Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей

Двадцать

Двери школы оказались закрыты, но светила луна, и мне не о чем было беспокоиться. Хватило одной секунды, чтобы мысленно взломать замок, а потом аккуратно защелкнуть его за собой. Внутри коридор освещался болезненным голубовато-зеленым флуоресцентным светом, и двери в классные комнаты смотрелись черными прямоугольниками на фоне стен. Я почувствовала знакомый запах сотни студентов, книг и еды из столовой, и живот свело от тревоги. Я словно никуда не уходила. Потребовалось время, чтобы собраться с духом и напомнить себе, какой сильной я стала.

Куда идти? Фея сказала, что конец начинается в начале. Но где оно, начало? В туалете, где Люк нашел меня в обнимку с унитазом? На скамье во дворе, где мы флиртовали?

Нет. Конечно же нет. Все началось, когда мы вышли на сцену перед залом, полным людей. Именно тогда я впервые использовала свои способности, сама об этом не догадываясь.

Я пошла к залу по скрипящим под ногами половицам. Все казалось подозрительным. Я прислушивалась, не раздастся ли шум других шагов, хотя вряд ли могла услышать их из-за скрипа. Я заглядывала в каждый дверной проем, чтобы убедиться, что на меня никто не нападет. Но школа была покинутой и пустой. Вспомнились слова Люка: «Доверяй себе».

Его голос словно придал мне сил, и я расправила плечи. Я сильная.

А вот и двери в концертный зал.

Кресла утопали во тьме, однако сцена был освещена, словно шло представление. В углах сцены виднелись фрагменты декораций от постановки «Сна в летнюю ночь», в центре был очерчен круг, в середине которого лежало что-то темное.

Я точно знала, что лежит в круге. Мне хотелось ринуться вперед, но разум говорил, что меня ждет ловушка. Зачем еще класть Джеймса в луч прожектора, как не для того, чтобы заманить меня на сцену?

Я осторожно пошла вдоль темного ряда кресел, принюхиваясь, не появится ли запах тимьяна. Но зал был пуст, как и вся школа. Я дошла до лестницы на сцену и поднялась на гладкие деревянные подмостки. Я все еще была одна.

Чувствуя себе голой под ярким светом, я пробралась к кругу и узнала любимую футболку Джеймса. Я не видела его лица, но понимала, что меня ждет страшное зрелище.

Только бы он был жив.

Я присела и нерешительно дотронулась до его плеча.

— Пожалуйста, очнись.

Рыжий Придурок повернул ко мне голову и ухмыльнулся.

— Вуаля…

Я отшатнулась, скользя по гладкому полу, и Эодан сел. На нем была окровавленная рубашка Джеймса, на руке блестел обруч. Его позабавил мой ужас. Ноздри Эодана затрепетали, будто втягивая мой запах, и он облизнулся.

— Где Джеймс?! — прорычала я, делая шаг назад.

Мысль о том, что Эодан может до меня дотронуться, внушала такое же отвращение, как то, что на нем была футболка Джеймса. Он снял футболку, пока Джеймс истекал кровью. Я не могла перестать об этом думать.

— Что ты с ним сделал?

— Почти ничего. Основную работу сделала машина.

Отступать было некуда. Еще шаг — и я упаду вниз, в темноту.

Эодан с завораживающей скоростью оказался позади меня. От пряного запаха закружилась голова.

— Скоро я смогу до тебя дотронуться, — прошептал он мне на ухо. Пальцы Эодана потянулись к моей шее и замерли в миллиметре от нее, так близко, что я видела каждый узел и каждое пятно на кожаном браслете у него на запястье. Опять перед глазами возникло воспоминание Люка, как Эодан мучает девушку, и видение запятнанных кровью браслетов на его руках.

Сделай же что-нибудь. Сделай что-нибудь.

Тут вмешался инстинкт. Я ударила ногой, но попала не по гениталиям, а в бедро. Я выбросила вперед кулак, надеясь выбить ему пару зубов. Он отступил на шаг и ухмыльнулся, склонив голову набок. Он был похож на злую безнравственную модель, ускользнувшую с обложки глянцевого журнала.

Я попыталась пробраться к середине сцены, чтобы дать себе больше места для маневра. Эодан насмешливо наблюдал за моими попытками ускользнуть.

— После того как Она наказала Люка за непослушание, я спросил, не отдаст ли он мне тебя. Я более чем уверен, что он сказал «да».

— Придурок.

Эодан облизнул палец и вытянул руку, указывая на что-то за моей спиной.

— Смотри под ноги, милая.

Я резко обернулась. О черт, черт, черт… В обломках декораций с торчащими гвоздями и осколками лежало полуобнаженное тело. Мне не хотелось приглядываться к джинсам в темных пятнах, лицу в синяках… Я с трудом подавила рвотный позыв.

— Думаю, пробито легкое, — произнес ясный мелодичный голос. — Когда я принесла его сюда, он уже не дышал.

Прекрасная Элеонор благожелательно смотрела на меня. Ее элегантное белое платье было забрызгано кровью. Она слизнула кровь с ногтя. Земля под моими ногами покачнулась.

— О, снова дышит… — промолвила она таким чарующим голосом, что на глаза навернулись слезы. — Да он боец! Правда, Эодан?

Позади меня Джеймс хрипло вдохнул.

— Сука! — крикнула я. Как бы мне хотелось знать слова похуже.

Элеонор непонимающе нахмурилась.

— Я и забыла, как легко их расстроить…

В сердце вскипел и разросся гнев. Я чувствовала, что кожа вот-вот лопнет, не в силах сдерживать мою ярость. Рыжий Придурок снова двинулся вперед, и я взорвалась. Все, что пылало во мне, я вложила в удар. Эодан буквально перелетел через сцену и упал в оркестровую яму.

Элеонор прикрыла рот рукой.

— Ну надо же. Как невежливо с твоей стороны. — Она покачала головой. — Милая, Ей это совсем не понравится. Если ты продолжишь в том же духе, Она придет и положит конец нашему веселью.

Веселье… У меня пропал дар речи. Как можно иметь дело с созданиями, у которых такое представление о веселье?

— Дейдре Монаган… — Элеонор словно пробовала мое имя на вкус. Из ее уст оно прозвучало элегантно. — Мне жаль, что ты не получаешь от происходящего удовольствия.

— Я здесь не для этого, — пробормотала я.

— Хорошо. — Элеонор звонко рассмеялась, и волоски на моих руках поднялись. — Ты здесь для того, чтобы вырвать своего друга из наших когтей. И вырвать Люка Диллона из Ее когтей. Я сразу поняла, что ты — амбициозная девушка.

Она подошла и провела пальцем возле моей щеки, так близко, что я почувствовала ее тепло.

— Но вряд ли ты обдумала все до конца. Помочь тебе разобраться в головоломке?

— Не стоит.

Элеонор рассмеялась, как будто я удачно пошутила, и вышла под свет прожектора. Раскинув руки, в испачканном кровью платье, она стояла, словно распятая королева красоты.

— Весь мир — театр. Было бы досадно упустить возможность сыграть на этой сцене. Давайте разыграем маленькое представление. Эодан, вставай, ты нам нужен.

Эодана не требовалось просить дважды. Моя яростная атака не повредила ни одного волоска из его модно уложенной прически.

— Смотрите, у нас даже есть реквизит. Свет, пожалуйста! — Элеонор хлопнула в ладоши. Звук отразился от стен, и маленькие огоньки светлячками порхнули с ее ладоней. Она подула на них, и они полетели в дальний угол сцены.

Моя арфа. Ее неожиданное появление раздавило меня. Значит, Они были в моем доме. Они взяли мою арфу. Я представила, как Делия с улыбкой открывает Им дверь.

— Ни одна пьеса не возможна без хорошего реквизита. — Элеонор протянула ко мне руку и жестом приказала сесть за арфу. — Сыграешь?

Я ответила сквозь сжатые зубы:

— Лучше посмотрю.

— Отлично. Я буду Дейдре. — Она поднесла руку к груди, и я почувствовала, как из меня высосали энергию. Передо мной стояла Дейдре, но говорила она голосом Элеонор. — Эодан, сыграешь роль обреченного и несчастного Люка Диллона?

— Я слишком красив… Впрочем, в роли Люка Диллона есть свои преимущества. — Он посмотрел на меня. Теперь я была готова защититься от оттока энергии. Но когда лицо Эодана превратилось в лицо Люка, я увидела, как тело Джеймса содрогнулось на куче мусора.

Элеонор нахмурилась, прекрасная даже с надутыми губами.

— Очень эгоистично с твоей стороны. Ему это повредит больше, чем тебе. — Она оглядела сцену. — Ты не участвуешь в пьесе, все остальные отмечают солнцестояние, так что в роли волынщика придется использовать тело.

Она снова хлопнула в ладоши.

— Нам нужна музыка!

Арфа начала играть мою аранжировку «Песни девушки». Элеонор запела.

Она замолчала и поднесла руку к груди.

— О, мой бесценный Люк, я так тебя люблю!

Эодан засмеялся. Его усмешка странно смотрелась на лице Люка.

— И я тебя люблю, милашка.

— Я освобожу тебя от цепей.

Эодан приблизился к Элеонор.

— А я освобожу тебя от одежды.

Элеонор улыбнулась.

— Это судьба, не правда ли? Мы сбежим вместе.

— Да, и сделаем еще кое-что вместе. — Эодан потянулся к руке Элеонор, но она отдернула руку и оперлась о нее подбородком, будто в глубокой задумчивости.

— Но как же мой отвергнутый возлюбленный? Волынщик умирает… — Элеонор с искренней грустью взглянула на тело Джеймса. — Знаю! Мы отведем его к доктору.

— Не в силах смертных противиться воле Божьей, — заметил Эодан.

Элеонор потянулась к Джеймсу и подняла его руку. Он испустил душераздирающий стон, услышав который я бросилась к нему. Элеонор жестом остановила меня, отпустила руку и печально сказала Эодану:

— Все бесполезно, Люк, любовь моя. Волынщику ничто не поможет. Оставим его и убежим.

Она потерла руки, будто втирая крем, и медленно их развела. Между ее пальцами возникло что-то похожее на грязного голубя.

— Я нашла твою душу. Я освобожу тебя.

Эодан сделал шаг вперед и театрально выпятил грудь.

— Верни мне ее.

Элеонор вдавила туманного голубя ему в грудь и снова запела:

Эодан широко улыбнулся, затем упал на сцену и закатил глаза. Элеонор притворилась, что утирает слезу, и обратилась к воображаемым зрителям:

— Вас, наверное, шокировал такой поворот событий. Почему мой возлюбленный лежит мертвый, хотя я освободила его? О, но вы позабыли, как стар галлогласс. Как же может остаться в живых тысячелетний юноша?

Она повернулась ко мне, и под моими чертами проступило ее собственное лицо.

— Теперь ты видишь, какую глупость затеяла? Его нельзя освободить, какими бы благородными ни были твои намерения. Либо сегодня, либо тысячу лет спустя, его душа отправится в ад. Я видела его жизнь, и поверь мне, он это заслужил.

Я застыла, глядя на Эодана, лежавшего на сцене. Я не могла пошевелиться, пока он не стал снова похож на себя. Эодан поднялся, с нескрываемым удовольствием наблюдая за моей реакцией.

Когда я решила, что хуже уже некуда, мне показалось, будто выключили свет и звук. За моей спиной упал занавес, ниспадая к земле бархатными складками. Потом зрение и слух ко мне вернулись, а занавес задрожал и поднялся.

С высоко поднятой головой вышла Королева. В том, что это именно она, не могло быть никаких сомнений: от нее исходило ощущение силы и древности, хотя ее лицо казалось таким же юным, как мое. Золотой обруч на мягких светлых волосах странным образом напоминал обруч на руке Люка. В ее присутствии любая женщина почувствовала бы себя уродиной. Древние глаза распахнулись. Я почувствовала отвращение: я словно заглянула в детскую коляску и нашла там змею.

Элеонор и Эодан низко, до земли, поклонились.

Королева окинула взглядом сцену: мою арфу, Джеймса на груде мусора, меня.

— Почему она еще жива? — К моему удивлению, ее голос звучал устало и немного напоминал голос Люка. Видимо, именно таким становится человеческий голос через тысячу лет жизни.

Эодан ухмыльнулся.

— Мы развлекались.

— Будете развлекаться, когда она умрет. — Королева смотрела на меня, будто не веря своим глазам. — Ты и есть Дейдре? Я думала, что, увидев тебя, пойму, почему Люк Диллон меня ослушался. Но ты… — она пожала плечами, — такая заурядная…

Ее слова прозвучали так по-человечески, что я осмелилась заговорить.

— Ты сама когда-то была заурядной.

Королева с недоумением спросила:

— Ты сравниваешь ценность своей жизни с моей? Ты — ничто. А я — все. Так вот почему ты не хочешь умирать? Думаешь, что твоя жизнь чего-то стоит? Твоя история была написана тысячу раз, и каждый раз она кончалась твоей смертью и смертью твоего любовника.

Она приблизилась ко мне, источая силу, которая заставила меня отступить. Неужели она права? Неужели мне суждено разделить участь героини из «Песни девушки»?

Внезапно я почувствовала, как что-то сжало мою лодыжку. Спустя мгновение я оказалась в воздухе вверх ногами, цепочка с ключом свисала с моей шеи. Я потянулась руками к веревке, но меня крепко держала наиболее очевидная из всех возможных ловушек.

По сцене разнесся смех Эодана. Не обращая внимания на мрачное лицо Королевы, он захлопал в ладоши, подошел и встал лицом к моему лицу. Между нами висел ключ.

— Я уже начал думать, что ты не попадешься.

Я почувствовала жар его пальцев, когда он потянулся и расстегнул цепочку с ключом.

Нет. Черт побери, только не это.

Я призвала тьму, клубившуюся во мне, чтобы швырнуть ее в лицо Эодана. Все что угодно, только бы он не забрал секрет Люка.

— Нет, Дейдре Монаган, — равнодушно сказала Королева. — Ничего не выйдет.

Стоило ей произнести мое имя, как я почувствовала себя опустошенной, бессильной, обездвиженной. Так вот почему феи держат свои имена в тайне.

— Теперь я могу с ней поиграть? — Эодан обращался к Королеве, не сводя с меня глаз.

— Он хорошо поработал и заслужил награду, — кивнула Элеонор.

Королева сделала небрежный жест рукой, будто говоря, что ей все равно, и Эодан сразу же полез перерезать веревку. Я пыталась что-нибудь придумать, но мои мысли ускользали, словно вода в песке, и только сердце продолжало бешено колотиться.

Я упала, не успев сгруппироваться, и боль пронзила сначала мою голову, потом левую руку. Я лежала в той же груде мусора, что и Джеймс, стараясь не потерять сознание. Я не могла двигаться. Не могла дышать. Боль в руке была невыносимой.

О Боже. Я посмотрела на руку и меня затошнило. Сквозь ладонь прошел длинный гвоздь, кончик выступал на несколько дюймов.

— Больно?

Эодан сел на меня и прижал мою целую руку к полу, не обращая внимания на поврежденную. Его глаза сияли, от тела исходил невыносимый жар, а запах тимьяна вызывал тошноту. Мне следовало испытывать ужас, но думать я могла лишь об одном — как хорошо, что Люк меня не видит.

— Думаю, мы позабавимся на славу.

При этих словах Джеймс рядом со мной пошевелился и сквозь стиснутые зубы едва слышно сказал:

— Слезь с нее.

— Милашка, тебе придется немного подождать. — Эодан потянулся к кинжалу на ремне. — Мне нужно заняться твоим другом.

С меня довольно. Он занес руку с кинжалом, а я напрягла все силы, которые остались, и ударила левой рукой с торчащим из нее гвоздем по смазливому лицу Рыжего Придурка. Кончик гвоздя вошел ему в щеку.

Он выронил кинжал и отшатнулся, дотронувшись до раны. Она была легче, чем у меня — ничего смертельного, однако в его глазах я прочитала обратное.

Из ранки вылез молодой зеленый росток, который превратился в лист. И еще один, и еще. Его щеку покрыли побеги, мгновенно выраставшие в чудесные белые цветы с желтыми тычинками, лиловые маргаритки с черными сердцевинами и маленькие розовые соцветия. За доли секунды невероятная красота родилась из грязи, которой был Эодан, принося жизнь и надежду. Он упал, превратившись в ворох цветов, с тихим шорохом разлетевшихся по сцене.

Я вытащила гвоздь из ладони и схватила ключ. Рука была вся в крови, но не болела. Дурной знак. Королева посмотрела на новоявленные цветы, потом на Элеонор.

— Время для шуток прошло. Приведи Люка Диллона.

У меня остановилось дыхание.

— С удовольствием, — сказала Элеонор, наступая на цветы, будто они для нее ничего не значили. Я склонилась над Джеймсом, заслонив его от Королевы, хотя понимала, что ничего не смогу сделать. Она знала мое имя.

Взгляд Королевы скользнул по моему лицу, по окровавленному ключу и по телу Джеймса.

— Ты недостаточно сильна, и сама это знаешь. У тебя не хватит сил, чтобы убить меня. И не хватит сил, чтобы править Ими.

Я положила руку на колено и, опустив плечи, ответила:

— Я не хочу править Ими.

Она пожала плечами.

— Тогда Они убьют тебя. Разве ты не слышала легенды? Разве не знаешь, что случается с клеверными, которые не могут управлять феями? Им вырывают глаза. Обездвиживают. Убивают.

Ее слова были похожи на правду. Я начала припоминать сказки своего детства. И вдруг погрузилась в воспоминание Люка: он играет какую-то безудержную мелодию в кругу фей, которые танцуют и бьют в барабаны. Я узнала Брендана, увидела улыбку Уны, услышала дикую красоту мелодии. Это было одно из самых чудесных воспоминаний Люка, и только ради него стоило читать мысли.

— Дейдре! — рявкнула Королева. — Ты уже проиграла. Положи ключ, и я обещаю, что твоя смерть будет быстрой.

Я нахмурилась. Что-то в ее словах напомнило мне легенду о третьей Дейдре, которую пел утром призрачный голос.

Но не успела я понять, почему это так важно, как вернулась Элеонор. Одна. Боже. Где же Люк? Неужели он мертв?

Выражение ее лица было непроницаемым.

— Пришли даоин ши, моя Королева. — Элеонор подняла изящно очерченную бровь, и я могла поклясться, что она сдерживает улыбку. — Требуют аудиенции.

Казалось, Королева удивлена. Но потом она усмехнулась.

— Даоин ши — никто. У них нет права требовать.

— Я так им и сказала, моя Королева. Но они утверждают, что клеверная спасла жизнь одному из их племени, Водяному быку, а закон гласит, что взамен его жизни они должны вручить спасителю дар.

Королева помрачнела, но не возразила Элеонор.

— Даоин ши слишком слабы, чтобы прийти без призыва, даже в такую ночь. Кто призвал их? Это запрещено. Кто призвал их?

— Я.

По моему телу пробежала дрожь. Я поняла, кто говорит, даже не повернувшись.

— Люк Диллон! — Если мне казалось, что прежде выражение лица Королевы было мрачным, то теперь оно стало устрашающим.

Элеонор отошла, пропуская на сцену Люка. Он нашел меня взглядом, и я увидела в его глазах боль. Я не могла не смотреть на него, на его светлые волосы, на лицо, чью бледность подчеркивала черная футболка, на широкие плечи, в глаза, в которых сквозило отчаяние.

— Люк Диллон, — повторила Королева. — Призывать даоин ши запрещено. Ты хочешь, чтобы я отправила твою душу в ад?

— Все кончено. — Люк уронил кинжал на подмостки, и тот упал на блестящие половицы со стуком, в котором слышалась необратимость. — Я больше не подчиняюсь тебе.

Королева была вне себя от ярости. В ее глазах сверкнуло заходящее солнце.

— Галлогласс, тебе есть что терять. Как ты смеешь ослушаться?

Люк произнес, обращаясь к ней, но глядя на меня:

— T'mo chr I istigh inti.

— Как ты можешь любить ее? — взвизгнула Королева. — Она ничто!

И тут, под взглядом Люка, который словно говорил мне «извини, больше я ничего не могу сделать», я вспомнила. Боже, ну я и дура!

— Не смей так говорить. — Я встала. — Не смей так говорить, Дейдре О'Брайан!

Королева с недоверием повернула ко мне свое совершенное лицо.

— Тебя ведь так зовут? — Я шагнула к ней. Мне не нужен был ответ; я чувствовала, что это правда.

Я ощущала власть, которую принесло мне ее имя. Власть над ней. Вместе со сгустившейся темнотой на улице оно дало мне неуязвимость. Сейчас, за полночь, я сильнее, чем она.

Я посмотрела в ее старые змеиные глаза и увидела одно из воспоминаний Люка. Этот Люк был на сотни лет моложе, но с таким же юным лицом. Он стоял перед Королевой. Королева выглядела так же, как и сегодня. В ее глазах сквозила древность.

— Я не полюблю тебя, — говорил он. — Я не солгу. Я не полюблю тебя.

Королева обошла вокруг Люка; тяжелые полы платья тащились по земле, задевая его ноги. Он стоял неподвижно в ожидании вспышки гнева. Если он и боялся, в воспоминании Люка я этого не чувствовала.

Королева пробежала пальцем по его бицепсу, там, где сейчас поблескивал обруч. Казалось, она задумалась, потом улыбнулась.

— Ты пожалеешь о своем выборе.

Гнев вернул меня к настоящему. Я хотела убить ее. Я могла увидеть все, что она сотворила с Люком, и могла использовать тьму, чтобы сокрушить ее.

Мне хотелось растоптать ее, а потом сказать что-нибудь гадкое, глядя, как она корчится и умирает.

Как будто прочитав мои мысли (а может, и вправду их прочитав), Королева презрительно сказала:

— Ты все еще недостаточно сильна, чтобы повелевать феями. Ты сильна только в полной тьме. Но нам нет нужды сражаться… Я могу научить тебя. Я могу научить тебя, как находить тьму, что прячется в углах комнаты. Как приручить ночь, ютящуюся между ветвями деревьев. Как использовать тьму твоей души. Я могу сделать тебя большим, чем ты есть сейчас.

Она говорила, а я видела, как в ее глазах таится вечер, как на ее коже распускаются цветы, не поглощая ее, как поглотили Эодана. Волосы Королевы ниспадали летними водопадами, так и не достигая пола. Ее пальцы, увитые виноградной лозой, потянулись ко мне, как тянется лоза к источнику света.

— Нет. — Я посмотрела на Люка. Он безмолвно подошел ко мне и крепко взял за руку. Боже, у него такие холодные пальцы. — Нет, не стоит. Я хочу видеть даоин ши.

Ярость волнами исходила от Королевы, но она не могла отказать. Теперь мы были равными фигурами в этой шахматной игре.

Она повернулась к Элеонор.

— Принеси душу Люка Диллона.

Двадцать один

Парковку заполнили феи разных форм и размеров. Костры взмывали в небо, посылая к звездам искры и угольки. Тут были феи в обличье птиц с огромными клювами; тут были феи более прекрасные, чем самые красивые модели. Тут были мужчины, которые словно только что вылезли из воды, и дети, которые словно только что упали с неба. Отовсюду лилась музыка, все танцевали, кружились, пели…

Мы стояли возле двери, словно фантастическая семья. Люк сжал мою руку и как ястреб внимательно осмотрел парковку. Королева стояла в нескольких футах от нас. Казалось, ей совсем не место на грязном асфальте, но тем более впечатляюще она выглядела.

Из толпы вышел Томас-Рифмач с развевающимися волосами и встал перед Королевой.

— Хорошего солнцестояния, миледи. — Его голос был если не искренним, то почтительным.

— Прочь с глаз моих, Рифмач. Ты свой выбор сделал. — Королева подняла руку, и Томас рухнул к ее ногам. — Я разберусь с тобой и твоим языком позже.

Люк протянул руку. Томас принял помощь и поднялся. Мы встретились глазами; ничего не сказав, он шагнул за мою спину.

Кажется, я обрастала свитой.

— Я не вижу даоин ши, — молвила Королева. — Думаю, они забыли о тебе.

Может, и так. Я не представляла, что делать дальше.

— А вот и не забыли! — знакомый голос то ли пропел, то ли произнес заклинание.

Элеонор широко распахнула глаза, когда из-за ее спины бесшумно появилась Уна.

— Не надо делать такое лицо, — сказала Уна. — Я всего лишь тебя ущипнула.

— Потише, — предупредила Королева и подняла руку, — или я разорву тебя надвое.

— Идите сюда! — Прокладывая дорогу между веселящихся фей, на серой в яблоках кобыле, украшенной колокольчиками, ехал Брендан, почти такой же величественный, как Королева. Колокольчики на копытах лошади звенели с каждым шагом, а колокольчики на упряжи — каждый раз, когда лошадь шарахалась от танцующей толпы. За ним следовала еще дюжина лошадей, все серые в яблоках; их шерсть отражала пылающие вокруг яркие краски. Перелив колокольчиков должен был превратиться в какофонию, но они звенели в такт, сливаясь в мелодию невиданной красоты.

Уна подбежала к Брендану и ухватилась за поводья, чтобы вновь услышать звон колокольчиков.

— Разве я тебе не говорила, что все произойдет у этой двери? И кто теперь выглядит глупо? — Она показала пальцем на Королеву и Элеонор, стоявших позади. Королева держала накрытую тканью клетку. — Посмотри, вон павлин и его дрессировщик.

Не уверена, кого она назвала павлином — Королеву или Элеонор. Ни одну из них сравнение не обрадовало.

— Говорите, что хотели сказать, — прорычала Королева.

Люк слегка поклонился Брендану, не выпуская моих пальцев.

— Хорошего солнцестояния, Брендан. Пожалуйста, поторопись. Времени почти не осталось.

Брендан кивнул и взглянул на спутников. Они подвели своих коней. Их было семь, все стояли в ряд, плечом к плечу, касаясь друг друга босыми ногами.

— Дейдре, — сказал Брэндан. — Сегодня ночью ты спасла Водяного быка, одного из нас, и связала нас узами благодарности.

Он запел:

Я непонимающе смотрела на него. Он ответил ожидающим взглядом. Видимо, я должна была сказать что-то умное.

Томас наклонился и тронул мое плечо.

— Жизнь за жизнь, — прошептал он. — Это песня равновесия. Взамен жизни, что ты спасла, они подарят тебе жизнь.

О…

Перед глазами встало воспоминание, как Элеонор вдавливает грязного голубя в грудь Эодана, и он замертво падает. Но все не обязательно должно так закончиться. Я могу попросить жизнь Люка. Я могу вернуть ему душу. Может быть, я не в последний раз держу его за руку. Может быть, у моей истории счастливый конец.

— Спаси жизнь Джеймса, — прошептал Люк, касаясь губами моего уха. — Поторопись. Его время истекает.

Слезы навернулись на глаза от сознания тяжести своей вины. Я не понимала, как могла позабыть о Джеймсе, который остался на сцене, теряя последние капли жизни. Что я за человек? Конечно, я должна спасти Джеймса. И о чем я думала?

Я повернулась к Люку, глотая слезы.

— Но тогда… тогда… если я… если ты получишь душу…

Люк поцеловал меня в ухо, так коротко и легко, что можно было не заметить, и произнес одними губами:

— Я знаю. Я знаю, красавица. И всегда знал.

Я так сильно хотела его, что заболело сердце. Я хотела сказать: «Спасите Люка». Это было бы так просто.

И так неправильно.

Я смотрела на асфальт, разглядывая каждую его трещинку. Если смотреть достаточно долго, можно заметить вкрапления другого цвета. На асфальт упали две блестящие капли. Я вскинула взгляд на Брендана и вытерла щеку.

— Спасибо за эту милость. Правда, вы очень добры. Пожалуйста… пожалуйста, спасите моего друга Джеймса. Если можно. — На последних словах у меня сдавило горло, но я успела их произнести, прежде чем упала еще одна слеза.

— Хорошая девочка, — нежно проговорил Люк.

— Где он? — спросил Брендан.

К нам протиснулась Уна.

— Я знаю где. Я слышу, как он умирает.

Брендан спешился и последовал за ней к двери, обойдя меня и мой ключ стороной. Он оглянулся и сказал:

— Мы исполним твою просьбу.

Я расплакалась. Мне было все равно, кто смотрит — Королева, Элеонор, все феи мира… Плевать. Люк стиснул меня в объятьях, позволив уткнуться лицом в свою грудь. Я почувствовала, как он, глядя на Королеву, поцеловал меня в макушку.

— Отойди от нее, — приказала Королева каменным голосом.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на нее. В глазах Королевы снова сияли красные заходящие светила. Пожалуйста, не отпускай меня. Он не отпустил.

— Отойди от нее!

Элеонор улыбнулась, услышав гнев в голосе Королевы.

— Только если она сама меня об этом попросит, — ответил Люк. — Еще раз говорю: я тебе больше не подчиняюсь. Если мне суждено умереть, пусть будет так.

Если он и боялся, я этого не чувствовала.

Королева метнулась к клетке у ног Элеонор и сорвала накидку. Под ней в клетке из тонких прутьев сидел голубь такой ослепительной белизны, что у меня заболели глаза. Он в ужасе забил крыльями, ударился грудью о стенку и упал на дно клетки. Люк вздохнул, не отрывая взгляда от птицы. Его тело крепко прижималось ко мне, но мысли бродили где-то далеко.

— Отвратительная птица. Справедливо, что душа убийцы воплотилась в такой грязной заурядной пичуге.

Я не выдержала:

— Ты смеешься? Это самое прекрасное создание, какое я видела!

Глядя на голубя в клетке, я поняла, какими могут быть люди, если выберут верный путь в жизни.

Королева нахмурилась.

— Последний шанс, Люк Диллон. Скажи, что полюбишь меня, и я тебя отпущу.

Люк покачал головой. Я почувствовала его движение щекой. Я освободилась из его объятий и шагнула к Королеве.

— Пойми: нельзя заставить любить! Ты можешь заставить убивать. Ты можешь заставить подчиниться. Но не любить!

Королева взвизгнула:

— Меня любят подданные! Я не заставляю их подчиняться!

Элеонор подняла брови, будто на что-то намекая. Надеясь, что правильно поняла, я сказала:

— Докажи. Докажи это.

— Ты умрешь, клеверная! — прорычала Королева так громко, что заглушила музыку, смех и веселье. Все замерли. В тишине этой странной ночи повисла магия. — Вы видите меня, мои хорошие? Видите мою красоту? Теперь посмотрите на клеверную — какая она заурядная простушка, какая уродина! Она — ничто… но она утверждает, что мои подданные меня не любят!

Легкая улыбка тронула губы Элеонор, стоявшей позади Королевы. С каждым ее словом улыбка Элеонор становилась шире, пока не стала такой прекрасной, что было больно смотреть.

Королева раскинула руки и, словно летняя молния, разразилась неистовым криком:

— Выбирайте свою Королеву!

Воцарилась тишина. Такая тишина, что я слышала треск цикад в поле через дорогу и кваканье лягушек в овраге за школой. Откуда-то издалека доносился шум машин, над головой тихо гудел фонарь.

Потом все феи кинулись к Королеве. Под натиском безумной толчеи из блестящих тел, крыльев, клювов и когтей меня оттащило от Люка. Стоял невыносимый гвалт. Раздавались крики, смех и вой. Я не понимала, что происходит, и больше не видела Люка, Королеву и никого из знакомых лиц. Но один звук довлел над всеми: высокий, тонкий, дикий визг звучал и звучал, и от него кровь стыла в жилах. А потом я увидела, как мимо протискивается существо с шерстью на плечах, держа клок белокурых волос, длинных волос, с которых капала кровь. Я не сразу поняла, что это значит, пока не увидела, как компания грациозных гибких фей тащит окровавленную руку. Потом я заметила двух фей небесного цвета, тянувших длинный кусок ткани от платья Королевы.

— О Боже! — Я в ужасе прикрыла рот рукой. Возле меня засмеялась Элеонор.

Высокое существо с лошадиными ушами подняло над головой окровавленную добычу, и толпа заулюлюкала, опьянев от крови.

Они убили ее.

— Ди! — Люк оттолкнул Элеонор, будто не заметив, и схватил меня за руку. — Ты в порядке? Я думал… — Он замолчал, глядя, как змееподобное существо тащит в клыках руку.

— Я не ожидала, что они ее убьют.

— Я испугался за тебя. — Внезапно до меня дошло, что Люк впервые в жизни потрясен. — Я увидел, как они тащат руку, и…

— Замолчи. Я в порядке. — Как приятно его успокаивать. — Что случилось?

Прекрасное существо попросило всеобщего внимания и подняло в воздух окровавленный обруч с головы Королевы. Его голос звучал, словно тысяча голосов, слившихся вместе.

— Мы выбрали нашу Королеву.

Он пошел сквозь толчею, и феи перед ним расступались. Он направлялся прямо ко мне — с покрытой кровью ужасной короной. Люк крепче сжал мою руку.

О Боже! Только не это!

Существо приближалось, прокладывая дорогу через толпу.

«Нет. Только не я. Только не я», — лихорадочно шептала я.

Существо остановилось возле меня, и я увидела, как кровь с короны падает на землю.

Только не я.

Оно шагнуло, приблизившись ко мне вплотную, и надело обруч на голову Элеонор.

— Да здравствует Королева!

— Спасибо, — улыбнулась она.