Пропавшее достоинство

Глава 1

Пропавшее достоинство
Пролог


Тяжело дыша, барон Ланнард сидел на краю богато украшенной кровати и разглядывал свои дрожащие руки. Последние шесть часов жизни он был занят работой невероятно опасной и тяжелой физически - самой ответственной работой его жизни, ведь от нее зависело не только его будущее, а королева не прощала ошибок: она была крайне требовательна, но так же и благодарна тем, кто соответствовал её высоким стандартам. Выпрямившись и оглянувшись через плечо, Ланн бросил взгляд на женщину, лежащую позади с закрытыми глазами и таинственной улыбкой.

Вот уже три года молодой барон провел в Тарсфоле, столице королевства. Лишенный родовых земель, богатств и гордости неразумными решениями собственного отца, барон с готовностью шагнул в этот мир разврата и похоти, меняя одну влиятельную женщину на другую. И вот оказался здесь. В спальне богатейшей женщины королевства. Её Величество недавно оставила позади четвертый десяток зим, но ее тонкой талии, высокой пышной груди и поистине звериной выносливости могли бы только позавидовать девушки вдвое моложе. Сейчас растрепанные светлые волосы обрамляли спокойное, чуточку усталое лицо, будто вылепленное из гипса. Даже в самые страстные моменты прошедшей бурной ночи Её Величество не позволяла себе исказить его следами страсти. Ланн был ошеломлён этой женщиной. Впервые за всю жизнь он чувствовал, что из охотника стал дичью. Женщина на кровати глубоко вздохнула и посмотрела на него янтарными глазами, в которых сквозили скука и безразличие — не только к нему, но и вообще ко всему, что её окружало.

— Ланн, мой мальчик. Принеси мне, пожалуйста, воды, — произнесла она, но в этой тихой просьбе звучали те же нотки, что и всегда. Приказ человека, привыкшего повелевать.

Барон вскочил с кровати, выполнил просьбу своей венценосной любовницы и нагим подошел к ростовому зеркалу. Перед кристально чистой поверхностью настоящего посеребрённого стекла, оправленного в богато украшенную бронзовую раму, предстал молодой человек, чьи длинные по мужским меркам — до плеч — пепельные волосы сейчас были взлохмачены. Острое, пожалуй, даже хищное лицо с яркими голубыми глазами выглядело помятым. Ланн стал приводить себя в порядок под внимательным взглядом Королевы. Лишь полностью одевшись, он позволил себе повернуться и посмотреть в её сторону. Склонив голову, Элеонора Хьюм, Его Королева, рассматривала барона, как диковинную зверушку.

— Ты чем-то недоволен, мой мальчик? Или у тебя есть ко мне просьба?

— тихим и мелодичным голосом произнесла она и позволила себе улыбнуться. Её улыбка показалась барону на удивление искренней и даже тёплой.

— Как можно, моя Королева? Я бесконечно благодарен вам за столь прекрасную ночь, клянусь вам, я запомню ее на всю жизнь, — галантным жестом юноша поднес руку к груди и склонил голову, не решаясь посмотреть ей в глаза. «Ага. Как же, конечно, запомню. Впервые я чувствую себя побеждённым женщиной!» — со злостью подумал он. Ему так и не удалось пробудить в ней искренних чувств. Она была столь же холодна, как и неделю назад, когда они впервые встретились.

— Бросьте, барон. В самом деле, вы меня порадовали. Не представляете, как скучна жизнь в этих стенах. Например, мой венценосный супруг забыл дорогу в мои покои еще, кажется, лет десять назад, сразу после рождения его второго сына. Так что проси о чем пожелаешь, ты же не хочешь, чтобы я чувствовала себя в долгу, верно?
Королева звонко засмеялась, словно насмехаясь над самой собой. Ланн слышал о проблемах внутри королевской семьи. Ходили слухи, что юный Второй Принц был не очень-то похож на Короля-консорта. А также что Её Величество наследная Королева никогда не любила своего супруга, но так как власть в королевстве не могла отойти к женщине, выбрала его себе в мужья по политическим мотивам. Сейчас политические фигуры королевства были разбиты на две фракции: одни поддерживали Её Величество и Второго Принца, к которому она благоволила, другие же Первого Принца и Короля. Впрочем, барону, живущему ради себя и своих страстей, были глубоко безразличны эти вопросы. Но просьба к Королеве у него была. Решившись, Ланн опять поклонился и заговорил:

— Ваше Величество, семь дней назад, на вашей встрече с графиней Грайс я обмолвился что у меня есть младшая сестра. Я прошу вас позаботиться о ней. Как вы знаете, наш отец не оставил нам земель или приданого, но благодаря вашему покровительству, я уверен, сестра сможет найти свое счастье, — подняв взгляд, барон решительно посмотрел в глаза Королевы, в которых, как ему показалось было удивление.

— Просишь не за себя, а за свою сестру? Не думала я, что ты столь альтруистичен, мой мальчик. Но я исполню твою просьбу и позабочусь о ней, как позаботилась бы о своей дочери. Это даже может быть... интересно. А ты же не забывай навещать меня. Иногда. А сейчас ступай, я желаю отдохнуть, — потеряв к нему всякий интерес, Королева Элеонор потянулась, оголив грудь из-под одеяла, и прикрыла глаза. Ланн же, вновь поклонившись, чувствовал, что с души упал последний груз столь ненавистной ответственности. Больше не придётся заботиться о сестре, и с этого момента его жизнь принадлежала только ему одному.

— Благодарю вас, Ваше Величество. Я всегда буду счастлив вновь увидеть вас, только позовите, — почти искренне сказал он и, покинув спальню, в сопровождении горничной направился по тёмным коридорам дворца. Лишь отдалившись от его сводов и глубоко вдохнув свежий утренний воздух, барон позволил напряжению отпустить его. Похоже, жизнь все-таки налаживалась.

Расставшись с вдовствующей графиней Грайс, барон Ланнард Грейсер вот уже неделю снимал комнату в недорогой, но достаточно уютной гостинице неподалёку от дворцового квартала. Деньги, полученные им от графини за полгода, что он проживал в её поместье, стремительно таяли, так как барон не любил отказывать себе как в хорошем вине, так и в другого рода развлечениях. Вернувшись и заперев двери своей комнаты, Ланн брезгливо оглядел её скромную обстановку. Возможно, мысль разорвать отношения с обожающей его графиней ради Королевы была несколько преждевременной.

Сняв сапоги, он прошёл по комнате и, не снимая одежды, завалился на кровать, обдумывая свои дальнейшие планы, и, сам не заметив того, заснул. Проснулся он только уже после заката, от знакомого нарастающего ощущения тревоги и опасности. Барон вскочил с кровати, быстро задёрнул шторы, погрузив комнату во мрак, подошёл к двери и стал внимательно прислушиваться к звукам снаружи.

Его комната была на самом верхнем этаже трёхэтажной гостиницы, в конце коридора. И сейчас по этому коридору мягко шёл человек, привычно переступая с носка на каблук: незнакомец явно не любил шуметь. Глубоко вдохнув, Ланн высвободил Волю, покрыв ей грудь под одеждой, подобно броне. Ему не нравился этот незнакомец.

Остановившись прямо перед дверью, тот дважды решительно в нее постучал. Ланн не чувствовал в нем Воли, скорее всего, ночной гость был или женщиной, или мужчиной, не посвященным в Пути Меча. Но расслабляться не стоило: он мог быть магом, что делало его еще опаснее. После секундных раздумий, не выбраться ли ему через окно, Ланн всё же сместил вес тела на левую ногу, выставив правую вперед, и распахнул двери. Странный гость был одет в плащ с глубоким капюшоном, не позволяющим разглядеть лицо в полумраке коридора, в начале, рядом с лестницей, едва освещённого светильником. Заспанным и капризным голосом барон поинтересовался у гостя

— Что надо? Я ничего не заказывал.
Промедление продлилось лишь мгновение.

— Я посланец от Второго Принца Альфреда.

Изображая растерянность и испуг, Ланн склонил голову, не выпуская из поля зрения фигуру незнакомца, прежде всего, его руки.

— И чем же я могу служить Его Высочеству?

— Он желает вашей смерти, барон, — так же тихо и спокойно ответил незнакомец и выбросил вперёд левую руку с зажатым в ней кинжалом, метя в сердце человека напротив.

«Левша. Учился владеть клинком. Но Волей не владеет. Простолюдин. Пешка». Мысли текли в голове юноши медленно и спокойно, пока он наблюдал за ударом незнакомца, делая шаг вбок и пропуская его руку мимо себя. Но с точки зрения убийцы, барон внезапно размылся в воздухе, избегая его удара и перехватывая руку в запястье своей левой рукой. В то же мгновение Ланн ударил локоть незадачливого убийцы снизу вверх сгибом правой ладони, подкрепляя удар Волей.

Короткая синяя вспышка на мгновение осветила комнату и побледневшее лицо соперника: тот был молод, не старше самого барона. Кинжал уже выпал из его сломанной руки, а рот разинулся для крика боли, но, схватив убийцу за горло, барон превратил крик в тихий хрип, затащив гостя в комнату и прижав к стене рядом с дверью. Заглянув в пустой коридор, Ланн прикрыл дверь и перевёл взгляд светящихся Волей синих глаз на убийцу.

— Ответишь на мои вопросы, и, даю тебе слово рыцаря, я оставлю тебе жизнь. В ином случае я всё равно получу ответы. Но ты умрёшь. И умрёшь страшно, — спокойно и обрекающе сказал он гостю, поднося к его груди сложенную клинком ладонь левой руки, тускло освещённую аурой Воли, на что тот ответил сдавленным хрипом. Ослабив хватку, барон, прищурившись, задал вопрос голосом ледяным, как свет пылающий в его глазах.

— Сколько вас? — прошипел Ланн, вдавливая убийцу в стену. — Где остальные?

— Всего трое, г-господин. Остальные ждут снаружи, шоб помочь тело убрать... Вот, — нерешительно пролепетал парень, вжимаясь в стену, пытаясь скрыться от леденящего душу ужаса.

— Почему вас всего трое? Ты знал мой титул. Я из благородных. Ты лжёшь мне?

— Нет, никак нет, господин! Нам сказали, что вы не занимаетесь ничем, кроме женщин и выпивки, — хрипло ответил парень.

— И последний вопрос. Кто. Тебя. Прислал?

— Граф Найрус, господин! Он приказал мне... — выслушав ответ, Ланн сжал хватку правой руки, хрип парня превратился в тихий писк. Убедившись, что тот потерял сознание, барон отпустил его тело, кубарем упавшее наземь, после чего подобрал выпавший у того кинжал и присел рядом с юношей в раздумьях. Дело было дрянь.

«Граф Найрус был во фракции Второго Принца. Не на первых ролях, но вряд ли он лично принял решение об убийстве фаворита Королевы. Скорее всего, они беспокоятся о том, что её интрижка со мной может омрачить легитимность прав на трон Второго Принца. А значит, из города надо бежать. Фракция королевы пришлёт куда лучше подготовленных людей, когда убедится, что эти не справились. Мне повезло, что этот недотёпа ничего не знал о моём прошлом. Но если оставлю его в живых — они будут предупреждены. Впрочем...» Взглянув ещё раз на лицо парня, Ланн почувствовал укол жалости. «Впрочем, я так и так труп, если не покину город сегодня же ночью. Пусть живёт».

Поднявшись на ноги, барон быстро сгрёб со стола остатки денег и достал старый короткий меч, доставшийся от отца. Он не держал этот меч в руках уже долгих три года. С тех пор как... «Точно. Парень должен быть сейчас на страже западных ворот. Он десятник гвардии, и завтра мы с ним договаривались выпить, так что сейчас он точно на страже. Это мой шанс». Приняв решение, Ланн быстрым шагом вышел в коридор и, прислушиваясь к посторонним звукам, направился на первый этаж. Спутники убийцы, вероятнее всего, были где-то снаружи, лучше было бы избежать встречи с ними. Спустившись на первый этаж, Ланн увидел, что усатый хозяин гостиницы спит в удобном кресле, вытянув ноги к затухающему камину. Входная дверь была приоткрыта: похоже, убийца забыл закрыть ее за собой. Значит, он вошёл через парадный вход.

Пройдя на кухню, Ланн проверил запор на задней двери, ведущей на склад и в баню. Она была заперта изнутри. Отперев её, юноша, пригнувшись, побежал во внутренний дворик гостиницы, который был окружён невысокой каменной оградой. Скрываясь в тени здания, барон подкрался к изгороди, через которую была видна центральная улица. В небольшом переулке напротив таверны виднелись две тени, о чём-то тихонько переговаривавшиеся между собой. Пожав плечами, обрадованный тем, что убийцы не догадались выставить дозорного к задней двери, Ланн обошёл склад и, перемахнув через ограду, побежал к западным воротам. Городские ворота на ночь всегда накрепко запирали, и покинуть город можно было только ближе к утру. Но ждать до утра барон не собирался. Уже полчаса спустя он, вжавшись в тень утлой хибары рядом с городскими воротами, вглядывался в окна барака стражи неподалёку. Он застал смену стражи, когда прибыл сюда, но нужного человека среди них не было. От идеи внаглую подойти к сторожке он отказался: ему не хотелось ставить карьеру единственного друга под угрозу.

Глава 2

Полчаса спустя из барака вышел высокий крепкий блондин, не старше двадцати лет, но в доспехах десятника гвардии. Устало вздохнув, принялся набивать трубку, прислонившись к стене здания. «Он-то мне и нужен», — подумал Ланн и, подобрав небольшой камушек, щелчком пальцев, усиленных Волей, отправил его, целясь в лоб закуривающего парня. В то же мгновение, как будто что-то почуяв, тот выронил трубку и взмахнул рукой, словно пытаясь поймать назойливую муху. За его рукой остался на пару мгновений красно-розовый след ауры. Раздражённо скривившись, он выбросил камушек в сторону и быстрым шагом направился к хибаре, в тени которой скрывался барон. Подойдя поближе, он наигранно раздражённо вздохнул и тихо произнёс:
— Грейсер, блядь. Ты можешь хотя бы раз в жизни поступить по-человечески и постучаться в двери, будучи трезвым и не под веществами? — голос стражника был глубоким и приятным.

Не выходя из тени, Ланн отвесил другу столь же наигранный поклон,

— Рад вас приветствовать, сэр рыцарь Лотеринг, Последний Страж Форта Равен и основатель дома Лотерингов.


Скривившись, как будто хлебнул кислого пива, десятник подошёл ближе и крепко пожал руку друга.

— Тупая шутка, Ланн, я тебе уже говорил. А теперь давай начистоту. Перегаром от тебя не несёт, и не шатает, а посреди ночи и трезвый ты ко мне на службу пока не заявлялся. Что случилось? Ты опять во что-то влип?


Издав неловкий смешок, Ланн пожал плечами.

— В деталях не могу, тут видишь ли, замешана честь дамы! — после чего торопливо продолжил, заметив, что друг делает вид, будто собирается уйти. — Айр, мне кровь из носу надо сегодня ночью бежать из города. Иначе мне хана. Крышка. Тут полная жопа, я серьёзно.

Выслушав Ланна, его собеседник покачал головой.


— Муж графини Грайс восстал из могилы, чтобы отомстить за поруганную честь супруги?


— Если бы. С милой графиней я расстался неделю назад. Так получилось, что незримые нити любви потянули меня к другой, не менее прекрасной, но замужней особе, — Ланн наигранно вздохнул.


— И сейчас её муж собрал друзей и собирается тебя хорошенько побить? Ну так я на его стороне, давно пора, может хоть за голову возьмёшься.

На что барон уже совершенно серьёзно ответил другу:


— Айр, они меня не побить собираются. А убить. С подробностями не могу, тебе в этом городе ещё жить.


Десятник пожал плечами и устало вздохнул.

— Недолго мне в этом городе осталось. Завтра тебе собирался сказать, меня опять отправляют в Равен через пару недель. Старику Хардебальду понадобился толковый офицер. Будешь жив, заскакивай уже туда.


— Слушай, я же сказал, если ты не помож… — тут Айр прервал Ланна, положив тому руку на плечо и заглянув в глаза.


— Четвёртая башня слева от ворот, через полчаса оттуда будет висеть верёвка. Стражники будут снаружи. Забираешься, перекидываешь верёвку на ту сторону, спускаешься. Верёвку я потом уберу. Не знаю, к чему вся эта секретность, но я тебе доверяю. Удачи с побегом, дружище. — После чего, крепко пожав руку растерянному барону, отправился в сторону бараков. Смотря в спину друга, Ланн почесал затылок: «Никогда его не понимал. Прямой как стрела, типичный служака. А ради друга готов и закон нарушить и службу на хер послать. Надеюсь, я его этим не подставлю».

Интерлюдия 1

И вот мне опять снится сон. Интересно, у меня одного есть привычка говорить с самим собой, когда я сплю? Осознавая себя, видеть своё прошлое как будто со стороны. Как же я ненавижу эти сны. Как же я ненавижу вновь себя чувствовать жалким и беспомощным, как тогда.

Когда мне было лет шесть, мы ещё жили в родовом поместье, далеко к югу от столицы. Сэра тогда ещё не родилась, а мама с отцом были живы. До её смерти отец ещё не пил и жил рука об руку с простолюдинами, все тогда им восхищались. Называли героем. Ха.

Но один день из того далёкого прошлого прочно засел в моей памяти, я тогда подрался с мальчишкой чуть ли не вдвое меня старше, простолюдином. Ну и, разумеется, заявился домой с большим фингалом под глазом и, хлюпая расквашенным носом, попросил отца о защите. Но он лишь разозлился на меня и, возвышаясь во весь рост, грозно спросил:

— Знаешь, Ланн почему ты ему проиграл?

— Потому что он вдвое старше и больше!

— Чушь. Проигрывает не тот, кто слаб. А тот, кто не верит в свою победу и не хочет победить. Ты будущий барон, носитель моей Воли. Ты мой сын. Ты ещё помнишь, что я тебе рассказывал про Волю?

Я тогда хлюпнул носом, вспоминая всё то, чему он меня учил с самого раннего детства.

— Воля состоит из двух составляющих. Эго и Цели.

— Верно. Эго олицетворяет твою веру в успех, в себя самого, в свои силы. Цель же придаёт этой вере форму и наделяет остротой, нужной для её достижения. Ты понял?

— А что из этого важнее? Эго или Цель?

— Они одинаково важны. Но ещё важнее гармония между ними. — усмехнулся тогда в усы отец и, опустившись в кресло, широко развёл руки. — Вот смотри, ты можешь быть сильнейшим в мире. Но ничего не желать, ни к чему не стремиться. И какой будет смысл в твоей силе? Она будет подобна туману, она не сможет защитить ни тебя, ни кого-либо ещё. Эго без цели — ничто. Понял?

Я тогда старательно закивал, мне нравилось, когда отец меня учил чему-то и не кричал. В детстве я был тем ещё прилежным ребенком, вспоминать стыдно.

— А Цель без Эго? Это тоже плохо?

— Не плохо. Хуже. Это бессмысленно. Если ты не веришь в себя и свою возможность достичь цели, она будет всего лишь образом. Мечтой. Ты не можешь поставить себе цель стать самым сильным в этом мире и заставить себя сразу же поверить в это. Нет. И Цель, и Эго куются вместе, лишь преодолевая себя и свои слабости, ты закаляешь дух и веру в себя. Укрепляешь свое Эго. И расширяешь горизонты тех Целей что тебе окажутся по силам.

— А как мне это сделать? — восхищённо разглядывая отца единственным не заплывшим глазом, спросил я тогда и спустя минуту пожалел об этом.

Он зло ухмыльнулся и ответил:

— Да очень просто. Сейчас же встань, иди и побей того, кто побил тебя. Я запрещу слугам пускать тебя в дом, пока ты не сделаешь этого. Всё, пошел!

После чего отец буквально выпнул меня из дома. Следующие пять дней я ежедневно пытался побить того пацана. Забавно, сейчас я даже не могу вспомнить его имя. Спать мне приходилось в конюшне, а ел я то, что заботливая мама «забывала» перед окном трижды в день. Я пытался тогда ей жаловаться, но она лишь сказала, что я должен слушать отца. А потом он и вовсе запретил ей со мной говорить.

А на пятый день я сорвался. Этот парень начал насмехаться надо мной, злость накрыла меня с головой, и я подумал, что хочу, очень ХОЧУ сделать ему больно. И, помня слова отца, заставил себя поверить в то, что мне это по силам. И, когда мы сцепились, я смог свалить его с ног и, заскочив сверху, принялся бить. Я его бил снова, и снова, и снова, пока сильные руки отца, следящего за мной, не стащили меня с него. Хорошо, что мне было шесть, а ему двенадцать. Будь мы равного возраста, я бы, наверное, его убил.

Да... Я презираю отца за то, во что он нас с сестрой втянул. Но тогда я им восхищался. Ну, по крайней мере, до тех пор пока он в двенадцать лет не бросил меня посреди леса. Связанным. Но это уже другая история для другого сна.

Ланн медленно открыл глаза и скривился от омерзения. Покинув город пару дней назад, он шёл по лесу и старался не выходить к основным торговым трактам, опасаясь погони. Сейчас он заснул, забившись, подобно белке, в дупло огромного, в несколько обхватов, рухнувшего сухого дуба, и проснулся как раз в тот момент, когда мимо глаз проползал здоровый, с кулак, лесной паук. Задумчиво разглядывая членистоногое, Ланн не сразу понял, что на границе чувств ощущает давление чужой ауры Воли. В этом лесу помимо него был кто-то ещё. Осознав это и мгновенно сконцентрировавшись, барон загнал свой дух воина поглубже, думая о недавнем сне, пережитых мелочных обидах, стёртых в пути ногах и омерзительном пауке напротив лица. Сейчас он был благодарен приснившемуся за то, что идущие по следу не успели почувствовать его Волю при пробуждении.

Осторожно выглянув из дупла, Ланн почуял тянущиеся с востока едва ощутимые запахи жареной дичи, и желудок, в котором за последние два дня не было ничего, кроме сухарей и сушёного мяса, тут же возмущенно потребовал наведаться в гости к обладателям столь чудесных деликатесов. Усмехнувшись и забив подобные мысли поглубже, Ланн выбрался из дупла целиком и по-пластунски заполз за дерево, после чего наконец смог нормально осмотреться.

Метрах в тридцати от него в неглубоком овражке, судя по всему, разбили лагерь несколько человек. Ланн видел только одного из них — того, что стоял на страже: закутавшись в плащ и подрагивая от утреннего холода, мужчина цепко оглядывал окрестности. Прикрыв глаза, Ланн сосредоточился и смог почувствовать его Волю. В обычно сером, слепом мире сейчас отражались всеми цветами радуги ауры живых существ. Аура дозорного выделялась ярко-зелёным с прожилками чёрного цветом. Это была Воля охотника. И убийцы. Кроме дозорного, в лагере было ещё двое спящих — их он едва ощущал: пребывая в мире снов, они казались рыхлыми, почти эфемерными.

Сомнения окончательно покинули барона, он был убеждён, что люди были здесь по его голову. Можно было просто уйти и надеяться, что они не нападут на след. Но этому противоречило то, что они слишком быстро его нашли. Скорее всего, в погоню отряд пустился только утром, после того как Ланн покинул город, или даже днём. А значит, большую часть пути они проделали по тракту, потом оставили лошадей и углубились в лес. Вероятно, один из них либо медиум, способный читать ауры на больших расстояниях, либо маг, у которого есть вещь, принадлежащая барону. Оба варианта ставили крест на попытке сбежать.

Решившись, Ланн постарался расслабить свое сознание. Сделать его ровным и податливым, подобно морской глади, из которой медленно и неохотно поднималась его Воля. Сам же он в это время, тихо ступая по прелым прошлогодним листьям, начал медленно обходить лагерь. Безопаснее всего было бы сначала разобраться со спящими и лишь потом сразиться с дозорным. Обойдя овраг по дуге и держась вне зоны зрения охотника, Ланн прижал руки к земле и пополз к краю оврага. На половине пути он почувствовал укол пробуждения еще одной Воли и чертыхнулся. Прикрыв глаза, он разглядел внизу перед собой, как разгорается еще одна аура, мрачного грязно-чёрного спектра. Барона бросило в дрожь: проснувшийся убивать не просто умел. Он убивать любил всей душой, да ещё и с особой оригинальностью. До края оврага оставалось метров пять, и до Ланна донеслись мужские голоса, он прислушался к обрывку разговора.


— …старой Чащи недалеко. Куда его несёт? Я туда не пойду, мне обещанный титул не упёрся. Да и барон этот столичный, а вдруг он не так прост? Паренька-то, которого его убить послали, он скрутил.

— Струхнул? — говоривший хрипло рассмеялся. — Да не ссы ты. Тот парень сказал, что он синий, почти голубой. Короче, юнец желторотый, сегодня его догоним и головёшку отчекрыжим. А затем домой, получать честно заработанное. Видел чего ближе к утру? Ведьма же сказала, что он здесь где-то, рядом.

Решив дальше не ждать, юноша пополз быстрее, не открывая глаза, пока чёрная аура медленно смещалась в сторону зелёной. Спустя секунду, достигнув края оврага, Ланн приподнял голову и огляделся. Внизу были трое: закутанная в плащ спящая фигура в дальнем конце оврага, черноволосый воин, лениво надевающий кожаную броню, и «зелёный», стоявший к нему боком на краю подъёма из оврага, именно его Ланн заметил первым, когда проснулся. Говоривших разделяло метров пять, а черноволосый стоял к нему спиной. Слишком хороший шанс, чтобы им не воспользоваться.

Сделав тихий и медленный вдох, Ланн на выдохе снял с себя один из запретов, сковывающих его Волю все три года, что он прожил в столице. «Я УБЬЮ ИХ», — приказал он себе и ей, приподнимаясь на одно колено и выхватывая меч для колющего удара. Холодное синее пламя зажглось у него в груди, он послал его поток к ногам, одновременно окутывая и лезвие меча, направленное вперёд, после чего мгновенно сорвался с места. Сдавленный вскрик предупреждения «зелёного» застал Ланна прямо в воздухе, за пару мгновений до удара в спину «чёрного».

Тот не успел даже обернуться: всё, что удалось, это подставить под колющий удар клинка наруч правой руки, уже окутанный мраком ауры. Она объяла сияние, гася его и уводя удар в сторону, в то время как «чёрный» левой рукой выхватил кинжал. Оказавшись на ногах, барон тут же пригнулся, чтобы пропустить ответный удар в горло, и мгновенно резанул снизу вверх, целясь в пах. «Чёрный» попытался отпрыгнуть, но Ланн взревел и направил Волю в свой удар, короткая синяя вспышка рассеяла мрак и рассекла плоть, воздух моментально насытился запахом крови: клинок Воли разрубил «чёрного» от паха до середины груди. Быстрый взгляд вправо дал понять барону, что «зелёный» уже разобрался в ситуации и бежит к ним, выхватив свой клинок.

Послав поток ауры в ноги, Ланн попытался разорвать дистанцию с приближающимся противником, когда услышал едва слышное бормотание с другой стороны оврага. Мгновение спустя левую часть корпуса обожгло, а правая начала покрываться инеем. Разрубленный, как индюшка, «чёрный» едва только начинал падать на землю, с начала боя прошло едва ли пять секунд. «Слишком короткое время для сильного заклинания, наверняка это лишь заготовка, колдун едва проснулся» — подумал барон, прогоняя сквозь тело поток Воли в попытке подавить действие колдовства.

В этот же момент приблизившийся «зелёный» без замаха рубанул сверху вниз, целясь в шею. Его меч как будто расслаивался в воздухе, разделяясь словно в мареве зелёной ауры. «Уклониться не выйдет», — промелькнула мысль, и барон попытался принять удар в жёсткий блок клинком. Раздался звон, юноша рухнул на одно колено, от силы удара кости в правой руке противно хрустнули, пришлось послать туда поток ауры, чтобы удержать меч. Миг спустя Ланн сделал кувырок назад, избегая пинка, после чего опять вскочил на ноги, нащупал левой рукой кинжал и, целясь на звук, умело метнул в колдуна, что стоял в паре метров позади и начинал читать новое заклинание. Раздался звук удара и женский вскрик, в глазах «зелёного» страх быстро сменился яростью:

— Агата… Паскуда! — он сделал шаг вперёд, нанося колющий удар в грудь, Ланн уклонился влево, едва избежав его. Воля «зелёного» колебалась, теряла форму и таяла на глазах. Подпрыгнув и оттолкнувшись ногой от края оврага, Ланн в воздухе нанёс тому рубящий удар в шею, усиливая движение потоком ауры. Руку тряхнуло, когда его клинок разрубил мышцы и кости, а когда барон приземлился на землю, голова «зелёного» катилась к его ногам. Тело сделало пару шагов, извергая потоки крови, и рухнуло. Бросив быстрый взгляд по сторонам, Ланн понял, что в овраге на ногах остался только он один. В груди как будто застрял кусок льда, он ненавидел это чувство. И наслаждался им. В такие мгновения мир становился невероятно простым и понятным.

Глава 3

С дальней стороны оврага он услышал тихий хрип. Повернувшись туда, он наконец чётко разглядел колдуна. Точнее, колдунью средних лет с русыми волосами. Держась двумя руками за кинжал в груди, она неотрывно и тоскливо смотрела на тело «зелёного». Она умирала. Рана была крайне скверной, кинжал пробил правое легкое и зашёл в тело глубоко, по самую рукоять. Подойдя ближе, барон присел напротив на одно колено и заглянул в её карие глаза, полные страха и ненависти. Она попыталась что-то сказать, но Ланн зажал ей рот рукой и мечом перерезал горло. Посмертные проклятия бывают невероятно опасны, и простой вспышкой Воли их не смыть, так что выслушивать её последние слова он не собирался. Крепко сжав зубы, юноша смотрел, как её взор, полный муки, тускнел, пока кровь толчками билась из жуткой раны. Затем прикрыл ей глаза и поднялся.

Пора было уходить, и в данный момент пройти через Старую Чащу казалось барону не худшим вариантом. Её все избегали, этот огромный лесной массив отделял центральные земли королевства от вольных баронств Западных Земель, в которые и направлялся Ланн. Он очень не хотел столкнуться с ещё одним отрядом охотников, это в любом случае всегда слишком дорого стоит. Наскоро осмотрев вещи убитых, Ланн забрал их запасы провизии и длинный меч, принадлежавший «зелёному». Клинок, похоже, долго служил своему хозяину, был пропитан остатками его Воли, и она резанула вспышкой боли, когда Ланн к нему прикоснулся.

Сконцентрировавшись, барон влил в оружие собственную ауру, после чего взвесил оружие в руке и сделал пару взмахов. Меч был тяжеловат, но всё же лучше подходил для излюбленного двуручного хвата, чем короткий клинок его отца. Ну и наконец в походной сумке колдуньи, помимо различных трав и снадобий, в которых он не разбирался и потому оставил на месте, ему удалось обнаружить исписанный незнакомыми символами кусок кожи, в центре которого был завернут клок пепельных волос. Ланн надеялся, что это его волосы, об альтернативе он старался не думать. Как старался не думать и о том, кто нарисовал безыскусный рисунок этих двоих и ещё одной маленькой фигурки на куске бумаги, найденной им в глубине сумки.

Ланн вздохнул: боевая концентрация прошла, и сейчас накатывало сожаление. «Не люблю убивать женщин». Привычно встряхнув головой, он выбросил из неё всё лишнее и он поднялся из оврага. Сейчас он собирался пересечь Старую Чащу, путь через неё займёт не меньше недели, да и места эти слыли гиблыми. С северной стороны Чаща граничила с Пустыми Землями, давно брошенными людьми и сейчас населёнными лишь разного рода тварями, порождениями древней магии. На юг уходила до Улонских озёр и южного тракта, соединяющего земли Тарсфола с вольными баронствами.

Судя по рассказам отца, когда-то исходившего на своих двоих всё королевство, Старая Чаща было единственным местом, куда он так и не сунулся. Уж больно жуткие слухи ходили об этих местах у бывалых охотников. В целом это было определённо не то место, куда Ланн бы направился по своей воле, но оно идеально подходило для того, чтобы пропасть на пару недель, пока его разыскивают по всему королевству. Барон не допускал сомнений в том, что он оттуда выберется, сейчас его Воля должна быть крепка, как никогда. К тому же он пообещал себе обязательно встретится с Айром в памятном форте Равен.

Молодой барон споро зашагал на запад, под кроны высоких дубов и вязов.

Ближе к полудню Ланн как будто пересёк незримый барьер, отделяющий обычный лес от Старой Чащи. Сначала изменился воздух, привычные запахи леса стали ярче, насыщеннее, живее. В этом месте не чувствовалось обречённости Пустых Земель, а от обычных лесов королевства Чаща отличалась так же, как хищный волк отличается от смирного сторожевого пса. Издревле люди подминали окружающую их действительность под себя, с помощью орудий труда или магии. Это место было иным. Оно не привыкло к человеку. Старой Чаще на человека было плевать, она жила по своим законам, что возникли гораздо раньше, чем человек.

Незримое давление древности обрушилось на плечи барона, он словно шёл по руинам старого и забытого мира. Природа вокруг тоже стала постепенно меняться. Обычные и привычные деревья и кустарники постепенно вытеснялись такими, какие прежде Ланн не видел. Гордые и величественные стволы их тянулись вверх на десятки метров и сходились кронами высоко над его головой, погружая всё вокруг в таинственный полумрак в котором груды валежника и бурелома чередовались с ощетинившимися иглами зарослями.

А ещё в этом лесу витало что-то… Похожее на Волю. Закрывая глаза, он ощущал вечное движение вокруг. Обволакивающее и увлекающее за собой. Хищник и жертва, жизнь и смерть, вечный цикл взывал к первобытным инстинктам, что были отринуты людьми. Человек, обладающий волей, — прежде мира всегда видит себя. Именно его Я для него первично. Этот лес пытался изменить его, заставить его жить по его законам. «Прямо как отец», подумал с усмешкой барон.

Остановившись в проглядине, где ветви высоко над головой открывали небольшой участок голубого неба, Ланн решил разбить лагерь, чтобы немного передохнуть. Даже просто путь по лесу был сопряжён с многими трудностями, но сейчас к ним добавлялось ещё и это непонятное давление. Чаща не пыталась изменить лично его, она пыталась изменить вообще всё, что попадало под её полог.

Наскоро перекусив остатками дичи из лагеря охотников, барон прислонился спиной к стволу дерева и прикрыл глаза, уходя в себя, и до предела обострил восприятие. Его собственная Воля окутала его изнутри, поднимаясь из глубин сердца, очищая его тело и разум от чуждого влияния, так же как недавно сам Ланн очистил трофейное оружие. Юноша начинал понимать, почему люди старательно избегают этого места: оно заставляло их вспомнить, что значит быть зверями. «Я есть я, и нет во мне ничего, кроме меня», — прошептал барон, заканчивая создавать ментальную защиту. Сейчас его собственное Эго подавляло пассивное влияние разлитой вокруг чуждой ему Воли.

Ланн продолжил путь, до прихода ночи ему хотелось найти подходящее место для лагеря. Наступление вечера юноша застал, забравшись на одно из деревьев, места для ночлега лучше найти не удалось, к тому же за ним увязалась небольшая стая волков. Обычно хищные звери чувствовали опасность от носителей Воли и избегали их, но местные твари действовали более нагло. Даже сейчас они быстрыми тенями ощущались на границе восприятия, ожидая проявлений слабости.

За три года жизни в столице барон привык к мягким простыням и удобной кровати и потому невесело рассмеялся, пытаясь устроиться на раскидистой ветви незнакомого дерева. Она была достаточно прочна и широка, чтобы удержать его вес, но плохо подходила для того, чтобы заснуть. Ночь предстояла длинная. В очередной раз Ланн проклял тот день, когда встретился с королевой. Останься он с графиней, продолжил бы наслаждаться спокойной, успевшей ему осточертеть жизнью...

Глава 4

Вот уже третий день барон пробирался по Старой Чаще. Каждую ночь то, что таилось в её сердце, звало его к себе, пыталось сломить, подмять под себя. Ланн был сильно истощён, в первую очередь, ментально. Его Воля была близка к пределу прочности, а разум готов был сломаться. За каждым деревом и кустом ему сейчас мерещились тени, зовущие и осуждающие. Зачем он сопротивляется? Почему не хочет поддаться зверю внутри себя? Безмолвно они вопрошали юношу, который, словно часовой механизм, заставлял себя делать шаг за шагом по прелой листве.

Ланн давно перестал обращать на них внимание, он уже и забыл, откуда он идёт и куда. Он помнил лишь одно: он должен продолжать путь. В те редкие моменты, когда ему удавалось заснуть, ему снились сны из детства. Он черпал из них злость и силы. Судорожно, до белых костяшек сжимая рукоять трофейного меча, он продолжал идти. Ближе к вечеру третьего дня барон понял, что что-то в окружающем его мире изменилось. Нет, он так же чувствовал на себе взгляды из теней, но сейчас они уже были не вопрошающие. А яростные и голодные.

Накатило ощущение приближающейся угрозы, что заставило его напрячь остатки Воли, чтобы попытаться прояснить разум. Его глаза вспыхнули, когда он встряхнул головой и огляделся вокруг. То, что прежде ему казалось тенями, сейчас обрело очертания. Держась на границе зрения, ловко скрываясь во тьме, вокруг барона кружилось шесть едва различимых фигур.

Ланн чувствовал, что они переполнены той же Волей, что и зов, который он слышал каждую ночь. Вокруг царил полумрак, делая зрение совершенно бесполезным. Но оно сейчас было не нужно барону. Он бросился бежать, стараясь оторваться от преследователей, почувствовав, как их ауры вспыхнули от ликования и жажды погони. Разделившись на две тройки, тени начали окружать барона, лес наполнили звуки кровожадного рычания. Чем бы эти твари не являлись, они точно не были обычными зверями.

Вслепую маневрируя между деревьями, Ланн ориентировался исключительно на чувство Воли, переполнившей этот лес. За три дня, проведенные здесь, он успел её хорошо понять и возненавидеть. Он искал подходящее место, чтобы дать этим тварям бой. Вскоре ему повезло, и он выскочил на небольшую поляну, что была едва освещена бесконечно далёкой серебрянной луной, проглядывающей между крон деревьев. Остановившись, юноша скинул наземь дорожную сумку, выхватил и выставил перед собой длинный меч, а преследователи окружили проглядину и замерли.

Он видел в колебании их Воли животный голод и страх. Они чувствовали его необычность и чуждость этому месту, хотели порвать его на куски, но медлили, ощущая угрозу. Барон усмехнулся, закатал рукав кожаной куртки и нанёс себе небольшой порез. Запахло кровью, этот едва уловимый в воздухе аромат спустя пару секунд вызвал в монстрах вспышку ярости, и они бросились на него со всех сторон. Крепко зажмурив глаза, Ланн сфокусировался на очертаниях чужой ауры.

Первая и самая крупная тварь пылала, словно уголь из костра, она достигла центра проглядины первой и в длинном прыжке попыталась ударить барона лапой в шею. Поднырнув под лапу, барон развернулся и рубанул мечом. Сейчас желание выжить и ярость от столкновения с реальным, ощущаемым противником раздували его Волю. Вспышка меча осветила поляну, и лапа монстра отлетела, срубленная вдоль плеча. Раздался оглушительный вопль боли, но, не обращая на него внимания, Ланн послал Волю в ноги и высоко подпрыгнул, пропуская снизу удары двух тварей, пытавшихся напасть на него со спины. Сейчас он ясно ощущал все их движения, даже не открывая глаз, а реагируя только на колебания ауры.

Взлетев на пару метров, он совершил в воздухе кульбит и опустился на землю, рубящим ударом клинка целясь в одного из отставших преследователей. Направив в руки и меч переполняющую ярость, барон заревел и обрушил клинок, монстра перерубило пополам, тот не успел даже отскочить. «Осталось пять», — пронеслось у Ланна в мыслях, он припал к земле на колено, чувствуя, что справа и слева прыгают чудовища, и резко выпрямился, нанося круговой заряженный Волей удар. Монстры отпрянули, но рассечённый ударом воздух загудел, затягивая их внутрь, ближе к барону, и вторым круговым ударом он их достал, вспоров обеим брюшины. Брызнула кровь, мерзко запахло вывалившимися внутренностями, ауры в глазах барона зарябили.

Он вновь почувствовал, что его начинает затягивать чуждая Воля. Три оставшихся монстра бежали на него: самый крупный, тот самый, что остался без лапы, был впереди, собираясь напасть в лоб, два чудовища поменьше бежали по сторонам, чтобы зажать добычу в клещи. Не дожидаясь, Ланн бросился навстречу, но ему в ноги вцепились зарубленные им твари. Даже подыхая, они пытались дотянуться до вожделенной сладкой плоти. Барон разделял их страсть, их голод. Замедлившись лишь на пару мгновений, Ланн срубил им головы двумя быстрыми короткими взмахами клинка, рыча от ощущения превосходства над ними.

Однолапый вспыхнул Волей и мгновенно приблизился к барону, ударив его в живот. Ланн бросился в сторону, но острые когти пробили куртку и глубоко вошли в плоть, разрывая мясо в боку. Монстр заревел, оглашая Чащу восторгом хищника, достигшего добычу. «Сам ты добыча», — подумал Ланн и зарычал в ответ, ударив мечом крест-накрест по мерцающей перед ним ненавистной ауре, которая сразу начала меркнуть и разваливаться на куски.

Два заходящих по бокам монстра присели на задние лапы от давления Воли барона, презрением высшего хищника отдавало сейчас каждое его движение. Они начали пятиться, а когда Ланн издал громкий крик от переполняющего ощущения превосходства и первозданного восторга, бросились со всех ног бежать.

Он сделал за ними пару шагов и рухнул на колени. Из разорванного бока хлестала кровь, промочив одежду. Вспышка ярости начала спадать, накатилась слабость и боль. Сжимая рану, барон пополз к брошенному в центре поляны мешку, но с каждой каплей крови слабость накатывала волнами. «Тупой способ сдохнуть, это точно не для меня», — думал барон, заставляя себя двигаться. Но на половине пути силы его подвели и он рухнул в траву лицом.

С трудом повернув голову набок, Ланн хрипло дышал и чувствовал, как с каждой каплей крови из него вытекает жизнь. В глазах темнело, но барон увидел неподалёку от себя на залитой лунным сиянием поляне что-то совершенно неуместное. К нему бежала девушка, которую он прежде никогда не встречал, но сейчас она казалось ему самым прекрасным существом, что он видел за всю свою жизнь. «Прелестные ножки», — подумал барон, прежде чем провалиться во тьму.

…Королевский бал продолжался. Пары кружились по большому овальному залу, украшенному барельефами и колоннами. Музыка ненавязчиво вовлекала в танец, Ланн уже сбился со счёта, сколько партнеров и партнёрш у него было на этом балу и как долго он уже продолжался. Голова горела от количества выпитого, а возможно, уже и от похмелья, но мелодия и не думала смолкать. Лица вокруг смазывались и сливались, текли, как воск свечи, барону было тяжело смотреть на них.

Внезапно взгляд упал на девушку, стоящую у самого входа в зал. Она выбивалась из общего фона очень скромным платьем, а её изумрудные глаза приковали взгляд юноши. Словно заворожённый, он побрёл к ней сквозь шквал танцующих фигур, что становился всё быстрее. Музыка стала громче, она завывала и ревела, словно буря, захлёстывала его чувства, пытаясь опять завлечь в танец. Но Ланн упрямо продолжал идти к обладательнице сияющих изумрудных глаз, когда он смотрел на нее, всё вокруг становилось неважным, искусственным, ненастоящим. Вся эта роскошь и помпезность на глазах рассыпалась в потоке времени.

Миновав последние слившиеся воедино восковые фигуры, изображающие счастливый танец, барон наконец подошёл к загадочной девушке. Он не мог отвести от нее взгляда. Длинные густые каштановые волосы обрамляли нежную светлую шею, спускаясь к пышной груди, скрытой за невзрачным, если не сказать дешёвым платьем. Лицо девушки было юным, но взгляд, которым она смотрела на барона, сложно было описать. Мудрый, таинственный и загадочный, он как будто обещал что-то и о чём-то просил.

Ланн подошёл к ней поближе и поклонился, как кавалер.


— Прекрасная леди, похоже, вы тут скучаете. Не откажетесь составить мне компанию?

Но в ответ девушка лишь звонко рассмеялась, застывшая на её лице полуулыбка стала шире, после чего она весело ответила растерянному барону


— Нет-нет-нет, мне ничуть не скучно. Интересную же жизнь ты вёл, парень… Я здесь всего лишь, чтобы присмотреть за тобой и не дать раствориться в этой грёзе.


Несмотря на музыку, что до сих пор оглушала и отдавалась стуком в ушах, юноша ясно слышал каждое её слово. Жар спадал, но лихорадочный танец позади всё ещё манил, хотелось вновь окунуться в этот безумный и бездумный океан страсти. Потянувшись к девушке, барон легонько коснулся её обнаженной ладони своей рукой, одетой в бархат и пурпур.


— Единственная грёза здесь — вы, моя леди. А всё остальное — это просто моя жизнь. Пойдёмте со мной, и я раскрою вам все её тайны.


— Тайны? Парень, не смеши, в твоей горячке тайн ещё меньше, чем в моём курятнике. Открывай уже глаза и просыпайся, а не то окачу холодной водой!

Девушка отстранилась, мило покраснев и отдёрнув руку. Ланн хотел шагнуть ей навстречу, но внезапно осознал, что музыка затихла. Развернувшись на пятках и осмотрев зал, барон увидел лишь опадающие наряды и маски, фигуры людей расплавились, и лишь в самом конце зала он заметил человека, который пристально смотрел на него. Голова закружилась. Он знал этого человека. Ланн попятился. Внезапно девушка позади сама схватила его за руку.

— А, ну вот и фаза кошмара. Просыпайся наконец, мальчик! Вряд ли нам обоим будет приятно то, что грядет.


Барон не мог шелохнуться. Он смотрел в глаза человека, неспешно идущего к нему через зал. Пытаясь сбросить печать оцепенения, Ланн растерянно пробормотал:

— Отец… Почему ты здесь? Я же… — Но поток холодной воды смыл видение.

Он уносил его всё дальше и дальше, пока не остались лишь горячая боль в боку, твёрдая лежанка под спиной и взгляд изумрудных глаз сверху. Насмешливый и немного скрипучий голос, так плохо идущий ангельским чертам лица, ехидно произнес:


— Ну что, проснулась, принцесса? Добро пожаловать в мир живых.


Перед Ланном, сжимая деревянное ведро в руке, стояла та девушка из его сна. С трудом повернув голову, Ланн оглядел её и хрипло произнес:

— Воды, — единственное слово как будто вытянуло все силы. В голове опять стало горячо, и, рухнув обратно, барон погрузился в забытье.

Следующие пять дней в те редкие моменты, когда барон приходил в себя, он неизменно видел у кровати свою спасительницу. Постепенно стало удаваться дольше оставаться в сознании. На пятый день, почувствовав нежные руки, утиравшие ему пот со лба, он потянулся к ним и, сжав девушку за ладонь, открыл глаза. Та удивилась, но руку убирать не стала. Ланн горячо прошептал:


— Спасибо. Ты спасла меня. Скажи, как твое имя?


Лицо девушки на мгновение окаменело, после чего она усмехнулась и с сухим смешком ему ответила.

— Нам не нужны имена. Тебе и мне. В именах есть сила, великая сила. Особенно в имени, названном добровольно. Зови меня просто Ведьмой, а я буду звать тебя… Хммм, давай подумаем? «Белобрысый распутник», или «Испорченный мальчишка»? Какое тебе прозвище нравится больше?

— Знаешь, а пока ты молчишь, ты кажешься ещё красивее… — устало ответил Ланн, с грустью подмечая, что взгляд его спасительницы чем-то неуловимо напоминает взгляд королевы. Власть в нём соседствовала с холодом одиночества и печалью.

— Красота в глазах смотрящего. Знаешь, я живу уже долго здесь, и гостей у меня не было так же давно. Никто из тех, кто забредал в эти гиблые места, не доходил так далеко, как ты. Так что, когда я поняла, что кто-то жестоко убивает людей, которых я хотела спасти от проклятья, я побежала проверить. Ну и нашла тебя.

С этими словами девушка раздражённо вздёрнула носик, а её взгляд похолодел еще больше.

Глава 5

— Каких... людей? Те твари, что на меня набросились…


— Они всё ещё были людьми. Просто потерявшими свою человечность и себя в чужой Воле. Но их можно было спасти. Ты и сам, Белобрысый, был недалёк от этого. Какого чёрта тебя вообще понесло в Чащу? Неужели ты ещё на подходе не почувствовал Зов Сердца Леса?


— Это был не зов. Это был скорее вызов. Я бегу от проблем, Зеленоглазка. Обычно я делаю это всегда. Но не в этот раз. В этот раз мне захотелось сделать что-то другое. Что-то значимое…


— Ааа! Значит, решил поиграть в героя. Ну, поздравляю, парень, ты по крайней мере остался в живых. В отличие от остальных, которых ты покрошил. А еще… — девушка пристально вгляделась в глаза барона и откинула прядь волос со лба, — мне нравится, как ты меня назвал. Лучше, чем Ведьма. Но ты ведь понимаешь, что я не простая крестьянка? И что у меня есть власть потребовать с тебя плату за спасение твоей жизни?


— Могла и не говорить. Я сделаю для тебя всё, что угодно, Зеленоглазка. Я понял это ещё там, когда впервые увидел тебя, лёжа в собственной крови. Просто немного подожди, когда ко мне вернутся силы, — Ланн попытался ей улыбнуться своей лучшей улыбкой, но, судя по её скептическому виду, это получилось жалко.

Девушка убрала руку с его лба и направилась к двери. Барон устало проводил её взглядом, подмечая почти идеальную фигуру, после чего добавил про себя: «К тому же, отплатить тебе за доброту может быть ещё и очень приятно», после чего погрузился снова в неясные сны.

Дела пошли на лад, и спустя ещё пару дней барон наконец-то смог встать на ноги. За последнюю неделю он сильно исхудал, а его живот украшал ужасный шрам, но силы потихоньку возвращались. После той короткой беседы его спасительница редко задерживалась рядом с ним, у Ланна возникло ощущение, что она его избегает. Она оставляла еду рядом с его кроватью, после чего, игнорируя его попытки с ней заговорить, просто уходила, чем несказанно удивляла. Уж в чём не сомневался барон, так это в своей способности найти общий язык с любой женщиной.

Держась за стену, небольшими шагами Ланн пересёк комнату. Дверь оказалась не заперта, и он вышел в небольшую кухню. Она была ярко освещена через два окна заходящим солнцем, всё ещё висящим над кромкой леса. Здесь пахло свежей выпечкой и душистыми травами. Крепко сжав зубы, барон продолжил свой путь и, преодолев небольшой порожек, распахнул двери наружу, почти налетев на хозяйку, поднимающуюся по невысокой лесенке навстречу. Окинув его долгим взглядом, та холодно поинтересовалась:


— Я тебе разрешала покидать постель? Болван. Если рана откроется, я не стану больше изводить на тебя свои снадобья.


— Хозяюшка, не изволь беспокоиться, я уже здоров как бык.

Барон ослепительно улыбался. Вечерний лесной ветер ворвался в дом, разметав его светлые волосы, Ланн вновь взглянул в глаза хозяйке и протянул ей руку, помогая войти. Как ни странно, она приняла его галантный жест, их пальцы соприкоснулись, отчего девушка вздохнула и бросила на барона странный взгляд. Юноша нарушил недолгое молчание, всё ещё нежно сжимая тонкую девичью ладонь, он мягко спросил:

— Ты сказала что уже долго живёшь в этих местах? Не устала быть одна? Как ты здесь очутилась?

— Очутилась? Я тебе что, птица перелётная? Ох, Белый, я ведь знаю, в какую игру ты играешь. Но почему бы и не подыграть. Садись, сейчас заварю отвар да стол накрою. А там и поговорим.

Барона забавлял тон её голоса, она его отчитывала и уговаривала, как дитя малолетнее, хотя сама была едва ли старше него самого. Но решив ей подыграть, он прилежно уселся за стол и принялся с улыбкой наблюдать за её хлопотами. Девушка была одета в простое холщовое платье, неровно пошитое и слегка неряшливое. Оно полностью скрывало полные груди, не оставляя даже намёка на вырез. Одеть столь красивую женщину во что-то подобное было настоящим преступлением. Наконец барон, вдоволь насладившись зрелищем, устало выдохнул и попытался подняться.


— Эй, может я чем помогу? — воскликнул он, на что девушка сварливо осадила.


— Ты ещё ходить не можешь, помогальщик. Сиди уже. И слушай, — на столе девушка начала раскладывать выпечку.


— Я родилась далеко отсюда. Очень далеко. И однажды, когда мне стало скучно, я отправилась в путь. Он был долгим. Пятнадцать лет назад я прибыла в эту долину. Этот Зов… Скажем так, он мне интересен, — ведьма села напротив барона и кивнула ему на еду. Тот не стал отказываться, тем более голодный желудок настойчиво требовал настоящей пищи, а не тех отваров и бульонов, которыми его потчевала хозяйка последнюю неделю.


— Ты знаешь, что это такое? Прежде я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Этот Зов, как ты его называешь, обладал собственной Волей и буквально корёжил мое сознание.

— Существует множество артефактов, обладающих подобием сознания и способных формировать собственную Волю. Они встречаются в разных формах, но раньше я никогда не видела чего-то, что способно воздействовать на столь большую область. За те годы, что я здесь нахожусь, мне пока не удалось проникнуть к Сердцу Леса.

Барон потянулся уже за третьим пирогом и с удовольствием откусил половину, давая хозяйке возможность продолжать. Но она молчала, задумчиво разглядывая пальцы рук, сложенных на столе. Закончив с пирогом и запив его горьким отваром, Ланн постучал пальцем по скатерти.

— И что тебе мешает? Этот самый Зов, как я понимаю? Довольно странно, но я не слышал его с тех пор, как оказался у тебя…


— Потому что я могу защитить свой домен. Я живу здесь пятнадцать лет, неужели, мальчик, ты думал что я позволю существовать чужой Воле на моей земле? Впрочем, объяснять слишком долго. Считай что я знаю способ подавить Зов. К тому же его свойства действуют на тебя и на меня по-разному.

В ответ на вопросительно поднятую бровь ведьма продолжила:

— Он взывает к примитивным, первобытным желаниям. Ты мужчина, а я женщина, потому и воздействие он оказывает на нас разное. Сотри ухмылку, или окачу водой из чайника! Так или иначе я могу его подавить, но на пути к Сердцу Леса живут стражи. Люди и нелюди, которых он изменил слишком давно для того, чтобы их можно было спасти…


— Дай догадаюсь, ты хочешь, чтобы я защищал тебя от них на пути к Сердцу? Ты это имела в виду, когда говорила о плате? — спросил барон, отставив кружку с отваром в сторону.


— Ты показал высокую стойкость Зову, но я не уверена что этого будет достаточно. Я не смогу тебя защитить полностью, понимаешь? И кроме того, стражи очень опасны. Просить о таком — всё равно что просить тебя отдать жизнь, которую я спасла. Я дам тебе выбор мальчик. И совет. Не дай моим желаниям сбить тебя с толку, лучше уходи, как только вернёшь силы. Ещё пара десятков лет, и я сама смогу найти способ забрать артефакт.

Ланн задумался. Чувство самосохранения в нём боролось с желанием довести дело до конца, отомстить Сердцу Чащи, а кроме того, впечатлить эту женщину. Ведьма завораживала его, вызывала те чувства, что он прежде не испытывал ни к одной из своих любовниц. Оттого становилась гораздо более ценной добычей. Приняв решение, барон твёрдо взглянул в изумрудные глаза девушки напротив.


— К этой мерзости в Чаще у меня личное. Я ненавижу, когда меня пытаются изменить против моей воли. А кроме того, Зеленоглазка, я не хочу, чтобы ты состарилась, пытаясь добраться до этого артефакта. Он ведь для тебя важен? Так что я тебе помогу. Но с одним условием.


— Да? И каким же? Мальчик, хорошенько подумай над тем, что ты скажешь дальше. Ставки очень высоки, я ведь могу это твоё условие и принять…

Нехорошо усмехнувшись, ведьма наклонилась вперёд, так что её полные груди упёрлись в стол. Ланн сглотнул, пытаясь поднять от них взгляд, и наткнулся на её ехидную ухмылку.


— Прежде чем мы пойдем к Сердцу Леса, ты назовёшь мне своё имя, а я тебе назову своё. Если я собираюсь ставить свою жизнь на кон ради того, чтобы тебе помочь, я хочу, чтобы мы были товарищами по оружию, а не случайными незнакомцами, Зеленоглазка.

Ухмылка ведьмы стала ещё более нехорошей. Прищурившись, она медленно ответила, как будто чеканя каждое слово.

— Белый, ты сам себя закапываешь всё глубже и глубже. Что ты будешь делать с моим именем? Ты ничего не сможешь от него получить. А вот я, узнав твоё, стану способна на многое…


— Прекрати играть в злодейку, тебе это не идёт. Это вопрос доверия, Зеленоглазка. Признайся, ты ведь тоже боишься. Вот и мне страшно. Доверять кому-то всегда страшно. Ты права, я понятия не имею, кто ты такая и на что способна. Но если уж наши жизни связаны, пусть и ненадолго, я хочу тебе доверять. И хочу, чтобы ты доверяла мне.

Изумрудные глаза напротив на мгновение расширились в удивлении. А потом, откинувшись назад, девушка захохотала. Она смеялась снова и снова, но в этом смехе было столько боли и одиночества, что сердце юноши застыло в груди. Ланн нахмурился, он уже понимал, что она откажется. Наконец отсмеявшись, ведьма вновь посмотрела на него и смахнула с уголка глаз слезу.


— Я согласна, Белый. Что ж, ты ведёшь в этом танце, тебе и начинать.


— Барон Ланнард Грейсер, повеса, неудачник и убийца. К вашим услугам, миледи! — скривившись от боли в боку, Ланн поднялся на ноги и отвесил хозяйке дома неуклюжий поклон, затем подняв на неё глаза. Когда ведьма заговорила, дыхание парня замерло от мощи её слов. Образ девушки, который он видел, на мгновение заколебался и обнажил её настоящую.

Каштановые волосы изменились, как будто наливаясь с каждым её словом пламенем, меняя свой цвет на огненно красный, черты лица исказились, она и до того была прекрасна, а сейчас её красота почти вызывала боль своей идеальностью. И лишь глаза, изумрудный блеск которых так манил барона, остался тем же.

— Моё имя Ульма Кроу. Я Хранительница Второй Сломанной Печати, королева забытого Харграна и всех его проклятых душ. Я принимаю твоё внешнее имя, барон, и дарую тебе своё.

Ланн был ошеломлён открывшимся ему зрелищем. Это имя и титулы ничего ему не говорили, он даже не слышал о ней. Но чувствовал, сколько потаённой боли было в каждом её слове. Увидев его колебания и приняв их за страх, девушка грустно усмехнулась. Барон наконец-то судорожно выдохнул запертый в груди воздух и уселся на скамейку напротив неё.

— Ну имя как имя, бывают и хуже. У меня вон знакомую крестьянку Баловкой назвали, баловалась с ней вся деревня. И кстати… Такой ты мне нравишься ещё больше! — засмеявшись собственной шутке, Ланн поймал немного обиженный взгляд девушки и, замявшись, почесал затылок, решив сменить тему. — Да-да, не самая удачная шутка. Извини. Если честно, мне это все ни о чём не говорит. Так что лучше расскажи, начерта тебе этот артефакт сдался.


Покачав головой девушка ответила:


— Мне он нужен для моих целей. Объяснять которые… Это сложно, Белый. И слишком долго. Как ты сказал, жизнь связала нас ненадолго, после того как я с твоей помощью получу артефакт, каждый из нас отправится своей дорогой. Так что вместо лишнего любопытства лучше набей свой рот этими чудесными пирожками и жуй. Поверь, чем меньше ты будешь знать обо мне, тем лучше для тебя.

Закончив с едой и попрощавшись с хозяйкой дома, Ланн вернулся в комнату и, лёжа на кровати, закрыл обеими ладонями лицо, на котором застыла кривая ухмылка, его буквально распирало от ощущения тревоги и злости на себя. «Чёрт, я настолько вжился в роль искреннего парня, что почти на самом деле начал ей сопереживать и чуть не упустил контроль над ситуацией. Не теряй головы от этих глаз, придурок. Ты ещё в детстве выучил, что все женщины — это шлюхи, которым можно верить лишь тогда, когда они ложатся под тебя. И только в этом случае ты от них получишь всё, что пожелаешь. Все они либо хищницы, либо жертвы. От королевы до крестьянки. Даже эта ведьма. Не забывай», — думал юный барон, постепенно проваливаясь в сон.
Интерлюдия 3

В мою шестнадцатую весну родовое поместье уже слабо напоминало то, каким оно было десять лет назад. Отец давно разогнал большую часть слуг, сад пришёл в запустение без садовника, а большую часть вопросов по управлению поместьем мне пришлось взять на себя. Малютка Сэра, которой тогда едва-едва исполнилось десять лет, вовсю пыталась мне помогать где только можно. А отец… Отец полностью забросил всё и предавался лишь разврату с многочисленными женщинами, которых он иной раз по настроению голыми выкидывал на улицу, да бездумному пьянству, от которого порой доходил до ручки: начинал громить мебель и в пьяном угаре выкрикивал проклятья нашей почившей матери.

В эти моменты мы с Сэрой старались держаться от него подальше, так как при виде сестры, так похожей на умершую мать, отец терял последние остатки разума. В то время я был малолетним дуралеем, всё ещё мечтающим о странствиях. Но с каждым прожитым днём эти мечты становились всё дальше и дальше, скрываясь за серыми буднями. Единственным светлым пятном, помимо сестры, в этой туманной дымке стала моя подруга с забавным именем Баловка. Обычная девчонка из крестьянской семьи, живущей на наших родовых землях, была старше меня на два года. Взбалмошная и непоседливая, она была главной заводилой во всех играх нашего детства. У других окрестных детей из крестьянских семей ко мне всегда было особое отношение. Они меня побаивались и считали белой вороной, так что Бала стала моим окном в мир детских игр. Но это было в прошлом.

Последний год я был тайно в неё влюблен. Эти чувства, такие острые и необычные, в том юном возрасте сводили меня с ума. Порой я подолгу рассматривал её издалека, любуясь изгибами её тела и приятными выпуклостями там, где они были нужны. Это меня смущало, и я не находил в себе сил признаться ей в своих чувствах.

Некоторое время я вкладывал эту буйную энергию юности в свои каждодневные тренировки, которые я не забросил, несмотря на то, что отец давно перестал обращать внимание на что-либо, кроме женщин и выпивки. Раз за разом, порой до исступления, я тренировал взмахи тренировочным мечом, каждый удар усиливая Волей. Пока одежда полностью не становилась мокрой от пота, а я не замечал что давным-давно стемнело. Так продолжалось долгое время, до тех пор как я, находясь в полной растерянности, не принял роковое решение спросить совета у отца.

Глава 6

Отца я застал в хорошем расположении духа, в насквозь пропахшей кислым вином комнате, он восседал на своём любимом кресле, сжимая в жилистой руке кубок. Бросив взгляд по сторонам и убедившись что мы в комнате одни, я закрыл двери и подошёл поближе. Отец сильно сдал в последнее время, его могучие руки, которые прежде сами напоминали валуны и были способны крошить камни, сейчас были больше похожи на высохшие стволы деревьев, кожа стала желтоватой, как пергамент. Да и его Воля, прежде всегда казавшаяся мне несокрушимой, теперь едва ощущалась.

Встав напротив стола, я замер в ожидании его внимания. Ждать пришлось долго, лишь полностью опустошив большой бронзовый кубок и потянувшись за кувшином, он заметил, что в комнате не один. Подняв на меня взгляд, он благодушно ухмыльнулся.


— Аааа! Сын! Единственная отрада… Что тебе нужно, Ланн? Опять с кем-то подрался? — он почти не растягивал слова, да и речь была вполне связной. Отметив это, я решил, что сейчас лучшее время задать мучивший меня вопрос.


— Отец, как ты познакомился с мамой? — рука отца, наливающего вино, дрогнула, часть вина пролилась на стол, а он, потемнев лицом, уставился на меня. Его благодушное настроение тут же улетучилось.


— С ней… Какого чёрта ты меня спрашиваешь об этом? Это всё уже в грёбаном прошлом! В прошлом! Она сдохла, мертва, понимаешь? — заметив мой испуг от вспышки его гнева, он устало выдохнул и сухим, как камень, голосом повторил свой вопрос:

— Почему ты меня спрашиваешь, сын? Что ты хочешь узнать?

Я тогда растерялся и уже хотел уйти, что мне и стоило сразу сделать, но я ещё не до конца растерял веру в мудрость отца. Да и отступать было некуда. Так что, собрав силу воли в кулак, я ему ответил.


— Отец, понимаешь, тут есть одна девочка… Баловка. Я с ней давно дружу, она чуть старше, но в последнее время она так похорошела… — и тут меня понесло.

Отец опрокинул пару кубков, пока внимательно слушал мои хвалебные оды её остроумию, красоте и весёлому нраву. А я, получив его столь вожделенное внимание и (как я думал) понимание, распалялся всё больше и больше. Пока он наконец не ударил кубком об стол, громким звуком вырывая меня из пучины юношеских фантазий. Спокойным, напоминающим ранние годы мудрым голосом он размеренно сказал:


— Выеби её.


Я замер, пытаясь собрать мысли вместе. В моей голове всё перемешалось, я не мог понять, что значит эта фраза. Подняв на него круглые глаза я переспросил:


— Что сделать?


— Трахни. Накукань. Нафаршируй сарделькой. Отдери! Ланн, ты уже не пацан, я думал ты уже всех девок тут на деревне перепортил, а ты приходишь ко мне со своими розовыми соплями! Ты совсем баран?


— Да уж, глупо было спрашивать у тебя совета! Ты меня совсем не слушал?! Она не такая, отец, она…


— Какая «не такая»? Думаешь, у неё там пизда поперёк, а не повдоль? Выброси эти розовые сопли из головы, придурок. Иначе закончишь, как я. Все эти мокрощёлки одинаковы. Всё, чего они хотят, — это поскакать на хорошем мужском хуйце. И лишь пока ты будешь крепко и как следует её натягивать, она будет перед тобой стелиться и делать всё, что хочешь. Но если ты поверишь в эти радужные сказки про любовь и прочую херню, она сразу же найдёт себе другой хуй, на который можно запрыгнуть! — голос отца тогда дрожал от сдерживаемого гнева, а кулак, сжимающий кубок, наливался красным, пока бронза не лопнула в его руке расплескав остатки содержимого ему на одежду.

Я сам тоже уже дрожал от ярости, ничего не став отвечать, я развернулся и бросился прочь из комнаты, громко хлопнув дверью за собой.

Весь следующий день слова отца не давали мне покоя, пока я, выбравшись в поля подальше от деревни, изнурял себя тренировкой, делая взмахи клинком. Лишь поздним вечером я устало дошёл до нашей усадьбы и, заперев за собой ворота, медленно побрёл к входу в особняк, когда моё внимание привлёк свет в конюшне. Там явно кто-то находился. Конюха у нас не было уже очень давно, он ушел вскоре после смерти матери, а отец редко покидал поместье, да и конь остался у нас только один.

Напрягшись, я подкрался к конюшне, думая застать конокрада. Подойдя поближе, я услышал странные вскрики. Заглянув в неплотно запахнутые двери конюшни, я обомлел. Там был отец, он пыхтел, обливался потом, а перед ним, на тюке сена, грудью вниз лежала Бала. Она хрипло вскрикивала каждый раз, когда отец совершал движение. Мне показалось в тот момент, что моё сердце остановилось. Холод побежал от него по всей груди, промораживая вены, мои глаза не желали признавать то, что я видел перед собой.

И в этот момент отец почувствовал с помощью Воли моё присутствие, повернулся в сторону входа и за волосы приподнял Балу с соломы. Её глаза закатились, она хрипло дышала. Я неверяще смотрел в её искажённое гримасой лицо, медленно пятясь. А потом отец ухмыльнулся, и я, издав истошный крик, побежал оттуда. Я бежал, покуда хватало сил, задыхался, падал, а потом бежал снова. Сердце нестерпимо сводило от боли, оно буквально рвалось из груди. Как же я тогда был жалок. А потом, рухнув на колени у ручья, увидел своё отражение в неровном отблеске воды.


И внезапно всё кончилось. Ненависть, боль, чувство обиды — всё ушло. Я выгорел до дна, и до самого утра безжизненно смотрел в своё отражение при свете луны, пока не взошло солнце. Лишь потом я медленно поднялся на ноги и побрёл обратно. Добравшись до входа и отворив дверь, я столкнулся взглядом с отцом. Он сидел в своём любимом кресле напротив входной двери и пил. Увидев мой застывший взгляд он сухо спросил:


— Теперь ты понял? — лишь в этот момент я осознал, насколько я его ненавижу. Ненависть, граничащая с желанием убить, начала разгораться в моем потухшем сердце. Но… Он был мой отец. Когда-то мой кумир. Образец мужчины. А теперь это всего лишь ублюдок, растоптавший мои юношеские мечты. В один день я потерял и любовь, и отца, и кумира. Я загнал ненависть поглубже в душу и, сухо ему кивнув, побрёл в свою комнату, где я рухнул и спал до вечера следующего дня.

Проснувшись, я пошёл делать то, к чему привык. Тренироваться. Выйдя из дома, я увидел фигуру, прислонившуюся к воротам. Я сразу узнал её. Побитая, в изорванной одежде, рядом с моими воротами стояла Бала с заплаканным лицом. Когда я подошёл ближе, она подняла на меня застывший взгляд:


— Отец… Он прогнал меня из дома. Мне… Мне сейчас негде жить, Ланн. Можно я переночую у тебя в конюшне? — стук крови в моей голове зазвенел как набат. Холодная чёрная ненависть захлестнула меня с головой, в то время как какой-то человек моим голосом сухо и размеренно сказал:


— Пошла вон, шлюха.


— Ланн, я… — тихо, едва слышно пробормотала она, когда я, взорвавшись, заорал во весь голос:


— ВОООН, БЛЯДЬ! И ЧТОБЫ Я ТЕБЯ ЗДЕСЬ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ!


Она испуганно вскрикнула, как подстреленная птица, в последний раз посмотрела мне в глаза и, тихо пробормотав:


— Прости меня… — убежала.

Больше я никогда её не видел. Я не знаю, почему Бала сделала это. Возможно, отец её купил с помощью обещаний или денег. Или же просто запугал. До меня доходили слухи, что она стала проституткой. Барону Грейсеру же пришлось продать часть мебели, чтобы заплатить виру её отцу, который был вполне доволен этим, так как сумма виры оказалась гораздо больше, чем выкуп, который он надеялся получить за её замужество.

К этому времени мне уже было плевать. Я тогда уже заковал своё сердце в стальной панцирь. Единственной причиной, по которой я оставался в том ненавистном месте, была моя сестра, Сэра. Последний человек, которого я тогда любил. Ей нужен был дом и нужен был брат, потому что отец её презирал и ненавидел. Ненависть и любовь приковали меня прочными цепями к этому месту, и я не мог их разорвать. Пока однажды отец не разорвал их за меня. Но это будет только через шесть лет, когда Сэре исполнится шестнадцать.


После пробуждения Ланну потребовалось десять минут, чтобы вернуться назад к реальности. Сквозь приоткрытые створки окна доносились трели птиц и запах лесных трав. Солнце уже встало над кромкой деревьев, а значит, давно перевалило за полдень. Со вздохом поднявшись и скривившись от боли в боку, юноша оделся и вышел из комнаты.

В этот момент он ощутил вспышку чужой Воли неподалёку от дома. Волосы встали дыбом на затылке: он прежде не сталкивался с такой острой, узконаправленной волей. Она была не очень сильна, но заточена, словно стилет. «Охотники, даже сюда добрались?» — пронеслось в голове у барона, пока он заскочил в комнату, схватил клинок и бросился наружу. Вылетев в двери и едва не скатившись по лесенке, барон застыл, оглядывая пустой двор.

До самой кромки леса, окружающего дом ведьмы, он не видел ни одного человека, не считая самой Ульмы, которая сидела неподалёку от входа на грубо выструганной скамейке и, склонив голову, казалось, молилась.

Спустя секунду она приоткрыла один глаз и кивнула юноше:


— Доброе утро, Белый. Спал бы ещё, раны быстрее затянутся. Сейчас я закончу и накрою стол.

Вновь прикрыв глаза, она замерла, а Ланн вновь почувствовал вспышку Воли. Сейчас он видел её: узкий пучок, направленный куда-то в сторону чащи леса. Никогда прежде барон не видел такого виртуозного и узконаправленного воздействия Волей, но это было не главное. Главное было то, что его совершала женщина.


— Ты использовала Волю… — ошеломлённо произнес Ланн, разглядывая спутницу.

— То, что ты называешь Волей, — это всего лишь часть целого, проявление мужского начала, которое есть в каждом из нас. Даже во мне, — задумчиво произнесла ведьма, открывая глаза и вглядываясь в далёкую чащу.

— Так, я не понял. Ты что, мужчина? — обескураженно переспросил Ланн.

— Ты не барон, а баран, мальчик. Безусловно, в женщине мужского начала меньше, и сформировать Волю, как и использовать её, намного сложнее. Но это вовсе не является невозможным, как ты привык считать. Или ты считал, что женщины вовсе лишены Эго?

— Это противоречит всему, что я знаю о Воле. Она, как и Путь Меча, доступна лишь мужчинам знатного происхождения. Иногда ещё бастардам знатных родов. Но никак не женщинам.


— Это очень удобный способ удержать власть. Тебя учили управлять Волей. А вот крестьян этому не учат. И уж тем более этому не учат женщин. В каждом из нас есть мужское и женское начало. Эго — мужское начало, тебе оно прекрасно знакомо. Именно благодаря сильному Эго ты смог добраться сюда, противопоставляя его Зову Чащи. Который, впрочем, тоже сформирован Эго.

Повернув голову в сторону юноши, Ульма оглядела его с головы до ног и улыбнулась, после чего продолжила:


— Кроме Эго, существует ещё Ид. Это женское начало, олицетворяющее бессознательные стремления, эмоции и желания. Оно не направлено на достижение конкретного результата, а, скорее, является совокупностью общих стремлений. Далеко за морем существует женский воинский орден, практикующий Ид в основе своего боевого искусства. Тебе бы там понравилось, у них весьма… Свободный подход к дисциплине, — легко вскочив на ноги, ведьма направилась в дом, а проходя мимо барона, кивнула на клинок, всё ещё зажатый у него в руке. — И спрячь свой меч. Показывать его обнажённым на людях неприлично.

Ланну потребовалось ещё две недели, чтобы оправиться от раны и вернуть себе силы. Все эти дни он посвятил тренировкам, постоянно увеличивая нагрузку: пережитое на пути через Чащу укрепило Волю барона, сейчас она подчинялась ему почти так же хорошо, как и три года назад.

Во время занятий он частенько ловил на себе заинтересованные взгляды хозяйки дома. Порой они встречались глазами, но Ланн не чувствовал в её взгляде желания. Лишь легкое беспокойство и любопытство, что порядком его раздражало, казалось, что эта женщина ускользает каждый раз, когда он хочет её поймать. Это, как и то, что Ланн совершенно не мог понять ход её мыслей, интриговало барона. Разгадать Ульму Кроу и затащить её в постель постепенно становилось для него всё более важным. Сейчас он не смог бы уйти отсюда, не понеся урона своему Эго, даже если бы захотел.

Уже больше двадцати дней они провели вместе под одной крышей, а их отношения всё еще колебались на грани подобия дружбы. Нечастые разговоры по вечерам были больше похожи на лекции, когда ведьма рассказывала истории о дальних землях, в которых бывала, больше похожие на сказки. Эти истории Ланн пропускал мимо ушей, не видя в них ничего полезного, больше концентрируясь на её мимике, положении губ и глаз. Красота девушки и то, как она мягко, но настойчиво держала с ним дистанцию, заставляло желания парня гореть всё ярче и ярче.

Накануне дня, в который они договорились отправиться к Сердцу Чащи, Ульма и Ланн задержались вечером за столом. Алкоголя у ведьмы не оказалось, так что они просто сидели друг напротив друга, слушая далёкие звуки леса и треск пламени свечи, стоявшей на столе. Дрожащий огонёк едва освещал маленькую кухню, в которой они находились, играя отсветами с огненными волосами девушки. Встретившись с ней взглядом, юноша решил приступить к финальному штурму.

Глава 7

— Сколько эта игра ещё будет продолжаться, Ульма?


— Столько, сколько ты пожелаешь, Ланн, — просто ответила девушка и грустно улыбнулась.

— Ты нравишься мне, а я нравлюсь тебе. И, кроме того, завтра нам, возможно, предстоит умереть, и знаешь, я не хочу ни о чем сожалеть в этом случае.


— Понимаешь, в чем дело… Я тоже, — одиноко вздохнула девушка.

— Тогда… — Ланн потянулся, чтобы взять её за руку, но та отстранилась.

— Твои чувства, твои ценности, они искажены, Белый. Ты ведь даже не представляешь, насколько. Я неплохо успела тебя понять за эти дни, что мы прожили вместе. И не побоюсь тебе доверить в бою свою жизнь. Я знаю, что ты скорее умрёшь, чем позволишь кому-то причинить мне вред. Но я не могу тебе доверить свои чувства и свою душу.

— Почему ты так говоришь? — страстно воскликнул юноша, сжимая до побелевших костяшек столешницу.

— Потому что ты не умеешь любить. Ты даже себя не любишь. Зачем ты забрёл в эту Чащу, Ланн? Чтобы скрыться от погони? Были способы и проще.

— Не помню, чтобы я рассказывал тебе как я здесь оказался, — мрачно ответил барон, со вздохом разжимая пальцы.

— Пока я пыталась вытащить тебя с того света, мне пришлось войти в твои грёзы и увидеть часть твоего прошлого.

— И что же ты видела? Расскажи мне обо мне, о мудрая ведьма! — хрипло рассмеялся юноша.

— Ты сломался. И ты пришёл сюда умереть. А я для тебя должна стать финальным штрихом в этой жизни. Последней крепостью, что ты покорил. Я не хочу этого. Я хочу, чтобы ты жил. И если тебе для этого нужна цель, найди меня, когда всё это закончится. И мы поговорим снова.


— Значит, когда ты получишь артефакт, ты собираешься просто исчезнуть и заставить меня гоняться за тобой по всему миру? Не слишком ли ты много о себе мнишь, Зеленоглазка?

— Я бы хотела остаться. Но я не могу существовать здесь, вне зоны искажений Старого Мира, созданной его осколками. Этот артефакт один из них. Как только искажение исчезнет, я исчезну вместе с ним.


— Ясно. Где встретимся в следующий раз? По крайней мере то, что ты согласилась на свидание, это уже неплохо. Хотя надо признать, способ ты выбрала оригинальный, — успокаиваясь, усмехнулся барон, весьма удивив сидящую напротив девушку.

— Не думала, что ты примешь всё это так просто.

— Чем сложнее поймать добычу, тем слаще вкус её мяса, — плотоядно усмехнулся Ланн и подмигнул Ульме. — Так где я смогу тебя найти?

— В центре Пустынных Земель есть руины проклятого города…

— Ты про Лангард? Источник магической катастрофы? Логово Свежевателей? — зрачки Лана расширились от услышанного, после чего он захохотал. — Эй, Зеленоглазка, ты правда хочешь, чтобы я жил? Даже десяти жизней не хватит, чтобы прорваться туда.

— У меня есть причины интересоваться этим городом. Мой домен будет ждать тебя там.

— Чудесно, просто прекрасно! Ладно, моя леди из грёз, я согласен. Но я требую аванс!

— С каких пор этот разговор превратился в торговую сделку? — нахмурилась ведьма, накручивая на палец локон своих волос.


— Один поцелуй, и никаких торгов. Я хочу помнить вкус твоих губ, чтобы был незабываемый стимул встретить тебя снова, — Ланн снова потянулся к ней и нежно взял за руку. На этот раз она не отстранилась, а заглянула ему в глаза, как будто надеялась там что-то увидеть.

— Один поцелуй… — нежно напомнила Ульма, когда Ланн помог ей встать из-за стола и, обхватив талию, привлёк к себе. А потом их губы слились, нежно, почти невинно. «Ба! А гонора-то было. Да она не умеет целоваться!» — удивлённо подумал барон, прижимая девушку к своей груди.

В путь к Сердцу Чащи они вышли ранним утром. Идущий впереди Ланн недовольно кусал губы, несмотря на все его хитрости, добиться от девушки чего-то большего, чем поцелуй, ему так и не удалось. Ульма Кроу шла позади, вооружившись коротким мечом его отца. Следуя указаниям девушки, Ланн медленно поднимался вверх по холму, огибая деревья и подозрительные заросли кустарника.


Ближе к полудню окружающая местность начала меняться: во-первых, на границе разума парень вновь почувствовал давление чужой Воли. А во-вторых, они то и дело стали натыкаться на старую каменную кладку и упавшие колонны, явно рукотворного характера. Чем ближе к вершине холма они поднимались, тем сильнее чувствовалось влияние Зова, многочисленные деревья уступали место руинам человеческих строений. Прислушиваясь к окружающим звукам, Ланн остановился и внимательно огляделся. Среди теней деревьев ему померещился странный силуэт.


— Ты что-то заметил? — напряжённо спросила девушка позади, но барон молчал, пристально вглядываясь в кроны деревьев.

Свист воздуха почти слился со звуком удара об клинок камня, отбитого Ланном в сторону плоской стороной меча, а мгновение спустя справа и слева из зарослей и остатков строений с гортанными завываниями высыпали странные создания, похожие на низкорослых кряжистых карликов, поросших густой чёрной шерстью. Они были вооружены палками и заострёнными камнями. Схватив девушку и перебросив её через плечо головой вперед, Ланн бросился бежать вверх по холму, прыгая как заяц из стороны в сторону.

Сейчас его обострённые Волей чувства позволяли молниеносно реагировать на броски, но несколько камней попали ему в спину и в филейную часть Ульмы, несколько карликов спереди попытались остановить барона заострёнными палками, но Ланн оттолкнулся от заросшей мхом каменной колонны, перепрыгнул их и продолжил бежать. Гортанные крики раздавались всё ниже по холму, когда запыхавшийся барон остановился и спустил с плеча красную до корней волос девушку.


— Это и есть твои стражи?


— Да чёрта с два, у них даже Воли нет, потому мы не смогли их почувствовать. Похоже, это остатки местных жителей. Стражи дальше, ты сразу поймёшь, как только их увидишь. Ууу, синяки останутся! — раздосадованно ответила красноволосая, потирая аппетитную задницу. — А тебе лишь бы меня полапать? Зачем схватил? Я и сама бегать умею.


— Мы оказались в окружении, времени не было объяснять. И вообще прекрати скромничать и согласись, тебе понравилась эта небольшая поездка, — ухмыльнулся барон.

Крики карликов снизу по холму продолжались, но они явно не спешили подниматься вверх вслед за беглецами. Барон нахмурился, вряд ли это предвещало им что-то хорошее. К тому же даже сейчас, хотя был ещё полдень, он чувствовал, как кровь начинает бурлить от Зова, который он слышал. Дыхание становилось жарким, а во рту чувствовался постоянный привкус крови. Парень бросил взгляд на Ульму.

— Ты говорила, что можешь защитить от Зова? Кажется, он набирает силу.


— Я и так делаю всё, что могу, — хрипло, с какой-то истомой ответила девушка.
— Но мне приходится защищать нас обоих. Осталось немного, на вершине холма руины старого храма. Артефакт наверняка там, я чувствую его. Да и ты тоже.

Её щеки алели, глаза блестели, кровь барона забурлила, и он лишь усилием Воли смог отвести от девушки свой взгляд и продолжить путь наверх. Тяжело дыша, девушка пошла за ним следом.

— Так вот какие желания в женщинах пробуждает Зов… — задумчиво пробормотал барон, на что девушка лишь фыркнула.

— Я держу себя в руках, так что, надеюсь, и ты будешь делать то же самое!


— Держать тебя в своих руках? Я делал это совсем недавно и не прочь повторить.

С каждым шагом вверх по холму потоки чуждой Воли усиливались, барон уже не мог избавиться от привкуса крови, а одежда казалась ему чуждой и неестественной. Он расстегнул залатанную Ульмой дорожную куртку по пояс, дышать стало немного легче, но стук чуждого сердца в ушах и не думал пропадать. Сейчас оно ещё спало, барон чувствовал это. Как чувствовал и тех, кто поджидал их выше, в руинах. Странные, искажённые сгустки фиолетовой ауры Воли в количестве четырёх штук пульсировали на краю видимости, на вершине холма.

Сзади раздался голос девушки, барон не рискнул повернуться, чтобы посмотреть на неё сейчас. Её голос звучал глухо и незнакомо, как будто издалека:

— Когда мы доберёмся до артефакта, он пробудится. Мне потребуется… Несколько минут, чтобы завладеть им. Не дай им добраться до меня в это время.


Барон ответил утвердительным рыком. Говорить он уже не мог, мысли путались и плыли, обращаясь в явные образы желаний. Мягкая, податливая женская плоть, звук рвущейся кожи и вкус крови на губах. Добыча. Радость обладания.

С трудом встряхнув головой, барон потянул из ножен меч, когда, выйдя из густого кустарника, окружающего вершину, он увидел руины храма. Его монолитные блоки выстояли перед уроном времени, но медленно проигрывали кустарнику и мху, простой каменный круг из огромных блоков как будто утопал наполовину в землю, а в центре, на алтаре, билось большое фиолетовое сердце, покрытое пятнами. Даже простой взгляд на него едва не стоил Ланну рассудка. Мир расслоился надвое, это сердце было чем-то абсолютно чуждым всему, что он знал, он чувствовал это.

Издав дикий рёв, барон утратил остатки контроля над собой и побежал вперёд. Навстречу ему выступили фигуры, скрывавшиеся за каменными блоками. Ланн с разбегу прыгнул к ближайшему из них: мощный старик, на две головы выше барона, был одет в истлевшие шкуры и имел голову орла. Он встретил удар барона жёстким блоком птичьих изогнутых когтей, взметнулась фиолетовая аура, барона откинуло назад. Но, приземлившись на ноги, он сразу же бросился обратно, когда услышал женский крик, предупреждающий об опасности.

Ланн заметил слева от себя серебристый отблеск и отпрыгнул в сторону, едва разминувшись с ударом второго стража: щуплый и быстрый, с головой богомола, он орудовал двумя ржавыми металлическими клинками. Старик ударил, целясь в голову, а богомол проскользнул назад, намереваясь ударить в спину. Стражи сражались молча, но фиолетовая Воля, излучаемая ими, пульсировала всё чаще и чаще. Ланн зарычал и бросился вперёд, намереваясь поднырнуть под удар старика, но когти оказались быстрее, они полоснули его по плечу, вызывая вспышку боли и ярости. Ланн направил их в собственную ауру клинка и полоснул старика в бок, проскочив мимо него, после чего мгновенно обернулся и успел отбить клинки богомола, который бросился за ним следом.

Мысли путались всё сильнее, чужая Воля выдавливала его собственную вглубь разума и памяти. Туда, куда Ланн не хотел погружаться. Он противился ей, размытое движение клинков богомола перед глазами барон отбил чисто на рефлексах, тело двигалось само, хотя разум уже кричал в агонии. Издалека парень услышал знакомый крик. Но у него не было даже мгновения, чтобы обернуться: вспышка фиолетовый ауры, и старик с выпирающими из разрубленного бока внутренностями посылает вперёд свои когти прямо над головой пригнувшегося богомола, Ланн отбивает их ударом меча, но мгновение спустя принимает лезвие богомола в бок.

Кровь бурлит, движения противников на мгновение замедляются, и парень отпрыгивает назад: он понимает, что не успевает, понимает, что забыл что-то, что-то важное. Но перед потоком чужой воли, пульсирующей подобно ударам сердца, разум ускользает в пучину, всё глубже и глубже, на дно его памяти, к двери, что он навсегда закрыл для себя и запечатал цепями. Ланн наконец узнаёт этот крик, это кричит Сэра. Цепи рвутся, всё сразу становится на свои места: перед Ланном два его отца.

Ещё двое обходят с двух сторон Сэру слева от него. Он бросается к ним, на бегу заряжая клинок Волей и длинным прыжком успевает добраться до отца, который стоит к нему спиной, лезвие проходит его насквозь, разрывая позвонки и пробивая сердце. Барон не мешкает, он боится не успеть, второй отец находится чуть дальше сестры и целится в неё копьем, Ланн успевает отбить удар вверх, сестра пробегает мимо и бросается к алтарю. Надо дать ей время.

Шаги отца с головой богомола позади, свист клинка и вспышка его ауры смешиваются со звуками тока его собственной крови, ненависть разрывает его изнутри от удара в спину, ненависть, которую Ланн направляет в клинок, рассекая отца с копьём надвое, несмотря на попытку парировать древком. Он слышит голос отца, разрубая его перед собой, он слышит голос отца позади. Он слышит его в себе. Ланн перекатом уходит в сторону, рана на спине ударяет вспышками боли, лишь добавляя злости. Холодная, обречённая ненависть заливает разум, а вторя ей он слышит безумный хохот. Отец с клинками кидает в него левый клинок, парень отбивает его и бросается навстречу, вгоняя меч между рёбер. Кровь на его клинке, зверь в глубине его разума рвётся с цепи.

Огромный отец с бородой старца идёт к Сэре. Ланн бросается ему наперерез и отражает удар когтей справа, но слева они впиваются ему в плечо. Ланн сознательно пропускает этот удар, чтобы иметь время перехватить меч остриём вверх и ударить в мерзкое лицо, острие входит точно под бороду, пробивая гортань, барона обдаёт потоком свежей крови, он упивается ею, пятясь назад.

Остаётся только одно. Сэра. Зверь внутри ликует: «Трахни её!» — требует он голосом отца, «Сделай эту сучку своей!» — с каждым ударом сердца. Ланн кивает собственным мыслям, вырывая меч из падающей туши отца. «Конечно, я всё сделаю как надо, папа. Я ведь стал таким же выродком, как ты».

Оскалившись, Ланн оглядывается по сторонам, удостовериться, что все отцы убиты. А потом переводит взгляд на Сэру, которая испуганно смотрит в его сторону. Барон рычит, делает шаг вперед, а потом заносит меч и пронзает себя в грудь собственным клинком. Ноги подгибаются, и Ланн падает на землю. Стук проклятого сердца замолкает, он слышит, как кто-то зовет его по имени. Открыв глаза, он видит сестру, он плачет.

— Что же, Сэра… Ты всегда была слишком добра.

Глава 8

Интерлюдия 4


К шестнадцати годам Сэра выросла в умную и очень серьёзную девушку. Благодаря её умению вести счёт каждой монете дела в наших землях потихоньку пошли на лад, несмотря на периодические дикие выходки отца: с годами он ладить с головой перестал окончательно. Я с ним уже не разговаривал больше трёх лет, и только Сэра проявляла к нему участие, ухаживая за ним каждый раз, когда старый буйвол перебрал лишнего, несмотря на то, что в ответ получала только грубость и оплеухи.

Со временем отец, покорённый её мягким, покладистым характером и добрым нравом, казалось, смягчился. Но порой, напиваясь до беспамятства, он звал её по имени нашей умершей матери и начинал ругать самыми чёрными словами. Временами мне думалось, что мы пришли к равновесию, и хуже уже не будет. До той самой роковой ночи.

Я тогда проснулся от необычайно громкого рёва отца и грохота мебели, который доносился со второго этажа, где находилась спальня Сэры. Наскоро одевшись, я побежал туда. Моим глазам предстала страшная картина. Истекающий кровью отец, у которого торчал из живота нож, держал Сэру двумя руками на весу за горло и душил. Она мелко подрагивала, будучи одета лишь в разорванную в районе груди ночнушку. Я влетел в комнату и сразу же бросился на отца.

Почувствовав мой страх и ненависть, отец сразу же откинул Сэру в сторону кровати и, с легкостью блокируя мой удар кулаком, сразу же отвесил мне в живот удар другой рукой, усилив его Волей. Его зрачки были расширены и подрагивали, а лицо выглядело как восковая маска. Меня отнесло на несколько шагов и ударило об дверь, я едва успел подняться, когда, неспешно повернувшись ко мне, он выдернул застрявший в теле нож, откинул его в сторону и мёртвым голосом произнес:

— Почему, Ланн? Я ведь так долго ждал, пока она повзрослеет. Почему она не принимает меня? — от его тусклого голоса кровь застыла у меня в жилах.


— Какого чёрта ты делаешь, выродок? Это Сэра, она же твоя дочь!

Отец, склонив голову набок, смотрел на меня, а потом внезапно начал хохотать, от этого безумного, ледяного смеха меня бросило в дрожь.


— Дочь? Ох, ты же не знаешь. Ты ведь помнишь, что Майя, твоя мать, умерла, да?

— Конечно, я помню. Ты истекаешь кровью, а Сэре нужна помощь, выметайся отсюда!

Но отец продолжил говорить, как будто не замечая меня.


— Я сказал вам, что она умерла после родов. Это была правда.

Решив пропустить мимо ушей весь бред, я бросился к нему, но следующие слова настигли меня на полпути, и я как будто ударился в невидимую стену.


— Вот только это я её убил. Я убил эту суку, когда узнал, что она залетела от конюха. Я убил эту суку, когда узнал, что ребёнок не от меня. Понимаешь?

С каждым размеренным словом отца ужасающая правда доходила до моего разума. Но дрожа от ненависти и страха, я не мог пошевелиться, глядя в его безумные глаза.


— Потом я, разумеется, убил и того ублюдка. Эту сучку я тоже хотел убить. Но… На ребёнка не поднялась рука. Но это к лучшему. Она заменит свою мать.

В этот момент я не выдержал, рванулся к отцу и от всей души ударил ему в челюсть, его голова откинулась, и он зашатался, но всё же смог перехватить мой следующий удар, сжав руку в районе кисти, после чего ударил коленом в ответ.


— Это я тут жертва, Ланн! Я страдал все эти годы! Это меня предали! — проревел он и бросился на меня, повалив на пол. Я ударил его кулаком в раненый бок, но он лишь скривился и, схватив меня за горло, начал душить, не прекращая с выпученными глазами кричать. Его слов я уже не разбирал, страх за Сэру и ненависть меня душили сильнее, чем его руки, я не мог разжать его хватку, но я мог другое. Взять нож, что он вынул из своего тела. И вернуть его обратно. Я знал, куда бить. Он сам меня научил когда-то, как попасть в сердце. Глаза отца расширились, а руки стали слабеть. Я провернул нож в ране. Скинул его с себя и встал.

Потом я взял Сэру на руки, её тело было тёплым, но она не дышала. Выйдя из проклятого поместья, я положил её на траву, но, что бы я ни делал, искра жизни уже потухла в ней. Потеряв всякую надежду, я упал на колени рядом с сестрой и заревел, как мальчишка, страшная боль потери и одиночество обрушились на меня, ужас от убийства отца перемешался со смертью последнего любимого мною человека.

Вернувшись в дом, я спустился в подвал и разлил в гостиной масло, после чего зажёг факел и бросил, оставив свой дом полыхать. Слишком пышные похороны для этого ублюдка. Вернувшись за Сэрой, я поднял её на руки и отнёс к могиле матери, находящейся в нашем саду. Сестре нравилось это тихое место, именно там я вырыл могилу и похоронил Сэру. В моей груди застыл осколок льда.

Когда я закончил забрасывать свежую могилу землей и вышел во двор, поместье уже вовсю полыхало. Деревенские начали собираться перед воротами, я оседлал лошадь и, не останавливаясь, проскакал прямо через толпу. Кажется, я сбил кого-то с ног, но это было неважно.

Следующие две недели я помню плохо. Я скакал на север, к Пустынным Землям, с кем-то сражался, ночевал где придётся. Потом конь пал, и дальше я шёл пешком. Но мне было одиноко. Безумно одиноко. Мне нужен был кто-то, кого бы я мог защищать, ради кого я бы смог жить. Мне нужна была цель, чтобы подпитать огонь моей Воли. А потом я случайно наткнулся на ограбленный фургон, где рядом с двумя расстерзанными телами сидела незнакомая девушка, ровесница моей сестры, с таким же пустым лицом, как у меня. Горечь потери и страх, кажется, сломали её настолько, что она даже не могла разговаривать и не помнила своего имени. Я назвал её Сэра. Дальше мы с ней отправились в путь вместе. Она всё время плакала по ночам, но для меня всё наладилось. Главное, что мы снова были вместе. Я мог защищать сестру. Она была жива.

Ещё спустя неделю мы прибились к каравану беженцев, которых охранял десяток потрёпанных стражников. Они бежали от Свежевателей, пришедших из Пустынных Земель. Именно там мы вместе с Сэрой, моей сестрой, познакомились с Айром. Но я знал правду. Ту правду, что спрятал в глубине себя. Ту, что запер и решил забыть. На самом деле моя сестра умерла. Все, кого я знал и любил, были мертвы. И сейчас, вспомнив всё, я принял это. Распадаясь во тьме, я ощутил покой. Это… хорошо. Это правильно.

Приняв своё прошлое и судьбу, я мог позволить себе спокойно раствориться в великом Ничто и хотел принять бесконечность забвения, пока не услышал знакомый властный голос, который произнёс: «Не позволю!», и меня выгнуло от чудовищной боли. Она опутывала моё тело целиком и, казалось, меняла мою самую суть, каждый сантиметр моей кожи, казалось, плавится и сгорает без следа. Я не мог кричать, всё, что я мог, — это слушать, слушать её взволнованный и виноватый голос, который врезался в моё сознание.


— Прости, я не могу позволить тебе умереть, не хочу! И я нашла только один способ спасти твоё тело и сознание. Надеюсь, ты простишь меня. А если нет, ты хотя бы будешь жить.


А я остался наедине с самим собой. Боль исчезла, и появилось невероятное наслаждение. Сладкий дурман пьянил мой мозг, он был в тысячу раз приятнее всего, что я пробовал до этого. Туман, закрывавший обзор, постепенно растворялся, а к телу возвращались ощущения: у себя под руками я почувствовал упругие женские груди. Широко распахнув глаза, я увидел напротив, совсем близко, прекрасное женское лицо, неуловимо напоминающее моё собственное, но более нежное и точёное, как будто вылепленное гениальным скульптором из слоновой кости. И сейчас оно выражало наслаждение.

Девушка с платиновыми волосами лежала подо мной и томно дышала, от неё исходил запах страсти и секса, на небольшой впадинке между прекрасными грудями, словно жемчужины, виднелись бисеринки пота. Я вгляделся в сияющие фиолетовые глаза своей любовницы и сжал её грудь, а потом ущипнул за соски, вызывая полный сладкой истомы стон. Её нежный голос подстегнул мои инстинкты, я жаждал обладать ею, сделать её своей. Не в силах сдерживаться, я подвёл свой член к её пылающему лону и загнал его до основания, раздался крик двух голосов, таких же переплетённых, как мы.

Она выгнулась дугой и задрожала от смеси наслаждения и боли, но меня уже было не остановить. Эта женщина была моей. Желание защитить тонуло в океане животной страсти, я вонзался в неё, не жалея сил, а её мягкое и податливое, растянутое моим членом женское естество принимало меня без остатка. Положив руки ей на плечи, я прижал её к кровати, нависнув сверху. Она жалобно простонала, доверчиво вглядываясь в моё лицо. Её уязвимость и нежность ласкали мой взгляд. Она была слишком уязвимой, слишком нежной, слишком невинной.

Жестокие, низменные желания взяли надо мной верх, мне захотелось увидеть эту красоту опороченной, запятнанной, униженной. Выйдя из неё, я взял её за шею и усадил на кровати перед собой, после чего встал и провёл по её пухлым губам членом, залитым её же смазкой. Нам не нужно было говорить, она понимала меня без слов. Как будто мы всё знали друг о друге. Как будто мы были одним целым, и сейчас сливались воедино, перетекая друг в друга. Нежно обхватив член своего возлюбленного, руками я поднесла его головку ко рту и поцеловала, чувствуя, как он опускает свои сильные руки мне на волосы, поглаживая их. Ощущение безопасности и заботы дурманили меня, наполняя страстью. Медленно и нежно он вошёл своим членом в мой рот, и я задрожала, почти кончив от властности и уверенности, которые читались в каждом его движении.

Пока он трахал мой рот, моя киска пылала, лишившись его члена, чтобы хоть как-то унять этот жар, я вошла в неё сразу тремя пальцами, раздвигая её стенки и чувствуя, как из меня на кровать капает смазка. Мне хотелось, чтобы он заполнил меня, сделал своей, хотелось утонуть в его нежности и страсти. Подняв взор, я жалобно посмотрела в его синие, словно вечный лёд, глаза, на его платиновые волосы. Когда он тяжело задышал и издал стон, я задержала дыхание, желая принять его густую горячую сперму. И вспышка сумасшедшего наслаждения заставила мою голову кружиться, когда Ланн наполнил мой рот своим восхитительным семенем.

Выгнувшись на кровати, я бурно кончила, не выходя из растянутой киски пальцами. Тяжело дыша, я с закрытыми глазами играла языком с его семенем, наслаждаясь вкусом и раздвинув ноги, ждала, когда он вновь возьмёт меня, наполнит и сделает своей. Но его всё не было и не было. Открыв глаза, я увидела, что осталась одна. Всё вокруг заполнил туман. А потом накатила невыносимая боль, снова.


Глава 1

Первое, что он услышал, — тихий плач. Потом понял, что плачет он сам. Невыносимая боль постепенно отступала, но слёзы сами собой продолжали течь из глаз. Открыв их и утерев лицо, барон неуклюже сел и осмотрелся. Тело ещё плохо слушалось, грудь сдавливала непривычная тяжесть, а вся одежда пропиталась кровью. Он находился рядом с алтарём в центре каменного круга, но сейчас тот был пуст. Ульмы Кроу тоже уже не было рядом. Воспоминания о прошедшем сражении были тусклыми и далёкими, как будто чужими. Он смутно помнил, что схватился со Стражами, но дальше была только пустота.

Оглядевшись вокруг, беловолосый увидел их раскиданные тела. Похоже, он всё-таки справился, а ведьма, завладев артефактом, исчезла, как и говорила. Всхлипнув, Ланн заплакал снова, чувство потери неодолимой волной захлестнуло сознание, он и подумать не мог, что так сильно к ней успел привязаться. Обняв себя за колени, барон мелко подрагивал от холода. Вокруг стояла глубокая ночь, а луна едва освещала холодные плиты храма. Осознав, в каком он оказался положении, Ланн вздрогнул от вспышки страха. Пусть даже сейчас зов и исчез, но вокруг всё ещё находились сотни монстров, которых он породил.

Ланн заметил металлический блеск, луна освещала меч, которым он сражался: весь залитый кровью, тот лежал неподалёку. Барон с усилием подтянул его к себе. Он ещё никогда не чувствовал себя таким слабым. Даже тогда, когда приходил в себя в доме ведьмы. Его Воля едва тлела внутри тревожным фиолетовым светом, словно окружённая глубоким мраком. Ланн вздохнул и попытался подняться на ноги, но колени подогнулись, и он шлёпнулся опять на задницу. Куртка на нем почему-то висела, а руки казались тонкими и слабыми. Барон расстегнул куртку, чтобы осмотреть раны, и обомлел.

Снизу, в районе груди, он увидел то, что видел за свою жизнь довольно часто, но это «что-то» было совершенно лишним на его теле. Упругие и довольно объёмные холмики, окружённые залитой кровью белой рубахой, медленно покачивались в такт его дыханию. Неверяще сжав их руками, Ланн почувствовал тёплую плоть. Тонко вскрикнув, барон начал расстёгивать ремень и засунул руку в штаны.

Его не было! Его маленького дружка там не было, он смог нащупать только горячую, влажную щель. Отдёрнув руку и ощутив знакомый запах смазки, Ланн вспомнил странные образы из недавнего сна. Беловолосый поднял глаза на луну и обречённо застонал. Ему доводилось оказываться в самых разных переделках, но эта, безусловно, была самая безумная из всех.

Размахнувшись, он ударил себя ладонью по лицу, вспышка боли ничуть не прояснила сознания, и ему не удалось очнуться от этого кошмара. Его одежда была ему слишком велика. Тонкие руки и пышная грудь. Звонкий, серебристый голос. У него не осталось никаких сомнений в этой ужасающей правде. Ланн стал женщиной. Безумный сон, который он недавно видел, полный секса и наслаждения, похоже, оказался пророческим. А ещё он вспомнил виноватые слова ведьмы, которые он слышал, растворяясь в пустоте.

Глава 9

— Какого чёрта! Ведьма, что ты сделала со мной? — непривычно тонким голосом прокричал Ланн в начинающие светлеть небеса. Но, к сожалению, Ульмы не было рядом, чтобы ему ответить. Живот сводило от голода, а тело, заключённое в липкую от крови одежду, непрерывно дрожало. Наскоро осмотрев себя, Ланн понял, что нигде не ранен, похоже, вся эта кровь была не его.

Снова поднявшись на ноги, он запутался в собственных штанах и с громким испуганным визгом едва не упал, уцепившись пальцами за край алтаря. А потом штаны, ремень на которых был расстёгнут, и вовсе с него упали. Обернувшись через плечо, барон с грустью увидел аппетитные округлые ягодицы. Обычно такое зрелище приводило его в восторг: они были почти идеальной формы, а кожа в тех местах, где она проглядывала от засохшей крови, была белой и нежной. Проблема была в том, что сейчас эта идеальная задница была его собственной.

Громко ругнувшись, Ланн наклонился и натянул обратно штаны, они хоть как-то защищали от холода. Осмотрев ремень, барон быстро понял, что придётся прорезать новую дырку, иначе штаны тот не удержит. Свою дорожную сумку, в которой были припасы, а ещё подходящий, чтобы подправить одежду, кинжал, он, вероятнее всего, обронил рядом со входом в храм перед началом боя со стражами. Кожаные сапоги были главной проблемой, они были ему слишком велики и едва не спадали с ног.

Поднявшись на ноги и поддерживая штаны двумя руками, барон неуклюже побрёл в сторону выхода из храма. Вдали, над кронами деревьев, окружающих холм, он уже видел красный свет зари, скоро должно было взойти солнце. Найдя сумку и наскоро перекусив приготовленными Ульмой припасами, Ланн приступил к подгонке одежды. Её бы следовало ещё постирать, да и самому помыться, но на том пути, по которому они прошли с Ульмой, барон не мог припомнить подходящих ручьёв. Зато он прекрасно помнил низкорослых, уродливых карл, от которых они убежали.

Укоротив брюки и рукава куртки, он затянул ремень и встал. Одежда на нём мешковато висела, но это явно было гораздо лучше, чем бегать по лесу в чём мать родила. А вот с обувью были большие проблемы, которые барон частично решил, замотав стопы в несколько слоёв портянок. Это было не слишком удобно и могло подвести в бою, но, увидев свои нежные женские ножки Ланн очень натурально представил, во что они превратятся без обуви уже спустя день похода. А выбираться из Сердца Чащи ему предстояло минимум три-четыре дня.

Сердце разрывалось от нестерпимого страха и жалости к себе. Усевшись и обняв себя за колени, Ланн снова разрыдался. Такие яркие и сильные эмоции он испытывал только в глубоком детстве и сейчас ничего не мог с собой поделать. Это злило, но даже злость воспринималась другой. Она была ненаправленной, бесцельной и не подходила даже для того, чтобы напитать его Волю. Твердя, что он бывал и в худших переделках, Ланн попытался убедить себя, что сможет живым выбраться из Чащи. Но даже такая простая Цель едва всколыхнула его чувства. Уверенности и Эго ему не хватало, Ланн не понимал в полной мере причин этого, но, похоже, вместе с полом изменилась и его Воля.

Вернувшись в центр храма и в лучах восходящего солнца отыскав свой меч, Ланн поднял его и, зажав двумя руками, выставил перед собой. Тело слушалось иначе, а клинок казался куда тяжелее, чем раньше, но, сделав пару взмахов, барон удовлетворённо кивнул: его навыки мечника никуда не делись, а заученные с ранних лет техники он всё ещё мог применять, если их немного изменить под новую физиологию. А вот ножны для клинка пришлось перевесить с пояса за спину, иначе он рисковал в них запутаться во время бега. Закончив со всеми приготовлениями и пересчитав запас пищи и воды, юноша убедился, что прежнему ему припасов хватило бы дней на пять. По крайней мере вопрос с едой остро не стоял. Надо было двигаться в путь.

Спускаясь с холма, Ланн старался держаться кустарника и не выходить на открытые места. Ему пока продолжало везти, и с карлами он не сталкивался, испытывать судьбу, вступая с ними в бой в таком теле, он не хотел. К сожалению, удача продолжалась недолго, всего через час девушка увидела большую светлую поляну, по которой, покачиваясь, бесцельно бродили карлы. Они казались пассивными и сонными. Ланн насчитал четверых: волоча по земле палки и грубые костяные дубинки, они потерянно бродили по поляне: похоже, вместе с постоянным влиянием Зова они утратили и волю к жизни. Это было большой удачей, барон отступил осторожно в кусты прежде, чем его заметили, и попытался обогнуть поляну по дуге.

К сожалению, на половине пути ему не повезло снова опять, и он практически нос к носу столкнулся со стоящим в густом кустарнике карлой. Мелкий уродец, ростом по грудь барона, уставился на него узкими желтоватыми глазами, заплывшими складками кожи, а мгновение спустя в них что-то вспыхнуло, и карла громко гортанно вскрикнул, пытаясь схватить Ланна за грудь. Испуганно взвизгнув, Ланн отпрыгнул назад и потянул меч из ножен. Со стороны поляны послышались похожие крики, низкорослая тварь потянулась к нему снова, когда Ланн взмахнул клинком, целясь тому в шею. Удар вышел откровенно неудачный, его руки дрожали от страха, потому, вместо того чтобы срубить карле голову, меч с мерзким звуком врезался в его плечо, отчего мутант издал оглушающе громкий крик боли.

Ланн пнул его в грудь и с трудом освободил клинок, рванув его на себя и расширяя рану, после чего попытался унять дрожь ужаса в руках. Он не мог понять, что его так испугало во взгляде жалкого мутанта, но на это не было времени. Перепрыгнув через начинающего заваливаться на живот карлу, Ланн бросился бежать, он находился уже в пятидесяти шагах от того места, когда, судя по звукам, карлы с поляны заломились в кустарник и громко заголосили.

Ланн решил срезать через поляну, пока его преследователи обыскивают кусты, и, стараясь держаться тени деревьев, побежал, чтобы скрыться в кустарнике напротив. Когда до кустов оставалось всего несколько метров, ему навстречу из них выбежали ещё два уродца. Пожирая Ланна плотоядными глазами, они дико заверещали. И тут барон понял, что его так пугает в их взглядах. В них чувствовалась похоть.

Девушка инстинктивно бросила взгляд на их болтающиеся короткие, толстые чресла. Картины возможной ужасающей участи хватило, чтобы, взвизгнув от страха, барон рубанул ближайшего вопящего карлу, но тому удалось костяной дубинкой парировать удар, уводя меч Ланна в сторону. Потеряв баланс, барон замедлился и получил сильный тычок длинной палкой в живот от второго карлы.

Отпрыгнув назад, Ланн вернул равновесие и, перехватив клинок поудобнее, попытался зарядить его Волей. Сердце бешено стучало в груди, ладони вспотели, но барону удалось окружить лезвие меча тусклым маревом фиолетовой ауры, после чего он шагнул вперёд и обрушил меч на карлу с дубиной. Тот поднял её, чтобы отбить атаку, но коротким движением кисти Ланн подправил удар и почти срубил уродцу голову. Держась на нитях кожи и сухожилий, она запрокинулась назад, а сам мутант начал медленно заваливаться на спину.

Его товарищ пронзительно заревел и ударил барона палкой по ногам, но, успев среагировать, Ланн подпрыгнул вверх и в падении рубанул карлу мечом. Монстр подставил под удар свою палку, фиолетовая аура на клинке замерцала и погасла, когда меч наполовину врубился в дерево. Ланн сразу же отпустил клинок и, шагнув вперёд, пнул карлу сапогом в пах, а следом выхватил кинжал и вогнал в шею уродца. Тот забулькал, и его глаза потухли.

Сзади слышались крики ещё нескольких карл, они выскочили из кустов и сейчас бежали по поляне к барону. Ланн оглянулся: несмотря на короткие ноги, уродцы — их было четверо — довольно споро бежали к нему и спустя несколько секунд уже до него доберутся. Упёршись ногой в палку, Ланн, напрягая мышцы, смог выдернуть клинок и, освободив кинжал из шеи второго убитого, бросился бежать, моля богов о том, чтобы не наткнуться на кого-то из уродов в кустарнике.

Ланн бежал уже несколько часов кряду, пока гортанные крики карл не затихли позади, а он сам, спустившись с холма, не оказался в обычном лесу. Одежда насквозь промокла от пота, ноги дрожали от усталости. Время уже перемахнуло за полдень, когда барон решил остановиться. Прижавшись спиной к дереву, он устало сел, пытаясь унять стук сердца в груди.

Дрожащими руками он стянул с себя походную сумку, достал флягу и жадно напился. Кожа зудела от смеси засохшей крови и пота, а длинные волосы, которыми барон привык так гордиться, висели слипшимися прядями. Ланн ужасно выглядел, а чувствовал себя и того хуже. Нужно было найти какой-то ручей, чтобы пополнить запас воды и привести себя в порядок.

С этим барону наконец-то улыбнулась удача, и всего через два часа пути он вышел на берег небольшого озерка, серебристая гладь воды отражала высоко стоящее солнце. Постояв недолго, разглядывая прекрасную картину, барон вздохнул и отправился по берегу озера, на ходу собирая валежник для костра. Закончив разжигать огонь, девушка полностью разделась и принялась отстирывать одежду, натирая её песком.

На все эти хлопоты ушла ещё пара часов, и день уже двигался к закату, когда, закончив развешивать одежду на ветках деревьев, Ланн, подрагивая от водной прохлады, сам погрузился в озеро, смывая с тела кровь и застарелый пот. Немного отплыв от берега, барон нырнул, разглядывая дно озера, вода в нём была кристальной чистоты, судя по всему оно подпитывалось подземными источниками. Вынырнув и набрав полную грудь воздуха, Ланн весело рассмеялся, слушая свой голос, его мягкий тембр барон даже сам посчитал красивым. Вода была приятной температуры, из озера, разогретого за день ярким летним солнцем, не хотелось вылезать на вечернюю прохладу.

Ланн упивался тем, как вода ласкает его кожу, зажмурившись, он лёг на водную гладь и, широко раскинув руки и ноги, наслаждался красотой начинающего темнеть неба. Как бы ни были плохи его дела, он не собирался здесь умирать. Жизнь начинала ему казаться куда более приятной, а ближайшие перспективы пусть и не радужными, но по крайней мере неплохими. Выбравшись из озера, он подкинул свежих веток в огонь и, усевшись рядом с огнём на большой плоский камень, обхватил свои колени, пытаясь согреться.

От огня веяло теплом и безопасностью. Девушка позволила себе расслабиться от напряжения последних дней, отдаваясь этому чувству. Глядя в огонь, она почему-то вспомнила последний сон, что видела до своего пробуждения. Вспомнила ощущение безопасности и нежности, горячий огонь похоти и страсти, вкус собственного семени во рту.

Хрипло застонав, девушка выпрямилась и ущипнула себя за левый сосок, который отозвался на прикосновение вспышкой удовольствия. Жмурясь от сладкой истомы и воспоминаний, она потянулась второй рукой к своей промежности и, раздвинув ноги, погладила свою начинающую гореть вагину. Прикосновение к клитору заставило её от удовольствия сжать ноги вокруг руки и тихо вскрикнуть. Она сейчас представляла свои сильные мужские руки ласкающие её тело. Сжав сосочек, девушка потянула его снова, полная крепкая грудь колыхнулась, принося наслаждение.

Она вошла в свою начинающую сочиться смазкой щель одним пальцем и погладила её изнутри. Каждое движение и прикосновение вызывало вспышку воспоминаний из недавнего сна, она представляла длинный мужской член, входящий в неё, и ощущение заполненности, счастья. Девушка ускорила движения рукой в своей киске, второй рукой продолжая сжимать грудь, от её промежности раздавались приятные, влажные звуки, а образы в голове наполнялись все большим развратом и страстью.

Наконец выгнувшись, девушка представила лицо мужчины, трахающего её, прижимая к кровати, и бурно кончила, забрызгав свою ладонь, после чего упала на спину и, поднеся ладонь, что мгновение назад сжимала грудь, прикрыла глаза, тихо застонав. Стало невыносимо стыдно. Потому что в момент оргазма лицо мужчины было не его собственным.

— Да блядь, что со мной?! Почему я вспомнил этого парня?

Решив выкинуть это из головы, барон поднялся на ноги и, смыв следы похоти, начал одеваться в успевшую высохнуть одежду. От озера, сейчас уже отражающего свет луны, начинало веять прохладой. Закончив с одеждой, Ланн вытащил походный котелок и приготовил себе нехитрый обед — гречневую кашу с сушеным мясом.

С удивлением он отметил что получилось неплохо, зачерпывая деревянной ложкой по краю котелка, он наслаждался ярким и богатым ощущением вкуса. Кажется никогда раньше он не испытывал такого наслаждения от еды. Вспомнилась Ульма Кроу, собирающая им припасы в дорогу, её красная шевелюра и ехидная ухмылка. Накатила грусть, Ланн ужасно хотел встретить её снова. Он чувствовал как изменилось его сознание и восприятие, как изменились его ценности и желания. Собственная слабость и подверженность эмоциям его даже не злили. А скорее интриговали.

Глава 10

— Возможно, она исправит то, что натворила, до того, как я превращусь в женщину окончательно, — устало произнёс барон, вспоминая, как поддался похоти, сбрасывая напряжение. Даже наедине с самим собой ему было невероятно стыдно за те мысли, что были у него в голове. Тяжело вздохнув, Ланн улёгся на бок рядом с костром, лицом в сторону леса. Подтянув меч в ножнах поближе, он прижал его к груди, засыпая.

Поутру, съев остатки каши, Ланн продолжил путь, направляясь на север. Если он хотел каким-то чудом добраться до Лангарда, сначала ему нужно было выйти в самые северные регионы, населённые людьми, к форту Равен. Три года назад Ланн уже бывал в нём, где и познакомился с Айром при весьма опасных обстоятельствах.

Идя по лесу, Ланн приметил, какими сонными и медленными были многочисленные звери, которых он встречал по пути. Раньше этот лес буквально полыхал первобытной, животной энергий. А сейчас встреченные им кролики и белки лениво уходили с его дороги, подняв одного кроля за уши и заглянув в глаза, Ланн не увидел в них даже страха. Похоже, что исчезновение артефакта сильно изменит эти места, впрочем, природа всё равно со временем исцелит сама себя. Ланн осторожно опустил зверюшку, ему претила бессмысленная жестокость, а еды ещё было в избытке.

Следующие три дня пути прошли спокойно, и лишь истёршиеся в слишком больших сапогах ноги доставляли проблем и постоянно болели. Лес медленно оживал вокруг, по ночам начал слышаться вой волков, так что ночевать барон предпочитал на дереве. Сейчас блёклый огонёк его Воли вряд ли отпугнул бы дикий зверей, реши они им отобедать.

Каждые два часа поутру, прежде чем отправиться дальше в путь, Ланн ежедневно посвящал тренировкам и медитации, но укрепить Волю посредством стандартных практик стало очень сложно, лишь в первый день, проснувшись у озера, Ланн понял, что его Воля стала чуточку ярче. Но как бы он ни пытался развить успех, у него ничего не получалось.

А ещё барона беспокоило, что его Воля изменила свою окраску. Цвета воли характеризовали её носителя, синий цвет был самым распространённым, он встречался у начинающих идти по пути меча оруженосцев и юных рыцарей, но со временем цвет Воли менялся под стать владельцу. Люди, склонные к инстинктивным, быстрым действиям, не привыкшие долго размышлять о последствиях, становятся носителями красной или розовой ауры. Чёрная аура у тех, кто любит насилие, убийства и наслаждается самим этим процессом. Зелёная характеризует логичные действия, холодный и последовательный анализ, носители этой ауры становятся отличными охотниками и следопытами, а также следователями.

Цветов аур было довольно много, но Ланн никогда не слышал о ком-то, чья аура изменила бы цвет на фиолетовый. Возможно, это было как-то связано с Ульмой и тем артефактом в Чаще. Он пульсировал схожим цветом, но был… Словно чуждый, грязный, неправильный. Своя аура казалась Лану гораздо чище.

Погруженный в размышления, барон не сразу понял, почему потянулся к рукояти меча за спиной. Остановившись и втянув носом воздух, Ланн прислушался к лесным звукам, пытаясь вычленить из них то, что заставило его насторожиться. Откуда-то издалека, с севера, куда он направлялся, до него доносился едва слышный звон стали. Судя по всему там кто-то сражался. Чтобы там ни происходило, это вряд ли касалось его лично, но барон решил разведать, кто там бьётся, оставлять возможную угрозу за спиной он боялся.

Спустя десять минут бега звуки сражения стали громче, барон приближался к кромке леса. Вероятно, сражающиеся находились на тракте. Голос командира, отдающего приказы, показался Ланну знакомым, он побежал быстрее. А потом услышал леденящий душу вой, так знакомый ему. Так выли только Свежеватели, а точнее, их редкий и крайне опасный подвид — Воющие Скитальцы. Эти похожие на людей твари были исчадиями Пустынных Земель и обычно возглавляли банды Свежевателей, которые приходили оттуда. Криками Скитальцы сводили своих кровожадных прислужников с ума, придавая силы и скорости, а кроме того, подавляли Волю противников. Сами они старались держаться подальше от кровавой мясорубки ближнего боя, подходя к врагам, лишь когда всё было кончено, чтобы вырезать их сердца.

Ланн насторожился ещё сильнее и остановился у дерева, пытаясь унять поселившийся в сердце страх. Он знал, какая незавидная и ужасная участь уготована женщинам, попавшим в руки Свежевателей. Ещё прежде чем они заканчивали, несчастная молила бы о смерти, если бы у неё еще оставался язык. Страх и сомнения глодали барона, но в этот момент он вновь услышал громкий чёткий приказ командира. Узнав этот голос и нахмурившись, Ланн обнажил клинок. Этого парня он бросить в переделке не мог.

Прокравшись через кустарник на обочине тракта, Ланн осторожно выглянул на дорогу, ставшую полем боя. Семеро гвардейцев из линейной пехоты, возглавляемые рослым десятником в глухом шлеме и тяжёлых латах, сформировали полукруг, со спины их прикрывала гружёная телега, возница, истыканный стрелами, лежал рядом с трупами двух мёртвых лошадей. Вокруг солдат же выли и буйствовали два десятка Свежевателей. Трое гвардейцев уже лежали мёртвыми или ранеными за спинами товарищей, и их строй уже развалился бы, если бы не упрямо стоящий, как скала, в центре строя десятник.

Он был вооружен полуторным мечом и башенным щитом и, с лёгкостью отражая удары, которыми его осыпали враги, изредка отвечал на них короткими, но точными выпадами своего клинка. За троих гвардейцев мутанты уже заплатили шестью трупами, но бой всё равно складывался очевидно не в пользу людей. Во многом благодаря Скитальцу, который стоял подальше от схватки, спиной к лесу, в десяти метрах от Ланна. Он дико и утробно выл, а исходящая от него чёрная грязная аура Воли заставила Ланна скривиться от омерзения.

Высокий, на три головы выше барона, урод напоминал человека, но обладал второй парой рук, сейчас воздетых к небу, и целой короной ветвистых рогов на голове. Он был вооружён двумя грубо выкованными скимитарами, сейчас, казалось, всё его внимание сосредоточено на идущей схватке. Ланна скрутил ужас, он понимал, что даже если сможет сразить Скитальца, то его быстро окружат и изрубят оставшиеся Свежеватели, а кроме того, вой как будто выхватывал из его подсознания самые мучительные и ужасающие воспоминания.

Один из гвардейцев получил удар клинком в живот, атаковавшего его дикаря сразу же пронзили с двух сторон его товарищи, но воин осел на землю, сжимая глубоко вонзившийся костяной меч, пробивший кольчугу и поддоспешник. Шестеро оставшихся гвардейцев, повинуясь приказу командира, сделали шаг назад, чтобы сузить кольцо и закрыть брешь в строю. Время играло против них.

Тяжело сглотнув, Ланн укрепил свой разум с помощью Воли, скидывая оцепенение, ладони, сжимающие тяжёлый клинок двуручным хватом, дрожали, когда, выскочив из кустарника, барон побежал в сторону Скитальца. До мутанта оставалось пять шагов, он что-то почувствовал и, прекратив выть, начал поворачиваться в сторону бегущей на него девушки. Ланн попытался привычно усилить ноги с помощью Воли и подпрыгнул вверх, тело действовало само, на инстинктах, выработанных десятилетием практики. Это его и подвело, его Воля и так истощённая воем, рассеялась, не оказав никакого воздействия, и барон не допрыгнул до противника, сумев лишь кончиком меча легко ранить того в бок.

Скиталец яростно заревел и вскинул вверх сабли, зажатые в нижних руках, верхние сложив на груди. Первый быстрый удар он направил в бок девушки, но Ланн смог его отразить своим мечом, одновременно поднырнув под взмах второго клинка, разминувшись с ним на считанные миллиметры. Пучок его волос, срубленных ударом, затанцевал на ветру, когда барон, крутанувшись на месте и распрямляясь, рубанул монстра снизу вверх.

Его меч столкнулся с саблей противника и отлетел в сторону, чтобы пробить блок твари, барону не хватило сил, в следующее мгновенье взмах второй сабли полоснул барона в бок. Рана вышла неглубокой, но рубашка начала пропитываться кровью. Насмешливо рыкнув, Скиталец захохотал, в его глазах читались жестокость и похоть, он играл с Ланном, полностью уверенный в своей победе.

Унижение и страх вырвали из лёгких девушки звонкий крик, Ланну очень не хотелось так умирать. Жажда жизни вспыхнула в его разуме, ему хотелось вновь почувствовать вкус прекрасной еды, прикоснуться к женщине, вволю поплавать в озере. Простые и банальные желания сейчас слились в его сознании с затухающей Волей, и её фиолетовое пламя взметнулось вверх.

Барон почувствовал вспышку страстного желания и, повинуясь ему, поднял меч над головой, рубанув монстра горизонтальным ударом в грудь. Его меч окутало гудящей фиолетовой аурой, и клинок, ускорившись, столкнулся с саблей врага, которая разлетелась на куски. Ошеломлённый Скиталец попытался уклониться, но меч почти на ладонь врезался ему в бок, плеснуло чёрной кровью, Ланн сразу же рванул меч на себя, а Скиталец отпрыгнул назад, зажимая рану на боку, и дико протяжно завыл. Клинок Ланна потух, а он заметил, что от отряда Свежевателей в его сторону быстро побежали двое, вооружённые длинными копьями. У него оставались считанные секунды, чтобы справиться с Скитальцем.

Ланн кинулся на него, время замедлилось и расслоилось, он видел, как оставшаяся сабля врага медленно движется навстречу его колющему удару в грудь. Монстр успел частично отклонить удар, и вместо сердца меч глубоко вонзился в лёгкое. Зажав клинок барона в своей ране свободной рукой, Скиталец неистово заревел и ударил девушку рубящим ударом сверху вниз. Отпустив меч, Ланн бросился в сторону, уклоняясь от атаки, и выхватил кинжал.

Двое Свежевателей были уже в пяти метрах от них. Подпрыгнув в воздух, барон вонзил кинжал в сгиб локтя монстру и подхватил его выпавшую саблю в воздухе, после чего, крутанувшись на месте, ударил Скитальца в украшенную ожерельем из фаланг человеческих пальцев шею. Сабля пробила трохею и горло, вой врага превратился в мерзкие булькающие звуки.

Ланн бросил саблю в ближайшего Свежевателя, выигрывая драгоценные мгновения, чтобы схватиться двумя руками за свой меч и, оттолкнувшись ногой от падающего Скитальца, вырвать клинок из раны. Его окатило чёрной кровью, барон сразу же прыгнул в сторону, один из Свежевателей задел его ударом копья в бок, наконечник пробил куртку и, соскользнув по рёбрам и вспоров кожу, застрял в куртке, заставив барона скривиться от вспышки боли. Почти мгновенно второе копьё вонзилось Ланну в левое бедро, барон взмахом меча перерубил оба копья и неуклюже отпрянул назад.

За его спиной всё ещё слышались звуки боя, гвардейцы сражались за свои жизни, а значит, подмоги ждать было неоткуда. Чёрное отчаяние накатывало волной, когда раненая девушка увидела, что ухмыляющиеся Свежеватели, выхватив кривые костяные кинжалы, начали обходить её с двух сторон. Бедро нещадно ныло, вызванная потерей крови слабость накатывала всё сильнее.

Шагнув в сторону правого врага, Ланн отбил его удар и взмахом меча вспорол уроду живот, пузырящиеся чёрные внутренности полезли наружу из страшной раны. Ланн понимал, что не успевает уклониться от удара второго, и молился, чтобы рана не стала смертельной. Кинжал вонзился ему в плечо совсем рядом с шеей, выронив меч, девушка с жалобным криком упала на землю. Свежеватель захохотал, не обращая внимания на страшные крики умирающего товарища неподалёку, он слизнул капли крови со своего кинжала, медленно пошёл в сторону пытающейся отползти от него девушки, наслаждаясь её страхом и осознанием скорой смерти.

Но мгновение спустя его глаза расширились, а девушку накрыла тень. Перед ней возвышался рослый силуэт десятника, от его могучей фигуры веяло ощущением уверенности и защищённости. «Интересно, его спина всегда была такой широкой?» — подумал Ланн, прежде чем силы оставили его окончательно, и он потерял сознание, но это мгновение останется в его памяти навсегда.

Глава 11

Она пришла в себя от мерного скрипа колёс и хрипло застонала. Приоткрыв глаза, она увидела высоко над головой бескрайнее, чистое, синее небо, в котором кружила одинокая птица. Незнакомый голос неподалёку произнёс:


— Командир! Кажется она она очнулась!

С трудом повернув голову, Лана увидела молодого гвардейца, с тревогой и страхом разглядывающего её. Слабо улыбнувшись гвардейцу, Лана перевела взгляд назад на небо, чувство радости и счастья переполняло грудь, несмотря на боль от ран и слабость во всём теле. Чувствовать себя живой, наслаждаться теплом солнца и прохладой ветерка — такие простые радости сейчас казались ей невероятно яркими и приятными.

Повозка вздрогнула, оттого что в неё запрыгнул человек. Гвардеец поднялся, и его место занял знакомый парень. Айр выглядел усталым и осунувшимся, на лбу у него пролегла глубокая складка. Похоже, последняя неделя у него выдалась непростой. Золотые волосы до плеч обрамляли волевое лицо, он был гладко выбрит, а ярко-зелёные, как весенняя листва, глаза смотрели на неё с тревогой. Заметив, что она его разглядывает, Айр немного стушевался и отвёл взгляд. «Он никогда не знал, как вести себя с девушками», — ехидно подумала Лана. Спустя мгновение она тоже покраснела, осознав, что под попоной, которой её укрыли, была совершенно нагой, несчитая тугих бинтов стягивающих грудь, плечи и бедра. Повисло неловкое молчание, которое со вздохом нарушил Айр.

— Леди, я не знаю вашего имени, и у меня к вам очень много вопросов. Но прежде всего я должен вас поблагодарить. В той засаде я потерял четырёх отличных парней, но если бы не вы, мы, скорее всего, полегли бы там все.

— Да брось, уверена, что такой воин, как ты, не проиграл бы этим уродам. К тому же ты тоже спас меня и, надо сказать, подоспел вовремя, я уже успела с жизнью проститься.

Лана тихонько хихикнула. Она была безумно рада встретить Айра снова, правда, совершенно не понимала, что ей делать и как себя вести. Даже если он поверит в её безумную историю, Лана не хотела, чтобы Айр понял, что он превратился в женщину. Это окончательно уничтожит остатки мужской гордости барона, которая и так трещала по швам.

— Пожалуй, теперь самая пора представиться. Мое имя Айр Лотеринг, я сотник королевской гвардии, временно исполняющий обязанности Хранителя форта Равен и прилегающих территорий. Позвольте узнать ваше имя? Ваше лицо кажется мне неуловимо знакомым.

— О, так вы целый сотник… Я Лана. Я путешествую, — неуверенно произнесла девушка и заглянула в глаза парню. Тот, задумчиво разглядывая её, покачал головой.

— У вас красивое имя. Напоминает мне об одном старом друге. Понимаю, это невежливо, особенно после того, как вы нас спасли, но у меня есть приказ докладывать о всех странных происшествиях в этих землях. И как вы понимаете… Вы очень странная. Так что мне придётся задать вам несколько вопросов.

— Айр, давай на ты. И не волнуйся так, я понимаю, что у тебя есть долг и вот это вот всё, и ничуть не обижаюсь, так что спрашивай, что хочешь, а я постараюсь ответить, — мило улыбнувшись парню, Лана осторожно пошевелила ногой под попоной. Бедро ответило вспышкой боли. Но, несмотря на это, глядя на серьёзное лицо Айра, Лану захлестнуло веселье. «Какой же он забавный, когда беспокоится за меня».

— Хорошо, Лана. Так даже проще. Как так получилось, что ты вышла к тракту со стороны Дикой Чащи?

— Примерно месяц назад я отправилась из Тарсфола в Западные Баронства, ну и по пути решила срезать через неё.

— Ты что, не знала, что эти проклятые леса считаются непроходимыми?


— Ну почему же, я слышала об этом. Страшные сказки, байки и так далее. Ну и что?

— Ох, ты либо безумно храбрая, либо просто безумная. Так ты утверждаешь, что прошла сквозь Дикую Чащу? А что по поводу одежды? Ты была одета в мужские лохмотья, явно с чужого плеча, к тому же залитые кровью и располосованные так, что смотреть страшно. Одежда мне тоже показалась знакомой. Ты сняла её с кого-то?


Лана звонко засмеялась, эта странная ситуация всё больше и больше наполняла её ощущением беззаботности. Айру она могла доверять, он её поймёт и поддержит, несмотря ни на что. Даже сейчас он задал этот вопрос потому, что волновался за судьбу своего пропавшего друга. Но ей хотелось его немного подразнить, прежде чем выкладывать все карты на стол.


— Это моя одежда, в которой я отправлялась в путь. Просто по дороге я немного… усохла. Кстати, по поводу одежды, Айр, ты считаешь, что допрашивать обнажённую девушку — это прилично? Можно мне попросить свои вещи назад? — румянец вспыхнул на щеках Айра, заставив Лану ещё раз звонко хихикнуть.

— Твоя куртка больше на решето похожа, а рубашка выглядит так, будто в ней с особой жестокостью убили десять человек. Я подберу что-нибудь подходящее, когда мы доберёмся до форта, — Айр нахмурился, он не понимал причину весёлости девушки, и ему показалось, что она над ним потешается.

— Нам пришлось тебя раздеть. Чтобы перевязать раны, — после небольшой заминки наконец немного виновато добавил он.

— Странное дело. Я думала, что умру, — посерьёзнев, ответила Лана и, осторожно приспустив попону до уровня груди, осмотрела своё перебинтованное плечо. После чего бросила ехидный взгляд на Айра, который старательно отводил глаза от верха её груди.

— Это вторая причина моего беспокойства. Когда мы добили Свежевателей и подобрали тебя, ты была холодной, и казалось, что уже отходишь. Тебя спасло то, что наконечники копий остались в ране, и ты не успела истечь кровью.

— А ещё меня спасли заботливые руки неизвестного мне лекаря, который меня раздел, обмыл, зашил и перебинтовал, верно? — подмигнула девушка сотнику, повыше натягивая попону. Айра бросило в краску. Лане прекрасно было известно, что он увлекается врачеванием, и несложно было сопоставить, кто о ней позаботился после битвы.

— А ещё в том бою мне показалось, что ты использовала Волю. Согласись, если сопоставить всё, что я сказал, картина получается очень странной. Девушка-мечница, обладающая Волей, приходит из Дикой Чащи, уничтожает Скитальца в бою один на один, спасает мой десяток и вместо того, чтобы умереть от полученных ран, чудом остаётся в живых, — Айр покачал головой, а потом, взглянув в весёлые глаза Ланы, добавил:

— Но ты не кажешься мне плохим человеком. Скажи, куда ты направишься после того, как мы прибудем в форт?

— В Лангард. У меня там запланировано свидание с одним очень важным для меня человеком. Но с кем именно, не скажу, тут, понимаете ли, замешана честь дамы! — совершенно серьёзно ответила Лана, после чего они замолкли и целую минуту смотрели в глаза друг друга. Наконец Айр покачал головой и устало вздохнул.


— Ланн, какого хера с тобой произошло?

Девушка издала звонкий смешок, после чего начала хохотать во весь голос.

— А я всё думала, когда ты догадаешься! Это долгая история дружище, давай я лучше тебе её расскажу за кубком ларанского красного, когда мы прибудем в Равен. Скажи лучше, что вы вез ёте?

— Никак не могу поверить… Здесь масло, стрелы, запас провианта. Хардебальд отправился в Западные Баронства собирать войска, а меня оставил за главного. Свежевателей видят всё чаще, все указывает на то, что они опять собираются прощупать нас на прочность. Короче, всё так же, как и три года назад, разве что я больше не безусый юнец, а у тебя есть сиськи.

Лана прыснула со смеху.


— Не думала я, что мне опять придётся прикрывать твой зад на этих проклятых стенах.

— Я рад, что ты здесь, мой добрый друг. Возможно мы и в этот раз выберемся живыми из грядущей передряги.

— Сколько у тебя солдат?

— Три сотни. Моя сотня гвардии и две сотни новобранцев, не нюхавших крови. Они обделают штаны, как только Свежеватели пойдут на приступ. Разведчики докладывают, что на границах Пустых Земель их уже примерно полторы-две тысячи.

— Грустные перспективы. Хотя мне это на руку.


— Ты и правда собираешься отправиться в Лангард?

— Да, как только помогу совершить тебе маленькое чудо во второй раз. Чем больше этих тварей мы перебьём, тем проще будет добраться в тот проклятый город.

— Это безумие, Ланн. Так глубоко в земли Свежевателей никто не заходил тридцать лет.


— Айр, у меня нет выбора. Если я хочу вернуть своего дружка на его законное место, мне придётся это сделать. А сейчас вали командовать отрядом и дай мне отдохнуть. Разбуди когда прибудем в Равену.

Лана тихо застонала, когда сильные руки бережно подняли её и, завернув в мягкое одеяло, прижали к груди. Всё ещё находясь наполовину в стране снов, она наслаждалась заботой и ощущением безопасности. Приоткрыв глаза, девушка сонно уставилась в лицо несущего её мужчины.

— Ну и куда ты меня тащишь?


— К себе домой. Там будет проще приглядывать за твоими ранами, а кроме того…


— Хммм? Что кроме того, Айр? — хрипло переспросила Лана, расслабляя тело.


— Ты странно влияешь на парней. Я, конечно, понимаю что у них по полгода не было женщины, но они знают, что такое дисциплина, и обычно умеют держать себя в руках. А тут мне пришлось уже дать в репу парочке излишне любознательных идиотов, решивших рассмотреть тебя, пока ты спал, — Айр устало вздохнул, после чего продолжил:

— Так что, пока не затянутся раны, придётся тебе терпеть мое общество.

— Твои солдаты решат, что ты просто решил забрать меня себе… — подначивая друга, прошептала девушка.

— Мне плевать, что они решат. Когда ты встанешь на ноги, ты сам сможешь надрать им задницы. А пока что я о тебе позабочусь, — уверенно ответил сотник, и Лана, вспыхнув румянцем, замолчала. Она уже знала, чем будет заниматься сегодня ночью. И точно знала, чьё лицо она будет при этом себе представлять. Постыдное, но сладостное возбуждение окутало её израненное тело, чтобы хоть как-то взять себя в руки, она начала смотреть по сторонам.

Айр нес её по улице маленькой деревни, окружающей форт, деревенька встретила их заколоченными створками дверей и окон, было очевидно, что жители оставили её совсем недавно. На одном из огородов ковырялась в земле пара куриц. Проследив взгляд Ланы, Айр сказал:

— Хардебальд учёл прошлые ошибки и отправил всю замковую прислугу в Западные баронства. Окрестные хутора мы вывезли еще раньше.

— Ну, по крайней мере, нас не будет отвлекать плач женщин и писк детей, тогда это здорово нервировало.
— Но ты защитил их.


— Брось, Айр. Я тогда сражался только за самого себя. Ну, возможно, ещё немного за тебя и за Сэру. Не считай меня героем.


— А это разве не так?

— Конечно, не так. Герои всегда плохо кончают.

Сам форт Равен находился на вершине пологого холма, с юго-восточной стороны его прикрывал обрыв, оставляя возможными для штурма только два направления, закрытые высокими толстыми стенами в десять метров высотой. За этими стенами, ещё в пятидесяти метрах, находился сам замок, построенный из крепкого привозного камня, а не местного песчаника, он высился над всем этим регионом. Три года назад именно в нём укрылись беженцы с окрестных земель при нашествии Свежевателей.

Тяжелые окованные бронзой ворота со скрипом стали отворяться, когда Айр приблизился к ним. Позади него пыхтели гвардейцы, неся на спине содержимое повозки. Поднять саму повозку по крутому склону лошади бы не смогли. Весь этот путь Айр проделал с Ланой на руках и даже не запыхался, девушка в очередной раз удивилась силе и выносливости друга. Войдя внутрь замка, Айр рявкнул, раздавая приказы изумлённым гвардейцам, высыпавшим во внутренний двор и разглядывающим Лану, среди них пробегали удивлённые шепотки, а Лану замутило от десятков глаз, разглядывающих её тело, прикрытое только толстым одеялом. Закончив командовать разгрузкой привезённого снаряжения, Айр вошёл в цитадель и начал подниматься вверх по узкой, едва освещённой редкими факелами лестнице.

— Хардебальд приказал мне поселиться в покоях коменданта, пока он не вернется.

— Это там, где мы накануне первого штурма перепились и разбили древнюю ценную вазу из его коллекции? Да старик пророчит тебя в наследники! — Лана звонко захихикала.


— Это ты её разбил. Я тогда на ногах стоять не мог и в голове всё кружилось.

— Здорово ты тогда перебрал. А наутро стоял зелёный на стене, глядя на Свежевателей. И как тебя не убили в первом же бою, ты тогда ещё даже Волю не пробудил.

— А меня бы убили. Если бы кое-кто не прикрывал мне спину до самого конца. Кстати мы пришли.

Покои коменданта находилась на вершине самой высокой башни замка, полукруглое помещение пятнадцать метров диаметром, было ярко освещено заходящим солнцем через несколько больших витражных окон. Письменный стол, залитый чернилами и засыпанный ворохом свитков, соседствовал с тяжёлой дубовой кроватью с балдахином. Обстановка дополнялась только узким диваном для посетителей в другом конце комнаты и круглым столом напротив него.

Айр подошёл к кровати и бережно уложил на неё Лану. Почувствовав, что он разжал руки, обнимающие её плечи так долго, девушка тихонько вздохнула. Ей не хотелось, чтобы Айр её отпускал, и она ненавидела себя за это. Раненое бедро противно заныло, когда, вытянувшись на кровати, девушка закинула здоровую руку за голову и задумалась над ближайшим будущем.