Проклятие шаманки. Том 1

Глава 7. Тундра

Все- таки хорошо в Вольном, чем в душном городе. Кислорода больше или простора, не знаю, но во всяком случае дышится легче, всей грудью. Я прибыл к Трофимычу, нагруженный как ишак, все свои заработанные деньги в городе потратил.

Ерофею Трофимовичу, даже подарок привез, золингеновский охотничий нож, дорогой зараза. Егерь аж прослезился, вечно ворчал, что не делают нынче хороших ножей.

Этим подарком ему угодил, самому было приятно.

Перед тем, как приехать к деду в Вольное, вот уже и про себя называю Трофимыча своим дедом, мы с Валентиной совершили шоп-тур по магазинам, в основном в рыболовно-охотничий.

Валентина в мой последний день в городе, пришла с института вся заполошенная, я частенько в последнее время ночую у своей подруги, своя служебная какая-то холодная и неприветливая. Так вот, Валя прискакала с занятий и давай протягивать мне деньги.

Я на нее посмотрел, удивленно подняв брови и отрицательно покачал головой.

Она, что не помнит нашего разговора, мне не нужны ее деньги, говорил весь мой вид. Валентина, наконец поняв меня правильно, сказала

— Женя! Ты не поняла! — захлебываясь, скороговоркой выпалила она — это не мои деньги, ребята, которым ты помогала делать курсовые работы, узнали что ты уезжаешь обратно к своему деду и в благодарность все скинулись и собрали тебе эти деньги, а подарок мы с тобой завтра сходим в гипермаркет и тебе купим.

Я там тебе такие сапожки присмотрела и на туфли хватит!

Я на нее посмотрел, какие сапожки в тайге? И куда я их там одену?

Ну раз такое дело, если это от души подарено, почему бы и не взять!

И я потащил Валентину в спортивный магазин. Там за эти деньги и купили деду немецкий золинген, как раз хватило. В блокноте написал *Подарок деду* и показал Валюхе. Она только головой покачала, всем своим видом выражая *хозяин-барин*.

Там же присмотрел себе крепкий рюкзачок, не тот ярко-раскрашенный туристический китайский ширпотреб, который после первого же похода можно выкидывать а действительно наш российский, скорее всего пошитый на зоне, крепкий баул, не боящийся ни тайги, ни буреломов. Камуфляж себе приличный взял по размеру, и летний, и зимний. Взял все рыболовно-туристические принадлежности газовую плитку, газовые баллончики и одноразовую посуду. Удочку, леску, крючки и катушку это в обязательном порядке. А вот, где продавали метательные ножи я буквально завис.

На меня еще продавец, молодой парень, удивленно косился. Редко, на его практике, девушки зависали в отделе холодного оружия. А я просил его показать то один нож, то другой, тщательно, как учил меня Трофимыч, изучал балансировку ножей.

— К подбору своего оружия, особенно холодного — поучал леший — всегда надо подходить максимально серьезно и очень тщательно. Иногда от правильного выбора оружия зависит во многом твоя жизнь. Война ошибок не прощает — и он прищурившись внимательно на меня посмотрел, как из снайперки выстрелил — а ты вещает мне моя чуйка, собралась немного повоевать. И запомни, девочка, война это всегда предательство, кровь и грязь. Всегда полагайся только на себя.

Вот и стою сейчас в спортивном магазине, а в ушах слышу слова моего наставника и очень скурпулезно выбираю себе метательные снаряды. Продавец видно уже устал от меня, но никак не проявлял недовольство. Клиент всегда прав, было написано у меня на лице и когда я наконец отложил себе пять метательных ножей, тот с облегчением вздохнул. А я спросил у него, написав на блокноте, есть ли у него какая-либо мишень, чтобы проверить покупку.

Тот вытаращив глаза, прочитал написанное и со злорадством в голосе показал на деревянную колоду, стоящую в углу магазина, для рубки непонятно чего.

Расстояние было приличное, никак не меньше двадцати метров. Ну, была ни была, в конце концов в тайге кидал и на большее расстояние, и попадал в дерево.

Приятно было смотреть на продавца с отвисшей челюстью и округлившиеся глазки моей подруги, когда все пять ножей воткнулись в деревянную колоду. А у меня наступило удовлетворение, что уроки лешего не пропали зря. Если бы меня сейчас видел дед Ерофей, то он был бы очень доволен. А самым главным аншлагом в этом походе, была моя покупка разборного спортивного лука с карбоновыми стрелами.

Денег не хватало, пришлось занять у Валентины. Сказал приеду с тайги, все отдам.

До этого Валентина все пытала меня насчет моей прошлой жизни. И такая горечь у меня поднялась из глубины души! Иэх, если бы она знала меня прежнего, то мне было самому стыдно как я жил, как последний скот и потребитель. Вот такой я самобичиватель. Когда на твою бедную голову непрерывно сыпятся горе и испытания, то это как сродни холодному душу, вымывающей из твоей души грязь и лишнюю шелуху. Ну что я мог написать Валентине о моей жизни, пришлось изрядно пропотеть и написать с три короба, вот в такие моменты я *благодарен* шаманке, что я немой или немая?

Единственное только написал, что я была в экспедиции и нарвалась на шаманку, там ее обругала последними словами и за это она меня превратила в страшилу, теперь вот поеду в тундру искать эту сумасшедшую старуху и просить, чтобы все вернула обратно.

Я по недоверчивому лицу подруги видел, не поверила ни единому моему слову. А вы бы поверили? Хорошо еще не написал, что я парень, точно подумала бы, по мне психушка давно плачет!

Очнувшись от воспоминаний я побежал на голос деда Ерофея, тот просил помочь с погрузкой. В тайгу мы собирались на всю зиму и запасов с собой Трофимыч брал уже с расчетом на двоих. Поэтому и грузились под завязку на две лодки.

Хорошо у Трофимыча все свое в основном с огорода, картошка, капуста, лук, морковь и чеснок. Только в местном магазине затаривались крупами, солью и сахаром, мукой. В леспромхозе, эта местная артель охотников-заготовителей теперь так именовалась, все по старинке звали, так привычней, выдали в счет будущей пушнины капканов и разных консервов, тушенки, сгущенки и разных рыбных консервов и каш. По дешевке у военных скупали.

Трофимыч набрал на двоих, а что я теперь числюсь в артели охотником-промысловиком и на мою долю дед берет, что положено, все равно взносы по осени вносил за двоих. Все знают, я его внучка.

До зимовки допилили только за двое суток, лодки были слишком перегружены.

Оказывается дед Ерофей озаботился о моем комфорте. Загрузил на лодку бензогенератор японский с запасом топлива к нему и переносной компактный телевизор, чтобы не скучала, даже пуховое одеяло с подушкой на гагачьем меху, не забыл и прочие бытовые мелочи на его взгляд необходимые девушкам.

Когда дед вытащил из рюкзака занавески и смущенно повесил их на окошко избушки, то я тут реально завис и моя челюсть упала, наверное ниже плинтуса. Но я не стал его ругать за лишний груз, ведь для меня старался.

Когда все выгрузили из лодок и разложили по полкам, Трофимыч оттащил грузовую лодку и спрятал ее в затоне. Потом мы с ним разделились. Я взял спиннинг с блеснами и пошел на рыбалку, а дед ушел в тайгу за свежим мясом, как он сказал.

Настроив снасть, я стал кидать блесну и рыба жадно хватала приманку, середина сентября, хищник на зиму в это время нагуливает жир.

Рыба, не переставая клевала, но надо было заканчивать. Скоро вернется усталый охотник и нужно сварить быстренько простенькую уху. Почистил ее и закинув в кастрюлю вариться, занялся засолкой лишней рыбы, которой меня научил дед Ерофей.

Вечером, уже затемно, пришел голодный и усталый охотник. Ничего он не поймал, но сказал, что в этом году зверь нынче будет жирный, кедрового ореха много уродилось.

Иногда мне кажется, это были одни из самых счастливых моментов моей недолгой жизни. Когда вот так размеренно и неторопливо идет течение твоей жизни. А вечерами, мы сидя с Трофимычем у костра рядом с избушкой пили чай из закопченного чайника, настоянного на чаге, березовом грибе.

Всю зиму мы добывали соболя, харзу и белку и я ловко научился стрелять из купленного спортивного лука, даже добывал им зайца и глухаря.

— Баловство это — качал головой старый охотник — вот то ли дело ружье.

И мы с ним начинали извечный спор и мой самый главный аргумент был, а вот кончатся, дед, у тебя патроны, что тогда будешь делать?

— О, завела шарманку! — начинал ворчать дед. Но ворчал как-то незлобливо, лишь для порядка. А я все не мог ему сказать, что по окончании зимнего сезона мне опять надо в тайгу, т. е. не в тайгу, а в тундру, шаманку искать. Я же ведь так и не решился ему рассказать о себе, и о старой колдунье, боясь быть не понятым.

Но все равно, рано или поздно надо было это сделать. Я чувствовал себя не в своей тарелке, как будто обманываю очень близкого человека, а таковым для себя я и считал деда Ерофея. Поэтому как только мы в конце апреля приплыли с заимки, я как-то вечером улучил момент и как на духу все написал ему на своем блокноте.

Он сначала не поверил, но я встал перед ним на колени и трижды перекрестился.

Он молча стал собирать меня в дорогу. Натаскал в лодку разных припасов и запасные канистры с бензином.

— К зиме-то хоть поспеешь? Я буду ждать тебя, дочка! — и сгорбившись пошел с пристани в деревню, ни разу не обернувшись.

Я вздохнул и молча заведя вихрь, направил лодку на середину реки. Мой путь лежал вниз к устью Енисея, на берег безымянного озера, где каждое лето ставит свой чум шаманка.

Над тайгой поднималось белесое марево из тумана, проглатывая силуэты низкорослой березы и кустарников. Трое суток я добирался до устья Енисея и спрятав лодку пешком пошел по тундре, сверяясь с компасом и ища место, где мы встретились с шаманкой.

Теперь я был уже не тот мажор, что впервые увидел тайгу и тундру. И меня не пугала суровая природа севера. Я многому за это время научился и теперь не пропаду в тундре от голода или жажды.

Нашел я то прозрачное озеро, где на лето останавливалась шаманка, но сейчас там никого не было. От нечего делать я пошел по следам моей бывшей экспедиции и дошел почти до самого их бывшего лагеря. Не понимал как я мог блуждать и не найти тогда следов нашего каравана.

Я уже наверное в десятый раз прихожу к этому озеру, а шаманки все нет и нет.

Уже совсем отчаялся, в очередной, раз выглядывая старуху, прикладывая руку ко лбу и внезапно за моей спиной раздался скрипучий противный голос

— Ну, что пришел все-таки? — я страшно вздрогнул от внезапности и от испуга чуть не закричал, а обернувшись, только что-то промычал.

Столько у меня было заготовлено и слов и бумаги с карандашом, а увидел ее, про все забыл и только успел рухнуть перед ней на колени и молитвенно сложить руки, слезы сами собой полились у меня из глаз.

Сейчас я молил бога и ее, чтобы она меня простила и сделала меня обратно мужчиной, боясь только одного, чтобы не прогнала. Поэтому за пеленой своих внутренних причитаний не услышал ее недовольного ворчания

— Ну и чего тут расселся? Давай иди ставить чум будем….