Призраки

- Хилли! Мойте с Давидом руки и идите обедать! - раздался голос его матери.

- Сейчас, мама!

И подумал: Боже, пожалуйста, пусть он вернется! Верни его! Я виноват, Господи! Я искуплю свою вину. ТОЛЬКО ВЕРНИ ЕГО, ГОСПОДИ!

Он вновь нажал на педаль.

Хммммммммммммммммммммм.

Только ветер в саду шумел листвой деревьев.

Две мысли заметались у Хилли в мозгу.

Первая: Я никогда не заставлял исчезать ничего, что было бы живым. Даже помидор, сорванный помидор, нельзя считать живым.

И вторая: Что если там, где находится Давид, он не может дышать? Что, если он не может ДЫШАТЬ?

Он на секунду задумался о том, где же оказываются предметы, когда они исчезают...

Внезапно в его мозгу возникла картинка, парализовавшая все его конечности. Он увидел Давида, лежащего на фоне какого-то жуткого, неживого пейзажа. Земля казалась холодной и мокрой. Над Давидом чернело небо, усыпанное звездами, миллионами звезд, сияющих ярче, чем те, которые он видел каждый вечер. Место, где лежал Давид, казалось полностью лишенным воздушного пространства.

Давид сжимал рукой горло, пытаясь вдохнуть то, что заменяло воздух в этом страшном месте, удаленном от дома на триллион световых лет, никак не меньше. Лицо его покраснело от напряжения. Пальцы рук и ног коченели. Он...

Хилли бросился к своему изобретению. Он вновь и вновь нажимал на педаль и что-то выкрикивал. В таком состоянии и застала его мать. Сквозь шум она сумела разобрать слова:

- Вернись, Давид! Вернись, Давид! Вернись!

- Боже, что он имеет в виду? - в отчаянии закричала она.

Привлеченный шумом отец взял Хилли за плечи и развернул к себе лицом:

- Где Давид? Куда он ушел?

Но сознание оставило Хилли и уже не вернулось к нему.

Пройдет не слишком много времени - и сотня мужчин и женщин, среди которых будут Бобби и Гард, будут вырубать кустарник вдоль дороги в поисках Давида, брата Хилли.

Если бы Хилли можно было о чем-нибудь спросить, он сказал бы им, что, по его мнению, они занимаются этим слишком близко от дома.

Ведь далекое одновременно может быть и близким.

4. БЕНТ И ДЖИНГЛС

Вечером двадцать четвертого июля, через неделю после исчезновения Давида Брауна, Трупер Бентон Роудс выезжал из Хейвена около восьми часов вечера на полицейской машине. Рядом с ним сидел Питер Габбонс, известный друзьям-офицерам как Джинглс. Сгущались сумерки. Не метафорические сумерки, а вполне реальные. Бент Роудс вел машину, а перед глазами его все стояла только что увиденная картина: множество лежащих вперемешку оторванных рук и ног, хотя от отлично знал, кому они принадлежат.

Прекрати думать об этом, - приказал он себе.

Хорошо, согласился его мозг, но думать не прекратил.

- Попытайся все же связаться по рации с Троей, - попросил Бент напарника.

Джинглс нажал на кнопку и попытался вызвать участок, но, кроме легкого потрескивания, ничего не было слышно.

Бент вел машину со включенными фарами на скорости семьдесят миль в час. Странно, почему в районе этого чертова Хейвена не работает рация. Впрочем, разве только это странно сегодня вечером?

Верно, - согласился с ним его мозг. - И кстати, ты узнал кольцо? Узнал руку, которую оно украшало? А как тебе понравилось это месиво? Не хуже, чем в лавке мясника. Ее рука...

Прекрати, я сказал. НЕМЕДЛЕННО!

Ладно-ладно. И все же давай на секунду забудем, что ты не хочешь об этом думать. Как тебе понравилась вся эта кровь?

Прекрати, пожалуйста, хватит!

Сейчас прекращу. Я понимаю, что сойду с ума, если буду все время представлять себе это. Но ее руки, ее ноги... Несколько голов... глаза.

- Где же подкрепление? - растерянно спросил Джинглс.

- Не знаю.

Он тряпкой укрыл эту руку... Это было незачем делать, понимал он, и все же укрыл руку Руфи.

Он сделал это, а начальник пожарной службы, кретин Элисо, ухмылялся, глядя на него как будто перед ним аппетитно дымился ужин, а не лежала убитая милая женщина. Все это было безумием.

- Что же там произошло? - задумчиво проговорил Бент.

- То, что никак не могло произойти. Городской зал взлетел на воздух, как ракета.

- Та веришь, что это возможно?

- Нет. Но нельзя не верить собственным глазам.

- А если даже взлетел... - Бент неотрывно смотрел на дорогу. - Что ты чувствуешь, Джинглс? Что ты почувствовал там? У тебя не было чувства, что там случилось что-то ужасное?

- Может быть... - задумчиво протянул Джинглс. - Может быть. Я безусловно что-то почувствовал.

- Что же?

- Не знаю. - Голос Джинглса задрожал. - Но я так рад, что мы уезжаем оттуда...

И Джинглс, весельчак и задира Джинглс, вдруг заплакал.

Они ехали по шоссе. Сумерки окутали землю. Наступила ночь. Бент был рад этому обстоятельству. Ему не хотелось смотреть на Джинглса... и не хотелось, чтобы Джинглс смотрел на него.

Валяющиеся кругом части человеческих тел... Это было ужасно. Но самым ужасным было видеть руку Руфи с кольцом на среднем пальце, потому что эта рука была настоящей.

Оторванные руки, ноги и туловища в первый момент повергли его в шок, пока он не сообразил, что оторванных рук и ног без крови не бывает. Он оглянулся на Джинглса, чтобы поделиться с ним своей догадкой, и увидел, что тот держит в одной руке дымящуюся голову, а в другой - оторванную ногу.

- Куклы, - удивленно определил Джинглс. - Чертовы куклы. Откуда они здесь взялись, Бент?

Он хотел сказать, что не знает, но передумал и ничего не ответил. И только сейчас, в машине, он вдруг сказал то, что лежало глубоко в памяти и вдруг всплыло на поверхность:

- У нее были куклы. У мисс Мак-Косленд. - И подумал: У Руфи. Думаю, мы были достаточно хорошо с ней знакомы, чтобы я мог называть ее Руфь, как называл ее Страшила. Мог. Ее любили все, кто был с ней знаком. Именно поэтому так нелепо выглядит ее смерть...

- Да, мне кажется, я тоже слышал об этом, - сказал Джинглс. - Ее хобби, верно? Я слышал об этом, но не помню где.

- Верно, хобби. Ее куклы. Я разговаривал как-то о ней со Страшилой...

- Со Страшилой? - переспросил Джинглс. - Страшила Дуган был знаком с миссис Мак-Косленд?

- Да, и очень близко. Страшила был компаньоном ее мужа, пока тот не умер. Так вот, он сказал мне, что у нее около сотни кукол, а может, две сотни. Они, сказал он, ее хобби, хотя однажды она выставляла их в Августе. Он говорил, что она была страшно горда этой выставкой и считала, что это самое большое дело, которое ей удалось сделать в жизни. А сделала она, как мне известно, немало. Страшила так хорошо отзывался о ней, что мне кажется... ну, что они были близки.

- Куклы... - повторил Джинглс. - А с первого взгляда и не подумаешь. Если бы не отсутствие крови, я бы не...

- Но мы с тобой так и не знаем, зачем они были там. И что она там делала.

Джинглс со страдальческим видом произнес:

- Странно, кому понадобилось ее убивать? Она был такой милой леди!

- Тебе не показалось, что это был несчастный случай?

- Нет. Взрыв не может произойти без причин. А вокруг все пахло паленым маслом. Заметил?

Бент кивнул. Да, он еще никогда не слышал подобного запаха.

- Странная, ненормальная история. Странное место. Мне казалось минутами, что я сам схожу с ума. А ты?

- Похоже... Эти обрывки...

- К черту обрывки! Я имею в виду саму улицу.

- Ее куклы, Бент. Что делали там ее куклы?

- Не знаю.

- У меня есть одна версия: может быть, кто-то ненавидел не только ее, но и ее кукол, поэтому и взорвал их вместе с нею. И не смотри на меня как на кретина. Так бывает иногда.

Вместо ответа Бент попросил Джинглса опять попробовать включить рацию. В эфире царил сплошной шум, напомнивший Бенту старую микроволновую печь своей бабушки.

Взрыв произошел в 15:05. Башенные часы, как всегда, пробили три, отставая на полминуты, а через пять минут - БА-БАХ!..

Внезапно руль в его руках задымился, а фары вспыхнули. От неожиданности Бент чуть не потерял возможность управлять машиной. Автомобиль развернуло, и он оказался поперек дороги.

Мотор заглох, и некоторое время они ошарашенно смотрели друг на друга, сжимая в руках автоматы.

В воздухе царил запах паленой резины.

- Что за чертовщина? - взревел Джинглс, а Бент подумал: Он тоже это почувствовал. Это - часть всего того, что происходит в Хейвене. И он тоже это почувствовал!

Ветер усиливался, напряжение нарастало. Странно, - думал Бент, ничего страшного не происходит. Но ему страшно. Он напуган до смерти.

Мимо них на бешеной скорости пронесся старенький грузовичок-"пикап", обдав их облаком пыли. Когда гудение мотора перестало быть слышным, Бенту показалось, что Джинглс сказал:

- Я видел этот грузовик в Хейвене, Бент. Он был припаркован перед рестораном.

- Что-что?

Никакого ответа.

Он взглянул на Джинглса. Джинглс с расширенными от изумления глазами на побелевшем лице смотрел на него.

Бент вдруг подумал: Микроволновая связь? Телепатия?

Оттуда, куда умчался грузовик, на них надвигалось облако пыли.

- О Боже! Мне это не нравится! - прошептал Джинглс.

Бент шагнул вперед, держа палец на спуске автомата, и тут мир внезапно осветился ярко-зеленым светом.

5. РУФЬ МАК-КОСЛЕНД

Руфи Арлене Меррил Мак-Косленд исполнилось пятьдесят, но она выглядела лет на десять, а в хороший день и на пятнадцать моложе. Каждый в Хейвене сказал бы, что она была самым лучшим констеблем за все время существования города. Наверное потому, что ее муж командовал городской гвардией. А может, просто потому, что Руфь была Руфью. Так или иначе, Хейвену повезло, что она жила там. Она была строга, но справедлива. Она умела держать себя в руках. И она была совершенно бесстрашной.

Руфь родилась и выросла в Хейвене; она была правнучкой преподобного мистера Дональда Хартли, которому так не нравилось, что город переименовали. В 1955 году она окончила исторический факультет Мэнского университета, став третьей женщиной, обучавшейся на этом факультете за все время его существования, и сразу же после этого вышла замуж за Ральфа Мак-Косленда, закончившего факультет права. Это был высокий, сильный и по-настоящему хороший человек. Он мечтал командовать городской гвардией, потому что до этого ею командовал его отец. Руфь и Ральф любили друг друга.

Она легла в супружескую постель девственницей. Ее немного беспокоило это, но он был нежен, и она не ощутила почти никакого дискомфорта.

Они жили в огромном доме в старовикторианском стиле, состоящем из множества огромных комнат, образующих анфилады. Материально их брак был прекрасно обеспечен любящими родителями Руфи и Ральфа, и, казалось, не было никаких проблем для беспокойства.

Ральф ходил на службу, а Руфь некоторое время наслаждалась созданием семейного гнездышка, а потом увлеклась общественной деятельностью. Она упорядочила фонды местной библиотеки, активно участвовала в самых разных комитетах и фондах и даже возглавила хейвенское общество защиты животных.

Она без страха подходила к любой собаке или кошке, независимо от того, бродячие они или нет. Она не боялась заразиться никакими болезнями, а ее искреннее желание помочь почти всегда располагало к ней животных.

И лишь один раз ее укусила собака. Руфь пришла в дом человека по фамилии Моран. Хозяев дома не было. Собака бегала вокруг дома. Она завиляла хвостом, увидев входящую во двор Руфь, но, когда та протянула к собаке руку, внезапно вцепилась в нее зубами и отскочила, нацеливаясь на ногу. Руфь поторопилась покинуть двор Морана, на ходу перевязывая кровоточащую руку носовым платком. А потом...

Что бы вы сделали, если бы чья-то собака укусила вас? Пристрелили бы ее? Потребовали бы денежную компенсацию? Руфь поступила иначе. На следующий день она позвонила Морану, представилась, описала ситуацию и предложила ему... сделать добровольное пожертвование в фонд защиты животных. Мистер Моран начал возражать. Мистер Моран кричал. Мистер Моран осыпал Руфь всеми возможными оскорблениями, какие только мог изобрести. Руфь терпеливо выслушала его и спокойно сказала:

- Мистер Моран, как вы думаете, если мой адвокат передаст дело в суд, сумеет ли он доказать, что ваша собака кусала меня и раньше?

Тишина на противоположном конце линии.

- Кусала не менее двух раз?

Тишина.

- Или трех...

- Грязная сука, - с тоской в голосе выругался Моран.

- Что ж, - так же спокойно ответила Руфь, - не могу сказать, что беседа с вами доставила мне удовольствие, но все же надеюсь, что вы сделаете правильные выводы и последуете моему совету.

Мистер Моран сделал правильные выводы. Спустя неделю Руфь получила от него конверт в адрес фонда защиты животных. Внутри лежала записка и однодолларовая банкнота с большим пятном посредине, природу которого она не смогла определить. Записка гласила: "Этим я подтираю мою задницу, сука!"

Руфь взяла банкноту за уголок и отнесла в ванную. Там она окунула доллар в стиральный порошок, включила машину - и через две минуты достала из нее чистую, почти новую купюру. Прогладив ее утюгом, она положила ее в сейф, где лежали все средства фонда, и записала в канцелярскую книгу: "Б.Моран, добровольный взнос: 1 доллар".

Единственным, что омрачало ее жизнь, было отсутствие детей. После пяти лет бездетного супружества они с Ральфом обратились к специалистам. Их обследовали и сделали заключение, что они оба совершенно здоровы, посоветовав при этом не оставлять надежду.

Но Руфь так и не смогла забеременеть. Может быть, отсутствие детей и объясняло ее страсть к коллекционированию кукол. Может быть, таким образом в ней реализовывались материнские инстинкты, кто знает?

Местные дети очень любили, когда она разрешала им приходить и рассматривать коллекцию. Там были всевозможные куклы, и дети нередко уходили от Руфи в слезах, потому что нельзя было не хотеть обладать подобным сокровищем.

Девятнадцатого июля изображение Иисуса начало разговаривать с Бекки Паульсон. Девятнадцатого июля куклы Руфи Мак-Косленд в первый раз заговорили с ней.

Горожане были приятно удивлены, когда в 1974 году, через два года после смерти Ральфа Мак-Косленда, его вдова выдвинула свою кандидатуру на пост городского констебля. Вторым соискателем был парень по фамилии Мамфри, глупый и беспомощный, вызывавший у всех, кто знал его, скорее жалость, нежели раздражение. В городе он был новичком. Но он надеялся, что его шансы гораздо выше шансов Руфи уже хотя бы потому, что жители города вряд ли рискнут назначить констеблем женщину, пусть даже и с высшим образованием.

Именно это они и сделали. Руфь выиграла четыреста семью голосами против девяти. Через три недели Мамфри с женой покинули Хейвен, а Руфь приступила к исполнению своих новых обязанностей. Ей понравилась эта работа. На посту констебля она могла быть полезной своему городу, поддерживая в нем порядок. И добрые ее сограждане, сами от себя не ожидавшие, что в городе появится женщина-констебль, через два года с удивлением отметили, что порядка действительно стало больше, потому что Руфь сумела укротить даже таких отъявленных пьяниц и дебоширов, как Дел Каллам и Джо Паульсон. Иногда ей приходилось прибегать к помощи Страшилы Батча Дугана, готового на все ради вдовы Ральфа.

Да, про нее действительно можно было сказать, что ее сердце бьется в такт ритму города, и поэтому, наверное, она одна из первых почувствовала неладное.

Все началось с головной боли и плохих снов.

Головная боль пришла с наступлением июля. Иногда она была слабой и почти незаметной, а потом в висках начинало стучать так, будто кто-то без перерыва бьет молотом по наковальне. Ночью четвертого июля ей стало настолько плохо, что она была вынуждена позвонить Кристине Мак-Кин и попросить ее заглянуть утром, чтобы в случае необходимости привести врача.

В тот же вечер она засветло легла в постель, но уже стемнело, а она все не могла уснуть. Жаркое лето. Духота. Такого жаркого лета давно не бывало, - вяло думала она.

Ей приснился фейерверк.

Только он был не красно-бело-оранжевый, он был ядовито-зеленого цвета. Он осветил все небо, и отсветы ложились на стоящие вокруг здания.

Оглянувшись по сторонам, она увидела хорошо знакомых ей людей, с которыми прожила всю свою жизнь, - Харди и Креншоу, Браунов и Дюплесси, Андерсонов и Кларендонов, - стоящих глядя в небо. Из их глаз струился зеленый свет, а рты были полуоткрыты, и она увидела, что у всех у них повыпадали зубы.

К ней повернулся Джастин Хард, обнажив в приветственной улыбке голые десны, из уголка его рта стекала слюна. Уходите, - подумала вдруг она. Сейчас же уходите! Иначе вы все умрете!

Джастин направился к ней, и она увидела, что его лицо изменяется и становится похожим на лицо Лампкин, ее старой куклы. И все остальные люди начали превращаться в кукол. Мабел Нойес уставилась на нее фарфоровыми голубыми глазами, растянув губы в загадочной улыбке китайской куклы.

- Призраки, - прошептала Мабел... И Руфь проснулась.

Она лежала с открытыми глазами, а вокруг была темнота. Головная боль наконец-то прошла. В мозгу крутилась одна и та же мысль: Руфь, ты должна уехать отсюда прямо сейчас Не трать времени на сборы, одевайся и уезжай!

Но она не могла сделать этого.

Вместо этого она вновь закрыла глаза и через некоторое время уснула.

Когда пришло сообщение, что в доме Паульсонов произошел пожар, Руфь примчалась туда на десять минут раньше пожарной команды и размышляла о том, что начальник пожарной команды Аллисон достоин хорошей взбучки.

Потом мысли ее перескочили на другой интересующий ее момент. Дело в том, что с некоторых пор ей стали известны вещи, о которых еще неделю назад она не имела права знать. Это знание стало как бы частью ее.

И она думала об этом, потому что Хейвен изменялся и перемены не предвещали ничего хорошего.

За несколько дней до исчезновения Давида Брауна Руфь поняла, что город отстраняется от нее. Никто не плевал ей вслед, не бил окна в ее доме... но она замечала, что все чаще люди провожают ее взглядом.

Они смотрели ей вслед... смотрели и ждали..

Чего?

Она отлично знала чего: они ждали, когда она начнет "превращаться".

Между пожаром в доме Паульсонов и исчезновением Давида Брауна прошла неделя. Именно тогда с Руфью и стали происходить всякие странные вещи.

Например почта.

Она получала каталоги, проспекты и циркуляры, но к ней не приходили письма. Никаких личных посланий. Так прошло три дня, и наконец она отправилась на почту. Там находилась только Ненси Восс. Руфь объяснила ей, зачем пришла, и вдруг услышала странные щелкающие звуки. Она не имела представления, что

(кроме почты для нее)

может производить такие звуки. И еще ей не нравилась эта женщина, из-за которой так много слез пролила Бекки Паульсон, и...

На улице было жарко, в помещении почты - еще жарче. Руфь обливалась потом.

- Я прослежу за твоей корреспонденцией, Руфь, - улыбнулась ей Нэнси Восс, и Руфь заметила, что половины ее зубов во рту нет.

Руфь присела к столу, чтобы заполнить бланк перевода, думая при этом: Я схожу с ума. И что это за звуки? Может, они мне мерещатся?

Вжик-вжик, вжик-вжик.

- Что это за шум? - спросила она, боясь поднять на Нэнси глаза.

- Машина, сортирующая корреспонденцию, - ответила та, помолчала и добавила:

- Но ведь ты и так знала это, верно, Руфь?

- Откуда я могла знать это, если ты ничего мне не сказала? - спросила Руфь, сделав над собой усилие, чтобы не нагрубить Нэнси. Карандаш в ее руке задрожал. Она не получает писем, потому что Нэнси Восс просто выбрасывает их. Это было частью пришедшего к ней знания. Но Руфь умела держать себя в руках и прямо и открыто встретилась с Нэнси взглядом.

Можешь жаловаться кому угодно, - говорил взгляд Руфи. - Я не боюсь таких, как ты. Можешь обсуждать меня с кем угодно, но будь готова к тому, что получишь отпор.

Нэнси моргнула и отвернулась, что-то пробормотав про большое количество работы. Она еще раз улыбнулась Руфи

(УБИРАЙСЯ ИЗ ГОРОДА, СУКА, УБИРАЙСЯ, ПОКА МЫ НЕ ЗАСТАВИЛИ ТЕБЯ УБРАТЬСЯ)

и почти вышла, когда Руфь язвительно спросила ее:

- Вы так думаете?

Нэнси не ответила на вопрос. Она дернула плечом и выскочила из зала.

Вжик-вжик-вжик.

Позади нее открылась дверь. Руфь обернулась и увидела входящую Бобби Андерсон.

- Привет, Бобби, - сказала она.

- Привет, Руфь.

(уходи отсюда, она права, уходи, пока еще можно, пока тебе еще позволяют уйти, Руфь, большинство из нас уже больны, ты здорова, уходи)

- Ты работаешь над новым романом, Бобби? - Руфь едва сумела сдержать дрожь в голосе. Слышать чужие мысли - это нехорошо, это очень плохо. Но еще хуже услышать такое от Бобби Андерсон.

(пока тебе еще позволяют уйти)

Среди всех людей она была самым добрым существом.

Я ничего не слышу, - подумала она и с радостью ухватилась за эту мысль. - Я ошиблась, вот и все.

Бобби открыла свой почтовый ящик и достала оттуда почту. Она улыбнулась, и Руфь увидела, что у нее нет одного из передних зубов.

- Лучше уезжай, Руфь, - сказала она ласково. - Садись в машину и уезжай. Разве ты не понимаешь?

Руфь выпрямилась:

- Никогда, - резко ответила она. - Это мой город. И, если ты знаешь, что здесь происходит, можешь сказать остальным, что я так просто не сдамся. У меня есть достаточно влиятельные друзья за пределами Хейвена, которые прислушаются к моим словам, если я обращусь к ним, даже если то, о чем я их попрошу, будет звучать как бред. А вот тебе должно быть стыдно. Ведь это и твой город.

Ей показалось, что Бобби на мгновение смутилась. Потом она лучезарно улыбнулась, и в этой мальчишеской озорной улыбке было что-то, что больше всего остального испугало Руфь. У этой женщины, стоящей перед ней, были глаза Бобби, она прочитала ее мысли, и это были мысли Бобби... но в улыбке не было ничего от прежней Бобби.

- Как тебе угодно, Руфь, - сказала она. - Ведь ты знаешь: все в Хейвене любят тебя. Я думаю, через недельку-другую... максимум через три... ты прекратишь сопротивляться. Я считаю, что предупредила тебя. Если решишь остаться - что ж, прекрасно. Очень скоро тебе станет... совсем хорошо.

Такого жаркого лета в истории Хейвена, пожалуй, еще не бывало. Весь городок погрузился в дремоту.

Но Руфь держалась изо всех сил. В этот полдень она тоже не спала. Она думала о Бобби Андерсон и о переменах, происшедших с нею.

Частью пришедшего к ней знания было то, что все происходящее в городе началось из-за Бобби.

Невероятно, но она отчетливо видела, как Бобби и ее друг (друга Руфь не могла себе представить, но знала, что он есть) работают по двенадцать-четырнадцать часов в день и в Хейвене становится от этого все хуже. Руфи показалось, что друг Бобби не вполне понимает, что он делает.

Как они делают, что в Хейвене становится хуже?

Она не знала; она даже не была уверена наверняка, что именно они делают. Их действия были кем-то заблокированы, причем не только для Руфи, но и для всех остальных жителей города. В свое время они все узнают.

Но это было что-то связанное с раскопками, как смогла понять Руфь. Однажды ей приснилось, что Бобби с другом выкапывают из земли какой-то металлический цилиндр диаметром десять и высотой пять футов. На его корпусе был символ "С", и Руфь, проснувшись, поняла: ей приснилась гигантская батарейка, которую эти двое выкопали из земли; батарейка, которая была больше, чем чей-нибудь сарай.

Конечно, Руфь знала, что Бобби и ее друг выкопали в лесу вовсе не батарейку. Но то, как эта штука действует... очень ее напоминало. Бобби открыла какой-то мощный источник энергии и стала его пленницей. Эта же энергия парализовала весь город. И сила ее все увеличивалась.

Ты должна бежать, - думала она. - Или остаться в стороне и ни во что не вмешиваться. Они действительно тебя любят, Руфь, но они захвачены циклоном и ничего не могут с собой поделать. Не вмешивайся, иначе они убьют тебя.

Но если она не вмешается, ее город разрушится до основания. И она разрушится вместе с ним, потому что уже ощутила на себе действие этой странной энергии.

Так что же делать?

Пока ничего. Пока нужно научиться не только слышать чужие мысли, но и передавать свои.

И она попробовала. В уме, проходя мимо кого-нибудь из знакомых, она начинала декламировать скороговорки, и через некоторое время поняла, что они слышат ее, но пока не очень хорошо, потому что их взгляды выражали по меньшей мере удивление.

Она работала, может быть, не слишком успешно, но работала. Хотя понимала, что ее в любой момент могут остановить.

В субботу ночью она решила, что подождет до четверга - ровно шестьдесят часов. Если все это будет продолжаться, она вызовет в город взвод полицейских из Дерри, которыми сейчас командует старый друг ее покойного мужа Страшила Дуган, и попросит их проверить, что происходит в лесу возле дома Бобби Андерсон.

Может быть, это не самый лучший план, но она его выполнит!

И Руфь Мак-Косленд уснула.

Ей снилась выкопанная из земли батарейка.

6. РУФЬ МАК-КОСЛЕНД. РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО

Исчезновение Давида Брауна полностью изменило планы Руфи. Теперь она никак не могла покинуть город. Потому, что Давид пропал и все они знали это... но они также знали, что Давид все еще здесь, в Хейвене.

Перед любым превращением всегда существует промежуток времени, который можно было бы назвать "танцем лжи". Хейвен как раз танцевал сейчас этот танец.

Руфь только села посмотреть новости по телевизору, как зазвонил телефон. Но другом конце провода билась в истерике Мэри Браун.

- Спокойнее, Мэри, - сказала Руфь, радуясь в душе, что успела поужинать.

Теперь ей нескоро удастся поесть. Из бессвязных фраз Мэри она поняла, что сын Браунов попал в какую-то беду и это произошло с ним после того, как Брауны посмотрели какое-то представление, а другой ее сын, Хилли, словно стал эпилептиком...

- Позови Брайена, - велела Руфь.

- Но ты придешь, правда? - вопила Мэри. - Пожалуйста, Руфь, ради бога, до наступления темноты! Мы еще можем попытаться найти его! Я уверена, что можем...

- Конечно я приду. Позови Брайена.

Брайен был взволнован, но смог обрисовать ситуацию достаточно связно. Все это звучало безумно, но здесь, в Хейвене, в последние дни вообще творилось сплошное безумие.

- Ты лучше поспеши к нам, - попросил он Руфь.

Выходя из дому, Руфь на мгновение задержалась и взглянула с ненавистью на главную улицу городка. Черт бы вас побрал, что же вы вытворяете?!

Добравшись до дома Браунов, Руфь сразу же принялась за дело. Она собрала на заднем дворе дома Брайена Ива Хиллмена, Джона Голдена и Генри Аппельгейта, отца Барни. К розыскам хотела присоединиться и Мэри, но ее отговорили, потому что она была бы скорее обузой, нежели реальной помощницей. Давида уже, конечно, искали, но весьма хаотично. В основном родители Давида осмотрели окрестности дома и дорогу.

Руфь постаралась извлечь из их слов максимум полезной информации, но еще больше ей сказали их мысли.

Эти мысли как бы раздвоились: человеческие мысли и мысли чего-то чужого, пришлого. Как будто на городок напало коллективное помешательство. Воистину пришло время "танца лжи".

Человеческая часть их мыслей была примерно следующей: Он мог выйти в поле за домом, заблудиться в высокой траве и уснуть. Это более вероятно, чем предположение Мэри, будто он ушел в лес, для этого он должен был перейти дорогу, а Давид был воспитанным ребенком и не мог так поступить. Его нужно звать, кричать еще и еще раз, тогда он проснется и услышит...

- Нужно разделить поле на секторы и прочесать вдоль и поперек, сказала Руфь. - И не просто прогуливаться вокруг, а искать.

- А что если мы не найдем его? - в глазах Брайена застыл ужас. - Что если мы не найдем его, Руфь?!

Она промолчала, хотя мысленно ответила ему. Если им не удастся обнаружить Давида быстро, она начнет звонить. Сюда пришлют большую поисковую группу с фонарями и собаками и прочешут весь лес. Если Давид не отыщется до утра, она позвонит Орвелу Дэвидсону в управление. Они не откажутся помочь. У них есть бладхаунды, специально натасканные на розыск людей.

Но иногда, когда они отыскивают пропавших, люди уже мертвы.

А бывает, что им все же не удается никого найти.

Они не найдут Давида Брауна, и всем присутствующим это было ясно задолго до начала поисков. С появлением Руфи их мысли слились в одну. Инстинктивно все они знали, что Давид находится в радиусе не более семи миль, что он схватился руками за голову и кричит от боли. Он должен слышать и знать, что они ищут его...

Нет, Давид Браун не исчез. Он просто был... не-здесь.

Но в городке уже начался "танец лжи", и они никогда не признались бы себе в заведомой тщетности поисковой суеты.

Лжи становилось все больше.

Эта ложь была весьма серьезной.

Все они знали это. Даже Руфь Мак-Косленд.

Когда сгустились сумерки, количество участвующих в поисках резко увеличилось. Новость распространялась быстро - даже слишком быстро. Казалось, все население городка собралось на заднем дворе дома Браунов.

- Ты думаешь, он в лесу, Руфь? - спросил Кейси Тремейн.

- Должен быть там, - устало ответила она. Ее голова вновь разболелась. Давид был

(не-здесь)

в лесу так же, как и Президент Соединенных Штатов Америки. Точно так же...

Сумерки еще не до конца окутали их, и Руфь увидела, что Брайен Браун закрыл руками лицо и отвернулся от остальных. Некоторое время все молчали, потом Руфь сказала:

- Нам нужно побольше людей.

- Полиция штата, Руфь?

Она увидела, что все они смотрят на нее Все, и эти взгляды были тяжелей каменной глыбы.

(нет, Руфь, нет)

(никаких чужих людей, мы позаботимся об этом)

(нам не нужны чужие до тех пор)

(до тех пор, пока мы не сменим старую кожу на новую)

(и не "превратимся")

(если он в лесу, мы услышим, когда он позовет)

(позовет мысленно)

(никаких чужих, Руфь, ради твоей собственной жизни)

(мы все любим тебя, но никаких чужих)

Эти голоса в ее голове слились в могучий хор; она огляделась и увидела только темные силуэты и белые лица, в этот момент мало напоминавшие человеческие. У скольких из вас еще остались зубы? истерически подумала Руфь Мак-Косленд.

Она открыла рот, ожидая, что вместо слов вырвется стон, но голос ее звучал нормально и естественно:

- Не думаю, что стоит вызывать полицию прямо сейчас, верно, Кейси?

Кейси, слегка удивленный, взглянул на нее:

- Думаю, ты права, Руфь.

- Отлично. Генри... Джон... и все остальные. Звоните всем, кому можно. Нам нужно не менее пятидесяти человек с факелами хорошо знающих лес. Не хотелось бы, чтобы еще кто-нибудь потерялся.

По мере того как ее голос креп, страх улетучивался. Они доброжелательно смотрели на нее, а когда она закончила, бросились обзванивать своих соседей и знакомых.

- Руфь?

Она оглянулась. Рядом с ней стоял Ив Хиллмен, дедушка пропавшего мальчика. Его седые волосы ворошил ветер. Он выглядел встревоженным и испуганным.

- Хилли опять теряет сознание. Его глаза открыты, но... - Он не договорил.

- Мне очень жаль, - тихо сказала Руфь.

- Я отвезу его в Дерри. Брайен и Мэри, разумеется, останутся здесь.

- Почему не положиться на доктора Варвика?

- Мне кажется, в Дерри будет лучше, вот и все. - Ив непроницаемо глядел на Руфь. Его глаза, старческие и слезящиеся, были почти бесцветными. Бесцветными, но в них светилась мысль! И Руфь внезапно поняла, что его мысли она не может прочитать совсем! Что бы ни происходило здесь, в Хейвене, Ив, как и друг Бобби, оставался не подвержен никакому воздействию! Он знал о происходящем вокруг, но сам не был частью этого происходящего.

Она была счастлива от своего открытия.

- Думаю, его лучше увезти из городка, а, Руфи?

- Да, - медленно сказала она, думая об этих звучащих в ее голове голосах, шепчущих, что Давид не-здесь, и отгоняя от себя это наваждение. Конечно, он здесь. Разве они не люди? Люди. Люди. Но...

- Да, думаю, ты прав.

- Ты могла бы поехать с нами, Руфи.

Она долго смотрела на него, прежде чем спросила:

- Хилли что-нибудь сделал, Ив? Я прочитала его имя в твоей голове - и больше ничего, только это. Оно светится, как неоновая надпись.

Он без всякого удивления кивнул, как будто было нормально, что она, Руфь Мак-Косленд, сумела прочитать его мысли.

- Может быть. Он сделал то, что сделал. Но сейчас... ну, словом, он жалеет о содеянном. Если так, то это не его вина, Руфи. То, что происходит сейчас в Хейвене... все дело в этом.

Скрипнула дверь. Руфь увидела Аппельгейта и еще несколько человек у него за спиной.

Ив быстро взглянул на них и вновь обратился к Руфи.

- Поехали с нами, Руфь.

- И бросить мой город? Не могу.

- Ладно. Если Хилли сможет вспомнить...

- Свяжись тогда со мной.

- Если сумею, - вздохнул Ив. - Они могут помешать мне связаться с тобой.

- Да. Я знаю, что могут.

- Люди собираются, Руфь, - вмешался Генри Аппельгейт, окидывая старика недружелюбным взглядом. - Много отличных парней.

- Хорошо, - бросила Руфь.

Мгновение Ив невыразительно смотрел на Аппельгейта, потом отошел. Через час Руфь, отправившая людей на поиски и ожидавшая первых результатов, увидела, как его старая машина отъехала от дома. На переднем сидении едва виднелся крошечный силуэт - Хилли.

Удачи вам обоим, - подумала Руфь. Как бы ей хотелось вместе с ними скрыться от этого кошмара!

Когда автомобиль исчез за холмом, она увидела человек тридцать мужчин и женщин стоящих по обе стороны дороги. Они стояли неподвижно и только смотрели

(с любовью)

на нее. Опять ей показалось, что их силуэты изменяются, теряют человеческие очертания; они "превращаются", становятся чем-то таким, для чего она даже не может подобрать название.

- Чего остановились? - с излишней строгостью набросилась она на них. - Идите! Постарайтесь найти Давида Брауна!

Они не нашли его ни в эту ночь, ни в понедельник. Бобби Андерсон и ее друг тоже принимали участие в поисках; раскопки на ферме старого Гаррика на время приостановились. Друг Бобби, Гарднер, выглядел слабым, больным и истощенным. Руфь удивилась, что с ним произошли такие перемены. Ей даже захотелось отослать его домой, но Гарднер держался, и она не решилась.

Руфи за все это время удалось поспать не более двух часов, и сама она не падала с ног только за счет бесчисленных чашек кофе и сигарет. Ей больше не приходило в голову искать помощи на стороне. А если такая мысль и возникала, то она гнала ее, потому что понимала: не пройдет и часа, как Хейвен сменит название на Колдовской Город. Внимание жителей города было приковано к исчезновению Давида, и это воспринималось горожанами как добрый знак.

Весь день стояла жара. Ни ветерка, ни капли дождя. Жара одурманивала. Ломило все кости, кровь пульсировала в висках. Но поиски ни на минуту не прекращались. Руфь старалась руководить ими как можно лучше.

Силы покинули ее во вторник утром. Что-то накатило на Руфь, стиснуло железной хваткой горло, ноги стали ватными и подкосились, и она, как куль муки, свалилась на землю.

Она пыталась позвать на помощь и не смогла.

Но они все равно услышали.

Приближающиеся шаги. Кто-то

(Джад Таркингтон)

позвал кого-то другого,

(Хэнка Бака)

и их мысли сфокусировались на лежащей женщине.

(мы все любим тебя, Руфь)

Ее коснулись руки, подняли и

(мы все любим тебя и поможем тебе "превратиться")

аккуратно понесли.

(и я тоже люблю тебя... пожалуйста, найди его. Сосредоточься на нем, сосредоточься на Давиде Брауне. Не спорь, не сопротивляйся)

(мы все любим тебя, Руфь)

Ее несли, и она видела, что стоящие вокруг люди тяжело дышали, как собака в жаркую погоду.

Эд Мак-Кин отнес ее домой, а Хейзел Мак-Гриди уложила в постель. Руфь провалилась в глубокий сон. Единственное, что она смогла вспомнить во вторник утром, когда проснулась, это то, что ей снился Давид Браун. Он лежал на черной сырой земле под не менее черным небом, усыпанным звездами. Из его рта стекала струйка крови, глаза мальчика были пусты и неподвижны. Сразу после этого она и проснулась.

Руфь позвонила в городской зал. Ей ответила Хейзел. Все дееспособные жители города находятся в лесу, - сказала она. - Но если они не найдут мальчика до завтрашнего утра...

Хейзел не закончила.

В десять часов утра Руфь присоединилась к поискам. Когда вновь стало темнеть, она попросила Бича Джеригана проводить ее в город. В кузове грузовичка Бича что-то лежало, но она не знала, что именно, да и не хотела знать. Ей хотелось бы остаться в лесу, но она боялась, что силы вновь покинут ее и тогда никто не отнесет ее домой, как вчера. Она заставила себя перекусить и поспала около шести часов.

Утром, выпив чашку кофе и съев сэндвич, она мечтательно подумала о стакане молока. Затем, поднявшись в комнату, где стояла коллекция собранных ею кукол, Руфь села за стол и стала задумчиво рассматривать их. Куклы фарфоровыми глазами смотрели на нее.

В уме она проговаривала очередную скороговорку.

Затем мысль ее вернулась к реальности. Руфь взглянула на часы. Она пришла сюда в восемь тридцать, а сейчас уже четверть двенадцатого. Ее глаза расширились от удивления. Так долго?!

И...

...и некоторые куклы вдруг задвигались.

Немецкий мальчик в летнем костюме оказался почему-то между леди-эфенди и японочкой. За руку он держал индианку в сари. Русский мужик упал на пол, увлекая за собой гаитянца, и оба они лежали с обращенными в потолок лицами, покачивая головками.

Кто это двигает куклы? Кто здесь?

Она испуганно озиралась по сторонам, а сердце ее, казалось, сейчас выскочит из груди. Кукла-детоубийца Элмер Хани, нахально глядя на нее, улыбался. Говорю тебе, женщина: ты - глупая корова.

Никого. Вокруг все тихо.

Кто здесь? Кто здесь был? Кто сдвинул...

Мы сами сдвинулись с места, милочка.

Слабый, тоненький голосок.

Она зажала рукой рот. Ее глаза стали совсем круглыми от страха. И вдруг на стене она увидела большие корявые буквы. Чья-то рука с таким нажимом написала их, что несколько осколочков мела валялись на полу:

Давид Браун на Альтаире-4

Что? Что? Что это...

Это значит, что он оказался слишком далеко, - сказала кукла-француженка, и внезапно из ее глаз брызнули искры зеленого света. Лица всех остальных кукол расплылись в злорадной улыбке. Оказался слишком далеко, слишком далеко, слишком далеко...

Нет, я не могу в это поверить! - простонала Руфь.

Весь город, Руфь... оказался слишком далеко... слишком далеко... слишком далеко...

Нет!

Пропал... пропал...

Глаза куклы-клоуна из папье-маше тоже внезапно загорелись зеленым светом.

Голоса кукол все громче... и одновременно это были голоса города, и Руфь Мак-Косленд знала это.

Она подумала, что наступает последняя стадия перед тем, как все окончательно лишатся рассудка... и она в том числе.

Нужно что-то делать, Руфь. - Кукла-китаянка говорила голосом Бича Джеригана.

Нужно вызвать кого-нибудь, - французский пупсик голосом Хейзел Мак-Гриди.

Но они никогда не позволят тебе это сделать, Руфь. - Это сказала кукла-Никсон, подняв правую руку в приветственном жесте. Она говорила голосом Джона Эндерса из начальной школы. - Они могли бы, но это было бы неверно.

Они любят тебя, Руфь, но если ты попытаешься сбежать, они убьют тебя. Ты ведь и сама знаешь это, верно? - Кукла-анголец голосом Джастина Харда.

Пошли сигнал.

Сигнал, Руфь, да, и ты знаешь как...

Используй нас, мы покажем тебе как, мы знаем...

Она сделала шаг назад, зажав руками уши, как будто могла спастись от этих голосов. Ее губы дрожали. Она была в ужасе. В ее куклах сейчас сконцентрировалось все безумие Хейвена.

Сигнал, используй нас, мы можем показать тебе как, мы знаем, и ты ХОЧЕШЬ знать. Городской зал, Руфь, часы на башне...

Голоса теперь не просто кричали, они скандировали: Городской зал, Руфь! Да! Да! Городской зал! Городской зал! Да!

Хватит! Прекратите! - стонала она. - Хватит! Хватит! Пожалуйста, не надо!..

И вновь потеряла сознание.

Она пришла в себя поздно вечером. На полу было холодно. За окнами шумел ветер, собиралась гроза. Грозные силы природы готовились обрушиться на Хейвен.

Но Хейвен и сам сейчас был источником мощных сил. Просто перемена погоды стала очень важным фактором. Не только у Руфи в этот момент очень болела голова.

Почти каждый житель Хейвена, старый или юный, слышал, как за окном свистит ветер, и этот свист врывался в уши, вызывая нестерпимую головную боль.

Руфь проспала до часу дня среды. Голова все еще гудела, но две таблетки анальгина помогли унять боль. В пять часов она уже чувствовала себя прекрасно, чего с ней давно не было. Только все мышцы болели от напряжения.

Она вышла из дома и пошла по главной улице, внимательно глядя в глаза каждому встречному, как будто все они должны проснуться, подобно Спящей Красавице, очнувшейся от злых чар ведьмы.

Руфь направлялась в свой офис в городском зале. Возле школы дети запускали воздушного змея, и их звонкий смех оглашал площадь.

Но никто не смеялся, когда она заговорила с небольшой группой людей, среди которых были Брайен и Мэри Браун. Руфь говорила им, что очень сожалеет о своем решении быстро найти мальчика без помощи полиции штата. Она никогда не простит себе этой ошибки. Это было непростительное легкомыслие, - говорила она.

Брайен только кивнул; он выглядел изможденным и совсем больным. Мэри дотронулась до ее руки:

- Не нужно упрекать себя, - грустно сказала она. - Здесь замешаны другие обстоятельства. Мы все отлично это знаем.

Остальные согласно закивали.

Я больше не могу слышать их мысли, - внезапно поняла Руфь, и в ее сознании родился вопрос: А раньше могла? В самом деле? Или это были галлюцинации, порожденные пропажей Давида Брауна?

Да! Раньше - могла!

Ей легче было бы поверить в галлюцинации, но она знала, что это не так. И Руфь поняла кое-что еще: она все еще может делать это. Она все еще слышит их мысли, если сильно захочет. А вот слышат ли они ее?

ВЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ? - мысленно крикнула она так громко, как только могла.

Мэри Браун отдернула руку, как будто ей причинили сильную боль. Ньют Беррингер глубоко вздохнул. Хейзел Мак-Гриди, стоявшая к ней спиной, оглянулась, как если бы Руфь что-то сказала.

Да, они все еще слышат меня.

- Хорошо или плохо, но дело сделано, - сказала Руфь. - Пришло время позвонить в полицию штата и сообщить о Давиде. Вы даете мне согласие на этот шаг?

При нормальных обстоятельствах она никогда не задала бы им подобного вопроса. Но в Хейвене сейчас творились странные дела.

Они смотрели на нее с нескрываемым удивлением.

Теперь она ясно слышала их голоса: Нет, Руфь, нет... никаких чужих... мы сами... мы позаботимся... нам не нужны чужие... мы "превращаемся"... тссс... во имя спасения твоей жизни, Руфь... тссс...

Порыв ветра распахнул окно в офисе Руфи. Эдли Мак-Кин оглянулся на этот звук... все они оглянулись, потом Эдли загадочно улыбнулся.

- Конечно, Руфь, - сказал он. - Если ты считаешь, что это нужно, звони в полицию. Мы полагаемся на твое решение.

И все согласились с ним.

Погода продолжала портиться и в среду, когда полиция получила сообщение об исчезновении Давида Брауна. Его фотографию показали в программе новостей с просьбой позвонить, если кто видел его в последние дни.

В пятницу Руфь Мак-Косленд поняла, что в последние дни произошли необратимые процессы с ней самой. Она чувствовала, что тоже сходит с ума.

Она понимала это, но никак не могла предотвратить. Оставалась лишь надежда, что куклы сказали ей правду.

Глядя на себя как бы со стороны, она увидела, что держит в руке кухонный нож - тот, которым разделывают рыбу. С ножом в руках она направилась наверх, проведать своих кукол.

Комната, где находились куклы, была залита мертвенным зеленым светом. Свет призраков. Так теперь называл их каждый живущий в городе, и это было подходящее название. Не хуже любого другого.

Призраки.

Пошли сигнал. Это все, что ты можешь сейчас сделать. Они хотят избавиться от тебя, Руфь. Они любят тебя, но они и боятся тебя. Даже сейчас, когда ты все больше начинаешь походить на них, они боятся тебя. Может быть, кто-нибудь услышит сигнал... услышит... увидит... поймет его!...

Руфь не решилась работать с куклами в этой комнате. Она боялась зеленого света. Она поочередно перенесла их в рабочий кабинет своего покойного мужа и выставила в ряд; куклы напоминали ей умерших детей, которых после смерти набальзамировали.

Она обмотала ноги каждой куклы туалетной бумагой, как бы связывая их в единую цепь. По каналу из туалетной бумаги должна будет поступать генерированная ею энергия. Она не могла бы объяснить, откуда знает, что и как нужно делать... знание, казалось, пришло прямо из воздуха. Из того самого воздуха, в котором Давид Браун

(на Альтаире-4)

исчез.

Она вложила нож в руки крайней куклы, и на кончике ножа вспыхнул зеленый огонек.

Я

(посылая сигнал)

убиваю своих единственных детей.

Сигнал. Думай о сигнале, а не о детях.

Взяв электрический шнур, она связала всех кукол вместе. Конец шнура она присоединила к батарейке карманного фонарика, который забрала у пятнадцатилетнего сына Бича Джеригана, Хампа, около недели назад, когда все это безумие только начиналось. Из комнаты, где куклы были раньше, она принесла несколько скамеек.

Остановившись передохнуть, она взглянула на башенные часы. Те показывали ровно три часа.

Руфь прекратила свою работу и прилегла поспать. Она быстро уснула, но сон ее был тяжелым; она ворочалась, вздрагивала и стонала. Даже во сне в ее голове звучали голоса, и среди этих голосов теперь отчетливо выделялись голоса неизвестных ей существ - она даже затруднялась назвать их людьми.

Голоса призраков.

...В четверг днем Руфь поняла, что перемена погоды ничего не может изменить.

Приехала полиция, но они не бросились немедленно на поиски. Они еще раз расспросили Руфь об обстоятельствах исчезновения Давида Брауна, изучили карту местности и похвалили ее за методичность.

- Ты внимательна и предусмотрительна, Руфи, - сказал ей Страшила Дуган в этот вечер. - Собственно, как и всегда. Только вот мне кажется, что раньше ты не пила так много бренди.

- Батч, прости...

- Ну, что ж... Поступай как знаешь.

- Да, - сказала она и принужденно улыбнулась. Это было одно из любимых выражений покойного Ральфа.

Батч задал ей множество вопросов, кроме того единственного, который должен был бы задать: Руфь, что происходит в Хейвене? Ветер усиливался, и никто из приехавших не почувствовал в атмосфере города ничего странного.

Но ветер не развеял тревогу. Большое волшебство продолжало происходить в Хейвене. Оно как бы достигло определенной точки, и теперь стремительно развивалось дальше.

В среду ночью и Руфь потеряла два зуба. Один она в четверг обнаружила на подушке, другой же так и не смогла найти. Она подумала, что, возможно, проглотила его.

В голове у нее непрерывно шептали голоса кукол, и в пятницу она предприняла последнюю попытку спасти себя.

Она наконец решила покинуть город - теперь он уже не был ее. Она думала, что оставаться здесь дольше - слишком дорогой подарок для призраков.

Она села в старенький "додж", боясь в душе, что тот не заведется. Они могли испортить машину. Но "додж" завелся.

Потом она подумала, что ей, очевидно, не дадут выехать из Хейвена, что они остановят ее, улыбнутся, как вампиры, и она опять услышит это бесконечное мы-все-любим-тебя-Руфь. Но и этого не произошло.

Она выехала на главную улицу. На ее лице застыла улыбка. В голове крутилась совсем глупая скороговорка про Карла, Клару и кораллы. Она направилась к зданию городского зала

(Руфь пошлет сигнал)

(это единственный выход)

(и он полетит на Альтаир-4)

и старалась держаться изо всех сил.

Успокоилась она немного лишь тогда, когда башенные часы скрылись из вида.

Вновь и вновь глядя в зеркало заднего обзора, она ждала погони.

Ведь они слишком любят ее, чтобы позволить ей уехать.

Но дорога была пуста. За ней никто не ехал.

Руфь выехала на трассу Хейвен - Альбион и замедлила скорость до пятидесяти миль в час.

Она приближалась к границе города.

Не могу вернуться назад. Не могу.

Ее нога сильнее надавила на педаль акселератора.

Внезапно она забеспокоилась: все голоса куда-то исчезли. Если ей удастся миновать черту и выехать из города...

На дороге появился указатель:

А Л Ь Б И О Н

Она нажала на газ, затем передумала и притормозила. Выйдя из машины, она расслабленно потянулась. Тихо. Даже ветер утих. Воздух опять застыл на месте. За машиной висел столб пыли.

Руфь села на подножку, думая, что же заставило ее остановиться.

Думая. Почти зная. Начиная

("превращаться"?)

понимать. Или догадываться.

Барьер? Это то, о чем ты думаешь? Они приготовили барьер? Руфь, это просто нелепо!

Внезапно на горизонте появилась машина. Она мчалась ей навстречу. За рулем сидела Нэнси Восс. На переднем бампере Руфь увидела табличку:

ПОЧТОВАЯ СЛУЖБА.

Нэнси Восс не смотрела на Руфь. Она ехала в направлении Августы.

Видишь? И ее ничто не остановило, - подумала Руфь.

Нет, - тут же прозвучало в ее голове. - Ее - нет, Руфь. Только тебя. Остановят тебя, да еще друга Бобби Андерсон, ну и, возможно, еще одного-двух человек. Давай, поезжай, если не веришь. Мы все любим тебя, и нам будет противно видеть то, что произойдет с тобой... но мы не сможем это предотвратить.

Руфь подошла к кромке шоссе Хейвен - Альбион. Позади нее на раскаленном асфальте тянулась ее собственная длинная тень. Над головой стояло жаркое июльское солнце. Внезапно она услышала шум мотора из лесу. Усадьба Бобби, - поняла она. Опять копают. И она вдруг почувствовала, что они очень близко подобрались к... ну, к чему-то важному. Это наполнило ее сердце тревогой.

Она приблизилась к придорожному столбу... миновала его... и в ней возродилась надежда. Она теперь была не в Хейвене. Она была в Альбионе. Сейчас она побежит к ближайшему дому, спросит, где телефон, наберет номер... Она...

...замедляла шаг.

Идти стало труднее. Горячий воздух будто хватал за руки, не пуская ее вперед. Руфь, тряхнув головой, не прекращала идти. Ноги будто увязали в грязи. Мышцы болели от напряжения. В душе поднималась паника. Она приближалась к невидимому эластичному барьеру, а он отталкивал ее назад.

Руфь боролась, но ноги ее, казалось, не сдвигались с места. Из глаз лились слезы. Она попыталась передвигаться ползком, но тут какая-то сила оторвала ее от земли, отнесла к автомобилю и швырнула у подножки.

Она просидела на земле не менее получаса, ожидая, пока перестанут болеть колени. Мимо нее в обоих направлениях проносились машины. Подъехал Эшли Рувелл и остановился возле нее. Он выглянул из окна:

- Привет, миссис Мак-Косленд! - Он улыбнулся рыбьими губами. На лице его не было удивления; все зубы из его рта давно выпали.

Она сидела, а он все звал ее:

- Идите сюда! Мы вас любим, миссис Мак-Косленд!..

Она посидела еще какое-то время, потом медленно уселась за руль и повернула машину к городу. На лице ее теперь не было ничего, кроме безнадежной обреченности...

При въезде в город у нее выпал еще один зуб.

Всю эту ночь с ней разговаривали ее куклы. И Руфи казалось, что все сказанное - правда... и это было самое ужасное. Она сидела, освещенная зеленым светом, и слушала их неприятные сказки.

Они говорили, что она правильно рассудила, будто сходит с ума; ее мозг, говорили они, подвергается воздействию Х-лучей и изменяется. Он... "превращается".

Ее мозг, ее зубы - то есть экс-зубы - все это "превращается". И ее глаза... они меняют цвет. Сама она еще раньше заметила на примере Бича Джеригана, что глаза становятся ореховыми.

Ореховые глаза... отсутствие зубов... о Боже, что с нами происходит?

Не беспокойся, Руфь, это просто вторжение из космоса, которое случилось много веков назад. Ты ведь понимаешь это? Вторжение призраков. Если хочешь понять, как они выглядят, загляни в глаза Бича Джеригана. Или Венди. Или в свои собственные.

- То есть вы хотите сказать, что меня сожрут, - прошептала она.

Руфь, ты смешная. А как же, по-твоему, происходит "превращение", если не так - смеялись куклы, а сознание Руфи постепенно уплывало куда-то далеко.

Проснувшись в воскресенье утром с восходом солнца, она продолжила свой диалог с куклами.

Почему? Почему именно она?

Неважно почему, Руфь, - шептали куклы. - Твое дело послать сигнал... и умереть.

Какие из этих мыслей принадлежат мне? И какие тем, кто руководит мною?

Неважно, Руфь. Все равно это должно случиться, так пусть же произойдет поскорее. Хватит размышлять. Пусть все случится... потому что часть твоего существа хочет, чтобы это произошло, верно?

Да. Большая часть ее существа - да. И хочет не так послать сигнал, как вырваться из этой иррациональной цепочки.

Если все это должно исчезнуть, она предпочла бы исчезнуть вместе с ним.

В этот вечер ей позвонил Батч Дуган, чтобы узнать, нет ли новостей по поводу Давида Брауна. Он сообщил ей некоторые новости. Брат пропавшего мальчика, Хиллмен, находился в госпитале в состоянии близком к коматозному. Дедушка мальчика был немногим лучше. Он пытался рассказывать людям, что Давид Браун не потерялся, а на самом деле исчез. Что это был фокус, который сделал его старший внук. И еще он болтает, что в Хейвене люди сходят с ума, а некоторые уже спятили.

- Он съездил в Бангор и наболтал все это парню из "Ньюс" по имени Брайт, - сказал Страшила. - Но ему там не поверили. Старикашка совсем сдурел, Руфь.

- Лучше удержи его там подольше, сколько сможешь, - прозвучало в ответ. - Они позволят ему вернуться, но он никогда не выберется отсюда снова.

- Что? - воскликнул Страшила. Внезапно его голос задрожал. - Что ты болтаешь, Руфь?

- Думаю, завтра ты узнаешь много нового. Я все еще не теряю надежду. - Она внимательно посмотрела на выстроившихся в ряд кукол. - Жди завтра сигнала.

- Что? - голос Дугана вдруг потонул в возникшем на линии шуме.

- Прощай, Батч, и помни: сигнал. Ты обязательно услышишь его.

- Руфь, куда ты пропала?.. перезвони... скоро...

Она повесила ставшую бесполезной трубку, посмотрела на своих кукол, прислушалась к звучащим в голове голосам и приготовилась ждать, когда придет время.

Воскресенье могло бы быть образцовым летним деньком - ясное, теплое, яркое. В четверть первого Руфь Мак-Косленд в последний раз покинула свой дом. Она заперла парадную дверь и повесила ключ на гвоздик. Кукол она сложила в старый саквояж Ральфа и спустилась по ступенькам.

Прогуливающийся неподалеку Бобби Тремейн радостно поприветствовал ее:

- Вам помочь, миссис Мак-Косленд?

- Нет, спасибо, Бобби.

- Ладно.

Он улыбнулся. Во рту его еще оставались несколько зубов.

- Мы все любим вас.

- Да, - сказала она, укладывая на переднее сидение машины саквояж. Мне это хорошо известно. Иди, Бобби.

Он ушел, оглядываясь через плечо, и его юное лицо выглядело встревоженным и озабоченным.

Руфь подъехала к городскому залу.

Саквояж был тяжеловат, и она с трудом втащила его по ступенькам. Голова опять начала раскалываться от ноющей боли. Она облизнула губы, и сразу два зуба выскочили изо рта, испачкав кровью блузку, и покатились по ступенькам.

С трудом добравшись до третьего этажа, она остановилась, чтобы перевести дыхание, и выглянула в окно. И тут увидела их всех. Все они смотрели на нее. Казалось, весь город собрался под окнами зала.

Не глядя больше в окно, Руфь быстро начала доставать кукол из саквояжа. Затем она достала провод, примотала к своей руке один его конец, а вторым обвязала кукол. В горле у нее стояли слезы, а во рту ощущался вкус крови. Потом, передумав, она принялась вдруг укладывать кукол в круг так, чтобы они касались друг друга руками и ногами, образуя неразрывную цепь. В центр образованного кольца она поместила батарейку.

И тут ударили башенные часы.

Буммм.

Теперь мне нужно только ждать, - думала она. - Сидеть и ждать.

Но сперва нужно сделать еще кое-что.

Она поднялась в башню, верхушку которой украшали часы. Внезапно что-то зацепило ее по лицу.

- О боже, нет! - воскликнула Руфь.

Это была летучая мышь. Сотни, тысячи летучих мышей. Они проснулись, потревоженные ее приходом, и вдруг стаей обрушились на нее. Одна вцепилась в волосы, другая - в плечо, третья - в ногу...

Летучие мыши были везде. Они свистели. Шум, производимый их крыльями, напоминал приглушенный гром. Руфь закрыла руками лицо. Внезапно в хлопанье крыльев ей почудились голоса, голоса Хейвена.

Летучие мыши сдирали с нее платье, выдирали волосы... Это хуже сходящего с ума города, - подумала она. Гораздо хуже!

Все было напрасно! Ее приспособление никогда не сработает! Летучие мыши загрызут ее насмерть! Она смутно вспомнила, как когда-то читала про летучих мышей-вампиров... Еще немного - и ее, казалось, захлестнет агония...

- Боже, дай мне умереть! Не дай им убить меня! Не дай мне "превратиться"... - из последних сил закричала она. И тут раздался взрыв. Зеленое пламя захлестнуло все здание... площадь перед ним... весь мир.

Потом зеленое стало черным.

Было пять минут четвертого.

Весь Хейвен, все его жители, лежали на земле лицом вниз. Некоторые успели добежать до погребов и укрыться в них. Взрывная волна выбила в Хейвене все стекла; пострадали также Троя и Альбион.

Зеленое пламя подняло в воздух городской зал и башню, а затем унесло, подобно ракете, в небо. Остались только куклы... их руки... ноги... и рука Руфи Мак-Косленд.

Башня стремительно летела в небо. "Челленджер", да и только, подумал вдруг Бентон Роудс. Искры вспыхивали в небе, как разрывающиеся снаряды.

Постепенно поднимаясь на ноги, люди завороженно смотрели в небо.

Только одного человека происходящее не интересовало - Джима Гарднера. Сегодня у них с Бобби был небольшой перерыв, и они не работали. Он валялся в гамаке и бесцельно смотрел на редкие облака.

Внезапно небо озарилось светом; он узнал этот свет - свет галлюцинаций.

Вот она, сила Бобби Андерсон; вот она, уносящая в небо целое здание с башней.

- Черт побери, - тоненьким голоском почему-то пропела Бобби.

Вот оно, Гард. Вот что ждет нас всех в будущем! Ты этого хотел? А эта женщина, которая раньше звалась Бобби? Ты думаешь, ей можно отдавать в руки такую силу?

Она не сумасшедшая. Совсем не сумасшедшая. И за ней нужно присматривать, иначе она может натворить много бед.

Зеленый свет слепил глаза, и Гарднер прикрыл их рукой. Потом вскочил на ноги.

К нему бежала Андерсон, крича на ходу:

- Что это было такое?

Но она знала... она знала... и Гарднеру было хорошо известно, что она знала.

Гарднер мгновенно воздвиг в своем сознании барьер. За последние две недели он прекрасно научился это делать, когда ему не хотелось, чтобы Бобби копалась в его мыслях.

Вот и сейчас он видел, что она пытается прочесть его мысли и не может... и злится.

- Я не знаю точно, - ответил он. - Я дремал, когда вдруг что-то загремело и в небе вспыхнул зеленый свет. Вот и все.

Глаза Бобби скользнули по его лицу, и она кивнула.

- Да, лучше нам пойти в город и все узнать на месте.

Гарднер слегка расслабился. Он не знал, зачем лгал ей, только ложь показалась ему необходимой, если он хочет продолжать оставаться в безопасности.

- Ты пойдешь со мной? Или мне идти самой?

- Я, пожалуй, останусь.

Когда она ушла, он выпил пива и отшвырнул ногой пустой стакан. Когда Бобби вернулась, она застала его спящим в гамаке.

Сигнал Руфи, так или иначе, был получен, и индикатором этого была именно ложь Гарднера. Но вряд ли Руфь стала от этого счастливее.

7. БИЧ ДЖЕРИГАН И ДИК АЛЛИСОН

Никого в Хейвене "превращение" не привело в такой восторг, как Бича Джеригана. Если бы призраки Гарда вдруг появились перед ним, имея при себе ядерное оружие, и предложили взорвать один из семи самых больших городов в мире, Бич тут же отправился бы заказывать билеты. В общем, это был человек партизанского склада характера.

И ему все было нипочем. Дело в том, что не так давно он прошел обследование у доктора Варвика, и результаты его показали, что Бич болен, болен неизлечимо.

Рак легких.

Однако сейчас, в июле, он почувствовал себя на удивление хорошо. В нем проснулся зверский аппетит, он ощущал себя сильным, как лошадь. И хотя подходил срок, когда он должен был сделать очередной рентгеновский снимок, он не пошел в больницу. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь копался в его грудной клетке и видел, что опухоль постепенно исчезает. Когда она исчезнет совсем, он сам сумеет сделать рентгеновский аппарат, чтобы увидеть это!

Но пока на очереди были другие, гораздо более неотложные дела.

Они собрались вместе. Все жители города. Не то чтобы кто-то специально собирал их. Просто им необходимо было встретиться. То есть, конечно, каждый из них продолжал заниматься своими делами, но они были вместе мысленно - те самые голоса, которые так не давали покоя Руфи.

Менее чем через сорок пять минут после этого человек сорок собралось у Аппельгейта, владельца самого большого в городе универсального магазина.

Семнадцатилетняя Кристина Линдли, в прошлом году победившая на проводимом в штате фотоконкурсе, присоединилась к собравшимся через два часа, с трудом переводя дыхание после скорости, с которой ее вез в город Бобби Тремейн.

Ей было дано задание раздобыть две фотографии башни с часами. Это было деликатное поручение, потому что, после того как башня взлетела в воздух, фотографии можно было получить единственным путем - украв их у фотографа.

Кристина действовала оперативно. Она быстро проверила архивы всех городских фотографов. Ньют мысленно посоветовал ей, где можно было бы поискать еще - в конторе Руфи Мак-Косленд. Ей удалось обнаружить два неплохих черно-белых отпечатка. Замысел был - создать иллюзию: башню с часами, которую мог бы увидеть кто угодно... но сквозь которую мог бы пролететь самолет.

Другими словами, они намеревались спроецировать на небо гигантский слайд.

Отличный фокус.

Жаль, что Хилли Браун в свое время до этого не додумался.

К семи часам вечера, работая быстро и молча, они сконструировали нечто напоминающее слайдопроектор на верхушке промышленной вакуумной мойки.

Они проверили его. Машина работала. В небе поочередно появлялись люди - то есть их спроецированные фотографии. Появилась даже много лет назад умершая бабушка Генри. Теперь осталось дождаться, когда Кристина принесет фотографии; тогда они...

Она принесла фотографии, но вместе с ними принесла и плохие новости.

Фотографии были прекрасны. Вот только часы на них показывали не пять минут четвертого, а четверть десятого.

Это могло привести к одному последствию: если они воссоздадут часы, кто знает, не воссоздадут ли они и Руфь вместе с ними, живую и невредимую?

- Сука! - воскликнул Энди. - Я убью ее, если она еще не умерла!

- Все в городе любили ее, Энди, и тебе это отлично известно, возразила Хейзел.

- Конечно. И я надеюсь, что сейчас дьявол жует ее косточки, - Энди пнул ногой импровизированный проектор.

Бабушка Генри исчезла. Растерянные жители Хейвена смотрели друг на друга. Никто не предвидел ситуацию, при которой Руфь могла ожить.

- Все будет хорошо, - прорезал внезапно тишину голос Бобби Андерсон, и все собравшиеся услышали ее, а услышав - поверили.

Дик Аллисон, шеф местной пожарной охраны, задыхался от жары в своем офисе. Без конца трезвонил телефон. Сперва констебль из Трои, потом шеф полиции, потом полиция штата, потом...

Капля за каплей в нем закипало раздражение. Ну что им не сидится спокойно, особенно в такую жару? В конторе работали кондиционеры, но это мало спасало положение. А тут еще этот писака из "Дейли Ньюс" по имени Джон Леандро! Отвязаться от него оказалось труднее всего.

После его звонка Дик побежал к Хейзел, где было еще несколько человек, и, отчаянно жестикулируя, сообщил, что в полпятого, самое позднее в пять сюда прибудут по-лицейские. Будет ли к этому времени готов слайдопроектор? Узнав, что все дело в часах на фотографии, которые показывают не то время, которое нужно, он заревел от душившего его гнева. Затем ему объяснили, какие действия предпринимаются, и он немного успокоился.

Кристина в темной фотолаборатории работала с негативом. Она пыталась сделать его из позитива, чтобы потом немного изменить и подретушировать.

Тем временем Бобби Андерсон объясняла Дику Аллисону его задачу. Он должен был по возможности успокоить полицию. Быть с ними как можно более любезным. Рассказать им столько сказок, сколько потребуется.

- Да, - сказал он. - Понятно. Полиция - это Бак и Рой, - добавил он.

Их нужно задержать. И потом, их радио! Оно беспокоило Бобби больше всего. Если они увидят... если их радио...

- Можно ли как-то уберечься от этого? - спросила Бобби.

- Я...

- Да, Бич, отлично! Просто молодец! А когда они покинут город, кто-нибудь... Может быть, тоже ты, Бич?

Бич был очень горд возложенной на него миссией.

Бент Роудс и Джинглс Габбонс из полиции штата Мэн прибыли в Хейвен в семнадцать тридцать. Они ожидали увидеть дымящееся пожарище, но вместо этого их встретил румяный шеф пожарников Дик Аллисон, а башня с часами возвышалась над городом, как и всегда. Все стекла были на месте, мостовые - восстановлены... и все горожане спокойно занимались своими делами.

Дик Аллисон принял их с такими почестями, будто они были на дипломатическом приеме.

- Так что же здесь произошло? - спросил его Бент.

- Ну, я думаю, лучше показать, чем рассказывать. Потому что в то, что вы услышите, будет трудно поверить.

Джинглс пробурчал:

- Можно видеть и не верить.

- И потом, - перебил его Роудс, лицо которого почему-то побелело и помолодело, - где миссис Мак-Косленд?

- Вот это и есть одна из наших основных проблем... - начал Дик. Видите ли...

Дик действительно задержал их в городе так долго, как только мог. Когда они уезжали, было уже почти восемь и над городом сгущались сумерки.

Они несколько раз переговорили по рации с базой и не могли скрыть своего удивления: голос, который доносился с другого конца провода, был им совершенно незнаком. Но у них не было времени задумываться об этом. Слишком много других, причем самых разных вещей навалилось сегодня.

И все же они начали ощущать, что в атмосфере Хейвена происходит что-то странное.

Конечно, они не могли слышать чужие мысли - для этого было еще слишком рано, и это произойдет позже, после их отъезда, - но они чувствовали себя не в своей тарелке, и поэтому их действия были несколько замедленными.

Все это Дик Аллисон прочитал в их мозгу, когда они сидели на открытой веранде кафе и пили кофе. Они были слишком озабочены, чтобы задуматься о необычном голосе диспетчера. А ведь причина была очень проста. Они говорили не с диспетчером, не с Тагом Эллендером. Они говорили с Баком Петерсом; их радиосигналы вообще не поступали в Дерри. Прием и передача велись из гаража, расположенного на соседней улице, где у микрофона находился Бак Петерс, а позади него - Энди Бейкер. Одновременно несколько горожан сконцентрировались на мыслях Бента Роудса и Джинглса Габбонса, стараясь убедить их, что они действительно получают инструкции от своего непосредственного руководства. Бак отлично перевоплотился. Ему самому минутами казалось, что он мог бы быть гениальным актером, если бы не стал тем, кто он есть на самом деле.

В четверть восьмого, когда Бич принес очередную чашку кофе, Дик спросил:

- Ты все осмотрел?

- Кажется, да.

- И ты уверен, что приспособление работает?

- Оно прекрасно работает... хочешь посмотреть сам?

- Нет. Нет времени. А как насчет оленя? Он уже есть у тебя?

- Угу. Билл Элдерли убил его, а Дейв Рутлидж содрал с него шкуру.

- Отлично. Пойдем и посмотрим.

- Ладно, Дик. - Бич нажал на кнопку за стойкой, и на двери появилась табличка: ЗАКРЫТО. Потом помолчал и с внезапной злостью взглянул на Дика:

- Она не предполагала, что произойдет что-нибудь подобное.

Дик вздрогнул. Теперь это уже не имело значения; дело было сделано.

- Ее уже нет. Вот что важно. Ребята сделали отличную картинку. А что касается Руфи... в городе не было другой такой, как она.

- Еще тот парень на ферме старого Гаррика.

- Он все время пьян. И он хочет выкопать этот предмет. Пойдем, Бич. Они скоро уедут, и нам бы хотелось, чтобы это произошло с ними как можно дальше отсюда.

- Ладно, Дик. Будь повнимательнее.

Дик улыбнулся:

- Сейчас такое время, что нам всем нужно быть как можно внимательнее. Ты прав.

Что ж, все идет по плану. Вслед за Руфью Мак-Косленд исчезнут и эти двое. И никто не сможет доказать, что они возвращались из Хейвена, да и городской полицейский подтвердит, что их здесь никогда не было.

Большая забава уже началась.

- Если ты считаешь это забавой, - тихо сказал Дик, не обращаясь ни к кому конкретно, - то я бы так не сказал, черт меня подери!

Кофе начал булькать в его пустом желудке. Я слишком много его выпил, - подумал Дик, но все равно допил чашку.

Где-то недалеко громко заработал мотор. Дик взглянул в окно и увидел, что два копа выезжают из города, освещая фарами уже почти темную дорогу.

Кристина Линдли и Бобби Тремейн стояли над столом, напряженно глядя в ванночку с проявителем. Они ждали, получится ли то, что они затеяли.

Понемногу изображение начинало проявляться.

Это были хейвенские башенные часы. Совсем как настоящие. И они показывали пять минут четвертого.

Бобби облегченного перевел дыхание.

- Превосходно, - сказал он.

- Не совсем, - возразила Кристина. - Есть один нюанс.

- Какой? Что еще не так? - удивился он.

Нет-нет, все в порядке. Они сделали все, что могли.

Вместо ответа она задумчиво потерла переносицу, достала фотографию из ванночки и стала внимательно рассматривать ее. Потом повернулась к нему:

- Помоги.

Бобби приподнял ее, и она закрепила фотографию на стене, чтобы та просохла.

Бич на своем стареньком "пикапе" мчался так быстро, как только можно. Он сумел выжать из него шестьдесят пять миль в час. Ему нужно было уехать как можно дальше отсюда.

Когда он пересек пограничную черту Трои, далеко обогнав тех, кто ехал в полицейской машине, он немного замедлил скорость. Пять минут... десять... да где же они? И тут он услышал их мысли.

Да. Это они. Скоро они будут здесь. У него есть время, но нужно поспешить.

Он проехал еще четверть мили и поставил свой "пикап" поперек дороги, перегородив ее. Их голоса звучали в его голове - громче, громче, громче...

Когда наконец огни их фар осветили деревья, Бич сунул руку в карман, нащупал небольшую металлическую коробочку и нажал одновременно шесть кнопок. Он услышал щелчок... потом этот ужасный звук, в котором потонули все остальные звуки... вспышку белого света... и... и...

Ты умрешь, Бич!

Нет, не умру! Они спасут мне жизнь!.. спасут!.. спасут...

Запах паленой резины. Голубые вспышки. Статический шум микрофона.

Голос одного из полицейских: "Что это такое, черт побери?"

Он увидел их машину. Она стояла всего в десяти футах отсюда. Если бы они ехали миль на пять в час быстрее...

Да, но они не ехали.

Звуки. Щелчок замка дверцы их машины. Он еще раз нащупал свое маленькое "изобретение", мало чем отличающееся от того, что сделала для своих кукол Руфь. Низкий жужжащий звук. Мухи. Они почувствовали запах крови через пластиковый мешок, в котором лежал олень.

Скоро ты получишь свой шанс, - подумал Бич, улыбнувшись. - Плохо, если ты не придешься по вкусу этим парням.

- Я видел этот грузовичок в Хейвене, - сказал один из полицейских. Он стоял возле ресторана.

Бич, сидящий за кустами, затаил дыхание. Он отчетливо видел их обоих. Если хотя бы один подойдет к его изобретению, все будет в порядке.

Отойдите от машины, мальчики, - подумал Бич, и его улыбка стала еще шире. - Мне бы не хотелось портить вашу машину. Отойдите же от нее!

- Кто здесь? - крикнул другой коп.

Призраки, болван, кто же еще? - подумал Бич и начал хихикать. Он пытался сдерживаться, но не мог.

- Если здесь кто-то есть, то тебе лучше отозваться!

Он начал хихикать громче, и это, наверное, было хорошо, потому что они ошеломленно посмотрели друг на друга и двинулись по направлению к его грузовичку, держа наготове автоматы. Они отходили от своей машины все дальше и дальше.

Бич помнил, что полицейская машина не должна пострадать. Когда полицейские отошли достаточно далеко, он вышел из кустов, бесшумно подошел к машине и резко хлопнул дверцей. В ту же минуту раздался хлопок, запахло паленой резиной, потом все вокруг озарилось зеленым светом и... полицейские исчезли.

Оставалось завершить операцию. Теперь пришла очередь оленя. Бич извлек его из мешка, усадил на место водителя в полицейском автомобиле, слегка подтолкнул машину - и та покатилась с откоса вниз, переворачиваясь, деформируясь, подпрыгивая, пока наконец какой-то толчок не оказался слишком сильным и машина не взорвалась, разлетевшись на мелкие кусочки.

Ну и при чем же здесь Хейвен, скажите вы мне?

С чувством выполненного долга и глубокого удовлетворения Бич Джериган повернулся и направился в сторону города.

8. ИВ ХИЛЛМЕН

Происшествие, Бангор, "Дейли Ньюс", 25 июля 1988 года:

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ДВУХ ПОЛИЦЕЙСКИХ В ДЕРРИ

автор Давид Брайт

Прошлой ночью в Дерри после 21:30 был обнаружен брошенный полицейский автомобиль. Это второй случай пропажи людей в Хейвене после исчезновения четырехлетнего Давида Брауна. По иронии судьбы, офицеры Бентон Роудс и Питер Габбонс возвращались из того же самого города после расследования там печального инцидента с пожаром, забравшего одну человеческую жизнь (подробное описание пожара - в следующем номере).

Возле машины был обнаружен труп оленя, что наводит на мысль, что...

- Вот видите, - говорил на следующее утро Бич Дику Аллисону и Ньюту Беррингеру, когда они пили кофе и просматривали утренние газеты. - Мы так и думали, что никто не обнаружит никакой связи.

- Отлично, - сказал Ньют, а Дик кивнул. - Никто и не собирался искать связь между исчезновением четырехлетнего мальчика, который, по-видимому, заблудился в лесу, и пропажей двух сильных полицейских. Верно, Дик?

- Абсолютно верно.

Неверно.

Первая полоса, Бангор, "Дейли Ньюс", от того же числа.

ХЕЙВЕНСКИЙ КОНСТЕБЛЬ ПОГИБАЕТ ПРИ СТРАННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

автор Джон Леандро

Руфь Мак-Косленд была одной из трех женщин-констеблей в штате Мэн. Ей было пятьдесят лет. Ричард Аллисон, глава противопожарного департамента Хейвена, говорит, что миссис Мак-Косленд, очевидно, погибла при взрыве парового котла, которым отапливался городской зал. Аллисон сообщил также, что отопительная система города, давно устаревшая и износившаяся, требует немедленной замены. "Она может вспыхнуть, как спичка, - заявил Аллисон. Погибнуть на этот раз может любой человек".

Аллисон недоумевает по поводу исчезновения двух государственных полицейских, приехавших на место происшествия (см. заметку в предыдущем номере).

Ньютон Беррингер, мэр города Хейвен, выразил глубокое сожаление по поводу преждевременной кончины миссис Мак-Косленд. "Она была великой женщиной, - сказал Беррингер, - и все мы любили ее". Подобные высказывания можно услышать и от остальных жителей Хейвена; немало из них, говоря о Руфи Мак-Косленд, не могли сдержать слез...

Ее общественная деятельность в Хейвене началась...

Человеком, обнаружившим связь между исчезновением Давида Брауна и двух полицейских, был, конечно, дедушка Давида Ив Хиллмен. Ив Хиллмен, который был в помешавшемся городе на особом положении. Ив Хиллмен, в голове которого со времен второй мировой войны остались два металлических осколка как память о германском снаряде.

Он провел утро понедельника, как, собственно, и все предшествующие ему дни, в палате N_371 госпиталя в Дерри, ухаживая за Хилли. На ночь он уходил спать в снятую им неподалеку комнату, да и то после того, как медсестры силой выгоняли его. О, эти бессонные ночи!

Иногда, лежа с закрытыми глазами в темноте, он ощущал шум в ушах, и тогда он думал: Ты постепенно выживаешь из ума, старина.

Он не раз пытался говорить с медсестрами о том, что произошло с Давидом, то есть о том, что он знал о происшедшем с Давидом. Они с жалостью смотрели на него. Их жалость была ему противна.

"Они, наверное, называют меня между собой старым маразматиком", думал Хиллмен.

Маленькие мальчики не исчезают во время фокусов, которые другие мальчики показывают на заднем дворе своего дома. Не нужно заканчивать школу медсестер, чтобы знать это.

Через некоторое время после приезда в Дерри от тоски и одиночества, от тревоги за Давида и Хилли, за Руфь Мак-Косленд и весь город Ив мало-помалу запил. Он теперь частенько захаживал в маленький бар неподалеку от госпиталя. Из разговоров с барменом он узнал историю некоего Джона Смита, жившего неподалеку. Смит несколько лет пролежал в коматозном состоянии, возникшем вследствие болевого шока, а потом совершенно неожиданно пришел в себя.

- В "Дейли Ньюс" есть парень, Давид Брайт, который написал об этом Смите большую заметку, - говорил бармен.

Ив нашел Брайта и попросил о встрече. Он не собирался рассказывать ему всю историю, сказал только, что хотел бы поделиться услышанной им сказкой, в которой кое-чего не понимает.

Брайт, похоже, заинтересовался. Более того, его голос внушал доверие. Он спросил, когда Ив хотел бы встретиться с ним, и тот предложил не откладывать и сделать это в тот же вечер.

Он так готовился к этой встрече, так боялся, что Брайт не поверит ему! И, кажется, так и произошло. Когда Ив замолчал, Брайт, не глядя на него, покусывал карандаш. У него были добрые глаза, но он явно считал, что Ив немного не в себе.

- Мистер Хиллмен, все это очень интересно, но...

- Ладно, пустяки, - Ив встал и резко оттолкнул от себя стул на котором сидел. Он устал что-либо доказывать; все равно этот парень не поверит, даже не стоит и пытаться. - Неважно; да и поздно уже. Думаю, вы спешите домой, к семье.

- Мистер Хиллмен, если бы вы встали на мое место, вы бы поняли, что...

- Я могу встать на ваше место. Вначале это было и мое место. Прошу простить меня, мистер Брайт, но я устал, и если вы не возражаете... Жаль, что отнял у вас время.

Он быстрым шагом вышел из кафе, где они встретились, и направился в сторону госпиталя. Нет, больше он не будет пытаться рассказывать людям о том, что произошло в Хейвене! Он стар, и ему все равно никто не поверит.

Да и кому это нужно?

Он пребывал в этом настроении пятьдесят шесть часов, пока ему на глаза не попалась заметка в газете. Исчезли двое полицейских. Расследование этого происшествия возглавляет офицер по фамилии Дуган. Ив вспомнил, что Дуган был хорошо знаком с Руфью Мак-Косленд. Слишком со многими она была хорошо знакома, черт побери!

Две заметки полностью разбили все его надежды на то, что в Хейвене скоро все утрясется.

Хейвен стал змеиным гнездом, и теперь змеи начинают жалить. Мне удалось избежать этого. Но что я могу сделать! Как противостоять? Как объяснить всем этим болванам очевидные вещи, если они ничего не желают знать? Как, если я ничего не видел своими глазами? Целый город катится под откос, а никто не хочет этого замечать!

Он вновь и вновь перечитывал заметки. Перед его глазами стояла Руфь, такая, какую он оставил ее, уезжая с Хилли из города. Ее глаза, внимательно смотрящие на него... Глаза, в которых написано: я прекрасно знаю, что мне предстоит умереть. И вот она умерла.

Ты могла бы поехать с нами, Руфь.

Ив, я не могу... Пойми меня правильно.

Если бы она уехала с ними в Дерри, она могла бы избежать опасности... и тогда подтвердила бы все его слова. Он пытался связаться с Хейвеном по телефону, пытался трижды... но оператор сказал, что на линии, очевидно, повреждение, и пусть он попытается позвонить еще раз попозже. Он понял, что связаться с Хейвеном не удастся.

Глядя на спящего Хилли, он вспомнил слово, которым один из докторов охарактеризовал его состояние, - аутизм. Ив знал, что означает это слово. И аутизм, и кома - только слова. Самое ужасное, что Хилли спит, и его невозможно разбудить.

Хороши же его родители! Ни Брайен, ни Мэри так ни разу и не поинтересовались самочувствием своего старшего сына.

Несколько раз Хилли осматривал детский психоневролог, пытаясь понять, что же происходит с мальчиком. Во время одного из осмотров Хилли вдруг прошептал: "Джонатан". Это было среднее имя Давида.

Вот и сейчас мальчик спал беспробудным сном. Иногда он открывал глаза, будто бы глядя на Ива или медсестру, но когда они пытались заговорить с ним, он только улыбался бессмысленной улыбкой и закрывал глаза, и засыпал вновь.

Он напоминал заколдованного мальчика из сказки, и только капельница да экран кардиографа нарушали иллюзию.

Хилли делали рентгеновский снимок коры головного мозга. На снимке была отчетливо видна какая-то пластинка, расположенная ближе к темени. Психоневролог поинтересовался, что по этому поводу думает Ив.

- Мне кажется, это какой-то дефект пленки, - сказал старик.

- Не думаю.

- Почему?

- Потому что тень, которую отбрасывает пластинка, слишком велика. Странно, что мальчик вообще до сих пор жив.

- Да, особенно если учесть, что вы до сих пор не смогли определить причину его плохого состояния.

- Мы ни на минуту не прекращаем исследования, - ответил психоневролог, неловко глядя в сторону. - Мне хотелось бы побеседовать с родителями мальчика.

- Они разыскивают своего пропавшего младшего сына.

- И все же позвоните им. Возможно, я сумею помочь им в их поисках.

Приезжали родители, но никто не смог им помочь. Они были очень странными; они уже "превратились". Психоневролог тоже это почувствовал и не слишком хотел вступать с ними в контакт. Ив едва удержался, чтобы вообще не выскочить из комнаты. Он не хотел видеть их странные пустые глаза. Женщина в голубой блузке не была его дочерью, хотя внешне и напоминала ее. Это уже не Мэри. Большая часть Мэри умерла, а то, что осталось, продолжало умирать.

Больше психоневролог не просил их приглашать.

С тех пор Хилли осматривали дважды. Второй раз пришелся на субботу, когда городской зал Хейвена взлетел на воздух.

- Чем они кормили его? - внезапно спросил врач Ива.

Вопрос застал старика врасплох.

- Что?

- Чем они кормили его?

- Ну конечно обычной едой.

- Сомневаюсь.

- Напрасно. Он вырос у меня на глазах. А почему вы спрашиваете?

- Потому что у него выпали десять зубов, - резко ответил врач.

Ив потирал скрюченную артритом ногу и думал:

Что ты собираешься делать, старина? Давид пропал, и лучше было бы, если бы он на самом деле умер.

Да. Так было бы намного проще. Печальнее, но проще. Но Ив не верил в такое простое решение проблемы. Давид наверняка жив. Он пропал, он в опасности, но его еще можно спасти. Если... Если бы удалось заставить свой мозг кое-что сделать. Если бы удалось заставить его сделать то, что нужно! Ведь промедление, опасное всегда, сейчас вдвое опаснее!

В понедельник вечером, очнувшись от дремоты (он задремал у постели Хилли), он встал, наклонился к самому лицу лежащего мальчика и в первый раз за все время окликнул его:

- Хилли! Где твой брат? Где Давид?

И вдруг Хилли открыл глаза. Он был в состоянии транса, как дряхлая сивилла.

- Альтаир-4, - тихо сказал он, но каждое слово было ясно и отчетливо слышно. - Давид - на Альтаире-4, и его отправили туда призраки.

Его глаза заморгали, потом закрылись, и он вновь уснул.

Ив стоял возле постели с белым как мел лицом.

Потом старик начал дрожать.

Он был городом в изгнании.

Если Руфь Мак-Косленд была сердцем и сознанием Хейвена, то Ив Хиллмен был его памятью. За семьдесят три года перед его глазами прошли многие события, потрясавшие жизнь города. Он многое слышал, потому что был хорошим слушателем.

Выйдя из больницы, он зашел в магазин школьных принадлежностей и там на карте разыскал Хейвен. Он стоял и смотрел на крошечную точку, под которой скрывался целый город.

Давид - на Альтаире-4.

Давид - на Альтаире-4, и это сделали призраки...

Он купил карту и, принеся ее в свою крошечную комнатушку, принялся изучать. Он обвел точку, символизирующую город, красным карандашом и задумался.

Потом вдруг что-то кольнуло его, и он нарисовал второй круг, несколько меньшего радиуса, с центром на том месте, где должен был быть дом Брауна. Потом, глядя на свой рисунок, он начал вспоминать... вспоминать...

Когда-то давным-давно в лесах, окружающих Хейвен, водилось множество дичи, и многие семьи кормились именно охотой. Охотился, наверное, каждый житель Хейвена, носящий брюки, от десяти до семидесяти лет. Но было одно место в тех же лесах, где охотники почему-то исчезали, пропадали бесследно. Некоторые, поохотившись неподалеку, вдруг теряли один-два зуба. У других иногда открывалось носовое кровотечение. Никто не мог найти этому объяснение, да и не искал. Теперь Хиллмен, кажется, знал почему.

Позже кусок леса купил старый Гаррик, а после него там поселилась его внучатая племянница, Бобби Андерсон. Она, конечно, не занимается фермерством. Она пишет книги. Ив не слишком часто разговаривал с Бобби, но знал, что в городе она пользуется хорошей репутацией. И пишет чертовски хорошие вестерны.

Особенно для женщин.

Она прожила в городе почти тринадцать лет и не совершила ни одного дурного поступка, вот поэтому ее и уважают. Люди ведь имеют глаза и уши.

Думая о Бобби, Ив вдруг почувствовал: что-то здесь не так. Что-то не так с самой Бобби. Он вспомнил, что еще в начале июля, а может быть и раньше, ему приходилось слышать из леса странные звуки. Эти звуки доносились, как он понял теперь, из поместья старого Гаррика. И эти звуки никак не ассоциировались с лесными работами. Они напоминали... возможно, звуки включенных моторов.

Ив еще раз взглянул на карту и на окружности. Изнутри его постепенно заполнила волна глухого ужаса.

Он видел, но ничем не мог помочь.

Наконец он закрыл атлас и отправился спать.

Но заснуть ему не удалось.

Что же они там делают? Что-то строят? Делают так, чтобы люди исчезали? Что?

Там что-то есть, в этом лесу. Что-то, что находится на территории поместья старого Гаррика, перешедшего по наследству к Бобби Андерсон, пишущей вестерны. Что-то, что воздействует на человеческий мозг, если к этому чему-то подходишь слишком близко. Только так можно объяснить то, что произошло с жителями Хейвена.

Ив беспомощно смотрел в потолок.

Что-то, что находится в земле. Бобби Андерсон нашла это и начала выкапывать, а парень, который живет у нее, ей помогал... Его, этого парня, зовут... зовут...

Ив так и не смог вспомнить, как его зовут, зато вспомнил взгляд, которым Бич Джериган проводил парня, когда тот прибыл в Хейвен. Как же все-таки его зовут?

Постепенно Ив начал дремать. Но в голове неотвязной мухой жужжала мысль:

Что же ты обнаружила, Руфь? Что узнала? Почему они убили тебя?

Ив перевернулся на левый бок.

Давид жив... но, чтобы вернуть его, я должен отправиться в Хейвен.

Он перевернулся на правый бок.

Они убьют меня, если я вернусь. Мне повезло: они позволили уехать нам с Хилли. Теперь же они ненавидят меня. Я прочел это в их глазах еще тогда, когда пропал Давид. Я увез Хилли, потому что ему был нужен доктор... а может, они просто хотели избавиться от меня. В любом случае, мне повезло, что я уцелел. Никогда больше они не позволят мне уехать. Так как же я могу вернуться? Я не могу.

Он ворочался с бока на бок, вынужденный принимать решение: возвращаться в Хейвен и быть убитым или бездействовать и тем самым ускорить смерть Давида.

Лишь в полночь он сумел заснуть, и ему ничего не снилось.

Он проспал дольше, чем спят в его возрасте, и проснулся во вторник в четверть одиннадцатого. Впервые за долгое время он чувствовал себя свежим и выспавшимся. Он принял решение. Он рискнет. Рискнет ради спасения Давида и Хилли.

Он думал, что сможет вернуться в город в день похорон миссис Мак-Косленд, в день похорон Руфи.

Батч "Страшила" Дуган был самым большим человеком, которого Иву когда-либо приходилось видеть.

- Присаживайтесь, мистер Хиллмен, - доброжелательно сказал он. - Что я могу сделать для вас?

- Ну, возможно, вы могли бы кое в чем мне помочь. - Ив пришел сюда совершенно трезвым, чтобы хорошо контролировать каждое свое слово. - Из газет я узнал, что завтра похороны Руфи Мак-Косленд.

Дуган кивнул:

- Да, я собираюсь поехать. Руфь была моим близким другом.

- А собирается ехать еще кто-нибудь из Дерри?

Дуган покраснел.

- Да. Еще несколько человек. Я просто хочу выехать немного раньше. А почему вы...

- Думаю, вы обо мне знаете.

- Мистер Хиллмен...

- Возможно, то, что я сейчас расскажу вам, покажется бредом выжившего из ума старика, но постарайтесь дослушать до конца и понять, прежде чем выносить суждение.

В голосе Ива было столько нажима, что Дуган только кивнул, не сказав при этом ни слова.

Страшила слушал старика и думал. А может быть, Хиллмен в чем-то прав? Исчезновение двух его подчиненных - громил не хуже его самого - было, по меньшей мере, странным. Смерть Руфи... И ее слова, когда накануне он звонил ей...

Скажи старику, чтобы он ушел.

Нет, лучше пусть останется.

Как можно поверить в то, что он говорит?

Можно или нельзя... но мне уже совершенно не хочется ехать в Хейвен.

Скажи, пусть он уходит.

Нет, пусть останется.

Я могу исчезнуть, как Давид Браун.

Пусть останется.

Или со мной произойдет несчастный случай, как с Руфью Мак-Косленд.

Прочь.

- Я верю вам, мистер Хиллмен, - наконец сказал он.

Они дошли до стоянки перед зданием полицейского участка.

- Я заеду за вами завтра утром.

Глаза Ива расширились:

- Но вы даже не спросили меня, что я собираюсь делать.

- Это неважно. Я в любом случае буду с вами. А собираетесь вы, как я понял, в лес. Вы хотите посмотреть, что же скрывается там, под землей.

Ив посмотрел на него долгим взглядом и покачал головой:

- Когда со мной есть кто-нибудь еще, я чувствую себя лучше, особенно если этот кто-нибудь - сам Страшила Дуган. Но помните: они там, в Хейвене, вовсе не глупы. Они ожидают, что вы приедете на ее похороны. Если они не дождутся вас там, они начнут выяснять почему.

Двое мужчин стояли и смотрели друг на друга; на горизонте садилось солнце, а на земле лежали длинные тени.

Обоим было страшно. Иву было страшно возвращаться, а Дугану после всего услышанного...

- Ладно, - сказал внезапно Ив. - Слушайте внимательно, Страшила Дуган. Позвоните тем, с кем собирались завтра ехать на похороны и найдите любую причину, по которой не поедете. Звоните вечером как можно большему количеству людей и всем рассказывайте, что ужасно больны.

- Но почему я должен... - И Дуган побагровел: он понял. Они могут прочесть мысли его подчиненных и узнать причину его отсутствия.

- Послушайте моего совета, - продолжал Ив. - Ради спасения души Руфи... воспользуйтесь им. И еще: завтра с вами могут начать происходить разные странные вещи.

- Они происходят уже сегодня, - вставил Дуган. - Ладно, я все понял. Дайте мне ваш адрес здесь, в Дерри, и утром я заеду за вами на своей личной машине. Мы полетим в Хейвен, как космический корабль к звездам.

- Машина - это моя проблема, - сказал Ив. - Этой пользоваться нельзя: ее знают в Хейвене. Я возьму в аренду другую. А вы должны появиться у меня не позже восьми. Нам придется довольно далеко объезжать.

- Зачем?

- Нам не стоит появляться со стороны Альбиона.

- А почему машину нужно арендовать?

- Приятель, вы задаете слишком много вопросов! - И Ив так комично закатил глаза, что Дуган рассмеялся.

- Это моя работа, - сказал Страшила, отсмеявшись. - И потом, ведь никто в Хейвене не знает, как выглядит моя личная машина.

- И все же сделаем так, как я сказал. Некоторая осторожность не помешает.

- Ладно, - кивнул Батч. - Я согласен. В восемь часов. Ваша машина, ваш план. Кажется, я таки схожу с ума.

- Если завтра мы доживем до этого времени суток, тогда и поговорим о сумасшествии, - с горечью пошутил Хиллмен.

Отъехав от полицейского участка, Ив сперва побывал в больнице, но задержался там недолго, отправившись оттуда в контору по найму машин. На автозаправке он попутно выяснил все интересовавшие его вопросы по поводу дороги, по которой они завтра поедут.

Медсестра у постели Хилли читала записку.

Хилли!

Мы с тобой можем никогда больше не увидеться, и я хочу сказать тебе, что если ты поднимешься с постели и в этом будет доля моей помощи, я стану самым счастливым дедушкой в мире. Я верю, что Давид все еще жив, и знаю, что ты не виновен в его исчезновении. Я люблю тебя, малыш, и надеюсь, что мы вскоре увидимся вновь.

Дедушка.

Но он никогда больше не увидит Хилли Брауна.

9. ПОХОРОНЫ

Начиная с девяти часов утра в город начали стягиваться те, кто знал и любил Руфь Мак-Косленд. На центральной улице с трудом можно было найти место для парковки. Машины заняли и прилегающие к ней улочки и переулки.

Стоял ясный и светлый денек, скорее сентябрьский, чем июльский. Небо было ярко-синим, температура не превышала 22 градусов Цельсия, дул легкий ветерок. Как будто Хейвен встречал приехавших на похороны особенно доброжелательно.

Звонили колокола. Их звон особенно красиво разносился по окрестностям вокруг города. Все приехавшие и пришедшие ощущали величие момента. Весь Хейвен, и стар и млад, был здесь. Высоко в небо устремлялась башня, украшенная часами, и те из приезжих, кто слышал, что она взорвалась и взлетела в воздух, удивленно поглядывали на башню, но тут же забывали об этом.

Звонили колокола. Народ стал заходить в помещение старой, но просторной методистской церкви, где у входа их с улыбкой встречал преподобный отец Гухрингер.

Подъехала на автомобиле Бобби Андерсон. На ней было новое голубое платье. Она не хотела прерывать работу, но Гарднер вызвался ее подменить, и вот она здесь. Сам же Гарднер посетить похороны отказался. Он крепко спал после выпитого накануне. Андерсон тоже была уставшей, но сегодня ею владело какое-то странное чувство. Возможно, из-за Руфи, возможно, из-за Давида, возможно, из-за всего города. "Превращение" продолжалось, это происходило со всеми жителями города, за исключением Гарда. И это было хорошо. Скоро, уже совсем скоро...

Колокола, колокола, колокола.

Хейвен как будто отвечал им. Все они - Тремейны и Дженнингсы, Аппельгейты и Голдменсы, Дюплесси и Арчинбурги - добропорядочные граждане штата Мэн. Все они теперь были заодно: их мысли... их чувства... они были вместе, они слушали, и звон колоколов пульсировал в их жилах.

Ив Хиллмен и Батч Дуган ехали на арендованном Ивом "джипе" по лесной дороге. Странно, - думал Дуган. Никогда еще он не видел такого тихого леса, где не слышно ни единой птицы.

Внезапно тишину прорезал странный звук.

- Что за чертовщина?..

- Колокола, что же еще? - отозвался Дуган. - Они звучат очень красиво. Наверное, сейчас начнутся похороны.

Они похоронят Руфь на горе... Какого черта я здесь делаю с этим ненормальным старикашкой?

Но он понимал, что менять что-либо уже слишком поздно.

- Колокола в методистской церкви, сколько я себя помню, звонили совершенно иначе, - сказал Ив. - Кто-то подменил их.

- Ну и что?

- Ну и ничего! Ладно, Страшила Дуган, нам надо думать о другом.

Дуган оглянулся. На заднем сидении "джипа" лежала старая потертая сумка.

- Хотел спросить тебя, что в этой сумке.

- Разные старые вещи. Тебя это не касается.

Они проехали указатель, говорящий о том, что машина въезжает в черту города.

- Скажи, - после долгого молчания вновь обратился к нему Дуган, - что же мы все-таки будем искать?

- Не знаю. Но пойму, что это оно, если увижу.

Дуган промолчал, выругавшись про себя, и поднес ко лбу руку. Именно здесь была сосредоточена головная боль, начавшаяся как только они пересекли пограничную черту.

Все присутствующие в церкви ждали, когда преподобный Гухрингер начнет свою проповедь. Он слыл мастером на эти вещи.

И вот он начал:

- Мы провожаем в последний путь Руфь Мак-Косленд...

Большинство жителей Хейвена сидели, держа у рта носовые платки. Возможно, некоторых приезжих это удивило, но это была вынужденная мера. Как звезды падают с неба в августе, так выпадали зубы у хейвенцев. Но не только с ними происходила эта беда. Некоторые приезжие тоже потеряли по зубу на следующий день.

У некоторых смертельно болела голова, и эту боль невозможно было снять таблетками.

И у большинства из них во время проповеди и после нее, и в особенности на следующий день, стали появляться разные идеи. Они приходили внезапно, и многим хотелось закричать: "Эврика!", но они не смели нарушить тишину, царившую на похоронном богослужении.

Жители Хейвена хорошо видели эти перемены и радовались от души. Они понимали, что чем больше людей побывало здесь сегодня, тем больше "превратившихся" и "превращающихся" будет на свете, и таким образом они выполнят требования Великой Идеи.

Дуган и Хиллмен ехали по трассе. Дуган чувствовал себя несколько угнетенно, но не смог бы объяснить почему. Конечно, старик сумасшедший, мысль о том, что Хейвен стал змеиным гнездом, - паранойя. К этому прибавилось нервное напряжение, растущее где-то в глубине души Страшилы. Нервы ни к черту, - подумал он.

- Почему ты держишься за голову? - спросил Ив.

- Потому что она болит.

- Если ветер подует, станет немного легче.

Боже, что он здесь делает? И почему ему так нехорошо?

- Я чувствую себя так, будто кто-то бросил таракана в мой кофе.

- Угу.

Дуган посмотрел на него:

- Но ведь ты себя так не чувствуешь, верно? У тебя все хорошо?

- Я устал, но голова у меня действительно не болит, и я спокоен.

- А почему она должна у тебя болеть? - торопливо спросил Дуган. Разговор напоминал ситуацию из "Алисы в стране чудес". - Головная боль, мне кажется, не передается на расстоянии.

- Если тебя и еще шестерых ребят запереть в тесной комнате, то через десять минут у всех вас будет болеть голова, верно?

- Ну, наверное, так. Но то...

- Конечно, нет. Да и с погодой нам повезло. Именно поэтому я думаю, что то, что мы ищем, обладает огромной мощностью, потому что ты это уже ощутил. Я вижу, что ощутил. - Хиллмен помолчал, потом вдруг загадочно проронил:

- У тебя уже есть какие-нибудь идеи, Страшила?

- Что ты имеешь в виду?

- Ладно, - Хиллмен облегченно вздохнул. - Если появятся идеи, скажи об этом мне.

- Это безумие, - Дуган, казалось, по-настоящему рассердился. - Все, что ты говоришь, - бред. Давай-ка, разворачивайся и поехали назад. Я хочу вернуться, Хиллмен.

Ив внезапно сосредоточился на одной фразе, звучащей в его мозгу. В последние три дня, проведенные в Хейвене, он узнал, что Брайен, Мэри, Хилли и Давид могли читать мысли друг друга, он же мог их только чувствовать. Но его мысли они прочесть не смогли ни разу. Его заинтересовало, не являются ли причиной этому осколки в его голове.

- Что это? - внезапно спросил он Дугана.

- О чем вы го...

Ив свернул на обочину, поднимая клубы пыли. Они уже на милю с небольшим отъехали от городской черты; до фермы старого Гаррика оставалось около трех-четырех миль.

- Ничего не думайте, ничего не говорите, просто скажите мне, что думаю я.

- Вы думаете про какой-то осколок... Но это безумие! Люди не могут читать мысли других людей!

Дуган замолчал. Он повернул голову и уставился на Ива. Ив слышал его хриплое дыхание. Глаза Дугана расширились.

- О каком-то осколке, - повторил он. - Вот о чем вы думаете, и еще о том, что...

- Что они не могли читать мои мысли, - сказал смеясь Ив. Голову его украшала кепка, которая нередко встречается на шоферах дальних рейсов. Вот в чем причина?! Так просто! Он решил еще немного проверить Дугана. А что если представить себе... трактор?

- А что сейчас?

- Трактор. Но вы неправильно представляете себе щиток управления. Мой отец фермер. Я вырос на ферме. Эти тракторы, они...

Внезапно он замолчал, потом резко рванул на себя ручку двери и выскочил из машины.

- Когда-то давно Руфь спросила, прочитаю ли я молитву на ее похоронах, если ей не суждено пережить меня, - говорил тем временем преподобный Гухрингер, - и я рад, что могу выполнить ее желание.

Дик Аллисон скосил глаза влево и увидел лицо стоящего рядом Ньюта. Ньют выглядел усталым. За его спиной Джон Харли неприкрыто зевал; его голубые глаза не выражали ничего, кроме скуки.

Да, здесь был весь Хейвен. Как по команде, встали горожане, образуя единую семью, единое целое, которое никто не сможет разорвать.

Бобби Тремейн взял за руку Стефани Кольсон и сжал ее. Она слегка вздрогнула, глядя на него широко раскрытыми коричневыми глазами, глазами лани, встревоженной выстрелом из охотничьего ружья.

(на шоссе)

(слишком близко к кораблю)

(один из них - коп)

(коп, да, но особенный коп - коп Руфи, он любил ее)

Руфь сразу же узнала бы эти голоса. Да и некоторые из приезжих вдруг услышали их и встревоженно заозирались по сторонам, не понимая, что происходит, не зная, что уже заражены инфекцией Хейвена.

- Где можно еще найти такую храбрую и самоотверженную женщину? вещал тем временем преподобный Гухрингер. - Она одна стоила многих. В ней жило сердце ее мужа, а жизнь ее проходила только по божьим законам. Она пряла пряжу...

Новый всплеск внутренних голосов заполнил церковь:

(жаль, что я не смог)

(....)

(что?)

(....)

(чушь собачья - пряла пряжу! Как...)

(....)

Странно, как будто разговаривают два голоса, но мы слышим только один, - возникла коллективная мысль, и все глаза обратились к Бобби. Только один человек в Хейвене имел теперь авторитет, и этим человеком была она, Бобби Андерсон. Два голоса, второй, наверное, принадлежит твоему вечно пьяному другу?

Внезапно Бобби поднялась с места и решительно начала прокладывать себе дорогу к выходу. На нее оглядывались, а преподобный Гухрингер даже прервал свою речь.

- Простите, - бормотала Бобби, - простите меня... простите меня...

Наконец она выскочила в вестибюль, а оттуда - на улицу. Другие Бобби Тремейн, Ньют, Дик и Брайен Браун - последовали ее примеру. Но этого никто, кроме жителей Хейвена, не заметил. Все приезжие, казалось, находились в полусне, полутрансе.

- Прости меня, - сказал Батч Дуган. Он сел в машину, захлопнул дверцу и вытер рот носовым платком. - Мне уже лучше.

Ив кивнул.

- Не нужно ничего объяснять. Для этого нет времени. Но я хочу, чтобы ты кое-что послушал.

- Что?

Ив на всю громкость включил радиоприемник. Затем снял с головы кепку:

- А теперь послушай, что творится у меня в голове.

- Какого черта...

- Не спорь со мной. Просто послушай. Не говори ничего. Я и так знаю, что ты ничего не слышишь. Дело в том, что в голове у меня два осколка. Военные сувениры. Тот, который побольше - здесь.

- Да, но...

- Говорю тебе, не спорь. Приложи ухо к шраму вот здесь, под волосами, и слушай.

Батч глупо хихикнул. По приемнику надрывался Френк Синатра. Он приложил ухо к указанному месту - и отшатнулся. Там, в голове, тихонечко играла музыка. Он ошарашенно взглянул на Ива, потирая щеку.

- Началось это за полторы недели до того, как я уехал из города. Теперь моя голова вполне может работать как радиоприемник. Эй, с тобой все в порядке?

Рука Дугана оставила на щеке красное пятно. Очень мило. Голова радиоприемник. Отлично сказано. Старик решил совсем свести его с ума.

- Все отлично, - вслух сказал он.

- Теперь ты веришь, что здесь что-то происходит? Что в Хейвене что-то меняется?

- Да. Я... - Он вздохнул. - Да.

- Хорошо. - Ив притормозил и затем вновь выехал на дорогу.

- Эта... штука... она изменила в городе всех, Страшила Дуган. Всех, кроме меня. Я могу принимать головой разные станции, как приемник, но это и все. Я не могу читать мысли... и у меня не возникают идеи.

- Что ты подразумеваешь под "идеями"? Какие идеи?

- Любые. - Спидометр остановился на отметке 60 миль, потом начал сдвигаться вправо. - Никакие конкретно - и любые.

Дуган почувствовал себя совсем худо. К головной боли прибавилась резь в животе.

- В этом лесу есть что-то такое, что я должен найти, и это должно помочь мне спасти моего внука Давида, хотя, возможно, когда мы доберемся до места, будет уже слишком поздно.

На спидометре - семьдесят.

- Еще далеко? - спросил Дуган сквозь зубы. Он боялся, что его стошнит прямо в машине.

- Меньше мили, - ответил Ив.

Слава Богу, - подумал Дуган.

- Это не Гард, - сказала Бобби. - Гард спит в гамаке возле дома.

- Откуда ты знаешь? - спросил Эдли Мак-Кин. - Ты не можешь читать его мысли.

- Могу, почему же, - возразила Бобби. - С каждым днем все лучше. Говорю тебе, он все еще в гамаке. Он спит, и ему снится, что он катается на лыжах.

Они посмотрели на Бобби, и в головах у них пронесся один и тот же вопрос.

- Тогда кто же это? - спросил наконец Джо Саммерфильд.

- Не знаю, - сказала Бобби. - Только это не Гард.

Они переминались с ноги на ногу, а из церкви до них доносился мощный хор: "Боже, Боже, мы славим тебя!"

- Я знаю, кто это, - сказал вдруг Дик Аллисон, и его глаза сверкнули ненавистью. - Это может быть только один человек, потому что только у одного человека в городе есть металл в голове.

- Ив Хиллмен! - воскликнул Ньют. - Боже!

- Нам надо отправляться в путь, - предложил Джад Таркингтон. Мерзавцы подобрались слишком близко к кораблю. Эдли, сходи и принеси несколько ружей. Мы остановим их.

- О'кей.

- Принеси, но никто не должен ими пользоваться, - сказала Бобби. Ее глаза, ее взгляд смутили мужчин. - Не стрелять ни в Хиллмена, если это он, ни в полицейского. Особенно осторожно с полицейским. Хватит с нас несчастных случаев. Во всяком случае,

(до "превращения")

пока все не закончится.

Она вновь посмотрела на них, потом на Дика Аллисона, который согласно кивнул.

- Хиллмен должен исчезнуть, - сказал он. - Тут нет выбора. Но здесь проблем не будет. Все знают, что Ив сумасшедший, а сумасшедшему ничего не стоит сесть за руль и уехать в Юту, Айдахо или еще куда-нибудь. Но с полицейским ничего не должно случиться. Иначе нас ожидают крупные неприятности. Готовьте ружья, ребята, и да поможет нам Бог!

И они тронулись в путь.

Гарднер проснулся от вкуса крови во рту. Во сне у него опять, уже в который раз, было носовое кровотечение. Он изучал пятна на давно не стиранной рубашке, когда вдруг неподалеку проехал "джип". Сидящий на переднем сидении мужчина обернулся и посмотрел на Гарда. Он был бледен, как привидение из сказки. На нем были солнцезащитные очки с зеркальными стеклами, и Гард не был уверен, встретились ли они взглядами. Вероятно, да, - подумал он.

Кто же это такие? Возможно, наконец прибыла даллаская полиция. Этот, во всяком случае, - точно полицейский. Но что он делает в "джипе"? Боже... его лицо... и сам он, большой, как дом! Наверное, это сон. Скорее всего, сон.

"Джип" пронесся мимо, не остановившись. Он скрылся за холмом, и сейчас Гард слышал только удаляющийся гул мотора.

Едет в лес. Отлично, им все известно. Если это правительственные службы...

ЭЙ, БОББИ, СЮДА ИДУТ НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ! - мысленно позвал он.

А какая, собственно, разница? Ну и пусть себе находят. Пусть забирают. Это дьявольская штука, и ты это отлично знаешь. Пусть с ней повозится полиция. Тогда Бобби и остальная ее компания тоже попадут в полицию. Ее компания, которая является сюда по ночам, думая, что я сплю. Ее компания, с которой она запирается в сарае.

Так случалось по меньшей мере три раза, когда Бобби была уверена, что после тяжелой работы, виски и валиума он спит непробудным сном. Но однажды он проснулся и застал их всех. О, он, конечно, постарался, чтобы они ни о чем не догадались, но хорошо рассмотрел, что там были Дик Аллисон, Киль Арчинбург, еще два незнакомых мужчины и Хейзел Мак-Гриди.

- Этот парень заметил нас, - сказал Батч, когда "джип" проехал мимо дома Андерсон и начал взбираться на откос.

- Не страшно, - ответил Ив. - Если они до сих пор не знают, что мы в городе, то я полный идиот... Смотри! Что я говорил!

Они увидели широкую наезженную дорогу, ведущую в глубь леса. Ив свернул на нее.

- На его лице была кровь, - задумчиво пробормотал Дуган. - И его рубашка. Как будто не стиралась с момента...

- Хватит болтать.

Ив заглушил мотор. Дуган открыл дверцу и вышел, цепляясь рукой за стволы деревьев. В глазах у него потемнело. В голове звучали голоса. Очень много голосов.

(Гард заметил их и зовет на помощь)

(как много)

(двое, их только двое)

- Мне плохо, - простонал Батч. - Я болен, Хиллмен. Серьезно болен.

- Это вполне может быть, - голос Хиллмена донесся до него как бы издалека... Батч почувствовал себя вдруг маленьким и ничтожным, как новорожденный котенок.

- Нельзя расслабляться. Держи себя в руках. Мы должны быть сильными, Батч. Сейчас я придумаю, как сделать, чтобы тебе стало лучше. Потерпи минуту!

Иву совершенно не нравилось, как выглядит Дуган. Его лицо напоминало свежевыкопанную известь, в глазах стояла пустота. Рот Батча был приоткрыт, и полицейский часто дышал. Что же делать? Ив ничего не мог придумать.

- Мне плохо! - простонал Дуган, и сплюнул на землю. Изо рта его выскочили и покатились по траве три зуба.

Больше медлить было нельзя. Ив оторвал от сумки металлическую полоску и быстро обмотал ею голову Дугана. Затем схватил респиратор, сорвал заглушку и прислонил его к лицу Батча, закрыв им рот и нос. Если это не подействует, то Дуган задохнется, и тогда в Хейвене станет одной жертвой больше.

Двадцать секунд. Тридцать. Сорок...

Наконец Дуган открыл глаза. Цвет его лица начал приобретать нормальный вид. Щеки порозовели.

- Какого черта... - начал он.

- Не снимай, - Ив удержал респиратор у его лица. - Здешний воздух яд для тебя. Ты хочешь получить еще небольшую дозу?

Батч прекратил свои попытки. Он спросил:

- Как долго все это будет продолжаться?

- Минут двадцать пять - тридцать. Когда почувствуешь себя лучше, убери респиратор, а станет хуже - опять приложи его к лицу. Я думаю, что то, что мы ищем, недалеко, и мне кажется... словом, я знаю, где это.

Батч Дуган кивнул.

Они прислушались. Тишина. Ни единого звука. Ни птиц. Ни зверей. Ничего. Это было неправильно. Неправильно и очень плохо.

В голове Батча звучал какой-то приглушенный звук, напоминающий шепот. Он оглянулся на Ива:

- Что здесь произошло?

- Нужно искать, - не поднимая глаз, ответил Ив. Он заряжал ружье. Батч тоже достал из кармана свой "магнум" сорок пятого калибра.

- Возможно, все это нам сегодня понадобится, - заметил Ив, разогнув спину.

- Что...

- Будь осторожен.

Внезапно солнце осветило место, где они стояли, и из-за деревьев выглянул - да нет, не выглянул, он был там все время, но они этого не замечали - металлический предмет.

- Что за дьявольщина? - прошептал Дуган.

Ив открыл дверцу и вышел из машины. Как только его ноги коснулись земли, он ощутил весьма заметную вибрацию. В следующую секунду в его голове зазвучала музыка, очень громкая и неприятная. Так продолжалось секунд тридцать, а потом пришла боль. Болели все мышцы, каждая клеточка. Еще мгновение - и все прекратилось.

Он поймал вопросительный взгляд Дугана и выдавил из себя:

- Не беспокойся. Со мной все в порядке.

- Да? У тебя носом идет кровь. Как у парня на ферме, мимо которого мы проезжали.

Ив ощупал нос и с удивлением принялся разглядывать испачканные в крови пальцы. Потом повернулся к Дугану:

- Не забудь сразу же, как только станет плохо, надеть маску.

- Не забуду.

Ив вернулся к машине и принялся что-то разыскивать в сумке. Он достал оттуда фотокамеру "Кодак" и нечто напоминающее одновременно пистолет и пылесос.