает. Чудеса да и только…

— Ты не на снег любуйся, а эту дверь помогай мне держать. Тяжело, всё-таки!..

Винд снова вцепился в дверь, которая столь отчаянно пыталась закрыться. Эльрика проговорила:

— Тут бы подпорку подставить. Камень, что ль, какой-нибудь.

— Куда ж тут камень поставишь? — пробормотал Винд. — Проход такой узкий, что и без камня едва в него протиснуться надо. Но протискиваться надо… Кто первый?

Кто знает, почему именно златопёрая Аша первой устремилась туда? Быть может, ей совестно стало, что в последней схватке с местным заморышем она совсем не помогала своему хозяину?

Но вот она пробралась между руками Винда и Эльрики в проём. Затем, уже изнутри прозвучал её голос. Винд пробормотал:

— Ну, вроде, всё нормально. Теперь я полезу.

Он достал из кармана яйцо, в котором хранилась истинная память ЧИПА, осторожно, несильно сжал его в ладони, а саму руку просунул в отверстие, в иной мир.

Рука-то прошла без проблем. С головой возникли некоторые сложности, но она, также как и правая предплечье всё же протиснулась. А вот левое предплечье, а также и всё остальное тело Винда никак не могло прорваться.

Впрочем, в первые мгновенья он особо и не дёргался, созерцая то необычное, что перед ним открылось.

Всё кругом было завалено снегом! Вот уж диво-то! В тех местах, где прежде бывал Винд снег никогда не выпадал, да и вода не замерзала; а тут и деревья, и кусты засыпаны были, да ещё и сугробов намело. За деревьями возвышались громады домов: чудные такие, прямоугольные; в окнах горел свет, но не обычный, от огня, а какой-то другой, но тоже весьма приятный (ведь не мог Винд знать, что это от электрических ламп, да он и слова то такого «электричество» — никогда не слышал).

Небо было совершенно завешено тучами, и поэтому Винд не мог сказать, висят ли близи от этого удивительного места другие миры. Вообще же было так сумрачно, что ему подумалось, что над этими тучами и неба-то нет, а находится он в недрах великой пещеры…

В первые секунды он не почувствовал холода, но уже совсем скоро именно холод начал донимать его…

Конечно, не весь Винд чувствовал холод, а только его правая рука и голова; оставшаяся же в Многомирье часть наслаждалась тамошним привычным теплом.

Из Многомирья донёсся окрик Эльрики:

— Ну, чего ты застрял?.. Как там?

— Холодно тут, — отозвался Винд. — А застрял потому, что проход больно узкий. Но ты можешь помочь! Толкай меня…

— Если я буду тебя толкать, то придётся отпустить дверь, и она рубанёт тебя по шее…

— Ладно, я сам как-нибудь прорвусь. Ты, главное, дверцу не отпускай! — крикнул Винд.

Юноша начал дёргаться, пытаться пробиться вперёд, но только больно ударялся плечом и шеей и постепенно всё больше застревал.

Аша сидела на пушистой от снега ветке дерева и вопросительно глядела на Винда. Тот крикнул ей:

— Ты не можешь мне помочь!

А в это время дела в Многомирье складывались совсем плохо. Неожиданно из кристаллических зарослей к чёрному холму бросились толпы коротышек-заморышей…

Но читатель-то уже знает, что, несмотря на незавидную комплекцию, они обладали проворством, ловкостью и силой. Ява, сильными ударами лап, раскидала нескольких из них, но другие вскочили на её спину и принялись немилосердно драть шерсть. Пантера повалилась на землю, и начала кататься из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть их.

Больше всего пользы было от Крылова. Из корабля вытягивались зеленоватые нити, хватали заморышей и уносили в трюм. Больше их никто не видел. Многих поглотил Крылов, но ещё больше их выбегало с разных сторон. Вот они добрались до Эльрики, вцепились в её ноги и начали оттягивать от двери.

Тогда Эльрика закричала:

— Винд, скорее, назад!.. Здесь нужна твоя помощь! Я не могу больше держать!

Юноша попытался выползти, но уж больно крепуо застрял…

Вот разом с десяток заморышей дёрнули Эльрику назад. Её пальцы соскользнули, она упала, придавив некоторых противников… А потом вскрикнула — громко, пронзительно. Лицо её побледнело, глаза расширились и выражали ужас.

Дело в том, что дверь захлопнулась, и легко перерубила шею и плечо Винда. Теперь его голова и правая рука были в другом мире, а всё остальное — в Многомирье.

И вот он, безголовый, поднялся, и упёрся рукой в камень, стукнулся… Потом, странно припадая и дёргаясь, пошёл вдоль склона холма.

Увидев это, коротышки бросились в разные стороны, и вскоре их не стало видно…

Тогда Эльрика спросила плачущим голосом:

— Что же это? Неужели он погиб?!.. Да-да, погиб, бедненький; без головы остался…

Но Крылов ответил:

— Подожди. Не паникуй. Лучше посмотри: кровь из него не хлещет, и двигается он, хоть и не совсем нормально, но всё же — не похоже это на предсмертные конвульсии.

— Действительно, — охотно согласилась Эльрика. — Но что же, всё-таки произошло? Эй, Винд, ты меня слышишь? Как самочувствие? Где твоя голова?..

— Вряд ли он тебя слышит, но вот почувствовать твоё прикосновение может, — ответил Крылов.

Эльрика подошла к безголовой фигуре, и дотронулась до локтя единственной руки. Фигура так сильно дёрнулась, что едва не сбила Эльрику с ног. Затем Винд с размаху ударился о крутой склон… Отступил, побежал, снова ударился, остановился…

— Да что же это такое? — спрашивала Эльрика.

Ответил ей Крылов:

— Я не знаю, как так получилось, но вот факт: несмотря на то, что голова и рука Винда в другом мире, связь с этой частью тела у него сохранилась. Чтобы передвигаться там, он вынужден двигать своё тело здесь…

— У него там не появилось новое тело?

— Нет, не появилось. Он чувствует, то, что происходит здесь, и, если в том, другом мире — воздух, а здесь — камень, то он не сможет пройти там, потому что здесь упрётся в камень.

— Но это же ужасно! — воскликнула девушка.

— По-крайней мере, он жив, — молвил Крылов.

— Да, ты прав. И теперь мы будем думать, как помочь ему.

— Прежде всего, надо не давать ему так вот врезаться во всё что попало, а то он совсем расшибётся.

— Конечно! Лишь бы он не брыкался больше…

— Представь, каково ему там? Ещё тяжелее, чем нам. А тут ещё за его тело, которое вдруг стало невидимым, кто-то хватается. Для него всё это — настоящий кошмар… Так что мы должны помогать ему.

IV

Корабль Крылов был прав: происходящее стало для Винда настоящим кошмаром. Вот он выбрался из-под корней дерева (там и находился проход меж мирами), сделал шаг вперёд, и тут же ударился грудью о невидимую преграду. Глянул вниз, и обнаружил, что ни тела его, ни левой руки, ни ног больше нет; а вместо них — только тёмный воздух в котором пролетали редкие снежинки. Но, тем ни менее, он по-прежнему чувствовал своё, оставшееся в Многомирье тело; он упирался этим телом в склон холма, который тоже не мог видеть.

Даже Аша, обычно спокойная, при виде такой значительной перемены, произошедшей с её хозяином, издала удивлённый клёкот.

Потом до его невидимого локтя дотронулся кто-то… Читатель то уже знает, что это Эльрика до него дотронулась, но зато Винд не мог этого знать, а только почудилось ему, будто это призрак его тревожит.

Он побежал, но снова врезался в преграду, которой не мог видеть. Удар был столь силён, что он застонал от боли…

…Через некоторое время до его локтя снова дотронулись. Винду показалось, что это тёплое, ласковое прикосновение знакомо ему. Так хотелось верить, что это — Эльрика, и что она объяснит, что же происходит.

Да — он не мог её слышать, не мог видеть, но мог чувствовать, и девушка придумала, как объясняться с ним. Она начала водить пальцем по его ладони, вычерчивая на одном месте буквы. Ну а Винд быстро научился определять, какое именно слово она писала. Вот её первое послание:

"Я — Эльрика. Не бойся. Я не оставлю тебя"

И подставила свою ладонь, Винд таким же образом вывел на ней:

"Хорошо, что ты рядом. Но что произошло?"

"Твоя голова — в ином мире, а тело — здесь. Но они всё же связаны. Двигаясь там, ты телом врезаешься в препятствия Многомирья".

Винд вывел:

"Возвращаюсь, чтобы соединиться"…

Эльрика, взяв его за руку, повела обратно, к дверце. Соответственно, и голова Винда в заснеженном мире поплыла назад.

Но тут возникла серьёзная проблема. Дверца захлопнулась, а чтобы её открыть, необходим был ключ. Эльрика помнила, что во время нападения местных заморышей, ключ выпал на землю, а потом…

— Не ключ ли ищешь? — поинтересовался Крылов.

— Да!

— Так не найдёшь: его эти карапузы схватили и унесли с собой!

— Вот ведь беда! — огорчилась Эльрика и вывела эта печальное известие на ладони у Винда.

А юноша принялся водить по её ладони: "Не могу ждать, пока вы ключ вернёте. Здесь очень холодно. Голова и рука мёрзнут. Сейчас главное, добраться до ЧИПА. А дальше — видно будет…"

Это был обычный зимний вечер в городе Москве; температура — минус пять; небо — завешенное плотным покрывалом туч, подсвеченное громадным городом, и из-за этого не совсем тёмное, а тёмно-оранжевое. Москвичу в такую погоду вполне можно было гулять, ну а Винд привык жить в климате, где снег никогда не шёл, где и одежда то, по большему счёту, была нужна далеко не всегда. И вот поэтому обычный московский вечер показался ему просто адски холодным…

По настоящему мёрзла только его голова, предплечье и рука, но холод был настолько сильным, что, как казалось, передавался и на оставшуюся в Многомирье часть Винда…

Но были и явные плюсы. Яйцо с памятью ЧИПА, которое прежде просто было зажато в его ладони, вдруг начало пульсировать теплом и несильно, но настойчиво потянуло Винда туда, где высились громады домов, где по залитым странным электрическим светом улицам проворно двигались люди, и ещё проворнее неслись рыча и фыркая удивительные, ни на что не похожие существа (ну не мог Винд знать, что это — автомобили). И вот туда тащило его яйцо, где-то там в человеческом теле вёл безрадостное, лишенное смысла существования великий ЧИП.

Итак, Винд должен был идти туда. Но он понимал, что там, где такое количество народа, не удастся пройти незамеченным. И, мало того, что ему придётся идти не прямо, а выделывая всякие замысловатые маршруты, обходя, с помощью Эльрики, препятствия в Многомирье, так ведь ещё и вид его — летящая по воздуха голова с одинокой рукой, должна была привести добропорядочных и недобропорядочных горожан в ужасах. Что они с ним сделают? Наверное, некоторые разбегутся, ну а другие, кто здесь отвечает за порядок, попытаются остановить, и, если им это удастся, то они его уже никогда не отпустят его… Так размышлял Винд, и, в общем, был прав.

Об этом же думала и Эльрика. Она вывела на его ладони: "Там много людей?". Винд ответил: "Очень. Они на расстоянии, но придётся к ним идти".

Тогда девушка предложила: "Ты должен найти одежду".

"Её не на чем крепить".

"У тебя же там не только голова, но и плечо. Вот на плече…"

"Понял. Но одежда здесь не валяется".

"Напугай-Отними"

"Постараюсь. Сейчас я начну двигаться в желательном направлении, а ты обводи у препятствий"

"Давай!"

Винд медленно пошёл. Он озирался, подыскивая, у кого бы попытаться отобрать одежду. Пока что подходящих кандидатур не было".

Вдруг раздались возбуждённые молодые голоса:

— Гляди, чего за птица!

— Ого, золотая!

— Дорогая, небось!

— Из зоопарка улетела что ли?!

— Я таких и не видал! Чего она светится-то?!

— Фосфором обмазали что ль?!

— Схватить её надо! За такую много денег дадут!

Конечно, речь шла об Аше, которая, следуя за Виндом, уже несколько раз перелетела с ветки на ветку.

Её и приметили молодые люди, это была компания из пяти человек: три юноши и две девушки; они стояли тут, на берегу небольшого обледенелого озерца, неподалёку от городского парка и пили пиво. И вот появилось это мягкое, тёплое золотое сияние, а потом и птица — изящная, стройная, словно бы из сказочного сна прилетевшая.

Она доверчиво сидела на нижней ветке дерева, смотрела на приближающуюся к ней компанию, и даже не пыталась от них упорхнуть. Это породило новую серию предположений:

— Видно, что ручная!

— За такую точно много дадут!

— Сначала поймай!

— Да её и ловить не надо! Вон, сидит, ждёт, что мы её накормим. Ну, чипсы будешь?! Держи!..

Юноша высыпал в из пакета на ладонь горсть чипсов, и вытянул руку вперёд, надеясь, что птице понравиться это угощение.

Но тут чипсы высыпались из дрогнувшей ладони в снег, глаза молодого человека расширились и он простонал нечто непонятное. Девушки завизжали…

Из ближайшего дерева вылетела голова с единственной рукой. Ни туловища, ни ног — только голова и рука. Голова двигалась, ухмылялась и глядела на длинный плащ, который был надет на юноше с чипсами…

Каждому в этой компании хотелось верить, что это — только розыгрыш. Но они то знали, что такое розыгрыши; знали, что такое страшилки, над которыми можно посмеяться; здесь же всё было по настоящему. Это был настоящий ужас, такой кошмар, которого они ещё ни разу в своей жизни не испытывали.

Девушки повизгивали, молодые люди стояли, тряслись; кто-то из них простонал:

— Надо бежать…

Но голова произнесла:

— Вы не убежите. Я догоню вас и вопьюсь сзади!

— Да что ты такое?! Ты…

— Вас это не касается. Но мне нужно от вас одно: вот этот длинный плащ!

— Мой плащ? — переспросил юноша с чипсами.

— Да. Снимай его. Живо!

Будь перед ними обычный хулиган, они бы накостыляли ему… Но сопротивляться потустороннему, сверхъестественному?! Это казалось им чрезвычайно глупым и опасным занятием; надо было поскорее выполнять то, что требовало это чудище, да и сматываться, если только оно позволит…

И поэтому молодой человек быстро расстегнул и сбросил свой длинный плащ на снег.

— А теперь бегите! И не оборачивайтесь!! — закричала на них летающая голова.

Все пятеро, позабыв о своём пиве, пакетах и сумочках, подвывая, всхлипывая и тихонько, жалобно ругаясь, бросились бежать в город.

Ну а Винд наклонился, подобрал пальто, и с немалыми трудами закрепил его на своём единственном плече. К счастью, пожертвовавший одеждой юноша был высоким, а его пальто — длинным; так что для Винда, с его средним ростом, пальто закрыло не только ноги, но и ступни, которых на самом-то деле в этом мире не было…

Конечно, фигура его со стороны казалась весьма странной. Одно плечо нормальное, зато другое — сразу свешивалось вниз, и рука болталась, и ладонь не вылезала из рукава. Да и вообще — всё пальто провисало на одну сторону, будто там было не тело, а воздух… Так-то оно, конечно, и было на самом деле, но людям этого знать не полагалось.

Винд написал на ладони Эльрики:

"Мне тут очень повезло. Нашёл одежду. Скрывает всё, что должно быть скрыто. Теперь — начинаю двигаться в город. Веди меня"

И Эльрика, держа за единственную руку безглавое, но живое тело, начала обводить его мимо препятствий, которых в этом мире, к сожалению, было весьма и весьма много.

Поэтому и Винд, оказавшийся на московской окраине, не мог двигаться прямо, а дёргался из стороны в сторону, то заходя на асфальтированную дорогу, то попадая в сугроб. И, естественно, его принимали за пьяного. Но всё же, какие бы виражи он не совершал, а всё же двигался туда, куда тянуло его зажатое в ладони яйцо…

Но вот он остановился, и написал на ладони Эльрики: "Я становлюсь ниже".

"Что ещё за превращение?"

"Не знаю, но я как бы проваливаюсь под эту землю. Одежда не проваливается, а мои ноги уже по колени ушли…"

"Сейчас посоветуюсь с Крыловым".

И она пересказала, что происходит с Виндом в ином мире. Корабль тут же ответил:

— В общем, понятно. Помнишь, ржавый коротышка Чип, говорил, что мир, в который он должен попасть — огромный? Там живут миллиарды людей… А наши миры — тридцать-сорок километров в диаметре; они тоже круглые, но горизонт в них значительно ближе, чем в том мире; уклон почвы больше. Поэтому здесь Винд идёт под уклон, а там должен бы двигаться по прямой; но, не может и скоро совсем уёдёт под почву…

— Ты должен взять его на борт, чтобы здесь он летел по воздуху! — воскликнула Эльрика.

И тут безглавый Винд сам дёрнулся в сторону. Однако, так как они находились в проходе между выступающими из почвы кристаллами, он ударился об один из этих кристаллов.

"Ты…" — начала было писать на его ладони Эльрика, но юноша вырвал руку, и торопливо написал: "Уводи! Скорее!!"

На этой окраинной улочке не было обычных московских автомобильных пробок. Изредка возвращались к своим подъездам легковушки. И один из водителей едва успел затормозить, увидев несуразную, кособокую фигуру, которая странно дёргалась посреди этой улочки. Казалось, что этот некто хочет убежать с проезжей части, но врезается в некие незримые препятствия. Пытаться его объехать было опасно, так как неизвестный всё равно мог броситься под колёса. Водить начал сигналить…

Ну а Винд видел перед собой железное чудище, внутри смутно угадывалась фигура чародея, из чудища вырывались странные, пронзительные, ни на что не похожие звуки…

И тогда перепуганный Винд написал на ладони Эльрики: "Вверх!"

Водитель автомобили был не очень-то дружелюбным типом, и ему хотелось как можно скорее вернуться домой. Кто это преградил ему дорогу: алкоголик или наркоман? Ну, это уже и не важно; главное — устранить эту дурацкую преграду.

Водитель вышел, громко хлопнул дверцей, и неспешно начал надвигаться на Винда, грозно спрашивая:

— Ну что, жизнь надоело?! Сейчас в сугроб полетишь!

И сильно толкнул юношу в странно провисающее плечо. Каково же было изумление водителя, когда оказалось, что ничего в этом пальто нет — оно просто колыхнулось в сторону, а голова осталась на месте.

— Э-эй, ты чего, инвалид что ли? — спросил водитель.

— Я сейчас, подождите, — пробормотал Винд.

На ладони Эльрики он выводил: "Скорее же!"

А в Многомирье Крылов завис над Виндом, и из него вылезли зеленоватые нити. И эти извивающиеся нити, которые не смог бы разорвать даже самый сильный человек, обхватили не только Винда, но и Эльрику, и Яву. Пантера попыталась было вырваться, но Эльрика прикрикнула на неё:

— Не дёргайся! — и Ява повиновалась.

Корабль поднял их на пять метров и полетел вперёд.

…Водитель издал громкий звук "Оу!", и шумно сел на покрытую грязным, спрессованным снегом дорогу. Но он совсем не думал о том, что потом одежду придётся стирать. Главным было то, что он увидел… Увидел и не поверил своим глазам.

Этот странный, то ли инопланетянин, то ли призрак, вдруг взвился в воздух на пятиметровую высоту; и стало видно, что ничего у него под плащом нет. Зато подлетела к нему источающая золотой свет птица, и уселась у него на плечо.

Затем этот неизвестный плавно и стремительно поплыл над улочкой, пронёсся над машиной…

Водитель провожал его взглядом, вздрагивал и икал. После того, как фигура летуна растворилась в тёмном зимнем воздухе, он почесал затылок, проговорил: "Наверное, кино снимают", и почти успокоился.

Крылов надёжно держал своими изумрудными нитями Эльрику, Яву и живое безголовое тело Винда. Корабль летел прямо, а сильно изгибающаяся поверхность мира Ован-Тульбук, уходила всё дальше вниз.

Ну а в другом мире, над прямой Московской мостовой летела голова Винда, а под ним, развиваясь на ветру, нёсся плащ. Что касается Аши, то она летела на некотором расстоянии. Услышав, как внизу кто-то вскрикнул, Винд написал на ладони Эльрики:

"Выше!"

Девушка передала эти слова Крылову, и корабль немедленно исполнил пожелание Винда — поднялся ещё на двадцать метров. Теперь Винда уже едва ли можно было увидеть с мостовой.

Юноша доверялся чудесному яйцу. Оно тянула его руку туда, где находился ЧИП, и Винд передавал команды Эльрике. Писать каждый раз: «Право» или «Лево» было лишней тратой времени, и поэтому довольствовался чётко выведенными буквами «П» или "Л".

Но вот яйцо потянуло его вниз, Винд глянул туда, и увидел площадь, где двигалось в разных направлениях превеликое множество народа. Большинство из этих людей входило или выходило в сияющее здание, на котором выделялась красная буква "М".

Стало быть, на этот площади и находился ЧИП. Но спускаться на головы публике было бы опрометчиво, поэтому Винд выбрал огороженное, украшенное шариками и гирляндами дерево, которое возвышалось на краю площади. Теперь он аккуратно выводил на ладони Эльрике «правее», "левее", "чуть правее", "скорее же!", "теперь — вниз!"

Крылов безоговорочно исполнял его команды. К счастью, они уже успели отлететь от мира Ован-Тульбук на значительное расстояние, так что ничто не мешало его виражам в воздухе.

Итак, Винд опустился за ограждением, возле Новогодней ёлки. По счастливой, его спуск заметил только один мальчишка, который тут же доложил своей маме:

— А вон тот дядя с неба спустился…

Но его мама разговаривала по сотовому телефону, и ответила:

— Хватит болтать глупости… нет-нет — это я не тебе. Так что ты говоришь? — последние слова были обращены тому, с кем она общалась по сотовому…

Винд писал на ладони Эльрики:

"Теперь пусть Крылов медленно движется вперёд. Скорость — как у обычного пешехода".

Крылов повиновался, и Винд, касаясь полами длинного пальто асфальта, поплыл туда, куда тянуло его яйцо…

Вскоре Винд увидел того человека, которого искал. Оказывается, ЧИП стоял неподалёку от новогодней елки. Яйцо тянуло именно к нему, но и без яйца Винд понял бы, что это нужный человек — уж очень он выделялся из толпы…

У него было чрезвычайно заострённое, сухое и вытянутое лицо; нос прямо-таки выпирал, нависая над подбородком, где щетинилась небольшая бородка. Один висок был заметно больше другого, а скулы постоянно напрягались и подрагивали. Глаза — очень широкие, сияли тусклым светом; уши — выглядывали из-под меховой шапки и шевелились…

Казалось, заключенный в этом теле дух, был слишком велик для него; вот поэтому и само тело представлялось таким несуразным, таким странно раздутым изнутри.

Да — это был именно ЧИП, хотя, конечно, он и не помнил, что он ЧИП, правитель некоей империи в Многомирье, а думалось ему, что он — обычный человек из города Москва, и у него обычная человеческая биография.

ЧИП не просто стоял, он пристально разглядывал красочный шарик, ранее снятый им с новогодней ёлки. Вот ЧИП надавил на стекло через чур сильно, и шарик не выдержал, треснул. Тогда ЧИП выронил игрушку, раздавил её, и стремительно пошёл к вестибюлю метро.

Он шёл прямо, не обращая внимания на многочисленных, спешивших по своим делам граждан. И прохожие расступались перед ним, а потом озирались испуганно и недоумённо. Также они вынуждены были расступаться и перед Виндом, который следовал за ЧИПОМ. Ведь Винд не мог маневрировать меж ними — слишком их было много, слишком часто ему приходилось бы писать команды Эльрике, а та не успевала бы передавать их Крылову.

Чем ближе подходил человек к станции метро, тем быстрее он шагал, и Винд написал в Многомирье: «Быстрее». Крылов принял эту команду, и теперь юноша часто задевал своим почти пустым пальто людей. Они чертыхались, но не пытались его остановить.

Видя, что ЧИП уже подходит к стеклянным дверям, Винд крикнул:

— ЧИП! Остановись!!

Человек не остановился, так как не знал, что его звали ЧИПОМ, и вошёл в стеклянные двери. Винд глянул в небо, увидел там на фоне тёмных туч сияющее золотое пятнышко — Ашу, и проговорил негромко:

— Ты не можешь лететь за мной. Слишком ты приметна. Так что возвращайся к двери между мирами, и жди моего возвращения…

Винд знал, что Аша не могла его услышать на таком расстоянии, но также он знал, что она всё же поняла его, так как между ними уже давно установилось что-то наподобие телепатической связи…

И вот Винд, вслед за ЧИПОМ вошёл в стеклянные двери.

Что ж, читатель наверняка хоть раз бывал в метро. А, может статься, что он бывает в метро почти каждый день. Так что ему известно, как много там людей и особенно в вечерние часы, когда все возвращаются домой с работы или с учёбы.

А вот Винд ещё ни разу не видел такого громадного количества людей, собравшихся в одном месте. Все эти люди двигались и разговаривали — от их мельтешения у Винда даже закружилась голова, и он на некоторое время потерял ЧИПА.

Много народу стояло возле касс за билетиками, и Винд начал высматривать ЧИПА среди них, но на самом деле ЧИП в этой очереди не стоял, так как у него имелся проездной билет….

Крылов продолжал лететь в Многомирье, и голова Винда на Земле двигалась вперёд; пальто задевало людей, с шебаршением изгибалось, и юноша услышал в свой адрес несколько не очень-то лицеприятных высказываний (хотя, возмущавшиеся, конечно, не могли предположить хотя бы чего-то отдалённо напоминающее истинное положение вещей).

Винд не мог знать, что такое турникеты, не мог он знать, и что такое билетики, и что их надо покупать в кассах. Но зато он, наконец-то увидел ЧИПА — тот как раз подошёл к турникету, и приложил к нему билет, тут же прошёл дальше.

Винд, боясь потерять его в этой суетливой толпе, ещё раз выкрикнул:

— ЧИП!! — но тот так и не обернулся — сосредоточенный, мрачный, непохожий на других, двигался он вперёд.

Так как проходы в турникеты был весьма узкими, а Винд, так же как и Крылов в Многомирье, двигался по прямой, то он не мог лавировать, и полетел не в проход, а прямо на турникет…

Если бы у Винда было тело, то он врезался бы, но, так как у него на Земле имелась только голова и рука, то за турникет задело только пальто, приподнялось, прокатилось по верхней части турникета…

Но сработал механизм, и нижняя часть пальто оказалась зажатой. При этом Винд продолжал двигаться вперёд, и пальто начало соскальзывать с его единственного в этом мире плеча.

Если бы не отменная реакция, то остался бы Винд без одёжки, и его странное обличие стало бы видно для толпы, и без того излишне нервной. Юноша изнутри схватился за рукав пальто, быстро крутанулся, и при этом продолжал двигаться вперёд…

От чрезмерного напряжения пальто затрещало, Винд же заскрипел зубами. Наконец, ему удалось вырваться…

Эльрика хотела написать на его ладони: "Ты так дёргаешься! Что там происходит?", но успела написать только «Ты», Винд, видя особое скопление народа у эскалатора, начеркал на её ладони: "Медленнее".

И всё же, за это время он успел несколько раз врезаться подбородком и единственным плечом в людей. ЧИП находился поблизости, но царил такой шум-гвалт, что Винд не стал его окрикивать, уверенный, что ЧИП не услышит…

Откуда, выросший в Многомирье Винд мог знать, что такое эскалатор? Конечно, он не знал. Но вдруг увидел, что вниз, под углом уходит туннель, а в этом туннеле, держась за поручни, спускаются или поднимаются люди.

Всего на секунду замешкался он, но и этого было достаточно. Ничего не подозревающий Крылов нёс его вперёд, и Винд полетел над уезжающими вниз ступенями. Уже заметил изумлённые и испуганные, обращённые к нему взгляды, и поспешно вывел на ладони Эльрики: "УглВн"

Не так просто было расшифровать эту дрожащую надпись, но Эльрика догадалась и крикнула Крылову:

— Под углом вниз!

Корабль повиновался, но он не знал под каким именно углом спускаться, и поэтому Винд все ещё летел в воздухе. При этом его голова постепенно приближалась к потолку. Снизу доносились изумлённые возгласы. Вот какая-то бабка взвизгнула:

— Ах, батюшки, да что ж это?!..

Другой, молодой голос:

— Это что — реклама?!

Истеричный взвизг:

— Человека убили!

Винд написал в Многомирье: "На пять метров — вниз!", Крылов спустился, и Винд ушёл на полметра в эскалатор. Если бы один из изумлённых пассажиров не посторонился, то летающие голова и плечо ударили бы его по затылку.

Винд продолжал чирикать: "Чуть вверх, под — углом вниз! Угол больше! Чуть медленнее! Ещё медленнее!"

Хотя его команды исполнялись, всё же система их передачи была несовершенна, и не соответствовала стремительности другого (то есть, Московского) мира…

Но всё же Винд ни в кого больше не врезалась, люди, в ужасе глядя на него, шарахались, а у кого нервы были послабее — кричали. Всё же это был первый, увиденный ими летающий человек. К тому же, некоторые из них успели заметить, что у этого летуна и ног-то нет.

Ну а Винд бормотал:

— Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, всё нормально! Я вас не трону!..

Эти слова никого не могли убедить, что "всё нормально", и люди продолжали глядеть на него с прежним ужасом, и шарахаться от него…

Наконец, спуск прекратился, и Винд оказался на платформе. Из всех сил старался от не потерять ЧИПА, но из-за толкотни движущихся в разном направлении людских масс, ЧИП затерялся-таки. Винду казалось, что, потеряв человека в таком столпотворении, он уже точно не найдёт его, и поэтому он попросил у Эльрики:

"В-2"

Это обозначало "Подняться вверх на два метра", и эту команду девушка передала Крылову…

Винд взмыл на два метра, и увидел ЧИПА — тот усердно продирался вперёд, и не думал останавливаться.

Раздался истошный женский визг:

— Опять летает!

Бабка заголосила:

— Демон!

А мужчина заорал:

— Хватай его!

"Вн-2" — передал Винд в Многомирье, и обозначало, что надо его опустить на два метра; следующая команда «Вп-Вл-Вп», и это Эльрика расшифровала как — двигаться вперёд, дёргаясь то влево, то вправо. И всё это безукоризненно выполнил Крылов.

Винда не хватали, но на него смотрели и шли, вслед за ним, не подходя вплотную. Спорили, кто он такой; среди молодых людей чаще всего проскальзывало мнение, что это снимают фильм. Но им возражали, что очень уж реалистично выглядит. В ответ звучало, что современные эффекты очень даже совершены. "Вот именно — современные эффекты!!" — пытались перекричать грохот приближающейся электрички. "- Сейчас все эффекты на компьютерах делают, и не зачем подсылать некоего летуна в метро…"

— А это, чтобы на вашу реакцию поглядеть, как вы дёргаться и бояться будете! — воскликнул кто-то, и многие начали оглядываться, высматривая скрытые камеры.

Ну а Винд продолжал передавать команды в Многомирье. То влево, то вправо, то чуть назад, то — вперёд.

Юноша видел, как ЧИП подошёл к краю платформы, и как к этой платформе подъехало длинное, железное чудище, внутри которого видны были спрессованные — сидящие и стоящие люди. В боках чудовища распахнулись двери, и из него хлынули, спеша на волю, эти несчастные создания. Однако, многие почему-то даже и не попытались выйти, а другие, стоявшие на платформе, в том числе и ЧИП, начали втискивать внутрь чудища.

Что ж — Винд не надеялся остановить ЧИПА, и поэтому вынужден был последовать за ним. Правда, влетел не в ту же дверь, что и ЧИП, а в соседнюю. Едва успел передать «Ст» — т. е. «Стоп», а иначе — протаранил бы спрессованных людей.

И вот двери закрылись, а где-то над головой зазвучал женский голос: "Следующая станция "Маяковская".

Винд обернулся, увидел ЧИПА, который стоял среди множества людей, и необычайно среди этого множества выделялся. Вновь Винд решился его окрикнуть: "ЧИП!"

ЧИП всё ещё не помнил своего имени, и не на этот окрик повернулся, а потому что заметил, как Винд поднял свою единственную в этом мире руку. А в руке этой было яйцо с памятью ЧИПА. Вот на это-то яйцо и глядел ЧИП. Глядел с большим интересом, и даже, как показалось Винду, начал проталкиваться к нему.

"Ну всё" — подумал юноша. "Закончились мои мучения. Миссия почти выполнена". Но он ошибался. Самые серьёзные проблемы ещё только начинались.

Электричка передёрнулась и начала движение вперёд, прочь от платформы — в туннель. Но, так как тело Винда в Многомирье не двигалось, то и его голова в вагоне оставалась на месте, хотя со стороны могло показаться, что он как раз бежит по вагону.

Он задевал единственным плечом пассажиров, бормотал: «Извините», и чирикал рукой послание: "Впр. Быст… ещё быст…"

В Многомирье Эльрика кричала Крылову:

— Вперёд! Ещё быстрее! Ещё! Ещё!

Крылов послушно разгонялся, но, конечно, не мог точно приноровиться под изменчивый ритм мчавшейся по туннелю электричке. В результате, голову Винда носило по всему вагону. Пассажиры шарахались от него, ругались, глядели изумлённо.

Когда Винд пролетал возле ЧИПА, он крикнул ему:

— Эй, это не ваше?! — и протянул яйцо, которое так и тянулось к ЧИПУ.

Но в это мгновенье электричка неожиданно начала тормозить, и Винда опять унесло в другую часть вагона, вновь он писал Эльрике, что надо делать. Вскоре, электричка опять взялась за разгон.

…Уже целую минуту Крылов нёс Винда на пределе своих сил (и даже чуть быстрее этого предела).

Приближался покрытый джунглями мир и уже ощущалось его притяжение.

Корабль произнёс:

— И о чём он там только думает? Передай-ка, что пора останавливаться. Иначе — разобьёмся.

Эльрика передала на Землю то, что требовалось, и получила ответ:

"Не могу!"

Винд действительно не мог остановиться, он весь был во власти электрички. Но вот прозвучал голос невидимой женщины: "Станция Белорусская", и за окнами замелькал просторный вестибюль. Электричка тормозила, и, несмотря на старание Крылова — голова Винд всё же врезался в стекло…

Распахнулись двери, многие пассажиры, в том числе и ЧИП, начали выходить на платформу. Винд писал: "Вп. Л. Пря.". т. е. «Вперёд», "Лево", «Прямо». А затем он почувствовал, как что-то ударило по его бывшей в Многомирье груди и задал вопрос:

"Что там?"

Эльрика ответила:

"Здесь — деревья".

И это было чистой правдой. Если бы электричка проехала ещё хотя бы с десяток метров, то невозможно было бы избежать рокового столкновенья (во всяком случае, Винд бы при этом точно погиб).

А так они свешивались над разросшимися джунглями. Помимо зарослей, кое-где возвышались руины древних сооружений. А снизу из-под древесных крон доносились голоса неких существ, и пока что невозможно было определить — разумные они или нет.

Эльрика отправила очередное послание в иной мир:

"Быть может, всё же отказаться от этого? Остановиться? Вернуться? Найти ключ?"

"Доведу дело до конца. Сейчас — вверх, под тем же углом, что и спускались"…

Это Винд, преследуя ЧИПА, добрался до начала эскалатора; несуществующие ноги утонули, плащ распластался, и он как бы утонул в ступенькам. Уже не в первый раз он услышал испуганные возгласы:

— Человек провалился!! Остановите!

Кто-то подумал, что сломались ступени, и Винд начал проваливаться вниз, в "ужасный механизм", и вот уже сильная мужская рука попыталась схватить Винда за его несуществующую в этом мире левую руку. Схваченным оказался только рукав многострадального пальто.

Ну а Крылов начал подъём. Соответственно, Винд выплыл из ступени.

Тут поднялся немалый переполох. Эскалатор был остановлен, однако ж Винд с прежней скоростью плыл вверх и вверх.

На его счастье, для этого Крылову в Многомирье приходилось не опускаться, а лететь параллельно покрытому джунглями мира. Винд уже не обращал внимания ни на возгласы перепуганных пассажиров, ни на то, что он был центром внимание.

Главное было не опустить ЧИПА, который самостоятельно начал двигаться по остановившемуся эскалатору вверх.

— А ведь это ваше! — кричал ему Винд, и вытягивал яйцо с памятью, но ЧИП больше не оглядывался — перешагивая сразу через три ступеньки, нёсся он вверх.

И снова заснеженная, холодная улица, и снова — краткие, но исправно передающиеся к Эльрике команды. Где поворачивать, где остановиться…

Винд совсем замёрз, ему хотелось поскорее вернуться в Многомирье, и поэтому он решил просто догнать ЧИПА и, если он не захочет добровольно принимать яйцо памяти, так разбить ему это яйцо о лоб — может, тогда вспомнит.

ЧИП направился к подъезду дома, в котором он, как не сложно было догадаться, жил. Это был девятиэтажный, кирпичный, старый дом, в нужном подъезде был испорчен домофон, так что ЧИП просто распахнул дверь…

Дверь начала закрываться, но Винд ещё мог догнать ЧИПА, который быстро поднимался по лестнице…

И вдруг Винд, против своей воли, остановился. Он беспомощно трепыхнулся, изогнулся, и вернулся на прежнее место, в паре метров от уже закрывшейся двери. Написал Эльрике:

"Срочно — вперёд!"

"А в обход?" — спросила девушка.

"Нет — только вперёд, потом — вверх…"

"А если просто вверх?"

"Никакого толка не будет. Что случилось?"

"Впереди преграда"

"Можете её сломать?"

Эльрика спросила у Крылова:

— Ты можешь снести эту громаду?

Корабль ответил:

— К сожалению, я ещё не достаточно вырос, и это не в моих силах.

Перед ними возвышался самое высокое на этом мире и, практически полностью сохранившееся сооружение. Нижние этажи обвивали толстые, изгибистые, похожие на змей ветви, а дальше — дыбились сложенные из багровых глыб стены. Вот над этими стенами, почему-то и оказалось невластными время и всякие ненастья. И если бы хотя бы окна в этих стенах имелись, так Эльрика сама попыталась бы протащить туда тело Винда, но никаких окон не было, и Крылов вынужден был висеть на месте…

Под ними вздрагивали древние деревьях, из-под их ветвей доносились невнятные звуки, и чувствовалось, что за путешественниками наблюдают…

Ну а голова и плечо Винда висели над заснеженной и обледенелой мостовой, возле вполне обычного московского подъезда.

"Может, вернёшься?" — через ладонь спросила Эльрика.

"Вернусь, но только на два метра. Хочу понаблюдать на два метра".

После того, как Крылов отлетел на пару метров, Винд смог наблюдать за половиной относящихся к этому подъезду окон. Другая половина выходила на другую сторону дома…

В большинстве окон уже горел свет, но некоторые оставались тёмными.

Вскоре в прежде тёмном окне восьмого этажа загорелся электрический свет. "Должно быть, это ЧИП вернулся домой" — предположил Винд, а Эльрике написал: "Надо подниматься. Я напишу, когда остановиться".

Крылов начал подниматься вдоль стены дома, и остановился только когда Винд чирикнул «С» — то есть, "Стоп".

Винд не ошибся — теперь он действительно находился прямо напротив жилища ЧИПА. Он увидел весьма убогую, грязную холостяцкую кухню. Блеклая лампочка под её потолком не могла изгнать мрак из всех углов. А самое большую часть кухоньки занимал холодильник-исполин…

Вот на кухоньку вошёл ЧИП. Он был уже в домашней одежде: чёрной рубахе и таких же штанах. Глянул в окно, но так как там висели занавески, то не увидел Винда. Винд же мог наблюдать за ним через щель между шторами.

ЧИП распахнул холодильник. Кого же было изумление Винда, когда он увидел, что там лежит множество яиц разных птиц, правда, в основном, простых — куриных.

ЧИП поставил на плиту сковородку, налил подсолнечное масло, а затем, с помощью кухонного ножа, начал разбивать яйца, выливать их содержимое в сковородку.

Так он разбивал и разбивал яйца, и напоминал маньяка, который никак не может остановиться. В широченной сковородке умещалась порция, которую не смог бы осилить даже самые здоровый человек, такой яичницы хватило бы, чтобы накормить дюжину богатырей, но она готовилась на одного человека, которого звали ЧИПОМ.

И надо было видеть, с каким любопытством ЧИП вглядывался в яйца, как жадно смотрел на выплёскивающиеся желток и белок, с каким упоением выхватывал из упаковки следующее яйцо. Его большие глаза пылили страстью, а уши вздрагивали и шевелились; желваки так и вздувались, даже и волосы на его голове начинали шевелиться.

Тут кстати, Винд припомнил, с каким интересом ЧИП разглядывал ёлочное украшение во время их первой встречи на площади. Откуда же этот интерес к круглым и овальным предметам? Неужели ЧИП подсознательно чувствовал, что его настоящие воспоминания находятся в яйце?

Точного ответа на этот вопрос Винд не знал, но зато он знал, что его находящаяся в этом мире рука достаточно длинная, чтобы постучать в окно. И вот он, сжимая в руке яйцо, протянул её вперёд, и осторожно постучал. При этом он наблюдал за ЧИПОМ.

Тот продолжал готовить, подсаливал яичницу. По-видимому, он просто не мог поверить, что кто-то действительно стучит в его окно.

Тогда Винд вновь постучал, и в этот раз — сильнее.

ЧИП, сжимая в ладони банку с солью, направился к окну. Распахнул шторы, увидел Винда, который висел на уровне его восьмого этажа, и пытался выразить на лице самое что ни на есть дружелюбное и мирное настроение.

В это время в Многомирье, подлетевший вплотную к сложенному из багровых плит сооружению, Крылов спросил:

— Эльрика, ты замечаешь, что плита вздрагивает?

Девушка ответила:

— Да, и именно та плита, напротив которой мы висим.

Ява же отвечала предупреждающим рыком. Пантера чувствовала опасность. Плита, напротив которой они висели, отличалась от других плит своим более тёмным цветом, а также тем, что на её поверхности были вырезаны некие рунические знаки.

Остававшаяся в Многомирье часть Винда практически прикасалась к этой плите. Эльрика написала на его ладони:

"Мы должны отлететь назад"

Он ответил:

"Не! Оч. важно!"

И действительно, на Земле в это время происходили очень важные события. Первое, что сделал ЧИП, когда увидел висевшего за окном ЧИПА — это издал шипящий, протяжный звук: "Кы-ы-ы-ш-ш-ш-ш-ш!!".

А Винд закричал ему:

— Нет, нет, вы не правильно меня поняли; я — вовсе не птица, я — принёс вам вот это…

И он протянул вперёд ладонь, в которой лежало и нетерпеливо подрагивало, хотело вырваться к ЧИПУ яйцо с памятью. Винд бы и выпустил яйцо, если бы не окно между ними…

Но, самое главное, что ЧИП уже не шипел "Кышшш!!", а с действительно большим интересом глядел на яйцо. В его выпученных глазах читалась жадность и он спросил:

— Что это?

Винд успел ответить:

— Здесь твоя память…

ЧИП потянулся было, чтобы открыть форточку, и в это мгновенье Винда со страшной силой отдёрнуло назад. За пару секунд он отлетел метров на двадцать от окна, а затем ещё и подниматься начал.

Спросил у Эльрика:

"Что там?!"

"Змея" — ответила девушка.

"Змеи испугались?!" — возмутился Винд. "Немедленно вернитесь!"

"Змея огромная"

Если бы Крылов не был начеку, то пришлось бы их совсем худо. Именно в то мгновенье, когда ЧИП потянулся к форточке, тёмная плита отъехала в сторону, и из черноты, которая за ней нависала, рванулась на них змея, одна голова которой была не меньше тела могучей Явы. Двумя огненно-кровавыми изумрудами горели глаза змеи, а раздвоенное жало стремительно дёргалось, тянулось к добыче…

Крылов отлетел в сторону и поднялся вверх, а разъярённая своей неудачей змея уползла восвояси. Об этом и написала Винду Эльрика.

Винд же чирикал:

"Всё равно — надо вернуться. ЧИП у себя дома, и он ждёт меня".

"Если бы ты видел это чудовище, то не говорил бы так".

"А Крылов? Он же поглощает всё!"

И Эльрика спросила у живого корабля:

— Ты ведь всё подряд можешь поглощать; может и змею эту съешь?

— Ну, я далеко не всё могу кушать. И в нашем Многомирье много дивных созданий, которые мне не подвластны. Как, например, вот эта змея. Ведь она не простой зверь — она, существо, наделенное магическими силами; и появилась она здесь гораздо раньше, чем были построены все эти сооружения…

Эльрика написала об этом Винду, и предложила:

"…Вымани ЧИПА на улицу"

Винд ответил:

"ВИНД стоит возле окна. Смотрит. Ждёт. Вы должны вернуться".

"Лучше бы нам вернуться к проходу меж мирами".

"И как его открывать?"

"Ключ у жителей Ован-Тульбук. Отберём его".

"Забыли, что империя Ой-Чип-он в беде?! И только мы можем помочь! Как вы можете быть такими!"

"Мы можем погибнуть!"

"Боитесь что ли?!"

"Видел бы ты эту змею…"

"Да я здесь уже такого нагляделся, что мне никакие змеи не страшны".

Крылов висел над джунглями, на некотором отдалении от жилища змеи, а Эльрика спрашивала у него:

— Как думаешь, может быть, что, если ЧИП живёт там именно в том месте, где у нас в Многомирье эта жуткая змеюка, то это отражает его характер? Ну то, что он, на самом деле — очень опасный тип?

— Может быть, а может и не быть…

Эльрика написала Винду:

"ЧИП может быть опасным".

На что Винд ответил:

"Если вы боитесь, то оставьте моё тело, и я сам, на ощупь буду пробираться к цели"

— Он не отступится, — молвила Эльрика.

Крылов согласился:

— Насколько я знаю Винда: если он вбил себе что-нибудь в голову, так уже не отступится. Ладно, подлетаем осторожно, а там уж будем думать, что делать".

И Крылов подлетел к сооружения сверху, так что и Винд на Земле оказался над крышей дома, в котором жил ЧИП. Затем, начали спускаться…

Крылов воскликнул:

— Ява, осторожнее! Не надо меня кусать!

Дело в том, что пантера начала грызть те зеленоватые нити, которые обхватывали её. А нити вытягивались из днища Крылова.

— Ява, прекрати! — сказала ей Эльрика.

Но пантера посмотрела на свою хозяйку понимающим взглядом, и… продолжила грызть нити.

Тогда Эльрика обратилась к кораблю:

— Вообще-то, она умная; и, если считает нужным — подчиняется мне, но сейчас, стало быть, задумала что-то. Хочет чтобы ты её выпустил…

— Куда же я её выпущу?

— А вон на тот бортик…

— Ты права. Быть может, что-нибудь получится…

И Крылов опустил Яву на каменный бортик, который, с небольшими перерывами выступал по стене всего сооружения, как раз на уровне той плиты, за которой находилась ужасная змея. Пантера тут же подскочила к плите, и начала царапать по ней своими острыми когтями.

С Земли шли вопросы Винда:

"Ну, что там? Долго ждать? Ведь ЧИП может отойти от окна!"

"Ради твоей прихоти рискует Ява!"

"Ради спасения многих она рискует!"

"Ладно, извини, я и сама нервничаю…"

А Яве, своей лучшей подруге, Эльрика крикнула:

— Будь осторожнее! Ведь эта тварь может выскочить в любое мгновенье…

Но Яву не нужно было предупреждать. Все её чувства были обострены, она слышала, как по ту сторону плиты шевелиться, готовиться к прыжку змея. Бросила Ява быстрый взгляд на Эльрику: Не волнуйтесь, — мол, — действуйте по обстоятельствам…

Плита стремительно отъехала в сторону, и из чёрного проёма, метясь в Яву, ядовитым снарядом метнулся громадная голова змеи. Но пантера уже знала, что будет делать — чёрным росчерком перелетела она на широкую ветвь дерева, до которой было не меньше десяти метров.

В то же мгновенье голова змеи была там, но Ява успела перескочить на соседнюю ветку, и уже оттуда бросилась на эту голову. Змея не ожидала такой дерзости, и на секунду застыла…

Этим замешательством и воспользовалась Ява. Она размахнулась и ударила лапой прямо в алый глаз змеи. Острыми были когти патеры, но и они не смогли пробить рубиновую твердь этого удивительного создания. Тем ни менее, главная цель была достигнута: исполинская змея пришла в такую ярость, что совершенно забыла о том, что ей надо возвращаться в свою обитель; и её длинное тело полностью выскользнуло из проёма, вместе с Явой повалилась в джунгли. Теперь только по тому, как вздрагивали и изгибались деревья, можно было определить, где проходит их поединок.

Крылов тут же начал опускать к оставшемуся открытым проёму. Винд нетерпеливо выводил на ладони Эльрики:

"Скорее! Он от окна может отойти".

Но, когда спустились на уровень окна, то оказалось, что ЧИП всё ещё стоял там, и выжидающе глядел своими выпученными глазами.

— Вот!! Держи!! — Винд протянул ему яйцо.

Но юношу дёрнуло назад, и вытянувшаяся в форточку рука ЧИПА не дотянулась до яйца.

"Что?" — спросил Винд в Многомирье.

"Вонь" — коротко ответила Эльрика.

Вонь из проёма, в котором обитала змея, выбивалась такая, что девушку едва не стошнило; поэтому она и начала дёргаться. Но вот из днища Крылова начали выбиваться облачка зеленоватого пара, и в воздухе заметно посвежело, даже повеяло приятными ароматами.

Эльрика прекратила дёргаться, и Винд, наконец-то смог передать яйцо ЧИПУ.

Удивительное лицо ЧИПА преобразилось. Самые разные чувства выражались на нём, но самым главным было торжество. Глядя на яйцо он спросил:

— Что это?

— Там — твоя память, — ответил Винд.

Но ЧИП не слушал Винда, он, казалось, совсем забыл об этом странном, висящем за его окном человеке. Он поднёс яйцо к самому своему лицу и ещё раз спросил:

— Что же это?.. Неужели — оно?! Я ведь искал его, всю жизнь искал…

Вот он подошёл к сковородке, и разломил бесценное яйцо над ней. Однако, содержимое не выплеснулось вниз.

Из яйца выплыла дымка, в которой перемешивались самые разные цвета, но преобладали всё же тёмные оттенки. Эта дымка нависала перед ЧИПОМ, а он медленно, на цыпочках, приближался к ней.

С губ срывались слова:

— Наконец-то! Сейчас!!

Он, наконец-то прикрыл прежде не мигавшие глаза, и с шумом начал вдыхать думку своими подвижными, широкими ноздрями. Потом он раскрыл рот… теперь дымка вливалась и в его рот… И в уши…

А рот раскрывался всё шире и шире.

Эльрика спрашивала:

"Ну что там? Можно отлететь?!"

"Нет!" — с силой вывел на её ладони Винд.

Конечно, ему хотелось увидеть, чем всё закончится; ну а Эльрике в Многомирье хотелось отлететь от жилища змеи, и помочь Яве. Внизу по прежнему сотрясались деревья, доносились звуки сильных ударов, яростное шипенье огромной змеи и иногда — рёв Явы.

А на Земле, на кухоньке почти обычной московской квартиры рот ЧИПА распахнулся уже так широко, как не мог раскрываться ни один человеческий рот; словно насос вбирал он в себя дымку, и остановился только тогда, когда ничего от неё не осталось. Только две золотящиеся половинки яйца лежали на полу.

Непомерный рот захлопнулся, но теперь ЧИП гораздо меньше, нежели прежде напоминал человека. Его кожа сделалась полупрозрачной, а внутри заметно было стремительное движение чего-то тёмного. Глаза его мерцали алым светом, и, если бы Винд мог видеть громадную змею в Многомирье, то он сравнил бы их глаза. Они были очень похожими…

И тогда Винд впервые подумал: "А ведь, может, я и ошибся. Не стоило возвращать ему память…"

ЧИП подошёл вплотную к окну, положил на него ладони, и начал вглядываться в Винда, который так по-прежнему и висел в воздухе. Юноша постарался улыбнуться, но жалкой вышла эта улыбка, он произнёс:

— Здравствуйте, ЧИП; так вы вспомнили, кто вы такой, на самом деле?

— О, да, я вспомнил! — голос ЧИПА громом пронёсся в воздухе, заскрежетал разом со многих сторон. Это был совсем не человеческий голос, от этого голоса Винда бросило в дрожь.

Тем ни менее, юноша пробормотал:

— Тогда вы, ЧИП, должны вернуться в Вашу империю Ой-Чип-Он и навести там порядок…

Губы ЧИПА раздвинулись в непомерно широкой улыбке, из-под них выбилась чернота, и он произнёс негромко:

— О, я знаю, что мне делать дальше…

ЧИП положил ладони на окно, и по стеклу побежали многочисленные трещины, стекло затрещало.

Винд едва успел написать в Многомирье:

— Наз..! — т. е. «назад», как стекло лопнуло сотней мелких и острых, смертоносных осколков.

Если бы Крылов не успел отнести тело Винда назад, то юноша был бы изранен этим стеклом, а так только один осколок расцарапал ему щеку.

ЧИП вырвался из окна, но полетел не вниз, как полагалось обычному человеку, а вперёд. Вокруг ЧИПА клубилась, змеями извивалась чернота, и один из этих стягов ударил Винда по его единственной руке; юношу развернуло, метнуло сначала вверх, затем — вниз; закрутило на месте…

В воздухе ещё звенел леденистый, безжалостный смех ЧИПА, а его уже не было видно; он поднялся над крышей стоявшего поблизости дома, и полетел прочь… Кстати, в некоторых освещённых окнах стояли фигуры людей; они смотрели, но о чём они думали, во что верили — этого Винд не знал и не хотел знать.

Зато он написал на ладони Эльрике:

"ЧИП улетел. Возвращается к проходу, меж мирами. Я тоже могу вернуться.

На что девушка ответила:

"Погоди. Мы должны спасти Яву".

Винда понесло к мостовой, он едва не разбился о неё. Это в Многомирье Крылов спускался к зарослям, которые по прежнему вздрагивали. Из днища живого корабля выдвигались новые изумрудные нити, раздвигали ветви; Эльрика же кричала:

— Ява, слышишь?! Мы можем улетать!! Давай, карабкайся вверх!!

В просвете между ветвями сверкнуло чешуйчатое тело гигантской змеи. Примерно туда же тянулись и нити Крылова.

А потом эти нити начали подниматься и сам Крылов полетел вверх. Оплетённое нитями, висело тело Явы. Если пантера и шевелилась, то очень слабо… Эльрика воскликнула:

— Что случилось?! Неужели змея успела ужалить её?!

Крылов ответил:

— Если бы её ужалила змея, то твоя Ява была бы обречена, но у неё ещё есть шанс выжить. Смотри внимательнее…

И теперь, когда нити Крылова подняли Яву достаточно высоко, Эльрика заметила, что из тела пантеры торчат зеленоватые дротики. Девушка потянулась было, чтобы эти дротики извлечь, но Крылов предупредил её:

— Не прикасайся! Они отравленные!

— Но ведь ты сможешь излечить её?

— Постараюсь, — молвил корабль.

И нити подняли Яву ещё выше, прямо на палубу.

Деревья затрещали, и из них вырвалась, стрелой метнулась в небо, вслед за кораблём змея. Она взвилась на целую сотню метров, почти дотянулась до Эльрики, но затем упала, поломала деревья.

Винд же оказался высоко над крышами домов; уже недалеко было до плотных туч, из которых летели редкие снежинки. На такой высоте неустанно дул пронизывающий, ледяной ветер. Юноша закашлялся и написал:

"Я совсем замёрз! Ниже! Скорее! О-о-о!!"

Эльрика ответила ему:

"Терпи! Нам здесь тоже не сладко!"

Но всё же попросила Крылова, чтобы он, по возможности, опустился ниже. Что и было исполнено…

Теперь они летели над миром джунглей, прочь от жилища громадной змеи, а Винд нёсся над крышами московских домов и сильно мёрз. Причём холод, который пробирал его, чувствовала и Эльрика в Многомирье — холодной была его ладонь, а тело дрожало.

Девушка писала:

"Скоро это должно закончится. Ты уж потерпи. Ведь мы же знаем обратную дорогу"

Но всё же Винду пришлось бы совсем плохо (он уже и кашлять начал), если бы со стороны не приблизилась к нему златопёрая Аша. Вот её появлению юноша действительно обрадовался, закричал:

— Как хорошо, что ты здесь!!

Теперь эта чудесная птица летела рядом с ним, а в исходящем от неё тепле Винд чувствовал себя не так уж и плохо.

…Мир джунглей остался позади, и теперь Крылов приближался к миру Ован-Тульбук. Эльрика крикнула:

— Ну, как там Ява?

— Мне удалось высосать яд, который проник в её тело, но сейчас её сердце не бьётся.

— Неужели она погибла?!

— Ещё есть надежда.

— А кто пускал в её эти стрелы?

— Обитатели джунглей. Больше ничего конкретного сказать не могу…

— Какие они мерзкие создания.

— Ну, на самом-то деле, и их можно понять. Вот прилетели мы, растревожили их древнее зловещее божество, которое дремало в храме.

— Это змею-то?

— Да. И теперь, когда мы улетели, змея вымещает свою ярость на них.

— Так им и надо!

— А мне их жалко, — молвил Крылов.

Совсем замёрзший, пускающий из носа сопли и кашляющий Винд опустился на бережку того небольшого, окружённого деревьями озерца, возле которого начались его злоключения в ином мире, в городе Москве. Поблизости, за деревьями, возвышались, сияли электрическим светом дома, там же, по улице иногда проезжали машины, спешили по своим делам люди, но возле озерца, вроде бы, никого не было… Или Винду только вначале показалось, что там никого нет.

Ему уже не надо было сообщать в Многомирье, куда поворачивать, потому что они возвращались по старому маршруту, и находились возле чёрного холма в мире Ован-Тульбук. И Винд и Эльрика надеялись, что ЧИП, покинув Москву, пробил дверь меж мирами.

И вот Винд увидел, что дерево, которое росло над дверью, теперь повалено. Это было очень старое, не одну сотню лет росшее на этом месте дерево, а переломилось оно возле самых корней, рухнуло на озеро и проломило сковывавший его лёд. Винд подлел вплотную, и обнаружил, что дверь на прежнем месте, запертая; ну, разве что несколько незначительных царапин появилось на ней — всё, что мог сделать ЧИП. Винд начал было писать об этом Эльрике, но тут услышал рядом с собой шипенье. Пронзительно вскрикнула и умолкла Аша, исходящий из неё золотистый свет хотя и не померк полностью, но стал значительно более слабым.

Оглянувшись, Винд увидел ЧИПА. Тот схватил Ашу и сжимал её в своей клубящейся мраком ручище. Больше птица не двигалась.

— Что ты натворил?! — выкрикнул Винд.

— Мне нужно её перо, — проговорил ЧИП.

И он безжалостным, сильным рывком лишил Ашу сразу нескольких перьев.

— Не трожь её! — негодовал Винд.

— Я её уже тронул. Мне ничего не мешает свернуть этой птахе шею, но, странное дело, я испытываю к тебе нечто вроде благодарности, и исполню твою мольбу… Наверное, слишком долго я пробыл я в человеческом теле. Но ты вернул мне память. Я — император! И я возвращаюсь…

— Я верил, что ты — хороший, справедливый император, — молвил Винд. — Я думал, что ты, вернувшись, будешь творить добро. Иначе — не помогал бы тебе.

ЧИП расхохотался, и хохот был ещё более холодным, чем окружавший их воздух. Вокруг рта его клубилась тьма. Он проговорил:

— О, ты совершенно правильно верил, маленький человечек…

Тут ЧИП сильно дёрнул пальто, которое и так уже едва держалось на Винде, в результате чего юноша (а точнее, его предплечье и рука) остался без одежды. ЧИП ещё посмеялся, и сказал:

— О-о, да я вижу, ты настоящий герой; в таком усечённом состоянии, добрался до меня…

— Отпусти Ашу! Твои прикосновения отнимают у неё силы! — требовал Винд.

И в самом деле — чем дольше Аша находилась в руках ЧИПА, тем слабее становился исходивший от неё свет. ЧИП отбросил птицу, и вдруг вцепился в уже расцарапанную стеклом щёку Винда.

Тот вскрикнул от нестерпимого холода, а в его висках начала пульсировать настойчивая боль. Сердце билось то чрезмерно часто, то почти затухало. И все эти напасти происходили из-за прикосновения ЧИПА.

Непроглядно чёрные, нечеловеческие, чуждые всему живому глаза оказались прямо перед ним. Винд чувствовал как уходят из него последние силы, как бьёт его крупная дрожь, но уже не мог ответить на вопрос Эльрике. А она выводила на его ладони:

"Что там происходит? Ты стал совсем холодным! Почему ты так трясёшься? Почему не отвечаешь?! Винд!"

Юноша только простонал:

— Не убивай меня…

А ЧИП ответил:

— Я действительно мог бы убить тебя; раздавить, как таракана, которых много водилось в моей человеческой квартирке, но, как сказал — чувствую благодарность за спасение. И я дарую тебе жизнь. И, если мы ещё встретимся, то и во второй раз оставлю тебя живым. Но в третий раз пощады не жди… А сейчас…

ЧИП сильнее надавил на недавно зажившую царапину, и из неё выступили несколько капель крови. Затем ЧИП отпустил Винда, и тот упал бы, если бы в ином мире его тело не поддерживала Эльрика.

ЧИП сделал несколько стремительно крутящих движений ладонями, в результате чего образовалась вращающаяся сфера из ледяного мрака. В эту сферу он метнул и кровь Винда, и золотое перо Аши, и кору дерева, и снег, и ещё что-то, собранное им до того, как Винд появился возле озерца.

Затем этот тёмный император начал распевным, тягучим голосом выговаривать совершенно незнакомые Винду слова. Но всё же Винд догадывался, что это — заклятье.

Усилился ветер, и кругом стало ещё темнее; снег вздымался от сугробов, взвивался к небу, крутился в вихрях. Ветви деревьев скрипели, изгибались, начинали трещать, сбрасывали с себя лёд и, ломаясь, либо падали вниз, либо разлетались в стороны.

Внутри сферы всё перемешалось, засияло то сиреневым, то белёсым светом. Затем сфера остановилась. ЧИП сильно ударил по ней кулаком, и сфера раскололась. Из неё вырвалась молния и ударила в дверцу.

Снег вокруг неё тут же растаял, промёрзшее дерево вспыхнуло, а дверца накалялась — стала сначала красной, затем — побелела. ЧИП беспрерывно выкрикивал заклятья, и молния не исчезала — продолжала разрывать дверь.

А Эльрика всё надавливала на ладонь Винда:

"Что там?! Ты живой?! Почему дверь накаляется?!"

Винд смог ответить:

"Здесь ЧИП"

Эльрика сказала Крылову:

— Винд пишет, что там, рядом с ним, ЧИП. А сам Винд такой холодный! Он с трудом отвечает мне. Может, поднять его?

Корабль, который всё это время нависал над девушкой, приподнял её и Винда на несколько метров. Соответственно, Винд на Земле оказался висящим над ЧИПОМ.

Дверца накалилась и сияла так ярко, что её можно было увидеть не только возле этого озерца, но и в городе. А затем дверца лопнула. Несколько раскалённых капель попали в ЧИПА. Обычный человек получил бы увечья или даже погиб, но проснувшийся дух ЧИПА уничтожил его прежнее человеческое тело, и поэтому он поглотил эти раскалённые капли без всякого вреда

Затем ЧИП преобразился в тёмный вихрь и, полня воздух оглушительным хохотом, вырвался в Многомирье.

Винда понесло в сторону, он врезался в одно из уцелевших деревьев и запястье Эльрики вырвалось из его руки. Винд уже не мог найти её запястье. И, последнее что увидел, это — стремительно приближающаяся стена многоэтажного дома. Там, за стеклянными окнами, горел электрический свет, там проводили свою обычную жизнь люди, и не могли предположить, какие драматические события происходили поблизости от них.

Винд попытался представить, каково им будет, когда разобьётся окно и в комнату влетит его голова, предплечье и рука. Удастся ли объяснить, что остаток его тела — в Многомирье?..

Нет — он уже не в состоянии был ничего объяснять. Винд просто потерял сознание…

V

Очнулся Винд, и увидел, что над ним склонилась Эльрика. Она медленно проводила ладонью по его лицу, улыбалась ему. Юноша поймал её запястье, и пальцем написал на её ладони: "Люблю тебя!".

Она улыбнулась ещё шире, и произнесла:

— Совсем не обязательно это писать, мог бы и вслух сказать.

— Нет, вслух я ещё не готов делать таких признаний, — усмехнулся Винд и, приподнявшись, огляделся.

Он лежал на изумрудной палубе Крылова, который летел среди миров. Погода была, в общем, ясной: светило солнце, поблизости плыли белые облака, но в отдалении клубилась грозовая туча.

Винд посмотрел на своё тело и молвил:

— Как то и не привычно уже, что всё моё тело собрано… Как же это получилось? И где Аша? Вы её подобрали?..

— Подобрали, — ответила Эльрика. — Сейчас Крылов о ней заботится. Ведь ей досталось больше, чем тебе. Она едва не погибла…

— Значит, я не врезался в тот дом? А то уж думал: выбью окно…

— Нет. Не врезался… Появление ЧИПА в Многомирье было ужасным. Настоящий чёрный вихрь вырвался из маленькой дверцы. Этот вихрь разросся, и от него веяло таким холодом, что даже кристаллические кусты, которые росли поблизости, пожухли. Этот вихрь визжал и грохотал, из него вырывался безумный, оглушительный хохот… Из него сыпались куски острого льда. Если бы Крылов не успел отлететь в сторону, то все мы погибли. Наверное, он запросто мог бы нас уничтожить, но у него были иные, более важные дела. И вот он полетел прочь… Ну а мы вернулись к дверце. Ещё некоторое время она оставалась раскалённой, но холод того мира её остудил. Всё это время я держала твоё недвижимое тело; потом — пододвинула к проёму, и твои голова и рука присоединились к нему так, будто и не было никакого разрыва. Тебя, по прежнему недвижимого, я вытащила в Многомирье, а сама забралась в тот мир; бр-р-р, ну и холод же там! и темнотища, будто в недрах пещеры находишься! Я нашла Ашу. Она, совсем тёмная лежала там на снегу, но, когда я подобрала её — слабый золотистый свет проступил на её перьях, а после возвращения в Многомирье, под здешним солнцем она стала разгораться всё ярче и ярче.

— Значит, проход между мирами так и остался не закрытым?

— Да. Дверь проломлена, и теперь каждый желающий может пробраться из Многомирья в тот мир, ну и наоборот из того мира — в наше Многомирье. И, мне кажется, желающих погостить у нас, будет немало. Уж очень у них неприютно и холодно; а у нас — благодать…

Винд вздохнул и задумался…

— О чём думаешь? — поинтересовалась Эльрика.

— О ЧИПЕ. Просто интересно, куда он теперь полетел…

— В империю Ой-Чип-он. Там он воплотится в своём старом теле и разбудит своих поданных. Только… ты, Винд, до сих пор думаешь, что сделал доброе дело, вернув его в Многомирье?..

— Вот об этом я и думаю… Ну, не знаю. Совсем он не похож на добрячка, скорее — на злодея. А я то поверил тому малому, ржавому Чипу. Он так жалостливо рассказывал о горькой судьбе империи Ой-Чип-он и об их славном правителе…

— Нашёл, кому верить. Мало ли, что тот ржавый наскрежетал? Он сам разваливался и для него главным было, чтобы мы ему поверили.

— Ну, надеюсь, эта империя Ой-Чип-он находится очень далеко, и мы о ней никогда больше не услышим.

— А вот я от тебя не ожидала такого услышать! Выходит, главное, чтобы это тебя не затронуло? А как же те, кому не повезло жить рядом с Ой-Чип-оном?.. Ну да, они, конечно, не узнают, что причина их бед эта излишняя прыть некоего Винда.

Юноша вздохнул и произнёс с искреннем сожалением:

— Да. Ты права. Я сказал, не подумав… На самом деле: я очень волнуюсь. И я до сих пор надеюсь, что эта империя Ой-Чип-Он, и её правитель ЧИП, всё же неплохие…

— Надейся-надейся…

Тут прозвучал голос Крылова. Корабль спрашивал:

— Ну что, Винд, теперь самое время домой возвращаться?..

— Ах да, домой, на Каэлдэрон… — Винд с тоской поглядел на Эльрику. — Ведь ты путешествовать хочешь?

— Ну уж конечно не стану сидеть на этом замшелом Каэлдэроне. Даже и с тобой…

— Каэлдэрон вовсе не замшелый. Но, честно говоря, мне и самому возвращаться туда совсем не хочется. Только родителям я обещал, что через две недели буду дома. Во время я уже не успею, но всё равно — должен их успокоить.

— И как же ты их будешь успокаивать?

— Скажу им правду. Скажу, что я уже взрослый, и что у меня есть летучий корабль, что я отправляюсь на нём в странствия, искать счастье; пообещаю вернуться через пару месяцев или через год. Быть может, с сокровищами…

— Нормальный план. Главное, чтоб они тебя под домашний арест не посадили.

— Не посадят. А то я им пригрожу, что корабль Крылов может крышу их дома своими изумрудными нитями поднять. Ведь ты можешь?

— Могу, — ответил Крылов.

— Ну, надеюсь до этого не дойдёт, — ухмыльнулся Винд, и вдохнув ноздрями воздух, молвил, — А чем это так аппетитно пахнет?

Эльрика усмехнулась и произнесла:

— Ага! Значит, и ты, всё-таки, проголодался. Помнишь, может: когда мы к миру Ован-Тульбуку летели, то пронеслись неподалёку от роскошной таверны. Я предлагала тебе остановиться, перекусить, а ты всё спешил освободить своего ненаглядного ЧИПА.

— Ну не знал я тогда, какой он на самом деле. Понимаешь?! Надеялся, что хороший…

— Да, ладно, Винд, я ведь и сама не знала, тоже надеялась, хотя кое-какие подозрения и тогда терзали меня. Но, однако, я слышу как урчит твой желудок. А что ты так часто сглатываешь? Неужели, слюни потекли?!

— Честно говоря — да! — воскликнул Винд. — Просто страсть как хочется кушать! Кажется, сейчас бы сожрал целого быка со всякими приправами!..

Винд подбежал к борту, перегнулся, и увидел, что они пролетают поблизости от мира, где на возвышенности стояла громадная харчевня. И, так же как и во время их первого пролёта, на крыше это харчевни лежал, нежился толстый, румяный парень, жевал пирог, запивал его каким-то напитком, и, глядя на путешественников, кричал добродушным тоном:

— Э-эй, залетайте к нам! Угостим на славу! А ещё и вести удивительные услышите; узнаете, о том, как тиран страшный в Многомирье вернулся!

Винд крикнул Крылову:

— Эй, притормози-ка!

Корабль тут же остановился в паре метров над добродушным молодым толстяком. Винд спросил голосом нервным и напряженным:

— Это что ещё за тиран?! Вы что?.. Ошибаетесь, наверное…

Толстяк, продолжая заниматься своим любимейшим жевательным делом, ответил:

— Кто знает, кто знает. Есть свидетели… Вот погостите у нас, сами всё узнаете…

Дальше путешественников уговаривать не пришлось. Крылов пришвартовался к большой воздушной пристани, где, помимо него, стояли несколько кораблей самых разных и удивительных форм, но ни один от этих кораблей, в отличии от Крылова, не был живым.

Всё же Крылову скучно было стоять одному: пусть и солнце светило, силы ему дарило, и рос он постоянно от этого света, а всё же хотелось послушать да и посмотреть, что в таверне будет. Поэтому из него вытянулась ещё одна зеленоватая нить, и последовала, зазмеилась за Виндом и Эльрикой.

Возле дверей таверны их встречал некто низенький, толстенький, с кабаньими клыками, и такими же зелёными волосами, как у Эльрики. Девушка не удержалась и молвила:

— Должно быть, в тебе течёт хэймегонская кровь.

На что служка ответил:

— Некоторая примесь хэймегонской крови точно есть. А это… — он кивнул на нить из Крылова.

— А это — наш спутник, — ответил Винд. — Он, конечно, не похож на человека, но…

— Всё-всё, больше вопросов нет. Я просто хотел уточнить. А вообще, у нас тут бывают самые разные гости, далеко не только люди… Вы очень вовремя прибыли: у вас есть шанс не только отменно покушать и выпить, но и послушать занимательнейшую, хотя и весьма зловещую историю. Прошу, прошу!.. Наш трактир «Аппетит» — рад вам.

И вот они вошли в залу, которая казалась через чур большой даже для этого громадного трактира. Стены, колонны, а также и прочее убранство залы было окрашено в различные оттенки зеленого света, так что, привыкшие к изумрудному свечению Крылова Винд и Эльрика приняли это как должное.

Свет падал через большие овальные окна, а также источником его являлось пламя, которое извивалось и гудело в камине. Для такого огня потребовалось бы через чур много дров, но огонь происходил из недр планеты, откуда он поднимался по специальному желобу.

Зеленоволосый служка провёл Винда, Эльрику и змеящуюся нить Крылова к одному из столов, где собралась весьма большая компания, среди которых были не только люди, но и существа, на людей похожие весьма отдалённо…

И среди этих существ выделялся некто каменный, у кого был единственный, сияющий ровным бирюзовым светом кристаллический глаз, и широченный рот, из которого доносились чрезвычайно низкие, похожие на гул звуки. Но, если прислушаться, то всё же можно было понять, что этот некто говорит:

— …Говорю! Я спал очень долго!!..

— Может, ошибочка вышла? — робко спрашивал некто, поросший травой, с ярко красным, длинным клювом.

Тут трактирный служка прокашлялся и произнёс:

— Вот, прошу любить и жаловать: наши новые гости. Они ещё не знают, что вы, уважаемый Гхал, исполняли роль каменного истукана.

— Ага! — пробасил каменный Гхал, и уставился своим единственным, но очень внушительным глазом на подошедших. — Был истуканом на одном захудалом мирке и местные дикари истово поклонялись мне, даже не подозревая, кем я являюсь на самом деле.

— Ну и кем вы являетесь? — спросил Винд.

Он и Эльрика уселись за столом, а нить Крылова изогнулась вопросительным знаком, причём на окончании этой дуги появился изумрудный глаз…

— Я — Хранитель, — ответил Гхал.

Перед Виндом и Эльрикой уже поставили запеканку с курицей. Лоток с душистыми пирожками, сочные сосиски, хлебцы, вино… Трудно было отказаться от такого угощенья, и они усердно принялись за еду. При этом, конечно, слушали.

Гхал продолжал:

— Я — один из созданных в дни светлой империи Цвеата, я — камень с живой душой, я — один из тех, кто должен был охранять этот мир от посягательств ЧИПА.

При этих словах Винд поперхнулся, а Эльрика прекратила есть.

Самые разные, и не только человеческие глаза уставились на них. Винд понадеялся только, что хотя бы телепатов среди нет. Ведь теперь он почти уверился, что сделал плохое дело, когда помог ЧИПУ вернуться в этот мир. Правда, ещё предстояло выяснить, — насколько плохое…

Гхал спросил:

— Слыхали о ЧИПЕ?

— Да так, краем уха, — пробормотал Винд.

— Наверное, исключительно плохое и ужасное? — спросил некто похожий на большущую лягушку.

— Точно не помню, вроде — да, — вздохнул Винд и жалобно взглянул на Эльрику.

Снова загудел Гхал:

— Уверен: то, что вы слышали, не сможет передать и сотой части того, насколько ужасен ЧИП и его империя Ой-Чип-он. Империя Ой-Чип-он не похожа ни на что, из чего вы видели прежде…

И снова послышались голоса:

— Но почему ты, Гхал, думаешь, что ЧИП вернулся? Или ты видел его?

— Видел!! — Гхал издал такой низкий, утробный гул, что даже задрожала стоявшая на столе посуда. — Когда после долгого-долгого, прекрасного сна, я открыл глаз, то первое что увидел, это ядовито-чёрное пятно, которое стремительно неслось по небу… Это и был ЧИП. Его появление и разбудило меня. Но я уже ничего не мог поделать, потому что слишком долго простоял на месте, и практически потерял все свои прежние силы.

— И прилетел к нам в «Аппетит», с благодарностью произнёс один из работников трактира.

— Вы на корабле прилетели? — рассеянно спросил Винд (на самом деле, он только и думал, как исправить совершённое, но ничего путного ему в голову не приходило).

Гхал ответил:

— Нет. Не на корабле. У меня есть своё средство передвижения. Могу продемонстрировать…

Раздались одобрительные голоса. Тогда Гхал вышел на свободное от столов место и сильно щёлкнул каменными пальцами пальцами. Вылетели искры, и попали на его зад, и тут же из его зада вырвалась струя горящий газов. Вот на этой струе и начал подниматься к полотку тяжеленный Гхал.

— Э-эй, прекратите! Вы тут пожар устроите! — это уже кто-то из владельцев трактира возмущался.

— Повинуюсь! — прорычал Гхал.

Струя оборвалась и Гхал грохнулся на пол. Некоторая посуда попадала со столов, а на полу, (даром что он был сложен из крепких каменных плит) появились трещины.

— Извините, извините, — гудел Гхал, затем, вновь подойдя к столу, продолжил рассказ. — …Я не мог вступить в схватку с ЧИПОМ, и, судя по всему, другие стражи совсем окаменели и даже появление врага не смогло их пробудить. Итак, я прилетел сюда, на ближайший из доступных миров, чтобы предупредить вас о грядущей войне. Но вы не очень-то желаете меня слушать. Вам, конечно, это интересно, но вы настроены так, что вас это, якобы, не коснётся; и, если будут проблемы, то только у жителей отдалённых миров. Да — будут проблемы у жителей далёких миров; те, кто не подчинится Ой-Чип-ону, тот будет уничтожен этой жестокой империей. И, да — Ой-Чип-он — древняя, жуткая империя, — заснувшая, заржавленная, — весьма далеко отсюда, но теперь, когда ЧИП вернулся, она быстро начнёт распространять своё влияние, и вы, беззаботные, окажетесь захваченными ею; возможно вам придётся погибнуть… Сейчас вы сытые, разморенные, но скоро еды вам станет не хватать…

Один из присутствующих — почти человек, но с четырьмя руками — по виду очень сильный, подтянутый, спросил:

— Ты, Гхал, хочешь, чтобы воевали только посетители этого трактира или же предлагаешь им влиться в некую армию?

— Ну, конечно, влиться в армию, — ответил Гхал. — Только я слишком долго спал и не знаю: существуют ли до сих пор славная империя Цвеата.

Четверорукий ответил:

— Империя Цвеата прекратила своё существование восемьсот семьдесят лет назад, но на её месте образовалась новая империя — Ито. На самом деле, эти империи не так уж и сильно отличаются…

— А город Ветров? — спросил Гхал.

— И город Ветров сохранился. Древний, величественный город Ветров, и рядом с ним выстроен новый — Светлоград. Собственно, я туда направляюсь…

Гхал прогудел:

— Если у них есть такая же армия, как у Цвеаты, то они смогут хотя бы некоторое время противостоять Ой-Чип-ону.

На что четверорукий ответил:

— Насколько мне известно из истории, у Цвеаты, во время войны с Ой-Чип-оном, была действительно огромная армия, в которую входили не только воины, но и могущественные волшебники… К сожалению, армия империи Ито далеко не столь сильна, как армия Цвеаты. И это можно понять, ведь, за исключением небольших стычек с пиратами, в последнее время никаких войн не ведётся. Возвращение же ЧИПА кажется невероятным… Честно говоря, мне и самому с трудом верится, хотя я и сам кое-что видел.

Естественно, четверорукому был задан вопрос:

— А что ты видел?

— Я летел на своём Скуле (это, если не знаете, боевой ящер), и увидел, это тёмное ни пойми что, оно неслось, как окаянное; из него слышалось шипенье и хохот, и, если бы не проворство моего Скула, то оно задело бы меня, и тогда, наверное, я бы уже не разговаривал с вами… Но я заметил, что внутри этого нечто вихрились глаза, лики, клыки, щупальца… От него дунуло таким холодом, что я потом полчаса трясся, да, честно говоря, даже и сейчас, несмотря на выпитое вино, окончательно не отогрелся… Только тогда я ещё не знал, что это — ЧИП, так как в разных источниках описания его разнятся…

Надо сказать, что всё это и Винд и Эльрика слушали с величайшим вниманием. Они были очень напряжены и об еде позабыли. До сих пор не могли поверить, что это они причастны к этим зловещим событиям…

Неожиданно Винд произнёс:

— А ведь это был только дух ЧИПА.

Снова на него глядели самые разные глаза. Похожая на морковку дама спросила:

— А ты, молодой человек, красавчик, откуда это знаешь?

— Ну… — Винд побледнел — ему очень не хотелось обманывать, но и признаться во всём он не мог. — Я просто предполагаю это!

— И правильно предполагаешь, — загудел каменный Гхал. — Злой дух ЧИПА вспомнил, кто он, и вернулся в Многомирье, чтобы вселиться в своём прежнем, ужасном, всё это время спавшем теле.

Новый вопрос задал один из посетителей трактира:

— Ну а почему он вспомнил?

— Значит, кто-то ему помог. Я так предполагаю: это коварный, мерзкий враг; он обманул маленьких, но ловких Чижиков — они охраняли проход в тот мир…

Тут и Винд и Эльрика вспомнили о поединке с тщедушными, но всё же сильными существами, вспомнили, как отобрали они ключ; как в результате их вмешательства Винд был разделён на две половины. Тогда Винд и Эльрика считали этих безголосых заморышей врагами, а теперь понимали, что у них была благородная цель: не допустить возвращение ЧИПА в Многомирье.

Никогда ещё в жизни Винд не испытывал такого стыда, как в те минуты. Ему хотелось тут же провалиться под землю, стать невидимым, разбиться на мелкие кусочки, стать дымом, песком, тленом, исчезнуть… Но, в тоже время, он и не хотел этого, так как понимал, что этим не исправит совершенного…

И вот, в порыве благородного чувства, Винд воскликнул:

— Я хотел бы помочь изгнать ЧИПА из Многомирья!

Кто-то усмехнулся, а Гхал прогремел:

— Вот с этого молодого человека надо брать пример!..

— Поверьте, я не достоин ваших восхвалений, — вздохнул Винд.

А Эльрика поинтересовалась у Гхала:

— Предположим, ЧИП вернулся в Многомирье. Но вы-то знаете, как теперь уничтожить его; ну или загнать в тот мир, где он забудет самого себя?

Гхал медленно покачал своей каменной головой и вымолвил:

— Нет… В давние времена меня, и подобных мне установили, чтобы мы не допустили вторжения ЧИПА, но мы просто должны были охранять проход между мирами… И, как я сказал — такие как я давно уже окаменели…

Четверорукий подошёл к Винду, Эльрике и к нити Крылова — каждому из них он протянул по руке, а в оставшейся свободной руке, он ещё сжимал большую чашу с вином. Представился:

— Я — Вишше-Альмуз III, но для друзей — просто Виш. Вы мне понравились, и отныне — вы мои друзья.

Винд и Эльрика пожали протянутые им руки, что же касается нити Крылова, то из неё просто вытянулась ещё одна, тоненькая ниточка и обвилась вокруг пальца Виша.

Пожатие четверорукого оказалась настолько крепким, что Винд даже вскрикнул, и подумал: "А не сломано ли запястье?". Виш тут же отпустил их и вымолвил:

— Покорнейше прошу простить меня! Иногда мне просто сложно бывает рассчитать свои силы. А в искупление своей вины, я вас угощаю…

И, не слушая возражений Винда и Эльрики, он заказал им ещё несколько отменных и, надо сказать, весьма дорогостоящих яств. Также и в выпивке недостатка не было…

— А ты что желаешь? — спросил Виш у нити Крылова.

Нить ничего не могла ответить, но за неё ответила Эльрика:

— Солнечным светом, так что — обойдётся без этой вкуснятины.

Винд спросил у Виша:

— А кто вы?

— Я — воин. Я — поэт. Я — путешественник. Я — учёный-исследователь. Своей родиной я считаю империю Ито, и сейчас возвращаюсь туда, в славный Светлоград. Известие о появлении ЧИПА встревожило меня, но всё же неизвестно — насколько это серьёзно.

— Надо готовиться к худшему, — мрачно проговорил Винд.

— Так вы действительно хотите помочь изгнать ЧИПА из Многомирья? — спросил Виш.

Винд быстро переглянулся с Эльрикой и ответил негромким, но уверенным голосом:

— Теперь, когда мне известно, кто он на самом деле — я бы все силы отдал, лишь бы только исправить свою… то есть — просто изгнать этого злодея из Многомирья.

— Ну и я присоединяюсь к Винду, — молвила Эльрика. — Что же касается Крылова — то он, живой корабль, всегда с нами…

— Замечательно! Так вот, знайте, что многие меня знают в Светлограде. Славные бойцы называют меня Вишем-мечником, потому как, без излишней скромности, скажу, что никто не сравнится со мной в искусстве владения мечом: а вернее — четырьмя мечами… Смотрите!

Виш поставил свою чашу с вином на стол и выскочил на ту свободную часть залы, где недавно показывал свои лётные навыки каменный Гхал. Выхватил из ножен сразу четыре острых клинка, и начал вращать их столь стремительно, что практически невозможно было за ними углядеть. Слышен был свист, и даже поднялся ветер…

Многочисленные посетители были восхищены таким представлением, и, когда через минуту, совсем не запыхавшийся Виш вложил клинки обратно в ножны и вернулся к столу, награждали его дружными овациями и радостными окриками. Похоже, они так и не понимали, что времена меняются: мирная жизнь уходит, а впереди что-то страшное и тёмное; возможно — война.

Только Винд и Эльрика сидели мрачные, и кушали только потому, что этого хотел Виш. Чувство вины не покидало их, изжигало изнутри, и хотелось совершить подвиг, чтобы искупить совершённое.

Вот Винд проговорил:

— Мне бы очень хотелось поскорее попасть в Светлоград. Скажи, когда ты отправляешься туда?

— Ну, раз такие дела, то прямо сейчас и вылетаю, — ответил Виш.

Тут и Гхал загудел:

— Мне здесь тоже торчать надоело. Что делать в этом трактире? Веселить этих праздных существ?.. Мой долг — бороться с ЧИПОМ, и я выполню предначертанное. Летим вместе в Светлоград.

— Очень рад, — мрачным голосом молвил Винд, — только не знаю, сможет ли Крылов поднять такую каменную массу. Кажется, он ещё недостаточно вырос.

Гхал ухмыльнулся и проговорил:

— О, не волнуйтесь! Во мне достаточно топлива для самостоятельного полёта в Светлоград.

— Ну что же — значит, в путь-дорогу? — спросил Виш.

Винд и Эльрика кивнули, поднялись из-за стола и пошли к выходу. Нить Крылова отползала рядом с ними…

Винд и Эльрика и Гхал направились к воздушной пристани, а Виш побежал к так называемым конюшням, где содержались, конечно же, не только кони, а всевозможные живые твари, на которых прилетали посетители трактира.

Когда Винд и Эльрика поднялись на палубу Крылова — живой корабль легко и бесшумно взмыл над пристанью. Что касается каменного Гхала, то он высек пальцами несколько искр, которые попали в струю газов из его зада. Газы воспламенились, и Гхал полетел. При этом стоял немалый гул — ведь взлетал очень тяжёлый, не одну тонну весящий истукан…

А когда удалились от такого гостеприимного, накормившего их мира-таверны на полкилометра, к ним присоединился Виш, который летел на своём верном боевом ящере Скуле.

Этот чёрный ящер производил устрашающее впечатление. Размах крыльев — не менее десяти метров, приоткрытая пасть, из которой торчали острейшие белые клыки, глаза источали неистовый алмазный цвет, а хвост был увенчан роговыми шипами, каждый запросто мог пробить не только человека, но и более крупное существо.

Нагнав Крылова, Скул издал оглушительный, раскатистый рёв. Увидев замешательство на лицах Винда и Эльрики, Виш, который сидел в кабинке, надёжно закреплённой на спине Гхала, расхохотался и крикнул:

— Вам нечего бояться моего Скула. Для врагов — он опасный, смертоносный противник, но для вас — хороший друг. И, когда вам будет грозить опасность, он поможет вам…

Скул сделал несколько стремительных, головокружительных облётов вокруг Крылова, а затем, подчиняясь командам Виша, полетел спокойно, хотя и чувствовалось, что ему не терпится проявить свой боевой норов…

Громоздкий Гхал летел поблизости от палубы, и своим громовым голосом переговаривался с Вишем — расспрашивал у него, что нового происходило за последние столетия в Многомирье.

Четверорукий Виш отвечал:

— Всего, что происходило, вряд ли кто знает: ибо бесконечно наше Многомирье, но я много путешествовал, и могу рассказать о некоторых событиях в радиусе примерно… пятидесяти тысяч километров от этого места…

Тут и Винд заинтересовался. Он спросил:

— А что ты можешь рассказать об империи Ой-Чип-оне?

— А что тебя интересует: далёкое или недавнее прошлое? (о настоящем же я не могу рассказать, потому что не знают, что там делает вернувшийся ЧИП).

— Расскажи о недавнем прошлом.

— В недавнем прошлом, там всё было практически неизменно. Но как, по твоему, выглядит древняя империя Ой-Чип-он?.. Думаешь, быть может, что это заброшенные, покрытые руинами миры?.. О, нет! Уверен, ты не видел, ничего подобного Ой-Чип-ону! И в тех многих местах, где я путешествовал, ничего похожего нет… Говорят, что в древнейшие времена на месте Ой-Чип-Она были отдельные миры, но, по мере того, как росла эта империя, миры срастались.

— Как это так? — изумился Винд.

— Ну, не сами по себе, конечно, срастались; в этом им помогали Ой-Чип-Онцы… Вы видели когда-нибудь Ой-Чип-Онцев?..

Винд задумался, стоит ли говорить о встрече с мелким, ржавым чипом, который и подговорил их спасать главного ЧИПА.

Четверорукий Виш и не стал дожидаться его ответа. Он проговорил:

— Вот в вас и во мне течёт кровь, Гхал — каменный, встречал я существ растительных, но с живой, разумной душой. А вот Ой-Чип-Онцы — железные. И, если у главного ЧИПА есть живой дух, возвращение которого некоторые видели, то у многих из его поданных такого духа, просто нет; ибо они — механизмы…

— Так, стало быть, с ними легко справиться? — предположил Винд.

— Не скажи. Против большинства из них наши мечи и стрелы бессильны… Но я продолжаю. Миры захваченные Ой-Чип-оном, а таких было великое множество, сращивались железными штырями, которые не просто крепились на их поверхности, но пронзали таковые миры насквозь, через самое их сердце. И чем больше проходило времени, тем больше становилось штырей, а также других железных конструкций. Со стороны можно видеть исполинскую сферу из железа, которая висит в воздушном океане. Диаметр этой сферы — несколько тысяч километров; а внутри неё — железный лабиринт, залы, переходы, скованные железом, иссушенные миры.

— Откуда они столько железа взяли? — удивилась Эльрика. — Ведь даже если выкачать всю руду из подвластных им миров, то не хватит.

— Ты права, и это — до сих пор остаётся для нас загадкой. Такое впечатление, что они создавали железо прямо из воздуха. Запасы железа Ой-Чип-она неиссякаемы… Возможно, у них был проход в другой мир, не в тот мир, где была заточена душа ЧИПА, а ещё в другой; который весь пронизан железом — мир, который, возможно, является родиной Ой-Чип-онцев. В общем, здесь сплошные загадки. Но Винда интересовало, каким был Ой-Чип-Он в недавнем прошлом… Так вот: это была всё такая же исполинская сфера, как и в годы его могущества, но только, разве что, немного изъеденная по краям: это победители с помощью всякого оружия и колдовства пытались разрушить ненавистную сферу. Разбирали эту грозную конструкцию по винтикам, но, как я уже сказал: смогли только лишь немного подгрызть этого исполина по краям…

— А где в этой сфере находится сам ЧИП? Ну я хочу сказать: его тело, в которое должен вселится дух?

— По всей видимости — в центре. Однако, несмотря на то, что там есть разные проходы, до самого центра никто добраться не смог…

Винд вздохнул, задумался…

Виш начал рассказывать Гхалу о последних, произошедших в Многомирье событиях; Гхал его слушал, а Винд думал только о возвращении ЧИПА, о том, какое он, Винд, страшное дело свершил…

Но вот в мрачные мысли Винда вторгся голос Крылов. Корабль спрашивал:

— Как, по твоему, сильно вырос я за последнее время?

Оглядевшись, Винд произнёс:

— Да. Очень вырос. Раньше я один едва на твоей палубе умещался; а теперь не только на меня и на Эльрику, но и ещё человек на десять места бы хватило. И все эти люди чувствовали бы себя свободно. А долго ты ещё расти будешь?

— Не знаю. Но точно — буду расти, и сейчас расту. Кстати, не хотите ли спуститься в мой трюм…

— Я не против. Ещё ни разу там не была, — молвила Эльрика.

Так получалось, что не спускался в трюм и Винд. Когда он попал в бурю, то укрывался в небольшой пристройке, которая росла под главной мачтой. И вот теперь в палубе открылись дверцы, под ними зеленели ступени. Снизу изливался приятный изумрудный свет, мягко пульсировало там приятное, живое тепло; едва уловимые ароматы витали в воздухе.

Итак, Винд и Эльрика спустились в трюм Крылова. Увидели стены, которые были полупрозрачными, в их глубинах угадывалось мерное движение, что-то там переливалось, скользило, постоянно изменялась. Но на этих же стенах были изящные, неизменные узоры; здесь же было несколько дверей, ведущие в помещенья, где имелась необходимая для удобной жизни человека мебель, как то — столы, стулья, кровати, шкафы и шкафчики, сундуки.

Винд спросил:

— Как же так, друг мой; ведь ты — живой, а такое впечатление, что здесь поработали искусные плотники.

Голос корабля мелодичными волнами наплывал с разных сторон:

— И ты — мой лучший друг, привык я к тебе, и к Эльрике привык. Всё, что вы здесь видите — выросло во мне; выросло по моему желанию, но для вашего удобства. Если представить, что у меня были бы другие друзья, то для них вырастил бы я что-то другое, подходящее для них. А сейчас… прошу…

Перед ними распахнулись ещё одни двери, наибольшие и самое красивые из всех. Оказались они в зале — большой и прелестной; в её стенах сияли, улавливая лазурь неба иллюминаторы, а в центре, на постаменте, окружённое живыми нитями, пульсировало, порождая и даря неиссякаемый свет, живое изумрудное сердце.

Некоторые из нитей оплетали златопёрую Ашу и смолянисто-чёрную Яву. Но вот нити раздвинулись, и птица взмыла и уселась на плечо к Винду, а пантера подошла к Эльрике…

Корабль проговорил:

— Они полностью излечены…

Винд и Эльрика от души поблагодарили Крылова, а затем подошли к одному из иллюминаторов и, глядя на летящих поблизости и разговаривающих Гхала и Виша, тоже начали разговор.

Тяжёлой была эта беседа…

Вот Винд произнёс:

— Хотел вернуться героем, а получается — враг я.

— Ну, для империи Ой-Чип-он, ты — настоящий герой.

— Ты, видно, издеваешься надо мной?

— Нет. Мне и самой очень тяжело…

— Ну а что ты — такая разумница, говоришь — книги всякие читала, принцесса, а ничего про Ой-Чип-он не знала?

— Нет, не знала.

— Но как же так?

— Вот так. Велико Многомирье, и, либо в нашей империи Хэймегоне не было известно об Ой-Чип-оне, либо наш Хэймегон загнулся раньше, чем наступил расцвет Ой-Чип-она. Ну а потом, как я уже говорила — наши связи с внешним миром были прерваны, в общем…

— В общем, тому ржавому чипу, очень повезло, что он, прежде чем рассыпаться, встретил таких простачков, как мы. Люди более сведущие отказались бы выполнять его миссию…

Винд замолчал, вспоминая, как сам рвался на это дело, не слушал отговоров Эльрике. Девушка промолчала…

Но и Винд и Эльрика хотели поскорее попасть в Светлоград, узнать, какую помощь они могут оказать в изгнании ЧИПА из Многомирья.

Пять дней занял их полёт до Светлограда. За это раз сделали только три недолгих остановки ради Гхала. Дело в том, что этому каменному истукану для полёта требовался горючий газ, а чтобы этот газ вырабатывался, ему надо было кушать. И на тех мирах, на которые они залетали, Гхал поглощал всё, что попадалось под руки (ну, кроме, конечно, разумных существ, и животных он тоже миловал).

Конечно, за эти пять дней и Винд и Эльрика, и все остальные много чего повидали. Удивительные, всегда разные, неповторимые миры открывались перед ними. Несколько раз к ним подлетали другие корабли, но, естественно — не живые, как Крылов, а управляемые командами; это были либо купцы, либо путешественники. Все они направлялись к Светлограду, так как это был воистину великий город и там многое свершалось.

Чем дальше летел Крылов, тем больше становилось таких кораблей, а также — всевозможных ящеров, змеев, и прочих летучих гадов, которые несли своих наездников…

Можно много рассказывать об этих днях, потому что они были насыщены и необычайными видами, и всякими разными встречами и сильными переживаниями. Путешественники попали в бурю, рядом сверкали молнии, но… всё это ушло, осталось позади, и на пятый день они, наконец-то, увидели Светлоград…

Семь миров — шесть по краям, и один — центральный, на котором и располагался Светлоград, а также — древний Город Ветров. На окраинных шести мирах стояли охранные крепости и жилища боевых огнедышащих драконов, которые верой и правдой служили империи Ито. Каждый из этих миров отличался своими особенными цветами, своим рельефом; ну а центральный мир был наибольшим из всех; против обычных в Многомирье тридцати-сорока километров в диаметре, он насчитывал около ста двадцати километров.

Уже издали видны были величественные, громадные сооружения, которые украшали этот мир. Центральный дворец белым конусом возвышался над его поверхностью; многочисленные корабли казались малыми крапинками на фоне центра империи Ито.

Четверорукий Виш, который не обращая внимания на сильный встречный ветер прогуливался по спине своего ящера Скула, возвестил:

— Как видим, прекрасный Арл (так назывался центральный мир), всё так же висит между шестью крепостями; а империя Ой-Чип-он…

Он замолчал, вглядываясь в небо, где облачные гряды сменялись ясными просторами.

— А империи Ой-Чип-он отсюда не видно, — сказал Винд.

— Нет, ты ошибаешься. Гляди-ка туда, да повнимательнее…

И Виш указал на небольшое тёмное пятнышко, которое висело между облаками. Возвестил:

— Вот это и есть Ой-Чип-он.

— Неужели так близко? — удивился Винд.

— Ну, не стоит забывать об его исполинских размерах. Соответственно и видно Ой-Чип-он издали. На самом деле, отсюда до него девять тысяч километров.

Вскоре к ним подлетел облачённый в золотистые одеяния всадник на золотом драконе. Это был один из стражей, который должен был проверять тех, кто приближался к Светлограду.

Но, прежде всего, он заметил Виша и очень ему обрадовался. Даже перескочил со своего дракона на спину Скула, и крепко обнял стоявшего там четверорукого. Крикнул:

— Рад видеть тебя, дружище! Какими судьбами?!

— Да вот — решил вернуться, узнать, как дела в родном Светлограде.

— Дела нормально, хотя… — тут всадник глянул на каменного Гхала и на Крылова со стоявшими на его палубе Виндом и Эльрикой. Спросил:

— А это?..

— Это — мои друзья, — ответил Виш. — Вот Гхал каменный, он спал долго-долго. Но, буквально несколько дней назад очнулся, так как почувствовал, что в Многомирье вернулся некто… Хотя, может, он и ошибается…

Затем Виш спросил вкрадчиво:

— Ведь вам здесь ничего не известно о появлении ЧИПА?.. Вы, наверное, и имя-то такое подзабыли. А? Что скажешь, Нект?

Всадник по имени Нект ответил:

— Ну, вообще-то, Гхал не первый… То есть, прилетели к нам и другие каменные стражи, которые прежде спали, про которых мы уж и забыли, как о живых существах, хотя бы потому, что созданы они были ещё во времена империи Цвеаты…

На что Гхал пробасил:

— Раз империя Ито — продолжает дела Цвеаты и противостоит Ой-Чип-ону, то я служу Ито.

Нект ответил:

— Хорошо, Гхал. Остальные каменные стражи настроены также, как и ты. Должен сказать, что поводы для опасений имеются. Мы видели тёмное облако, которое пролетело в Ой-Чип-Он. Наши воины пытались остановить это, но сами были заморожены. Впрочем, пока нет уверенности, что это именно ЧИП вернулся; возможно — просто какой-то тёмный колдун решил показать свою силу, нас попугать…

— Нет! — громко воскликнул Винд.

— Что ты хотел сказать, юноша? — заинтересовался всадник Нект.

Винд хотел заявить, что это именно ЧИП вернулся, но всё же не мог поделиться откуда ему это известно, поэтому пробормотал:

— Мы не должны расслабляться, а готовиться к худшему.

— Этот юноша прав, — проговорил Виш, и добавил. — Кстати, рекомендую: и Винд и Эльрика, и все остальные — искренние, преданные, они послужат нам…

Практически случайное знакомство с Вишем в трактире сильно повлияло на дальнейшую судьбу Винда, Эльрики и всех остальных состоящих в их компании. Если бы не Виш, то вряд ли они вообще добрали до Светлограда, а если бы и добрались, то не смогли найти тех нужных им людей и нелюдей.

Но Виш знал, казалось, половину жителей всего Светлограда. А ведь это был очень большой и населённый город. Конечно, не такой громадный, как Москва, но ведь Москва находилась совсем в другом месте, за пределами Многомирья…

Примерно через час, после того как Крылов опустился на специальную пристань, их компания, а именно: Винд, Эльрика, Виш, Гхал, пантера Ява и златопёрая Аша, собрались во внутреннем дворике изящного, возведённого из мрамора здания. Перед ними журчал фонтан; фруктовые деревья источали тонкие ароматы…

Виш говорил им:

— Сейчас познакомлю вас с Нэнией. Она — светлая колдунья, она…

— Довольно меня расхваливать! — прозвучал приятный, бархатистый голос, и перед ними появилась женщина средних лет.

Её можно было назвать красавицей: гладкая, светлая кожа; гармоничные черты лица, тёмные, загадочные и даже через чур загадочные глаза. Волосы Нэнии были сложены в пряди и отливали багрянцем; её запястья украшали браслеты, а облегающее платье отливало тёмной синевой.

Нэния не просто подошла — она именно появилась, сбросив с себя накидку, которая делала её невидимой. Заглянула в глаза каждому, и каждый услышал в голове её приветствие:

"Здравствуйте".

Затем Нэния хлопнула в ладоши, и появились одетые в костюмы звери — они поднесли кушанья, которые оказались весьма даже кстати, так как во время полёта на Крылове, они питались так себе. В основном, по разрешению Крылова, отламывали кусочки от него. Крылов был весьма вкусным, но однообразным, здесь же можно было порадоваться самым разным, и совсем незнакомым им кушаньям.

(кстати, Крылов запустил свою зелёную нить, и она протягивалась в этот дворик, выгибалась из-за спины Винда)

Нэния хвалилась:

— Некоторые из ингредиентов привезены из очень отдалённых миров. Некоторые кушаньям приготовлены по моим особым рецептам. Но не волнуйтесь — я не собираюсь вас заколдовывать.

Виш быстро проговорил:

— Насчёт тебя, Нэния, я не волнуюсь, ибо хорошо знаю тебя, и полностью тебе доверяю. А вот насчёт Ой-Чип-она… Ведь тебе известно о последних событиях?.

— Известно, — кивнула колдунья. — Правда, до сих пор не могу сказать, насколько всё серьёзно.

— ЧИП вернулся, — мрачно заявил Винд.

Нэния подошла к нему, и медленно провела по затылку юноши, чем вызвала ревнивый взгляд Эльрики, а также странное, но быстро прошедшее покалывание в голове у Винда.

— Ого! — воскликнула Нэния.

— Что такое? — спросил Виш.

— Ну, я могу сказать, что не я одна, а ещё и другие прорицатели, прорицательницы, колдуны и колдуны ходили в царский дворец, и вели беседы с теми знатными людьми, до которых были допущены. Всё об одном: о том, что в Ой-Чип-он вернулся ЧИП, и что теперь возможно возрождение этой зловещей империи. Сейчас собрали экспедицию, но в неё входят воины да ещё — пара-тройка слабосильных колдунов. В общем, толка от них будет мало… А вас я понимаю… Очень даже понимаю. Хотите исправить совершённое, да?

И Нэния пристально взглянула в глаза Винда. Юноша вздрогнул и спросил:

— Вы о чём?

— Да так…

Тяжело было на сердце у Винда. Он думал: "Неужели моя тайна уже не тайна? Прикоснувшись к моей голове, колдунья узнала моё прошлое, то, как я помог ЧИПУ вернуться".

Нэния же как ни в чём не бывало продолжала:

— Самым ценным, в вашей компании, помимо искреннего рвения, является вот он…

И колдунья кивнула на зелёную нить, который вытягивалась от Крылова.

— Он — настоящее сокровище. Такое сокровище, которое ни за какие деньги не купишь… Ведь он твой друг? — спросила она у Винда.

Юноша кивнул, потом проговорил:

— Он — живой корабль, он вылупился из яйца, и я при этом присутствовал.

— Знаю, знаю…

— Я вообще с Каэлдэрона. Вы слыхали о таком мире?

— Прежде не слыхала.

— Ну и не удивительно. В Многомирье неисчислимое множество миров, и Каэлдэрон только один из них… Он бы вообще ничем не был примечателен, если бы не это сияющее яйцо, из которого и вылупился Крылов.

— Только не говори мне о том, что такие яйца у вас растут, словно огурцы на грядках.

— Нет, не стану я этого говорить, потому что сам никогда ничего подобного не видел.

— Тебе очень повезло, Винд, — молвила Нэния. — Ты присутствовал при рождении Крылова, и поэтому он привязался к тебе…

— Я его ещё от одного рогоносого спас. Он на такие вот живые корабли охотился…

— Вот, а это вас ещё крепче связало.

— Но что тебе известно о Крылове? Почему ты говоришь об особой удаче (хотя я, конечно, согласен, что нашёл верного друга и это — замечательно).

— Удача в том, что рождение такого корабля вообще — большая редкость. А он привязался к тебе, Винд, и служит тебе.

Следующий вопрос задал уже сам Крылов. Дело в том, что живой корабль заинтересовался рассказом Нэнии, сам взмыл от причала, и прилетел к этому внутреннему двору.

Теперь он нависал над фонтаном, сиял, переливаясь изумрудными оттенками, нить же свою убрал. Он и без нити всё слышал и способен был говорить.

Нэния, нисколько не смутившись его, столь стремительного появления, сама у него спросила:

— А что тебе известно о своём предназначении?

Крылов ответил:

— Я до сих пытаюсь понять, кто я, почему я появился, и не нахожу однозначного ответа. Вот есть в моей жизни Винд, и его друзья, которые тоже стали близки мне. Мне в радость помогать им; хотя, к сожалению, они могут ошибаться…

— Да уж, — проговорила Нэния, и вновь бросила пронизывающий взгляд на Винда.

Юноша поёжился, вновь кольнула его мысль: "Ну, конечно, колдунье известно, о том, что я помог вернуться ЧИПУ… Но ведь я хочу искупить свою вину!".

Крылов же продолжал:

— Я знаю, что мне в радость летать — мчаться по бескрайнему, ясному небу, от мира к миру, ловить потоки солнечного света, и двигаться к солнцу. Свет дарит мне жизнь, от света я росту. Но у других живущих есть родители, а вот кто мои родители — я не знаю.

— Тебя породил мир Каэлдэрон, — молвила Нэния. — Из самого ядра этого мира, сквозь твердь, протянулся стебель, на конце которого выросло яйцо, ну а в яйце — был ты. Но только повторюсь: в мире Каэлдэроне нет ничего особенного. Каждый из миров в Многомирье способен на такое, вот только происходит это крайне редко… Из яиц вылупляются птицы…

— Птицы, — повторил Винд.

— Ну, или не птицы, а, например, драконы, змеи, ящерицы, летающие замки, а чаще всего — облака, но только всё это: не простые драконы, змеи, ящерицы, летающие замки или облака. Все они, также как и Крылов, наделены разумом; все — радуются свету, и растут в полёте. Я, так думаю, что стремиться они могут не только к Солнцу, но и в самые разные стороны, чтобы миры произрастали равномерно…

— Что-то я не совсем понимаю, — признался Винд, а остальные были с ним согласны.

Тогда Нэния пояснила:

— Крылов, и все остальные, вылупившиеся из сердцевины миров — они растут и летят не просто так. Однажды они останавливаются и чувствуют: вот место, которое предначертано мне, и зависают в воздухе, между мирами, постепенно преображаются и растут до тех пор, пока не достигают, двадцать-тридцать километров в диаметре. Они становятся круглыми, а на их поверхности появляются леса, реки, озёра, холмы; всякие существа заселяют их, строят свои дома, храмы дворцы… Ну так, кто из вас догадался, в кого, в конце-концов превратиться Крылов?

Все догадались, и все были удивлены. Ну а Винд изумился до такой степени, что на некоторое время даже позабыл о ЧИПЕ. Он воскликнул:

— Неужели Крылов превратиться в новый мир!?

— Да, — кивнула Нэния. — Он станет ещё одним миром в Многомирье. Ты ещё, может, спросишь, почему он такой — выглядит как корабль, а не как облако. Я объясню. В момент его рождения рядом был ты; он почувствовал тебя, и принял именно такую форму, которая больше всего подошла для тебя. Ты мечтал о путешествиях — вот тебе воздушный корабль…

— А я и не знал об этом. Всё это произошло неосознанно, — сказал Крылов.

— Ну а долго ему ещё расти до того, как он миром станет? — спросил Винд.

— Вот этого я не знаю. Ты сам то, Крылов, чувствуешь, сколько тебе осталось?

— Чувствую только, что мне летать нравится. Должно быть, сейчас ещё моя молодость.

— Хорошо, если так. Значит, время у нас есть — кивнула Нэния. — Я уже сказала, что Крылов — настоящее сокровище; такого как он, ни за какие деньги не купишь; в нём огромная сила, которую он ещё и сам, может, не осознаёт, которой ещё не умеет пользоваться, но мы должны ему в этом помочь.

— Ну а что это за силы? — спросил Винд.

— Мне самой, к сожалению, не так много известно…

Воцарилось молчание. Слышно было как журчит фонтан, а в отдалении, за стенами однообразно шумел многолюдный Светлоград.

— Сыты ли вы? — спросила, наконец, Нэния.

— О, спасибо за угощение. Всё как всегда было просто восхитительно, — молвил четверорукий Виш.

Остальные были с согласны с ним. Разве что каменный Гхал искал своим единственным глазом — что ещё слопать, так как еда была необходима ему для выработки полётного газа.

Нэния поинтересовалась:

— Когда же вы готовы отправиться в путешествие, которое для некоторых из вас, если не для всех, может стать последним?

— Да хоть сейчас! — воскликнул Винд.

Остальные тоже не хотели терять времени. Тогда Нэния молвила:

— Ну что ж. В таком случае вылетаем уже завтра… Да-да, прямо сейчас я не готова. Надо мне кое-что собрать в дорогу…

Гхалу же сказала:

— Вон видишь каменную пристройку? Своим цветом и формами она не вписывается в изящество моего дома, так что можешь её слопать.

— Благодарю! — пробасил каменный истукан и направился к пристройке.

Вскоре раздался треск от разгрызаемых его могучими челюстями каменных блоков…