Приоткрытая дверь

Глава 3

Мама периодически капает мне на мозги, что раз я живу в бабушкиной комнате, то должна там прибираться.

Можно подумать, я с бабушкой по своей воле живу. Ни подружек привести, ни на ночь никого из них не оставить. Я и так за всеми мою посуду, как Золушка.

Но этого я маме никогда не говорю, только бурчу невнятно: «Потом сделаю!»

Не рассказываю я ей и о том, как однажды без всякого принуждения в порыве вдохновения вытерла все шкатулочки и фигурки на бабушкиных полках, стараясь поставить каждую на то же самое место. Даже смахнула пыль с длинной нитки янтарных бус, всегда висевших на краю зеркала.

Кто-то сказал бабушке, что янтарь помогает при заболевании щитовидки, но лично я ни разу не видела, чтобы бабушка носила эти бусы. Я даже и не подозревала, что у нее какие-то проблемы с щитовидной железой, пока она не рассказала про лечебные свойства янтаря.

Впрочем, бабушка вообще внимательно читала всякие народные советы в разных журналах и газетах и могла внезапно лечь спать с капустным листом на лбу, уверяя, что он помогает от головной боли. При этом она никогда не забывала принять соответствующую таблетку, но лечебный эффект всегда приписывала удивительному народному средству.

Так вот, я постаралась, чтобы после моей уборки все осталось на своих местах, и волновалась, как бы бабушка не рассердилась, решив, что я копалась в ее вещах… Ладно, на самом деле я очень рассчитывала на похвалу. Но прошло несколько дней, начал постепенно накапливаться новый слой пыли, а бабушка так и не сказала мне ни слова.

– Молодец! А я и не заметила, – честно призналась она, когда наконец я прямо сказала о своем подвиге.

Если уж бабушка не обращала внимания на наличие пыли на ее трюмо и статуэтках, то почему это должно как-то волновать меня? Уроки я все равно делаю в родительской комнате, а там после себя всегда прибираюсь. Раз в неделю.

Но маме, конечно, я ничего не сказала. Зачем лишний раз нарываться?

Вот что я никогда не делала, так это не соглашалась ехать с родителями к их приятелям на дачу. Своей дачи у нас никогда не было. В моем глубоком детстве бабушка снимала за символические деньги у приятельницы «сараюшку», и это действительно был самый настоящий сарайчик с тумбочкой и кроватью внутри. Там даже электричества не было. Что заставляло бабушку так экономить, не знаю, но ее приятельница жила на том же участке в двухэтажном дачном доме, большую часть которого сдавала на лето. Поскольку я была слишком мелкой, я не задавалась лишними вопросами. Но потом сараюшка канула в Лету, может быть, даже сгорела. И начались бесконечные съемные дачи. Но на взрослые дачные выходные я категорически отказывалась ездить: неизменный шашлык, который я терпеть не могу, скучные разговоры, потом выпивка и идиотские танцы или караоке. Хуже всего, в этих компаниях я была единственным ребенком, поэтому, получив право голоса, стала наотрез отказываться от поездок, предпочитая все выходные сидеть в городе.

Тетя Люля с моими родителями никогда не ездила, на съемные дачи приезжала только для того, чтобы весь день жариться на солнце, ничего больше не делая. Поэтому, когда мой папа поставил ей ультиматум – либо плати аренду наравне со всеми, либо помогай по дому и на участке, она вообще перестала вместе с нами отдыхать. Впрочем, летом она регулярно исчезала на несколько дней или недель, тусовалась где-то со своими подружками и приятелями. Поклонников у Люли всегда было много, так что проблем с времяпрепровождением не возникало.

Теперь, думая о том, что произошло, я понимаю, что и моя вина здесь есть, как это ни обидно. Если бы я тогда отказалась, возможно, ничего и не случилось бы. Или если уж этому было суждено произойти, то, по крайней мере, отодвинулось бы на неопределенный срок. Но мне было немного завидно, что Люля такая особенная, с необычными идеями, а я какая-то скучная и неинтересная. Поэтому я всегда соглашалась с ней, особенно если родители не успевали обо всем узнать и удержать меня от выполнения Люлиных задумок.

Тетя Юля была мне как подружка, особенно после того, как уехала Лиза. Мы учились с Лизой в одном классе, и к тому же она жила в нашем дворе. Поэтому я часто торчала у Лизки допоздна. Однажды меня мама даже потеряла и пришла сама забирать – мы так заигрались, что про телефоны забыли.

Но потом Лизин папа получил работу в Испании и всю семью туда перевез. Первое время Лиза скучала так же сильно, как я, переписывались до полуночи. Но постепенно она втянулась в местную жизнь и даже завела какого-то бойфренда. Серьезно, в тринадцать лет! Поставила статус «в отношениях» и свела общение с бывшими соотечественниками к минимуму. Половина девчонок из нашего класса ей дико завидовала. А я… по-разному. Лиза была прикольная. Она нигде не терялась. И мне ее не хватало…

В этом году я сдружилась с Полиной, часто после школы зависала у нее. У Польки была своя комната, а мама приходила поздно, так что вся квартира была в ее распоряжении. Иногда меня раздражало Полинино поведение и ее довольно откровенное желание найти себе парня, но я ведь тоже не идеал. Так близко, как с Лизой, мы с Полей друг другу не открывались, но… Дома-то у меня особо не уединишься, гостей не пригласишь. И даже когда никого нет, все равно противное ощущение, что я занимаю чужую комнату, где надо соблюдать определенные правила, и это все портит.

Неприятно признавать, но, получается, я Полину использовала.

Так вот, родители уехали к приятелям на дачу, и мы остались с бабушкой и Люлей в квартире втроем. Я в таких случаях всегда перебиралась в родительскую комнату и наслаждалась некоторой свободой: могла смотреть сериалы до утра, зависать в чатах или читать, не боясь бабушкиных замечаний. Она, правда, все равно проверяла меня перед сном, и я врала, что тоже ложусь.

Тетя Люля уже несколько дней ходила сама не своя, таинственно уклоняясь от расспросов и бросая загадочные реплики типа: «Ни один китаец не стал бы жить в нашей квартире! По-китайски звучание иероглифа, обозначающего число четыре, и иероглифа, обозначающего смерть, идентично – сы. У нас же сплошные четверки: дом номер тринадцать, а один плюс три – четверка; четвертый этаж; квартира двадцать два – тоже в сумме четыре».

– Стопроцентная математическая сса, – сострил папа насчет иероглифа, за что тетя Юля обдала его ледяным холодом.

Так что, стоило только моим родителям закрыть дверь и отчалить, тетя немедленно потащила меня на кухню и изложила невероятный план. Оказывается, она собралась вызвать духа моего прапрадеда, колдуна, по ее утверждению. По Люлиным словам, детали спиритического ритуала она увидела во время медитации, а подробности уточнила в эзотерических книгах, которые в свое время по просьбе младшей дочери бабушка закупила в каких-то прямо промышленных масштабах. Правда, для удачного сеанса надо было либо знать настоящее полное имя, либо иметь фотографию или какую-то личную вещь человека, чей дух собираешься вызывать. Ничего из перечисленного у нас не было, но тетку это не остановило.

– У меня достаточно силы, чтобы одной мыслью призвать того, кого надо. В конце концов, мы же его кровные потомки, он обязан нас услышать и помочь! Мы сами по себе овеществление нашего предка, – убедительно сдвигала брови Люля, и я ей верила. – Я могла бы вызвать его сама, уже давно, но без тебя было бы не то. Без тебя, Настя, никак не обойтись. Подростки очень восприимчивы к потустороннему. Ты как чистый лист, понимаешь, на котором высшие силы могут писать свои послания. Даже оракулы в Древней Греции привлекали к своим предсказаниям невинных детей, чтобы их устами говорили духи.

– Что-то я не хочу, чтобы какой-то там дух говорил моими устами, – напряглась я, подкованная фильмами ужасов. – А если он потом из меня не захочет убраться и будет все время моими устами говорить?

– Нет, ты не поняла. Никто в тебя входить не будет, я позабочусь об этом. Поставлю защиту. И мы в любой момент можем все прекратить. Ты просто должна присутствовать и смотреть в чашу…

– А у тебя есть спиритическая чаша?

– Ой, это детали. Чашей может быть что угодно, что угодно!

– Даже унитаз? – не удержалась я.

Но тетка нахмурилась, мол, не время шутить.

Оказывается, тетя Юля уже все спланировала. Спиритический сеанс она собиралась проводить в родительской комнате, потому что ее комната слишком защищена от всяких потусторонних сил и невозможно всю эту защиту убрать даже временно. В бабушкиной комнате тоже нельзя, к тому же она ничего не должна знать. А комнату моих родителей после всех магических манипуляций Люля обещала потом «почистить» (не буквально, конечно, а энергетически) и тоже набить всякими оберегами. Тогда мне не пришло в голову спросить, почему бы нашей великой колдунье сразу не поставить обереги по всей квартире, хотя бы в комнате своей матери. Но моя тетя была чертовски убедительна, а уж выглядела при этом так эффектно – настоящая чародейка! И меня даже не напрягло, что в комнате родителей после вызова духа буду спать я, в то время как Люля отправится в свою защищенную обитель.

Для ритуала необходимы были чаша с водой, свечи, мел, ладан и какие-то травы. Роль сосуда, куда я должна была смотреть, играла большая белая салатница из родительского сервиза. Думаю, маме это не очень понравилось бы, но мы заранее договорились с Люлей, что моим родителям ничего не скажем. Разве что потом.

– Санда ничего не заметит, – уверила Юля. – А салатницу я отмою святой водой.

Я тогда не знала, что для подобных ритуалов посуда берется совершенно новая и в конце, после манипуляций, выбрасывается на помойку. Это я уже потом прочитала в интернете. Но таких салатниц у нас было несколько, и я точно не помнила, какую из них надо выбросить, поэтому понадеялась на святую воду. И маме ничего не сказала.

Большие хозяйственные свечи дала бабушка из своих запасов, почему-то именно меня предупредив, чтобы мы соблюдали пожарную безопасность. Свечи когда-то были белыми, но от времени пожелтели. Тетя сообщила, что вообще-то для спиритического сеанса нужны черные, но мы же вызываем своего прапрадеда, а не какого-то неизвестного или злого духа. Потом, правда, Юля проговорилась, что черные свечи показались ей неоправданно дорогими, за дешевыми же нужно было далеко ехать, а для настоящей колдуньи не обязательно точно соблюдать все детали, можно использовать все, что есть под рукой, и это сработает. Главное – желание и сила.

– Знание приходит само собой, вдруг возникает в голове. Конечно, не ко всякому приходит, и делиться своими знаниями и наработками надо только с избранными. Заклинание я тебе тоже не скажу, на всякий случай. Это моя личная наработка, – предупредила она меня. – Я буду проговаривать его про себя, а ты сосредоточься и своими словами призывай, как считаешь нужным.

Из чего я сделала вывод, что и заклинание претерпело значительные изменения. Впрочем, это было очень похоже на Люлю. Она никогда особо не заморачивалась и свою лень ловко маскировала какими-то убедительными обстоятельствами. Я всегда в этом плане ей завидовала. Мне вдохновенное вранье, особенно родителям, давалось с трудом, и потом было стыдно. Люля всегда надо мной подсмеивалась, упрекая в излишней серьезности. Мол, нельзя быть такой занудой в таком юном возрасте. А вот папа называет это не занудством, а инстинктом самосохранения.

Но тетя Юля была настолько уверена в себе, что и я в ней уверилась. Ведь это было так интересно, так необычно!

Отправив бабушку спать (она что-то подозревала и долго еще заходила будто бы невзначай, чтобы проверить нас), мы занялись подготовкой к ритуалу вызова духа прапрадедушки. Вернее, это моя тетя занималась, а я была у нее на побегушках. Закрывала дверь, заговаривала зубы бабушке, приносила и уносила необходимые ингредиенты.

Отодвинув с середины родительской комнаты стол, Люля начертила прямо на паркете мелом два круга – маленький, в который набросала какой-то пахучей сушеной травы и поставила салатницу с холодной водой из-под крана, и вокруг него большой, в котором должны были сидеть мы с ней. Мне это напомнило гоголевского «Вия», и я невольно вздрогнула, надеясь, что ничего подобного с нами не случится. Одну свечу тетя прилепила прямо на паркете рядом с салатницей, то есть созерцательной чашей, а остальные двенадцать расставила по периметру большого круга.

– Что бы ты ни увидела, не дергайся, а не то свечи упадут, и защита будет нарушена! – предупредила Люля.

– Или будет пожар, – пробормотала я.

– Не будет! Зальем водой из чаши, – отмахнулась тетя с досадой. Я с сомнением покосилась на салатницу, но промолчала.

Юля колебалась, рисовать или не рисовать перевернутую пятиконечную звезду, потому что точно не могла определить, в каком ракурсе она будет перевернута. Вроде бы лучи звезды должны указывать на определенные стороны света, но ни Юля, ни я не могли их установить без компаса. Поэтому наша колдунья снова положилась на свои сакральные интуитивные знания и начертила вместо звезды какие-то символы, тоже, по ее словам, подходящие. Ни до, ни после я таких закорючек нигде не видела.

– Отключи все телефоны и погаси свет, – распорядилась она. – Будем ждать полуночи. Ты минут за пять зажжешь свечи, обязательно вот этими вот спичками. Потом сядь и внимательно смотри в чашу.

– Что я там должна увидеть? – поинтересовалась я.

– Ш-ш-ш, не отвлекайся. Сама должна понять. – Люля подожгла веточку сухостоя, окурила нас его дымом (не очень-то приятным), аккуратно пальцами затушила, подумала и кинула обратно в малый круг.

Рядом с нами на полу стоял металлический круглый механический будильник, оставшийся еще со времен маминого детства. Нарисованная на циферблате белая кошечка в такт секундам туда-сюда водила глазами. В отличие от электронных часов этот будильник еще ни разу никого не подводил. Мы настолько привыкли к его равномерному тиканью, что почти не замечали его, как не обращали внимания на грохот трамвая за окном, который непременно сопровождался позвякиванием посуды в шкафах.

В почти полной темноте (не считая крошечного ночничка на батарейках) мы сидели и ждали. Люля напускала на себя все более таинственный вид, избегая встречаться со мной глазами. Я следила за кошечкой на будильнике, но равномерное тиканье не гипнотизировало, а, наоборот, неприятно возбуждало. Постепенно начали стихать звуки, даже бабушка не храпела. А может, она, почуяв недоброе, не спала и сидела, прислушиваясь, в своей комнате?

По спине пару раз пробегали мурашки. Интересно, что чувствовала тетя Юля? Я попыталась заговорить с ней, но она жестом приказала мне молчать, а потом вообще закрыла глаза. Можно было подумать, что она дремлет, но раздувающиеся, будто тетя принюхивается, крылья носа говорили об обратном.

За пять минут до полуночи тетя открыла глаза и кивнула мне, и я быстренько, чиркая спичками, зажгла свечи. Потом мы устроились в большом круге друг напротив друга и уставились в чашу с водой.

Пламя свечей чуть колебалось, отбрасывая причудливые тени. Я сначала, немного заскучав, отвлеклась и начала приглядываться к ним, пытаясь угадать знакомые очертания, но потом воображение стало рисовать настолько жуткие образы, что я предпочла отвести глаза и снова сосредоточиться на чаше.