Прошка с большой буквы

Глава 3 ^{в которой ветеран хроноразведки рассказывает о том, как он был внедрён в будущее, а Прохор с Петром проверяют осенние паутинки на предмет шпионажа}

Увидев ободранную входную дверь, я даже моргнул пару раз. Напомнила мне она кое-что. Кнопка — и та была точно такая же и тоже, наверное, сломанная, потому что Петька не позвонил, а постучал. Подождал полминуты и постучал снова. За дверью закряхтели, завозились.

— Кто? — спросили сиплым баском.

— Да я это, Мундыч. С другом вот пришёл…

— А кто это — я?

— Да Петька! Безотечества…

За дверью хмыкнули.

— Ну, если без отечества…

Дверь открылась. На пороге стоял небритый дядечка в отвислых трениках и майке-алкоголичке. Точь-в-точь папка мой, только морда другая.

— Пива принёс?

Петька полез в сумку и вынул оттуда пластиковую полторашку.

— Ну заходи тогда…

Прошли мы в комнату, и я опять растерялся — так она была на папкину похожа: раскладушка, бутылки в углу… Ничего себе ветерана Петечка откопал!

— Как ты его зовёшь? — шёпотом переспросил я.

— Мундыч, — тоже шёпотом ответил Петька.

— Почему Мундыч?

— Н-ну… сначала Эдмундычем дразнили, а потом уж Мундычем — для краткости… А вообще-то он Феликсович.

Ничего не понял.

Мундыч тем временем растянулся на раскладушке, свинтил крышечку, пива в стакан плеснул.

— Ну что, молодое поколение? — осведомился он между глотками. — О чём рассказать?

— Как тебя в будущее внедряли… — попросил Петька.

Начал Мундыч не сразу — сделал задумчивое лицо, помолчал.

— Ну что? — хрипловато заговорил он. — Никто меня, конечно, туда не внедрял. Просто лет пять назад оттепель была… хронополитическая… Короткая, правда, но оттепель. Нам будущее любить разрешили, им — прошлое. Первыми, понятно, они спохватились: дотумкали, значит, будуары хроновы, что, чем больше они нам вреда причинят, тем самим же хуже и станет. А там и до нас помаленьку доходить стало…

Я сидел тихо, только табуретка подо мной поскрипывала.

— А у меня диплом на носу, — продолжал Мундыч. — Вы что ж, думали, я тут всю жизнь на раскладушке провалялся? Не-е…

— А вы где учились? — отважился я задать первый вопрос.

— Вот те хрон! — взгоготнул он. — В высшей следственной, понятно, где ж ещё? Хроноразведки тогда ещё не было. Ну так вот… Вызывают меня к ректору, говорят: диплом подождёт, решили тебя на стажировку послать…

— К грядушкам? — с трепетом перебил Петька.

— Ну! Первого! Первого, прикинь! До меня ещё к ним никого не посылали… Ну я, понятно, спрашиваю: почему меня? И что оказалось…

Пиво в стакане кончилось. Мундыч взял с пола пластиковую баклажку и принялся наливать — долго-долго. Мы с Петькой аж извелись, пока он наливал. И пил нарочно медленно. Наконец утёр щетину вокруг рта, продолжил:

— Оказалось, в дипломной работе дело. Тема, оказалось, подходящая — устремлённая, так сказать, в перспективу: детская преступность. Дети, как это раньше говорилось, наше будущее… Жаргоны опять же изучал дошкольные, стало быть, и с языком проблем не возникнет…

— И не возникло?

— Не-ет… Да и у вас бы не возникло. Там язык-то… А тебя как зовут?

— Прошка, — сказал я.

— Староста класса, — уважительно добавил Петька.

— Так вот запомни, Прошка. В будущем язык вообще не нужен. Я тебе больше, Прошка, скажу: вякнешь там что-нибудь вслух — запросто могут привлечь за оскорбление чувств окружающих…

— Как это? — не понял я.

— А так! Ты ж вроде малец сообразительный. Вот и прикинь: с каждым годом приличных слов у нас становится всё меньше и меньше. Чего далеко за примером бегать? Возьми хотя бы слово «голубой». Раньше оно оттенок означало, а теперь что означает? А?! Вот то-то же… И дошли они, значит, у себя в будущем до жизни такой, что все слова стали неприличными. Все!

— А как же они между собой говорят?

— А никак! Картинки друг другу показывают, сюжеты, смайлики…

— И всю дорогу молчат?!

Осклабился Мундыч.

— Ага! Молчат… Мы, что ли, никогда не материмся? Ну вот и они так же… Ой, а с заборами… — Мундыч не выдержал — загыгыкал, даже стакан на пол отставил.

— А что с заборами? — жадно спросил я.

— Знаешь, как они в будущем на заборах пишут, на стенах? Нет? Ну вот слушай. Подойдёт, ткнёт пальчиком… и нарисуется на заборе клавиатура…

— Как на планшете?

— А у них там любая стенка — планшет. Да что стенка… Ты себе съедобный дисплей представить можешь?

— Нет.

— А я вот ел. Берёшь, скажем, пиццу, тычешь в неё пальчиком…

— И чего?! Клавиатура обозначается? Прям на пицце?

— Угу.

— Так она ж остынет, пицца, пока ты на ней…

— Остынет, — одобрительно подтвердил Мундыч. — А ты её опять разогрей. Опять пальчиком ткни, назначь нужный градус, нажми Enter, обожди минутку — и приятного аппетита… Так-то вот. — Он с сожалением приподнял баклажку. Пива в ней оставалось совсем немного.

— Мы ещё сбегаем, — заверил Петька. — Ты рассказывай давай!

— А что тебя конкретно интересует?

— Ну вот как тебя туда доставили? Машиной времени?

— Не знаю, — признался Мундыч. — Ректор говорит, давай, мол, по коньячку на дорожку… Выпил я — и отрубился. А очухался — уже там… — хмыкнул, качнул головой, будто заново удивляясь своим же воспоминаниям. — Знаешь, что странно показалось? — внезапно спросил он, обращаясь в основном ко мне. — Мошки полно! Столбами ходит, крутится. Кусать не кусает, а лезет повсюду. В глаза, за шиворот… Причём везде: на улице, в помещении… Думаю: что ж они гадость эту не потравят? Охрана природы? И что оказалось… — Мундыч вылил остаток пива в стакан. — Оказалось, никакая это не мошка, а махонькие такие беспилотнички, не больше комарика. Всё видят, всё пишут… — Допил, утёрся. — Это ж какой, думаю, кайф оперативным работникам! Ни наружки никакой не надо, ни свидетелей! Делов-то: скачал все данные — и, считай, дело раскрыто… И что оказалось…

Но мы с Петькой так и не узнали, что там ещё оказалось: глаза Мундыча заволоклись, рот приотворился — и ветеран неожиданно всхрапнул. Первый раз в жизни я видел, чтобы кто-то храпел с открытыми глазами. Потом локоть подломился, стакан стукнул об пол, а сам Мундыч распростёрся на раскладушке и тут уж задал храпака всерьёз. Глаза закрылись.

— Всё, — с сожалением сказал Петька Безотечества и встал с табурета. — Теперь только вечером очухается… Пошли!

— А дверь? — спохватился я. — Что ж мы, уйдём, а дверь открытой оставим?

— Да что у него тут брать!

Забыл сказать: на улице был сентябрь, летели паутинки. Много паутинок. Поглядел я на них, поглядел — и проснулась во мне бдительность.

— Петьк, — говорю, — а помнишь, в июле мошка кончилась, а в августе снова началась? Клубами ходила…

— Ну?

— А кусаться уже не кусалась. Может, это вовсе не мошка была, а?

— А чего?

— Может, это грядушки к нам беспилотничков своих напустили? Подслушивать, подглядывать…

— А потом они куда делись, беспилотнички?

— Н-ну… не знаю… Осень, дождями выбило…

— Так дождей-то ещё не было.

— Или попрятались. Чтобы не разоблачили их… В сентябре-то мошки не бывает…

— Да и фиг с ними, — беззаботно решил Петька. — Пускай на нашу жизнь глядят и завидуют… Лишь бы не кусались!

— Или вот паутинки, — говорю, а самому уже страшновато. — Поди разбери, паутинки это летят или что…

Петька посмотрел, подумал.

— Учителка вроде рассказывала, на паутинках паучки летают, — вспомнил он. — Бегает по ней туда-сюда — и вроде как рулит… вверх-вниз… влево-вправо…

— А вдруг не паучки? Вдруг тоже что-нибудь такое… оттуда…

— А давай поймаем!

Поймали одну, стали на ней паучка искать. Не нашли. То ли спрыгнул, то ли самоликвидировался. А может, обратно в будущее слинял. А что? Грядушки же…