Пришелец

Часть вторая

– Не, ну ты ж знаешь весь лес! Что ты мне говорил! А теперь я не то что опоздала на Санту-Барбару; вообще заблудились! - пилила сестра брата. - Объехали бы на трёх автобусах, как всегда…

– Я ведь не миллиардер, - попытался тот вставить хоть словечко, - на автобусников работать! Кормить их, дармоедов!

– Жадность фраера сгубила! - затыкала она ему рот. - Никогда больше с тобой никуда не пойду! Надо же, пошла с неудачником. Заблудились в результате в трёх соснах!!!

– Я не неудачник.

– А кто же ты! - насмехалась она над ним. - Двадцать два года, а он всё ещё живёт с мамой - с папой!

– Но ты-то тоже с мамой - с папой живёшь, - отпарировал он.

– А мне ещё девятнадцать, я ещё молодая. А тебе давно уже пора. Работаешь всё на своём заводе, как придурок, и у мамы клянчишь деньги…

– Я писатель, - повторял он ей каждый раз, как она начинала его на подобные темы доставать, - и на заводе мне удобнее работать, там часто нечего делать и много свободного времени. А если я женюсь, то и завод придётся сменить на какую-нибудь утомительную херню, и писать некогда будет.

– Тоже мне, писака! - усмехалась она в ответ всякий раз. - Ты хоть бы людей не смешил! Кто будет читать твои враки!?

– Это не враки, - продолжал он повторять одно и то же, - а фантастика!

– Да хоть сказки, - отвечала она ему то же что и раньше, почти слово в слово, - хоть фэнтези, но во всём должен присутствовать здравый смысл. А у тебя сплошное враньё и никому ненужная, безынтересная галиматья. Эти твои тщедушные рассказики даже в гроб с тобой не положат; тьфу-тьфу-тьфу, конечно, но чего не бывает; только одно место ими вытерут…

– Смотри-ка! - перебил он её. - Больница! - Сквозь деревья проглядывалось старое знакомое девятиэтажное здание. В детстве он раза четыре там лежал.

Сестра тоже узнала это небезызвестное во всём городе здание.

– Куда ты меня завёл, идиот?! Как мы теперь домой попадём?! - Она помнила, что от больницы до ближайшей автобусной остановки дальше чем до луны пешком; от ближайшей автобусной остановки до их дома - дальше чем пешком до солнца.

– Ты смотри! - не обращал он внимание на "идиота", хотя в другой ситуации обязательно сделал бы своей сестрёнке словесное замечание, - больница-то изменилась! Корпус её смотри что напоминает…

– Чего? - посмотрела она на него как на инопланетянина, - чё ты городишь, идиот?

– Ты посмотри на больницу! - пытался он привлечь её внимание. Так его взбудоражил этот неожиданный вид больницы. Все окна зашторены чёрными шторами! Что там у них происходит!?

– БОЛЬНИЦА!!! - неожиданно дошло до сестры; она словно вместо больницы смерч увидела. - Удираем отсюда!!!

– Что с тобой? - спрашивал тот её на бегу, спеша за ней следом, словно был марионеткой. - Что тебя так напугало?

– Оттуда мертвецов каждый день вывозят! - отвечала она ему сквозь частое глубокое дыхание. - Людей ловят в городе и… - споткнулась она и подвернула ногу.

– Да враньё это всё! - остановился он, даже и не догадываясь, что сестра его сильно вывихнула ногу, - что ж ты дурочка у меня такая - веришь всем этим городским байкам и россказням? Ну нашли возле больницы человеческие внутренности, вот все и начали трепаться… Э!, что у тебя с ногой?… Подвернула?

– Чёрт его знает, - прокряхтела та, попытавшись пошевелить ногой. - Интересно, помогут ли мне в той больнице… Она ведь детская!

Она как будто не ногу вывихнула, а голову, и из головы этой вылетело то, отчего она мчалась по лесу как ненормальная пару секунд назад.

– Вряд ли помогут, - говорил брат, - у детей ведь совершенно другие организмы. Но, всё равно, пошли, до травмпункта-то они должны доставить, в любом случае.

– Конечно, пошли! - усмехнулась она. - Полетели! Я сейчас только летать умею.

Брат понял, в чём дело и подставил ей своё плечо.

Когда они вышли из леса и подходили к больнице, брат обратил внимание, на что больше всего смахивает этот девятиэтажный корпус.

– Летать! - усмехнулся он, вспомнив её последние слова (после этого они выходили из леса молча, словно боялись произнести хоть слово - нарушить царившую вокруг больницы абсолютную тишину: даже ни единой вороны не было слышно). - Я думаю, в больнице этой удастся полетать! То-то она смахивает на НЛО!

Сестра не обращала на слова брата ни малейшего внимания, словно была загипнотизированной марионеткой… Хотя, нет, скорее всего, всё её внимание сосредотачивала на себе ноющая боль ноги.

Двери больницы были открыты, так что стучаться, как предполагал брат по пути, не пришлось…

709-я палата.

– Куда ты подскочил, козёл! - гаркнул 13-летний Паша Тидоров на 11-летнего соседа по палате, Гошу Кучко, - доигрывай, давай!

– Да я срать хочу! - объяснил ему Кучко как можно откровеннее, - а не то вонять у нас в палате будет.

– Ладно, ублюдок, Чукчо, бежи в туалет, дрочи там…

– Ты только карты мои не поднимай!

– Конечно-конечно! - ухмыльнулся Тидоров. - Я в замочную скважину буду подглядывать и на видеокамеру запишу твою мастурбацию.

– Подъе…ёшь, когда я срать сяду, - ответил исчезающий за дверью Кучко.

Павел тут же поднял брошенные рубашкой карты своего единственного соседа по палате, изучил все до единой, просмотрел все до единой карты в коло-де, разложил как положено, на своё усмотрение, подождал Гошу ещё немного… Потом ещё немного подождал… Гоша из туалета так и не возвращался…

– Точно дрочит! - поднялся Паша с места, чтоб отправиться в сторону туалетной комнаты и выдавить дверь, если что. Он часто хлипкую туалетную дверь выдавливал по разным причинам.

Вот он подошёл к двери, взялся за ручку, собрался дёрнуть на себя (дверь открывалась вовнутрь), и чуть не потерял сознание, отлетев от толкнувшей его двери на два метра.

Гоша в это время тоже заходил в палату. Только он вовсе не заходил, а врывался, словно что-то страшное и зловещее пыталось удержать его в больничном коридоре. Поэтому-то сосед его и отлетел на пару метров…

– Ты чё, ублюдок проклятый!!! - вне себя от ярости взревел поднимающийся на ноги Павел. Он поднимался и не видел, "ЧТО" входит в палату, поэтому орал. А если б он увидел, "что" входит в палату, орать бы не стал. - Я ж от тебя сейчас живого места не оставлю!!! Я тебя сейчас… Э! - попал ему в поле зрения вошедший, перед тем как он (Паша) загоготал во всю глотку. - Чё это ты?!

Недолго он не мог успокоиться. Когда смех его стал пробирать чуть меньше обычного, он поинтересовался у Гоши, - ты чё, толчок с 714-й перепутал?! - всё ещё держался он за живот. - И тебя девчонки, как вчера Говнюковича, изнасиловали?!

– Нет, - затравленно отвечал тот, даже и не думая прикрывать руками свои ещё не обросшие природной растительностью гениталии, как он всегда делал из стеснительности (а в бане он мылся в трусах), а спокойно стоял в "младенческом одеянии", и коленки его дрожали.

– Не нет, а да! - твердил тот. - Признавайся как на духу, не стесняйся никого, здесь все свои.

– Я просто… - хотел было тот что-то произнести, как Тидоров его перебил:

– Э, а чё это ты так похудел-то?! - пригляделся он к нему. - Ты ж, когда выходил, не был таким худым! Чё с тобой стряслось, ну-ка расскажи.

– Я не могу ничего рассказывать, - проговорил он каким-то ослабленным голосом - каким-то бессильным и истощённым. - Там очень тяжело и время течёт быстрее.

– Чё ты городишь!? - посерьёзнел Паша - так уж ему не понравился вид соседа по палате. - Давай, оденься во что-нибудь, сядь и расскажи всё по порядку.

– Не хочу я одеваться, - опять проговорил он своим слабеньким голосом обезвоженного организма, - без одежды лучше.

– Если кто-то тебя незаслуженно обидел, - попытался Паша войти в доверие соседа, - то ты меня знаешь, я даже тех троих дзюдоисток могу вырубить. Рассказывай и ничего - никого не бойся.

– Без одежды ведь лучше, - произнёс он, словно пропустил последние Пашины слова мимо ушей.

– Почему без одежды лучше? - спросил тот. - И ты никого не стесняешься?! Даже девчонок?!

– Причём здесь девчонки! - не менялся его голос (всё также, с трудом выдавливал он из себя слова). - Просто обнажённое тело лучше соприкасается с космосом.

– С космосом? - переспросил Тидоров, словно решил, что ему послышалось.

– С мирозданием, - поправился Кучко.

– Насколько мне известно, - говорил Паша, - то лучше всего обнажённое тело соприкасается с противоположным ему полом, или… или, как у вас, соплячков, с рукой. Так что там всё-таки происходит-то? - Поднялся он с места и направился к двери.

– НЕ ХОДИ ТУДА!! - отчаянно вскрикнул Георгий, тоже подскочив с места и приготовившись стоять до последнего, но этого самоуверенного здоровяка не выпустить в коридор.

– Да что такое-то, я не пойму?! - остановился он - так сильно крикнул Кучко. - Объясни ты толком!

– Лучше тебе ничего не знать, - ответил он. - Лучше сидеть в палате и никуда не выходить. И желательно зашторить чёрные шторы.

– Какие чёрные, - посмотрел он на шторы. - Они же разноцветные. Ты что, дальтоник?

– С улицы будут казаться чёрными. Я знаю.

Тидоров сел на пустую, (ждущую новичка) койку. - Ну хоть намекнуть можешь, что там делается?

– Там… - говорил Кучко, -…там…там…

– Там-толька-там-толька-там… - скороговорочно пропел он "Блестящих", - знаю я такую песню, "Кореец, Анатолий Там" называется. Больше ты ничего сказать не можешь?

– Там кошмар, - вырвалось вдруг у Кучко. - Видишь, какой я пришёл? А тебе достанется ещё больше…

– МНЕЕЕЕ??? - протянул он. - Да я же всю больницу урою! Я же каратист, сынок! Ты забываешься! - бахвалился он, поднимаясь с места и направляясь к двери. - Опять, небось, эта дура, санитарша! (вспоминал он о Свете Олеговне) Вот по ком палка-колокол плачет!

– НЕ ОТКРЫВАЙ ДВЕРЬ!!!!! - разрывался оттолкнутый в сторону Кучко. - ОНИ тебя в такого же как я инопланетянина превратят!!!! - но Тидоров его уже не слышал. - Там всё с ума посходило, и больница превращается в космический корабль. Скоро улетим отсюда к чёртовой матери. - Хоть голосочек его был и истощён от обезвоживания, но он старался как мог игнорировать свою "беспомощность" и орать, чтоб этот придурок-Тидоров мог услышать хоть словечко и вернуться назад, переспросить, а не ослышался ли он.

– Ох ты, полегчало! - произнесла сестра (звали её Лизой) брату (звали его Петром), войдя в проникнутые зловещей настораживающей тишиной коридоры детской больницы.

– Нога, что ли? - осведомился Петя.

– Ну! - не верила та сама своему состоянию. - Как-то меньше болит. Как будто больница эта какая-то целительная.

– Какая-то в ней, значит, хорошая энергетика, - изрёк Петя. - Где-то я читал про это. Может пройдём чуть-чуть вглубь больницы, так у тебя нога вообще пройдёт?

– Да я тебе наврала, дурак! - вскрикнула Лиза. - Дочего же ты у меня тупорылый!

– Как, наврала?! - остановился он и отдёрнул её руку с своего плеча. - Ты за дурака-то и за тупорылого у меня ответишь!…

– Нога на самом деле стала болеть ещё больше, - объяснила она ему, стоя на одной ноге, - как мы сюда вошли. Ты ж к оттенку того, что я говорю приглядывайся-то, не только слушай слова, и не будешь тогда таким лохом.

– Слушай, ты прямо наказание у меня какое-то! - отреагировал Пётр на все вместе взятые совокупности её поведения. - И я должен после этого помогать тебе идти?

– Всё равно, больница-то добрая, - проговорила она. - Разве ты по царящей вокруг атмосфере не чувствуешь доброты? Она ведь так и веет вокруг, так и летает вместо воздуха.

– Ты что, напердела? - принюхался он и Лиза в одно мгновение разразилась хохотом.

– Боже мой, какая же ты всё-таки дура! - пытался он перекричать её хохот. - Не выросла с трёх лет ни на сантиметр!

– Сам ты дурак! - перестала она хохотать. - Ты привёл меня сюда зачем?, чтоб пешком бродить по всем девяти этажам; лифты в этой заброшенной больничке наверняка не работают!

– Почему, заброшенной? - полюбопытствовал он.

– А ты посмотри вокруг. Или, хотя бы, прислушайся…

– Опять воздух испортить собралась?

– Я серьёзно, - сделала она серьёзную мину.

– Ну почему же, - отозвался он на её серьёзность, - я, когда мы сюда входили, что-то слышал… Не то, что беззвучно прозвучало позже, а… По-моему, чьи-то голоса слышал.

– Детские или взрослые?

– Кажется, взрослые.

– А ты перекрестился? "Кажется"!

– А чё ты испугалась-то тогда? - решил он, или сменить тему, или ответить на её вопрос.

– Решила тебе подыграть, - ответила она.

– Слушай, пошли отсюда! - наскучило ей это присутствие в пустынной больнице, поскольку старший брат её безмолвствовал.

– Да подожди ты! Пешком что ли пять километров пойдёшь с вывихнутой ногой?!

– Ничё, доберёмся как-нибудь!

– Давай ещё поищем чуть-чуть, - уговаривал он её, не представляя, как он потащит её на себе в гору пять километров, а в травмпункте она обязательно расхохочется ему в лицо и скажет, что он опять лопухнулся; а он в ответ сестрёнку свою даже мизинцем не тронет, благодаря воспитанию (если ему в детстве и удавалось отшлёпать свою зловещую сестрёнку, то ни мама ни папа не верили не единому его слову, а молча снимали ему штаны - это было в каждом случае обязательно, хоть на улице, хоть в школе, хоть где - и долго драли двумя или тремя - если Лиза им помогала - ремнями. Но, несмотря ни на что, Петя на жизнь не озлобился, и до сих пор поддерживал с сестрой приятельские отношения). - Медики сейчас бастуют и поэтому мало кто работает. Но ведь чтоб полностью пустая больница, без врачей, такого ведь не может быть! Хоть кого-нибудь, да… - Он машинально отскочил в сторону, как будто ему что-то показалось, и худосочная старуха в белом халате пролетела мимо. Лиза громко взвизгнула - едва ей удалось разглядеть в старухиных пальцах окровавленный скальпель. Она была бы рада убежать отсюда (она почувствовала недоброе ещё с тех пор, как из лесу увидела эту замысловатую больницу, но виду старалась не подавать, - принимая почувствованное за "приступ паранойи", - всячески старалась выглядеть вомного раз нормальнее своего братца), но нога её действительно была вывихнута.

– Я тебе покажу, педики бастуют!! - прошипела старуха, развернувшись и изготовившись повторить неудавшееся нападение, - я тебе устрою пустую больницу, щенок чёртов!!! - Судя по её голосу, она, как и Кучко из 709-й, была хорошо обезвожена.

– Петя, убегай! - взвизгнула Лиза. - Я защищусь.

– Я тебя вместе с твоим петушком… - хрипела она, молниеносно выкидывая сжимающую скальпель руку в сторону Петиного лица, -…вылечу! Все внутренности вам херургирую!

Пётр успел отбежать в сторону и даже краешком скальпеля его не задело.

– Не дёргайся никуда отсюда, петух жареный, - цедила старуха, ухмыляясь обезображенным яростью, злобой и отъявленным сумасшествием лицом, - пока тебя в сраку не клюнули! Далеко ты не убежишь - скорая помощь тебя быстренько догонит!

Пришелец вытащил связанную медсестру в коридор, вернулся через секунду, подошёл к окну и задвинул разноцветные шторы.

– Нафига ты это? - усмехнулись ребята.

– Время пришло, - ответил Пришелец. - Все сейчас так делают.

– А в коридоре, чё там? - не выдержали-таки и спросили у него.

– Не скажу, - ответил тот. - Вы мне не поверите, даже если я вам навру.

– Ну скажи! - начали канючить все, кроме, разумеется, понимающей свою беспомощность (любой приёмчик против этого странного новичка окажется нулевым) Жанны.

– Хорошо, - согласился он, - я скажу вам чистую правду, но только с условием. Принимаете ли вы условия?

– Рассказывай, - заинтриговались все, - плевать на всё!

– Тогда моё условие: пусть каждый из вас забожится на защекана, что сегодня вы из палаты не выйдете.

– Божатся только защеканы, - отреагировали ему. - Да и как мы выберемся "через твой труп"? Самбистка, и та не сумела преодолеть барьер…

– Тогда я молчу.

Все поклялись, кто чем мог. Осталась очередь за Жанной.

– А мне что, - подала она саркастический голос, - тоже божиться?

– А как же! - последовал от Пришельца ответ. - Что ты, особенная? В крайнем случае, принесу отрезанный хер Концова, он у него до сих пор стоит от твоих прелестей.

– Да хрен с ней! - последовали возгласы, - пусть хоть сейчас выходит! Всё равно, она нам не даст, не будем же мы насиловать её.

– Нельзя терять людей! - объяснил им Пришелец, как недоразвитым существам. - По углам - по щелям нужно прятаться. Может так только и выживем. Тараканов ведь не давят, если их не видно, а с людьми корабль не полетит.

Все молчали, не перебивая, будто каждый боялся, что рассказчик обидится и прервётся на самом интересном месте, или многие понимали "принцип хорошей книги" - не поймёшь ни смысла ничего, пока всё не дочитаешь до конца (самое главное ведь всегда в конце!).

– Вы, друзья мои, странного с начала моего прихода в больницу, ничего не заметили? - спросил всех (и Жанну в том числе) Пришелец.

– Ну и что дальше? - Вообще, разные ответы последовали.

– А то… - заострил он их внимание, - сейчас будет моя "чистейшая правда"… Мне сдаётся, что мы скоро полетим. Вся больница. В прямом смысле слова, "полетим".

– Что значит "сдаётся"?! - налетели некоторые на него с вопросами. - Ты полагаешь, что мы "полетим", но не до конца уверен?

– Понимаете, в чём дело, - решил он рассказать всё по порядку. - Началось это ещё вчера… Я вам говорю, тут же прервался он, если буду рассказывать правду, то… будет лучше, если я стану врать. Так что не обращайте особого внимания, если услышите нечто донельзя неправдоподобное…

– Да рассказывай, - уговаривали его, - чё мы тебе, не друзья - поверим!

– Итак, началось это вчера, - начал он рассказывать безо всяких "обиняков". - Я проснулся. Назовём это "проснулся". Хотя, больше мне чувствовалось, что я родился, потому что не помню, чтоб я перед этим засыпал, или "умирал", если речь идёт о клинической смерти. "Родился" я не один. Неподалёку от меня находилось ещё восемь человек. Таких же как я… В смысле возраста, таких же. И все "проснулись". Поскольку вокруг нас никого не было и друг с другом знакомы мы не были, то тут же сдружились. Начали рассказывать много интересных вещей. И "раз пошла такая пьянка", то один из нас решил "пошалить"; сказал, что знает классный розыгрыш. Показал нам больницу, не объяснил правила игры, только сказал, что всем нам нужно прикинуться новичками и - кто во что горазд; и в разное время, в течении дня, разместиться на всех девяти этажах - по этажу на человека. И вот только теперь до меня начинает кое-что доходить… Такое у меня создаётся впечатление, что нечто свыше - что-то невидимое и могущественное - начинает контролировать все мои действия, потому что одно цепляется за другое, как я заметил. Я веду себя соответственно ребёнку - веду свою собственную бессмысленную, импровизированную игру - а всё вокруг происходит, словно ЭТО-НЕВИДИМОЕ дёргает меня за такие же невидимые ниточки. У меня, например, хорошо развита интуиция, в сравнении со всем окружающим нас человечеством, много силы, отличающейся от всех людей, какими бы тренированными они ни были. Много ещё разных других качеств, долго всё перечислять. И вот я начинаю задумываться, а на Земле ли я "родился"? А не принёс ли мой "эмбрион" космос. Конечно, я понимаю, что с логической точки зрения, всё это "детский лепет", но… я ведь отличаюсь от остальных, как я чувствую. Так вот, что это?

– И ты, своим мощным чутьём чувствуешь, что наша больница должна полететь? - спросили его, решив, что всё что хотел, он рассказал.

– Я вам не могу объяснить то, что я ощущаю, - ответил Пришелец на вопрос, - это может быть долгим и нудным рассказом.

– Ну и расскажи, - предлагали ему. - Ты ведь здорово рассказываешь! Всё равно, судя по твоим рассуждениям, нам тут ещё долго куковать.

– А по-моему, - выразила своё мнение по поводу услышанного Жанна, - ты всё врёшь, новичок. Выпендриваешься перед всеми. Ты ж у них теперь КОРОЛЬ!

– Не будь ты такой стервой, Жанка, - отреагировали ей. - В жизни ведь тяжело тебе будет.

– Ага, - усмехнулся Пришелец, отвечая Жанне, - я помню, Король-Трамвай-шестой.

Жанна прыснула.

– А чё ты к нам таким тормозом пришёл? - поинтересовался у пришельца Сеенко. - Не развился?

– Ну почему же, я развит был с "пробуждения" не меньше чем сейчас. Просто я не понимал ещё, кто вы и как с вами надо себя вести. А потом постепенно стал вашим "зеркальным отражением". Попал бы я к чмырям, был бы чмырём. Но НЕВИДИМКА хоть как не переставал бы дёргать меня за ниточки.

– Ты считаешь, - обратилась к нему Жанна, - что для каждого надо быть его "зеркальным отражением"? Это твоя мудрость? А просто - самим собой - нельзя быть? - "без отражений", вести себя со всеми так как тебе нравится, если, конечно, тебе не нравится быть отражением, но ты выжимаешь из себя все соки. Так нельзя?

– Ты уже всё сказала, - ответил он, - мне нравится быть отражением; особенно я счастлив, когда "зеркало" кривое. Только иногда я сам не понимаю, зеркало ли во мне находится или что-то другое. Вот сейчас, например, начинаю задумываться, а правильно ли я сделал, убив Конькова.

– Так ты его убил?!

– Да, - грустно ответил Пришелец, - по глупости. Дурацкий сон приснился моей молодой-бестолковой черепушке, в которой мозгов ни на грамм, вот я и… решил, что наше общество должно истреблять искривление - уродство, изготовляемое кустарным методом. А сразу, как убил, и задумался.

– А Говлиновича куда дел? - любопытствовал Сеенко, хоть и давно уже догадывался.

– Не будем об этом, - ответил Пришелец. - Безумен я тогда был, как снег…

– Как кто?

– "Снежные кресты" Олега Абазина не читали? Там тоже, - снег с небес выпал среди лета, чувствуя себя стопроцентным инопланетянином, и давай пожирать народ толпами, пока вокруг никого не осталось, кроме двух-трёх компашек. Глупый рассказ. Так вот, снег тот был только сначала безумен. А потом, отлежался на Земле, набрался от неё мудрости и стал дотого нормальным, что автор аж рассказ не дописал, остановившись на самом интересном месте.

– Пришелец, - обратился к нему Сеенко, - так ты так и не ответил, что там в коридоре происходит.

– Я отвечу, - ответил он через не хочу, в то время, как Жанна удивилась имени новичка и ей всё объяснили о этом прозвище.

– А ты, цыпочка, - повернулась зловещая старуха к Лизе, - ножку подвернула? А давай я вывих твой тебе вырежу скальпельком своим?

– Ты вывих в мозгах своих вырежь! - ответила ей Лиза своим бесстрашным, отчаянным голосом, пока брат её наносил старухе боковой удар в голову (занятия боксом в поздней юности - это перед теми порами, когда его мать с отцом забыли про ремень - помогли ему сейчас справиться с этой худосочной тварью, не прибегая к поискам чего-нибудь металлического и увесистого, чего в подобных ситуациях никогда не подворачивается под руку). Старухина голова относила всё тело в сторону, примерно на три-четыре метра; старуха падала на пол, ударялась по пути головой о угол бетонной стены, но тут же поднималась на ноги, как зомби, оживающие мертвецы, из одноимённых фильмов, и продолжала атаку.

Пётр энергию вовсе не тратил, нанося ей во многие части тела молниеносные удары, - как только старуха поднималась с пола и размахивала скальпелем, так и этак пытаясь хоть куда-нибудь попасть, - это для него было неописуемейшим удовольствием - давно он уже свои натренерованные кулаки ни об кого не чесал.

Недолго продолжалась эта процедура, пока старухе не надоело такое убивание времени (до вечера нужно было успеть переделать ещё массу дел) и пока она не оставила их двоих в покое, испарившись в ближайшем коридоре с бормотанием, "ничего, таких как я мало; больше - страшнее меня!".

– Всё, - с облегчением произнесла Лиза, - пошли отсюда. В лесу скроемся, если старая карга говорила правду про "скорые помощи".

– Да погоди ты, - задумался о чём-то Пётр.

– Что ещё? - не понимала она его.

– Я что-то вспоминать начинаю, - вырвалось из его уст.

– Что ты вспомин… Ты с ума сошёл, Петя! Уносим отсюда ноги!! Я-то думала, враньё всё то про детскую больницу, а тут вон аж как! УХОДИМ, ПЕТЯ!!! - проорала она ему в самое ухо.

– Не, ну ты секунду можешь подождать? - задумчиво бормотал он.

– Да что с тобой такое?! Ты не чокнутый, случайно?, не понимаешь, что…

Их двоих окружали восемь огромных санитаров… Лиза не могла больше разговаривать - она находилась в полуобморочном состоянии.

– Дай ты мне вспомнить! - бормотал Петя, не видя вокруг себя ничего. - Если я вспомню, то мы сможем не только уехать отсюда на персональной "скорой помощи", но и спасти многих… детей. Да, кажется, детей… так они нынче называются…

Ещё он вспоминал несколько считанных секунд, пока не заорал во всю глотку, "ВСПООООМНИИИИИИИЛЛЛ!!!!!!!"

Когда же он осмотрелся по сторонам, в поле зрения ему попали восемь санитаров очень молниеносно…

– "Шалуны" разошлись не на шутку, - рассказывал Пришелец. - Здание больницы превратилось в какой-то чёртов "космический приёмник" - отовсюду идут импульсы, которые вомного раз улучшено принимаются кожей обнажённого тела. Все просто-таки импульсивно раздеваются, выходя в коридор. А по коридорам бродят "врачи", и они оперируют обнажённых детей - вырезают им внутренности. Внутренности свою задачу выполняют, мумии - забальзамированные дети - свою. Во всяком случае, так мне показалось; может со мной можно поспорить, может я вижу не то. Вообще, как я вам сказал, я чувствую, потому что не всегда верю своим глазам. И я чувствую, что НЕВИДИМКА - назовём Это невидимкой - делает из детей инопланетян, готовит корабль к взлёту. По всей видимости, он решил, что его окружают марионетки. Но я-то живой! И, я думаю, что и все остальные восемь человек тоже считают себя Живыми, и надеюсь, что и они попытаются что-то предпринять, зависящее от каждого из них. Раз мы почувствовали, что "родились" на Земле, то должны хотя бы пытаться уважать традиции этой планеты, и отдать все соки, всю душу, чтоб не пустить корабль в полёт. Вот такой рассказ о происходящем в коридоре.

– А на другие этажи спуститься ты уже не можешь? - поинтересовался у него кто-то из малышей.

– Боюсь, - ответил им Пришелец, чтоб понятно было, - пытаясь выжить. Получается в этой ситуации страх стимулом выживания.

Они ещё долго сидели, разговаривали, пока Пришелец не оборвал разговор всего одной фразой:

– Ой, ребята, - охнул он, словно неподалёку от себя почувствовал привидение, - кажется, нас скоро вытурят отсюда!

– Как это, вытурят?! - налетали на него подобные вопросы.

– По-моему, НЕВИДИМКА приближается! - всё, что ответил он.

– Чё ты вспомнил? - поинтересовался у него один из санитаров. - Для нас оно полезно, то что ты вспомнил?

– Ещё как! - с удовольствием ответил Пётр. - Я вспомнил о том, что Богу было угодно, чтоб я сюда пришёл со своей сестрой. Все ведь стараются обходить эту детскую больницу сто сорока улицами. А мы с сестрой получаемся сумасшедшими?

– Скорее всего, - ответили ему, поигрывая скальпелями. - А что это ты там говорил про "уехать на персональной скорой"? Что конкретно ты имел в виду?

– Это я для сестры, - прошептал Пётр в ответ, - чтоб не паниковала, она ж у меня дура. Но только, дорогие ребята, мы с сестрой никакими психами не получаемся. Если вы ещё не поняли, то получаемся мы… - заострил он их внимание, -…детьми! Бестолковыми, любознательными детьми!

– То-то я смотрю, они дурачьё какое-то! - хмыкнул один санитар другому.

– Взрослые дети? - спросил их другой санитар, чтоб до конца убедиться.

– Нет, - ответил Петя, - не взрослые, в том-то вся и суть. Взрослые дети так по-дурацки себя не ведут. Биологический возраст человека не в том, сколько ему лет, а в том, ЧТО данный человек собой представляет.

Санитары долго смотрели в глаза Пете, пока восьмой приводил нашатырём Лизу в чувства. Шла этакая игра "в гляделки", словно и санитары были детьми, но не понимали этого. Но один из санитаров "проиграл":

– Ой, что-то не нравится мне этот парень… Не в том смысле, что я не педераст, - пояснил он сказанное, - а в том, что он какой-то хитрый.

– Может замочим его и точка? - предложил второй таким шёпотом, чтоб Пете слышна была каждая буква. - А бабёнку его пожарим. Чё-то головка у меня зачесалась.

– Неплохо бы, - пожал плечами его собеседник. - Вырежем этому чертиле внутренности. А дальше что?

– А дальше чё?

– А дальше разборка с патроном, - напомнил он ему то, что тот всегда забывал, пока его не потыкают носом. - Ништяк?

– Не-а, достал он из-под халата сотовый, набрав номер. - Надо, да?… Ага. Будет сбацано!

– Так, чертило, - обратился он к Петру, - раздевайся и чуве своей объясни.

– Конечно! - обрадовался Петя, подбегая к сестре и шепча ей что-то на ухо.

– Что?! - вскричала та, - перед мужиками?!! - Но брат ей всё шептал и шептал на ухо, пока она не начала расстёгивать кофточку и - всё остальное, веря своему старшему брату на слово (раньше она себя считала старшей, но как только брат её кое-что вспомнил, он аж изменился внутренне весь, и она почувствовала его старше той себя, которой она являлась в своём лице до сих пор, во много-много крат).

– Не облажаемся? - обратился к разговаривающему с патроном один из здоровяков. - Не нравятся мне эти… двое.

– Заткнись! - шепнул ему тот. - Патрон нас всех насквозь чувствует, а ты ТАКОЕ вякаешь!!!

Петя и Лиза разделись догола, оставили на полу одежду и двинулись вверх, на седьмой этаж; когда санитары спросили их, на каком из девяти этажей они желают обосноваться, Пётр наугад назвал седьмой.

Инга и Тидоров выходили из палат одновременно. Первое, что бросилось в глаза Инге, был полностью обнажённый Женя Коньков (она его почти не знала). Он, длинноволосый, лежал на спине, вся голова его была разбита, на стене остались от этой головы следы (как будто кто-то пытался пробить ей стену).

Взвизгнула Инга не потому, что не сразу поняла, что это обнажённое тело парня а не девушки (промежность Конькова была в крови - кровь ещё всё стекала на пол - и свойственных мальчику гениталий на этой промежности не присутствовало) (отрезанные скальпелем половые органы, она заметила сразу, как перевела свой проникнутый ужасом взгляд в сторону), а потому, что кроме тела увидела ещё много чего.

– Ну что ж ты так орёшь, глупая ты баба! - услышал её смотрящий до этого в другую сторону Тидоров и направился к ней. Инга в это время схватилась за ручку двери своей 714-й, так, на всякий случай, чтоб никому не вздумалось выскочить на её крик из палаты; раз она в этот капкан попалась одна, то и одна должна проводить в нём свои последние минуты, или выкарабкиваться, но опять же, не впутывая в это дело никого.

– Зачем же орать, если вышла! - подходил к ней Тидоров. - Надо сначала во всём разобраться! Но ничего, подруга, я тебе помогу: две глупых головы умнее одной умной.

– Кто это? - вырвалось у Инги, когда палец её, словно сам по себе начал тыкать в сторону лежащего на спине голого тела с разбитой головой.

– Коньков, - ответил приблизившийся к ней вплотную Тидоров. - Чтой-то не очень хорошее врачи с ним проделали. За то и поплатились, - кивнул он в сторону разорванного на две части тела старшей медсестры. Не обращай на это внимания.

Помимо старшей медсестры, коридор был наполнен какой-то странной на вид зеленоватой не имеющей запаха дымкой (она словно была призрачной) и несколькими обнажёнными худосочными детьми. Все они смотрели на этих двух "пришельцев", как на… точно, как на пришельцев. Кое-кто из детей приближался к "пришельцам".

– Раздевайтесь немедленно догола! - требовали от них приближающиеся, - не то ляжете вместе с этой упрямой Олеговной!

– А она тоже не хотела раздеваться? - полюбопытствовал у детей Павел. - То-то я и смотрю, Чукчо, сосед мой, вернулся "из туалета", в чём мама носила в утробе.

– Она сопротивлялась, когда её раздевали, - ответили дети Паше на вопрос, - вот и накликала на себя беду. Она не верила, что человек в одежде, это не человек.

– А кто же? - поинтересовался Паша.

– Инопланетянин, - ответили, - а мы все люди: мы спасаем больницу от превращения в НЛО, а тараканы, попрятавшиеся по щелям, живут в мире иллюзий и боятся выползать на свет божий. Раздевайтесь, пока вам не помогают в этом!

– Подруга, - посмотрел на неё Павел, - прийдётся нам скинуть с себя шмотки, а то чёрт знает этих детишек - составим компанию санитарше.

– Поторопитесь! - требовали от них дети. - Помощь, она иногда унизительна. Но, несмотря ни на что, мы вам поможем.

– Мне плевать на всё, - ответила Инга и Тидорову и детям, - но я даже пуговочки ни одной не расстегну, не то что… догола…

– Зря ты кобенишься, - заметил ей Паша. - Разделась бы…

– А ты вообще заткнись! - ответила она ему.

– Ты, девочка, - изменился его тон, - ты базарчик-то фильтровать не забывай!

– Да пошёл ты, - изрекла она.

– Не вместится туда, - отпарировал Паша, - куда я пойду.

– Вы ещё долго перебраниваться будете? - интересовались дети.

– Слушайте ребятишки, - оторвался он от диалога с Дзюдоисткой, - ведите сюда вашего Главаря. Что-то уж мне нетерпится отбивную конфету из него сделать.

В коридор в это время входили обнажённые женщина и мужчина.

– Естественно, путь будет нелёгким, - предупреждал Петя сестру по пути, поднимаясь по лестницам всё выше и выше, - но мы должны приложить все свои силы… Вывих-то уже проходит?

– Да, - ответила она, - чуть-чуть. Господи, как мне стыдно!…

– Перестань ты! - говорил он. - Здесь, в этой больнице, закомплексованность надо в первую очередь искоренять.

– Да не закомплексованность! - пыталась она объяснить ему. - Просто, понимаешь, не очень приятно себя чувствуешь, когда из-за угла в любой момент выбежит куча сопляков и начнёт на тебя пялиться… В смысле, на меня пялиться…

– Лизка, - пятый или десятый раз повторял он ей, - ну сколько тебе уже можно повторять, что детей здесь всех зарезали; что они забальзамированы, мумии. Это всё равно, что ты дома например переодеваешься, а мухи на тебя смотрят.

– Ты думаешь, я тебе поверила? - усмехнулась она. - Ходячие мумии! Не смешно ли?… Слушай, а что ты такое вспомнил?

– То, что постарался забыть в юности, - ответил он. - Ты, конечно, не верь мне как всегда, но… Понимаешь, я в юности писал рассказ. Назывался он "Пришелец". В нём я описывал… представляешь?!… эту детскую больницу, как в один из дней в больницу пришёл новичок; над ним издевались все кому не лень, трусы ему перед девчонками снимали. Но с тех пор, как в окрестностях больницы нашли кишки его самого главного истязателя, еврея… Забыл его фамилию…

– Говлинович? - напомнила Лиза. - Ты рассказываешь то, что было: вешаешь мне лапшу на уши! А для чего всё это, не понятно. Сегодня утром нашли внутренности, после того как пропал без вести Семён Говлинович. Так сопоставили факты, если не обращать внимание на подтвердившую всё судмедэкспертизу, что внутренности пренадлежали этому Говлиновичу. Об этом нетрудно было узнать… Что это?! - перед этим взгляд её нечаянно метнулся на стену, мимо которой они проходили. На стене крупными буквами вычерчено, ПРИШЕЛЕЦ - Х…Й!

– Вот тебе, подтверждение! - усмехнулся он. - Всё по-написанному!, я тебе говорю!

– Что ты там про пришельцев говорил?

– Это кличка новичка, - объяснил он. - Его прозвали Пришелец 6, потом в моём рассказе из больницы исчез этот Говлинович. Тут всё и стало меняться: Пришелец постепенно становился героем в глазах ребят седьмого этажа. Потом он им наврал про то, что он инопланетянин; что он не один пришёл в эту больницу; что на каждом этаже есть такой как он. Но на самом-то деле он один и никаких ему подобных… Так я делал рассказ: пацан якобы врёт напропалую, а вокруг всё происходит как бы само собой, и - что странно - всё совпадает с его трёпом.

– Помоему, это просто совпадение! - неожиданно осенило Лизу. - Ты увидел на стене это слово и начал опять приседать мне на уши.

– Я тебе говорю, не хочешь - не верь. Но скоро должно всё измениться. Ведь я не дописал рассказ, потому что матери видите ли приспичило сделать "чистку" в моей комнате, всё лишнее повыкидывать! Так и пропал мой Пришелец. И я постарался забыть о этом рассказе. Это было одно из самых удачных произведений всей моей писательской жизни, не то что эта сегодняшняя моя писанина.

– Ну наконец-то ты стал к себе самокритичен! - похвалила его сестра. - Ты мне уже начинаешь нравиться!

– Понимаешь, - пропускал он мимо ушей её похвалы, - я тогда был ещё ребёнком. Одиннадцать лет. Описал громадину - огромное здание детской больницы. Когда я лежал в этой больнице, мне оно, естественно, казалось громадным. Сама знаешь, детям всё кажется огромным.

– А сейчас не кажется? - подтрунивала опять она. - Ты ведь, как ты выразился, не повзрослел ни на грамм.

– А сейчас не кажется, - признался он. - Ни наш Белый Дом на площади, ни какой-нибудь американский небоскрёб по телевизору. Сейчас мне ничего не кажется огромным, пусть хоть дом будет в миллиарды километров высотой, всё одно.

Сестра, хоть и с каждым этажом чувствовала как вывих становится менее ощутимым, всё равно не отпускала плечо брата. Потому поднимались они медленнее. И вместо пятого этажа проходили третий.

Когда Инга вышла из палаты и захлопнула за собой дверь, то девчонки толпой кинулись к двери (если шесть человек можно назвать толпой), как будто в палате неожиданно образовалась некая невидимая водяная волна. Так пронзительно завизжала Инга. Инга, когда натянула на себя ручку, даже и не заметила, что с обратной стороны двери в ручку вцепились чуть ли не все шесть рук. Как будто бы этот сверхъестественный коридор наводнил Ингу своей могучей силой уже с самого её появления.

– Что такое? - непонимающе уставились те на дверь.

Но недолго они изучали эти "новые ворота" (изменившуюся дверь), вопрос Кати Сергеевой оторвал их от дверной ручки, всех.

– А кто шторы зашторил?

Все повернулись, словно ни одна из них не верила на слово, и… увидели чёрные шторы. И тут же взгляды шестерых девочек мгновенно переместились на Нашину Машу, оставшуюся сидеть на месте, словно визг Инги её не касался.

– А какие шторы были до этого? - спросила сама у себя Зина Короленко, словно забыла о цвете штор и пыталась вспомнить.

– Она чё, шторы поменяла?! - спросила у всех (шестерых) семилетняя Лиля Глотко. - Как она успела?

– Да я не знаю, что произошло! - блеяла вконец растерянная Нашина; теперь её голосок стал вомного раз закомплексованнее. - До этого мне казалось, что шторы так и были зашторены всегда… Честно, я не виноватая!

– Не виноватая я! - тихо передразнила её Зина Короленко, - он сам пришёл! Кто сам пришёл, Маша-Наша-Говняша?

– Не обзывайся на меня! - вдруг сжала губы Нашина (такой злобы за ней ещё с самого рождения не замечалось). - Я не виновата! Шторы сами… И не смотрите вы все так на меня! Я вам не новые ворота!

– Опа-на! - усмехнулась от удивления Короленко. - Что-то новое от Парашиной послышалось! Ты только не бей нас, Какаша! - театрально заслонялась она руками.

– Надоели вы уже всем!! - злобно вскрикнула Маша, рывком подскочив с кровати и быстрой-нервозной походкой двинувшись к двери.

– Кому, всем? - прыснула Зина и все её поддержали в смехе, пока Маша тщетно дёргала за ручку.

– Я уверена, что скоро настанет такая минута и дверь откроется, - отпустила Маша ручку и приняла выжидательную позицию. - Я буду ждать, пока не дождусь!

В это время брат и сестра преодолели уже пять этажей, как Петя отвлёк Лизу от смотрения в ступени.

– Посмотри-ка на стену, сестрёнка, - попросил он её.

Та взглянула. И долго читала надписи:

ПРЕШЕЛИЦ - ВРУН, НЕ ВЕРЬТЕ ЕМУ! ОН ОДИН. АДИН НА КАЖДОМ ЭТАЖЕ. ТАКОЙ ЭТО ПАДОНОК. И ИЩЁ: У НЕВО ШИЗАФРИНИЯ: РАЗВОСЬМЕРЕНЕЕ ЛИЧНОСТИ. ОН ИЗ НАШЕЙ БОЛЬНИТСЫ СТРОЕТ ЛЕТУЧИЙ КАРАБЫЛЬ, НАДЕЯСЬ, ШТО ЧТО-ТО У НИВО ПОЛУЧЕЦА. ВОТ ТАКОЙ ОН ИДЕОТ!

– Кажется, взрослый кто-то писал, - заметила Лиза, - кто-то из санитаров, наверняка. Написано без ошибок.

– Так может сам Пришелец и писал, - сказал Петя.

– Да нет же! - не соглашалась с ним Лиза, - ребёнок просто не способен наделать таких ошибок. А это, "…надеясь, что что-то у него получится…", разве напишет ребёнок такое?

– А ты думаешь, у Пришельца нет ни ума ни фантазии? Он ведь хитрый, не забывай…

– По-моему, ты от кого-то услышал про этого пришельца, - перебила его Лиза, - а сейчас врёшь мне…

– Ну ладно, - зловеще усмехнулся Петя, - вот поднимемся на седьмой, увидишь, что там происходит, и задумаешься над тем, сможет ли кто-нибудь в течение вчерашнего и сегодняшнего дня удрать из этой прОклятой больницы, а потом отыскать такого идиота как я, у которого даже друзей нет, и рассказать про Пришельца!

– Да ладно тебе, - урезонивала она его, - я пошутила.

– А я тебе не верю! - весело произнёс он, заставив сестру рассмеяться.

Через семь минут, они уже были на седьмом, хотя душераздирающий визг какой-то девушки и последовавшие за ним голоса, слышны были уже на шестом.

Услыша всё это, Лиза мгновенно перехотела продолжать подниматься, но настойчивость её брата взяли над упрямым лизиным характером верх.

– Подруга, ты ручку-то хоть отпусти, - посоветовал Паша Инге, в то время как дети всей толпой выставили указательные пальцы на вошедшего в коридор Петю (Лиза его, увидев неподалёку от себя этого улыбчивого юнца, тут же выскользнула из коридора, постыдившись своей наготы, так что брат её остался один, и когда дети протягивали пальцы в его сторону, то в виду они соответственно имели его одного и никакой там Лизы), показывая Главаря, - а то вцепилась в неё, как будто улетишь.

– Это чтоб из палаты моей никакя дура не выскочила, - объяснила Инга ему, - мог бы и сам догадаться, не строить из себя ЛОХА!

– Ты ничего не чувствуешь? - спросил Пётр Лизу, перед тем как они вошли в коридор и голые сухощавые дети начали тыкать в их сторону пальцами. До открытого дверного проёма в это время оставалось четыре шага пройти по лестничной площадке.

– А что я должна чувствовать? - отозвалась Лиза, вместо того чтоб ещё раз повторить своим умоляющим голоском канючащей маленькой и капризной девочки, "ну пошли отсюда!, Петька! Пойдём вниз, я тебя умоляю!!!"

– Никакой энергетики не чувствуешь? - пояснил он свой вопрос.

– Никакой энергетики не чувствую! - нервозно ответила она, - я чувствую только то, что нас очень скоро укатят в подвал, в морг.

– Вот и правильно, - игнорировал он её богатое воображение на тему морга. - Мы ничего не должны чувствовать, потому что мы не дети. А дети чувствуют уже сквозь одежду, что её необходимо всю снять (в это время они входили в зону коридора седьмого этажа), а когда снимают её всю, то зеленоватая дымка… Э, ты чё, Лизка?! - обратил он внимание на то, как сестра его поспешно запрыгала на одной ноге на лестничную площадку, сразу как попала в поле зрения детей, но не успела попасть в глаза юнцу.

– Чё ты мне врал, что там все раздеты! - отвечала она ему.

– Да не стесняйся ты никого! - советовал ей старший брат. - Плюнь на всех и занимайся своим делом!

– Там пацан стоит, - объяснила она ему, - и он меня знает. Я не хочу, чтоб он меня видел голую! Ты-то, ладно, подглядывал за мной часто в ванную, тебя я не стесняюсь.

– Вон Главарь, - проговорили в это время все до единого дети в один голос, поскольку их первичные указывания пальцами Павел не заметил.

Теперь же на Главаря посмотрели и Паша и Инга, тут же прыснувшая, но дверную ручку так и не отпуская.

– А чё у этого главаря между ног даже в микроскоп нечего разглядеть? - обратилась Инга ни к кому, просто проговорила для приличия.

– Ну не было у человека ещё женщины, - объяснил ей Паша, - что здесь смешного? Не всем же с меня брать пример. У каждого свои причины. Вот вам, спортсменкам, тренер тоже запрещает, и у тебя, стало быть, не было ещё мужика, а ты над себе подобным смеёшься…

– С тебя пример брать, - повторила она с недоверием в голосе. - Наверняка врёшь. А ну-ка, спусти штаны, у тебя наверное ещё меньше чем у этого плюгавенького Главаря! Ну спусти, поугараем!

– Не надо ничего спускать, - подходил к ним Пётр. - Нельзя сегодня раздеваться.

– А ты-то чё разделся? - отреагировала Инга, - решил повыбражать своим мужским "достоинством"?

– Нет, - раздался за их спинами голос Пришельца, - он решил прекратить всё это безобразие. Инга, отпусти ручку.

И Инга отпустила, словно её загипнотизировали. Повернулась она в сторону Пришельца, после того как отпустила ручку.

Из 714-й тут же выскочила Нашина и захлопнула за собой дверь.

– Так это ты и есть, Пришелец? - уставился на него Петя. - А я тебя другим описывал.

– Ситуация вышла из-под контроля, - проговорил Пришелец. - Ты выкинул свой рассказ, а другой его поднял и дописал. Но, как ты знаешь, "искусство, это всегда недосказанность", так что зайди в 708-ю палату, она пуста, и до вечера постарайся уложиться: напиши продолжение рассказа, на своё усмотрение.

– Э! - выбежал из 713-й Вася Сеенко, - Пришелец, ты ж говорил, что этот мужик НЕВИДИМКА!

– Он похож на НЕВИДИМКУ, - ответил Васе Пришелец. - Как две капли воды похож…

– НЕВИДИМКА что, мой двойник?! - не веря своим ушам спросил Пётр у Пришельца.

– Да, - ответил тот, - твой "тёмный бог", как это называлось в твоём "Пришельце".

– Чёрт! - задумчиво бормотал Петя, - я его выдумал, а он… "сотворил меня по образу и подобию своему!" Это же сущая галиматья! Я, когда писал "Пришельца", даже и подумать не мог, что всё это реализуется!

– Некоторые вещи действительно сбываются, - подала свой робкий голосок Нашина, - как у Пушкина, например… у Высоцкого, или как у Нострдамуса. Только нужно для этого родиться по воле божьей, и - самое главное - преодолевать все преграды и не зарыть свой талант.

– Надо же! - усмехнулась Инга, - Машина что заговорила! А с виду не скажешь…

– Она всё верно говорит, - перебил её Пришелец, обращаясь больше к Пете. - Ты зарыл свой талант тем, что выкинул на помойку "Пришельца"…

– Да это же не я! - по-детски заоправдывался тот, - это мать моя его выкинула на…

– А это никого не волнует, - сурово заявил ему Пришелец. - Ты в мусорное ведро не полез, только потому, что папа с мамой тебя ремнём отучили лазить по помойкам и подбирать на улицах всякую дрянь. А настоящий автор, одарённый богатой интуицией, летел на самолёте в то время как мама твоя выкидывала "Пришельца". Ты можешь в это поверить? Чутьё его не подвело; он нашёл твой дом. И - поверишь / нет - он незаметно залез в мусорную машину, она как раз в это время забирала мусор, и пацан тот едва успел…

– Так он был пацаном? - перебил его Петя.

– Да, твоим двойником, - ответил Пришелец. - Он всю дорогу, пока грузовик не доехал до Горностая, рылся в темноте, искал наощуп твою тетрадь с "Пришельцем". А ты…

– Чёрт! - выскочила на своей одной ноге из-за угла дверного проёма лестничной площадки Лиза (где-то она нашла пару больших газетных листов и заслоняла ими нужные части своего тела), - да я же видела этого пацанишку! - Пока она подходила ближе, она вовсю старалась игнорировать восхищения вслух Паши Тидорова, с которым она училась в одной школе (он-то эту школьную белую ворону быстро узнал, хоть и учился тогда в третьем классе, а она в восьмом; после того, как она закончила школу, она часто натыкалась на этого балагура и всякий раз он её безнаказанно высмеивал перед друзьями и являлся в её глазах Паршивцем 1), - Я тот день запомнила на всю жизнь. Он залазил в мусоровозку, я видела! Но только он не был похож на Петьку.

– Значит ты не того видела, - отреагировал её брат.

– Того она видела, - произнёс Пришелец, - просто к лицу не пригляделась как следует.

– Так он не поворачивался ко мне лицом! Но я-то помню, что за несколько дней до того, мать с отцом выпороли моего брата, за то что он возникал, что мать убиралась в его комнате и выкинула в мусорное ведро его тетрадь…

– Ну вот, видишь, - обратил Пришелец внимание Петра на то, что не остался голословен, - можно, оказывается, верить мне на слово. Не всегда враньё доносится из моих уст.

– Так значит тот пацан, мой двойник, изменил твой характер? - задумчиво произносил Пётр, пока сестре его предложили накинуть халат. - Он заново переписывал весь мой рассказ, превращая тебя из вруна в настоящего инопланетянина…

– Ладно, хватит болтать, - прервал Петра Пришелец, - а то так до послезавтрашнего утра проболтаем…

– Хорошо, - согласился с ним тот, направляясь в сторону 708-й палаты, - давай, неси мне какую-нибудь тетрадь, попробую написать что-нибудь.

– А по-моему, она там есть, - заметил Пришелец вслед подходящему к 708-й Петру, - я вчера заходил туда и там на столике… кто-то, наверное, забыл и ручку и общую тетрадь.

– Ну и отлично, - проговорил Пётр, толкая дверь и заходя в палату.

– Может ты оделся бы для начала? - крикнул ему Пришелец, перед тем как тот толкнул дверь, - а то не прилично как-то… да и прохладно, осень.

– Ничего, - ответил Петя, толкнув дверь, - я не закомплексованный, и не стесняюсь того, что естественно, а когда телу холодно, то мозг начинает лучше работать.

Он вошёл в палату и захлопнул за собой дверь.

В палате действительно был столик и на столике этом и в самом деле лежала общая тетрадь и рядом с ней ручка. Выходит, опять Пришелец не обманул.

Пётр сел за стол, открыл тетрадь… А там уже было кое-что написано… Причём, места свободного в тетради этой не было. Вся была заполнена корявым детским почерком с грамматическими ошибками.

После заглавия, ПРИШЕЛЕЦ, шёл текст примерно такого содержания:

"Располагалась детская больница на окраине города; высокое девятиэтажное здание стояло в приличном удалении от жилых мест, внутренне чем-то напоминая собой лагерь…, если учитывать, что рядовым прохожим пройти мимо данного лечебного учреждения будет явно не по пути…" и т.д. и т.п. (см. "Пришелец" сначала)

Пётр читать всё это не стал, а решил показать эту находку Пришельцу, который, если ещё не зашёл в палату, то продолжал стоять в коридоре, дожидаясь Петю.

Он поднялся с заправленной койки (странно, но в этой пустынной палате все восемь коек были заправлены, словно палата была вовсе не пустынна, а наполнена невидимыми детьми… или ещё не "придуманными" детьми), взяв в руки тетрадь, и… почувствовал, что в палате он не один…

Из-под его койки выбирался какой-то юнец.

– Пацан, - проговорил Петя как по привычке, - ты чё…

Но когда Петру обнажилось лицо этого пацана…

– Не торопись выходить, - сказал ему пацан голосом Пришельца, если не обращать внимание на то, что сам он был абсолютной копией Пришельца.

– Это ты написал? - кивнул Петя на тетрадь, которую положил на стол, как только увидел лицо этого юнца и кое о чём догадался.

– Не важно, - ответил тот, извлекая из кармана скальпель. - Я не как та вялая старуха, которую ты боксировал на первом этаже. Понимаешь, о чём я?

– Не совсем, - признался Петя, всем своим видом показывая, что не собирается ничего делать - никаких резких движений, никаких глупостей.

– Ты должен посидеть здесь немного, - объяснила ему копия Пришельца, - пока я выйду в коридор. Понял? Сидеть и не выходить, даже если срать захочешь. И в тетради ничего не чиркай, а не то руки поотрезаю.

И Пришелец вышел из палаты.

– Ну чё, ребята, - обратился к собравшимся Пришелец, как только Петя захлопнул за собой дверь 708-й, - по палатам? Там его и дождёмся. Он долго будет писать. Искусство суеты не терпит. Но до вечера управится, так что больница наша не успеет превратиться в инопланетный космический корабль и улететь куда-нибудь на солнце.

Все, как по команде, двинулись - каждый в свою палату, даже обнажённые худосочные дети - для них явился Главарь, так что нет больше причин находиться под влиянием иллюзий и ошибочно спасать больницу от подготовки к взлёту.

Пришелец входил в свою 715-ю палату последним, когда в коридоре не осталось ни одного (живого) человека, кроме того, что располагалось вокруг. Он уже захлопывал за собой дверь, как… приостановился, прислушиваясь.

– Чё ты там услышал? - тут же поинтересовались у него соседи по палате.

– Да нет, ничего, - вернулся он назад - в коридор. - Не выходите пока, пацаны.

– А чё там? - подскакивал к двери Сеенко, но отпружинивался назад - Пришелец толкнул его в грудь.

– Я сказал, сидеть и не выходить никому! - строго наказал он всем и захлопнул дверь.

Перед тем как зайти в палату, он услышал доносящиеся из 708-й разговоры. И ему подумалось, что Петя там не один.

Из 708-й тем временем выходил… Петя… Только на этот раз он был одет.

– Чё ты там, и одежду даже нашёл? - спросил Пришелец у вышедшего из палаты. - А не пишешь почему? Не успеешь ведь до…

– Всё уже успел, - произнёс ему Петя. - Классный рассказ получился! Но тебе он, Пришельма, вряд ли понравится.

– Чего?! - скривил Пришелец удивлённую мину, - как ты меня назвал?!!

– Как слышал, - ответил тот, - у тебя совершенный слух, как описал я в повести. Видишь, какой я добрый, не сделал тебя глухослепым. А ты мне чевокаешь!

– Погоди, - не понял Пришелец, - ты что, не Петя?

– Не Петя - не Петя, - ответил ему тот, - я Пётр! Натуральный и взаправдашний Пётр, а не та глупая выдумка, что сидит сейчас без трусов в 708-й!

– Ты сумасшедший, - поправил его Пришелец, - возомнивший себя Творцом. А я-то думал, Пётр нормальный парень, без привета! А он обыкновенный злобный шизофреник. Раздвоение личности.

– Именно так я и описал! - усмехнулась копия Петра, - что ты назовёшь своего Автора психом. Люблю, когда всё по-написанному. Ты у нас по-написанному супернормальный! Я тебя одарил сверхъестественной интуицией и много чем ещё. И вот для тебя проверка: догадайся, выйдет сейчас кто-нибудь из палаты или не выйдет?, и, если выйдет, то из какой палаты и кто?

– Я могу их позвать, - ответил Пришелец, - позвать кого угодно. Позвать?

– Не сможешь ты, выдумка, позвать кого угодно, - заметил ему "Пётр", - потому что описал я совсем другое и жить не по-написанному ты не сможешь. А я тебе намекну, кто сейчас выйдет из вашей палаты.

– Я поворачиваюсь спиной, - проговорил "Пётр", поворачиваясь, пока Пришелец направился к двери в свою 715, чтоб "сделать не по-написанному" - чтоб из палаты этой никто не вышел, - такой намёк.

Но, только он собрался взяться за ручку, как дверь открылась и одетая в халат сестра Пети приготовилась к выходу.

– Что там такое? - обошла она стороной Пришельца - не удалось ему загородить дорогу или толкнуть её назад своим пружинящим ударом. - Кто там?

– Вернись назад, - попросил он её.

– Нельзя назад, - ответила та и… замерла.

– Так это же тот самый мальчишка, - узнала она повёрнутого к ней спиной человека, - который одиннадцать лет назад в мусоровозку тайком залазил! Я его на всю жизнь запомнила. Но ведь одиннадцать лет прошло…

– Ты видишь мальчишку?! - переспросил Пришелец. Сам-то он видел повёрнутого спиной "Петю". А она, стало быть, видит что-то не то…

– Ну да, это тот самый! - отвечала она. - Это что, призрак? Он за 11 лет не изменился. Что это такое?

– А ты попроси его повернуться лицом, - сказал Пришелец вместо ответа. - Я думаю, это твой брат, только одиннадцатилетний.

– Точно! - повернулся мальчик и Лиза взвизгнула от неожиданности; больше от испуга. Пока этот мальчуган стоял к ней спиной, ещё можно было позадавать различные глупые вопросы, типа "Это что, призрак?", обнаруживая некоторую (за 11 лет истёршуюся в памяти) схожесть. Но теперь, когда перед ней стоял… 11-летний Петя… Но перед Пришельцом-то, хоть убейся, находился 22-летний Пётр, и Пришелец понятия не имел, что видит эта Лиза и не придуривается ли она.

– Каждый видит по-своему то, что происходит в этом мире, - заметил двойник Петра Пришельцу. - Я перед этим хотел выплыть из палаты по воздуху, как наполненный гелием воздушный шарик, но передумал, решив, чтоб всё было похоже на действительность, не к чему чудеса. Чудеса для наркоманов.

– Слушай, приятель, - раздался у самого уха Пришельца голос Паши Тидорова, - а он ведь, пацан тот (указывал он пальцем в сторону двойника), не похож на одиннадцатилетнего того мужичка, что ушёл в 708-ю. Я его только сейчас узнал: мой старший брат учился с ним в одном классе, и единственная из фотографий его класса, это фотография пятого класса. Понял? Так что я стопроцентно знаю, как мужик этот выглядел в 11 лет. Не пойму только, чё его сеструха взвизгнула так.

– Значит это мальчик, - сделал Пришелец вывод, даже и не думая интересоваться у этого шустрого парня, как ему удалось так незаметно выбраться из палаты и ещё незаметнее подкрасться, - но он капитально не похож на 11-летнего Петра. А сестра его видит своего старшего брата, но только таким, какой он был в 11 лет. Здорово.

Пришелец не замечал, как все выходили из палат - выходили не только те, кто возвращался в коридор… словно загадочное "многоликое" (если для индивидуально каждого оно способно выглядеть по-своему) существо усилием мысли вызвало всех… Хотя, каким там "усилием мысли"!; просто всё шло по задуманному сценарию, если верить многоликому на слово.

– По-написанному! - восхищался Многоликий (одетый Пётр - в глазах Пришельца; незнакомый никому подросток - в глазах всех остальных, и двойник 11-летнего Пети, что залазил однажды в мусоровозку на глазах у восьмилетней Лизы - в глазах девятнадцатилетней Елизаветы). - Люблю, когда всё по-моему!

Все подростки, дети и молодёжь - все выходили из палат и собирались вокруг Пришельца и "многоликого двойника"… Действительно, такое можно только выдумать; в реальности такое невозможно, чтоб обнажённые худосочные дети несколько минут назад посидев в своих палатах, вышли в коридор в прежнем виде, так и не одевшись. Только в этот раз выражения их лиц имели несколько иную форму: по ним было видно, что дети стесняются своей наготы, но ничего не могут с собой поделать…

– Дети, - известил их многоликий (незнакомый подросток), - я отключил Космический Приёмник: корпус больницы уже не принимает космическую энергию. Так что не обязательно вам выставлять напоказ свои хозяйства. Но, раз вы вышли, то слушайте.

– А надолго это? - тут же посыпались вопросы от обнажённых сухощавых детей, среди которых был и Гоша Кучко (он был донельзя реален, но… судя по всему, его выдумали, так что по иному он вести себя не мог, и выйдя в коридор, - наполненный одетыми детьми и, разумеется, девочками из 714-й, - не заслонял руками свою самую постыдную часть тела), и он, как и все, тоже интересовался, хоть и, возможно, ответ на данный вопрос не имел для него ни малейшего значения; возможно, в данный момент этому Гоше Кучко хотелось только единственного, чтоб ВСЁ ЭТО поскорее закончилось, с положительным результатом.

– Нет, - отвечал им Многоликий, - не надолго. Когда корпус больницы начнёт подниматься в воздух, я вынужден буду вновь подключить "систему жизнеобеспечения". Вы ведь хотите полетать? Представляете, - мечтательно произносил он, - открываете свои чёрные шторы и… как на самолёте!… Только эти ощущения с самолётом не сравнишь. Мы поднимемся в космос, дети! Ну как, хотите полетать?

– ДААААА!!!! - пронеслось по коридору многоголосие "загипнотизированных" детей, в то время, как Пришелец направился в ту сторону, откуда несколько минут назад выскочила на одной ноге, прикрывающая свои прелести двумя огромными листами от "Дальпресса", Лиза.

– Куда это ты направился? - полюбопытствовал у него двойник 22-летнего Петра, когда он проходил мимо.

– А ты мог бы и не задавать вопросов, - ответил Пришелец, - раз ты сам всё это выдумал, что меня именно в этот момент приспичит пойти прогуляться по другим этажам.

– Я, конечно, описывал этот фрагмент, - сказал ему Многоликий, - надеясь, что ты именно сейчас станешь действовать "не по-написанному" и сам догадаешься, что других этажей в этой больнице не существует - они не выдуманы - не описаны в "Пришельце" - по-настоящему реален лишь седьмой этаж.

– Ну как же? - подала голос Лиза, - а мы с братом поднимались…

– Знаю-знаю, - ответил тот, - и про восемь санитаров знаю и про всё на свете. Вы поднимались мимо закрытых дверей в коридоры этажей, а вы пробовали хоть одну из этих дверей открыть?

– Не открыли бы? - осведомился Пришелец.

– Ну иди, - разрешил тот ему, - спустись или поднимись - узнай. Ты ведь умный у нас, на слово не веришь.

– Да не собираюсь я…

– Именно так я и описывал! - опять воскликнул Многоликий. - Если кто-нибудь из здесь присутствующих мне не верит на слово, может пойти в 708-ю палату и почитать настоящий текст "Пришельца".

– А его, этот текст, сейчас никто не читает? - осенило вдруг Пришельца. - Или - не исправляет в нём некоторые из ошибок? - обращался он непосредственно к Многоликому.

– Не может он даже притрагиваться к тетради, - ответил тот, - не потому что я описал, как пригрожу этой "обнажённой выдумке" расправой, а потому… что его, Пети, там в данный момент не существует. Я описал, что, как только я выйду из данной палаты, она исчезнет - перестанет существовать в действительности, останется только дверь. Ну что, Пришелец, не желаешь ли попробовать открыть эту дверь и посмотреть, что там за ней?

Пришелец тут же двинулся в сторону 708-й палаты. Но остановился, не дойдя до конца - из палаты этой выходили семь ребят… Выходили они по одному. И остановился он только потому что узнал этих ребят, своих ровесников (не было среди которых восьмого), с которыми он вчера договорился о участии в РОЗЫГРЫШЕ, систему которого им всем коротко объяснил тот восьмой, которого в данный момент как раз и не было.

– Пожалуйста, - представил Многоликий Лизе группу подростков, - восемь санитаров, если вместе со мной. - И "многоликий" повернулся к новичку палаты 715. - А ты, Пришелец, так нефига и не понял?

– Да понял я всё ещё до этого…

– Ничерта ты не понял! - перебил его тот, и предстал перед ним в новом облике, когда он (Пришелец) вернул взгляд с семёрки (в глазах всех остальных этот "восьмой друг" присутствовал уже давно, но вот в глазах Лизы это был всё тот же Петин двойник 11-летней давности). Когда ты вчера заходил в нашу палату, ты видел только пустые койки и полное отсутствие на намёки о какой-либо жизни. Но под койки заглянуть ты не догадался. В этом и состоит главная часть смысла РОЗЫГРЫША.

– Патрон, - обратился к нему один из семерых, - я не хотел тебя перебивать, но… протеже твой в 708-й…

– Что там?! - почувствовал Многоликий тревогу в голосе. - Что с ним? - До этого он хотел произнести совсем другое, "НЕ ПО-НАПИСАННОМУ!", но не стал…

– По-моему, он решил пройти по карнизу до лестницы, - ответил тот ему. - Как бы не сорвался!

– По какому карнизу? - удивился тот, направившись в сторону 708-й. - До какой лестницы?! Это здание нового образца - не барак - здесь не существует карнизов и наружных лестниц… - Прервал его взвизг Лизы - она его обогнала и вбежала в палату первой… Брата её в палате уже не было, словно он спрятался под одну из "коек-невидимок".

Многоликий подбежал к прикрытому окну (до этого оно было закрыто на все шпингалеты, как он ранее обратил внимание), распахнул его и… обомлел, когда выглянул и увидел как обнажённый Петя пробирается по узенькому карнизу, даже не обращая внимание на то, что до ржавой металлической лестницы ему ещё далеко.

– Сорвёшься ведь, дурак! - заметил ему Многоликий (когда Петя посмотрел на него, это был всё тот же двойник Пришельца), - давай назад!

– Не-а, - ответил Пётр. - Ты отрежешь мне скальпелем руки. Я читал окончание твоей повести, и лучше мне сорваться чем… испытать то, что со мной произойдёт "по-написанному".

– Ну что ты за идиот! - объяснял ему Многоликий, - это же всё РОЗЫГРЫШ! Как ты не поймёшь!

– Я понял, - сказал Пётр, не останавливаясь, - потому и пробираюсь к лестнице… Кстати, вам всем не помешает последовать моему примеру, если захотите выбраться из этого здания, которое кстати скоро взорвётся…

– Чё ты мелешь! - уставился он на Петра как на шизофреника, - как это оно взорвётся?! Ты что, исправлял концовку "Пришельца"?!

– Естественно, - ухмыльнулся в ответ Петя. - Всё, кроме вашего долбанного седьмого этажа зачеркнул и описал карниз и лестницу, к которой я сейчас и направляюсь. Всего остального в реальности больше не существует. Выходов у вас никаких нет. Так что поторопитесь, ребята, ибо сразу как ты притронешься карандашом к тетради, раздастся взрыв.

– По-написанному, да? - уточнил Многоликий.

– По нему, - утвердительно кивнул в ответ Петя. - А если я притронусь, то взрыва не раздастся - здание останется цело.

– Ладно, - снизошёл Многоликий, - чёрт с тобой, вылазь и пиши, что я тебя вместе с твой долбанной сестрёнкой отпускаю на волю…

– А я именно это и написал! - удивила Многоликого эта "смышлёная обнажённая Выдумка".