Проклятие Гиблого хутора

Глава 7

Ночью пошел дождь.

Я приоткрыла дверь, прислушиваясь к отдаленным раскатам грома, и немедленно получила холодный душ с козырька над крыльцом. Предрассветный жиденький утренний свет расплывался в монотонной густой мороси. Увиденное укладывалось в рамки определения рассвета с большой натяжкой, но я была полна решимости довести дело до конца. Данное самой себе обещание делало меня храброй. Или глупой – смотря с какой стороны посмотреть.

Когда я дотащилась до острова, дождь прекратился, но мне уже было все равно – я вымокла до трусов. Вокруг было сыро и достаточно противно. Первый же колючий куст впился мне в штанину, к лицу липла всякая дрянь, с веток за шиворот текла вода, но я упрямо продиралась сквозь истекающий влагой лес.

Топая по едва приметной тропинке, я сокрушенно думала о том, что в моей авантюре нет ни капли романтики. То ли дело в книжках! Там приключения непременно происходят ясным солнечным утром, про непролазную грязь – вот подстава! – ни полслова.

Честно говоря, я имела весьма слабое представление о направлении своего пути, так как на острове оказалась впервые. Полагаясь на традиционный русский авось, я надеялась, что так или иначе наткнусь на что-нибудь необычное, что поможет мне разгадать загадку, а пока просто брела по тропинке, глазея по сторонам. Ничего необычного на глаза не попадалось.

Над высокими деревьями скользили облака, сверху давила тишина настороженной природы, которая не только не была приученной к присутствию людей в этих местах, но и нисколько в этом присутствии не нуждалась.

Ничего не происходило, но потихоньку в душу просачивалась тревога. Чем дальше я углублялась в лес, тем подозрительнее мне казались окрестные заросли. Лес вокруг казался обычным лишь на первый взгляд. Но, пообвыкнув, я поняла, что совсем не слышу щебета птиц, а под ногами все больше крапива да чертополох. Зеленый лес упорно казался вымершим, и все больше наводил на меня ужас, сродни тому первобытному ужасу перед необъяснимым, которое позже переименовали в чувство самосохранения.

Но отступить значило бы признать свое поражение, а я не привыкла проигрывать. В конце концов, реально мне пока ничто не угрожало. Поэтому, одернув липкую футболку, я продолжала свой путь сквозь туман, клубящийся вокруг.

Как я ни храбрилась, ужас нарастал. Мне уже чудилось, что деревья сами собой поворачиваются мне вслед и зловеще трещат сучьями в затылок. Когда я задирала голову в надежде увидеть солнце, небеса будто уносились ввысь и отсиживались там, отказывая в помощи.

Тропинка никуда не подевалась, она по-прежнему вилась под ногами, что заставляло меня сомневаться в том, что остров так уж необитаем, но вот деревья! Черт бы их побрал! Мне казалось, что они сомкнулись как-то чересчур плотно, а когда я заставила себя обернуться, обнаружилось, что позади – сплошной частокол из шершавых замшелых стволов.

Тропинка исчезла…

Точнее говоря, она начиналась ровно с того места, где я стояла, как если бы меня, словно Элли, занесло сюда ураганом и воткнуло посередь дремучего леса. Еще немного и я поверю в бабу-ягу.

Мама дорогая!

Я уже созрела для бегства. Но куда бежать? Деревья обступили меня плотным кольцом, начисто отрезав путь к отступлению.

Не желая верить в очевидное, я прошла немного вперед и шустро обернулась, рассчитывая засечь движущиеся деревья с поличным, однако те, разгадав мой маневр, и не думали двигаться – стояли себе, зарывшись корнями в густой мох. Срочно требовалось либо найти происходящему разумное объяснение, либо переехать в сумасшедший дом, причем второе сейчас казалось мне предпочтительнее.

Пути назад не было, и я рванула вперед, но тут оступилась, кубарем скатилась по склону небольшого оврага и заревела. Теперь-то я понимала, что соваться сюда в одиночку было непроходимой глупостью, но где были мои мозги два часа назад?

Ну какой из меня сталкер? Я продрогла до мозга костей, одежда промокла насквозь и испачкалась. И мне было страшно! Здесь, посреди огромной лужи на дне оврага я казалась себе такой жалкой и беспомощной, что слезы текли рекой.

Не знаю, сколько времени длилась истерика, но внезапно страх перешел в злость. Ну, уж нет! Так просто я не сдамся! Терять мне, кажется, нечего, я в дерьме по самые уши, так что остается как-то выпутываться. Когда у человека не остается другого выхода, он начинает действовать. Наверное, включается тот самый инстинкт самосохранения. Мою решительность подстегнул страх остаться в этом лесу на ночь. До утра я точно не доживу, а, значит, нужно что-то делать. Для начала неплохо бы выбраться из этого оврага.

Страх придал мне сил и наверх я вскарабкалась с ловкостью цирковой обезьянки. Однако, то, что ожидало меня на поверхности, оказалось совершенно шокирующим.

На голом темени бугра в два ряда высились обугленные венцы толстых бревен. Целая улица сгоревших домов, вросших в землю и присыпанных сверху глянцевыми угольками. Там и тут раскорячились ржавые конструкции, в которых угадывались остовы кроватей с панцирной сеткой. На чем-то подобном так весело было скакать в летнем лагере много лет назад.

Это воспоминание слегка примирило меня с действительностью и я, осмелев, двинулась к ближайшему дому, точнее, к тому, что от него осталось. Долго примеривалась, прежде чем потрогать недоеденное огнем бревно. Оно было настоящее, влажное от дождя и немного скользкое.

Под ногой что-то хрустнуло. Я опустила глаза и обнаружила какие-то склянки, сплавившиеся в причудливый ком. Ого! Похоже, полыхало тут знатно, – подумала я, прикидывая, при какой температуре плавится стекло. Этого я так и не вспомнила, но нервы пришли в норму. Я уже не так боялась. Во мне проснулось обычное любопытство.

Каким-то чутьем я догадывалась, что попала совсем не в то место, о котором слышала от Юрика. Удивительно, что прежде я никогда не слышала о существовании на острове какого-то поселка. Что это было? Дачный кооператив? Или летний лагерь?

Немного побродив по пепелищу, внутри одного из срубов я наткнулась на ржавый металлический лист и почти машинально поддела находку ногой. Лист неожиданно легко перевернулся и среди прочего мусора, уцелевшего от огня, я заметила полуистлевшую бумажку, которую немедленно захотела изучить.

Увы, это оказалась всего лишь незаполненная курортная карта санатория «Золотые сосны» – так, очевидно, назывался сгоревший поселок. На всякий случай я сунула находку в карман брюк. Оглядываясь, я обнаружила еще одну странность. Судя по останкам санатория, полыхало тут как в олимпийском факеле, однако лес вокруг стоял целехонький, а ведь огонь просто обязан был перекинуться на деревья: ближайшие ели прежде касались лапами крыш, если я правильно рассчитала высоту домиков. Конечно, нужно учитывать, что пожар случился не вчера, деревья подросли, однако какие-то следы обязательно бы остались.

Для верности я внедрилась поглубже в хвойные заросли, пристально изучая ветви и стволы. Ничего! И травка возле домов сочная и зеленая, а вот у дома на Кордоне, что сгорел лет десять назад, растительность до сих пор растет чахлая и проплешинами.

Пока я блуждала в густом подлеске, мои физиологические потребности настойчиво напомнили о себе. Проще говоря, жутко захотелось пописать. Место было весьма подходящим, но для верности я пролезла между двумя растопырчатыми елочками, образующими что-то вроде беседки.

Покончив с делами, я высунулась из своего укрытия и слегка опешила. Воздух вокруг словно заклубился, стало темно, будто наступила ночь, хотя часы на руке показывали полдень.

Встревоженная, я выскочила на пожарище.

Оно исчезло!

Больше того, я оказалась посреди деревенской улицы, по которой, как ни в чем не бывало, бродили люди. То есть, бродила-то как раз я, а все остальные занимались своими делами: старики сидели на завалинках, какая-то девчонка в сарафане тащила ведра на коромысле, успевая строить глазки хлопцу в лихо заломленном картузе, под ногами с визгом копошилась мелюзга.

Глаза у меня сделались плошками, челюсть отвалилась и вообще вид, наверное, был дурацкий, но никто вокруг не обращал на меня внимания. Не в силах сдвинуться с места, я таращилась на возникших из ниоткуда крестьян, не в силах понять происходящее. Все вокруг напоминало кино на историческую тему. Старинная одежда, странный говор, отдаленно напоминающий русскую речь, непривычная, какая-то нездешняя внешность.

Может, правда, кино снимают? – подумала я с надеждой. А что до пепелища, так может я просто не с той стороны выскочила?

Эта мысль меня обнадежила. Воодушевленная, я бросилась к нарядной молодухе в хорошеньком кокошнике и попыталась ухватить ее за пышный вышитый крестиком рукав.

Рука ухватила пустоту, а женщина прошла сквозь меня, как сквозь пустое место.

Это уже походило на кошмар. Страшный сон наяву. Хотелось визжать, орать во все горло и биться головой о землю. Все, что угодно, лишь бы все кончилось. Сдержаться не было сил и я заорала.

Бестолку. Никто не заметил, а я быстро выдохлась. На счастье в голову пришла спасительная цитата: «если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним». Не думала, что пригодится. В самом деле: мне никто не угрожает, более того, никто даже не подозревает о моем присутствии. Я не могу понять, что происходит, но можно попытаться это понять, оставаясь сторонним наблюдателем.

Короче, я решила взять себя в руки и решать проблемы строго по мере поступления и для начала попыталась просто внимательно разглядеть то, что меня окружало.

Сразу возник вопрос: с чего это жители деревни – кем бы они ни были, – разгуливают среди ночи? Задрав голову к небу, я немедленно заметила там пузатую тушку луны, застрявшую в какой-то там четверти. Ярко светили звезды. А народ вокруг и не думал спать. Насколько мне известно, в деревне как раз спать ложатся рано, а встают с рассветом. Может, у них праздник какой?

Ох, прав был Петрович – чудные дела творятся на острове. Неужто и Дашка это видела? Нет, не может быть. Она бы обязательно все сфотографировала, а, насколько мне известно, на ее фото лишь искалеченные деревья. Похоже, с самого начала я свернула куда-то совсем в другую сторону. Сколько я ни приглядывалась, не нашлось поблизости ни хоть сколько-нибудь искривленной березки, ни сосен с подпалинами. Нужно было у Петровича дорогу выспросить, да где там! Он и слышать не хотел о вылазке на остров. Эх!

Тем временем с окраины призрачной деревни донесся гортанный крик. Слов я не разобрала, но, поскольку все население дружно рвануло в ту сторону, пристроилась следом.

По лицам людей я пыталась определить, какого рода зрелище нас ждет, но не слишком преуспела. Народ шагал бодро, вроде как раньше на первомайских демонстрациях (я знаю, видела хронику), только вместо флажков тащил с собой разную домашнюю утварь – что-то вроде наших пиал. В столовую, что ли собрались на ночь глядя?

Пока я гадала, толпа вынесла меня к воротам. Час от часу не легче! Это не остров, а представление братьев Сафроновых – сплошные фокусы!

Мы ненадолго остановились, и я успела рассмотреть высокую стену с устрашающими башнями, по верху которых шли такие мааа-аленькие дырочки, в которых под луной что-то поблескивало. Не хотелось себя огорчать, но, кажется, это были ружья или из чего они там стреляли в своем каменном веке?

Вместе с остальными я просочилась в ворота и оказалась на огромной площади перед внушительным барским домом в окружении десятков построек поменьше.

Дом меня заинтересовал, но толпа стремилась дальше, пришлось не отставать.

Еще одни ворота, за которыми простирался… живописный сад. Мне уже с трудом верилось, что каких-нибудь полчаса назад я блуждала по самому обыкновенному лесу. Теперь вокруг шелестела листвой сплошная экзотика. Один недостаток – вся она была какая-то низкорослая и кривоватая, прямо как березы на Дашиных фотографиях. Нет, березами здесь и не пахло. Я не сильна в ботанике, но, кажется, тут имелись даже какие-то пальмы. Рядом со мной росло что-то вроде сливы. Воровато оглянувшись, я сорвала парочку. Одну отправила в рот, а вторую сунула в карман. Сливы, в отличие от людей, оказались совсем не призрачными, а вполне реальными, только незрелыми.

Люди вокруг меня больше никуда не торопились, зато оживленно переговаривались между собой. Я навострила уши, но напрасно – их речь звучала для меня как тарабарщина. К своему стыду удалось разобрать лишь одно слово, которое повторялось чаще всего – «сам».

Внезапно голоса смолкли. Толпа отхлынула назад в едином порыве, а я осталась торчать посреди газона, как флагшток в пионерлагере. Сердце ухнуло в пятки, но я вовремя вспомнила, что никто меня не видит, и осталась на месте.

Не подумайте, что я такая храбрая, просто увиденное вогнало меня в столбняк. Мне не пришлось напрягать воображение, чтобы понять, где я оказалась. Это было самое настоящее капище! Обложенное камнями кострище, гигантский валун и врытый в землю деревянный столб, покрытый резьбой, пучками перьев и вымазанный чем-то красным.

Желудок сжался от нехорошего предчувствия. Мало того, что вокруг призраки, так они, может, еще и людоеды? И что у них на обед? Надеюсь не маленькая любопытная идиотка? Я чувствовала себя красной шапочкой, которая вместо бабушки забрела в стаю голодных волков.

Однако боялась я напрасно. У смерти сегодня был другой кандидат. Он отчаянно блеял, пытался поддеть на рога зазевавшихся. В желтых глазах большого черного козла плескался ужас – животное чувствовало, что ничего хорошего его не ждет и шарахалось от протянутых со всех сторон рук – каждый из присутствовавших норовил погладить бедолагу или подержать его за рога. Парочка особо настырных уже получила этими рогами в бок на потеху остальным.

Вообще чувствовалось, что у собравшихся настроение приподнятое. Они разжигали костер, сыпали в ямку, выдолбленную в валуне, какие-то зерна и возбужденно переговаривались.

Сочувствуя рогатому бедолаге, я пропустила момент появления главного действующего лица. Каким-то образом он оказался прямо у меня за спиной, я едва успела отскочить в сторону, давая ему дорогу. К тому времени я уже уверилась в том, что для всех присутствующих остаюсь невидимой, но этот человек на секунду притормозил, словно уловил движение воздуха при моем поспешном бегстве. Его глаза шарили вокруг, он словно искал кого-то в толпе. Чутье подсказывало, что он чувствует присутствие чужака, точно так же как некоторые способны чувствовать присутствие призраков среди живых.

А ведь для них я и была призраком!

Испугавшись, я юркнула за широкую спину какого-то крестьянина и решилась выглянуть лишь через пару минут. Вокруг снова зашептали – «Сам! Сам!», – но уже едва слышно, будто шелест прошел по толпе.

Хозяин – а кто еще это мог быть? – отошел уже довольно далеко от того места, где я пряталась и можно было получше разглядеть его. Это был мужчина за сорок, с окладистой бородой, неподвижным лицом и абсолютно черными глазами, похожими на кипящую смолу. Он стоял возле козла, который вдруг перестал блеять и мелко дрожал. Бородач что-то негромко сказал низким рокочущим голосом, и животное словно через силу подняло голову, подставив беззащитную шею. В руках «Самого» оказался здоровенный тесак, и через секунду для бедняги все было кончено.

Ноги козла подломились, но его тут же подхватили четыре помощника, которые оттащили еще агонизирующее животное к огромному камню. Кровь поначалу хлестала во все стороны, потом потекла ровнее, бурля и пенясь в каменной лунке. Меня затошнило. Сердце бухало в горле, мешая дышать. Ноги дрожали, как недавно у жертвенного козла, перед глазами все плыло. Я смутно видела, как тушу козла перенесли на землю. Бородач, бормоча какие-то заклинания, помешал в лунке деревянной палкой, рукой зачерпнул горсть кровавой каши и поднес ее к лицу.

Кажется, я закричала. Воздух вокруг словно взорвался. В глазах потемнело. Я приняла тьму с благодарностью.