Злая Русь. Пронск

Пролог

В тяжелом волнительном ожидании прошла ночь, за время которой воевода Ратибор ухватил урывками лишь пару часов сна. Вроде и подготовил он крепость к защите, а как явился под стены Ижеславца враг, так сразу появились большие и малые дела, требующие его срочного присутствия. То сотенный голова куда-то запропал – оказалось, помутился рассудком: казалось бы, надежный старший дружинник, но при виде тянущейся по льду Прони колонны татар пытался уйти подземным ходом… То вдруг часть лошадей потребовалось срочно переподковать, а пара оставшихся в крепости кузнецов решились присоединиться к ополчению да тайком прибились к сотням. Ведь понятно же, что подобным им мастерам не место на стенах, они нужнее в кузнях! Но нет, не стерпела широкая душа русичей, решили, что и им должно встретить врага лицом к лицу… Но, пожалуй, на самом деле Ратибору стало просто очень страшно из-за многолюдства огромной орды – страшно за семью, ушедшую в Рязань, да за княжью рать, что обязательно погибнет, коли встретит ворога в чистом поле!

Страшно за себя, потому как стойкая вера в неприступность крепости покинула воеводу…

И все же утро Ратибор, внимательно следящий за приближающимся к внешним стенам детинца ворогом, встретил уже без страха, в горячей молитве к Господу найдя успокоение и надежду. Воевода ведь должен вселять в ратников уверенность в победе! Должен уметь зажечь их, вдохновив в ключевой момент сечи, когда колеблется чаша весов боя! А потому Ратибор очень старался явить окружающим его воям спокойствие и уверенность в себе, хотя бы внешне. Впрочем, он не лукавил, чувства его действительно притупились: сказалась усталость от бессонной ночи и изъедающих душу волнений, да и молитва крепко помогла…

Но в тоже время воевода с горечью и разочарованием отметил, что враг атакует вполне грамотно, причем враг многочисленный и очень сильный. Да, большая часть орды прошла мимо Ижеславца, но под стенами града Батый оставил не менее двадцати тысяч воев – хватит не только для того, чтобы намертво запереть защитников в детинце, но и взять его на меч, пусть даже завалив рвы трупами павших!

Да только терять людей попросту вождь поганых как раз и не собирается, построив не менее половины своей рати в три штурмующие колонны – напротив трех ворот града. Лестниц Ратибор у татар не увидел вообще, зато разглядел плотные вязанки хвороста, туго перехваченные веревками и сжимаемые в руках сотнями нехристей, стоящих впереди. Также воевода недовольно скрипнул зубами, заметив широкие штурмовые щиты – их сложно было бы не заметить! Грубо сбитые из досок и тонких стволов молодых деревьев, эти щиты представляли собой что-то вроде переносных заборол шириной в три-четыре шага и высотой в полтора человеческих роста. Нести его перед собой способны человек пять, не меньше, но подобный «щит» служит отличным укрытием для лучников – благодаря небольшому наклону он целиком защищает прячущихся за ним воев от стрельбы со стен!

Покачав головой, воевода уважительно выругался, помянув вражеского начальника: тот еще до штурма сумел определить сильные и слабые стороны детинца, рубленного тарасами. И вместо того чтобы терять ратников, безрезультатно атакуя по всему обводу стен (людей бы хватило!) или хотя бы на одном участке, он сосредоточил свои силы только напротив ворот. И это ведь притом, что русичи никак не могут увеличить число ведущих бой лучников в гроднях, примыкающих к надвратным башням. Не могут из-за узости бойниц и равномерного их распределения по всей стене!

А судя по подготовленным штурмовым щитам и запасенным вязанкам хвороста, враг хорошо понимает, что должен делать, и очевидно рассчитывает взять Ижеславец первым же штурмом…

Но это мы еще посмотрим!

Внутренне приободрив самого себя, Ратибор зычно воскликнул:

– Воев с составными луками всех к воротам! Свободные полусотни, к воротам!

Побежали порученцы к лошадям, поскакали вдоль стен, передавая наказ воеводы. А со стороны врага меж тем вдруг взыграл рев десятков боевых рогов, ударили барабаны – и огромная масса поганых неспешно покатилась к стене, заставив сердца защитников града болезненно сжаться от недоброго предчувствия…

– Быстрее, быстрее! Лучники, становитесь у гродней, что к башне примыкают!!!

Расчет воеводы прост: составные луки ратников достаточно сильны, чтобы стрела, пущенная из них, перелетела стену – благо, что с внутренней стороны вал достаточно широк, и от тарасов до кромки у крутого спуска места хватает сразу для трех воев… Вскоре свободное пространство на узкой полоске земли вдоль стен стало заполняться спешащими к воротам дружинниками, в то время как вои, вставшие у бойниц, уже принялись отправлять в приближающегося врага срезни.

– По одному лучнику с каждой стороны, пускайте стрелы вверх так, чтобы они упали прямо напротив ворот!

Прежде чем враг начал бы засыпать ров, стоило хоть немного пристреляться, что Ратибор и попытался организовать. Мгновение спустя после его приказа вверх взмыло два срезня, и, перелетев двухскатную крышу, они отвесно упали в ров на довольно значительном расстоянии от разобранного ныне мостка.

– По правую руку – на три пальца влево бери! По левую – на четыре!

Сам неплохой лучник (по крайней мере, в прошлом), укрывшийся в шатре воротной башни воевода сумел дать практически точную поправку на стрельбу – в этот раз перелетевшие стену срезни упали в ров гораздо ближе к месту расположения мостка. Довольно кивнув, Ратибор зычно воскликнул:

– Еще на палец сместите – и будет точно. Остальные, равняйтесь на соратников да бейте по моему указу!

Ворог меж тем подошел уже довольно близко к детинцу. Потеряв нескольких человек от меткой и плотной стрельбы из бойниц, поганые, несшие толстые вязанки хвороста, теперь закрылись ими, словно щитами. А несущие штурмовые заборолы вои остановились шагов примерно за семьдесят от стены, и спустя всего несколько ударов сердца уже со стороны нехристей-агарян в воздух взмыла целая туча срез-ней…

Настоящий ливень оперенной смерти ударил по боевой площадке крепости, но лишь несколько половецких и мокшанских стрел влетело в бойницы, ранив пяток дружинников, чьи места тут же заняли новые лучники. Полетели в ответ и русские «гостинцы»! Но мало их, всего сорок лучников могут одновременно бить с башни и примыкающих к ней гродней по относительно узкой вражеской колонне. Да и их срезни ударили в заборола поганых да настоящую стену щитов, коей укрыли вороги своих стрелков…

– Не частите! Уйдите от бойниц и ждите моей команды! – кричит воевода во всю мощь легких, стараясь, чтобы услышали на стенах его голос.

Передают его слова верные мужи соратникам. Отпрянули вои от бойниц, и во второй раз град вражеских срезней не причинил вреда русичам. А воевода уж шумит:

– Приготовились!!!

Не так велика длина гродней, защитники которых сражаются с ворогом, услышали они Ратибора и тут же вернулись к бойницам, натянув тетивы. А воевода напряженно замер, слыша в ушах стук собственного сердца и с нетерпением ожидая, когда разомкнутся, опустятся щиты половцев, мокшан да хорезмийцев, открывая их лучников… И только он это заприметил, как тут же зычно воскликнул:

– Бей!!!

Полетели стрелы русичей со стены, ударили дружно в нехристей, вскинувших луки, – есть павшие! Закричали раненые поганые, но меж тем уже бежит ко рву толпа агарян, сжимая в руках вязанки с хворостом… Ратибор отступил назад, прильнул к бойнице, обращенной внутрь детинца, закричал что есть силы:

– Стреляйте, да берите чуть выше – на два пальца!

Мгновение спустя воспарил вверх смертный рой, перелетев через стену… Не менее половины срезней бесцельно рухнули в ров, но оставшиеся ударили во врага, уже забрасывающего препятствие перед собой тугими вязанками. И хотя только четверть стрел нашли цели, раня поганых в руки, ноги да животы (оставшиеся же ударили в щиты, или хворост, или в землю впились), да взвыли вороги громко, отчаянно! И визг этот стал лучшим лекарством для истерзанной волнением души воеводы – бьется Ижеславец, непросто будет ворогу его взять!

…Не менее получаса длится яростная схватка, множатся потери с обеих сторон. Поганые пристрелялись к бойницам и метко, часто бьют по ним, укрываясь за заборолами да щитами соратников. Но и со стен стрельба не стихает – составные луки павших ратников берут в руки свежие вои, стремящиеся вступить в схватку с ворогом, а стрелков за стеной татарские срез-ни и вовсе не достают. Меж тем десятка три, а то и четыре агарян, кто забрасывал ров вязанками хвороста, уже сами покоятся на его дне! Впрочем, тела своих убитых нехристи и сами бросают на стремительно растущий у ворот перешеек, что с минуты на минуту свяжет оба берега рва – и тогда штурмующие подступят уже к самым створкам… Охрип воевода, выкрикивая команды и бодря воев, уже дважды вражеские стрелы, залетевшие в бойницы, с силой били Ратибора в прочную дощатую броню, но пока что силы небесные берегли воя от ран и смерти…

Наконец хворост заполнил ров вровень – и тут же хлынул вперед отряд крепких воев, облаченных в кольчуги да поднявших щиты над головами.

– С бронебойными и долотовидными наконечниками – бей!!!

В очередной раз по команде воеводы лучники со двора детинца ударили по ворогу – ныне они уже хорошо пристрелялись к насыпному перешейку. Взмыл в воздух град стрел, что с легкостью раскалывают деревянные щиты и могут проломить сталь шелома, что прошивают кольчуги, и не менее полутора десятков ворогов пало под ноги соратников да свалилось в ров…

И вновь вскричал громогласно Ратибор, видя, что расстроились ряды поганых, что второй залп соберет большую дань смерти:

– Бей!!!

Град из не менее чем сотни стрел вновь ударил в следующих по насыпи татар, забрав жизни двух дюжин поганых! Но бегущие впереди татары уже достигли ворот, и в створки полетели горшки – горшки с горючим земляным маслом!

Первый, второй, третий… Четвертый и пятый ударили в пламя горючей смеси, уже наполовину охватившее воротины, с некоторым запозданием, но как же ярко вспыхнул огонь, когда содержимое горшков густо растеклось по дереву!

Воевода в ужасе замер, глядя как огонь ползет вверх по башне: еще немного ведь – и перекинется со створок на шатер! Но всего несколько ударов сердца спустя он принял, на первый взгляд, совершенно неправильное, но по сути своей крайне смелое и дерзкое решение:

– Открыть ворота!!!

Сотенный голова Славен, кому поручено было защищать башню и не пустить ворога в крепость, от удивления выпучил глаза, но Ратибор взревел буквально по-медвежьи:

– Я знаю, что делаю! Открыть ворота!!!

Поганые только успели отступить по перешейку к противоположной стороне рва, когда перед их ошарашенными взглядами раскрылись объятые все выше поднимающимся пламенем створки ворот! На несколько мгновений татар охватило замешательство, ибо все происходящее показалось им хитростью урусов, ловушкой… Только непонятно было, в чем заключается подвох. Но затем десятники из числа монголов, увидев удобную возможность отличиться, яростно закричали и погнали вперед отборных воев мокши и половцев, переданных им в подчинение. И последние, уже приученные к тому, что десятников требуется слушаться беспрекословно, побежали к раскрытым воротам в башне урусов, бодря себя яростными криками и в душе надеясь на двойную долю добычи…

Их не встретил даже привычный град стрел – воевода приказал своим лучникам переждать немного. Но вот когда первые поганые, бегущие в плотной толпе, уже практически добежали до прохода, воевода бешено закричал:

– Лей!!!

Дружинники давно разогрели в чане горючее льняное масло, а после им еще долго пришлось поддерживать огонь под ним, ожидая, когда же, наконец, Ратибор прикажет лить его на головы штурмующим! И вот, дождавшись отмашки воеводы, они подняли чан к бойнице, а после опрокинули его содержимое вниз! На головы бегущим татарам, дико взвывшим от боли… И уже совершенно по-звериному заоравшим, когда горючая жидкость, попавшая на вязанки хвороста, мгновенно вспыхнула под их ногами!

А все дело в том, что с ворот вниз стекло немного земляного масла из разбитых татарами горшков, образовав небольшие очаги пламени. И именно на них теперь густо хлынуло масло льняное, мгновенно и ярко вспыхнув!

Испуганно отпрянули поганые, подались назад, в оцепенении взирая на корчащиеся на дне рва, объятые пламенем фигуры соратников, свалившихся с перешейка вниз. Вроде и немного их погибло, не более десятка, однако же сама смерть их была страшна, вселив суеверный ужас в сердца нехристей… И еще не успели прийти в себя агаряне, как очередной град стрел хлестнул по их рядам, калеча и убивая поганых…

У Набатной башни, где и стоял Ратибор, первый штурм был отбит. Хворост, обильно политый маслом, весело пылал, и будет пылать еще долго! Да, теперь пламя уже не утихнет, покуда не сожрет весь перешеек, отрезав крепость от татар… Правда, отныне нет и воротных створок. Но довольно узкий проем вполне можно закрыть рогатками или даже вкопать в землю надолбы – склоненные в сторону врага заостренные колья. К тому же воевода еще не воспользовался телегами с камнем, не бросил в бой он и тяжелых пешцев, защитников врат!

Да уж, немало крови придется пролить поганым, покуда будут они пробиваться здесь в Ижеславец…

Но как только отвел взгляд воевода от поля, где двинулась понемногу назад тьма поганых, да обратил глаза свои во двор крепости, так заледенело его сердце от ужаса: дальняя, Стрененская воротная башня полыхала по самую маковку шатра, словно огромная свеча…