Прощание. Последний конфликт

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. О ТОМ, ЧТО ДАЖЕ ВЫСОКОРАЗВИТЫЕ ГУМАНОИДЫ НЕ ПРОЧЬ ПОЛАКОМИТЬСЯ ШКУРОЙ НЕУБИТОГО МЕДВЕДЯ

Через два дня, выделенные советом на адаптацию, Преображенский отвез меня к целителям. Там взяли пробы крови и слюны, а я, находясь в лаборатории и пользуясь тем, что Преображенского нет рядом, деликатно поинтересовалась вопросом предохранения. Девушка в зеленом халате догадливо кивнула, а потом предложила сначала окончательно убедиться в том, что в данный момент я не беременна.

— Поскольку вы вели земной образ жизни, то и с технологией капсульного развития зародышей незнакомы, — пояснила она. — А значит, гипотетический эмбрион до двух месяцев может не проявлять себя в вашей матке. Пойдемте, посветимся немного.

У целителей в лаборатории оказалось что — то вроде вертикального МРТ. Только двигающейся штуковины не было — я зашла внутрь, словно в солярий. На мгновение меня озарило светом, и почти сразу же раздался бодрый голос моей сопровождающей:

— Все, можете выходить. Сейчас выведу проекцию на середину зала.

Голограмма была объемной и, если не считать отсутствия одежды, совершенно похожей! Меня так и подмывало дотронуться до переливающегося отображения собственного тела, но что — то останавливало. Наверное, детский страх показаться глупой, пусть и лейнианка, я уверена, отнеслась бы к этому с пониманием. Вместо этого я послушно встала рядом с ней, поправляя воротник презентованного Селеной платья, и приготовилась выслушивать вердикт.

— Вполне неплохо, — похвалили меня. — Тело в отличном состоянии, питаетесь вы в основном правильно. Кожа хорошая. Но вот это… — она задумалась на мгновение. — Это мне совсем не нравится!

— Что именно? — полюбопытствовала я.

— Кости. Что и следовало ожидать, — покачав головой, произнесла женщина, а потом с моей голограммы в буквальном смысле слова стали снимать кожу. Затем исчезли мышцы и кровеносные сосуды, а я стала свидетельницей явления собственной костной структуры. — Прогноз на ближайшие два года, — велела женщина в зеленом халате, и в следующее мгновение изображение изменилось так, что я не сдержала изумленного возгласа. — Истончаются связи между клетками. Вы теряете витамин Д с тех пор, как ступили на борт «Армады». Это лишний раз доказывает, что нашей исторической родиной действительно была Земля. Хорошо, что вы не беременны, — с облегчением заключила женщина — врач. — Выносить бы не смогли. Плод лишил бы вас большей части кальция.

— И что мне делать? — тоскливо спросила я.

— Для начала — инъекцию противозачаточных, — распорядилась женщина, уходя с середины кабинета к одной из стен. — Границы контактных поверхностей, пожалуйста, — затем из небольшой ниши она достала серебристую упаковку размером с мою ладонь, надорвала ее и выложила изнутри пластину телесного цвета, на вид очень напоминающую застывшее желе. — Не бойтесь — вполне безопасно, Лейквун. В течение будущего года о детях можете даже не беспокоиться. Плечо оголите, — я последовала совету, а спустя мгновение, когда «желе» приложили к коже, почувствовала легкое жжение. — Это вещество позволит вашим яичникам вырабатывать яйцеклетки, как и раньше, но оплодотворить их не смогут. Вы понимаете, что в течение года должны будете покинуть планету и вернуться в привычную среду? — она пытливо посмотрела на меня, шурша упаковкой от контрацептива. — Естественно, отчет сразу же пойдет на стол Августа Лея, я об этом позабочусь. А пока…

— Что? — насторожилась я.

— Жаль, что рекреация вам не помогает, — женщина кивнула в сторону знакомой кабины в углу комнаты. — Все проблемы разом бы решила. А так придется действовать в комплексе, но местно… сейчас — в кресло пройдите, пожалуйста.

Мне указали на довольно удобное приспособление, улегшись на которое, я почувствовала тягу ко сну.

— Нет, Лей, глаза не закрывайте, иначе рискуете никогда больше не разжать челюстей.

Дрему снесло, будто ураганом, и я в праведном ужасе уставилась на женщину, держащую в руках очередное орудие пытки.

— Сейчас укрепление зубов проведем, — пояснила свои действия она, выуживая из пакетика цвета металлик приличную по размерам таблетку. — Лежите и рассасывайте — микроэлементы проникнут в костную ткань и сразу же обогатят ее изнутри.

— Вы просто волшебники, — отозвалась я спустя некоторое время, ощущая удивительную легкость в теле. — Спасибо вам!

— Спасибо, что воспользовались нашими услугами, — улыбнулась женщина на прощание. — Не забывайте пить витамины, Лей!

— Ты долго, — Преображенский не жаловался, просто констатировал факт, поднимаясь с кресла, в котором расположился для ожидания.

— У меня есть документальное подтверждение того, что на планете оставаться нельзя, — широко улыбнулась я, чувствуя огромный прилив сил после целительских процедур. — Мои кости начинают разрушаться под действием Солнца.

— Вполне логично, — кивнул Преображенский. — У тебя нет генетической защиты от радиации, которую нам прививают в момент зачатия. Что ж…в какой — то степени я даже рад, что ты не совсем стопроцентная лейнианка, — ласково улыбнулся он.

В этот миг мне захотелось крепко обнять его. Но я сдержалась. Я помнила обещание и собиралась ему следовать.

— Мы роднимся только по крови, Саша, — получилось грустнее, чем я рассчитывала. — Во всем остальном — как две находящиеся на разных частях вселенной звезды.

— Да, наверное, ты права, — слишком быстро согласился кадровик, и я ни единому слову не поверила. Что — то этот тип замышлял. Опять. И я этого «чего — то» однозначно боялась. — Какой неожиданный сюрприз… — Саш внезапно сменил тему, и я была вынуждена проследить направление его взгляда.

Себастьян Дорн совершенно не собирался к нам подходить. Он лишь сдержанно кивнул, и я поинтересовалась у Саша:

— Тоже на сдачу генетического материала пришел?

— Похоже на то, — ответил Саш. — Даже странно, что в одиночестве — я слышал, что его Виктория ни на шаг не отстает от него, и везде они появляются вместе.

— Этот позор она не смогла вынести, — схохмила я, возвращаясь к Преображенскому.

— Позор? — удивился он. — Твое рождение — позор?

Неужели он еще сомневался в этом? В лаборатории, между делом…сотворили ребенка! Боже, как же хорошо, что мне не нужно было оставаться на этой ненормальной планете…

— Каков план действий? — вместо ответа я перевела тему.

— Едем к твоему дедушке в гости, — коротко усмехнулся Саш.

Апартаменты Августа Лея, как выяснилось, занимали добрых пол-этажа одного из научных центров, принадлежащих целителям. Как пояснила встретившая нас Мария, дед с бабушкой не видели абсолютно никаких неудобств в том, чтобы жить на расстоянии вытянутой руки от работы. Так что, при желании, мы могли свернуть гостевое время и посвятить оставшиеся в компании родственников минуты, гуляя по коридорам многоэтажного целительского корпуса. Мама сказала, что здесь находится абсолютно все, что необходимо для оздоровления организма. Это было именно то место, где отец проводил свои реабилитационные часы, и где сама она с удовольствием ухаживала за ним. Так вот, значит, как все начиналось…

Жилище деда, как дом Преображенских, меня не поразило. Наоборот, показалось чем — то само собой разумеющимся по сравнению с тем местом, куда определил меня кадровик под видом патронажа.

— Папа хотел лично поговорить с тобой, — деловито обратилась ко мне Мария. Мне не оставалось ничего иного, кроме как кивнуть. — Подожди его немного. Он закончит в лаборатории и выйдет к тебе. А Сашку я пока найду чем занять.

Отпуская несчастного Преображенского с куратором, я успела поймать виноватое выражение его лица. Криво усмехнулась — как будто он что — то был должен мне — и решила оценить окружающую обстановку, в которой вынуждена была встретиться с дедом.

Широкое окно просторной круглой комнаты сразу привлекло мое внимание. Окружающая молочная белизна мебели и пола, как ни странно, тоже пришлась по вкусу, так что, проходя мимо изогнутого длинного дивана, я коротко улыбнулась. Снаружи открывался потрясающий вид. Жаль, что мы с Преображенским приземлились на крыше, в противном случае, поднимаясь сюда (а этаж, по ощущениям, был не меньше десятого), я по достоинству смогла бы оценить все ярусы нижней части города. Хотя и в теперешнем положении имелась своя прелесть: я словно застыла посередине двух миров. Внизу были видны не очень высокие гостевые домики, торчащие пятнышками среди деловых высоток, а сверху уже светлели паруса — накопители солнечной энергии. Не будь жители планеты неисправимыми электрониками, я бы, наверное, почувствовала себя, словно в сказке. Сама не осознавая, как, я начала напевать незатейливый мотивчик песни о желтой субмарине.

— Это пример земного фольклора? — раздался позади хорошо поставленный голос деда. Так вот, значит, от кого мне достался музыкальный слух. Отвернувшись от окна, я увидела пришедших в комнату Августа и Амандин, держащихся за руки. Одеты они были все в те же однообразные зеленые костюмы целителей и почти одинаково улыбались. Меня это не оттолкнуло, нет. В доме семьи Лей я все воспринимала так, словно оно было само собой разумеющимся.

— Можно и так сказать. Здравствуйте, — решила побыть вежливой я, тем более что новоявленные родственники произвели вполне приятное первое впечатление.

— Ты, очевидно, чувствуешь неловкость оттого, что встречаешься с родственниками по крови в рамках обязательного визита, — изрекла довольно замысловатую фразу Амандин. Я не знала, как объяснить, что не совсем хорошо понимаю то, о чем она хотела сказать, и положение спас Август. Он с улыбкой посмотрел на бабулю:

— Не все сразу, Амандин. Давай потихоньку подведем ее к тому, что следует знать.

— Знать? — уцепилась я за последнее слово деда. — О чем вы, Август?

— Ты, наверное, не поверишь, если мы признаемся, что очень рады видеть тебя. Вас обеих, — поправился глава семьи Лей, и я готова была биться о заклад: он действительно испытывал то чувство, о котором говорил. — Думаю, понятнее тебе будет, обозначь мы наши ощущения как глубокий научный интерес и интуитивное понимание того, что долгосрочный научный эксперимент наконец — то подошел к концу.

— Эксперимент? — переспросила я, чувствуя, как ноги вынуждают меня отойти от окна и устроиться на причудливом светлом диване.

— Август, ты бестактен, — пожурила мужа Амандин. — Милая, хочешь чаю? Нам предстоит не самый приятный и короткий разговор.

Я рассеянно кивнула, попутно отмечая, что Саш, наверное, успеет без меня соскучиться. Амандин покинула большую комнату, сказав, что скоро вернется, Август же подошел ко мне, присел вполоборота рядом и взял мою руку в свою, удивительно аккуратно поглаживая тыльную сторону ладони.

— Прости, если чем — то напугал, — извинился он. — Для нас действительно очень…необычно то, что Мария вернулась с дочерью. Что все наши прогнозы и молитвы…все — таки сбылись.

— Я не понимаю, — надеясь, что не послужу причиной изменения чужого настроения, возразила я.

— Ты знаешь, что раньше люди были по два — три метра ростом? — улыбнувшись, внезапно сменил тему разговора дед. — Нет? Ну что ж…их еще называли людьми солнца Ра. Высокими, просветленными. Мудрыми в самой своей сути. Все они жили на Земле в мире и согласии. Каждый занимался тем, что было ему по душе. Никаких войн, разрушений, непониманий…нам никогда не стать снова такими, какими смогли сделать себя люди той эпохи. Никогда наша наука не постигнет и десятой доли тех знаний, что аккумулировали в себе раяне — люди Ра.

— Погоди — погоди, дед, — я выставила вперед руку, призывая к передышке. — О каком времени ты сейчас толкуешь? Я не припомню в истории подобных сверхцивилизаций.

— Их и не было, — подтвердил Август. — После раян уже ничего не было. Все смыло вместе с великим потопом.

— Святое Чтение будешь сейчас пересказывать? — усомнилась я.

— Святое Чтение есть в некотором роде литературная обработка произошедших в действительности событий, — поправил меня Август. — Потоп действительно был. Только вот сценарий у него со временем немного изменили.

— Продолжай, — насторожилась я.

— Знаешь, — он похлопал меня по руке, которую все никак не мог выпустить, — я смотрю на обе наших расы и понимаю, что мы — будто две насильно разлученные половинки одного целого. Мы действительно в чем — то похожи на своих далеких предков. Просто лейниане переняли рассудочную сторону, земляне же предпочли эмоциональную. А случись бы возможность все это скоординировать…и нам не было бы равных во всей Вселенной.

— О чем ты говоришь? — я почувствовала легкое раздражение. Ну, какое вообще могло быть сравнение между нами, обычными землянами, и этими детьми звезд?

— Это может показаться странным… — Август поджал губы.

— Не может, а так и есть, — не удержалась я от ехидного комментария.

— Да, ты, наверное, права… — со вздохом согласился мужчина. — Ну что ж, давай по порядку. В двухметровых людей хотя бы поверишь? — с легкой улыбкой спросил он.

— Если принять во внимание чистую атмосферу древности — более чем.

— Именно так, — похвала так и чувствовалась в его голосе. — И жили они, как и во всех земных сказках, долго и счастливо. Пока не умерли в один день, — ирония показалась мне неуместной, особенно для лейнианца, но я ведь решила, что ничему удивляться не буду, так что…просто продолжила слушать. — Только вот не подумали они, счастливо покинувшие этот мир, что кто — то с их решением не согласится. Не предвидели банальнейшего из путей развития — того, что предполагал сильное желание вернуть близких. Настолько сильное, чтобы суметь приготовить сыворотку молодости, например. Или научиться бурить в земле скважины такими сплавами, которым не страшна была возрастающая по мере приближения к ядру температура. Казалось бы, поначалу призванные во имя добра, раянские технологии постепенно обнаруживали свое несовершенство. Но, как это случается до сих пор с обычными людьми, они чересчур увлеклись. Увлеклись настолько, что собственный познавательный интерес поставили выше общественного благополучия. Ты даже не догадываешься, какой была истинная причина потопа.

— Боюсь даже представить, — честно призналась я.

— Испытания ядерного оружия.

Кажется, мои глаза неправдоподобно округлились. Испытания? Оружия? Во времена потопа?!

— Раяне были высокоразвитой цивилизацией, — грустно улыбнувшись, подтвердил мои немее вопросы дед. — Эта веха в истории нации стала самым позорным событием. После нее и берет начало разделение нас на две расы.

— Как именно это произошло? — не желая заострять внимание на том, что творили прошлые люди с моей планетой, спросила я. Если лейнианцы переняли от этих раян только рассудок…кто знает, быть может, программируемая черная дыра — это только цветочки?

— Во время взрыва произошел выброс неизвестных в то время частиц излучения. Они удивительным образом в считанные мгновения преодолели сопротивление тверди, вызывая незапланированное спонтанное движение литосферных плит. Земное ядро не пострадало, но…началось ошеломительное таяние ледников. Вкупе с огромной волной, вызвавшей такие наводнения, которые не унимались несколько лет, они обусловили частичное затопление существовавшего в то время единственного континента. Вместе с ним под воду ушла значительная часть раянской цивилизации. Под толщей воды было захоронено около полумиллиарда жителей. Оставшиеся с тяжелым сердцем и несмываемой виной решились на отчаянный шаг — покинуть планету, символизирующую собой фатальную ошибку, приведшую к катастрофическим последствиям. Тем более что двойника Земли — Лею — они давно уже вычислили по наблюдениям и даже предприняли несколько успешных высадок на поверхность. Да, радиация там оставляла желать лучшего, но…как видишь, знание пригодилось, — пожал плечами дед.

— Но ведь на Лею высадились раяне — двухметровые гиганты, — напомнила я. — Как же получилось, что лейниане ничем не отличаются от людей?

— К тому времени, как стало известно, что на Земле остались выжившие, раяне на планете Лей уже успели наладить новый быт. Конечно, ресурсов, подобных земным, здесь не было, но и тут решение было найдено: вместо разрушающей ядерной энергии подавляющее большинство процессов было переведено на безопасную солнечную, вместо расточительного использования воды и других исчерпаемых источников — их разумное потребление. Также встала и проблема выживания, причем достаточно остро. Мнения по поводу того, какой дорогой стоит идти дальше, разделились. То было поистине смутное время, моя девочка. И закончилось оно не менее плачевно. Догадываешься, какое решение стало всему венцом?

— Строгая иерархичность общества и полное подчинение двенадцати семьям, — подумав, ответила я.

— А еще — изменения в ДНК, специально вносимые для того, чтобы полностью исключить бунт и позволить нации развиваться по одному и тому же пути без всяких неожиданностей. Тогда — то и наступил для нас бесконечный век разумного процветания с одной стороны и полной эмоциональной деградации — с другой.

— Вы так говорите, будто не согласны с подобной системой, — осторожно заметила я.

— Плюсов, безусловно, огромное количество: у нас нет проблемы лени и неисполнения работы. Если какому — нибудь лейнианцу поручено дело, ты можешь быть уверена, что он или выполнит его с блеском, или найдет кого — то в помощь. Но у нас нет вольных музыкантов. Нет желания наслаждаться природой. Нет стремления прижимать детей к груди, и поэтому они растут с родителями, которые считают воспитание потомства не более чем долгом перед отечеством. Мы скупы на эмоции, Лей, и потому обречены на вымирание.

— А теперь мне кажется, что вы подстегиваете меня на бунт, — прищурилась я.

— На планете Лей бунта по определению быть не может, — в комнату вернулась Амандин с чашкой дымящегося чая. Поблагодарив ее взглядом, я приготовилась слушать еще тщательнее. — Просто некоторые представители цивилизации считают необходимым проведение глобальных перемен в нашем сознании.

— Каких, например? — спросила я.

— Все очень просто, Лей, — улыбнулся Август. — Для этого достаточно вернуть в наши ДНК один — единственный ген.

— Какой же?

— Свободную волю, — пояснила Амандин. — Когда мы стали работать на благо национального будущего, мы утратили индивидуальность.

— И теперь те, кто считает, что ее необходимо вернуть, а индивидуумам предоставить право развиваться как личностям самостоятельно, назвали себя движением натуралистов.

— Ты сейчас разговариваешь с двумя его представителями, — добавил Август. — Пусть и сами мы — целиком и полностью продукты генной инженерии, а Марию вынашивала капсула, набор генов в ней не изменялся вообще, и родилась она такой, какой могла бы родиться в обычной человеческой семье. И пусть общественные нормы довлели на сознание, индивидуальности невозможно было не заметить. Ей хотелось познать себя. Вот почему она, в конце концов, покинула планету, нося тебя под сердцем.

— Твое зачатие, в том числе, стало возможным благодаря неизмененной генетической карте Марии. Это настоящий успех в целительстве. Потому — то и грозит разразиться довольно ожесточенная полемика на совете, когда вопрос коснется твоего кастового определения: военные просто не захотят уступить возможность смешать свои гены с представителем одной из главных семей, не подверженным проблеме с зачатием.

— Да, но ведь мое родство с Себастьяном еще не подтверждено, — попыталась возразить я.

Комнату огласил протяжный низкий звук, напомнивший мне трубу. Август отлучился в соседнюю комнату, скрытую полутьмой, и через несколько минут, в течение которых мы с Амандин молча потягивали чай, вернулся со скупой улыбкой на губах:

— Устаревшая информация. Ваши с Себастьяном генетические карты не оставили сомнений даже у тех, кто не отметил чрезвычайного внешнего сходства. Совет Двенадцати уже предупрежден о том, что будет обсуждать твою причастность к одной из двух ведущих групп.

— И что мне делать? — упавшим голосом спросила я. Хотя чего стоило еще ждать от безошибочно — совершенной медицины? — Мне нельзя оставаться на планете, иначе я рискую погибнуть из — за неподготовленности к вашему климату. Я уже о вынашивании плода не говорю…

— Просто будь собой, — ко мне подошел Август и легко сжал за плечи. — И не надейся, что останешься там одна. На этой планете у тебя больше союзников, чем ты думаешь.

Говорили мы долго. По рассказам Августа и Амандин я довольно быстро усвоила историю превращения раян в лейнианцев. Просто условия жизни на планете оказались таковы, что гордым исполинам пришлось под них прогнуться, и в итоге, хоть и разными путями, но два звена эволюции оказались в одинаковых экологических условиях. Быть может, у нас и правда было больше общего, чем могло показаться поначалу…

Когда пришла пора возвращаться домой, а я уже покинула старших родственников, Мария вызвалась проводить меня к транспортнику, пока Преображенский готовил все для вылета.

— Так и не получилось поговорить как следует, — шутливо пожаловалась она, но в ее словах я услышала плохо скрываемый страх. Он появился ровно после того момента, когда Август во всеуслышание объявил о нашем с Себастьяном Дорном кровном родстве. И я знала, с чем именно он был связан.

— Как ты здесь? — стараясь не выдать волнения, дежурно поинтересовалась я.

— Если думаешь, что меня пустили на опыты, то глубоко заблуждаешься, — фыркнула мать. — Наши в обиду не дадут. Хотя, конечно, была парочка нескромных намеков от военных, — Мария брезгливо поджала губы. — Зато твой друг не давал скучать — частенько навещал меня.

— Друг? — не поняла я поначалу.

— Майдиорн, — живо пояснила Мария. — Вытаскивал на прогулки, хотя у меня совсем не было на это настроения после возвращения в родные пенаты. Вот вроде и глава целой касты, а время нашел…

Я услышала скрытый упрек в адрес Себастьяна и в который раз уверилась в мысли, что маму на съедение формалисту — отцу отдавать нельзя. Я примерно представляла, во что может вылиться обнародование нашего родства, и обвинение Марии в укрывательстве потомства среди всех подозрений были, пожалуй, самыми несерьезными. Но Себа, как правильно говорила мама, свой шанс упустил. И я не собиралась добавлять ему козырей в рукаве.

— У Мая какой — то интерес к тебе? — с надеждой в голосе спросила я.

— Не думаю, — поморщилась Мария. — Просто приходил и беседовал. Я для него примерно такой же интерес, что и ты для Сашика поначалу, — последнее слово она выделила особо. — Задает вопросы, интересуется, наблюдает…стандартный набор исследователя.

— Кстати, о Саше, — решила я свернуть неудобную для матери тему. — Дед обмолвился, что для возвращения к человечности достаточно вернуть в ваши гены так называемый СВ — свободную волю. Это то, что ты с Преображенским сотворила?

Мария торжественно улыбнулась:

— Не — а! Думай дальше, мелкая.

— Не знаю. Правда, — я сдалась без боя, поскольку опасалась, что предмет обсуждения вполне может нарушить наш с Марией междусобойчик, а узнать о природе кадровика хотелось до рези в глазах. Не знаю, почему, но в свете приближающегося совета…хотелось!

— СВ — это не ген, — в клочья порвала теорию собственного отца Мария. — И именно на примере Сашки я это доказала. Он родился с абсолютно стандартным набором — я даже не прививала ему управленческий вариант. Единственное, что сделала — усилила интерес и желание самосовершенствования. А дальше пошла глубокая психологическая работа. Я заставляла его каждый день узнавать о чем — то новом и делиться наблюдениями. Делать выводы и просчитывать возможные варианты развития ситуации. Таким образом, он обрел свободное сознание. То, что отправится на мои поиски, уже было проявлением зачатков свободной воли — не осознающий себя отдельно от лейнианского общества индивид никогда бы даже не задался подобной целью. Уроки наши также не прошли даром — он продолжал изо дня в день работать над собой. Рос Сашик, росла и его способность сопротивляться лейнианской воле, в том числе — неугодным приказам. И от Алинкиного желания завести совместных детей он очень вовремя решение придумал. Ну а то, что на Земле творил…ты же пыталась на него воздействовать — пусть несознательно, но все же. Это было первым вопросом, который он задал мне, когда мы остались наедине. Почему случилось так, что он отделался всего лишь кровотечением, когда не пожелал повиноваться твоему решению? Потому что это было проявлением свободной воли: в тех условиях, которые были предоставлены ему для развития, он стал не только членом общего социума, но и самостоятельной единицей, у которой не могло не появиться сознания, не подчиняющегося мнению большинства. Я не ломала его ДНК — ты ведь хотела именно об этом меня спросить, не правда ли, Лей? Я просто создала ему нужные условия для развития с целью узнать, сможет ли он самостоятельно вырасти в независимую личность.

— И как, на твой взгляд, смог? — не удержалась я от вопроса.

Ответом стала кривая ухмылка и короткое:

— Ты сама скоро это узнаешь.

К транспортнику я возвращалась с тяжелым сердцем. И если Преображенский это и заметил, то вида не подал. Только спросил, пристегиваясь:

— Домой?

Это «домой» прозвучало так неожиданно, что я вздрогнула, выныривая из своих мыслей. Хотела ли я, чтобы эта планета хотя бы сделала вид, что готова стать мне домом? Нет, нисколько. И все же на ней был тот, с которым я бы с удовольствием осталась…

— Да, Саша, полетели. Только, если можно, не так быстро.

— Устала? Болит что — то? — обернулся он ко мне.

— Нет. Все в порядке. Тут можно как — нибудь с Майдиорном связаться? — спросила я.

— Конечно. Минутку, — отозвался он, и в следующее мгновение сиденье со мной подъехало ближе к нему и к стеклу с обзором местности. Преображенский набрал на панели несколько кнопок, и участок стекла напротив меня сначала подернулся рябью, потом окрасился в цвет охры, а затем и вовсе явил передо мной несколько удивленное лицо главы семейства Ардрейн.

— Лейквун? — кивком поздоровавшись с кадровиком, обратился он ко мне. — Чем обязан?

— Мама сказала, что вы несколько раз навещали ее после нашего приземления на планету, — не стала ходить вокруг да около я. А Преображенский… да в конце концов, он видел меня голой и зареванной!

— Все верно, — слегка заинтригованно улыбнулся биотехнолог.

— Вы знаете, что сегодня подтвердилось мое родство с Себастьяном Дорном. Вы знаете, чем это может грозить Марии…

— Да, — мне показалось, что его голос при этом дрогнул, и я решила дернуть за соломинку.

— Вы же знаете, что он не станет мелочиться и обвинит ее во всех смертных грехах. Майдиорн…черт! Ты же был внутри моего сознания, — отбросив условности, горячо заговорила я, — ты знаешь, на какие эмоции бывают способны люди. Да, я ее почти не знаю, но и того немногого хватило, чтобы не захотеть ей незавидной участи от рук Дорна!

— Что ты хочешь от меня? — Майдиорн смотрел в упор.

— Защити ее, Май, — я специально обращалась к ангельской половине. — Я знаю, как она тебе нравится, и я знаю, что это не минутное увлечение. А если я права, не дай мне в тебе разочароваться. Женись на маме — и ты узнаешь с ней все, чем не успела удивить тебя я!

Он молчал слишком долго. И первыми словами были совсем не те, которые я ожидала услышать.

— Это все, о чем ты хотела поговорить?

— Да, — я почувствовала себя побежденной. Словно он послал к чертям всю мою откровенность.

— Тогда прошу меня извинить: есть еще много дел, которые я должен решить до заседания совета. Я услышал тебя, Лейквун. Это серьезное предложение. Мне стоит хорошенько его обдумать.

С этими словами он, не прощаясь, отключился.

— Ты сломала его мировоззрение, — смешок со стороны Преображенского начал понемногу приводить меня в чувство.

— Чем же? — без особого энтузиазма выдохнула я.

— Он никогда не забудет того факта, что оптимальное решение всех проблем предложила, в сущности, не знакомая с культурой девчонка.

— Думаешь, я только хуже сделала?

— С чего ты взяла? — удивился Преображенский. — Нет, просто подтолкнула его к и так закономерному выводу.

Я не ответила. Прикрыла глаза и постаралась отрешиться от происходящего. Невиданное дело: такая развитая нация — и настолько жесткое самоопределение!

— Мне кажется, ты начинаешь тихо скатываться в депрессию, — напомнил о своем присутствии Преображенский.

Я решила не ходить вокруг да около:

— На ближайшем заседании совет будет думать, что со мной делать. На планете меня оставлять нельзя, поскольку кости не выдержат пагубного воздействия Солнца, несмотря на все ваши хваленые меры по обеспечению безопасности. Значит, отправят обратно на Землю в сопровождении какого — нибудь племенного жеребца, чтобы изменить генетическую структуру наших детей, которые бы смогли нормально жить на Лей. Они решат проблему членов совета, которые не могут иметь потомство от себе подобных, и начнут возрождение нации. А я так и останусь на Земле, чтобы выполнять великую детородную функцию.

— Никогда не замечал за тобой подобного пессимизма, — нарочито бодрым голосом ответил Преображенский. Пытался поднять боевой дух? Не знаю. В тот момент мне было все равно.

— Просто пытаюсь здраво смотреть на вещи. Разве ты на моем месте не стал бы делать так же?

На этот раз Саш промолчал. Но установившаяся в салоне транспортника тишина не давила на сознание — напротив, ощущалась приятным и ненавязчивым дополнением. Я подумала, что мне будет не хватать ее на Земле после возвращения. Пожалуй, мне просто будет не хватать самого Преображенского. Я глубоко вздохнула. Смириться с мыслью о том, что, несмотря на все происходящее, я успела прикипеть к симпатичному кадровику, оказалось неожиданно просто.

— Все в порядке, Лейквун? — Саш повернул голову в мою сторону.

— Да. Все хорошо.

В тот момент я действительно сказала правду.