Проклятие океана. Сага забытых островов

ЮНЫЙ СКИТАЛЕЦ

Между сумеречным, населенным привидениями миром раннего детства Роберта Говарда и созданными его фантазией блистательными королевствами Хайборийской эпохи лежат освещенные палящим солнцем долины Западного Техаса, где ранчо, напоминающие миражи, дремлют под пропыленным небосклоном.

Роберт приехал сюда мальчишкой и сразу полюбил эти места. Здесь его буйному воображению открывались невиданные просторы. Весь мир принадлежал ему, и эти необъятные владения были первой вселенной, о которой мечтал Роберт. Он бродил по ним, ставя свое клеймо «Х — — —» (Икс — три черточки) на деревьях, скалах и коньке крыши собственного дома.

Элси Барнс, почтальонша в Баркетте, была первым человеком, узнавшим, кто «владеет» этими обширными землями. Присев отдохнуть на благоухающем лугу одного из пастбищ, миссис Барнс увидела вначале собаку Роберта — Пестрика, которая испугала ее своим грозным видом, а затем и хозяина. Хотя день только начинался, мальчик выглядел усталым. Он перелез через ограду и подошел к женщине. Оставив Пестрика исследовать маленькую пещеру под уступом близлежащей скалы, Роберт вежливо извинился за причиненное беспокойство.

— Я Роберт Говард, — объявил он. — Мне очень жаль, что мой пес напугал вас. Мы просто вышли на прогулку. Нам нравится приходить сюда. Здесь такие красивые скалы и пещеры, где можно играть в интересные игры. Когда-нибудь я стану писателем и напишу много рассказов о пиратах и, может быть, людоедах. Вам бы не хотелось их прочесть?

Убедившись в искренней заинтересованности миссис Барнс, Роберт с Пестриком скрылись за ближайшим холмом.

Говарды решили осесть в Кросс Кат, северо-западной части графства Браун. Эта обильно покрытая лесами местность, известная под названием Вест Кросс Тимберс, в своей западной части переходит в прерии Когда сюда прибыли первые поселенцы, тут простирались травы, скрывающие с головой человека верхом на лошади, но вскоре их сменили заросли кустарников и нескольких разновидностей карликовых дубов. Местечко Кросс Кат лежит между двумя главными дорогами, соединяющими Абилен и Браунвуд. Сегодня оно насчитывает два десятка домов и одну церковь. В 1915 году оно было значительно более населенным, там была аптека, школа, магазин и пара церквей.

Ко времени переезда в Кросс Кат Эстер уже тяжело болела. Роберт готовился пойти в четвертый класс школы. Доктор Говард снял двухэтажный дом в миле южнее Кросс Кат по дороге в Браунвуд, рядом с местным кладбищем. На первом этаже дома было четыре комнаты, на втором размещались спальни. В погреб вел коридор, в котором стояла большая цистерна, куда собиралась стекающая с крыши дождевая вода Здание имело две пристройки уборную и сарай для лошадей и дойной коровы.

В доме не было ни водопровода, ни электричества. Поэтому, хотя миссис Говард очень любила выращивать цветы, цветник она разбила очень небольшой. Отсутствие сада не слишком угнетало мать Роберта: весной на огороженном пастбище за домом и на лугу по другую сторону кладбища буйно разрастались дикие цветы.

Для Роберта Говарда годы, проведенные в Кросс Кат, были, вероятно, самыми счастливыми в его жизни. Повсюду его сопровождала большая гладкошерстная черно-белая собака — помесь колли и английской гончей, подаренная Роберту на рождество. Мальчик получил щенка совсем крохотным, с едва открывшимися глазами, но на его попечении пес вырос очень быстро. Роберт и собака стали совершенно неразлучны. Когда мальчик ел за столом, пес сидел возле его стула. Если Роберт угощался чем-нибудь в перерывах между едой, то кормил и Пестрика. С той чуткостью, которая развивается как у человека, так и у животного при постоянном общении, собака была полностью предана мальчику. Такого же понимания и преданности Роберт ждал и от людей и, не получив желаемого, испытал одно из наиболее сильных разочарований. «Возьмем, к примеру, Пестрика, — сказал он однажды с кривой усмешкой. — Он годами был рядом со мной и ни разу ни в чем не осудил меня. Он никогда не намекал на то, что лучше меня, и никогда не пытался избавить меня от моих привычек. К счастью, он даже не представлял, как ведут себя в таких случаях люди. — Задумавшись, он продолжил: — Человечество, вероятно, уничтожит себя. Животным останется неплохой мир».

Несмотря на страхи, возможно, оставшиеся у него от опыта первых школьных лет, Роберт пошел в четвертый класс школы в Кросс Кат осенью 1915 года. Хотя он никогда не смог принять непреклонной властности учителей, он достаточно освоился, чтобы получать хорошие оценки и участвовать в играх на школьной площадке. В Кросс Кат Роберт избежал насмешек, которые обращали в кошмар его ранние школьные годы. В школе было несколько групп маленьких озорников примерно того же возраста, что и Роберт, которые постоянно дрались между собой и досаждали учителям. Надо сказать, они нечасто задевали кого-либо за пределами своей группы.

В последствии Роберт вспоминал об учителях этой школы как о «внушающих трепет высших существах». Он писал, что часто боролся с одним из одноклассников и постоянно побеждал его. Как-то во время схватки на игровую площадку вышли учителя. Роберт обрадовался, предвкушая легкую победу на глазах таких зрителей, но тут его противник в первый и последний раз повалил его на землю. Даже много лет спустя Роберт не мог забыть остроту испытанного им тогда унижения и позора, который усугубляла очень обидная мысль: учителя подумают, что он всегда терпит поражение. Он надеялся устроить матч-реванш, который так и не состоялся. Через несколько дней мальчик, с которым он обычно боролся, погиб в результате несчастного случая. Поскольку однокашник Роберта Норрис Чамберс ничего не помнит об этом трагическом происшествии, вероятно, это воспоминание — одна из фантазий Роберта. Этой ложью Роберт пытался защитить свое самолюбие.

Впервые в жизни у Роберта появились друзья — мальчики, которых одобрила его мать, и сыновья близких приятелей доктора Говарда. Кроме Остина Ньютона среди них были Эрл Бэйкер, Перси Триплетт и Фаулер Гэффорд — мальчик-калека.

Роберту нравилась борьба и драки без правил на кулаках, любовь к боксу осталась у него на всю жизнь. Он читал все, что только мог найти по этому предмету. Его спарринг-партнером был обычно Остин Ньютон. Он вспоминает: «У нас, естественно, не было боксерских перчаток, но мы уйму времени проводили, боксируя. Однажды мы занимались боксом у нас на заднем дворе. Я попал под удар слева, который пришелся мне по адамову яблоку и сбил с ног. В тот день это положило конец занятиям, но впоследствии они продолжились, оставаясь нашим основным времяпрепровождением».

Хотя Роберт научился играть в местные мальчишеские игры, такие как «щелкни хлыстом», «волк за рекой», прятки, «фермер в лесистой лощине», дети Кросс Кат находили девятилетнего мальчика довольно странным. Роберт, как оказалось, был еще больше, чем другие мальчики, зачарован силой. Одна из девочек Бэйкер заметила, что он всегда вел себя так, словно хотел кого-то убить. «Он был робок с девчонками, — вспоминала она, — и очень неспокоен. „Однажды я улечу отсюда на крыльях“, — сказал он как-то. Мы все думали, что он немного не в себе».

Но все же друзья любили Роберта. Они считали его интересным собеседником и обожали слушать его рассказы, восторженно следуя вслед за игрой его воображения. Как и все его сверстники, он любил играть в ковбоев и индейцев и фехтовать на палках. Но в отличие от них он придумывал различные сценарии игр и распределял между мальчиками роли, указывая им, что они должны делать и говорить.

Эти игры строились не только на основе собственных фантазий Роберта, но и на огромном количестве приключенческих рассказов, которые он читал запоем. Он любил истории о пиратах, таких как капитан Кид и Генри Морган, пока случайно не наткнулся на подлинные отчеты о реальной жизни и ужасной смерти морских разбойников. Когда Роберт учился в десятом классе в Кросс Плэйнс, он написал сочинение, в котором выразилось охватившее его при этом разочарование:

«Я начал понимать, что у романтического пиратства имеется обратная сторона. В конце упомянутой книги была иллюстрация, которая полностью пошатнула все мои предыдущие представления. Она изображала известного мне пирата после казни. Он был пригвожден к мачте военного корабля огромным клином, который торчал из его головы… Его лицо было залито кровью и искажено ужасными муками, которые он испытывал, пока смерть, проявив милосердие, не освободила его от них. Эта суровая картина преследовала меня долгое время и заставила раз и навсегда отбросить мысль о плавании под флагом с черепом и перекрещенными костями».

Вместе с Эрлом Роберт бродил по пастбищам с луком и стрелами, воображая себя индейцем; иногда они были разбойниками, такими как Джесси Джеймс и Билли Кид. Иногда, сидя верхом на Старине Чарли, безгранично терпеливой лошадке, на которой Роберт и дети Бэйкеров учились ездить верхом, мальчики мнили себя ковбоями, приручающими диких мустангов. Или же, взяв двух лошадей Бэйкеров, оглашали холмы воинственными кличами, сопровождавшими воображаемые жестокие битвы с врагами.

Роберт позже рассказывал красочную историю о том, как они вместе с товарищем отправились охотиться на полудикого молодого бычка, завершившуюся успешным бегством от разъяренного животного. При этом лошадь Роберта пронеслась под веткой дерева, на которую мальчик наткнулся грудью. Он непременно повредил бы себе ребра, если бы ветка не переломилась от удара.

Через много лет Роберт описал Лавкрафту драматичную историю о том, как он ездил верхом на лошади брать книги из библиотеки. Он увозил их в огромном количестве в мешках из-под муки. Поскольку ни один из друзей Роберта не подтверждает этого и, учитывая, что в школьных библиотеках того времени было довольно мало книг, способных заинтересовать не по годам развитого мальчика, можно предположить, что это еще один вымысел Роберта Говарда. Он, вероятно, придумал эту историю, чтобы произвести впечатление на мыслителя из Провиденса, к интеллекту которого питал несколько преувеличенное уважение.

Но мальчикам во время их скитаний по обширным пределам «Икса — трех черточек» довелось испытать и другие приключения. Они ходили вооруженные: Роберт — с большим складным ножом, на котором был крючок, чтобы он не раскрывался случайно, а Ньютон носил сломанный пистолет времен гражданской войны. Мальчики разбивали лагерь там, где заставал их вечер. «Однажды, вспоминает Ньютон, — мы поймали немного рыбы в Турецком ручье. Поджарив ее на костре, ели без соли. Вкус, надо признаться, был ужасный, но нам все это казалось чрезвычайно интересным».

В этих походах они играли в охоту и ставили ловушки на зверя, но ни разу не попытались по-настоящему убить птицу или животное. Роберт уже тогда был пылким любителем дикой природы. Позже в одном из писем он писал, что ненавидел змей и убил несколько рептилий, но один из его друзей-старшеклассников говорил впоследствии: «Роберт не убил бы даже змею».

Если Роберт не бродил с друзьями по холмам, не играл в военные игры или не был поглощен чтением, то упражнялся в метании ножа. Он мог тренироваться часами, бросая его в дерево или в столб. К удивлению многих, ему удавалось раскрыть лезвие одной рукой, вынимая нож из кармана.

В воскресенье, когда Бэйкеры приглашали Говардов к обеду, Роберт звал девочек из семьи хозяев на задний двор посмотреть, как он метает нож. Там, стоя перед деревом, он начинал бросать нож в цель, попадая в нее раз за разом. Маленькие девочки, сгрудившись в стайку, восхищались меткостью Роберта. «Мы были не только очарованы им, — призналась Вера Бэйкер, ныне миссис Николе, — но и немного напуганы». И шестьдесят с лишним лет спустя, она улыбается, вспоминая свою юность.

Роберт уже в то время мечтал стать писателем. Позднее он писал издателю «Weird Tales»: «У меня всегда, насколько я себя помню, было стремление жить за счет писательской деятельности». И Роберт довольно рано принялся воплощать свои планы в жизнь. В Кросс Кат он попытался написать рассказ, который потом описывал так:

«…Приключения некоего Боэальфа, молодого датского викинга. Национальные привязанности воевали во мне, когда я описывал его подвиги. Мой кельтский патриотизм не мог позволить ему выиграть все битвы; галлы едва не отправили его на тот свет, а валлийцы обратили в бегство. Но я отправил его сражаться против саксов, и то, с каким успехом он их побеждал, выглядело просто потрясающе. В конце концов я оставил его в полной безопасности при дворе Канута, одного из героев моего детства».

Текст этой юношеской пробы пера не сохранился, так же как и вся остальная проза этого периода. Однако нам доподлинно известно, что Роберт очень рано создал образ Фрэнсиса Ксавье Гордона, или же Эль Борака техасского разбойника, отправившегося на Восток в поисках приключений. В нем воплощен типичный герой Роберта Говарда.

Когда будущий писатель приехал в Кросс Кат, он, судя по его же словам, был «изможденный и тощий, хоть и гибкий, как проволока, с тонкими и некрасивыми, но крепкими руками и ногами». Его детские друзья подтверждают это. «У него были только кожа да кости», — вспоминал Остин Ньютон. Другой приятель говорил о Говарде как о «невероятно истощенном» мальчике. Однако, поскольку только один из бывших приятелей Роберта отзывается о нем как о крепком пареньке, мы можем предположить, что он вырос и возмужал за четыре года, проведенных в Кросс Кат и Баркетте.

Девятилетний Роберт был не только слишком худ и мал ростом для своего возраста, он к тому же оставался чересчур робким. Старожилы Кросс Кат помнят его как боязливого мальчика, который цеплялся за свою мать и прижимался к ее юбке в церкви. Доктор Говард вспоминал, что его сын чувствовал себя счастливым, находясь с родителями, и сомневался, что он когда-нибудь сможет покинуть их.

К тому времени, когда семья поселилась в Кросс Кат, Эстер Говард окончательно разочаровалась в своем браке. Хвастливый молодой врач, покоривший ее на водах, оказался неудачником. Она начала приписывать всевозможные положительные качества своему прежнему поклоннику из Голдтуэйта, как рыбак хвалит сорвавшуюся с крючка рыбу. Его дела, по слухам, шли в гору, в то время как у Айзека Говарда они становились все хуже и хуже.

Доходы доктора неуклонно уменьшались, и он вдобавок не особенно настаивал, чтобы его многочисленные должники платили по счетам. Иногда, к возмущению Эстер, он брал плату продуктами. Люди, знавшие доктора Говарда, подтверждают, что он не отказывал в медицинских услугах пациентам, которые не могли ему заплатить. Эстер часто ссорилась с мужем из-за его небрежного обращения с деньгами и нелепых планов быстрого обогащения, которые заставили его семью скитаться девять лет по всему Техасу. Доктор Говард с удовольствием менял места жительства, тогда как его супруга твердо решила осесть навсегда.

Хотя она должна была знать, что навязчивые сравнения редко приносят пользу, Эстер не упускала возможностей напомнить мужу о профессиональных и финансовых успехах решительного и расторопного джентльмена из Голдтуэйта, сетуя на неразумность своего выбора. После таких разговоров доктор пулей вылетал из дома, громко насвистывая, чтобы утихомирить свой гнев. Обычно в таком состоянии он отправлялся к кому-нибудь из друзей, дабы поведать ему о своих бедах и несчастьях.

Соседка Говардов Энни Ньютон, ныне миссис Дэвис, считает, что такие отношения родителей Роберта стали причиной многих его проблем.

«Миссис Говард была влюблена в одного молодого человека, они собирались пожениться. Но тут появился напористый молодой доктор, и она поспешно вышла замуж за него. Очень скоро она разочаровалась, и это чувство осталось у нее на всю жизнь. Она не любила мужа и не хотела, чтобы ребенок испытывал к отцу теплые чувства, она желала удержать его при себе. Мне кажется, если бы Роберт рос в иных условиях, он был бы совсем другим…

Думаю, что Роберт стал таким исключительно из-за отношений, сложившихся в его семье. Я хорошо знала его родителей, часто беседовала с ними. Конечно же, я прекрасно знала и мальчика. Говарды были несчастливы, но миссис Говард не хотела разводиться с мужем и продолжала жить с ним Она относилась к нему в общем-то неплохо, но он, да и все остальные, прекрасно знали, что ее сердце не принадлежит доктору. И поэтому Эстер сосредоточила все свои чувства на Роберте».

Эстер Джейн Говард уже не была той привлекательной девицей, за которой много лет ухаживал поклонник из Голдтуэйта. Теперь, в сорок с лишним лет, она стала женщиной с подорванным здоровьем, изнуренной тяготами существования в различных городах и деревеньках, каждый год жизни которой отпечатался на ее лице. Хотя ее фигура несколько усохла, она держалась хорошо, выглядела спокойной, уверенной в себе и продолжала походить на леди — «Истинная благородная южанка», как отзывались о миссис Говард ее знакомые. Когда она не занималась хозяйством, то заполняла досуг чтением.

Миссис Говард всегда приветствовала пациентов мужа с меланхоличной грацией. Ее дом содержался в безукоризненном порядке и, по местным меркам, был прекрасно меблирован, но она редко приглашала к себе соседей. Будучи прекрасным кулинаром, Эстер Говард почти никогда не звала друзей или коллег доктора к обеду, за исключением тех случаев, когда приличия требовали, чтобы прибывшим издалека пациентам предложили перекусить и освежиться. Редкие гости, бывавшие в доме Говардов, находили еду хозяйки приготовленной на городской манер и считали, что она важничает. Один из мальчиков Бэйкеров отмечал, что когда Эстер в сопровождении мужа и сына приходила к ним на ферму на воскресный обед, то отвечала на их гостеприимство разве что через год. «Своеобразная женщина», — оценивал он миссис Говард.

Полная погруженность в себя передалась от Эстер Говард и ее сыну. Не спуская с него глаз ни на минуту, она «просто жила для Роберта, а мальчик для нее». Это чрезвычайное внимание к сыну подогревалось постоянной неуверенностью Эстер Говард в том, что она состоялась как мать, и она постоянно опекала ребенка.

Поощряемая мужем, Эстер старалась защитить Роберта от любой боли или разочарования. Родители пытались оградить его от соприкосновения с чем-либо «неприятным», таким как секс, рождение детей, болезнь и смерть. Поскольку ребенок, которого постоянно оберегают от душевных волнений, не может научиться противостоять трудностям, Роберту никогда не удавалось справиться самостоятельно со своими страхами, ненавистью и гневом. Он во всем и всегда зависел от своей матери, и это не могло не иметь фатальных последствий.

Всю жизнь мать баловала Роберта, Частично это происходило потому, что он был хрупким, болезненным ребенком. Но подобное отношение не изменилось, и когда он стал старше.

Мать, которая сама ощущала себя зависимой от других, обратила все свое внимание на сына, и ее собственническая преувеличенная опека преумножала страхи, испытываемые мальчиком. Роберт слишком привык полагаться на то, что мать сможет разрешить все встающие перед ним проблемы, совладает с его бурными эмоциями Это поддерживало Эстер Говард. Она чувствовала, что ее самоотверженность оправданна, даже необходима, что она хорошая мать. Желание жертвовать жизнью ради любви к ребенку облагораживало существование миссис Говард и играло главенствующую роль в ее отношениях с сыном. С того дня, когда она подарила ему жизнь, и до самой его смерти она была не в состоянии отпустить от себя сына ни на шаг.

Миссис Говард писала своей няне в 1936 году, что, когда Роберт был маленьким мальчиком, он заявил ей: если она умрет, он умрет тоже. Эти слова, характерные для шестилетнего ребенка, оказались слишком памятными для миссис Говард, которая знала, что тяжело больна. Ребенок в таком возрасте не имеет четкого понятия о смерти, он не может воспринять мысль о своем собственном небытии. Надо полагать, что тогда Эстер, очарованная любовью своего сына, одобрила его решение улыбкой или жестом, не задумываясь о том, что имеет слишком серьезное влияние на Роберта.

Ни один ребенок не в состоянии осознать необратимость смерти. Как правило, подростки приобретают более реалистичные представления о ней, понимая, что когда-нибудь неизбежно лишатся родителей. Поэтому они начинают стремиться к независимости. Роберт, однако, так и не преодолел эту фазу развития. Его мать, разочаровавшаяся в любви, не имевшая, как она считала, в своем окружении равных ей людей, вовсе не желала отпускать от себя сына. Убедив себя, что усилия мальчика оторваться от ее юбки — всего лишь результат попыток ее мужа отобрать у нее ребенка, Эстер приложила все усилия, чтобы доктор проводил с сыном как можно меньше времени. В конце концов она выиграла эту битву и, одержав победу, предопределила судьбу Роберта.

Один из жителей Кросс Кат, знавший девятилетнего Роберта, описывает его как «маменькиного сынка». Одевавшаяся лучше, чем деревенские женщины, миссис Говард наряжала своего сына в белые рубашечки, тогда как местные мальчишки носили рубашки цвета хаки и штаны из джинсовой ткани. Одно это могло сделать Роберта «белой вороной», а он, кроме того, был робок и застенчив. Слабое здоровье только усугубляло его робость и отчужденность от сверстников.

Навязчивая забота его матери и полная зависимость от нее увеличивали ранний страх Роберта перед школой. Издевательства, которые он перенес, сделали его недоверчивым, а постоянное внимание матери наделило его верой в то, что он — центр вселенной. Мальчик никогда не чувствовал себя комфортно в школе. Даже когда в Кросс Кат, а позже в Баркетте и Кросс Плэйнс, его перестали дразнить и угрожать расправой, Роберт перенес свое бессознательное раздражение, вызванное материнской опекой, на своих учителей и других людей, наделенных властью. Много лет спустя он писал:

«Я прошел через школьные годы стиснув зубы. Я всегда ненавидел школу и, когда сейчас оглядываюсь назад, все еще ненавижу ее глубокой неизменной ненавистью. Кроме математики, которая давалась мне только отчаянной зубрежкой, приготовление уроков не составляло для меня особого труда, но я терпеть не мог сидеть взаперти, а меня заставляли это делать в определенные часы. Я ненавидел обдумывать глупые ответы на такие же идиотские вопросы, которые задавали мне люди, считающие, что я нахожусь в их власти».

Любопытно отметить, что Роберт считался хорошим учеником, и, насколько помнят его школьные товарищи, он, казалось, неплохо ладил с учителями. Однако огромная обида на ограничение своей свободы осталась с ним на всю жизнь и повлияла на его решение не продолжать обучение в колледже.

Коллеги и друзья доктора знали, что Говарды не слишком-то ладят между собой. Они ссорились почти ежедневно из-за денег, из-за несдержанности доктора, из-за несходства взглядов на воспитание сына. Айзек, громогласный и напыщенный, постоянно заставлял краснеть за себя свою жену. Разозлившись на кого-то, он мог заорать: «Хотел бы я достать свой нож, вырезать твои потроха и развесить их на заборе!» Приходя в дом пациента, он все чаще и чаще требовал еды и выпивки еще до того, как ему традиционно предлагали перекусить. Он мог встрять в серьезный разговор с грубой шуткой, чаще всего в адрес Эстер. Попытки одернуть его только усугубляли положение.

Испытывая бессильный гнев, Эстер уступала мужу. Со временем она вовлекла в семейные неурядицы маленького Роберта, пытаясь полностью вытеснить доктора Говарда за пределы семейного круга. Она сопровождала мужа и сына во время прогулок, чтобы следить за их разговорами и стараться воспрепятствовать им хоть как-то сблизиться. Айзек отвечал ей тем же. Чем больше супруга не одобряла его поведение, тем больше он дразнил ее на людях неприличными шутками и поступками. А когда она начала отвечать на его паясничанье лишь презрительным молчанием, доктор стал все меньше и меньше времени проводить дома.

Доктор Говард часто искал утешения у своих соседей — миссис Ньютон, тетушки Остина Ньютона, и ее привлекательной незамужней дочери Энни. Он регулярно брал воду для питья из колодца Ньютонов, ссылаясь на то, что их вода обладает гораздо большей мягкостью, чем их собственная. Если он шел за водой после домашней ссоры и видел, что в гостиной Ньютонов зажжены лампы, он неизменно оставлял у дверей ведро с водой и заходил к ним «на огонек».

По словам Энни Ньютон-Дэвис, доктор Говард был большим любителем поговорить и постоянно испытывал потребность поболтать с кем-нибудь. Он преподносил себя как лишенного понимания супруга, не только отвергнутого собственной женой, но еще и отдаляемого от своего ребенка излишне тесной связью мальчика с матерью. Именно доктор Говард поведал дамам из семьи Ньютон о симпатиях своей жены к джентльмену из Голдтуэйта и ее горьком разочаровании, которое лишило его мира в собственном доме.

Эти вечерние посещения вызывали недовольство мистера Дж. У. Ньютона, жившего по крестьянскому распорядку. Поскольку он был вынужден подниматься с первыми лучами солнца, чтобы задать корм скоту, то и ложился рано. Визитер-мужчина, являющийся после того, как хозяин дома улегся спать, даже если он был таким уважаемым соседом, как доктор, причинял ему серьезное беспокойство. Он всерьез относился к общественному мнению. Однако миссис Ньютон была не совсем здорова и потому радовалась возможности получать бесплатные консультации доктора. Благодарный за такое внимание к состоянию здоровья жены, Ньютон не предпринимал никаких действий, чтобы прекратить эти визиты, хотя и заявлял неоднократно своему семейству, что подобная ситуация не вызывает у него восторга.

Айзеку Говарду нравилось заниматься врачебной деятельностью. Он имел дружеские отношения со всеми своими пациентами и проводил много времени в беседах с ними. Иногда он рассказывал им истории о сверхъестественном, иногда они вместе молились. Часто он обедал у пациентов, развлекая сотрапезников веселыми небылицами. «Все очень любили его, — говорит Энни Ньютон-Дэвис. — У него повсюду были крестники, что доказывает, что жены его друзей также относились к нему с симпатией». Доктор Говард даже выиграл конкурс на самого популярного человека округа, о чем миссис Барнс сообщила ему, послав письмо с двумястами пятьюдесятью подписями.

Лучшим другом доктора Говарда был, несомненно, доктор Соломон Рой Чамберс. Айзек Говард и поселился-то в этом местечке потому, что в Кросс Кат жил и работал его друг. Несомненно, что когда в гостиной Ньютонов не оказывалось света, он заходил к Чамберсам. Доктор Говард спрашивал, что ему делать с семьей, у каждого, кто был согласен его выслушать. Когда отношения с Эстер становились особенно напряженными, он иногда грозил «вырваться на свободу», то есть уйти от нее и получить развод. Хотя большинство из его доверенных лиц не могли предложить этому эгоистичному упрямцу ничего, кроме сочувственного покачивания головой, доктор Чамберс обычно советовал ему не усложнять положения, а «все уладить». Обычно после таких советов семейная жизнь Говардов некоторое время текла более-менее гладко.

Чамберс разделял интеллектуальные интересы доктора Говарда. Вместе они изучали и пробовали практиковать гипноз. Когда жена Кэлвина Бэйкера страдала от воспаления легких, доктор Говард ввел ее в глубокий транс, после чего она очнулась прекрасно отдохнувшей и не испытывала затруднений с дыханием, а впоследствии очень быстро оправилась от болезни.

Айзек Говард и его друг серьезно интересовались оккультизмом. У Соломона Чамберса была книга «Йога Рамачакры» с подзаголовком «Четырнадцать уроков по философии йогов и восточному оккультизму», опубликованная в 1903 году и выдержавшая несколько изданий. Айзек читал эту книгу и отмечал многие заинтересовавшие его отрывки. Под именем Рамачакры в действительности выступал Уильям Б. Аткинсон, автор, связанный с движением «новой мысли», основанным на рубеже веков.

В XX веке многие приверженцы «новой мысли» заинтересовались философией Веданты, заимствованной из Индии в 1890-х годах молодым свами по имени Вивекананда. Книга Рамачакры — одна из многих, написанных им, — содержала мало настоящей философии йоги, большей же частью — псевдовосточные представления, выдвинутые Еленой Блаватской и ее теософскими последователями.

Роберта никогда особенно не интересовали посещения фермы. Когда же его брали с собой, он занимался там исключительно чтением. Четырнадцать уроков Рамачакры и другие подобные труды, явно не подходящие для чтения в таком возрасте, дали Роберту понятия об оккультных и псевдонаучных учениях, которые он использовал в своих фантазиях. И он, и его отец, во всяком случае на какое-то время, стали убежденными приверженцами учения о реинкарнации. Доктору Говарду нравилось рассуждать о том, что человеческий дух поднимается к более высокой ступени с каждым удачным воплощением. Юношей Роберт тоже придерживался этой веры. Позже он объявил себя законченным агностиком, не подтверждая, но и не отрицая существования духовного мира. Однако он продолжал питать веру в возрождение в ином теле.

Несмотря на усилия Эстер Говард отдалять своего сына от супруга, ей это не особенно удавалось. Роберт сопровождал отца в некоторых его визитах и часто посещал Чамберсов. Иногда Чамберс и Говард могли сидеть часами, рассказывая Роберту и Норрису, словно своим взрослым приятелям, о смешных или драматических событиях, которые произошли на местной сахарной фабрике. Стараясь перещеголять друг друга, они громоздили одно невероятное происшествие на другое, поскольку во времена, предшествовавшие появлению радио и телевидения, рассказывание баек было самым распространенным видом досуга.

В Техасе, где небылицы всегда вплетаются в беседу, никогда нельзя понять, верить говорящему или нет. Дети, чье мышление весьма конкретно, редко могут отличить преувеличение от истины. Роберт, слушая, как взрослые рассказывают небылицы, утвердился в изобретении самоспасительной лжи. Это в дальнейшем практически стерло для него грань между воображаемым и действительностью.

Ни Айзек Говард, ни Соломон Чамберс не старались как-то сдерживать себя перед мальчиками, часто обсуждая прямо-таки шокирующие вопросы. Особенно жуткими были их воспоминания об обучении в медицинской школе и о ранней практике. Доктор Говард любил рассказывать о заданиях, которые он выполнял во время обучения. Он уносил в лес труп из анатомички и кипятил его в железном котле для стирки белья. Когда с костей сходило мясо, скелет можно было собрать и использовать в качестве наглядного пособия по анатомии. Однажды, когда доктор Говард обрабатывал тело негра, его застал за этим занятием другой чернокожий. Рассказ доктора об ужасе, испытанном беднягой-негром, и его паническом бегстве всегда веселил слушателей, однако у его малолетнего сына он мог вызвать и довольно зловещие ассоциации.

Много лет спустя Норрис Чамберс, который сообщил нам об этом, добавил:

«Доктор Говард любил использовать сильные выражения. Он часто говорил, что именно следовало бы сделать с некоторыми людьми в общине, и список получался достаточно длинным. Мой отец в этом походил на него, и, когда они собирались вместе, их беседу выдерживали не всякие уши».

Норрис Чамберс считал, что никто особо не воспринимал всерьез эти разговоры. Он, конечно, мог с уверенностью говорить про себя, но никак не про Роберта. Когда Роберт вырос, они с отцом рассказывали друг другу самые разнообразные байки, причем каждый пытался продолжить чужую историю. За подобным соревнованием во время своих визитов в дом Говардов в 1930-х годах наблюдал Э. X. Прайс.

К счастью, между Айзеком и его сыном соревнования велись не только по бойкости фантазии. Норрис Чамберс отмечает, что «большая часть бесед касалась библейских и исторических тем», и доктор «рассказывал о вещах, доступных пониманию Роберта, так что тот имел возможность обсуждать их».

Темы для созданных впоследствии рассказов-ужасов Роберта Говарда давали не только истории, услышанные им во время посещений семьи Чамберсов. Много сюжетов он почерпнул от бабушки с отцовской стороны Элайэы Генри Говард, которая любила рассказывать о различных таинственных происшествиях.

В то время, когда Говарды жили в Кросс Кат, Элайза Говард металась между семьей сына Дэвида и овдовевшей дочерью Вилли Говард Мак-Кланг. У нее сильно ухудшилось зрение, а операция по удалению катаракты закончилась неудачей. Она умерла в 1916 году почти совсем ослепшей, но все ее родственники, за исключением невестки Эстер Говард, отзывались о ней как о «потрясающей женщине».

Когда Элайза Говард навещала семью своего сына, она рассказывала маленькому Роберту таинственные истории, которые производили на него даже большее впечатление, чем потрясающие рассказы, услышанные от Мэри Бьюкенен в Бэгвелле. В 1930 году Роберт писал Лавкрафту: «Ни от одной негритянской истории о призраках мне не было так страшно, как от тех, что рассказывала мне моя бабка. В них сочетались мрачность и мистицизм галльской природы и не было ни света, ни радости…

Мои волосы вставали дыбом, когда она рассказывала о фургоне, который сам собой, без лошади, катится темной ночью по пустынным дорогам — фургоне, полном отрубленных голов и расчлененных частей тела; о призрачных хлыстах, что свистели за дверьми, которые никто не осмеливался открывать из опасения потерять рассудок от страшного зрелища. Во многих историях описывался старый покинутый особняк, почти скрытый буйно разросшимися сорняками, с веранды которого взлетают призрачные голуби».

Позже, в 1934 году, Говард положил эти истории в основу своего рассказа «Голуби из преисподней». В нем американец из Новой Англии Грисвелл и его друг Бреннер, бродя во время отпуска по Дальнему Югу, останавливаются на ночлег в заброшенном особняке, где живут только голуби. Бреннер таинственным образом погибает, а Грисвелл попадает в страшную историю, в которой бывшая служанка, владеющая чарами негритянского культа вуду, мстит за проявленную ее госпожой жестокость. Этот рассказ, опубликованный через год после смерти Говарда, стал одной из самых популярных историй о сверхъестественном.

Когда доктор Говард поселился в Кросс Кат, его практика, так же как и у доктора Чамберса, велась в обширной сельской местности. Оба доктора посещали своих пациентов в кабриолете, самостоятельно управляя легким экипажем.

Вскоре доктор Чамберс начал находить эти дальние поездки слишком обременительными для себя. Решив, что подобный образ жизни отдаляет его от семьи, которую он очень любил, Чамберс отказался от медицинской практики и купил местную аптеку. Доктор Говард, также считавший, что долгие поездки занимают слишком много времени и крайне утомляют его, не отказался, однако, от практики, а стал одним из первых людей в округе, кто приобрел автомобиль. Он купил модель «Т» Форда и нанял рабочего Бена Ганна, чтобы тот научил его водить машину.

Дик Пентекост, который после того, как сдал свой дом Говардам, переехал в Аризону, решил навсегда обосноваться на Западе. Он известил Говардов, что продал свой дом Илайдже-де-Баску и новый владелец не имеет намерений сдавать его.

Говарды освободили дом, переехали в Баркетт, деревню в графстве Колмэн, и поселились в большом белом доме совсем рядом с Пеканским заливом, который был виден с их крыльца. Как и в Кросс Кат, дом отапливался огромным камином в гостиной и кухонной печью.

Переезд в Баркетт не внес существенных перемен в жизнь Роберта. Он встречался со старыми друзьями и придумывал новые фантастические истории. В Баркетте он нашел и нового товарища — мальчика по имени Лорен Крокер, с которым стал проводить довольно много времени. Каждый день они, срезая угол заднего двора, шли к почте, где за стойкой, окруженной рядами почтовых ящиков, сидела почтальонша. Забрав почту, мальчики по пути домой останавливались у аптеки Моргана, чтобы выпить содовой или полакомиться мороженым. Иногда, когда денег на это не хватало, они довольствовались парой леденцов, что стоили пенни.

В школе Баркетта Роберт решил попробовать свои силы в командных видах спорта. Он стал заниматься баскетболом, но очень быстро был исключен из команды за грубость. Мальчик с трудом мог понять принципы командной игры. Он видел свою задачу в том, чтобы самому завладеть мячом и забросить его в корзину, совершенно не замечая партнеров. Неудачная попытка навсегда отбила у Роберта охоту заниматься игровыми видами спорта, даже бейсболом, к которому у него была явная склонность. Позднее, уже взрослым, Роберт с пренебрежением отзывался об этих играх, которые, по его мнению, способствуют физическому развитию нескольких избранных игроков, тогда как остальные пребывают в качестве зрителей. Несмотря на подобные высказывания, сам Роберт был азартным спортивным болельщиком Он часто посещал футбольные матчи, но его любимым видом спорта оставался бокс, то самое состязание один на один, к которому, судя по всему, имела неодолимую склонность его душа.

В Баркетге туберкулез миссис Говард снова перешел в активную стадию. Она все чаще и чаще проводила время в постели, чтобы набраться сил. Ее состояние требовало все больших забот мужа, причем именно тогда, когда у доктора появились первые признаки собственной болезни.

Симптомов заболевания Айзека Говарда сперва никто не замечал В какой бы дом ни заходили доктор и священник, им обязательно предлагали перекусить. Поселившись в Кросс Кат, доктор Говард пользовался преимуществами этого обычая только по необходимости, поскольку Эстер была прекрасной хозяйкой и ему больше нравилось обедать дома. Но еще до того, как семья переехала в Баркетт, доктор стал принимать угощение там, где его предлагали. Норрис Чамберс вспоминал: «Мои мать и жена спрашивали доктора, не голоден ли он, и обычно, получая положительный ответ, кормили его хорошим обедом. Он был великолепным едоком и, казалось, ему нравилась любая еда».

Если хозяин не спешил предложить ему подкрепиться, доктор не стеснялся напомнить об этом. Один из сыновей Ньютонов пишет: «Когда бы доктор Говард ни заходил в наш дом, он уже в дверях заявлял моей матери, что проголодался и съел бы ветчины или цыпленка, и уж непременно свежеиспеченного бисквита с подливкой».

Некоторые злые языки предполагали, что Эстер перестала должным образом кормить своего мужа. Это подтверждалось частыми появлениями доктора в дверях пациента со словами. «Хек только что выставила меня вон!» Однако постоянный голод, который испытывал доктор, не имел ничего общего с качеством стряпни его жены. Он был симптомом надвигающейся болезни. Поскольку, несмотря на свой недюжинный аппетит, доктор Говард так и не растолстел, мы можем предположить, что он страдал нарушением обмена веществ.

Повышенный аппетит — также один из симптомов диабета. Поскольку эту болезнь позднее обнаружили у Айзека Говарда и она стала в конце концов причиной его смерти, вполне возможно, что она начала развиваться именно в Баркетте, когда усилились все его невзгоды. Его брак можно было окончательно признать неудачным. Жена тяжело хворала. Недавно скончалась его мать, что вызвало радость у Эстер. Она весьма бессердечно отзывалась о престарелой слепой Элайзе Генри Говард: «Эта старуха все никак не умрет, но ведь и поправиться она уже не может!» Кроме прочих неприятностей Айзек и Эстер начали в открытую бороться за сына. А, как известно, стрессы повышают содержание сахара в крови у тех, кто имеет наследственную склонность к диабету.

Живя в Баркетге, Говарды часто отправлялись на длительные прогулки в коляске или же на автомобиле. Миссис Говард часто развлекала родных, читая наизусть стихи, которые она удивительно хорошо запоминала. Доктор Говард говорил: «Она любила поэзию. Стихи, записанные на отдельных листках и в тетрадях, хранились в ее памяти, так что с детства Роберт слышал поэтические строки изо дня в день. Эстер любила все прекрасное». Но она отправлялась, в эти поездки не для того, чтобы развлекать мужа и сына, а, скорее, чтобы не оставлять их наедине.

Айзек Говард, без сомнения, так же как и Роберт, обожал приукрашивать вычитанные им в книгах эпизоды собственными дополнениями и подробностями. Именно во время таких прогулок Роберт стал проявлять себя как рассказчик. Отец в беседах со своими близкими приятелями иногда цитировал слова сына, произнося их с немалой гордостью. Айзек Говард говорил:

«Часто во время поездок я предлагал какую-либо историческую тему, а он подхватывал ее и говорил очень интересно, обнаруживая широкие познания в фактах, о которых я имел лишь общее представление. Он мог рассказывать сколь угодно долго, пока полностью не описывал все, что могло касаться того или иного эпизода. У Роберта была прекрасная память и такое же яркое воображение».

Элси Барнс, живущая достаточно близко, чтобы иметь возможность постоянно общаться с семьей Говардов, полагала, что эти длительные прогулки очень отличались от того, что происходило у них в повседневной жизни. Миссис Барнс писала: «Часто они останавливались на обратном пути в каком-нибудь тенистом уголке около ручья и устраивали пикник, к которому тщательно готовились заранее. Казалось, в такие минуты в семье царил нерушимый мир».

Так прошли годы I мировой войны. Роберт переходил из класса в класс в школах Кросс Кат и Баркетта, а в свободное время часто совершал прогулки, как конные, так и пешие. Выходя из подросткового возраста, он стал более крепким. Мальчик по-прежнему придумывал истории о безрассудно храбрых и отчаянных героях, воображая себя самого то ковбоем, то индейцем, то пиратом, то викингом или разбойником. Как и раньше, он убеждал своих приятелей играть в сочиненных им пьесах, занимался боксом с Остином Ньютоном и Эрлом Бэйкером, устраивал показательные выступления по метанию в цель ножа, читал все, что только попадалось к нему в руки И по-прежнему служил яблоком раздора между своими потерпевшими крах в семейной жизни родителями.

Через год после того, как закончилась I мировая война, Говарды решили купить дом в Кросс Плэйнс в двенадцати милях к северо-востоку от Баркетта. Кросс Плэйнс был удачным местом для постоянного жительства Говардов. Доктор мог продолжать свою практику, поскольку во время правления энергичного, хоть и насквозь продажного, губернатора Техаса «Фермера Джима» Фергюсона дороги содержались в неплохом состоянии. К тому же в школе Кросс Плэйнс, условия для обучения были лучше, чем в Баркетте, а Говарды весьма серьезно относились к будущему своего сына. Доктор Говард надеялся, что Роберт будет изучать медицину и последует по его стопам, хоть мальчик и не проявлял ни малейшей склонности к медицине. В конце концов, если миссис Говард большую часть времени должна была находиться дома, жилище семьи могло быть устроено так, чтобы дать ей возможность выздороветь, а остальным членам семьи — не заразиться.