Кто этот величественный богач, гордо восседающий в дорогом кресле, видимом сквозь витийную мелодию арабесок просторной беседки, устроенной в саду, разбитом на крыше роскошного дома, почти дворца? Кто этот уверенный молодой человек, брезгливо управляющий блестящем автокаром, единственным в Ростене? Неужели это тот самый парень, чьи трудолюбие, прилежание, сильный ум и великий талант долгие годы скрывались под скромной личиной трутня, обжоры и сластолюбца? Неужели это тот самый парень, который совсем недавно не вызывал ни капли уважения, ни толики зависти? Весь Ростен сочувствовал несчастным родителям квашни-Ари. Огорченные выбором дочери, те не дали за ней даже старой ложки приданого, хотя к их дому и не стояла нетерпеливая очередь охотников за рукой и сердцем последней. Теперь же эта самая квашня получает с каждым грузовиком из Торнагау самые модные туалеты и самые красивые драгоценности, что выступает причиной бессонных, полных муки ночей прекрасной половины Ростена. Другая половина населения городка не спит из-за трехэтажного дома с садом на крыше, возведенного лучшими строителями Торнагау, из-за серебристого автокара, несколько раз на дню проплывающего по пыльной главной улице и, что греха таить, из-за антикварных золотых наручных часов и новеньких сапожек молодого негодника. Теперь в каждой семье одиозное имя этого парня можно услышать гораздо чаще, чем имена домочадцев. После его триумфального возвращения из двухнедельного путешествия, Ростен потерял сон и покой.
Вернувшись домой, Иль, а это именно о нем и идет речь, сразу же бросился наводить справки, искать людей, могущих помочь ему вызволить из неволи Ари, Пима и Аппоплока. Наконец, он нашел самый простой способ: связался с отделом охраны Допола из пункта волшебной связи, находившегося в здании городского управления. Каково же было его изумление, когда он узнал, что все трое уже выпущены на свободу и даже вышли за пределы Допола. Иль снарядил команду встречи в составе трех пауков. Те отыскали бывших узников и привезли их к сокровищнице. Аппоплок остался в милой сердцу обстановке пещерной жизни, согласившись на роль хранителя, а Иль, Ари и Пим ушли в Ростен, взяв с собой немного золота, а именно сколько смогли унести. Там они принялись усиленно транжирить все это богатство.
В Ростене жили не только безынициативные инертные люди, среди жителей встречались и активные персонажи. Эти ребята не ограничивались пустым завистливым страданием. Их действия поражали своей изощренностью и беспринципностью. Воистину, построенный на сгустке отрицательных эмоций колосс недоброжелательности способен прорасти удивительными плодами. Напрасно Иль установил вокруг своего дома высокую железную решетку, зря потратился на самые дорогие талисманы. Без толку охранный талисман последней модели круглосуточно висел над домом, ощупывая все пространство вокруг своими невидимыми лучами.
В первую же ночь после въезда Иля в новый дом кто-то перебил стекла в окнах. Камни швыряли пращей и поразили даже гипсовую скульптуру, украшавшую свежевысаженный на крыше сад. Восстановление разбитого оказалось излишним трудом. В следующую ночь налет повторился. На гневные жалобы Иля городское управление, похоже, никак не отреагировало. Но стоило ему установить боевую систему, сбивавшую любой предмет, летящий быстрее птицы, как через день ее успешной работы заявились городские чиновники и конфисковали ее, сославшись на законодательство. Дело закончилось вставкой сверхпрочных стекол, благо эта трата не могла заметно сказаться на нескромном бюджете Иля.
Однажды Ари принесла с городского базарчика небольшую корзинку овощей. Когда она разрезала один из краснобоких помидоров, оттуда вылетел рой очень маленьких насекомых. Насекомые быстро разлетелись по дому в поисках жертв. Первым им попался Пим, игравший у себя в комнате. В самый ответственный момент постройки башни с часами посреди маленькой копии старинного города на его шею уселась пара этих мушек. Мгновение — и они проникли под кожу, прогрызая ходы в теле с невероятной скоростью. Пим с воплем рухнул на с таким трудом возведенный город.
Несчастную жертву насекомых, верещавшую и извивавшуюся, отнесли к городскому доктору. Доктор Поль — верзила, у которого достало ума потратить родительские сбережения на покупку лечебных устройств — заломил за лечение цену вдесятеро превышавшую обычную. Получив от напуганной Ари золото, он грубо впихнул умиравшего Пима в чрево большого агрегата. Казалось протекла вечность, прежде чем волшебный аппарат изверг мальчишку-страдальца, пребывавшего в прострации, прямо на грязный пол приемной лекаря.
— Поглядим чем болел пацан, — пробормотал целитель, проделывая сложные манипуляции с пультом управления машиной, поминутно заглядывая в изрядно потрепанное, несмотря на вечные пластиковые листы, руководство.
Неожиданно для Ари — что лишний раз доказало колдовское происхождение установки — пульт превратился в экран, на котором возникли демонические знаки. Наверняка Поль-здоровяк дружил с могучими демонами, а, если быть откровенным, не без труда, конечно, изучил язык создателей машины, так как значки он расшифровал без помощи каких-либо книг.
— Из тела пациента мы извлекли два инородных тела, которые уничтожали его клетки. Скорее всего это какие-то животные, — произнес Поль умную речь.
Выключив аппарат, он открыл внизу его маленькую дверцу и вытащил оттуда стеклянный цилиндрик, на дне которого скрючилась миниатюрная парочка.
— Вот они. Смертельно опасны, — он продемонстрировал трупики встревоженной Ари. — У вас дома могут прятаться и другие.
Не успел доктор закончить фразу, как в приемную влетел воющий от боли Иль: одно насекомое проникло ему в ладонь и уже успело добраться до локтя. Еще одна изрядная порция золота перекочевала в карман врача.
О том, как Иль избавлял свой дом от опасных насекомых, можно рассказывать долго. А количество тяжелого желтенького металла, сменившего при этом владельцев, сопоставимо с годовым бюджетом не одной семьи.
Лакомым куском для вредительства представлялся еще ни в чем не повинный автокар. Оставлять его без присмотра на городской улице — даже ясным днем — значило получить царапины и вмятины на корпусе, проткнутые колеса и осколки всего бьющегося.
Однако наибольшее беспокойство доставляло не стихийное мщение злых завистников, а неусыпное внимание со стороны всевозможных городских чиновников. И куда подевались их всегдашние нерадивость и леность? Например, они где-то раскопали давно забытый закон о застройке города, где предписывалось ставить заборы не ближе чем в десяти шагах от дороги. Ограда Иля стояла в один ряд с соседними, но перенести забор заставили только его. Для того чтобы считать шаги заявился самый длинный чиновник городского управления. В итоге двор уменьшился втрое.
В управлении пошли разговоры о вводе сложной дифференцированной налоговой системы, как в больших городах. Но это предложение встретило резкое сопротивление со стороны большинства чиновников, которые владели крупными участками земли, и одинаковый небольшой налог со всех их вполне устраивал. Конечно, неплохо лишний раз обобрать зарвавшегося нувориша, но неровен час, доберутся до них самих. Так Иля избавили от скрупулезного — иного ожидать не приходилось — разбирательства. Но это был лишь один плюс в бесконечной череде минусов.
Вот в такой не очень дружеской обстановке и жил великий богач Иль в славном городе Ростене.
Постоянное напряжение, стресс ну никак не добавляли Илю ни счастья, ни веселья, ни уверенности в завтрашнем дне. Все чаще его посещала крамольная мысль: как легко и беззаботно он жил раньше и как просто он может вернуть себе покой, пожертвовав нынешней роскошью. Если бы он родился в испокон веков состоятельной семье, то отношение людей к нему было бы совсем иным. Если бы он хоть имел какой-нибудь талант и зарабатывал своим трудом, то люди бы его уважали, несмотря на благополучие. В его нынешнем положении дальше будет только хуже.
Выход один: навсегда покинуть родной Ростен и поселиться в большом и богатом городе. Наконец, после долгих терзаний сомнениями Иль решился съездить в Торнагау, чтобы осмотреться и принять окончательное решение. Таков Иль: стоит ему задаться какой-нибудь целью, и уже все помыслы его нацеливаются на ее достижение. Как только утро следующего дня осветило мягкое после сна небо, он уже заливал спиртовой раствор в топливный отсек своего автокара. Потом проверил выезд: не усеян ли он острыми железными гвоздями? Поднялся в дом за ранцем с вещами, оступился на лестнице, с громким воплем упал и перебудил всех.
— Уже уезжаешь? Ну возьми меня с собой! Ну возьми! Ну возьми!!! — вернулся к нытью пока еще сонный Пим.
Предыдущим вечером, узнав о поездке в большой и красивый город, мальчишка продемонстрировал завидные хореографические способности, но бурный танец сменился столь же буйной истерикой, когда Иль разочаровал его, сказав, что поедет один. Не желая дожидаться окончательного пробуждения маленького скандалиста, Иль поспешил убраться, рассчитывая позавтракать в пути. Изрядную часть содержимого ранца составлял великолепный набор гастрономии.
Остались позади скромные домики Ростена. Иль с максимальным удобством расположился в огромном мягком кресле. Автокар, в отличие от своего владельца уже однажды прошедший этот путь, только в другую сторону, не требовал вмешательства пассажира в выборе дороги. Удобства ради Иль держался за бездействующее классическое рулевое колесо, причем не руками а ногами. Руки его занимались гораздо более важным делом: разламывали прожаренную, сочившуюся жиром курицу. Устройство подогрева, напоминавшее о своей работе приятной мелодией, обрабатывало сменивший птицу пустой сосуд. Иль позабыл наполнить его чаем. Конечно, для многих ничего не может быть лучше с утра, чем чашка горячего кофе или чая. Но Иль не так уж давно разбогател и еще не успел набраться привычек толстосумов. Для него лучший напиток — канцерогенный, слегка алкогольный коль, который так хорошо вливать в рот, набитый жареным, остро приправленным мясом. Неудача с чаем Иля ни капли не расстроила. С притворным вздохом: «Чему быть — того не миновать», он разорвал пакетик с коричневой жидкостью, с облегчением решив отложить здоровый образ жизни на потом.
Дорога. Это что-то гораздо большее, чем кое-как благоустроенный путь от одного места до другого. Дорога — символ. Дорога — надежда и ожидание. Дорога — принятое решение. Дорога, наконец, — шанс оглянуться и что-то понять. Иль с интересом разглядывал пейзаж, проплывавший мимо, но все равно глаза его то и дело обращались к дороге, а мысли к будущим заботам.
Автокар выплыл с ухабистого проселка на широченное шоссе, соединявшее Торнагау с городами юга. Где-то поблизости к этой артерии примыкала вена, ведущая в Допол. Даже в этот ранний час шоссе не пустовало. Пара замызганных автокаров неслась в сторону Торнагау, а далеко впереди, где идеально ровная и прямая трасса смыкалась с небом, быстро рос силуэт мощного грузовика. Машина Иля, почувствовав ровную поверхность под своими колесами, заметно увеличила свою скорость. Вскоре она мчалась так, что волосы Иля зашевелились, несмотря на то, что окна преграждали путь напору встречного воздуха. Моментально вернулась непристалая богачу вера в духов.
Еле-еле оправившись от волнения, вызванного непривычной быстротой езды, Иль огляделся. Унылый равнинный пейзаж заполнялся неизвестными ему строениями самых причудливых форм. Разумеется, Иль жил не на Марсе и представлял себе жизнь больших городов. Он уже побывал в Дополе, видел руины города большего чем Допол. Но увидев предместия Торнагау, Иль понял, что по-настоящему большого города он еще не ощущал. Одно дело мельком отмечать урбанистические картины, всецело следя за перипетиями действа в проекции киновизора, и совсем другое — воочию наблюдать достижения человеческой цивилизации. Создатели фильмов щедро наполняют свои творения вымышленными декорациями и выдуманными событиями, поэтому зритель не принимает зрелище всерьез и не относит все что он видел к своему личному опыту.
Торнагау — великий город. В нем одновременно находятся пятьсот тысяч человек. Эту информацию Иль прочитал на натянутом над дорогой транспаранте. Его сознание никак не могло представить такую прорву народу, поэтому он отнесся к увиденной цифре как к абстрактной величине, но при этом преисполнился гордости, что скоро и он станет элементом этих пятисот тысяч, и, чего доброго, цифру на том объявлении придется сменить на пятьсот тысяч один.
Ажурные башни обслуживания полей сменяли длинные приземистые строения, где содержался скот. Все это простиралось так далеко, насколько мог видеть глаз. Производимое здесь съедал громадный мегаполис, кроме того, жителей Торнагау кормили городишки и деревни вроде Ростена.
Если едешь куда-то в первый раз, то время в пути летит незаметно. Когда Иль въехал в город, наступил обеденный час. Путешествие его несколько утомило, и уже не радовали глаз и нисколько не восторгали чудеса строительного дела. Автокар, следуя указаниям пассажира-водителя и помощи навигационной справочной, подкатил к самой роскошной гостинице.
Поборов смущение, вызванное необычностью ситуации, Иль вылез из ставшего родным автокара и несмело приблизился ко входу, сверкавшему хрусталем, утопленным в полупрозрачном мраморе. Когда Иль ступил на зеркально-полированное крыльцо, огромные двери бесшумно разошлись в стороны, приглашая. Прежний Иль неминуемо помянул бы при этом вездесущие колдовские силы, Иль-богатей же нарочито брезгливо подавил в себе этот порыв. Собрав в комок волю, он вошел в здание.
Внутри перед его растерянным взором предстал холл, просторный и не менее роскошный, чем вход. В белых кожаных креслах, здесь стоявших, сидели богачи в подчеркнуто строгих костюмах. Мужчина, торчавший из-за стойки администратора, смотрел на вошедшего вопросительно с изрядным оттенком раздражения. В своем шитом золотом облачении Иль мог сойти за очень важную персону, но только в родном Ростене. Тут же, встречая по одежке, его приняли за деревенского простака, удачно продавшего урожай и нагло заявившегося в это их гнездо, наивно полагая провести хотя бы одну ночку в сказочных апартаментах за свою жалкую пригоршню золота, чтобы потом не один десяток скучных лет поражать рассказами всю деревню.
Иль твердым, насколько мог, шагом приблизился к администратору, уже напрягшему мышцы рта для скупых извинений за отсутствие мест.
— Я хотел бы снять самый дорогой ваш номер, — поспешил протараторить Иль, — для начала на три года.
Открывающийся рот служащего застыл в приоткрытом положении: «Да как смеет этот сапог даже думать снять номер на такой срок?! Дурак и примерно не представляет стоимость номера». Медленно, с некоторой долей участия, как недоумка, администратор просветил незадачливого кандидата в постояльцы:
— Боюсь, вы не знаете наших расценок. Вряд ли у вас достанет средств даже на два дня.
— Нет, что вы, я совсем не стеснен.
Служащий начал наполняться раздражением:
— Ты богач в своей деревне. К сожалению, только на один завтрак у нас уйдет половина твоего «великого» состояния.
Иль покрылся испариной: «Неужели здесь так дорого? И откуда этот тип прознал про размер моего состояния?»
— С тремя годами я погорячился. Может у меня хватит золота хотя бы на один день? — Иль пребывал в состоянии близком к панике: «Ну зачем?! Зачем меня понесло в самую дорогую гостиницу? Откуда я знал что такое настоящее богатство?»
Не радужная перспектива постыдно брести к выходу под огнем презрительных взглядов всех этих снобов становилась все реальнее. Пока администратор, выдерживая зловещую паузу, смаковал в голове победное резюме, в холл вошел служащий с улицы и обратился к сидящим в креслах:
— Простите, нет ли среди вас владельца автокара первого класса, стоящего у входа? К сожалению его надо отогнать на стоянку. Он мешает движению.
Иль расстроился еще пуще. Неприятности всегда приходят чередой. Не хватало ему проблем с дурацкой машиной.
— Я! — несколько громче чем следовало выкрикнул он. — Мой автокар.
Служащий недоверчиво оглядел его, но быстро спохватился и спросил:
— Могу я отогнать его на стоянку?
— Конечно.
Обладание автокаром первого класса моментально повысило рейтинг Иля в глазах всех присутствовавших. Стоимость такого автокара равнялась году жизни в этом отеле. Администратор же решил, что коль уж этот деревенский действительно богат, то сами духи добра велели его облапошить.
— Действительно, — слова полились сладким медом, — не стоит арендовать номер сразу надолго. Для начала осмотритесь пару дней.
После выполнения необходимых формальностей Иль получил карточку постояльца, оставив ужу-администратору золота втрое больше, чем на самом деле стоил его не самый лучший номер.
Словно из воздуха возник скромного вида юноша в зеленой одежде — униформе обслуги отеля. Он провел Иля до его номера.
— Если вам что-то понадобится, просто позвоните в колокольчик, — уходя произнес молодой человек.
Оставшись в одиночестве, Иль огляделся. Комната угнетала своей неестественной чистотой и пустотой. У большого, во всю стену, окна стояло кресло, точно такое же, как в холле. На стенах висели дежурные пейзажи. Справа спокойную синеву стен подчеркивало облако белой двери. Иль распахнул ее и обнаружил еще одну комнату, в отличие от предыдущей, трещавшую от обилия содержимого. Назначение большей части предметов, находящихся здесь, оставалось для Иля большой загадкой. Осмотр этого помещения требовал гораздо больше времени. Он взял колокольчик, стоявший на маленьком столике, и легонько тряхнул им. Получился еле слышный звон. Однако давешний юноша сразу появился в дверях.
— Что вы хотите? — на лице его написалась полная покорность.
Иль, решив проверить степень послушности парня, приказал:
— Наклонись и похлопай себя по ляжкам!
Юноша поспешно, хотя и с недоумением, мелькнувшем во взгляде, согнулся и шлепнул себя по бедру, обтянутому зеленой бархатистой тканью.
— Теперь отправляйся и принеси мне чего-нибудь повкуснее! И попить!
Парень испарился.
Иль же нашел еще две малозаметные двери. За одной скрывалось розовое великолепие оборудования потрафляющего извечным человеческим потребностям в чистоте и пустоте. За другой находилась комнатка, занятая манящей постелью. Иль еле поборол желание упасть в это мягкое море блаженства. Дабы не истязать себя битвой с искушением он поспешил закрыть эту дверь.
Вернулся зеленый парень, еле удерживая в руках поднос, на котором громоздились выдержанные в одном стиле расписные сосуды. Иль отпустил его, спеша насладиться приятными сюрпризами и ярким фейерверком вкуса. Действительность, как давно замечено, превзошла самые смелые ожидания. Скрупулезно описывать то, что находилось внутри этих сосудов — значит издеваться над читателем, который никогда в жизни не пробовал и десятой доли всех тех яств, что обнаружил в своем обеде Иль.
После того, как не меньше двадцати блюд заняли свое место в желудке, где когда-то жил ныне изгнанный фиолетовый демон, Иля охватило чувство комфорта и удовлетворенности. Он вышел в переднюю комнату, рухнул в кресло и с блаженством закрыл глаза. По воле устройства, вмонтированного в кресло, в комнате зазвучала приятная мелодия. Но музыки создателям развлечения показалось мало. Кресло пришло в движение, напугав Иля. Впрочем, вскорости он расслабился и всецело отдался умному креслу — умелому массажисту.
Через полчаса, насилу оторвавшись от неимоверно приятного занятия, он приступил к исследованию незнакомых вещей во второй комнате. Первое, что ему попалось, являло собой небольшой агрегат, от которого отходил гибкий шланг с маской на конце. Иль, не долго думая, нацепил маску и замер в ожидании. Простояв неподвижно несколько минут, он разочаровано стянул ее. Стыдливо хихикнул. Однако маска незаметно произвела воздействие. Настроение улучшилось, как после изрядной порции коля.
В сути следующего устройства Иль нисколько не сомневался. Перед ним радужно переливался настоящий телевизор — предок современного киновизора.
«Если здесь еще и телевидение есть, — с замершим сердцем подумал Иль, — то мне несказанно повезло».
Практически во всех городах, конечно же включая Ростен, телевидение запретили давным давно. Слишком много людей оставили свой разум в иллюзорных реальностях. Телевизионные приемники заменили жалкие двухмерные киновизоры. Иль наслушался рассказов немногих престарелых счастливчиков, видевших телевидение в далеком детстве, когда еще не все телевизоры конфисковали.
Ему повезло. Телевидение, конечно, не транслировалось, но состоятельные люди могли насладиться его волшебством благодаря телеэлементам. Такой элемент нес в себе несколько телепрограмм и устанавливался либо в отдельный телевизор, либо применялся для местной трансляции в шикарных гостиницах или в богатых районах. В отеле, выбранном Илем, телепередачи транслировались. Иль дрожащими от понятного волнения руками одел телевизор.
Мягко и быстро кости его скелета изменили свою форму. Череп сплющился, а лицо как-то вытянулось. Пальцы укоротились и утолщились, ногти заострились и сузились, большие пальцы съехали к локтям и почти совсем пропали. Руки преобразились в самые настоящие лапы. Иль не видел своего тела и лица, но чувствовал неимоверную мощь в мышцах. Сзади он ощутил новый орган, выросший из копчика и могущий двигаться в соответствии с указаниями воли Иля.
Иль, покрытый коротким жестким мехом, стоял по шею в траве, упершись всеми четырьмя лапами во влажную землю, бывшую еще секунду назад полом. Над головой разверзлось прозрачно-голубое ослепительное небо. Вокруг, куда ни кинь взгляд, простиралась равнина, местами покрытая густой травой, блестели зеркальца водоемов. Великое множество невиданных зверей стояли, сидели, лежали или брели по своим делам. Иль оглядел равнину. Острый взор его зацепился за небольшое животное, одиноко пощипывавшее травку. Рот тотчас наполнился слюной. Иль, обретший способность различать всяческие запахи, описал в траве большой полукруг, выбрав то направление на животное, при котором сладкая вонь полностью заполнила ноздри. Иль подкрался совсем близко, когда животное заметило его и бросилось наутек. Иль погнался. Он пришел в экстаз от своей силы, скорости и реакции. Как ни уворачивалось несчастное существо, Иль сбил его с ног, вонзил острые зубы в шею. Струя теплой сладкой крови ударила ему прямиком в горло. Ничего вкуснее Илю еще не доводилось пробовать. Если и есть полное счастье, то он достиг его апогея. Громкий удовлетворенный рык вырвался на волю из его окровавленной пасти.
Тут еще одна перемена произошла с Илем. Он все еще находился в шкуре хищника, но другой — длиннее и нежнее. Он уже не излучал той мощи, не чувствовал себя настоящим хищником. Ни капли. Перед ним стояла большая тарелка, на дне белело молоко. Иль опустил в тарелку морду и лакая попил. Кругом громоздилась огромная мебель, подчеркивая всю его ничтожность. Вошел великан с пластиковым мешком в руках. Великан высыпал в тарелку твердые шары из мешка, на котором горели красные буквы «Еччи». Иль ткнулся носом в шары. Их запах вернул его память к травоядному из предыдущего состояния. Зубы незамедлительно впились в шар. Вкус свежей крови — ничто в сравнении со вкусом шариков «Еччи». Иль оскалил пасть в рыке силы.
Впечатление от рекламного ролика настолько поразило Иля, что, сдернув телевизор, он очумело уставился в никуда, переживая. Немало времени прошло, прежде чем перед ним прояснилась действительность. Справедливо опасаясь за свой рассудок, Иль, хотя это и стоило ему немало, поборол соблазн смотреть программу дальше. Хорошего понемножку. Он оглядел еще несколько интересных предметов, заставил покорного юношу принести обильный ужин и закончил день перед двухмерным экраном киновизора с бутылью вина в руке.
Утром Иль нашел себя лежавшим, уткнувшись отекшим лицом в пышную сорбирующую подушку, укрытым толстым, но легким одеялом. Минуту полежал, переваривая в своем сознании отпечаток мира грез, пока в него не вошла реальность. Иль открыл глаза, перевернулся на спину и вновь, как вечером, стал разглядывать завораживавшие узоры на потолке, призванные вгонять постояльцев в сон. Теперь, при солнечном свете, пробивавшемся сквозь полупрозрачные занавески, разглядывание затейливых переплетений линий вызывало особое состояние мироощущения, в котором сочнее виделись краски и находило стойкое чувство оптимизма. Не без помощи воли Иль поднялся. Постоял под освежавшими струями водопада, приводя в порядок мысли.
После упоительного завтрака он выехал в город. Красота и величие Торнагау вызывали восхищение и веру в присутствие смысла жизни. Утром город особенно впечатлял. Белизну огромных домов-общежитий, имевших очертания конусов-сталагмитов, причудливо орошало оранжевыми бликами просыпавшееся солнце. Кое-где острые вершины зданий скрывали низкие молочно-белые облака, также участвовавшие в игре шалуна-солнца. Автокар, издавая приятное слуху шуршание, мчался по дороге, проходившей то по улице, образованной старинными трехэтажными строениями, то по туннелю, оказавшемуся трубой, висевшей высоко над землей, то по красивому парку, радовавшему прохожих и проезжающих множеством самых затейливых цветов.
Перво-наперво Иль отправился в городскую администрацию: получать разрешение на жительство. Когда он прошел все необходимые инстанции и выходил из здания, держа под мышкой объемистый список адресов продаваемых квартир и домов, к нему подскочил юркий человек. Человек скороговоркой выпалил невразумительную фразу.
— Повтори свои слова еще раз, только помедленнее. Я мало что разобрал.
— Я предлагаю вам присоединиться к счастливцам, которые весело проводят время в городах развлечений. А вам идеально подойдет Сосма. Веселье — это как раз то, чего вам не хватает.
— А ты откуда это взял? Такой проницательный?
Человек развел руками:
— Какой есть.
— Ладно, продолжай.
Человек ловким движением выудил из-за пазухи открытку и подал Илю. На открытке сменяли друг друга яркие картинки, заполненные морем, солнцем, красивыми женщинами.
— За умеренную плату я решу все вопросы устройства развлечения.
Иль, уже обменявший свое разномастное золото на стандартные золотые пластинки, имевшие хождение в Торнагау, протянул человеку несколько пластинок. Человек взял только четыре, остальные вернулись в глубины тяжеленького футлярчика.
— Я честный сотрудник и лишнего не беру.
Возмущение сильно отдавало наигранностью. Иль насторожился:
«Небось, этот „честный сотрудник“ облапошил меня на одну пластинку».
Человек с торжественным выражением на не вызывавшем доверия лице вручил ему кусок блестящего картона, на котором горели буквы «приглашение на отдых».
Преисполненн(й радостн(ми предвк(шениями, Иль поехал по указанному на картонке адресу. Автокар остановился у небольшого дома в центре города. Фасад дома заполоняли движущиеся картинки с содержанием аналогичным уже виденным у юркого человека. Внутри сидели люди, выражение доброжелательной готовности помочь на чьих лицах превышало все мыслимые пределы хорошего отношения. Один из этих медовых людей подлетел к вошедшему Илю, изнывая от нерастраченного дружелюбия.
— Добрый день!
— Добрый.
— Зайдя к нам вы нисколько не ошиблись!
— У меня вот… — Иль протянул картонную карточку.
— О! Вас заинтересовала наша реклама. Такие карточки вместе с открытками раздают дети. Не правда ли мило, когда человек с младых ногтей начинает заботиться об отдыхе своих сограждан.
Давешний юркий человек простился с детством очень много лет назад. А получение за никчемный кусочек картона золотых пластинок нисколько не напоминало раздачу. Никому не нравится когда его обманывают. Иль не являл собой исключения из этого правила. Нехорошие эмоции охватили его.
— Ваш мальчик не дал мне открытки! — трагически, как ему казалось, объявил Иль, разворачиваясь чтобы уйти.
Но не такими глупцами были устроители развлечений, чтобы просто так отпустить богатого деревенского простака, даже слегка задевшего их цепкую сеть.
— Подождите! Постойте! Подойдите сюда! — в бой за ценного клиента вступило оружие помощней: заманчиво яркая дама приветливо махала рукой из дверного проема в глубине развлекательного агентства.
Можно ли, имея обиду на всех и вся, махнуть рукой на такие отчаянные призывы? Можно, но только если они доносятся из уст кого-нибудь другого, а не такой броской женщины. Иль подошел.
— Зайдите на минуту, не откажите в помощи.
Отказать даже не пришло в голову. А войдя в небольшой кабинет, имитировавший уголок девственной природы, может быть несколько сочнее, чем в реальности, но манящий атмосферой сна детства, окунулся в глубочайший омут безмятежности. Автоматически, не замечая что делает, произвел несложную помощь. Он попался.
Cосма оказался городишком не более Ростена, но сравнивать его с родной деревней Иля не имело смысла. Все здесь радовало глаз, все предназначалось для отдыха души и тела. Безусловно талантливый зодчий выдержал в едином стиле и здания, и многочисленные скульптуры, фонтаны, аркады. Казалось, что восстало из праха создание рук неизвестной великой расы древнейших творцов и мыслителей. Подчеркнутая невесомость, устремленность ввысь, паутинообразность построек создавала иллюзию нахождения в городе, где живут добрые прекрасные духи. В Сосме отсутствовали улицы. Дома стояли на нескольких квадратных площадях, покрытых блестящей плиткой. Одной стороной каждая площадь примыкала к большому саду, высаженному и взлелеянному на песчаном берегу моря.
В первый же вечер Иль вышел в сад отведать фруктов с дерева, окунуть тело в теплую воду, полюбоваться на закат, а также посмотреть на других гостей Сосмы в надежде завести знакомство со скучающей красоткой. К его расстройству, фрукты еще не созрели, вода оказалась не такой теплой, закат происходил не в море, а с другой стороны и из-за деревьев не был виден, а большая часть гостей разменяла пятый десяток и если встречалась молодая красавица, то непременно за ее локоток цепко держался «красавчик», годившийся Илю в дедушки. От окончательной порчи настроения спасало только неземное очарование места. Зажглась иллюминация. Иль брел вдоль берега, слушая плеск волн и шелест листвы. Изредка на его пути попадались другие гуляющие, как правило пожилые супружеские пары. Все они упивались достаточностью столь незатейливого отдыха.
Незаметно для себя Иль вышел за пределы Сосмы. Сад поредел и вскоре пропал совсем. Песок сменил каменистый недружелюбный берег. Впереди Иль увидел огни другого города. Оттуда доносился шум веселого празднества. В воздухе расплывались разноцветные пятна фейерверков.
Этот город напоминал Допол своими коробками домов, чьи белые стены сейчас, как мимикрирующее животное, следовали за причудливой игрой цвета фейерверков. Его улицы наполняли счастливые веселые люди. Бодрящая какофония доносящихся со всех сторон песен, криков, музыки и смеха, чехарда красок и света, пьянящий, пропитанный возбуждающими ароматами воздух моментально затянули Иля, охватили его. Иль брел среди этого праздника, немного ошарашенный. Его глаза то и дело натыкались на самые восхитительные картины. Повсюду в жаждущие глотки вливались реки крепчайшего коля. Всевозможные аттракционы магнитом тянули к себе публику: испытать удачу, проверить силу и ловкость, пощекотать нервы. Количество красоток на улицах этого города развлечений не поддавалось счету. Каждая дарила Илю столь многообещающий взгляд, что жучки дрожи срывались с места чтобы обежать холодеющее тело.
«В который раз убеждаюсь в собственном идиотизме. Сосма — приют стариков и дураков. Вот где настоящий отдых!»
В тот же вечер Иль переселился в один из шикарных домов нового города, где кроме него проживали еще двое молодых богатеев, которые, в отличие от Иля, имели представление об отдыхе в Сосме и не совали туда свои картофелеобразные носы. Утром следующего дня Иль и двое его новых друзей — больших оригиналов, непроизносимые их имена совершенно не запоминались — вышли прогуляться. Оба приятеля весело провели ночь, ни в чем себе не отказывая, и теперь хотели вдохнуть свежего морского воздуха прежде чем лечь спать. Иль, напротив, только что проснулся и желал узнать как можно с толком развлечься. Словоохотливые товарищи не заставили себя упрашивать: перебивая друг друга, засыпали своего нового соседа полезными советами. Прогулка закончилась тем, что парочка столкнула Иля в воду с большого камня. Иль ушиб руку, потому что дно моря в этом месте также заполняли камни. Вернувшись, все трое легли спать. Старожилов сморила усталость после бурной ночи, а Иль решил набраться сил для грядущего вечернего веселья.
Наступил долгожданный вечер. Иль, промучившись весь день в безуспешных попытках заснуть, разбудил своих более удачливых соседей стуком камня в стену. Такой способ поднятия шума оказался чрезвычайно действенным. Разъяренные соседи, как два вихря, сбежали с верхних этажей.
— Что случилось?!
— Что произошло?!
— Откуда грохот?
Иль спрятал камень за спину.
— Не знаю. Кстати, уже вечер. Не пора ли идти развлекаться?
— Пора. Значит, помоемся и зайдем за тобой.
Вскоре все трое сидели за большим деревянным столом в заведении, на фасаде коего висела железная, местами помеченная ржавчиной вывеска «Золотой вол». Друзья плотно поужинали, вернее, позавтракали. Не стесненные в средствах, они отведали практически все блюда входившие в меню «Золотого вола».
После еды все дружно решили испытать удачу в азартной игре. Незамысловатое увеселение представляло собой большой прозрачный шар, наполненный красными шариками и синими кубиками. Шар вращали, перемешивая содержимое, после чего четырежды шарик или кубик падал в укрепленный снизу лоток. Публика, заранее сделавшая ставки на определенное сочетание предметов, с замиранием наблюдала за процессом рождения шариков и кубиков. Тот, чья комбинация совпадала с выпавшей, выигрывал. Иль и его товарищи решили воспользоваться оплошностью устроителей, не ограничивших размер ставки, а также чрезмерной тяжестью своих карманов. Для начала они выложили пять золотых пластинок за комбинацию два куба — два шара. Эта комбинация считалась наиболее вероятной: победитель, поставивший на нее, увеличивал свое золото всего на четверть. Молодым людям не повезло: пластинки уплыли к довольному владельцу развлечения. Следующая ставка — двадцать пять пластинок — последовала за своей предшественницей. Только третья порция золота — сто сорок пластинок — оказалась победной. На этот раз тряхнуть мошной пришлось хозяину. На этом довольная троица игру прекратила, вознамерившись с толком потратить выигрыш: пять полновесных золотых пластинок. Пообещав растерянному устроителю аттракциона еще вернуться, победители вышли.
На широких улицах города отдыха один за другим появлялись временные его жители: одни, преисполненные энтузиазма продолжить прерванное восходом солнца веселье; другие, пылавшие желанием новых встреч и знакомств, стремившиеся восполнить извечный дефицит общения в своей беспросветно обыденной жизни; третьи, скучающие, обреченные необходимостью оправдать вложенное в поездку золото, утомленные избытком впечатлений. Без сомнения, среди десятков встречных были и те, на ком стоило задержать взгляд. Переходя от взгляда к делу, трое друзей быстро удвоили объем своей компании, легко заведя знакомство с тремя очаровательными девушками.
На посыпанной песком площадке собрались небольшая толпа. Здесь устраивали соревнование. Иль решился принять в них участие. Каждый соперник получил определенной расцветки шарик и трубку. Участники выстроились вдоль проведенной по песку линии, вложили шарики в трубки и выдули их. Побеждал в таком конкурсе тот, чей шарик оказывался дальше других. Илю, как он ни тужился, не удалось переплюнуть фаворитов состязания. Победил толстяк, резавший глаз своим ядовито-ярким костюмом. Когда счастливый новый чемпион вышел перед остальными за призом, Иль с содроганием в груди узнал в нем предателя-Воса. Но и Вос также заметил Иля, с горечью отметив роскошную одежду, богатых спутников и красивую девушку последнего.
Илю-то что. Из-за встречи с коварным бывшим другом он не особо переживал. Другое дело Вос. Вроде совсем недавно ему приветливо светило любящее солнце, для него выводили заливистые трели пичуги в кронах деревьев ближайшего леса, ради него играли камушками нежные волны величественного моря. А теперь все это куда-то пропало, как в пропасть свалилось. Бесконечные сумрачные тучи застлили небо и скрыли доброе солнце, невесть куда попрятались голосистые птицы, истерично заиграло своими водами потерявшее спокойствие море. Если смена погоды ввела многих в поэтичный настрой, а кое-кого заставила вспомнить о давно запущенном здоровье, то Восу в этом виделся явный знак судьбы. Все вокруг плакало вместе с ним, делило с ним его кручину. Сладко спал в этот день Иль, раскинулся на квадратной кровати, прижимая к себе источившую страсть подругу, спал и не ведал, что тучи сгустились не только над городом. Сгрызаемый мерзким червем зависти прильнул Вос к окну своей ставшей убогой комнатушки, вбирал в себя завораживавшую силу падающих струй, гипнотическую энергию далеких молний и такого близкого грома, а в голове его, разрывая и расправляясь с отчаянно горькими мыслями, зрел жестокий план.
В первые дни своего отдыха Вос заметил двоих громадных карапалов весьма бандитского вида. Карапалы вовсю сорили золотом, причем делали это нарочито броско, не скупясь на эффекты. Их повсюду окружали дамы распутной внешности, до которых эти разбойники проявляли чрезмерную падкость. То там, то здесь слышался их визгливый самоуверенный хохот, виднелись их задранные косматые головы, распахнутые в веселье пасти, переполненные зубами, обрамленные жестким курчавым волосом бород. Прошло несколько дней, и карапалы все реже стали появляться в увеселительных местах, все меньше их сопровождало девушек, в конце концов устроители развлечений прекратили обслуживать их бесплатно, а самые стойкие и наивные девицы их покинули. С тех пор они редко выходили на улицу, оставаясь в своей комнате недалеко от комнаты Воса, куда перебрались из отдельного дома, где угрюмо проедали остатки золота, невесть чего ожидая. Как казалось, карапалы вовсе не собирались уезжать, хотя им и не мешало бы заработать немного золота для продолжения беззаботной жизни здесь.
Нежданный гость в лице добродушного толстяка, выслушанный от безделья, к концу разговора превратился в лучшего друга и сообщника бандитов. Самое большее чего они ждали от этой жизни — это изъять футляр с золотыми пластинками у перебравшего толстосума.
В одно дымчатое утро Иль в одиночку пошел на берег моря: смыть хотя бы толику ночной усталости перед ставшим привычным дневным сном. Назад он уже не вернулся. Негодяи-карапалы, таясь в предрассветных сумерках, проследили за ним, и когда ничего не подозревавший Иль зашел в глухой распадок в прибрежных скалах — набросились на него. Сбив с ног, обернули голову припасенным заранее куском грубой материи и уволокли в неизвестность. Глумливо радуясь беззащитности жертвы, беспрестанно лупцевали. Тряпку грубо содрали только когда впихнули в развалюху-автокар, поразительно напоминавший таковые, бытовавшие в Дополе. Иль затравленно, краем глаза, осмотрел своих мучителей. Даже мельком брошенного взгляда оказалось достаточно для того, чтобы досконально оценить не очень веселую ситуацию: рожи с гипертрофированными чертами, обрамленные со всех сторон жестким волосом, не отягощенные даже крохотным штампиком интеллекта, прониклись явно издевательским, фальшивым участием; длиннорукие, кривоногие, корявые тела покрывала расшитая золотом одежда, еще недавно гревшая самого Иля, поделенная по справедливости; волосатые плоские руки сжимали удавку и устрашающий нож-тесак.
— Отдохни пока, голубок, — прорычал один, по-видимому, главарь, бесцеремонно укладывая Иля на небольшой свободной площади пола.
Связал ему руки удавкой. Ноги, благоухавшие даже сквозь нечищенные щегольские башмаки, бандиты, разумеется ради экономии места для лежащего, поставили прямо на него. Автокар неожиданно резво взял курс навстречу поднимающемуся солнцу.
Пока ехали по накатанной дороге, позиция лежащего и попираемого ногами ощущалась еще терпимо, если можно говорить о терпимости человеку, находившемуся в столь унизительном положении. Всему хорошему, как, впрочем, и плохому, рано или поздно приходит конец. Автокар съехал на дорогу, которой пользовались совсем редко. Иль же, не видя ничего, кроме обшарпанного внутреннего убранства машины, предположил, что под колесами вздыбились бесконечные валуны, доверяясь отбиваемым бокам и исколачиваемой голове. Казалось, что поездка тянулась целую вечность. И только по ее прошествии автокар остановился. Полумертвого Иля выволокли из машины, краем уходящего сознания тот отметил, что попал в полудикую карапальскую деревушку.
Пленника втащили в приземистый сарай, сложенный из булыжников, и безжалостно бросили на сырой земляной пол. Очнулся Иль уже ночью. Реаниматором его выступил зверский холод, опустившийся на горы и на деревни в них скрывавшиеся. Превозмогая объявшую его тупую боль, Иль подобрался к двери. На вид хлипкая, она оказалась достаточно прочной, чтобы устоять под натиском. Дополнительным укреплением служил приставленный вплотную к двери автокар.
Лучи нежного рассветного солнца, пройдя сквозь щели двери, начертили золотистые полосы на застывшем в позе эмбриона Иле, как бы перечеркнув его. Из забытья Иля выдернули звуки сельского утра, один за другим впивавшиеся в раннюю тишь. Он лежал не шевелясь, прислушиваясь к себе, боясь неосторожным движением вызвать возвращение боли. Даже когда громко застрекотал мотор автокара, пронзительно завизжала открываемая дверь, он остался неподвижным. Кто-то шурша вошел, постоял, сипло дыша, ушел, заставив дверь еще раз зайтись криком. Иль приподнялся и обнаружил, что неизвестный оставил таз, наполненный прозрачной водой. Иль, откуда только силы взялись, подскочил к тазу и присосался к сладкой студеной воде. После того как напился, подали голос другие естественные потребности организма. Иль припал к щели в дверях:
— Эй! Кто-нибудь! Э-эй!!!
Из дома, вымазанного белой краской, появился вчерашний бандит. Он открыл запор, выпустив Иля, но когда тот ступил за порог, обрушил на него удар страшной силы. Иль рухнул назад в сарай.
Гуманизм никогда не входил в число черт национального характера жителей гор. И таз с водой они поставили не из чуждой им сентиментальности. Многострадальная голова Иля оказалась в нем только для того, чтобы он скорее пришел в себя: избиение бесчувственного пленника как не имело смысла, так и не приносило ни удовольствия, ни удовлетворения. Во втором этапе расправы карапал продлил приятное и колошматил Иля долго, даже нудно, но в конце концов завелся настолько, что несчастный вновь потерял сознание. Когда Иль в очередной раз возобновил связь с окружающим, над ним с выражением сочувствия на вырубленной ножом физиономии склонился другой головорез — главарь. Он гневно закричал сконфуженному истязателю:
— Разве так можно обращаться с человеком?! Уходи! — положил мокрую тряпку на горячее опухшее лицо Иля. — Если бы я не пришел, то ты бы умер. Знаешь зачем ты здесь?
Иль шевельнул неестественно растолстевшими, окровавленными губами, кое-как выдавив:
— Нет.
— Мы с братом хотим справедливости. Ты веришь в справедливость?
— Да.
— То, что ты богатый, а мы нет — это справедливо?
— …
— Ладно, если бы ты вкалывал за свое золото днем и ночью. Если бы твой отец, дед, прадед вкалывали за него ради тебя и твоих детей. Я знаю, что ты его украл. Рассуждая по справедливости, тебе надо поделиться немного с нами. Скажи сколько золота ты имеешь, где оно спрятано, тогда мы отпустим тебя.
— Я не могу. Не скажу.
— Вижу, что ты — упрямец. Я не думаю, что ты за справедливость. Я ухожу. Говори с братом.
Главарь отправился за садистом-братом. Иль замер над злосчастным тазом, обреченно ожидая каждой клеточкой тела новой порции боли. Слезы отчаяния вычерчивали блестящие русла на распухшем лице. Но что это? Уходя карапал не подпер дверь! Превозмогая ноющую боль, Иль решился на дерзкий побег. Движения тела никак не могли поспеть за подхлестываемым значимостью опасной ситуации полетом мысли, и это до боли, которая итак все пронизывала, напоминало вязкое бегство от неминуемого ужаса кошмарного сна. Хотя глаза, не привыкшие еще к яркому освещению, наполнили слезы, Иль разглядел достаточно, чтобы сориентироваться.
Посреди двора лежала, подставив лохматый бок золотящему его солнцу, огромная собака. Чуткий слух ее, несомненно, уловил разорвавший тишину вой открываемой двери, а острый нюх почуял усилившийся при этом резкий чужой запах. Но собака уже успела основательно пригреться, скрип двери давно стал привычным, а топкая дрема засосала довольно глубоко. Всю ночь собака убила на поход в соседнюю деревню, где шумно гуляла свадьба и где она поживилась восхитительными внутренностями. Правда собаки из той деревни — враги — прервали свой пир, чтобы прогнать нескольких наглых чужаков, покусившихся на их законную долю. Собака не огорчалась. За деревней, зарытая под деревом, ждала своего часа большая воловья голова, утащенная при бегстве после драки. Единственное, что ее по-настоящему волновало сейчас — это целостность трофея, и глаз, направленный прямо на заветное дерево, то и дело открывался со все нараставшей периодичностью. Глупая собака, занятая сном и своим тайником, не подняла тяжелой головы, не залаяла, не набросилась на беглеца, нарушив этим свой долг и получив за это хозяйской палкой по спине.
Иль бочком, бочком прокрался за сарай и замер, пораженный величием открывшейся ему панорамы. Великий хребет поглотил его. Повсюду кругом белели заснеженные вершины, закрывая небо. Иль не знал где он находится, не ведал в какую сторону идти. Перед ним встала незавидная дилемма: скрыться в горах с риском попасть на звериный обед, получить смертельный укус громадной змеи, погибнуть от голода и холода или же вернуться в сарай пыток на верную смерть. Бандиты уж точно живым не отпустят. В десяти шагах за сараем брал начало крутой, почти отвесный, склон, у далекого подножия которого тонкой ниткой переливался протекавший там ручей. Иль начал спуск со всей возможной осторожностью. Не успел он преодолеть и четверти пути, как на него посыпались мелкие камушки, устилавшие склон. Иль поднял голову и увидел беззвучно смеющееся лицо одного из братьев.
— Далеко собрался? Можешь свалиться.
Иль, презрев все на свете, встал с четверенек и побежал вниз. Скорость мгновенно превысила все разумные пределы, и, если бы не отчаяние, то он бы свалился сразу. Бег всеми частями тела начался только у подножия и завершился в отрезвляюще холодной воде ручья.
Когда же закончится эта мука?! Иль уже стал привыкать к постоянной, неутомимо трудившейся в его теле боли. Лежать в животворной водице хотелось как можно дольше, но каждое мгновение промедления очень дорого стоило. Он со стоном встал и неловко припустил прочь, вниз по ручью. На сей раз бегун из него вышел аховый. Очень скоро карапалы, прекрасно знавшие окрестности, схватили полностью выдохшегося Иля. Для начала провинившаяся собака в отместку за удар палки основательно искусала и истрепала его. Бандиты вернули пленника в сарай, где оставили отлеживаться и набираться страху. Вечером они вернулись, Иль нафантазировал себе такое множество всяческих пыток и мук, что сразу согласился на все их условия, лишь бы его не трогали.
— Ты думаешь, что мы тебя отпустим и поедем искать неизвестную пещеру? — усмехнулся главарь, глядя на Иля жестким взглядом, в котором сквозил сам демон смерти. — Ты нас за дураков держишь? А если нет никакой пещеры?
— Но я же говорю правду. Клянусь! И пещера есть, и золото, и все остальное.
— Какой хитрый. Ты нас обманывал, ты не хотел справедливости, а теперь ты хочешь чтобы мы тебе поверили? Завтра поедешь с нами и все покажешь сам. Если ты нас обманул, то прощайся с жизнью. Если нет, то дашь нам справедливую долю и свободен.
Закончив диалог тумаками и пинками, бандиты удалились. Утром следующего дня развалина-автокар с тремя пассажирами, один из которых расположился на полу, выехал из деревни. На этот раз поездка доставила Илю меньшие страдания: либо камни реже попадали под колеса, либо познавшее муки тело воспринимало толчки, как нежную ласку.
Смеркалось. Автокар подъехал к Ростенским пещерам.
— Веди! — бандиты выволокли разомлевшего в пути Иля.
Тот покорно подчинился.
«Только бы Аппоплок оказался на месте! Только бы пауки нагнали страху на ублюдков!» — молил он, надеясь на скорое освобождение.
Одна за другой картины жестокой мести текли бальзамом, ублажая его измученную душу. Вошли в пещеру. Иль неожиданно вырвался и помчался вглубь, во тьму, крича во всю глотку:
— А-а-а!!!
— Стой, гад! Убью! — загрохотало сзади.
Этот шум не мог оставить Аппоплока досматривать сон, лежа в теплой постели. Выскочив из своей кельи он увидел несшегося с воплями хозяина, за которым, ориентируясь в темноте только по крику, продвигались два подозрительных типа, один из них сжимал в руке длинный нож. Очевидность ситуации дошла даже до не совсем проснувшегося параллельного. Прекрасно видя при практически полном отсутствии освещения, он бесшумно вжался в стену, пропуская истерично завывающего хозяина. Когда же с ним поравнялись злодеи, трусящие с вытянутыми вперед руками, обхватил косматые головы лопатами ладоней, как два мяча. Нижние части карапалов продолжили свой путь, а Аппоплок резко швырнул головы вниз. Только доброта духов не позволила черепам расколоться, но мозги сотряслись основательно.
Оставив бесчувственных карапалов простывать на холодном камне пола пещеры, Аппоплок последовал за Илем. Тот, потеряв погоню, затаился в укромном закутке, весь обратившись в слух. К его неимоверному восторгу тишину нарушил знакомый голос:
— Хозяин! Где ты, хозяин?! Отозваться!
— Здесь я, Аппоплок. Будь осторожен: в пещере опасные бандиты!
— Не волноваться. Я поймать бандиты.
Когда друзья вернулись к поверженным, там уже собрались все пауки, проявив несвойственное механизмам любопытство. Один из карапалов успел очнуться, сесть, высечь огонь из зажигалки, случайно обнаруженной в кармане, и вновь оказаться по ту сторону сознания, на этот раз напуганным множеством неимоверно огромных членистоногих, обступивших его.
Пауки не выказали ни малейших эмоций при виде хозяина, как будто только недавно виделись. Аппоплок, обращавшийся с этими шедеврами технической мысли, как с рабочими волами, прикрикнул:
— Уходить! Ничто интерес нет!
Пауки не спеша удалились, следуя вживленной программе подчинения.
— Аппоплок, добавь света. Мне уже надоело натыкаться на стены, — взмолился Иль.
Сейчас, когда злоключения остались позади, каждая клетка исстрадавшегося тела возопила о своем несчастье, и простая ходьба заставляла забыть обо всем остальном. Верный слуга провел спотыкавшегося господина к себе, как ребенка уложил на еще не успевшее остыть ложе. Только здесь Иль смог в полной мере ощутить насколько он вымотался: даже оглушительная вонь никогда не стираной постели не смутила его и он провалился в сон как только коснулся свалявшейся подушки.
Аппоплок вернулся к почти мертвым карапалам. Вид беспомощных врагов заставил рот, очень долго не набивавшийся настоящим человеческим мясом, извергнуть обильную порцию жидкой слюны. С неотвратимой регулярностью люди сталкиваются с несоответствием между притяжением искуса и ограничениями общества. В случае Аппоплока обещание, данное Илю, вступило в конфликт со все усиливавшимся всеобъемлющим голодом, знакомым только людоедам. После недолгой борьбы проигравшая ответственность вместе с другими мыслями и чувствами скрылась в глубинах сознания, оставив широкое поле для разгула звериных наклонностей, впитанных с материнским молоком. Людоед с лицом, выражавшим леденящую умиротворенность, поволок свои жертвы в черное чрево пещеры.
Проснувшись, Иль необычайно быстро покинул постель, источавшую невозможные ароматы. Для исследования комнаты ему оставались только осязание и обоняние. Перещупав все незатейливое убранство жилища, он наконец нашарил невесть как оказавшийся здесь фонарь. Более того, фонарь работал. Иль в поисках Аппоплока вышел в пещеру. Прежде чем начать орать, он озаботился уединением в укромном углу. Внимание его привлекли приглушенные стоны, доносившиеся из-за исполинского валуна, неуместного в этом месте. Валун прикрывал вход в небольшую нишу, где один на другом лежали плененные карапалы. Иль возмутился наивности Аппоплока: бандиты спокойно могли отсюда улизнуть. Подойдя ближе, он понял, что волновался напрасно. Руки и ноги карапалов обвивала крепкая веревка. Это обстоятельство придало ему мужества и обнажило ни на минуту не проходившую горечь унижения.
— Ага, ублюдки! С кем вы связались?! А?! — кинулся Иль на врагов. — Что, сильны двое на одного?! Кровью умоетесь!
Мало что может доставить удовольствие, могущее сравниться с наслаждением местью. Иль остервенело молотил бандитов руками, ногами. Отбив кулаки, нашел камень и бил им. Вконец выдохшись, он поднял фонарь и посмотрел на результат своих стараний. Вид окровавленных, подвывавших разбойников несколько отрезвил его. Всплыл трудный вопрос:
«Убить их я не смогу. Если их отпустить, то назавтра сюда примчится сотня вооруженных горцев. Оставить здесь… Тоже нельзя».
Так и не найдя приемлемого решения Иль собрался идти. Он проверил: не ослабли ли путы, и нашел, что у одного из братьев нет ступни. Культю перетягивала веревка, остановившая кровь. «Людоед! Опять за старое!»
Иль обнаружил каннибала в части пещеры, оборудованной в кладовую, где тот примостился среди коробок с продуктами, набивая рот кусочками мяса, вывалянными в вонючем черном соусе. Ослепленный, застигнутый за преступлением Аппоплок вжался в ящики, растерянный и напуганный. Иль светил ему прямо в лицо, не давая разжать веки.
— Напрасно ты это сделал. Проголодался? А вот этого тебе мало? Тут на год еды! На человечинку потянуло? Хочешь обратно за стену? Это я тебе устрою.
— Они плохой. Они хотеть ты убить. Я спасать. Я есть только враг. Это надо. Другой враг теперь бояться я и ты, — лепетал вконец смущенный параллельный.
— Ты — дурень. Что собираешься с ними делать?
— Я не убивать! Я есть сегодня нога, завтра рука. Долго есть. Они сам умирать. Я закапывать далеко. Я не есть мертвый мясо.
— Ладно, раз начал — делай.
От всего этого брала жуть, но Иль испытал и облегчение: страшное решение принял не он.
Несмотря на извечный утренний голод, мясного ему совсем не хотелось. Иль, прихватив коробку печенья и пакетик коля, оставил Аппоплока. Жуя на ходу, он осмотрел хранилище, перекинулся парой дежурных фраз с пауками и, удовлетворенный ревизией, поспешил в Ростен.
Стоило ему войти в город, как каждый встречный счел своим долгом бросить все свои дела и последовать, не скрывая при этом злорадной улыбки, за избитым, одетым в рванье местным нуворишем. Вскорости Иля сопровождала небольшая толпа, вся светившаяся от счастья. Некоторые, приличия ради, фальшиво сочувствовали; другие бесцеремонно поучали: мол так ему и надо, не зазнавайся; третьи потеряли дар речи от внезапно свалившегося счастья. Вконец изъеденный глазами, замученный вопросами, не знавший куда деться от стыда Иль добрался домой за целую вечность.
Возвращение домой — эта ситуация почти всегда вызывает положительные эмоции. И чем дольше отсутствие, тем слаще путь назад. Ожидание встречи, радость скоро увидеть размывшиеся было в памяти родные лица, предвосхищение забытого в путешествии домашнего уюта делает возвращение волнующим, даже эйфоричным. Конечно, настроение Иля немало снизили любопытные односельчане, но стоило воротам закрыться за его спиной, как всплыло радостное нетерпение. Иль, забыв о нывшем теле, об оборванной, с чужого плеча, одежде, о насмешках завистливых соседей, вбежал в дом.
— Ари! Пим!
Дом ответил тишиной.
«Куда подевались? Видимо где-то шляются».
Иль поспешил в ванную — вымыться и сменить одежду. Повсюду царил ужасный беспорядок. «Без меня эти неряхи вольготно себя чувствовали».
Но что-то, то ли куча одежды на кровати, то ли высыпанное на пол содержимое столов и шкафов, пробудило неясные подозрения. Иль, как не беспокоился, не мог не привести себя в порядок. Много времени прошло, прежде чем он, уже свежий и элегантный, еще раз обошел все комнаты. Подозрение, что в доме побывали грабители, не оправдывалось. Несмотря на то, что любой предмет обихода, любая тряпка в доме Иля стоили бешеную сумму, ничего не пропало, даже украшения Ари лежали горкой на столике невостребованные, бестрепетно высыпанные из ларца. Да, Иль столкнулся не с тривиальным ограблением. Бедолага, в короткий срок обретший огромный жизненный опыт, не смел даже предположить что здесь произошло. Он, пребывая в состоянии близком к панике — столько ему пришлось пережить за какую-то пару дней — накинулся на еду, не отказывая себе ни в чем. Весь запас крепкого коля таял с фатальной для последнего скоростью.
Гастропсихотерапия чудесным образом подействовала на Иля. Уверенный, что знакомство с карапалами сделало его излишне подозрительным, что Пим и Ари скоро вернутся, он уснул, раскинувшись на куче одежды, среди объедков и пакетиков из-под коля. Надежда спала вместе с ним, проникнув в его сны. Под утро Иль и надежда проснулись и побежали в спальню: обнять Ари и угостить подзатыльником Пима. После этого отчаянного жеста надежда ушла, не оглянулась: Ари и Пим не вернулись.
Чиновники городского управления Ростена, традиционно не спешившие утром на службу, проходя мимо понуро сидящего в приемной Иля, натыкались на отрешенный, полный трагедии взгляд и преисполнялись интригой и любопытством. Иль подал заявление на розыск пропавших. Дежурный, принявший заявление, просил его подождать начала рабочего дня, с тем чтобы как можно скорее приступить к розыску. Иль сидел и прокручивал в голове свои несчастья, при этом, как водится, окрашивая в цвета проблемы даже самые никчемные и прозаичные детали. В его мысли не просочилось ни капли сомнений в необычной доброжелательности к нему чиновников, за которой, разумеется, скрывались криволикое коварство и беспринципное вероломство.
Иля провели в мрачный кабинет, лишенный окон. За железным, с облупившимся чернением, столом громоздился Снил — человек-великан. Весь Ростен знал его как грозу хулиганов и воров, единственного и достаточного хранителя порядка в городе. Иль начал было пересказывать Снилу содержание своего заявления, пытаясь передать тонкости не принятые бумагой. Впрочем, Снил не собирался выслушивать раннего жалобщика. Он жаждал говорить, и говорить так, чтобы его и слушали, и услышали, и слушались. Снил владел своеобразной манерой речи. Казалось, что во рту его перекатывались камни. Зато ужасающая невнятность произносимых им слов в какой-то мере компенсировалась излишней громкостью.
— Отавь вои штушьки! — взревел страж порядка. — Я наю вте што ты ткажешь! Но меня ты не аманешь! Ты атестован по пототению в упитве твоей темьи!
Ни один из присутствующих не сомневался в смысле этой загадочной фразы, потому что Снил сопроводил свою реплику жестами, не требовавшими дополнительной расшифровки.
Иль оглянуться не успел — две пары крепких рук скрутили его и уволокли в подвал, где содержались городские преступники. В подземелье царила холодная сырость, полутьма, мрачные своды отливали зеленью плесени, вконец обнаглевшие многоножки лепились по щербатому кирпичу стен, не обращая на людей никакого внимания. Старожилы — пара потрепанных жизнью жуликоватых пропойц, надоевших всему городу, и незнакомый Илю опустившийся тип, весьма неприятного вида — обрадовались своему новому соседу, как родному брату. В безрадостных буднях кары и осознания вины — дерзкая кража браги у Ивы-трактирщицы, пьяный дебош у нее же и ночная крикливая беготня друг за другом ради вышеназванной браги, закончившаяся мордобоем — появление нового лица воспринималось как праздник. Что одному радость — другому может быть смертью. Иль никоим образом не разделял веселого дружелюбия своих маргинальных соседей. Мрачнее тучи, он сел на расшатанную скамью, упер лицо в ладони и замер. Сокамерники, оставившие бесплодные попытки завести с ним беседу, вернулись к прерванному приходом новичка занятию — детской игре в камушки. В полдень открылась маленькая дверца в железной двери. В прямоугольнике света возникло одутловатое лицо пожилого чиновника — ответственного за содержание заключенных.
— Обед! — выкрикнул чиновник пронзительным фальцетом.
Трое пьяниц не мешкая потянулись к двери. Получив свои порции, они с необычайно серьезным видом уединились, каждый над своей тарелкой.
— А тебя надо приглашать особо? — пропищало с той стороны.
Иль, чей фиолетовый демон голода уже давно вязал узлы из внутренностей, ждал именно этого особого приглашения. Толкаться среди вонявших мочой алкоголиков чтобы получить миску зеленоватой бурды он еще считал ниже своего достоинства. Насколько мог неспешно, он подошел к окошку. Тюремщик, неуклюже сымитировав неуклюжесть, расплескал половину тарелки, уронив в нее краюху грубого хлеба и облив Иля. Скромный обед только раздразнил аппетит. Стало объяснимо трепетное отношение к еде остальных заключенных, свыкшихся с непрекращавшимся голодом.
Три дня протекли в убийственном безделье. Неведение разрывало мозг, а голод — живот. Писклявый охранник на просьбы позвать Снила противно смеялся и предлагал поцеловать его в самое мягкое место рыхлого тела.
Час, когда Иля наконец привели к Снилу, можно без натяжки назвать счастливым, хотя Снил не радовался. Он получил шанс задать богатенькому задаваке изрядную трепку, но, решив выдержать жертву недельку, совершил ошибку. Семейка Иля, вроде бы сбежавшая от него, неожиданно вернулась, и Ари, узнав от какого-то длинноязыкого где ее муж, подняла шум. Снил, потеряв повод удерживать Иля, обязан был его отпустить, но прежде чем дать свободу неправильно задержанному счел своим долгом провести «профилактическую беседу».
Сам Снил не обладал даром оратора, он мог только невнятно орать, поэтому роль первой скрипки в беседе выполнял его заместитель — человек с обветренным лицом, пронзительным взглядом, сломанным носом и волевым раздвоенным подбородком.
— Иль, у меня есть для тебя две новости: хорошая и плохая, — крутой парень обожал заезженные фразы, чувствуя себя героем боевика. — С чего начнем?
— С плохой.
— Плохая новость: мы тебя отпускаем. А теперь хорошая: ты под колпаком! От нас никуда не скроешься. Мы будем следить за каждым твоим шагом.
— А что с моим заявлением? Нашли мою жену?
— Это еще одна новость. Твою жену и паренька никто не похищал, кому они нужны? Ты найдешь их дома. Но мы разослали запросы в добрый десяток городов и скоро получим информацию обо всех пропавших мальчиках. Если ты похитил мальчишку, то тебе остается молить судьбу о снисхождении.
— Но когда я оформлял его как своего сына, никто не говорил о том, что я его украл.
— Тебе не кажется, что все это весьма подозрительно? Ты уходишь неизвестно куда, через неделю приводишь чужого ребенка, а потом, в короткое время, строишь дорогой особняк, покупаешь дорогой автокар, дорогую одежду. Это похоже на похищение и вымогательство. Ты свободен только потому, что никто еще не заявил против тебя. Первое же заявление — и ты в кутузке.
— Не тумай, што ты тапый уптый! — громогласно встрял Снил.
— Успехов вам в вашем нужном и опасном деле, — Илю надоело выслушивать обвинения и угрозы, к тому же не терпелось увидеть Ари и Пима, узнать что же случилось. — Как я понял, я свободен, никто не вправе меня удерживать. Я ухожу, но скоро вернусь, чтобы получить с вас компенсацию за мое безвинное задержание.
Снилу и его подручным не оставалось ничего другого кроме как проводить уходившего Иля тяжелыми взглядами.
Ари встретила мужа необычайно холодно, отказав ему не только в объятии, но и в добром слове приветствия. Разумеется, без слов не обошлось, но отнести произнесенное к любовной лирике мог только житель сказочной страны Наоборотии. Иль никогда не жил в Наоборотии — хотя и слыхал о ней в детстве — и понял тираду правильно. Фурия-Ари, с горевшими лютой ненавистью глазками, визгливо орала:
— Ага! Как тебя разукрасили в тюрьме! Хорошо! — шишки и кровоподтеки, подаренные Илю карапалами, уменьшились, пожелтели, но лицо все еще узнавалось с трудом. — Мало! Надо было вообще убить! Что у них там кулаки маленькие? Как съездил, ублюдок? Сволочь!
Казалось, ругани не будет конца, но Ари в конце концов выдохлась, и удивленному и возмущенному Илю удалось вклиниться в ее полный эмоций монолог:
— Что с тобой, Ари? Ты не знаешь, что я пережил! Я чудом жив остался.
— Знаю! Знаю, что ты пережил, где ты пережил и что чудом жив остался тоже знаю, мерзавец! Я все знаю. Нашлись добрые люди, открыли мои глаза. Мы тут сидим, ждем его, а он…
Тут Ари не выдержала и разразилась слезами. Всхлипывая, достала из витийной, сделанной на заказ корзины для бумаг, стоявшей тут же, пакет и швырнула его ничего не понимавшему Илю. Добавила негромко:
— Действительно, чудом жив остался.
Из уже вскрытого конверта на ладонь выпала яркая открытка. На ней сменяли друг друга картинки веселой жизни Иля в городе развлечений. Каждая картинка изображала его в любовных объятиях, причем нескольких женщин и одного мужчину он видел впервые. Ради пущего эффекта интриган смонтировал часть снимков, заменив на них лица, чем значительно увеличил число амурных побед Иля.
— Мы с ребенком ушли от тебя, жили у моих родителей, — голос Ари дрожал. — Если бы до меня не дошли слухи о твоем заточении, я бы и не вернулась. Как мне…
— Постой! Зря ты так плохо обо мне подумала. Смотри сюда и ты увидишь, что и эти злые фальсификаторы не совсем аккуратны в своих черных делишках, — Иль протянул жене ненавистную открытку. — Смотри на голову этой женщины. Смотри внимательно. У нее отрезан кончик носа! Если внимательно смотреть, видно, что многие детали в снимках вырезаны и вырезаны грубо. Все это время я работал в Торнагау над нашим будущим. Меня похитили, я чудом спасся. А ты веришь злопыхателям. Как ты могла?! — Иль перешел в наступление. — Зачем весь дом перевернула? Она ушла! Дура!
Ари оказалась в глупом положении. Действительно, подделка фотографий очевидна. Выходит, ее жестоко разыграли. Она владела только одним приемом для загладки вины любой степени перед супругом, и не теряя времени приступила к его проведению.
— А где Пим? — озабоченно шепнул Иль.
— Мальчик остался у родителей, — выдохнула успокоившаяся Ари.
Лучи заходившего солнца облили белизну стены золотым водопадом, переливавшимся струями всех мыслимых оттенков красного, желтого и оранжевого. Открытое окно впустило невесомо-легкий ветерок, несший аромат свежести, какая бывает перед дождем. Слегка сладкая чистота вкуса воздуха толкала в бездну неуловимых и потому щемяще счастливых воспоминаний. Прежде чем утонуть в море расслабления и умиротворенности Иль подумал, что может быть, наконец, открыл радость жизни. И золото тут было ни при чем.