Кто только придумал дурацкую фразу «встать не с той ноги»? Много времени спустя, вспоминая то злосчастное утро, перевернувшее ее жизнь, Ирина Соловьева не переставала удивляться точности этого выражения. Действует ведь! С самого утра день как-то не заладился.
В комнате сына будильник заголосил ровно в семь тридцать. Когда Ирина открыла глаза, совсем рядом жизнерадостно заливалась какая-то птаха. Ну да, весна ведь! Уже покрылись крошечными листочками деревья, издали кажется, что они стоят в бледно-зеленом дыму, и солнце заглядывает в окна, словно недоумевая — как можно проспать такое утро?
Можно бы, конечно, спокойно перевернуться на другой бок и закрыть глаза, но все равно заснуть уже не удастся, такая трель и мертвого поднимет. А самое главное — надо приготовить ребенку завтрак, проводить в школу, проследить, чтобы оделся по погоде. Это он только с виду большой, под потолок вымахал и разговаривает басом, а не уследишь — непременно будет лежать до последнего, а потом начнет метаться по квартире и убежит, схватив кусок на ходу. А ведь это совсем не полезно в его возрасте… Мальчик растет, ему нужно полноценное питание, иначе не миновать гастрита, а то и язвы.
Поднимаясь с постели, Ирина запуталась в простыне и чуть не упала. Рядом заворочался муж.
— Ты чего? — сонно пробормотал он.
— Спи, спи, я только Толика в школу отправлю.
Ирина натягивала халат, не попадая в рукава, и одновременно пыталась заколоть длинные волосы, падающие на плечи. Виктор тоже проснулся окончательно и теперь лежал, закинув руки за голову, и наблюдал за ней.
— Ну ты, мать, даешь! Шестнадцать лет уже обалдую, а ты все квохчешь над ним. Сколько можно-то? — проворчал он.
«Сколько, сколько… Небось, и сам не очень далеко ушел от сына! Только и слышно: “Где мой галстук, рубашка, куда подевались носки…” Нет, все-таки мужчины — большие дети!» — так думала Ирина, направляясь на кухню.
Там все было как обычно — огромный холодильник, плита последней модели с грилем и кучей наворотов, деревянная мебель, создающая впечатление теплоты и уюта, посуда, расставленная в образцовом порядке… Все, как и должно быть у хорошей хозяйки. Пожалуй, и с закрытыми глазами Ирина могла найти здесь то, что нужно.
Пока она жарила омлет с помидорами (если сыром посыпать сверху, то совсем хорошо получается), сын успел умыться, натянуть свои ужасные джинсы с отвисающими карманами и свитер, такой же бесформенный. Ирина только головой покачала. Никогда не понять ей этой странной моды, которая всех делает похожими на малолетних уголовников.
Толик влетел в кухню, налил себе кофе, схватил со стола кусок сыра, положил на хлеб и мигом проглотил. Ну просто Маугли! Как будто нет тарелок, вилок и ножей.
— Все, мам, пока, я пошел!
— Толик, а поесть?
— Некогда, опаздываю!
Он уже натягивал в прихожей разношенные кроссовки.
— Куртку надень с капюшоном! — крикнула Ирина ему вслед, но уже через секунду хлопнула входная дверь.
Ирина обернулась к плите и увидела, что нежнейший омлет начал превращаться в неаппетитную бурую массу. Ну вот, все пригорело! Стоит только отвернуться — и пожалуйста…
Виктор вышел из комнаты, шлепая тапочками, неодобрительно покрутил носом.
— Опять у тебя горит что-то?
— Да вот, отвлеклась. Извини, сейчас новый сделаю!
— Не надо, мне уходить скоро.
Остатки злосчастного омлета полетели в помойное ведро. Витя уселся за стол и уткнулся в газету. Он всегда читал за завтраком, но сейчас Ирина почувствовала себя обиженной. Хоть бы слово сказал…
— Витя, тебе бутерброд с сыром или колбасой?
— Все равно… — рассеянно пробормотал он.
Пока она делала бутерброды, раскладывала их на тарелке, наливала зеленый чай (Виктор не пил кофе, тем более растворимый, — у него сразу же начиналась изжога), муж так же молча шелестел газетными листами и мурлыкал под нос привязавшийся популярный мотивчик. Потом, не глядя, протянул руку, словно точно был уверен, что еда находится на привычном месте.
И как всегда, так оно и было.
Так же молча оделся, повязал галстук перед зеркалом и отбыл на работу, бросив на прощание:
— Я сегодня, наверное, задержусь! Переговоры…
Проводив мужа, Ирина решила побаловать себя кофе, сваренным по всем правилам. Мужчинам все равно, а она любила настоящий, ароматный, с нежной, карамельного цвета пенкой. Но и тут не вышло: только поставила турку на огонь, сразу же позвонили в дверь. Ирина метнулась открывать, подумав, что Витя забыл что-то важное, но за дверью стоял хмурый смуглолицый гастарбайтер в оранжевом жилете. Он молча протянул ей счет за коммунальные услуги и тут же принялся звонить в соседнюю квартиру.
Ирина еще успела подосадовать, что плату за вывоз мусора опять повысили — ненамного, но все же… Тут чуть-чуть, там чуть-чуть, а в результате сумма набегает немаленькая! Такие цены на все — просто ужас. Квартплата, продукты, одежда, отдых, Витина машина — все требует денег, все дорожает каждый месяц. Теперь еще добавились репетиторы для Толика, но тут ничего не поделаешь. Как же иначе — мальчик оканчивает школу, ему в институт поступать в этом году, а про бесплатное образование скоро можно будет совсем забыть, так что только успевай поворачиваться и вовремя платить за все.
Конечно, бизнес у Вити идет вполне успешно (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!), вполне хватает денег, чтобы жить, не отказывая себе в необходимом… Но Ирина еще не забыла те времена, когда они были нищими студентами и ютились в одной комнате общежития, где с потолка падала штукатурка, а по кухне разгуливали крысы и тараканы.
Когда Толика привезли из роддома, Ирина панически боялась оставлять его одного даже на минуту. Пришлось взять академку и ехать к маме в подмосковный городок с безрадостным названием Электроугли, а потом и вовсе стало не до учебы…
Ирина вздохнула. Такие времена были — просто вспомнить страшно! Особенно начало девяностых, когда развалилась страна, и тысячи молодых (и не только молодых) специалистов остались не у дел. Хорошо еще, что у Вити даже в молодости была деловая хватка. Еще на четвертом курсе они с приятелями организовали кооператив, а потом пошло-поехало… Постепенно появились и деньги, и своя квартира, а когда маленький Толик подрос немного, Ирине уже не нужно было думать о том, чтобы оканчивать образование и выходить на работу. Витя сразу сказал: «Занимайся домом, ребенком, а насчет остального можешь не беспокоиться. Зарабатывать в семье должен мужик!»
Он пропадал на работе дни и ночи, а она стряпала обеды, нянчилась с сыном и радовалась, что ей достался такой надежный супруг. На него всегда можно было положиться. Молоденькая Ирина остро чувствовала, что такое быть за мужем как за каменной стеной. И пусть прошло много лет, пылкость чувств погасла, но до сих пор радостно и тепло на душе от того, что он рядом. Кажется, и вовсе не могло быть иначе…
В этот момент с кухни послышалось зловещее шипение, и опять запахло горелым. Оказывается, кофе сбежал! Пришлось еще и плиту оттирать. Раз за разом проводя губкой по гладкой поверхности, Ирина думала о том, как ей повезло в жизни. Пусть ее мир невелик, пусть ей не удалось достичь особенных высот, но кто сказал, что счастье в этом? Зато она сумела стать хорошей женой и матерью, создать дом, где всегда чисто, тепло и вкусно пахнет, куда хочется возвращаться и где можно отдохнуть от волнений и забот. Пусть она не стала специалистом, ни дня в жизни не ходила на службу, но разве у домохозяйки мало работы? Той самой, незаметной и ежедневной, которую порой не замечают, но стоит только заболеть или уехать на пару дней, как сразу в доме становится как-то сиротливо, пыль оседает по углам, и домашние бродят неприкаянные, голодные и несчастные.
Наконец плита снова засияла чистотой. Варить кофе уже расхотелось, и Ирина отправилась в спальню застилать постель. Надо бы уже белье поменять… Она достала из шкафа чистые простыни, пахнущие лавандой (недаром в уголке лежит мешочек с сушеными травами, еще бабушка научила), и принялась за работу.
Руки механически делали свое дело: старательно встряхивали одеяла, взбивали подушки, аккуратно подтыкали простыни под матрац, но мысли были далеко. Дел предстоит еще много: надо прибраться в квартире, зайти в сберкассу оплатить счета, потом сходить в магазин за продуктами, приготовить обед… Непременно надо купить яйца, сахар и еще филе семги, ее можно приготовить в сливочном соусе, как Витя любит. Ну и котлет сделать. Толик рыбу на дух не переносит, так что бывает, приходится готовить не одно, а два блюда.
Ирина старалась думать о и приятном, например о том, что скоро потеплеет и наступит наконец настоящая весна, что в холодильнике еще осталась парочка любимых пирожных с заварным кремом, что в сумке лежит новый роман Лоры Бейтсон, купленный только вчера на лотке в супермаркете…
Ирина предвкушала удовольствие от чтения. Витя всегда посмеивался над ее пристрастием к любовным романам, пренебрежительно называл их «соплями в сахаре» и каждый раз разражался целой лекцией о том, что это чтение для умственно недоразвитых. С некоторых пор она и сама начала стесняться своего пристрастия, словно дурной привычки. Покупала разноцветные томики украдкой и прятала их за собранием сочинений Достоевского, гордо красующимся на книжной полке. Туда никто из домашних уже давно не заглядывал. И Витя ничего не заметит… Главное — успеть до его прихода убрать книжки с глаз. Но пока он не вернулся с работы — можно наслаждаться! А потом еще и обсудить с виртуальными единомышленницами на одном из многочисленных форумов. С тех пор как Ирина открыла возможности Интернета, она перестала чувствовать себя одинокой. Витя даже отдал ей свой ноутбук, когда купил новую, более совершенную модель, и теперь вполне рабочая машина была в полном ее распоряжении. Пусть она и не умеет пользоваться большинством опций, иногда теряется, если компьютер подвисает, зато бродить по просторам сети так увлекательно! Встретить родственную душу можно где угодно, и расстояния не помеха.
К примеру, Melinka из Красноярска оказалась очень интересным собеседником с собственным взглядом на жизнь, а некая дама, прячущаяся под странным ником Argimpasa не только умудряется раньше всех отыскивать заветные новинки, но и сама пишет совершенно дивные стихи…
В этот момент Ирина вздрогнула от неожиданности. Рука натолкнулась на какой-то странный предмет — маленький, твердый, округлой формы, с неровными краями.
Странно. Здесь его быть никак не должно!
Сердце в груди испуганно забилось, словно в предчувствии беды. Как будто знало, что сейчас в размеренную череду дней ураганом ворвется нечто такое, что сломает все, что так долго она строила и создавала, и жизнь после этого уже никогда не будет прежней.
Ирина сунула руку подальше и вытащила этот предмет наружу. В первый момент она ощутила глухой удар где-то в области солнечного сплетения. Потом в глазах потемнело, показалось даже, что яркое весеннее солнце за окном погасло на миг… Все тело как будто обмякло, и она плюхнулась на кровать.
Когда вернулась способность соображать более или менее здраво, Ирина сидела на неубранной постели и тупо смотрела на свою находку.
На ладони лежала сережка — серебряная, причудливой формы в виде осьминога с растопыренными щупальцами. Тело его украшали разноцветные камушки, и казалось, морской гад ехидно ухмылялся, словно хотел сказать: «Ну что, съела?»
Ирина посмотрела на него почти с ненавистью. Оказывается, как мало нужно, чтобы выбить ее из равновесия! Просто дешевая побрякушка. Ну, может быть, не совсем дешевая. Серебро все-таки, вон, и проба виднеется, и дизайн с претензией, возможно даже, ручная работа…
Другое дело — как она очутилась здесь, в ее постели?
— Только вместе с хозяйкой, как же еще! — прошелестел над самым ухом тихий, но вполне внятный голос.
Ирина зачем-то оглянулась по сторонам. Разумеется, рядом никого не было, она, как и раньше, была одна в квартире.
Одна со своей бедой.
Она вдруг почувствовала, словно в глубине ее существа со звоном разбилось что-то хрупкое и бесконечно дорогое, разлетелось на тысячи осколков, которые тут же безжалостно впились в тело. Ирина замычала сквозь сжатые зубы, зажмурилась, но это не помогло. Даже хуже стало. У нее как будто открылся третий глаз — всевидящий и беспощадный, и этому новому зрению было доступно все, чего она раньше не замечала.
Только теперь бесконечные отлучки мужа, его переговоры с деловыми партнерами, его невнимание в конце концов, то, что они давно уже спят рядом, как брат с сестрой, а не как муж и жена и бог знает сколько времени уже не занимались «этим» (так она по старой привычке еще из советской молодости про себя называла секс) — все предстало в совершенно новом свете.
Как она могла быть такой идиоткой и искренне верить, что все время, все мысли мужа поглощает только работа? Еще и гордилась, глупая: вот ведь как старается человек для семьи! Ждала по вечерам, радостно кидалась навстречу, когда он наконец возвращался домой, готовила любимые блюда, гладила рубашки, вспыхивала, как девочка, от любой мимолетной ласки или доброго слова…
А он в это время развлекался с другой! И где? В супружеской постели! Когда только успел, ведь она почти всегда дома!
Нет, не всегда. Услужливая память подсказала: всего несколько дней назад, когда Толик уехал с классом на экскурсию по Золотому кольцу, она отправилась навестить маму в Электроугли. Все-таки семьдесят лет человеку, надо было проведать, помочь по дому, продуктов закупить…
Витя отвез до самого подъезда, но заходить не стал — у него в тот день были какие-то срочные дела. Теперь понятно, какие именно!
Тогда Ирина ничего не заподозрила и, как всегда, понимающе кивала, когда Виктор говорил, что вечером непременно заедет за ней или водителя пришлет. Да, да, что поделаешь…
С тещей Виктор никогда особенно не ладил, и Ирине стоило немалых трудов, чтобы постоянное противостояние двух одинаково дорогих для нее людей перешло если не в нежную родственную привязанность, то хотя бы в стадию нейтралитета.
День прошел в хлопотах. Они с мамой закупили продуктов на целую неделю, и немалого труда стоило убедить ее, что вовсе не нужно выбирать самую дешевую колбасу и чай второго сорта. Мама всегда старалась сэкономить и не понимала, зачем покупать парное мясо вместо замороженного, шоколадные конфеты и немецкий замороженный торт к чаю вместо печенья «Юбилейное».
— Перевод денег! — безапелляционно изрекала она, и Ирина снова чувствовала себя маленькой девочкой, преступно потратившей на леденцы сдачу с рубля в булочной.
Виктор позвонил вечером и сказал, что сегодня заехать никак не успевает, а водитель в сервисе, потому что в машине подвеска барахлит, так что лучше ей сегодня остаться у мамы. Голос его звучал так спокойно и безмятежно! «Оставайся, дорогая, ни о чем не волнуйся…» Ирина была даже рада, ведь маме так одиноко, а она нечасто выбирается навестить ее. Полночи они просидели за чаем, а потом Ирина легла спать на скрипучий диванчик и, помнится, еще волновалась, что не успела ничего приготовить и Витя останется голодным. А он, оказывается, в это самое время…
Ирина почувствовала, как к горлу подкатывает невыносимая тошнота. Она еле успела добежать до ванной.
Когда мучительные спазмы в желудке немного стихли, она кое-как умылась холодной водой и мельком посмотрела на себя в зеркало. Оно безжалостно отразило бледное до синевы лицо, мешки под глазами, морщины… Волосы висят тусклыми прядями, и в них тут и там проглядывает седина. Да уж, хороша, ничего не скажешь!
В общем, печальное зрелище.
Стареющая женщина, такая нелепая в махровом халате с розовыми цветочками, женщина, которая только что похоронила самую большую иллюзию в своей жизни и осталась одна на руинах, растерянная, ошарашенная свалившимся на нее горем. Что делать теперь? Как жить? А главное — зачем?
Глядя в глаза своему отражению, Ирина снова и снова задавала себе эти вопросы — и не находила ответа. Наконец, с трудом переступая на ватных ногах, вернулась в спальню.
Сережка лежала на аккуратно свернутом покрывале. Хотелось немедленно выбросить ее, а еще лучше — раздавить, словно ядовитое насекомое, но вместо этого Ирина снова взяла ее в руки.
Она снова и снова рассматривала эту треклятую безделушку, поворачивала так и эдак, лучи солнца, отражаясь в разноцветных камешках, отбрасывали веселые блики. Почему-то она была совершенно уверена, что нацепить на себя подобное украшение может только юная и легкомысленная профурсетка — длинноногая, с искусственным загаром, вытравленными блондинистыми волосами и наглым взглядом. Хищница. Такие уверены, что весь мир существует только для их удовольствия!
Она как будто воочию увидела соперницу — и даже захлебнулась от боли. Хотелось завыть громко, в голос, покатиться по полу, выкричать в голос свою обиду. За что?! Разве она заслужила, чтобы ее обманул и предал самый близкий, самый родной человек?
Ничего подобного она, разумеется, не сделала. Шмыгая носом и утирая слезы мигом размокшей бумажной салфеткой, Ирина потянулась к телефону и набрала знакомый номер.
После третьего гудка ей ответил профессионально жизнерадостный девичий голосок:
— Компания «Персонал-Трейд», чем могу помочь?
— Светлану Татаринову позовите, пожалуйста!
Светка была ее давней, еще с институтских лет, подругой. Да что там — пожалуй, единственной. Удивительно даже, что за столько лет они умудрились сохранить отношения. Может, все дело в том, что эта дружба осталась единственной ниточкой, связывающей их со студенческой молодостью — такой смешной, наивной, бесшабашной и просто прекрасной? Это потом, позже, придут заботы и ответственность, но были же и прогулки по Москве, и вкус мороженого в вафельном стаканчике, и первые взрослые секреты… Про то, что с Витей у них «все было», первой узнала именно Светка.
Жизнь у подруг сложилась совершенно по-разному, и все же они старались поддерживать связь — звонили друг другу, поздравляли с праздниками, иногда встречались в кафе. Бывало, что Ирина приглашала Свету на семейные торжества. В глубине души она немного жалела подругу — как же, одинокая, без детей, личная жизнь так и не заладилась, бурные романы приносили одни разочарования, и на работе пашет, как проклятая… Это она за Витей как за каменной стеной, а Светке только на себя рассчитывать приходится, вот и трудится от зари до зари. Правда, не зря. За эти годы Света успела сделать неплохую карьеру, не по специальности, конечно, но все же занимает немалый пост в какой-то крупной фирме.
А если уж совсем честно… К сочувствию примешивалась изрядная толика зависти. Глядя на модно одетую, всегда ухоженную и стильную Свету (трудно поверить, что они ровесницы. Больше тридцати той нипочем не дать), Ирина иногда чувствовала, что упустила в жизни что-то важное. Подруга была такой самостоятельной, уверенной в себе, какой Ирине уже не стать никогда. Наверное, правду говорят, что нельзя иметь все сразу…
— Как вас представить? — прощебетала девочка на телефоне.
— Скажите — Ирина… Уварова.
От волнения она назвала свою девичью фамилию, с которой распрощалась много лет назад. В трубке звучала бодрая мелодия, а она беззвучно плакала, не вытирая катящихся по щекам слез, и от души надеялась, что Света окажется на месте. Так нужно было поделиться с кем-то, не оставаться наедине со своим горем!
А механическая музыка все играла и играла. Ирина уже совсем было отчаялась, когда услышала наконец знакомый голос:
— Ирка? Привет! А я-то думаю, кто такой… Что хотела, говори по-быстрому, у меня люди.
Подруга говорила отрывисто, почти резко. Чувствовалось, что она, как всегда, очень занята и недосуг ей копаться в чужих личных проблемах. Ирина совсем растерялась.
— Я… Знаешь… Очень хотела с тобой встретиться. У меня тут…
Ирина почувствовала, что не может говорить. Горло перехватило, еще немного — и она просто разревется. Даже Света мигом поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее. В голосе ее зазвучали совсем другие, озабоченные нотки:
— Случилось что ль чего?
— Да, случилось!
— Ладно, давай через час в «Беликаре». Ну помнишь, там мой день рождения праздновали? Все, пока, увидимся.
Ирина утерла слезы и принялась лихорадочно собираться. Теперь ее уже совершенно не волновало, что кругом беспорядок, по квартире будто Мамай прошел, что надо идти в магазин и в сберкассу.
Она старательно умылась холодной водой, попыталась даже накраситься, но получилось только хуже. Тушь повисла комочками на ресницах, губная помада расплылась, а пудра оказалась слишком светлой, так что лицо стало похоже на маску грустного клоуна. Пришлось все смывать.
Из недр шкафа Ирина извлекла на свет божий трикотажный костюм, который считался у нее парадным, подосадовала немного, что вещь стала явно маловата с тех пор, как она надевала ее в последний раз, но искать что-то другое было уже некогда.
Вот, кажется, и все… Ирина в последний раз кинула взгляд на свой дом, который еще недавно был родным и теплым, а теперь выглядел каким-то растерзанным, бесприютным и почти чужим. Потом подхватила ключи с тумбочки и решительно захлопнула за собой дверь.
Через час она уже сидела за столиком в кафе и ревела в три ручья. Было ужасно стыдно, но сдерживаться не было сил. Хорошо еще, что народу было немного, Света сразу же выбрала место в каком-то закутке за низкой перегородкой, отделяющей их от общего зала.
Сейчас она сидела напротив, прихлебывала кофе и курила. Выглядела Светлана, как всегда, прекрасно: строгий офисный костюм не прятал, а скорее подчеркивал стройную фигуру, лицо покрывал нежный загар, в волосах играло солнце.
— Да что стряслось, говори толком!
— Витя… Представляешь… Ты только представляешь себе, — всхлипывала Ирина, — он, оказывается, мне изменяет!
Светлана чуть дернула плечом, и ее губы искривила невеселая усмешка. Она искоса посмотрела на подругу. Ну да, конечно, превратилась в клушу, типичную домохозяйку, одета бог знает как и в парикмахерской была, наверное, еще в прошлом веке… Выглядит просто теткой!
Зато Витька — в полном порядке. В олигархи не выбился, но фирма его процветает и приносит приличный доход. А сорокалетний мужик с деньгами просто лакомый кусочек для молодых и наглых девиц, которые хотят получить все и сразу. Тем более что Витька и выглядит до сих пор неплохо… Потолстел, конечно, но все-таки старается следить за собой, держаться в форме. Ну и ходок он, конечно, тот еще! По глазам видно. Одна Ирка, святая простота, не замечала ничего. Но может, это и к лучшему? Как там говорил царь Соломон? «Во многая знания многая печали»! Надо бы как-то успокоить ее, а то рыдает так, что сердце разрывается.
— Изменяет? С чего ты взяла? — осторожно спросила Светлана.
— Вот… — Ирина порылась в необъятной сумке и протянула подруге свою находку. — Знаешь, где я это нашла?
— И где же? — Светлана непонимающе уставилась на безделушку.
Взгляд Ирины сразу же как будто подернулся льдом. Она даже плакать перестала.
— В нашей постели, вот где! Под матрац завалилась. Представляешь? Я, как дура, стираю, готовлю, стараюсь, чтобы у нас все было самое лучшее, а он…
Она задохнулась от обиды и гнева. Потом схватила сигарету, неумело затянулась и мрачно закончила:
— А он женщин водит. В моем доме, в моей постели!
— Да, что и говорить, все мужики — козлы, — задумчиво протянула Светка, помешивая капучино маленькой ложечкой, — сама сколько раз зарекалась не верить никому. А ты все — «мой Витя, мой Витя…» Ладно, не обижайся. В конце концов не ты первая — не ты последняя. Растереть и забыть!
Ирина всхлипнула жалобно, совсем по-детски:
— Да-а, тебе легко говорить! У тебя работа, карьера, мужиков сама меняешь, как хочешь, они перед тобой на задних лапках прыгают… А у меня что?
— Ну извини, дорогая! — между выщипанными по последней моде бровями подруги пролегла сердитая морщинка. — Я свою карьеру сама делала! И сейчас, между прочим, работаю, как лошадь!
Ирина сразу сникла. Плечи ее опустились, и она сидела такая маленькая, жалкая, словно подбитая птичка.
— Прости. Не хотела тебя обидеть. Я сейчас сама не знаю, что говорю, — залепетала она.
— Ладно, забыли, — Светлана тряхнула головой, и тщательно уложенные мелированные локоны красиво рассыпались по плечам. — Ты мне вот что скажи, подруга: дальше-то что делать собираешься?
— Не знаю.
Ирина вздохнула. Сейчас для нее было странно и даже дико думать о будущем. Как можно строить какие-то планы, когда в груди будто огнем печет и каждый вздох, каждый удар сердца причиняет боль?
На секунду мелькнула и совсем уж нехорошая мысль: «А надо ли? Может, покончить сразу со всем этим?» Ирина даже сама испугалась. Наверное, лицо у нее стало такое, что Светка заволновалась.
— Э, подруга, ты что? Не смей так убиваться! Не стоит того ни один мужик, уж поверь мне. А главное — у тебя же сын!
Ирина почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Как она могла думать только о себе? У мальчика сейчас такой сложный переходный возраст… Развод родителей станет для него настоящей травмой!
И потом, что уж греха таить: и она, и сын привыкли к тому, что не надо думать о том, где взять денег и что купить на обед. К хорошему привыкают быстро, и как она сможет сказать мальчику, что ему не на что будет купить новые ролики или поехать в языковой лагерь на Балатоне летом? А институт? Там такие деньги нужны будут, что ей в жизни не заработать! Особенно если учесть, что делать этого Ирине никогда не приходилось.
Света как будто уловила ее мысли. Она закурила новую сигарету и спокойно спросила:
— Разводиться, я надеюсь, ты не собираешься?
Ирина отрицательно покачала головой. Само слово «развод» — такое острое, жесткое, словно скрип железа по стеклу, повергло ее в ужас. Но, с другой стороны, как оставаться рядом с человеком, который тебя предал? Заботиться о нем, разговаривать, ложиться в одну постель, просыпаться рядом? И каждый раз думать о том, что, возможно, сегодня он был с другой, а на нее, жену, смотрит всего лишь как на привычный предмет обстановки, на полезное в хозяйстве устройство вроде пылесоса или кухонного комбайна?
Ирина опустила голову и тихо сказала:
— Не знаю я, Светка. Ничего не знаю! Думала, может, ты что посоветуешь.
Светлана задумалась.
— А что, если ее найти?
— Кого?
— Ну ту девицу, что с твоим мужем загуляла? Поговорить, объяснить, что здесь ей ничего не светит, пусть другого ищет…
Только подумав об этом, Ирина задохнулась от стыда и унижения. Она решительно замотала головой:
— Нет, нет, ни в коем случае!
— Ну не хочешь — как хочешь. А знаешь что… А если тебе на работу устроиться? Как-то развеялась бы, самостоятельной стала… Тебе сейчас нужен какой-то стимул в жизни!
— На работу? Кем? У меня даже диплома нет! Разве что в секретарши — кофе варить… Так ведь не возьмет никто, старовата я уже для такой должности.
Светлана подумала, что подруга совершенно права. После почти двадцатилетнего перерыва устроиться на работу более чем проблематично. Тем более, без каких-либо полезных навыков.
— Сперва Толик был маленький, потом Витя свой бизнес раскручивал… Погрязла я в этих кастрюлях! Только и знала — дом, семья, хозяйство… И тут вдруг такое. А может, и не вдруг. Может, он давно меня обманывал, а я просто не видела ничего. Не хотела видеть…
Ирина говорила, и в душе все больше нарастало ощущение тупика, из которого не выбраться. Она готова была жаловаться бесконечно, выплескивая все, что накипело, но Светка, кажется, устала слушать ее излияния. Она решительно затушила сигарету и твердо сказала:
— Ладно, хватит. Нечего зря плакать. Есть у меня одна знакомая…
Ирина попробовала улыбнуться:
— Она что — из кадрового агентства? Устраивает на работу ни к чему не годных тетушек? Или подыскивает им новых мужей, которых на специальных фермах выращивают?
Но Светлана шутку не поддержала. Напротив, она говорила очень серьезно, как человек, который нашел наконец решение сложной задачи:
— Нет. Она колдунья.
От удивления Ирина осеклась на полуслове. Вот уж не ожидала, что Светка — такая современная, успешная, даже циничная — может верить в бабушкины сказки.
— Да ладно! Я по телевизору видела — все они шарлатанки! Только голову морочат да деньги тянут, а толку никакого.
— Нет, — покачала головой Света, — Альвина — она не такая, как все. Сама увидишь. И денег она твоих не возьмет… Пока по крайней мере.
— Что же она, вообще не берет? Даром работает?
— Берет, конечно. И немало. Но только за результат. К ней знаешь, какие люди ходят? И принимает она только по рекомендации, не с улицы и не абы кого.
— А… Ты-то откуда знаешь ее? — несмело спросила Ирина.
— Слухами земля полнится. Сарафанное радио. Посоветовали… добрые люди.
Света невесело усмехнулась. Видно было, что говорить на эту тему ей неприятно, но Ирина не унималась:
— И что — помогло? Сработало?
— Сработало. Но это к делу не относится.
Вспоминать о романе с Эдиком было неприятно. Подумать только, взрослая, самостоятельная женщина — и вдруг потеряла голову, как девчонка-школьница! Поначалу просто было очень лестно, что на нее обратил внимание молодой человек, еще не перешагнувший тридцатилетнего рубежа. Приятно было думать, что она еще ого-го… Потом роман как-то незаметно перешел в совместную жизнь — Эдик все чаще и чаще оставался у нее ночевать, и будто само собой получилось, что они уже не расставались.
Света честно решила расставить все точки над i: сказала, сколько ей лет, произносила правильные и скучные слова о том, что у них нет будущего, а сама в то же время ужасно боялась, что он признает ее правоту, попрощается и уйдет навсегда.
Но вышло иначе. Любимый только посмеялся над ее страхами, сказал, что возраст для него не имеет никакого значения, что она прекраснее всех на свете, и еще всякие волшебные глупые слова, от которых тает сердце любой женщины…
Света как будто попала в сказку.
Эдик никогда не забывал принести ее любимые цветы, готовил ванну с ароматной морской солью, когда она, усталая, приходила с работы, варил кофе с корицей, как она всегда любила… Правда, у самого Эдика с карьерой не очень ладилось, и большую часть времени он слонялся без дела, все искал себя. Жить приходилось на ее деньги, но Светлану это не очень-то волновало — в конце концов она достаточно зарабатывает! А с ним было так хорошо… Может быть, впервые в жизни она чувствовала себя не железной леди — насмешливой, циничной, деловой, закованной в строгий офисный костюм, словно в броню, а настоящей женщиной с большой буквы — нежной, юной и любимой.
Именно тогда, совсем потеряв голову, она отправилась к госпоже Альвине. Та предупредила честно: тебе решать, тебе и отвечать за все! Света тогда не придала значения этим словам — ну что плохого может случиться, если Эдик останется рядом и они будут счастливы?
Она тогда сделала все, что велела колдунья. Страшно было идти на кладбище ночью, чтобы закопать булавку, которую та ей дала, но чего не сделаешь ради любви! И не обманула колдунья, все было, как она обещала, в первое время по крайней мере. Светлана чувствовала себя на седьмом небе от счастья и даже начала задумываться о том, что стоило бы официально оформить их отношения.
Ну почему бы и нет? Эдик был так мил и нежен, никуда уходить не собирался, у него даже появились какие-то деньги… Может, остепенится мальчик, человеком станет?
Тем больнее было прозрение.
Сладкий альфонс оказался начинающим наркодилером, правда, не очень умным и не очень опытным. Потому в один прекрасный день (для Эдика, конечно, он вовсе не был прекрасным) герой-любовник отправился в тюрьму за распространение кокаина на восемь лет. Светлана до сих пор вспоминает с содроганием тот день, когда к ней пришли с обыском, сколько потом пришлось отстегнуть людям в погонах, чтобы не оказаться причастной к этой истории.
Очень не хочется все это вспоминать сейчас, вторгаться в запретное прошлое, но ради подруги…
— Ладно, — Светлана посмотрела на свои изящные часики, — мне пора, извини. Работать надо. Я только на час и вырвалась… А ты подумай!
Она порылась в ежедневнике, быстро написала телефон на салфетке, положила на стол перед Ириной и вышла из кафе, гулко стуча по каменному полу высокими тонкими каблучками.
Домой Ирина вернулась совершенно растерянная. Разговор со Светланой не шел из головы. По дороге заглянула в супермаркет, но вместо свежих овощей и парного мяса купила несколько коробок с замороженными полуфабрикатами. Готовить было уже некогда, сын вот-вот вернется из школы. Бедные дети, проводят там целый день!
Она кое-как навела порядок в квартире, но, пока складывала разбросанные вещи, пока застилала злосчастную постель, думала только об одном: может, Светка права? Может быть, эта самая колдунья действительно поможет? Этот день она забудет, как страшный сон, и у них с Витей все будет по-прежнему…
Да нет, невозможно! В двадцать первом веке верить в бабушкины сказки просто смешно.
Ключ повернулся в замке, хлопнула входная дверь. Сын пришел… А она даже приготовить ничего не успела! Под рукой только эти замороженные брикеты, называемые «биточками деликатесными». Надо быстренько разогреть их в микроволновке. Ирина проворно выложила на керамическую тарелочку содержимое коробки, сунула ее в печку и вышла в прихожую.
— Толик, как дела?
— Нормально.
Сын повесил куртку на вешалку, скинул кроссовки, прошел в свою комнату и тут же уселся за компьютер. Ирине показалось, что он даже не замечает ее присутствия. Хорошо, конечно, что мальчик такой увлеченный, не пьет пиво в подъезде и не шатается по улице с подозрительными компаниями, но в последнее время она часто замечала на его лице странное отсутствующее выражение, словно Толик витал где-то далеко, в своих виртуальных мирах. Кажется, ему там было даже уютнее.
Ирина заглянула в комнату сына, подосадовала про себя на привычный беспорядок, но вслух сказала:
— Иди руки мыть. Сейчас тебя покормлю.
— Мам, некогда! Убегаю. Вечером буду, часов в десять.
— Куда это ты собрался?
Ирина насторожилась. Она ужасно боялась, что мальчик может попасть в какую-нибудь неприятную историю. Сейчас по телевизору постоянно показывают такие ужасы! Наркотики, драки, неразборчивый секс… Даже пиво, что рекламируется на каждом шагу, тоже таит в себе опасность! Подростки пьют его, как газировку, а потом оглянуться не успевают и превращаются в законченных алкоголиков. Насколько легче было, когда он был маленький!
— Мам, ты что, забыла? — сын наконец оторвался от монитора и посмотрел на нее с укоризной. — Я же говорил тебе — сегодня Сашка просил зайти. Хочет «Висту» установить. Сам не умеет, чайник чайником, зато ему родители комп купили просто супер!
Ирина вспомнила Сашку — соседа по дому с десятого этажа. Мать его еще недавно торговала на рынке турецкими шмотками, а отец гонял по просторам родины тяжелогруженые фуры. Обоим повезло преуспеть в своем деле, и теперь бывший дальнобойщик стал хозяином собственной транспортной фирмы, а бывшая челночница открыла небольшой, но бойко торгующий магазинчик. И все равно трудиться им приходится от зари до зари… Все ради Сашеньки, любимого сыночка, чтобы не пришлось мальчику тяжко работать и самому пробиваться в жизни. Вот и компьютер купили не абы какой, а дорогой, навороченный, хотя мальчик и пользоваться им толком не умеет. Толстый, апатичный, вечно что-то жующий Сашка пока ни к чему особенного интереса не проявлял.
— А почему он тебя просил? Родители не могли специалиста по компьютерам вызвать? — спросила Ирина.
— Как почему? — сын удивленно поднял брови. — Меня они слушаются!
Да, правда, было такое. Толик действительно умел чувствовать компьютеры, как живые существа. В его руках работает даже самая убитая техника, а уж повозиться с новой машиной — просто праздник! Ирина и сама не раз обращалась к его помощи, особенно с тех пор, как открыла для себя Интернет. Однажды в компьютере оказался вирус, потом он просто отказался работать по неизвестной причине…
Каждый раз выручал именно сын. «Мам, ну ты у меня продвинутая!» — лукаво говорил он, прищурив глаза, что-то делал — и через минуту все начинало работать снова.
— Ну хорошо… Иди.
Ирина коснулась его плеча, словно хотела опереться.
— Только на мобильный откликайся, ладно?
Сын отвел ее руку.
— Мам, ну не волнуйся ты! Я уже взрослый.
Он подхватил свой рюкзачок и направился к двери. Вот и он рвется прочь из дома, прочь от нее… Ирина всегда знала, конечно, что такой момент настанет рано или поздно, читала книги по психологии и воспитанию детей, умом понимала, что нужно вовремя отпустить от себя подросшее чадо, но сердце взмолилось: не сейчас! Пожалуйста, только не сейчас, когда я так одинока!
В кухне запищала микроволновка. Ирина достала тарелку и с грустью посмотрела на котлеты. Выглядели они не очень аппетитно, наоборот, грустно и неприкаянно, даже сиротливо как-то… Как будто даже еда чувствует, что никому не нужна!
Впрочем, как и она сама.
Постепенно спустились вечерние сумерки. Теплый весенний воздух, пахнущий первой листвой и пробивающейся на газоне травкой, а еще чем-то непонятным, но сладким, пьянящим, юным, как сама пробуждающаяся природа, вползал в приоткрытую форточку, щекотал ноздри, навевал воспоминания о молодости и глупые, несвоевременные мысли. Хорошо, наверное, в такой вечер гулять по бульвару вдвоем, говорить ни о чем и просто молчать. Лишь бы чувствовать рядом чье-то крепкое плечо, ловить восхищенный взгляд, и вот уже щеки горят, а сердце летит и поет, как та птица, что сейчас заливается в кустах под окном…
Но Ирине было не до того. Она чувствовала себя такой усталой, будто целый день без отдыха драила квартиру. Хотя вроде бы и не делала толком ничего… Прилегла в гостиной на диване, накрыла ноги пушистым пледом и достала книгу Лоры Бейтсон.
Теперь, конечно, ей было не до того, чтобы наслаждаться чтением. Хотелось просто отвлечься, хоть несколько часов не думать о своих проблемах, чтобы мысли не ввинчивались в мозг, словно тупое сверло.
Битый час Ирина добросовестно переворачивала страницы, но ни удовольствия, ни даже успокоения это ей не принесло. Теперь перипетии чужой любовной истории уже не казались такими увлекательными. Что ей до того, что какая-то Мери никак не может переступить через патрицианскую гордость, чтобы выйти замуж за Тома — подкидыша, выросшего в сиротском приюте, своим умом и талантом сколотившего миллионное состояние? Какое ей дело до выдуманных страстей, если у самой в жизни творится черт-те что?
Мысли упорно возвращались к одной и той же теме: где сейчас Витя? С кем он? Что делает?
Очень хотелось позвонить ему на мобильный, но Ирина сдерживала себя. Время уже близится к десяти, но ведь он предупредил, что задержится! Меньше всего хотелось выглядеть назойливой клушей-женой, которая постоянно пытается контролировать мужа — звонит, обыскивает карманы, потихоньку читает сообщения на мобильном, чуть ли не с лупой осматривает пиджаки и рубашки в поисках чужого волоска и губной помады, даже нанимает частных детективов, чтобы проследить за благоверным… В романах Ланы Неждановой, восходящей звезды российской беллетристики, которую восторженные читатели на форумах называют «нашей Джоан Коллинз», часто встречаются подобные персонажи: глупые, толстые, до неприличия ревнивые тетки, изо всех сил мешающие своим бывшим мужьям построить новую жизнь. Счастливой соперницей, как правило, выступает длинноногая блондинка, которой по замыслу автора читательницы должны сочувствовать всей душой.
Наверное, умница-красавица, образованная, успешная, дерзкая и обаятельная особа должна вызвать живой отклик в сердцах гламурных девушек, но сама Ирина даже первый роман Неждановой осилила с трудом (это при ее-то любви к чтению!) и больше ее книги не покупала.
Как будто чувствовала, что ей предстоит.
А время катится к ночи… Ирина взяла телефон и совсем было уже собралась набрать знакомый номер, когда аппарат вдруг ожил в ее руках и пронзительно зазвонил.
— Алло!
Услышав голос мужа, Ирина в первый момент обрадовалась. Вот, вспомнил ведь! Может, все ее страхи окажутся полной чепухой?
— Привет, милый! Скоро будешь?
Но Виктор говорил сухо и как будто отстраненно:
— Нет, к ужину не жди. Я задержусь, у нас сегодня переговоры. Я еще утром говорил… Да, очень выгодный потенциальный клиент. Все, пока.
Ирина медленно положила трубку. Ей казалось, что даже в тиканье часов слышались эти ужасные слова: ни-ко-му-не-нуж-на…
Она отбросила книгу в сторону, упала лицом в подушку и разрыдалась. Плакала долго, так, что даже слезы постепенно иссякли, и она только всхлипывала тихо и жалобно, как обиженный ребенок.
— Мам, привет, ты дома? — раздался голос сына из прихожей.
— Да, да… — Ирина подняла голову и попыталась вытереть мокрые щеки. Нехорошо, если мальчик увидит ее такой — зареванной, с опухшим лицом… И глаза наверняка красные, только людей пугать.
— А чего в темноте сидишь? — Толик заглянул в комнату.
— Да так… Ничего. Просто голова болит что-то.
Она старалась говорить спокойно. Пусть он ничего не заметит, ну пожалуйста!
— A-а, ну ладно. Лежи, отдыхай… Может, принести чего-нибудь?
— Нет, не надо, я, пожалуй, спать пораньше лягу. Или ты голодный? Подожди, я сейчас встану!
— Да ладно, мам, не суетись! Уж как-нибудь сам справлюсь.
Через минуту из его комнаты уже доносились звуки компьютерной стрелялки. Мальчик снова отправился в свои виртуальные миры и, похоже, не скоро вернется оттуда…
Ночью Ирина долго не могла уснуть. Она ворочалась с боку на бок, считала слонов, зачем-то повторяла таблицу умножения, но ничего не помогало. Наконец ей удалось задремать ненадолго, но легче от этого не стало.
Ей снился огромный серебристый осьминог. Его тело, украшенное разноцветными камнями, сверкало и переливалось, а гибкие щупальца тянулись к ее шее… Это было так страшно, что хотелось закричать и проснуться, но не было сил, чтобы шевельнуть хотя бы пальцем. И вот уже грудь словно сжимают стальные обручи, еще немного — и ребра затрещат, воздуха не хватает, и последний стон застывает на губах…
Разбудил Ирину какой-то шорох. Она открыла глаза и услышала, как в замке поворачивается ключ, потом кто-то осторожно вошел в квартиру. На часах — половина третьего, и Вити почему-то нет рядом… Она потрогала несмятую подушку и не сразу вспомнила, что сегодня муж предупреждал, что задержится на работе.
Ирина уже хотела было встать и пойти посмотреть, кто там, но вместо этого так и осталась лежать, зачем-то натянув на себя одеяло до самого подбородка. Было очень жарко, но она лежала, боясь шелохнуться. А вдруг там грабители?
Вот показалась полоска света, дверь в спальню приоткрылась… Ирина чуть не закричала от ужаса, но тут в темном силуэте узнала мужа. В первый момент ей даже смешно стало — надо же было напридумывать себе бог весть чего! Ситуация как в анекдоте — загулявший супруг возвращается домой среди ночи. Остается только встретить его со скалкой в руках и грозно спросить: «Где ты был?» Как там дальше-то? «Ну ты же у меня умница, дорогая, придумай что-нибудь сама…»
Смешной анекдот, если речь идет о других.
Виктор не совсем твердо держался на ногах, чуть покачивался, от него сильно пахло коньяком, и еще какой-то чужой, посторонний запах примешивался — терпкий и сладкий, от которого хотелось чихать. Духи, чужие духи! Боже мой, как унизительно!
Впервые за долгие годы человек, рядом с которым она прожила всю жизнь, показался неприятным и чужим. Подумать только, оказывается, она совсем не знала его! Или не хотела знать, предпочитая оставаться в своем мире только потому, что там было уютно и спокойно. При одной мысли, что сейчас Виктор ляжет в постель рядом с ней, стало противно. Ирина изо всех сил зажмурила глаза, притворяясь спящей. По крайней мере не надо будет с ним разговаривать…
Муж на цыпочках вышел из комнаты. Слышно было, как он раскладывал диван в гостиной. Пожалуй, такой грохот мог бы разбудить и мертвого, но Ирина держалась стойко. Нельзя выдать себя, показать, что не спит. Если уж сердце разрывается от боли, то хотя бы гордость не пострадает.
Через несколько минут через тонкую стенку уже доносился мощный храп. А сама Ирина до утра лежала без сна, смотрела в потолок сухими воспаленными глазами и кусала губы, чтобы не заплакать.
Утром за завтраком Ирина изо всех сил старалась вести себя так, словно ничего не произошло. Виктор выглядел неважно — лицо какое-то серое, помятое, словно несвежая простыня, мешки под глазами, четче обозначились складки возле губ… Пожалуй, такой образ жизни до добра не доведет! А у него со здоровьем не все в порядке, в прошлом году желчный пузырь удалять пришлось, теперь нужна щадящая диета, режим, а не ночные прогулки по девочкам.
Ирина вспомнила, как ходила к мужу в больницу, варила протертые супчики и готовила паровые котлетки. Вряд ли его новая мадам будет этим заниматься.
Она старательно заварила любимый зеленый чай мужа, налила в тонкую фарфоровую чашку с золотистым ободком и как бы невзначай спросила:
— Как прошли переговоры?
— Что? Переговоры? Какие? — встрепенулся Виктор. — Ах, да, переговоры… Неплохо, неплохо. Кажется, будет у нас контракт! Домой пришел в полдвенадцатого, ты спала уже. Десятый сон видела. Не хотел тебя будить, потому и лег в гостиной.
Ирина прикусила губу. Она прекрасно помнила, как все было! Очень хотелось бросить на пол чайник и крикнуть: «Зачем ты лжешь? Кого хочешь обмануть? А главное — как ты мог так поступить со мной после стольких лет, прожитых вместе?»
Но с другой стороны… Это новое, горькое знание как будто давало странное, почти необъяснимое ощущение власти если не над мужем, то хотя бы над ситуацией. Если уж оказалась на краю пропасти, то лучше идти с открытыми глазами!
Ирина старательно улыбнулась и спросила:
— Тебе подлить еще горяченького?
Оставшись одна, Ирина принялась за домашние дела. А их, как всегда, полно: на кухне гора грязной посуды, зеркало в ванной заляпано зубной пастой, ковер в гостиной давно бы пора пропылесосить как следует…
К полудню квартира сияла чистотой, но на душе от этого легче не стало. Скорее наоборот. Ну зачем это все? Кому это нужно?
При одной мысли, что Витя сегодня, возможно, опять придет за полночь нетрезвый и чужой, пахнущий приторно-сладкими духами, голову сжимало, словно в железных тисках, сердце начинало бешено колотиться и глаза застилала мутная пелена.
Тяжелой, почти старческой походкой Ирина прошла на кухню, достала из аптечки пузырек с валокордином и принялась отсчитывать капли в стакан с водой. После двадцать пятой сбилась, но начинать все по новой было лень, потому она накапала еще несколько наудачу, без счета, и залпом выпила остро пахнущую жидкость.
Бр-р! Гадость-то какая! От мерзкого вкуса на секунду перехватило горло. «Ничего, ничего, сейчас будет легче…» Ирина упорно твердила про себя эти слова, как заклинание, и в самом деле — сердце успокоилось, вошло в привычный ритм, дыхание стало размеренным, и пусть тело еще сковывала противная слабость, зато по крайней мере она снова могла рассуждать здраво… Насколько это возможно, конечно.
В конце концов Светка права: не она первая, не она последняя. Наверное, любовь до гроба существует разве что в романах любимой ею Лоры Бейтсон… Только там мужчина и женщина могут даже в старости, вырастив детей и внуков, пройдя через бесчисленные испытания, ходить по улице, взявшись за руки, и любоваться закатом. В жизни все проще и грубее. Ни одной романтической героине не приходилось мыть унитаз или прочищать засорившуюся раковину на кухне. А если и приходилось, то в книгах о этом почему-то не пишут… Может, и правильно.
Героиня может оказаться где угодно — в тюрьме или в заложницах у террористов, бороться со смертельной болезнью или с кознями опасных преступников, и читательница будет переворачивать страницы, пока не узнает, чем все закончится, но ежедневная нудная бытовая рутина никому не интересна.
Возникает только один вопрос: что делать дальше? Жить, как раньше, делать вид, что она ничего не замечает? Нет, невозможно! Притворяться и лгать слишком унизительно. Дать понять Виктору, что она все знает о его похождениях? Устроить скандал? Пригрозить разводом? Мужчины, конечно, не любят менять ничего в привычном укладе жизни, если только не вынудят к этому совсем уж чрезвычайные обстоятельства, и Виктор в этом плане не исключение, но все же было очень страшно — а вдруг согласится? И что тогда будет с ней? Даже думать не хочется…
Холодная волна прокатилась от макушки до пяток. Ирина зябко поежилась и плотнее запахнула полы халатика. Нет, нет, нельзя поддаваться панике! Только не сейчас, ведь если все оставить, как есть, плохо будет не только ей. Есть еще Толик, который вовсе не заслужил того, чтобы остаться без отца. Да в конце концов и Виктор тоже в немалой опасности…
Ну конечно! Та, другая женщина, молода. Почему-то Ирина была твердо в этом уверена. Может быть, даже в дочери ему годится… Вряд ли ей нужен он сам, скорее, его деньги, положение и та жизнь, которую он может предложить. Когда эта девица вытянет из него все, что сможет, он останется один — больной, старый, одинокий и несчастный.
На секунду Ирина увидела его таким — четко, словно на экране телевизора, и сердце защемило от жалости. Пусть он обманул ее, предал, но разве она может бросить его на произвол судьбы? Нет, конечно! Они столько лет прожили вместе, и теперь он для нее не только муж — он отец ее ребенка, он самый близкий, самый родной человек… Оставить его, если он попал в беду и, возможно, сам не понимает, что делает, жестоко, ведь не властны над своими страстями алкоголики и наркоманы, их признают больными людьми и пытаются лечить, а разве помутнение рассудка, когда взрослый мужчина готов очертя голову броситься в омут, не то же самое?
Ирина сжала губы. Нет, она не сдастся просто так! Что там Света говорила вчера о какой-то колдунье? Может быть, она и шарлатанка, но… А вдруг поможет? Ради спасения безнадежно больных люди кидаются и к светилам медицины, и к знахарям. Пока теплится хоть самая слабая надежда, нужно испробовать все, для того чтобы спасти любимого человека. А тут речь идет о семье! Значит, тем более все средства хороши.
Подумав так, Ирина наконец решилась. Она долго копалась в сумке, разыскивая салфетку, на которой вчера Светка нацарапала телефон колдуньи. Под руки, как нарочно, попадались то чеки из супермаркета, которые она неизвестно зачем неделями таскала с собой, то рекламные буклеты, что раздают девушки у метро. Неужели потеряла? Ах нет, вот она, заветная бумажка!
Пока набирала номер, пальцы дрожали, ладонь мигом стала противно потной и липкой. Гудки в трубке показались бесконечно долгими. Ирина уже хотела отключиться, когда на том конце провода ответили.
— Я вас слушаю.
Услышав глубокий женский голос с богатыми модуляциями, Ирина растерялась. Ее решимость мигом испарилась.
— Д-добрый день… Вы Альвина?
— Госпожа Альвина, — поправила собеседница.
Ирина смутилась еще больше.
— Да-да, конечно же… Госпожа Альвина. Мне ваш телефон дала Светлана Татаринова. Я… У меня…
Она никак не могла понять, как разговаривать с колдуньей. Брякнуть просто: мне изменяет муж, хочу его вернуть, приворожить, привязать к себе? Разве такое скажешь незнакомому человеку?
Но собеседница, кажется, вовсе не собиралась выслушивать бессвязный лепет. Голос ее звучал строго и властно:
— Записывайте адрес.
Ирина еле успела схватить карандаш и принялась торопливо записывать. Сразу чувствуется, что эта женщина повторять не станет…
— Жду вас сегодня в три.
Отбой. В трубке запищали короткие гудки. Ирина посмотрела на часы. Знать бы еще, где эта самая улица, где этот дом! Кажется, где-то должна быть карта… Среди старых газет Ирина с трудом отыскала потертый справочник. Ага, сразу за парком «Сокольники»… Путь неблизкий, и времени остается не так уж много…
Надо поторапливаться.
Выйдя из метро, Ирина стояла посреди улицы, беспомощно озираясь. По длинной аллее, ведущей к парку, сновали подростки на роликах, мамаши прогуливались с колясками, куда-то шли гурьбой молодые люди странного вида, так что не разберешь, где парень, а где девушка… Район этот она знала плохо и скоро совсем запуталась.
Увидев аккуратную сухонькую старушку со старомодной кошелкой в руках, Ирина спросила:
— Не подскажете, где здесь…
Она протянула старушке бумажку с адресом. Та остановилась, переложила свою ношу из руки в руку и принялась терпеливо объяснять:
— Сейчас пойдете через парк по аллейке, потом улицу перейдете — и налево и вниз! Длинный такой кирпичный дом, сразу увидите.
— Спасибо!
Ирина махнула рукой и почти бегом направилась в заданном направлении. Она запыхалась, раскраснелась, волосы растрепались на ветру, и в боку как-то подозрительно закололо, но все это было не важно. В голове билась только одна мысль: как бы не опоздать!
Скоро Ирина выбилась из сил. Отвыкла ходить пешком, да и лишний вес сказывался. Вот они, посиделки на диване перед телевизором, книжки и любимые пирожные! Когда похожий по описанию дом показался за поворотом, Ирина искренне обрадовалась. Подойдя ближе, разглядела табличку. Все правильно, пришла по адресу. Слава богу, вовремя!
Дом был самый обыкновенный, довольно старый. Даже не верится, что здесь живет самая настоящая ведьма… Ирина остановилась, чтобы оглядеться немного и перевести дух. Неприлично было бы ввалиться к незнакомому человеку такой взмыленной, словно загнанная лошадь! Надо хоть немного в себя прийти.
Во дворе играли дети, сидели старушки на лавочках, а у подъезда ворковали голуби. Ну да, весна ведь! Лоснящиеся сизари важно кружили возле подруг, надувая зоб и распуская перья, а голубки как будто не обращали на них внимания. Мол, это я так, погулять вышла!
В общем, все как у людей.
Уже подходя к массивной железной двери, оснащенной домофоном, Ирина почувствовала, что колени у нее предательски дрожат и желудок свела противная судорога. Мелькнула даже мысль махнуть на все рукой и сбежать отсюда поскорее. Уж пускай будет то, что будет…
Она уже готова была малодушно повернуть назад, но вспомнила лицо Виктора, и горло снова перехватило от обиды. Разве мало она сделала для него? Считай, всю себя вложила! И только ради того, чтобы какая-то неведомая молодая профурсетка воспользовалась ее мужем как банкоматом, а ее выбросили на помойку, словно ветошь, вещь, отслужившую свой срок? Двадцать лет, вся жизнь по существу — и псу под хвост? Ну уж нет!
Ирина еще раз взглянула на бумажку с адресом. Теперь остается только набрать код на домофоне…
— Кто там? — отозвался знакомый уже голос.
На секунду Ирина засомневалась. Странно, какая же она ясновидящая, если спрашивает кто? Сама знать должна! Эта мысль мелькнула и исчезла. Если уж пришла, надо идти до конца, второй раз на такое она никогда не решится. Наклонившись зачем-то совсем близко к динамику, Ирина принялась сбивчиво объяснять:
— Я вам звонила… От Светланы Татариновой. Мы договаривались на сегодня…
— Хорошо, заходите. Шестой этаж и направо.
Подъезд чистый и аккуратный. Даже цветы на подоконниках стоят… Видно, что люди здесь живут серьезные и во всех смыслах положительные, подростки не собираются, и бомжи под лестницей не ночуют. Лифт старомодный, из тех, где дверью надо хлопнуть посильнее, но даже это показалось Ирине солидным и внушающим доверие.
Ага, вот она, тридцать третья квартира! Тяжелая такая дверь, основательная, обита черной кожей… Сразу понятно становится, что за ней обитают люди небедные.
Ирина вздохнула и надавила на кнопку звонка. Дверь отворилась, навстречу повеяло прохладой.
В первый момент ничего нельзя было рассмотреть. После яркого солнечного дня полумрак, царящий в квартире, показался чернее ночи. Как будто издалека слышалась тихая музыка, в которой слились и звуки флейты, и шум прибоя, накатывающего на берег, и странные глухие удары, похожие на биение человеческого сердца.
Ирина стояла растерянная, беспомощно озираясь по сторонам, и совершенно не представляла, что делать дальше, как себя вести. Более того, она как будто выпала из реального мира и оказалась в волшебной стране, где все было ново, незнакомо, таинственно, опасно — и вместе с тем неизъяснимо притягательно.
Когда глаза немного привыкли к полумраку, Ирина увидела, что перед ней стоит высокая крупная женщина, одетая в длинное темное платье. Как она только подошла так тихо и незаметно? Или просто возникла из воздуха?
Едва взглянув ей в лицо, Ирина ахнула: колдунью она представляла именно такой! У этой женщины не было возраста. Ей могло быть и тридцать лет, и сорок, и пятьдесят… Видно было, что для нее это не имеет никакого значения. Длинные черные волосы свободно падали на плечи, а огромные глаза, кажется, заглядывали прямо в душу. Черно-красное одеяние было похоже не то на шелковый халат, не то на мантию. На пальцах поблескивали кольца причудливой формы с разноцветными камнями.
— Входи, женщина. Знаю, что привело тебя… Вижу твою печаль. Иди за мной.
Пройдя длинным коридором, они оказались в просторной комнате, освещенной лишь неверным светом восковых свечей. Тонкие ароматические палочки испускали легкий аромат. От него щекотало в носу и даже голова кружилась немного. На столе, покрытом черной тканью с вышитыми золотой ниткой диковинными узорами, Ирина разглядела множество странных предметов. Тут были и карты — не обычные, игральные, а с картинками, и металлический треножник, и старинные книги в тисненых кожаных переплетах, и хрустальный шар на бронзовой подставке. Внутри него вращался маленький огонек, словно испускающий голубые молнии. Они плясали, отбрасывая отсветы на стены, и от этого комната приобретала нереальный вид.
Колдунья уселась в массивное кресло с резными подлокотниками и молча указала на стул с высокой спинкой. Ирина несмело опустилась на него, ожидая, что будет дальше.
Под ногами прошмыгнуло гибкое пушистое тело. Ирина чуть не вскрикнула от неожиданности, но сдержалась — вовремя увидела, что это всего-навсего кошка. Правда, совершенно черная, но у колдуньи другой и быть не могло.
Одним ловким движением кошка запрыгнула на стол и села возле светильника, словно охраняя его. Сейчас она выглядела как египетская статуэтка. Глаза сверкали ярким изумрудным огнем, в каждом движении было столько грации и достоинства, что Ирина невольно залюбовалась. Все-таки недаром когда-то кошки были священными животными…
Ирина поерзала на неудобном стуле. Чувствовала она себя крайне неуютно, но колдунья, кажется, не обращала на нее внимания. Устремив взгляд в центр хрустального шара, она водила над ним рукой, что-то тихо приговаривая на непонятном языке. Затянувшееся молчание было тягостно, но и прерывать его было как-то неудобно.
Наконец госпожа Альвина откинулась на спинку кресла, положив руки на резные подлокотники, и строго сказала:
— Ну что же, говори, с чем пришла. Вижу, что сердце твое болит о близком тебе человеке…
Ирина кивнула. Наверное, Альвина и правда ясновидящая, если сразу узнала о цели визита, почувствовала, что так гнетет и мучает. Посетительница заговорила быстро, почти захлебываясь словами:
— Мой муж… Понимаете, мы уже почти двадцать лет вместе, а теперь вдруг… Мы как-то отдаляемся друг от друга.
Альвина слушала, кивала, а сама тем временем принялась раскладывать на столе свои диковинные карты-картинки. Расклад был странный и сложный, руки летали, словно выкладывая загадочный прихотливый узор, где каждая картинка находится на только ей предназначенном месте.
— Вот твой муж, — палец с длинным ногтем, выкрашенным черным лаком, указал на карту с изображением бородатого мужчины.
На Витю он был совсем не похож, но на мгновение Ирине показалось, что она заметила что-то общее.
— Вижу возле него другую женщину.
Ирина почувствовала, что краснеет. То, что она так стыдилась произнести вслух, сказали карты.
— И беда у него над головой, большая беда…
В самом деле, над головой незадачливого короля легла карта с изображением скелета.
«Интересно, почему только плохие предчувствия оправдываются?» — подумала Ирина. Оказывается, не зря она так переживает за Витю…
— А можно же что-нибудь сделать? — спросила тихо.
— Что ж тебе надо?
Колдунья заглянула ей в глаза, и под этим взглядом Ирина почувствовала себя беззащитной. Теперь она точно знала: эту женщину нельзя обмануть, для нее не существует потаенных мыслей, и остается только одно — говорить правду и только правду, как в американских фильмах про полицейских. А иначе и приходить не стоило.
— Хочу, чтобы он вернулся ко мне! И чтобы у нас с ним все было хорошо! — выпалила Ирина.
Ну вот и сказала. Сразу как-то легче стало. Ирина отерла капли пота, предательски выступившего над верхней губой.
— Что ж, мужа в дом вернуть — дело благое, — задумчиво протянула госпожа Альвина, — дети ведь есть у вас?
Она не спрашивала, а утверждала, будто точно знала ответ, но Ирина торопливо закивала:
— Да, да! Мальчик есть, сын. В этом году в институт поступает.
— Тем более. Сын без отца — плохо.
Подумала и добавила:
— Можно и соперницу извести для верности. Только вещь ее нужна какая-нибудь.
Ирина вспомнила о сережке, которую зачем-то носила в сумке.
На секунду мелькнула жестокая мысль. Эта женщина, что разрушила мир, который она так долго создавала день за днем, выстраивала по кирпичику…
Пусть ей тоже будет плохо! Пусть она уйдет, исчезнет, пропадет без следа, эта тварь, которая лишила ее счастья и навлекла беду на ее мужа!
Она уже готова была крикнуть: «Да, хочу! Хочу, а там — будь что будет…», но в последний момент опомнилась, и роковые слова замерли на губах.
Какое право она имеет распоряжаться чужой жизнью? Она же, Ирина, не знает ничего! Кто знает, какая она на самом деле, эта самая соперница? Может быть, она не злая, а просто глупая? Уж пусть живет, только ее семью оставит в покое!
Ирина покачала головой.
— Нет, не надо. Я только хочу, чтобы Витя вернулся в семью, чтобы все стало как раньше.
Ей показалось, что в темных глубоких глазах собеседницы мелькнуло что-то вроде сожаления, как у хищного зверя, упустившего добычу.
— Ну как знаешь. Тебе решать — тебе и отвечать за все. Руку протяни.
Ирина вытянула вперед правую руку, не понимая еще, зачем это нужно. «Прямо как в поликлинике, когда анализ крови сдаешь», — подумала рассеянно.
На миг блеснуло острое лезвие, потом была боль и по руке потекла теплая алая струйка. Колдунья быстро стерла ее куском белой ткани и принялась водить над ним руками, что-то шепча себе под нос. До Ирины донеслось только «чтоб не ел, не пил, не спал, не жил…» От этих слов веяло такой запредельной жутью, что хотелось зажмуриться, заткнуть уши и бежать прочь без оглядки, но приходилось сдерживать себя. Надо, непременно надо вытерпеть все до конца!
Она сидела бледная, сжав губы и боясь шелохнуться. Только когда госпожа Альвина выдернула нитку из окрашенного кровью лоскутка, Ирина вздрогнула и чуть не закричала. На краткий миг все тело пронзила такая боль, словно это из нее тянули жилы, словно это часть ее существа находится в сильных безжалостных руках.
А колдунья тем временем вдела алую нить в большую иглу и принялась сшивать ею два белоснежных платка, все так же тихо нашептывая что-то. Слов Ирина уже не могла разобрать, но по мере того, как соединялись два куска ткани, она все больше чувствовала, что они с Витей снова могут быть вместе. Боль отступала, вместо нее приходило успокоение и безмятежность. Все будет хорошо, непременно… Не зря же она пришла сюда сегодня!
Закончив работу, Альвина протянула тугой тряпичный сверток. Сейчас ее голос звучал сухо, как у начальника, дающего инструкции подчиненным:
— В лес пойдешь, зароешь под осиной. И непременно в полнолуние, смотри не перепутай! Три дня у тебя осталось. Будешь возвращаться — ни с кем не разговаривай да иди так, чтобы тебя никто не увидел, иначе колдовство силу потеряет. Поняла?
Ирина кивнула. А колдунья продолжала:
— Сработает не сразу, на третье полнолуние. Тогда принесешь деньги, две тысячи.
— Две тысячи чего? — робко переспросила она.
Колдунья досадливо поморщилась.
— Долларов, конечно!
Ирина сразу сникла. Таких денег у нее не было. Витя, конечно, давал на хозяйство и покупал все, что нужно, даже подарки делал на день рождения или там на Восьмое марта, но она и понятия не имела, сколько он зарабатывает. Спросить об этом или потребовать чего-то большего никогда в голову не приходило. Как-то с самого начала повелось, что деньгами в семье распоряжался муж… Если попросить у него такую сумму, непременно спросит, на что. И что она ответит тогда?
Но отступать было некуда. Не скажешь ведь: ах, извините, я передумала! Ирина решила, что как-нибудь выкрутится. Если Витя снова станет ее Витей, она непременно сумеет его уговорить. В конце концов соврет что-нибудь, придумает… Ради такого дела можно.
— Да, непременно принесу! Не сомневайтесь.
Она не узнала свой голос — таким чужим, слабым и хриплым он показался ей. На лице колдуньи отразилось удовлетворение.
— Хорошо. А теперь уходи. Да не забудь, что я говорила!
Ирина не помнила, как вышла из квартиры, как оказалась на улице. Голова кружилась, перед глазами все плыло, и ноги как будто сами несли прочь.
Потом Ирина долго стояла во дворе у подъезда, смотрела на воркующих сизарей, на старушек на лавочке и пыталась понять, не приснилось ли все это: колдунья, свечи, синие молнии в хрустальном шаре, нить, окрашенная кровью… Было это или нет?
Лоб покрылся испариной. Ирина сунула руку в карман плаща, чтобы достать платок.
Вместо платка на свет показался маленький тряпичный сверток, крепко прошитый ярко-алой ниткой.
Значит, все правда… Несколько секунд Ирина смотрела на него, потом поспешила спрятать, словно боялась, что при свете дня колдовство утратит силу.
Она зачем-то оглянулась по сторонам, как будто опасаясь, что кто-то следит за ней, и медленно пошла к метро.
Госпожа Альвина (по паспорту ее звали Алевтина Петровна Ситникова, но в последние годы она сама предпочла об этом забыть и даже серьезно подумывала, не поменять ли документы) опустилась в глубокое мягкое кресло и усталым движением стянула с головы черный парик с длинными локонами.
Несколько минут она просто сидела с закрытыми глазами, прокручивая в памяти разговор с клиенткой. Кажется, все в порядке, все как обычно… Как всегда после сеанса, Альвина чувствовала себя усталой и опустошенной. Надо отдохнуть, прийти в себя, благо сегодня новых клиентов не предвидится.
Она выключила из розетки светильник-шар, так напугавший посетительницу, раздвинула тяжелые шторы, впустив в комнату солнечный свет, и настежь открыла окно. Вся комната пропахла ароматическими палочками, будь они неладны…
Что поделаешь — народ привык к стереотипному образу колдуньи, приходится соответствовать. Отсюда и парик, и грим, и весь колдовской реквизит. Если уж человек хочет быть обманутым, так почему бы не помочь ему в этом?
Альвина скинула черно-красный балахон, аккуратно сложила его и убрала в шкаф. Надела махровый халат, села к зеркалу и принялась снимать косметику.
Кошка подошла, замурлыкала и потерлась о ноги.
— Сейчас, Мара, сейчас дам тебе поесть! Подожди немножко.
В последний раз провела по лицу ватным диском, точными движениями вбила питательный крем кончиками пальцев. За внешностью надо следить, внешность — это капитал! Пусть она и не фотомодель, не актриса и не телеведущая, но все равно… Это ведь только в рекламе газировки «имидж ничто, жажда — все!», а ей приходится каждый день ставить целый моноспектакль для одного зрителя.
Бог ты мой, кто бы мог подумать, чем придется заниматься в жизни! Если бы лет двадцать пять назад юной Але Ситниковой кто-нибудь сказал, что она станет работать ведьмой да еще и неплохо зарабатывать этим, ни за что бы не поверила. Для нее, девочки из интеллигентной московской семьи, такое показалось бы просто сумасшествием. А ведь поди ж ты…
Аля появилась на свет в начале шестидесятых. Тогда казалось, что еще чуть-чуть — и на одной шестой части суши наступит коммунизм, поэты собирали стадионы, шли горячие споры между физиками и лириками… Для ее родителей — ученых, всю жизнь рука об руку занимавшихся вопросами физики твердого тела, рождение дочери сталось полной неожиданностью. Обоим тогда уже перевалило за сорок, они вовсе не думали о потомстве — и вдруг такой сюрприз от матери-природы!
Воспитывали Алю в строгости. Маленькая, она скоро усвоила, что, пока папа и мама заняты, беспокоить их нельзя ни в коем случае, а лучше тихонько посидеть в уголке и заняться своими игрушками. По правде говоря, это было ужасно скучно — куклы, кубики… Зато когда девочка научилась читать, словно новый мир открылся перед ней. Проблем у родителей больше не было, не нужно было беспокоиться, что дочка шалит или скучает. Лучшими Алиными друзьями стали книги. Больше всего Аля любила не сказки или слезливые истории о любви, а научную фантастику и приключения. Затаив дыхание, следила за похождениями героев, заброшенных в джунгли Амазонки, в пустыню, а то и вовсе в просторы космоса… Очень интересно было думать о том, что ей предстоит жить в новой эпохе, когда научно-технический прогресс поможет человеку преодолевать огромные расстояния и, может быть, даже путешествовать во времени и летать на другие планеты.
В школе Аля была круглой отличницей, но всегда держалась особняком. Угловатая, ширококостная, не по годам серьезная девочка чуралась игр своих ровесниц. Она без труда решала самые сложные задачи по математике из учебников для старших классов, а чуть позже взялась за вузовские. Никто не сомневался, что Але прямая дорога в науку. Учителя умилялись: «Такая девочка!», а одноклассницы презрительно фыркали: «Что ж ей еще остается, с такой-то внешностью?»
Но Але было все равно. Нарядные платья, туфельки, бантики, тетрадки-песенники, куда девочки старательно переписывали любимые стихи, шушуканья по углам: «Он так на меня посмотрел!» — все это было не для нее. Мир чисел, формул и чистой логики, к которой не примешиваются глупые человеческие чувства, — вот что привлекало ее больше всего. Когда другие девочки уже ходили на танцы, Аля упорно сидела над учебниками. Мама с папой просто нарадоваться не могли на дочку.
В институт Аля поступила без проблем. На физ-мате численный перевес молодых людей был значительный, но даже здесь она не пользовалась успехом. «Алька — свой парень!» — говорили однокурсники и бегали на свидания к девочкам с филфака.
Институт она закончила с красным дипломом. Правда, в аспирантуру не попала — пропихнули сына «нужного» человека, а ей досталась должность младшего научного сотрудника в отраслевом НИИ с окладом в сто пятнадцать рублей. Ну не в школу же идти, преподавать оболтусам таблицу умножения!
Поначалу Аля еще тешила себя иллюзиями, что год, два — и она пробьется, напишет диссертацию, ее карьера в науке состоится, и тогда… Аля прилежно собирала материал для научной работы. Но время шло, а в жизни ничего не менялось. Все попытки словно разбивались о невидимую стену. Приходилось тянуть постылую лямку на службе, являться ровно к девяти и целый день тратить на написание никому не нужных планов и отчетов.
Попытки сблизиться с сослуживцами не удались. Семейные дамы бегали по магазинам, а потом бесконечно пили чай, обмениваясь свежими новостями о том, в каком гастрономе «выбросили» мороженых кур и зеленый горошек, а молодые сотрудники большую часть времени проводили в буфете или курилке, флиртовали друг с другом, сплетничали, девушки примеряли новые кофточки и сапоги… Аля и здесь пришлась не ко двору.
Только раз это сонное болото всколыхнуло чрезвычайное событие: один из коллег, тихий и скромный Николай Андреевич Павлов, вдруг оказался под следствием! Когда за ним явилась милиция, даже председатель месткома Дора Семеновна, язвительная дама с визгливым голосом и крашенными хной волосами, долго пыталась втолковать двум молоденьким лейтенантам, что произошла ошибка, этого просто не может быть! Такой приличный человек никак не может оказаться преступником.
Институт гудел, как потревоженный улей. Историю коллеги обсуждали все — от начальников отделов до лаборанток.
Только потом вспомнилась одна странность: каждый год в августе Николай Андреевич отпрашивался с работы раньше времени, брал библиотечные дни, отгулы, бюллетени и при малейшей возможности — уходил в отпуск. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что человеку хочется отдохнуть летом, но из Москвы он никогда не уезжал. Начальству говорил что-то о тяжелобольной дальней родственнице, за которой необходимо ухаживать, чтобы дать отдохнуть ее семье хоть немного и отправить к морю племянника с матерью. Руководство входило в положение, поскольку все остальное время Николай Андреевич был исполнительным и безотказным сотрудником.
Оказалось, что никакой тетушки не было. Зато его регулярно видели возле самых престижных высших учебных заведений — там как раз шли приемные экзамены, и у дверей толпились взволнованные абитуриенты и их родители. Николай Андреевич подходил к тем мамам и папам, кто казался ему подходящими (то есть достаточно обеспеченными), и деликатно отводил в сторонку «на два слова».
Николай Андреевич заводил разговор о том, сколько стало блатных и как трудно талантливым мальчику или девочке (да, да, таким, как ваши!) поступить в институт без протекции. Родители кивали — все верно, такая трудная жизнь пошла, просто невозможно! Николай Андреевич осторожно переводил разговор в нужное русло, представлялся сотрудником приемной комиссии и предлагал сделку: он со своей стороны делает все возможное, чтобы чадо оказалось в числе студентов, но это будет стоить немалых денег. Сумма была для советского человека заоблачная и равнялась стоимости почти половины «жигулей». Павлов мелочиться не любил. Но чего не сделаешь ради ненаглядного дитяти, особенно если впереди маячит призрак армии! К тому же Николай Андреевич казался таким милым, надежным человеком… Деньги он никогда не брал сразу, даже если предлагали.
— Только после зачисления. Если хотите, это мой принцип. Не хочу, чтобы вы превратно меня поняли, но… В этой жизни все может случиться. Что вы, что вы, мы же интеллигентные люди, я вам доверяю!
А дальше все шло своим чередом. Если после окончания экзаменов абитуриент видел свою фамилию в списках поступивших, то родители, ошарашенные счастьем, выкладывали требуемую сумму без колебаний, а если нет — милейший Николай Андреевич только беспомощно разводил руками:
— Я сделал все, что мог! Звонили сверху, — тут он обычно делал значительное лицо и указывал пальцем на потолок, — в этом году поступал племянник такого человека! Разумеется, я не могу назвать фамилию, вы же меня понимаете… Но были даны четкие указания.
Все шло хорошо, и Николай Андреевич благоденствовал — до тех пор, пока не случилась досадное недоразумение. Надо же было такому случиться, что в числе абитуриентов оказались полные тезки! Деньги Павлов взял с одного, а поступил другой. Отец несостоявшегося студента оказался человеком вспыльчивым и злопамятным, не стал слушать никаких объяснений и написал заявление в милицию.
Разразился настоящий скандал. Всем пришлось идти в свидетели. Николай Андреевич до суда находился под подпиской о невыезде и даже ходил на службу, но директор НИИ вызвал его к себе и потребовал подать заявление по собственному желанию. Пришлось подчиниться, и когда Павлов уходил, Аля запомнила его сутулую спину, опущенные плечи и затравленный взгляд. Жалко было человека, конечно, но подойти она не посмела. Еще остальные подумают что-нибудь не то…
На суде Павлов больше всего упирал на то, что в приемной комиссии не состоял, а потому никакого влияния на поступление абитуриента не мог оказать при всем желании. Правда, ему это не особенно помогло — отец несостоявшегося студента действительно был человеком влиятельным, Николай Андреевич получил три года за мошенничество и отправился в колонию общего режима.
Этот случай Альвина вспомнила много позже, в начале девяностых, когда в институте пошли сплошные сокращения. Она тоже оказалась без работы, а деньги были нужны, нужны отчаянно — родители начали прихварывать, все-таки возраст сказывался, а бесплатная медицина постепенно стала уходить в прошлое.
Сжав зубы, Аля старалась заработать всеми возможными и невозможными способами, но почему-то у нее ничего не выходило. Она начала торговать турецкими шмотками на рынке — и тут же налетела на недостачу. Пришлось почти три месяца отрабатывать стоимость той проклятой кожаной куртки, будь она неладна… Хозяин понемногу вычитал из зарплаты, и когда Аля смогла наконец уйти, она впервые вздохнула с облегчением и с тех пор десятой дорогой обходила любые рынки.
Потом еще было много всякого… Пыталась заняться распространением «Гербалайфа», чудодейственной косметики «Вечная молодость» (до сих пор где-то в кладовке валяются коробки с нереализованным товаром, надо бы выбросить), выгуливала чужих собак и даже полы мыла в супермаркете. Специально ездила на другой конец города, чтобы не встретить никого из знакомых — очень уж стыдно было. Зато там по крайней мере зарплату выплачивали регулярно…
Это время Альвина особенно не любила вспоминать. От непривычной тяжелой работы ломило поясницу, ноги стали опухать, руки потрескались, в зеркало на себя было страшно смотреть. Но еще хуже было другое — постоянное чувство унижения и безысходности. Неужели она для того оканчивала институт и писала диссертацию, чтобы стать уборщицей? Аля даже плакала украдкой.
Родителям она врала, что трудится в научной библиотеке, помогает разбирать старые книги и — вот беда! — страдает жуткой аллергией на бумажную пыль. Отец бормотал что-то вроде «в науку легких путей не бывает», а мама кивала, сочувствовала, но по глазам Аля видела, что она ни на грош ей не верит.
А денег все равно не хватало. В тот день, когда отец, выйдя утром из ванной, вдруг как-то странно захрипел, схватился за грудь и медленно осел на пол, Аля оказалась совсем без гроша. Зарплату должны были выплатить только послезавтра. Она потом еще долго будет корить себя за то, что, если бы сунула в карман врачу «скорой» несколько приятно хрустящих бумажек, все могло сложиться по-другому…
Но все случилось так, как случилось. Врач с привычно хмурым лицом сделал какой-то укол и посоветовал завтра сходить в поликлинику, Аля убежала на работу, а уже к вечеру папы не стало. Ненадолго пережила его и мама. После смерти мужа она как-то разом утратила интерес ко всему, шмыгала по дому, словно испуганная мышка, жаловалась на высокое давление и часто говорила о том, что ужасно боится стать беспомощным инвалидом и быть в тягость. Однажды серым осенним утром Аля застала ее в постели уже мертвой. Лицо мамы было таким гладким и спокойным, словно она радовалась, что все закончилось именно так…
Похоронив родителей, Аля почувствовала себя совершенно растерянной и одинокой. Она продолжала вставать по утрам, ходить на работу, прибирать в квартире, готовить, но как-то механически, по привычке, словно автомат. Кому это теперь нужно?
Тяжелее всего было по ночам. В то время Аля часто мучилась бессонницей, ныли руки, ноги, и мысли приходили тягостные, безнадежные. Она снова и снова спрашивала себя, за что судьба обошлась с ней так несправедливо, и не находила ответа. Всегда, с самого детства, она старалась жить правильно — учиться, работать, заботиться о близких, не воровать и не лгать, не участвовать в сомнительных предприятиях…
И что в результате, «в сухом остатке», как говорил институтский преподаватель Вилен Карпович? Годы идут, ей давно перевалило за тридцать, для любой женщины возраст не шутка, а что у нее есть? Да ничего! Ни семьи, ни хорошей работы, профессия оказалась не востребована, денег нет и, похоже, не будет никогда, а вперед и вовсе лучше не заглядывать.
Больше всего ненавистно было именно безденежье — то унизительное состояние, когда в магазине приходится рассчитывать все до копейки, чтобы уложиться в отведенную сумму, а в конце каждого месяца ломать голову, чем заплатить за квартиру. К тому же примешивалось чувство вины перед родителями, ведь, будь у нее деньги, они могли бы жить до сих пор! Пусть в семье особенно теплых отношений не было никогда, но все-таки родные люди, без них стало совсем одиноко…
Неужели теперь вся жизнь пройдет вот так — серо, скучно, в череде похожих друг на друга унылых дней, в немилой работе ради скудного заработка?
Даже сейчас, спустя много лет, вспоминать те времена было неприятно. Альвина еще раз посмотрела на себя в зеркало, отметила, что возле глаз снова появились маленькие морщинки, пора бы сходить к косметологу, а то и на курорт махнуть… Хорошо, что сейчас ей стали доступны услуги самых лучших специалистов, а прошлое — это всего лишь прошлое.
С пола снова донеслось требовательное «мяу!».
— Ну ладно тебе, видишь — уже иду!
Альвина ласково потрепала старую кошку по спине. Мара — это, пожалуй, единственное близкое ей существо на свете. Кстати, как раз с нее-то все и началось…
Однажды промозглым холодным днем Аля возвращалась с работы совершенно разбитая. Думала о том, что завтра опять вставать ни свет ни заря, о том, что деньги на исходе, а зарплата будет только через неделю, что в квартире гуляют сквозняки и давно пора заклеивать окна к зиме, да что там окна — ремонт надо делать, но денег нет и не предвидится…
Проклятая нищета!
Она как раз собиралась свернуть к ларьку, чтобы купить хлеба, когда прямо над ухом услышала тоненький детский голосок:
— Тетенька, возьмите котеночка!
Аля обернулась. Перед ней стояла рыженькая девочка лет десяти. Она прижимала к груди картонную коробку, из которой выглядывала угольно-черная мордочка. Изумрудно-зеленые глазки котенка смотрели на мир с любопытством и настороженностью, Аля даже чуть замедлила шаг… Она замешкалась всего на несколько секунд, но этого оказалось достаточно.
— Тетенька, возьмите! Ну пожалуйста, а то мама его оставить не разрешает…
В глазах девчушки была такая мольба, что Аля не выдержала. Через несколько минут она уже спешила домой, осторожно придерживая притаившегося за пазухой несмышленыша. Зачем ей котенок, она и сама не знала, просто, может быть, впервые в жизни действовала под влиянием порыва. Но ведь не бросать же его теперь под дождем!
У подъезда на лавочке сидела Прасковья Федоровна — аккуратная старушка в потертой серой кофте и платке в горошек. Аля помнила ее еще с тех пор, как была маленькой девочкой, и за все эти годы соседка, кажется, ничуть не изменилась, так же все про всех знала, поучала и сплетничала, отпускала язвительные замечания в адрес загулявших мужей или не по средствам одетых девушек… Горе каждому, кто попадется ей на язык!
Увидев Алю с котенком на руках, старушка неодобрительно покачала головой:
— Не дело ты, девка, задумала — кошку притащила! Будет теперь гадить повсюду, вонь пойдет…
Алевтина не ответила, поспешила скорее пройти в подъезд и избавиться от непрошеных советов, но, как назло, открыть тяжелую дверь одной рукой никак не получалось.
А словоохотливая старушка все не унималась:
— Да еще черная! Не к добру это, примета плохая. Беду принесет, вот увидишь! У нас в деревне колдовка жила, все ее боялись, так у нее тоже кошка черная была.
— Кто? — переспросила Аля.
— Ну колдунья, — охотно отозвалась соседка. — Когда лечила, когда детям грыжу заговаривала, когда мужиков от пьянства отшептывала, а могла и порчу навести. Девки к ней бегали, если хотели парней приворожить… Одно слово — ведьма!
Проклятая дверь наконец распахнулась. Аля пробормотала нечто невразумительное и поспешила скрыться в подъезде. Дома она наскоро поужинала, подосадовав про себя, что так и не купила хлеба, накормила котенка (хорошо еще, хоть пакет молока оказался в холодильнике) и легла в постель. Сытый звереныш, разомлевший от еды и тепла, мигом запрыгнул на кровать, устроился у хозяйки под боком, свернулся клубочком и довольно замурлыкал.
В первый момент Аля хотела было возмутиться и согнать нахала, но потом передумала. Жалко стало.
В ту ночь Аля опять долго не могла заснуть. Она пыталась считать слонов, представляла море, накатывающее волнами на берег, проговаривала фразы из аутогенной тренировки («мои руки теплые и тяжелые… мои глаза закрываются… я чувствую себя спокойно…»), но ничего не помогало. Привычные мысли вертелись в голове, словно заезженная пластинка: денег нет, перспектив никаких, выхода не видно… Черт, что делать? Какое уж тут спокойствие!
Наконец она начала проваливаться в долгожданную дремоту, когда вдруг показалось, что рядом кто-то произнес слово «ведьма». Четко так, прямо над ухом.
Аля вздрогнула всем телом, как от удара.
— Кто здесь? — спросила она, но ответа не услышала. Только переливалась вода в трубах центрального отопления да еще совсем рядом слышался какой-то странный стук… Как будто кто-то просился войти. От этого стало страшно, даже пот выступил.
Аля встала с постели, включила свет, огляделась вокруг, но в квартире никого не было. Котенок уютно посапывал, укрывшись собственным хвостом, хлопала от ветра приоткрытая форточка… Аля попыталась сосредоточиться и старательно, по минутам восстановить в памяти события прошедшего дня, вспомнила, что сказала ей Прасковья Федоровна у подъезда, и чуть не рассмеялась. Вот уж сама от себя не ожидала, что окажется такой впечатлительной!
И сон пропал совсем… Случайно брошенное соседкой слово упорно крутилось в голове.
Аля, воспитанная в сугубо материалистическом духе, в колдовство, конечно, не верила. Когда она видела в газетах и по телевизору рекламу вроде «госпожа Мария, почетная потомственная целительница, приворожит любимого навсегда, вылечит рак, СПИД и геморрой по фотографии, обеспечит удачу в бизнесе и устранение конкурентов», всегда презрительно улыбалась, искренне недоумевая про себя, что находятся темные люди, готовые выбросить свои деньги на шарлатанов.
А теперь впервые в жизни задумалась: ведь и вправду находятся, и немало… И что если это и есть ее шанс? Если только по-умному себя повести, аккуратно, не зарываться.
В самом деле, ради исполнения своих желаний люди готовы пойти на что угодно, последнее отдать каждому, кто только посулит, поманит маленькой призрачной надеждой… Как когда-то родители абитуриентов с радостью отдавали деньги тихому вежливому Николаю Андреевичу только за то, что он обещал свою помощь. Если бы не досадная случайность, пожалуй, до сих пор мог бы продолжать свою деятельность.
Аля подумала о бывшем сослуживце и чуть не подскочила от радости. Вот уж кто действительно сумел применить теорию вероятности на практике! Абитуриент может поступить в институт — а может провалиться. Точно так же загулявший муж может вернуться к покинутой половине, больной может выздороветь, человек может найти хорошую работу, провернуть выгодную сделку… С определенной долей вероятности может произойти все что угодно — от дождя до падения метеорита.
Все дело только в том, насколько это возможно!
Так почему бы не воспользоваться этим?
Аля не могла дождаться, пока наступит утро. На следующий день она уволилась с ненавистной работы, отнесла в ломбард брошь с аметистом — единственную мамину драгоценность, доставшуюся ей по наследству, и принялась за осуществление своего плана.
К новой задаче она отнеслась ответственно и серьезно, впрочем, как и ко всему, что делала в жизни. Сначала Аля купила кучу книг по оккультизму, благо в те времена подобные издания уже продавались на каждом углу. Большинство из них содержали откровенно бредовые измышления, но иногда попадались интересные и полезные сведения. Теперь она по крайней мере знала, как должна выглядеть настоящая колдунья в глазах обывателя, придумала себе новый имидж, новое имя, знала, какие слова нужно говорить…
Пришлось подумать и о рекламе. Альвина опубликовала объявление в газете. Маленькое, в самом низу страницы, на большее ей денег уже не хватило, но почему-то была твердо уверена, что дело пойдет как надо.
Так и вышло.
Первую клиентку Альвина запомнила надолго. Молоденькая девушка пришла спросить о своем женихе, воюющем в одной из горячих точек.
— Он жив? Ну скажите, он жив, он вернется? — бесконечно спрашивала она. — Писем нет уже три месяца, но ведь всякое бывает, правда? Может, он в плену или ранен… Я бы сама за ним поехала, нашла, выходила, только бы знать, что жив!
Глаза девушки полыхали такой отчаянной, сумасшедшей надеждой, что Альвина, не выдержав, отводила взгляд и принималась прилежно всматриваться в стеклянный шар, купленный накануне в магазине «Твоя тайна». «Принесло же на мою голову эту Медею из Южного Бутова, — думала она, — еще и правда сотворит что-нибудь…»
Девушке она нарочно дала сложное задание — пойти ночью в заброшенную церковь, оставить на алтаре восковую фигурку возлюбленного и прочитать десять раз, ни разу не сбившись, молитву «Живый в помощи Вышняго».
Через месяц девчонка прибежала радостная, с цветами, и Альвина даже удивилась — какая она, оказывается, хорошенькая! Тогда выглядела гадким утенком, тощим заморышем в веснушках, с жидкими волосами и длинным носом, а теперь — просто королева. Даже дешевая одежда — вытертые джинсики, из которых девушка как будто выросла, куртенка на рыбьем меху и аляповато-яркая маечка вовсе не портили ее, наоборот, непонятным образом подчеркивали красоту и юную хрупкость. Клиентка взахлеб рассказывала, что ее ненаглядный Коля вернулся из Чечни живой и невредимый, потом, как будто вспомнив что-то важное, выложила на стол пухлый нарядный конверт, в каких обычно отправляют поздравительные открытки.
В первый раз Альвине как-то неловко было брать деньги — сказывалось интеллигентское воспитание. Сразу было видно, что девчушка в роскоши не купается, судя по всему, деньги эти — последние. Будто уловив колебания колдуньи, девушка посмотрела ей в глаза и серьезно сказала:
— Вы для нас как мать теперь. За такое ничего не жалко!
Альвина повела плечами. Стать приемной мамашей ей вовсе не улыбалось, зато начало было положено.
Потом работа стала рутиной. Каждый день одно и то же: приходят клиенты (в основном, конечно, женщины) со своими проблемами, смотрят молящими глазами, надеются на чудо…
Для нее они все — бедные и богатые, те, что приезжают на собственных сверкающих иномарках и небрежно швыряют пачки денег на стол, и скромно одетые, что достают из кошелька заветные отложенные купюры, — давно уже стали на одно лицо. Несчастье уравнивает всех, а с радостью к колдуньям не ходят.
Со временем выработался и собственный стиль поведения. Главное — держаться с достоинством и сразу дать понять, кто здесь главный. Нужна атмосфера таинственности, обтекаемые фразы, потом — какой-нибудь обряд (описания Альвина обычно находила в книгах, а последнее время — в Интернете, благо ресурсы его почти безграничны), а дальше клиенту дается задание, которое он непременно должен выполнить сам. И желательно — посложнее, позаковыристее, чтобы в случае неудачи было на кого спихнуть ответственность. Денег колдунья запрашивала довольно много, но никогда не брала сразу, даже если предлагали и чуть не силой пробовали всучить. «Только после результата!» — этого принципа Альвина придерживалась твердо.
Однажды девица, пришедшая за приворотом для своего кавалера, осмелилась спросить: а что, мол, будет, если не заплачу? Альвина не удостоила ее ответом, только презрительно хмыкнула. Мол, глупая ты, кто же с ведьмой ссорится?
Случалось, что после первого визита клиентки исчезали навсегда. Альвина относилась к этому философски — что поделаешь, издержки профессии!
Процент тех, кому колдовство помогало, все равно оказывался намного выше. Альвина даже сама удивлялась. Она не питала никаких иллюзий относительно своих способностей и, даже творя заклинания, оставалась здравым человеком с рациональным складом мышления. То, что теория вероятности работает в основном в ее пользу, казалось просто приятным сюрпризом. Бывают ведь монеты, которые при подбрасывании десять раз подряд ложатся орлом вверх.
Правда, пару раз приходили разгневанные и недовольные, но с ними разговор был коротким. Не сделали что нужно, значит, сами и виноваты!
Зато сколько раз ей приносили сумму, намного превышающую запрошенный гонорар, называли благодетельницей и ангелом, чуть ли не руки целовали! Поначалу было очень лестно, потом Альвина перестала обращать на это внимание. В конце концов, какая разница? Лишь бы платили вовремя.
Телефон Альвины благодарные клиентки передавали друг другу, как передают координаты хороших гинекологов, стоматологов, косметичек и психоаналитиков. Рекламу в газетах уже можно было не давать, но она все же иногда публиковала объявления — скорее по привычке. Постепенно появилась кое-какая известность, а вместе с ней и деньги.
Теперь можно стало ни в чем себе не отказывать. Альвина даже подумывала о том, чтобы купить новую квартиру, но потом решила этого не делать. Переезжать из старого, обжитого района ей вовсе не хотелось, с новостройками нередко проблемы возникают… То недоделки, то трещины, то с документами что-нибудь не так, а в последние годы и вовсе участились случаи, когда люди, вложившие свои деньги, остаются ни с чем, потом митингуют где-нибудь возле Дома правительства. Так что от добра добра не ищут, ей-то грех жаловаться: квартира просторная, дом старый, капитальный, на совесть построенный, лет сто еще простоит. Альвина ограничилась тем, что сделала хороший ремонт, в бывшей родительской спальне оборудовала рабочий кабинет с «магическими» атрибутами и старыми книгами, которые теперь усердно скупала в антикварных магазинах. Хотя она и не имела ни малейшего понятия, что там написано, но выглядели раритеты куда как солидно.
Жизнь текла размеренно и спокойно. О том, чтобы завести собственную семью, Альвина даже не помышляла. В самом деле, зачем? Гораздо легче и приятнее быть самой себе хозяйкой, чем подстраиваться под другого человека. Наслушавшись горестных историй о чужих проблемах, Альвина иногда недоумевала: почему женщины вообще так хотят любви, семьи, рожают детей? Чтобы потом страдать из-за мужа-гулены или сына-оболтуса?
Вот и сегодня пришла еще одна глупая курица, которая искренне полагает, что вернуть блудливого отца семейства к домашнему очагу — самая главная задача для потусторонних сил и самого господа бога. Есть он там или нет на самом деле — большой вопрос, но если даже есть, вряд ли стал бы заниматься такой мелочевкой.
Но тут уж, как говорится, клиент всегда прав… Альвина как раз вчера нашла в Интернете новый ритуал и решила опробовать его на очередной посетительнице. А почему бы и нет, в конце концов? Пусть побегает по лесу, оторвется от сериалов, котлет, борщей и пылесоса!
Кажется, кошке надоело терпеливо дожидаться обеда. Одним точным упругим движением она запрыгнула к хозяйке на колени, ткнулась головой в ладонь и призывно заурчала.
— Ладно, киска, пойдем! Ты права, засиделась я что-то сегодня, задумалась, — приговаривала Альвина, поглаживая гладкую черную шерсть, — пора обедать.
Она встала и отправилась в кухню. Кошку действительно пора покормить. В конце концов, Марка исправно работает реквизитом и не даром лопает свой «Вискас»! Альвина высыпала в миску хрустящие кусочки из пакета, и Мара, жадно урча, принялась за еду.
Себе она приготовила легкий ужин — сэндвич с салатом и кусочком нежирной курятины, добавила туда чуть-чуть ароматного сливочного соуса, налила в высокий стакан густой томатный сок и уж совсем было собралась сесть за стол и поужинать. Однако в этот момент произошел досадный случай, который совершенно выбил ее из привычной колеи.
Пододвигая к себе тарелку, Альвина неловко задела стакан с томатным соком, он упал и со звоном разлетелся на мелкие осколки. Она вскрикнула от неожиданности и застыла на месте, глядя, как на безукоризненно чистом полу растекается большое алое пятно. «Будто кровь», — рассеянно подумала Альвина.
Какое-то тревожное чувство сдавило сердце. На миг показалось, что вот-вот произойдет что-то страшное, нелепое, не укладывающееся в привычные рамки.
И она была совершенно права.
Два дня перед первомайскими праздниками Ирина провела в лихорадочном напряжении. Она почти не замечала ничего вокруг, и даже то, что Витя снова пришел за полночь, уже не так взволновало ее.
Думала она только об одном: как выполнить то, что наказала колдунья? Тряпичный сверток надежно спрятан в самом дальнем ящике комода, но Ирина понимала, что он ни в коем случае не должен оставаться в доме слишком долго. Она просто кожей чувствовала исходящую от него опасность.
Ночью пойти в лес, зарыть под осиной… Легко сказать! Она же городской житель, в поход ходила в последний раз на первом курсе института. Конечно, в Москве есть какие-то зоны отдыха, но до ближайшего лесопарка три остановки на метро, да и страшно туда идти. И потом, раз уж нужен именно лес, вряд ли рукотворные посадки могут послужить полноценной заменой.
Задача казалась неразрешимой, а времени оставалось все меньше… Ирина совсем было приуныла, когда ее наконец осенило.
Она мыла посуду на кухне и, чтобы не было скучно, включила маленький телевизор.
На экране шел какой-то сериал. Герои громко пререкались, кому достанется дача после смерти бабушки, и две молодые симпатичные женщины, кажется, уже готовы были вцепиться друг другу в волосы. Ирина потянулась было за пультом, чтобы переключить на что-нибудь поинтереснее… И в этот момент ее осенило.
Дача! Ну конечно! Как же она сразу не догадалась! Они с Витей всегда мечтали о загородном доме, точнее, она мечтала. Когда Толик был совсем маленьким, снимали домик в ближнем Подмосковье на все лето. Ребенка надо было вывозить на природу — не сидеть же ему, бедному, в пыльной и душной Москве? Хотя тяжело было с малышом без удобств, когда за водой надо ходить к колодцу, а до ближайшего магазина почти три километра, но Ирина впрягалась в работу — стирала, готовила, убирала, даже успевала обихаживать мужа, когда он приезжал на выходные. И радостно было слышать утром под окнами пение петуха, а не сигналы автомобилей, вдыхать воздух, не отравленный городским бензиновым запахом и бог знает чем еще, а картошка с огорода и парное молоко казались гораздо вкуснее любых деликатесов. Каждый раз Ирина возвращалась в Москву с некоторым сожалением и принималась мечтать: вот если бы был свой дом, свой собственный!
Потом, когда появились деньги, она уговорила мужа купить участок. Строились несколько лет, зато дом получился просто загляденье. Каждый год она сажала цветы, украшала дом нарядными занавесками и половичками, варила варенье… Даже Витя как-то привык, приезжал туда с удовольствием и приглашал гостей на шашлыки.
Пожалуй, это время было самым счастливым. Вспомнив их посиделки за чаем на веранде, Ирина чуть не заплакала. Тогда они были счастливы и в жизни было все, что нужно: любовь, достаток, уютный дом, сын подрастал — здоровый, веселый, умный мальчик… Казалось, все складывается очень удачно и впереди — только хорошее.
В последние годы Виктор как-то охладел к прелестям загородного летнего житья, ворчал что-то насчет дачной каторги и поговаривал о том, что дом стоило бы продать. Ирина, как всегда, согласно кивала — она привыкла, что всеми делами занимается муж, что он всегда прав и больше ее понимает, но в душе упорно противилось такому решению, поэтому переходить от кивков к действиям не спешила.
Дачу она любила и всегда охотно ездила туда. Отдохнуть от шума и суеты, просыпаться под пение птиц, дышать свежим воздухом — ну разве это не счастье? А еще можно в свое удовольствие покопаться в земле, высаживая тюльпаны и нарциссы под окнами, а потом смотреть, как пробиваются ростки, как раскрываются тугие бутоны, являя миру великолепие цветка, и вечером стоит нежный сладкий запах…
Но сейчас важно другое — к дачному поселку вплотную подступает лес. И не какой-нибудь, а настоящий, старый, с раскидистыми деревьями… Там и осина растет, это точно! Ирина вспомнила, как когда-то на поляне, куда они обычно ходили с друзьями жарить шашлыки, если хотелось побыть поближе к природе, показывала маленькому Толику тонкое деревце с распускающимися на ветках сережками.
Ирина ополоснула последнюю тарелку горячей водой, аккуратно поставила ее в сушилку и вытерла руки полотенцем. Она улыбалась. На душе сразу стало легко и спокойно. Теперь она знала, что делать!
Первого мая с самого утра зарядил противный холодный дождь. Кажется, кто-то там, наверху, перепутал времена года, будто не май на дворе, а октябрь. О том, чтобы выйти на улицу, даже думать было неприятно, но Ирина ощущала особое лихорадочное возбуждение, своеобразный кураж. Так, наверное, чувствует себя спортсмен перед соревнованиями, артист перед ответственным выступлением или вор, когда идет на дело.
Наскоро покормив семью завтраком, она сразу же ушла в спальню и начала собираться. Первым делом извлекла из недр шкафа маленький тряпичный сверток, пропитанный ее кровью, и спрятала в сумку. Нарочно постаралась засунуть подальше, в потайной кармашек на молнии. Прикасаться к нему было неприятно, но Ирина старательно успокаивала себя. Ничего, ничего, совсем немного осталось. Сегодня все закончится, надо только сделать одно, последнее усилие, а дальше… Дальше все будет хорошо, непременно!
Оставалось только одеться. Ирина натянула старый вязаный свитер с оленями и потертые джинсы. Молния застегнулась не без труда. Ирина подошла к большому зеркалу и со вздохом посмотрела на свое отражение. Бедра стали тяжелые, шеи совсем не видно, а про талию лучше вообще не вспоминать… Просто колобок какой-то! Смешная тетка в нелепой одежде.
А главное — она сама во всем виновата. Сколько раз сокрушенно вздыхала, вставая на весы? Сколько раз давала зарок начать новую жизнь — заняться спортом, пойти в бассейн, бегать по утрам, вместо любимых пирожных перейти на свежевыжатые фруктовые соки? Силы воли хватало дня на три от силы, а потом все возвращалось на круги своя: сначала лень, потом неохота, потом «только один разочек!», а потом «да ну, мне и так хорошо». Можно забыть, где у тебя была талия, и мирно лежать на диване.
А ведь когда-то Ирочка Уварова была тоненькой девочкой с русой косой и ярко-синими глазами и считалась самой хорошенькой на курсе, мальчики за ней ухаживали…
Витя, помнится, даже подрался с Сашкой Мамонтовым, который пригласил ее танцевать на дискотеке и слишком сильно прижимался во время медленного танца. Пока ребята мутузили друг друга, Ирина бегала вокруг и кричала: «Прекратите немедленно!», даже пыталась разнять, но куда там! А где-то в глубине души было очень лестно, что драка из-за нее. Ирочка ни за что бы в этом не призналась, но все же гордилась собой.
Давно это было.
Ирина вздохнула и печально улыбнулась своему отражению. Что ж, ничего не поделаешь, время идет, все мы не молодеем… Хотя, к примеру, Светка, которая в институте в красавицах не числилась, с годами только расцвела. Косметика, прическа, хорошая одежда и занятия в спортзале иногда просто чудеса творят.
Неприятно кольнула мысль: а может, если бы она выглядела по-другому, не распускалась, не замкнулась в четырех стенах квартирного мирка, научилась заботиться о себе, чтобы оставаться привлекательной, то все сложилось бы по-другому? Витя не искал бы приключений на стороне, ей не пришлось бы сейчас делать то, что она собирается сделать… Может, она сама сделала так, что жизнь пришла к закономерному, в общем-то, итогу?
Думать об этом было неприятно. Ирина кинула последний взгляд в зеркало, взяла свою сумку и вышла в гостиную. Виктор сидел на диване перед телевизором с газетой в руках. Увидев ее, удивленно поднял брови.
— Ты куда это собралась? В магазин, что ли?
— Н-нет, не в магазин…
Она долго готовилась к этому разговору, прикидывая про себя так и эдак, как бы половчее сказать мужу о своих планах, но сейчас все слова разом вылетели из головы.
Виктор удивился еще больше, даже газету отложил.
— А куда же?
Ирина почувствовала, что ей стало жарко в слишком толстом свитере. Врать она не любила, но ведь невозможно сказать мужу правду о том, куда и зачем она собирается!
— Хочу на дачу съездить.
Она ужасно боялась, что Витя начнет расспрашивать, зачем ей понадобилось туда, еще, пожалуй, скажет, что надо ехать вместе, тогда точно ничего не получится.
— Да? А зачем?
— Ну, посмотреть, что и как… Вон, Хорошиловых в прошлом году обокрали! И потом — цветы посадить, в доме прибраться…
Она говорила, торопясь вывалить как можно больше аргументов в пользу поездки, но, против ожидания, Виктор не стал с ней спорить.
— Ну ладно, как хочешь. Не замерзни только там! Учти, обещают похолодание.
— Ничего, я тепло оделась!
Муж скользнул по ней равнодушным взглядом и снова повернулся к телеэкрану.
Ирина заглянула в комнату сына. Тот, как всегда, сидел, уткнувшись в свой компьютер.
— Толик, я на дачу! Завтра утром вернусь, — сказала она почти весело, — суп в холодильнике, котлет я еще с вечера нажарила.
— Что, мам? — встрепенулся он. — На дачу? A-а, ну ладно.
Взгляд у него был совершенно отсутствующим, словно только что разбудили. Если бы на землю спустились марсиане, мальчик бы, наверное, тоже этого не заметил! В другое время Ирина подосадовала бы про себя, что сын слишком увлекся виртуальным миром и реальности почти не уделяет внимания, но сейчас была только рада, что все прошло так легко и просто.
Она вышла в прихожую, достала удобные туристские ботинки на толстой подошве, надела куртку с капюшоном… Вот, кажется, и все. Пора идти. Ирина в последний раз оглядела квартиру, словно вспоминая, не забыла ли чего, и решительно шагнула через порог.
Ехать пришлось долго. Сначала — добираться на метро до Курского вокзала. Ирина удивилась, сколько народу вокруг, несмотря на плохую погоду.
Вроде бы первомайские демонстрации отменили давно, а все равно люди едут куда-то, лица все больше радостные, оживленные… Молодежь целуется прямо на эскалаторах, дети несут смешные шарики, старушки выглядят принаряженными и торжественными. Все-таки в массовом сознании этот день был и остается праздником.
Даже завидно стало немного.
Вокзал встретил привычной суетой. Люди сновали туда-сюда, волоча за собой огромные баулы или чемоданы на колесиках, успокаивали хнычущих детей, жевали подозрительно пахнущие чебуреки, кого-то встречали или провожали, кто-то клянчил денег «на хлебушек», милиционеры неутомимо проверяли документы у лиц подозрительных национальностей.
В первый момент Ирина растерялась. Она и забыла, когда последний раз ездила на электричке. Витя обычно отвозил ее на машине и забирал обратно, поэтому теперь Ирина никак не могла сообразить, куда идти, где покупать билет, где стоят поезда… Людской поток оглушил ее, опутал сознание неумолчным гулом и суетой, ее толкали, наступали на ноги, а она могла только бормотать что-то вроде «извините, пожалуйста».
Ирина чувствовала себя совершенно беспомощной и обрадовалась от души, когда металлический голос объявил по радио:
— Электропоезд Москва — Тула отходит с четвертой платформы через пять минут. Остановки на всех пунктах.
Вот, как раз то, что нужно! Можно сказать, повезло. Правда, времени остается всего ничего, надо торопиться.
— Как на четвертую платформу пройти? — спросила Ирина у какой-то тетки, торгующей газетами.
— Сейчас через зал, потом налево и по переходу! — ответила Ирина довольно нелюбезно. Весь вид говорил: я вам не справочное бюро. — Там указатели есть, — буркнула продавщица и принялась перекладывать свой товар.
— Спасибо!
Ирина почти бегом припустила по длинному переходу, обгоняя приезжих с тяжеленными баулами и стараясь случайно не задеть нищих и бомжей.
Не опоздать бы! Вот, наконец, и четвертая платформа. И электричка стоит! Ирина купила билет, долго не могла сообразить, как засунуть его в прорезь турникета. Она чуть не плакала от своей беспомощности и непрактичности. Было очень страшно, что, пока она тут возится, поезд уйдет и придется ждать неизвестно сколько.
Контролерша, сжалившись, показала, как правильно вставить билет. На индикаторе турникета загорелся зеленый огонек, и Ирина вышла на платформу. Успела, успела! Может быть, если поездка началась удачно, то и дальше все будет хорошо?
В тамбуре нестерпимо воняло мочой и прокисшим пивом. Ирина от души пожалела тех несчастных, что живут в пригородах и вынуждены работать в Москве, каждый день так добираться в город и обратно. Хотя, с другой стороны, они же и пачкают…
Задержав дыхание насколько можно, Ирина вошла в вагон. Против ожидания, народу оказалось не так уж много. Наверное, погода всех распугала, но это только на руку. Вряд ли кто из соседей по даче приедет.
Ирина устроилась на жестком сиденье у окошка. Кажется, теперь можно немного расслабиться.
Электричка лениво ползла через всю Москву. За окнами мелькали заборы, дома, улицы, кишащие машинами, в вагон все время входили и выходили люди (больше, конечно, входили). Когда город остался позади, в вагоне уже было не протолкнуться.
Толстенная бабища в веселеньком розовом плаще-накидке выставила в проход ящик с помидорной рассадой, поставила под ноги огромную корзинку и плюхнулась с Ириной рядом, заняв почти все сиденье. Сразу стало очень тесно и неудобно, но пожаловаться она не посмела. Попробуй только скажи что-нибудь такой мамонтихе! Сразу нарвешься на грубость, а то и похуже…
От сознания собственной беззащитности Ирина совсем загрустила. В самом деле, долгие годы она прожила под защитой крепкого и надежного мужского плеча, ей почти не приходилось сталкиваться с миром, где человеку ежедневно приходится бороться за выживание.
Где-то люди месяцами не получали зарплату или зарабатывали такие гроши, на которые невозможно свести концы с концами, сидели без света и горячей воды, а то и вовсе оказывались без крыши над головой… Когда Ирина видела в новостях подобные сюжеты, она, конечно, сочувствовала несчастным, но это было далеко, как голод в Центральной Африке, и к ней не имело никакого отношения.
Что будет теперь, когда жизнь дала трещину? Когда нет ни профессии, ни полезных навыков, ни даже той жизненной хватки, которая вырабатывается с годами и помогает бороться с трудностями. Как зверь, выпущенный из клетки, погибает на свободе, не умея самостоятельно добывать пищу и спасаться от врагов, так и она, покинув свой тесный, но такой уютный и привычный квартирный мирок, рискует потеряться и сгинуть.
Мысли были неприятные. Ирина попыталась закрыть глаза, отвлечься немного, успокоиться… Она старательно повторяла про себя, словно заклинание: «Все будет хорошо… все обойдется…»
Под мерное покачивание вагона женщина и сама не заметила, как задремала. Во сне она вздрагивала, шептала что-то невнятное, даже стонала, так что соседка, та самая слоноподобная бабища, пересела от греха подальше на другую скамейку, ворча себе под нос что-то вроде: «Ну ее, припадочная какая-то!»
Ирине снилось, будто она пробирается сквозь густую чащу. Странный это был лес — мертвый, будто после пожара. На небе, затянутом тяжелыми низкими тучами, чуть светила бледная луна. Кругом — только черные деревья, тянущие к небу обгоревшие ветки, горы валежника, сухая трава, маленькие озерца, наполненные черной, словно смола, водой… Идти было трудно, ноги подкашивались при каждом шаге, в горле першило от гари и копоти, но Ирина — или та женщина, которой она была сейчас, — упорно двигалась вперед.
Но еще страшнее стало, когда интуиция подсказала, что здесь, в этом лесу, она не одна! Ирина просто спиной чувствовала чей-то взгляд — неотрывный, внимательный… очень заинтересованный. Голос здравого рассудка (по крайней мере той его части, которая могла сохраниться в такой ситуации), кричал: «Не оборачивайся! Не смотри!», но она медленно повернула голову — и увидела такое, от чего ноги приросли к земле.
На нее в упор смотрели ярко-желтые глаза. Кому они принадлежали, Ирина не могла рассмотреть, как ни старалась. Это существо не имело определенной формы — просто сгусток темноты, вроде большого облака, и в то же время оно было горячим, плотным, вполне осязаемым. Ирина чувствовала нестерпимый жар, исходящий от него, а еще — огромную силу, перед которой она была, словно кролик перед удавом.
Непонятное создание смотрело внимательно, словно изучало ее. Хотелось бежать — но руки и ноги не двигались, хотелось крикнуть — но горло сковало, и невозможно было выдавить ни звука.
Она стояла перед ним, обмирая от страха, и понимала, что сейчас произойдет что-то ужасное, непоправимое, такое, чего она и представить себе не может…
— Станция Теплые Ключи! — прокаркал металлический голос из динамика.
Ирина вздрогнула всем телом и проснулась. Надо же, чуть не проехала! Она вскочила, подхватила свою сумку и рванулась к выходу, спотыкаясь и наступая на чьи-то ноги. Вслед ей неслись возмущенные возгласы:
— Вы что, женщина, спите что ли? Внимательнее надо быть!
— Извините… Извините… — рассеянно бормотала Ирина. В последний момент она выскочила на платформу, и тут же за спиной захлопнулись автоматические двери.
Поезд тронулся. Ирина проводила его взглядом. Вагоны быстро пронеслись мимо, и вот уже она осталась совсем одна. Женщина поежилась от холода и поглубже спрятала руки в карманы куртки. Ее знобило, и сон казался дурным предзнаменованием… На миг захотелось забыть про свою затею, дождаться другой электрички и вернуться в Москву.
«Нет, нет, нельзя поддаваться слабости! — одернула она себя». Просто сидела неудобно и в вагоне было слишком душно, вот подсознание и среагировало таким странным образом…» Ирина как-то смотрела научно-популярную передачу, где седенький профессор с бородкой клинышком долго рассказывал о том, как проблемы в реальной жизни человека трансформируются в ночные кошмары. Ничего удивительного, что приснилось такое! Уж чего-чего, а неприятностей и переживаний у нее в последнее время было достаточно.
К тому же и погода не радует… Окружающий пейзаж был серым и безрадостным. Это летом, когда все цветет и зеленеет, здесь просто рай, а сейчас солнца не видно из-за серых туч, моросит мелкий противный дождь, деревья под ветром качают ветками, словно пытаются разогнать облака, и даже небо кажется холодным и хмурым.
Ирина спустилась с платформы по выщербленным ступенькам, перешла железнодорожные пути, миновала приземистое кирпичное здание билетных касс с наглухо заколоченным окошком и маленький магазинчик под гордой вывеской «Мини-супермаркет». Глупость, конечно, если вдуматься — все равно что «жареный лед». Самым ходовым товаром здесь была дешевая водка и лапша в пластиковых корытцах, а за прилавком всегда стояла продавщица Клава, которая иногда отпускала местным алкашам водку и пиво в долг. Ирина почему-то немного побаивалась ее — слишком уж самоуверенный вид был у этой бабы в несвежем халате, с вытравленными перекисью до соломенной желтизны волосами, всегда слишком ярко накрашенной и увешанной штампованным золотом. Ирина даже в магазин старалась не заходить без крайней необходимости и всегда просила Витю привозить из города все, вплоть до мелочей вроде соли и спичек.
Но сейчас магазин закрыт и на дверях висит тяжелый замок. Наверное, все, кто хотел, уже отоварились и отмечают праздник дома…
Впереди простиралось бывшее колхозное поле, где когда-то сажали картошку. Колхоз «Светлый путь» развалился давным-давно, теперь на его угодьях только одуванчики растут. Правда, кое-где, на участках, которые ушлый председатель подсуетился продать, строятся новорусские кирпичные коттеджи, вокруг них день и ночь суетятся смуглые рабочие из южных республик, которых местные почему-то прозвали «талибами».
Кто-то из сельчан, оставшихся не у дел, сумел найти работу в Москве, кто-то выращивает клубнику и овощи на приусадебных участках, но большинство проводят дни и ночи в беспробудном пьянстве, зимой залезают в пустующие дачи и тащат все, что попадется под руку, вплоть до постельного белья и компотов из погреба, сдают на пункты приема цветных металлов то, что могут унести, начиная с кастрюль и заканчивая кладбищенскими оградками… В прошлом году кабель срезали, так неделю без света сидеть пришлось.
«Остается только надеяться, что к нам не забрались!» — с тревогой подумала Ирина. Только этого еще не хватало…
Вдалеке сквозь серую морось дождя чуть виднелись дачные домики, огороженные высоким забором, а еще дальше начинался лес. Ирина тряхнула головой и решительно зашагала по узкой утоптанной тропинке прямо через поле.
День уже клонился к вечеру, когда она наконец-то добралась до своей дачи. Ирина устала, замерзла, ноги промокли, в ботинках противно хлюпала вода. Фирменная обувка из дорогущего магазина не выдержала российской грязи.
Дом встретил промозглым холодом. Хорошо бы, конечно, камин затопить, чтобы долго-долго смотреть на огонь, слушать, как трещат дрова, но с поленьями возиться было неохота. Ирина сняла протекшие насквозь, вымазанные грязью ботинки, надела теплые вязаные носки, включила отопление на полную мощность (хорошо еще, что Витя настоял его поставить), присела на диван, закутавшись в пушистую вязаную шаль, и задумалась.
Чем меньше оставалось времени до полуночи, тем неспокойнее становилось на душе. Сейчас, когда Ирина оказалась лицом к лицу с пугающим действом, которое придется исполнить, решимость оставила ее. Впервые она задумалась: а что будет дальше? Сработает ли колдовство? Или, проделав все, что приказала Альвина, она так и останется ни с чем и надежды окажутся напрасными?
Ирина даже подосадовала на себя немного, что заварила всю эту кашу. Вот дурочка, поверила шарлатанке! Хорошо еще, что деньги та не потребовала отдать сразу… Хоть в этом повезло. Честная оказалась ведьма, как-то странно даже.
Но сама-то хороша! Как могла она, взрослая и умная женщина, всерьез воспринять какую-то мистическую чушь? Сидела и кивала, развесив уши… Просто сумасшествие какое-то, темное, дремучее суеверие! Не иначе как эта самая колдунья владеет техникой гипноза, чтобы дурачить таких, как она, простофиль.
«Вот и сиди теперь, как дура, в холодном доме! — строго сказала себе Ирина. — И это только цветочки! Надо еще в лес идти, зарыть под осиной этот проклятый узелок, к которому даже прикоснуться противно, да так, чтобы никто не увидел! Просто шпионский детектив какой-то».
Женщине опасно бродить в одиночку. Можно нарваться на пьяных сельчан или гастарбайтеров с соседней стройки. Один Бог знает, что может им взбрести в голову — убьют, ограбят, изнасилуют…
Ирина почувствовала, что еще немного — и она просто никуда не пойдет. Разумные аргументы окажутся сильнее детской наивной веры в чудо, она не посмеет выйти за порог в ненастную ночь, просидит до утра на диване, жалея себя и размышляя над несправедливостью судьбы. А утром утрет слезки, вернется в город…
И лишит себя последнего шанса хоть как-то наладить свою жизнь.
Ирина откинула прядь волос, упавшую на лоб. Нет, так не пойдет! Если уж решила идти до конца, то должна прогнать прочь все сомнения. Другого выхода все равно нет, и если остается хоть самая маленькая возможность, нужно попытаться. Иначе потом всю оставшуюся жизнь будет корить себя и гадать — а вдруг это помогло бы? Вдруг можно было вернуть Витю, и все у них наладилось бы, стало как прежде, а она отказалась, струсила, отступила в последний момент.
Ирина посмотрела на свои маленькие наручные часики да так и ахнула. Ничего себе, уже почти одиннадцать! Странно, она не заметила, как бежит время. Казалось, просто присела на диван передохнуть на несколько минут, а на самом деле вон сколько прошло!
Надо поторапливаться, до полуночи осталось не так уж много.
Женщина встала, надела куртку и с сомнением покосилась на промокшую обувь. Нет, так не годится! Еще не хватало воспаление легких схватить. В кладовке отыскала резиновые сапоги, в которых обычно ходила за грибами, и натянула поверх шерстяных носков. Стало гораздо теплее и уютнее, Ирина даже приободрилась немного, предстоящая ночная прогулка по лесу уже пугала не так сильно. Бережно положив в карман тряпичный сверточек, она глубоко вздохнула, как человек, который собирается прыгать в холодную воду, и вышла из дома.
К ночи сильно похолодало, ветер бросал в лицо холодные капли дождя пополам со снегом. Сквозь плотную пелену облаков почти не видно было луны. Только шагнув за порог, Ирина поежилась. Ее бил озноб не столько от холода, сколько от страха. Хотелось вернуться, закрыть дверь на замок, разжечь камин и сидеть перед ним до самого утра, поддерживая огонь, чтобы не пустить ночную темноту в дом, а холод — в сердце…
Ну ее, эту ведьму с ее дурацкими обрядами! Может, как-нибудь все образуется?
Нет. Не нужно себя обманывать. Ирина вспомнила лицо Виктора, его равнодушный взгляд, резкий голос по телефону и этот ужасный запах чужих духов. Само по себе ничего не образуется, это ясно как дважды два. Она и так уже слишком долго находилась в блаженном неведении, так хотя бы теперь надо смотреть правде в глаза.
Ирина тщательно заперла дверь и, обогнув дом, пошла к калитке по дорожке, аккуратно вымощенной гранитной плиткой. Ветка старой яблони, которую Витя давно собирался спилить, да все руки не доходили, зацепилась за рукав куртки. Казалось, даже дерево пытается ее удержать…
Ирина резко высвободилась, и с дерева на нее обрушился целый град холодных капель. Она вышла за калитку, огляделась. В тусклом свете бледной луны, выглядывающей из-за облаков, все вокруг казалось призрачным, неживым. Даже соседские дачи выглядели зловеще, словно дома с привидениями из дешевых ужастиков. Ни в одном окне не горит свет… Значит, никто из соседей не приехал, всех погода распугала.
«Это даже хорошо, — успокаивала себя Ирина, шагая через глубокие лужи, — по крайней мере меня никто не увидит… Сработает колдовство или нет — еще неизвестно, а вот дурацких вопросов точно не избежать. Марья Петровна, например, ужасная сплетница».
Ирина на мгновение представила себе сморщенное, как печеное яблоко, лицо соседки с горящими любопытством глазами. «А куда это вы, Ирочка, ходили среди ночи? Да еще в такую погоду? Я прямо испереживалась вся — не случилось ли с вами чего-нибудь! — Ах, не волнуйтесь, Марья Петровна! Просто грибочков хотела набрать… А если правду говорить, собиралась приворожить мужа, чтобы он не бегал по девочкам, как борзой кобель, но из-за вас теперь ничего не получится».
Представив себе этот диалог, Ирина чуть не прыснула со смеху. На мгновение она позабыла и холод, и страх, но тут где-то далеко зло, надрывно залаяла собака. Потом ненадолго замолкла и вдруг завыла горестно и безнадежно, словно по покойнику.
Ирина ускорила шаг. От веселого куража не осталось и следа. «Тоже мне, нашла время шутить! — думала она. — Надо как-то… Настроиться, что ли. Ведь не шишки собирать иду».
Она старательно думала о том, что все у нее получится, что Витя вернется к ней, снова будет таким же заботливым и милым, а она никогда ни словом, ни взглядом не упрекнет его… И он не узнает, на что ей пришлось пойти, чтобы сохранить их счастье. Как Стелла Фергюссон в романе «Падающие листья», которая взломала секретные коды в швейцарском банке, когда любимому мужу понадобились деньги на операцию из-за опухоли мозга. Может, она и нарушила закон, но с другой точки зрения эта женщина вовсе не преступница, а героиня!
Впереди показались высокие железные ворота, открывающие въезд на территорию дачного кооператива. Ирина отодвинула засов, и тяжелые створки со скрипом распахнулись.
Влево идет дорога на станцию. Дорога — это слишком громко сказано, просто грунтовый проселок. В дождливую погоду его размывает, так что проехать становится трудно, дачники на собрании регулярно говорят о том, что надо бы заасфальтировать подъездные пути как следует, но этим дело и заканчивается. Собирать деньги, составлять сметы, согласовывать вопрос в местной управе и потом следить за ходом работ — дело нелегкое, требующее немало времени и сил, а заниматься этим некому. Потому дорога из года в год остается в том же плачевном состоянии — рытвины да ухабы…
Но если свернуть на тропинку, пройти вдоль забора, то, как только дачные домики останутся позади, окажешься в лесу, на просеке, ведущей в никуда. Кто и зачем когда-то затеял прорубать ее — неизвестно, но она заканчивается метров через триста. А дальше — только узенькие тропинки, протоптанные грибниками и туристами.
Когда-то Ирина ходила сюда с маленьким Толиком, но каждый раз чувствовала себя в лесу очень неуютно. То пить хочется, то комары кусают, то ребенок отошел на два шага и пропал в густых зарослях пышного папоротника… И все же ходила, словно отрабатывая какую-то повинность — должен ведь мальчик узнать, что такое лес! По правде говоря, опасалась, что сын начнет бегать туда с деревенскими сверстниками, а это не совсем подходящая для него компания.
Ирина шла и просто не узнавала дачный подмосковный лесок — такой знакомый, привычный, исхоженный вдоль и поперек. Сейчас, ночью, он выглядел совершенно иначе… Деревья раскачивались на ветру, ветки их, лишенные пока молодой листвы, выглядели как высохшие руки узников неведомой темницы. Даже тонкие березки, такие милые и нежные, казались теперь зловещими, словно девы-плакальщицы из старинных легенд.
Все время раздавались какие-то шорохи, скрипы, один раз Ирине показалось даже, что совсем рядом раздался тонкий пронзительный крик. Сердце бешено колотилось, и каждый удар отдавался болью в груди. Не хватает еще концы отдать прямо здесь, в этом чертовом лесу!
Она схватилась за корявый ствол, чтобы не упасть, и несколько минут стояла так, стараясь дышать медленно и размеренно, пока сердце не вошло в привычный ритм и дыхание не успокоилось немного.
Ничего-ничего, это всего лишь минутная слабость! Не время ей предаваться сейчас, когда предстоит пусть и неприятное, но совершенно необходимое дело.
Может быть, самое важное в жизни.
Ирина повыше застегнула молнию на куртке, накинула капюшон и зашагала дальше. Ноги не слушались, предательски подгибаясь при каждом шаге. Утешало только то, что до заветной полянки, где росла осина, оставалось совсем недалеко.
Ближе к полуночи дождь прекратился. На небе показалась полная луна. Сквозь голые кроны деревьев хорошо был виден ее бледный лик. В лесу стало удивительно тихо. Серебристый свет заливал все вокруг, и деревья теперь стояли торжественно и гордо, словно ждали чего-то важного, что вот-вот должно произойти.
Лес стал понемногу редеть. Вот и заветная полянка… В лунном свете, кажется, каждую веточку можно было разглядеть. Вот и место от кострища, а чуть дальше — та самая осинка, что когда-то показывала Толику. Дерево заметно подросло, но это было оно, несомненно оно! Ирина обрадовалась, что память не обманула ее. Близость цели прибавила сил. Посмотрела на часы и ахнула. Без пяти двенадцать!
Время на исходе, его почти совсем не осталось… Ирина почти бегом пустилась к заветному дереву. Думала только об одном: если не успеет, все будет зря! Быстрее, быстрее, уже немножко осталось…
Она упала, больно стукнувшись коленом о торчащий из земли корень, и чуть не заплакала. Руки содраны в кровь, одежда в грязи, кажется, даже губа разбита… Рот наполнился чем-то теплым и противно-соленым. Кровь. Даже передний зуб шатается слегка. Встать было очень трудно, но все же она справилась и, еле передвигая ноги, качаясь, словно пьяная, побрела к осинке. Вот и она, наконец-то!
Ветки дерева мелко-мелко тряслись, словно от страха. Ирина подошла к нему с некоторой опаской, зачем-то потрогала ствол…
Только сейчас сообразила, что не взяла с собой никакого инструмента, чтобы выкопать ямку, даже небольшую и неглубокую. Но не возвращаться же назад! Женщина опустилась на колени и принялась голыми руками разгребать землю. Это оказалось непросто — слежавшийся дерн никак не хотел поддаваться. Содранные ладони отчаянно болели, Ирина сломала ноготь на указательном пальце, кровь потекла на землю, но она не остановилась до тех пор, пока не получилась ямка глубиной сантиметров пятнадцать. Рыть глубже не было сил.
Она достала из кармана куртки маленький сверток, опустила в ямку, старательно присыпала землей и еще ногой утоптала, чтобы наверняка. Ну вот, кажется, и все! Ирина бросила последний взгляд на результат своего труда и повернулась к лесу.
В этот миг снова потемнело. Луна спряталась за тучами, но не это заставило Ирину застыть на месте от ужаса. Совсем рядом она увидела ярко-желтые глаза! То существо, которое так напугало ее, было совсем рядом. Ирина почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Голова кружилась, во рту еще стоял противный солоноватый привкус крови, но главное — она была в полной власти этого страшного нечто, рожденного из темноты. И прямо сейчас оно может сделать с ней что угодно…
Собрав последние силы, женщина закрыла лицо руками, отчаянно закричала и бросилась бежать.
Обратный путь Ирина помнила смутно. Она брела наугад, не разбирая дороги, несчетное количество раз спотыкалась и падала, поскальзывалась в раскисшей грязи, поднималась на ноги и снова шла вперед. Больше всего боялась, что не хватит сил встать, и тогда она останется в этом проклятом заколдованном лесу навсегда.
Ирина выбилась из сил, когда в просвете между деревьями показалась просека. «Наконец-то! Совсем немножко осталось!» — подбадривала она себя.
Тяжелые железные ворота громко заскрипели, снова залаяла собака, но теперь Ирина обрадовалась ей, как старой знакомой. Этот лай означал близость жилья, людей, обжитого пространства…
Как ни спешила Ирина попасть домой, но все же тщательно задвинула железный засов и еще подергала для верности.
Дальше — уже легко. Путь до своей дачи Ирина преодолела в считаные минуты, словно второе дыхание открылось.
Соседские дома больше не казались зловещими, наоборот, сейчас они выглядели такими симпатичными и милыми, почти родными. Даже темные окна уже не пугали.
Она вошла в калитку, взбежала по ступенькам крыльца и принялась шарить по карманам в поисках ключей. Был страшный миг, когда показалось, что она выронила их где-то в лесу и теперь всю ночь придется провести под холодным дождем, но тяжелая связка отыскалась за оторвавшейся подкладкой. Дрожащими руками Ирина вставила ключ в замочную скважину, и когда дверь распахнулась, готова была расплакаться от счастья.
Не зажигая света, сбросила сапоги прямо посреди комнаты, сняла измазанную глиной куртку и повалилась на продавленный диван. Раздеваться не было сил. Спать, спать, все остальное потом…
Но в последний миг, перед тем как провалиться в темноту, показалось, как будто совсем рядом кто-то есть. Прямо над ухом Ирина услышала тяжелый вздох, потом тихий, но ясный голос горестно произнес:
— Ах, Ира-Ира, что же ты наделала!
К утру распогодилось, тучи рассеялись, и небо засияло яркой весенней синевой. В окна сквозь ситцевую занавеску заглядывало солнце. Еще не проснувшись, Ирина почувствовала на лице его ласкающее прикосновение и чуть улыбнулась. Настроение было замечательное: как можно не радоваться, когда наконец-то закончилась такая долгая зима и впереди — лето?
Открыв глаза, она не сразу сообразила, почему лежит одетая на диване и к тому же не в городской квартире, а на даче. Приехала прибраться, подготовиться к новому сезону? Тогда почему такой беспорядок вокруг? Куртка валяется на полу, резиновые сапоги брошены посреди комнаты, возле них натекла целая лужица грязной воды, мебель покрыта слоем пыли, и сам воздух в доме какой-то затхлый, нежилой…
Хороша хозяйка!
Ирина приподнялась, чтобы отдернуть занавеску, да так и ахнула, увидев собственные руки. Грязные, все в ссадинах, ногти обломаны… Только сейчас она вспомнила, что делала прошлой ночью и зачем приехала сюда. Перед внутренним взором на миг появился лес, дрожащая осина, она сама, закапывающая злосчастный узелок под корнями. И глаза, глаза из темноты…
Нет, нет, не надо это вспоминать! Такого просто не может быть, существо привиделось ей, померещилось со страху!
Ирина еще продолжала себя успокаивать, но хорошее настроение исчезло. Яркость и чистота весеннего утра, синева неба, омытого дождем, первая нежная зелень уже не радовали глаз. Даже солнце виделось каким-то сероватым, словно подернутым пылью, как лампочка, которую сто лет не протирали.
Ирина встала, чувствуя себя разбитой, немощной, словно древняя старуха. Все тело ломило, как после тяжелой работы, голова кружилась, руки и ноги не слушались, будто чужие… Самый воздух здесь казался каким-то давящим. Хотелось немедленно бежать прочь из дома, который Ирина когда-то так любила.
Нет, нельзя! Не оставлять же после себя такую грязь! Ирина тяжело вздохнула и принялась за уборку.
Она мыла полы, вытряхивала коврики во дворе, протирала стекла до хрустального блеска с каким-то угрюмым ожесточением, словно пыталась найти разумное объяснение для своего приезда, вычеркнуть из памяти события прошлой ночи, но теперь больше не думала ни о муже, ни о его любовнице, ни о том, что будет дальше с ней самой.
Нехорошая история с Витиной изменой отступила куда-то далеко и казалась мелким происшествием, не стоящим особого внимания. Что такое запах чужих духов по сравнению со взглядом внимательных желтых глаз существа, рожденного темнотой? Сущая безделица. Ощущение непоправимости совершенного поступка упорно не оставляло Ирину.
Отмывая в тазике заляпанные грязью резиновые сапоги, она чувствовала себя как убийца, пытающийся скрыть следы преступления. И пусть это не кровь, а всего лишь размокшая глина, но почему так погано на душе? Почему ничто не радует? Руки движутся, как заведенный агрегат, а сердце щемит, и думать не хочется ни о чем.
Когда солнце перевалило за полдень, весь дом сиял чистотой. Но нехорошая это была чистота, неживая. Словно после похорон прибирались… Ирина в последний раз оглядела дом хозяйским взглядом, выключила отопление, запихнула сапоги обратно в кладовку. Вот теперь, кажется, все.
Надо возвращаться домой, больше здесь делать нечего.