7 октября, около 8 утра
Мой милый дневник!
Пишу это на уроке тригонометрии и отчаянно надеюсь, что Гальперн ничего не заметит.
Вчера вечером у меня при всем желании не нашлось времени записать новости. Получился безумный, непредсказуемы день – вроде того вечера встречи выпускников. Сегодня утром на уроке мне показалось, что все, случившееся в прошлый уик-энд, было сном. Скверные события оказались очень скверными, зато хорошие – необычно хорошими.
Я не собираюсь официально выдвигать обвинения против Тайлера. Правда, он временно исключен из школы и из футбольной команды. Так же как и Дик – за пьянство на танцах. Никто, правда, открыто об этом не говорит, но я не знаю, что очень многие считают его ответственным за то, что случилось с Вики. Сестра Бонни видела вчера Тайлера в клинике и говорит, что у него под глазами два колоссальных фингала, а все лицо в лиловых подтеках. Я волей-неволей тревожусь о том, что случилось, когда они с Диком вернутся в школу. Теперь них куда больше причин ненавидеть Стефана.
Итак. Стефан. Я проснулась сегодня утром и запаниковала, думала: «А что, если все это не правда? Или, если этого никогда не происходило? Или если он передумал?» Тетя Джудит за завтраком тоже беспокоилась, потому что я опять толком ничего не ела. Но затем я отправилась в школу и увидела Стефана в коридоре рядом с канцелярией. Мы просто посмотрели друг на друга. И все мои сомнения развелись. Стефан мне лукаво улыбнулся. Я сообразила, что он опять прав, что нам лучше не набрасываться друг на друга в школьном коридоре. Если мы, конечно, не собираемся своими страстными объятиями повеселить секретарей.
Между нами все замечательно. Это точно. Теперь мне просто надо найти способ объяснить это Жан-Клоду. Ха-ха-ха!
Однако я, впрочем, определенно не понимаю. Почему Стефан не пылает счастьем как я? Когда мы оказываемся в компании, я могу понять, как Стефан себя чувствует, я знаю, как сильно он меня любит, как я ему нужна. У него внутри появляется такой отчаянный голод, когда он меня целует, словно он желает насладиться не только моим телом, но и душой. Получается как с той черной дырой, которая…
По-прежнему 7 октября, но теперь уже 2 часа дня.
Пришлось прерваться, потому что мисс Гальперн все-таки меня поймала. Она даже начала было читать вслух то, что я написала, но потом, как мне показалось, она вспомнила о предмете урока и перестала. Однако учительница была откровенно расстроена. Что ж мне придется серьезно подумать о таких ничтожных делах, как возможный провал по тригонометрии.
Мы со Стефаном вместе перекусили – точнее, просто посидели в углу футбольного поля, куда я захватила свой ленч. Стефан даже не потрудился что-нибудь себе взять. Мы почти – а на самом деле совсем – друг друга не касались, только разговаривали и переглядывались. Я очень хочу до него дотронуться. Больше чем до любого из моих знакомых мальчиков. И Стефан тоже хочет до меня дотронуться, потому что явно сдерживается. Вчера у него в комнате я нашла стопроцентное доказательство того, что он с самого начала в меня влюбился. Помнишь, я рассказывала тебе, как на второй день занятий мы с подругами были на кладбище? Ну, так вот, в комнате Стефана я нашла абрикосовую ленточку, которую я в тот день носила. Наверное, она у меня выпала из волос на бегу, он, должно быть, подобрал и сохранил ее. Я не стала рассказывать о своем открытии, потому что Стефан хочет держать это в секрете. Но ведь это неопровержимо доказывает, как сильно он меня любит, разве не так?
Между прочим, у нас тут есть еще одна откровенно расстроенная персона. Кэролайн. Очевидно, она каждый день заволакивала Стефана в фотографический кабинет на больших переменах, и, когда он сегодня не показался, она стала его искать, а нашла нас двоих. Бедный Стефан, он совсем про нее забыл и явно был собой недоволен. Как только Кэролайн ушла – позеленевшая от злости, – Стефан сказал, что она к нему цеплялась с самого первого дня. Кэролайн заметила, что он ничего не ест за ленчем, а сама она тоже ничего не ела, так как сидела на диете. Так они и сблизились. На самом деле ничего плохого Стефан о ней не говорит, хотя я догадываюсь, что просто таково его представление о хороших манерах, что джентльмену так поступать негоже. Тем не менее, он заверил меня, что между ними решительно ничего не было. А быть забытой для Кэролайн наверняка оказалось хуже, чем, если бы они поссорились.
Однако мне интересно, почему Стефан ничего не ест за ленчем. Для футболиста это странно.
Вот черт. Мистер Таннер только что прошел мимо, и я еле-еле успела накрыть дневник учебным блокнотом. Бонни захихикала, прикрываясь учебником истории, – мне видно, как трясутся ее плечи. А Стефан, который сидит прямо передо мной, так напряжен, будто в любую секунду может вскочить из-за стола. Мэтт одаривает меня красноречивыми взглядами типа «ты ненормальная», а Кэролайн злобно сверкая глазами. Я же веду себя очень-очень невинно, делая записи в дневник и одновременно не сводя глаз с мистера Таннера. Так что если мой почерк будет не совсем ровным, ты поймешь почему.
В последний месяц я была не в себе. Никак не могла толком обдумать что-то или сосредоточиться на чем-то помимо Стефана. Накопилось столько дел, что даже страшно. Предположительно, я несу ответственность за обустройство Дома с приведениями к Хэллоуину, а мы еще даже не начинали. Теперь у меня ровно три с половиной недели на то, чтобы все как следует организовать. А я все время хочу быть со Стефаном.
Конечно, я могла бы выйти из комитета. Но тогда там стали бы распоряжаться Бонни и Мередит. Как тут не вспомнить, что сказал Мэтт, когда я попросила его пригласить Стефана на танцы: «Ты просто хочешь, чтобы весь мир вращался вокруг Елены Гилберт».
Это правда. Или, по крайне мере, если так было в прошлом, больше я этого не хочу. Я хочу… да-да, я знаю, это прозвучит предельно глупо, но я хочу быть достойной Стефана. Я знаю, он бы не позволил товарищам по футбольной сборной просто отбывать игру. Я хочу, чтобы он мной гордился.
Я хочу, чтобы он любит меня так же сильно, как люблю его я.
– Скорее! – крикнула Бонни от входа в физкультурный зал.
Рядом с ней в ожидании стоял мистер Шелби, старший вахтер школы.
Елена бросила последний взгляд на отдаленные очертания футбольного поля, а затем неохотно прошла по асфальтовой дорожке, чтобы присоединиться к Бонни.
– Я просто хотела сообщить Стефану, куда пошла, – объяснила она.
После недели в обществе Стефана Елена по-прежнему чувствовала восторженный трепет от одного лишь произнесения его имени. Каждый вечер перед закатом на этой неделе он приходил к ней домой, держа руки в карманах куртки с неизменно поднятым воротником. Они с Еленой обычно гуляли в сумерках или сидели на веранде, болтая о всякой всячине. Хотя ни слова на этот счет сказано не было, Елена подозревала, что Стефан, таким образом, заботился о том, чтобы они не оставались наедине. С той самой ночи после танцев Стефан всячески старался соблюдать определение предосторожности.
«Защищает мою честь», – лукаво думала Елена, хотя в груди у нее при мыслях об этом что-то покалывало.
– Один вечер он прекрасно и без тебя проживет, – бессердечно заметила Бонни. – Начнешь говорить, так никогда не закончишь, а я еще хочу домой к ужину поспеть.
– Здравствуйте, мистер Шелби, – поприветствовала Елена вахтера, который терпеливо стоял у дверей. К ее удивлению, Шелби торжественно ей подмигнул. – А где Мередит? – спросила она.
– Здесь, – послышался голос у нее за спиной, и Мередит появилась в проеме, держа в руках картонную коробку с папками и блокнотами.
– Я забрала вещи из твоего шкафчика.
– Теперь, значит, вы все собрались? – спросил мистер Шелби. – Хорошо, девочки, значит, заприте дверь на замок. Тогда никто туда не войдет.
Бонни, уже готовая войти в физкультурный зал, вдруг остановилась.
– А вы уверены, что там сейчас никого нет? – настороженно спросила она.
Елена толкнула ее между лопаток.
– Скорее! – язвительно передразнила она. – Я еще хочу домой к ужину поспеть.
– Никого там нет, – заверил подруг мистер Шелби, недовольно кривя рот. – Но вы, значит, девочки, кричите, если что потребуется. Я буду рядом.
Дверь захлопнулась за ними с каким-то безнадежным стуком.
– Итак, работаем, – покорно промолвила Мередит и поставила картонную коробку на пол.
Елена кивнула, оглядывая большое пустое помещение. Каждый год ученический совет устраивал Дом с привидениями как благотворительное предприятие по сбору средств. Последние два года Елена вместе с Бонни и Мередит входила в комитет по обустройству, но должность председателя была для нее в новинку. Ей приходилось принимать решения, которые затрагивали всех до единого, и она даже не могла положиться на опыт прошлых лет.
Дом с привидениями обычно устраивался на лесном складе, но, в связи с растущей напряженностью в городке из-за происшествий на кладбище, было решено, что школьный физкультурный зал гораздо безопаснее. Для Елены это решение означало пересмотр всего дизайна интерьера, причем всего за три недели до Хэллоуина.
– На самом деле здесь и так чертовски страшно, – тихо заметила Мередит.
«И действительно, – подумала Елена. – В таком большом и пустом помещении становится как-то тревожно».
Она вдруг обнаружила, что невольно понижает голос.
– Давайте для начала его измерим, – предложила она.
Девочки двинулись по залу, их шаги гулко отзывались в тишине.
– Ну вот, хорошо, – сказала Елена, когда они закончили измерения. – Теперь давайте за работу.
Она старалась успокоиться, убеждая себя в том, что просто глупо чего-то бояться в школьном физкультурном зале, когда Бонни и Мередит рядом с ней, а футбольная команда тренируется менее чем в двухстах ярдах.
С ручками и блокнотами в руках три девочки сели на открытую трибуну. Елена и Мередит сверились с набросками дизайна предыдущих лет, а Бонни тем временем кусала ручку и задумчиво оглядывалась по сторонам.
– Итак, вот физкультурный зал, – начала Мередит, делая быстрый набросок в своем блокноте. – А вот отсюда будут входить гости. В самом конце экскурсии мы можем расположить Окровавленный труп. А кто, кстати сказать, станет в этом году Окровавленным трупом?
– Тренер Лайман, наверно. Он прекрасно справился в прошлом году. – Елена указала на набросок. – Ну ладно, вот здесь мы поставим перегородки и оборудуем Средневековую пыточную камеру. Оттуда народ пойдет в Камеру живых мертвецов…
– Думаю, мы должны сделать Комнату друидов, – вдруг предложила Бонни.
– Кого? – переспросила Елена, но, как только Бонни начала орать «дру-и-дов», успокаивающе подняла руку: – Хорошо-хорошо, я помню. Но почему?
– Потому что это именно они изобрели Хэллоуин. Он начался как один из их священных праздников, для которого они раскладывали костры и выставляли напоказ репы с вырезанными на них человеческими лицами, чтобы отогнать злых духов. Друиды верили, что именно в этот день грань между живыми и мертвыми почти исчезает. И все это было по-настоящему страшно. Они приносили человеческие жертвы. А мы могли бы принести в жертву тренера Лаймана.
– А что, совсем неплохая идея, – одобрила Мередит, – Окровавленный труп мог бы стать жертвой. Представьте, он лежит на каменном алтаре, а рядом валяется окровавленный нож. И кругом лужи крови. А когда люди будут подходить к нему совсем близко, он может внезапно садиться.
– Может случиться слишком много сердечных приступов, – сказала Елена, однако ей тоже пришлось признать, что эта идея совсем неплоха, и ее точно можно назвать пугающей.
Ей даже стало как-то нехорошо, когда она об этом задумалась. Лужи крови… хотя на самом деле там была бы всего лишь кукурузная патока «Каро».
Две другие девочки тоже притихли. Из мужской раздевалки послышался шум бегущей воды, хлопанье шкафчиков и глухие, неразборчивые голоса.
– Тренировка закончена, – резюмировала Бонни. – На улице, должно быть, уже темно.
– Да-да, и наш герой отмывается, – сказала Мередит, со значением поднимая брови в адрес Елены. – Хочешь подсмотреть в замочную скважину?
– Очень бы хотелось, – лишь наполовину шутливо призналась Елена.
Атмосфера в пустом зале заметно помрачнела. И в этот момент Елена действительно пожелала увидеть Стефана, оказаться рядом с ним.
– А вы больше ничего не слышали про Викки Беннетт? – внезапно спросила она.
– Почти ничего, – отозвалась Бонни, – Только то, что родители Бонни подыскивают ей психиатра.
– Специалиста по душевным болезням? А зачем?
– Ну-у… наверно, они думают, что ее рассказы… в общем, что все это связано с галлюцинациями или с чем-то вроде того. И еще я слышала, что Бонни видит чертовски кошмарные сны.
– Надо же, – выдохнула Елена.
Звуки в мужской раздевалке постепенно затихли, и девочки услышали, как хлопает наружная дверь.
«Галлюцинации, – подумала Елена. – Галлюцинации и кошмарные сны».
Почему-то она вдруг вспомнила ту ночь на кладбище, когда Бонни заклинала их спасаться от чего-то, чего никто из них видеть не мог.
– Думаю, мы все-таки должны вернуться к работе, – сказала Мередит.
Елена стряхнула с себя неприятное воспоминание и кивнула.
– А знаете… мы могли бы устроить кладбище, – неуверенно предложила Бонни, словно бы читая мысли Елены. – В Доме с привидениями, я имею в виду.
– Нет, – резко откликнулась Елена. – Нет, думаю, нам нужно придерживаться того, что у нас уже запланировано, – добавила она уже немного спокойнее, склоняясь над своим блокнотом.
Снова какое-то время не слышалось ни единого звука, кроме негромкого скрипа авторучек и шуршания бумаги.
– Ну, хорошо, – наконец подытожила Елена. – Теперь нам придется сделать замеры для других перегородок. Кому-то придется забраться за трибуны… Что скажете?
Тут свет в физкультурном зале моргнул и стал тусклым.
– Вот тебе и на, – раздраженно отреагировала Мередит.
Свет еще раз моргнул, погас и опять загорелся, но ярче не стал.
– Не могу ничего различить, – сказала Елена, вглядываясь в свои записи.
Посмотрев на Бонни и Мередит, она увидела два белых пятна вместо лиц.
– Наверно, что-то не так с аварийным генератором, – предположила Мередит. – Я позову мистера Шелби.
– Может, мы лучше закончим завтра? – жалобно попросила Бонни.
– Завтра суббота, – напомнила Елена. – А мы еще на прошлой неделе должны были все это закончить.
– Я позову Шелби, – снова сказала Мередит. – Бонни, тебе лучше пойти со мной.
– Мы все могли бы пойти… – начала было Елена, но Мередит ее перебила:
– Если мы все пойдем и не сможем его найти, тогда нам уже не удастся вернуться в гимнастический зал. Пойдем, Бонни, это совсем рядом.
– Но там так темно.
– Сейчас везде темно: дело уже к ночи. Идем, нам двоим там ничто не грозит. – И Мередит потянула упирающуюся Бонни к двери. – А ты, Елена, никого сюда не впускай.
– Будто мне требуется об этом напоминать – отозвалась Елена, выпуская девочек за дверь и наблюдая, как они идут по коридору.
Когда их силуэты стали растворяться в сумерках, она отступила назад и закрыла дверь.
«Фантастическая катавасия», – обычно выражалась в подобных случаях ее матушка.
Елена подошла к картонной коробке, которую притащила Мередит, и начала складывать папки и блокноты обратно. В скудном свете она едва различала смутные очертания предметов. Не слышалось никаких звуков, кроме ее собственного дыхания и шорохов, которые она производила. Елена оказалась одна в этом огромном, плохо освещенном помещении… И кто-то за ней наблюдал… Елена сама не понимала, как такое может быть, но она ни секунды в этом не сомневалась. Кто-то находился у нее за спиной в физкультурном зале, внимательно наблюдая за ней.
«Глаза в темноте», – сказал тогда бездомный старик.
Викки тоже о них упомянула. И теперь эти глаза смотрели на Елену.
Она быстро развернулась лицом к просторному залу и принялась отчаянно напрягать зрение, вглядываясь в темноту и стараясь даже не дышать. Елене казалось, что если она издаст хоть один звук, то тварь, которая там таится, тут же на нее набросится. Однако ничего увидеть и услышать ей не удавалось.
Трибуны были мрачны, их угрожающие формы простирались в никуда. Дальний конец зала растворялся в сером безликом тумане.
«Темная мгла», – подумала Елена, отчаянно прислушиваясь, и почувствовала мучительное напряжение всех мышц.
Господи, что это еще за негромкое шуршание? Наверняка воображение играло с ней злые шутки… Да-да, пусть уж лучше воображение.
Внезапно разум Елены прояснился. Ей требовалось как можно скорее отсюда убраться. Здесь таилась реальная опасность, а вовсе не ее фантазия. В тенях определенно пряталось что-то злое, что-то ужасно навязчивое. И Елена была совершенно одна. Внезапно в дальнем конце зала что-то зашевелилось.
Крик застыл у Елены в глотке. Мышцы тоже одеревенели, скованные страхом – и какой-то неведомой силой. Елена беспомощно смотрела, как неясная форма двигается среди теней, направляясь в ее сторону. Ощущение было такое, как будто сам мрак ожил и теперь, прямо у нее на глазах, оформляется в человеческую фигуру, в симпатичного молодого человека.
– Извините, если я вас напугал.
Голос был очень приятным, с легким акцентом, принадлежность которого Елена определить не смогла. Однако складывалось ощущение, что молодой человек вовсе не извинялся.
Облегчение оказалось таким сильным и внезапным, что стало почти болезненным. Елена расслабилась и шумно выдохнула.
С виду молодой человек напоминал недавнего школьника или помощника мистера Шелби. Обычный улыбчивый парень. Казалось, его позабавило, что Елена из-за него чуть не лишилась сознания.
Хотя… может быть, не вполне обычный. Этот парень был удивительно привлекателен. Пока он подошел, Елена успела разглядеть под шапкой темных волос почти идеальное четко очерченное лицо. Эти изящные скулы были настоящей мечтой скульптора. Парень был почти незаметен в темноте, потому что носил все черное: мягкие черные ботинки, черные джинсы, черный свитер и черную кожаную куртку.
И он по-прежнему еле заметно улыбался. Облегчение Елены сменилось гневом.
– Как вы сюда вошли? – требовательно спросила она. – И что вы здесь делаете? Вам здесь не следует находиться.
– Я вошел в дверь, – ответил молодой человек.
Его негромкий голос был очень вежливым, однако Елена различила в нем нотки какого-то самодовольства и насторожилась.
– Все двери заперты, – заметила Елена, и в ее тоне прозвучало обвинение.
Парень удивленно поднял брови и улыбнулся:
– В самом деле?
Елена ощутила еще один приступ страха.
– По крайней мере, им полагалось быть закрытыми, – произнесла она самым холодным тоном, на какой была способна.
– Вы злитесь, – серьезным тоном отозвался молодой человек. – Но я же извинился. Еще раз прошу прощения, если я вас напугал.
– Я вовсе не испугалась! – недовольно рявкнула Елена и почему-то на удивление по-дурацки себя почувствовала.
Она теперь казалась себе маленьким ребенком, которого высмеивал кто-то старший и куда более опытный. От этого девочка еще сильнее разозлилась.
– Я просто очень изумилась, – продолжила она. – И это вряд ли удивительно, когда вы так затаились в темноте.
– В темноте порой происходят очень интересные вещи. – Парень по-прежнему явно над ней потешался – Елена могла прочесть это в его глазах.
Затем он подступил еще на шаг, и Елена различила, что глаза у него очень необычные – почти черные, но со странными огоньками внутри. Казалось, вглядываясь в их глубину, можно было упасть, и это падение могло продолжаться вечно.
Елена вдруг поняла, что пристально смотрит в эти черные глаза. Почему же до сих пор не зажегся свет? Елене хотелось убраться подобру-поздорову из физкультурного зала. Она немного отодвинулась в сторону, так что между ней и юношей теперь оказался край трибуны, и собрала оставшиеся папки в сумку. На сегодняшний вечер о любой работе можно было забыть. Теперь Елене хотелось только выбраться отсюда. Однако затянувшееся молчание заставляло ее испытывать определенную неловкость. Молодой человек просто стоял, не двигаясь и внимательно за ней наблюдая. Почему он ничего не говорил?
– Вы здесь кого-то искали? – Елена подосадовала на саму себя за то, что ей пришлось заговорить первой.
Юноша по-прежнему на нее смотрел, его черные глаза буквально в нее впивались, отчего Елена испытывала все большее и большее неудобство. Она с трудом сглотнула слюну.
– О да, – прошептал молодой человек, не сводя глаз с ее губ.
– Что? – Елена уже забыла, о чем спросила.
Ее щеки и шея горели от прилившей к ним крови. Елена чувствовала необычайную легкость в голове. Если бы он только перестал так на нее смотреть…
– Да, я здесь кое-кого искал, – повторил он не громче чем раньше.
А затем неспешно пододвинулся к ней, так что теперь их разделял только угол сиденья на трибуне.
Елена даже не могла вздохнуть. Он стоял так близко. Достаточно близко, чтобы до нее дотронуться. Елена чувствовала легкий запах одеколона и кожаной куртки. Зрачки его глаз, черных как полночь, были расширены, точно у кота. Таких глаз Елена еще никогда в жизни не встречала. Она видела только эти глаза, пока молодой человек нагибался к ней, постепенно склоняя голову. Елена ощутила, как глаза ее закрываются. А затем почувствовала, как голова ее запрокидывается, а губы раздвигаются.
Нет! Елена очень вовремя мотнула головой в сторону. И почувствовала себя так, словно только что отшатнулась от края пропасти.
«Что я делаю? – подумала она в шоке. – Я чуть было не позволила ему меня поцеловать. Совершено незнакомому человеку, которого я каких-то несколько минут тому назад впервые в жизни увидела!»
Но это было еще не самое худшее. Помимо всего прочего, случилось нечто совершенно невероятное. На эти несколько минут Елена совершенно забыла о Стефане.
Однако теперь образ любимого заполнил ее разум, и страстное томление разлилось в ней почти как физическая боль. Елена отчаянно хотела, чтобы Стефан как можно скорее ее обнял, хотела быть вместе с ним.
Она с трудом сглотнула. Ноздри ее раздулись, тогда Елена резко втянула в себя воздух. В ее ровном голосе наконец-то зазвучало достоинство.
– Мне лучше отсюда уйти, – произнесла Елена. – Если вы тут кого-то искали, вам следует посмотреть в другом месте.