Проклятие Усердия. Том 1

Глава 1

Проклятия бывают разными, но в каждом можно выделить три компонента: сложность, опасность и длительность. Чаще всего применяются простейшие, слабые и скоротечные проклятия, накладываемые разумными существами инстинктивно, через взаимодействие души и тех крупиц маны, что присутствуют даже в теле барсука, слона или крысы какой. Сыпь на лице слишком красивой знакомой, понос или запор для изменщика, банальные мелкие неудачи, преследующие человека весь день — основная масса проклятий была именно такой, и тёмной магией считалась постольку-поскольку. Вот только в необъятном и сложном мире существовали так же и полноценные проклятья, которые церковь и инквизиция выискивала с усердием не меньшим, чем пробравшийся в погреб дикий пёс — схороненное хозяевами дома мясо.

Кто-то называл такие проклятия истинными или демоническими, но делал это не от большого ума. Ничего демонического в них не было, но вот их сила воздействия на цель откровенно пугала. Даже пресловутый понос мог убить человека, которому вовремя не поможет целитель, а ведь малефики, мастера своего искусства и темнейшие из тёмных магов, одним только опустошением кишечника с попутным обезвоживанием не ограничивались. Аналогичной силой порой обладала разного рода древняя нежить и жрецы злых богов, но иногда случалось и такое, что нечто воистину страшное порождали души людей, любящих или ненавидящих столь истово, что сама реальность прогибалась под их чувствами.

Этот случай оказался именно таким. Мать любила своё дитя так сильно, что оберегала его даже в посмертии. А начинающему практику духовных искусств, бегущему от смерти увечной оболочки, не повезло выбрать тело именно её сына, по всем параметрам подходившего для вселения и так кстати отдавшего местному пантеону душу на охоте. Привязанную к трупу частицу души женщины, бывшей по совместительству неслабой волшебницей и матерью мертвеца, практик сначала просто не заметил, а после было слишком поздно: ритуал не знал слова «назад», проклятье уже было наложено, потоки маны в теле пошли вразнос, и вселенец не мог ничего отыграть даже при всём желании.

А желание у него было, ведь как минимум несколько лет в проклятом теле провести не хочет никто. Лишь опытнейший практик, возможно, смог бы воспользоваться остаточными энергиями ритуала и повторно сменить тело, пусть и с некоторыми упущениями вроде невозможности более-менее точного выбора его параметров вроде возраста, пола или степени одарённости бренной оболочки. Но даже это было бы лучше мучений, которые описать сложно! Адская боль? Гниение живой плоти? Пламя, что течёт по венам и доставляет невероятные муки? Нет! Эта женщина оказалась столь же коварной, сколь и жестокой: поняв, что ей никак не выгнать вселенца из тела сына, а убивать способного менять тела человека бессмысленно, частица души волшебницы принесла себя в жертву, наложив страшное для всякого мага проклятие, дестабилизирующее потоки маны.

Ну а побочным эффектом оказалось, что уж совсем необычно, боль, заглушить которую можно было только усердными тренировками.

Тренировками тела, а не магии.

Проклятие усердия — так свою беду прозвал Виктор ван Бельвиос, или же тот, кто занял его тело. И сейчас он из последних сил перебирал ногами, сбивчиво дыша, обливаясь потом и дрожа от боли в мышцах под хмурым взглядом рыцаря, назначенного ответственным за ударившегося головой, — буквально, — третьего отпрыска древнейшего и благороднейшего рода магов. Для окружающих произошедшее казалось чем-то на грани с абсурдом, ведь известный завсегдатай библиотеки, домосед и подающий надежды маг, едва очнувшись после случая на охоте, практически сразу бросился на полигон, начав заниматься действом, магам в принципе несвойственным: тренировками. Не теми, что нужны для поддержания тела аристократа в тонусе, которые Виктор с детства игнорировал под всевозможными предлогами, а самым настоящим самоистязанием. Благо, хотя бы наставника на первых порах удалось отыскать сразу, ведь повреди Виктор себе что-то, и во время лечения он просто сошёл бы с ума от боли, источник которой принимал лишь одну отмазку: смерть.

— Восстановлю потоки маны… Изучу некромантию… — Виктор, закончив круг, упал в песок, приняв положение лёжа: руки как раз начинало жечь подступающей болью, сигнализируя о необходимости их нагрузить. — Призову тебя, сука… И… Сделаю что-то нехорошее…

Среди практиков духовных искусств, делающих ставку на перерождение в чужих телах, считалось дурным тоном вредить любимым родственникам реципиента и наоборот, но сейчас парня, — теперь уже парня, — это нисколько не заботило. Ведь его свободу буквально сковали проклятьем, вынуждая минимум десять часов в сутки проводить за противными его естеству тренировками! И ладно бы к ним можно было привыкнуть, но ведь проклятье адаптировалось, повышая планку и не позволяя Виктору расслабиться. Уже почти целый год он мучался, тратя всё свободное время на поиски решения проблемы. Вот только выхода не было, а обращаться к родичам было чревато. Уж почерк своей дражайшей родственницы они в проклятье точно заметят, и зададутся соответствующим вопросом — с чего бы любящей своё дитя женщине его проклинать?

Тут-то реинкарнатору и придёт крышка, которой ему вдарят по кумполу, признав одержимым демоном или ещё чего похуже. Так что приходилось бедолаге пахать, как никогда раньше, уподобляясь в этом самым упорным воякам, силу которых обеспечивали не ум, смекалка и знания, а пролитые пот и кровь. Виктор искренне считал такой подход варварским и недостойным его гения, но судьба словно специально решила ткнуть практика лицом в грязное свиное гузно.

— Молодой господин, подходит время ужина. Вы закончили?

Выдавив из себя ещё пару отжиманий, почти шестнадцатилетний парень, стиснув зубы, встал, переведя взгляд на рыцаря. Тот вздрогнул: несмотря на то, что он находился подле юноши уже почти целый год, к той злобе и ненависти, что порой плескалась в его глазах, повидавший многое мужчина ещё не привык.

— Закончил. Распорядись вызвать к моему столу Деймоса, мне нужно достать кое-что для дальнейших… тренировок. — Никогда ещё в жизни Виктора ничего не шло по плану, и сейчас, проведя на полигоне за год суммарно что-то около четырёх тысяч часов, он заметил, что время, необходимое ему для подавления эффекта проклятия, начало усиленно расти. А повышать нагрузку на единицу времени было дальше некуда, так что парню приходилось с упорством северного варвара заниматься всё больше, тратя драгоценные дни и недели.

А это его не устраивало от слова совсем.

— Сделаю, молодой господин. — Рыцарь коротко поклонился, после чего дождался дозволяющего кивка и чуть ли не бегом направился к поместью, оставив закончившего с тренировками парня в гордом одиночестве. Тот был не то, что против этого, а очень даже за, ведь больше всего Виктора бесила собственная немощность в магии, которую он предпочитал практиковать без лишних глаз. Правда, можно ли было назвать практикой несколько попыток в день — тот ещё вопрос, но большие усилия на этом поприще приводили к тому, что проклятие входило в, так сказать, активную фазу.

Ну а как оно замечало попытки упорядочить потоки маны в каналах — большой вопрос, ответа на который у Виктора не было. Просто потоки маны, проходящие через линии жизни, его не тревожили. В отличии от попытки магичить.

— Aqua, influunt, emundatio, mollitiem… — Слова-концентраторы на привычной около-латыни, нормальным магам ненужные, были произнесены абсолютно точно. И одновременно с тем у макушки юноши закружился миниатюрный водяной вихрь, устремившийся вниз, очищая и тело проклятого волшебника, и его одежду. Последняя, правда, не высохла до конца и влагой холодила кожу, но это парня нисколько не расстроило. Ведь сегодня был один из тех редких дней, когда ему вопреки всему далась структурированная магия! Всего лишь воля случая, конечно — до полного контроля над потоком маны Виктору было ещё как до восточных провинций пешком, но парня радовало и это. Он жил на полигоне, словно запечатанная во временной петле подопытная крыса, и маленькие жизненные радости были тем немногим, что поддерживало его волю к достижению своей цели — полному подавлению проклятья.

Проведя пальцами по девственно чистой коже лица, Виктор пару раз подпрыгнул на месте, расслабив руки и пытаясь тем самым сбросить с них напряжение. Внутренние ощущения подсказывали, что эта тренировка дала отсрочку в двенадцать-тринадцать часов, после чего проклятие вновь пойдёт вразнос. А сделать за это время нужно было многое, учитывая и девять-десять часов на необходимый для восстановления сон. Виктор один раз уже не отдохнул как следует, чего ему в тот раз более, чем хватило: ощущения во время тренировки, от которой нельзя было отказаться, оказались непередаваемыми, и повторять это ему не хотелось категорически.

Из-за аккуратных садовых деревьев тем временем показалось поместье, высокое и невероятно красивое. Три белокаменных башни-библиотеки, виднеющиеся за много километров, и могучие внешние стены белого цвета с редкими чёрными вкраплениями особых, накапливающих ману минералов, искусно превращённых в часть этого архитектурного шедевра, соседствовали с рублёными углами, резными парапетами и гранитными статуями чудовищ, выведенных когда-то одним из предков их рода, химерологом-призывателем Галлом.

Именно его стараниями потомки получили землю, сердцем которой стали Бельвиосские Леса, и соответствующую благородную фамилию вместе с графским титулом. Оттого не было ничего удивительного в том, что сейчас, по прошествии века, в поместье всё ещё было много напоминающих о химерологе вещей, будь то статуи, портреты или мозаики, на которых мастера прошлого запечатлели подвиги этого великого человека. Великого без преувеличения, ибо даже Виктор, восстановив в памяти прочитанные реципиентом летописи, это признал безоговорочно.

— Стол уже готов? — Служанки встречали юношу у самого входа, дабы, случись тому отдать приказ, сохранить в своём распоряжении побольше драгоценного времени для его выполнения. Такого на самом деле ещё не случалось, но очень уж их беспокоил изменившийся после трагедии характер молодого господина, из добродушного и спокойного юноши превратившегося в одержимого тренировками, отстранённо-злого молодого человека. Любой маг не увидел бы в этих метаморфозах ничего странного, ведь один из самых талантливых сыновей графа в один миг лишился своих способностей, и был вынужден начинать обучение даже не с нуля, а «из минуса» в виде напрочь отсутствующего контроля над маной. Что в семье потомственных и могущественных магов было, конечно же, чревато.

Вот только слуги магами не были, да и о самой магии имели самое поверхностное представление. Ибо такое знание в руках необученного, но заряженного энтузиазмом дилетанта было подобно ящику с порохом, к которому вёл уже подожжённый фитиль.

— Да, молодой господин. Всё готово. — Молодая и невысокая блондинка приложила правую руку к сердцу и поклонилась, опустив взгляд в пол. Виктору показалось, что что-то в её поведении было не так, но он не придал этому значения — слишком устал. — У вас есть дополнительные пожелания?

— Нет. — Сложив руки за спиной, парень в последний раз мазнул взглядом по неизменной паре служанок, «присматривающих» за ним днём, после чего вздохнул — и двинулся прямиком в свои покои, намереваясь сменить одежду не приличий ради, а удобства для. Его форма для тренировок была практичной и удобной именно для занятий, но на этом список её достоинств подходил к концу. Сидеть на месте в ней было некомфортно, а ведь именно этим Виктор и занимался, как только покидал полигон: протирал штаны в библиотеке или лежал в постели без задних ног.

А ещё «начинающий» аристократ быстро привык к дорогим тканям и индивидуальному пошиву, и отказываться от даруемых ими удобств не хотел.

Так или иначе, но служанки остались позади, и совсем скоро Виктор, преодолев блистающую роскошью лестницу и чуть более приземлённый коридор, измотанным вихрем пронёсся по своим покоям, быстро переодевшись. И только тогда он, не задержавшись ни на секунду, направился прямиком в малую столовую, уже несколько месяцев кряду им оккупированную. Аппетит жёг нутро не хуже проклятья, так как ежедневно истязаемое тренировками тело требовало ресурсов для восстановления и укрепления. Из всей семьи он в принципе был единственным человеком, который столько, простите, жрал, и при этом не полнел, а обрастал мышечной массой. Благо, в здоровяка двухметровой ширины он превращаться не начал, что несказанно Виктора радовало: хотя бы с конституцией тела практику сильно повезло. Правда, из-за этого же на колоссальную силу рассчитывать не приходилось, и в ней он, в перспективе, уступит доброй половине рыцарей рода, но, как говорила другая половина этих самых рыцарей — «подвижность и ловкость компенсирует всё, и ещё добавит сверху»…

То, что в что-то неладно в королевстве Датском, Виктор понял уже у дверей столовой. По обе стороны от самой обычной двустворчатой двери стояли рыцари при полном параде: в доспехах, с оружием в богато украшенных ножнах и со шлемами на головах. В обычные дни так никто из них не наряжался, что было, в общем-то, логично: даже мана не избавляла своих хозяев от банального дискомфорта, а видеть сквозь металл не научились и лучшие из мечников. Тихо прокашлявшись, парень подозрительно посмотрел сначала на одного из рыцарей, а после на второго, который показался ему чуть старше и, соответственно, опытнее.

— Кто за дверью? — Заданный в лоб вопрос на долю секунды выбил стража из колеи, но тот быстро пришёл в себя, хлопнув кулаком правой руки по доспеху напротив сердца и молодцевато щёлкнув каблуками сапог.

— Его Сиятельство, граф Дюран ван Бельвиос, и юная мисс Страйя ван Бельвиос! — Виктор недовольно цокнул языком: впервые за столь длинный отрезок времени кто-то посягнул на его место для приёма пищи в тишине, комфорте и относительном одиночестве. И вдвойне удивительно было то, что этим кем-то оказался отец и недавно вернувшаяся домой младшая сестра. — Прошу простить, молодой господин, но господин и юная госпожа прибыли для встречи с вами…

Видно, мужчина уловил намерение третьего сына развернуться и уйти, так что поспешил добавить это немаловажное, но сулящее новую головную боль уточнение.

Виктору оставалось лишь недовольно зыркнуть на слишком ответственного стража, пробежаться взглядом по своему отнюдь не праздничному облачению — и, тяжко вздохнув, распахнуть дверь, переступив порог столовой. Идти наперекор желанию графа было не слишком-то безопасно, ведь сейчас Виктор ван Бельвиос для всего рода был некоей угрозой его положению: первый за целый век бездарный отпрыск главной ветви семьи. И пусть бездарность эта была приобретённой, особой роли сие не играло. Спустя два с небольшим года, как только телу Виктора исполнится восемнадцать, его будет ждать ссылка в такие дали, откуда не возвращаются.

Если, конечно, он не сможет за это время доказать свою полезность, что с проклятием, сжирающим почти всё свободное время, сделать крайне проблематично.

— Ваше Сиятельство. — Едва приблизившись к столу на положенные пять шагов, Виктор поклонился отцу в полном соответствии с этикетом. Да, реципиент в семейном кругу общался с родителем куда как менее формально, но это право было даровано ему отцом за достижения на поприще изучения магии, а не от большой любви к своему ребёнку. В этом мире настоящая аристократия, приближённая к власти, хоть сколь-нибудь тёплые отношения сохраняла только в одном поколении, между братьями и сёстрами, но не более. — Сестра.

— Виктор. — Только сейчас, после ответного обращения проклятый поднял голову, вперив взгляд в отца этого тела. Высокий, но не могущий похвастаться крепкой конституцией, темноволосый граф сурово взирал на своего отпрыска поверх линз изящных очков-половинок, необходимых магу шестого круга только для чтения рун. На его лице Виктор не мог прочесть ровным счётом ничего, до того хорошо граф контролировал свои эмоции. Был ли он раздосадован отсутствием прогресса у некогда талантливого сына, или же ему было наплевать, а на этот ужин его вытащила по-настоящему любимая дочь, вернувшаяся домой спустя два года с небольшим? Увы, но ответы на эти вопросы по одному лишь внешнему виду графа Виктор получить не мог.

— Брат… — А вот с сестрой всё было куда как проще. Как, собственно, сестра, она любила брата, с которым провела большую часть детства, и была рада первой за пару лет встрече. А как волшебница… Как волшебница и маг, она испытывала к Виктору жалость и ничего кроме жалости. — Ты… вырос.

— А ты, сестра, стала ещё прекраснее и, если верить слухам, искуснее в магии. Воистину, достойная дочь своего отца. — Закончив с первой волной словесного обмена, Виктор занял своё место, с которым, к счастью, никто ничего не делал. Тот самый стул с панорамным окном позади, и видом на единственный вход в зал. — Ты вернулась домой, или же?..

— Увы. — Четырнадцатилетняя девочка улыбнулась с оттенком лёгкой грусти. — Дома я проездом. Моё ученичество в западной башне подошло к концу чуть раньше положенного, но там посчитали, что обучение в столице пойдёт мне на пользу…

От ноток фальши в словах девочки проклятый просто отмахнулся, не став задаваться лишними вопросами.

— Библиотека центральной столичной башни славится своими размерами и ценностью фолиантов, в ней хранящихся. Это хороший шанс узнать что-то, чего нет у нашей фамилии… — Лишь закончив с этой фразой, Виктор осёкся, бросив короткий взгляд на графа. Тот, к счастью, признаков недовольства не проявлял, лишь наблюдая за своими общающимися друг с другом детьми. Хотя бы против фактов в их роду шли нечасто, что было уже немалым достижением в мире, полном тщеславия, гордыни и жестокости.

— Ты говоришь точно как отец одной моей подруги. Он тоже упирал на то, что лишь в юности у нас есть все возможности для обретения знаний. Молодость — пора их присвоения и осознания, а зрелость…

— … пора применения. Хорошая мудрость. — Виктор улыбнулся сестре, которой явно понравилось то, что брат продолжил её фразу. — Но самое главное — это то, чего хочешь именно ты, Страйя. Знания бессмысленны, если в итоге ты будешь несчастлива.

Удивительно, но сказанные слова были в какой-то мере искренними. Виктору и правда было не наплевать на судьбу сестры, ибо воспоминания, опыт и отношение реципиента к вещам и людям были им всецело переняты и поглощены.

Соответственно и семью он худо-бедно, но ценил.

— Если выбирать между светским кругом и изучением магии, то второе мне импонирует куда больше… — Начала говорить девочка, после чего плавно ушла в себя. Лишь глаза её опасно блеснули алым, как бывало при внутренней вспышке магии, да по залу прошла лёгкая, заметная лишь для магов волна. Чувствительности Виктор не лишился, так что всё самостоятельно заметил, а уж о графе и говорить было нечего. Тот понял, что на ближайшее время Страйя потерялась для мира, и лёгким стуком вилки о бокал привлёк к себе внимание сына.

— Ты совсем не походишь на того, кого мне описывал Деймос, старшая горничная и рыцари, за тобой присматривающие. Неужто решил закрыться ото всех таким… незамысловатым образом? — Прищур серых глаз можно было бы назвать угрожающим, если бы не мягкая полуулыбка, застывшая на лице мужчины. Но понять, что она сулила, было невозможно. Виктор нечасто пересекался с отцом, а уж говорили они как бы не третий раз с момента вселения практика в тело реципиента.

— Их внимание мне ни к чему, ваше сиятельство. Сейчас я всецело сосредоточен на восстановлении и обретении навыков в иной области, для которой контроль над тончайшими потоками маны не столь важен. — Спокойно пояснил Виктор, пригубив бокал со свежевыжатым напитком из гранатового сока.

— А иная область — это путь тела или какого-то оружия? Выбрал занятие, недостойное отпрыска нашего рода?

Парень почувствовал, как под его ногами захрустела тоненькая прослойка льда.

Фигурально, конечно же.

— Если бы был способ обрести достаточную силу для того, чтобы не быть обузой для нашей фамилии, я бы непременно прибегнул к нему. Но путь магии пока закрыт для меня: утраченный контроль восстанавливается слишком медленно, и даже простейшие чары выходят лишь после нескольких неудачных попыток. Лекари, опять же, не дают сколь-нибудь обнадёживающих прогнозов. Второй круг к тридцати годам… Уж лучше мне просто исчезнуть, чем хвастать такими «достижениями». Да, я надеюсь на то, что дар рода не утрачен окончательно, но нужно предполагать и худший из исходов. — Для Виктора большим счастьем было то, что проклятье касается глубин души, и обнаружить его извне, не понимая, что именно нужно искать, невозможно. Так что для окружающих он действительно был просто юнцом, разбившим голову и утратившим контроль над маной. А тренировки… магия таинственна, так что у парня была масса возможностей оправдать их необходимость. Что сейчас и происходило.

— Ты всё ещё можешь избрать стезю, в которой не нужны магические способности. Твоя сестра… — Мимолётом брошенный взгляд на Страйю. — … считает, что вместо самоистязания тебе лучше подошло бы одно из таких ремёсел. В столице найдётся место дипломатическому представителю, связанному с титулом кровью. И это только один из вариантов, сын.

— Я благодарен за заботу и это предложение, ваше сиятельство, но я сам не прощу себя, если сдамся сейчас. Прошёл всего год, и усилий, которые я уже приложил, может быть просто недостаточно для получения какого-то заметного прогресса.

— До твоего полного совершеннолетия осталось чуть больше двух лет, Виктор. И после этого срока ты более не сможешь оставаться здесь — так заведено со дня появления нашей фамилии. Птенец должен опериться и выпорхнуть из гнезда. — А неспособный это сделать — сгинуть. Такой было окончание полной фразы, которую граф не захотел, — или не смог? — бросить в лицо сыну.

— Я думал об этом, ваше сиятельство, и потому могу предложить по меньшей мере один устраивающий род вариант. На севере нашего графства есть цепочка крепостей, ответственных за пресечение агрессии со стороны горцев и чудовищ, населяющих те скалы. Когда-то давно наши территории постепенно расширялись в том направлении, но вот уже двадцать лет нет никаких подвижек в этой области. — Виктор уже несколько секунд выдерживал тяжёлый взгляд отца, решившего, по всей видимости, оценить решимость своего потомка. — Спустя два года я бы мог отправиться туда, возглавить гарнизон одной из крепостей и начать работу над расширением наших земель. Всем наукам, для этого потребным, я обучен, а чему-то специфическому можно обучиться, не останавливая тренировок. И на уровень младшего рыцаря по меркам известнейших орденов я за этот срок выйду, не сомневайтесь.

— Младший рыцарь, значит. Второй ранг… — Мужчина со вздохом опустил веки. — То, что ты не сдался, выдержав такой удар судьбы — это похвально, но ты должен понимать, как будешь выглядеть со стороны. На север отправляют тех, кто не оправдал ожиданий, или же предал доверие рода. И это — клеймо на всю жизнь, Виктор.

Виктор вполне искренне, горько и натянуто улыбнулся.

— А я оправдал ожидания рода, ваше сиятельство? Боюсь, что нет…

— Но ты ведь в этом не виноват, брат! — Страйя так не вовремя вернулась из чертогов разума и, наплевав на этикет, вмешалась в их с отцом разговор. — С каждым может случиться такая… такая трагедия!

— Воистину так, сестра. Но в этом не убедишь тех, кто пристально следит за нашей семьёй, и несомненно воспользуется шансом ударить по «больному месту», которым оказался я. Ты, проведя два года вне отчего дома, должна это понимать…

— И всё-таки… — Девочка быстро всё для себя осознала, но подобрать хоть сколь-нибудь значимых аргументов не смогла. Лишь беззвучно заплакала, опустив лицо так, чтобы никто не мог разглядеть её слёз.

— Я понимаю и принимаю твоё решение, сын. — Спустя десяток секунд решительно выдохнул граф. — У тебя есть два года, на протяжении которых ты можешь заниматься, чем считаешь нужным. Но в день твоего полного совершеннолетия это поместье закроет перед тобой свои двери.

— Да будет так, ваше сиятельство…

— И ещё одно. Не кори служанок — это я приказал им не говорить тебе о нас. Слишком уж насторожили меня слухи. А Деймос найдёт тебя завтра. С ним же ты должен обсудить празднование своего шестнадцатилетия. Пусть этот праздник будет таким, каким ты хочешь его видеть. — Кивнув напоследок, мужчина приступил к трапезе, изящными, отточенными и соответствующими этикету движениями начав разделывать исходящий соками стейк на своей тарелке, которую словно появившаяся из ниоткуда служанка поставила взамен блюдца с лёгкой закуской.

Дальнейший ужин прошёл в тишине, ибо никто из присутствующих не проронил более ни слова. Лишь после того, как граф удалился, брат с сестрой поговорили немного, после чего Виктор, в мыслях посетовав на потраченные на разговоры часы, отправился спать, в очередной раз проигнорировав ведущую себя слишком фривольно молодую служанку — одну из многих, пытающихся пробраться в постель к уже не кажущемуся им столь недосягаемым отпрыску знатного рода…