Проклятие Шалиона

Глава 8

Банкет, посвящённый прибытию дорогих гостей, продолжался за завтраком, обедом и ужином на следующий день. Вечерний приём включал в себя маскарад. Изобилие вкусной еды, всякий раз щедро выставляемой на столы, поначалу навевало на Кэсерила печальные думы о том, что чрезмерная полнота рея при таком образе жизни легко объяснима, а потом его стало искренне удивлять, что Орико всё ещё может передвигаться самостоятельно. Наконец поток подарков царственным родственникам постепенно иссяк. Кэсерил внёс все подношения в реестр и задумался, при каких обстоятельствах некоторые из них можно было бы передарить кому-нибудь другому. Ожидалось, что Исель будет щедра.

На четвёртое утро Кэсерил очнулся от безумного сна, в котором он с полными руками драгоценностей метался по замку, не успевая доставить их надлежащим людям в надлежащее время. Протерев глаза и стряхнув с век песок сновидения, он решил, что этот сон — следствие либо креплёных вин Орико, либо большого количества миндальной пасты в сладостях.

Интересно, какие блюда ему предстоит отведать сегодня. Кэсерил рассмеялся своим мыслям, вспомнив скудный рацион времён осады Готоргета. И, продолжая ухмыляться, выбрался из уютной постели.

Встряхнув тунику, которая была на нём вчера, он вытащил из-за обшлага большой кусок засохшего хлеба. Это Бетрис попросила его припрятать хлеб, когда внезапно начавшийся дождь прервал их послеполуденный пикник на реке. Кэсерил подумал, уж не для того ли и были изначально предназначены эти широченные рукава, чтобы таскать со стола провизию. Он стащил с себя ночную рубашку, натянул штаны и подошёл к тазику для умывания.

Из раскрытого окна донёсся странный хлопающий звук. Кэсерил, вздрогнув от неожиданности, обернулся и увидел одного из воронов, гнездившихся в замке, который расселся по-хозяйски на широком каменном подоконнике, склонив голову набок. Ворон дважды каркнул, а потом издал какое-то странное скрипучее бормотание. Поражённый Кэсерил быстро промокнул лицо полотенцем и, взяв хлеб, медленно приблизился к птице. Настолько ли она ручная, чтобы принять от него еду?

Ворон, похоже, заметил угощение, поскольку не улетел, а продолжал сидеть на окне. Кэсерил отщипнул кусочек. Блестящая чёрная птица несколько секунд пристально изучала человека, затем резким движением выхватила зажатый между двумя пальцами хлеб. Кэсерил удержался и не отдёрнул руку, когда большой крепкий клюв задел — но не поранил — его плоть. Птица встряхнула крыльями, вытянув хвост, на котором не хватало нескольких перьев. Она пробормотала что-то ещё, снова каркнула. Резкий звук отдался в комнате эхом.

— Ну что ты всё кар-кар, — передразнил Кэсерил. — Нужно сказать Кэс, Кэс!

Несколько минут он развлекался, обучая ворона новому слову, и добился почти сносного «Кэсерил! Кэсерил!» — с забавным птичьим выговором. Ворон, похоже, развлекался тоже. Однако, несмотря на подачки в виде кусочков хлеба, попытки улучшить его выговор увенчались ещё меньшим успехом, чем борьба с неправильным дартаканским произношением Исель.

Урок был прерван стуком в дверь, на который Кэсерил, не поворачивая головы, привычно отозвался:

— Да?

Дверь приоткрылась, ворон подскочил и вылетел в окно. Кэсерил выглянул и секунду следил за его полётом. Птица направилась вдоль высокой, окружавшей замок стены.

— Милорд ди Кэсерил… — Голос замер. Кэсерил оттолкнулся от подоконника и, обернувшись, увидел потрясённого пажа, застывшего с открытым ртом. Он понял, в чём дело, и похолодел. Увлёкшись обучением ворона, он забыл надеть рубашку.

— Да, мальчик? — изо всех сил стараясь казаться равнодушным, Кэсерил потянулся за туникой и неторопливо натянул её на себя. — В чём дело?

Тон его отнюдь не располагал к расспросам и комментариям по поводу годовой давности узоров на спине.

Паж сглотнул слюну и вновь обрёл голос:

— Милорд ди Кэсерил, принцесса Исель просит вас присоединиться к ней в Зелёной комнате сразу после завтрака.

— Спасибо, — холодно ответил он и кивнул, отпуская пажа. Мальчик скрылся за дверью.

Исель попросила сопровождать её во время утренней экскурсии, которая оказалась нечем иным, как обещанным походом в зверинец. Рей сам вызвался показать племяннице своих любимцев; Кэсерил, войдя в Зелёную комнату, обнаружил там похрапывавшего в кресле правителя, тело которого, видимо, нуждалось в нескольких минутах покоя после обильной утренней трапезы. Орико проснулся и потёр лоб, словно борясь с головной болью. Затем, стряхнув с туники прилипшие крошки, взял со стола завёрнутые в льняную скатерть свёртки и, тяжко вздохнув, повёл сестру, Бетрис и Кэсерила во двор, потом — через ворота и сад.

Во дворе у конюшен они встретили Тейдеса и придворных рея, собравшихся на утреннюю охоту. Тейдес просил об этом с самого прибытия в замок. Лорд Дондо, похоже, взялся исполнить желание мальчика и теперь возглавлял группу, в которую входили ещё дюжина придворных, грумы и загонщики, три своры собак и сьер ди Санда. Тейдес, верхом на своём вороном, радостно приветствовал рея и сестру.

— Лорд Дондо говорит, что ещё слишком рано, чтобы охотиться на кабана, — поведал он им, — листья ещё не опали. Но вдруг нам повезёт?

Грум Тейдеса, следовавший за ним на собственной лошади, был нагружен целым арсеналом, включая новый арбалет и копьё на кабана. Исель, которую на охоту не пригласили, посмотрела на брата с лёгкой завистью.

Ди Санда довольно улыбался, как и всегда, когда дело касалось благородного спорта. Лорд Дондо гикнул, и кавалькада лёгкой рысью выехала со двора. Кэсерил посмотрел им вслед и задумался, что в этой приятной картине так его смутило. Наконец он понял, в чём дело: всем сопровождавшим принца придворным было не меньше тридцати лет. Никто не поехал с мальчиком из дружеских побуждений, все преследовали личные цели. Если бы хоть у кого-нибудь из этих людей мозги были на месте, он бы уже привёл ко двору своего сына и предоставил бы событиям развиваться своим чередом. Точка зрения, конечно, не бесспорная, но…

Орико обошёл конюшни, леди и Кэсерил проследовали за ним. Ожидавший их старший грум Умегат — явно предупреждённый заранее — стоял у широко распахнутой двери в зверинец. Приветствуя своего господина и его гостей, он склонил голову, увенчанную тщательно заплетёнными косами.

— Это Умегат, — сказал Орико сестре. — Он ухаживает за моим зверинцем. Рокнарец, но очень хороший человек.

Подавив первоначальную настороженность, Исель грациозно поклонилась. И на вполне сносном рокнари (хотя и неверно обратившись к слуге как к воину) сказала:

— Благословение Святых на тебе на весь день, Умегат.

Глаза Умегата удивлённо расширились, а поклон стал ещё ниже.

— И на вас благословение Святых, госпожа, — с чистейшим выговором жителя архипелага, используя вежливую форму обращения «раб — к господину», ответил он.

Брови Кэсерила поползли вверх. Так, значит, Умегат — не шалионский полукровка, как он подумал раньше. Интересно, что за причуда судьбы привела его сюда. Кэсерил сказал:

— Ты далеко от дома, Умегат.

Он воспользовался обращением «слуга — к младшему слуге».

Лёгкая улыбка тронула губы грума.

— У вас хороший слух, господин, это большая редкость в Шалионе.

— Лорд ди Кэсерил обучает меня, — пояснила Исель.

— Тогда вы в надёжных руках, леди. Но, — он вновь обратился к Кэсерилу, на сей раз как «раб — к учёному», более тонко и почтительно, чем как «раб — к господину», — Шалион теперь мой дом, мудрейший.

— Давай покажем сестре моих животных, — прервал заскучавший от этих языковых изысков Орико. Он протянул руку с льняным узелком и заговорщицки ухмыльнулся. — Я стащил со стола немного мёда для медведей, и он вот-вот протечёт.

Умегат улыбнулся в ответ и провёл их внутрь прохладного каменного здания.

Здесь было ещё чище, чем во время первого визита Кэсерила, и куда как чище, чем в банкетных залах Орико. Рей извинился и вошёл в клетку с медведем. Зверь проснулся и уселся на корточки; Орико тоже опустился на корточки на солому — оба были чем-то похожи друг на друга. Орико развернул салфетки и отломил кусок медового сота. Медведь проглотил его и начал облизывать пальцы рея своим длинным розовым языком. Исель и Бетрис восхищённо разглядывали густой блестящий мех животного, но войти к зверю вместе с Орико желания не выказали.

Умегат повёл их к травоядным, похожим на коз животным, и в эту клетку леди войти отважились, дабы погладить зверей, восхищаясь их огромными тёмными глазами и пушистыми ресницами. Умегат пояснил, что это веллы, доставленные откуда-то из-за пределов архипелага, и предложил морковь, которую леди и начали, оживлённо хихикая, скармливать животным. Затем Исель отряхнула юбку, и все проследовали за Умегатом к птичьим клеткам. Орико же, увлечённый медведями, махнул рукой, чтобы продолжали без него.

Тут нечто тёмное залетело со двора внутрь зверинца и, шумно хлопая крыльями, уселось Кэсерилу на плечо. Он от неожиданности чуть не выпрыгнул из сапог. Повернув же голову, обнаружил давешнего ворона. О том, что птица была та же самая, свидетельствовали отсутствующие в хвосте перья. Ворон запустил когти в камзол и прокричал:

— Кэс! Кэс!

Кэсерил расхохотался.

— Ох, ну и напугала же ты меня, глупая птица! К сожалению, хлеба у меня больше нет. — Он дёрнул плечом. Однако ворон лишь крепче вцепился в ткань камзола, и не думая улетать.

— Кэс! Кэс! — снова громко прокричал он прямо в ухо Кэсерилу.

Бетрис засмеялась, открыв рот от удивления.

— Познакомьте меня с вашим другом, лорд Кэс!

— Он прилетел ко мне на подоконник сегодня утром, и я пытался научить его нескольким словам. Я и не думал, что мне это удалось…

— Кэс! Кэс! — всё твердил ворон.

— Ах, если бы вы были столь же старательны в изучении дартакана, миледи! — сказал Кэсерил. — Ну, сьер ди Ворон, лети давай. У меня нет хлеба. Ну! Найди себе чудесную тухлую рыбку у реки, или восхитительную дохлую овечку, или ещё что-нибудь… Кыш! — Он наклонил плечо, но птица держалась крепко. — О, они такие жадные, эти замковые вороны. Сельские птицы вынуждены сами искать себе пропитание, а эти ленивцы только и ждут, когда им положат кусочек в клюв.

— Точно, — подтвердил Умегат с хитрой улыбкой, — они настоящие придворные по сравнению с прочими птицами.

Кэсерил подавил смешок и бросил ещё один взгляд на безукоризненного рокнарского — бывшего рокнарского — грума. Конечно, раз Умегат уже давно живёт в Зангре, у него было достаточно времени, чтобы изучить повадки придворных.

— Будь ты посимпатичнее, может, тебе и удалось ко мне подлизаться. Кыш! — Кэсерил сбросил ворона с плеча, но тот перелетел к нему на голову, запустив когти в кожу. — Ой!

— Кэсерил! — резко крикнул ворон со своего нового насеста.

— Вы, должно быть, мастер по обучению языкам, милорд ди Кэсерил, не иначе, — Умегат улыбнулся ещё шире. — Я слышу тебя, — заверил он птицу. — Если вы немного наклонитесь, милорд, я сниму с вас этого наездника.

Кэсерил послушно нагнулся. Бормоча что-то на рокнари, Умегат пересадил ворона к себе на руку, отнёс его к дверям и подбросил в воздух. Птица улетела, обиженно выкрикивая на лету — Кэсерил облегчённо вздохнул — обычное «кар-р».

Компания подошла к птичнику, где Исель немедленно получила со стороны маленьких пёстрых обитателей клеток столько же внимания, сколько Кэсерил — со стороны ворона. На её рукавах повисли разноцветные пернатые комочки, и Умегат показал, как давать им зажатые в зубах зёрнышки.

Потом они прошли к насесту с большими птицами. Бетрис залюбовалась одной из них, ярко-зелёной, с жёлтой переливающейся грудкой и алой шеей. Птица щёлкнула толстым жёлтым клювом, подвигала им из стороны в сторону, словно прожёвывая что-то, и высунула узкий чёрный язычок.

— Она у нас недавно, — сказал Умегат. — Мне кажется, у неё была тяжёлая кочевая жизнь. Мы её уже приручили, но на это понадобилось немало времени.

— Она разговаривает?

— Да, но страшно ругается. На рокнари, к счастью. Наверное, её хозяином когда-то был моряк. Марч ди Джиронал привёз её с севера этой весной как военный трофей.

Официальные известия и слухи об этой странной кампании доходили и до Валенды. Интересно, может, и Умегата привезли когда-то сюда как военный трофей? А если нет, то как же он попал в Шалион? Кэсерил сухо прокомментировал:

— Красивая птица, но уж очень неравноценный обмен на три города и контроль над проездом.

— Полагаю, лорд ди Джиронал получил значительно больше всякого добра, чем одна эта птица, — ответил Умегат. — Обоз с вещами, привезённый в Кардегосс, входил в ворота замка больше часа.

— Я тоже имел дело с этими медлительными мулами, — пробормотал Кэсерил, на которого услышанное впечатления не произвело. — Шалион потерял значительно больше, чем выиграл в этой непродуманной кампании ди Джиронал.

Брови Исель вскинулись.

— Разве мы не победили?

— Смотря что считать победой. Мы сражались с рокнарскими провинциями, не один десяток лет тесня друг друга взад-вперёд от границы. Раньше это была плодородная щедрая земля, а теперь — пустоши. Фруктовые сады, оливковые рощи и виноградники выжжены и заброшены, фермы покинуты, животные одичали или повымерли с голоду… к процветанию государства ведёт мир, а не война. Война только передаёт владение землёй от более слабого более сильному. Ещё хуже, когда купленное кровью продаётся за деньги, а потом его крадут снова, — и он задумчиво и печально добавил: — Ваш дедушка, рей Фонса, купил Готоргет ценой жизни своих сыновей, марч ди Джиронал продал его за триста тысяч реалов. Страшное превращение — когда кровь одних людей становится золотом других. Превращение свинца в золото — ничто по сравнению с этим.

— Может ли на севере когда-нибудь установиться мир? — спросила Бетрис, испуганная его непривычной горячностью.

Кэсерил пожал плечами.

— Нет, пока война приносит прибыль. Рокнарские принцы ведут ту же игру. Это всемирная коррупция.

— Выиграть войну — значит положить ей конец, — задумчиво проговорила Исель.

— Увы, теперь это лишь мечта, — вздохнул Кэсерил. — Разве что рею удалось бы сделать это так, чтобы его дворяне не заметили, что утратили свои будущие доходы. Но нет. Это просто невозможно. Шалион не может в одиночку нанести поражение всем пяти провинциям Рокнара, а если бы и случилось такое чудо, то у нас ведь в любом случае нет обученного флота, чтобы удержать в дальнейшем побережье. Если бы все наши кинтарианские королевства объединились и сражались в течение целого поколения, то один сверхсильный и могущественный рей смог бы воссоединить и подчинить себе всю землю целиком. Но человеческие, духовные и денежные потери были бы огромны.

Исель медленно произнесла:

— Огромнее, чем эти вечные потери на бесконечной, кровопролитной войне, иссушающей жизнь на севере? Заплатить однажды — лишь однажды — и навсегда.

— Но нет никого, кто бы взялся за это. Нет человека, обладающего такой энергией, знанием и волей. Рей Браджара — старый пьяница, таскающийся за придворными дамами, Лис Ибры связан внутренними междоусобицами, Шалион… — Кэсерил заколебался, поняв, что эмоции вывели его на путь откровенности, несовместимой с политикой.

— Тейдес… — начала Исель, и дыхание у неё перехватило. — Может, это станет делом Тейдеса, когда он вырастет.

Кэсерил подумал, что заняться этим делом не пожелал бы никому. Мальчик, правда, обладал необходимыми талантами, но таланты ещё надо развивать и шлифовать не один год…

— Завоевание — не единственный способ объединить людей, — заметила Бетрис. — Есть ещё и брак.

— Да, но никто не может сочетать браком три королевства и пять провинций, — фыркнула Исель. — По крайней мере за один раз.

Зелёная птица, видимо, раздражённая тем, что на неё перестали обращать внимание, неожиданно разразилась непристойной бранью на вульгарном рокнари. Хозяин точно был моряк, решил Кэсерил. Умегат сухо улыбнулся, заметив, как Кэсерил невольно хмыкнул и вскинул брови, а Бетрис и Исель зажали ладонями рты и, покраснев, переглянулись. Грум мягким движением потянулся за колпачком и надел его птице на голову.

— Спокойной ночи, мой зелёный друг, — сказал он. — Полагаю, ты ещё не готов вежливо беседовать в приличном обществе. Может, лорд ди Кэсерил возьмётся обучить и тебя дворцовому рокнари и положит конец этому безобразию, а?

Кэсерил подумал, что и сам Умегат отлично справился бы с такой задачей. Тут, прервав его мысли, позади послышались быстрые шаги, и в дверях птичника появился улыбающийся рей Орико, стряхивая с одежды на ходу медвежью шерсть. Да, управляющий был прав, решил Кэсерил, когда сказал, что зверинец служит рею утешением. Глаза правителя блестели, лицо разрумянилось, сонливость, с которой он боролся перед выходом из Зелёной комнаты, испарилась.

— Вы должны посмотреть на моих кошек, — сказал он дамам. Все двинулись за ним по каменному коридору, в конце которого он горделиво продемонстрировал клетки с парой обитающих в горах Южного Шалиона изящных золотистых зверей с кисточками на ушах. Рядом сидел редкий кот той же породы — голубоглазый, белого цвета. Кисточки на его ушах были чёрными. В другой клетке расхаживала пара песчаных лис архипелага — как назвал их Умегат, — очень похожих на мелких, почти бесшёрстных волков с большими треугольными ушами и циничным выражением на мордах. Напоследок Орико подвёл их к своему любимцу, леопарду, выпущенному из клетки и разгуливавшему на длинной серебряной цепочке. Леопард ходил кругами, отираясь у ног рея и издавая странные фыркающе-хрюкающие звуки. У Кэсерила перехватило дыхание, когда Исель по примеру брата вдруг опустилась на корточки и стала гладить кошку, и лицо её при этом оказалось напротив мощных челюстей животного. Круглые янтарные глаза зверя казались ему какими угодно, только не дружелюбными. Принцесса принялись почёсывать тонкими пальчиками пятнистую шкуру на горле леопарда, и тот блаженно сощурился и наморщил от наслаждения кирпичного цвета нос. Однако стоило Кэсерилу присесть рядом, как ворчание кошки стало угрожающим, а короткий взгляд золотистых глаз исключил всякую возможность вольностей с его стороны. Потому Кэсерил благоразумно решил держать руки при себе. Затем рей остался обсудить кое-что с Умегатом, а Кэсерил повёл своих дам обратно в Зангр. По дороге девушки принялись выяснять, кому какой обитатель зверинца понравился больше всего.

— А вы что скажете, какой зверь показался вам самым интересным? — спросила Кэсерила Бетрис.

Он помедлил мгновение, прежде чем ответить, и наконец решился сказать правду:

— Умегат.

Она открыла было рот, чтобы возразить, но, заметив резкий взгляд, брошенный на Кэсерила принцессой, снова закрыла его. И всю дорогу до замка они задумчиво молчали.

Дни становились всё короче, но это не печалило обитателей Зангра, поскольку долгие вечера были прекрасным поводом для разнообразных празднеств. Придворные стремились перещеголять друг друга, предлагая развлечения, не скупясь на выдумку и деньги. Тейдес и Исель были ослеплены великолепием этой жизни, хотя Исель, к счастью, не до конца. Прислушиваясь к замечаниям Кэсерила, которые тот отпускал вполголоса, она начала смотреть глубже, улавливать скрытые намёки и послания, подмечать мотивы, подсчитывать расходы и перспективы.

Тейдес же, насколько мог судить Кэсерил, проглатывал всё целиком, принимая за чистую монету. Следы своеобразного несварения проглядывали, однако, то тут, то там. Тейдес и ди Санда сцеплялись всё чаще, так как ди Санда безуспешно пытался поддерживать дисциплину, к которой приучали мальчика в тихой Валенде. Стычки между братом и его наставником начали беспокоить даже Исель. Кэсерил узнал об этом однажды утром, когда задумчиво любовался из окна видом реки и окрестностей Кардегосса и на него как бы случайно наткнулась Бетрис.

Обменявшись замечаниями о погоде, которая вполне соответствовала сезону, об охоте, тоже вполне удачной для этого времени года, Бетрис резко сменила тему и заговорила о том, ради чего искала его. Она спросила, понизив голос:

— Что за ужасная ссора произошла вчера между Тейдесом и ди Сандой? Мы слышали шум на вашем этаже через открытые окна и даже через пол.

— Гм…

Пятеро богов, как ему ответить на этот вопрос? Это же девушки. Почему Исель не прислала к нему Нан ди Врит? Ну да ладно, лучше грубая правда, чем неверно понятая ложь. И правду эту куда лучше сказать Бетрис, чем Исель. Бетрис — не ребёнок и к тому же не сестра Тейдеса. Она сама решит, что можно сказать принцессе, а что нет.

— Вчера вечером Дондо ди Джиронал привёл для Тейдеса проститутку. Ди Санда вышвырнул её вон. Тейдес был в ярости. Разгневан, смущён, хотя втайне, возможно, и вздохнул с облегчением. Позже он залил своё горе вином. Вот она, славная дворцовая жизнь!

— Ох, — пробормотала Бетрис. Услышанное, конечно, шокировало её, но, хвала богам, не слишком. — Ох.

Девушка надолго задумалась, глядя на реку внизу. В долине уже собрали почти весь урожай. Потом Бетрис закусила губу и, чуть сощурив глаза, повернулась к Кэсерилу.

— Это… это совершенно не… что-то очень странное есть в том, что сорокалетний мужчина, такой, как лорд Дондо, зависит от четырнадцатилетнего мальчика.

— Зависит от мальчика? Ещё бы не странно. Но если он зависит от принца, от своего будущего рея, источника привилегий, наград, военной поддержки — это уже другое дело. И если Дондо потеряет своё место рядом с наследником, тут же найдутся трое других, желающих его занять. Это… образ жизни.

Она брезгливо скривила губы.

— Да уж. Проститутка… фу. А лорд Дондо… это же называется сутенёр, да?

— М-м-м… даже хуже. Но Тейдес… нельзя сказать… гм… что он ещё слишком мал. Мужчина должен однажды научиться…

— А брачная ночь недостаточно хороша для этого? Мы вот учимся именно тогда.

— Мужчины… обычно женятся позже. — Кэсерил решил, что лучше бы ему воздержаться от обсуждения этой темы. Кроме того, он вспомнил вдруг, как поздно научился сам, и смутился. — У мужчины, как правило, есть друг, брат, дядя или, наконец, отец, которые объясняют ему, как… гм… вести себя с леди. Но Дондо ди Джиронал — не друг, не брат и не отец Тейдесу.

Бетрис нахмурилась.

— У Тейдеса никого нет. Ну, разве что… рей Орико, который в каком-то смысле и брат, и отец.

Глаза их встретились, и Кэсерил понял, что не стоит говорить вслух: «От чего, впрочем, пользы не много».

Помолчав ещё немного, она добавила:

— И я не могу представить в этой роли ди Санду.

Кэсерил едва не фыркнул.

— Бедняга Тейдес. Мне тоже не представить такого. — Он поколебался и сказал: — Это опасный возраст. Если бы Тейдес провёл при дворе всю жизнь, он привык бы к здешней атмосфере и не был бы таким… впечатлительным. Или хотя бы приехал сюда, будучи постарше, когда характер уже сложится и окрепнет разум. Двор, конечно, ослепляет в любом возрасте, особенно если сразу попадаешь в центр внимания. Но как бы там ни было, если Тейдес должен стать наследником рея Орико, его нужно уже начинать активно готовить к этому. Учить равновесию между удовольствиями и долгом.

— Разве он готовится? Я этого не вижу. Ди Санда пытается, отчаянно пытается, но…

— Он не в счёт, — мрачно закончил за неё Кэсерил. — В этом-то и беда.

И нахмурив брови, продолжал:

— В замке провинкары ди Санда пользовался её поддержкой и властью, чтобы добиться от мальчика послушания. Здесь, в Кардегоссе, её роль мог бы сыграть рей Орико, но он этим не интересуется. Ди Санда предоставлен в своей борьбе сам себе.

— У этого двора… — Бетрис свела брови, пытаясь выразить словами непривычные мысли, — у этого двора есть центр?

Кэсерил тяжело вздохнул.

— При хорошо поставленном дворе всегда есть человек, обладающий реальной властью. Если не сам рей, то, возможно, его рейна, некто вроде провинкары, кто задаёт тон и поддерживает традиции. Орико… — он не мог сказать слаб и не решался сказать болен, — не занимается такими вещами, а рейна Сара… — рейна Сара казалась Кэсерилу призраком, бледным и полупрозрачным, почти невидимым, — тоже не следит за двором. Это приводит нас к канцлеру ди Джироналу. Вот кто дёргает за ниточки, приводя в движение государство, и не желает держать в узде своего брата.

Глаза Бетрис прищурились.

— Так, значит, он подстрекает Дондо.

Кэсерил предостерегающе прижал палец к губам.

— Помните, как Умегат пошутил насчёт замковых воронов? Взгляните на дело с другой стороны. Вы когда-нибудь видели, как стая воронов разоряет чужое гнездо? Одни отвлекают родителей, а другие набрасываются на яйца или птенцов… — Его голос стал резче. — Благодарение богам, большинство придворных Кардегосса не могут действовать сообща столь же слаженно, как стая воронов.

Бетрис вздохнула.

— Думаю, Тейдес даже не сознаёт, что они вертятся вокруг него вовсе не ради него самого.

— Я боюсь, ди Санда со всем своим здравым смыслом не может говорить с Тейдесом прямо. А ему, чтобы разорвать опутавшую принца паутину лести, следует быть весьма откровенным.

— Но ведь вы же всегда откровенны с Исель, — возразила Бетрис. — Вы говорите: «Посмотрите на этого человека, что он сделает дальше, подумайте, почему он это делает»… Раз двадцать мы ничего не могли понять, только слушали вас, но на двадцать первый раз тоже начали видеть. Разве ди Санда не может так же поступать с принцем Тейдесом?

— На чужом лице грязь всегда заметнее. Эта толпа придворных, по счастью, не давит на Исель с той силой, как на принца. Благодарение богам. Все знают, что её отдадут замуж, может быть, даже за пределы Шалиона. Она в отличие от Тейдеса не станет источником их благополучия в будущем.

На этой печальной ноте они и закончили и некоторое время не возвращались к этому разговору. Кэсерил был крайне доволен, что Бетрис и Исель избежали большинства подводных камней и скрытых опасностей дворцовой жизни. Развлечения ослепляют, соблазняют, заставляют забыть благоразумие, опьяняют и ослабляют разум, равно как и тело. Для некоторых кавалеров и дам — это безобидная весёлая игра, хотя и довольно дорогостоящая. Для других — система тайных посланий, многозначительных взглядов, полунамёков, серьёзных выпадов и контрвыпадов, правда, не всегда убивающих на месте в отличие от фехтовальных приёмов. Чтобы удержаться на ногах, необходимо отличать игроков от пешек. Дондо ди Джиронал был одним из основных игроков по своему положению, хотя… каждый его шаг был если не направлен старшим братом, то по крайней мере разрешён им.

Нет. Такое нельзя говорить. Об этом можно лишь думать.

Благодаря превосходным музыкантам Орико Кэсерил смог отбросить на время тяжёлые раздумья о придворной морали и насладиться чудесной музыкой на очередном балу. Если рейна Сара и имела своё утешение сродни зверинцу Рея, то это были именно певцы и менестрели Зангра. Она никогда не танцевала, редко улыбалась, но не пропускала ни одного музыкального вечера, сидя в зале рядом со спящим супругом или в галерее напротив музыкантов за ажурной ширмой, окружённая своими фрейлинами. Кэсерил полагал, что понимает её страсть.

Сам он стоял, опёршись о стену зала, отбивая такт ногой и внимательно следя, как его подопечные кружатся в танце по отполированному деревянному полу. Музыканты и танцоры сделали небольшой перерыв после быстрого танца, и Кэсерил присоединился к раздавшимся из-за ширмы аплодисментам рейны. Внезапно над его ухом раздался голос, который он никак не ожидал услышать:

— Ну, кастиллар, ты неплохо выглядишь!

— Палли! — Кэсерил с трудом сдержался, чтобы не броситься к другу. Вместо этого он отвесил почтительный поклон. Палли, одетый в синие штаны и тунику, в белом плаще военного ордена Дочери на плечах, в отполированных сапогах и со сверкающим на поясе мечом, рассмеялся и столь же церемонно поклонился, затем крепко стиснул руку друга.

— Что привело тебя в Кардегосс? — радостно спросил Кэсерил.

— Рука богини, что же ещё? Ну, и дела тоже — год-то заканчивается. Вообще-то я приехал помочь лорду дедикату провинции Джеррин по его просьбе. Потом расскажу, но… — взгляд Палли обежал полный народа зал, где готовились к новому танцу, — только не здесь. Похоже, ты пережил путешествие ко двору. И вроде немного успокоился, я прав?

Губы Кэсерила скривились.

— Ещё бы. Потом расскажу, но — только не здесь, — повторил он слова Палли. Оглянувшись, он обнаружил, что ни лорда Дондо, ни его старшего брата не видно, но донести братьям об этой встрече и разговоре могли с полдюжины их прихлебателей. Всюду глаза и уши. — Давай-ка поищем местечко попрохладнее.

Они вышли в соседнюю комнату, и Кэсерил подвёл Палли к окну, выходившему на залитый лунным светом внутренний двор. У дальней стены двора сидела парочка, которая, как посчитал Кэсерил, была слишком занята своими делами и не могла расслышать то, о чём они говорят.

— Ну, так что заставило старого ди Джеррина прибыть в Кардегосс? — поинтересовался Кэсерил. Провинкар Джеррина был самым высокородным лордом Шалиона из тех, кто состоял на службе у священного ордена Дочери. Большинство молодых людей с военными наклонностями посвящали себя служению более могущественному ордену Сына, с его славными традициями борьбы с рокнарцами. Даже Кэсерил в юности хотел посвятить себя Сыну, но передумал… после некоторых событий. Более скромный и малочисленный орден Дочери занимался в основном поддержанием внутреннего порядка: охраной храмов, патрулированием дорог, чтобы обезопасить паломников; борьбой с разбоем, конокрадством, а также содействием в поимке преступников.

— Весеннее очищение. — На мгновение на лице Палли появилось такое же выражение, как у песчаных лис Умегата. — Дурно пахнущая кучка в стенах храма будет наконец убрана оттуда. Ди Джеррин некоторое время подозревал, что вследствие длительной болезни и бессилия старого генерала казна ордена здесь, в Кардегоссе, утекала у казначея сквозь пальцы. И, что примечательно, текла она в его личный кошелёк.

Кэсерил хмыкнул.

— Несчастный.

Палли вскинул бровь.

— Ты не удивлён?

Кэсерил пожал плечами.

— В принципе нет. Подобное происходит сплошь и рядом, когда недостаточно нравственный человек попадает под развращающее влияние власти. Я не слышал ничего конкретного о казначее ордена Дочери, но в Кардегоссе такое не редкость.

Палли кивнул.

— Ди Джеррин больше года собирал свидетельства и доказательства. Мы арестовали казначея и все его бумаги два часа назад и под охраной препроводили в камеру. Ди Джеррин завтра утром представит дело на заседании совета ордена. Казначей будет освобождён с его поста и лишён всех привилегий. А затем, не позднее вечера, предстанет перед канцелярией Кардегосса, которая и определит наказание. Вот так! — Палли ударил ладонью по подоконнику в предвкушении триумфального завершения длительного дела.

— Отлично! Ты останешься здесь после процесса?

— Надеюсь задержаться на пару недель, поохотиться.

— О, превосходно!

Будет время поговорить, да ещё с умным и достойным собеседником — двойная роскошь.

— Я остановился в городе во дворце Джеррина и не задержусь долго на этом балу. В Зангр я пришёл только в качестве сопровождения ди Джеррина, пока он отвешивает поклоны и докладывает обстановку рею Орико и генералу лорду Дондо ди Джироналу. — Палли сделал небольшую паузу. — Судя по тому, что ты пребываешь в добром здравии, твои опасения по поводу Джироналов оказались беспочвенными?

Кэсерил помолчал. Задувавший в окно ветер становился всё холоднее. Даже парочка поднялась со скамейки и ушла. Наконец он проговорил:

— Я стараюсь никоим образом не сталкиваться с Джироналами. Ни в каком смысле.

Палли нахмурился и, казалось, с трудом удержал при себе готовую сорваться с уст фразу.

Двое слуг пронесли в сторону бального зала котёл с горячим, сдобренным специями и сахаром вином. Из двери выскочила, хихикая, молодая дама, её преследовал, не отставая ни на шаг, кавалер; оба скрылись за углом, и смех их растаял в воздухе. Звучание музыки возобновилось, разливаясь по галереям, подобно аромату цветов.

Лоб Палли разгладился.

— Леди Бетрис ди Феррей тоже прибыла с принцессой Исель из Валенды?

— А ты разве не видел её среди танцующих?

— Нет… первым, кого я увидел, был ты. Эдакая подпирающая стену жердь. Когда я узнал, что принцесса Исель при дворе, я решил попытать счастье и поискать здесь тебя, хотя, помня наш последний разговор, был не слишком уверен в успехе этого предприятия. Как думаешь, у меня есть надежда заполучить леди Бетрис на танец, пока ди Джеррин шушукается с Орико?

— Ну, если ты считаешь, что у тебя хватит сил пробиться сквозь толпу претендентов… — сухо сказал Кэсерил, взмахнув рукой. — Я обычно терплю поражение в этой борьбе.

Палли, однако, справился без особого труда и вскоре уже умело кружил удивлённую, смеющуюся девушку по залу. Он даже протанцевал круг с Исель. Обе леди, похоже, были очень рады встретить его снова. В перерывах между танцами он успел приветствовать четверых или пятерых знакомых лордов, пока наконец к нему не подошёл паж и не прошептал что-то на ухо. Палли откланялся и удалился, чтобы присоединиться к лорду-дедикату ди Джеррину, покидавшему Зангр.

Кэсерил очень надеялся, что новый генерал лорд Дондо ди Джиронал будет рад и признателен, избавившись от нечестного казначея. Он надеялся на это всем сердцем.