Проклятые

47

УИЛЛОУ

Я медленно просыпалась, и солнечный свет середины утра проникал в окна, не давая опомниться. Я заставила себя сесть и обнаружила Грэя, сидящего в кресле в спальне. Его глаза внимательно следили за моими движениями, отмечая каждую боль, возникающую от истощения, которое может вызвать только истощение моей магии.

Кинжал забрал у меня слишком много, а потом печать забрала то, что осталось. Я чувствовала, как Источник движется во мне, пытаясь восполнить утраченное.

Грэй отложил книгу в сторону и медленно встал. Его грудь была обнажена, только пара тренировочных штанов низко сидела на бедрах. Он подошел к комоду, взял поднос с фруктами и свежими овощами и поставил его передо мной на кровать.

Мой взгляд упал на лабиринт, который я выжгла на его груди, когда пометила как своего, и на мгновение задумалась, а действительно ли я его пометила. Лабиринт был физической реальностью самого Источника, символом силы, текущей через меня благодаря моей кровной линии.

То, что начала Шарлотта, закончится с моей дочерью — нашей дочерью, заставила я себя думать.

Он был такой же частью этой судьбы, как и я.

Грэй присел на край кровати и, преодолев расстояние между нами, нежно коснулся ладонью моей щеки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, и я заставила себя отбросить все мысли и сосредоточиться на своем теле.

Кроме усталости и случайных болей, меня ничто не беспокоило в физическом плане.

— Со мной все будет в порядке, — сказала я, уклоняясь от ответа на главный вопрос.

В этом полом колодце внутри меня, месте, где собрались все мои потери, покоилась еще одна душа. Я была полна решимости вернуть ее.

— Я не это имел в виду, и ты это знаешь, — сказал он, его лицо было мягким, несмотря на суровость его слов.

— Когда я смогу снова открыть печать? — спросила я, протягивая руку вперед, чтобы взять ломтик огурца.

Я откусила кусочек, быстро жуя. Чем больше земной пищи я смогу съесть, тем быстрее восстановится хотя бы эта часть моей магии.

— Уиллоу… — сказал Грэй, и я знала, что его ответ мне не понравится.

Я знала, что он вобьет клин между нами, если я позволю… что его желание защитить меня от вреда заставит меня уйти.

Я знала, что мы можем уничтожить друг друга — сгореть, пока не останется только пепел.

Если мы не решим поставить друг друга на первое место.

— Когда? — спросила я, проглотив кусочек огурца.

— Тебе потребуется время, чтобы научиться использовать Источник в этом качестве. Мы не можем рисковать тем, что ты откроешь его раньше, чем поймешь, как позволить ему течь через тебя, не задействуя для этого жизненную силу, — сказал Грэй, изложив все ставки так, словно я их не понимала.

Мы не могли продолжать жертвовать другими ради долга, который должна оплатить я, не тогда, когда это злило баланс каждый раз, когда я едва избегала смерти.

— Как долго? — спросила я, принимая истинность его слов.

В конце концов смерть устанет чувствовать, как я проскальзываю между ее пальцами и ускользаю от ее вечной хватки.

В конце концов она сама придет за мной.

— В лучшем случае несколько месяцев, — признался Грэй, его глаза стали отрешенными. — Думаю, мне потребовались годы, чтобы понять, как действовать в качестве проводника магии, когда я впервые предложил себя Источнику. У тебя больше мотивации, чем у меня, и, если кто и сможет научиться быстрее, так это ты.

— Месяцы, — сказала я тихим голосом. Принять это как реальность означало оставить Марго в Аду на несколько месяцев. — Ты пообещал мне, что Вельзевул защитит ее.

— Обещаю, что защитит, Ведьмочка. Я не могу притворяться, что знаю, что произошло между ними, но он знает, что она значит для тебя. Он будет защищать ее из преданности мне, как и Джонатан. Они позаботятся о том, чтобы она была в безопасности, — сказал Грэй, проведя большим пальцем по моей губе и взяв еще один огурец. Он протянул его мне, побуждая съесть пищу, которая, как мы оба знали, поможет.

То, что исходило от Источника, могло только помочь мне. Чем быстрее я верну себе способность к магии, тем быстрее Грэй научит меня направлять ее, не жертвуя собой. Я никогда не откажусь от традиций, которым учила меня мать: по возможности отдавать столько же, сколько и брать.

Но мне нужно было уметь выбирать, когда и как делать свои подношения, и чтобы они не были ценой наших жизней.

— Хорошо, — сказала я, выполняя свои слова, сказанные накануне вечером. Я никогда не откажусь от Марго и сделаю все возможное, чтобы вернуть ее как можно скорее.

Но я также не предпочту ее Грэю.

— Хорошо, — сказал Грэй, повторяя мои слова, и подошел к шкафу.

Он достал из шкафа платье и перекинул его через спинку кресла, в котором ждал, пока я проснусь.

Оно было официальным, ткань полностью лишена цвета. Это был чистейший черный цвет, как ночное небо без света. С вырезом в форме сердца, с двумя тонкими бретельками, которые обхватывали мои плечи для опоры. Ткань драпировалась на бицепсах, создавая тонкую женственную линию, подчеркивающую плотное прилегание лифа, а юбка распускалась легкими слоями. Черная ткань сверкала, как ночное небо.

— Для чего это? — спросила я с подозрением в голосе.

В последний раз Грэй нарядил меня в платье, когда мы объявили о моей замене Ковенанта. Это привело к катастрофе, к кровавой бойне, о которой я сожалела с каждым вздохом.

Даже если те, кто был убит той ночью, были готовы пожертвовать своими семьями ради власти и свободы от Сосудов, я носила пятно этих смертей на своей душе.

— Пришло время объединить наш народ, — сказал Грэй, снова садясь.

Взяв мои руки в свои, он провел большим пальцем по обручальному кольцу, которое надел мне на палец. Казалось, целую вечность назад я так яростно сопротивлялась этому, но теперь я не могла представить себе ни одного дня своей жизни без его прикосновений.

— Я думала, мы уже это сделали, — сказала я, неловко рассмеявшись.

Он был всем, чего я хотела, но, полюбив его, я не перестала воспринимать его таким, какой он есть.

Любовь к нему не означала, что я считала его идеальным. Это просто означало, что я все равно его любила.

— Сделали ли мы? — спросил он, и я поняла, что он имеет в виду тех, кто помогал Ибану в его заговоре отправить всех нас в Ад, чтобы спастись самим.

— Что бы ты хотел, чтобы мы сделали? — спросила я, глядя в эти золотые глаза.

Я никогда не избавлюсь от ощущения их прикосновения к себе и буду видеть их в своих снах до тех пор, пока не испущу дух.

Любить Люцифера означало любить невозможное.

— Когда-то я поклялся тебе, что женюсь на тебе по всем нашим традициям, но не выполнил своего обещания, — сказал он, его слова были мягкими, но твердыми. — Поэтому сегодня Богиня собирается объединить нас в глазах Ковена.

— Нет, — сказала я, наблюдая, как ожесточается его лицо от того, что он воспринял как отказ. — Мы только что понесли огромную потерю. Ковену нужно погоревать.

— Ковен страдает от осознания того, что некоторые из его членов были готовы бросить их в Ад. Они знают, что единственное, что остановило Ибана, — это ты. Ты защитила их всех, и они были бы глупцами, если бы не видели этого. Поэтому ты собираешься публично заявить о своей преданности мне и соединить наши рода узами брака, как это веками делалось среди ведьм, — сказал Грэй. Его глаза вспыхнули от гнева, и я, сжав челюсти, осмелилась бросить ему вызов.

— А если я откажусь? — спросила я, желая знать ответ.

Его ноздри вспыхнули, почувствовав бунт, каким он и был. Напоминание о том, кем я была и кем всегда буду, — женой, которая сидела у него под боком, не как покорная невеста, а как его королева.

— Ты сказала, что выбрала меня, — произнес он, понизив голос.

Он поднял руку и прижал ладонь к моему горлу. Он не сжимал ее, просто позволил прикосновению остаться на месте и властно потребовал.

— Так выбери меня. Доверься мне, я сделаю то, что будет лучше для будущего нашего дома.

Я вздохнула и перевела взгляд на окно. Грэй сидел на периферии и нетерпеливо ждал, пока я смотрела на сады за окном. Вдалеке виднелся лес, и воспоминания о Проклятых и жертве, которую они принесли в моем видении, щекотали мой разум. В голове все еще стоял образ лабиринта, путь, предназначенный для моей дочери.

Я еще не была готова к ней, и мне предстояло еще многое сделать.

Но я хотела, чтобы мир, в который она попала, был таким, где она могла бы свободно выбирать любовь, а не долг.

— Хорошо, Грэй, — сказала я, вновь обращая свой взгляд к мужу. — Я выйду за тебя перед Богиней.

Он крепче сжал мои руки, и уязвимость этого прикосновения подтвердила то, что я уже знала.

Это было нужно не только Ковену.

Это требовалось самому Дьяволу.

Никто никогда не выбирал его. Никто никогда не стоял перед тем, кто мог бы их осудить, и не признавался в любви на всеобщее обозрение.

48

УИЛЛОУ

Я вошла в зал Трибунала, не желая смотреть на печать, опасаясь, что сорвусь. Прошел всего день с тех пор, как все случилось, и потеря Марго никогда не была так ощутима, как в тот момент, когда Ковен собрался в комнате, где я ее потеряла.

Новоизбранные члены Трибунала ждали в своих креслах, пока я пробиралась к помосту, а их семьи были разбросаны по комнате рядом с ними.

Делла и Нова стояли на помосте справа от меня, одетые в красивые платья, представляющие их дома. Их мрачные лица перекликались с моими, пропажа ведьмы ощущалась еще сильнее в свете так быстро наступившего дня.

Грэй стоял в центре, одетый во все черное. Левиафан и Асмодей стояли рядом. Мы оба знали, что Вельзевул стоял бы с ними, если бы не исчез вместе с Марго.

Мы вернем их. Мы должны были их вернуть.

Но сначала мне нужно было стать сильнее. Я должна была суметь держать печать открытой достаточно долго, чтобы они могли сбежать, не рискуя своей жизнью. Иначе кем бы я могла пожертвовать вместо себя?

Может быть, следующая ведьма, осмелившаяся бросить мне вызов, окажется куда более полезной.

Я поднялась на помост и положила свою руку на руку Грэя. Его глаза были теплыми, когда они остановились на мне, спускаясь по мягким кружевным линиям моего черного платья. Шлейф, который струился за мной, переливался изумрудным мерцанием — это был жест в сторону моей матери в тот день, который никто из нас не мог предвидеть.

— У меня есть для тебя последний сюрприз, прежде чем ты снова станешь моей, — сказал Грэй, сосредоточив свое внимание на дверях Трибунальной комнаты.

Повернувшись лицом к нему, когда Джульетта вошла в комнату. Мальчик, стоявший рядом с ней, прижался к ней, чтобы поддержать, его карие глаза широко раскрылись, оглядывая Ковен.

Подняв платье и помчалась вниз по помосту, не заботясь о том, как это должно выглядеть. Опустившись перед ним на колени и обхватила рукой его затылок. Я прижала его к себе, впитывая счастливые слезы, которые он выплакал, в ткань моего платья.

Отстранившись, я коснулась его лица и более внимательно осмотрела его.

Даже за несколько недель он вырос.

Джульетта одела его в костюм для торжественного случая, и рыдающий смех подкатил к моему горлу, когда я смотрела на него.

— Лоу, — сказал Эш, и звук этого маленького голоса поразил меня до глубины души.

— Привет, Жучок, — сказала я, улыбаясь сквозь слезы.

Я встала, взяв его руку в свою, и сразу же почувствовала себя как дома, когда повернулась и увидела янтарные глаза Грэй, смотрящие на меня.

Он улыбнулся, и Эш поверг меня в шок, когда подошел и прижался к Грэю. Он ответил на мой немой вопрос:

— У нас было немного времени, пока ты сегодня готовилась.

Я перевела взгляд на Эша, гадая, как он воспримет новость о том, что все изменилось.

— Ты… — я прервалась, усмехнувшись, так как поняла, что не смогу ответить на этот вопрос, если это будет «нет». Я не смогу функционировать, если они не смогут выносить друг друга.

— Ты не против? — спросила я, чувствуя себя в этот момент более нервной, чем в тот день, когда Грэй постучал в мою дверь, назвав себя приглашением, которого я не хотела.

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, Лоу, — сказал Эш, глядя на меня добрыми карими глазами, которые так долго были центром моей вселенной.

Теперь у меня их было две.

Я кивнула, сдерживая слезы, чтобы снова улыбнуться ему. Левиафан подошел, взял Эша за руку и направил его к Грэю, чтобы тот встал с ним в ряд женихов. Смысл сказанного не остался для меня непонятным, даже когда я заговорила через забитое горло.

— Пожалуйста, не отсылайте его снова.

— Он там, где ему и место, Ведьмочка, — сказал Грэй, взяв мои руки в свои.

Я кивнула, сжимая его руки в ответ, когда он повернулся лицом к окнам. В них струился золотой свет, мерцающий так ярко, что мне пришлось прищуриться.

Богиня шагнула сквозь стекло и предстала перед нами в ослепительном свете. Она улыбнулась Грэю, протянув руку, чтобы ласково коснуться его щеки. Один за другим лидеры Трибунала подходили к подножию помоста, возлагая к нашим ногам символы своей магии в качестве подношения.

Петра и Бельтран принесли кристаллы всех цветов, яркая зелень которых согрела мое сердце.

Риэлта и Амар принесли кувшины, наполненные звездным светом.

Брэй принес одну ветку.

Аурай и Дево положили на пол по ветряному колокольчику: стеклянные осколки ударялись друг о друга, вдыхая в них жизнь.

Тетис и Хоторн принесли кувшин с водой и ракушку.

Эрот и Пибоди принесли эликсиры и любовные зелья.

Коллинз и Мэдлок принесли фонари.

Я вытащила свои руки из рук Грэй и провела ими по кругу, закрыв глаза. Из моих ладоней выросла одна роза, и я положила ее рядом с костью, которую взяла из гробницы Лоралеи ранее в тот день для подношения.

— Ковен твоей возлюбленной сделал прекрасное подношение от ее имени, Люцифер Утренняя Звезда, — сказала Богиня, глядя на брата полными озорства глазами.

Он улыбнулся, не сводя с меня глаз, пока обдумывал свой ответ.

— Ты можешь получить все, что захочешь, Богиня, — сказал он, делая шаг ко мне. Я уставилась на него, его лицо было так близко к моему. — Только бы она была у меня.

Он обхватил мою щеку своей рукой, и тепло его объятий окутало меня.

— Тогда все, о чем я прошу, — это чтобы ты был счастлив, дорогой брат, — сказала Богиня, положив руки на каждое из моих плеч.

Ее свет проникал внутрь меня, наполняя теплом, пока Грэй скреплял поцелуем нашу последнюю сделку.

Сделка о вечности рядом с ним.

Сделка о любви.

ЭПИЛОГ

МАРГО

Уиллоу в панике смотрела на то, как стекло заполняет границу между плоскостями, а ее руки неистово бились о поверхность, словно могли пробить ее. Я смотрела, как она впивается ногтями в окно, как ее кровь окрашивает стекло.

Камень, который медленно растекался, покрывая печать, был загорелым и бежевым там, где он лежал поверх кровавых пятен, оставленных ею. Я не могла оторвать глаз от этой печати, не могла сосредоточиться на происходящем вокруг меня сражении. Вельзевул застонал и закричал, когда его крыло дернулось ко мне.

— Уберите ее отсюда! — крикнул Асмодей, взмахнув рукой и разрубив одного из демонов, сражавшихся против него.

Руки Вельзевула обхватили мои щеки, сжимая мое лицо в своей хватке с нежностью, так противоречащей жестокости демонов вокруг нас.

— Мне нужно, чтобы ты вынырнула из этого, Певчая птичка, — сказал он, и это прозвище ударило в грудь.

Я вздрогнула, когда его крылья притянули меня ближе.

Сатанус сражался с Михаэлем, архангел боролся без пальцев. Потребуется время, чтобы магия исцелила его, так далеко от Отца, который дал ему ее в первую очередь, но его крылья хлопали и ударялись о Сатануса.

Я почувствовала, как он вздрогнул, когда что-то заскребло по его крылу, разрывая волокнистую ткань, и кивнула ему.

Он кивнул в ответ, положив руки мне на талию. Я вздрогнула от его прикосновения, инстинктивно покачиваясь в такт движениям, чтобы побудить его продолжать.

Он крепко обхватил меня, притягивая к своей огромной фигуре. От золотых символов, начертанных на его груди, исходило тепло, и свет, заключенный в них, светился все ярче, когда мои руки проводили по ним там, где они выглядывали из-за воротника его рубашки.

Я заставила себя обхватить его за шею, прижав Джонатана к себе. Кровь кота медленно стекала по моим рукам, его раны были достаточно неглубокими, и я знала, что с ним все будет в порядке.

Если нам удастся выжить.

Вельзевул прижал меня к своей груди, согнув колени, когда я прижалась к нему. Он подпрыгнул в воздух, широко раскинув огромные крылья, похожие на крылья летучей мыши. Демоны потянулись к нам — ко мне, как я поняла. Вельзевул их не интересовал, они лишь пытались пройти через него, чтобы добраться до меня.

Его крылья захлопали, посылая поток воздуха к земле. Ближайшие к нам демоны упали на землю, когда мы поднялись в воздух. Вельзевул летел, даже когда кровь стекала с его крыла и падала на пол под нами — разрыв крыла заставлял нас лететь по кривой траектории. Он корчился от боли, не останавливаясь, и его путь пролегал мимо бесконечных холмов, покрытых темно-красной землей.

Демоны встречались под нами все реже, а тела, устилавшие красную землю, менялись по мере того, как мы преодолевали расстояние между нами и печатью. Их изуродованная красная плоть выделялась на фоне грязи гораздо меньше, чем бесцельно блуждающие потерянные души.

— Первый Круг, — сказал Вельзевул, его голос был достаточно громким, чтобы заглушить шум движущегося воздуха.

Он перестал бить крыльями, перейдя в плавное скольжение, когда тишина и покой полета овладели им.

Напряжение покинуло его черты, и спокойствие, которого я никогда не видел у этого напряженного мужчины, сделало его гораздо менее суровым. Его квадратная челюсть смягчилась, как будто он жил в постоянном состоянии стискивания зубов, а его темные глаза блуждали по земле внизу.

— Лимбо, — сказала я, кивнув в знак понимания.

Я не знала, в какую часть Ада открывается печать, но было понятно, что это самая внешняя граница. Круг для тех, кто не присягнул Богу, но в остальном жил добродетельно, Лимбо был наименее суровым из Девяти Кругов.

В этом Круге мне не разрешили бы остаться после смерти, потому что грех моей магии приговорил бы меня к другому месту.

Земля под нами становилась все более холмистой, ее приливы и отливы казались более естественными, чем ровные, плоские равнины красной земли под самой печатью. Вдалеке виднелось здание из ониксового камня, торчащее из склона холма. Верхушки дворца были заострены, как шпили, напоминая мне готическую архитектуру таких церквей, как Нотр-Дам.

Окна в передней части мерцали светом витражей, отражаясь от красной земли впереди. Вельзевул резко повернул налево, скользя к этому дворцу. Мы постепенно спустились вниз, пересекая ворота перед зданием. Вельзевул поднял меня на руки, и я испуганно вздохнула, когда он быстро переложил руку мне под колени и заключил меня в объятия.

Он плавно приземлился, не останавливаясь, перешел на ровную походку и направился к дверям дворца. Двери распахнул демон-мужчина, его кожа была такой же светло-коричневой, как и у Вельзевула.

— Вельзевул, — сказал демон, отступая в сторону и придерживая дверь, пока архидемон вносил меня внутрь. Джонатан спрыгнул с моей руки, как только мы переступили порог, отряхиваясь от пыли, осевшей на нем за время полета. Он тут же скрючился, облизывая три следа от порезов на груди.

— Прекрати, — отругала я его, пока Вельзевул ставил меня на ноги. Присев на корточки, я ткнула его в нос. — Плохой котик.

Он уставился на меня своими жуткими фиолетовыми глазами с выражением чистого неверия, но при этом демонстративно отмахнулся от моего пальца.

— Коту нужно наложить швы, — сказала я, прерывая Вельзевула, который разговаривал с демоном.

Осторожно протянув руку, я обхватил пальцами край крыла Вельзевула и потянул его, чтобы рассмотреть разрыв в мембране крыла.

— Как и тебе.

Он издал звук, наполовину похожий на стон, наполовину — на что угодно, только не на угрозу, и повернул голову, чтобы посмотреть на меня. Я сглотнула и сжала губы, не сводя с его напряженного, темного взгляда.

Второй демон прочистил горло.

— Мне послать за целителем Раума? — спросил он, глядя на то место, где я все еще держала в пальцах крыло Вельзевула.

Я отпустила его, сделала шаг назад и отвела глаза.

— Отнесите кошку к целителю, — сказал Вельзевул, не сводя с меня глаз.

Краем глаза я почувствовала его взгляд, но не могла с ним встретиться. Не тогда, когда у меня было четкое ощущение, что я только что совершил какую-то гребаную прелюдию.

Да еще перед другим мужчиной.

— А что насчет вас, сир? — спросил демон, потянувшись вниз, чтобы подхватить Джонатана на руки. Кот зашипел, вонзая когти в плоть мужчины.

— Моя певчая птичка позаботится обо мне, — сказал Вельзевул, и эти слова мгновенно вызвали во мне прилив паники.

Я ни о чем не позабочусь.

— Я не целитель, — возразила я, поднимая взгляд и глядя на него.

Он ухмыльнулся, заметив ярость на моем лице, такая странная реакция всегда возникала у меня, когда он выводил меня за рамки дозволенного.

— Ничего страшного, если наложить несколько швов, — сказал он, делая шаг ко мне. Он поймал мою руку в свою и повел меня к лестнице в конце большого фойе. — Сатанус и Асмодей скоро будут здесь! — крикнул он через плечо, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним, пока его слишком длинные ноги добирались до лестницы.

— Я не умею накладывать швы! — запротестовала я, пытаясь вывернуть руку из его железной хватки.

— Ты всегда можешь исцелить меня другим способом, Певчая птичка, — поддразнил он, и мы оба знали, что большинство Красных просто предложили бы удовольствие и использовали бы эту энергию для его исцеления.

— Перестань называть меня так! — возразила я, отталкивая его руку.

Он довел меня до верхней ступеньки лестницы и остановился перед дверью. Наконец он проверил ручку и ввел меня в уединенную красивую спальню.

Я старалась не обращать внимания на то, как все красиво, несмотря на темную цветовую палитру, чувствуя себя совершенно спокойно в окружении красного цвета.

— Зачем? Чтобы не признаваться, как сильно тебе это нравится? — спросил он, закрывая за собой дверь.

Он направился к комоду, открыл ящик и достал оттуда иголку и что-то похожее на нечто среднее между рыболовной проволокой и нитками.

Я сглотнула, не зная, как найти слова, чтобы признаться, почему я так ненавижу это чертово прозвище.

В тот день, когда он дал мне его, когда я впервые увидела Вельзевула, он поймал меня на том, что я напеваю про себя. Это был лишь слабый гул, когда я думала, что нахожусь одна во дворе, который так любила Уиллоу. Мне нравилось, как ее цветы тянулись ко мне, словно тоже не могли устоять перед магией моей песни.

Я и представить себе не могла, что за мной наблюдает демон, который слушает мое пение и становится жертвой моих чар.

Каждый раз, когда он называл меня так, каждый раз, когда ссылался на магию в моих венах, это было лишь еще одним напоминанием.

Он попал под мои чары, нравилось мне это или нет. И что бы я ни делала, одно оставалось неизменным.

Я не могла освободить его; я лишила его свободы воли так же жестоко, как Итан лишил меня.

Вельзевул, возможно, и не испытывал никаких явных страданий от моего нарушения, и, скорее всего, никогда не испытает. И все же, если бы я только могла не петь ему и не прикасаться к нему, то в один прекрасный день чары сами собой развеялись бы. Тогда он сможет жить дальше.

Оставив меня в гребаном покое, наконец.

Не забудьте оставить отзыв:

https://t.me/secttumssempra