Примархи

Действующие лица

ДЕСЯТЫЙ ЛЕГИОН, ЖЕЛЕЗНЫЕ РУКИ

Феррус Манус, примарх

Габриэль Сантар, адъютант и первый капитан

Ваакал Десаан, капитан Девятой клановой роты морлоков

Эразм Рууман, железнорожденный, Тринадцатая клановая рота морлоков

Шадрак Медузон, капитан Десятой клановой роты

Бион Хенрикос, седьмой сержант Десятой клановой роты

КСЕНОСЫ

Латсариал, эльдарский провидец

Прорицатель, эльдарский провидец

Выкованный из железа

Не предполагалось, что она будет такой. По его мнению, война не должна заканчиваться так. Он представлял ее иначе.

Славной, доказывающей… мстительной.

Мне не полагалось потерпеть здесь неудачу.

Он не собирался быть последним. Он ненавидел быть последним. Это раздражало, как зуд вокруг шеи.

Чем бы он ни смазывал кожу под горжетом, как бы не менял способы фиксации шлема, зуд не проходил.

Как клинок у горла…

Зуд начался с его первого шага по этой пустыне. Мрачное напоминание о чем-то незаконченном, обещание, которое его воображаемый палач должен сдержать. Песок был повсюду, бесконечный океан перемещающихся песчинок, выбеленных беспощадным солнцем, протянулся до самого размытого горизонта. В его снах песок был черным.

Эти обреченные мысли сорвали недостойные слова с поджатых губ.

— Я — ровня своим братьям, — пробормотал он в темноту, которая не соизволила ответить. — И лучше некоторых, — добавил он.

Равнодушные тени по-прежнему не обращали на него внимания.

С тех пор как он рассеял тьму огненным следом своего прибытия, все неизменно сводилось к этой единственной истине:

— Я должен быть первым.

Внутреннее убранство сухопутного корабля и стратегиума было выдержано в черном цвете, как и его настроение. В бронированных бортах отдавались монотонные удары тысячи молотов — это траки, движущие его левиафана, гремели по пустыне неустанной синкопой. Сквозь постоянный грохот раздавался приглушенный гул тяжелой артиллерии. Звуки напомнили ему его кузницу и ее закопченные недра. Анвилариум на борту «Железного кулака». Как сильно он желал в этот момент уединиться в своем личном реклюзиаме! Там он черпал силу и прогонял всякую слабость.

Слабость заслуживала ненависти. Ей не было места в Империуме.

Когда гололит замерцал, показывая возникающий образ в зернистом сером разрешении, он догадался, что более всего ненавидел внутреннюю слабость. Он сетовал не на недуг, не на социальное или психологическое отклонение, а скорее на саму плоть и все присущие ей ограничения.

Я буду подобен железу.

Фокусировка обратила зернистый гололит в две фигуры.

Феррус Манус сердито взглянул на них из тускло освещенных теней. Для него и его легиона кампания на Один-Пять-Четыре Четыре протекала неудачно.

Когда он обратился к своим гостям, его голос был тверд, как гранит.

— Братья.

Спуск в пустынную впадину не был легок. Из-за постоянно движущихся барханов и пагубного воздействия песка на двигатели большая часть танковых дивизий Армии и Механикум потеряло боеспособность.

Гусеничные машины увязли возле вершины холма, наполовину погрузившись в песок. Один средний танк встал на дыбы и перевернулся, из-за чего вся колонна со скрежетом остановилась. Даже у двуногих шагоходов дела шли не лучше, и разбитые остовы нескольких «Часовых» оказались на дне пустынной впадины раньше любого пехотинца. Следовавшие за ними старались не смотреть на их сгоревшие обломки.

Поэтому принять бремя битвы выпало более стойким и искусным воинам.

— Принесем им железо и смерть! — отдав приказ наступать, прокричал Габриэль Сантар с механическим эхом в голосе.

Армия Железных Рук ответила, двигаясь в унисон. Из их оружия вырвалось сияние потрескивающих залпов.

Навстречу им катилась орда громадных насекомоподобных существ, покрытых хитином, а за ними десятки воинов в плащах, первыми выскочившие из засады.

Эльдары.

Полыхнули дульные вспышки, заговорил низкий рокот артиллерии, и горячий воздух в пустынной впадине разорвал ураган снарядов.

Первая волна толстокожих и массивных хитиновых тварей была медленной, но живучей. Снаряды обрушились на их массивные тела, но оставляли на них только зазубрины. Звери без промедления прошли сквозь султаны от взрывов ракет и гранат. Как и их меньшие собратья, они выпрыгивали из пустыни в клубах поднятого песка и с унылыми гнусавыми звуками. Горбатых и крепких, размером с имперский танк, животных направляли эльдары, пользовавшиеся, по предположению Сантара, некой формой ментального принуждения.

Столь чуждая технология вызывала отвращение, но первый капитан знал, что они — не настоящий авангард.

Авточувства шлема зарегистрировали едва заметные колебания в виде незначительных сейсмических аномалий в тектонической структуре впадины, которые неуклонно росли в силе.

Под ними прокладывали туннели роющие существа, быстро приближаясь к линии Железных Рук.

Атаку предвещала серия подземных взрывов. Пока Легионес Астартес наступали стойкими рядами черного и стального керамита, из клубов песка появились твари — быстрые, змееподобные и абсолютно непохожие на стройные ряды Железных Рук. Определить истинную природу этих мерзостей было сложно. Пустыня окутала зверей и их хозяев частичной пеленой, но сверкнувший из зазубренных копий замаскированных наездников потрескивающий залп был заметен. Это своего рода кавалерии, понял Сантар, только самого отвратительного вида.

Сантар нахмурился, и его лицо окаменело. Он увидит, как их сотрут с лица пустыни.

Вокруг него полыхнули залпы стрелкового оружия и легкой артиллерии. Первый капитан поднял молниевый коготь вверх и повел роту морлоков на надвигающихся тварей. Солнечный свет отразился от клинков и заблестел на темном металле доспеха.

На дистанции элитные воины были грозными, в ближнем бою — неодолимыми.

Ксеносы, казалось, не поняли этого, но скоро их научат.

— Будьте как железо! — заревел он, когда эльдары обрушились на них.

Зверь, чье длинное сегментированное туловище было прикрыто крепким коричневым панцирем, бросился на первого капитана, намереваясь откусить ему руку. Сантар уклонился от выпада и рассек ему морду, пролив тягучую зеленую жидкость на щелкающие жвала и фасеточные глазные впадины. Второй удар с гулом бионической автоматики отсек бритвенные клешни, вызвав пронзительный вопль из сморщенной пасти твари.

Ее наездник — эльдар в плаще цвета песка и серо-коричневом доспехе, в тон естественного панциря твари, воспользовался электрокопьем. Но Сантар рассек несчастного, прежде чем тот смог сделать выпад.

Сервоприводы в его механизированных имплантах завыли, придавая дополнительную силу и без того исключительной физиологии. Сантар разрубил голову второго хитинового червя, пока первый все еще падал. Сквозь фонтан крови, хлынувший из разреза на шее, он увидел капитана Ваакала Десаана, который возглавлял другую роту, затем Габриэль выпотрошил третьего монстра.

Зверь и наездник рухнули. Но за ними приближались другие. Они мчались впереди более крупных, похожих на жуков монстров, оставляя за собой клубы пыли.

На ретинальном дисплее первого капитала было отмечено, по крайней мере, четыре дюжины вражеских контактов. Слабо светящиеся сигнатуры, приглушенные песком, подсказывали, что еще восемьдесят находятся под землей. За ними следовал отряд пехотинцев в серо-коричневых плащах с антигравитационным оружием, и воздух наполнился визгом их орудий.

В ответ закованные в железо морлоки дали мощный залп, грохочущий массированный огонь наносил врагу ощутимые потери. Элитные воины, расположившись в центре боевых порядков, не собирались уступать. Их терминаторские доспехи «Катафракт», созданные из усиленных пластин, с похожими на бочки наплечниками, украшенными птеругами, которые покрывали более тонкие и искусно сделанные наручи, были почти непробиваемы для оружия ксеносов. Предназначенные для фронтального штурма — тактики, в которой Железным Рукам не было равных, доспехи превращали их в гигантов. Громадные и непреклонные, они безнаказанно шагали сквозь град выстрелов из тяжелых энергетических арбалетов, термоядерных бластеров и сюрикеновых пушек.

Для победы над хитиновыми червями потребовалось небольшое усилие, твари были истреблены без какого-либо ущерба.

— Они явно не сражались с терминаторами прежде, — сказал Десаан по радиосвязи.

— Просто убивай их, брат. Так эффективно, как умеешь, — бросил легкий упрек Сантар.

Доспехи «Катафракт» были редкими для легионов, но Железные Руки гордились их большим количеством, особенно среди клановых рот Авернии — морлоков. В громоздкой броне они были сродни средним танкам без траков, сохраняя их устойчивость и убойную силу. Сантар упивался механической силой, которую давал ему доспех. Они все упивались.

Удары Железных Рук обрушивались, как метрономы: точно, методично и без суеты. Это была эффективная боевая тактика — безжалостная и неумолимая. Атака эльдаров захлебнулась.

Сообща с капитаном Десааном Сантар усилил натиск. Тяжелобронированные морлоки прошлись катком по дюнам. Никому не удалось избежать их ярости, карающей и абсолютной.

На ретинальном дисплее первого капитана запрыгали возобновившиеся колебания, отмечая новых проходчиков. Сначала он ожидал вторую волну хитиновых червей, но понял свою ошибку, когда колебания стали более громкими и резонирующими.

— Приготовиться к отражению атаки! — рявкнул он по радиосвязи.

Обе роты морлоков построились в линию в безупречном порядке, наведя оружие на мертвое пространство перед собой. Болтерный ураган стих, позволив потрепанным эльдарам спешно отступить за барьер их громадных существ.

Прищуренные глаза Сантара позади безжалостных линз боевого шлема обещали покарать этих трусов позже.

Артиллерия Армии заняла позиции на гребне холма. Канониры прицелились и обрушили огонь на взбесившихся хитиновых монстров, подмявших под себя эльдаров.

Первый капитан знал, что следующая волна приближается.

— Никакой пощады, — напомнил он своим воинам.

Трещины усеяли дно песчаной долины, поглотив туши мертвых хитиновых червей и их убитых наездников, когда появилась гораздо крупнее по размерам разновидность подземных тварей.

Массивные клешни и жало на конце змеиного тела придавали им вид скорпионов, о которых Сантар слышал от легионеров Восемнадцатого перед развертыванием на Один-Пять-Четыре Четыре. Видимо подобная тварь обитала на их вулканической родине. Это мало значило для первого капитана, ему просто нужно было знать, как убить их.

Потрескивающая линия болтерного огня хлестнула по груди существа, но снаряды не смогли ее пробить и взорвались со слабым эффектом на прочном экзоскелете.

Один взгляд на ядовитое жало и зазубренные когти на ребристом теле сказал Сантару, что эти твари смогут пробить силовой доспех. Теоретически было возможно, что они также могут ранить терминаторов. Он решил проверить версию, но не прежде, чем немного проредит ряды нападавших.

Сантар вызвал Эразма Руумана по радиосвязи.

Железнорожденный ответил немедленно:

— К твоим услугам, первый капитан.

Сантар мысленно пометил кроваво-красным крестом приближающихся скорпионоподобных существ.

И нашим железным кулаком…

— Тяжелым дивизионам обстрелять этот район, — проскрежетал он машиноподобной модуляцией, мысленно передав координаты. — «Рапиры» и ракетные установки.

Взгляд и сжатый кулак Сантара, обращенные к Десаану, остановили капитана морлоков и обе роты терминаторов.

Несколько секунд спустя артиллерийский ураган залил пустынную впадину ослепительно-белым светом, таким ярким, что он почти перегрузил ретинальные глушители боевого шлема Сантара.

… мы обрушим такую ярость.

Он быстро проморгался и шагнул в затянутую дымом зону обстрела. Под ногами захрустел расплавленный песок, а края ботинок облизал огонь, когда он раздавил пылающий эльдарский череп.

— Вперед, клан Авернии, — он дал сигнал Десаану и терминаторам.

После залпа Руумана от сотен ксеносов осталось несколько десятков. Скорпионоподобные почти все были уничтожены. Осталось несколько упорных защитников вместе с тварями, зарывшимися достаточно глубоко, чтобы пережить обстрел. Они сражались среди тлеющих тел своих павших, но эти напоминания об их смертности, казалось, только придавали смелости зверям вместо того, чтобы вселить страх.

Сантар сокрушит врагов, несмотря на их стойкость.

Тысяча легионеров последовала за ним — к морлокам присоединились резервы Железных Рук в количестве более чем достаточном, чтобы истребить непокорный отряд ксеносов. Сантар быстро провел оценку тактической диспозиции своих сил.

Морлоки удерживали центр, в то время как правый фланг занимал Шадрак Медузон и его рота. Левый был сжат в твердом кулаке Руумана и еще одной роты тяжелой поддержки. Несмотря на присутствие медленных терминаторов, наименее подвижными были части Железнорожденного. Логика советовала косой боевой порядок, как наиболее эффективный и подходящий. Сантар передал распоряжения.

— Железнорожденный образует ось. Десятый капитан, ты — наш сокрушающий кулак.

Значок подтверждения от Медузона один раз вспыхнул на ретинальном дисплее Сантара. Затем Габриэль переключился на канал связи с капитаном Девятой.

— Десаан, поддерживай темп своих терминаторов. Переходи на скорость атаки, готовь булавы и клинки.

Десаан тут же «кивнул» своим мигнувшим значком. Терминаторы прикрепили болтеры магнитными зажимами и обнажили оружие ближнего боя, размахивая потрескивающими булавами и пылающими клинками.

Несмотря на медлительность, жукообразные хитиновые твари обладали достаточной массой, чтобы смять танковую броню. Сантар желал покончить с ними, они — все, что осталось от сопротивления эльдаров.

Медузон ударил первым, «сокрушающим кулаком», сразу как затих последний залп Руумана. Пытаясь охватить изолированную роту, твари обрушились на Железных Рук, которые сковали их.

Менее чем через минуту после того, как звери были полностью втянуты в битву, Сантар, Десаан и две полные роты морлоков ударили по их открытому флангу.

Эвисцераторы и сейсмические молоты резали и крушили громадных тварей, которые постепенно гибли под безжалостной атакой легионеров. Медленно, один за другим, они падали и затихали. Пустыня оглашалась звуками их смерти, барханы оседали от сотрясений, вызванных падением зверей.

Сантар стоял на краю скользкой от крови воронки и, вытянув клинки из расколотого черепа эльдара, смотрел на бойню, устроенную им и его братьями.

— Слава Императору! — заревел он.

Тысячи голосов подхватили его слова.

— Слава Императору, — произнес Рууман по рации, — и во имя Горгона.

— Я сомневаюсь, что эта победа удовлетворит его, брат, — грустно ответил Сантар, после чего он отключил связь.

Эльдары были разбиты, сокрушены о твердую решимость Железных Рук. Сантар вытирал кровь ксеносов с молниевых когтей, когда к нему подошел Десаан. В своих терминаторских доспехах «Катафракт» они были намного выше братьев-легионеров и лучше видели поле битвы.

Мертвые ксеносы и порабощенные ими хитиновые твари лежали отдельными кучами, разлагаясь на солнце. Истребительные команды Железных Рук перемещались по полю битвы и добивали выживших. Сантар приказал пленных не брать. Эльдары не поддавались силовому воздействию, даже наиболее яростному, и обладали талантом дезориентировать и вызывать замешательство у противника. Сила духа, целеустремленность и беспощадность — на этих боевых принципах настаивал первый капитан.

Один из жалких ксеносов попытался заговорить, его речь была мелодична и неприятна для чувств Сантара, даже несмотря на закрытый боевой шлем. Он покончил с эльдаром одним движением молниевого когтя.

— Мы должны преследовать и изводить их, брат-капитан, — сказал Десаан. Визор, который он носил вместо глаз, холодно сверкнул, словно подчеркивая его слова. Капитан «ослеп» по милости эльдарского распылителя кислоты, разновидности ксеносов более жестокой и ядовитой, чем песчаные кочевники, с которыми они сейчас сражались. Благодаря вмешательству Механикум девятый капитан теперь видел лучше, чем когда-либо прежде.

Сантар перевел взгляд от мертвого ксеноса к вершине далекой дюны, куда отступали уцелевшие эльдары. Густое марево колыхалось и размывало обзор, но ксеносы были рассеяны. Такой беспорядок долго не протянется. Сантар предпочел бы догнать их и уничтожить, но они уже были далеко, как и хотелось отцу.

— Нет. Мы перегруппируем наши силы и прикажем им снова приготовиться к маршу как можно скорее, — сказал он, потом добавил: — Это даст некоторым более медленным частям возможность догнать нас.

— Имеешь в виду более слабым?

Сантар через визор встретил невозмутимый взгляд Десаана.

— Я имею в виду то, что говорю, брат-капитан.

Десаан кивнул, но поднятая рука Сантара не позволила ему уйти. Первый капитан отвернулся, оценивая перебитых в пустынной впадине хитиновых тварей. Большинство были изрублены и теперь пропитывали песок зеленой кровью и источали тошнотворный запах; другие, наполовину зарывшиеся в землю, были убиты прежде, чем смогли сбежать. Выжившие глубоко зарылись, подальше от шума и огня, забрав наездников с собой. Если подобным существам позволить беспрепятственно перемещаться, по отдельности или в группах, они могут стать ненужной проблемой.

Сантар вызвал по радиосвязи железнорожденного.

— Рууман, в срочном порядке зачищаем этот район. Я хочу, чтобы он был полностью обезврежен, как на поверхности, так и под ней.

— В живых никого не оставлять.

Это был не вопрос, но Сантар подтвердил:

— Никого, брат.

Первый капитан уже видел, как за передовой линией железнорожденный выводит на позиции дивизионы минометов-кротов и беспилотных зажигательных дронов «Термит».

— Достань их, — добавил он.

— Никого в живых, — Рууман повторил скрипучим голосом подтверждение.

Сантар сделал знак капитану Десаану следовать за ним, оставив подготовку к перегруппировке и наступлению капитану Медузону.

— Ты со мной, морлок.

Они молча шли по песчаному склону, не обращая внимания на глухое подвывание сервомеханизмов своих терминаторских доспехов, которые старались совладать с уклоном. Капитаны вместе миновали ряды вышедших из строя танков Армии и небольших ординатусов Механикум. Большинство машин были потрепаны непогодой и нуждались в серьезном ремонте и техническом обслуживании. Оба воина даже не взглянули на измученных солдат. Добравшись до вершины, они встретились с Рууманом, который готовил дивизионы тяжелой поддержки к сокрушительному залпу. Его челюсти были плотно сжаты, частично из-за свойственной ему суровости, но также потому, что нижнюю половину лица ему заменяла аугментика. Большая часть его тела была кибернетической, и Рууман гордо демонстрировал его вместе с боевым доспехом. Далеко позади тяжелых дивизионов в мареве появились запоздавшие дивизии Армии, изнуренные маршем.

Десаан не носил шлема, его голова выступала над высоким ободом горжета между бочкообразными изгибами наплечников, словно стальной шар.

— Наконец, прибывает Армия, — сказал ему Сантар.

Пренебрежение так отчетливо прозвучало в голосе Десаана, что не было необходимости смотреть ему в лицо:

— Нам лучше без них.

Рууман согласился, обратившись к первому капитану:

— Я сильно обеспокоен эффективностью механизированных и пехотных частей Армии. Они нас серьезно задерживают.

— Они уязвимы в здешних условиях, брат. Песок и жара разрушительны для ходовой части и двигателей. Это препятствует нашему наступлению, но я пока не вижу решения.

Ответ первого капитана должен был смягчить обстановку, даже частично побуждал к этому, но только вызвал еще большее беспокойство у железнорожденного.

— Я изучу ситуацию, — сказал Сантар, уходя.

Рууман кивнул, а тем временем расчеты минометов-кротов и батареи ракетных установок провели последние приготовления к стрельбе.

Пренебрежение, выказанное железнорожденным к смертной плоти, вытекало из того, что сейчас он был больше машиной, чем человеком. Несколько ближних боев с девритами в лесах на Кванге привели к необходимости обширного применения аугментики. Но он ни разу не пожаловался и воспринял свои бионические импланты стоически.

Десаан молчал, пока они не миновали боевые порядки и не вышли в открытую пустыню.

— А что делать, Габриэль? Некоторые театры военных действий не для простых людей.

Сантар снял шлем, зажимы с шипением отошли. Лицо первого капитана было покрыто потом. Он поднял бровь. Нарастающий гул многочисленных взрывов приглушил его слова:

— Значит мы — не люди, Ваакал?

Десаан был стойким приверженцем Железной Веры, которая опиралась на постулат «Плоть слаба». Его явное высокомерие и отсутствие человеческого сочувствия часто переходили в презрение, а иногда и того похуже.

Другой капитан нахмурился, когда рокот глубоких подземных взрывов тряхнул песок под их ногами, и обстрел железнорожденного сделал свою работу.

— Я знаю, ты понимаешь меня, брат, — продолжил Сантар. — Мы достаточно хорошо знаем друг друга, не так ли? Твой прежний тон говорил об этом, — в словах первого капитана был упрек, который Десаан сразу же распознал.

— Если я был непочтителен…

— Я согласен с тобой, капитан. Плоть слаба. Вера подтвердилась в этой пустыне, в истощении дивизий нашей Армии и их слабеющей решимости. Но разве наша задача не состоит в том, чтобы взять на себя это бремя и поддерживать их стойкость демонстрацией нашей силы?

Десаан открыл рот, чтобы ответить, но передумал, когда понял, что первый капитан не закончил.

— Я все еще человек, частично из плоти. Мое сердце качает кровь, легкие вдыхают воздух. Они — не механизмы, в отличие от этого, — сказал Сантар, помахав левой рукой; в ответ бионика внутри зажужжала. — И этого, — сказал он, постучав лезвием когтя по бронированному бедру. — Делает ли моя плоть меня слабым, брат?

Десаан старался быть почтительным. Сантар в самом деле не обладал исключительной раздражительностью примарха, но он был резким и жестким, как и бионика его конечностей.

— Ты намного больше, чем простой человек, мой капитан, — осмелился сказать Десаан. После паузы, он решил продолжить: — Мы все. Мы — сыновья Императора — истинные наследники Галактики.

Сантар пристально посмотрел на девятого капитана, продемонстрировав частицу своей знаменитой твердости.

— Храбрые слова, но неверные, — Сантар снова отвернулся, и напряжение ослабло. — Мы — воины, и, когда война закончится, нам придется освоить новые профессии или стать преторианскими статуями, украшающими Дворец на Терре. Возможно, мы сформируем церемониальную почетную стражу для наших бывших полководцев, — слова первого капитана окрасила не просто легкая злость. Он часто думал об этом. — Воин без войны — это как машина без функции, — добавил он задумчиво. — Ты знаешь, что это значит, Ваакал? Что мы делаем в таком случае?

Десаан кивнул медленно, насколько позволял высокий горжет.

— Выходим из употребления.

— Именно.

Смысл сказанного повис в воздухе, пока Десаан не попытался снять неловкое напряжение.

— Покорить целую Галактику, изменить судьбу бессчетных миллиардов слабых людей… Надеюсь, это случится до окончания Крестового похода.

На них пала тень, перекликаясь с внезапно упавшим настроением, хотя, скорее, это они зашли под ее покров. Сантар вытянул шею, чтобы рассмотреть циклопический сухопутный корабль «Око Медузы», поражающий своим гнетущим величием.

— Возможно, — пробормотал Габриэль, подходя к корпусу левиафана, на одном борту которого был изображен бронированный кулак. Под ним с нижнего уровня корабля опустилась рампа, прикрыв гигантские гусеницы.

Отец находился на борту, вместе с двумя своими братьями. Когда они разговаривали в последний раз, его настроение было далеким от оптимистичного. Неудача с определением точного местонахождения узла сильно разозлила отца, доведя его до состояния бешенства. Быстрый успех был необходим. Как и в большинстве случаев, лорду Манусу не хватало времени, равно как и терпения.

Сантар составлял отчет, поднимаясь по входной рампе вместе с Десааном.

— Я не уверен, что отец разделит твою надежду, брат. Если мы быстро не найдем узел, его ярость взметнется пожаром, в этом я уверен.

В голосе Сантара не было ни дрожи, ни тревоги, ни осуждения — это была просто констатация факта.

— Просто… — Десаан тщательно подбирал слова, когда они остановились у края входного люка сухопутного корабля, — любопытно, что никто из адептов Механикум не обнаружил узел. Неужели это такая трудная задача?

— Песок и жара, — сказал Сантар. — Снимки, которые мы получили со сканеров космических кораблей, не соответствуют фактическому рельефу. Условия окружающей среды иные, и мы должны к ним приспособиться.

Десаан посмотрел в глаза первому капитану.

— Ты так уверен, что нашим усилиям мешает только неблагоприятная погода?

— Нет, не уверен, но я хотел бы посмотреть, как ты предлагаешь отцу более… причудливое объяснение. Полагаю, ему будет нелегко согласиться.

— Это еще мягко сказано, брат, — ответил Десаан, вступая в недра сухопутного корабля.

На борту «Ока Медузы» царила темнота. Несколько трясущихся лифтов и транспортеров доставили двух морлоков в галерею, ведущую в стратегиум примарха. Способ их перевозки не сильно отличался от метода доставки породы к огромным машинам, гигантским пневмомолотам и печам медузанскими транспортерами. Сантар нашел забавным такое сравнение, но он быстро выбросил это из головы. Как и всякий образ, не имеющий практической пользы.

Выходящий из пневмосистемы воздух предвещал открытие противовзрывных дверей стратегиума. Со стенами полуметровой толщины, усиленными адамантиевой арматурой, он мог также использоваться в качестве бункера в случае атаки на сухопутный корабль. Хотя его единственный обитатель не нуждался в подобном убежище.

Помещение было пустым и холодным, как ледяная пещера. Лакированные черные стены поглощали свет, а толстые оконные стекла были покрыты инеем. Это была Медуза, во всем, кроме географического расположения.

Войдя одновременно, Сантар и Десаан застали конец оперативного совещания лорда Мануса с примархами Вулканом и Мортарионом.

— …не можем себе позволить отвлекаться. Будь внимателен, брат, и пусть люди сами себя защищают. Это все.

Феррус Манус прервал связь резким взмахом руки. Зернистый свет гололита все еще затухал, когда он повернулся к своему первому капитану. Слабый блеск играл на громадных наплечниках, подобно инею, который таял от едва сдерживаемого гнева.

Примарх выдохнул, и недовольство прошло по лицу, как грозовая туча. Лицо Ферруса походило на изрезанную скалу, иссеченную штормовыми ветрами и обрамленную иссиня-черным ежиком коротко стриженных волос. Примарх фактически был отцом Сантара, но его поведение нельзя было назвать отеческим.

— Я люблю своего брата, — ни с того ни с сего пророкотал Феррус, — но он сводит меня с ума своим желанием воспитывать и нянчиться. Эта склонность присуща слабым, и она может породить в ответ только слабость, — он поднял брови, отчего высокий лоб избороздили морщины. — В отличие от десятого, не так ли, первый капитан?

Феррус Манус был огромным и внушительным существом. Облаченный в угольно-черный доспех, он казался высеченным из гранита. Его крепкая кожа была очищена и смазана маслом, а глаза походили на два куска кремня. Среди множества своих имен он предпочитал прозвище Горгон. Оно казалось подходящим для того, чей прямой взгляд вызывал оцепенение. Сейчас примарх излучал холодную ярость. Ее выдавали походка, тон голоса и слова, которыми он выражался. Примарх все больше заводился, и Габриэлю Сантару оставалось только ждать.

— Мы разбили диверсионную группу, но к настоящему времени так и не установили местонахождение узла, мой примарх, — он склонил голову в знак верности, но Феррус упрекнул его за это, приняв за пораженчество.

— Подними глаза и посмотри на меня, — сказал он, самообладание тлело, как вулкан, готовый извергнуться. — Разве ты не мой адъютант, которому я доверяю и которого уважаю?

Возражать было бессмысленно, поэтому Сантар выдержал ледяной взгляд и не дрогнул. Поступить иначе было бы не мудро.

— Да, примарх. Как всегда.

Еле сдерживающийся Феррус Манус заходил по стратегиуму, свет от светильников отражался от непостижимого живого металла его серебряных рук. Гнев примарха нисколько не утихал.

— На данный момент, не так ли? Все, что у нас было — это время. Ответь мне, — сказал Феррус Манус, его взгляд перешел на воина, стоящего рядом с адъютантом. — Капитан Десаан, хотя ты не слишком разговорчив, скажи, как получилось, что оба моих брата смогли найти узлы, а мы — нет?

К широкой, бронированной спине примарха был прикреплен огромный молот. Он назывался Сокрушитель Наковален и был выкован под горой Народная его братом Фулгримом, по которому Феррус явно скучал. Сантар не удивился бы, узнав, что Десаан сейчас представляет, как его повелитель, вырвав оружие из ремней, крушит стратегиум и головы своих оплошавших офицеров.

Феррус Манус смотрел сердито, нетерпеливо ожидая ответа.

Сантар редко видел его столь разгневанным и задумался над причиной.

Посеревшее лицо Десаана, представлявшее собой мозаику из шрамов, отразилось в доспехе Горгона. За забралом его глаза казались искаженными. Примарх был достаточно близко, чтобы поразить его, но капитан не дрогнул, хотя попытался незаметно прочистить горло. Однако даже приглушенный горжетом этот звук ударил в уши громче сигнального горна. Он был морлоком, одним из элиты примарха, попадать под гнев Ферруса ему доводилось нечасто. И ветерана это приводило в замешательство.

— Люди страдают из-за жары, — просто ответил он, и Сантар был рад, что Десаан не упомянул свое прежнее подозрение, которое, по его мнению, касалось чего-то иного, нежели неблагоприятной погоды.

Несколько летописцев, сопровождавших армию, давно отстали, но Десаан говорил не о них. То, что гражданские не выдержат, было вполне ожидаемо. Это была одна из причин, почему примарх изначально не возражал против присутствия итераторов и имажистов, он знал, что они очень быстро перестанут быть проблемой. Но Десаан имел в виду солдат. Предполагалось, что эти мужчины и женщины выдержат испытания, выпавшие на их долю во время марша.

— А разве мои братья не страдают от похожих неблагоприятных условий, или они каким-то образом смогли побороть подобные слабости? — настойчиво спросил Феррус.

— Я не знаю, милорд.

Примарх заворчал и обратился к Сантару.

— Ты согласен со своим товарищем капитаном?

— Я так же разочарован, как и вы, мой примарх.

Глаза Ферруса сузились до серебристых щелей, после чего он отвернулся к широкому столу стратегиума с встроенным гололитом.

— Сомневаюсь в этом, — пробормотал он.

Он провел мерцающей серебряной рукой по образу пустынного континента, чтобы увеличить изображение, проецируемое на стеклянную поверхность. Несколько вероятных дислокаций узла обозначались мигающими маячками, так же как и две другие отметки — красная и зеленая пунктирные линии.

— Но это не дает ответа на вопрос, почему мы так отстали, — сказал Феррус, пристально глядя на красную линию, словно таким образом она бы передвинулась дальше по карте. Этого не произошло.

— Милорд, если бы я мог… — начал Десаан, и Сантар застонал про себя, осознав, какую ошибку собирается совершить его товарищ. — Возможно, нашим попыткам мешают не просто солнце и песок.

— Говори прямо, брат-капитан.

— Колдовство, милорд. Я не могу выразиться яснее, — сказал Десаан. — Нашим усилиям препятствуют эльдарские колдуны.

Феррус глухо рассмеялся.

— И это твое лучшее оправдание? — его серебряные кулаки сжали край стола стратегиума, вызвав паутину трещин, которые раскололи бы ландшафт катастрофическими землетрясениями, будь они настоящими. Десаан нутром ощутил воображаемые тектонические разломы.

— Это объясняет, почему наши усилия так…

Кулак Ферруса Мануса обрушился на карту, оборвав слова капитана. В результате карта раскололась надвое.

— Мне это не интересно, — сказал он, и воздух в комнате готов был воспламениться.

Примарх скрестил руки на груди. На его огромных бицепсах собралось загадочное мерцающее серебро.

Десаан, редко оказывавшийся так близко к своему повелителю и так надолго не мог оторвать взгляд от них.

— Ты знаешь, как я получил это замечательное изменение? — спросил Феррус, заметив заинтересованность капитана.

Десаан удачно скрыл свое смущение за удивлением. Как и большинство незаурядных существ, примархи были непредсказуемы.

— Ты слышал о моих подвигах? — продолжил Феррус, когда ответа не последовало. — Как я справился в поединке со штормовым гигантом, или как с голыми руками взобрался на Карааши, Ледяной Пик? Или, возможно, ты слышал, как я заплыл дальше рогатого бегемота Суфоронского моря? Ты знаешь эти истории?

Ответ Десаана был не громче шепота.

— Мне известны великие саги, повелитель.

Феррус покачал пальцем, перейдя на монолог и глубокомысленно кивнув, словно найдя ответ на собственную загадку.

— Нет… это был Асирнот, прозванный Серебряным Змеем, величайший из древних драконов. Ни один клинок не мог пробить его металлическую кожу, ни одно из моих оружий.

Он замолчал, как будто предавшись воспоминаниям.

— Я сжег его, держал извивающееся тело в потоке лавы Медузы, пока он не умер, и когда я вытащил руки, они стали… — он протянул их вперед, — такими. Так говорят сказители.

— Я… Милорд?

Сантар захотел вмешаться, но урок не закончился. Речь шла об истории, созданной бардами и сказителями кланов и изложенной в Песне Странствий. Она имела несколько версий. Никто из Железных Рук не мог подтвердить ее достоверность, поскольку ни один из них не жил в темные дни прибытия примарха на Медузу. Только сам Феррус Манус знал правду и хранил ее в запертой клетке своей памяти.

— Ты считаешь, что такой воин позволил бы победить себя колдовством? Считаешь, что он мог быть настолько слабым? — спросил он.

Десаан затряс головой, пытаясь загладить вину, которую не совсем понимал.

— Нет, повелитель.

— Прочь! — слова со скрежетом покинули губы Ферруса. — Пока я не вышвырнул тебя.

Десаан отдал честь и круто развернулся.

Сантар собрался последовать за ним, но Феррус остановил его.

— Не ты, первый капитан.

Сантар застыл и выпрямился.

— Я воспитал слабых сыновей? — спросил Феррус, когда они снова остались одни.

— Вы знаете, дело не в этом.

— Тогда почему мы в тупике? — Гнев примарха остыл, и он прошелся по стратегиуму. — Я слишком долго отсутствовал на фронте, мои братья отвлекли меня. Вы стали покладистыми, послушными. Я чувствую недостаток целеустремленности в наших рядах, нехватку воли, и это отдаляет нас от нашей цели. Эльдарская магия — не моя забота, а вот обнаружение и уничтожение узла — да. Мы должны обладать внутренней стойкостью, чтобы побороть ловушки. Я возглавляю эту кампанию, и мои братья не превзойдут меня. Мы — сила, пример для всех. Репутация легиона, моя репутация не будут опорочены. Больше никаких задержек. Действуем быстро. Если понадобится, оставим дивизии Армии позади. Ничто не должно препятствовать нам в достижении победы.

Сантар нахмурился, увидел, что решимость на лице Ферруса обернулась меланхолией.

— Десаан служит вам непоколебимо, как и все мы. Вы взрастили сильных сыновей, мой примарх.

Феррус смягчился. Он опустил тяжелую руку на плечо адъютанта.

— Благодаря тебе я становлюсь сдержаннее, Габриэль. Думаю, ты единственный, кто способен влиять на меня.

Сантар почтительно склонил голову.

— Вы оказываете мне честь своей похвалой, мой примарх.

— Она заслуженна, мой сын. — Феррус отпустил его, оставив плечо онемевшим. — Десаан — хороший солдат.

— Я передам ему ваши слова.

— Нет, я сам сделаю это. Так будет лучше.

— Как пожелаете, мой примарх.

Последовала значительная пауза, и Сантар обдумал то, что он собирался сказать далее.

Феррус снова повернулся к нему спиной.

— Говори, что тебя тревожит. Мои глаза могут быть холодны, но не слепы.

— Хорошо. Будет ли мудро оставить наших союзников? Нам может понадобиться их поддержка.

Феррус быстро повернул голову и внимательно посмотрел на первого капитана. Спокойствие примарха испарилось, в его глазах словно полыхнуло белое пламя.

— Ты сомневаешься в моих приказах, адъютант?

В отличие от своего менее опытного капитана, Сантар не колебался.

— Нет, примарх, но вы сам не свой.

Любой другой пострадал бы за такую прямоту не сходя с места. И действительно, первый капитан пережил тревожный момент, пока примарх буравил его своим раскаленным взглядом. Кулаки Сантара сжались, молниевые когти готовы были выскользнуть, когда инстинкты воина взяли верх.

Ярость Ферруса погасла так же быстро, как вспыхнула, и он уставился в темноту.

— Мне нужно сказать тебе кое-что, Габриэль, — Феррус встретился взглядом с капитаном. — Я должен признаться, но эти слова только для тебя одного. Предупреждаю, ты не должен никому говорить об этом…

В последних словах примарха таилась скрытая угроза, а щека Ферруса нервно дернулась. Первый капитан терпеливо ждал.

— Я вижу странные сны, — пробормотал Феррус. Не смотря на непредсказуемость примарха, такое было для него совершенно нетипично, и это встревожило Сантара больше, чем любая угроза применения силы. — О пустыне из черного песка и глазах, следящих… холодных глазах рептилии.

Сантар не ответил. Он никогда прежде не видел своего примарха уязвимым. Никогда.

— Позвать апотекария, милорд? — в конце концов спросил он, когда заметил, что Феррус трет шею. Видимая из-за края горжета кожа покраснела.

— Раздражение, только и всего, — сказал Феррус, хотя его голос говорил об обратном. — Это место, эта пустыня. Здесь есть что-то…

Теперь Сантар ощутил настоящее беспокойство и желание как можно скорее закончить эту кампанию и отправиться на новую войну.

— Легион может уничтожить узел без посторонней помощи, — уверенно заявил он. — Плоть слаба, мой примарх, но мы не станем ее рабами.

И словно солнце, вышедшее из-за туч, Феррус просветлел и снова стал самим собой. Он сжал плечо Сантара, причинив боль первому капитану.

— Позови капитанов легиона. Я поведу нас на врага и покажу, насколько сильны сыны Медузы, — пообещал он. — Я принял решение, адъютант. Ничто не остановит меня. Ничто.

Когда Габриэль Сантар ушел, Феррус вернулся к своим раздумьям. Ничто, даже перспектива битвы не могло развеять его гнетущего настроения. Как жернов на шее, оно тянуло его все глубже в бездну. Он был уверен, что Фулгрим смог бы облегчить ношу, но Фениксийца не было рядом. Вместо этого он должен вести войну бок о бок с этим своевольным ублюдком Мортарионом и мягкосердечным Вулканом.

— Сила… — сказал он, словно произнесение слова могло бы ее дать. Он потянулся серебряными пальцами и схватил рукоятку Сокрушителя Наковален.

Он сокрушит эльдар, уничтожит их психический узел и выиграет кампанию.

— И сделаю это быстро, — добавил он шепотом, вырвав молот из ремней.

Хотя Феррус никогда не признал бы этого, для него война не могла закончиться достаточно быстро.

Укрытые сводами из белой кости двое могли говорить без опасения, что их подслушают. Многое нужно было обсудить, и многое лежало на чаше весов.

— Я различаю две линии, — сказал один лиричным и звучным голосом. — Сходящиеся на данный момент в одной точке, но они скоро разойдутся.

Другой сплел вместе тонкие пальцы и ответил:

— Я тоже их вижу и точку, в которой они расходятся. Он не прислушается к тебе. Ты зря тратишь свое время.

Хотя он был категоричен, первый собеседник не казался взволнованным.

— Он должен, в противном случае подумай о цене.

— Другие могут не согласиться, — через минуту второй медленно покачал головой. — Ты видишь вторую стезю, на которой он на самом деле не существует. Судьба закроет эту дверь для нас.

— Ты видел это?

— Я видел его. Он должен выбрать, все должны выбирать, но его решение уже принято, и не в нашу пользу.

Теперь тон первого собеседника отметил легчайший оттенок раздражения.

— Как ты можешь быть уверен?

— Ничто не бесспорно, тем не менее, альтернатива маловероятна, но железные ноги не сменят свой путь без сильного импульса.

Первый откинулся назад.

— Тогда я обеспечу его.

— Это не будет иметь никакого значения.

— Я должен достичь цели.

— И, тем не менее, у тебя не выйдет.

— Но я должен попытаться.

Биона Хенрикоса из Десятой роты Железных Рук не воодушевило жалкое состояние дивизий Армии. Люди были похожи на призраков, пропахших потом и покрытых коркой соли. Они были изранены, обескровлены и медлительны. Беспредельно медлительны.

Даже скитарии Механикум и батальоны сервиторов пострадали главным образом из-за слабости их элементов из плоти. Несколько сотен кибернетических существ были оставлены ржаветь на пути следования Армии; выбывших из числа Саваанских масонитов тоже бросили там, где они пали. Их похоронят пески.

Временный лагерь был поспешно разбит несколькими оставшимися бригадами трудоспособных рабочих сервов. Лазареты занялись случаями тепловых ударов и критического обезвоживания.

Хенрикос подсчитал больных и раненых солдат, лежащих на сеточных и парусиновых койках в палатках — их были сотни. Кто-то жалобно стонал, но большинство уныло молчали. Он не задержался, не обратил внимания на группы Доганских истязателей, опирающихся на пики под тентами, свисающими с бортов «Химер»; на отчаянные попытки механиков-водителей охладить двигатели машин; на тихие проклятья людей, счищающих со своего оружия комья утрамбованного песка. Один седой полковник, жующий пластинку табака, коснулся фуражки, приветствуя космодесантника. Он выглядел измученным, как и его люди. Но когда Железнорукий прошел сквозь толпу покрытых волдырями, обгоревших солдат, которые едва могли говорить пересохшими губами и раздувшимися языками, он почувствовал толику сострадания.

Это место было не для людей. Это был ад, а следовательно, сфера деятельности таких выкованных среди звезд воинов, как он. В отличие от большинства своих братьев, Хенрикос не обладал полным комплектом бионических усовершенствований. Его руку удалили и заменили механическим подобием, согласно ритуалу легиона, но остальная часть седьмого сержанта была органической. Он подозревал, что крупица сочувствия, которое он испытывал, пришла от этого пристрастия к биологии.

Хенрикос задумался, что если его более кибернетические братья положили на алтарь механической силы и стойкости больше, чем просто слабость плоти? Не отказались ли они также и от части своей человечности?

Хенрикос отбросил мысль, но она все же засела в его подсознании.

Палатки лазарета дополнились шатрами побольше, которые давали тень, но не спасали от столь ужасной жары. Фляги передавались по кругу, но этой воды не хватало, чтобы утолить жажду даже одного солдата, не говоря уже о целой дивизии. Блюстители дисциплины держались непоколебимо, являя собой пример для остальных, но даже эти, обычно стойкие, офицеры слабели. Хенрикос увидел, как один упал на колени, но все же заставил себя подняться.

Старый полковник стал напевать, но лишь немногие из ветеранов подхватили грубую песенку.

В общем и целом это было печальное зрелище, а ведь они — только авангард. Куда больше солдат из состава главных сил все еще тащатся по пустыне.

В конце выровненной песчаной площадки высилась командная палатка. У входа стояли на страже двое изнуренных масонитских преторов.

Хенрикос не потребовал пропустить его и вообще не удостоил стражей взглядом. Он откинул полог, и в нос ударил спертый воздух. В углу парусиновой палатки вибрировал вентилятор, работающий на максимуме, из-за чего помещение было наполнено дребезжащим гулом.

Пятнадцать человек в офицерской форме, выглядевшие не лучшим образом, вытянулись перед вошедшим сержантом.

Один из них — генерал, судя по богатству униформы и сидящему на его плече ручному зверьку шагнул вперед. Он держал инфопланшет и открыл рот, чтобы заговорить, но Хенрикос жестом предотвратил это. Он умышленно использовал бионическую конечность.

— Сворачивайте лагерь. Выступаем немедленно, — сказал он прямо. Эмоций в голосе железнорукого было не больше, чем в бинарном коде. — Все.

Заговорил второй офицер с испуганным лицом. Его кираса была снята, а мундир расстегнут. Он явно предпочел бы остаться в лагере.

— Но, милорд, у нас только…

Хенрикос счел те три секунды, что он позволил говорить офицеру, как уступку, которую он не повторит.

— Никаких исключений. Легион наступает, а значит, наступаете и вы. Соберите свои дивизии или предъявите свои возражения ему, — он постучал по кожуху болтера на бедре. — Приказ лорда Мануса.

Только главный медикус нашел в себе мужество возразить:

— Если мы выступим сейчас, то обречем на смерть наших больных и раненых.

Он бросил сердитый взгляд поверх очков в проволочной оправе. К счастью для него, Хенрикос не воспринял его слова как вызов своей власти.

— Да, они погибнут, — сказал железнорукий, и дрожь сожаления в голосе удивила его самого.

Офицеры сели, точнее, рухнули. Хенрикос взял инфопланшет и одним взглядом охватил всю информацию. Затем он вышел.

Перед ним раскинулась пустыня, подобная позолоченному океану, залитому солнцем.

На вершине серповидного холма Феррус Манус изучал предстоящий маршрут. Вместе с ним была группа офицеров, в то время как ряды легионеров ждали внизу.

Примарх взглянул на топографический гололит, проецируемый с планшета в руке Сантара. Примарх изучал широкие дюны, базальтовые пещеры и бесконечные песчаные равнины в зеленом монохроме, после чего повернулся к пустыне.

— На горизонте ничего… — пророкотал он, но затем прищурился, словно различив то, что только он, благодаря уникальному генетическому происхождению, мог увидеть. — Но в воздухе есть помутнение, возмущение…

— Вероятно, теплообмен, милорд, — сказал Рууман, всматриваясь в выжженную долину бионическими глазами. Гироскопические фокусирующие кольца стрекотали и щелкали, фасеточные апертуры клацали в различных конфигурациях, когда новые спектры накладывались на его зрение. — Что предполагает наличие аванпоста или бастиона.

— Я тоже вижу, — сказал Десаан, анализируя обстановку через визор. — Вероятно, аванпост каким-то образом замаскирован.

Сантар рассмотрел долину через магнокуляры. Она была покрыта скалами цвета кости, отбеленными солнцем. Некоторые выступали из земли, как пальцы скелета, или группами, напоминая грудную клетку какого-то огромного, давно умершего хищника. А еще ему казалось, что он видит рунические узоры в расположении скал.

— Он должен быть там, — сказал Феррус, прервав мысли первого капитана.

Пыльный вихрь медленно кружился по дну долины. Сантар увидел крошечные звездные вспышки в клубящемся облаке и неестественные тени, которые не могли быть вызваны солнцем. Он моргнул — и все исчезло, но пылевой вихрь словно сгустился.

Сантар выключил гололит и отдал планшет одному из немногих действующих сервиторов, а магнокуляры вернул Шадраку Медузону.

— Даже если мы поспешим, наше продвижение по долине не будет быстрым, — сказал он, оценивая все тактические варианты. — Но обход займет еще больше времени.

Рууман провел быстрое вычисление.

— Четыре целых восемь десятых километра от места спуска, первый капитан.

Сантар кивнул железнорожденному, но обратился к примарху.

— Возвышенность дает больше преимуществ, но вынудит нас двигаться колонной. В долине наши части смогут рассредоточиться, но будут дольше находиться в досягаемости врага. В ней есть что-то… невидимое для меня… угроза.

Феррус оглянулся через плечо.

— Суеверие уже стало заразно, да, адъютант? — спросил он, словно поделившись знакомой шуткой с Сантаром. Примарх часто так делал.

— Доверьтесь моим инстинктам, примарх.

— За которые я не могу порицать тебя, — эти знаки примирения не затронули холодных глаз Ферруса. Он тоже смотрел на долину, словно уже увидел то, что Сантар описал, но решил проигнорировать. — Меня больше не задержат. Мы пойдем по долине.

— Послать вперед скаутов для разведки? Мы не знаем, что там.

— Ничего, — ответил Медузон, держа в опущенной, расслабленной руке болтер. Черты его узкого лица были острыми, как клинок, и когда капитан нахмурился, это впечатление усилилось.

В разговор двух капитанов вмешался голос Биона Хенрикоса. Сержанта вызвали на импровизированный совет для того, чтобы выступить от имени дивизий Армии, поскольку ни один из их офицеров не смог сделать этого достаточно быстро для нетерпеливого примарха. Хенрикос был коренастым мужчиной с развитой мускулатурой и пластикой мечника. Подтверждением служил медузанский клинок, пристегнутый к бедру.

— У меня есть предложение, милорд, — сказал он, опустившись на одно колено, но задрав подбородок и выпрямив плечи. Бион получил звание сержанта недавно, и впервые обращался напрямую к примарху.

— Встань, — сказал Феррус, неодобрительно взглянув на коленопреклоненного сержанта. — Ни один из моих сыновей не должен преклонять колени предо мной, сержант, если только он не просит прощения.

— В рядах Армии есть скауты — Доганские Истязатели, — сообщил Хенрикос, поднявшись.

— Мы лишь впустую потратим время, — вмешался Десаан.

Хенрикос повернулся к нему.

— Люди имеют здесь важное значение.

Десаан неодобрительно посмотрел на единственный бионический имплантат сержанта.

— Да, этот камень на наших благородных шеях тянет нас в болото. Они не нужны. Доверяй железу, не плоти.

— По-твоему, я не доверяю? — Хенрикос старательно сохранял нейтральный тон.

Если бы Десаан мог прищуриться, он бы это сделал.

— В тебе слишком много плоти, Бион, слабости, которая затуманивает твои мысли.

Хенрикос словно ощетинился в ответ на завуалированное оскорбление. На скулах заходили желваки.

— Могу заверить тебя, брат-капитан, я вижу отчетливо.

Громкий смех, жесткий и полный буйного веселья, снял напряженность, как молот, раскалывающий наковальню.

— Вот это дух, мои сыновья, — прорычал примарх, — но приберегите свой пыл для врагов. Нет смысла тупить клинки друг о друга. Прекратите, или мой адъютант посрамит вас обоих перед братьями-легионерами.

Выговор был строгим, но лишенным настоящего гнева.

Медузон примирительно кивнул. Взгляд капитана смягчился — стал всего лишь колючим, а не пронзающим.

— Мы можем подождать армейские дивизии и объединиться с ними здесь. Вероятно, доганцы будут в авангарде.

Хенрикос кивнул, соглашаясь.

— Это воодушевит их и даст им цель, — заверил он, не обращая внимания на неодобрительное выражение лица Десаана.

— А какова наша цель? — Вопрос примарха прозвучал резко. — Задержек было достаточно. Больше никакого ожидания! — раздраженно рявкнул он, затем выдохнул.

— Собери легион, первый капитан, — приказал Феррус. — Мы поведем морлоков по долине, тяжелые дивизионы в резерв, чтобы занять высоту и обеспечить прикрытие для сил, продвигающихся за нами. Капитан Медузон, ты поведешь остальных двумя полубатальонами по склонам этой возвышенности и соединишься с нами у выхода из долины.

Сантар четко отсалютовал своему повелителю и отправился выполнять приказы.

Серповидные склоны широкими длинными пологими складками спускались ко дну долины. Сантар вспомнил тени в песчаном вихре и решил, что морлоки справятся, что бы там не скрывалось.

За исключением одного, все вероятные местонахождения узла, установленные Механикум, оказались ложными, миражами, созданными эльдарским колдовством. Усилия легиона Железных Рук, чей темп выдерживали лишь немногие дивизии Армии, вознаграждались очередной засадой.

Вполне вероятно, что обнаружение этого последнего узла повлечет за собой то же самое.

Стальной взгляд Ферруса обратился к далекому горизонту и дымке, замеченной раньше. Больше нельзя терять время.

— Мы спускаемся немедленно. Армия может проваливать.

Семь разных аванпостов не обнаружили признаков узла. Следуя координатам Механикум, легион провел несколько ожесточенных боев. После последнего, Феррус был вынужден сообщить об отсутствии прогресса братьям-примархам. Вулкан был… любезен, даже предложил помощь, которую Феррус решительно отверг. Переговоры с Мортарионом оказались менее теплыми. При таком темпе пройдет не один день, пока силы легионеров смогут объединиться и покинуть Один-Пять-Четыре Четыре. Медленное продвижение армейских дивизий не прибавляло энтузиазма. Феррус не мог не ценить силу их орудий, они были полезны, но он сетовал на слабость людей. Столь многие остались позади… Он сомневался, что они вернутся.

«Эта пустыня пожирает людей», — с горечью подумал он.

Долина внизу выглядела странной. Другие не замечали этого, но она выходила за пределы обычных чувств. Тем не менее, Феррус ощущал притяжение, которое влекло его к воображаемой бездне. Что-то царапало его мысли, за пределами осознания. Он хотел схватить это, раздавить в кулаке, но как он мог раздавить ощущение?

Там, на песчаной равнине, на дне долины, оно ждало его.

Возможно, оно всегда ждало.

Трепет, гнев и решимость слились в одно — необходимость.

Надо встретиться с ним и убить.

Это путь Горгона, по которому он всегда шел. И умрет он так же, в этом можно быть уверенным. Никто никогда не брал над ним верх. Решимость определяла его.

— Я иду за тобой, — пообещал он и возглавил спуск.

Затухающий свет, отражаясь от костяных стен их психического святилища, осветил хмурые лица собеседников.

— Его воля и целеустремленность исключительны.

— Ты по-прежнему считаешь, что он на неверном пути? — спросил другой.

— Связь близка… — пробормотал первый.

— Как ты убедишь его в этом? Мон-ки — особенно такой, как этот — недоверчивы по своей природе.

Когда линии его плана начали соединяться, подобно хромосомам эмбриональной жизненной формы, первый собеседник сощурился.

— Тут понадобится хитрость. Он должен поверить, что это его решение. Это единственный способ изменить его путь.

— Паутина, которую ты плетешь, ущербна.

Первый встретился взглядом со вторым, и вспышка энергии высветила вопрос в его миндалевидных глазах…

… на который второй охотно ответил:

— Ты пытаешься превратить камень в воду, заставить ее течь по твоему замыслу. Камень не может согнуться, он может только сломаться.

Первый был непреклонен.

— Тогда я разрушу его и придам новую форму.

Когда они приблизились ко дну впадины, воздух словно застыл. По обе стороны от морлоков поднимались крутые скалы, и широкая долина быстро превратилась в ущелье, в которое едва проникал солнечный свет.

— Куда мы забрались? — голос Сантара был не намного громче шепота.

Здесь царила густая, всепоглощающая темнота. Долина превратилась в более суровый, чем даже пустыня, ландшафт из могильных камней и похожих на крипты монолитов. Пески в тенях были почти черными, и Сантар вспомнил о снах примарха. Даже чистое сияние белоснежных скал потускнело.

Морлоки оглядывали изменившиеся окрестности. Все они были ветеранами, опытными и дисциплинированными, и Сантар почувствовал, что они покрепче сжали болтеры.

— Спокойно, Аверния, — передал он по воксу, а затем переключился на канал Десаана: — Держи своих легионеров наготове, брат-капитан.

Две роты маршировали бок о бок, растянувшись в цепи, но густые тени и полная тишина в долине создавали ощущение огромного расстояния между ними.

— Куда делось солнце? — спросил Десаан. — Здесь черно, как в Древней Ночи.

Сантар поднял глаза. Сфера по-прежнему пылала на небе, но ее свет словно отфильтровывался густым туманом, став серым и приглушенным.

— Я потерял из виду Медузона и Руумана, — добавил капитан.

Сантар задрал голову, но увидеть гребень холма было практически невозможно.

Долина оказалась глубокой, намного глубже, чем можно было подумать. Вокруг его ног поднимались песчаные вихри, напоминая железные опилки, слетающие с наковальни. Долина также была более протяженной, чем говорил Рууман, а железнорожденный обычно не ошибался в таких вопросах. Но в этом месте все было необычно.

— Напоминает Призрачную Землю, — пророкотал примарх.

Даже без радиосвязи громоподобный голос Ферруса Мануса разносился далеко. Примарх вдохновлял обе роты. Он был их стержнем вместе с эскортом своих непоколебимых преторианцев, возглавляемых Габриэлем Сантаром.

— Я не вижу призраков, примарх, — сказал первый капитан, стараясь снять напряжение.

Призрачная Земля на Медузе была суровым местом, населенным тенями умерших и призраками. Подобные слухи разносили суеверные люди, слабые и доверчивые. Железные Руки считали иначе. В труднодоступных глубинах этой территории находились великие обелиски из камня и металла, чье предназначение терялось в веках. Чудовища бродили по темным, неизведанным ущельям, это правда. И безумие подстерегало опрометчивых и безрассудных. Сравнение получалось неутешительным.

— Призраки здесь, — сказал Феррус, добавив холода уже ледяному воздуху. — Мы просто еще не видим их.

Когда вихри стали сгущаться в грозовой фронт, он добавил:

— Сомкнуть ряды.

Долина в одно неуловимое мгновение изменилась, Сантар не узнавал ее. Тени, отбрасываемые скелетообразными скалами, вытянулись, как когти, и простерлись к Железным Рукам, медленно окружая их.

— Почему я не узнаю это место? — спросил Габриэль сам себя.

Радиоканал Десаана затрещал помехами.

— Потому что… оно… другое.

— Лорд Манус, — обратился Сантар, чувство угрозы внезапно стало осязаемым.

Феррус не взглянул на него.

— Не останавливаемся. Мы не можем повернуть назад.

Тон примарха подсказывал: он знает, что угодил в ловушку.

— Эльдары поймали нас, но им не удержать Железных Рук.

Ветер усиливался и отнимал у голоса примарха его силу. Шторм обрушился на морлоков как молот, вой ветра заглушил тяжелый топот бронированных ног.

За несколько секунд две роты погрузились в пылевую бурю.

Немедленно потухло солнце, затерявшись в гудящей тьме.

Песок визжал, наждаком проходясь по доспехам Сантара, мелкие камни колотили по нему как клинки. Он слышал скрип песка о металл, проигнорировал незначительное повреждение боевого доспеха, когда доклад об этом появился на ретинальных линзах шлема. Обнажив молниевые когти, Сантар попытался рассечь черную трясину и обнаружил, что она не поддается. Он словно резал землю, вот только это был воздух.

— Держаться вместе, — передал он по каналу связи, — наступаем как один.

Но получил несколько подтверждений, гораздо меньше, чем рассчитывал увидеть. Тактический дисплей был неисправен, а биосканирующие маркеры с перебоями отмечали позиции боевых братьев. Насколько капитан мог судить, строй сохранялся, но неизвестно, как долго он продержится. Сантар предвидел, что ситуация скорее ухудшится, чем наоборот. Песок забил дыхательную решетку шлема, и уже скрипел на зубах. У песка был привкус пепла и смерти. Медный запах покалывал ноздри.

— Вместе, как один! — повторил он.

Его акустический сенсориум зарегистрировал далекий визг, прорвавшийся сквозь помехи радиосвязи. Визжал не ветер, по крайней мере, не только ветер. На тактическом дисплее появлялся и исчезал поток непонятных сведений.

— Оружие к бою, — приказал первый капитан, стараясь высмотреть врага. Черный песок преградил весь обзор, делая невозможным захват целей. Визг заглушал ответы сержантов и капитанов. Время от времени сквозь помехи прорывались символы подтверждения.

Сантар едва мог различить силуэт примарха всего в нескольких метрах впереди себя.

— Лорд Манус, — позвал он, прежде чем Феррус затерялся в шторме.

Сначала ответа не было, но затем до него дошел слабый отклик.

— Вперед! Мы прорвемся или умрем.

Сантар хотел сплотить воинов, создать оборонительный кордон и ждать окончания бури, но она не была обычным природным явлением. Первый капитан был уверен, что задержка будет иметь гибельные последствия. Он двинулся вперед.

На его ретинальном дисплее что-то мигнуло. Это была тепловая сигнатура, слабая, но довольно отчетливая, чтобы локализовать ее.

Он повернул голову в непривычно громоздком доспехе типа «Катафракт» и увидел…

Лицо.

Оно было нечеловеческим, кожа плотно обтягивала слишком длинный череп. Подбородок и скулы были угловатыми и заостренными, а глаза — пустыми.

— Во имя Императора… — прошептал он, осознав, что эти лица, подобно косяку хищных рыб, наводнили их ряды, бесплотно и зловеще светясь среди шторма.

— Враг! — заревел Сантар. Он надеялся, что связь передаст его предупреждение.

Морлоки открыли огонь из болтеров, и загремело стаккато резких выстрелов. Дульные вспышки были похожи на тусклый свет сигнальных ракет в урагане.

Чуждое лицо растворялось в темноте перед Сантаром. Словно влекло его за собой, шаг за шагом.

— Атакуем!

Он нанес удар, энергия слетала с его клинков лазурными всполохами, но разрезала только воздух.

— Обнаружено движение, — услышал Сантар голос в воксе, но не смог узнать говорившего, так как множество звуков отвлекало его внимание.

— Контакт, — прокричало эхо другого, также неузнанного, хотя первый капитан десятилетия сражался рядом с этими воинами.

Железные Руки всерьез взялись за отражение атаки и из их строя вырывались плотные болтерные очереди.

— Десаан, докладывай! — закричал Сантар, когда слева от него мелькнуло что-то неестественно быстрое, проследить за которым было невозможно. Он повернулся, когда вторая фигура скользнула в границе его зрения справа. Она бросила на него взгляд, и у Сантара остался смутный образ призрачного лица.

Лорд Манус был прав: здесь обитали призраки, которые терпеливо ждали их в темноте, и теперь их терпение закончилось. Хищники почуяли запах крови.

— Неизвестный… противник, — ответ Десаана был прерывистым, но четким. — Нельзя точно определить… дислокации… атакует… многочисленные контакты…

Сантар больше не видел примарха. Впереди была тьма, как и позади, и на любом другом направлении. Ориентироваться в такой обстановке было невозможно, поэтому первый капитан решил держать оборону.

— Удерживать позиции, — передал он по воксу. — Они пытаются разделить нас.

Он пытался найти своего повелителя, но ничего не мог разглядеть за темнотой ни глазами, ни сенсорами.

Прерванный ответ Десаана запоздал и мало утешил Сантара. Морлоки были разъединены, поглощены штормом, а лорд Манус отделился от своего легиона. Сила и стойкость Железных Рук были поставлены под сомнение за одно мгновение опрометчивости.

Сантар выругал себя за недостаток предусмотрительности. Он должен был настоять на том, чтобы обойти долину или произвести тщательную разведку района, но примарх не допустил бы колебаний. Манус словно бросился к какой-то цели, которую только он мог видеть. Сантар был ближе к своему повелителю, чем кто-либо из Железных Рук, но и ему были ведомы не все помыслы примарха.

Резкий вопль, пронзительный и на несколько октав выше воя ветра, ударил в уши. В висках Сантара застучала кровь, несмотря на защиту боевого шлема сильно закружилась голова, и первый капитан покачнулся. Непроницаемые помехи полностью лишили его связи с другими воинами, хотя даже если бы она и была — у Габриэля не осталось голоса, чтобы отдать приказ.

Сантар почувствовал кровь во рту и сплюнул прямо на внутреннюю поверхность шлема. Он заскрежетал окровавленными зубами.

Будь как железо.

Вибрация отдавалась в костях, ее интенсивность росла и приобретала силу минометных взрывов. Габриэль снова пошатнулся, но удержался на ногах. Упасть сейчас означало смерть. А из темноты подкрадывались уже далеко не призраки. Перед акустической атакой он заметил мелькание острых клинков и гибкие фигуры воинов. Собрав волю в кулак, Сантар огляделся в поисках врагов.

Неуклюжие, бронированные силуэты тяжело шагали сквозь бурю. Это двигались его морлоки, медленно, едва не застревая в грязи.

Ужасный вопль принес боль, предварившую болтерную очередь, ударившую в его правый бок. Сантар проигнорировал ее, засекая внезапное смещение воздуха слева от себя.

Нашел тебя…

Инстинкт позволил Сантару парировать выпад клинка, метнувшегося к его шее, и, наконец, он смог хорошо рассмотреть нападавшего.

Эльдар носил маску цвета белой кости, как и сегментированный доспех. Из-под остроконечного шлема выбивалась грива черных волос. Судя по нагруднику панциря, это была женщина. Длинный и изогнутый меч являл собой произведение смертоносного разума. Раскаленные искры посыпались с клинка, когда он проскрежетал о молниевые когти Сантара.

Эльдарка словно была частью шторма и в то же самое время свободна от него, по собственному желанию двигаясь в закручивающихся потоках. Оставив за собой исчезающий след из сполохов, она вышла из боя.

Сантар был наготове, не обращая внимания на то, что сообщали ему ретинальные линзы. Он решил довериться инстинктам. Следующая атака была очень мощной. Меч лязгнул о его молниевый коготь, и Сантар ощутил отдачу по всей руке до плеча. Воительница бросила на Сантара разъяренный взгляд и испустила адский визг из-под маски, заставивший первого капитана стиснуть зубы. Выдержав звуковую атаку, он сделал выпад другим когтем и блокировал костяной меч эльдарки.

В другой ее руке появился пистолет, но пули без вреда срикошетили от доспеха Сантара, принеся вреда не более, чем укусы комара.

Вырвавшийся из-под маски смех удивил железнорукого.

Бросив пистолет, эльдарка схватила меч обеими руками, пытаясь высвободить его. Пока меч был в захвате, она не могла отступить. Даже эльдары не были быстрее молнии.

— Ты не такая уж и страшная, — проворчал Сантар, когда воительница испустила еще один адский визг ему в лицо. Превосходящая сила первого капитана не оставляла шанса мечу ксеноса, а бионика зарычала в предвкушении триумфа. — Я страшнее.

Сантар сломал оружие пополам молниевыми когтями. Один из обломков клинка отлетел в грудь воительницы и пробил нагрудник. Эльдарка отступила в шторм и тут же исчезла в нем.

Противник заколебался, и Сантар поверил, что сама темнота отступит, когда стихнет шторм. Несколько морлоков лежали неподвижно там, где их достали клинки или сразил вой, но остальные сплотились. Даже связь заработала.

— Ты жив, первый капитан? — это был Десаан, приглушенные выстрелы его болтера бухали позади Сантара.

— Жив и очень разгневан, брат-капитан, — ответил Сантар, потроша очередного призрачного воина. Он вырвал когти из ее спины, с удовлетворением услышав треск разрываемой плоти, и в этот миг его левая рука онемела. Он попытался пошевелить ею, но у него ничего не вышло.

— Что-то не так. Брат, я… — паралич сковал его бионику, словно она просто перестала действовать. Его ноги, тоже механические, заблокировались. — Я не могу… — боль была невероятной, и последнее слово, которое он прошептал: —… двигаться.

Разыскивая своих, он обнаружил только две бесплотные маски, направившиеся к нему. Их лица сияли магическим огнем, они безжалостно усмехнулись и прошипели что-то мстительное на своем языке.

— Я могу убить вас обеих… одной рукой, — пообещал Сантар, но почувствовал брешь в своей уверенности, когда они стали кружиться вокруг него.

В воксе слышались чьи-то голоса, отвлекая его внимание от призрачных воинов. Но он узнал скорбный крик своего товарища капитана.

Он мельком увидел Десаана в окружении эльдар — тот неуверенно брел сквозь темноту и стрелял. Случайная очередь поразила одного из морлоков, пробив его защиту, благодаря чему другой призрачный воин смог вонзить меч в сочленение доспеха. Железнорукий осел, затем шторм скрыл его из виду.

— Десаан! — потенциальные убийцы Сантара были рядом. — Смотри, куда стреляешь, брат, — он не мог позволить себе отвлечься. Десаан шатался, не контролируя секторы обстрела своего болтера.

— Десаан!

Он был похож на…

— Ослеп, первый капитан, — пробормотал ошеломленный Десаан. — Я не… вижу… — его рука безвольно висела. Другие воины оказались поражены схожим образом, морлоков уничтожало именно то, что давало им силу.

Плоть слаба. Мантра вернулась к Сантару с насмешливой иронией.

Эльдары что-то сделали с ними, сотворили какое-то страшное колдовство, чтобы навредить их аугментике. Все морлоки обладали обширной бионикой.

Сантар пристально посмотрел на размахивающих мечами призрачных воинов.

— Давайте, — невнятно произнес он.

Призрачные воины остановились посреди шторма. А затем одновременно растворились во тьме, и их неприятный смех раздавался сквозь вой, который не прекращал изводить Сантара.

— Давайте! — прорычал он. — Сражайтесь со мной!

Из тьмы вынырнула чужацкая маска, и Сантар проследил за взглядом противника.

Парализованная рука снова двигалась, но не по воле первого капитана. По лезвиям молниевых когтей затрещала энергия, которой бы хватило, чтобы разорвать боевой доспех. Зачарованное неверие превратилось в ужас, когда Сантар понял, что когти поворачиваются… к его шее.

Он сжал свою взбунтовавшуюся кисть другой рукой, а смех ксеносов вырос до невыносимого звона в ушах. Капли пота покрыли лицо Габриэля, когда мышцы шеи и плеча вздулись от усилий сдержать ставшую чужой руку, которая пыталась его убить.

Пасть от собственной руки — в этом не было чести.

— Трон… — прошептал он. Даже визг бионики звучал иначе, агрессивнее.

— Сражайся! — подстегнул он, но связь между машинерией и плотью была далека от симбиотической. Благословение взбунтовалось и стало проклятьем.

Запах горящего металла проник сквозь решетку шлема, когда кончики энергетических когтей прикоснулись к краю горжета. Сантар понимал, что им понадобится лишь один удар, чтобы разрезать броню и разорвать шею. В лучшем случае у него осталось несколько секунд.

Сантар сорвал голос, испуская зов, затем закрыл глаза перед лицом неизбежного и повторил шепотом:

— Примарх…

Феррус был один: только он и шторм. Затем он надел боевой шлем, но не увидел на ретинальном дисплее значков своего легиона, поэтому не стал тратить время, вызывая воинов по воксу. Последний контакт у него был с Габриэлем Сантаром, который отчаянно требовал от них держаться вместе.

Вперед, двигайся вперед.

Побуждение было слишком сильным, чтобы ему сопротивляться. Они зашли далеко. Какой бы ужас ни скрывала эта пустыня, какую бы жестокую правду ему ни собирались показать, он больше не мог это отрицать.

Это не был обычный шторм. Он слишком напоминал ему сны, и был насыщен метафорами из его бурного прошлого и символическими капканами возможного будущего. Феррус слышал голоса в порывах ветра, но ни звуков битвы, ни боевых кличей.

Я ждал битвы.

Феррус не мог понять их смысл, но чувствовал, что слова важны.

Радиосвязь отключилась. В ее каналах не было даже помех. Он смирился и с этим тоже и продолжил идти. Что бы это ни было, какой бы рок или осколок судьбы ни привел его сюда, он встретит это с открытым забралом.

Глаза… похожие на змеиные… следят за мной. Я слышу шипение, подобное свисту воздуха, рассекаемого ножом. Это тот самый нож, который я ощущаю на своем горле.

Воспоминание вернулось.

После отбытия с сухопутного корабля, он снова говорил с Мортарионом, или, скорее, брат говорил с ним. Другой примарх оставил в нем занозу, от которой Феррус не смог легко избавиться или забыть.

— Если ты недостаточно силен, — сказал Мортарион. — Если ты не сможешь закончить это сам…

— Помочь мне? — заревел он равнодушной буре. Ветер насмехался в ответ. — Мне не нужна помощь, — он засмеялся безжалостным и ужасным смехом. — Я силен, я — Горгон.

Феррус побежал, хотя не мог вспомнить, зачем ускорялся так решительно. Но он бежал настолько быстро, насколько позволяли его конечности. Казалось, тьма песчаной равнины только растянулась, когда земля и небеса слились воедино.

— Ты не сможешь помочь мне! — закричал он, когда его захватило ощущение полета, а затем падения. И намного более тихим голосом, затерявшимся в его подсознании: —…никто не сможет.

Силуэты двух легионеров выделялись на золотом песке, воины всматривались в темноту.

Перед ними черное облако окружило морлоков, как чернила на воде.

Бион Хенрикос едва мог поверить в то, что говорили ему глаза, и задался вопросом, видят ли его улучшенные аугментикой братья то же самое.

— Что это такое?

Брат Таркан расширил апертуру бионического глаза, увеличив его фокус мельчайшими движениями лицевых мышц. Каждая корректировка давала тот же результат.

— Нет эффекта.

— Оно искусственное, — ответил Хенрикос, поднявшись.

Пока он не перегруппировался с капитаном Медузоном, половина батальона подчинялась ему. Чем бы эта темнота ни была, он должен будет разбираться с ней сам. Сержант попытался воспользоваться связью, но она была подавлена каким-то психическим штормом, бушующим во впадине.

— У него есть когти, брат-сержант, — сказал Таркан.

Двести пятьдесят легионеров — всего часть Десятой Железной — ждали команды Хенрикоса. Вооруженные болтерами и наполненные яростью, они не двигались, остановленные тьмой. К сожалению, у них не было ни одного дивизиона гравициклов, чтобы обойти шторм и лучше его оценить. Не в первый раз Хенрикос задумался об отсутствии тактической гибкости в легионе.

— Вот оно что, — сказал он, изучив горизонт и вершины скал, которые возвышались над погрузившейся во мрак долиной. Сержант был достаточно близко, чтобы коснуться кружащегося песка, и протянул железную руку. Песчинки, не причиняя вреда, звякнули о металл, и когда Хенрикос поднял взгляд, то обнаружил над штормом то, что искал. Темнотой управляла высокая, худая фигура в серо-коричневой мантии. У нее был магический посох, покрытый чуждыми рунами и инкрустированный драгоценными камнями.

— Брат Таркан, — сказал сержант скрипучим голосом, обещавшим возмездие, — сотри эту грязь.

Таркан был воином Десятой, и обращался со своей длинноствольной винтовкой с изяществом снайпера. Оружие было приспособлено под его руки и имело оптический прицел, который был соединен с бионическим глазом Таркана и обеспечивал надежную связь между стрелком и целью.

Прильнув к прицелу, Таркан навел зеленое перекрестие на голову эльдара в шлеме и выстрелил. Выход пули качнул оружие, но Таркан тут же сбалансировал его. По-прежнему следя через прицел, он ухмыльнулся с безрадостным удовлетворением, когда череп ксеноса лопнул и враг рухнул без головы и значительной части туловища.

Снайпер закинул винтовку за спину.

— Цель уничтожена, брат-сержант.

Хенрикос поднял кулак, и остальной полубатальон поднялся на склон.

Задерживаться в этом месте не было смысла.

— Вперед, во имя Горгона.

Двести пятьдесят воинов двинулись в рассеивающийся шторм.

Что-то помешало Хенрикосу, когда он вошел в полумрак. Это был сбой механизмов в его бионической руке. Сержант хотел, чтобы она была расслабленной и готовой выхватить клинок, но рука сжалась в кулак. Он заставил ее разжаться, не понимая причины неисправности, и приблизился к пораженным морлокам. Хенрикос остановился, когда увидел, что они делают друг с другом.

У одного легионера в груди застрял собственный эвисцератор. Окровавленные зубья меча вращались. Он пытался одной рукой помешать клинку погрузиться глубже, в то время как другая, аугментическая, толкала меч дальше. Еще один воин лежал неподвижно, шлем был смят собственной силовой булавой. Алая жидкость вытекала из трещины в лужу вокруг головы. Некоторые бродили, ослепшие, или же оказались прикованы к земле нефункционирующими ногами. Воины душили сами себя своими бионическими руками. Взбунтовавшаяся машинерия восстала против своих хозяев.

Сила веры Железных Рук обратилась против них.

Краткая пауза Хенрикоса была вызвана желанием сохранить свою половину батальона и не усугубить и без того тяжелое положение, но какой бы недуг ни поразил морлоков, он пока еще не коснулся Десятой Железной.

— Капитан! — Хенрикос медленно направился в шторм. За ним шли его братья, вмешиваясь по возможности и пытаясь предотвратить самокалечение.

— Я вижу! — ответил Медузон. — Клянусь мечом Императора, я вижу… Останови их, брат. Спаси от самих себя, если сможешь.

Связь отключилась на короткое мгновение, и именно тогда Десаан попал в поле зрения Хенрикоса.

Кибернетическая рука сжимала зазубренный боевой нож, и капитан боролся с каким-то невидимым врагом, который пытался вонзить клинок Десаана ему в лицо.

Хенрикос добрался до капитана, когда мономолекулярный нож достал плоть.

Железные пальцы сержанта сжались на кисти Десаана, крепко удерживая ее.

— Держись, брат! — закричал он, пытаясь взять оружие под свой контроль. Пока Хенрикос боролся, он увидел лица в темноте. Они мелькали, нематериальные, словно обрывки ледяного тумана. Хенрикос выпустил в одного болтерную очередь, но призрак растворился, прежде чем она достигла его. Раздался насмешливый вой, вызвавший гримасу отвращения на лице сержанта.

— Бион, это ты? Я не вижу, брат, — голос Десаана был полон боли.

Его визор был темен, как железная повязка на глазах.

— Держись, брат-капитан! — призвал Хенрикос, но бионическая сила Десаана была невообразима. Даже вдвоем они проигрывали, и клинок сдвинулся немного ближе, пронзая плоть.

— Быть выпотрошенным собственным боевым ножом, — сказал Десаан с болезненной гримасой. — Не так славно, как я надеялся.

— Ты еще жив, — заверил Хенрикос. — Отклонись…

Отпустив руку Десаана, он выхватил свой медузанский клинок и насытил его энергией. Это заняло у него на несколько секунд больше, чем должно было, его железная рука сопротивлялась ему.

Скоро оно и до нас доберется.

— Что ты делаешь?

— То, что должен, — визг разрезаемого металла заглушил рев, когда Хенрикос начал отпиливать руку капитана.

Десаан изо всех сил старался не двигаться и молчать.

— Если ты поскользнешься… — прорычал он сквозь стиснутые зубы.

— Ты потеряешь голову, — ответил Хенрикос и продолжил резать.

Вокруг них маячили призраки, то появляясь, то растворяясь в шторме. В том же ритме усиливалась или ослабевала колдовская власть над аугментикой Железных Рук.

Последние кабели и сервомеханизмы отделились с потоками масла и искр, оставив только наруч. Хенрикос, весь в поту, резко остановился, и железнорукие одновременно выдохнули.

Ветер нес прерывистые звуки болтерной стрельбы, становившейся все интенсивнее с каждой минутой. Шторм затихал, и призраки пропадали. К вышедшим из строя морлокам вернулась боеспособность, но когда пыль осела, стала очевидна высокая цена, заплаченная за это.

На земле лежали несколько терминаторов, пронзенных собственными мечами и сраженных собственными булавами. По меньшей мере еще трое были убиты призрачными воинами. Многие получили ранения.

Зрение к Десаану вернулось, и он поморщился при виде отсеченной конечности, однако благодарно кивнул сержанту.

— Рассудительность не самая сильная моя черта.

— Ты высказал свою точку зрения, я — свою. Больше говорить не о чем.

Каждый быстро отдал честь, и вопрос был улажен.

Десаан оглянулся.

Нигде не было видно убитых врагов.

— Здесь вообще был бой? — спросил Медузон, когда перегруппировал Десятую Железную.

— Я поразил одного, и он не мог выжить, — сказал Десаан.

— Как и я. Его голова оторвалась от тела, — сказал присоединившийся к ним Таркан.

Десаан нахмурился.

— Даже их смерть труслива. Они все исчезли.

Разговор прекратился, когда из рассеивающейся темноты появилась фигура. Горжет и левый наплечник были отмечены ужасными зарубками, которые, будь они на сантиметр ближе, лишили бы первого капитана головы. Четыре глубокие борозды были оставлены молниевыми когтями.

— Как и примарх, — сказал Габриэль Сантар. — Лорд Манус пропал.

Воля железа

— Он не мог погибнуть.

В тоне Медузона звучало сомнение, заставившее Сантара стиснуть зубы.

— Предательский удар… — пробормотал Десаан. Они все были страшно уязвимы в долине, но он тут же отверг замечание. — Горгона нельзя убить, — заявил он более громко. — Ни один вероломный клинок труса не сможет даже пробить его кожу. Это невозможно.

— Тогда где он? — спросил Медузон.

Хотя пустынная долина вернулась к своему естественному облику, в ней по-прежнему было полно расщелин, скал и разбросанных валунов. Даже беглая оценка давала больше двух дюжин возможных участков, где примарх мог столкнуться с вероломством врага.

Десаан понял, что не может ответить.

Сантар проследил за его взглядом и включил радиосвязь. Несомненно, ничто такое заурядное, как яма-ловушка, не могло убить Горгона.

— Железнорожденный?

Рууман был все еще на линии хребта, медленно направляя свои дивизионы тяжелой поддержки к впадине, наблюдать за которой больше не было необходимости.

— Ничего не видно, первый капитан. И я не могу прицелиться в ваших призрачных врагов, — добавил он уныло.

— А сейчас? — спросил Сантар, когда остальные офицеры собрались вокруг него.

— Огромная золотая равнина, но никаких следов нашего примарха. Или его гибели.

Сантар отключил связь. Его лицо походило на отшлифованное железо.

— Лорда Мануса нельзя убить, — заявил он, взглянув на Десаана, — но я не брошу его. Если эльдары добрались до него, если каким-то образом поймали в ловушку, тогда мне жаль этих глупцов. Они схватили расплавленный клинок голыми руками и сгорят из-за этого.

Его сердитый взгляд нашел Медузона.

— Капитан, командуй батальонами. Направь их к местонахождению последнего узла и подтверди его наличие. Я останусь с пятьюдесятью воинами, чтобы начать поиск нашего повелителя.

— Мы все еще можем объединиться, подождать Армию и направить больше людей на поиски, — предложил Медузон.

Сантар был непреклонен.

— Нет. Если они доберутся до нас, я найду им применение. В противном случае, я намерен следовать приказам лорда Мануса и найти узел.

Кивнув, Медузон отправился собирать легион, а Сантар подошел к своему товарищу и заместителю.

— Дай мне пятьдесят своих лучших воинов. Приведи Таркана и его снайперов, а также Хенрикоса. Остальные пойдут с Медузоном под его командованием, пока я не вернусь. Понятно?

— Да, первый капитан.

Десаан задержался.

— Я что-то пропустил, брат-капитан? — спросил Сантар.

— Где он, Габриэль?

Пока остальные легионеры готовились, Сантар оглядел бесконечную пустыню.

— Поблизости, надеюсь.

— А если нет?

— Тогда я буду верить, что наш лорд сможет выбраться из любых передряг, которые с ним приключились. Ты должен делать то же самое.

— Дело в шторме, Габриэль. Мы сражались с чем-то неестественным. В песках есть невидимые враги.

— Мир вокруг нас меняется, Ваакал. Ты и я видели это.

— Некоторые вещи нужно оставлять в темноте. Я не предвкушаю их возвращение.

Молчание Сантара намекало на его согласие.

Мир, вся Галактика менялись. Они чувствовали это, все Легионес Астартес чувствовали. Сантар размышлял, по этой ли причине Император вернулся на Терру, и что это значит для их будущего. Даже любимые сыновья Императора не знали, и Габриэль видел, как сказывается на его собственном отце вызванная этим боль.

Ожидая Десаана, отправившегося собирать поисковой отряд, он прикоснулся к собственноручно сделанным бороздам на боевом доспехе и задумался над верой Железных Рук в бионику. Кто бы ни были эти враги, они знали сильные стороны легиона и как им противостоять. Плоть и железо были мощным сплавом, но, как в каждом сплаве, чтобы добиться идеальной ковки, нужен верный баланс. В этот момент их металл выглядел дефектным. Возможно, Медузон был прав на счет объединения.

Теперь это не имело значения. Они рассредоточены, но они победят. Это был путь Железных Рук.

Перед ними стояли пятьдесят легионеров, жаждущих действия, и он встретил их пристальные взгляды.

Кто-то или что-то захватило примарха. Сантару необходимо было знать, где и почему. И если он должен убить каждого ксеноса, прячущегося под камнями по всей пустыне, он это сделает.

— Квадрант за квадрантом, — прорычал он. — Не оставляйте ни камня, братья. Вы — личные преторианцы примарха. Действуйте как он. Найдите его.

Феррус Манус не чувствовал себя заблудившимся, и тем не менее это место было незнакомо ему.

Это была пещера, огромное и отвечающее эхом пространство, которое вело в бесконечную темноту. Длинная, неровная трещина раскалывала сводчатый потолок, и он предположил, что упал в незамеченную расщелину в пустыне.

Тусклый солнечный свет проникал сквозь трещину, но растворялся во мраке.

Он несколько раз попытался вызвать морлоков, но связь не работала. Даже помех не было слышно. От ретинальных линз тоже было мало пользы, и он снял боевой шлем.

— Насколько глубоко я нахожусь? — поинтересовался он вслух. Эхо отсутствовало, несмотря на громадные размеры пещеры. Воздух был свеж и холоден. Он чувствовал его ласковое прикосновение к коже, но в нем присутствовал сильный запах масла и чего-то еще… благовония. Аромат был приторным, абсолютной противоположностью того, к чему он привык. Это было разложение и гедонизм, невероятно далекие от твердости и дисциплины.

Когда его улучшенное зрение присоединилось к обонянию, ему медленно открылось больше деталей окружающей обстановки: колонны, выцветшие останки резных барельефов и широкие триумфальные арки, вырезанные из камня. Он увидел монолитные скульптуры. Они изображали людей, но он не узнал ни лиц, ни облачения. Каменные незнакомцы смотрели на него свысока разрушенными временем лицами. Один — благородный воин без головы — обвиняюще указывал на него пальцем.

— Я не рубил твою голову, брат, — сказал Феррус и зашагал прочь.

Как и голос, шаги Ферруса не рождали эха, и он предположил, что это из-за некой особенности здешней геологии. Феррус провел некоторое время с братом Вулканом, который просветил его на счет достоинств и различий земли и камня.

— Покажи мне, как превратить его в нечто функциональное и полезное, — ответил он тогда, к большой досаде брата-примарха. — В противном случае, в чем смысл?

Горгон и Дракон были похожими и, тем не менее, очень разными.

Феррус последовал за ветром, надеясь, что он приведет его к какой-нибудь трещине, которую он мог бы расколоть и таким образом соединиться со своим легионом. Ветерок вывел его из огромной пещеры в широкую галерею, которая напоминала о каком-то затонувшем королевстве Старой Земли. Колонны подчеркивали длинный темный путь и поднимались к высокому потолку, который исчезал во мраке. Земля под ногами была черна. Стояла вонь сожженной плоти, и в воздухе словно висел пепел крематория. Смертного это могло вывести из себя, но Феррус далеко ушел от подобной слабости рожденных во плоти.

Черный песок…

Мысль пришла незваной, когда он посмотрел на свои ноги.

Точно, как в долине.

— Возможно, гробница или мавзолей, — вслух посчитал он. Но здесь не было ни крипт, ни даже реликвария, только галерея, провонявшая смертью.

Грани полированного обсидиана, черного как земля, мерцали в свете кристаллов, когда Феррус миновал галерею. Он мельком увидел что-то, часть образа, в прозрачном камне. В бездонной тьме пылал огромный пожар, и что-то еще… Оно было знакомым, и в то же время чужим.

Словно хватаясь за разбитые осколки сна, Феррус не мог удержать образ целиком достаточно долго, чтобы четко разглядеть. Где бы он ни остановился для лучшего обзора, обсидиан отражал только лицо примарха, суровое и раздраженное.

Возможно, это был очередной каприз света и геологии этого места. Несомненно, в нем было что-то уникальное.

Феррус сопротивлялся порыву извлечь Сокрушитель Наковален и разнести камень на куски. Зная, что ничего не добьется этим, он отогнал желание.

«Меня так легко не проведешь», — подумал он и упрямо продолжил путь.

Он почти вышел из длинной галереи, когда что-то еще кольнуло чувства примарха.

Феррус услышал… плач.

Может быть, проделка ветра? Он не чувствовал дуновения, но звук доносился словно издалека.

Это была скорбная песня, нечто столь зловещее, что просачивалось в его душу и наливало свинцом конечности. Примарху не приходилось когда-либо испытывать печаль. Он чувствовал боль, теряя сыновей в битвах, но это был риск, неотъемлемый для их предназначения. Он принимал его. И никогда еще ему не доводилось переживать истинную утрату. И вот теперь она овладела им, такая реальная… Его разум наполнили образы братьев, убитых или близких к смерти, труп его отца.

— Что это?

Гнев вытеснил печаль, когда Феррус понял, что стал жертвой очередного ксеноколдовства. Он не поддался ему, вернув силу в свое тело только для того, чтобы печальная песнь переродилась во что-то еще, нечто худшее. В воздухе звучали предсмертные крики, словно в этом мрачном месте задержались какие-то призраки, вновь переживая свои последние мгновения.

— Выходи! — потребовал Феррус, разыскивая колдуна, который изводил его своими чарами. — Покажись, или я разорву это место на части, чтобы найти тебя.

Его вызову ответил низкий скрежет далеких двигателей, режущее слух крещендо интенсивной стрельбы и дикие крики воинов. Тысячи звуков битвы смешались в ужасающую какофонию, принуждая к убийству и смерти. Вокруг примарха развернулась картина битвы, и только ее он мог слышать, да и то через огромное расстояние или само время. Феррусу не было необходимости видеть ее, чтобы понять, где бы и когда она не происходила — это был ад.

Пока иллюзорная война продолжалась, он распознал голос, от которого у него застыла кровь.

С губ примарха слетел скрежет, плохо подходивший повелителю битвы.

— Габриэль…

Он остановился и попытался прислушаться, надеясь, что таким образом опровергнет свои подозрения, но грохот стих, и вместо него помещение наполнила тишина.

Дыхание, слабое и частое. Под боевым доспехом, собственноручно выкованным полубогом, тяжело поднималась грудь. Окружившая его внезапная тишина вызвала у Ферруса новую и нежеланную тревогу.

Маленький шаг, неуверенный и осторожный, снова породил ад в его мозгу. Еще один — и крики стали громче. Еще — и они почти оглушали.

— Габриэль!

Феррус сердито всмотрелся в темноту, изучая каждую колонну, каждую тень в поисках своего первого капитана. Взбешенный и недоверчивый, он не отдавал себе отчета… В его измученном разуме Габриэля Сантара жестоко убивали.

Затем других… Десаан, превращенный в пепел атомным пламенем; Рууман, заколотый полудюжиной спат; даже Кистор, магистр астропатов, выплевывающий кровь и застывший в предсмертной конвульсии… Тысячи умирающих голосов кричали одновременно.

Феррус ударил по земле и понял, что стоит на коленях. Атакованный апокалиптическими видениями, он поднял серебряные руки ко лбу в попытке отогнать их.

— Невозможно…

Он увидел нечто столь ужасное в своем сне наяву, что едва мог смириться с этим, не говоря уже о том, чтобы выразить словами.

Более слабое существо могло сломаться, но он был Горгоном и обладал ментальной силой, которую немногие в нем прозревали. Жиллиман знал о ней и сказал ему, когда им представилась возможность поговорить наедине. Кобальтовый и черный были могучей смесью, негнущимся сплавом.

Феррус упрямо встал, сначала уперевшись одной ногой, потом другой. Только решимость, которая видела срытые горы и побежденных одной рукой чудовищ, могла разрушить такие сильные чары. Он чувствовал тяжесть в спине и руках.

Я выдерживал большее бремя.

Гнев придал стойкости. Она стала расплавленным источником, из которого Феррус черпал силу со сжатыми от ярости кулаками.

Он зарычал на тени.

— Ложь! Ты показываешь мне эту фальшь и ждешь, что я поверю в нее? Чего ты хочешь добиться? Пытаешься свести меня с ума?

Его последние слова отозвались эхом, снова и снова.

Я выдержу. Моя воля нерушима.

Стиснув зубы, Феррус пробирался сквозь ужас повторяющегося видения мучительной смерти Габриэля. Оно накатывало на него опустошающей волной. Гибель всех до единого верных морлоков предстала одной бесконечной бойней.

В руке примарха с еле сдерживаемым неистовством гудел вырванный из ремней Сокрушитель Наковален. Молот желал, чтобы ему дали волю, но, как и его хозяин, был разочарован. Реальных врагов не было.

— Боишься посмотреть мне в лицо?

Темнота не ответила на вызов, если не считать гула бесконечной войны.

В периферийном зрении Горгона вспыхнуло пламя, обсидиановые осколки были наполнены им. Смысл образов ускользнул от примарха.

Ему осталось только одно.

Обвалилась часть стены, расколотая яростью Ферруса. Прозрачный камень разбился, ударившись о землю, но за этим не последовало ни огня, не предсмертных криков.

Второй удар расколол надвое колонну, и примарх наклонился в сторону, чтобы избежать падения кристаллического дерева. Удар не был неистовым, а скорее резким и точным. Феррус двигался целеустремленно, тщательно выбирая удары и наблюдая за их последствиями. Он искал брешь в колдовских чарах, которой мог бы воспользоваться. Проведя целую жизнь в попытках избавиться от слабости в теле и разуме, Горгон знал, как ее находить. Поэтому он продолжал идти и медленно покидал галерею и ее ужасы.

Когда он приблизился к выходу из помещения, к шуму битвы присоединился другой звук, скрываясь внутри первого, который только примарх мог слышать. Звук был шипящим и нес с собой шорох чего-то змеиного.

Глаза следят, холодные змеиные глаза…

Кто-то охотился на него. Он уловил мелькнувший хвост, образ чешуи, отразившей огонь от обломков обсидиана.

Ярость уступила место спокойствию. Он не какой-то упертый щенок, подстрекаемый хитрыми уловками.

Я — Горгон. Я — Медуза.

Шепот вернулся, на этот раз громче. Позади. Сердце Ферруса успокоилось, когда он попытался засечь звук. У него не было источника, он раздавался повсюду и нигде. Мысленно примарх развернулся, чтобы встретиться со своей немезидой и расколоть очередной кусок галереи мощью Сокрушителя Наковален.

Вместо этого он опустил молот и позволил ему упасть на землю с глухим металлическим стуком.

— Ты видишь веревочки на моих руках? — спросил он тень, подняв Сокрушитель Наковален на плечо. — Я-то думал, что нет, — сказал Феррус после короткой паузы и медленно вышел из галереи.

Кровавые образы и рев войны остались позади.

Зернистый свет разогнал темноту, но осветил только небольшую часть расщелины, где не было ничего, кроме уползающей местной живности.

Сантар нашел щель в скале, достаточно большую для его тела, расширяющуюся трещину в подземный мир, который, казалось, полностью поглотил его отца. Но никаких следов примарха не было. Холодный голос раздался по радиосвязи.

— Ничего.

Это был один из многих тупиков.

Первый капитан знал, что пятьдесят легионеров, разбитые на небольшие поисковые отряды, прочесывают впадину и пустыню за ней. Пока безуспешно. Несмотря на все усилия, они не продвинулись в поисках примарха ни на шаг.

Уделив половину своего внимания данным авточувств, бегущим по ретинальным линзам, Сантар пристально посмотрел на солнце. Пылающая сфера показалась более зловещей после того, как рассеялось колдовское облако. Воспоминания о психической атаке на легион не покидали его. Габриэль сжал бионическую руку, почти ожидая, что она не подчинится его невральным командам. Она подчинилась.

Сантар снял боевой шлем и позволил жаре накрыть его.

— Меняющийся мир… — подумал он вслух.

Открыв канал связи, он обратился к Десаану:

— Как мог кто-то подобный Горгону просто исчезнуть, брат? — Сантар обвел взглядом равнину. Она была огромной и холмистой, но усыпанной скалами и пещерами. Он сомневался, что даже с флотом «Грозовых птиц» они найдут их цель.

— Каждый метр этой впадины нанесен на карту и изучен. Что мы пропустили?

— Что-нибудь из сенсориума твоего визора?

Раздался щелчок, когда Десаан перепроверил данные.

— Остаточные энергетические показатели, но ничего, что мы могли бы отследить. Ничего такого, что имеет смысл.

После паузы он спросил:

— Его действительно могли убить?

Сантар приказал вести поиски, руководствуясь лишь слабой надеждой. В глубине души он знал, что его повелитель пропал и найдется лишь тогда, когда пожелает.

Беспомощность не числилась среди тех чувств, что доставляли удовольствие первому капитану.

— Нет. Его схватили, и я хочу знать почему.

Сантар собрался продолжить, когда получил входящий сигнал. Медузон запросил доклад о продвижении боевой группы и предоставил обновленную информацию первому капитану.

Первые дивизии Армии появились на серпообразной линии хребта, возвышающегося над долиной. Они были медленными, но стойкими, пехотинцы маршировали перед танковой колонной. Машины Механикум расположились на флангах вместе с боеспособными «Часовыми».

Прошло больше времени, чем он думал.

— Принято, — передал он Медузону. У него было ощущение, что он поперхнулся песком. — К нам прибыли армейские дивизии. Удерживайте позиции и ждите подкреплений.

Сантар снова переключил каналы и прорычал по рации:

— Перегруппироваться.

Десаан первым ответил.

— Медузон?

Сантар кивнул.

— Они нашли узел.

Десаан насмешливо фыркнул.

— Славный день. Мы уходим?

— Ты уже знаешь ответ, брат-капитан.

— Почему такое ощущение, что мы бросаем его?

Остальные присоединились к ним, и теперь пятьдесят легионеров шли снова вместе. Отсутствовали только Таркан и трое других снайперов.

— Потому что так и есть.

Десаан нахмурился, но оказался достаточно мудрым, чтобы придержать язык.

— Брат Таркан… — произнес Сантар. Он смотрел за край пустынной впадины, где она переходила в большую равнину. Там построились воины Десятой Железной. — Мы уходим.

Ответ Таркана был неожиданным.

— Я кое-что нашел, лорд Сантар.

За сводчатым выходом из галереи лежала другая пещера.

Перед Феррусом открылся огромный подземный зал, намного больше предыдущего. Его сводчатый потолок терялся в темноте, хотя он разглядел тонкую линию трещины в вершине. Бездну раскалывал надвое узкий каменный мост, его естественные опоры растворялись во мраке. Под мостом простиралась бесконечная губительная тьма.

Феррус презрительно усмехнулся бесчестию такой смерти.

Он провел взглядом по каменной дороге, проследив ее траекторию через темноту до широкого плато. От него поднималась лестница с узкими и крутыми ступенями.

И вот Феррус уже стоит у подножья лестницы, глядя вверх.

По краям лестницы высились статуи, как те, что были в первой пещере, только намного, намного массивнее. Все облачены в патрицианские мантии, руки сложены на груди, а пальцы сплелись в знамении аквилы. Статуи различались только лицами. Точнее, масками. Тотемические маски скрывали их истинные сущности, или, возможно, обнажали их. Феррус чувствовал, что и то, и другое могло быть верно.

Когда примарх сделал первый шаг, его взгляд привлекла одна из них. У изваяния вместо волос на голове извивались змеи, как у чудовища из древнемикенского мифа. Горгон потянулся к ней, хотя статуя была слишком далеко.

Другая представляла скелетообразное изображение самой Смерти, в капюшоне, с косой, лезвие которой упиралось в костяной лоб. Лицо третьей было расколото надвое, как у Януса из старой романийской легенды. На примарха смотрели две маски, а не одна. Но было ошибкой считать, что у Януса только два лица, так как у него их было много.

Феррус увидел изображение жестокого рычащего пса и почувствовал, как просыпается гнев, когда прошел мимо. За ним выгибал шею дракон с гребнем из живого пламени. Геральдический рыцарь стоял рядом с более темным близнецом, один со щитом, другой — с булавой.

За спиной одной из статуй раскрылись кожистые крылья. Маску летучей мыши было трудно отделить от человеческого лица, и это наводило на мысль о странном отсутствии человечности.

Были другие: конь с развевающейся гривой, хищная птица, благородное человеческое лицо, увенчанное лавровым венком, лев под монашеской сутаной.

Здесь было двадцать статуй. Некоторые хорошо знакомы ему, другие меньше и выглядели не так, как он ожидал. У них были неуловимые отличия, даже отклонения, которые Феррус нашел тревожными. Только две были абсолютно незнакомы ему, их маски были сколоты и почти уничтожены.

Последняя статуя стояла посреди лестницы и смотрела на Ферруса. Он поднял взгляд, чтобы разглядеть ее.

В отличие от остальных у этого изваяния руки были раскинуты, словно монумент желал обнять его. На нем был фартук каменщика, но вычурно украшенный. Маска была бы прекрасна, почти идеальна, если бы не угловатые смотровые щели и неровности на искусственных скулах.

— Фулгрим…

Феррус не собирался произносить имя брата вслух, но как только оно покинуло его уста, он узнал возвышающегося над ним титана.

Воспоминания о горе Народной вернулись с ностальгическим теплом, но в них была горечь, даже насмешка. Статуя улыбалась? Казалось, маска не изменилась, и все же в уголках ее рта угадывался еле заметный изгиб. Жажда стереть эту усмешку заставила серебряные руки сжаться в кулаки. Она завладела им без причин и оснований, но вызвала такой гнев, такое чувство… предательства?

Феррус покачал головой, словно прогоняя долгий сон.

«Опять колдовство», — мрачно подумал он, решив, что отдельно разберется со своими преследователями-ксеносами. И тогда вернулся его шипящий спутник.

В этот раз он не был столь заметен. Звук раздался вместе с дуновением ветра или же смещением старого камня. В шорохе слышалось что-то еще, и только такое существо, как примарх мог это понять. Смысл было трудно отделить от нелогичных противоречивых элементов, скрытых в шипящей модуляции призрака.

Это было слово или фраза, но на данный момент она оставалась загадкой.

Охотник стоял позади него. Феррус услышал шорох его чешуйчатого тела по нижним ступеням. Окутанный тьмой, из-за которой внизу ничего не было видно, но тем не менее он был там. Феррус представил, что преследователь ждет, медленно поднимая и опуская свое тело, его язык пробует воздух на предмет его запаха. Он был терпеливым и находчивым охотником. Он ударит в нужный момент, когда добыча не будет знать о его присутствии.

— Я тоже могу быть терпеливым, мой враждебный странник, — тихо произнес Феррус и удивился своему спокойствию.

Горгон печально вздохнул. Возможно, ему передалось немного прагматизма Вулкана.

Лестница вела дальше, и у него не было времени задерживаться. И желания тоже. Здесь скрывалась смерть, он чувствовал ее в холодном воздухе и слишком медленном срастании своих костей. Если он задержится достаточно долго, она найдет его.

Феррус быстро преодолел следующий пролет и попытался выбросить из головы образ Фулгрима и то, как статуя внушила мысль о предательстве и охотнике, следовавшем за ним. Он понял, что не падал ни в какую расщелину.

Это была не пустыня.

Это было что-то еще, нечто иное.

— На что я смотрю, Таркан?

Сантар и Десаан стояли рядом со снайпером и еще двумя железнорукими из Десятой. Боевые братья Таркана молчали, их пристрелянные болтеры были опущены.

Таркан присел и указал пальцем на углубление в песке.

— След, — сказал он, очерчивая контур впадины. — Здесь.

— Отпечаток ноги, — предположил Десаан, пропустив след через спектры визора. Для нетренированного глаза он был просто еще одной неровностью пустыни.

— Несколько, — поправил его Таркан, указав на ряд вмятин, которые тянулись от первого следа назад. — Следы заканчиваются здесь, — добавил он, посмотрев на Сантара. Ретинальная оптика снайпера были точной и безошибочной, как его прицел. Бионический глаз Таркана щелкал и гудел при настройке.

— Где они начались? — спросил Сантар, пытаясь проследить отпечатки ноги к начальной точке.

— По моей оценке, в пустынной впадине.

— Они принадлежат отцу?

Таркан медленно кивнул.

Найденный ими след подошвы был большим и достаточно глубоким. Только благодаря тому, что прошедший здесь был огромен и тяжел, его следы еще не занесло песком.

— Обратите внимание на более сильное углубление у носка, — сказал Таркан, вытянув боевой нож, указывая им. Сверкающий мономолекулярный кончик проткнул край следа.

— Он бежал, — сказал Десаан.

Сантар нахмурился и посмотрел на исполосованный солнечными лучами горизонт, словно ответ ждал там.

— Но от кого?

— Или к кому? — предложил Десаан.

Не было ни крови, ни обожженных меток, ни признаков борьбы. Следы просто закончились.

Сантар снова нахмурился, подавленный таким поворотом событий.

— Хорошая работа, брат Таркан, — сказал он, повернувшись.

Десаан был в замешательстве.

— Разве мы не продолжим поиск?

— Нет смысла, — сказал Сантар. — Где бы ни был лорд Манус, мы не можем добраться до него. Мы нужны Медузону.

Ответ Десаана был тихим и предназначался только Сантару.

— Мы не можем просто бросить его, брат.

Первый капитан остановился, чтобы посмотреть на остальных. Таркан поднялся.

— Сейчас у нас нет такой роскоши, как выбор, Ваакал. Мы все еще на войне. По крайней мере, здесь мы можем что-то сделать.

Десаан неохотно согласился. Он мало что мог сделать. Это относилось ко всем.

Двигаясь по следам дивизий Армии, пятьдесят легионеров ушли из пустынной впадины, вверив своего примарха его судьбе.

Птица. Нет, не просто птица, но огромная птицеподобная тварь, сравнимая по размерам и размаху крыльев со штурмовым кораблем. Ее великолепие давно угасло. Прежде могучие мышцы зачахли и атрофировались, а крылья, которые когда-то сверкали оперением, теперь бессильно поникли, изорванные и тусклые. Кожа свободно свисала со скелета, как мантия непомерно большого размера, под ней выпирали кости. Какой-то падальщик, чья последняя трапеза состоялась очень-очень давно.

Мифы многих культур рассказывали истории о грифонах, василисках и гарпиях. По словам бардов и сказочников, подобные твари истребляли целые цивилизации. Даже в ослабленном состоянии это чудовище могло бы убить многих. С легкостью. Феррус замедлился, подходя к существу.

— Тебе непросто будет проглотить меня, — пообещал он, приближаясь к вершине каменной лестницы.

Когда Феррус достиг последних несколько ступеней, он понял, что птица не одна, их две, и это не падальщики. Это была пара чахлых орлов. Каждый из них с любопытством смотрел на примарха одним глазом, словно зная нечто, во что примарх не был посвящен. Другой глаз по какой-то причине ослеп.

Когда он подошел к ним, с их клювов сорвался крик, душераздирающий и гнусавый. Горгон потянулся за Сокрушителем Наковален, но пальцы так и не коснулись рукояти, когда он понял, что орлы не собираются нападать. Вместо этого существа расправили свои некогда огромные крылья и взлетели.

Убивать их было жалко, хотя, возможно, смерть покончила бы с их страданиями и стала бы актом милосердия. Удивившись тому, как он обрадовался, воздержавшись от убийства, Феррус последовал за первой птицей, которая полетела в темноту пещеры. Достигнув трещины в потолке, орел исчез. Феррус позавидовал его крыльям, какими бы слабыми они ни были. Птица, несмотря ни на что, тяжело влетела в золотой свет.

Сыновья были наверху, отделенные от своего отца золотистой трещиной в подбрюшье мира. На несколько мгновений тень орла задержалась, и Феррус почти мог дотянуться и коснуться ее…

Второй орел полетел дальше в пещеры. Вопреки первоначальному убеждению, Феррус понял, что пара птиц не была полностью идентичной. В то время как первая была мудрой и суровой, вторая птица производила впечатление высокомерной, в ее манере держать себя было что-то патрицианское, несмотря на потрепанный внешний вид.

«Вызывающий, — подумал примарх, — даже знакомый».

Птица скользнула через открытый портал, вырезанный в каменной стене пещеры. Арка своим архитектурным стилем напоминала цивилизованную культуру, подобную старым империям древней Романии. Она вела в следующий зал, освещенный звездным небом.

— Снова холодный камень, — подумал Феррус вслух, увидев скалы из темного гранита.

Разочарованный ощущением собственного бессилия, Феррус начал полагать, что эта дорога бесконечна, что в лабиринте нет цели.

Бессмысленно сражаться с тем, над чем у тебя нет ни малейшей власти. Хотя это противоречило его инстинктам, примарх уступил судьбе. Пока. Он закончит свое путешествие, когда тот, кто поймал его в эту ловушку, посчитает, что момент наступил.

Тогда он уничтожит это существо со всей яростью Медузы.

Что бы ни скрывалось внутри лабиринта, оно не было непобедимым чудовищем.

— Я убивал ётунов, — сказал он самому себе. — Я убивал ледяных змеев голыми руками. Ты рискнул завлечь в ловушку Горгона…

Небесные огни, освещавшие его путь в следующий зал, вовсе не были не звездами. Стены украшали скопления драгоценных камней, сверкающих в свете, не имеющем источника. Порог был мало примечателен, всего лишь усыпанная алмазами скала. Примарх услышал слабые хлопки крыльев, прозвучавшие как далекое эхо, и последовал за вторым орлом вглубь прорезаемой звездами тьмы.

Феррус почувствовал запах мертвечины и холод. Что-то металлическое кольнуло его язык.

Зуд на шее начал раздражать. Словно горячий ошейник.

В воздухе шипело дыхание змея.

Его агрессивный попутчик вернулся.

Ты, наконец, пришел за мной?

Феррус извлек Сокрушитель Наковален и небрежно держал его одной рукой. Оружие вызывающе гудело в его хватке.

Я расколю твой череп, как яйцо, тварь.

Змей держался на расстоянии, двигаясь на периферии его чувств. Тварь знала, что примарх не станет бросаться в темноту и атаковать. Феррус будет выжидать, хотя имел обыкновение выходить из себя, и существо знало об этом. Но помимо простого подстрекательства, у змея была причина не торопиться со схваткой. Он хотел, чтобы примарх сначала увидел кое-что, то, что змей сделал для него.

Дальнюю часть помещения словно затянуло полосой из черного холста, свет фальшивых звезд стал гаснуть. Феррус стоял у ее границы, собираясь ступить в затемненный мир.

А затем все изменилось.

Темнота разошлась, как занавес.

Один за другим драгоценные камни погасли. В глаза словно хлынула артериальная кровь — багровое зарево осветило помещение. Перед Феррусом открылась картина отвратительной бойни, и он скривился от омерзения.

Воздух наполнил запах крови, приправленный горечью. Запах въелся в щели между каменными плитами пола и полз по влажным стенам грибковой заразой. Когда-то белоснежные стены измазали кровавые отпечатки рук и ног. Мужчины и женщины умерли здесь, стоя на коленях, моля о пощаде, в то время как палачи прижимали клинки к их шеям и животам. В стены были вмурованы цепи с крючьями, готовыми принять истерзанную плоть.

В разуме Ферруса появились образы ржавых секачей, зазубренных резаков и костных пил, хотя ни одного из этих инструментов мясника он не видел.

Вместо этого с потолка на сухожилиях свисали головы. Сотни отсеченных голов лениво покачивались на сквозняке и медленно вращались. На лицах застыло выражение муки: у одних рты распахнуты в безмолвном крике, у других челюсти стиснуты в агонии.

Озабоченный жжением под горжетом Феррус словно ощутил фантомную боль от нанесенной ножом палача раны, которую он никогда не получал.

Или, пожалуй, не сейчас…

Мысль возникла неосознанно, словно ее внушили. Феррус был слишком шокирован, чтобы сопротивляться ей.

Образы наплывали один на другой, пока он наконец не увидел в лицах висящих перед ним голов…

Измученный, Феррус скривился от невыносимой для смертного боли.

Все эти лица принадлежали ему.

Ярость железа

Он бросался в глаза, выступая из песка подобно обломку изогнутой кости. Когда Габриэль Сантар прибыл на поле боя, то задумался, почему они так долго искали эльдарский узел.

Уничтожьте узлы и нарушьте сплоченность врага. Как и в случае с оборванной линией связи, в этом случае возможность эльдар координировать свою оборону была бы серьезно затруднена. Разрушьте узлы и разбейте врага. Это были приказы лорда Мануса, как легиону, так и братьям, ведущим войну где-то еще на Один-Пять-Четыре Четыре. То, что примарх так и не увидит, как осуществится его план, причиняло первому капитану боль.

По этой и многим другим причинам он очень хотел, чтобы повелитель был с ними.

Морлоки вместе с небольшим отрядом снайперов Таркана вернулись к голове многочисленной танковой колонны Армии. То, что осталось от армейских дивизий, в основном доганские истязатели и часть вериданских коррактов, прошли этот путь, цепляясь за поручни или сидя на башнях более крупных машин. Некоторые механизированные части тоже осилили пустыню и вместе с несколькими «Часовыми» везли оставшихся саваанских масонитов.

Потрепанное, но все же подкрепление.

Судя по безвыходной ситуации с узлом и его защитниками, они прибыли как нельзя вовремя.

Само сооружение было огромным и прикрыто потрескивающим энергетическим щитом, который Железные Руки пытались разрушить. Сантар не видел ни источника энергии, ни объекта, которые они могли атаковать и уничтожить, чтобы сокрушить оборону. Щит генерировали какими-то другими способами, неизвестными им.

Тяжелые попадания расцвели ярко-лазурными разрывами, и щит колыхнулся, рассеивая их взрывную энергию по своей изогнутой поверхности.

Рууман отказался признавать поражение. Его «Рапиры» и ракетные батареи вели непрерывную стрельбу, наполнив воздух шумом и актинической вонью. Клубы дыма слились в пелену, которая опустилась с вала, на котором железнорожденный расположил свои дивизионы, на наступающие внизу роты Медузона.

Сантара встретил Бион Хенрикос, который резко отдал честь, увидев первого капитана.

Пока Медузон следил за битвой, он передал командование над Железной Десятой громадному сержанту. Эти воины с нетерпением ждали боя, в то время как авангард Медузона с морлоками на острие пытался пройти несколько сот метров открытого пространства и приблизиться к щиту.

— Ты можешь использовать армейские дивизии? — спросил первый капитан прежде, чем Хенрикос смог приветствовать его. Времени на соблюдение формальностей не было. Среди офицеров Железных Рук сержант более всех сопереживал людям. Сантар просто хотел воспользоваться этим и выразился в своей небрежной манере.

Ни слова не было сказано об операции или примархе. Сержант был не вправе задавать вопросы, тем не менее, бросил быстрый взгляд на Десаана, который стоял в шаге за первым капитаном.

Должно быть, Десаан коротко покачал головой, потому что Хенрикос напрягся от горя и гнева, но быстро вернулся к своим обязанностям. К чести сержанта, он провел оценку состояния прибывающей колонны.

— Чуть меньше пятнадцати тысяч человек и шестьдесят три исправных машины, — доложил Хенрикос. — Да, милорд, думаю, я смогу использовать эти части.

Сантар кивнул.

— Хорошо. Они потрепаны, брат-сержант, — предупредил он.

— Готовы к бою, — возразил Хенрикос.

Улыбнувшись внутри шлема, Сантар согласился:

— Действительно.

Ему нравился этот Хенрикос, его упорный дух.

— Где капитан Медузон?

Могучие ряды плазменных пушек и орудийных платформ «Тарантул» гремели по всей боевой линии, наполняя тыловые эшелоны светом и грохотом. Хенрикос подождал несколько секунд, пока их залп не стихнет, после чего указал на северо-восток, где располагался командир.

Сантар увидел Медузона и его свиту, но его взгляд последовал далее к щиту, после того как плазменные следы и дым от тяжелых болтеров рассеялись. Он ожидал увидеть трещину в эльдарской броне, даже разлом. Ничего. Щит все еще держался.

— И так весь последний час, — сказал Хенрикос.

Сантар недовольно заворчал.

— Немедленно подключайте артиллерию Армии. Я хочу услышать ее, когда буду стоять рядом с этим энергетическим щитом.

— Мы пробьем брешь в нем ради тебя, милорд.

— Проследи за этим. Плоть слаба, но эти танки из стали, — напомнил он Хенрикосу.

Сантар больше не стал задерживаться. Он направился к Медузону.

— Десаан, со мной, — прорычал он, наблюдая за безрезультатным обстрелом, который продолжал поливать щит.

— Их сопротивление впечатляет, — сказал капитан Десятой Железной, когда подошел Сантар.

— Ты кажешься удивленным.

Медузон держал голопланшет в бионической руке и оценивал тактические диспозиции своих сил. Тяжелые дивизионы вели поддерживающий огонь, в то время как три клина Железных Рук из Шестнадцатой, Тридцать четвертой и Двадцать седьмой клановых рот непрестанно атаковали укрепленные траншеями позиции эльдаров. Сантар узнал символы кланов Ворганан, Буркхар и Фелг, неутомимо сражающихся в авангарде.

Он знал, что в центре, где огненный шторм был наиболее ожесточенным, он найдет клан Авернии, своих морлоков. Судя по неподвижности ветеранской роты, они тоже зашли в тупик. Ни один из железноруких все еще не добрался до самого щита.

Крупные силы эльдар перед ним, действующие в качестве волнолома, также отступали за него.

В резерве находились воины клана Сорргол из Железной Десятой, друзья и родня самого Медузона и кланы Кадоран, Локопт и Унгаварр, которые вели сильный огонь с возвышенности. Даже со всей имеющейся в их распоряжении мощью Железные Руки не могли пробить эльдарский экран.

В пятистах метрах перед ним сражались воины Медузона.

Ряды легионеров неумолимо шагали в пасть врагу, болтеры вели постоянную стрельбу. Медузон расположил среди основной массы батальонов немногочисленные дивизионы конверсионных излучателей и гравитационных пушек, которые выдавали себя спорадическими дульными вспышками и искрящимися лучами энергии. Но враг был непоколебим.

— Они крепче, чем ожидалось, — признался Медузон. На его боевом доспехе чернели следы от ожогов, указывая на то, что ранее он пытался взять штурмом аванпост и был отбит.

— Думал, они легко уступят, брат-капитан?

Голова Медузона слегка дернулась, когда он понял, что с Сантаром нет примарха.

— Горгон? — спросил он, хотя его тон подсказывал, что он не был уверен, хочет ли знать ответ.

— Исчез.

— Когда он вернется? — он не предполагал, что примарх погиб, это было недопустимо, но тень такой вероятности прошла по лицу Медузона, подобно темной туче.

— И вернется ли? — проскрежетал капитан Десятой, кулаки сжались по собственной воле от вспыхнувшей мстительной ярости.

— Мы не смогли найти его, — у Сантара не было ответа.

— Он будет зол, когда найдется.

Сантар указал на голопланшет и медленные маневры войск, изображенные на нем.

— Вот, что я хотел бы видеть.

— Они полностью окружены, — сказал Медузон.

Резервные части Железных Рук выдвинулись, взяв узел и его защитников в кольцо черного керамита.

— Тем не менее, осаждать врага — это не наш путь, не так ли, Шадрак?

Медузон свирепо улыбнулся.

— Да, первый капитан. Не наш.

— Они стойко держатся.

— Кажется, ты восхищаешься ими.

Сантар не отводил глаз от голопланшета, думая и планируя. В качестве адъютанта он многому научился у Ферруса Мануса. Горгон часто стоял в тени Жиллимана, но он был столь же искусным тактиком. Кое-кто заявлял, что его единственным недостатком была упертость в своем мнении, из-за которой примарх иногда становился близоруким. Хотя Сантар никогда не говорил об этом вслух, он считал, что у Горгона также не было терпения Боевого Царя к бесконечной проработке планов действий.

— Восхищаюсь ими? Нет, — ответил Сантар с абсолютной уверенностью. — Я хочу лучше понять их, чтобы уничтожить. — Затем добавил: — Ты хоть раз пробил энергетический щит?

— Мы даже не добрались до него. Я ждал их капитуляции, когда они столкнулись с нашим очевидным численным превосходством, первый капитан. Это логично.

— Возможно, в эльдарской культуре нет понятия неизбежности.

Молчание Медузона подразумевало, что он не понял сказанного.

— Какие предложения? — спросил Сантар.

— Ударить их посильнее, бросить больше воинов на укрепления, пока они не падут.

— К счастью, я привел с собой тех, кому не терпится воссоединиться с членами своего клана.

Морлоки позади него рвались в бой.

Медузон бросил на них быстрый взгляд.

— Тоже голодны.

— Война далекое от утонченности занятие, Шадрак, — сказал Сантар. — Иногда ты просто должен воспользоваться дубинкой побольше. Покажи мне, куда бы ты хотел, чтобы она ударила, и мы проделаем эту брешь для тебя.

— Звучит ободряюще…

Медузон поднял руку, прервавшись, чтобы выслушать доклады по радиосвязи от разных командиров, выдвигающихся или меняющих позиции. Закончив, он посмотрел на Сантара.

— Я посчитал, что ты примешь командование после своего возвращения, первый капитан, и уже отправил диспозиции наших частей на твои ретинальные линзы.

— Нет необходимости, — сказал Сантар. — Ты командуешь, брат. Я хочу испачкать свои когти в крови ксеносов.

Медузон ударил кулаком по груди, не сумев сдержать свою гордость за оказанное первым капитаном доверие.

— Тогда пусть обрушится твоя ярость, первый капитан.

Когда слова запечатлелись в радиоканале Сантара, на его ретинальном дисплее вспыхнул значок. На него наложились диспозиции других частей. Оставшиеся морлоки наносили главный удар, сойдясь с эльдарами в ближнем бою. Здесь оборона была самой крепкой, здесь ксеносы носили более тяжелую броню и располагали самым мощным оружием и орудийными платформами.

Даже на расстоянии битва выглядела свирепой.

Игнорируя бойню, в которую он почти вступил, Сантар тщательно изучил далекий щит, словно мог разглядеть слабое место, лишь взглянув на него.

— По-твоему, как глубоко он простирается, брат?

Медузон проследил за взглядом первого капитана. Он улыбнулся, когда понял, на что намекает Сантар.

Сантар прикоснулся пальцем к горжету, чтобы открыть канал связи:

— Железнорожденный.

Рууман ответил между двумя громкими залпами тяжелых орудий.

— Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня… — сказал Сантар и передал план.

— Ты — молот, — ответил Медузон, когда первый капитан снова отключил канал связи.

Молниевые когти Сантара выскользнули их ножен. Он выпустил потрескивающую энергию по лезвиям.

— Значит, настало время, как следует врезать.

С показной самоуверенностью Сантар прошел через ряды Железных Рук, которые расступились перед ним и его свитой из морлоков. Он прикрепил шлем магнитными зажимами к набедренной пластине. Капитан был более уязвим без него, но воинам нужно было видеть его лицо. В отсутствие примарха он должен был вдохновлять.

За маской свирепости он скрывал желание сражаться рядом со своим повелителем. Сантар не мог себе представить, что когда-нибудь будет не так.

Первый капитан поднял железный кулак и заревел:

— Железо и смерть!

В воинственный клич Сантара и громогласный отклик его подчиненных закрался настойчивый внутренний голос, которым было сложно пренебречь.

Отец, где ты?

Феррус нахмурился.

— Жалкие трюки, — решительно заявил он, хотя ни один из висящих черепов, казалось, не слышал его.

Даже перспектива собственной смерти не лишила Горгона присутствия духа. Давным-давно, в безлюдных пустошах Медузы он смирился со своей смертностью. Он проживет дольше большинства людей, возможно, протекут тысячелетия, ибо никто не мог сказать, где лежат пределы гения Императора. Но Горгон был воином, а воины встречают свой конец на острие меча. Феррус надеялся, что его смерть будет славной. Он также надеялся, что однажды наступит мир. Но без войны, размышлял он, в чем заключается его предназначение?

Хмурый вид сменился усмешкой, и губы Ферруса саркастически скривились при виде подвешенных образов, предвещающих его гибель. Горгону пришлось сопротивляться желанию уничтожить их всех.

Даже без иллюминации сверкающих драгоценных камней видимость была достаточной, хотя свет пылал багрянцем и пульсировал, как аорта. Головы висели достаточно далеко друг от друга, чтобы можно было пройти, не касаясь их. Дуновение ветра развернуло одну из голов лицом к Феррусу.

Он подмигнул мертвому двойнику.

— Я бы сделал более симпатичный труп, — сказал он и улыбнулся. Замечание больше подходило Фулгриму. При мысли о брате в ушах примарха раздался знакомый звук — шипящий диссонанс, который следовал за ним по пятам.

Охотник вернулся. Возможно, он никогда не уходил. Феррус обратил на него все свое внимание, так как угроза была реальной и близкой. Враг был здесь, в пещере, скользя поблизости, повторяя каждый его шаг.

— Выходи на свет, трус, — прорычал примарх. — Я хотел бы увидеть врага, который желает мне сотню смертей. Чтобы понять ошибочность своей самонадеянности, тебе достаточно будет умереть только один раз.

Его враждебный спутник не ответил.

Феррус пошел дальше.

Ближе к жуткой бойне черепа висели так плотно, что Феррус не смог бы пройти, не сдвинув их.

Он осторожно оттолкнул Сокрушителем Наковален одну из голов.

Мертвые губы издали тихий стон. Ближайшая голова повторила его, затем третья и четвертая. Каждый из разлагающихся черепов, словно охваченный внезапной эпидемией, присоединился к зловещему хору.

Они были живыми. Выдернутые из ада, эти призраки, носящие облик Ферруса Мануса, вернулись, чтобы преследовать его. Отвращение, гнев и неверие сражались внутри примарха, и он попятился, ожидая нападения. Череп коснулся его шеи. Сморщенные губы коснулись его кожи, словно целуя. Отпрянув, Горгон столкнулся с другим, разбив ему скулу. Посыпались осколки кости. Челюсти впились в его наплечник. Феррус вырвался, зарычав, когда стоны перешли в вопль. Звук был низким и обвиняющим.

Ты сделал это с нами…

Ты обрек нас на эту судьбу…

Мы в заточении из-за тебя!

Феррус сжал кулаки и стиснул зубы.

— Заткнитесь! — прошипел он.

Его ярость закипела, и он резко развернулся, выставив перед собой Сокрушитель Наковален.

Мертвые должны оставаться мертвыми…

Такое унижение только подтверждало слабость плоти и ее неизбежный финал. Тот факт, что это был его собственный мертвый облик, никак не повлиял на Горгона. Раньше он сдерживался, позволял своему рассудку останавливать руку. Теперь он сотрет каждый жалкий череп в костяную пыль и воспоминание.

В темноте мелькнула серебряная полоса, свет струился по ней, как кровь…

Феррус так и не нанес удар.

Его позвоночник пронзила адская боль, согнув его почти пополам. Пластины брони на животе треснули от внезапных конвульсий примарха и пошли трещинами, как горячий металл, который слишком быстро остудили. Вены Горгона наполнились болью, которая убила бы сотню более слабых людей, и даже его она почти сокрушила. Феррус опустился на одно колено. Выплевывая мокроту и кровь, он гневно взревел, сопротивляясь действию яда. Живое серебро чудесным образом охладило, но не очистило пылающую рану, и примарх выпрямился. Одной рукой Феррус сжал кисть другой. Пульсация живого металла сообщала о том, что он ранен. Хуже того, он слабел. Сокрушитель Наковален куда-то подевался, выскользнув из онемевших ладоней.

Горгон осторожно отвел руку, рассматривая плоть в бреши доспеха и ожидая увидеть признаки гангрены. Две раны, глубокие и широкие, отметили его серебристую кожу. Раны пузырились ядом, и Феррус недоверчиво смотрел, как живой металл, соприкасавшийся с ними, разрушается у него на глазах. Словно ужаленный, он отдернул другую руку, опасаясь, что яд перекинется на нее. Под стекающим серебром обнажилась обожженная и покрытая волдырями кожа, и вспыхнуло воспоминание…

Он стоит у края лавовой бездны над зверем.

Веет холодом и серой.

Руки ободраны и кровоточат, но в них достаточно силы, чтобы сломать наковальню.

Зверь слабеет. Битва не прошла даром ни для кого из них.

Расплавленное серебро на боках твари отражает свет магмы и рождает мерцающее марево.

Такое великолепное существо.

Он все равно убьет его.

Он сильнее. Его превосходство несомненно.

Клыки обнажены, яростная песнь на его устах.

Он докажет это.

Он найдет способ пронзить сверхъестественную плоть и убить существо.

Лава манит. Его кузница.

Здесь творилось и уничтожалось оружие.

Я докажу, что сильнее.

Я должен, иначе что оно сделает со мной?

Воспоминание исчезло, смутное и расплывчатое. Миф и действительность сплелись воедино, заставив его задуматься над тайной собственного происхождения. Отвлечение было мимолетным. Необходимость выжить и инстинкты воина взяли вверх. Вместо поисков Сокрушителя Наковален Феррус сорвал с пояса спату, широкий и смертельно острый клинок. Его раненая рука, онемевшая от яда, безвольно висела. Феррус взял меч в левую руку, приспособив стойку и хватку, прежде чем сделать разрез на кисти, чтобы выпустить яд. Стекая с окровавленных пальцев, заструилась жгучая желтая жидкость, похожая на кислоту. Боль стала тише, как и гомон в его черепе, по которому словно стучала дюжина кулаков.

Мою голову будто сносят с плеч…

Игнорируя повторяемые его собственным голосом предсмертные хрипы, срывающиеся с сотен губ, Феррус внимательно следил за тенями. Он быстро развернулся, едва серебристый блеск коснулся его периферийного зрения, вспыхнув с настойчивостью сигнального маяка.

Сверхъестественные рефлексы спасли примарха от очередной раны. Он нанес удар, но тварь была невероятно быстрой и смогла ускользнуть.

Змееподобная, но не похожая ни на одну из змей, с которыми встречался Феррус. Серебряной чешуей она напоминала зверя, с которым он сражался давным-давно. Тогда звезды были всего лишь осколками слюды, вкрапленными в гранит неба, и была только Медуза и бесконечная арктическая ночь. Скрытый тенями образ твари был мимолетным, но знакомым.

Возможно, мы встречались раньше…

Шорох заставил Горгона повернуться, и он снова ударил, но рассек лишь воздух. Он чувствовал, что стал медлительнее. Несмотря на то что он выпустил изрядную часть яда вместе с кровью, жжение от раны поднималось к плечу и шее. Фантомная боль, которую он ощущал вокруг горла с момента прибытия в пустыню, стала почти нестерпимой.

В действительности или в воображении, но эта тварь смогла его ранить. Извлеченная из бездны Древней Ночи, она подтвердила в этом подземелье намерение убить его. Тюремщики Ферруса знали его прошлое, его изначальные страхи и желания и изводили его видениями воображаемого будущего. Они дергали за ниточки неосуществленной судьбы и смотрели, как колебания сказываются на поведении примарха.

Феррус знал, что не может сдаться.

Безумие начало влиять на его восприятие, яд сделал свою работу.

Держись.

Слово было подобно якорю. Если он утратит его, то окажется во власти бесконечного моря хаоса.

Шипение живого металла, стекающего с его руки на землю расплавленными каплями, заставило примарха повернуться. Он тряхнул головой, чтобы избавиться от накатывающей дурноты.

Василиск, химера, гидра — у подобных демонов было много имен и форм. Эта тварь не была одним из них. Но она была могучей. Иначе не уничтожила бы то, что считалось нетленным.

Неужели нет ничего нетленного?

Кем были инеистые гиганты и ледяные драконы в сравнении с этой тварью?

Феррус отбросил недостойные мысли, осознав, что они навязаны ему. Ярость, кипевшая под его холодной наружностью, рвалась наружу. Он крепче сжал спату, и кожаная оплетка рукоятки заскрипела.

Оружие было подарком Вулкана, и воспоминание о брате дало ему силу.

— Я выковал его для твоей руки, Феррус, — сказал он. — Это твой меч, он не ровня Сокрушителю Наковален, но, надеюсь, достойное оружие. Ты окажешь мне честь, владея им.

Феррус перевернул его в руке, холодные глаза пробежались по филиграни и витиеватой инталии, инкрустированным камням и ноктюрнской надписи. Тонкие зубья были бритвенно-острыми, металл, из которого их выковали — крепким.

Никак не отметив очевидную красоту оружия, Феррус сразу же разглядел потенциал меча, но вместо того, чтобы похвалить мастерство брата, нагрубил:

— Зачем столько украшений? Помогут ли они убивать врагов? — на его лице появилась ухмылка, о которой, оглядываясь назад, Феррус сожалел.

Вулкан и бровью не повел.

— Это превосходное оружие, и я им горжусь, — признался он. — Когда я обнажаю меч, то хочу, чтобы мои враги знали — они встретились с оружием короля-воина.

— В таком случае тебе следует скорее орудовать молотом для творения, чем клинком для разрушения?

В ответ на лице Вулкана появилась теплая, как жар лавы, улыбка.

— Ноктюрнцы прагматичны, мой брат. Пока война необходима, я буду сражаться, но надеюсь однажды отложить свой меч, — в его глазах вспыхнуло пламя. — До того момента я буду держать свой смертоносный клинок наточенным.

Феррус кивнул и спрятал клинок в ножны, прицепив его к поясу.

— Пригодится, — весело сказал он и прикоснулся серебряной рукой к гладкому черепу, — когда слуги не побреют достаточно коротко.

Они рассмеялись: Горгон — хрипло и грубо, Дракон — зычно и радушно, разделив редкий момент легкомыслия, пока Крестовый поход не развел их по разным путям. До Один-Пять-Четыре Четыре.

Воспоминание о том дне исчезло в зеркальной глади клинка.

Феррус назвал его Дракен, в честь своего брата. Сейчас он нуждался в его остроте и был рад мечу.

Стены пещеры были из полированного обсидиана, как и в галерее мавзолея. Их блестящая чернота тянулась в бесконечность. В ней отражались головы, но в отражении они были покрыты плотью. Разорванные артерии пульсировали, извергая кровь. Это зрелище отзывалось острой болью, охватившей шею Ферруса, боровшегося с отвращением от спектакля, происходящего в темном зеркале. Отсеченные окровавленные головы смеялись, все до единой. Они смеялись над ним.

Идиот!

Слабак!

Ненужный сын!

Это последнее оскорбление застряло в его горле. Феррус был выдающейся личностью, а на Медузе — королем королей. Никто не мог сравниться с ним. Но когда появился отец и привел его к семнадцати выдающимся братьям, он понял свое место. В отличие от Вулкана, который принял свое положение охотно и смиренно, Феррус был недоволен. Но разве он не ровня своим братьям? Когда встречаешься со славой Хоруса, великолепием Сангвиния или даже упрямой твердостью Рогала Дорна, легко поверить, что некоторые сыновья останутся ждать в стороне, пока несколько избранных осуществляют великий план отца по покорению Галактики.

Феррус жаждал этого света для себя, хотел быть равным. Он не был тщеславным, просто желал быть признанным. Вся его жизнь до этого самого момента прошла в поиске силы. Он не мог поверить, что все сделанное было второстепенно. Феррус не мог поверить, что его отец вывел его из одной тени только для того, чтобы ввести в другую.

Ты будешь гордиться мной, отец. Я докажу, чего стою.

— Давай же! — заревел он, но вызов остался без ответа. Тварь прыгнет на него из теней и поразит тысячей смертельных укусов.

Бесславная смерть.

Феррус не примет ее.

Но тварь была быстрой. Примарх должен был нанести удар, а бросаясь на едва уловимые образы, он не добьется победы. Она хотела извести его, заставить ослабить защиту и открыться, чтобы потом нанести смертельную рану.

Горгон заметил краем глаза неожиданное движение и проследил за ним, держа меч в оборонительной позиции — плашмя и отведенным от себя.

Ему было сложно сдерживаться, ведь всю свою жизнь он проливал кровь.

Ярость гремела в ушах, как колокольный перезвон. Он сосредоточился, и грохот уменьшился до приглушенного гула. Тварь была близко, хотя и не выдавала своего присутствия. Феррус ощущал, словно он каким-то образом был связан с ней, возможно из-за укуса и порчи ее яда. Он хотел причинить ей боль за это, сравнять счет, а затем уничтожить. Его внутренний гнев разгорелся еще больше, почти заставив перейти от мысли к действию.

Примарх вспомнил кузню и радость, которую испытывал при обработке металла. Единственный бальзам для его ярости, единственное занятие, которое могло успокоить его неистовый нрав. Но вопреки ему, Феррус проявил терпение, хотя иногда ему казалось, что он хватается руками за воздух. В отличие от Вулкана оно не давалось ему легко. Терпение было первым уроком для всех кузнецов. При закалке нельзя торопиться, металлу нужно время, ему необходимо ждать, пока он не будет готов. Так и Феррус должен был ждать.

Он увидел лежащий на земле Сокрушитель Наковален, но подавил желание схватить его. Этого хотела тварь. Она ждала, что Горгон подойдет к нему.

Меча Вулкана было более чем достаточно. Он верил в мастерство брата.

Следовало бы сказать ему об этом.

Феррус закрыл глаза и прислушался. Он услышал тихое и скрежещущее шипение, почти заглушенное окружающим шумом. Шипение змея.

А теперь я расставлю сети…

Не видя, он был уязвим.

Поэтому Горгон опустил меч, позволил руке повиснуть вдоль тела.

Он прислушался, давая сердцу успокоиться.

Вопли мертвых стихли, шипение змея стало громче, и Феррус различил два слова.

Ангел…

Одна лишь мысль о словах вызывала боль, словно они обладали могуществом, выходящим далеко за пределы своих смыслов.

Экстерминатус…

Слова были скрыты в многократно повторяющемся шепоте твари, в высоте тона и модуляции, словно загадочная нота в идеальной симфонии виртуоза.

Они ничего не говорили ему, тем не менее примарх чувствовал их значимость, как будто слова имели физическую форму.

— И небеса пылали его сияющей красотой… — слова пришли к Феррусу незваными, словно принадлежали другому человеку, у которого не было силы произнести их.

Здесь присутствовало нечто темное: какое-то зло, с которым был связан Феррус, вторглось в подземелье. Он задумался, понимают ли это те, кто пленил его здесь?

Но размышлять над этим не было ни времени, ни смысла.

Затаив дыхание, Феррус услышал скрип металла, предвещавший появление твари. Доверившись инстинкту, он ждал, пока змей окажется совсем рядом, и тогда нанес удар. Меч рассек чешуйчатую плоть.

Глаза Ферруса резко открылись, как бронированные визоры, и он снова ударил. Наградой был рев боли. Когда он выдернул Дракен из тени, его лезвие было испачкано. Меч покрывала не кровь, но зловонная жидкость пурпурного цвета.

Он ранил тварь. Ее шепот, наполненный гневом и болью, стал громче. Скрип металлической чешуи о камни стих — чудовище отступило в темноту. Феррус несколько минут не двигался, прислушиваясь. Рана в руке пульсировала, а серебристый блеск почти полностью стек с руки, открыв окровавленную, обожженную плоть. Спрятав спату в ножны, примарх наклонился. Его пальцы сомкнулись вокруг рукояти Сокрушителя Наковален. Никогда еще он не ощущал свой молот таким тяжелым.

— Плоть слаба… — пробормотал он и проклял свою неспособность усмирить силы, что восстали против него.

К нему вернулось воспоминание о словах, спрятанных в голосе змея.

Ангел Экстерминатус.

В них было заключено… преступление. Чье-то другое сознание вложило эти слова в его разум. В отличие от большей части этого кристаллического лабиринта, они ощущались не как предупреждение. Это было обещание, пророчество.

Феррус был слишком слаб, чтобы разгадать его. Его лоб покрывала лихорадочная испарина, когда он, пошатываясь, преодолел последние метры пещеры с картиной резни и двинулся туда, где его ждали новые ужасы. После исчезновения змея, висящие черепа перестали говорить и снова стали мертвыми. Ветер стих, и они так же перестали вращаться, от чего было легче избегать соприкосновения с ними. Они даже стали менее похожими на него и не такими устрашающими. Теперь Ферруса влекла единственная мысль. Он продолжал идти, непреклонно, словно медузанская сухопутная акула. Остановиться значило умереть.

Примарх осилил три ступеньки, а затем упал, и его накрыла тьма.

Холодная аура костяного святилища была насыщена возмущенной энергией.

— Оно влияет на тебя, — сказал Прорицатель.

— Оно не должно было проникнуть в склеп, — ответил другой.

— Осторожно, я вижу, как в твоем настроении проявляется Кхейн. Вернись на путь.

Второй пока не был готов уступить.

— Мой гнев вполне обоснован. Ему не суждено было умереть. Не здесь. Не от этого.

Прорицатель пристально посмотрел на соратника. Его взгляд был задумчивым и непостижимым.

— И все-таки его жизнь под угрозой. Ты добавил в воды судьбы достаточно крови, и рано или поздно появятся акулы.

— Оно вообще не должно быть здесь.

— Дороги кости, по которым мы странствуем, далеко не безопасны. Со времен Падения ты знаешь это. Тебя так удивляет, что появилось нечто злобное?

Настроение другого сменилось, гнев перешел в меланхолию.

— Что можно сделать?

— Освободи его и смирись с неудачей.

— Мы слишком близки к цели.

Прорицатель прислонился к выступу изогнутой кости и сложил руки на коленях.

— Тогда ты должен позволить ему идти своей дорогой и надеяться, что он сможет победить то, что ты впустил в свою клетку.

Последовала пауза, которую Прорицатель предпочел не заполнять. Он просто наблюдал. Другой был раздражен, руководствуясь эмоциями и разрушенными амбициями. Прорицатель не нуждался в предвидении, чтобы догадаться, о чем собирался спросить его товарищ.

— Что ты видишь?

В вопросе слышалось отчаяние.

— Ничего. Все. Я вижу миллиарды вариантов будущего и возможных последствий, столь различных, что можно провести тысячелетия, разыскивая изменение, и не найти его.

— Это не ответ.

— Тогда я советую задать более точный вопрос.

— Он умрет? Я проиграл?

— И да, и нет.

— Ты без необходимости загадочен.

— Мы сражаемся в судьбоносной войне. Мы двое — всего лишь агенты в этом конфликте. Из-за своего высокомерия ты впустил Изначального Разрушителя, — другой коснулся камня души на шее при упоминании этого имени. — По крайней мере, частицу его сущности, в эту клетку, и теперь он в ловушке вместе с твоей добычей. У Хаоса есть способы затуманить пути судьбы.

Другой рухнул в свое кресло из кости. Его рука дрожала, когда он почувствовал, что защита и приватность их святилища стали разрушаться.

С изможденного лица на Прорицателя смотрели запавшие глаза.

— Когда оно найдет нас?

— Скоро.

Сантар узнал воинов, просачивающихся сквозь мерцающий энергетический щит.

Позади Железных Рук лежали растерзанные тела эльдар рядом с обломками их орудийных платформ. Воины во главе с Сантаром глубоко вклинились во вражескую оборону и были готовы штурмовать сам щит. Он сиял перед морлоками, как лазурное солнце. Сантар почти ощущал электрический привкус на своем языке. Жар щита вызывал у него желание заслонить глаза, но он подавил порыв. Осталось преодолеть последнюю преграду.

Похожие на призраков эльдары не казались нематериальными, как это было в долине. Облаченные в доспехи цвета кости и сжимающие изогнутые визжащие клинки, они атаковали железноруких сквозь щит. Их адские вопли обрушились на морлоков губительной волной.

Сантар зарычал сквозь стиснутые зубы:

— Держаться!

Каждая его кость вибрировала. Стиснутые зубы скрежетали. Еще один вопль, и они раскрошатся.

— Я могу кричать громче, — заверил он воина, атаковавшего его.

Сантар сделал шаг вперед и перешел в контратаку.

Его молниевый коготь разрубил меч воина и вонзился в грудь. Перешагнув через труп ксеноса, Сантар встретился с другим.

Тот нанес диагональный удар, нырнул под меч и развернулся у незащищенного бока первого капитана.

Сантар вздрогнул, когда заряженный энергией клинок рубанул по доспеху. Однако пробить его он не смог. Неизящное движение локтя сломало эльдару ключицу. Нисходящий удар разрубил бы ксеноса, но Сантар качнулся, когда второй напавший запрыгнул ему на спину. Он едва не оглох от адского вопля и потянулся, чтобы сбросить ксеноса, но тот дернулся и упал сам.

Полголовы и шлем исчезли, уничтоженные разрывным снарядом.

Символ Таркана один раз мигнул на ретинальном тактическом дисплее.

По радиосвязи раздался голос снайпера:

— Слава Горгону.

Сантар покончил с тем, которому сломал ключицу, припечатав его безжизненное тело бронированным ботинком. Затем он вытер текущую из носа кровь и коротко отсалютовал Таркану, зная, что тот увидит выражение его признательности. Неспособные, как в пустынной долине, отвлекать и атаковать, призрачные воины эльдар обнаружили, что морлоки крепче в открытом бою. Здесь сплоченность Железных Рук имела большее значение, чем быстрота.

Сантар увидел, как Десаан отбросил ксеноса плечом в воздух, затем поднял болтер единственной оставшейся рукой и расстрелял его в воздухе. Габриэлю показалось, что он заметил след улыбки, коротко встретившись взглядом с визором боевого брата.

Десаан засмеялся.

— Как стрельба по тарелочкам.

— Позерство не принесет тебе никакой пользы, брат-капитан… за исключением преждевременной могилы. Убивай их быстро. Не давай пощады никому…

— Вот ведь незадача, — ответил Десаан. — Кажется, у меня кончились враги.

Тела ксеносов устилали землю, тогда как потери среди Железных Рук были минимальны. Они обескровили эльдар, но приближались новые, прыгая сквозь энергетический щит с атлетической и смертоносной грацией.

— Вот тебе добавка, — заметил Сантар.

Он наклонился к голосовому усилителю на горжете и проскрежетал приказ, прогремевший над боевой линией:

— Сомкнуться. Вместе, как железная стена.

Под ногами ощущались подземные отголоски работы Руумана. Зарегистрированные на ретинальном дисплее Сантара сейсмические всплески подтвердили это. Одновременно на краю поля зрения вспыхнул синхронизированный хронометраж.

— В атаку! — закричал первый капитан.

С обеих сторон к нему присоединились морлоки, касаясь друг друга краями наплечников «Катафракта».

Волна призрачных воинов разбилась о противостоящую им неумолимую стену из черного керамита. Некоторые ксеносы сумели добиться небольших успехов, и Сантар позже вспомнит павших, но сплотившихся терминаторов было не остановить. Они прокатились по элите эльдаров тяжелым катком. Зажатые между энергетическим щитом, который позволял пройти только в одну строну, и наступающими легионерами, ксеносы были лишены возможности маневра и в конце концов сокрушены.

Эльдары арьергарда повели массированный огонь с орудийных платформ.

Артиллерийские удары обрушились на морлоков. Терминатор, возможно Кадор, опрокинулся на спину. Другому — Сантар не мог сказать, кому — пробило грудь. Остальные продолжали идти под обстрелом.

— Легкий дождик, — сказал Десаан, едва слышимый сквозь канонаду.

— У нас меньше минуты, брат, — заметил ему Сантар.

— Более чем достаточно, первый капитан.

Продвигаясь вперед, морлоки добрались до потрескивающего края щита.

Эльдары внутри него отступили, но продолжали вести огонь. Сверху по щиту били орудия Руумана и танки армейских дивизий.

За мерцающей пеленой скрывались не только вражеские воины, там мелькали эльдары в мантиях и с загадочными посохами.

— Разрушить его! — заревел Сантар, сражаясь с ионизированной пульсацией энергетического щита. — Бейте по нему всем, что у вас есть.

Громовые молоты и силовые булавы, эвисцераторы и комби-болтеры обрушились на стену раскаленной лазури. Сильно колыхнувшись, щит прогнулся, но не лопнул.

Хронометраж на ретинальных дисплеях всех ветеранов Железных Рук достиг нулевой отметки.

Конец отсчета предвещала серия глубоких, подземных взрывов, которые раскололи поверхность планеты внутри щита. Это последовательно детонировали снаряды минометов-кротов. Когда паутина, сплетенная эльдарами вокруг узла, разорвалась, вверх поднялась ударная волна.

Рябь прошла по поверхности щита, он задрожал, вспыхнул и затем исчез.

Сантар первым пересек его границу.

— Бей их! Слава Горгону!

Ворвавшись на орудийные платформы, морлоки едва обратили внимание на обстрел, который вели танковые дивизионы. Даже без щита сооружение из кости было прочным, но по всей его поверхности начали появляться трещины.

Это была бойня, эффективная, но все же бойня.

Из нее вышел воин с потрескивающим изогнутым мечом. Сантар встретил его молниевыми когтями, но почувствовал сжатие в сервомеханизмах бионической руки, когда наносил смертельный удар. Его следующее движение тоже было медленнее обычного, словно он преодолевал силу инерции или воздействие высокой гравитации. Так же вели себя ноги.

Он вспомнил о фигурах в мантиях. Их окружала группа тяжеловооруженных воинов.

— Десаан, ты все еще видишь? — спросил Сантар.

Со всех сторон к ним приближались враги, размахивая пиками и клинками — толпа эльдар в панцирной броне и группа странников в плащах, с которыми Железные Руки сражались раньше. Один из них ткнул в Сантара энергетическим копьем, от которого капитан едва увернулся. Схватив древко, он подтащил воина к себе и смял лицевую пластину кулаком. Тело обмякло и затихло, но эльдар оставил отметину на доспехе.

— Слишком близко.

Другой противник нацелил сюрикенное копье и расколол одну из пластин брони. Сантар рубанул когтем и убил его, но почувствовал то же сопротивление, которое замедлило его несколькими секундами ранее.

Распознав эти ощущения, он выкрикнул:

— Десаан, твои глаза?

— Мое зрение… не работает.

Вокруг узла клубилась тьма, закручиваясь в грозовое облако.

Сантар задрал голову и увидел черное облако, наползающее на них.

— Трон Земли…

Только не это…

Сантар знал, какое смятение способен породить шторм и как эльдарская магия может воздействовать на железо. Учитывая обширную аугментацию воинов…

Выбор был невелик.

— Всем ротам, прекратить наступление!

Сантар застыл, охваченный неуверенностью, так же как и его бионика, парализованная надвигающейся тьмой.

— Мы должны двигаться вперед, — передал по радиосвязи капитан Аттар. — Первый капитан, подтвердите приказ.

Воспользовавшись передышкой, группа эльдаров в мантиях уже восстанавливала части щита. Он рос за спинами прорвавшихся морлоков, как органическая паутина, и уже способен был отражать снаряды и лазерные лучи армейских дивизионов.

Десаан схватил Сантара за плечо.

— Мы не можем оставаться здесь, Габриэль! Вперед или назад, выбирай.

Если они останутся, то могут уничтожить узел, или, по крайне мере, убить колдунов, которые преобразовали щит, но при этом они рискуют быть истребленными собственными или братскими руками.

Вихри, предвестники темной пелены, извиваясь подобно змеям, приблизились на расстояние нескольких метров к Железным Рукам.

Так близко…

— Ты видел, что оно сделало с нами в долине.

Сантар принял решение. Горечь осела на его губах, когда он произнес:

— Отходим!

Отступление было медленным и изнуряющим. Легионеры боролись с механическими частями своих тел и пытались остановить прямое неповиновение. Некоторые не справлялись, и их тащили боевые братья. По крайней мере, никого не поглотил шторм — это означало бы смертный приговор.

Шторм бурлил на границе щита, укрыв то, что осталось от узла, но не продвигаясь дальше.

Даже на расстоянии Сантар чувствовал силу машинного проклятия. Его пальцы рассеянно коснулись ран на шее. Горжет спас ему жизнь. Он по-прежнему чувствовал покалывающий жар собственного молниевого когтя на коже и запах электрического разряда в ноздрях.

— Итак, к кому теперь мы обратимся за помощью? — Десаан, без визора, встал рядом с первым капитаном. Покрытое шрамами лицо Десаана выглядело хуже без металлического обруча, который он обычно носил поверх глаз: кожа вокруг них была опухшей и шелушащейся. Он заново подсоединил визор к паре черепных имплантатов в висках, и устройство снова застрекотало.

— Работает прекрасно, — сказал он, пробормотав команды активации.

— До тех пор, пока мы за пределами облака, — сказал Сантар.

Буря пульсировала и колебалась, как темный океан, медленно и насмешливо. Ее внешняя безвредность выглядела особенно глумливо.

Сантар внимательно всматривался в нее. Он стоял, окруженный капитанами и их заместителями, в то время как остальной легион, построенный клановыми ротами, ожидал перед осажденным узлом.

— Щит пробит и только частично восстановлен, — сказал капитан Аттар.

Обстрел Руумана прекратился, и железнорожденный присоединился к ним на возвышенности, где по-прежнему ждали части орудийной поддержки.

Сантар повернулся к нему.

— Твоя оценка, Эразм?

— Щит представляет собой кинетическую энергию, но создан психически. Я могу только строить теории, есть ли у ксеносов некая форма генератора, связанного с их психическими талантами, или другая необъяснимая технология. Как мы уже видели, его можно пробить, но только исключительными усилиями.

Десаан нахмурился.

— А что с облаком? Как мы прорвемся сквозь него?

Рууман обратил к нему свой холодный взгляд.

— Мы не сможем это сделать без риска отказа аугментики.

— Думаешь, они смогут поддерживать его бесконечно? — спросил капитан Медузон.

Десаан посмотрел во тьму, но не нашел бреши и признаков слабости.

— Если наш железнорожденный прав, мы не можем наступать, пока шторм продолжается.

Суставы пальцев Сантара затрещали.

— Мне бы очень хотелось вызвать «Железный кулак» и стереть это место с лица земли.

— Тогда сделай это, первый капитан, — сказал Медузон. — Мы можем отвести наши силы и укрыться в пустыне.

Рууман покачал головой.

— Не выйдет. Сенсоры не смогут преодолеть психический щит эльдар в этом месте. Мы скорее уничтожим себя, чем сравняем с землей узел.

Десаан потер подбородок и нахмурился.

— Щит прорван, но не разрушен. Оборона ксеносов ослаблена. Если мы сможем доставить воинов за пелену, чтобы убить тех, кто ее создает…

Хенрикос шагнул вперед.

— Я могу проникнуть за эту завесу.

Десаан сердито взглянул на него.

— У тебя просто талант перебивать, брат-сержант.

Хенрикос ограничился кивком в качестве извинения.

Сантар прищурился.

— Я слушаю. Как ты войдешь в шторм, брат? Если только не хочешь умереть от собственного меча?

— Потому что воину из плоти не стоит бояться шторма.

Хенрикос показал обрубок, который остался после отсечения бионической руки.

— Все в порядке, — сказал он быстро. — Я могу сражаться без нее.

На сержанта обратились тяжелые, укоризненные взгляды.

— Ты бесчестишь Железную Веру, — сказал Сантар. — Этот механический имплантат — часть ритуала. Он делает нас теми, кем мы есть.

— И это убивает нас, первый капитан. Я предлагаю другой подход.

— За который ты получишь строгий выговор.

— Я понесу любое наказание на твое усмотрение.

Сантар свирепо взглянул, борясь с желанием вынести наказание немедленно.

— Даже если это смерть?

— Я могу проникнуть за завесу, — Хенрикос был непреклонен.

— Один? — с сомнением спросил Аттар.

— Нет, не один, — ответил Сантар, увидев группу ветеранов Армии, приближающуюся к собранию офицеров Железных Рук. Они явно нервничали в присутствии громадных воинов и держались поближе друг к другу.

Сантар подавил презрение и попытался увидеть в этих людях солдат.

Их командиром был седовласый полковник Саваанских масонитов, который преклонил колени перед железнорукими. В отличие от некоторых своих подчиненных он не дрожал.

Десаан сердито посмотрел на него с высоты своего «Катафракта».

— Назови себя.

— Повелители, — у полковника был хриплый голос, от чрезмерного курения или просто из-за возраста. — Я — маршал Вортт Салазариан двести пятьдесят четвертой дивизии Саваанских масонитов и служу Великому крестовому походу и лорду Горгону четыре десятилетия.

Десаан коснулся платинового штифта в черепе человека.

— Не говори мне о службе, старик. Что ты знаешь об этом?

Аттар скрестил свои огромные бионические руки, а Медузон просто нахмурился. У каждого из них был платиновый штифт и каждый сражался дольше, чем жило большинство людей.

К его чести, полковник Салазариан не моргнул. Ни разу.

— Я не хотел никого оскорбить. Мы последуем вместе с сержантом Хенрикосом в шторм, — сказал он, облизав губы. Сухость во рту — это один из самых незначительных эффектов, производимых на людей присутствием космодесантников. — Если вы позволите, мы сделаем это. Для нас это было бы честью.

Десаан смотрел сердито.

— Плоть слаба, — сказал он, но Сантар поднял руку, призывая к тишине.

Ветераны Армии выглядели изможденными слабаками, даже седой полковник, но и эльдары тоже не производили впечатление могучих гигантов, что не мешало им показывать себя опасным противником.

Медленно покачав головой, Десаан сказал:

— Они не выдержат, а мы потеряем одного из своих.

— Хватит, — отрезал Сантар, разглядывая коленопреклоненного человека. — Я не король, а ты не мой подданный. Встань.

Кивнув на Десаана, Сантар спросил полковника:

— Он прав? Вы не выдержите?

Салазариан расправил плечи и выпятил челюсть.

— Позвольте нам показать, чего мы стоим. Мы не подведем, милорд, как не подводили до сих пор.

— Немногие смертные смогут справиться с этой задачей, — сказал Хенрикос.

Сине-серые глаза Сантара встретили взгляд сержанта.

— Я знаю, что ты неравнодушен к людям, сержант. Я понял это, когда ты докладывал о состоянии дивизий Армии, — он замолчал, посмотрев сначала на шторм, а потом на ветеранов Армии.

Лучше сделать и потом раскаяться, чем быть парализованным нерешительностью.

Он слышал раньше это от Ферруса Мануса. Сантар очень хотел бы получить его совет прямо сейчас. Так как это было невозможно, он задал вопрос сержанту:

— Ты ручаешься за этого человека и его воинов?

— Я умру, если они подведут, — сказал Хенрикос.

— В этом ты прав, — сказал ему с явной угрозой Сантар. — Найди эльдар, которые поддерживают этот шторм, и уничтожь их. Мы пойдем следом и истребим все, что останется. Задача поставлена, брат. Все, что от тебя требуется — следовать ей.

Хенрикос отдал честь и отправился собирать масонитов.

После того, как он ушел, Десаан покачал головой.

— Безрассудная смелость убивает воинов быстрее болтера и клинка, — он указал на край шторма. — Эти люди умрут там. И Хенрикос тоже.

Сантар смотрел на зловещую черную тучу и чувствовал, что она тоже смотрит на него, словно хищник.

Когда они отступали, когда ее щупальца приблизились с изяществом плывущего тумана, он почувствовал сокрушительную тяжесть в груди, словно его конечности увязли в феррокрите. Они все это ощутили, каждый из них, чье тело было в значительной степени машиной.

В распоряжении первого капитана была вся сила, вся мощь легиона, и все, что они могли — это смотреть.

— Тогда я надеюсь, они умрут достойно и жертва их будет не напрасна. Но я обещаю тебе, так или иначе, мы сокрушим узел. Таково желание Горгона.

Холодный камень леденил лицо. Струйка воды из какого-то подземного ручья увлажнила губы и привела в чувство.

Оцепеневший и хмельной от яда, Феррус перевернулся на спину и застонал.

Он никогда не испытывал такой слабости.

Он не мог вспомнить, как потерял сознание. Это могло случиться по дороге из пещеры, где царила резня.

Попытка встать вызвала адский шум в мозгу. В ушах стучала кровь. Держась за голову и морщась, примарх приподнялся на одно колено.

Его конечности налились свинцом, тело стало вялым и медлительным. Сокрушителю Наковален пришлось исполнить роль костыля. Оказавшись в лабиринте, Горгон уже дважды использовал его в таком постыдном качестве. Встав, примарх изучил окружающую обстановку.

К счастью, змей, или кто бы это ни был, исчез. Ни звука, полнейшая тишина. Феррус сомневался, что выжил бы, атакуй его враг в этот момент. Он едва смог подняться на ноги, не говоря уже о том, чтобы держать оружие.

Он похлопал по эфесу Дракена.

— Спасибо, брат.

Позади был мрак. Пещера бойни была неразличима, и примарх задумался, как долго и далеко он блуждал в бреду? Впереди тоже было черно, но в черноте поблескивала крошечная точка света, зовущая его, как маяк сквозь тьму. Ферруса закружил водоворот мыслей.

Что сказала тварь?

Ангел Экстерминатус.

Он понял слова, но не их смысл. Одно воспоминание о них причиняло ему боль и вызывало на задворках сознания смутное ощущение пожара.

Вместе с движением начала возвращаться сила. Там, где расплавилось живое серебро, рука все еще болела, но уже не так сильно. А вот шея невыносимо чесалась, и Горгон даже заподозрил, что тварь нанесла вторую рану, пока он был без сознания. Но когда он коснулся кожи под горжетом, она оказалась невредимой.

Подавив раздражение, Феррус медленно побрел к точке света.

Возможно, это был очередной обман, какая-то новая пытка. Но Феррус должен понять ее цель. Он подумал, что если враги хотели бы убить его, то уже сделали бы это или, по крайней мере, старались бы получше. Ксеносы, особенно эльдары, были загадочными и непредсказуемыми даже для выдающегося ума примарха. Их мотивация была ему непонятна. Существо, которое охотилось на него, не было змеем, оно было чем-то более порочным, чем-то первобытным и, как он подозревал, не являлось созданием его пленителей. Они не хотели убить его, оно — да. Горгон чувствовал его ненависть, его садистское желание, сосредоточенное на нем, Феррусе. Когда они сражались, примарх ощутил это, но тогда желание было зачаточным, словно само существо лишь частично сформировалось.

Феррус не понимал, что это может значить. Единственное, в чем он был уверен — тварь вернется за ним. Каким бы ни был изначальный план эльдар, он должен будет убить ее, чтобы спастись.

Пройдя через точку света, которая расширилась в яркую трещину, Феррус набрался решимости для предстоящей битвы.

Ему не пришлось долго ждать.

Ряд величественных триумфальных арок вел к огромным разрушенным вратам. Вдоль дороги тянулись ряды почерневших от огня камней.

Трещина света бесследно закрылась за его спиной.

Как он подозревал, эта арена должна стать последней.

Феррус чувствовал себя гигантом, идущим по некогда величественному, но разрушенному дворцу в миниатюре. Когда он миновал дорогу и врата, то вступил в холл. Даже уменьшенный в масштабе приемный зал был огромен. Готический архитектурный стиль, холодный и строгий, наводил на мысли об ушедшей славе и культурном застое.

Когда Феррус прошел по миниатюрным плитам, примарх понял, что это не приемный зал и никогда им не был.

Это была гробница. Вдоль стен тянулись ряды черепов, подчеркивающих зловещую атмосферу усыпальницы. Здесь, в этом памятнике разложению и неизбежному упадку, пышность давно уступила место ветхости.

А в конце зала стоял громадный трон, не совпадающий по масштабу с остальным дворцом и покрытый слоями паутины и многовековой патины.

На троне сидел истощенный король.

Король застоя, повелитель загнивающей империи, его мантия превратилась в лохмотья, а тело — в лишенные плоти останки. Он не носил короны, а на его лице застыла тоска о несбывшейся мечте.

Король возвышался над Феррусом, глядя вниз бездонными глазницами.

Шипящий выдох сорвался с губ монарха и вызвал нервный тик на лице примарха.

Ожидая, что выходец с того света поднимется, Горгон сделал шаг назад.

Только после того, как вздох затянулся намного дольше, чем следовало, Феррус понял, что он принадлежал не королю, а кому-то другому.

Из тайного убежища под потускневшим троном мертвого короля выползал змей.

Голова была поднята и неподвижна, в то время как серебряные кольца свивались, подбираясь ближе. Чешуя как зеркальное серебро. Глаза — зеленовато-желтые омуты скверны, рассеченные черными, заостренными как кинжалы, зрачками. Ненависть сочилась пьянящим мускусным запахом, который оглушал чувства примарха.

Горгон потянулся за Сокрушителем Наковален, но змей бросился, подобно серебряной молнии, и Феррус был вынужден схватить его челюсти, прежде чем они сомкнулись вокруг горла.

Горячая и зловонная слюна, с запахом кислоты, брызнула в лицо примарху, и Горгон зарычал. Это было все равно, что сражаться с водой, но все-таки он прижал голову змея к земле и сомкнул руки вокруг его шеи. Яростно извиваясь, тварь подняла примарха в воздух и швырнула оземь. Иглы боли пронзили спину и плечо Ферруса. Жгучая фантомная рана на горле пылала адским пламенем, отчего шея, казалось, вот-вот сломается.

— Я — Горгон! — закричал он. — Я — примарх!

Он ударился головой, и в глазах сначала вспыхнули темные точки, затем все покраснело, но Феррус держался.

Он держался и давил.

Несмотря на яростные усилия змея, Феррус неуклонно сжимал тиски. Он задушит его, раздавит, растопчет самую малую искру жизни в нем, пока тот не станет холодным и неподвижным. Затем он размажет его череп в багровую пасту.

— Вернулся из преисподней… — выпалил примарх. — Тебе следовало оставаться мертвым, Асирнот…

Ведь кем еще он мог быть, как не воплощением той первой ужасной твари?

Голова змея повернулась… повернулась так, что шея должна была бы сломаться в железной хватке примарха. Губы, которых не должно было быть на змеиной пасти, разомкнулись. На Ферруса смотрели глаза — человеческие и знакомые. Грива волос рассыпалась по спине твари, а на змеиной морде проступили благородные патрицианские черты.

— Я, — сказало существо без намека на шипение, — я не… — голос был мелодичным и мягким, — я не Асирнот…

Феррус знал это, как знал голос и лицо.

Это был идеальный убийца, сверхъестественно быстрый и нечеловечески сильный. Только другой примарх мог победить его.

Только другой примарх…

Он ослабил хватку, и вспышка трансформации смешала облики человека и змея. Ряд влажных от слюны клыков пронзили десны, потекла кровь, существо продолжало меняться. Теплые братские глаза сузились в желтые щели. Чешуя, подобно псориазу, покрыла скулы и шею.

Подавив тошноту, Феррус усилил хватку. Глаза примарха и змея расширились одновременно, когда шея твари медленно смялась. Тварь боролась. Она хотела жить, воплотиться, но Феррус убьет ее. Он покончит с нею голыми руками.

— Ты — не он, — проговорил Горгон сквозь стиснутые зубы.

Последний мучительный хрип, наполовину змеиный, наполовину человеческий, выскользнул из пасти змея, и тело обмякло.

Снова надавив, пока не почувствовал, что может сломать собственные пальцы, Феррус отпустил чудовище, и оно рухнуло на землю.

Из глотки примарха вырвался долгий, судорожный выдох, и он протер глаза, словно отгоняя дурной сон.

Ужас обратился в гнев. Феррус вытащил Сокрушитель Наковален и сделал то, что обещал. Он бил, как молотобоец, пока боль в руках и плечах не заставила его остановиться. Когда он закончил, от твари мало что осталось — только красное пятно. Примарх тяжело дышал, а на бровях повисли бусинки пота. Он почувствовал на пылающей коже холод испарения, и это ощущение не покидало его всю дорогу до самого трона.

Разъяренный Феррус бросился к трупу короля, одной рукой стащил его с трона и ударом о землю разбил на кусочки.

— Твое царствование закончилось, — сказал он, после чего отложил молот и схватил обеими руками подлокотники трона. Феррус вырвал трон из основания и обнаружил светящийся дверной проем. Отбросив в сторону сломанное кресло, он шагнул через портал и приготовился встретиться со своими мучителями.

То, что он увидел, не оправдало его ожиданий.

Перед ним вращалась сфера из планет и звезд, замкнутая в бесконечном пространстве, которое не имело ни измерения, ни предела, ни видимых границ. Эффект был ошеломляющий.

Взгляд примарха привлекла главная планета, расположенная среди четырех других в системе звезд и безжизненных лун. Мир был черным, и Феррусу это напомнило черные пески под ногами, которые сопровождали его большую часть путешествия. Затем, словно зажглась гигантская небесная спичка, или метеорит ударил по поверхности мира, воспламенив его. Огонь превратился в пожар, накрывший все континенты и моря, окутав их светом губительного солнца. Только когда преобразование завершилось, Феррус понял, что это было совсем не солнце, а пылающий красный глаз с черным зрачком.

Картина изменилась, и он увидел, как вокруг полыхающего мира выросло медленно движущееся кольцо из черного железа, которое удерживало пламя на месте, пока к нему не присоединилось второе кольцо из кобальта. Хотя глаз яростно горел, он не смог вырваться из объединенных металлических колец, направленных обуздать его. Солнце потускнело и, наконец, потухло, оставив мир черным и безмолвным.

Феррус потянулся, чтобы коснуться сферы, но серебряная рука прошла сквозь нее, разрушив иллюзию, которая исчезла как дым, в мгновение ока.

— Что это? — выпалил он. — Новые игры?

— Это не игра, — произнес низкий мелодичный голос.

Феррус повернулся лицом к своему пленителю, сжимая в руках Сокрушитель Наковален.

— Это будущее. Твое будущее, — сказал эльдар. — Если захочешь, оно им станет.

Ксенос был облачен в разноцветную мантию. Загадочные знаки были вышиты в переливающейся ткани, амулеты висели на тончайших цепочках и блестящих бриллиантовых нитях. Эльдар не носил шлема и маски, у него было узкое лицо с высокими скулами и острый как нож подбородок. Странные татуировки покрывали его кожу и череп, с которого ниспадали длинные золотистые волосы. В миндалевидных глазах, которые рассматривали примарха, плескались бездонная мудрость и непредсказуемый интеллект, а еще — страх.

— Ты на распутье, Феррус Манус. Твой нынешний путь ведет к смерти, другой — к выживанию и великим изменениям в Галактике, — сказал эльдар. — Ты не понимаешь, насколько ты важен.

Он развел руки, демонстрируя безоружность, словно приветствовал гостя.

Все, что видел Феррус — это ксеноса-обманщика.

— И ты ждешь, что я поверю тебе, тварь? — он говорил прямо и невозмутимо. Не осталось ни следа от прежнего несдержанного гнева.

— Я предлагаю надежду тебе и Галактике, — произнес эльдар. — Ты можешь изменить все.

На губах Ферруса появилась улыбка, которой не было в глазах. Плечи эльдара поникли, когда он увидел это.

— Я знаю, что умру, — сказал примарх, — так же как знаю свое место и долг. Не имеет значения, произойдет ли это на каком-то темном мире, который я никогда не видел, или на скалах самой Медузы. Я король-воин, но и кое-кто еще. Я человек. И в отличие от вас, эльдар, люди не покоряются судьбе, — его глаза вспыхнули огнем. — Мы творим ее.

— Ты заблуждаешься…

— Нет, это ты совершил ужасную ошибку, заманив меня в эту ловушку, — сказал Феррус, взмахнув Сокрушителем Наковален. Кровь змея слетела с обуха. — Еще большей ошибкой было показаться мне.

— Пожалуйста, я предлагаю жизнь… — сказал ксенос.

— Ты предлагаешь клетку предначертанной судьбы! — прорычал Феррус. — Это твой последний гамбит. — И примарх атаковал.

— Послушай меня! — закричал эльдар, пятясь и создавая психический щит. — Так не должно было случиться. Не поддавайся ярости!

— Я и есть ярость, — заревел примарх. — Я — король-воин, рожденный в крови битвы!

Ни один сотворенный разумом щит не смог бы устоять перед мощью Сокрушителя Наковален, когда им орудовал его хозяин. Психическая защита была разбита и осколки вонзились в разум эльдара так же болезненно, как это сделали бы клинки. Он отпрянул и метнул зазубренную молнию, которую Феррус отразил наплечником. Запах озона наполнил его ноздри.

Рев Горгона сотряс ткань созданного вокруг него мира, эхо гнева раскалывало ее по швам.

— Теперь освободи меня!

Потеющий, истекающий кровью и охваченный ужасом эльдар сбежал через трещину в фальшивой реальности.

Феррус бросился за ним, пытаясь проскользнуть через тот же портал, но ореол идеального света отбросил его.

— Освободи меня!

Слова растянулись в бесконечность, когда его окутала тьма, заглушая чувства до полного растворения. Тьма не поглотила их, вызвав у Ферруса ощущение вечного падения.

Последняя ведьма соскользнула с его меча, оставив полосу чужацкой крови на клинке. Несмотря на ее смерть и медленное затухание шторма, Бион Хенрикос знал, что он покойник.

Из шести тысяч ветеранов, которых он повел в темноту, осталось едва ли восемь сотен. Они окружили железнорукого, раненый полковник Салазариан стойко бился рядом с ним, несмотря на кровь в легких. Армейский командир прищурился одним глазом — второй был выколот эльдарским ножом — и понял, что они побеждены.

Салазариан перестал выкрикивать приказы своим людям.

Хенрикос понял его фатализм.

— Вы вернули нам достоинство и честь, — сказал полковник, — и я благодарен вам за это, милорд.

Пронзительный вой, резкий толчок воздуха и брызги горячей жидкости на лице сказали Хенрикосу, что старик умер раньше, чем он увидел зияющее отверстие в груди ветерана.

Салазариан повалился с застывшими глазами на руки сержанту, который бережно опустил его на землю.

Шторм убывал, но его мрак медленно рассеивался. Братья не доберутся до него вовремя. Люди гибли, так как эльдары дрались до последнего. Они тоже умирали, но не собирались делать это в одиночку. Ксеносы хотели голову космодесантника, они хотели Биона Хенрикоса.

— За Горгона! — закричал он, оставив свой медузанский клинок в земле, чтобы извлечь болт-пистолет. Вспышка прочертила в воздухе огненный след, снаряды разлетелись веером, сразив ксеносов и оставив корчиться в агонии. Выстрел в голову убил командира, чья сабля выглядела такой же стремительной, как и ее хозяин.

— За Гор…

Что-то ударило Хенрикоса в шею, возможно сюрикен из эльдарского энергетического арбалета. Он захрипел, чувствуя, как пылает рана. Полсекунды спустя его бедро пробил лазерный луч. Он зашатался, с его изуродованной руки упал боевой щит. Сержант попытался зажать рану на горле культей, но бесполезно. Следующий луч пронзил его тело где-то между грудью и плечом. Упав на одно колено, Хенрикос выпустил неприцельную очередь.

На его ретинальном дисплее ярко и настойчиво горели сигналы тревоги. Он сорвал шлем, чтобы не видеть их.

Глядя во тьму, Хенрикос приготовился к концу. Его плеча коснулась рука.

— Для тебя война еще не закончилась, железнорукий, — произнес голос из льда и пламени.

Гигант перед Бионом Хенрикосом был облачен в угольно-черный доспех. Его мощные руки мерцали блестящим серебром, которое переливалось подобно ртути. Жесткие глаза сурово рассматривали его, а молот в руке мог расколоть горы.

Феррус Манус вернулся, и эльдары бежали.

— Шторм закончился, брат, — сказал примарх и протянул руку. — А теперь встань, чтобы увидеть его конец.

Хенрикос услышал, как приближается легион сквозь пламя и дым битвы.

Сантар и морлоки оказались первыми рядом с примархом. Им трудно было сдержать радость при виде отца. Их болтеры и клинки ликовали.

Узел пал быстро, хотя многое из того, что последовало, Хенрикос вспоминал неотчетливо. Он отнес Салазариана в лагерь. Вместе с ним вернулись три сотни ветеранов Армии.

Позже им воздадут должное и признают приемными сыновьями Медузы. Они станут первыми воинами Цепной Вуали, ее капитанами, и живым доказательством того факта, что не всякая плоть слаба.

Сантар нашел Горгона на краю поля битвы, стоящего над Бионом Хенрикосом.

Вернув тело полковника Салазариана, сержант потерял сознание от ран.

— Он выживет, — сказал Горгон, — но ему понадобится больше аугментики.

— Это его право. Железные отцы присмотрят за ним, — ответил Сантар. — Я собирался наказать его за критику Железной Веры.

— Ты по-прежнему должен так поступить.

Сантар задумался над этим, но затем его отвлекли другие мысли.

— Что случилось?

— Это не имеет значения, — тихо сказал Феррус. Он вдруг посуровел и встретился с вопрошающим взглядом первого капитана. — То, что случилось, ничего не изменит.

Примарх подозвал одного из легионеров, и тот установил на земле гололитический проектор. Железные Руки получили сообщение, что Саламандры обнаружили второй узел в джунглях. После победы в пустыне Феррус решил встретиться с братом.

— Мы уходим? — спросил Сантар, когда гололит ожил зернистым конусом серого света.

— Да. Собери морлоков и скажи им, что мы направляемся в джунгли, — тонкая улыбка выдала радость примарха. — Мой брат нуждается в нас.

Когда Феррус начал переговоры с Вулканом, Сантар выполнил приказ, но, несмотря на возвращение повелителя, он не мог избавиться от чувства, что не все в порядке. То, что случилось за время отсутствия Горгона, оставило неизгладимый след, который откликнется в будущем. Возможно, в будущем каждого из них.

Дороги из кости, которые вели прочь из защищенного святилища, были небезопасны, но выбирать не приходилось. Частичка злобного сознания, проникшего в псевдомир Латсариала, была мертва, убита Горгоном.

Пройдут тысячелетия, прежде чем оно сможет вернуться.

Латсариал пошатывался, и Прорицатель помогал ему идти. Невежественное существо, которое он пытался спасти, ранило его. Отчаяние и мука вытекали из него с психическим потоком, который привлечет других хищников. Им необходимо быстро найти безопасное место.

— Я потерпел неудачу, — простонал Латсариал, совершенно опустошенный. — Позволил начаться войне, которая обескровит нашу и так малочисленную расу.

Внимание Прорицателя сосредоточилось на паутине вокруг них. Его чувства реагировали на любую трещину, любой незначительный разлом. Многие суб-миры уже поглощены, и еще больше будут обречены на ту же участь, когда начнется война, которую Латсариал так хотел предотвратить.

Это было неизбежно, и поэтому настроение Прорицателя было оптимистичным.

— Ты не мог предотвратить эту войну, — сказал он, открывая новый канал в дороге из кости, которым редко пользовались, и поэтому он был безопасен. — Исцеляющее место близко.

Латсариал не ответил. Провидец был безутешен.

— Люди близоруки, — сказал Прорицатель. — Даже те, кто считает себя великими, как Горгон. Его железные ноги прикованы к его судьбе и смерти.

— Но он приговаривает не одного себя, а Галактику. Ту, которой предназначено гореть в огне.

Холодный свет омыл их, когда они, наконец, нашли исцеляющее место. Прорицатель посадил Латсариала на плиту из кости и предложил ему отдохнуть.

Когда провидец уснул, Прорицатель вернулся к своему видению будущего. Трижды он смотрел, как раскрывается одна и та же вероятность. Это, само по себе, было поразительно.

— Есть надежда, — пробормотал он. — Боевой Царь объявит в своей империи наследника. Даже если Горгон погибнет и не примет во внимание наше предупреждение, есть другой, кто выслушает, тот, кто сбился с пути.