Принятие

Глава 29.

Больше ничего особенного на балу не происходило, за исключением того, что княгиня Полосутина попыталась набиться в подружки к Ирэн. Ну а как же, все же видели, как Ирэн благосклонно принимала императорская семья, да ещё она вышла после обеда вместе с императрицей, и они о чём-то мило беседовали.

Полосутина была оттеснена дружным отрядом фрейлин её императорского величества. И была вынужден отступить.

Оказалось, что всех приглашённых ждало представление. Ирина даже не знала, что Императрица Мария Алексеевна мастер организовывать такие вечера и всяческие сюрпризы. После представления ожидались танцы, поэтому бальная книжечка Ирэн снова начала заполняться. Там ожидаемо появились имена Виленского, Забела, Морозова, даже юный князь Дадиани записался. Но вот кого Ирина не ожидала, так это графа Шувалова, который ангажировал её на самый последний танец, как он сказал:

—Я, Ирэн Леонидовна, остальные просто не осилю, а последний сегодня павана, походим с вами по паркету, а потом и на фейерверки можно.

Для просмотра представления гости двинулись в соседнюю залу, где была расположена небольшая сцена и стояли стулья и диваны.

Так как Ирэн шла вместе с императрицей и её свитой, то ей досталось одно из самых удобных мест, с которого открывался отличный вид на сцену.

Императрица по секрету рассказала Ирэн, что отыскала небольшую труппу, которые ставят музыкальные спектакли, и этот будет на стихи ещё не очень известного поэта по фамилии Пушкин. Он совсем юный ещё учится в императорском лицее. Но и труппа, собственно, была организована одним из выпускников.

Ирина даже переспросила: — Пушкин? Александр Сергеевич?

Императрица улыбнулась: — Ну не знаю его имени, но говорят, что очень талантливый мальчик.

Ирина подумала:

—А почему бы здесь и не родиться Пушкину, есть же здесь Кулибин, да и императоры почти похожи. Вон дед нынешнего императора Пётр Алексеевич, совершенно также всю империю перевернул своими реформами, и наверняка, арапа своего притащил, чтобы и здесь родился Александр Пушкин. НУ что же посмотрим, послушаем.

Как только императорская семья расселась, на сцену вышел человек, одетый в красивый яркий камзол, явно из дворян и с достоинством поклонившись, хорошо поставленным голосом произнёс положенные приветствия, и объявил:

— Сцена первая: грустная.

К удивлению Ирины, впервые посетившей подобные представления, никто не захлопал. Вдруг она почувствовала сзади на шее чьё-то дыхание и голос Забела с придыханием прокомментировал:

— Говорят этот лицеист Пушкин весьма популярен у женщин несмотря на юный возраст. И, кстати, «Анна» на голой шее смотрится гораздо лучше.

Внезапно стул под графом покачнулся и если бы не его реакция хорошего бойца, то сидеть бы графу Забела на полу. Ирина не стала оборачиваться, но судя по тихому скрипению зубами предположила, что кроме Забела среди зрителей есть и Виленский, и Морозов, и решила, что «мальчики» развлекаются.

Потом с тоской подумала: — им то хорошо, а вот мне выбирать надо. А я пока не хочу. Хотя каждый из них хорош, но Забела слишком резок и агрессивен, ему быстро наскучит быт, будет не хватать адреналина, а Морозов? Я знаю, что он не подлый, честный, умный и, что он, похоже, действительно влюблён в меня, иначе не стал бы об этом говорить. Достаточно ли это, чтобы сделать выбор? Может я смогу в кого-то из них влюбиться, влюбиться так, что забуду обо всём?

Ирина легко вздохнула, вспоминая, что даже там, в прошлой жизни она не позволяла себе потерять голову, и слушая рассказы подруг, читая в книгах о сильных чувствах, думала, что всё это выдумки. Ей нравились мужчины, с которыми она встречалась, но назвать это любовью, о которой пишут стихи и за которую умирают, конечно, она не могла. Был в Ирине какой-то внутренний контроль, который сдерживал эмоции, направленные на любую форму зависимости. А любовь что это? Что это, как не зависимость?

Тем временем на сцену вышла девушка, и музыканты, сидевшие возле сцены, начали играть.

Девушка запела грустную балладу. Ирина поняла, что она не знает этих стихов, но, возможно, Пушкин здесь, ещё слишком молод, и не успел написать свои самые известные произведения.

Голос у певицы был сильный, грудной, кажется такой называли меццо-сопрано, глубокий, достаточно низкий.

Около уха снова раздался шёпот Забела:

— Крестьянка, самородок из Казанской губернии.

Судя по звукам сзади, больше никто не выбивал стул из-под Забела, чтобы не создавать лишний шум во время пения, но что-то там определённо происходило.

Ирина вслушалась в слова баллады, слова были такие:

Под вечер, осенью ненастной,

В далёких дева шла местах

И тайный плод любви несчастной

Держала в трепетных руках.

Всё было тихо — лес и горы,

Всё спа́ло в сумраке ночном;

Она внимательные взоры

Водила с ужасом кругом.

В зале установилась тишина и в этой тишине глубокий и проникновенный голос певицы, сопровождаемой маленьким оркестром, звучал, и перед глазами вставали картинки.

Ирэн подумала:

— Так мог написать только человек с даром Пушкина, чтобы ты слушал, а перед глазами словно кинокадры мелькают.

К концу баллады многие дамы утирали слёзы платочками. Заканчивалась баллада на словах:

Но вдруг за рощей осветила

Вблизи ей хижину луна…

С волненьем сына ухватила

И к ней приближилась она;

Склонилась, тихо положила

Младенца на порог чужой,

Со страхом очи отвратила

И скрылась в темноте ночной. *

(Стихотворение А.С. Пушкина «Романс», написано в 1814 году)

Императрица, тоже с повлажневшими глазами, обернулась к Ирэн и спросила:

— Кого тебе жаль больше?

Ирэн даже не задумалась над ответом:

— Мальчика жаль, неизвестно, что его ждёт. Я бы не бросила.

Императрица ещё ближе наклонилась к Ирэн и сказала:

— Я знаю, что ты бы не бросила, но согласись детям нужны и мать и отец.

Ирина промолчала, а про себя подумала: — вот же манипуляторша венценосная.

Тем временем на сцену снова вышел человек и объявил:

— Сцена вторая: мечтательная

Теперь вышел мужчина и сильным басом запел романс, слова, которого Ирина точно знала:

Мечты, мечты,

Где ваша сладость?

Где ты, где ты,

Ночная радость?

И так ей стало радостно-грустно, защемило сердце оттого, что она вдруг поняла, это же тоже её мир, люди в котором одной с ней крови, их сердца откликаются на те же смыслы, что важны и для неё. Почему она до сих пор вспоминает с тоской тот мир, который остался там за дверями вагона поезда?

Так стихи гениального поэта, соединённые с музыкой, раскрыли в душе Ирины какую-то дверь, как будто там была пыльная тёмная кладовка, в которую вдруг хлынул поток света, очищая её и наполняя теплом.

Ирэн и сама не заметила, как из глаз её полились слёзы. Императрица с удивлением взглянула на неё и сначала вроде не собиралась ничего говорить, но потом сказала, снова наклонившись к ней, потому как кресло у императрицы было несколько повыше, чем у остальных:

— Обычно на таких стихах не плачут. Кого ты здесь пожалела?

— Себя, — ответила Ирина, —я пожалела себя.

— Почему?

— Потому что много времени потратила ни на то.

А про себя добавила: — Мне был дан второй шанс, а я, чем я занимаюсь?

Сзади снова послышался голос Забела:

— Вот и я о том же, Ирэн Леонидовна, бросайте всё и выходите за меня замуж.

На этот раз падения на пол графу избежать не удалось.

Императрица, смотревшая как раз за спину Ирен, кивнула ей головой, мол, повернись, посмотри.

Ирэн повернулась и увидела, как Забела встаёт с пола, а Виленский стоит и держит стул в одной руке, а между ними стоит Якоб Морозов и не даёт одному приблизится, а другому применить «грозное оружие на четырёх ножках», хотя, приосмотревшись Ирина поняла что одной ножки у стула как раз и не хватает.

Пришлось вмешаться императрице:

— Господа, не мешайте нам наслаждаться представлением.

Оба тут же остановились, но ни один из них не вышел из зала

А императрица повернулась обратно и тихо, так, чтобы было слышно только Ирэн, сказала:

— Говорю же надо выбирать, а то переубивают друг друга. Жалко же.

На сцену снова вышел человек и объявил:

— Сцена третья: любовная

На этот раз вышли и мужчина и девушка, и запели романс, который тоже был знаком Ирине, особенно последние строки:

О жизни час! лети, не жаль тебя,

Исчезни в тьме, пустое привиденье;

Мне дорого любви моей мученье —

Пускай умру, но пусть умру любя!

Мужчина пел, девушка ему подпевала, а Ирина сидела и размышляла о том, что, ведь не могла императрица знать, что Ирине знакомы стихи Пушкина и что они так глубоко откликнутся в душе. Скорее всего она действовала по наитию, по той женской интуиции, благодаря которым женщины всегда видят больше, чем мужчин, мыслящие прямыми линиями.

Ирине теперь стало ясно, что на самом деле решение очень простое, надо только его принять.

Больше никто Ирэн в ухо и в шею не дышал, потому как и Забела и Виленский, а вместе с ними и Якоб Морозов со своими спутниками теперь стояли у дальней стены зала.

На этом представление закончилось, и императрица захлопала. Вслед за ней захлопал и император, и все остальные. Артисты вышли на сцену и поклонились.

Император подошёл к супруге, поцеловав ей руку, произнёс:

— Мари, как и всегда, потрясающее представление.

Все тут же заохали и заахали, но императрица строго на всех посмотрела и «шум» стих, а она, мягко улыбнувшись, ответила супругу:

— Я старалась

Император извинился, пообещав подойти к началу танцев, и пошёл к выходу из зала, на ходу подзывая к себе кого-то из стоявших у стены.

А императрица снова задала вопрос:

— Ирэн, тебе понравилось?

— Конечно, я просто в восторге.

— Я немного не о том спрашиваю, — уточнила императрица, — мне больше интересно, поняла ли ты про что все это было?

Ирэн кивнула, а про себя подумала, — Что же, значит я не ошиблась и императрица тоже хочет, чтобы я приняла решение.

Ирина мысленно усмехнулась:

—Ну что же, она примет, только потом, чур не расстраивайтесь, если вас это не устроит.

После представления танцы прошли несколько напряжённо, Ирина всё искала подвох в словах своих поклонников, и переводила все их речи на какую-нибудь ерунду.

Единственное, что Ирэн вынесла из разговора с Виленским во время танца, было про то, что если она примет решение уехать в Никольский, то он препятствовать не будет. Всё так как она решит. Но сопровождать её он вряд ли сможет. Поэтому ему бы очень не хотелось, чтобы она уезжала из столицы.

На последний танец к Ирине подошёл граф Шувалов. Не успела начаться павана, а граф Шувалов уже заговорил. И начал он с вопроса:

— Что вы решили насчёт того, чтобы остаться в столице?

— Я не решила пока, я думаю, — несколько раздражённо ответила Ирина, поскольку ей надоело, что почти каждый из её кавалеров начинал с какого-нибудь вопроса.

Шувалов сразу почувствовал, что она не довольна и заговорщически сообщил:

— Ирэн Леонидовна, я на вашей стороне. Я знаю, что Сергей и императрица, которая решила, что вы просто не понимаете своего счастья, пытаются вас оставить здесь в статусе супруги барона. Но у меня к вам есть другое предложение.

Ирина, уже практически смирившаяся с тем, что придётся принимать решение, вдруг почувствовала, что «повеяло свежим ветром с гор» и вопросительно посмотрела на Шувалова.