Глава шестая Дух и зверь

Бога войны почитают во многих ипостасях, в том числе и мирных. Как известно, наиболее позитивной стороной его является Святой Каур, покровитель борьбы и состязаний. Жрецы и монахи посвященных ему храмов и Орденов давно пытаются донести мысль, что борьба делает из нас тех, кто мы есть. Даже сейчас я, занимающий почетное место докладчика, по мнению этой братии, борюсь за место под солнцем, ведь здесь мог находиться другой смертный, которого я своими размышлениями, своими умозаключениями, своей работой в науке поборол и над которым поднялся. Признаться, тут есть рациональное зерно, укладывающееся в простую формулу: «Жизнь — это борьба». Но, дополняя учение тех, кто поклоняется Кауру, я бы уточнил: «Жизнь — это прежде всего борьба с собой».

Из доклада Алесандра Генр фон Шдадта при вступлении в должность заведующего кафедрой боевой магии

— Тварь! — бесновался Тавил. — Ублюдок! Скотина! Мы из-за него… А он… Ублюдок!

Затон и Ахес молчали. Затон — потому, что лихорадочно размышлял, что делать, Ахес — потому, что искал, куда исчез Олекс.

Тавил с ненавистью пнул ничем не провинившийся труп гнома с размозженной башкой. Холодные пальцы гнома все еще сжимали древко секиры. Застыв на месте, Тавил представил, что он сделает с Олексом, когда они его найдут. Нет, нельзя, надо подождать, пока они доберутся до Мастера, а там уж он превратит этого ублюдка в полуживой кусок мяса. Хотя и это вряд ли: первой на нем отыграется Эвана, и, если Мастер будет не в настроении, Олекс из ее лап не вырвется.

— Он… далеко, — промолвил Ахес и как-то тяжело осел. Использовать морфе под таким убоговским дождем было трудно, барабанящие по земле капли сильно усложняли использование возможностей.

— Где? Я лично притащу его!

— Нет, Тавил. Там еще упыри… и человек… Они двигаются… друг другу навстречу.

— Что?!

— Погоня? — полувопросительно-полуутвердительно сказал Затон.

— Скорее всего. — Ахес глубоко вздохнул. — Человек — маг. Его аура хорошо скрыта, поэтому я не смог разобраться в его уровне.

— Маг? Откуда у упырей маг?.. — Тавил оборвал себя на полуслове и, застонав, согнулся.

Затон тревожно посмотрел на него: неужели Тавил, как и Олекс, серьезно ранен? — но успокоился, как только Тавил выпрямился и надтреснутым голосом произнес:

— Что происходит? Почему вы еще не в Талоре?

Ахес и Затон поклонились. Мастер не присутствовал в сознании Тавила настолько, чтобы видеть их, но сработала привычка. Они именно так встречали его.

— Непредвиденная ситуация, — сказал Затон. — Неожиданно испортилась погода, что изменило движение Границы, и нам пришлось менять путь несколько раз. И еще Олекс… Он получил серьезные ранения во время схватки с Хранителем. Они не позволили ему передвигаться самостоятельно. Я попытался излечить его, но…

— Но?

— Что-то пошло не так. — Затон съежился. Мастер не мог наказать его сейчас, но сам факт, что Мастер может его наказать, пугал. — Успокоительное средство почему-то подействовало как активизирующее… Он сбежал.

— Сбежал. — Лицо Тавила было бледным, и вообще он выглядел так, будто его сейчас вырвет. — Это плохо.

— Позвольте сказать, — вмешался Ахес.

— Говори.

— За нами следует отряд упырей в сопровождении мага-человека. Я подозреваю, что Олекс отправился им навстречу. Похоже, он жаждет схватки.

— Маг? Это хуже… — Лицо Тавила приобрело выражение, будто его уже вырвало. — Забудьте об Олексе и двигайтесь к Талору со всей доступной скоростью. Вы должны оказаться там до рассвета.

Тавил осел на землю, безудержно кашляя. Взаимодействие с сознанием Мастера далось ему нелегко, но из всех слуг Мастера Тавил единственный был способен к телепатическому общению с ним.

— Значит… бросаем его? — произнес Ахес в никуда. Кого «его» было понятно без дополнительных определений.

— Это приказ. — Тавил пожал плечами и встал. — Он давно мешал нам работать слаженно. Мы это понимали, и, думаю, Мастер это понял.

— Понял, говоришь? — Ахес поднял руки и сжал пальцы в кулаки. — А не боишься, что когда-нибудь такой приказ будет отдан по твою душу, и мы это тоже… поймем?

— Я не неудачник, как этот, — ощерился Тавил. — И отлично знаю, на что способен, и не преувеличиваю своих сил. И тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. Тогда, с Эваной…

— Прекратите.

Тени вокруг Тавила и Ахеса угрожающе зашевелились. С трудом различимые в ночи и под дождем, они тем не менее заставили смертных прекратить грызню и обратить внимание на своего низкорослого товарища. Затон тем временем достал из плаща три желтых пилюли, при виде которых Тавил и Ахес дружно издали звук, напоминающий попытку кота закудахтать.

— Только не говори, что нам придется… — Тавил отступил на шаг назад.

— Приказ Мастера, — пожал плечами Затон. — И ты прав, я не скажу, что придется делать. Вы это уже поняли и понимаете, что другого выхода нет.

— Служение Мастеру — полное повиновение, — прогудел Ахес— Наша жизнь, Тавил, не принадлежат нам, но хотя бы наша смерть принадлежит нам.

— Что-то не нравятся мне твои рассуждения, а ведь нам сейчас принимать эту гадость, — подозрительно покосился на него Тавил.

— Если нам суждено умереть по приказу Мастера — мы умрем. — Ахес взял у Затона пилюлю и проглотил ее. — Но, умирая, мы можем делать все что угодно. И это прекрасно.

— Чем дольше я живу, тем дольше служу Мастеру, — отрезал Тавил. — Не вижу смысла умирать раньше времени, отведенного Сестрами.[14] По мне, нет ничего более безобразного, чем смерть раньше отпущенного срока.

— Не время проводить этико-эстетические диспуты, — раздраженно проворчал Затон, проглатывая пилюлю. — Давай, Тавил, ты один остался.

Тавил нехотя взял последнюю пилюлю. Минуту они стояли молча. А потом Тавил завопил и подпрыгнул на три метра вверх, молотя ногами потоки дождя. Затон начал пританцовывать, а Ахес одной рукой подкинул ящик, легко поймал его и взвалил на плечо.

— Это, хи-хи-хи, дерьмо полное, хи-хи-хи… — Тавил продолжал атаковать дождь. — Ненавижу, хи-хи-хи, это состояние, хи-хи-хи, чтоб тебя, Затон, хи-хи-хи…

Затон, подавив смешок и не позволив себе рассказать бородатый анекдот, развернулся в сторону Талора.

— Пора. Бежим без остановок. Первым груз несет Ахес, после него Тавил, затем я. Согласны? Отлично. Вперед.


…Дождь обмывал растерзанные тела. Анубияманурис зевнул, рассеянно проследив, как в течение секунды три странных существа (таких аур он раньше не встречал) набрали скорость, с которой бегал его дальний родственник, бог восточного ветра Апулос, и достал кривой нож. Души смертных собирались за его спиной, негромко переговариваясь.

«И чего их в эту Границу тащит? — подумал бог смерти, обрезая нить души Таллания. — Ведь мрут здесь, как мухи осенью, а все равно лезут. Нет, не пойму я этих смертных…»


Граница проплывала перед глазами. Своим кустарником и буйными травами она напоминала обычную степь. Таких степей полно и в Серединных Землях, и в Равалоне, и в мириаде миров, близких и далеких от Равалона. Вызванный магией дождь не позволял разглядеть, что там впереди, а магическое зрение в команде Живущих в Ночи и человека никто не использовал.

Уолт вздохнул. Убоги подери, зря он решил покрасоваться. И перед кем? Перед упырями! Сказать по правде, слова Иукены совершенно его не задели. К тому же Живущая в Ночи только и добивалась, чтобы вызвать в нем раздражение, и злилась, понимая, что у нее ничего не получается.

А теперь все тело ныло, даже та часть, которую метафизики называют духом, а маги — тонким телом. Обычным смертным не понять, что такое боль тонкого тела, фокусирующего колебания Сил и потоки энергий. Обычный смертный не занимается волшебством, потому-то и является обычным смертным, обычным, как стилос, да такой, на который не наложено заклятие. Магия льда была непривычной для Уолта. Теперь это сказывалось. Ему пришлось на время отказаться от концентрации Силы возле Локусов Души. Локусы Души — хрупкие приборы, алхимические колбы из серебристого хрусталя, тончайшего материала, из которого кумбханды Юга создают невероятно изящные вещицы (на них даже дышать опасно). Так вот, алхимические колбы, а Уолт, если продолжить метафору, насыпал в эти колбы селитры, перемешал с серой и древесным углем, а затем поджег все это. И еще начал молотить сверху дубиной.

Если бы операцию проводила команда боевых магов, сейчас бы один маг подпитывал Намина Ракуру, другой окутал бы их защитными Заклинаниями. Так было бы правильно. И в соответствии с канонами, написанными кровью боевых магов, которые этих канонов не знали и смертью своей открывали для тех, кто шел следом.

Но это не операция боевых магов, и каноны нарушаются один за другим. Живущие в Ночи с их Силой Крови, может, и способны работать дружно, но они не готовы быстро сработаться с Уолтом, так же, как и Уолт с ними. Приходилось доверять самому нелюбимому Уолтом богу — богу удачи, четырехликому Саваху,[15] шутнику и затейнику.

Дождь усилился, и это означало, что они приближаются. Как только до атаковавших Лангарэй останутся считаные сотни метров, они должны остановиться, чтобы упыри приготовили Клинки Ночи, а Уолт — мощные боевые и защитные Заклинания. Понтей просил быть осторожнее, чтобы не повредить груз с Ожерельем, а значит, надо быстро рассчитать радиус выброса, декогеренцию Силы и кривизну отражения Изумрудного Вихря.

Что-то быстрое и темное пронеслось перед варгом Огула. Холодок промчался по затылку Уолта. А потом варги, взвившись в воздух как по команде, начали извиваться, пытаясь сбросить с себя всадников. Взбешенные непонятно чем, они проявили недюжинную силу и ловкость. А по земле покатилась волна, разрывая ее травяной эпидермис, вздыбливая, могучими валами раздирая застонавшее пространство.

Уолт едва успел швырнуть Воздушную Подушку под Иукену и Понтея, оказавшихся в сердце вздыбившейся земляной волны. Вадлар успел соскочить с варга и убегал от остервеневших Стихий. Уолт, чувствуя, что его варг вот-вот выйдет из повиновения, спрыгнул на землю. Приземлился неудачно, упал и едва успел выхватить Убийцу Троллоков, когда развернувшийся варг, бешено рыча, помчался на него. Свитки были далеко, доактивировать не удастся, Силу от Локусов Души он отвел тогда, когда переправлялись через ту убоговскую реку и он колдовал в той сфере, в которой еще ни разу не пробовал; на сосредоточение, жест или слово не было времени, надо было решать, как встречать варга в оставшиеся несколько секунд. В таких ситуациях советуют использовать пульсар, сконцентрированный пучок сырой Силы, но на это затратится слишком много Силы, а еще непонятно, кто напал на Огула и сколько Сил уйдет на него.

А еще пришлось отвлечься на рвущуюся из глубин самости сущность, о которой он забыл, о которой он должен был не помнить. Которая своим появлением слишком многое могла изменить — и не только в его жизни. И приходилось тратить внимание и еще более драгоценное время, сочно забившееся в своем круговороте, приходилось сдерживаться, страшась и злясь, помня и забывая одновременно.

А потом, когда он очнулся от нахлынувших чувств и энергий… Варг налетел, брызнув слюной в лицо. Его не испугала железка в руке лежащего на траве двуногого. Впрочем, испугай она его, он бы не понял, ведомый желанием убивать, сдерживаемым так давно, что и не вспомнить. Раскрытой пастью варг целил в шею, способный перекусить ее и оторвать голову в один укус.

Уолт запаниковал. Так не должно быть. Варг слишком близко. Ракура потратил чересчур много — ах, как это звучит для двух секунд! — времени.

Мощное тело варга зависло над Магистром, и он теперь не успел бы сформировать и пульсар. Все, что он мог, — выставить меч перед собой. И закрыть глаза, точно от этого что-то зависело. Надеяться, что варг окажется настолько глуп, что нарвется на лезвие, не приходилось. Уолт и не надеялся.

А потом в клепсидре Времени упала одна песчинка. А потом еще одна. И еще. А Уолт продолжал жить.

Маг рискнул приоткрыть один глаз. Раскрытая пасть — ого, какие зубища! — зависла в пяти сантиметрах от лица Ракуры. Налитые кровью глаза — да, кстати, и воняет из пасти! — смотрели прямо в лицо Уолта. Но почему-то — о Вечность, матерь богов, как же воняет! — в этих глазах не было следов жизни.

Варг нависал над человеком, и варг был мертв. Маг открыл глаза и быстро осмотрелся. Надо же, приятный сюрприз… Ну, Алесандр, спасибо. Отличный меч. Варг не нарвался на Убийцу Троллоков, а зашел сбоку, чтобы достать жертву. Но прямое лезвие изогнулось и удлинилось, как подозревал Уолт, именно в тот момент, когда варг наскочил на него, брызгая слюной из жутко воняющей пасти. Раньше или позже было нельзя: раньше — варг успел бы увернуться, позже — Уолт отправился бы в Посмертие. Ну и вонь, о боги! От нее одной можно умереть… Уолт отбросил тело варга небольшим пульсаром, подобрал мешок и поднялся, засунув меч в ножны. Достал пояс со свитками и надел на себя. Сплюнул и недобро огляделся. Вокруг было полно развороченной мокрой земли в рост Уолта, которая заслоняла обзор не хуже дождя.

Проклятье, как давно он не участвовал в такой схватке! Боевых магов учили сначала приготовиться и лишь затем нападать. Он, помнится, тогда посмеивался, а вот теперь лопухнулся из-за этой самой привычки. Конечно, он привык, что его окружает верное кольцо защиты, поставленное им самим, как тогда, когда они с Джетушем сжимали Сферу Таглионаркша над Прорывом Тварей из Нижних Реальностей, не опасаясь бросающихся на них с воздуха чудищ, сжигаемых Огненным Барьером, или как тогда, когда орки-охранники ставили щиты, прикрывая и бледнокожего мага, и собственного шамана, а они плели Заклинания, пока над ними свистели вражеские стрелы.

Ты так давно отвык получать под дых и отвечать тут же ударом. Ты привык к тому, что сначала все надо рассчитать и проверить, а затем перепроверить и лишь потом бить. Так и должны работать боевые маги. Одна ошибка — и проблемы будут в минимуме только у них, а в максимуме — у совокупности миров, граничащих с реальностью, где действовал маг.

Но иногда следует забыть об осторожности. Иногда стоит забыть негласный девиз Гильдий Магов — выжить самому и выжить других. И рисковать. Убогов варг об этом напомнил — и стоит радоваться, что напоминание закончилось так удачно для Уолта и так печально для варга.

— Сзади! — кричал Вадлар.

Кричал Уолту.

Наверное, стоило развернуться, чтобы понять, что там такое — сзади. Может быть. Но Уолт прыгнул вперед, оборачиваясь в прыжке и не жалея Силы, хотя после могло вывернуть наизнанку, ударил пульсаром. Отсвечивающий ярко-голубым шарик, едва отделившись от его руки, раздулся до циклопических размеров, метров пять в диаметре, и двинулся вперед, а может, и назад, смотря как воспринимать относительность сторон, ведь что-то там было сзади, но смотрел сейчас Уолт вперед, скрипя зубами от охватившей все тело боли. Да плевать на это, потому что он следил, как пульсар все на своем пути превращает в прах, оставляя только оседающую ярко-голубую пыль и борозду, увидев которую на своем поле, крестьянин бы возжелал, чтобы десяток таких появился и у соседей, пока он приходит в себя от неожиданности.

А затем пульсар распался, ворохом искр разлетевшись в стороны, точно согнанное с огорода воронье, и напоследок осветив фигуру в плаще, которая стояла, скрестив руки на груди. Почему-то подумалось, что на лице, скрытом капюшоном, играет издевательская улыбка.

Если бы Локусы Души умели стонать, они бы застонали, когда Уолт погнал через них Силу. А так от боли скривился сам Уолт, но останавливаться он не собирался, если бы у него даже пошла носом кровь — самый худший признак того, что резонанс возможностей мага и окружающей его Силы переходит в опасное состояние.

Руки Уолта, разрезая дождевые струи, завертелись вокруг мага в беспорядочном движении, ноги пустились в пляс, взбивая грязь, точно тесто. Он прокричал пару фраз, заслышав которые орки обязательно одобрительно проревели бы в ответ, а эльфы выпустили в Уолта пару сотен стрел. Но самое главное, что ни те, ни другие не поняли бы смысл, но отчетливо бы почувствовали, что слова несут в себе нечто разрушительное и хаотическое.

А потом Уолт схватил в жменю капли дождя и швырнул их в неподвижную фигуру. Противник не двинулся с места. Или он слишком уверен в себе, или не понимает, что происходит. Или и то и другое. Неважно…

Даже если он бросится бежать, это его уже не спасет. Боевая магия в действии — страшная вещь.

Уолт мог не применять магическое зрение, чтобы разглядеть действие своего заклятия. Он отлично знал, как действует Четырехфазовое Заклинание Стихий. Сначала противника обвивают водяные путы, не оставляя и малейшего шанса для движения, — с дождем эта часть Заклинания далась легче всего, благо воды вокруг полным-полно. Затем земля накрывает противника куполом почти без отверстий. Почти потому, что остается одна дырка, в которую Уолт отправляет небольшой огненный шарик. Попав под купол, шарик подлетает прямо к лицу врага. И заключительный штрих этого магического письма — Уолт посылает в отверстие, которое сразу после этого затягивается, Шквал Ветра, соединяющийся с заключенным в огненном шарике Пламенным Вихрем и усиливающий его. После этого под куполом начинается огненное пекло, которое оставит от того, кто находится в нем, только пепел, даже окружи его многослойными заклятиями Защиты.

Струи дождя, падающие на купол с бушующим внутри пламенем, не успевали даже коснуться его, испаряясь. Плотное облако пара окутало место, что стало могилой для неизвестного смертного.

— Здорово! — раздалось прямо за спиной Уолта. (Приближающихся упырей он услышал заранее, поэтому даже не обернулся, отпуская последние нити фокусировки Заклинания.) Говорил, понятное дело, Фетис— Ну, как я понимаю, одним теперь меньше?

Уолт скосил глаза. Зрение попыталось каждого из Живущих в Ночи расчетверить, а сознание упорно предлагало потерять себя. Было тяжело. Пока полностью восстановятся Сила и физическое равновесие, может пройти много времени. Плохо. Придется прямо сейчас использовать запас, который каждый боевой маг компактифицирует в ауру — склад для Заклинаний. Заклинания со временем ослабевают, но при этом они всегда под рукой, если не будет шанса на плетение заклятий. Что ж, ничего не остается, кроме как подлечиться. В ночи могут скрываться новые враги, и глупо встречать их полной неспособностью колдовать. Уолт осторожно потянулся к Руке Исцеления, едва сдержав крик, — боль Локусов Души становилась невыносимой.

Четверо упырей спускались к нему с земляных валов. Тем временем легкий ветерок обдувал его, снимая симптомы и на время убирая причину усталости и боли. Потом она вернется — и Уолт расплатится за самонадеянность сполна. Хорошо, что при всей своей простоте Рука Исцеления имеет весьма длительное воздействие, и минимум день она будет сдерживать проявления магической нестабильности. Хуже, конечно, что новые Силовые расстройства она не сможет сдержать, но теперь Уолт будет осторожнее и просто так Силой без подстраховки разбрасываться не станет.

Упыри расположились рядом. Каждый держал в руках оружие, видимо, те самые Клинки Ночи. В обеих руках Каазад-ума было по кривой сабле, в их эфесы были вставлены многоугольники со слабо светящимися рунами. Иукена держала лук с натянутой тетивой, вместо стрелы у нее была игла с куртки, только удлинившаяся под стать стреле. Понтей катал в руке небольшой шарик, невольно напомнив Уолту заклятие Удария, однако шарик этот, светящийся изнутри золотым светом, был опаснее. Магическое чувство хорошо это чуяло. Вадлар встал в стойку, выставив перед собой грабли, и тем самым… Стоп. Грабли?

Уолт поморгал на всякий случай, но грабли в руках Фетиса не исчезли. Что за убогство? От граблей магией не веяло. Что это еще за Клинок Ночи? Хитрая модификация, скрывающая магическую сущность? И вообще, откуда он ее взял? Свертков и сумок на варге Фетиса маг не видел.

Однако на странное оружие Вадлара обратил внимание не только Намина Ракура.

— Что ты творишь, Фетис? — как змея, зашипела Иукена, разъяренно глянув на упыря, радостно пялившегося на грабли. — Ты совсем с ума сошел? Или когда варга нас сбросили, ты головой об землю приложился?

— Я-то приземлился нормально, а вот некоторые без помощи господина мага все бы кости переломали, — осклабился Вадлар, ткнув граблями в сторону Иукены. — И если я что-то делаю, то этому всегда есть пояснение.

— Так поясни, что это ты делаешь! — мрачно скривившись при напоминании о помощи Уолта, буркнула Иукена.

— Не могу, — счастливо улыбнулся Вадлар. — Пояснение есть, но это не значит, что я его знаю.

— Понтей? — Да?

— Если я его сейчас пристрелю, ты сильно обидишься?

— Я обижусь, — поспешно сказал Фетис— Эй, Понтеюшка, что это ты на меня так задумчиво смотришь?

— Пока не надо, Иукена.

— Что значит — «пока»? — прищурился Вадлар. — Эй, Понтеюшка, Иукеночка, да я вам роднее ваших родителей.

Иукена резко развернулась к Фетису. Уолт не видел ее лица, но Вадлар моментально посерьезнел и кинул грабли в грязь.

— Все, все, Иукена, видишь, нет их у меня. — Иукена отвернулась, и Вадлар тут же скорчил рожу. — И чем мне теперь жизнь свою драгоценную защищать, а?

Подождите… Уолт огляделся, понимая, что именно его беспокоит.

— А где Финааш-Лонер?

Услышав вопрос, Живущие в Ночи помрачнели.

— Он мертв, — тихо сказал Понтей. — Этот… он одним ударом оторвал у Огул а голову и вырвал сердце. Поэтому варга и взбесились, их больше никто не контролировал.

— Одним… ударом? — Уолт уставился на Сива. — Но ведь… вы ведь живучи даже больше, чем вампиры, и костная защита вокруг сердца…

— Господин маг тоже обладает мощными Заклинаниями, но варга прикончил простым мечом, — заметил Вадлар.

Проклятье, а этот упырь глазастый…

— Значит… мы лишились варгов?

— Иукена пристрелила всех, — гордо сказал Вадлар, приосанившись, будто он лично давал Иукене цель и упреждение.

— Но вы отомстили за Огула, господин маг. Спасибо вам…

Боги любят шутить. «Спасибо вам…»

Это сказал Понтей, благодаря Уолта за смерть убийцы Финааш-Лонера, и именно в этот миг земляной купол за спиной мага треснул и разлетелся во все стороны.

И раздался смех. Так смеются счастливые дети. Или сумасшедшие взрослые.

Уолт развернулся, Жестом воздвигая Воздушную Защиту перед собой и Живущими в Ночи. Боль, словно кнут, хлестнула по рукам. Дерьмо, Рука Исцеления полностью еще не восстановила Локусы Души! Уолт стиснул зубы. Терпеть. Нужно терпеть. Сейчас, когда непонятно, как избежал воздействия Четырехфазового Заклинания Стихий убийца Огула…

Упыри моментально изменились. Каазад-ум выдвинулся вперед, прикрывая Иукену и Вадлара; упырица вскинула лук, предельно сосредоточившись; Понтей скользнул к Уолту, и маг мог только похвалить Живущего в Ночи за храбрость, Сива ведь не знал, что перед ними невидимой защитой кружится ветер.

— Магия не сработала? — спросил Понтей.

— Сработала, — процедил сквозь зубы Уолт, — И не было противомагии никакой, сразу говорю.

— Тогда как?

— Не знаю. Но, кажется, сейчас мы узнаем. «Свитки? Нет, рано, я еще не знаю, на что он способен.

Он жив после Четырехфазки, и это говорит… Это говорит, что я не понимаю, почему он жив! Попади я под Четырехфазку, уже был бы мертв. Во что впутал меня Архиректор?»

Смех, льющийся из пара, не прекращался. А потом пар одним рывком сместился в сторону, будто его сдернули, точно скатерть со стола во время фокуса «А все остальное останется на столе!». И на мгновенно намокшем столе-земле, покрытой пеплом трав, остался один-единственный прибор, заливающийся смехом.

— Человек, — констатировал Вадлар.

— Человек? — удивился Понтей.

— Человек, — пробормотала Иукена. Каазад-ум промолчал.

— Человек, — сказал Уолт.

— Абсолютно голый, — снова констатировал Вадлар. — Господин маг, а если вы его там внутри палили, почему у него волосы остались?

— Одежда-то сгорела, — непонятно зачем ответил Уолт.

— А он, может, без одежды и был, — невозмутимо парировал Фетис.

— В одежде он был…

— Вадлар, замолчи. Господин маг, что будем делать?

— Сейчас я еще кое-что попробую. — Уолт шагнул вперед.

Действовать надо быстро. Так, выставить пару Щитов на всякий случай, а теперь… Ветер подхватил Уолта и швырнул на смеющегося, абсолютно голого, как заметил Вадлар, молодого парня, в ауре которого было что-то странное. Темноволосый, среднего телосложения. И совершенно невредимый. Но ведь огонь спалил его одежду? Почему же цел волосяной покров на голове, груди, руках и ногах, в паху?

Уолт был уже рядом, его руки опутали огненные спирали. Парень перестал смеяться и поднял было руку, чтобы встретить мчащегося на него мага, но тут вокруг него выросли каменные столбы, точно каменный исполин высунул из-под земли свои пальцы. Парень дернулся, но поздно: столбы быстро сдвинулись, сдавливая его. Раздался противный треск. Уолт, поменяв направление, приземлился на верх сомкнувшихся столбов. Огненные спирали превратились в плети и начали оборачиваться вокруг столбов, дополнительно связывая их. Затем Уолт свел руки — и из его ладоней на столбы потекла отливающая зеленью гнилая вода. Она была полна отравы, и одной капли хватило бы, чтобы убить здорового горного тролля. Проникая сквозь камень, ядовитая вода заполняла пустоты внутри, если таковые оказывались благодаря магической защите.

Это было еще одно Четырехфазовое Заклинание Стихий, с иной последовательностью убийственных заклятий. Тем и славились боевые маги Школы Магии, что их Четырехфазки, или Четверицы, как они называли этот вид магии, были наилучшими боевыми заклятиями, что когда-либо создавала магическая мысль Равалона. Инициация, открывающая дорогу к боевой магии Школы, была сложной и весьма непредсказуемой, ее проходили считаные единицы, однако эти единицы были нарасхват, их нанимали даже правители Дальнего Юга и Востока, стран, где была своя удивительная магия, принципы которой не всегда были понятны и всегда были другими…

Достал? Уолт замер, всем телом слушая камень под ногами. Огненная веревка задрожала, готовая сжаться и разрезать камень на десятки частей.

Ничего не чувствую… Мертв?

Выругался Вадлар.

Уолт развернулся в сторону упырей, уже понимая, что не успевает.

Парень не был мертв. Парень был жив, да еще как — он разрыл землю и выпрыгнул прямо перед Живущими в Ночи, отряхиваясь от грязи, как собака, всем телом. Уолт моментально понял, что произошло. Человек не попытался остановить кольцо сжимающихся камней, а прорыл дыру и ушел под землю. Однако какой же реакцией и физической силой надо обладать, чтобы успеть это сделать?

Школа Меча? Но татуировки нет. Тогда кто?

Уолт швырнул в спину парня Кулаки Ветра, когда тот шагнул вперед и недоуменно застыл, столкнувшись с Воздушной Защитой. Однако не Кулаки должны были поразить человека. Уолт уже понял, что тот успеет увернуться даже от них. Кулаки были отвлекающим маневром, и основное заклятие сейчас привязывалось к парню неторопливо, медленно, как и всякое хорошее Заклинание, требующее времени и сосредоточенности.

Но челюсть Уолта поползла вниз, потому что парень не стал уворачиваться от Кулаков Ветра. Он развернулся и широко улыбнулся. А потом его нижняя челюсть раздвоилась, разошлась, демонстрируя растущие с обеих сторон и увеличивающиеся с каждым мигом клыки. Правый кулак отодвинулся назад, и парень ударил прямо в Кулак Ветра — сероватое облако, двигающееся со скоростью молнии, которое, достигнув цели, начинает, точно пила, разрезать все быстрым движением воздуха. За мгновение до удара парень снова изменился — увеличился в размерах, его лицо скрылось под абсолютно черной маской с двумя прорезями под сверкающие глаза. Словно из ниоткуда на нем появился прозрачный, светящийся, как призрак, полный рыцарский доспех. Рука, что ударила по Кулаку Ветра, тоже изменилась: покрылась чешуей, а пальцы превратились в когти.

«Трансформация? Преобразование? Метаморфоза? Магии нет, его аура не показывает изменений… Да что он такое?» — Мысли беспорядочно носились, а сознание неотрывно следило за происходящим. Уолт знал: не всякий доспех может противостоять Кулаку, а Град Кулаков Ветра способен был оставить от рыцарской конницы груду металлолома с неприятным содержанием внутри.

Брызнула кровь. Уолт осклабился. Что бы там ни было, но Кулак Ветра свое дело сделал. Теперь с правой рукой парень может попрощаться.

Человек снова засмеялся. И, развернувшись, с размаху ударил по невидимой преграде рукой. Правой.

Локус Души, отвечающий за Воздушную Защиту перед упырями, затрепетал. Дисгармоничные вибрации указывали на то, что Защита долго не продержится. Уолту одновременно пришлось делать два дела: быстро соображать, что предпринимать, и поднимать нижнюю челюсть. Плетение Заклинания полностью разрушилось, а заново начинать его просто не имело смысла.

И тут выстрелила Иукена. В момент, когда она пустила стрелу, вокруг ее острия развернулся красный крут с декариновым треугольником внутри, по нему пробежали молнии, складываясь в руническую надпись. Смех резко оборвался, раздался странный всхлип, и парень даже попытался уклониться от иглы, но не успел. Игла смачно вонзилась ему в плечо, и в следующий миг парня швырнуло назад, окутав коконом декариновых молний. Он пролетел мимо Уолта так быстро, что маг даже не успел среагировать, добавив к выстрелу упырицы толику своей магии.

Человек — человек ли? После увиденного Уолт сомневался — врезался в земляной вал, один из тех, который сам же и создал, и задергался, точно мышь, через которую в лаборатории пропускают малый разряд электрического тока. Уолт бросился к Живущим в Ночи.

— Есть вопрос, — начал он, но, глядя на вытягивающееся лицо Понтея, с нехорошим предчувствием обернулся.

Парень вставал с земли. Он снова выглядел как обычный человек, доспех исчез, и руки стали прежними. На плече не было и следа раны, хотя Уолт ясно видел, как игла Иукены погружалась сквозь призрачный доспех в плоть врага, и правая рука не имела порезов, которые обязательно должны были остаться после атаки Кулака Ветра.

«Меня хватит еще только на две Четверицы… Но стоит ли? Что-то не видно от них толку!»

— Понтей, — слабым голосом произнесла Иукена, — почему… почему он до сих пор жив?

— Я, — Сива выглядел невероятно растерянным, — я не знаю…

Вадлар ругнулся и спросил:

— Иукена, ты точно использовала Стрелу Ночи?

— А ты что, сам не видел? — огрызнулась Иукена.

— Видеть-то видел, но и этого ублюдка я тоже до сих пор вижу. — Вадлар зачем-то погладил себя по животу. — Ох, не нравится мне все это.

— Господин маг… — Да?

— Вы можете объяснить, что это такое? Уолт усмехнулся:

— У меня есть одна идейка, но думается, она вам не понравится, господа и дама.

— А, ничего, говорите все, что думаете, господин маг, хоть о своих сексуальных фантазиях. Мы сейчас готовы слушать, что бы вы ни сказали. — Фетис мрачно отодвинулся от Иукены и подошел к Каазад-уму.

— Ну, хорошо. — Уолт пожал плечами. — Я вас предупредил. Видите ли…

— Он приближается, — сказал Нугаро, выставив перед собой сабли. Многоугольники начали наливаться октарином.

Парень бежал на них, снова смеясь. И этот смех уже не просто раздражал, он пугал. Теперь смеялся сумасшедший — но целиком и полностью уверенный в себе сумасшедший.

Уолт забормотал Слова, помогая себе Жестами и Образами. Сила развернулась вокруг него и единым потоком различных форм хлынула на приближающегося врага.

— Я сейчас проверяю Защитные Заклинания против него, — пробормотал он, поморщившись от боли, которая охватила все тело. — Не уверен, что это поможет, так что лучше приготовьтесь отступить.

Понтей кивнул, а Иукена молча сняла еще одну иглу с куртки, на ходу удлинившуюся. Слушать какого-то Уолта, как понял Уолт, она не собиралась.

Сначала маг вырастил перед парнем Земную Стену, но она была разбита одним ударом ноги. Потом парня завертел Водяной Круговорот, но был разорван на несколько частей парой выверенных ударов по силовым линиям. Затем Уолт снова поставил Воздушную Защиту, но и она не выдержала. Следующей была Цепь Молний. Намина Ракура возлагал на нее большие надежды, памятуя, как подействовала, хоть и ненадолго, игла Иукены, но парень расправился с ней еще быстрее, чем с Водяным Круговоротом. Ледяное Дыхание его даже не замедлило, Страж-Трава чуть задержала, Решетка Тьмы сразу сломалась, Светлое Изгнание совершенно не ослепило. Огненную Купель Уолт приберег напоследок, когда парень был уже непозволительно близко. Столб огня впечатался в землю, плавя ее и то, что попало прямо в его середину. Уолт пошатнулся, не веря, что наконец-то удалось… Правильно, кстати, не верил.

Парень выпрыгнул из Огненной Купели, израненный, истекающий кровью, но живой. И призрачный доспех вокруг него только увеличился, сравняв парня ростом с Каазад-умом.

— Иукена! — крикнул Понтей.

Упырица не мешкала. Стрела Ночи полетела прямо в голову парня. С такого близкого расстояния невозможно было промахнуться, и она не промахнулась. Стрела вонзилась в черную маску самым кончиком, вызвав слабый разряд молний, который лишь заставил парня пошатнуться. Однако следом летели еще четыре Стрелы, одна за другой, словно посланные умелым эльфийским лучником. Они били по разным частям тела, но эффекта, подобного тому, что получился при самом первом выстреле, не было. Враг приближался, и остановить они его не смогли.

— Господин маг!

— Да знаю я, — отмахнулся Уолт, берясь за пояс. Вызов? А справится ли ограниченный метрикой Равалона Вызванный с этим? Убоги его знают. Заклинания Стихий и Начал Первого Уровня не сработали, осталось только Светлое Изничтожение, медицинский Свиток и портальный. Интересно, почему так хочется применить портальный Свиток, хе-хе… Проклятье, что же делать? Призывы он собирался оставить на самый конец, если станет совсем туго, а совсем туго началось с самого начала.

Перед глазами все плыло. Маги — ребята, конечно, крутые, а боевые маги самые крутые, но всему есть предел. А он даже не готовился перед этим боем!

— Дерьмо! — Вадлар с мрачной рожей выступил вперед. Интересно, что носферату собрался делать, если даже у него, Уолта, ничего не получилось? Кстати, никакого оружия у Фетиса так и не видно.

А парень внезапно остановился и спросил:

— Знаете ли вы, что есть вы и что есть я?

— Не отвечайте ему, — быстро сказал Понтей.

— А я как раз собирался объяснить ему, что он есть такое, — оскалился Вадлар.

— Вы, наверное, не знаете, что есть судьба? Вы не знаете этого, потому что не знаете, что есть я и что есть вы.

— Пускай говорит, и не вздумайте мешать ему, — прошептал Понтей. — Господин маг, вы говорили, что у вас есть идея. Что за идея?

— Судьба — это не необходимость, подобная каторге, где день за днем смертные работают, бессмысленно подчиняясь чужой воле.

— М-да, может он сейчас стихи начнет читать?

— Господин маг?

— Да-да… — Уолт вздохнул, взявшись за Свитки Каменных Копий и Глотки Неба. — Видите ли, мне кажется, что перед нами… Мм… В общем, перед нами упырь.

— ???

— Упырь, Живущий в Ночи, кровосос, если так понятнее.

— Ага, — только и сказал Фетис.

— Судьба ведет избранных ею, и потому она похожа на хорошо протоптанную дорогу, где путника встретит только везение. Судьба одаривает избранных. Интересно, почему я знаю это?

— Упырь? Этого не может быть. Мы бы сразу почувствовали.

— Вы должны были видеть его трансформацию. Не знаю, как вам, но мне почему-то сразу подумалось о Силе Крови. Эти его клыки, знаете ли, и чешуя на руках. А если он Живущий в Ночи, то вы должны рассказать, что это у него за Сила Крови.

— Невозможно. Это не упырь.

— Почему? Ведь он с виду как человек и потому вполне может быть Перерожденным. Его изменение прямо ваша трансформа, а зубы, я вам скажу, — любой бы подумал о Живущем в Ночи.

— Это невозможно, господин маг. — Понтей слабо улыбнулся. — Упырь, Перерожденный или Наследник, никогда не будет похож на человека. Все мы из разных кланов Крови, но наше отличие от людей ведь сразу бросается в глаза?

— Но ведь вы все Наследники…

— Это не так.

— Понтей!

— Я знаю о судьбе потому, что я избран ею! Я знаю о судьбе потому, что я знаю, кто есть я и кто есть вы! Я знаю о судьбе, потому что она сама открыла мне, кто есть я и кто есть вы!

— Иукена — Перерожденная, господин маг. Признайтесь, вы ведь и не думали, что когда-то она была человеком?

— Понтей…

— Прости, Иу, я не думаю, что это такая большая тайна.

— Ладно, потом поговорим. — Тон Иукены был многозначительным. Но конфеты, мороженое и животный секс он явно не обещал.

— Именно поэтому он не упырь. Слишком похож на человека?

— Понятно… — Уолт с сомнением глянул на разглагольствующего парня, как раз начавшего нести что-то о предопределенности и подарках судьбы. Он помнил свой давний опыт общения с упырями, и слишком уж то изменение челюсти напомнило ему упыриную трансформу.

— Мы теряем время, — неожиданно заговорил Каазад-ум. — Пока он не позволяет нам передвигаться, его товарищи уходят все дальше.

— Что, Каазадушка, у тебя есть предложения, что делать?

— Есть, — просто сказал Нугаро. — Один из нас задержит его, а остальные продолжат преследование.

— И удача послана мне богами, и сила послана мне богами, потому что судьба избрала меня, и именно меня. Я отмечен ею, и мой дух сейчас превосходит ваш дух!

— Это безумие, — наконец высказал общее мнение Понтей. — Клинки Ночи и магия не справились. Как кто-то один сможет противостоять ему?

— Понимаете… — Каазад-ум, неожиданно разволновавшийся, торопливо продолжил: — Моя Сила Крови… Я чувствую, он жаждет схватки и жаждет наслаждения от схватки. Это и должно помочь нам. Думаю, господин Ракура сможет прикрыть ваш отход магией, а я постараюсь его задержать. Я… я чувствую… Он будет рад сразиться. Вы понимаете.

— Не понимаю, — сказал Фетис.

— Ты погибнешь, — сказал Татгем.

— Это невозможно, — сказал Сива.

Уолт промолчал. Опыт подсказывал ему, что когда кусок скалы выглядит взволнованным и пускается в рассуждения, то этот кусок скалы лучше не перебивать.

— У меня есть одна догадка. — Нугаро крутанул саблями. — Но она слишком опасна, чтобы проверять ее всем вместе.

— Не смейте недооценивать меня!

Истошный крик заставил всех вздрогнуть и обратить внимание на врага. Глаза парня горели бешенством, он тяжело дышал. Мокрый голый человек, в другой ситуации он выглядел бы смешно, но уж точно не в этой. Намина Ракура сжал покрепче Свиток Каменных Копий, это Заклинание должно было хоть ненадолго сдержать противника.

— Вы… — Человек обвел всех бешеным взглядом. — Ты! — ткнул он пальцем в сторону Уолта. — Ты, чародей, умрешь первым! Твои комариные укусы порадовали меня и посмешили, но они сделали свое дело, доказав, что моя энтелехия превосходна! Твоя роль в моей судьбе завершена! Ты! — Следующим парень выбрал Фетиса. — Ты умрешь быстро, потому что не нравишься мне!

— Взаимно, урод, — процедил Вадлар.

— Ты! — Понтей сузил глаза, когда парень указал на Иукену. — Женщина! Ты напоминаешь мне ее. Ты будешь умирать долго! Я сделаю так, что она будет страдать! А значит, и ты должна страдать!

Каазад-ум преградил путь рванувшему к врагу Сива.

— Не мешайте ему! Он умрет перед женщиной! Он слаб, его дух ничтожен, и он не представляет интереса ни для меня, ни для судьбы!

— Господин Уолт, — Нугаро (ни убога себе!) умоляюще посмотрел на мага, — прошу вас, если можете, уведите их отсюда и продолжайте преследование. Нам нельзя задерживаться.

— А ты… — Без сомнения, человек имел в виду Каазад-ума. — Ты… О да, а вот тебя я оставлю напоследок. Ты… Что-то есть в тебе. Думаю, ты сможешь меня позабавить.

— Понтей, он быстрый и сильный. Моя трансформа придаст мне быстроты и силы. Думаю, Клинки Ночи тоже помогут мне. — Каазад-ум задумчиво посмотрел на врага. — Кажется, я разгадал его секрет.

— Ну?

— Нет, Понтей. Я не скажу, иначе ты захочешь проверить. А это, повторяю, опасно. Слишком опасно. Господин Уолт, вы согласны?

— Я считаю, — осторожно подбирая слова, сказал Намина Ракура, — что Каазад-ум прав. Наша цель не сражения, наша цель — вернуть Рубиновое Ожерелье Керашата. Я думаю, что мы вполне сможем оторваться от этого… гм… смертного.

— Господин маг, главный в команде я, и мне решать, что мы будем делать. — Понтей сверкнул глазами, из-под его нижней губы неожиданно мелькнули клыки. — Мы уже потеряли одного члена команды, и я…

— Понтей, у нас мало времени, — прервал Сива Каазад-ум. — Он сейчас нападет. Ярость окружает его, и он как готовая порваться струна. Понтей, уходите. Не забывай, скоро взойдет солнце.

— Я…

— Понтей… — Каазад-ум выдвинулся вперед, оставив обзору лишь мощную спину. — Когда-то я поверил тебе. Пришло время, чтобы ты поверил мне.

И Понтей замолчал.

— Поверьте мне. — Молния разорвала темноту ночи, близкий гром заглушил слова Нугаро. — Уходите. Быстрее.

— Теперь я беру судьбу в свои руки! — Парень расхохотался. — И имя судьбы — смерть! — Он развел руки в стороны и закинул голову, глотая дождевые струи.

Вадлар и Уолт одновременно одинаково выругались.

Человек… хотя какой он человек… смертный снова менялся. Резко раскололась челюсть, блеснули огромные клыки, — и это не трансформа, да? — затем увеличились в размерах руки, снова покрывшиеся чешуей, ладони стали громадными, ноги обросли шипами, а вокруг туловища заблестел призрачный доспех.

— Быстрее! — крикнул Каазад-ум. И Уолт начал действовать.

Свиток Каменных Копий отвердел в мгновение ока, меняя реальность вокруг. Локусы Души слабо отозвались на сгусток Силы неподалеку. А затем десяток валунов завертелся в воздухе возле трансформирующегося смертного. Малейшее движение — и острые куски камня вонзились бы в него. Возможно, серьезных увечий они бы не нанесли, но врага задержали.

А потом активировался Свиток Глотки Неба.

Пространство дрожало над смертным, сжимаясь в одну точку. Уолт знал, что при свете дня можно разглядеть, как крутятся над ней всеми цветами радуги и октариново-декариновыми сполохами воздушные элементали, открывая Проход в Измерение Воздуха, вытягивая эфирный Ветер Равалона и вместо него выдыхая в метрику Равалона нечто такое, что гравитацией превосходило мировое притяжение раз в десять. Это должно было вдавить противника в землю и очень сильно затруднить движение.

По крайней мере, движение этого смертного.

Обычно этим Заклинанием уничтожали Горных Змей, гигантских многотонных тварей, покрытых непробиваемой обычным оружием чешуей. Даже как-то обидно, что приходится тратить его вот так.

— Теперь можно отступать! — крикнул Уолт. — В какую сторону нам двигаться?

Понтей повертел головой, а потом уверенно указал куда-то в ночной мрак:

— В ту.

— Разойдитесь. — Уолт вытряхнул из тубы очередной Свиток. С Хозяевами обычно трудно общаться, но сейчас их окружала Стихия, родная Водяному Хозяину: воды было более чем достаточно.

Свиток после активации мгновенно намок и красной струйкой стекал с руки Уолта. А потом начался дождь наоборот — капли воды поднимались вверх, сбиваясь в более крупные образования. Те, в свою очередь, объединились в высокую худую фигуру, у которой были только торс, руки и постоянно изменяющееся лицо.

— Кто?! — пророкотал Водяной Хозяин, с удовольствием подставляя тело дождю.

— Я, — ответил Ракура, по традиции преклонив колено перед Младшим Владыкой Элементалей. Стоять приходилось в грязи, но маг ведь и не собирался брать первое место в эльфийском конкурсе красоты.

— Имя?!

— Уолт Намина Ракура, человек.

— Чего ты хочешь, человек?!

— Неси нас в нужном направлении до тех пор, пока можешь.

— И это все?!

— И это все.

— Хорошо.

Водяной Хозяин завертелся, намочив всех еще интенсивнее, чем непрекращающийся небесный плач. Октариновая вспышка, на секунду ослепившая всех и заставившая Иукену прошипеть что-то недоброе в адрес Хозяина (или Уолта, маг не успел разобрать), скрыла превращение Хозяина, который обернулся крупным полупузырем.

— Залезайте скорее внутрь. — И боевой маг первым показал пример.

Живущие в Ночи не заставили себя ждать и забились в полупузырь, как хоббиты в таверну с дармовой выпивкой.

— Каазад, — не глядя на Нугаро, произнес Понтей, — нам не нужен враг, способный нанести удар в спину. И нам нужен союзник, который может появиться в минуту нашей слабости. Ты понял меня?

— Не беспокойся. — Каазад-ум снова был немногословен. — Я не дам ему уйти.

— Я… — Понтей не успел договорить, потому что Водяной Хозяин, повинуясь безмолвному приказу Уолта, обернулся теперь уже крупным водяным пузырем и рванул с места, направляясь в ту сторону, куда указал Сива.

Понтей сжал кулаки и молча уставился себе под ноги. В пузыре было достаточно места, и они сели друг напротив друга, приходя в себя и думая каждый о своем.

Первое столкновение вышло совсем не таким, как ожидалось.


Каазад-ум Шанэ не любил дождь. Впрочем, клан Нугаро вообще отличался определенной нелюбовью к воде. И причина этого…

— Эй-эй-эй-эй! А куда же все подевались?

Каазад промолчал. Он внимательно следил, как враг, поначалу приплюснутый к земле магией Намина Ракуры, неторопливо выпрямился, поморщился, когда круговорот валунов разорвался на десятки кусков и в дополнение к потокам воды с небес обрушился на него каменным дождем. Своими ручищами человек отбросил камни в стороны, даже не поранившись, и двинулся к одинокому Живущему в Ночи, застывшему с опущенными клинками. Шел он легко, словно не сам передвигался, а всю эту тушу, сделав ее невесомой, несло каким-то волшебством.

— Неужели, осознав, кто они, они все-таки нашли в себе смелость сбежать и испортить свою смерть?

Каазад молчал. Однажды отец сказал ему, что слова нужны лишь как костыли для души. Если душа здорова, костыли ей не понадобятся.

— Ты не такой, как они, правда? — Голос смертного стал вкрадчивым.

Кстати, еще одно отличие, которое не учел маг: голоса Живущих в Ночи всегда меняются после трансформы, а этот смертный говорит точно так же, как и до изменения. Но не хотелось признавать, что в чем-то чародей был прав, уж слишком начало изменений смертного напомнило начало трансформы Ирха…

— Ты, мертвяк, умрешь быстро, но мне нравится твоя сила духа.

Каазад не собирался умирать. И поэтому он внимательно следил за врагом. Многоугольники на эфесах мерцали равномерно, в такт сердцебиению Живущего в Ночи.

— Ты не носферату. На что надеешься?

Каазад улыбнулся. Когда-то… Когда-то почти такой же вопрос ему задавали. И тогда он проиграл. Но сейчас…

— Можешь не отвечать. Однако чтобы оказать тебе почтение, мертвяк, я назову тебе свое имя.

Смертный был уже достаточно близко, чтобы напасть, но Каазад ждал. Пусть думает, что он все контролирует. Пусть думает, что упырь надеется на удачу.

Ну, впрочем, на удачу Каазад надеялся.

— Мое имя — Олекс— Смертный вяло занес правую руку, готовясь ударить. — А твое имя…


Блеснули в веерной атаке сабли, поймав свет одинокой луны и на мгновение скрыв от Олекса доступную взору действительность. Резануло по руке. Из раны потекла кровь, тут же перемешиваясь с дождем. Но это не означало серьезного ранения.

— …мне не интересно, — завершил Олекс.

И тут же почувствовал боль в ноге. Он не успел даже скосить глаза, а темное пятно уже мелькнуло вверху, и мощный удар, точно взрывная волна после фаербола, сотряс голову. Олекс пошатнулся, но в следующий миг развернулся и резко выбросил левую руку. Смазанная полоса тьмы, которая заходила ему за спину, замерла совсем близко от ладони и обернулась упырем, выставившим клинки перед собой. По клинкам стекала кровь. Кровь Олекса.

— Неплохо, — сказал Олекс— У тебя острые и крепкие сабли. Но меня этим не удивить!

И он ударил. Ладонь схватила Живущего в Ночи, по телу пронесся разряд, собравший все накопившееся раздражение, и Олекс с размаху впечатал упыря в грязь, высвобождая скопившуюся ненависть. Ладонь засветилась декарином, упырь дернулся, не в силах освободиться, а затем его глаза расширились, когда он ощутил скапливающийся вокруг него жар. Олекс расхохотался, когда воздух и земля под его рукой взорвались, уничтожая упыря. После чего спокойно отвернулся и направился в ту сторону, откуда доносился запах сбежавших трусов. Беспокоиться о дважды мертвом смертном он не собирался.

Это не Хранитель.

Это, убоги дери, не Хранитель!

— Стой! — раздалось сзади. Олекс замер.

— Куда ты собрался? Олекс улыбнулся.

— Еще не все.

«Еще не все», — повторил человек про себя. Энтелехия делала его тело крупным и сильным, но при этом замедляла движения, поэтому он не мог эффектно развернуться и сразу атаковать. Однако энтелехия позволяла ему не беспокоиться об этом. Сила бурлила в нем. Сила позволила ему, не напрягаясь, быстро понять, почему упырь еще жив, услужливо подсунув картинку из памяти.

— Ах вот даже как, — сказал Олекс, хрустнув шеей. — Похоже, это все-таки интересно.

Теперь он понял, почему этот упырь заинтересовал его больше остальных. Олекс совершенно не чувствовал его эмоций.

Каазад усилием воли заставил руки не дрожать. Сильно болело левое плечо — удар ужасной ладонью чуть не выворотил его. И гасло сияние в многоугольниках, сияние, только что спасшее ему жизнь.

Когда упырь не смог увернуться Волчьим Скоком от удара смертного и ощутил, что ладонь притягивает его к себе, он едва успел прижать сабли к телу. Жар стал нестерпимым, и Живущий в Ночи понял, что сейчас произойдет. В тот кратчайший миг, когда пламя только зародилось вокруг Каазада, он оттолкнул ладонь и, приложив все умения, воспользовался образовавшимся зазором. А враг не успел заметить, потому что Волчий Скок в первую очередь застилал глаза, а уж потом помогал двигаться ловко и быстро.

Клинки Ночи спасли Каазад-уму жизнь.

Он не должен так быстро попасться. Он не предполагал, что противник кроме силы и устойчивости обладает еще некой способностью. Хорошо, что он не ввязал в это остальных: кто знает, кто бы погиб, реши они действовать, основываясь на его догадке. Которую, кстати, он еще полностью и не проверил.

Собраться. Противник, кажется, стал серьезнее. Волчий Скок, конечно, дело хорошее и тайное (вот почему он настаивал, чтобы остальные отправились в погоню. И человеческому магу, и даже другим Живущим в Ночи не надлежит знать о секретном боевом умении клана Нугаро), но, похоже, одним Волчьим Скоком не обойтись. Но ведь еще рано! А бой только начался…

Враг не мешкал. Он набрал в ладони ком грязи, точнее, комище, если учесть размеры его рук, и со всей силы запустил в Каазада. Живущий в Ночи среагировал машинально — уклонился, прыгнув под укрытие тех земляных валов, что остались после первой атаки Олекса. Там он восстановил дыхание, вздрогнув, когда еще один ком врезался в вал, едва не разнеся его, и метнулся по дуге навстречу врагу, закрутив саблями так, что даже перестал ощущать движение эфесов в кистях. Олекс не ждал его с этой стороны, он должен был видеть, как темное пятно метнулось совсем в противоположную сторону, — и увидел это, он должен был приготовиться встретить противника с другой стороны — но не встретил его. И потому Олекс успел только приподнять ладонь, защищая голову, когда Каазад обрушился на него. Три рубящих удара по большому пальцу правой саблей, два режущих по среднему левой, затем, уходя от выпада шипа из ноги (он еще и это может?), подпрыгнуть, отрывисто поменяв серию ударов, и, оттолкнувшись концами сабель от ладони, бросить тело еще выше, снова обманывая Волчьим Скоком. Вот, взгляд врага непроизвольно заметался, следя за темным размазанным силуэтом, направившимся к ногам. Теперь упасть головой вниз на незащищенную шею Олекса, бросить сабли вперед, целя в незащищенный участок. И вдруг нужно выворачивать руки и скрещивать сабли, потому что рука выныривает из-за спины Олекса, из невозможного с виду положения (потому что враг продолжает стоять, он не должен был успеть развернуться корпусом), и его ладонь притягивает к себе, и вот снова жар, и ничего не остается, как снова использовать Клинки.

Круг с треугольником внутри заблестел возле сжимающейся ладони, молнии промчались по пальцам, заставив их разжаться и отбросить руку, а Каазад, завертевшись в воздухе, приземлился сзади Олекса, чуть не выпустив сабли.

Снова дрожь в руках. Успокоиться. И сосредоточиться на противнике, чтобы понять, как враг сумел провести невозможную атаку. Каазад пригляделся. И вздрогнул.

Правая рука Олекса безжизненно висела, будто бы сломанная. Нет, не будто. Сломанная. Он сломал руку, выворачивая ее за спину, чтобы ладонью достать Каазада и победить. Из плеча на фоне призрачного доспеха торчала белая кость. Нугаро вдруг почувствовал невольное уважение к противнику. Ведь ради победы он был готов на все. Таких врагов, говорил отец, нужно уважать.

Олекс, поворачиваясь к Живущему в Ночи, задумчиво взялся левой ладонью за правую руку, поднял ее, скривился, поводил из стороны в сторону. Взялся за плечо. А затем с воплем нажал на него, сильнее прижимая руку и при этом ломая кость.

Не ждать! Каазад прыгнул на Олекса прямо с земли. Сейчас тот открыт и нужно бить в грудь, чтобы…

Сабли зазвенели, словно ударились о сталь. Каазад успел увидеть свое отражение в призрачном доспехе, будто тот был сделан из стекла. Первая атака Живущего в Ночи не увенчалась успехом, и он скользнул за спину врага, чтобы снова попытать удачи, ударив его в голову. Однако Олекс внезапно наклонился вперед, опираясь на левую руку, его ноги просвистели возле лица Каазада, несколько шипов рванулись к нему, но Живущий в Ночи, сконцентрировавшись, обрубил их круговым движением клинков и, отрывисто бросив сабли в две разнонаправленные «восьмерки» (вниз, в голову, и в середину, живот), вознамерился если не ранить, то хотя бы царапнуть врага. Это нужно было, чтобы…

Мелькнула правая рука. Больно. Удар кулаком размерами в половину твоего роста — это очень больно.

«Так быстро? С ума сойти…» — Скорчившегося от боли Каазада отшвырнуло, точно сухой лист под порывом ветра, протащило по земле. Грязь липла к волосам и лицу, перемешиваясь с кровью из разбитой головы.

Это было неожиданно. Настолько, что Каазад даже не успел использовать Волчий Скок. Он недооценил противника и переоценил себя. И совершил ошибку. И теперь расплачивался за нее.

Но как же быстро враг регенерировал! После магического удара чародея и выстрела Иукены смертный восстановился не так быстро, хотя ранение, которое он сам себе нанес, было тяжелее.

Значит, существует какой-то неучтенный фактор.

Значит, был бы еще один мертвец, продолжай они нападать все вместе, пока бы догадка Каазада подтвердилась. А так нельзя. Воин всегда сражается сам, даже когда вокруг товарищи. Но и за действия свои ответственность он всегда будет нести сам. Особенно за действия, которые приведут к гибели товарищей.

Да, отец?

Да.

А поэтому…

Каазад выплюнул набравшуюся в рот грязь. Уперся в землю руками. Напрягся. И поднялся. Голова кружилась. Но это было еще ничего. Он вообще мог остаться без головы, если бы его сабля не приняла на себя часть удара. Сабли, к счастью, валялись рядом, он выпустил их из рук, когда прекратилось падение.

— Эй, ты, — хриплый голос из ночи. — Ты… Ты такой же, как и он? Нет… Ты не такой… Но у тебя такое же… Такое же оружие, чтоб тебя! Будьте вы прокляты! Ваша сила духа — ничто, потому что вы не надеетесь на ваш дух! И вы используете это оружие, потому что знаете, что ваш дух слаб!

Дождь.

Олекс… В нем что-то изменилось. Упыриная сущность позволяла Каазаду чувствовать тонкие движения вокруг тела противника (Понтей называл это изнанкой ауры), и сейчас эти движения были другими, чем в начале схватки.

Что это значит? Проклятье… Нужно попытаться разобраться в этих изменениях. Внимательно следить, рассчитывать, размышлять и проверять…


…Воин, которого звали Шалиш-вуур, выходил на предельный уровень, и его кривые клинки мелькали все ближе и ближе к телу человека, грозя вот-вот пробить его защиту. Каазад подался вперед, вцепившись в поручни. Балкон их семьи располагался прямо над амфитеатром, и зрелище было перед ним как на ладони. И не только зрелище. Запахи отчетливо раскрывали перед ним то, что не показывало зрение.

Например, что Шалиш-вуур нервничает. А его противник — нет.

Каазад не понимал почему. Да, двое воинов Нугаро уже были мертвы, пав от хитрых ударов человека, которого отец назвал Меченым. Однако человек уже устал и был не так быстр, как раньше. К тому же воины были из простых Безшерстых, один вообще Перерожденный, не владеющий Волчьим Скоком. Почему же Шалиш-вуур нервничает? Ведь он обучал фехтованию Каазада, а сына второго военачальника клана не будет обучать абы кто, верно?

И потому Каазад в слепой уверенности в Шалиш-вууре решил, что запахи его обманывают.

Впрочем, в восьмилетнем возрасте такие ошибки простительны.

И когда удары посыпались на человека, словно барабанная дробь во время торжественного марша, человек внезапно исчез прямо из-под решающего удара — и Каазад этого не заметил. А Шалиш-вуур замер, удивленно улыбнувшись. И рухнул на забрызганный кровью из раны на спине песок. Задергался, когда из его груди вырвалось пламя, вмиг охватившее все тело.

Меченый пнул останки и задрал голову, рассматривая молчаливых Живущих в Ночи, следящих за его боем с упырями с балконов над ареной.

— Ну, кто следующий?

Он был молод и дерзок. И он уже победил троих Живущих в Ночи клана Нугаро. Одержи он еще две победы — и он, посмевший с такими же молодыми дерзкими смертными проникнуть в Царствие Ночи, чтобы грабить его жителей и убивать его защитников, спокойно покинет Лангарэй, прощенный по одному из Законов Крови — Закону Круга, который гласит, что тот, кто победит пятерых воинов клана, пленившего смертного, будет свободен.

— Почему? — вырвался удивленный возглас Каазада. Сзади усмехнулся отец:

— Это закономерно, сын.

— Почему, отец? — Каазад подбежал к Таарду-ом Сайкар Нугаро. Он знал, что если проиграет четвертый воин клана, то пятым сражаться с Меченым идет отец. Каазад знал, что отец сильный, очень сильный, но…

Но ведь и в Шалиш-вууре он был уверен.

— Шалиш не следил за противником. Шалиш следил за противником Квира и Туула, но не за своим. Он недооценил Меченого и переоценил себя. И вот следствие — он мертв.

Раздался шум раскрываемых ворот амфитеатра — на арену выходил четвертый воин клана. Каазад узнал его раньше, чем увидел, — запах брата он бы не спутал ни с чем.

А потом Меченый упал, удивленный больше, чем убитые им упыри. А Фиуунад-ум, убивший человека его же собственным мечом, помахал рукой брату, восхищенно следившему за ним. Фиуунад блестяще провел Волчий Скок, после чего отобрал оружие и вонзил прямо в сердце человека.

— Эта победа закономерна, — сказал отец. А мать улыбнулась.

Рукопашному бою обучала именно она… Так было, да…

Перед Каазад-умом сейчас раскорячился не просто чудовищно сильный и странным образом напоминающий трансформировавшегося упыря, но не являющийся упырем смертный. Нет, перед Каазад-умом стоял противник, который был способен убить его. И уже несколько раз он был близок к цели.

Пора браться за дело всерьез.

Олекс ринулся на Каазада с места, передвигаясь точно горилла. Огромная масса неслась на Живущего в Ночи, и столкновение ничем бы хорошим не кончилось. Упырь скакнул в сторону, успев рубануть «гориллу» сбоку, сквозь призрачный доспех. На этот раз сабли прошли защиту, нанеся ранения. Ах, проклятье! Он не успел проконтролировать…

А Олекс, который уже не мог остановиться, оторвал ноги от земли и, используя остаток скорости, ловко развернулся на руке, другой целя в голову Живущего в Ночи. В этом ударе чувствовалась громадная мощь, и Каазаду пришлось упасть на спину и перекатиться через голову назад. Олекс бил, снова используя жар своих ладоней. Разлетевшиеся в стороны комья земли и брызги горячей воды могли только радовать упыря — не его голова попала под удар.

Нельзя останавливаться. Нужно бить и бить, атакуя снова и снова. Благодаря уловке Каазад может использовать Волчий Скок, потому что противник, поймав его первый раз во время использования Скока, бессознательно будет следить именно за размывающимися пятнами, на секунды, на столь нужные секунды, отвлекаясь от реального местонахождения Каазада. Да, он чуть не погиб, так безрассудно подставившись, но это того стоило.

Темное пятно ушло за спину Олекса, а сам Каазад наскочил на него спереди, орудуя саблями. Смертный отмахнулся, Каазад отскочил, но тут же снова, послав Волчий Скок на правый бок, ударил по ногам. Олекс рассвирепел, его руки молотили пространство вокруг, шипы из ног выскакивали один за другим, но Живущий в Ночи продолжал умело крутиться, наскакивая и отскакивая, применяя всю свою сноровку и выучку. И замечательно, что они бились на равнине под дождем, в грязи, а не на узкой городской улочке или в заставленной комнате, что мешало бы Волчьему Скоку. И замечательно, что Каазад уже устал и не приходилось прикидываться, чтобы враг думал, что он устает.

Наскочить. Едва не схлопотать шип в бедро. Рубануть, обрубив шип и высекая искры из ноги, будто она из стали и будто не удавалось ее ранить. Увернуться от сложенных вместе рук, несущихся сверху, точно лавина. Отскочить. Перевести дыхание. Продумать новую серию. Наскочить. Высечь искры из правого плеча, того самого, что еще недавно было сломано, а теперь как новенькое. Рубануть по кулаку, который уже непозволительно близко, и отскочить, нет, даже не отскочить, а быть отброшенным, но именно благодаря встречному удару клинком сохранить равновесие… Голова снова закружилась. Проклятье! Не вовремя. Прогнать слабость. Продумать новую серию. Наскочить. Это не могло долго продолжаться…

А Олекс становился все злее и злее. Тонкое движение вокруг тела становилось все безумнее, выпады — взрывнее. Воздух под его ударами разрывался, Каазад чувствовал мощные порывы ветра после его атак. Несколько раз поймав взгляд противника, Каазад понял, что тот уже не контролирует свои действия и движется, словно охваченный безумием берсерк. Подходящая ситуация. Но оставалось кое-что, что нужно было проверить…

Сросшиеся с ладонями сабли Каазада были уже не просто оружием, они были продолжением его конечностей. Он знал, что может доверять им, он не раз уже доверял им — и не ошибался. И теперь, когда они мчались по своим острейшим орбитам, высекая искры из несокрушимого тела врага, он снова должен был довериться им и себе.

А затем разъяренный Олекс раскинул руки в стороны и бросился прямо на Каазада, словно давно не видевший друга смертный собрался заключить его в объятия. Ярость, перевитая с жаром его ладоней, обжигала сама по себе. Попадать в эти объятия было нельзя.

Однако Каазад опустил сабли и шагнул навстречу Олексу. Кажется, тот успел удивиться. Кажется, тот успел что-то заподозрить. Кажется…

Каазад оказался лицом к лицу с противником и посмотрел прямо в серые глаза, переполненные злобой и бешенством. Руки только начали сжиматься, и еще оставалось время отскочить и не попасть под смертельное давление. Но Каазад не собирался так делать. Это было опасно. Очень. Но по-другому нельзя. На кону была не только его жизнь.

Упырь почувствовал, как начали выдвигаться шипы из ног врага. И тогда он подпрыгнул, вложив последние силы в прыжок, и взвился прямо над Олексом. А когда его руки сошлись, Каазад приземлился на них, присел, и, прежде чем противник успел развести их, Живущий в Ночи с выкриком вонзил саблю в рот Олексу. И погрузил по самый эфес. Выкрутил рукоять, проворачивая саблю в глотке. И, выдернув саблю, отпрыгнул.

Олекс стекленеющими глазами уставился на противника. И всей массой обрушился на землю.


Он был воришкой. Воришкой, которых полным-полно в Морском Союзе, которых полным-полно в Фенисе, не столице Морского Союза, но тоже не последнем полисе этой морской империи. Когда-то отсюда молодой амбициозный царь двинул войска на Восток, чтобы завоевать мир. Но царь умер в расцвете лет и сил, оставив потомкам колосс, который, пройдя сквозь расколы и соединения, образует Роланскую империю — державу, навсегда изменившую облик Западного Равалона.

Его звали Олексом, и он воровал, чтобы выжить.

У него никогда не было отца, который учил бы его жизни. Мать умерла, лишив его жизнь смысла. Есть ли у него другие родственники — он не знал. Ему повезло — он родился свободнорожденным, и никто не смел отдать его в рабство, чтобы не оскорбить богов. Его судьба оказалась в его собственных руках, а что мог сделать четырехлетний ребенок в жестоком мире взрослых? Родившиеся рабами работали и подчинялись воле хозяина, но у них была крыша над головой и еда. Он был свободнорожденным — и все, что у него было, свобода, с которой он даже не знал, что делать. Совсем ребенком его отдали прислужником в храм Соворукой Артешанны, покровительницы брака и разводов в пользу женщин. Служительницы культа немало сделали для того, чтобы юный служка уразумел, что куча женщин, которым нечем заняться, опаснее мужиков, которые тут же напьются и пойдут по бабам. Интриги и сплетни, которые плелись в большей мере от скуки, чем по необходимости, окружали Олекса вместо сказок и историй о подвигах, но совсем на него не повлияли, разве что оставили странное ощущение пустоты в голове, будто ее забыли чем-то наполнить. Сытая жизнь при храме закончилась, когда жрецы Восьмигрудой Кивар сумели объявить веру Артешанны вне закона и выгнать ее последовательниц из Фениса. Олекс снова оказался на улице, но в этот раз никто не приютил его.

Первый раз он украл еду, когда умирал от голода и боги похитили его разум. Жирный торговец не обратил внимания на мелкого вора, схватившего картофелину с его воза и бросившегося наутек — в это время более крупная воровская структура, именуемая налоговой службой, пыталась безбожно стащить у него треть товара.

Затем он воровал уже не только еду, но и одежду, разные безделушки, некрупные деньги. Пару раз его ловили стражники, избивали до полусмерти и забирали все, что находили. Стражники были умны и не убивали воров — у кого бы они тогда отбирали украденное?

А потом он совершил ошибку.

Он подслушал разговор Большого Фартикаса и во время грабежа склада Купеческой Гильдии стащил золотую статуэтку, продав которую смог бы покинуть Фенис и даже поступить в Перипат Атинаса, где обучился бы искусству архитектуры. Олекс конечно же не подозревал, что статуэтка была одной из тех вещиц, которые Фартикас обязан был доставить заказчику.

Нашли его легко. Скупщики быстро сдали тощего мальчишку, интересовавшегося ценой на статуэтку из золота. Уличная команда Фартикаса устроила облаву, которой могли бы позавидовать стражники, если бы решили действительно защищать закон и граждан.

…Он бежал и задыхался от страха. Обильные слезы мешали разбирать дорогу, страх стучался в голове и твердил, что все кончено. А сзади догоняли мальчишки, старше его на два-три года. Но они умели не только воровать, а могли спокойно отправить его в путешествие по Белой Пустыне. Другими словами, убить. Убить его, Олекса.

Проклятье! Ну зачем он полез на тот склад?

— Вот он! — залихватски раздалось справа, и Олекс похолодел. В этот поворот он как раз и собирался нырнуть, ведь слева был тупик. Теперь тупик и справа, деваться некуда, а это значит… Это значит, что он уже мертв.

Он споткнулся и полетел на грубые камни мостовой. Правители полиса на дороги в бедных кварталах не тратились, считая, что плохие дороги волнуют бедняков в последнюю очередь. Камни расцарапали колени и ладони, которыми он попытался смягчить падение. Подбежавший пацан с силой ударил Олекса ногой в бок, и он растянулся на дороге, глотая пыль и унижение.

В этот момент он ненавидел себя. В этот момент он ненавидел отца. В этот момент он ненавидел мать. В этот момент он ненавидел богов.

Себя — потому, что был слаб. Отца — за то, что не сделал его сильным. Мать — потому, что родила его слабым. Богов — за то, что не помогали ему.

Но себя он ненавидел больше всего. За страх и слабость.

Его били недолго, но сильно. Сломали нос, вывихнули руку, но все же оставили живым. Олекс лежал, скорчившись, на дороге, дышал пропахшим оливами воздухом и все ждал, когда его добьют. Он желал собственной смерти. Чтобы перестать ощущать себя ничтожеством.

Оказалось, ждали Фартикаса. Тот пришел, помахивая злополучной статуэткой, из-за которой Олекса сейчас убивали. Понятное дело, ну что значит простой тайник перед одним из лучших воров Фениса? Ничего.

Как ничего не значит и сам Олекс перед всем миром.

Фартикас что-то говорил, вроде бы о том, что никто не смеет безнаказанно мешать ему. Он еще что-то говорил, но Олекс уже не разбирал слов, сознание упорно цеплялось за тело, но тело так же упорно вышвыривало его вон, и на это противостояние уходили последние силы. Когда крепкие руки вцепились в Олекса и перевернули его на живот, сорвав грязный хитон и обнажив тощие ягодицы, мальчишка завертелся, пытаясь вырваться. Ужас смерти отступил перед тем, что с ним собирались сделать Фартикас и его гогочущая банда. Да, другие малолетние воры рассказывали, что Фартикас вообще не общается с женщинами, отдавая предпочтение мужчинам. Поговаривали, что он неплохо платит за ночь, предлагая и Олексу такой путь заработка. Олекс не осуждал тех, кто подрабатывал таким способом, однако ему казалось, что в этом есть что-то грязное и он не может позволить себе отдать кому-то свое тело. Сейчас его никто не собирался спрашивать…

Он рванулся, пытаясь вырваться, и его несильно ударили по голове — похоже, Фартикас предпочитал, чтобы его жертва оставалась в сознании.

— Архий, будешь следующим. — Низкий от страсти голос прозвучал совсем рядам.

Олекс почувствовал потную ладонь на спине, которая начала опускаться ниже, и закрыл глаза, прося и даже моля убогов, чтобы они забрали его жизнь прямо сейчас, и пусть делают с его душой, что пожелают…

Рука Фартикаса замерла на месте. А потом он заорал. Те, кто держал Олекса, тоже завопили и разлетелись в стороны. Следом закричали и другие, но крики быстро смолкали, со странным звуком — будто пополам ломали сухие доски.

Олекс задрожал. Он боялся, что убоги откликнулись на его просьбу и теперь пришли за его душой. Он боялся, чтобы не бояться другого, — что боги окончательно отобрали у него искру разума и сейчас его насилуют, а он удаляется в мир грез, после которого только Белая Пустыня, но с вечным позором того, что произошло…

— Достаточно, Ахес. Олекс открыл глаза.

Тогда впервые он увидел Ахеса, первого из слуг Мастера, постоянно сопровождавшего его в путешествиях по миру, потому что его морфе лучше всего подходила для борьбы с магами, ежели таковая произошла бы. Это Олекс узнал позже, много позже, когда заменил Ахеса в путешествиях, потому что его морфе и энтелехия для охраны Мастера подходили еще лучше.

Тогда он этого не знал. И потому со страхом смотрел на смертного перед собой, смертного, подобных которому раньше не встречал, хотя и слышал о таких, как он.

— Ты… ты… ты убог? — спросил он совсем не то, что хотел.

— Он не убог.

И тогда он увидел Мастера. Тот слегка шевельнул рукой, и Ахес, надвинувший капюшон на лицо, достал из плаща одежду и бросил Олексу.

— Оденься, — сказал Мастер. — И ответь: ты хочешь стать сильнее?

— Хочу! — Олекс ответил, не задумываясь, но ответил именно то, что хотел.

— Тогда идем с нами. — Мастер отвернулся и пошел к выходу. Он был уверен, что Олекс побежит за ним как побитая собачонка за приласкавшим ее смертным. Он даже знал это точно.

Лишь потом Олекс выяснил, что Мастер спас мальчишку совсем не из жалости (Ахес убил всех, кто был тогда вокруг Олекса, и с жалостью это никак не вязалось), а потому, что не каждый подошел бы Мастеру. В Фенис Мастер прибыл из-за того, что расположение планет и звезд указывало на присутствие нужного ему смертного именно в этом городе.

Эта встреча все изменила в жизни Олекса.

Однако больше всего жизнь изменили слова Ахеса, которые тот произнес вечером того же дня, принеся еду мальчишке в номер одной из лучших гостиниц полиса.

— Ты слаб и ничтожен, — сказал тогда Ахес, до этого не проронивший ни слова. — Если ты не изменишься внутренне, я убью тебя. Твоя физическая сила ничто, если у нее нет основания. А основание это — здесь. — Он указал на грудь Олекса.

— В сердце? — глупо спросил Олекс, разомлевший от еды. И получил затрещину.

— В духе, — сказал Ахес.

Много времени спустя Олекс узнал, что вера Ахеса предполагает, что душа смертного находится в животе, дух в груди, а разум — в голове. Но это было потом.


А еще…


…Было больно. Морфе едва успевало затягивать раны, он едва успевал слизывать кровь, а Эвана даже не пошевелилась, презрительно глядя на него. Не стоило рассчитывать на Ахеса — тот валялся возле стены, и не было похоже, что он поднимется в скором времени. Затон тоже огреб по башке и бредил, сидя на полу между Олексом и Эваной. А скотина Тавил осторожничал и никак себя не проявлял.

Проклятье, он даже не может перейти из морфе в энтелехию и показать этой сучке, с кем она имеет дело! Надо постараться…

От удара в голову потемнело в глазах, и рот наполнился кровью. Однако, прежде чем ему полегчало, Эвана ударила снова — и он отключился. А когда пришел в себя, то первым делом увидел взгляд Эваны — презрительный и…

И… И жалеющий.

Кажется, именно тогда с ним случился первый приступ: он полностью потерял контроль над собой и даже бросался на Мастера. Тогда его сдержал Ахес, чуть не убив.

Он ненавидел, когда его жалели. Его могли презирать, ненавидеть, унижать, но его не могли жалеть.

Эвана победила его. Эвана пожалела его. И второе было в тысячу раз хуже, чем первое. Он поклялся, что вобьет эту жалость в ее глаза и заставит ее смотреть на него со страхом. Олекс поклялся, что вернет Эване ее взгляд. Он пообещал, что сделает это, несмотря ни на что.

Он пообещал, что не умрет, пока не сделает это.

…Сознание возвращалось, и возвращались ощущения мира. Первым вернулось осязание — он почувствовал дождь. Потом слух и обоняние — он услышал дождь и почувствовал кровь на губах. Свою кровь. А потом зрение, вернувшееся в тот момент, когда он поднимался, позволило ему увидеть упыря. Застывшего и обомлевшего Живущего в Ночи. Мертвяка, который только что убил его. Олекс улыбнулся.

— А теперь… теперь все будет серьезно. Он расправил плечи и рассмеялся.

Очередная молния, плетущаяся в хвосте дождя, промчалась по небу, осветив двоих, застывших друг против друга: не-живого и только что мертвого.


— Остальные такие же?

Вопрос Уолта повис в разбавленном дождем воздухе. Понтей понял, что маг обращается к нему.

— Возможно, — уклончиво ответил Сива.

Ему сейчас совсем не хотелось разговаривать. Смерть Огула… Он не ожидал. Он вообще не хотел, чтобы кто-то из команды умирал. Даже маг, и совсем не потому, что после этого Сива разорятся, выплачивая компенсацию Школе Магии. Живущие в Ночи с младенчества испытывают Жажду, и поэтому каждый из них хоть раз, но убивал человека, чтобы выпить его кровь полностью. Сейчас Законы Крови регулируют этот этап взросления, но в особо тяжелых случаях, когда Жажда невыносима, всегда находятся доноры, согласные умереть ради того, чтобы их семья жила лучше. Ну а Высшие Семьи втайне позволяют себе и не одного человека выпить. И многие кланы до сих пор используют в качестве инициации турниры до смерти. А если вспомнить Блуждающих…

Упыри убивают, чтобы жить. Так делают все. Но ведь это не значит, что так нужно делать всегда? Они ведь уже не Дикие. Они уже давно не Дикие. Но потому, что они не Дикие, они могут быть хуже Диких. Дикие охотились на людей, чтобы выжить. Дикие не устраивали кровавых оргий, где человеческая кровь текла по стенам, где Живущие в Ночи выпивали людей до смерти, срыгивали и снова пили, и не потому, что чувствовали Жажду, а просто чтобы пить… Дикие такого никогда не делали.

Но Дикие никогда и не жили рядом с людьми. Они никогда не подавали людям руки, никогда не лечили людей, никогда не помогали людям, когда те голодали, никогда не правили ими, решая их споры. А сейчас упыри делают это.

Может, именно потому, что они уже не Дикие, они могут быть и лучше и хуже? Может, и все смертные так? Все, кто наделен разумом, оторванный из природы и вынужденный размышлять самостоятельно? Никому уже не стать Диким — можно только стать лучше или хуже. Другого пути нет.

Когда-то Понтей это понял. Когда-то он это понял — и многое в нем изменилось. Помнится, он зачем-то поделился своими мыслями с библиотекарем Дайкар. И библиотекарь сказал, что молодой господин говорил со своей совестью, а не разумом. Что разум — только ступенька к совести. И что молодой господин полностью прав.

И тогда Понтей понял, что хуже он становиться не намерен. Что он намерен становиться только лучше. И что он намерен сделать Лангарэй лучше. Чтобы Лангарэй не исчез, подобно сотням государств, которые время стирало с плоти этого мира, если те не хотели меняться.

И что с богами войны ему не по пути. И что желание убивать в крови каждого Живущего в Ночи — с этим Понтей мог поспорить. Убивать можно лишь когда защищаешь себя и своих близких, и то если нет другого выхода. Как тогда, когда Понтей и охранник были один на один с убийцей, повелевающим растениями. Тогда надо было убивать. Тогда не было другой возможности, кроме как убивать. Хорошо, что рядом был охранник, который умел убивать. Который, впрочем, умер.

И вот Огул тоже мертв. И Понтею совсем не хочется говорить. Потому что Огул не должен был умереть. А вот маг, похоже, настроен поговорить. Поудобнее устроившись на стенке пузыря, Намина Ракура подвесил возле каждого по согревающему огоньку. Тепло не только грело, но и сушило одежду и сумки с их содержимым. Иукена, правда, ядовито сказала, что все равно они заново промокнут, так что она не видит смысла сушиться, но, когда маг убрал ее огонек, она тут же потребовала его обратно. На замечание Вадлара, что она ведет себя нелогично, Иукена мрачно ответила, что может засадить стрелу ему в голову и это будет вполне логично. Вадлар сказал, что она ошибается, Иукена потянулась к саадаку, и Фетис моментально сообщил, что он вообще-то в логике абсолютно не разбирается, ни в понятиях, ни в суждениях, ни в умозаключениях, ни в построении силлогизмов, особенно тех, которые основываются на абдукции, и Иукена может вести себя как угодно. После этого боевой маг и задал свой вопрос.

— «Возможно» — это неправильный ответ, уважаемый Сива, — спокойно сказал маг, достав один из тубусов и вертя им перед огоньком. — Видите ли, я должен разбираться, по вашим же словам, с непонятной магией и странными Силами. Так ведь?

— Ну да…

— Да. Но вот в чем дело. Видите ли, я не обнаружил следов магии, когда этот смертный появился перед нами.

— Может, ты просто некомпетентен? — ласково осведомилась Иукена.

— В моей некомпетентности мы как раз передвигаемся, — улыбнулся ей в ответ Уолт. — Но я сейчас о другом. Вы ведь не все мне сказали, не так ли, уважаемый Сива?

Понтей вздрогнул. Догадался? Узнал? Проник в его мысли и вытянул то, что он скрывал? Что он еще знает?

Почувствовав напряжение Понтея, напряглась и Иукена.

— Если вы думаете, что я читаю ваши мысли, то ошибаетесь, уважаемые Живущие в Ночи. — Маг усмехнулся. — Не смотрите на меня так, я просто знаю, что каждый смертный уверен, что любого мага хлебом не корми — дай чужие мысли почитать. Знали бы вы, какое это трудное и неблагодарное дело, особенно если в чьи-то комплексы влезешь. Хотите скажу, что вас выдало, уважаемый Сива?

— Чт… — Понтей откашлялся и переспросил. — Что?

— Вы слишком уверенно указали направление. Понтей недоуменно посмотрел на мага.

— Видите ли, уважаемый Сива, когда я спросил, куда нам двигаться, вы моментально сообразили, в какой стороне находятся те, кого мы преследуем. До этого я думал, что нас ведет Финааш-Лонер, но после его смерти именно вы указали путь. И судя по тому, что вас не беспокоит, куда мы двигаемся, вы точно уверены, что мы не отклонились от цели. Это магическая метка? Или вам постоянно передают точную дислокацию тех, кого мы преследуем?

— Господин маг дело говорит, Понтеюшка, — неожиданно поддержал Намина Ракуру Вадлар. — Я тоже недавно подумал: а правильно ли мы движемся? Вдруг гибель Огула была напрасной, и мы вообще обратно в Лангарэй направляемся? Но твоя задумчивая рожа беспокойства не проявляла, и я решил не тревожиться.

— Ты на чьей стороне, Фетис? — зло спросила Иукена.

— Иукеночка, если мы сейчас начнем решать, кто на чьей стороне, то мы с Понтеюшкой, как чистокровные упыри, будем заодно, а тебе придется перебираться к господину магу, вы ведь людьми родились как-никак… Ай, Иукена, больно… Ух, х-ррррр…

— Господин Намина Ракура прав.

Иукена выпустила Вадлара из болевого захвата и странно посмотрела на Понтея. Живущий в Ночи поежился. Иногда Иу одаривала его такими взглядами, значение которых продолжало оставаться для него загадочным; при этом ее взгляды могли быть вызваны как положительными причинами, так и отрицательными.

Эх, к убогам решение отца и остальных. Иначе маг может начать задавать вопросы, на которые придется срочно придумывать вранье, а умело врать с ходу Понтей не умел, что поделаешь…

— Во время атаки Храма и поселения Дайкар я столкнулся с одним из нападавших. Я был не один, но мои охранники погибли. И во время боя с этим смертным мне удалось вписать в его ауру частицу своего психообраза. Я уверен, что не смог бы одолеть его. Но он скрылся, не убив меня.

— Надо же! — Маг потеребил подбородок. — Даже не знаю, чему удивляться. Тому, что вы, оказывается, настолько способны к психомагии, или тому, что, оказывается, вы сражались с одним из наших будущих противников и скрыли это от меня.

— И от меня, — поспешно добавил Фетис и зачем-то подмигнул Понтею. Сива поморщился. Выходки носферату начинали раздражать.

— Что за способности были у вашего противника? По всей видимости, они отличаются от способностей недавнего смертного, иначе вы не были бы настолько потрясены, когда мы столкнулись с ним. Думаю, уважаемый Сива, в ваших интересах рассказать все, иначе я не гарантирую результат. Если я буду сражаться не только против магии, мне надо заново переделывать свои Заклинания и перестраивать стратегию действия.

— Хорошо. Я все расскажу.

И он рассказал все. Ну, почти все. Рассказал о смерчах, о растениях, о том, как он не почувствовал магии, но решил рискнуть и угадал, противопоставив атакам врага материальный аспект заклятий. И о том, что, не чувствуя магии, он все-таки уверен, что без магии не обошлось, так как простой внутренней силой то, что сделали те смертные, сделать невозможно.

— Понятно… — Уолт помрачнел. — Одно могу сказать, господа и дама, что это в корне все меняет.

— Почему, господин маг? Ведь теперь вы знаете, чего стоит ожидать от врагов и сможете лучше использовать свою магию.

— Уважаемый Вадлар, не все так просто. — Уолт вздохнул. — Видите ли, в каждом магическом воздействии на реальность есть три составляющие. Точнее, их намного больше, но все можно свести к этим трем. Это материальная структура, принцип и основа. В метафизике магии эти три составляющих называют гиле, ноэма и ноэзис. Гиле — это определенным образом организованное вещество, материя, которую использует Заклинание для воплощения. Ноэма — тот Источник Силы, который используется для… мм, да… используется для использования гиле. И ноэзис — это усилия мага, которые он способен приложить к Силе, чтобы задействовать ее.

— К чему эта лекция? — раздраженно спросила Иукена.

— Понимаете ли, исходя из того, что рассказал глубокоуважаемый Понтей, и из того, что мы видели, наши противники неведомым образом властвуют над гиле, не прибегая к помощи ноэмы и ноэзиса.

— Иначе говоря, они используют магию, не используя магии, — сообразил Вадлар.

— Точно, — кивнул Уолт. — А это невозможно. Была у меня мысль, что это ваша Сила Крови — уж очень тот парень на Живущего в Ночи смахивал, но вы отрицаете его принадлежность к вашей расе.

— Значит, все-таки магия? — спросил Понтей.

— Возможно…

Вот убогов маг! Он даже в точности воспроизвел те нотки, с которыми до этого Понтей говорил: «Возможно»…

— Почему вы не рассказали раньше, что уже сталкивались с врагами?

Ну сколько у этого мага еще вопросов? Лучше бы думал, как победить!

— Это не мое решение, — соврал Понтей. Именно он предложил скрывать от мага как можно больше информации. Сожги солнце, он сейчас даже нормально соврать не может…

— Неужели вы не понимали, к чему это может привести? Например, уверены ли вы, что ваши Клинки Ночи помогут?

— Будь со мной Клинок во время атаки на поселение, тот смертный не ушел бы живым.

— Странный оборот речи, — сказал Вадлар. — Он что, мертвым бы тогда ушел?

Маг ухмыльнулся. Иукена пнула Фетиса.

— Ай! — сказал носферату, посмотрел на саадак и ничего больше не сказал.

— Против того смертного Стрелы Ночи, глубокоуважаемой Татгем, не сработали. Не так ли? Значит, мы не можем быть уверены, что они сработают против остальных.

Понтей вздохнул. Он сам недавно думал об этом.

— Не совсем верно, — вмешался Вадлар. — Стрелы Ночи Иукеночки сработали в самый первый раз, это потом какая-то фигня началась.

Маг охнул. Задумался.

— А ведь верно. — Он мрачно посмотрел на Живущих в Ночи. — Кажется, я понял, что Каазад-ум Шанэ Нугаро собрался сделать. Хотя это очень опасно…

У Понтея внезапно защемило в груди. Слова мага вызвали чувство, которое Живущий в Ночи упорно гнал от себя. Он вдруг испугался, что Каазад уже мертв.


— Как тебя зовут, упырь? — Олекс сплюнул на руку кровью и языком медленно слизывал теплую жидкость. — Отвечай, потому что мне правда стало интересно.

Упырь молчал и, кажется, совсем не реагировал. Ну да ладно. Это уже не имеет значения. Если он хочет умереть, не назвав имени, надо уважить его решение, последнее решение в его жизни.

— Видишь ли, мертвяк… — Организм восстанавливался, и Олекса потянуло на откровенность. Затон постоянно ругал его за болтливость. Ну, Затон далеко, как и Мастер, можно и поговорить: — Ты действительно хорош, раз сумел убить меня. Однако, убив меня, ты полностью потерял шанс на победу.

Призрачный доспех, который Мастер называл объективацией поля энтелехии, приобретал все большую и большую плотность, покрывая туловище Олекса. Шипы становились крупнее, скрывая ноги, а чешуя на руках нарастала одна на другую, как черепица.

— Моя кровь… Она, покидая тело, приобретает свойство лечить меня и делать сильнее. Чем больше ран, тем крепче я становлюсь. В состоянии морфе ее нужно успеть выпить, чтобы она подействовала, а в состоянии Алмазной Брони, энтелехии, мне все равно — кровь сама все восстанавливает и сама противостоит новым ранениям… Ах да, ты же не знаешь, что такое морфе и энтелехия. Впрочем, я и сам не знаю, что это такое, знаю только, как это действует. А действует очень просто — изучает силу твоих ударов и опасность моих ранений и перестраивает мой организм, чтобы от следующего такого же удара защитить. Чем больше вреда ты мне наносишь, тем мощнее я становлюсь.

Олекс оскалился. Что-то смазанное было на окраине кругозора, что-то мешало ему смотреть, и это раздражало. Это не нравилось Олексу, но пока у него была сила поддерживать энтелехию в таком приподнятом состоянии, пока у него была сила — он готов был променять хоть все зрение, чтобы это продолжалось. До тех пор, пока он не вернется и не бросит вызов Эване, унизив ее на глазах Мастера.

— Ты же понимаешь, что произошло? Впрочем, если не понимаешь, то все равно. Ты убил меня, и сейчас моя кровь защитит меня от любой атаки этих твоих… Игл Ночи, наверное… Так их называл тот убогов Хранитель. Это ведь твое самое сильное оружие, верно? Но ты уже использовал их, и теперь тебе ничего не поможет. Так что приготовься умереть. Спрашиваю тебя в последний раз: твое имя?

Живущий в Ночи по-прежнему молчал. Олекс пожал плечами. Ну что ж, это его выбор — умереть безымянным…

Он поднял руки, направив ладони на упыря, сосредоточился, собирая энтелехийный выплеск на концах пальцев. И…

— Меня зовут Каазад-ум Шанэ Нугаро.

— Как твое имя, упырь? — спросил Олекс, человек, которого он недавно убил.

И Каазад вспомнил…


— Как твое имя?

…Вишмаган уклонился, но слишком медленно. Это был идеальный момент. Каазад не просто мог вырубить наглого парня, уверенно болтающего на всех углах, что именно он станет победителем турнира, пожелай он — и Вишмаган валялся бы в луже собственной крови, и только свежая кровь человека спасла бы его жизнь. Руки даже дернулись, примериваясь к шее парня, но Каазад сдержался.

И Вишмаган просто упал, ловко сгруппировавшись, но и в этом падении Каазад сумел бы достать его. Но слова отца и матери…

А потом Вишмаган ударил его ногой в живот. Нога могла быть сломана раза три, пока летела в сторону Нугаро…

Но Каазад сдержался и, делано схватившись за живот, упал на спину. Похоже, Вишмаган понял, что нога не достала цели, его лицо вытянулось, но судьи уже бежали на арену, знаменуя окончание поединка.

«Вишмаганы не простят, если проиграют Нугаро, Каазад. Пусть думают, что они сильнее. Иногда победа неважна», — так сказал отец.

«Мы знаем, что ты сильнее. Важно ли для тебя, что подумают другие?» — так сказала мать.

Он забился в самый дальний угол Храма Ночи Вишмаганов, где проводился ежегодный турнир среди юных воинов клана на звание лучшего бойца. Может, мать и права, но смешки, долетевшие со стороны других Живущих в Ночи, когда Казаад-ум выходил с арены, задели его. Почему-то захотелось ударить кого-нибудь, да посильнее. И, испугавшись этого желания, он решил спрятаться подальше.

От всех. От отца и от матери. Никого не хотелось видеть.

— Как твое имя?

Каазад поднял голову. Рядом стоял Живущий в Ночи, на вид раза в два моложе его, лет пятнадцати, то есть совсем ребенок. Стоял и с интересом смотрел на него.

— Чего тебе? — мрачно спросил Каазад. Упыреныш широко заулыбался и протянул ему руку:

— Я — Понтей Нах-Хаш Сива. Я следил за твоим боем. Мне кажется, ты должен был победить. По крайней мере, тридцать два раза ты мог нанести ему удар, после которого Вишмаган не смог бы двигаться.

Каазад вздрогнул. Действительно, именно столько раз он сдерживался, не позволяя себе поразить противника.

— Я — Каазад-ум Шанэ Нугаро. Что ты хотел?

— Мне кажется, ты был великолепен. — Понтей вдруг погрустнел. — А еще я ставил на твою победу во время отборочных поединков. Конечно, я много выиграл, но мог выиграть еще больше.

— И что? — Каазад улыбнулся. — Будешь меня укорять? Потребуешь компенсации?

— Давай дружить! — Сива снова заулыбался. — Мой отец говорил, что нашим кланам нужно больше связей, но я на самом деле восхищен тобой.

— И чем же ты восхищен? — Каазад слышал иногда от отца, что у Нугаро какие-то дела с Сива, пару раз его пытались даже сводить с девицами из этого клана. Теперь что, решили, раз он вежливо игнорировал тех девиц, то он интересуется мальчиками? Интересно, думают, что он сможет вот так вот подружиться с подосланным другим кланом подхалимом? Глупцы…

— Восхищен тем, какой ты идиот и дурак.

Каазад не поверил своим ушам. Его только что оскорбили? Этот мальчуган?

— Ты идиот потому, что позволил себе проиграть, хотя мог победить. А дурак потому, что теперь горюешь об этом и ничего не собираешься делать. Я видел лицо Вишмагана, когда он покидал арену. Он убедил себя, что победил. И другие убедят себя, что он победил тебя. Ты идиот и дурак, раз сидишь тут и прячешься. — Понтей снова одарил его своей улыбкой. — Тот Каазад-ум, что сражался с другими на арене, не был тем Каазад-умом, которого я вижу перед собой.

— А в ухо хочешь, пацан? — недобро прищурившись, спросил Каазад.

— А что, я тот противник, которого ты можешь победить? — прищурился убогов Сива.

И тогда Каазад рассмеялся. И щелкнул Понтея по лбу:

— Что еще ты обо мне можешь сказать, а?

— Много чего, — пообещал Сива. — Но поверь — нравиться тебе это будет не часто…


…Понтей ошибся. Его честность Каазад ценил выше всего, а их дружбу иногда даже кощунственно принимал за превосходящую Кровные Узы клана.

Пора возвращать долги, Понтей. Мои долги тебе. Недавно я пообещал — враг не уйдет. Так что пора…

— Меня зовут Каазад-ум Шанэ Нугаро, — сказал Живущий в Ночи, воткнув сабли в землю. — И ты зря сказал, что Понтей слаб и его дух ничтожен.

Первой изменилась челюсть. Первой всегда менялась челюсть. Она вытянулась, покрываясь короткой шерсткой. Нижняя челюсть разделилась на три части, каждая с торчащим вниз клыком. Туловище стало еще крупнее, одежда затрещала, сползая, ноги выгнулись в обратную сторону, руки обзавелись здоровенными когтями, а вся трансформа завершилась обильным ростом шерсти по всему телу.

Каазад зарычал. Когда Нугаро принимали тот облик, что давным-давно носили их предки, их всегда тянуло завыть на луну. И Нугаро терпеть этого не могли, хотя в качестве герба своего клана и выбрали воющего волка. Их постоянно сравнивали с оборотнями-волкулаками, одной из тех рас, с которой упыри никогда не могли сжиться. Поговаривали даже (понятное дело — за спиной Нугаро), что их вид произошел из-за кровосмешения упыря и волкулака: то ли упырь изнасиловал волкулачку, то ли волкулак упырицу… Их обзывали зверьми, грязными животными, но осторожно, оглядываясь по сторонам. Если кто-то имел неосторожность брякнуть такое в присутствии Живущего в Ночи из клана Нугаро, то услышавший это Нугаро смывал оскорбление только кровью сказавшего.

Но они и были Зверьми. Сила Крови Нугаро давала поистине звериные способности, которой не могла одарить других упырей их Сила Крови. Они были выносливы, ловки, чутки, их обоняние превосходило остальные органы чувств, их интуиция превышала возможности простого Живущего в Ночи. А Двойной Волчий Скок, непосредственная Сила Крови, делала их одними из лучших бойцов Лангарэя, если не лучшими, — но об этом не стоит распространяться. Вишмаган и Атан цепко держатся за свои места военных кланов и ревниво выслеживают возможных соперников…

— Надеешься на свою Силу Крови, кровосос? — Противник, давший ему довести трансформу до конца, потер ладонью о ладонь. — Ты разве еще не понял? Ты уже убил меня, и больше этого тебе не удастся.

— Говори, что хочешь! — рявкнул Каазад. Ярость трансформы Нугаро переполняла его, и приходилось сдерживаться, чтобы не потерять контроль над собой. — Ты не уйдешь отсюда!


Живущий в Ночи выхватил сабли и, рыча, бросился вперед. Олекс захохотал и побежал навстречу. Но смех резко оборвался, когда Каазад раздвоился и два темных пятна мелькнули справа и слева. Четыре удара почти одновременно высекли искры из рук Олекса, он замешкался, повернувшись к одному из пятен, превратившемуся в Каазада, но тут оно распалось на части и еще два удара обрушились на его доспех. Они не причинили особого вреда, но сила ударов заставила Олекса пошатнуться. Он быстро оперся на руку, начиная ладонью проворачивать свое тело вокруг оси и помогая себе ногами, но тут темные пятна мгновенно сплотились обратно в Каазада, который рубанул саблями снизу, прямо по лицу, подбрасывая Олекса вверх. А затем началось сумасшествие. Пятна мелькали вокруг Олекса то тут, то там. Прежде чем он упал на землю, по нему нанесли ударов двадцать, — они хоть и не нанесли ему ранений, но удовольствия не доставили.

— Ну и что?! — заорал Олекс— Ты хочешь опять убить меня?! Не получится, мертвяк! Ты только задерживаешь свою смерть. Твоя Сила Крови кончится, и ты, полудохлый, свалишься мне в руки!

Ночь ответила ему свистом клинков, разрубающих дождь. Упырь задел его голову, и это было неприятно. Олекс выбросил вперед руку, завидев тень перед собой. Он даже успел схватить ее и начал нагревать воздух в ладони, когда тень развалилась, просто вытекла струями черного дыма между пальцами. И снова удар по голове, уже с противоположной стороны, хоть тень еще и не рассосалась полностью, и вроде упырь не должен был успеть так быстро переместиться.

Бешенство вскружило Олексу голову. Он заревел, словно раненый зверь. Энтелехия погнала кровь по организму еще быстрее, сдавило виски, он выгнулся дугой, подтягивая ноги под себя и выставляя ладони вперед, а затем выпрямился, подкинув себя в воздух. Ладони ярко пылали декарином. Олекс сжал их, чувствуя, как сгорает и тут же восстанавливается плоть на кистях. Но эта боль ничего не значила по сравнению с той силой, что сейчас позволяла ему делать то, на что раньше он не был способен. В сжатых кулаках набухали декариновые шары, пробиваясь лучами света сквозь сведенные пальцы. Живущий в Ночи, сейчас очень похожий на мокрого волка, вставшего на задние лапы, замер на безопасном для контактного боя расстоянии, словно почуяв неладное.

«Дурак… Это тебя не спасет», — самодовольно подумал Олекс.

Когда шары увеличились настолько, что уже не было возможности их держать и ладони сгорали, моментально восстанавливаясь, Олекс швырнул один шар в Живущего в Ночи. Разумеется, тот бросился назад и в сторону, уходя с траектории полета шара. Однако шар сжался в мелкую точку, а затем из него быстро побежали во все стороны змейки-молнии, соединяясь друг с другом крест-накрест, широким полем захватив пространство и пленив упыря. Тот сразу же превратился в тень, и она черными лентами начала расползаться.

Однако Олекс ждал этого. Из другой руки прямо за спину вырвался шар. Олекс услышал, как охнул сзади Живущий в Ночи, как попытался убежать, возможно, даже успевая, но в этот момент шар быстро выбросил во все стороны молнии и тут же втянул их в себя. Полыхнуло обжигающим пламенем, осветившим развороченную степь перед захохотавшим человеком. Олекс чуть сконцентрировался — и второй столп пламени рванулся в небо, прямо перед ним.

— Я понял, мертвяк! — Олекс смеялся. — Я разгадал, в чем твоя Сила Крови, и победил тебя! Я не просто силен, теперь я непобедим, потому что моя сила позволяет мне понимать врага!

Воняло жженой шерстью. Упырь лежал на земле, правая половина его тела отсутствовала, а другая порядком обгорела, но при этом он еще был жив. Впрочем, эти Живущие в Ночи — живучие твари. О Высочайших ходят слухи, что останься от них хоть волосок — и они смогут восстановиться. Но этот упырь — не Высочайший.

— Я понял, что ты умеешь создавать двойника, иллюзию, которая отвлекает мое внимание, пока ты нападаешь на меня. Но моей лучшей атаке ты не смог противостоять, даже применив свою Силу Крови, ведь моя сила духа превосходит ее.

Рука упыря задрожала, словно он хотел ею пошевелить. Олекс наклонился ниже к тому, что осталось от лица.

— Хочешь что-то сказать? Ты проиграл. Тебе не о чем говорить. Говорить могут только те, кто победил.

— Тогда ты скоро замолчишь.

Олекс дернулся. Говорил упырь, но не тот, который лежал перед ним. Слова раздались сзади. Лежащий перед Олексом Живущий в Ночи обратился в тень и развеялся.

— Ты показал мне свою лучшую атаку. Позволь мне показать свою.


Каазад сосредоточился, а потом начал переступать ногами по кругу, все быстрее и быстрее раскручивая корпус. Олекс тоже развернулся, но Каазад оказался проворнее. Засвистели сабли, когда он раскинул руки, вертясь острейшей юлой. И помчался на человека, в руках которого снова засверкал декариновый свет. Но шары создавались долго. Так было и в первый раз. Каазад понял, с чем придется иметь дело, и выигрывал во времени. Он уже был рядом с человеком, мог во вращении разглядеть его исступленные глаза. И тогда он резко установился, замер на месте, да так, что в воздухе завис сабельный след.

Шерсть, вставшая дыбом на теле, вдруг от него отделилась. Тысячи волосков полетели на Олекса. И за один удар сердца они достигли человека, острые и крепкие, точно стальные иглы. Они вонзались в доспех, в руки, ноги, голову, звеня и дрожа, они осыпали Олекса спереди и сзади.

Застывший Олекс недоуменно оглядел себя. Свет в его ладонях медленно погас.

— Это твоя лучшая атака? — Он уставился на Каазада, который ежился, ощутив холод хлеставшего по голому телу дождя. — Эта мелочь — твоя лучшая атака, жалкий кровосос?! — заорал Олекс, занося руку для удара.

— Нет, — шепнул Каазад и вскинул сабли. Пришло время для Клинков Ночи.

— Ты что, не понял? Это на меня не подействует, это бесполез… — Олекс осекся, когда круги с треугольником внутри, вспыхнувшие на концах сабель, вдруг увеличились в размерах и оказались сами внутри квадрата, в углах которого сверкали Символы Начал: Солнце Света, Полумесяц Тьмы, Восходящая Звезда Тени и Нисходящая Звезда Сумрака. Противник растерялся, и Каазад понимал причину его растерянности.

Эта сила Клинков Ночи не была похожа на Иглы Ночи. Каазад подскочил к врагу и ударил. Сабли легко пронзили доспех Олекса и по рукоять погрузились в грудь.

— Как?.. — успел выдохнуть Олекс.

Эннеариновый вихрь с октариновыми сполохами завертел его, разрывая доспех, отрывая чешую и обламывая шипы. Вихрь все быстрее и быстрее крутил человека, кричащего от боли, сломанной игрушкой дергавшегося внутри взбесившегося заклятия. Каазад отпрыгнул, держа в руках только эфесы от сабель. И стал ждать.

Вихрь исчез, размазав Олекса по земле, вернув ему вид юноши, совсем непохожего на того монстра, который только что сражался с Нугаро. Парень валялся на земле, едва дыша. Однако ему хватило сил, чтобы приподнять голову и посмотреть в глаза Каазада.

— Ты… Каазад ждал.

— Ты… Ты дурак, — выдохнул Олекс— Твоя лучшая атака. Она не убила меня. Сейчас. Сейчас я стану прежним. И ты умрешь. Тебе даже… даже сейчас не добить… меня… А без своих сабель… без них ты… ты — ничто.

— Ты ошибаешься, — сказал Каазад.

— Я… не ошибаюсь, — Олекс усмехнулся. — Я… мне уже лучше. — Он приподнялся, упираясь руками в землю. — Готовься к смерти!

— Ты ошибся, — повторил Каазад. — Не саблями я победил тебя.

Он вытянул эфесы, показав их врагу.

— Видишь ли, — сказал Живущий в Ночи, — я не просто наносил тебе удары при помощи магии, я мог контролировать мощность ударов, увеличивая или уменьшая ее при надобности. Не сабли это делали, а вот эти камни. — Он заставил многогранники просиять в подтверждение своих слов. — Они называются Концентраторами Ночи, если тебе это интересно. Ты подтвердил мою догадку: твой организм анализирует ранения и вырабатывает защиту, — продолжил Каазад, осторожно положив эфесы на землю. — И теперь мне хотелось посмотреть, на что ты способен, чтобы понять, какая сила потребуется для разрушения всей твоей защиты. Я убил тебя не для того, чтобы убить тебя. Хотя я надеялся, что ты умрешь, но был готов и к тому, что это может и не произойти. Твоя защита увеличилась — это мне и нужно было узнать.

Живущий в Ночи шагнул к человеку, который внимательно его слушал. Запах человека постоянно менялся: метался от бешенства к страху, от страха к задумчивости, от задумчивости к ярости.

Каазад скрестил руки на груди.

— В первый раз ты ошибся, когда решил, будто понял мою Силу Крови. Да, я мог обманывать тебя своей иллюзией, но это было до моей трансформы. Когда лиса машет хвостом, заставляя псов сворачивать в другую, нежели сама, сторону, она обманывает их. Моя Сила Крови позволяет создавать искусственную форму тела, которую я могу заполнить настоящим в любой момент, оставив на месте реального тела такую же форму. Не иллюзия обманывала тебя, а я.

Казаад приблизился к врагу еще на шаг, отменяя трансформу и возвращаясь к антропоморфному облику упырей.

— Второй, и последний, раз ты ошибся, когда решил, будто моя атака ограничится только саблями. Я же предупреждал — я покажу тебе свою лучшую атаку. Но это были не Концентраторы Ночи.

— Шерсть? — пробормотал Олекс.

— Да, — кивнул Каазад. — Ты ошибаешься снова, если думаешь, что она не нанесла тебе ран. Не на теле, нет. Внутри.

Человек, не понимая, смотрел на упыря. Кажется, он даже забыл, что хотел встать.

— Когда я крутился, шерсть отделялась от меня, и я рубил ее на мелкие части. А потом она устремлялась к тебе, и ты вдыхал ее. Она попала в твои легкие, оттуда в кровеносную систему и распространилась по всему телу. Когда я атаковал твою защиту, я выигрывал время, чтобы шерсть распространилась у тебя внутри. Но и это не все. Когда я разбил твой доспех, шерсть прилипла к твоему телу, не вся, конечно, но достаточно, чтобы равномерно покрыть тебя. Ты не видишь ее на себе, она уже ушла под кожу.

Казаад стоял напротив Олекса. Он не боялся нападения. Запах Олекса все интенсивнее выражал его страх. Кажется Олекс понял, почему Каазад так разоткровенничался. По той же причине Олекс рассказывал ему о своей крови и энтелехии. Каазад был уверен в победе. Каазад был уверен, что Олекс сейчас умрет.

— Я контролирую каждую шерстинку в твоем теле, — продолжал Каазад. — Сейчас я пошлю приказ — и они разорвут тебя на тысячу кусков, которые никакая кровь не сможет собрать. Твой мозг, твое сердце, твоя печень, твои легкие — весь ты… Тебя просто не станет. Твоей крови не справиться с этим без кровеносной системы. Но я чту тебя как воина и поэтому рассказал тебе все это. Ты сражался достойно и мог бы победить. Ты действительно хороший воин. Но победил я.

Каазад резко развел руки. И тело человека взорвалось, ошметками разлетевшись на несколько десятков метров вокруг.

Каазад отыскал сумку, где лежала запасная одежда на случай трансформы и запасные клинки к Концентраторам.

Одевание заняло несколько минут, а потом, уловив тонкий, истончающийся запах команды, он побежал по следу.

Он бежал и старался не думать, послышалось ли ему, будто перед смертью Олекс прошептал «спасибо».

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник