Прилив

Вода медленно отступала от берега, оставляя после себя мокрый песок с клочьями белой, похожей на грязную мокрую вату, пены. Под прямыми, прожигающими лучами солнца они высыхали, съеживались, выдавливали из себя скользкие пузыри, которые неслышно лопались, становясь идеально ровными влажными кружками. Забытые, брошенные морем на произвол судьбы, маленькие черные крабы суетливо и бестолково размахивали клешнями, бежали вслед за уходящим краем прибоя, спотыкаясь о мелкие щепки, обломки раковин, оскальзываясь на беспомощно растекшихся на песке слизистых телах медуз, похожих на плоско-выпуклые линзы, собирающие потоки солнечного света в жгучий пучок.

На берег спустился человек. Он шел, глубоко вдавливая босые пятки в сырой песок, который совсем недавно был морским дном. Остановившись на лишь ему одному приметном месте, он подтянул до бедер бледно-синие, выгоревшие штаны и, медленно, глубоко вздохнув, опустился на колени. Растопырив пальцы, он наклонился и зарыл ладони в песок. На секунду он замер в неподвижности, наслаждаясь влажной, плотной тяжестью песка, сдавливающей кисти рук. Он посмотрел на отброшенный отливом край моря и лицо его сделалось сосредоточенным, зрачки глаз, ослепленные солнечными бликами, превратились в черные точки, острые скулы отчетливее проступили сквозь стягивающую их кожу. Спина распрямилась, вытянулась, напряглась, как перетянутая струна. Так смотрят вслед врагу, отброшенному от стен крепости, но еще достаточно сильному, способному пойти на новый приступ.

Человек принялся за дело. Передвигаясь на коленях вдоль берега, он обеими руками сгребал большие кучи тяжелого, крупного, желтовато-белого песка, раздраженно отбрасывая в сторону посторонние, мешающие ему предметы: обкатанную волной гальку, выброшенные морем кусочки дерева, раскисшие тела медуз – брезгливо подцепив двумя пальцами.

Окинув взглядом результаты своей работы и оставшись доволен ими, он приступил к следующему этапу. Его руки быстро и уверенно обрабатывали одну за другой кучи сырого песка; они разрывали его в одних местах, в других – плотно утрамбовывали, лепили формы, сглаживали углы, прорезали траншеи, вытягивали вверх пирамиды и башни.

Человек работал исступленно, забыв обо всем, не замечая ни времени, неумолимо отсчитывающего минуту за минутой, ни обжигающего кожу солнца, ни усталости, накапливающейся в мышцах. Пот большими мутными каплями выступал у него на верхней губе, раздражая воспаленные уголки рта и глубокие трещины на губах с запекшимися в них черными полосками крови, широкими влажными полосами стекал по вискам, заливая глаза и вызывая нестерпимое жжение. На спине пот попадал в ложбинку между лопатками, струился по позвоночнику и, не достигнув поясницы, испарялся, оставляя неровные серые пятна соли.

Влажный песок с удивительной пластичностью легко подчинялся работающим с ним рукам. Приобретая форму, он спекался на солнце, покрывался плотной коркой из склеенных морской солью песчинок. Песчаные кучи превращались в причудливой формы замки, окруженные стенами со сторожевыми башнями, с мостами, перекинутыми через крепостные рвы. Все сооружения были совершенно разными, абсолютно непохожими друг на друга. Имелись среди них легкие, ажурные, почти невесомые, взметнувшиеся вверх всеми своими постройками, кажущиеся прозрачными, пропускающими сквозь себя солнечные лучи. Другой замок нацеливал в небо остроконечные готические башни с узкими стрельчатыми оконцами. За стеной, верх которой изрезан ровными квадратными впадинами и уступами, крутой спиралью закручивались стрелы минаретов, увенчанные луковицами куполов.

Любая из этих построек была идеальным, законченным произведением. Но человек, переходя от одного замка к другому, все время находил лишь ему одному заметные изъяны и что-то исправлял, добавлял, пристраивал. Порой он убирал целиком большой фрагмент – здание или башню, – и заменял его новым, более совершенным по его мнению.

Так прошел час. Второй. Третий…

Впервые, вздрогнув, как от внезапной боли, человек оторвался от своей работы, когда услышал мерный шум приближающегося прибоя. Он повернул голову. Каждая новая набегающая волна подходила к нему все ближе. Отлив сменился приливом.

Он стал работать еще быстрее, еще неистовее. Достраивал, подправлял, изменял, время от времени бросая быстрый взгляд на приближающиеся пенные буруны.

Первая волна, затопив ров, лизнула стену замка. Стена устояла, и, видя это, человек довольно улыбнулся. Но уже следующая волна пробила в стене большую брешь. Схватив горсть песка, человек бросился восстанавливать разрушенное.

Еще одна волна завершила начатое ее предшественницами. Вода ворвалась в замок, растеклась по улицам, подмывая фундаменты строений. Человек уже не делал попыток что-либо спасти. Безвольно уронив руки вдоль тела, он стоял и наблюдал за тем, как оплывали, рушились, превращаясь в морское дно, башни, колонны, минареты, часовни, сводчатые галереи, полукруглые беседки, роскошные дворцы и простые дома. Вода покрыла все, все перемешала, все сравняла.

Сгорбившись, опустив плечи, человек отвернулся от моря и, загребая ногами воду и песок, пошел вверх по берегу. Добравшись до сухого места, куда даже во время самого высокого прилива не доставала вода, он сел, поджав колени, подставив солнцу сожженную спину. Неподвижный, он сам казался вылепленным из песка.

Он сидел и терпеливо ждал, когда снова наступит отлив.