ГЛАВА 3

Она посмотрела на Доминика, широко открыв глаза и прикрыв рот в притворном ужасе. Но он, конечно же, оставался смертельно серьезным.

— Мне стоит спуститься вниз?

— Служба безопасности высветит их на экране. Оставайтесь здесь. — Она махнула Майи, Мэтью и висящему Фрэнку, — который ее не услышал. — Вы все можете остаться и понаблюдать за разворачивающейся картиной. Я не знаю, был ли Фостин когда-нибудь в Калифорнии.

Через селектор она сказала:

— Передай службе безопасности следить за ними, как только их впустят.

Алия присела за большим столом. Она схватила несколько ручек, скрепки для бумаги, документы и поместила все это в ящик, затем вынула снова. Не стоит наводить порядок для Михаила Фостина

С чего бы это Михаил решил ее навестить?

Наверное, это имеет какое-то отношение к Миннесоте. Но тогда что это за предложение?

Она не волновалась по поводу того, что это могла быть ловушка для нее. Если бы в его намерениях было убить ее, он бы не приезжал в офис под белым флагом. Если бы Михаил нанес удар, то это было полнейшей неожиданностью, тщательно спланированной и абсолютно разрушительной и все же юридически законной, согласно закону вампиров. Именно таким образом он избавлялся от своих врагов до настоящего времени. В итоге она предположила, что у него к ней было какое-то дело.

Охрана немного повременила. Мудро. Между тем, она свыклась с мыслью о том, что Михаил, прибыл в Лос-Анжелес, и это ей даже начало нравиться. Это было чертовски удобно, почти, как если бы Вселенная упала ей на колени.

Это было даже немного сентиментально, потому что она думала, что их борьба будет проходить в Нью-Йорке, и в этом сражении она бы его убила. Именно так ей нравилось работать. Это было прямо — и по-честному.

Но если бы он решился приехать в ее город инкогнито и совершить прогулку прямо в ее офис, то с ее стороны было бы глупо не воспользоваться возможностью ликвидировать его быстро и без лишних разговоров. Затем, при возникшем хаосе после его смерти, она захватила бы Нью-Йорк. В конечном итоге, это бы того стоило.

Михаил Фостин. Она не видела его с тех пор, когда он был еще моложе, чем Мэтью и Майя. Она взглянула на них, восхищаясь их податливыми, тонкими телами и безупречной кожей, ее губы изогнулись в улыбке. На самом деле она и Михаил были очень молоды.

Казалось бы, что должен быть закон об убийстве своего первого любовника, хотя если вдаваться в подробности, Михаил, по всей видимости, не возражал бы воткнуть острый кол ей в голову. Она задалась себе вопросом, насколько сильно он ее ненавидит.

Доминик расхаживал, проверяя, как работает его оружие.

Алия сбросила туфли и положила ноги на стол, постоянно озираясь на монитор переднего офиса.

— Я надеюсь, охрана не забудет использовать большое количество смазки. Ты достал немного этой царской смазки, я просила тебя запастись ею для почетных гостей?

Доминик бросил на нее сердитый взгляд. Это было бы его первая встреча лицом к лицу с настоящим Фостином и это его очень раздражало.

Майя зевнув, спросила:

— Этот Ледышка на самом деле так великолепен, как о нем говорят?

Алия пожала плечами. Ледышка, Лед, Холод — это были уличные имена Михаила. Он, должно быть сильно изменился за эти годы, потому что, когда он был молод, то был столь же горяч как любой другой мужчина, которого она когда-либо встречала. Даже его светло-голубые глаза горели подобно яркому пламени.

В этот момент Михаил прошел к входу в офис. Камера слежения поймала его под большим углом, показывая ей изящное животное, в строгом черном костюме. Её стул с грохотом опустился на пол, когда она придвинулась поближе к монитору.

Увлеченно, она жевала подушечку большого пальца, наблюдая, как он разговаривал с секретарем, отмечая его измененные черты. Он стал более высоким, более широким в плечах, а гладкие линии его лица стали более строгими и острыми как лезвие. Его прямые, платиновые волосы опускались на воротник. Это не изменилось. Она отлично помнила, как эти волосы скользили сквозь ее пальцы, тяжелые и прекрасные.

Она слышала, что он не делал абсолютно ничего, чтобы еще больше скрыть свою кровожадность. У некоторых вампиров это было от природы. Другие вносили некоторые изменения, чтобы скрыть. Например, она носила контактные линзы и темные очки, когда выходила, и прилагала все усилия, чтобы перемещаться медленно подобно человеку. Если вы знали, что искать, то могли бы легко разыскать вампира в любой толпе, но никто никогда не смог бы принять Михаила за человека.

Власть, которая была у него, как у главы семейства, мерцала вокруг него словно вторая кожа. Он был красивым принцем. Когда-то давно она не могла сопротивляться подобной власти, но больше она не принесет себя ни для кого в жертву. Принцы требовали абсолютного подчинения от тех, кто их окружал, особенно от их возлюбленных. Теперь, когда она сама была принцессой, она никому не подчинялась — не на улице, не в зале заседаний совета и никогда, никогда в спальне. В свое время она подчинилась. И у нее не было никакого желания приклоняться когда-либо снова.

Водя по изображению Михаила на экране ногтем, она бормотала:

— Очень хорошо. Плохо, что я оказалась перед необходимостью убить тебя.

Он выбрал именно этот момент, чтобы взглянуть непосредственно в камеру. Прямо ей в глаза. Алия убрала руку от экрана.

Ее помощница произнесла:

— Госпожа Адад? Господин Фостин и господин Сильвер уже здесь.

Михаил продолжал смотреть в глазок камеры. Ее не покидало чувство, что он следит за ней своими странными глазами. Алия выключила монитор, раздражаясь, что ее могла испугать подобная уловка. Она проверила свои ножи и откинулась назад в кресле.

— Впускай их.

Когда Михаил вошел через дверь, раздувая ветром занавески, температура воздуха снизилась. Его взгляд вбирал в себя все мельчайшие детали в комнате, запоминая расположение, рассматривая кормильцев, Доминика, повисшего Фрэнка, впитывая эту информацию для дальнейшего использования.

Алия встала, чтобы поприветствовать его. Она почувствовала его власть, позволяя ей дрожью пройтись по всему ее телу, подобно кошке, которую погладили против шерсти.

Их глаза встретились и сцепились взглядами, напрямую, без камеры. Ей не бросали вызов так непосредственно, в течении долгого времени.

В течение одного мгновения, она бросила на него взгляд, представив того милого юношу, который, целуя ее, улыбался. А был ли он таковым на самом деле? А была ли она той самой девушкой? В некотором роде, вполне возможно. Где-то в другом измерении. Бабочки запорхали у нее в животе, память интуитивно напомнила о том времени, когда он ее волновал. Она поборола в себе это тревожное чувство. Сентиментальность была опасным удовольствием.

Князь, — сказала она, наклонив голову, не опуская глаз.

Она использовала имя, по которому он был известен в кругу своих людей.

Княгиня, — ответил он, этот высокомерный взгляд, руки, сложенные перед собой, его выражение, как у церковного святого.

То, что он использовал женский почетный титул, заставило ее улыбнуться. Это была достаточно уродливая ухмылка. По факту, она тоже была Князем. Она не была ни чьей принцессой.

— Чем обязана, столь неожиданному визиту?

Михаил жестом указал на своего адвоката. Алия вообще забыла о его существовании, но он присутствовал, человек стоял слева от Михаила в сером скромном костюме. Он вышел вперед с письмом, запечатанным темным парафином, и опустил его на стол.

— Госпожа Адад, я прибыл, чтобы подтвердить, что это заявление, данное под присягой Натальей Фостин и подтвержденное Советом матерей, как подлинное предсказание.

— Что, черт возьми, это означает?

Теперь она должна позвонить своим адвокатам, чтобы узнать. Она не касалась письма.

Михаил приподнял рукав своего пальто, раскрывая странный фигурный обруч на правой руке — нет, скорее тонкий смоленый трос, обвивавший его руку. Она зашипела, поскольку признала в этом магию. Как служба безопасности допустила подобное?

Дерьмо. Надеясь на чудо, она подвинула палец ноги к аварийной кнопке. Доминик посмотрев на нее, вопросительно приподняв бровь. Она сделала незаметный сигнал "ждать" одним пальцем.

— Алия Адад, я объявляю Вам, что согласно подлинности видения отныне Вы принадлежите мне, мы связаны судьбою и кровью…

И затем она поняла. Он не приехал, чтобы убить ее, он приехал, чтобы жениться на ней.

— Черт, ты издеваешься надо мной.

Михаил не колебался. Он продолжил повествование. Существовало, наверное, какое-то правило, по которому он был должен сообщить все это ей до конца, а Михаил был из тех, кто никогда не нарушает правила. И это было даже не предложение, как она поняла, а некое предъявление требований.

— Эта веревка, произведение волшебного мастерства, символизирует нерушимые узы брака.

Веревка была живая, разматывая сама себя, она скользнула в виде петли между его протянутыми руками. Краем глаза она заметила, как Доминик напрягся, готовый кинуться при ее малейшем жесте. Она также знала, что Михаил мог убить его одним единственным ударом. И служба безопасности не поможет.

Она должна была уйти отсюда. Убрать Михаила от ее людей, и получить некоторое расстояние между собой и той веревкой. Только так она могла с ним справиться.

— Это гарантирует Ваше подчинение мне как невесты…

Говоря это, он двинулся по направлению к ней. Она толкнула стол, откидывая его к ногам Михаила, и стала отходить назад. В ту же секунду, прежде чем он успел опомниться, она выбежала из своего офиса, вниз по коридору к центральной лестнице, надеясь, что Доминик не будет его задерживать.

У ее здания имелась широкая центральная лестница с изгибающими дубовыми перилами, которая сводила все три этажа вниз к вестибюлю, покрытому мрамором. Полностью обогнув лестницу, она перепрыгнула через перила и удачно приземлилась внизу. Приземлившись на первом этаже, она глубоко наклонилась и прыгнула к выходу. Там никого не было. Служба безопасности ушла, вестибюль был тихий, как могила.

Точно также открыв двери, Михаил приземлился именно там, где и она. Он появился несколько позднее, чем она ожидала, и это означало, что он потратил секунду или две на Доминика. Бог проклянет его.

Когда он соскочил с колен, она вытащила из-за талии два ножа и кинула их, целясь ему в лицо. Первый он блокировал предплечьем, а второй оставил порез на уровне его волос.

Она выбежала на освещенный огнями Бульвар Сансет. Босая и одетая в джинсы, она вбежала прямо в еле двигающийся, в субботнюю ночь, поток машин и вспрыгнула на капот первой, оказавшейся на ее пути. Он прыгнул на другую. Перепрыгивая машины, они пересекали бульвар, крики, сигналы и вспышки фотокамер сопровождали их на протяжении всего пути.

Она добралась до противоположного тротуара, вспрыгнула на низкую крышу и покачнулась всем телом, вытянув ноги, упираясь пальцами ног, как гимнаст. Он был прямо за ней, его руки зацепились за крышу как раз тогда, когда она подтянула свою ногу, так близко, что его пальцы задели ее спину, через тонкую шелковую блузку, вызывая мурашки на коже.

В то время, пока он покачивался из стороны в сторону, она уже была на две крыши впереди, ожидая его, именно там, где хотела.


Михаил прыжком преодолел разделяющее их расстояние, и замер, позволяя вибрации под его ногами утихнуть. Алия ждала его стройная и высокая, ее длинные черные волосы развевались и путались на ветру.

Давным-давно он хорошо ее знал, и он слышал, какой она стала с тех пор. Но ничто не могло подготовить его к тому, что он увидится с ней лицом к лицу. Или к тому, что он захочет ее так сильно.

В офисе он использовал всю свою сдержанность, чтобы скрыть свое желание от нее, но с того момента как он учуял ее аромат из приемной, он стал одержим ошеломляющей, ослепляющей похотью. Если он не поймет, как это контролировать, это его убьет. Скоро.

Тем не менее, он хотел видеть ее, потому что, каждое ее движение происходило так быстро, словно течение воды, поэтому он начал обходить ее по небольшому кругу. Она повторяла его движения шаг за шагом, ее янтарные глаза были настороженны, но бесстрашны.

Воздух на крыше был свежим и прохладным, и город, раскинувшийся вокруг мерцал белыми, красными и золотыми размытыми огнями. Был слышен только гул двигателей под ними. Она оценивала его, ожидая, когда он заговорит, но он не собирался много говорить.

— Итак, ты хочешь покорную жену? Скажи, ты и рабов держишь тоже? Что за феодальные замашки?

Казалось, молчание беспокоит ее. Они продолжали свой медленный танец.

— Если ты убил моих людей…

На что он ответил:

— Никто не мертв.

Ее голос был более глубоким, и ее акцент изменился. Когда она девочкой приехала в Нью-Йорк, то говорила по-английски с арабско-флективным французским акцентом. В первый раз, когда она заговорила с ним, то этот акцент лишил его дара речи. Он сделал ее звук более сложным и экзотическим. Это заставляло его хотеть поцеловать ее каждый раз, когда она двигала своими губами. На протяжении следующих лет акцент исчез, она впитала в себя больше всего американского, но интригующие следы его все еще проскальзывали в чувственных гласных и хриплых согласных.

Она перестала кружиться, поменяла свое положение и внезапно согнула руки в локтях прямо перед собой. Мерцающий нож появился в обеих руках.

— Я предполагаю, что ты приехал сюда, чтобы умереть?

Смерть была бы облегчением. Как бы он хотел убить. Или изнасиловать. Он был настолько увлечен, что любой исход был бы долгожданным после тридцати лет мучений. Она не помнила, что он пробовал ее, или знает, что произойдет, если это сделает она. Это было в его интересах. Она думала, что он может уйти, как она. Она думала, что он будет действовать более активно. Эта мысль почти заставила его громко смеяться.

Он сбросил пальто и развязал свою веревку. Она скользнула в петлю, между его руками. Полные губы Алии сдержали рычание. Он закрутил веревку в широкую петлю. Случайно, почти небрежно, он бросил петлю в ее направлении, надеясь, что магия пройдет над ее головой. Петля расширилась. Она увернулась, но петля последовала за ней, снова кружась над ее головой. Разозлившись, она кинулась на веревку со своими ножами, ее движение было размытым пятном даже в его глазах. Любая другая веревка осыпалась бы на пол как конфетти. Но не эта.

Одним рывком он затянул петлю, притягивая ее руки к телу. Другой рывок и он притянул ее к своей груди. Он обступил ее, с силой нажимая предплечьем на ее гортань.

— Опусти ножи, — шепотом приказал Михаил, потому что вздохнуть полной грудью он был не в состоянии. Не с ее волосами напротив его губ, не с ее телом напротив его. Он держал своей свободной рукой ее левую руку, закрывая свою руку от нее. Когда она не выпустила нож, он увеличил давление на ее горло.

Ее хватка ослабилась неохотно. Он разжал ее пальцы и забрал нож, сдерживая воспоминания о том, как они держались за руки. Она выронила второй нож на землю и он отпихнул его.

Пульс в ее сонной артерии прыгал под его рукой. Его сердце загнанно колотилось позади ее спины. Она была непреклонна. Кипела. Но ее аромат проникал в него, как лозы жимолости. Он взял нож в свою левую руку и приставил к ее горлу.

— Давай посмотрим, — сказал он, не имея возможности ограничить прикосновение своего носа с краем ее уха, он продолжил. — Веревка связывает твои руки. Ты все еще можешь бороться, но если ты это сделаешь, то я сверну тебе шею или перережу горло. И я сделаю это, поверь мне, потому что я знаю, ты убьешь меня, если окажешься на свободе.

Он провел ножом вниз по ее груди, позволяя ему зацепить первую пуговицу на блузке.

— Все верно?

Она ничего не сказала. Он сделал резкое движение ножом и пуговица отлетела. Хотя все это произошло бесшумно, но слабая дрожь прошлась вдоль ее спины. Обнимая ее, он почувствовал возбуждение. Для него не существовало никого пути назад, и никакого милосердия для нее.

Он оторвал следующую пуговицу. Ее подбородок, резко дернулся, словно у лошади, борющейся с поводьями, и со всей силой, угрожающе повернулся. Он не намеревался ждать, чтобы видеть то, что она планировала. Вместо этого он обхватил ее и швырнул ее головой в вентиляционную шахту позади них. Звонкое, похожее на скрежет металла, эхо прогремело внизу здания.

Это был не самый благородный поступок, но его это полностью устраивало.

Прижатая лицом к покореженному металлу, она сказала:

— Куда же делась романтика, Миша?

Ее голос звучал даже пугающе. Насмешливо. Использование его уменьшительного имени, было оскорбительно. И продолжая говорить, она пыталась завести свою ногу за его, чтобы лишить его равновесия.

— Это ты мне скажи, — ответил он, снова отбрасывая ее головой в шахту. Сильнее.

В это время она очнулась от удара. Осознав, что это был его шанс, он подхватил ее снова, пригвоздив спиной к ближайшей стене, прижимаясь к ней всем своим телом и ножом. Веревка невесты скользнула вокруг ее рук и туловища, делая захват более сильным.

Ошеломленная от ударов, она изо всех сил пыталась сосредоточиться на нем, ее голова качалась, висок был покрыт багровыми пятнами.

Наконец она выпрямила свой подбородок, как боксер, приготовившийся к следующему удару. У него сбилось дыхание. Он никогда не видел женщину, столь красивую. Она плюнула ему в лицо. Он подождал пока струйка слюны добежит к углу его рта, затем словил ее своим языком. Это не была ее кровь, но это было начало.

Он зажал своим плечом ее подбородок, таким образом, чтобы иметь возможность продолжать уничтожение ее блузки, но на сей раз, получая удовольствие от того, что он делает. Он оторвал третью пуговицу, потом четвертую. Она быстро дышала, кусая губу, ожидая, когда он допустит ошибку. Кончиком лезвия он распустил широкую блузку.

Кожа Алии всегда была желтовато-коричневой, как будто ее позолотили при рождении. Под блузкой она носила тонкий прозрачный черный лифчик, который не скрывал ее напряженные соски. Он разрезал его по центру, и чашечки упали, открывая взгляду ее высокие, круглые, сладкие ароматные грудки. Он плотно прижался лезвием к ее левой груди, прямо напротив сердца.

— И это вот таким образом, Князь, вы предъявляете свои права на жену, — ее голос был тихим и полным презрения.

"Так это и есть его право". Игнорируя волны ненависти, исходящие от нее он повернул лезвие так, чтобы тупой стороной царапнуть кожу вокруг ее соска. Если бы только его рука была свободна, чтобы он мог обвить ею ее тело, или в это время, попробовать ее своим языком. Он потряс головой, пытаясь сосредоточиться.

— Я не Ваша собственность.

Поддразнивание ее нижнюю губу кончиком ножа, он спросил:

— Кто Вы тогда?

Она глубоко вздохнула и медленно произнесла, трепетно вздохнув:

— Ваше уничтожение.

— Ты всегда была им, Алия Адад.

Зрачки ее глаз расширились, полностью затопив черным радужную оболочку. Они оба знали, что он сказал правду, и одного мгновенья было достаточно, чтобы она удивленно замерла. Ее брови нахмурились, а губы раскрылись в невольном вопросе. Тогда он прямо здесь потерял над собой контроль, и опустился губами к ее рту, задаваясь вопросом, сколько лет прошло с тех пор, когда он мечтал попробовать ее снова. Сто? Тысяча?

Ее дыхание все еще пахло корицей. Он ослабил давление своего предплечья у ее горла, притянул ее ближе к себе, и поцеловал так, как делал это в своих мечтах. Довольно сильное напряжение в ее позвоночнике отступило. Губы раскрылись, впуская его. Он застонал, запустив руки в ее волосы. Вместе они скатились со стены. Она перекатилась на спину. Он растянулся на ней, его руки, жадно гладили ее груди. Великолепная княгина.


Алия думала, что то, что она должна будет сделать дальше, будет легко. Они на войне. Она пленник. Ей понравилось быть под контролем. Быть связанной, сметенной и избитой решительным князем, это не способствовало обретению контроля.

И это было нелегко. Ее никто и никогда не целовал так жадно. Его нетерпение само по себе смутило ее. И он был не просто никто — он был голодным принцем. Ее тело было натренированно отвечать им, даже не смотря на то, что прошло много лет с тех пор, как она так играла.

Еще больше смущало то, что он был не просто принц, он был Михаилом, целуясь, он гладил ее через джинсы, так же как он делал это, когда они были подростками. Впервые она кончила, раскачиваясь под его ладонью, так же как и сейчас.

Как ты думаешь, что будет дальше? Он отвезет тебя домой, наполовину осушит тебя и будет трахать тебя снова и снова, пока ты не подчинишься его воле. Это их путь.

И этот хуже, чем все остальные, потому что он думает, что ты принадлежишь ему.

Она должна одержать верх и быстро, поэтому она корчилась, незаметно проверяя веревку. Она ослабла. Веревка подчинялась его воле, а его воля была отвлечена сейчас совсем на другое.

Мурлыча ему в рот, она напряглась, чтобы достать маленький нож, закрепленный на ее спине, дергая и крутя своим правым запястьем, пока не ободрала с него кожу. Это не имело значения. Как загнанный зверь, она отгрызла бы себе руку, лишь бы быть свободной. Чтобы отвлечь его от запаха крови, стекающей по ее запястью, она поцеловала его более страстно, подражая его свирепости.

Внезапно он прервал поцелуй и схватил ее у основания шеи.

— Не здесь, — произнес он грубым голосом.

Смена позиции позволила ей освободить руку. Ее локти были по-прежнему прижаты к бокам, но она могла немного двигать запястьями и предплечьем. Она тянулась своими влажными, липкими пальцами к креплению на своей спине, пока не ухватилась за рукоятку ножа.

Издав звук, который, она надеялась, звучал как покорность, она упала ему на грудь. Он погрузил свои руки в ее волосы и снова поцеловал. У нее было всего лишь пять дюймов отпущенной веревки, и она ими воспользовалась, чтобы нанести ему удар в бедро. Пах был бы лучше, но она не смогла так далеко дотянуться. Ее тонкое, острое лезвие резануло вверх, раздирая мускулы и задевая кость.

Он отпустил, смотря вниз, как если бы он не до конца понимал, что только что произошло. Как если бы кто-то другой нанес ему удар.

Она вертелась и пинала его под подбородок, заставляя его откатываться обратно. Она встала за ним и ударила его в голову, на этот раз бессознательно. Веревка замедлилась и упала с ее рук.

Когда веревка упала, исчезли все следы того чувствительного, эротического тумана, который почти ее уничтожил.

Он связал ее. Разорвал ее блузку и бюстгальтер. Разбил ей голову.

Она связала остатки блузки узлом под грудью, проклиная саму себя.

— Это за мою голову!

Она акцентировала каждое слово пинком по его телу, перекатывая его по крыше, словно тряпичную куклу.

Загрузка...