Профессор остановился у длинного трехэтажного здания, в котором не светилось ни огонька. Постучал в дверь. Потом еще раз, сильнее.
– Кого там нечисть носит? – донеслось с другой стороны.
– Дэгни, открывай! – рявкнул Винсент.
Заскрежетал засов, дверь отворилась, явив дородную особу в платке. На миг мне показалось, что я вернулась в детство и снова стою перед «нянечкой» Александрой Ивановной. Нет, лица у этих женщин были разные. А выражения их точно лепил один скульптор.
– Ой, профессор, какими судьбами к нам? – Тетка расплылась в заискивающей улыбке. Перевела взгляд на меня и рявкнула: – А ты чего шляешься среди ночи, нормальных людей будишь!
Я дернулась, голова сама собой втянулась в плечи в ожидании затрещины. Заставила себя распрямить спину. Хватит! Я взрослая, и прекрасно понимаю, что такие тетки просто пытаются самоутвердиться за счет тех, кто не может ответить. Я – смогу, если понадобится.
Не понадобилось.
– Она здесь среди ночи потому, что я так велел, – холодно заметил профессор. – Приведи Ханну, и чтобы одна нога здесь, другая там.
– Так спит… – начала было мегера и осеклась под его взглядом. – Сейчас позову. А вы не стойте на пороге, заходите, садитесь, вот, чайку, может, соорудить…
– Приведи Ханну. Немедленно.
Тетка испарилась со скоростью, удивительной для ее комплекции. Мы остались в небольшом холле. У одной стены стояла кушетка на резных ножках, в противоположной было прорезано окошко, за которым маячили стол и еще одна кушетка. Похоже, студенческие общаги во всем мире одинаковые.
Профессор садиться не стал, я тоже осталась стоять. Хотела по привычке подпереть спиной стену – кто знает, сколько придется ждать? – но профессор держался прямо, точно на плацу, и я не стала рисковать. Встала неподалеку, блуждая взглядом по нехитрому интерьеру.
– Дэгни – сторож, – пояснил Винсент, хотя я ни о чем не спрашивала. – Ханна – смотрительница общежития. Она будет решать, где вам жить, и расскажет, что дальше.
Он подавил зевок. Ну да, глубокая ночь. У меня и самой глаза слипались, хотя совсем недавно казалось, что сегодняшних – или уже вчерашних? – впечатлений хватит, чтобы лишить меня сна по меньшей мере на неделю.
– Я могу дождаться смотрительницу и сама, – сказала я. – Вы и без того очень много для меня сделали.
Не то чтобы меня сильно заботил профессорский сон, но многие мои знакомые с недосыпа становились придирчивыми и раздражительными. Не лучшие качества для наставника. Тем более, что сделал он для меня действительно немало. Не отдал инквизитору, в университет сам привез, возится теперь…
Он покачал головой.
– Пока вы – моя ответственность. – Из коридора донеслись шаги, и профессор добавил: – А вот и Ханна. Не переживайте, еще немного, и я избавлю вас от своего общества. По крайней мере, до утра…
Ну и как вести себя по-человечески, если стоит хоть чуть расслабиться, и он сразу начинает говорить гадости?
– …завтра в восемь встретимся на занятиях, – закончил профессор и обернулся к вошедшей.
О таких как Ханна говорят «слона на скаку остановит». Высокая, крупная, не толстая, а именно крупная, этакая валькирия, только копья не хватает. Но когда она мне улыбнулась, на какое-то мгновение показалось, что проблемы закончились, и все обязательно будет хорошо.
– Профессор? – Ее поклон оказался полон достоинства. – Чем обязана?
– Ханна, устройте мою новую студентку, пожалуйста.
Ее брови взлетели на лоб.
– Вашу студентку? – Она выделила голосом первое слово.
Да уж, умею я выбирать специализацию. Хотя тут я ничего не выбирала, само так вышло.
– Именно, – подтвердил Винсент.
– Тогда ей понадобится отдельная комната.
– Ей прежде всего понадобится бесплатная еда и одежда…
Мне захотелось шмыгнуть в темноту и не отсвечивать, пока он не уберется. Да что со мной такое? В студенчестве я многажды штопала джинсы и ставила разноцветные заплаты на локти свитеров, считая это своего рода вызовом. Так почему я сейчас не знаю, куда деться от стыда за свою – да даже не свою! – бедность? Привыкла быть взрослой самодостаточной женщиной? Или дело в чем-то другом? Точнее, в ком-то?
– …отдельная комната ей не по карману.
– Спасибо, профессор, я это обдумаю, – вежливо, но твердо, произнесла Ханна. – Не смею вас больше задерживать.
Он поклонился ей, кивнул мне и удалился.
– Пойдем, деточка, – улыбнулась Ханна. – Как тебя зовут?
– Инга. Только… – Я замялась. – Мне в самом деле нечем платить за комнату.
– Пойдем, – она повлекла меня за собой. – Не ты первая, не ты последняя, кто попадает к нам без гроша в кармане.
Я шагала вслед за ней по лестнице, размышляя, как на самом деле здесь называется то, что мой разум воспринял как «грош» и слушала пояснения. Для таких, как я, комнаты бесплатны, правда, они на четверых. По одному, а порой и в одиночку в нескольких комнатах (если не считать прислуги) живут отпрыски богатых родителей, готовых щедро платить за то, чтобы деточке не мешали заниматься никакие соседи. По иронии в ее голосе я поняла, что это скорее деточки мешают заниматься соседям, но комментировать не стала. Не мое дело.
– Вообще я нормально уживаюсь с людьми, – осторожно заметила я, выслушав ее.
По крайней мере, в предыдущей общаге получалось.
– Может быть. Но люди могут не захотеть уживаться с тобой. Для меня все девочки – словно родные племянницы, и я не хочу раздоров на ровном месте.
А еще она наверняка не желает, чтобы к ней явились со скандалом и потребовали меня отселить.
Мы поднялись на третий этаж, потом прошли в конец длинного коридора с рядом дверей к еще одной двери в торце.
– Вот, – сказала Ханна, открывая ее. – Когда-то нравы в университете были строже, и на каждом этаже дежурили ночные сторожа. Комнаты остались, но жить в них никто не соглашается. Эта будет твоей.
Я заглянула в дверной проем. Не хоромы. Узкая кровать под окном, стол шириной чуть больше полуметра вплотную к ней, табурет – больше в эту клетушку не помещалось ничего. Зато было окно почти во всю стену, а над спинкой кровати зачем-то висело зеркало. Я заглянула в него, но стекло покрывал такой толстый слой пыли, что оно отразило лишь смутную тень.
Конечно, никто из богатой семьи не согласится жить в такой каморке. Но для меня это была бесплатная крыша над головой, и плевать, что тут даже тараканов разводить негде.
– Огромное вам спасибо, – улыбнулась я. Снова оглядела свое новое жилище и добавила: – Где можно раздобыть тряпку и ведро с водой?
– О, это незачем, – отмахнулась Ханна. – Сейчас мы тут все поправим.
И сделала нечто. Мне показалось, что я на миг уловила колебания… чего-то, для чего у меня пока не находилось слов. Правда, в следующий момент я решила, что обманываю себя и это было дуновение воздуха. Как бы то ни было, комната преобразилась на глазах. Исчезла пыль, столик заблестел свежей полировкой, засверкало зеркало, расправилось покрывало на кровати.
– Обалдеть, – выдохнула я, на миг забыв даже о том, что надо узнать, как я выгляжу.
– Обычная бытовая магия. – Она потрепала меня по плечу. – Скоро сама научишься. А пока…
Снова колыхнулось нечто – пусть пока будет эфир, за неимением правильных слов – и теперь я действительно ощутила, что это колыхание – не сквозняк. Платье, которое я до сих пор считала серым, приобрело глубокий синий цвет, подол удлинился, прикрывая башмаки, их кожа стала гладкой и блестящей. Ну прямо-таки золушка, к которой явилась крестная-фея. Надеюсь, после полуночи карета не превратится в тыкву.
Ханна отмахнулась от благодарности, вынула из воздуха и вручила мне стопку постельного белья, мешочек с «нужными любой девушке мелочами» и записку для кастелянши, велев заглянуть с самого утра и взять жетоны для столовой. Интересно, во сколько здесь «утро», если в восемь уже начинаются занятия? За этой мыслью последовала другая – а как проснуться вовремя? Будильника-то у меня нет.
– Не волнуйся, не проспишь, – рассмеялась Ханна. Пожелала мне доброй ночи и исчезла.
Я закрыла за собой дверь, метнулась к зеркалу и шарахнулась, когда стеклянная гладь отразила незнакомое лицо. Заставила себя всмотреться.
Девчонка. По нашим меркам – не старше двадцати. Круглое лицо, орехового цвета глаза с такими длинными и густыми ресницами, что никакой туши не надо. Ровно очерченные брови. Рот, пожалуй, чуть великоват, но в целом лицо вполне симпатичное. Темно-каштановые кудри выбились из косы пушистым ореолом.
Прежде, чем рухнуть в кровать и провалиться в сон, я еще минут пять таращилась в зеркало, привыкая, но так и не привыкнув к новой себе.
Для того, кто придумал будильник, в аду наверняка приготовлен отдельный котел – именно это было моей первой мыслью, когда в разум пробился металлический звон. Вторая мысль – когда и зачем я приволокла домой допотопную дребезжалку? Да еще и завела ее на несусветную рань, судя по тому, как трудно продрать глаза. Часа три спала, не больше. Ну и для чего я себе устроила этакое экстремальное пробуждение?
Я кое-как разлепила веки, с полмига недоуменно глядела на табурет перед самым носом, а потом воспоминания нахлынули, заставив ткнуться лицом в подушку и застонать. То, что я вчера, приняла как должное, видимо, оглушенная происшедшим, сегодня обернулось сущим кошмаром. Захотелось забраться под одеяло с головой, зажмуриться, заткнуть пальцами уши и молиться невесть кому, чтобы вернул меня обратно.
Обратно? В объятья маньяка? Нет уж! Если мне, неизвестно за какие заслуги дали второй шанс, глупостью будет не попытаться выжать из него все возможное. К тому же мне не впервой осваиваться в новом мире: из детдома я вышла, не зная о повседневной жизни почти ничего. Даже как в магазин ходить. Мне тогда очень, просто очень повезло, что всего лишь почти мгновенно растратила деньги, которые скопились к выпуску на моем «сиротском» счете, но ни во что серьезное не вляпалась. Может, и сейчас повезет.
Трезвон, наконец, прекратился, и я поняла, что это что-то вроде школьного звонка или всеобщего будильника. В коридоре зазвучали девичьи голоса. Что ж, страшно-не страшно, а надо выбираться из кровати и как-то начинать новую жизнь. В прямом смысле новую.
Я думала, что в комнате для мытья будет полно народа, а то и вовсе очередь, но там обнаружилась лишь одна девушка.
– Ты тоже новенькая? – прощебетала она. – Я еще не научилась управляться с водой, приходится самой сюда ходить. Я тут три дня, а ты?
– С ночи, – ответила я, размышляя, о чем ей можно говорить, а о чем нельзя. Но, кажется, ей не нужны были мои ответы, потому что она продолжила, не дослушав.
– Соседки говорят, это вовсе несложно, а у меня все не выходит и не выходит. Даже думаю, может, я не стихийный маг вовсе? К нам в деревню как-то приезжал погодник, солидный такой. Как встал, как руками взмахнул – мигом тучи собрались, ливануло! Где он, а где я… Говорят, погодники – стихийные, а я с водой никак управиться не могу. А ты кто?
– Инга.
– А меня зовут Кася. Но я не про имя спрашивала. Я – стихийный маг, – гордо произнесла она. – А ты какой?
– Некромант.
– Глупая шутка,– фыркнула она.
– Я серьезно.
– Ну правда, хватит!
Я пожала плечами: не хочет, пусть не верит.
– Так ты в самом деле? Фууу! – Кася скривилась. – В мертвяках ковыряться!
Она обвела в воздухе между нами круг, перечеркнула его – то ли оскорбительный жест, то ли защитный знак – и демонстративно повернулась ко мне спиной
Я хмыкнула. Как знакомо. «В трупах копаешься?» – спрашивали, узнавая о моей профессии. А то, что мы со вполне себе живыми работаем куда чаще, мало кто вспоминает. Интересно, здесь так же? В смысле, чем вообще занимаются некроманты?
Что ж, скоро узнаю, так или иначе.